Ледяная кровь (джен)

Северус Снейп вылетел в полутемный коридор, убедился, что проход в гостиную Слизерина закрылся, поспешил к ближайшему факелу и холодными пальцами рванул вверх левый рукав мантии. Увидев изжелта-бледную, но абсолютно чистую кожу предплечья, он позволил себе едва слышный облегченный вздох.

Зельевар был уверен, что легкая боль, кольнувшая его левую руку во время произнесения приветственной речи перед слизеринцами, ему не почудилась. С одной стороны, дело совсем не обязательно было в Темной Метке. В конце концов, он точно знал, что Темный Лорд не смог добыть Философский Камень в конце прошлого года и сейчас должен быть еще слабее, чем прежде. Но, с другой стороны, было недавнее убийство Бартемиуса Крауча и парящая над его домом Темная Метка... Конечно, лучше всего было бы связаться с другими Пожирателями и узнать, почувствовали ли они что-то похожее, а, возможно, кто-то из них даже что-то знает о происходящем. Но, к сожалению, бывшие соратники не доверяли Северусу, впрочем, как и он им, а значит, информацией с ним, скорее всего, делиться не будут, а могут вовсе солгать.

Кроме того, Снейп задумался над тем, стоит ли прямо сейчас рассказать о произошедшем Дамблдору. Без сомнения, эта новость его очень встревожит, хотя, насколько зельевар знает Альбуса, тот все равно займет выжидательную позицию. А значит, пока нет смысла делиться своими опасениями. Лучше подождать и пойти к Дамблдору, только когда Северус будет уверен в том, что Темная Метка действительно оживает. И, приняв решение, Снейп отправился к себе, растворившись во мраке подземелий.

* * *

Беллатрикс Лестрейндж хрипло втянула воздух, резко садясь на жестких нарах. Из полусна-полуобморока, наполненного мутными ускользающими видениями, ее вырвала легкая боль, невидимыми иголочками пробежавшая по левому предплечью. Женщина вскочила и в два неуклюжих скачка оказалась у маленького зарешеченного окна. Приблизив руку к глазам, она в темноте пыталась разглядеть контуры Темной Метки на коже. Но в камеру почти не проникал свет: Луна и звезды были скрыты за облаками, и, как не старалась, Белла так и не смогла разглядеть знакомые очертания черепа и змеи. В ярости, скрипнув зубами, Лестрейндж кинулась в противоположный конец своей небольшой камеры, к двери, и, вцепившись в прутья на смотровом оконце, выглянула в тюремный коридор.

— Руди! Эй, Руди! — ее хриплый голос заметался по темному проходу, рождая гулкое эхо. — Проснись! Все просыпайтесь!

— Белла? Что-то случилось?! — из соседней камеры слева раздался встревоженный голос Рудольфуса.

Видимо, кто-то в Министерстве решил жестоко пошутить, потому что, хотя камеры супругов Лестрейндж располагались рядом, увидеть друг друга они не могли. Вначале это было для Беллатрикс страшной пыткой: знать, что муж совсем рядом, за стеной, но не иметь возможности увидеть его, заглянуть в глаза. Тогда ей казалась, что было бы легче, если бы Дольф сидел в противоположном конце коридора — в Азкабане хорошая акустика, и она все равно слышала бы его, но хотя бы не было этого невыносимого ощущения, что Рудольфус совсем рядом и в тоже время невыносимо далеко от нее. Но, спустя год, проведенный в тюрьме, кое-что изменилось.

Тот день был для нее одним из самых страшных за все время заключения. День, когда умер Барти. Он уже давно чувствовал себя плохо, но совсем сдал после визита отца: почти все время метался в беспамятстве и ни на что не реагировал. Остальные узники об этом не говорили, но все понимали — Краучу осталось недолго. Но, все-таки, Белла оказалась не готова к этому, и, когда однажды вечером Барти в камере напротив издал страшный булькающий хрип и больше не шевелился, ее обуял животный ужас. Она, казалось, окончательно утратила разум, раз за разом в исступлении кидаясь на дверь, выкрикивая имя Барти, пока совсем не потеряла голос. Слез не было — только всепоглощающая ненависть к тем, кто засадил их сюда, и к самому Краучу-младшему —за то, что он посмел умереть. Остальные заключенные пытались ее успокоить, но Лестрейндж их голоса казались каким-то бессвязным гулом.

