Ничего не говори (гет)

У Гермионы подкосились ноги, поэтому она попятилась назад и бессильно опустилась на диванчик у стены. В ногу упёрлось что-то острое — корешок книги — но Гермиона совершенно не почувствовала боли. Она закрыла лицо руками и попыталась сконцентрироваться. Не вышло. Она села ровно. Посмотрела на руку, повернув её в свету. Потёрла для верности, хотя это было ни к чему, ведь никаких маскирующих чар она не применяла.

«Когда это случилось? Почему она даже не обратила внимания? Да потому что за столько лет так привыкла к этому шраму, что уже не замечала его. Хотела ли от него избавиться? Вряд ли. Он не мешал ей, он был её частью, а теперь его нет и что…она недовольна? Нет, она и рада от него избавиться, но какой ценой?»

«Как Драко Малфой сделал это? В чём тут подвох?»

«Он чистокровный и признал грязнокровку, поэтому метка исчезла? Нет, во-первых, раньше него её признал Рон, но шрам был, а, во-вторых, Малфой не признавал её, он просто с ней спал. Раз не ответил на признание и не отменил свадьбу, значит для него это ерунда».

«А она отменила свадьбу несмотря на то, что призналась? Нет».

«Почему?»

«Сейчас речь не об этом?!»

«Хорошо, может быть всё дело в кровном родстве? Все чистокровные друг другу родственники, поэтому, так или иначе, Рон мог стереть шрам, если бы захотел…»

Захотел… Ключевое слово!

Подсознание Гермионы разрывало от бури эмоций, вопросов и негодования. Она ненавидела тупые догадки, которые даже в мозгу звучали абсурдно, поэтому её трясла мелкая дрожь, а брови сошлись на переносице так, словно решили поменяться местами.

Она чётко помнила, как Драко говорил, что хотел бы всей душой, чтобы её шрам и его метка исчезли. Она тогда не придавала особого значения его словам, замечая лишь то, как меняется его лицо во время этих разговоров, когда наружу выходит сущность этого человека: он жертва, как и они все. Жертва всей этой несуразной и бессмысленной войны, в которой не было победителей. Искалечены все, а особенно те, кто был близок к эпицентру.

Но может ли быть так, что одно заветное желание сбылось вдруг без причины? Насчёт нежелания иметь метку всё понятно, но её шрам. Гермиона и Драко встретились «в новой жизни» только в день годовщины. До этого дня он даже не помнил, наверно, о её шраме, а желать его исчезновения он мог только после тех выходных у неё дома.

— Мерлин, какого чёрта тут происходит?! — взмолилась вслух Гермиона. Казалось, что если озвучить хоть что-то, то беспокойные мысли уйдут и больше не будут одолевать, но она ошиблась. Голова болела, мозг вскипал. Был только один способ всё выяснить, ну или хотя бы прояснить — спросить всё с этого «мечтателя».

Рассчитав свои дальнейшие шаги, Гермиона немного успокоилась. Она отправится к нему вечером, а сейчас пойдёт к министру и поговорит с ним о произошедшем. Благо нервы заведены до предела, а на столе появилась записка, что он ждёт её к себе в кабинет.

— Добрый день, сэр, — сказала Гермиона, войдя в кабинет министра. Он жестом указал ей на стул, пока сам что-то писал. Ей пришлось сидеть и гипнотизировать Кингсли около пяти минут, пока он не закончил строчить и, наконец, отправил послание. Затем он поднял на неё взгляд, в котором без труда читалось недовольство.

— Скажи мне, Гермиона, — он не пытался выбрать нормальный тон, хотя голос его был вполне спокойным. — Я разве не просил тебя поприсутствовать в аврорате чисто формально? Разве не сказал, чтобы ты пошла, посидела и вернулась? Без лишних слов и действий.

— Вы сказали, что я иду туда как ваш представитель, сэр, — Гермиона решила вести себя непонимающе. — Я подумала, что это полный карт-бланш.

— Я отправил тебя вместо себя, да, — министр выпрямился в своём кресле. — Но я не думал, что ты воспользуешься этим для осуществления сомнительных авантюр твоего друга.

— М-м-м, — слова Бруствера были для неё неудивительными, настроения не было, поэтому она решила вести себя так, как ей подсказывало разъярённое нутро. — Теперь это мой друг? Здорово! Интересно, когда он был здесь в вашем кабинете, вы говорили с ними точно так же, как со мной, сэр?

