Солнце над пропастью (гет)

Филлис повернулась на бок и отстраненно смотрела на то, как в ее палату по воздуху вплывает неподвижное тело с неестественно напряженными для потерявшей сознание девочки руками. Отчего-то левитировали Гермиону Грейнджер так низко, что роскошные каштановые кудри почти касались каменного пола. Над прической Гермионы втихомолку посмеивались не только Паркинсон с подружками, но даже и обычно сдержанные рэйвенкловки; Филлис никогда не понимала, почему ее эта доля благополучно миновала, ведь в зеркале она видела, в сущности, аналогичную картину. Несомненно, наблюдательная Гермиона, во всем требующая равенства, и эту несправедливость записала на ее счет, а от того лишь сильнее возненавидела.

Следом за Гермионой в палату вошли Дамблдор и серая лицом Макгонагалл. Из-за их спин слышалось изрядно сдобренное притворной храбростью ворчание Филча, а мадам Помфри уже доставала из шкафа свежие простыни, готовя дополнительную постель.

— Доброй ночи, профессор Дамблдор, — поздоровалась Филлис, справедливо рассудив, что, несмотря на все ее блоки, в обществе сильнейшего легиллимента изображать спящую довольно глупо. — Меня разбудил грохот в коридоре. Что это было?

— Доспехи это были, мисс Сакс, — вздохнул Дамблдор. — Упавшие доспехи. И Вам доброй ночи.

— Уже третий случай, Альбус, — горестно охнула Макгонагалл. — Что же мы скажем семьям? Не успели Криви оправиться от потрясения...

— Состояние мисс Грейнджер мало чем отличается от ее товарищей по несчастью, — отметил Дамблдор. — Это весьма удачно. Ей или сказочно повезло, или убийства действительно больше не являются целью Наследника. Смею предполагать, его интересы разительно отличаются от тех, что декларировал его скандально известный предок...

Лицо Макгонагалл выражало сильнейшее недоумение, но она не стала задавать вопросов, а вместо этого уставилась на Филлис с выражением лица, которое той чрезвычайно не понравилось.

— Известите друзей девочки, Минерва, — со значением произнес Дамблдор, присаживаясь на край свободной кровати. — Что-то подсказывает мне, Вы найдете их бодрствующими. И пошлите сову Долорес, пусть как можно скорее прибудет в школу. Пора бы ей готовиться к тому, чтобы принять дела в свои руки.

— Альбус, Вы же не хотите сказать, что покинете нас в такой момент! — всплеснула руками мадам Помфри. — Я уважаю профессора Амбридж, но что может сделать она, если даже Вы сдаетесь!

— Речь не идет о моей прихоти, Поппи, в ближайшее время Попечительский совет действительно попросит меня покинуть школу, — покачал головой Дамблдор. — Согласно регламенту, временно исполнять обязанности директора должна Минерва, однако, поскольку сейчас в Хогвартсе находится представитель министерства, Корнелиус может настоять на том, чтобы Долорес лично все проконтролировала. Не волнуйтесь, Поппи, — предупреждающим жестом остановил он готовую возразить мадам Помфри. — Профессор Амбридж обладает колоссальным опытом, более чем достаточным для того, чтобы занять пост директора Хогвартса.

Профессор Макгонагалл покачала головой и вышла, отправляясь, видимо в гостиную гриффиндорцев. Филлис села, глубже закутываясь в одеяло. Дамблдор не торопился уходить и проявлял слишком мало интереса к действиям хлопочущей Помфри, чтобы его присутствие можно было расценить, как беспокойство и заботу о пострадавшей.

— Как Вы себя чувствуете, мисс Сакс? — мягко поинтересовался Дамблдор. — Надеюсь, вчерашний инцидент прошел для Вас без последствий?

— Кроме того, что теперь я много раз подумаю, прежде чем повернуться к кому-то спиной? — усмехнулась Филлис. — Со мной все хорошо, профессор. Завтра вернусь в нашу башню. Домашние задания никто не отменял.

— Вы много времени уделяете учебе, это верно, — отметил директор. — Даже профессор Снейп Вами очень доволен. Вам нравится в Хогвартсе, мисс Сакс?

Филлис удивленно приподняла брови.

— По-моему, это очевидно. Разве я стала бы так много заниматься, если бы мне не была интересна магия?

— Я говорю не о Ваших успехах в волшебстве, они не вызывают сомнения, — задумчиво произнес Дамблдор. — Нравится ли Вам магический мир, Филлис? Его устройство, законы и обычаи, люди, с которыми Вы здесь познакомились? Хотели бы Вы остаться среди них после окончания школы, вот что мне было бы любопытно узнать.

Филлис недоверчиво прищурилась. Расспросы директора вызывали у нее еще меньше энтузиазма, чем подозрительный взгляд профессора Макгонагалл. Что, интересно, он ожидает от нее услышать? Клятвенное заверение в том, что она не сбежит в большой мир и не примется практиковать изученное в Хогвартсе на беззащитных магглах? Или не начнет мстить тем, кто отвернулся от них с Шерил после гибели отца? Конечно, даже всеведущий Дамблдор не мог знать большинства деталей ее биографии, но вдруг — Филлис на секунду допустила такую мысль — вдруг и он каким-то образом вычислил ее связь с родом Розье и теперь надеется убедиться в том, что она не станет разыскивать потерянных родственников?

— Немного рано говорить об окончании школы, — она улыбнулась самой милой своей улыбкой. — Останусь я рядом с мамой, хотя, хочется верить, и мои друзья никуда не денутся. В конечном счете, моя будущая жизнь не может не быть связана с магией.

"Вы удивитесь, господин директор, когда придет время", — ехидно подумала она, рассматривая пятно на потолке, похожее на голову дракона.

Дамблдор понимающе кивнул.

— Забавно, но до Вас никому не приходило в голову как-то объединить магглорожденных, — сказал он, — причем аппелируя именно к их происхождению. Обычно об этом факте пытаются забыть или, по крайней мере, не привлекать к нему внимания. Несмотря на это, Вас довольно хорошо принимают на Слизерине. Вы очень интересная юная леди, мисс Сакс, — добавил он.

— Я не пытаюсь стать одной из них, только и всего, — пожала плечами порядком раздраженная Филлис. От этих бессмысленных разговоров у нее ужасно разболелась голова. — Все равно мне это никогда не удастся. Если я забуду о том, откуда я пришла, в случае чего, мне некуда будет вернуться. Слизеринцы это понимают и ценят.

— Поэтому Вы с таким предубеждением относитесь к отраслям, предполагающим бесконтактную магию? — улыбнулся Дамблдор. — Профессор Флитвик говорил, у Вас на редкость прагматичный подход.

Филлис уже не трудилась улыбаться в ответ: возможно, ее сонный вид подведет Дамблдора к идее убираться отсюда подобру-поздорову?

— Что с ней будет? — сменила она тему, глядя на Гермиону. — Потом, когда все закончится?

Теперь во взгляде Дамблдора читалось нечто, похожее на любопытство. Филлис никак не могла понять: то ли она прошла очередную проверку, то ли, наоборот, ее безнадежно провалила.

— По-вашему, зелья из корня мандрагоры окажется недостаточно для полного излечения? — загадочно спросил он.

Филлис разозлилась.

— Вы спрашиваете у меня? Я не знаю. Зависит от того, как ее прокляли. Просто... это странно. Они все лежат здесь и как будто ничего не чувствуют. И никто даже не приходит их навестить. Мадам Помфри вообще говорит, какой смысл навещать оцепеневших. Словно на время своей болезни они перестали существовать и достаточно найти самое простое решение, которое сработает когда-нибудь, через месяц, через полгода, чтобы дальше о них и не вспоминать. Все просто сняли с себя ответственность. Их не осматривают, не ищут другой способ снять заклятие. Сюда не приезжали доктора из клиники святого Мунго. Стоит ли учиться варить столько зелий, если на практике полезно только одно, и то его не достать? Если только... — она вдруг осеклась и настороженно посмотрела на Дамблдора. Вряд ли он придет в восторг от ее обвинений.

Дамблдор, однако, слушал ее чрезвычайно внимательно и даже не думал сердиться.

— Продолжайте, мисс Сакс, раз уж начали, — поощрил ее он. — Не часто услышишь такие разумные речи от второкурсницы.

— Я говорю об этом не для того, чтобы показаться разумной, — покраснела Филлис. — Но если бы наследник Слизерина напал бы на кого-то вроде той же Пэнси Паркинсон, в Хогвартс бы тут же приехали ее родители, доктора, полиция, подняли бы страшный шум, написали бы в газетах. А тут тишина. И объяснения мне в голову приходит только два: или о ребятах должным образом не заботятся, потому что они магглорожденные, но я не вижу в этом смысла, ведь тогда проще принять точку зрения Слизерина и не приглашать их в Хогвартс вообще, а Вы не тот человек, который может так думать и рассуждать. Или Вы просто не хотите, чтобы они пришли в себя раньше времени, потому что для них безопаснее лежать здесь, пока все не закончится, чем рассказать кому-то о том, что они видели.

Если бы Филлис не считала, что для того, чтобы переиграть директора, ей надо несколько столетий принимать эликсир месье Фламеля и все это время беспрерывно учиться, он бы сказала, что он выглядит впечатленным.

— Вы правы в том, что мне далеко небезралична судьба наших студентов, выросших с магглами, мисс Сакс. Я внимательно слежу за тем, чтобы они хорошо себя чувствовали как в школе, так и за ее пределами. А еще я зачастую могу предположить, каким человеком станет каждый из них, — Дамблдор помолчал, а когда заговорил снова, голос его звучал по-старчески надтреснуто. — За всю свою педагогическую практику я заблуждался лишь дважды, один раз трагически, один — приятно. Рад Вам сообщить, что Вы как раз тот приятный случай, Филлис. Постарайтесь сохранить в себе это.

— Сохранить что? — удивленно отозвалась Филлис. Директор при личном общении оказался еще более чудным, чем казался при произнесении торжественных речей за профессорским столом.

Дамблдор ненадолго задумался.

— Думаю, ключевым качеством является способность любить. Любовь — это самая удивительная сила на земле, сила, перед которой отступает сама смерть.

Филлис поджала губы.

— А в старой школе нам рассказывали о том, как из-за любви совершались преступления и начинались войны.

Дамблдор рассмеялся.

— Даже самую светлую идею можно превратить в разрушительное оружие, если человек лишен чистоты помыслов. Что же, мисс Сакс, эта ночь была трудной, а Вам надо отдыхать и набираться сил. С завтрашнего дня я попрошу Вас воздержаться от прогулок по школьным коридорам даже до наступления темноты. Я объявлю об этом остальным за завтраком.

Филлис кивнула. Лично у нее не было ни малейшего желания бродить по школе — замок, конечно, был красив, но уж слишком недружелюбен в последнее время. К тому же, у нее сейчас кругом шла голова совсем от других вещей, которыми не помешало бы заняться прямо с утра. И она искренне надеялась, что не пошла по ложному следу.

После того, как Дамблдор осторожно затворил за собой дверь, она некоторое время отстраненно рассматривала Гермиону. Забавно, но выглядела девочка так, как обычно на уроках, когда она единственная в классе знала правильное решение сложного задания и стремилась как можно скорее похвастаться своими знаниями перед классом, а учитель упорно не обращал внимания на ее поднятую руку.

Соблазн позлорадствовать и высказать все свои соображения был очень велик, но Филлис подавила его в зародыше. Кто знает, что происходит сейчас в голове у гриффиндорки, и как много она способна воспринять и запомнить. Грейнджер уже один раз показала, что, не колеблясь, использует самые подлые методы, чтобы вывести ее из игры. Даже если затем она изобразит вселенское раскаяние, верить ей нельзя.

Мадам Помфри отпустила Филлис лишь через несколько дней. Каникулы закончились, и школа вновь заполнилась учениками.

Первым делом она пошла в совятню и отправила с Ровеной письма маме и Тому. Потом она выбрала неприметную школьную сову и послала еще одно, немногословное сообщение.

"После завтрака у нашей гостиной".

* * *

Люциус не любил маггловский Лондон. Была тому виной злокозненная закономерность или простая случайность, но аппарировать в город ему всегда приходилось по причинам, на редкость неприятным. Встречаться с партнерами, как правило, сомнительного статуса крови, знакомство с которыми лучше не афишировать в обществе. Решать проблемы, связанные с судами, официальными ведомствами и всевозможной бюрократией, в которых участие министерства магии могло лишь сильнее все запутать. Встречаться с матерью, наконец.

Когда он узнал, что Констанс Финч-Флетчли поселилась по соседству с Мореной, он тут же понял, что от их беседы не стоит ждать ничего хорошего.

Сыновний долг требовал навестить мать прежде Финч-Флетчли. Люциус нажал на кнопку электрического звонка и поморщился от дребезжащего звука, способного, казалось, поднять и покойника. В этом заключалась вся суть Морены — называть себя мамой она никогда не позволяла, — превращать любую встречу, стой по ту сторону двери родственник, доктор или министр магии, в череду бесконечных унижений.

Должно быть, и в маггловском районе она поселилась лишь потому, что ей доставляло некое извращенное удовольствие наблюдать за хогсмидскими кумушками и министерскими клерками, плутающими среди незнакомых улочек и шарахающимися от велосипедистов.

Люциусу рассказывали о случае, приключившемся вскоре после помолвки его родителей. Нобби Лич, в ту пору балансирующий на опасной грани между отставкой и арестом, в порыве отчаяния приехал к дому невесты наследника Малфоев, чтобы просить ее повлиять на решение Абраксаса. Вдоволь наслушавшись, как незадачливый министр дергает дверной колокольчик, Морена вызвала полицию и заявила, что этот неадекватный человек пытался ее ограбить. Стоит ли говорить, что популярности Личу эта история не прибавила.

Люциус втайне восхищался матерью — ровно до тех пор, пока однажды она не покинула Малфой-мэнор, без сожаления оставив там все свои драгоценности и пятилетнего сына. В следующий раз они увиделись спустя тринадцать лет.

Иногда Люциусу казалось, что он женился на Нарциссе, главным образом, потому что они с будущей свекровью различались, как день и ночь.

Особняк Финч-Флетчли возвышался точно напротив дома Морены и составлял с ним разительный контраст. Хозяева явно отличались особой щепетильностью во всем, что касалось элегантности и стиля: дом, скорее всего, передавали по наследству и за все время его существования явно не позволяли себе пренебречь ремонтом или работами в саду.

Морена же жила в хаосе и наслаждалась этим. Еще когда Люциус впервые переступил порог ее дома, он был неприятно поражен царящим вокруг беспорядком. С тех пор мало что переменилось. За много лет мать так и не освободила от книг и старых вещей половину коробок, а лишь частями левитировала их на второй этаж, небрежно сваливая в гостевой. Роль комода с незапамятных времен выполняло маггловское приспособление для утюжки одежды: одновременно на нем теснились старые свитки, носовые платки, покрытая толстым слоем пыли вазочка с давно скончавшимися от старости шоколадными лягушками, груда расчесок с поломанными зубцами и традиционная ведьминская шляпа, которые не носили, наверно, со времен самой инквизиции. Робкие попытки Нарциссы навести здесь порядок удостоились самой враждебной реакции — собственно, с тех пор Морена предпочитала встречать невестку на нейтральной территории, раз уж избежать этой обузы у нее не было никакой возможности.

Мать долго и подозрительно рассматривала Люциуса из-за дверной цепочки, прежде чем впустить его в дом. Если бы Люциус знал ее чуть хуже, ни за что бы не догадался, что она использует это время, чтобы проверить его на наличие маскирующих чар. С характером Морены неудивительно было, что на старости лет она ужасно боялась мстительных старых знакомых. Ворам у нее попросту нечего было ловить.