Отчаявшись достучаться до жены, Рудольфус неожиданно для себя самого смог просунуть изрядно похудевшую руку через решетку, сдирая кожу о ребристые прутья, пачкая их своей безупречно-чистой кровью.

Беллу настолько поразила эта иссушенная грязная рука, которая ну просто никак не могла принадлежать ее мужу, что ее истерика тут же прекратилась. Она тоже потянулась через решетку, и, почувствовав, как Руди сильно, до боли, сжал ее пальцы, Белла впервые за этот вечер заплакала.

С того дня они постоянно просовывали руки в коридор сквозь маленькие оконца, чтобы почувствовать прикосновения друг друга. Сначала это стоило Рудольфусу все новых и новых ран, что было смертельно опасно: они легко могли воспалиться, а в Азкабане это обычно ничем хорошим не заканчивалось. Но, к счастью, все обошлось — остались только белесые шрамы — а затем Лестрейндж похудел настолько, что уже без проблем мог просунуть руку, которая теперь больше напоминала птичью лапу, через прутья.

Вот и сейчас, почувствовав, что с Беллатрикс что-то не так, Рудольфус поймал ее тонкую руку с обломанными ногтями и попытался успокоить жену.

— Ты видишь, Руди? Посмотри, она есть?!

— Что есть, Белла?

— Темная Метка, конечно, что же еще?!

— Тут темно, хоть глаз выколи! Но с чего ты вообще это взяла? Я ничего не почувствовал.

— Это потому, что ты спишь так крепко, что можно рядом Бомбардой стену разносить — и то не проснешься! — раздраженно прошипела Белла. — Эй, кто-нибудь еще это почувствовал?! Ну же, отвечайте! — ее голос гулким эхом разнесся по коридору.

— Дракон тебя задери, сумасшедшая ведьма! Ты в курсе, что сюда скоро нагрянут дементоры, и нам до утра будет глаз не сомкнуть?! — закричал Долохов из камеры в противоположном конце коридора.

— Да вам всем лишь бы дрыхнуть! Темный Лорд подал нам знак, а вы...

— Какой знак, Белла? Объясни ты нормально!

— Я почувствовала, как болит Метка! Так же, как, когда Милорд призывал нас к себе, только гораздо слабее.

— А я ничего не почувствовал!

— И я!

— Я тоже!

— Да ей просто приснилось!

— Тихо! — зычный голос Антонина заставил умолкнуть разошедшихся было узников.

— Кто-то еще, кроме Беллы, почувствовал что-то подобное? Какое-нибудь покалывание в левой руке? Трэвэрс?

— Нет, Тони, меня сейчас больше беспокоят гноящиеся язвы на ногах. Они так дико болят, что мне, знаешь ли, как-то не до покалываний!

— Я почувствовал! — внезапно заявил Рабастан. — Но ощущения были едва заметными, поэтому я не был уверен.

Заключенные встревожено зашептались, а Белла была готова расцеловать своего деверя.

— Так, дамы и господа! — опять взял слово Долохов. — Успокоились и сильно не радуемся — нечего дементорам пир устраивать!

— Было бы чему, — буркнул Август Руквуд, — только двоим из нас что-то почудилось, и это еще ни о чем не говорит.

Его сосед, Мальсибер, тут же принялся горячо возражать, но Беллатрикс его почти не было слышно.

— А ты не думаешь, милая кузина, что у вас с Рабастаном просто руки затекли — вот их и колет? — раздался насмешливый голос из соседней камеры справа.

— Ой, поглядите-ка, кто проснулся! Малыш Сири! Скоро тебе придется сидеть здесь одному, потому что Темный Лорд вернется и освободит нас!

— Зря надеешься! Если бы это действительно был ваш хозяин, вы бы сейчас на стены лезли от боли — Метки-то, я слышал, ужасно жгутся.

— Он еще только набирает силы, — раздраженно бросила Беллатрикс, — но, будь уверен, когда он возродится, то придет за нами, как только сможет. У нас, знаешь ли, не принято бросать своих соратников и друзей — это ваша прерогатива.

