Лихорадка (гет)

Роды длились долго и протекали тяжело. На счастье жильцов пансиона, особняк был огромным и малозаселенным, так что им было, где укрыться от истошных воплей роженицы. Вики увела Уэйда подальше и посадила за маленький стол рисовать, а Чарльз не мог посидеть ни минуты и метался взад-вперед по холлу возле лестницы, с тревогой ожидая вестей. Время текло мучительно медленно. Наконец взмыленный доктор Маккензи, принимавший роды, спустился вниз. Вид у него был не самый радостный — впрочем, старый шотландец всегда скупился на проявление каких бы то ни было чувств.

— Доктор… Скарлетт… Как она? — запинаясь от волнения, протараторил Чарльз.

— Пошлите кого-нибудь за священником или сходите сами, — не поднимая хмурого взгляда, ответил врач. — Вы ведь, наверное, захотите крестить младенца.

Его жестокие слова будто окатили молодого отца ведром ледяной воды.

— Но п-почему, в чем дело?!

— Я не ручаюсь, что ребенок доживет до завтра.

Эта мысль загудела в голове ударом тяжелого колокола. Чарльз неподвижно стоял растерянный и убитый новостью.

— Честно говоря, я не удивлен, — продолжал доктор Маккензи. — Голод, потрясения — силы организма миссис Гамильтон истощены, какой бы здоровой на вид она ни казалась. Рановато ей было рожать после всего пережитого.

— Я сейчас же поднимусь к ней, — Чарльз хотел было взбежать по лестнице, но доктор его остановил.

— Оставьте, пусть ваша жена поспит и придет в себя. Лучше займитесь ребенком.

Из ближайшего католического костела был срочно приглашен священник, и новорожденную девочку окрестили тем же вечером, дав двойное имя Луиза-Вильгельмина. День, который должен был стать для Чарльза одним из самых счастливых, стал одним из самых тяжелых и тревожных. Он не спал полночи, дежуря у колыбели малышки и слушая ее тихое, прерывистое, еле приметное дыхание. Дверь в детскую тихонько отворилась, и в комнату вошла миссис Уотсон, шурша своими юбками.

— Ложитесь спать, мистер Чарльз, — шепотом произнесла она, — я посижу с вашей дочуркой.

— Ну что вы, я еще бодр и хорошо себя чувствую, — героически сражаясь с чудовищной усталостью, ответил молодой отец.

— Отдыхайте, отдыхайте. Не беспокойтесь — у меня хоть и нет своих детей, но с младенцами я умею обращаться превосходно.

— Нет… я побуду с Минни еще немного. Пока я рядом, с ней ничего не случится, я знаю.

Миссис Уотсон вздохнула и присела рядом.

— Жаль мне вас, мистер Чарльз, — вдруг проговорила она после недолгого молчания.

— Почему, миссис Уотсон?

— Вы хороший человек и достойны лучшего.

— Но у меня все есть для счастья, — возразил Чарльз. — У меня есть любимая жена и дети, работа и кусок хлеба, а совсем скоро появится своя крыша над головой. Конечно, в моем сердце навсегда осталась горечь поражения в войне, но нужно продолжать жить.

— Простите меня, что лезу не в свое дело — вообще-то, это не в моих правилах, но и молчать я не могу. А уж послушаете вы меня или нет, это дело ваше.

Чарльз настороженно взглянул на морщинистое лицо миссис Уотсон, в тусклом свете свечи казавшееся еще более старым и еще более мудрым.

— Я никогда в жизни не видела женщин более неискренних, чем ваша супруга, — сказала она. — И никогда не видела мужчин более искренних, чем вы. Для меня большая загадка, как вы вообще могли сойтись.

— Вы несправедливы к Скарлетт, миссис Уотсон. У нее большое, доброе сердце, но ей пришлось вынести много такого, что сделало ее вспыльчивой и… словом, не стоит судить о Скарлетт по внешнему впечатлению.