— Ты не слишком торопился, — констатировала она, закуривая одну из своих любимых сигарет с удушливым дымом. — Что за ужасные мешки под глазами.

— Морена, — через силу улыбнулся он. — Любезна, как всегда.

— Я тебя не ждала, — мать решила сразу расставить все точки над i. — У меня к чаю нет ничего, кроме варенья.

— Что же поделать, — вздохнул Люциус. — Варенье так варенье.

Ежегодно Морена варила абсолютно несъедобный апельсиновый джем, который рассылала близким и дальним родственникам, и страшно обижалась на тех, кто не спешил засвидетельствовать ей свой восторг.

Всю сознательную жизнь Люциус слышал от окружающих о том, как он похож на своего отца. Сравнение, надо сказать, ему льстило: Абраксас Малфой умел производить впечатление, слыл выдающимся волшебником, разбирался в политике, истории и искусстве. Поместье досталось ему от рано отошедшего от дел отца в весьма юном возрасте, и именно под его руководством семья вернулась к былому успеху и процветанию. Лишь незадолго до смерти Абраксас нашел в себе силы признаться в том, что вечным двигателем из них двоих была именно Морена. Способности этой женщины, в одиночку вырвавшейся из гринделвальдовской Европы, к выживанию впечатляли не его одного.

Возможно, поэтому Люциусу с трудом удавалось осуждать мать за ее вечное отсутствие. Морена так точно свято верила, что тем самым дала ему много больше, чем Абраксас за годы своего воспитания и опеки.

— Драко спрашивал о тебе, — соврал он из вежливости. — Вы не виделись с того самого дня, как он получил письмо о зачислении в Хогвартс. И, помнится мне, расстались не на самой дружелюбной ноте. Если бы ты почаще бывала в мэноре...

— Уволь, — отрезала Морена. — С тех пор, как я, слава Мерлину, ушла от твоего отца, я пообещала, что больше в этот дом не вернусь.

— Мы могли бы навестить тебя, — рискнул Люциус. — Драко находится в опасной близости от того, чтобы начать считать свою бабушку мифологическим персонажем.

— Сам виноват, — фыркнула Морена. — По-твоему, мне больше нечем себя развлечь, кроме как капризами этого ребенка? Я предупреждала, что тебе следует отправить мальчишку в Дурсмтранг, где из него, возможно, сделали бы человека. Но ты прислушался к мнению девчонки Блэк и, тем самым, раз и навсегда обозначил мое место в вопросах воспитания внука. Теперь не приходи жаловаться. Кстати, — она подозрительно прищурилась, — зачем это ты явился? Уж точно не потому, что скучал.

Люциус возвел глаза к потолку. Сегодня Морена явно была в ударе.

— Звучит абсурдно, но, кажется, ты можешь мне помочь, — ответил он. — Я хочу, чтобы ты рассказала мне все, что знаешь о семье из дома напротив, Финч-Флетчли.

Морена взмахом палочки уничтожила окурок и взглянула на сына с некоторой заинтересованностью, которая там странно смотрелась на ее обычно непроницаемо-надменном лице.

— Помнится, раньше ты не интересовался именами магглов, которых убивал, — усмехнулась она. — Что же в этих такого особенного?

— А то ты не знаешь, — парировал он. — Чтобы ты, Морена, не заметила в них ничего странного и не полюбопытствовала, что за этим скрывается? Да скорее реки потекут в другую сторону.

Морена хмыкнула, явно довольная замечанием сына.

— Ну допустим. Это все еще не объясняет, зачем они тебе понадобились. Мало ли в Хогвартсе грязнокровок. Их еще при Диппете расплодилось, что книззлов.

— Мать этого мальчишки — усилиями Энид Лонгботтом теперь член Попечительского совета, — растолковал ей Люциус. — А если ты не в курсе, сместить действующего директора можно лишь волеизъявлением всех, кто там состоит. Двенадцать человек уже поддержали мою инициативу, осталась лишь ее подпись.

Морена понимающе кивнула.

— У этих магглов на редкость влиятельные покровители. Покойный лорд был когда-то дружен с королем Георгом, да Конни и сама не из последней семьи. В прошлом году ими Энид живо интересовалась, да вот что-то давно я ее не видела. Не пытайся получить ее согласие угрозами или колдовством, заметят и устроят скандал.

— Я постараюсь ее убедить, — сказал Люциус. — Не думаю, что она вдруг окажется ярой сторонницей Дамблдора. До тебя ведь уже доходили слухи о нападениях?

Морена ничего не ответила, рассматривая узор на обоях.

— Того, кто выдает себя за Наследника Слизерина, до сих пор не удалось вычислить. Уже трое в больничном крыле с оцепенением. Эта маггла забрала своего сына из школы, он всего на несколько минут разминулся с преступником, — Люциус говорил нарочито медленно, наблюдая за реакцией матери. — Ходят слухи, что Тайная комната действительно снова открыта.

Морена покачала головой.

— Тебе бы расспросить об этом своего отца, он еще учился в Хогвартсе, когда это произошло в прошлый раз. Я появилась в Англии, когда эвакуировали Шармбатон, но надолго в школе не задержалась. Мы, конечно, пытались найти Тайную комнату, страшно издевались над завхозом Прингглом, часами могли бродить по подземельям, в которых он ориентировался слабо. Однажды нашли даже дверь со странным орнаментом из змей, к которой не подходил ни один ключ. На том и порешили, что именно здесь находится вход в Тайную комнату. Дорея даже попыталась показать ее Слагхорну, но старик в лучших своих традициях сделал вид, что не понимает, о чем это она толкует.

— Дорея? — переспросил Люциус. — Ты имеешь в виду Дорею Поттер?

— Ее самую, — заулыбалась Морена. — Только я знала ее, как Дорею Блэк. Мы были не разлей вода, я, она и Друэлла Розье. По крайней мере, пока эта пронырливая Розье не показала свое истинное лицо. Мы с Дореей всерьез мечтали, что станем родственницами, а Розье под самым нашим носом устроила свою помолвку с Цигнусом, а потом уехала обратно во Францию, только ее и видели...

При других обстоятельствах Люциус бы с интересом послушал о перипетиях личной жизни матери, которая до сих пор оставалась для него тайной, покрытой мраком, но время поджимало.

— А где именно ты видела эту дверь? — внимательно посмотрел он на Морену. — Ты можешь вспомнить?

— Я пока что не впала в маразм, — возмутилась Морена. — А по той дорожке мы потом ходили из большого зала, самый короткий путь и точно никого не встретишь. Третий коридор направо от лестницы в подземелья, а затем все время прямо. Проходишь хаффлпаффские бочки до тупика, потом вниз по маленькой лестнице до самого конца. А дальше в ту сторону, откуда сыростью сильнее всего тянет. Говорили, что Слизерин свой тайник под самым Черным озером поместил, и если кому-то из нечистокровных удастся вскрыть его личное хранилище, так его воды под собой и похоронят.

Люциус непроизвольно вздрогнул. В такие минуты ему казалось удивительно правильным, что Морена его не растила.

Вопреки обыкновению, она проводила его до самой калитки.

— Меня совершенно уничтожила смерть лорда Малфоя, — посетовала она, прежде чем проститься с сыном. — Достойный был маг, таких больше не рождается. Знал истинную цену вещам. Мне он заменил отца, да и ты, знаю, был к нему привязан.

Люциус подавленно кивнул. Разговоры о деде все еще отзывались внутри тупой болью.

— Он мне присылал твои детские колдографии, когда я путешествовала по Европе в поисках уцелевших из нашего рода, — призналась она со странным блеском в глазах и тут же нахмурилась: — Я исправно писала ему, на каких ты получился особенным болваном. Удивительно, как из тебя вообще вышло что-то путное, с таким-то папашей.

— Я тоже тебя люблю, Морена, — улыбнулся Люциус. В конце концов, что-то в этой жизни должно было оставаться неизменным.

— Ты должен, — подтвердила Морена. — Кстати, еще кое-что я вспомнила об этих магглах. Ходит к ним мальчишка. Часто ходит. Похоже, приятель он хозяйского сынка. Ты к нему присмотрись, а там сам поймешь, к чему я клоню.

Люциус едва уловимо сжал руку старушки.

— Я знаю, Морена. Я все знаю.

Неожиданно раздраженно мать выдернула руку и посмотрела на него сердито.

— Ничего ты не знаешь, — вздернула она подбородок и шаркающей походкой стала подниматься по лестнице. Удивительно, но ее домашние туфли нисколько не скользили по припорошенному талым снегом черному мрамору.

* * *

Том стоял у окна детской и наблюдал за тем, как к их калитке идет бледный мужчина в унылом деловом костюме, бережно поддерживая под локоть чудаковатую старушку из дома напротив. Старушкино домашнее платье цвета фуксии и ярко-голубые туфли тропическим пятном выделялись на фоне грязно-белого снега, коротко стриженые волосы совсем поседели, и лишь что-то в схожей осанке, выражении лица, повороте головы говорило том, что перед ними мать и сын. Без особенных усилий прислушавшись к мыслям женщины, Том усмехнулся: еще одна старая знакомая Расальхаг. Он видел ее в воспоминаниях, заключенных в дневнике; впрочем, там она была не в пример моложе и жизнерадостнее.

Хлоп!

Такого поворота событий Том предвидеть не мог. Старушка почувствовала, что кто-то просматривает ее память и так резво поставила блок, что мальчик даже не удержал равновесия, вовремя ухватившись за подоконник.

Сторонний наблюдатель не заметил бы ничего подозрительного. Пренебрежительно бросив что-то своему сыну, она вернулась в дом с удивительным для пожилой леди проворством. Судя по выражению лица мужчины, ему не впервой было видеть такое отношение со стороны матери.

Однако Том не собирался сдаваться так просто. Присаживаясь в кресло, он попытался восстановить разорванную связь, заново сплетая между собой едва уловимые ниточки, тянущиеся от сознания Морены — да, теперь он вспомнил, что ее звали именно так. И вновь он почувствовал перед собой барьер, который не мог преодолеть, как ни старался.

Этим барьером был сам дом.

Решение оказалось настолько простым, что Том даже тихо рассмеялся. В книгах, которыми Снейп снабдил Филлис, ему доводилось читать об особых материалах, препятствующих легиллименции: к ним относились радиактивные металлы, некоторые разновидности строительного камня и мрамора, а также целый ряд смесей и химических реактивов. Для опытного мастера даже это не составило бы серьезной проблемы, но Том пока не спешил относить себя к таковым.

— Эй, ты в порядке? — только что вошедший Джастин обеспокоенно потряс его за плечо. — Мама отправила меня наверх, к ней там пришел какой-то скользкий тип, говорит, по делу.

— Я его видел, — кивнул Том. — Он волшебник. И готов биться о заклад, это дело так или иначе касается Тайной комнаты.

Джастин широко раскрыл глаза — было видно, что его так и раздирает любопытство. Впрочем, вопросов, каким образом Том добывает информацию, он уже давно не задавал.

— Вот бы узнать, о чем они говорят, — вздохнул Джастин. — Не получится. Дорога в гостиную лежит мимо кухни, а там Амихан. Она нас прогонит раньше, чем мы успеем разобраться, что к чему.

— Необязательно подслушивать под дверью, — возразил Том. — Я не знаю, является ли этот маг легиллиментом, но к твоей маме это точно не относится.

— Ты хочешь прочитать мысли мамы? — поразился Джастин. — Думаешь, она ничего не поймет?

Относительно своего прошлого опыта чтения мыслей Констанс Том предпочел и дальше держать друга в неведении.

— Думаю, она слишком увлечена разговором, — покачал он головой. — А мы, тем временем, попусту тратим время.

Том сосредоточился. Констанс была натурой эмоциональной и долго на одной мысли не концентрирующейся, к тому же, на этот раз он ставил перед собой куда более дерзкие задачи: смотреть на события ее глазами, слышать — ее ушами.

Джастин что-то несмело спросил, но Том лишь отмахнулся. Очертания комнаты становились все более смутными, а по затылку пробежали мурашки, словно резкий порыв ветра вдруг взъерошил прическу. Тома охватило неприятное ощущение того, будто неведомая сила вытягивает его из собственного тела. Он зажмурился, потому что глаза нещадно слезились, а когда резь прошла, и он вновь смог их открыть, он столкнулся лицом к лицу с опасным противником.

Этот мужчина, определенно, был ему знаком. Люди такого типа запоминаются даже при меньшей наблюдательности, а Том в последнее время с особым вниманием вглядывался в чужие лица, не в силах отделаться от ощущения, будто он стоит на пороге чего-то очень важного. Очевидно, чтобы не вызывать явного раздражения у Конни, ее гость предпринял попытку надеть нечто, напоминающее маггловскую одежду. Должно быть, он был весьма удивлен, увидев хозяйку дома в ее любимой мантии.

— Ваш визит стал для меня несказанно приятным сюрпризом, лорд Малфой, — Конни, как и всегда, если в пределах видимости появлялся человек, в теории подпадающий под действие ее чар, держалась с некоторой театральностью. — Непростительное упущение, что мы до сих пор не успели познакомиться. Вы нечастый гость на заседаниях Совета.

В пребывании в сознании Констанс немедленно обнаружилось существенное неудобство: теперь Том не мог даже попытаться проследить за ходом мыслей лорда Малфоя, и ориентироваться приходилось на интуицию. Увы, если Малфой и не разделял энтузиазма Констанс, он слишком хорошо владел своими эмоциями. Лицо его не выражало ничего, кроме вежливой отстраненности.

— До недавних пор школьные дела не требовали моего неусыпного внимания, — холодно улыбнулся он. — Все изменилось год назад, когда мой сын стал присылать весьма тревожные письма.

— Понимаю, я своими глазами видела тролля, — кивнула Констанс. — И эта непонятная история с философским камнем. До сих пор не возьму в толк, что за надобность была приносить его в замок и от кого его столь ревностно оберегают.

— Сейчас, когда ситуация стала критической, леди Финч-Флетчли, — лорд Малфой внимательно посмотрел на нее, — Попечительский совет должен действовать единым фронтом. Директор давно не контролирует ситуацию. Вместо того, чтобы бросить максимум усилий на поимку преступника, он всеми силами пытается избежать огласки и, видимо, таким образом сохранить свое кресло. Мы приняли решение об отстранении Дамблдора.

Том был удивлен, обнаружив, что Констанс заметно занервничала. Похоже, новость ее отнюдь не обрадовала.

— Но, лорд Малфой, — взволнованно заговорила она. — Возможно, я неверно понимаю то, что происходит, но директор создает хоть какую-то видимость контроля. Я не в восторге от его методов, я до сих пор нахожу возмутительным случившееся с моим зельем, я убеждена, что к заболевшим детям нужен принципиально иной подход, но отставка? У всех и без того достаточно поводов паниковать. Мой сын тоже пишет мне письма, и я успела понять, что люди видят в Дамблдоре своего рода символ. Они верят, что пока он остается директором, любая неприятность обратима.

— Досадное заблуждение, которое торопятся внушить всем магглам, соприкоснувшимся с волшебным миром, — покачал головой лорд Малфой. — Вы пока не успели познакомиться с множеством достойных волшебников, которые справятся с этой задачей не хуже Дамблдора. До начала следующего учебного года у нас достаточно времени, чтобы подобрать подходящую кандидатуру. Я бы рекомендовал профессора Снейпа или вообще лицо со стороны, но, возможно, у Вас возникнут лучшие идеи. Временно же эту должность могла бы занять Долорес Амбридж, в конце концов, она представляет министра, которому весной должна отчитаться о состоянии школы.

— А что остальные члены Совета? — Констанс протянула руку за приказом, наскоро просматривая исписанные каллиграфическим почерком страницы. — Я вижу здесь двенадцать подписей... все поддержали? — поразилась она.

