Танатос (гет)

Странно, но мысль о скорой смерти перестала пугать Гермиону. После бесконечных взлетов и падений от надежды к отчаянию осознание того, что всему придет конец, скорее, успокаивало.

День полнолуния станет последним в ее жизни. После этого ей не придется ни дня прожить под проклятием. Флакон с ядом, который даст Северус, поможет ей легко закончить свое существование.

Она уже мечтала об этом.

Но пока этого не произошло, дел почти не было. Казалось, что даже Хельмонд решил больше не мучить ее загадками и потихоньку, шаг за шагом, открывал свои секреты. Книги о закодированных письменах, которые ей дал Северус, очень помогали в работе. Осталось немного, и Гермиона была уверена, что успеет закончить расшифровку.

Она уже распрощалась со своей старой жизнью, ей осталось только попрощаться с новой — и это оказалось очень болезненно.

Какая горькая ирония: только сейчас, перед лицом смерти, она поняла, что это значит — быть настолько близкой кому-то. Но Гермиона была благодарна судьбе за то, что ей было позволено это испытать. Она была счастлива рядом с Северусом, в его объятиях. Счастлива знать, что он неравнодушен к ней, к Гермионе Грейнджер, а не к какому-то образу, который сам себе придумал. Северус видел ее в самые темные часы, но это ни разу не поколебало его решимости спасти ее. Может, поначалу он действовал только из-за угрызений совести, но потом все изменилось.

Гермиона не разговаривала с ним об этом, но им и не требовалось.

С каждым пройденным часом Северус становился все беспокойнее, и это мучило ее. Он еще не потерял надежду, но Гермиона уже не разделяла его устремления.

Во время работы он сжимал губы в тонкую линию, а движения рук были резкими и порывистыми. Гермиона знала, что Северус не станет останавливаться на отдых, поэтому мягко заставила его поесть под предлогом, что после ему будет проще сосредоточиться. Но даже во время еды по лицу Северуса легко было заметить, что он продолжает перебирать в уме оставшиеся возможности.

Для нее самой время потеряло уже всякое значение. Порой ей казалось, что она часами сидит на диване и наблюдает, как осенний ветер клонит к земле верхушки деревьев. Но, возможно, проходило всего несколько минут. Все, что ей оставалось, — это ждать полнолуния, когда Танатос станет необратимым.

Теперь приступы не так сильно ее выматывали, и уже казалось правильным поддаться проклятию и положить конец мучениям. Словно она поняла, что нет смысла сопротивляться — все когда-нибудь заканчивается. Может быть, она умрет раньше, чем остальные, но кто знает, от какой боли ее это спасет.

Пока Танатос неохотно отступал, Северус обнимал ее. Когда проклятие отпустило, Гермиона не потеряла сознание, а объятие Северуса из фальшивого стало искренним.

Она со вздохом крепче прижалась к нему.

— Я теперь понимаю, хотя и не одобряю твое решение создать яд, — тихо сказала она. — Когда знаешь, что скоро все пройдет, чувствуешь себя спокойнее. Я бы никогда не выбрала для себя такой путь, но когда конец так близок, уже не боишься.

Гермиона почувствовала, как Северус напрягся и его рука крепко сжала ее плечо.

— Не говори так! — выдохнул он. — Не сдавайся так просто! Борись!

Она медленно и печально покачала головой.

— У меня не осталось ни сил, ни желания. Просто... — она подняла голову, чтобы посмотреть ему в глаза. — Ведь ты должен меня понять! Ты же первый мечтал со всем покончить. Ты знаешь, каково это — когда все потеряло смысл.

Северус крепко сжал губы.

— Все изменилось, — наконец сказал он. — Я не буду еще раз варить для себя яд, не смогу. После того, как я увидел, как упорно ты борешься за свою жизнь, я буду казаться себе жалким, если так легко оборву свою. И ты должна бороться.