— В вас говорит любовь, а она часто бывает слепа. Есть на свете женщины, неспособные любить. Один Господь знает, зачем и почему Он создал их такими. Сердце у них холодное, а ум острый и расчетливый. Мужчины теряют от них голову, и они это очень хорошо знают и пользуются мужской слабостью в своих интересах. Такая любовь не приносит ни тепла, ни радости, ни счастья, только иссушает душу и помрачает рассудок. Ей-богу, вытерпеть это может лишь человек, который сам имеет сердце величиной с солнце — остальным такое испытание не по зубам.

— Как вы можете называть Скарлетт бессердечной? — с укором покачал головой Чарльз. — Она оставалась рядом с моей сестрой, которая не могла покинуть комнату, и не пряталась в погребе с остальными, когда в окно мог влететь снаряд. Она могла сгореть заживо в Атланте, но, рискуя жизнью, спасла тех, кто был с ней. Она трудилась как рабыня, не щадила ни сил, ни здоровья, чтобы наши семьи не умерли с голода. Из-за этого, — он судорожно вздохнул, борясь со слезами, подступающими к глазам, — я чуть не потерял ее сегодня. Нет, ничто в этом мире не заставит меня поверить, будто Скарлетт плохой человек.

Миссис Уотсон ласково, по-матерински улыбнулась ему.

— Да, неподходящее время для такого разговора я выбрала. Простите меня, Чарли. Вам лучше знать, что за человек ваша жена.

— Я совсем не в обиде на вас, миссис Уотсон. Вы ведь многого о ней не знаете.

— И то правда. А вы постарайтесь сохранить свое сердце таким, какое оно есть сейчас, и не позволяйте ему ожесточаться. Так вы все сумеете преодолеть, а станете другим — сломаетесь, как высохшая ветка. Теперь идите отдыхать, мистер Чарльз, и не бойтесь за девочку.

— Спасибо, миссис Уотстон, — улыбнулся ей в ответ Чарльз. — Спасибо за добрые слова и за заботу о Минни.

Вопреки прогнозам доктора, Минни не умерла к рассвету. И через день, и через два. Девочка, родившаяся очень слабенькой, постепенно крепла, выправлялась, и уже ничего не угрожало ее жизни. Уэйд все эти дни провел в полном неведении и не понимал, почему его переселили в другую комнату и не разрешают видеться с мамой, а отец на расспросы мальчика просил его подождать и потерпеть, потому что его ждал какой-то особенный сюрприз. Новость о сюрпризе взволновала Уэйда — сюрпризы он получал только в день рождения или на Рождество, но и то, и другое, по словам няни, было еще далеко. Когда отец принес ему малыша, завернутого в одеяльце, Уэйд от удивления потерял дар речи.

— Уэйд, познакомься со своей сестренкой, — Чарльз осторожно показал сыну личико младенца. — Ее зовут Минни, ты теперь старший брат.

Трепет перед хорошеньким крохотным существом боролся в маленьком сердечке Уэйда с чисто детской ревностью.

— Это значит, что у вас с мамой есть еще и дочка?

— Да, сынок, конечно. Я же говорил, что тебя ждет сюрприз.

— Но раньше у вас был только я, — Уэйд вздохнул.

— Разве тебе не было скучно одному? — удивился Чарльз.

— Было, но…

— Послушай, Уэйд. Ты наш сынок, мы очень тебя любим и гордимся тобой, сколько бы братьев и сестер у тебя ни появилось. Но ты старший, а это значит, что ты должен опекать младших и заботиться о них, как я когда-то заботился о твоей тете Мелли.

Вспомнив тетю Мелли, Уэйд заметно воодушевился. Наконец-то до его детского сознания в полной мере дошло, что означает иметь младшую сестру, и его худые плечики расправились от гордости.

— И тетя Мелли была такой же маленькой?..

— Конечно. Мне принесли ее такой же крошкой, и с тех пор мы были неразлучны.

Недоверие Уэйда к девочке стремительно таяло, уступая место восторгу и любопытству.

— А можно ее потрогать?

— Можно, только очень аккуратно, — улыбнулся ему отец.

Уэйд с опаской протянул ручонку и погладил сверток, а затем, осмелев, обхватил его обеими руками.

— Она такая миленькая! — воскликнул он, любуясь малышкой.

— Она просто красавица, — едва дыша от трепета, подтвердил гордый отец.

— И я тоже был как она? — не унимался Уэйд. — Ты носил меня так же, как ее?