— Здесь не хватает только Вашей фамилии, — терпеливо пояснил лорд Малфой. — Согласно уставу школы, такие ответственные решения, как смещение директора, должны приниматься единогласно, чтобы их признала магия замка. Без Вашей подписи бумага не имеет силы.

Констанс неуверенно вздохнула. Том чувствовал безумную смесь тщеславия и гордости от осознания собственной значимости с подлинным страхом: что если решение окажется ошибочным, не обвинят ли впоследствии ее?

Лорд Малфой ждал, скучающим взглядом скользя по комнате, пару раз выдавая свое удивление: при виде хрустального шара на столе — Констанс всюду разложила их для создания положительных вибраций, — заметив книгу, написанную на языке, который не знал ни Том, ни кто бы то ни было другой из постоянных жителей особняка, — Констанс сочла, что скалящаяся с обложки саблезубая тварь выглядит в меру атмосферно. Было даже немного жаль, что гость не может видеть ни самопомешивающиеся котлы на кухне, ни пяльцы, зачарованные на беспрерывное вышивание — разбираться в том, как они работают, Джастину пришлось, не успел он переступить порог дома. С потолка свисали металлические трубки, переплетенные цепочками, ловцы снов, возле электрического камина хозяйка разместила горшочек с летучим порохом. Африканской маске, подаренной миссис Забини, места пока не нашлось, и она мирно дремала на кофейном столике.

Тому не приходилось посещать особняков каких бы то ни было магов, однако что-то подсказывало ему, что даже жилище самого лорда Малфоя выглядит несколько более обыденно.

— Ну что же, — медленно проговорила Констанс. — Если все согласны, не буду же я одна спорить. Я не так уж хорошо знаю Дамблдора... — и она потянулась за ручкой.

В этот самый миг в дверь раздался звонок.

— Я прошу прощения, — Констанс встала с извиняющейся улыбкой. — Это моя подруга. Можете чувствовать себя при ней абсолютно свободно. Она знает о магии.

Люциус не выглядел слишком довольным посторонним вмешательством, но поспешил заверить Констанс, что все в порядке. Том же не знал, что и думать. Он не ждал, что мать вернется за ним так скоро — как-никак, это был его единственный выходной день. Если Андреа не захочет мешать этому разговору и заберет его домой, следить за событиями со стороны станет весьма затруднительно. Если же она решит оспорить решение лорда Малфоя... Том хорошо помнил, что из последнего своего противостояния со взрослым магом Андреа вышла отнюдь не победительницей.

Андреа стояла на пороге, отряхивая снежинки с капюшона. Том бросил невольный взгляд за спину матери: дом Морены Малфой, похожий на битый молнией утес, наблюдал за ними цепным псом. Шторы на окнах были задернуты, однако Том был почти уверен, что пожилая леди-мать Люциуса Малфоя все это время глаз не сводила с их двери.

— Освободилась пораньше, — сдержанно улыбнулась Андреа, проходя. — Ты обещала мне разговор о Джин Грейнджер. Прошла уже неделя, Конни, так нельзя.

— Избавь меня от нотаций, пожалуйста, — поморщилась Констанс. — Сначала необходимо уладить дела на высоком уровне и найти виновных, а уже потом позволять этой невоспитанной маггле устраивать переполох. Я наводила справки. Девчонка так погружена в учебу, что в последнее время писала домой от силы пару раз в месяц.

— И это не делает ей чести, — покачала головой Андреа. — Гермиона всегда была самостоятельной девочкой, но это не основание отталкивать тех, кому ты дорог. И, тем более, лгать им.

Тома буквально передернуло от лицемерия матери — раздражение Констанс было зеркальным отражением его собственных чувств. Уж кто бы говорил о лжи!

— Уж кто бы говорил о лжи, дорогая моя, — подхватила Констанс. — Джастин, по крайней мере, знает, что я не играю в игры за его спиной. А ты так до сих пор и не рассказала Тому о том, как аппарировала со мной в Хогсмид в прошлом году и в этом. Так что оставь разговоры о Грейнджерах на потом. У меня дома Люциус Малфой.

В то время, как Том тихо закипал от ярости, Андреа удивленно изогнула бровь.

— Малфой здесь? Что ему от тебя нужно? Его Донна привела?

— Сам явился, — самодовольно ухмыльнулась Конни. — Видишь ли, без моего участия не обойтись при решении одного оснополагающего вопроса. Но ты проходи, проходи...

Конни с подчеркнутой вежливостью открыла дверь перед подругой.

— Лорд Малфой, простите, что заставила Вас ждать. Позвольте представить Вам Андреа Сандерс, мою давнюю приятельницу. Наши сыновья могли бы вместе поехать в Хогвартс, но у Андреа на все свое мнение. Она решила, что учеба в Хогвартсе — слишком мелко для такого талантливого молодого человека, как Том.

Люциус Малфой посмотрел на Андреа странным, изучающим взглядом.

— Не сомневаюсь, так оно и есть, — пробормотал он. — Если бы я мог предвидеть, во что превратится Хогвартс под руководством Дамблдора, последовал бы совету матери и определил Драко учиться в Дурмстранг.

— Я уверена, что после вступления приказа в силу ситуация коренным образом изменится, — медово произнесла Конни. — Энди, мы тут говорили об отставке профессора Дамблдора. Я сейчас поразмыслила, он и вправду слишком стар, чтобы справляться со всем и сразу. С молодежью должен работать кто-то, понимающий ее нужды. Так, я собиралась подписать...

— Постой, — вырвалось у Андреа. Она тут же оказалась под прицелом удивленных взглядов — даже Том не ожидал, что у его матери есть какая-то неозвученная позиция в отношении директора.

— Подожди, — уже спокойнее сказала она. — Я считаю, что ты должна посоветоваться с Биллом, прежде чем принимать такое ответственное решение.

Конни насмешливо хмыкнула.

— Билл в очередной раз в отъезде и, к моему великому сожалению, очень мало интересуется делами школы, в которой еще учиться и учиться двум его сыновьям. Мой младший, Джереми, со дня на день должен получить приглашение, — пояснила она лорду Малфою.

— Ты напрасно так говоришь, — не согласилась Андреа. — Если бы в свое время не Билл, мы бы понятия не имели, что представляет собой Хогвартс. Я уверена, что один день отсрочки погоды не сделает, — взглянула она на Люциуса. — Договорись с лордом Малфоем о встрече на завтра, и тогда ты не сможешь упрекнуть себя в том, что приняла необдуманное решение.

Констанс непонимающе захлопала глазами, а Малфой с плохо скрываемой злостью кивнул на пергамент.

— Так по-вашему, миссис Сандерс, эти двенадцать волшебников настолько плохо ориентируются в ситуации, что все, как один, ошибаются?

— Ни в коем случае, — развела руками Андреа. — Но ведь ни у кого из них нет магглорожденных детей.

С языка Люциуса так и рвалась какая-нибудь резкость, но он, похоже, заблаговременно принял решение в конфликты в доме леди Финч-Флетчли не вступать. Том отчетливо понимал, что если Малфой сейчас уйдет, этот приказ никогда не будет подписан. Билл и Андреа вместе найдут способ переубедить Конни — в том, что ее муж примет сторону лучшей подруги, сомневаться было бы попросту наивно. Лично у Тома не было причин желать избавиться от Дамблдора — однако старик вызывал в нем иррациональную неприязнь.

Если поразмыслить, можно было найти этому объяснение. Дамблдор всячески потворствовал Поттеру и компании, а они, в свою очередь, не оставляли Филлис в покое. Дамблдор наверняка найдет какое-нибудь дешевое оправдание безобразной выходке Грейнджер, как только та придет в себя: ее нападение на Филлис будет, конечно, забыто. Дамблдор даже на вкладышах в шоколадных лягушках выглядел стариком ехидным, замышляющим какую-нибудь пакость. К тому же, в свое время он самозабвенно боролся с бывшими Пожирателями смерти и их потомками. Если когда-нибудь — а Том не сомневался, что однажды это случится — происхождение Филлис перестанет быть секретом Полишинеля, и она открыто объявит себя наследницей Розье, Дамблдор точно не поспешит назвать себя ее добрым другом.

Была и еще одна причина поддержать лорда Малфоя. После всего, что Том узнал за прошедшие недели, он просто не мог позволить Андреа победить в этом споре. Может быть, пока она еще может держать его на расстоянии от волшебного мира, но тогда и ей он не позволит как-то влиять на то, что этот мир из себя представляет. Вполне возможно, что у Дамблдора такие же представления о добре и справедливости, как и у его обожаемой матери.

Осуществить задуманное не было так легко. Краем сознания Том чувствовал, как где-то далеко у его тела дрожат руки от перенапряжения, а по спине катится холодный пот. Давно забытая магия вновь оживала и текла сквозь него невидимыми потоками. Характер у леди Финч-Флетчли был зависимым и мягким, как масло, — теперь Тома не могла обмануть надменная маска, которую она носила на публике.

Том перебирал воспоминания Конни, выталкивая на поверхность те, что могли отдалить ее от желания прислушаться к подруге. Удивительно, но она связывала с его матерью немало негативных ассоциаций. В число их попала даже свадьба его родителей, после которой Конни, оказывается, проплакала несколько часов. Том буквально на физическом уровне ощутил разочарование Конни, когда она узнала, что не только ее сын получил письмо из Хогвартса.

Он знал, что возненавидит себя за сделанное, но остановиться уже не мог. Глаза Конни обиженно сощурились. Вмешательство Андреа неожиданно заставило ее заново пережить все неприятные события последних двенадцати лет. Эта женщина появилась из ниоткуда и забрала у нее все: мужа, любимого мужчину, даже триумф сыновей, в одного из которых она вообще ни на грош не верит. Как она смеет являться сюда и раздавать указания? Кто дал ей право говорить о Уильяме так, словно его мнение уже заранее предрешено — ею?

— Благодарю тебя за беспокойство, дорогая, — холодно проговорила она, — но я, кажется, уже давала тебе понять: я в состоянии решить, что лучше для моего ребенка. Передайте мне приказ, лорд Малфой.

С этими словами Констанс вывела в самом низу листа свою размашистую подпись. К удивлению женщины, буквы, после того, как она отняла руку от пергамента, на мгновение вспыхнули золотом.

Лорд Малфой довольно улыбнулся.

— Замечательно, леди Финч-Флетчли. Как видите, теперь я могу известить профессора Дамблдора о принятом решении. Я немедленно отправляюсь в Хогвартс. Возможно, Вы тоже хотите присутствовать при этом?

Конни встряхнула головой. Уже давно Андреа не случалось настолько испортить ей настроение. При других обстоятельствах она бы ни за что не упустила возможности принять предложение лорда Малфоя, но сейчас ей больше всего хотелось, чтобы все эти люди оказались подальше от ее дома.

— Если Вас не затруднит, пошлите сову, что все завершилось благополучно, — вздохнула она. — Энди, я попрошу Амихан привести Тома. Мне ужасно нездоровится.

Андреа проводила лорда Малфоя взглядом, полным сожаления. Что же, он хотя бы соблаговолил по-человечески выйти за дверь, прежде чем аппарировать. Констанс недолго постояла неподвижно, отрешенно рассматривая свое отражение в глубинах зеркала.

— Что-то мальчики притихли, — усмехнулась, наконец, она. — Завтра же напомню Донне о ее обещании заниматься с Джастином. Добьется лорд Малфой своего или нет, экзаменов в любом случае не избежать...

— На твоем месте, Конни, я бы не слишком доверяла лорду Малфою, — начала было Андреа. — Вспомни, его фамилия была в том списке, который год назад удалось раздобыть Биллу. У Тони Сакса было что-то на него...

— И где же теперь Тони Сакс? — резко переспросила Конни. — Если ты такая большая поклонница Альбуса Дамблдора, Энди, можешь попросить его обучать Тома. Уверена, они найдут общий язык. А если нет, готовьтесь к своим экзаменам. И не надо вмешиваться в наши дела.

Неожиданно Тома выбросило из сознания Констанс. С трудом сфокусировав взгляд, он понял, что Джастин уже несколько минут пытается привести его в чувство.

— Ты с ума сошел? — прошипел друг. — Разве можно так пугать? Я с трудом выпроводил Амихан, она пыталась войти в комнату. Что бы я тогда ей сказал насчет того, почему ты валяешься на полу с остекленевшим взглядом? Точь-в-точь как Криви после оцепенения, ей-Богу!

— Дамблдора отправляют в отставку, — Том тяжело дышал. — Этого человека, что приходил, зовут Люциус Малфой.

— Отец Драко Малфоя? — изумился Джастин. — Помнишь, это тот самый слизеринец, который постоянно кричит о чистоте крови! Которого Фарли тренировала играть против Гарри Поттера!

Том кивнул. Голова все еще немного кружилась.

— Припоминаю. Я должен сейчас идти. Если ты немедленно пошлешь сову Филлис, буду благодарен.

— Конечно, отставка директора — важная новость, — закивал Джастин. — Интересно, кто станет новым директором? Хоть бы не Амбридж, или кто там у нас вместе нее под оборотным зельем. И не Снейп, а то всем никакого житья не будет. Но ты даешь! Я даже не представляю, сколько всего мне нужно выучить, чтобы колдовать так же, как ты. А что, здорово, ты бы в Хогвартсе экзамены, как семечки, сдавал. Хотел бы я так уметь.

— Джастин, — прервал Том поток слов со стороны друга. — Письмо.

Джастин понимающе кивнул и помог ему подняться с кресла.

— Лучше я с тобой вниз дойду, — сказал он. — А бумагу у отца в кабинете возьму. Сову мама все равно не разрешает в комнаты...

Всю дорогу до гостиной он аккуратно поддерживал неуверенно спускающегося по лестнице приятеля, и Том был ему искренне признателен. В глаза матери он намеренно не смотрел.

Нет, он нисколько не сомневался в благих намерениях Андреа. Просто с некоторых пор люди, открыто желающие кому бы то ни было добра, вызывали у него серьезные опасения.

* * *

Филлис поудобнее устроилась на подоконнике и улыбнулась проходящей мимо Чжоу Чанг с третьего курса. Нельзя было допустить, чтобы их разговор с Гестией вызвал подозрения у однокурсников: рэйвенкловцы с их аналитическим умом могли прийти к самым неожиданным и откровенно вредным выводам. Хуже всего было то, что они могли мимоходом додуматься до истины — а Филлис волей судьбы оказалась первой, кто не был заинтересован в огласке. И Гестия Кэрроу, невзирая на свой юный возраст, отлично это понимала.

— Ты хочешь, чтобы я тебе поверила без всяких доказательств, — задумчиво произнесла Филлис. — И тебя не смущает, что до этого мы едва парой слов перемолвились.

— Ты мне уже поверила, — с неподражаемой наглостью ухмыльнулась Гестия. — Иначе не позвала бы сюда.

— Ты меня заинтересовала, — уклончиво ответила Филлис. — О Тайной комнате рассказывали всякое, но такого я еще ни от кого не слышала. Две маленькие девочки нашли артефакт, который сотни лет считался потерянным, и кто только его не искал. Очень странно.

— Моя сестра — жертва обстоятельств, — Гестия тут же растеряла свое видимое дружелюбие. — Это Джинни Уизли открыла Тайную комнату. Все, кто сейчас лежит в больничном крыле, попали туда из-за нее и этой проклятой диадемы.

— Диадема Рэйвенкло не должна так действовать на людей, — пробормотала Филлис. — Твой рассказ сводит к нулю всю работу, что мы вели эти полтора года. Я была уверена, что диадема бесполезна для всех, кроме своей создательницы и ее родной крови.

— Я бы не стала лгать, если бы это ставило под угрозу благополучие Флоры, — с нажимом проговорила Гестия. — Мы не просто сестры, мы близнецы. У нас одна судьба на двоих. Если все раскроется и будет названо ее имя, все, что нас ждет в будущем, — это жизнь вроде той, что ведет тетушка Алекто.