— Что ты имеешь в виду, Гермиона? — министр напрягся.

— Разве мы говорим не о Гарри? — в голосе Гермионы послышались металлические нотки. — О какой сомнительной авантюре вы говорите? Я думаю, Гарри сообщил вам, какие у него были основания для этого переворота. Или вы снова скажете, что не вы тут устанавливаете правила?

— В этом вопросе сначала надо разобраться, — проговорил Бруствер, голос его сел.

— Вы же лично получали его отчёты, — Гермиона прищурила глаза. — Гарри сам неоднократно говорил вам о необходимости проводить рейды, но вы каждый раз верили отчётам сына вашей подруги, а не герою магического мира. Или после войны Гарри больше никто? Может быть, и я просто выскочка, а не обладатель ордена за заслуги перед страной?

— Какая муха тебя укусила, Гермиона? — министр был ошарашен поворотом разговора, он рассчитывал снова быть на коне, но оказался…

— Это вы мне скажите, сэр, — мисс Грейнджер уже было не остановить. — Вы же знали о слушании, но специально заслали меня в аврорат. Разве это честно? Вы не дали шанса практически единственному дельному проекту за последние два года! Вы что, испугались Малфоя?

— Я не думаю, что твоё присутствие изменило бы ситуацию с его проектом, — сказал министр. — Его доводы были слабыми, он не ответил на несколько вопросов комиссии, в частности о финансировании.

— Каком финансировании, сэр?! — Гермиона повысила голос. — Он и пришёл за этим в Министерство! Так уж вышло, что без вашей санкции ничего нельзя построить, а счета его частично заморожены. Это же было прописано в его проекте, он рассчитывал на совместную застройку. И нам это было бы очень выгодно: во-первых, с точки зрения восстановления Косого переулка, во-вторых, раз уж вы верите отчётам Хмелкирка, что угроза миновала, а значит, велика вероятность, что Дырявый котёл не будет справляться с количеством постояльцев. Да и кто захочет ночевать в этой дыре?! — Гермиона всплеснула руками. — Ну а, в-третьих, мистер Бруствер, он не Пожиратель смерти. Уже давно нет. Вы лично подписали бумагу о его реабилитации, поэтому не давать ему шанса стать частью общества — это верх лицемерия!

— Если бы он говорил хоть с каплей твоего энтузиазма, Гермиона, — министр был поражён этой пламенной речью и в этот момент впервые посмотрел на девушку другими глазами. До неё в кабинете был Гарри, после него Тобиас присылал истеричный громовещатель, а теперь эта суровая речь. Да, дети выросли, стали совсем другими. На фоне Гарри и Гермионы Тобиас, действительно, выглядел, как маленький ребёнок. — Скажи честно, это только ради него или ты за любого бы так сражалась?

— Что вы… — начала было Гермиона, но тут же всё поняла и взглянула в глаза министра. Впервые за долгое время в них мелькнуло какое-то понимание и доброта. — За любого.

— Но везёт только Малфою, — сказал Кингсли с усмешкой. — Я подумаю, что можно сделать с этим проектом, если ты, действительно, считаешь его стоящим.

— Почему же на слушании… — снова хотела возмутиться Гермиона, но вовремя замолчала. Раз уж министр решил пересмотреть решение, то ей не стоит провоцировать его на отмену второго шанса для Драко. — Спасибо, сэр. А насчёт превышения полномочий на собрании в аврорате…

— Всё нормально, Гермиона, — сказал министр, махнув рукой. — Гарри мне всё объяснил, мы подняли отчёты, я видел подправленные данные. Я не против, чтобы правящие места занимали дети уважаемых людей, но я не должен позволять им творить всё, то вздумается на этих местах. И спешу заверить тебя, что никогда не забывал о вашем неизмеримом вкладе в дело всеобщей безопасности. В последнее время очень много всего смешалось: спокойное время и остаточное явление войны. Порой трудно держать себя в рамках.

— Не держите, Кингсли, — сказала Гермиона. — Вы же тоже прошли через всё это. Никто не смеет диктовать вам тактику поведения. Вы сами знаете, что лучше всего предпринять для блага общества, поэтому не оглядывайтесь на тех, кто раньше тут всем заправлял, они привели наш мир к краху.