— Нет, сынок, — улыбка исчезла с лица Чарльза. — Когда ты родился, я был на войне и не мог подержать тебя на руках, но я все время о тебе думал.

Уэйд снова сник, но пару мгновений спустя его глазки ярко заблестели.

— Знаешь, что я решил, папа? Когда я вырасту, я буду таким же храбрым солдатом, как ты, и тоже пойду на войну.

Чарльз, покачав головой, посмотрел на сына и слегка потрепал его по волосам.

— Не надо мечтать о таком, Уэйд. Надеюсь, тебе никогда не придется идти на войну.

* * *

Скарлетт не испытывала к новорожденной дочери никакой особенной привязанности. Во-первых, она радовалась, что кошмар родов остался позади, а во-вторых, решила, что рожать она больше не хочет и не будет. Последние месяцы Скарлетт вынашивала в голове план, осуществлению которого мешало только одно обстоятельство — беременность, и теперь она чувствовала себя более свободно. Все это время она живо интересовалась делами мужа, расспрашивала его обо всем, вызывая у него улыбку и легкое недоумение, а теперь, еще даже не встав с постели, и вовсе огорошила его неординарным предложением.

— Чарли, а почему бы вам не сделать меня своим секретарем? — очаровательно хлопая ресницами, проворковала Скарлетт.

Чарльз вопросительно взглянул на нее, пытаясь понять, не почудились ли ему эти слова.

— Моим секретарем?..

— Ну да, — Скарлетт зорко следила из-под одеяла за его реакцией. — Вы ведь больше не хотите работать под началом мистера Уилсона, значит, вам понадобится собственный секретарь. Так зачем же платить постороннему человеку?

— Но, Скарлетт… — Чарльз смущенно откашлялся, — секретарь не женская профессия, и ты многого не сможешь понять…

— Но вы меня, конечно, всему научите? — продолжала наседать на него жена, а затем сделала оговорку: — Само собой разумеется, не сейчас, а когда Минни немного подрастет — она еще совсем малютка.

Чарльз был совершенно сконфужен ее предложением и сидел на кровати в раздумьях.

— Ну же, Чарли! — Скарлетт взяла его руку и прижала к своей щеке. — Вы все время работаете, стараетесь для всех нас...

— Это лишнее, милая, — улыбнулся он. — В моей работе нет ничего такого, где мне была бы так необходима помощь. Через пару месяцев мы снимем свой дом, ты будешь заниматься его обстановкой, детьми…

Чарльз почувствовал, как пальцы Скарлетт крепко и требовательно сомкнулись вокруг его кисти, а в ее зеленых глазах заплясали искорки недовольства.

— А я хочу помогать вам! — ее тон из ласкового стал более жестким. Когда Скарлетт не могла чего-то добиться от мужа лаской, она начинала гневаться. — Вы, должно быть, считаете меня глупой…

— Скарлетт, я вовсе не считаю тебя глупой!

— …и не хотите даже дать мне шанса, чтобы доказать, какой полезной я могу для вас быть!

Уверенность Чарльза пошатнулась — действительно, почему не дать любимой шанса, когда она так о нем просит?

— Ты и в самом деле настолько обеспокоена моими делами? — улыбнулся он.

— Больше, чем кто-либо другой, — гнев исчез с ее прелестного лица без следа, и она снова стала самой покладистой и нежной женой на свете.

Сопротивляться дальше Чарльз не мог и не хотел. Конечно, в Атланте все придут в ужас, когда узнают, что он взял на должность секретаря свою жену, но сейчас-то они не в Атланте. Это единение, эта маленькая, в чем-то постыдная тайна показалась ему даже романтичной, как будто они сбежали на край земли и могут делать все, что заблагорассудится. Никогда еще внезапно открывшееся Чарльзу чувство свободы не пьянило его так сильно, как в эту минуту.

— Я выполню твою просьбу, Скарлетт, — сказал он, пылко поцеловав ее руку. — Но сначала вы с Минни должны окрепнуть.

— О, это чудесно, чудесно! — глаза Скарлетт загорелись от радостного возбуждения. — Вы не пожалеете о своем решении, мой дорогой!