Филлис не знала, кто такая тетушка Алекто, но могла предположить, что очарованием эта особа явно не блещет, раз воспитала такую мерзкую племянницу, как Алкиона.

— Все началось осенью, когда Флора подружилась с Уизли, — начала Гестия свой рассказ. — Она мне сразу не понравилась. Такая же безответственная, как ее братья, да еще и помешана на Поттере!

— Сестра Рона? — от души удивилась Филлис. — Серьезно? Ни разу не видела ее вместе с Гарри.

— Потому что Поттер не так глуп, чтобы связаться с этой предательницей крови, — скривилась Гестия. — Тетя нам все про Уизли рассказала. Так их называют, предатели крови. Поэтому они так заискивают перед магглами.

— Осторожнее, — нахмурилась Филлис. — Если ты забыла, я тоже магглорожденная.

— Среди магглорожденных тоже бывают свои предатели крови, — с недетской рассудительностью заявила Гестия. — Зато ты помнишь, кто ты такая. Так говорят у нас на Слизерине.

— Так что там с Джинни? — нетерпеливо качнула головой Филлис. — Причем здесь ее интерес к Гарри?

— Уизли постоянно ныла, что не знает, как привлечь его внимание, — пояснила Гестия. — Во время одного из таких разговоров, когда они с Флорой после уроков бродили по школе, в стене вдруг появилась дверь. И они не придумали ничего лучше, кроме как ее открыть.

— Профессор Флитвик рассказывал, что в Хогвартсе есть путешествующие классы, — вспомнила Филлис. — Они периодически появляются то в одной части замка, то в другой. Наверно, девочкам удалось найти один из таких.

— Это не было похоже на класс, — возразила Гестия. — Скорее на склад ненужных безделушек или лавку старьевщика. Чего там только не было: и антикварная мебель, и хрустальные люстры, и мантии по моде позапрошлого века, и всякие украшения. Выглядело это так, будто волшебники сваливали туда надоевшие им вещи веками. И Уизли решила, что не будет большого вреда, если она заберет что-нибудь красивое, но не слишком приметное, что сделает ее красоткой в глазах Поттера. Говорю же, она дура.

— И они взяли диадему, — поняла Филлис. — Не верю, что это подлинная вещь. Дамблдор не может не знать об этой комнате, наверняка, это хорошая подделка. Это объясняет проклятие, которое на нее наложено. Артефакт тысячелетней давности не так-то легко проклясть.

— А что, если не подделка? — прищурилась Гестия. — Я видела статую в вашей гостиной. Диадема в точности такая, как на голове леди Ровены. Кто-то постарался спрятать ее понадежнее. Флора говорит, что и не заметила бы ее, Джинни наткнулась на диадему случайно. И решила примерить. Вот с этого все и началось.

— Она стала вести себя странно? Немедленно?

— Флора и сама не знает. Уизли сказала, что хочет оставить диадему себе, потому что она понравится Поттеру. Флора тоже выбрала какую-то побрякушку из тех, что нашла в комнате, — Гестия помолчала. — Но вот в чем незадача, когда они вышли обратно в коридор, комната исчезла. А вместе с ней исчезло и то, что вынесла оттуда Флора. А вот диадема — нет. Она так и осталась на голове Уизли. С этого и начались все странности, что происходили в Хогвартсе.

— Но как диадема могла заставить Джинни открывать Тайную комнату? — не понимала Филлис. — Рэйвенкло заключила в нее свои знания, возможно, Салазар Слизерин когда-то и рассказал ей, где находится комната, мы не знаем, какие между ними были отношения. Но ведь эта вещь не обладает собственным интеллектом, чтобы подавлять чужую волю. Потому что, прости, я не верю, будто Джинни придумала такое самостоятельно.

— Я думаю, она находилась в трансе, — призналась Гестия. — После нападения на Пенелопу она ничего не помнила. Зато на ее мантии были пятна крови, и ей страшно повезло, что Флора знала, где ее найти и помогла ей привести себя в порядок. Если бы ее в таком состоянии увидели учителя...

— Но почему вы сразу обо всем не рассказали взрослым? — удивилась Филлис. — Ясно же было, что эта вещь опасна. Превратить волшебные картины в неподвижное полотно, наложить на человека такое мощное заклятие оцепенения, которое даже Дамблдор не может снять... Сколько же сил на это надо, одиннадцатилетка с этим никак не справится!

— Эта вещь управляла Уизли, — кивнула Гестия. — Она становилась сама не своя, когда надевала диадему. Поэтому Флора решила, что надо помочь ей от нее избавиться. Тогда еще Уизли прятала диадему в своей спальне. Флора узнала пароль от гостиной гриффиндорцев. Никто не соглашался ей помочь, тем более, Полная дама, но ей неожиданно повезло. Какой-то мальчик потерял бумажку, на которой были записаны все пароли на неделю вперед.

— Невилл Лонгботтом, — вздохнула Филлис. — Я слышала, как Рон посоветовал ему сделать для себя такую подсказку. Невилл постоянно забывает, путает пароли и начинает надоедать ребятам с расспросами.

— Очень своевременный совет, — фыркнула Гестия. — Права Алкиона, когда говорит, что гриффиндорцам отказано в мозгах с рождения. Словом, Флора дождалась, когда в башне никого не останется и унесла диадему. Она хотела отдать ее Алкионе, чтобы та решила, что с ней делать дальше. Даже несмотря на то, что натворила Уизли, Флора не хотела ее подставлять.

Филлис в ужасе прикрыла глаза. Диадема Рэйвенкло в руках их злейшего врага — худшее, что только можно себе представить. Ради того, чтобы насолить Джемме, Алкиона способна не то что отдать диадему министерским или невыразимцам, так и вовсе сбросить ее с метлы в Черное озеро, где ее не найдет никто, кроме гигантского кальмара.

— Почему же не отдали? — она старалась сохранять спокойствие. Гестия безнадежно махнула рукой.

— Я тогда ничего еще не знала, а Алкионе не до наших проблем. Она готовит для Фарли какой-то неприятный сюрприз, и когда Флора попыталась поговорить с ней, только отмахнулась, не восприняла всерьез. Посоветовала меньше общаться с грязнокровками, верящими в сказки о диадеме.

— Она глупее, чем я думала, — покачала головой Филлис. — Ну а Флора? Почему она не пошла к профессору Снейпу?

— Она хотела, правда, хотела. Но эта диадема коварна. Флора сама не заметила, как попала под ее действие, — Гестия замялась, долго не решаясь продолжить. — На Криви напала уже она. Сопротивлялась, правда, до последнего, и когда поняла, что случилось, была в ужасе. А самое главное, теперь и речи быть не могло о том, чтобы рассказать Снейпу правду. И Уизли, конечно, догадалась, кто украл у нее диадему. Они с Флорой страшно поссорились.

— А Гермиона Грейнджер? — спросила Филлис. — Это тоже дело рук Флоры?

— К счастью, нет, — запротестовала Гестия. — Как раз в тот день Уизли решила пойти на мировую. С самого утра была сама любезность. Я сразу заподозрила неладное и решила поговорить с тобой. В конце концов, ты единственная, кто всерьез интересовался это диадемой и остался на каникулы в школе. Подойти к Фарли я не могла, ты же понимаешь, сколько пересудов это бы вызвало. Я ожидала, что ты тут же все расскажешь ей, но тут в дело вмешалась Грейнджер, и все пошло наперекосяк.

Филлис обхватила себя руками. От оконного стекла шел неприятный холод, но она не могла встать, потому что от внезапной догадки она вдруг почувствовала слабость в ногах.

— Значит, Джинни снова удалось завладеть диадемой, — понимающе кивнула она. — Гестия, скажи, только честно. Ведь на Гермиону не случайно напали именно возле больничного крыла. Джинни ведь не от нее хотела избавиться, а от меня. Она как-то узнала о нашем разговоре и думала, я выдам ее учителям при первой же возможности.

Слизеринка только вздохнула.

— Поначалу я думала, что неплохо знаю таких, как Уизли, но последние события очень изменили ее. Думаю, диадема влияет на нее, даже когда Уизли не носит ее на голове. У нее очень испортился характер, а ход мыслей... у меня больше не получается угадать, что она сделает и как поступит. И даже у Флоры не получается. Я не знаю, почему на мою сестру этот артефакт не имеет такого влияния. Может быть, потому что Флора не так одинока, или более независима по натуре, или диадема просто выбрала Джинни, потому что ее никто бы не заподозрил, в отличие от студентки нашего факультета. Но да, я думаю, она хотела бы от тебя избавиться. Хотя бы потому что ее обожаемый Поттер постоянно крутится возле тебя. Если бы Грейнджер во время нападения не наделала столько шума, и Дамблдор чудом не оказался поблизости, кто знает, как бы повернулось дело.

Филлис невольно вздрогнула. Все это время воспоминания о разговоре с директором вызывали в ней непритворное раздражение: он казался ей хитрым, назойливым старикашкой, вознамерившимся сделать ее частью какого-то одному ему понятного плана. И лишь теперь она задумалась: что, если Дамблдор так задержался в больничном крыле той ночью не только из праздного любопытства? Что, если таким образом он хотел ее, Филлис, защитить?

Означало ли это, что Дамблдор знает о Джинни и Флоре? Но почему, в таком случае, он не остановит это безумие?

— Что ты хочешь от меня? — пристально посмотрела она на Гестию. — Думаю, ты и сама отлично понимаешь, что я просто обязана рассказать об этом своему декану и даже директору?

— И чего ты этим добьешься? — помрачнела Гестия. — Они заберут диадему и никогда не позволят вам троим ее изучать. Ее передадут невыразимцам, и они навсегда спрячут ее в хранилищах отдела тайн. Тебе, может быть, дадут награду за заслуги перед школой, но ты ведь не напишешь о ней в своем исследовании, правда?

— Маленькое чудовище, — пробормотала Филлис, неверяще глядя на Гестию. Неужели они были такими же на первом курсе?

— Уизли больше не прячет диадему в своей спальне, — продолжала Гестия. — Она отнесла ее в ту же комнату, где когда-то нашла. Выяснилось, что мы с Флорой не можем проникнуть туда без Уизли. Она каким-то образом разгадала секрет, по которому можно заставить дверь появиться в нужный момент.

— Где находится это место? — решительно спросила Филлис. — Если мы успеем перехватить Джинни, когда она снова отправится за диадемой, никто и никогда больше не сможет открыть Тайную комнату.

Никто из любопытных простофиль, добавила она про себя. Лично она знала двух человек и одну змею, имеющих полное право посетить покои Слизерина и воспользоваться всем, что он оставил для своих потомков в память о себе. Но Кэрроу об этом знать совершенно необязательно.

— Ты меня за дурочку держишь? — возмутилась вдруг Гестия. — Я ничего тебе не скажу, пока ты не обещаешь, что об участии Флоры в этом безобразии никто не узнает.

Филлис с трудом удержалась от того, чтобы не отвесить Кэрроу подзатыльник. А она было на какую-то долю секунды поверила, будто близняшки коренным образом отличаются от своей злокозненной старшей сестрицы.

— Каким же это образом я помешаю Уизли заговорить, если ей вдруг вздумается? — удивилась она. — К тому же, если Криви видел Флору, он расскажет об этом всей школе, стоит ему прийти в себя... Зелье, — она хлопнула себя по лбу. — Так это Джинни испортила зелье, которое привезла леди Финч-Флетчли?

— Пенелопа ее видела, — подтвердила Гестия. — И диадему ее тоже видела. Уизли очень боялась, что правда всплывет на поверхность. Не думаю, что она хотела ее убить, скорее дотянуть до лета, когда она сможет увезти диадему домой и спрятать в надежном месте. Ее приводила в ужас перспектива расстаться с этой дьявольской вещицей. Поэтому, когда ее родители неожиданно решили провести отпуск за границей, она была вне себя от расстройства.

— Гестия, ты ведь и сама видишь, что Джинни опасна для себя и остальных, — попыталась уговорить ее Филлис. — В следующий раз она может ненароком кого-то убить, и с этим ей придется жить всю оставшуюся жизнь. Не дай Бог, этим человеком может оказаться Флора. Или ты.

По лицу Гестии пробежала тень, но она оставала непоколебима.

— Чудовище Слизерина никогда не нападет на чистокровную волшебницу.

— Чудовище Слизерина сделает то, что ему прикажет тот, кто знает, как им управлять, — всплеснула руками Филлис. — Пенелопа Кристалл — полукровка, и это его не остановило. Мы не знаем, кто пострадал, когда комнату открывали в прошлый раз. И потом, ты так уверена, что Джинни действительно нашла вход в Тайную комнату? Ты видела ее своими глазами? Была внутри? Возможно, диадема просто подсказала Джинни использовать эту легенду, чтобы все кругом были заняты поисками монстра и исключили человеческий фактор.

— Я не видела комнату, — тихо ответила Гестия. — Но я знаю, что Уизли зашла слишком далеко, чтобы это было обычное внушение. Монстр где-то здесь, в замке. И пусть это будет на моей совести, но я не скажу тебе, где искать диадему, пока ты не пообещаешь мне, что никто не узнает о Флоре. Я слышала, что о тебе говорят. Ты умная и ты учишь легиллименцию. Профессор Снейп никогда прежде не брал учениц, тем более, с других факультетов. Ты можешь что-нибудь придумать.

В очередной раз Филлис с грустью подумала о Томе. Будь он в школе вместе с ней, исполнить это обещание вообще не составило бы труда. Том способен сделать так, что Джинни не то что участия Флоры — имени собственного не вспомнит.

На ее навыки в легиллименции полагаться было бы опрометчиво. По словам профессора Снейпа, требовались долгие годы для того, чтобы достичь того уровня, о котором сейчас говорила Кэрроу. Существовало, впрочем, чуть более простое заклятие, стирающее часть воспоминаний, но даже его невозможно было выполнить без тренировок. Если кто-то из профессоров им и владеет, не найдется такого идиота, который согласится им помогать.

Обмануть Гестию нечего было и пытаться. Филлис прекрасно сознавала: это редкостное везение, что девочка решилась прийти именно к ней. Любая ошибка могла лишить ее последнего шанса первой заполучить диадему.

Филлис твердо знала одно: прежде остальных о ней должен узнать Том. В конце концов, это он добыл воспоминания, в которых еще ее дед обсуждал эту диадему с леди Блэк.

По мере того, как Филлис возвращалась к подробностям той беседы, пересказанной ей Томом, ее глаза раскрывались все шире. Ведь леди Блэк недвусмысленно дала понять, что передать диадему надлежит никому иному, как Темному Лорду. Розье-старший, среди прочих, должен был сопровождать его во время посещения Хогвартса. Расальхаг полагала это великой честью, оказанной их семье.

Теперь все вставало на свои места. Джинни каким-то образом удалось обнаружить тайник лорда Волдеморта. Он, как раз, вполне мог наложить какое-нибудь особенное проклятие на диадему, действительное даже после его смерти.

Филлис думала так быстро, словно информация сама текла к ней в голову из внешнего источника. Конечно, Джинни оказалась лишь удобным исполнителем. Неудивительно, что диадема подействовала на нее сильнее, чем на Флору, ведь она первой поймала это проклятие. Страшно представить, сколько раз за эти месяцы Джинни могла примерить диадему.

Совершенно другое значение приобретал рассказ Джеммы о том, что Темный Лорд называл себя прямым потомком Салазара Слизерина. Естественно, что секрет о расположении комнаты переходил в его семье из поколения в поколения. Логично предположить, что и в прошлый раз он оставил в замке какой-то затуманивающий сознание артефакт, ожидающий своего часа. Ведь профессор Амбридж прямо сказала, что никто, носящий фамилию Гонт, не поступал на учебу в Хогвартс, опасаясь проклятия.