— Ладно, — сказал Бруствер, улыбнувшись. — Я надеюсь на помощь героев в тот момент, когда сильные мира сего захотят меня уничтожить.

Гермиона улыбнулась в ответ и поняла, что может быть свободна. Огонь в душе немного угас. Кажется, у неё получилось вернуть Бруствера на светлую сторону Луны. Будучи у дверей, она развернулась:

— Сильные мира сего мы, пора бы всем уже понять это.

Он кивнул ей и взял пергамент и перо, чтобы составить новый план управления, а Гермиона вернулась в свой кабинет.

Как только двери за её спиной закрылись, она снова погрузилась в уныние. В голове возник образ Драко Малфоя и она, словно со стороны, в кабинете Бруствера. Заступалась за Малфоя, как будто он ей кем-то приходится, ещё этот намёк министра, что Драко везёт… Гермиона подошла к окну и посмотрела на своё отражение. Вид был так себе: круги под глазами, опущенные уголки губ. С чего вдруг такое измученное лицо, всё же хорошо? Гермиона снова посмотрела на свою руку. Шрама не было.

Весь остаток рабочего дня она провела в кабинете, никуда не выходя. Её одолевали мысли. И чем больше их было, тем сильнее болела голова. Как такое могло случиться, что шрам исчез после слов Малфоя? И если его желания сбываются, то что между ними было? Она чувствовала к нему что-то, да и призналась в этом сама, но теперь вдруг это всё казалось ей таким неправдоподобным. Как по команде в мыслях всплыла фраза Драко: «С тех пор как я понял, что хочу только тебя…». Мерлин, неужели её поведение было тоже частью его желания, неужели он её заставил? От этой мысли на душе стало паршиво. Всё произошедшее с ней за последнее время вдруг стало казаться иллюзией. Драко манипулировал ею и её желаниями. Гермиона закрыла лицо руками…

Она еле дождалась окончания рабочего дня, чтобы отправиться к своему «кукловоду» и спросить с него за всё. И если её чувства к нему спровоцированы лишь его хотением, то пусть перехочет.

В холле Министерства Гермиону поймал Бруствер.

— Мисс Грейнджер, — Кингсли был не один, поэтому соблюдал профессиональную этику. — Я не успел сообщить Драко Малфою, что решил провести повторное заседание комиссии в пятницу. Сообщите ему об этом.

— Почему я? — удивилась Гермиона. Одно упоминание об этом человеке выводило из себя.

— Это твой подопечный, — удивился министр. — Ты же за него так ратовала, поэтому сообщи ему заранее, чтобы не вышло, как сегодня. Секретарь отпросилась на два дня, мне больше некого попросить.

— Хорошо, сэр, я напишу ему из дома, — ответила Гермиона. Министр кивнул и вернулся к своим собеседникам — чиновникам из департамента по международной торговле.

Гермиона вышла на улицу и вдохнула полной грудью. Если она рассчитывала на лёгкое успокоение, то это был не тот случай. Тёплый воздух вернул в те выходные, когда она была счастлива, точнее думала, что счастлива. Теперь-то она знала, что это вероломные манипуляции.

Через полчаса Гермиона очутилась около Малфой-мэнора, абсолютно не настроенная на конструктивный диалог.

Когда эльф сообщил о визитёре, Малфой находился в кабинете и допивал стакан огневиски. День выдался паршивым: после заседания комиссии и ссоры с Грейнджер он умчался домой, где первым делом разорвал на клочья все чертежи и бизнес-планы. Затем он бесцельно блуждал по дому, измеряя шагами длину замка. После обеда он написал родителям, они ещё два дня назад справлялись насчёт подготовки к свадьбе. К счастью, этим занимались профессионалы, которыми руководила Пэнси и её мать, поэтому он просто перенаправил все вопросы в дом Паркинсонов. Что было после этого, Драко не помнил, как очутился в кабинете, тоже не знал. Зато как налил огневиски в бокал, помнил хорошо. Ему показалось, что вечер — отличный повод немного погрустить со стаканом в руке. Он почти допил порцию до дна, но долгожданного опьянения так и не настало. Он рассчитывал на расслабление, освобождение разума от тяжёлых мыслей, но вместо этого перед глазами стоял образ Гермионы Грейнджер и её фраза: «Зачем ты меня обижаешь?». Действительно, зачем? У Драко не было ответа, кого-то просто хотелось винить во всём.