И впервые он сам поцеловал ее — напористо, почти грубо, словно пытался передать искру жизнелюбия, вспыхнувшую в нем.

* * *

Казалось, время летит, и Северуса сводило с ума, что он не может затормозить этот бег. Северус ожесточенно работал, не давая себе ни малейшей поблажки. Но часы были неумолимы. Северус даже проверил их, чтобы убедиться, что они исправны. Ведь не могло же быть, что время проходит так быстро.

Он начал заключать сделки со временем. Глупые сделки, вроде тех, что делают дети: «Если я смогу задержать дыхание до тех пор, пока все ингредиенты не станут однородной массой, то получу дополнительные пять минут».

Разумеется, это не действовало, но, возможно, только эти маленькие игры помогали ему не сойти с ума. Ему удалось взломать проклятия, но без последнего компонента успеха не добиться. Северус принялся пробовать все подряд. Во имя Мерлина, что он мог применить тогда? Может, в зелье упал его волос? Северус проверил и это, но не добился ожидаемого результата. Рисунки волнографа различались лишь минимально, но Северус знал, что пока образцы не совпадают полностью, ничего не получится.

Он снова и снова подходил к окну, чтобы посмотреть, где Гермиона. Он нервничал из-за того, что она пошла прогуляться — Северус предпочел бы, чтобы она оставалась поблизости. Но, конечно, не мог отказать ей в просьбе. Может быть, это возродит в Гермионе желание бороться. А может, лучше было бы ему все-таки пойти с ней?

Северус смог снова сосредоточиться на работе, только когда Гермиона вернулась — с растрепанными от ветра волосами и ободряющей улыбкой. Для него. Как будто он нуждается в ободрении больше, чем она!

Он предложил позвать ее друзей, если она скучает по ним. Гермиона долго смотрела на него, а потом покачала головой и сказала:

— Нет, так будет лучше.

Этой ночью Гермиона лежала рядом с ним, и ее близость успокаивала взбудораженные нервы. Северус рассматривал ее при бледном свете луны. Гермиона лежала спиной к нему, и ее длинные волосы рассыпались по подушке. Под покрывалом угадывались мягкие очертания бедра.

Северус осторожно придвинулся ближе и обнял ее. Он долго лежал так, вдыхая аромат ее волос и кожи, а потом почувствовал, как Гермиона накрыла его руку своей и погладила. Она тоже не спала.

— Почему все должно закончиться в полнолуние? — прошептал он. Эта мысль мучила его все последнее время. — Ты можешь жить дальше, я буду присматривать за тобой. Ведь есть так много мгновений, когда Танатос не властвует над тобой, почему бы не жить ради них?

Гермиона перестала поглаживать его руку и, казалось, задумалась. У Северуса пересохло во рту от волнения.

Она повернулась к нему и тихо отозвалась:

— Это не жизнь, Северус. Танатос становится сильнее и все больше поглощает меня. А я не могу сопротивляться бесконечно. И ты это знаешь. Лучше положить всему конец.

— Для меня не лучше! — вырвалось у него. Она не могла просто так разрушить его надежду!

Гермиона провела пальцем по его лицу, задумчиво разглядывая Северуса.

— И все же, Северус. Конец придет, и чем больше его откладывать, тем мучительнее он будет, — настойчиво сказала она. — Я не могу прожить остаток жизни под твоим присмотром. И не хочу. Как бы мне ни хотелось остаться с тобой, это невозможно. Когда наступит полнолуние, ты дашь мне яд, как обещал. А сам будешь жить дальше, и я останусь в твоих воспоминаниях. Это больше, чем я могла надеяться. Это так здорово — знать, что ты будешь жить, когда меня не станет. Знать, что я оставила след...

Она подняла голову и принялась покрывать его лицо поцелуями. Северус отстранился, он не хотел соглашаться с ее словами.

— Гермиона, еще не все кончено! Я успею, осталось целых два дня. Я справлюсь!