Гестия продолжала смотреть на нее выжидающе, и Филлис поспешила с ответом:

— Я подумаю, что можно сделать, Кэрроу. Смотри, не болтай об этом. Никому, даже своей сестре.

— Я же говорю, Алкиона не интересуется ничем, что не связано с Флинтом и Фарли, — презрительно передернула плечами Гестия, но Филлис ее перебила:

— Я имела в виду другую сестру. Флора ненадежна, мы не знаем, насколько повлиял на нее контакт с диадемой. Она может поступить непредсказуемо.

Сначала Гестия хотела возразить, но затем только молча кивнула. Вероятно, она почувствовала, что Филлис хочется как можно скорее остаться одной.

Филлис же понимала, что мысли у нее в голове пребывают в полном беспорядке. Она знала, что для того, чтобы полностью успокоиться, потребуется минимум час интенсивной прогулки по замку и за его пределами, но пренебрегать советами Дамблдора не хотела. Не в свете недавно сделанных выводов. Поэтому она вернулась в гостиную и уселась на диванчик в стороне от оживленной компании однокурсников.

Медальон на ее шее нагрелся так, что цепочка обжигала шею, словно чувствуя настроение своей новой хозяйки.

Проблема состояла в том, что Филлис решительно не понимала, с кем поделиться откровениями Кэрроу. Том был далеко, и хотя даже утреннее письмо содержало достаточно информации, ради которой стоило, бросив все, отправиться в Хогвартс, он все равно не мог этого сделать. Профессор Дамблдор... нет, Филлис не могла рисковать, позволяя себе откровенничать с легиллиментом. Даже беседа в больничном крыле ставила ее и Тома в крайне опасное положение. Филлис до сих пор не была уверена, что не навела директора ненароком на некоторые подозрения. Мама... Филлис невесело улыбнулась. Ну чем ей могла помочь мама?

В то же время, девочка прекрасно понимала, как опасно недооценивать вещи, принадлежавшие лорду Волдеморту. Она всего на год старше Джинни и Флоры, а в черной магии разбирается не лучше любого маггла. И вряд ли имеет смысл надеяться, что проклятие просто отразится от нее, как в свое время от Гарри Поттера.

Филлис тихо ахнула. Еще в прошлом году Гарри делился с ней подозрениями о том, что Темный Лорд не так уж далеко, как спокойнее считать большинству волшебников. Если допустить, что он действительно жив...

... может быть, вовсе не его проклятие воздействует на Джинни, вынуждая ее открывать Тайную комнату, а он сам?

Филлис нервно сцепила руки, словно ожидая, что Темный Лорд, почувствовав ее мысли, вот-вот появится прямо здесь, в их гостиной.

К такому повороту событий она готова не была.

— Филлис, а я тебя везде ищу, — Энтони с привычной теплой улыбкой уселся рядом, но тут же посерьезнел, заметил ее встревоженный вид. — Надеюсь, ничего не случилось? На тебе лица нет.

Филлис долго смотрела на друга, взвешивая все "за" и "против". Имеет ли она право делать еще и его частью этой истории? Весь прошлый год она предусмотрительно держала Энтони на расстоянии от Гарри и компании, ни к чему ему их дурная репутация. С другой стороны, если она немеделенно не передаст свой секрет кому-то другому, до вечера он сведет ее с ума.

— Тони, я попала в ужасную переделку, — призналась она.

Удивительно, но в этот самый момент страх перед Волдемортом в ее душе значительно померк.

* * *

Какое мутное зеркало. В выпуклых зеркалах отражение всегда выходит странным: искаженное, неправдоподобно широкое лицо, глаза, будто у глубоководной рыбы... Глаза. Что за неприятная резь, как из-за песка и пыли от поднявшегося ветра, особенно в правом. Она поднимает руку, чтобы вытереть набегающие слезы, но ничего не получается.

У нее нет рук.

Да ведь это не зеркало, а рыцарский щит! Отполированный, словно владеющий им бестелесный рыцарь лишь ждет призыва короля, чтобы отправиться на службу. Видимо, даже он чувствует, что в замке появился истинный Король. Пусть даже его воинство и не нуждается в доспехах.

Падая на спину, она задевает щит рукой, и в ужасе сжимается в ожидании того, как железная махина с силой врежется в ее лицо, оставляя глубокие, долго заживающие царапины. Теперь и ей придется провести пару ночей в госпитале у мадам Помфри. Все очень просто, око за око.

Ай!

Щит предсказуемо приземляется прямо на лежащую на полу девочку, увлекая за собой и латы, и металлический нагрудник, и шлем храброго палладина. Она не чувствует боли, она вообще не видит связи между собой и этим парализованным телом. Ее здесь больше ничего не держит, она отступает, увлекаемая щемящим душу напевом, состоящим сплошь из шипящих звуков. Назад, в тишину. В темноту.

Здесь пахнет сыростью и гнилью, и здесь так много ее отражений. Привет, меня зовут Гермиона Грейнджер, и я за полгода так и не догадалась, что чудовищем Слизерина по определению обязана быть огромная змея с умертвляющим взглядом. Я ведь мертва, не правда ли? Невозможно сфотографировать смерть без ее на то позволения, а ведь именно это я пыталась сделать. Меня зовут Гермиона Грейнджер... но когда меня нашли, обращались ко мне как-то иначе. Мне сложно удерживать в памяти так много имен, именно об этом я говорила директору Дамблдору, когда он решил сделать меня старостой школы. Меня зовут Пенелопа Кристалл, я до сих пор пользуюсь подсказками, записанными на десятках крошечных записочек, и избегаю называть первокурсников по именам — Джинни, конечно, исключение, ведь она сестра Перси.

Сестра Перси, единственная сестра. Не представляю, правда, почему это важно. Перси, мальчик, обративший на меня внимание? Оливия Хорнби сочла бы это удачной шуткой, плодом моего воображения. Кто в здравом уме согласится встречаться с толстой уродиной с нездоровой кожей и тонкими крысиными хвостиками вместо волос. Оливия, конечно, тоже не красавица, особенно когда начинает кричать. А она бы кричала, страшно кричала, увидев перед собой огромную морду с горящими, как два фонаря, желтыми глазами. Оливия вообще страшная трусиха, помнится, на уроке по уходу за магическими существами она брезгливо верещала даже во время изучения флоббер-червей. Наверно, она могла бы сделать одного из них своим фамилиаром.

Меня зовут Миртл Лисс, и я только что придумала замечательную колкость в ответ на очередную порцию насмешек от Оливии. Нет... что-то здесь неправильно, ведь мое имя — Гермиона. Конечно, Гермиона, так меня называл тот забавный старик в ночном халате, расшитом полумесяцами. Кто бы мог подумать, что с годами директор примется рядиться в настолько шутовскую одежду? Помнится, когда я только поступила в школу, он еще придерживался классических цветов при выборе мантии. Правда, борода его тогда была насыщенно-рыжего цвета. Такая же рыжая, как волосы у того мальчика... Перси... или Рон... не могу вспомнить.

Меня зовут Саманта Крессвелл, если кому-то здесь вообще есть дело до имени надоедливой сестренки Дирка. Дирка, конечно, знает вся школа — после того, как профессор Слагхорн пригласил его на ужин в клуб Слизней, он завел себе друзей даже среди слизеринцев. Он заслужил этот успех, мой дорогой брат, далеко не каждый в его возрасте возьмется самостоятельно изучать такой сложный язык, как гоббледук. Чистокровные волшебники вообще считают гоблинов чем-то вроде бесплатной рабочей силы, но, конечно, не осмелятся заявить им это в лицо. Гоблины — это вам не домашние эльфы.

Профессор Дамблдор умеет говорить с русалками. Дирк сам это слышал, когда однажды прогуливался с друзьями возле Черного озера. Он страшно хочет быть похожим на профессора Дамблдора, говорит, тот в школе тоже считался ужасно талантливым. А вот из меня, говорит он, ничего путного выйти не может, и сразу после школы хорошо бы выдать меня замуж. Мне нравится один мальчик со Слизерина, Элджи, но он, конечно, и не посмотрит на меня. Недавно на прорицаниях наш профессор предсказал ему, что он совсем скоро встретит свою судьбу и что она, очевидно, рождена в другой стране. Смешно признаться, но в глубине души я надеялась, что речь обо мне, ведь мама действительно родила меня на два месяца раньше срока, когда они с отцом еще работали в Швеции.

Меня зовут Саманта Крессвелл, и мои родители — стоматологи в Лондоне. Нет, что-то в этом неправильно. Что за странное слово — стоматологи? Неужели за то время, что я провела в этой темноте, магглы придумали новое слово для обозначения своих лекарей? Любопытно, весьма. Что за удивительные воспоминания переполняют мою голову. Меня зовут Хельга Хаффлпафф, и когда я, наконец, приду в себя, Салазару лучше не попадаться мне на глаза, ведь я умею проклинать не хуже василиска! Если из-за рождения Короля мои теплицы наводнят змеи, ему первому придется несладко.

Да, так и поступлю. Откажу ему в ингредиентах для его омерзительных зелий. Пусть сам отправляется за ними в Беллерофонтский лес. Ровена всегда так делает.

Ровена вчера была красивая в своей диадеме. Камни так потрясающе играли на фоне ее ярко-рыжих волос. Я всегда считала, что Ровена — блондинка. И еще она немного выше ростом, и очень редко носит черное. Впрочем, откуда Гермионе Грейнджер знать что-то об одной из Основательниц Хогвартса.

Гермиона лежала на полу в коридоре спящего замка, Гермиона плыла по воздуху, словно ее тело весило не больше пушинки, Гермиона чувствовала, как ее зубы смыкаются на жирной крысе, поселившейся в канализации, Гермиона скользила внутри огромных тоннелей, словно специально задуманных для ее путешествий по замку. Гермиона чувствовала, как ее сознание растворяется в десятках жертв древнего, как сама магия, существа, как их мысли и воспоминания переплетаются, подобно кружеву, а ее собственное волшебство тоненьким ручейком утекает и становится такой же неотъемлемой частью замка, как василиск.

Во время очередного проблеска сознания ее собственной личности, наступает озарение: Салазар Слизерин не случайно выбрал для избавления от магглорожденных именно этого монстра. Король Змей был рожден, чтобы править в Хогвартсе, Король Змей — это и есть Хогвартс, воплощение легендарного спящего дракона с девиза замка. Король Змей не убивает, если ему не приказать, он всего лишь питается магией своей жертвы, ловко встраивая ее в поток, невидимым коконом окутывающий замок, защищающий его и поддерживающий каждый камень в его основании. Со временем не останется ничего: ни Миртл, ни Пенелопы, ни Саманты, лишь Хогвартс нерушимой твердыней будет стоять на отшибе, северном берегу озера, опушке леса, и может быть, она, Гермиона Грейнджер, окажется достаточно сильна, чтобы увидеть возвращение Наследника.

* * *

Люциус всего несколько минут находился в компании Долорес Амбридж, однако успел не раз несказанно пожалеть о том, что не послушался Андреа Сандерс. Будущая директор Хогвартса, пускай всего лишь на полгода, оказалась еще более невыносимой и недалекой особой, чем успела запомниться ему по более раннему знакомству.

— Корнелиус не давал никаких распоряжений относительно ареста Рубеуса Хагрида, — в ее голосе было еще больше сахара, чем она всыпала в свой кофе. — Нет даже косвенных улик, указывающих на его причастность к событиям в школе. Я, лорд Малфой, в отличие от Вас, все это время изучала обстановку, так сказать, изнутри, и знаю, о чем говорю. И нет, я не могу запретить Хагриду присутствовать на завтрашних торжествах в честь дня святого Валентина. Я всецело поддерживаю точку зрения Альбуса и инициативу Златопуста, детям необходимо немного отвлечься. Да и преподаватели не железные.

Люциус с сомнением посмотрел на дверь, через которую несколько минут назад вышла колонна довольно-таки свирепого вида гномов с арфами, невесть где раздобытых Локонсом. С его точки зрения, они куда больше подошли бы для охраны коридоров замка от чудовища, нежели для доставки валентинок, и уж точно никак не способствовали созданию романтической атмоферы. Впрочем, Амбридж, если судить по ее облику, представления о романтике имела самые отдаленные.

— Разумеется, Долорес, Вам лучше знать, — ответил он ей в тон. Не хватало еще вступать в споры из-за идиотских идей Локонса. — И все же с этим... человеком... Хагридом... следует быть осторожнее. Он уже зарекомендовал себя в прошлом определенным образом.

Амбридж взглянула на Дамблдора с затаенным весельем в глазах, и в душу Люциуса закралось неприятное подозрение, что этот бой он с треском проиграл, несмотря на то, что в руках у него была бумага, призванная уничтожить директора.

— Осторожное отношение к тем, кто, как Вы, Люциус, выразились, определенным образом зарекомендовал себя в прошлом, всегда было отличительной чертой политики Хогвартса, — усмехнулся Дамблдор. — Мне бы хотелось внести ясность. Хагрид пользуется моим полным доверием. Он вне подозрений.

— Тогда, возможно, Вы поделитесь с Попечительским советом своими подозрениями, профессор, — сверкнул глазами Люциус. — Хотелось бы верить, что расследование ведется должным образом.

— Не волнуйтесь, Люциус, — сказала Амбридж. — Уверена, что теперь, когда я взяла дело в свои руки, мне очень скоро найдется, чем порадовать Попечительский совет. К примеру, хорошими новостями от профессора Спраут. Мандрагоры растут и крепнут с каждым днем. После инцидента с зельем мы с Альбусом лично наложили особые защитные чары на ее теплицы.

— Все это прекрасно, — Люциус собирался извлечь максимум выгоды из своего визита в замок. — Но приоритетной задачей остается предупреждение новых нападений, а значит — поимка преступника. Несколько дней назад я говорил об этом с лордом-мэром Хогсмида. Он весьма обеспокоен тем фактом, что подобное происходит в двух шагах от вверенной ему территории.

— Вы предлагаете пригласить в замок авроров и произвести обыск, Люциус? — Амбридж склонилась вперед, будто обдумывая его слова.

— Я бы обратил особое внимание на личные вещи студентов, — с нажимом проговорил Люциус. — Не забывайте, что Хагрид в момент его отчисления был еще весьма молод, а его зверь успел похозяйничать в замке, прежде чем его, наконец, удалось отсюда выдворить.

Амбридж понимающе закивала, выжидающе глядя на бывшего директора. Дамблдор, тяжело вздохнув, поднялся из своего любимого кресла.

— Что же, раз Попечительский совет требует моего смещения я, разумеется, должен подчиниться. Я ухожу со спокойной совестью, вверяя школу профессору Амбридж. Однако, заметьте себе, — он не отводил взгляда ярко-голубых глаз от волшебницы, и Люциус в очередной раз ощутил дискомфорт от ненужности собственного присутствия в этой комнате, — я не уйду из школы, пока здесь останется хоть один человек, который будет мне доверять. И еще запомните: в Хогвартсе тот, кто просил помощи, всегда ее получал.

Амбридж выслушала Дамблдора с будто приклеенной милой улыбочкой на лице, а затем тоже встала, чтобы проводить его до камина.

— Мысли прекрасные, — уголки ее губ чуть дрогнули, — и опасные. Это ремарка к нашему с Вами, Альбус, давнему спору о равных возможностях. Исключительно удачно, что нам, наконец, представилась возможность на практике проверить, чьи методы более действенны.

Дамблдор степенно кивнул.

— Будьте осторожны, мой дорогой друг.

Люциус недоверчиво покосился на старика. Похоже, того совершенно не задевал факт его позорной отставки. Еще немного, и Люциус бы всерьез усомнился в том, что это он добился падения Дамблдора, а не сам волшебник ловко срежиссировал передачу власти безмозглой подпевале Фаджа.