Когда эльф произнёс имя Гермионы, Малфой не поверил ушам, поначалу списав всё на слуховые галлюцинации.

— Неужели огневиски начало действовать…

— Мисс Грейнджер просила передать, что не уйдёт, пока не поговорит с вами, — пискнул эльф, сдавленным голосом. Он видел, что хозяин не в настроении, и расстраивать его ещё больше не хотел.

— Даже так?! — возмутился Драко. — Да что она себе позволяет?! Пусть заходит, проводи её в гостиную.

Эльф удалился, а Малфой ринулся в свою комнату. В ванной он быстро умылся и посмотрел на себя. Это было совсем не желание нравиться или выглядеть хорошо, а необходимость не показывать, как всё плохо.

— Да, видок тот ещё, — вздохнул Малфой. Небольшими манипуляциями он привёл себя в порядок, поправил волосы и сменил рубашку на свежую. Как он собирается себя вести, Малфой не думал. Он пошёл в гостиную, где собирался придерживаться тактики обиженного. «Пусть Грейнджер заслужит прощение», требовало подсознание, а душа хотела совсем другого.

Войдя в гостиную, он увидел её. Гермиона стояла у окна, спиной к нему. На ней было лёгкое летнее платье-рубашка синего цвета, в котором она была утром. Видимо, примчалась сразу после работы. Несмотря на свободный и не облегающий крой, догадаться о том, что под платьем, можно было без труда. Как бы Драко не злился, он всё равно хотел Гермиону, она нравилась ему абсолютно всем… кроме того, что собралась замуж за Уизли.

— Чем обязан? — обозначая своё присутствие, спросил Драко. Гермиона тут же развернулась. Весь её вид излучал враждебность, которая тут же передалась ему.

— Твоя метка, — Гермиона сразу перешла к делу, указав пальцем на руку Драко. — Она под маскирующими?

— Само собой, — ответил он, нахмурив брови. Её тон ему не понравился, поэтому он насторожился.

— Снимай, — приказала Гермиона.

— Эй, какого чёрта? — возмутился Драко. Никто не смеет помыкать Малфоем, даже она. — Ты в моём доме, имей уважение.

— С чего бы, — Гермиона сложила руки на груди. — Ты же в моём его не проявлял.

— О чём ты? — Драко перестал вообще что-либо понимать.

— Я тебе объясню, — тут же сказала Гермиона, сокращая расстояние. — Потому что боюсь, ты сам ещё не скоро сообразишь.

Она подошла к нему и схватила за руку, на ходу произнося контрзаклятие к маскирующим чарам. Как она и думала, её взору предстала абсолютно чистая кожа предплечья. Она провела по ней рукой, затем отпустила его руку и отвернулась.

Малфой посмотрел на свою руку, на спину Гермионы, потом снова на руку. Осознание пришло ему в голову не сразу, а когда пришло, он даже не смог устоять на ногах. Благо в шаговой доступности стояло кресло, в которое он рухнул.

— Что это такое? — спросил он, разглядывая свою кожу сантиметр за сантиметром.

— Разве ты не этого хотел? — спросила Гермиона, всё также стоя спиной.

— Этого, — сказал он.

— Поздравляю, — бесцветным голосом сказала она.

— Но как это у тебя вышло? — спросил он, подняв на неё взгляд. Гермиона резко развернулась.

— Это не я, Малфой, — сказала она, глядя ему в глаза. — Это ты.

— В каком смысле? — нахмурился он.

— В прямом, — ответила Гермиона. — Ты же желал этого?

— И что? — Драко не понимал, но был слишком ошарашен исчезновением метки, что не мог разозлиться как следует на тон и поведение Грейнджер. — Почему ты решила, что это я?

— Мой шрам тоже исчез, — Гермиона решила не темнить и показала руку. Драко тут же подошёл и схватил её. Прикосновение обожгло кожу. Она хотела отдёрнуть руку, но цепкие пальцы держали крепко. Взгляды встретились: её разъярённый и его твёрдый. Последний как бы говорил: «Не дёргайся», и Гермиона застыла.

— А теперь ещё раз, спокойно и доходчиво, Грейнджер, — приказал Драко, не выпуская её руку.