После этих слов внутри что-то неприятно кольнуло. Хотя Сириуса она не любила — он был врагом и предателем собственной семьи, но, почему-то, удар по самому больному не принес ни радости, ни удовлетворения. Беллатрикс знала — все дело в том, что нельзя яро ненавидеть того, с кем больше десяти лет сидишь в соседних камерах.

Когда Лестрейнджей кинули в Азкабан, Сириус уже провел там около полугода. Вначале Пожиратели осыпали Блэка насмешками и оскорблениями, и он отвечал им тем же, но однажды — Белла не смогла бы сказать, когда это было, потому что давно потеряла счет времени — после очередного визита дементоров из камеры справа донеслись судорожные истерические рыдания. В этом не было ничего странного или стыдного — в этой тюрьме ломались все, но Блэк все не успокаивался, воя, как дикий зверь, не давая остальным узникам, измученным жуткими стражами Азкабана, забыться сном.

— Да замолчишь ты когда-нибудь или нет?! — в конце концов не выдержала Белла.

— Я не виновен, не виновен, не виновен, — словно в бреду забормотал Сириус. — Но мне никто не верит! Даже Ремус и Дамблдор уверены, что это я их убил. А, может, это и вправду я?! Если все мои друзья считают меня предателем, возможно, они правы? Кого я пытаюсь обмануть?! Я убийца… убийца… убийца...

Беллатрикс знала — прямо сейчас Сириус сходит с ума: она уже видела, как из-за воздействия дементоров человеку начинает казаться, что его самые жуткие кошмары стали явью. Сколько раз она сама прогоняла назойливые мысли о том, что они подвели Темного Лорда: не смогли его найти, да еще и сами попались, а он без их помощи уже никогда не вернется. Но Упивающимся было проще, ведь они поддерживали друг друга, а вот Блэк был здесь совсем один, и скоро он окончательно перестанет различать реальность и страшные образы, рожденные его воспаленным сознанием.

—Успокойся, придурок! Ты не виновен! — неожиданно для себя самой закричала Белла, со злостью ударив в разделявшую их с кузеном стену.

— А ты откуда знаешь? — после паузы хрипло спросил Сириус.

— Ну, хотя бы учти, что мы все — Пожиратели Смерти, и уж, наверное, заметили бы, будь ты одним из нас.

— Вот именно, — неожиданно поддержал ее Рудольфус, — а я так вообще знал, что Хвост переметнулся к нам с самого начала, еще до того, как началось все это сумасшествие с Пророчеством.

Сама Беллатрикс услышала о Питере Петтигрю уже после исчезновения Темного Лорда, но это и неудивительно — Руди отвечал за разведку и поэтому всегда знал о подобных вещах больше других.

— Так вы верите, что я невиновен?

— Мы точно знаем это, — поморщилась Лейстрендж. — И не позволяй этим ублюдочным дементорам убедить тебя в обратном.

Блэк надолго замолчал, и, когда она уже почти забыла о нем, из соседней камеры справа едва слышно донеслось: "Спасибо".

— Не стоит. Просто я хочу убить тебя сама.

— Это мы еще посмотрим, кто кого! — лающе рассмеялся Сириус, снова становясь самим собой.

С тех пор, хотя внешне их отношения мало изменились — все те же взаимные оскорбления и ругань — былой ненависти уже не было, и, хотя Беллатрикс понимала, что в тот день, вытащив Блэка из пучины отчаяния и сумасшествия, она спасла врага, Лестрейндж почему-то была уверенна, что поступила правильно.

Белла нервно запустила пальцы в свои свалявшиеся кудри и покосилась на стену, за которой была камера ее кузена, а затем все-таки рискнула нарушить молчание.

— Эй, Сири, ты что затих? Неужели обиделся?

— Нет, просто думаю, как мне выбраться отсюда. Уверен, я смогу это сделать, пока вы, чокнутые фанатики, надеетесь на чудесное воскрешение вашего господина!

— Он уже возвращается, Сириус. И знаешь, что я сделаю, когда он освободит нас? Я отомщу всем, кто засадил меня сюда, и, конечно же, тому, из-за кого исчез Темный Лорд. Да-да, я говорю о твоем маленьком крестничке. Ты же знаешь, я всегда добиваюсь, чего хочу. И одно из моих самых заветных желаний — смерть Гарри Поттера!