Когда Дамблдор, назвав неизвестный Люциусу адрес, исчез в камине, новая директор неспешно прошлась по кабинету и с царственным видом заняла освободившееся кресло. Люциусу подумалось, что люди такого склада после обретения хотя бы незначительной власти могут быть весьма неприятны. За Амбридж придется присматривать, в этом нет сомнений. Благо, до конца учебного года осталось всего лишь несколько месяцев.

— Итак, Люциус, мы с Вами остановились на обыске, — как ни в чем не бывало, продолжила она. — Любопытно, почему Вы так на этом настаиваете.

— До меня доходили разные слухи, — уклончиво ответил он. Нельзя было напрямую наводить Амбридж на мысль о девчонке Уизли — Люциус не сомневался, что дневник Расальхаг Блэк все еще находится у нее. Вряд ли, конечно, этот утративший свою силу артефакт как-то связан с деятельностью так называемого Наследника, но министерству одного имени его хозяйки хватит, чтобы приписать Уизли даже несуществующие преступления.

— Студенческие сплетни, — понимающе кивнула Амбридж. — Не вижу причины ни отказать в Вашей просьбе, ни принять ее. Преступник уже продемонстрировал изобретательный ум. Очевидно, что любая сомнительная вещица в багаже одного из студентов — это лишь способ завести расследование в тупик. У меня свои методы, Люциус, не раз доказавшие свою эффективность.

Он нахмурился. Разговор с Амбридж определенно шел не по плану. Запомнившаяся ему чиновница должна была поддакивать каждому его слову, эта же дама держалась так, будто снизошла до предложенной ей должности.

Амбридж сцепила пальцы в замок, и множество самоцветов в ее кольцах заиграли веселыми огоньками.

— Я не люблю ходить вокруг да около, Люциус, — без тени доброжелательности улыбнулась она. — Я Вам не Альбус и не намерена... какого же это маггла он цитировал?... сидеть на берегу реки и ждать, когда мимо проплывет труп моего врага. Если Вы рассчитывали, что я стану плясать под Вашу дудку, Вы крупно просчитались. На господство в Хогвартсе претендуют разные силы, злые и очень злые, с некоторыми я готова уживаться, а кого-то раздавлю, как кусачего жука. Я не боюсь запомниться, как самый несправедливый директор в истории школы. Лорд Финеас Найджелус Блэк уже много лет удерживает эти сомнительные лавры, однако во времена первой мировой войны и преступлений средиземноморского магического альянса Хогвартс оставался самым безопасным местом в Европе, и это всецело заслуга директора. Равно как Альбус полностью оградил школу от влияния Гриндельвальда и его приспешников.

— Весьма опрометчиво с Вашей стороны, — процедил Люциус. Увы, он не мог проклясть эту дерзкую выскочку прямо в директорском кресле, хотя аргументов против ее дифирамбов Дамблдору у него было хоть отбавляй. — Предоставьте истории право вынести оценку.

Амбридж больше не улыбалась. Она задумчиво смотрела в окно, наблюдая за тем, как одно из последних облаков умирающей зимы сонной гусеницей ползет над линией гор.

— Это я — история, — ответила она.

* * *

Гарри не знал, радоваться или огорчаться отставке Дамблдора, считать ли ее удачной возможностью избавиться от незримой, но существенно ограничивающей в действиях опеки старика, или несчастливым стечением обстоятельств, позволяющим профессору Амбридж полностью захватить контроль над школой. Большинство гриффиндорцев ходили понурые: директора на их факультете любили, кто-то, вроде Перси Уизли, даже считал его гением. Рон мрачно предрекал по три-четыре нападения в день, Невилл боялся, что отныне на всех предметах будут выдвигаться такие же драконовские требования, как и на истории магии, а Дин от души радовался, что новая директриса в миг поставит на место до смерти всем надоевшего Локонса. Не далее, как вчера тот на весь школьный коридор хвастался тем, что напал на след монстра и поверг того в ужас и панику.

— Вот увидите, Минерва, — с сияющим видом вещал он, с многозначительным видом постукивая себя пальцем по носу, — нападений больше не предвидится. Полагаю, Комната на этот раз закрыта окончательно. Преступник осознал, что я изобличу его, это лишь вопрос времени. С его стороны весьма разумно именно сейчас прекратить злодеяния, пока я не взялся за него основательно. Да, между прочим, Вы ведь тоже понимаете, что школе нужен праздник, который поднял бы моральный дух? Долой воспоминания о бедах прошлого семестра! Сейчас я не могу сказать больше, добавлю только, что знаю, какой дорогой нужно идти.

Спустившись следующим утром на завтрак, Гарри пришел к единственно возможному выводу: им с Локонсом определенно не по пути. Представления волшебника о праздниках было весьма своеобразным и явно подчерпнутым из дамских любовных романов и стереотипных открыток с купидонами, стрелами и множеством сердец. Сам Гарри как-то и забыл о дне святого Валентина: в доме семьи Дурсли праздничному антуражу уделялось не так много внимания, а лично дядя Вернон и вовсе полагал, что лучший подарок для женщины — это новая добротная кастрюля. Неизвестно, что думала по этому поводу сама тетя Петунья, но изображать изумление и восторг у нее выходило превосходно.

Переступив порог большого зала, Гарри поначалу подумал, что оказался внутри гигантского свадебного торта. Стены были украшены ядовито-розовыми цветами, источающими отвратительный, слащавый аромат, с бледно-голубого потолка беспрестанно сыпались конфетти в виде звездочек и сердечек, а сам хозяин бала в омерзительного оттенка малиновой мантии приветствовал их из-за увитого плющом преподавательского стола.

— С днем святого Валентина! — торжественно объявил Локонс. — Для начала позвольте поблагодарить всех — а это сорок шесть человек — кто прислал мне в этот день поздравительные открытки!

— Теперь мы знаем, что в Хогвартсе учится сорок шесть дур, — шепнул Рон на ухо Гарри. — Жаль, он не перечислил их по именам. И немного странно.

Следующая реплика Локонса прозвучала почти угрожающе.

— Но это еще не все! — он трижды хлопнул в ладоши. — Представляю вам моих любезных купидончиков, валентинских письмоносцев! Сегодня они будут ходить по школе и разносить валентинки! Веселье только начинается! Я уверен, и мои коллеги захотят внести лепту в наш праздник! Давайте попросим профессора Снейпа, пусть он покажет нам, как сварить любовный напиток! А профессор Флитвик в этот праздник пламенеющих сердец мог бы рассказать кое-что о приворотных средствах! Он знает о них, старый проказник, больше любого чародея!

Бедный Флитвик в этот момент выглядел так, словно готов был сквозь землю провалиться от стыда. Взгляд Снейпа не предвещал искателям легкой любви ничего хорошего, а профессор Синистра, которую Локонс благоразумно позабыл упомянуть в своей пламенной речи, яростно вонзила нож в лежащее перед ней на тарелке красное яблоко с таким выражением лица, будто это было сердце Локонса.

— Вот первые последствия ухода Дамблдора, — горестно констатировал Рон. — Приближается конец света. Никому из нас не спастись.

— Все это, конечно, редкая гадость, — согласился с ним Симус Финниган. — А вы будете слать девчонкам валентинки?

Рон скривился с таким видом, будто Симус предложил ему пригласить на свидание Амбридж.

— Еще чего не хватало, — возмутился он. — Да я этот день мечтаю забыть, как страшный сон. Хорошо еще, моей сестре всего одиннадцать, и ей пока рано думать о таких глупостях. Надеюсь, ее не было среди этих сорока шести? — содрогнулся он от ужасной мысли. — Кстати, никто не видел Джинни? Уже довольно поздно, завтрак скоро закончится.

Друзья пожали плечами — Джинни этим утром никто не встречал.

— Валентинки-то посылать некому, — пожал плечами Невилл. — Гермиона все равно в больничном крыле. Хотя было бы здорово, если бы каждый подписал ей открытку, и мы оставили их рядом с ее кроватью. Когда она придет в себя, ей будет приятно узнать, что о ней беспокоились.

— Ну если всем писать, — Рон с сомнением посмотрел на Гарри, — то мысль, наверно, хорошая?

Гарри ничего не ответил. Конечно, всем сердцем он желал подруге скорейшего выздоровления, но не считал, что приключившаяся с ней беда отменяет ее некрасивого поступка накануне. Идея же послать валентинку другой девочке даже звучала странно.

Гарри нечасто приходилось думать о девочках. В прошлом году он думал о философском камне, а из всех девочек в школе знал, кажется, только Гермиону и Филлис. В этом году его мысли занимали история леди Расальхаг и Тайная комната... но леди Расальхаг девочкой не назовешь и из всех праздников отныне она отмечает разве что юбилей смерти. Конечно, они продолжали дружить с Филлис, но она вряд ли оценила бы открытку в день, названный именем католического святого. Гарри поискал подругу глазами. Филлис сидела за рэйвенкловским столом, едва обращая внимание на еду, и о чем-то живо спорила с Энтони Гольдштейном.

Некоторые студенты уже начинали собираться на уроки, когда в зал вихрем влетел Филч и поспешил к недавно присоединившейся к трапезе профессору Амбридж.

— Госпожа директор!... Там на стене!... Я думал, снова хулиганы!... Да что же это такое!... Я и профессору Дамблдору говорил, никакого спасу нет от их шалостей!...

— Аргус, прошу, поменьше экспрессии, — закатила глаза Амбридж. — Что там еще случилось? Рисунки на стенах? И оно стоит такого шума?

— Надпись, госпожа директор! Снова пишут о Тайной комнате!

Всю меланхоличность Амбридж как рукой сняло.

— Что это значит? — резко спросила она. — Наследник оставил новое послание?

— Ученики это, как пить дать, ученики, — вытаращил глаза Филч. — Не мог же он, в самом деле, девчонку в Тайную комнату утащить!

В мгновение ока Амбридж оказалась по другую сторону стола.

— Где? — был ее единственный вопрос.

— Возле гостиной Слизерина, — выдавил из себя напуганный завхоз. Амбридж и Снейп обменялись мрачными взглядами и с одинаковой скоростью покинули зал. Остальные преподаватели поспешили следом за ними, и вскоре в большом зале остался лишь порядком озадаченный Локонс. Его гномы-купидоны, подобно тюремным надзирателям, выстроились вдоль стен. Желающих отправить валентинку не было.

— Ты где-нибудь видишь Фарли? — пробормотал Рон. — Меррисот хотя бы здесь, вон пудинг уплетает. Значит, не она. Не успела бы.

— Почему надпись у слизеринской гостиной? — нахмурился Гарри. — Я думал, Наследнику ни к чему своих же пугать. Кроме слизеринцев и Филча в подземелья никто и не заглядывает.

Дверь зала снова открылась, и они увидели профессора Синистру. На женщине буквально лица не было от расстройства.

— Профессор Синистра! — позвал кто-то. — Удалось выяснить, что там случилось?

— Это невероятно, — если даже голос непробиваемой Синистры дрожал, дело было плохо. — Монстр снова напал на студента. На этот раз утащил в Тайную комнату.

Меррисот громко закашлялась, кто-то из старшекурсников подал ей стакан воды. Гарри повернулся к Филлис. Девочка с такой силой вцепилась в руку Энтони Гольдштейна, что даже со своего места Гарри мог видеть, как побелели костяшки ее пальцев.

— Как об этом стало известно? — раздавались со всех сторон голоса. — Кто?

— Наследник Слизерина оставил новую надпись, на стене прямо напротив гостиной Слизерина. Ее обнаружил мистер Филч. Там сказано: "Ее скелет будет пребывать в Комнате вечно", — Синистра повернулась к столу под серебристо-зелеными знаменами. — Мисс Кэрроу, я прошу Вас пройти со мной. Эта девочка — ваша сестра.

Алкиона Кэрроу стала еще некрасивее, то открывая, то закрывая рот, жадно глотая воздух, как выброшенная на берег рыба.

— Моя сестра? — в шоке переспросила она. — Какая сестра?

— Гестия, надо полагать, — с сочувствием ответила Синистра. — Ведь Флора присутствует в этом зале.

Флора, действительно, присутствовала и сейчас самозабвенно рыдала, уткнувшись в плечо соседки.

— Это невозможно, — яростным шепотом отчеканила Алкиона. — Мы не можем являться целью Наследника. Мы чистокровные! — взвизгнула она в голос.

Табита Меррисот неприятно ухмыльнулась и что-то шепнула на ухо однокурснице. Девушка уже по-иному взглянула на Алкиону и многозначительно кивнула в ее сторону, обращаясь сразу к половине стола.

Алкиона не могла не видеть саркастичных взглядов и, казалось, вот-вот упадет в обморок. Синистра мягко обняла ее за плечи и повела к выходу.

— Уже отправлены сообщения Вашим родным, мистер Кэрроу будет здесь в кратчайшее время, профессор Амбридж связывается с компетентными людьми. Мы должны быть благодарны мистеру Филчу, когда он нашел эту надпись, кровь еще не успела высохнуть, значит, все случилось недавно.

— Недавно? — вскрикнула Алкиона. — А что, если это ее кровь?

— Кровь петушиная, — гладила ее по руке Синистра. — Возьмите себя в руки, мисс Кэрроу, дышите глубоко, не задерживайте дыхание, все образуется...

Они вышли в коридоре, и большой зал взорвался, как закипающий котел. Разговоры, слезы, споры — все полилось через край. Гарри видел, как к двери, коротко кивнув своей невесте, поспешил и Джоэл Бэрк, незаметно пряча в рукаве волшебную палочку, как Меррисот, уже не трудясь понизить голос, над чем-то посмеивается в окружении товарищей по факультету; чувствовал он и взгляд Филлис, которая сейчас отчего-то ужасно напомнила ему Добби, одновременно желающего и не боящегося что-то ему сообщить. Гарри даже знал, о чем пойдет речь: Филлис была осведомлена лучше всех его друзей, вместе взятых, и, конечно, уже разгадала его намерения.

— Мы должны отправиться за этой девочкой, Гестией, — твердо сказал он сидящим поблизости Невиллу и Рону. — Я догадываюсь, где может находиться вход в Тайную комнату. Мы спасем ее быстрее, чем придет подмога из авроров.

— Пойти выручать сестру Кэрроу? — вырвалось у Рона. Под гневным взглядом Гарри он смутился.

— Филлис была права, когда накричала на нас в больничном крыле, — твердо сказал Гарри. — Не может быть одних правил для своих и других — для всех остальных. Нельзя сидеть, сложа руки, если мы знаем, как помочь.

— Пойдем втроем? — коротко спросил Невилл. Гарри снова повернулся к рэйвенкловскому столу. Два места за ним уже пустовало.

— Втроем, — решительно кивнул он. При других обстоятельствах он бы пошел один, но Невилл ведь и так знал о его даре змееуста, а Рон... Рон просто был лучшим другом, как бы скептически ни поджимала губы леди Расальхаг при одном упоминании о мальчике.

Они вовремя вышли из большого зала и нырнули в ближайший коридор, чтобы избежать встречи с профессорами Флитвиком и Спраут, вернувшимися, чтобы отправить остальных студентов обратно в их гостиные. Разумеется, об уроках в этот день не могло идти и речи.

— Вот и отпраздновали день святого Валентина, — вздохнул Невилл. — Не зря я никогда не любил праздники.

Рон старался ступать тише мыши, а оттого производил особенно много шума. Никогда дорога до подземелий не казалась Гарри такой долгой. Он так и не получил ответа от Андромеды Тонкс, не знал, как бы отнеслась леди Расальхаг к его идее привести в Комнату посторонних, а еще больше пугала неизвестность. Гарри не мог отделаться от терзающего его вопроса: была ли эта слизеринка, в самом деле, похищена, или отправилась в Тайную Комнату добровольно? И не идут ли они сейчас прямиком в расставленную для кого-то — возможно даже для них самих — ловушку?