— Сегодня утром, когда ты ушёл, — начала говорить Гермиона. — В кабинет заходил Гарри, он обратил внимание, что шрама нет. Сказал, что рад, что я начала его маскировать. Но я ведь не маскировала, он пропал.

— Как такое возможно? — возмутился Драко. Он не спрашивал конкретно её, а просто озвучил мысли. — Я столько читал об этом, нигде нет достоверного способа избавиться от метки, оставленной тёмной магией.

— И тем не менее, — сказала Гермиона, немного успокаиваясь. — Я думаю, это всё твои желания.

— Что? — переспросил Драко. — Почему ты постоянно твердишь о каких-то моих желаниях?

— Я смирилась с этим шрамом, — Гермиона выдернула руку и отошла. Назревала вторая волна её возмущения. — Мне он не мешал. Но вот появился ты — человек, которого смущают подобные следы, — и шрам мой исчез, а вместе с ним и твоя метка, которая, надо заметить, тоже тебя жутко угнетала.

— Грейнджер, умничать будешь у алтаря, — Драко хотелось осадить эту нервную особу. Пусть они с недавних пор не чужие друг другу люди, однако, это не даёт ей право вести себя подобным образом и не следить за тоном. — Объясни лучше, как моё желание сбылось?

— Я не знаю, — ответила Гермиона. — Возможно, ты применял какую-то древнюю магию, или на тебя было оказано какое-то магическое воздействие, но все твои прихоти стали реальностью.

— Какие все? — Драко был взволнован и зол от непонимания.

— Всё, что начиналось со слова «хочу», Малфой! — воскликнула Гермиона. — Хочу, чтобы метка исчезла, и нет её! Хочу, чтобы исчез шрам от безумной тётки, и пожалуйста! Хочу Гермиону Грейнджер, и вот она уже в твоей постели…

Повисло молчание, потому что голос сорвался. Всё это время Гермиона мысленно приказывала, умоляла себя не разрыдаться, но как только тема стала щекотливой, выдержка дала трещину. По щеке покатились слёзы, и она наскоро вытерла их руками.

Исподлобья взглянув на Драко, она увидела его ошарашенное лицо: серые глаза были расширены, рот приоткрыт, даже всегда бледная кожа слегка порозовела.

— Что. Ты. Этим. Хочешь. Сказать. Грейнджер? — медленно проговорил он. — Что. Я. Тебя. Заставил?

— Я ведь…мы ведь, — мысли путались и не желали складываться в слова. — Мы с тобой никогда не общались. Всё, что было в школе, это детские подколы, но после — ни разу, никогда, ни единым словом. Да что там словом, я видела тебя лишь пару раз на слушаниях, а потом в тот день в Хогвартсе. Мы застряли в Выручай-комнате и… Мерлин!

— Что? — уже на автомате спросил Драко, поняв, что она о чём-то догадалась. В голове эхом отзывались её слова, и он чувствовал всем нутром, что это конец. Что бы там ни было, сегодня это точно закончится.

— Это она, — сказала Гермиона, тяжело дыша от нехватки воздуха. Слёз не было, но говорила она, как после истерики. — Выручай-комната наделила тебя этой способностью.

— Она сгорела, Гермиона, — сказал Драко, видя состояние девушки. — Много лет назад.

— Нет, — замотала головой она. — Разве ты не помнишь, что там было? Он заперла нас и не выпускала, пока мы не попросили прощения.

— Ну тогда в чём дело? — Драко говорил уже чисто по инерции, сейчас он ничего не хотел и не чувствовал.

— Я не знаю, — у Гермионы опустились плечи. — Видимо, это её месть.

— Но почему только я? — спросил Драко, не сводя глаз с Гермионы.

— Не только, — покачала головой Гермиона. — Ещё Гарри. Он хотел стать главой аврората, и стал. Он хотел найти доказательства махинаций Хмелкирка, и нашёл их в последний момент, как он это назвал, чисто случайно.

— Следуя твоей теории, Грейнджер, — парировал Драко. От этой ситуации его мозг вскипал. — Все мои желания должны сбываться, но это не так. Я очень хотел, чтобы мой проект получил зелёный свет, но, как ты знаешь, этого не случилось.

Гермиона закрыла лицо руками и зарыдала в голос. Только что она получила ещё одно доказательство того, чтобы была пешкой в его игре. Он не просто манипулировал ею, чтоб затащить в постель, но и использовал для продвижения своего проекта.