* * *

Лорд Малфой лениво взмахнул палочкой, и бутылка коньяка подлетела к пузатому бокалу, наполняя его темным напитком, вспыхивающим янтарными отблесками в свете свечей. Откинувшись в кресле, Люциус сделал глоток, рассуждая о предстоящей встрече с представителями некоторых известных чистокровных Родов. Они еще не знают, зачем он пригласил их сегодня, и большинство наверняка удивятся, когда он скажет, что именно хочет обсудить. Внезапно Малфой вздрогнул. Бокал выскользнул из длинных пальцев, мелкие осколки хрусталя, звеня, разлетелись в стороны, коньяк растекся по паркету лужицей, похожей на расплавленную бронзу. Казалось, даже не заметив этого, Люциус резко дернул вверх рукав мантии, золотые пуговицы с дробным звуком поскакали по полу, а лорд Малфой с шипением втянул воздух сквозь сжатые зубы — на него пустыми глазами взглянул череп, гораздо более светлый, чем во времена господства Темного Лорда, но, все же, хорошо различимый. Секунда — и Темная Метка исчезла, бесследно слившись с белой кожей. Люциус на несколько секунд устало прикрыл глаза, а затем щелкнул пальцами, вызывая эльфа, который испуганно пискнул, и кинулся убирать осколки разбившегося бокала.

Огонь в огромном мраморном камине вспыхнул пронзительной зеленью, и волшебник непроизвольно вздрогнул, стремительно обернувшись.

— Люциус, разблокируй камин! — раздался глухой голос Эйда Селвина.

Малфой взмахнул палочкой, снимая защитные чары, и визитер шагнул в кабинет. Взгляд его серо-зеленых глаз тут же метнулся к левому рукаву мантии Люциуса. Увидев торчащие нитки и дыры, оставшиеся на месте вырванных с мясом пуговиц, Селвин понимающе вздохнул и опустился в кресло напротив хозяина кабинета.

— Ты видел? — после секундной паузы спросил Малфой.

— А почему, по-твоему, я прискакал почти за час до встречи, Люц? Да еще и не переодевшись, а как был — в домашней мантии? Наверное, просто очень соскучился, — усмехнулся Эйд, доставая курительную трубку из черного дерева, инкрустированную разноцветными самоцветами. — Ты не против?

Малфой не переносил табачный дым, и обычно был против курения в своем кабинете, но сейчас он только рассеянно кивнул.

— Люциус, можно к тебе? — раздался взволнованный голос из вновь позеленевшего пламени камина.

— Заходи, Максвелл — вход разблокирован.

Когда Эйвери влетел в кабинет, Малфой и Селвин, не смотря на всю серьезность ситуации, с трудом подавили смешки: волосы волшебника были всклокоченными и мокрыми, а сам он был одет в синий шелковый халат и пушистые тапочки.

— Судя по всему, ты был в душе, — фыркнул Люциус.

— А что, так заметно? — огрызнулся Максвелл, рухнув на темный кожаный диван.

Оценив состояние гостя, Малфой взмахнул палочкой, левитируя к нему тот самый коньяк, которым еще пять минут назад он планировал насладиться в блаженном одиночестве. Эйвери перехватил бутылку в воздухе и сделал большой глоток прямо из горла, игнорируя обиженно звякнувший бокал, приземлившийся рядом. Люциус едва заметно поморщился, а Селвин усмехнулся и вновь оглядел гостя, задержав взгляд на его тапочках.

— А я еще что-то говорил про свою домашнюю мантию... — волшебник поправил полу своего скромного темного одеяния простого кроя и поднес мундштук трубки ко рту. По кабинету поплыл зловещий бордовый дымок.

— А вам, господа, не кажется, что мы другое должны обсуждать?! — воскликнул покрасневший то ли от смущения, то ли от выпитого коньяка Эйвери.

— Хозяин, тут к вам пришли! — робко пискнул заглянувший в кабинет эльф. Дверь широко распахнулась, и, чуть не снеся хрупкого домовика, в кабинет ворвались Брент Крэбб и Аспен Гойл.

— Люциус, тут такое...

— Мы знаем, — вздохнул Малфой, — присаживайтесь.

Волшебники переглянулись и уселись на диван, зажав с двух сторон тощего Эйвери, который был ниже каждого из них почти на две головы.