— Мы без мантии-невидимки, а значит, придется действовать вдвое быстрее, — скомандовал он. — Я иду первым. По моему сигналу Вы быстро идете за мной. Если слышите, что что-то идет не так, не вздумайте бросаться меня выручать. Все равно не справитесь. Быстро бегите обратно и найдите Филлис Сакс. Она в курсе дела. Придумайте, как поступить.

— Но мы ведь не знаем дороги в Комнату, — возразил Рон. Гарри сжал плечо Невилла.

— Помнишь, профессор Амбридж упоминала девочку, которая умерла из-за монстра? Она назвала ее Миртл Лисс. Накануне нападения я видел призрака на юбилее смерти Почти Безголового Ника. Тогда меня отвлекли, но потом я все понял. То привидение, ее зовут Плакса Миртл. Я думаю, что после смерти она осталась в замке. Призраки часто привязаны к тому месту, где закончилась их жизнь, и не могут надолго покидать его.

Гарри достаточно перечитал о привидениях после знакомства с леди Расальхаг. Даже она, привязанная к дневнику, который обречена была вечно носить с собой, почти не отлучалась из дома, что передала по наследству дочери. Немало пришлось поразмыслить над тем, как ей все же удавалось добираться до таких отдаленных мест, как Хогвартс, пока Гарри не осенило: зеркала внутри Исчезательных Шкафов. Расальхаг рассказывала, что всего их было три. Три подарка трем дочерям. И возможность перебираться из одного зеркала в другое.

— Вы знаете, где находится сломанный туалет, в котором обосновалась Плакса Миртл. Гермиона постоянно крутилась там, пока варила свое зелье. Мы с самого начала находились рядом с входом в Комнату, просто не знали, что искать. Только не идите туда без Филлис. Она сообразит, как открыть проход.

У Гарри уже не было времени на то, чтобы звать с собой Нагайну, но Филлис не могла не понять: если нельзя найти змееуста, кто справится с зачарованными замками лучше самой волшебной змеи? Непонятно лишь, как такими темпами Нагайна первой не добралась до василиска.

Гарри глубоко вдохнул и пошел вперед, готовый в любую минуту послать друзьям сигнальные искры. Один поворот за другим, в коридоре становилось все темнее, начинало тянуть болотной сыростью. Гарри уже почти обрадовался, что его миссия благополучно доведена до следующего этапа, как вдруг появившаяся из темноты рука цепко ухватила его за рукав, заставив от испуга выронить палочку.

— Вот ты и попался, — с мрачной радостью объявила Долорес Амбридж. — Я знала, паршивец, что без тебя здесь не обошлось.

* * *

Сколько Табита себя помнила, вся ее жизнь являла собой беспрерывную и мучительную борьбу с лишним весом. Ей было не больше пяти, когда бабушка пригласила для нее одного из лучших колдомедиков Лондона. Девушка помнила, как сурового вида ведьма водила над ней волшебной палочкой и задавала глупые и причиняющие много боли вопросы о родителях, о войне и о ее мечтах. Табита с детства была истинной слизеринкой и не собиралась откровенничать перед этой унылой особой. Она без обиняков заявила, что у нее нет мечты.

Колдоведьма позже прочитала бабушке целую лекцию о посттравматическом эффекте, о том, что малышка Табита еще намучается со своим хрупким здоровьем, и что диета отныне станет ее любимой и постоянной спутницей, с которой ее не разлучат никакие жизненные невзгоды. Напротив, если Табита нервничала, она тут же начинала испытывать чувство голода. А голодать последняя из рода Меррисот считала ниже своего достоинства.

Флинт поставил перед ней коробку с неизвестно где раздобытыми пончиками, и Табита с наслаждением откусила огромный кусок. Как бы она не старалась скрыть за насмешками волнение, друзья знали ее слишком хорошо. Джемма все еще не появялась, и кто знает, что там себе надумали недоброжелатели, которых у нее полно. Табита запомнила каждый взгляд, каждый вздох, прилетевший к ним от гриффиндорского стола. Только ленивый не знал о вражде Фарли и Кэрроу, и если Гестия, да не допустит того Высшая Сила, погибнет, не один голос выскажется против старосты.

— Меррисот, ты лопнешь, — лениво заметил Кассиус. — Уберите от нее пончики. Я вообще не думаю, что это Наследник. Какой-то сумасшедший завелся в замке. Вспомни Квиррелла. Может быть, это он за всем стоит? Знаете, как в книгах, вернулся отомстить.

— Кэрроу-то за что ему мстить? — фыркнула Табита. — Логичнее было бы, если бы он похитил моего кузена, устроил бы мне пару приятных часов блаженной веры в то, что его комната, наконец-то, освободится, и я смогу устроить там гардеробную.

— Страшная, циничная Меррисот, — рассмеялся Марк. — А мне почему-то думается, что все эти приятные часы ты бы проревела, а потом бы собрала толпу сторонников и отправилась вызволять своего недотепу. Ты его любишь, как бы ни пыталась это отрицать.

— Я? Лонгботтома? — Табита закатила глаза. — Только из-за законов родовой магии. Нам отлично жилось втроем с бабушкой и дедом, пока нам не навязали этого полусквиба. Даже странно, что монстр на него не польстился. Наверно, приберег на десерт. Если, конечно, Кэрроу не отравится.

Стена отъехала в сторону, и в гостиную вошла бледная, как смерть, Алкиона. Несомненно, последнюю фразу она прекрасно слышала. Табита внутренне подобралась: вот уже пробежали первые электрические разряды надвигающегося скандала. Уоррингтон предупреждающе коснулся ее руки: время для выяснения отношений было неподходящим.

— Наслаждаетесь жизнью? — Алкиона остановилась возле их стола, и в гостиной воцарилась мертвая тишина. — Вижу, даже праздник устроили? Выпечка, шутки... шампанское, случаем, не открыли? Я бы выпила.

Маркус неслышно появился рядом.

— Ты была у доктора, Кэрроу? Тебе нужно принять успокоительное. Они обязательно найдут твою сестру.

— В самом деле? — вальяжно развернулась к нему Алкиона. — А зачем это им, интересно, стараться ради грязнокровки? Ведь так говорила твоя остроумная подружка за завтраком, стоило мне уйти?

Табита сжала челюсти, но хватка Кассиуса на ее руке стала еще крепче. Поддаваться на провокации Кэрроу нельзя — важнее понять, к чему она клонит. Алкиона никогда не начинала публичных разборок, не имея козыря в рукаве.

— Все сочувствуют твоему горю, Кэрроу, — терпеливо повторил Маркус. — От того, что вы сейчас подеретесь, лучше никому не станет. Где, кстати, Флора? Ей сейчас хуже, чем другим.

— Флора у директрисы, дожидается папу, — похоже, Флинт был единственным, с кем Алкиона все еще способна была разговаривать без грубостей. — А я не стала с ними засиживаться. Решила вот прогуляться по замку. Зашла в совятню. Отправила подарочек. Берегла его к выпускному, но наша жизнь так непредсказуема, вдруг завтра и меня утащит чудовище Слизерина, а мистер и миссис Фарли останутся без долгожданного сюрприза. Я так трудилась, пока его готовила.

Табита почувствовала, как ее сердце пропустило несколько ударов. Эта негодяйка блефует, хочет проверить ее реакцию. Да что она могла такого написать родителям Джеммы в нынешнем состоянии — безумный бред, который ни один здравомыслящий человек не станет воспринимать всерьез?

Маркус и Кассиус озадаченно переглянулись.

— Иди лучше в свою спальню и попытайся заснуть, Алкиона, — Марк впервые назвал ее по имени. — Пусть кто-нибудь из девочек тебе поможет. Ну же, — он нетерпеливо огляделся по сторонам, явно желая побыстрее избавиться от своей обузы.

Алкиона хотела что-то ответить, но тут вход в гостиную снова открылся. Табита повернулась и с силой закусила губу — так хотелось рассмеяться. Конечно, Джемма не могла выбрать лучшего момента, чтобы появиться с огромной корзиной тигровых лилий — своих любимых цветов. Личность дарителя у Табиты сомнений не вызывала, но, что было намного хуже, — и Табита только что поняла это со всей ясностью, — знала обо всем и Кэрроу.

И молчать она, на этот раз, не собиралась.

— А вот и наша главная героиня подоспела, — пропела Алкиона. — Так-то ты исполняешь обязанности старосты, Фарли? Мою сестру, возможно, уже доедает монстр, а ты отмечаешь день всех влюбленных?

— Кэрроу в своем репертуаре, — Джемма еще не успела разобраться в ситуации, и Табите отчаянно хотелось подать ей хоть какой-то знак, остановить. — Даже свое несчастье пытаешься обратить во вред мне. Не хочется думать, что это на проблемы твоей семьи я сейчас потратила полтора часа своего драгоценного времени.

— Это очень трогательно, — захлопала глазами Алкиона. — Не сомневаюсь, ты старалась изо всех сил. Как и мистер Макнейр.

Джемма недоуменно свела брови.

— Тебя что-то не устраивает? Согласно министерскому регламенту, борьбой с опасными магическими существами — а предполагаемое чудовище к ним относится, хоть и не в такой степени, как ты, — занимается отдел, которым руководит мистер Макнейр. И в котором, к слову, без пяти минут состою я. Так что не советую тебе со мной сейчас ссориться. Лучше бы о сестре беспокоилась, честное слово.

На губах Алкионы зазмеилась неприятная ухмылка.

— А цветочки мистер Макнейр на каждое задание приносит, или только на те, что у вас каждый выходной проходят в Хогсмиде?

Большие часы в гостиной по законам хорошей драмы принялись отбивать полдень. Джемма застыла с корзиной в руках, как каменное изваяние, и Табита резко встала, намереваясь стереть гадкую улыбку с лица Кэрроу. Уоррингтон с силой дернул ее на себя и утащил в дальнюю часть гостиной — непростая задача, учитывая комплекцию Табиты.

— Ты только все испортишь, молчи, — зашептал он ей на ухо. — Любая ссора будет на руку этой стерве. Все видят, что она не в себе. Никто не поверит.

Табита искоса посмотрела на Кассиуса.

— Студенты не поверят? Уизли что-то подозревают, они подтвердят. Им позарез надо отстранить Джемму от квиддича.

— К дракклам квиддич, — отмахнулся Уоррингтон. — Джемма вот-вот выпускается, а малфоевского щенка пусть его папаша тренирует.

— Допустим, а что если письмо родителям — это правда? Думаешь, они Джемме на слово поверят? Не найдут другого способа разобраться?

Уоррингтон только покачал головой и снова посмотрел на спорщиц — в скандал уже успел вмешаться Флинт, и именно на его голову сейчас сыпались проклятия Кэрроу.

— И ты еще смеешь лгать, что эти цветы от тебя? Почему Вы все на стороне этой шлюхи? Что бы ни сделала она, или одна из ее ручных собачек, все только восхищаются и радуются! Фарли то, Фарли се! Если бы они знали о Фарли то, что знаю я, у них бы волосы на голове зашевелились! Ты теперь собираешься строить из себя доброго ангела и спасать мою сестру? Да я бы предпочла, чтобы монстр в самом деле ею пообедал, чем принимать подачки у тебя и твоего любовника! Я не хотела, чтобы все это выглядело вот так, Фарли, я думала поставить в известность только твою семью, сделать так, чтобы тебя скорее выдали замуж, и ты его больше никогда не увидела, но ты и твоя мерзкая подружка Меррисот сами вырыли себе могилу! Теперь ты почувствуешь то, что чувствовала я, когда она настраивала против меня факультет, сомневалась в моей чистокровности и даже не имела мужества сразиться со мной как ведьма, на палочках!

Меррисот высвободилась из кольца рук Уоррингтона и аккуратно расстегнула праздничную мантию, сложив ее на ближайшем кресле, после чего подошла прямо к Кэрроу. Джемма молчала и лишь задумчиво наблюдала за подругой.

— Алкиона, — Табита и сама поразилась на редкость дружелюбному звучанию своего голоса. — Я никогда не пыталась объяснить тебе на словах.

Кэрроу повернулся к ней, резко качнувшись. Она вела себя так, будто опьянела от собственных эмоций.

— Что ты там бормочешь, свинка? — издевательски протянула она.

Табита вложила в удар всю свою силу. Кэрроу заставила ее нервничать больше обычного — и сейчас она должна была расплатиться за все свои ядовитые слова, за все набранные Табитой в будущем калории, ну и за проблемы, которые непременно появятся в жизни Джеммы, конечно.

Нормально подраться им предсказуемо не дали. К ней тут же бросились Маркус и Кассиус, кто-то вовремя задержал бросившуюся в ответную атаку Алкиону.

Когда крики и шум, наконец-то улеглись, Табита медленно и доходчиво, словно обращаясь к маленькому ребенку, растолковала:

— Ведь с самого начала знала, что слов ты не поймешь. А на того, кто не понимает слов, обидно тратить магию. Вот и приходится, — она беспомощно развела руками, и кто-то рассмеялся.

Истерика Алкионы сходила на нет, и кто-то из шестикурсниц увел ее в спальню, осуждающе глядя на Табиту. Джемма поставила свои лилии прямо на стол и благодарно кивнула Флинту. Табита тоже оценила его вмешательство. Зная отношение Марка к Джемме, можно было только догадываться, как он в действительности воспринял эту новость.

— Собственно, я хотела сказать, чтобы никто не расходился, — объявила Джемма. — Там, за дверью охота, а приманкой будет любой неудачник, решивший, что он умнее других. Когда все закончится, нам сообщат. Эльфа по имени Тихо можно напрягать с угощениями, дирекция все же заинтересована, чтобы мы тут не умерли от голода.

Известие о продолжении пира вызвало энтузиазма не меньше, чем сплетни о личной жизни старосты. Табита полагала, что здесь, среди своих, особенного фурора эта новость не произведет. В конце концов, Джемме на днях исполнилось семнадцать, и по волшебным законам она считается совершеннолетней. Куда более бурная реакция ожидается на других факультетах, когда эти слухи неизбежно расползутся среди знакомых.

— Фарли, — смущаясь, спросил Уоррингтон, — может, тебе какая помощь нужна? Ты обращайся, если что. Все-таки мы семь лет вместе, как-никак. В смысле, семь лет друзья... что-то вроде друзей... не знаю. Короче, если что нужно — я здесь.

Джемма подумала.

— Сова нужна. Желательно побыстрее и чтобы не выходить в совятню.

— Добудем, — кивнул Маркус и, после колебания спросил: — Ему напишешь?

— Кому ему? — удивилась Джемма. — Уолдену? Нет, с какой стати я буду отвлекать его от работы разными глупостями. Мне бы Джоэлу Бэрку пару строчек черкнуть. Мы обсуждали такой вариант развития событий. Если Кэрроу действительно написала моим родителям, я на пороге больших перемен.

— А чем Джоэл может помочь? — не понимала Табита. — Убедить их, что она соврала?

— Сколько можно оправдываться, — покачала головой Джемма. — Вещи мои у Бэрков. Мы с Иоли еще летом сделали стратегические запасы. Если я прямо отсюда вернусь домой, так просто мне оттуда не выбраться. Но я ведь могу и не возвращаться, пока буря не уляжется.

Меррисот порывисто обняла подругу. Иногда она завидовала самообладанию Джеммы. Даже в этой ситуации, похоже, Табита нервничала куда сильнее. Впрочем, о драке с Фарли она нисколько не жалела. Важно первой рассказать обо всем декану и профессору Синистре. А остальным сейчас элементарно не до этого.