Северус повторял эти два слова, как молитву. Гермиона не должна прощаться, только не теперь, когда он обрел ее. Она должна поверить ему!

Но Гермиона не слушала, а снова принялась целовать его. Желание вспыхнуло в Северусе, и он перестал владеть собой. Ее руки проникли ему под майку, и он закрыл глаза, чувствуя, как Гермиона крепче прижалась к нему и почти прикоснулась губами к его губам.

— Люби меня, — прошептала она, и в первую секунду Северус не был уверен, что это не эхо его желания, которое он принял за действительность. — Люби меня, я хочу в последний раз почувствовать себя живой!

В возгласе, который вырвался у Северуса, смешались протест и страсть. Северус так сильно хотел Гермиону, что уже не мог остановиться. Он принялся жадно целовать ее, пытаясь каждым поцелуем передать, насколько он не готов ее отпускать. Его лихорадочное желание словно окутало их, укрыло от действительности и сделало все остальное ничтожным, пока сознание Северуса не погрузилось в беспамятство.

Когда наслаждение схлынуло, Северус с ужасом осознал, что он наделал. Чудовище. Молодая красивая девушка перед лицом смерти попросила любить ее, а он ее просто взял — быстро и неудержимо, потому что полностью потерял контроль над своим желанием.

Северус, еще тяжело дыша, оперся на руки и посмотрел на Гермиону. Она лежала с закрытыми глазами, ресницы бросали тень на ее бледную кожу. Гермиона выглядела такой хрупкой! Северус почти возненавидел себя за то, что случилось.

Он смятенно пробормотал:

— Я... прости меня... я был...

Она открыла глаза, и от ее сияющего взгляда у него перехватило дыхание. С его души тут же упал камень.

Она обняла его за шею и притянула к себе, их губы встретились. Гермиона целовала его, и Северусу хотелось раствориться в этой ласке и нежности, в которой не было ни капли злости или горечи.

— Все в порядке, — выдохнула Гермиона.

Все его опасения, что он мог причинить ей боль, отступили под напором ее поцелуев, и Северус целиком отдался ласке.

Это не было похоже ни на что пережитое ранее, и это было восхитительно. Северус думал, что нельзя одновременно испытывать нежность и страсть. Но сейчас он жаждал дарить нежность, как никогда в жизни. И только теперь ему стало понятно, как много он упустил. Это было намного больше, нежели простое удовлетворение телесных потребностей. Это он уже испытал, и теперь пришло время большего — время тишины и наслаждения.

Они доверились друг другу, и это было волшебно — открывать свое и ее тело. Никакого стыда, ведь Гермиона знала его — и все равно хотела.

Никогда еще Северус не испытывал такую радость, отдавая всего себя другому человеку. И он получил в ответ намного больше, чем мог надеяться.

* * *

Когда Гермиона уверилась, что Северус спит, она осторожно высвободилась из его объятий и покинула постель, даже не обернувшись. Слишком больно было бы видеть его таким — расслабленным и счастливым.

Зря она это сделала. Было эгоистичным использовать его. Она знала, что у них нет будущего — ее время скоро закончится, и Северус никак этого не изменит. Не стоило еще крепче привязывать его к себе, даже если ее желание было настолько всепоглощающим.

Теперь она должна была подвести черту. Последнее, что она может сделать для него, на большее ее не хватало. Гермиона должна попрощаться с этой жизнью, которой у нее никогда не будет. Северус обязан отпустить ее, и она не имеет права все усложнять.

Невероятно, что только теперь она поняла: Северус мог так много дать, и все это годами было спрятано за мрачной маской. После того как Гарри рассказал ей о любви Снейпа к Лили, Гермиона осознала, что Северус всегда скрывал чувства, потому что считал себя виноватым.

Она от всего сердца желала ему встретить женщину, которую он впустил бы в свою жизнь и обрел счастье, которое отражалось теперь в мягких чертах его лица.

Счастье, которое Гермиона должна разрушить.