Вскоре в Малфой мэнор прибыли также Теренс Паркинсон и Верджил Нотт — всего примерно четверть оставшихся на свободе носителей Темной Метки.

— Нас как-то мало, вы не находите? — заметил Нотт. — Возможно, Темный Лорд подал знак не всем?

— Ну да, конечно, — хмыкнул Селвин, — а только самым верным и преданным. Глупости! Я думаю, половина просто не поняла, в чем дело — ведь Метка появилась всего на несколько секунд, да и боли, как таковой, не было — так, легкое покалывание.

— Вот именно! — вступил в разговор Гойл. — Я бы, например, точно внимания не обратил, если бы рядом Брента не было — а тут, раз уж у обоих одновременно защипало...

— Кроме того, господа, с чего вы взяли, что все Пожиратели тут же должны были кинуться именно ко мне? — Малфой казался несколько отстраненным и абсолютно спокойным. — Нет, разумеется, я знаю — все дело в том, что еще при моем отце этот дом стал очень частым местом для наших собраний и неформальных встреч. Но, кроме того, все присутствующие здесь — друзья Рода Малфой и мои лично.

Нотт еле слышно хмыкнул. Люциус ослепительно улыбнулся. На самом деле эти двое терпеть не могли друг друга, но даже присутствие Верджила не мешало радостному возбуждению, охватившему Малфоя. Само это чувство было совсем не то, чего он ожидал от себя в сложившейся ситуации. Но, как ни странно, даже страх перед возвращением Темного Лорда поблек от осознания того, что все эти волшебники в критической ситуации примчались именно к нему, а, значит, признают его лидерство. Осознание этого факта невероятно льстило самолюбию Люциуса, но он понимал, что сейчас главное — сохранить ведущие позиции, не позволить плести интриги за его спиной. А это было вполне возможно, ведь сейчас каждый будет изворачиваться, подобно самой настоящей змее, искать любые способы для того, чтобы, когда вернется Темный Лорд, доказать ему, что он не напрасно провел эти годы, что у него больше связей, возможностей, денег, информации, чем у остальных. Зачем? Чтобы избежать наказания? Заслужить прощение? Смыть позор предательства? Откупиться? Не важно. Главное оказаться лучшим в этой гонке. Люциус уже значительно впереди всех, и можно было бы вообще не переживать, если бы не одна большая ложка дегтя — деньги Организации, отвечать за которые было его прямой обязанностью. После исчезновения Темного Лорда Малфой изрядно опустошил их общие счета, и именно это позволило ему остаться на плаву в послевоенное время. После того, как Поттер рассказал Люциусу о своей встрече с Повелителем, он начал возвращать деньги, и надеялся, что успеет до того, как от него потребуют ответа. Но Малфой совсем не хотел, чтобы Темный Лорд вообще знал о его махинациях, а значит, надо проследить за тем, чтобы, стараясь обелить себя, никто из сторонников не кинул тень на него.

— Вы все — желанные гости в моем доме, — продолжил Люциус, — все эти годы мы держались друг друга, нас связывают прочные узы совместных обязательств, поэтому ваш визит ко мне вполне логичен и ожидаем. Но ведь есть и другие — например, МакНейр. Должен сказать, я бы сильно удивился, увидев его на пороге.

Эйвери, который успел заклинанием высушить волосы и трансфигурировать свой халат во вполне приличную, хотя и несколько кривоватую мантию, едва заметно отвел глаза. Завуалированный смысл слов Малфоя был ясен всем: на данный момент, с его связями и финансами, Люциус мог предложить Темному Лорду больше остальных. И сейчас он ставил собравшихся перед выбором: или действовать с ним заодно или присоединиться к неудачникам вроде того же МакНейра. Малфой упомянул именно Уолдена отнюдь не случайно — большинство Упивающихся Внутреннего Круга недолюбливали и сторонились грубого шотландца, который, не обладая выдающимся умом или магической силой, получил Темную Метку лишь благодаря своей удивительной жестокости. Потребность убивать у него была столь сильной, что после войны МакНейр устроился на работу в Министерство на ту же должность, какую он занимал при Лорде. Уолден был палачом, идеальным в своей непредвзятости — многим из его бывших сторонников не раз приходило в голову, что ему абсолютно неважно, кого убивать: людей или опасных тварей, авроров или Пожирателей. Стоит ли говорить, что любой из присутствующих на импровизированном собрании в Малфой мэноре старался свести общение с ним к минимуму?..