— Грейнджер? — Драко не выносил женских слёз. Он считал их средством для привлечения внимания, но Гермиона была не из таких особ, поэтому он не на шутку встревожился. Он подошёл ближе и попытался убрать руки с её лица, но Гермиона сразу отшатнулась от него и отошла на несколько шагов. Драко стало паршиво на душе. — Какого чёрта?

Гермиона выпрямила спину и попыталась выровнять дыхание. Вытерев слёзы с лица, она выпалила:

— Я была у министра сегодня днём, — её голос был твёрдым. — И задвинула ему пламенную речь о том, как твой проект выгоден ему и всему магическому сообществу Британии. В итоге он согласился пересмотреть решение, и ждёт тебя в пятницу для обсуждения проекта. Как ты это назовёшь, если не исполнением всех твоих желаний?

Малфой был обескуражен услышанным. Да, он мечтал, чтобы его проект приняли, хотел этого всем сердцем. Но ведь ему отказали, или нет? Если Гермиона права и его желания сбываются, то они сами находят пути к осуществлению. Мерлин великий!

— Почему ты плачешь? — спросил он, наконец.

— Я не плачу, — тут же ответила Гермиона. Драко поднял бровь. — Мне обидно. Я ненавижу быть чьей-то марионеткой.

— В каком смысле? — Малфой напрягся, кажется, начиная всё понимать. — Ты думаешь, что я манипулировал тобой?

— А разве не так? — Гермиона снова взорвалась. — Ты сам сказал: «с тех пор как я понял, что хочу лишь тебя…». Что ещё я должна думать? У меня свадьба на носу, бедный Рон, о котором я напрочь позабыла, пока была с тобой! Секс в лесу, выходные у меня дома! Это же просто уму непостижимо! Разве это я, разве так себя могла бы повести нормальная Гермиона Грейнджер?! Да никогда! Ты меня к этому принудил, сделал распутной девкой, растоптал мою мораль и уничтожил целомудрие!

— Стоп, целомудренной ты не была, — Драко поспешил внести небольшую поправку, не успев ещё переварить услышанные обвинения.

— Я про целомудрие моих помыслов, Малфой, — воскликнула Гермиона, хватаясь за голову и начиная беспокойно расхаживать. — Скажи сам, разве Гермиона Грейнджер, которую ты знал, могла делать всё это с тобой?

— Нет, — честно признался Драко. Он понял, что она уже внушила себе дурную мысль и спорить с ней бесполезно, поэтому он просто стоял, сунув руки в брюки.

— Вот видишь! — она снова восклицала. — Ты заставил меня своими желаниями!

— Очень удобно с твоей стороны, Грейнджер, — сказал Драко. — Спихивать на меня всю вину. От себя могу сказать, что да, в тот день в Хогвартсе я взглянул на тебя по-новому. Мне понравилось твоё поведение, твои слова, твой внешний вид. Я осознал, что больше не могу тебя ненавидеть, что окончательно освободился от этих предрассудков по поводу крови и да, я хотел, чтобы ты не смотрела на меня, как на жертву войны. Я хотел, чтобы этот взгляд был иным, и только.

— Каким иным? — тут же спросила Гермиона.

— Ответ тебе не понравится, — тихо сказал Драко, глядя ей в глаза. В её зрачках тут же вспыхнул огонь догадки. — Но прими во внимание, что только моего желания мало. Ты сама этого хотела, признайся. В тот первый раз ты целовала меня добровольно. И уж точно я не мог знать о том лесе, да и мыслей о том, чтобы ты влюблялась, не было.

— Я не… — начала было Гермиона. Малфой слегка улыбнулся. Она опустила голову.

— Обвинять меня ты можешь сколько угодно, но вот себе не ври, — говорил Драко. — Того, что между нами было, ты хотела не меньше. Уж не знаю, по каким мотивам, но это было не принуждение, а обоюдное желание.

— Нет, — упрямо гнула Гермиона. — По своей воле я не смогла бы полюбить тебя.

— Почему? — спросил Драко. Ему вдруг захотелось знать ответ.