— Хочешь сказать, ты бы не пустил Уолли, приди он сюда сегодня? — спросил Селвин. — А как же единство и взаимовыручка? Неужели ты готов отречься от нашего товарища лишь потому, что он не самый богатый и образованный?

— Как будто дело в этом! — воскликнул Эйвери, нервно взмахнув руками. — Он же творил ужасные вещи! Настоящий головорез!

— А кто из нас не делал того же? — Эйд прищурил холодные серо-зеленые глаза.

— Лично я почти все время проводил в лаборатории! — под взглядами всех присутствующих Максвелл смешался и замолк. — Нет, я, конечно, тоже не безгрешен, но просто глупо сравнивать...

— Вот, в чем ваша проблема! Вы так долго уверяли общество в том, что являетесь всего лишь несчастными, запутавшимися жертвами обстоятельств, что сами ухитрились поверить в это. То, как радостно все мы вложили мечи в ножны, с какой легкостью вернулись к жизни серых обывателей, лично мне кажется почти оскорбительным. А уж Темный Лорд, боюсь, так и вовсе будет сильно разочарован.

— Будто бы у нас был выбор! — возмутился Нотт. — Что же ты, в таком случае, не отправился на поиски Милорда вместе с Лестрейнджами и Краучем?!

— Может, смелости не хватило, а может, и верности, — усмехнулся Селвин, — но, как бы то ни было, мой вам совет: хватит бояться своего прошлого — пора приучать себя к мысли, что скоро оно оживет.

Глядя на бывшего соратника, Люциус в который раз задумался о том, что Селвин очень напоминает какую-то хищную рептилию — возможно, даже крокодила. На первый взгляд несколько тяжеловесный и отличающийся таким непрошибаемым спокойствием, что его можно принять за флегматичность, на самом деле он по праву считался одним из самых искусных и жестоких боевых магов.

Возможно, Эйд в чем-то прав — расслабились они за годы спокойной жизни. Перестали видеть друг в друге соратников по борьбе, а ведь даже нервный и немного нелепый Максвелл на деле доказал, что готов проливать кровь за Темного Лорда. Да и сам Люциус занимался далеко не только финансами. Внезапно накатившие воспоминания вызвали в нем странную смесь страха и предвкушения.

— Так, стоп! — воскликнул Эйвери. — А почему, собственно, вы так уверенны, что Лорд возвращается? В Темной Метке намешано столько самой разной магии — очень сложная система. Возможно, со временем она просто вышла из равновесия, и вот...

— Неплохая идея, но, видишь ли, Максвелл, мне абсолютно точно известно, что Темный Лорд жив, и, более того, совсем недавно он был в Британии.

Люциус рассказал присутствующим о своем разговоре с Гарри Поттером, одновременно следя за их реакцией. Паркинсон, Крэбб и Гойл явно не услышали ничего нового, но это и не удивительно — разумеется, их дети при первой же возможности все рассказали своим отцам. Нотт и Эйвери были шокированы и возмущены тем, что узнали обо всем только сейчас, а вот Селвин остался абсолютно спокоен, заставив Малфоя задуматься о том, что, возможно, все сказанное не являлось для него сюрпризом. Наверняка этому интригану рассказал Паркинсон — они всегда неплохо ладили друг с другом.

— Мы должны как можно лучше подготовиться к возвращению Лорда! — патетично заявил Нотт.

— А что остальные наши соратники? — внезапно подал голос до этого угрюмо молчавший Паркинсон. — Мы будем сообщать им имеющуюся информацию, будем действовать заодно с ними или нет?

— Я бы поостерегся делать это — ведь, если кто-то из них донесет в Министерство или Дамблдору... — покачал головой Малфой.

— Некоторым можно и даже нужно сказать, — возразил Селвин, — например, Яксли или Пиритсу. Не думаю, что у нас есть повод в них сомневаться.

— А что по поводу Снейпа? — спросил Эйвери.

Все взгляды вновь обратились к Люциусу — в последнее время он общался с деканом Слизерина больше всех остальных.

— Вот Северусу уж точно лучше ни о чем не рассказывать — я затрудняюсь сказать, на чьей он стороне.

— Как был скользким типом, так им и остался, — фыркнул Крэбб.

— Ну что ж, господа, спасибо за столь увлекательную беседу, — Селвин встал и направился к камину, — да, Терренс, как на счет небольшого спарринга завтра? Пора возвращать себя в форму.

Паркинсон хмуро кивнул, а вот Нотт отреагировал гораздо более живо.

— Я тоже считаю, что тренироваться надо обязательно! Вы не будете против, если я присоединюсь?

— Тебе-то это зачем? — невинно спросил Малфой. — Ведь из нас всех только Эйд и Терренс входили в боевую группу.

Люциус довольно отметил, как скривилось худое лицо Нотта. Все Пожиратели из Внутреннего круга знали, что Верджил всегда мечтал стать боевым магом и то, что он так и не добился этого, до сих пор очень сильно било по самолюбию волшебника.

— Это не важно! Когда начнется война, я не собираюсь отсиживаться в безопасности, прячась за спинами своих товарищей!

— Не горячись! — фыркнул Селвин. — Разумеется, мы с Терренсом будем только рады, если ты присоединишься к нам.

Малфой заметил, как в обычно равнодушных глазах Эйда мелькнули задорные искорки, и едва заметно усмехнулся — оставшись один на один с двумя боевыми магами, Верджил очень быстро поймет, что переоценил себя.

Селвин исчез в пламени камина, следом за ним простились Нотт и Паркинсон, но вот остальные явно не собирались покидать Малфоя так рано.

— Люциус, мне надо с тобой кое-что обсудить... я тут планировал некоторые инвестиции, но, с учетом произошедшего... — пробубнил Гойл. Ну, с этим все ясно — Аспен и раньше часто советовался с Малфоем, а сейчас так уж точно и шагу без него не ступит.

— Ладно, пошли эльфа за бумагами, и посмотрим, как лучше будет поступить.

Спустя некоторое время заглянувшая в кабинет Нарцисса увидела, что ее муж увлеченно расписывает Крэббу, Гойлу и Эйвери какие-то сложные финансовые схемы. Слушатели послушно кивали, а Малфой упивался их вниманием и был откровенно счастлив.

— Господа, простите, что отвлекаю, но, Люциус, тебя ждут в гостиной.

Гости заторопились домой, а Малфой поспешил на помощь жене, которая, как оказалось, уже некоторое время развлекала волшебников, встречу с которыми он запланировал на сегодняшний вечер.

— А вот и наш дорогой Люциус! — воскликнула Друэлла Блэк, стоило ему появиться на пороге.

— Давно не виделись! — подмигнул Малфою сидящий в дальнем углу Селвин, успевший сменить домашнюю робу на черную мантию из дорого тяжелого материала.

— Дамы и господа, спасибо, что нашли время и посетили нас сегодня! — начал Люциус, оглядев собравшихся — семерых волшебников и волшебниц, все из древних и уважаемых семей, в которых не перестали практиковать ныне запрещенную Темную Магию. Каждый из них был представителем элиты магического общества, и, в то же время, каждого было за что посадить в Азкабан, вот только не нашелся смельчак, готовый рискнуть и призвать их к ответу.

— Вряд ли ты собрал нас для того, чтобы обсудить открытие сезона охоты на штырехвостов или последние скачки, так что можешь оставить свои великосветские расшаркивания и сразу перейти к делу, — Малфой всегда поражался умению своей тещи за секунды переходить от точного следования правилам этикета к полному пренебрежению ими.

— Извольте. На самом деле, я хочу обсудить с вами Гарри Поттера.

— Не много ли чести? — фыркнул Буллстроуд. — Насколько я знаю по рассказам дочери, он — самый обычный мальчишка, который почему-то оказался на Слизерине вместо Гриффиндора, где ему самое место.

— Этот мальчишка в будущем может получить неплохой общественный вес, и лучше, если он будет отстаивать наши интересы.

— Разумеется, мадам Блэк, Вы правы, — кивнул Люциус, — но я хотел поговорить не об этом. Видите ли, у меня есть основания подозревать, что Гарри, на самом деле, не имеет к Джеймсу, а, возможно, и к Лили, никакого отношения. Я думаю, что он — не Поттер.