— Мы не подходим друг другу, — ответила Гермиона. — Ты для меня слишком…

— Какой? — тут же спросил Драко, начиная злиться. Какого чёрта она так себя ведёт?! — Неправильный? Недостойный? А может быть, не такой целомудренный помыслами? Брось, Грейнджер, мы взрослые люди. Нет ничего зазорного в том, если между нами возникло притяжение. Мы молоды и пока ещё свободны, а значит, можем делать то, что захотим.

— Я не могу, — воскликнула Гермиона, обходя Драко. — Я не ты, не твои сумасшедшие курицы, которым достаточно только свиданий в койке раз в неделю. Я не гожусь для этого, понимаешь?! Мне нужно больше, иначе это просто ерунда, в которую ты заставил меня поверить.

— Ты любишь меня, Гермиона, — сказал Драко, не сводя с неё глаз. — А вместе быть мы не можем, поэтому ты готова поверить в какой угодно бред, чем в свои чувства.

— У меня нет к тебе чувств! — прокричала она. — У истинной Гермионы Грейнджер нет и не может быть любви к Драко Малфою! Всё, что было между нами, это иллюзия! Твоя больная фантазия, чтобы самоутвердиться!

— Ты обалдела? — Драко был в шоке от услышанных обвинений. Они не просто ранили слух, но проникали глубже, в душу. Давая понять, что это общество никогда его не примет, для него он всегда будет изгоем. — Неужели ты настолько узко мыслишь, чтобы думать, будто мне нужно признание таким способом? Мне очень жаль, если ты решила списать всё, что натворила сама, на мои желания. Конечно, так тебе выгоднее, проще. Ведь ты не любишь Уизела, но признаться в этом — у тебя кишка тонка. Ты не хочешь его ни как мужчину, ни как мужа, ни как спутника на всю оставшуюся жизнь. Ты хочешь меня, и мы оба это знаем, но поскольку это невозможно, решила обличить меня в манипуляциях. Всё, что между нами происходило, это реальность. Она настолько правдива, что даже сыворотка не нужна!

— Это всё ложь, — мотала головой Гермиона. — Я никогда не полюбила бы тебя по своей воле. Ты меня заставил, и это единственная истина.

— Ты такая дура, Грейнджер! — от бессилия воскликнул Драко. — Я очень хочу, чтобы…

— Стой! Замолчи! — Гермиона вытянула палец и, приблизившись в Малфою, приложила его к губам. — Ничего не говори. Я больше не хочу делать то, что хочешь ты, но никак не я.

Малфой смотрел на Гермиону, пытаясь понять, что вообще происходит в её голове. Сейчас ему казалось, что она спятила. Ведь чувства внутри него не могут врать, он совершенно точно это знает. Неужели всё дело в том, что он их не высказал. Вряд ли. У Гермионы сегодня была своя правда, в которую она верила.

Палец на губах мысленно возвращал в те дни, когда Драко чувствовал себя счастливым, но на фоне развернувшихся событий эти воспоминания скукоживались и тлели, словно сожжённая колдография. Он еле уловимо поцеловал подушечку её пальца, заставив глаза Гермионы расшириться ещё больше.

— Не смею. Тебя больше. Задерживать.

Гермиона опустила руку, продолжая ещё какое-то время смотреть в его глаза. Но если она рассчитывала увидеть в них какие-то ответы на ещё не заданные вопросы, то это было невозможно: его сознание уже закрылось прочной непробиваемой стеной. Гермиона поняла, что больше не хочет той необдуманной страсти, о которой мечтала в последние месяцы, читала в книгах, и которую не мог дать ей Рон. Чувствовать больно, жить, как хочется, тоже. Как же она была глупа, когда хотела бурной любовной истории, думая, что это забавно.

Она покинула мэнор абсолютно опустошённой, разбитой и уничтоженной, словно из её души кто-то создал целую дюжину крестражей. В её голове абсолютно не было мыслей о причинах и мотивах, мельтешила только одна назойливая: она обманывала Рона. И эта мысль перекрывала все остальные, среди которых была и та, которая могла бы подсказать ей, что в тот день в Выручай-комнате, пока все искали Исчезательный шкаф, она шла и думала о том, как ей не хватает любви и безбашенной страсти. Как бы ей хотелось, чтобы с ней случилась именно такая история. Она случилась. Желание сбылось. Но Гермиона была слишком занята, обвиняя Драко, вместо того, чтобы понять, что подобные чувства возможны, только если оба этого хотят.