— Ты точно в порядке? — посмотрела она в глаза Джемме. Та не отвела взгляд.

— Ничего такого, с чем бы я не справилась.

* * *

От быстрого бега у Филлис начинало колоть под левым ребром. Задыхаясь, она облокотилась на руку Энтони, выглядевшего не лучше. Ребята посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— Ничего удивительного, спорт никогда не был нашей стихией, — призналась Филлис. Энтони не мог не согласиться.

— Не считая шахмат, — поразмыслив, добавил он.

— Папа меня пытался научить, — тепло улыбнулась Филлис, вспоминая о вечерах с отцом. — Ничего не вышло. Я уже на следующий день забываю, как правильно ходят фигуры. Пешка прыгает через клетку или две — вот предел моих способностей.

Нагайна осуждающе покачала головой. Поведение этих двуногих было таким... человеческим. Иногда она не понимала, как эта девочка со множеством лиц, наследница ее прежней хозяйки, может так мало походить на остальных представителей своего рода. Каждый, имеющий хоть косвенное отношение к этой могущественной семье, и сам напоминал солнце — был предсказуем в своем великолепии, ни на шаг не отступал от поколениями проторенного пути и уж точно не позволял себе вот так хохотать над несущественными мелочами, самой сути которых Нагайна не улавливала, в то время, как предстоит им встреча с самим Королем. Эта девчонка определенно не была солнцем и слишком хорошо осознавала, кто она такая, чтобы способности изменять облик могли хоть частично в ней пробудиться. Она была похожа на феникса, старый символ их рода, — порождение огня, каждый раз возрождающееся из песка и пепла. Змея находилась в полном недоумении.

Она собиралась сразу ползти в сторону подземелий, но дети, кажется, имели свои планы на их прогулку. Нагайна утомилась и была весьма зла на весь человеческий род. Если бы присутствие волшебника не было обязательным при встрече с Королем, она бы давно сама разгадала загадку Тайной комнаты. Дерзкого узурпатора титула ее господина следовало убить — после этого Нагайна сможет убедить Короля присоединиться к величайшему из известных ей волшебников. Величайшему — ибо некогда он был готов добровольно отказаться от своей магии.

— Ты никуда не идешь, — говорил тем временем Энтони. — Это слишком опасно. Профессор Снейп сведущ в темных искусствах, об этом все говорят. Посмотрим, кого еще позвала помогать Амбридж. Наша задача — направить их в те подземелья, о которых рассказывал Гарри. Сами будем ждать.

— Энтони, ты не понимаешь, — качала головой Филлис. — Профессор Снейп — единственный, с кем мы можем поделиться этой информацией. Только он не постарается немедленно прибрать к рукам диадему. Я чувствую, что я нужна там, в Тайной комнате. Я уверена, что Гарри тоже туда отправится. Я должна помешать ему уничтожить диадему.

— Даже если это единственный способ остановить Волдеморта? — осторожно уточнил Энтони. Филлис ничего не ответила, но ускорила шаг, прижимая руку к беспокоящему ее ребру.

Наконец, они остановились у кабинета профессора Снейпа, и Нагайна смогла перевести дух. Запах этого волшебника был ей знаком: он служил ее прежнему господину, и потому змея не протестовала против его участия в предприятии. Настанет время, когда господину придется призвать своих соратников, и чем раньше этот час настанет, тем быстрее миссия Нагайны будет исполнена.

Филлис произнесла пароль, который для занятий сообщил ей Снейп, и дверь кабинета отворилась. Комната, однако, оставалась пустой. Филлис растерянно посмотрела на друга, и тут за дверью послышались шаги. Энтони, округлив глаза, толкнул девочку куда-то в сторону и сам притаился за шкафом. Нагайна скользнула за рабочий стол — для гигантской анаконды она обладала поистине впечатляющими способностями к мимикрии.

В кабинет вошли профессор Спраут и профессор Синистра. Филлис уже заметила, что двух столь непохожих друг на друга женщин связывала искренняя и преданная дружба.

— Северус, — позвала Синистра, но никто не откликнулся.

— Здесь его тоже нет, Аврора, — сказала Спраут. — Похоже, он вышел совсем недавно. Даже дверь не запер.

— Долорес считает, что он пытается известить Альбуса, — хмыкнула Синистра. — Ей очень не по душе такое самоуправство. Она думает, Альбус начнет выгораживать мальчишку.

Филлис и Энтони в ужасе переглянулись.

— Я не верю, что юный Поттер может быть как-то причастен к открытию Тайной Комнаты. Право, Аврора, Вы его учите, я его учу уже второй год. Гарри — милый и добрый мальчик, немного скрытный, но подростки сейчас все такие. Он не злодей.

— Я и сама думаю, что он отправился выручать эту девочку, — нехотя согласилась Синистра. — Но, Помона, он ведь как-то узнал, куда нужно идти. В нынешней ситуации любая деталь может оказаться зацепкой. И Долорес страшно боится, что Альбус это дело как-то замнет. Она твердо намерена вытрясти из Поттера правду. И ведь немало таких же искателей приключений. Из гриффиндорской гостиной, Минерва известила меня, пропали трое студентов. Подземелья сейчас оцеплены аврорами, и вместо того, чтобы искать чудовище, чем они занимаются? Отлавливают нарушителей режима?

— Пойдемте, скажем Долорес, что мы не нашли Снейпа, — вздохнула Спраут. — Скорее бы уже что-то прояснилось. Мне бы хотя бы к ужину попасть домой.

Переговариваясь, женщины вышли из кабинета, затворив за собой дверь. Энтони и Филлис выбрались из своего убежища.

— Значит, Гарри поймала Амбридж, а профессор Снейп куда-то исчез, — резюмировал Энтони. — Если он направился к Дамблдору, может статься, сейчас его вообще нет в замке.

— Что же делать? — Филлис беспомощно взглянула на мальчика. — Нельзя сидеть сложа руки. Диадема...

— Диадему я беру на себя, — решил Энтони. — Поступим так: мы с Нагайной идем на разведку. Посмотрим, реально ли пробраться в подземелья. А ты оставайся здесь и жди Снейпа. Как только он вернется, веди его в сторону Тайной комнаты.

— Тони, ты не должен этого делать! — ахнула Филлис. — Что я потом скажу твоей маме?

Энтони замялся.

— Маме, пожалуй, разумнее всего об этом вообще не говорить. Не в ближайшие несколько лет. Потому что если меня съест чудовище, она мне потом голову оторвет.

— Ты должен обещать, что не станешь рисковать, — потребовала Филлис. — Ты должен только помочь Нагайне завладеть диадемой. Думаю, она сама вынесет ее из замка и спрячет, да, Нагайна? В тот же самый тайник, что и в прошлый раз? Ни в коем случае не бери ее в руки и не надевай, даже если возникнет такое желание. Это колдовство. Она подчинит себе твою волю.

— Главное, никуда не уходи, пока не дождешься Снейпа, — Энтони ее обнял, а затем быстро вышел. Нагайна, глухо ворча, последовала за мальчиком. Она не чувствовала никакой связи между ним и ее прежним господином, однако странный двуногий все же рвался защитить его ценой собственной безопасности, исключительно ради того, чтобы порадовать эту девочку с множеством лиц, девочку без имени. Среди змей такой взаимовыручки отродясь не бывало.

Мальчишка, хоть с виду и был бесполезен, все же Нагайну интриговал. Совершенно точно он ужасно боялся того, что ему предстоит, настолько боялся, что всю дорогу бормотал себе под нос какую-то маггловскую молитву на смутно знакомом Нагайне языке — когда-то она слышала его в доме матери девочки без имени. Мальчишка был убежден, что эти слова его защитят. Удивительно, но какая-то доля исходящего от них спокойствия передалась даже Нагайне.

Их странное путешествие не продлилось долго. На одном из поворотов мальчишка столкнулся еще с двумя не менее напуганными сорванцами. Спешили они в противоположную от подземелий сторону.

— Ты за Гестией? — выпалил Рон, удивленно воззрившись на мальчика. — Тебя ведь Энтони зовут, верно?

Невилл задумчиво смотрел на Нагайну.

— Ты друг Филлис, — изрек он. — Тебя ведь она послала?

— Я иду в Тайную комнату, — кивнул он. — Нагайна тоже идет со мной.

— Нагайна сможет ее открыть, ведь она змея, а Салазар Слизерин был змееустом. Значит, это необходимое качество для Наследника, — объяснил Невилл. — Гарри велел нам ее найти. Мы сами решили отправиться спасать Гестию. Гарри попался Амбридж, значит, какое-то время они все будут заняты установлением того, Наследник он или нет. Мы можем выиграть от пятнадцати минут до получаса.

— Но куда же Вы идете, в таком случае? — удивился Энтони. — Ведь вход в Тайную комнату находится в подземельях.

— Гарри рассказал, что этот вход не единственный, — ответил Невилл. — Еще один расположен в туалете Плаксы Миртл, привидения. Мы по дороге все объясним. Пока никто не догадался искать там. Мы можем успеть первыми. Вот только сначала придется зайти еще кое-куда, — Невилл заметно смутился. — Вообще-то, это идея Рона. Но нам все равно по пути, так что я не возражаю.

Если бы Нагайна сразу догадалась, что речь идет о глупейшем из известных ей двуногих, она бы ужалила рыжего мальчишку раньше, чем тот успел постучать в дверь его кабинета. Однажды она встретила этого самовлюбленного идиота на опушке Беллерофонтского леса, возле хижины лесника. Двуногий бродил там и раздавал великану бессмысленные советы, но сам чуть не упал в обморок от страха, едва завидев анаконду. Нагайна скрылась достаточно быстро для того, чтобы не попасть в поле зрения великана, а двуногий с тех пор раз и навсегда прекратил свои назидательные прогулки.

Дверь кабинета слегка приотворилась, и Локонс с опаской выглянул наружу.

— А... мистер Уизли... мистер Лонгботтом... и мистер Гольдштейн, — вздохнул он с облегчением. — Я сейчас чрезвычайно занят... Только если Вы быстро...

— Позволите пройти, профессор? — спросил Рон. — У нас есть для Вас важная новость.

Локонс выглядел абсолютно потерянным, и Энтони сразу понял, что это дохлый номер. Профессор еще на уроках показал свою полную некомпетентность. Ради чего тащить с собой в Тайную комнату такой балласт? Разве что для отвлечения внимания преступника? Он предпочитал называть их врага обезличенно, не принимая версию Филлис о лорде Волдеморте за единственно возможную. Да, ему было не по себе от того, что Рон и Невилл ничего не знают. Но в противном случае придется рассказывать им и о диадеме, а этого Филлис ему никогда не простит.

Двигали им и рациональные соображения. Диадема принадлежала Основательнице их факультета, леди Ровена не оставила наследников, а значит, только они, ее воспитанники, могли распоряжаться судьбой этого имущества. Энтони не имел права подвести всех.

Кабинет Локонса был полностью разорен. Картины и фотографии со стен исчезли, одежда, книги, личные принадлежности — все было беспорядочно свалено в стоящие на полу чемоданы. Вот бы посмеялись поклонницы профессора, увидь они эту сцену: величайший борец со злом позорно сбегал от ответственности, испугавшись первой в его карьере мало-мальски серьезной опасности.

— Куда-то собираетесь? — глаза Рона опасно сощурились. — А как же Гестия Кэрроу?

Локонс смущенно замялся.

— Конечно... мисс Кэрроу... такое несчастье... Никто сильнее меня не скорбит...

— Но Вы же преподаватель защиты от темных искусств! — возмутился Невилл. — Как Вы можете сейчас все бросить и уехать отсюда? Сейчас, когда здесь собираются самые злые силы! После всего, о чем было написано в Ваших книгах!

— Мой юный друг, — покачал головой Локонс. — Проявите, наконец, здравый смысл. Когда Дамблдор приглашал меня на эту должность, ничто не предвещало подобного поворота событий. Не спорю, книги могут в некоторой степени вводить в заблуждение. Но они не продавались бы и вполовину так успешно, если бы люди считали, что кто-то другой, а не я, совершил все эти подвиги. Кто бы стал читать про старого армянского колдуна, пусть он и избавил от упырей целую деревню? А у ирландской колдуньи, которая изгнала банши, была, вообразите себе, заячья губа. Своим мерзким видом они бы только испортили обложку. Моя внешность — это залог успеха, приманка.

— Выходит, Вы просто присвоили себе подвиги других людей? — неверяще покачал головой Рон. Энтони, тем временем, принялся незаметно отступать в коридор. Пока внимание Локонса отвлечено пустыми разговорами, самое время скрыться, ведь этот аферист никогда не позволит им разгуливать, свободно владея его секретом.

— Ах, мистер Уизли, — вздохнул Локонс, закрывая один из чемоданов. — Все не так просто, как кажется. Этих людей надо найти, расспросить — и затем подвергнуть заклятию забвения. Я не мог позволить им болтать и разрушить тот образ, который я выстраивал столько лет и колоссальным трудом. Вот чем я по праву горжусь — своим заклятием забвения. А автографы на книгах и рекламные плакаты — это еще далеко не все. Хочешь славы — готовься к долгой и упорной работе, — с этими словами он, как и ожидал Энтони, вынул из рукава волшебную палочку. — Сожалею, ребята, но и вас ждет эта участь. Если вы выдадите мою тайну, я не смогу продать ни одной книги...

В этот момент произошло сразу много событий. Из своего укрытия Энтони бросил в профессора разоруживающее заклинание — единственное, ради чего стоило посетить довольно скучную встречу Дуэльного клуба, первую и последнюю в практике Локонса. Еще тогда, от души повесилившись над встречей профессора с ближайшей каменной стеной, Энтони отметил для себя, что сопротивляться этим чарам Локонс толком не умеет.

Он оказался не единственным, кому наскучила болтовня Локонса. Нагайна резким броском обвила его ноги и угрожающе зашипела. Локонс сжался на полу и захныкал.

— Снова ты, — простонал он. — Ну что вы все от меня хотите? Я не знаю, где находится Тайная комната! И ничем не могу вам помочь!

— Вам повезло, — проговорил оправившийся от испуга Невилл. — Нам удалось выяснить, где она находится. И сейчас вам придется пойти с нами, потому что в спасении Гестии должен участвовать кто-то из взрослых волшебников.

Под прицелом трех волшебных палочек и контролем одной гигантской змеи Локонсу нечего было возразить. Он побрел впереди ребят, искренне надеясь встретить хоть кого-нибудь, кто сможет его спасти.

— Не нужно брать с собой этого труса, — посоветовал Энтони. — Он нас подставит. У него на лице написано, что он только и ждет, когда кто-то из нас зазевается и выпустит палочку из рук.

— У нас нет выбора, — возразил Невилл. — Гарри не велел звать остальных учителей.

— А вы всегда делаете так, как говорит Гарри? — иронично переспросил Энтони. — Гарри не будет с нами, когда монстр атакует. Мы должны думать о том, как выбраться оттуда живыми и спасти Гестию.

— Некогда спорить, ребята, — остановил их Рон. — Раз уж этот негодяй с нами, придется тащить его до конца. Иначе он в миг выдаст нас другим преподавателям, а я пока не владею мастерски заклятием забвения.

Они спустились по лестнице и прошли по темному коридору, ведущему к туалету Плаксы Миртл. Энтони не любил это место и раньше всегда старался обходить стороной. Чего хорошего можно ожидать от привидений? Ясно же, что при жизни никто из них не был хорошим человеком.

Миртл со стонами и вздохами летала от двери к умывальнику и немало удивилась гостям.

— Зачем это вы пришли сюда? — спросила она. — Что еще замышляете?

— Ты Миртл Лисс, верно? — спросил Невилл. — Ты девочка, которая умерла в этом туалете пятьдесят лет назад. Рэйвенкловка.

Рэйвенкловка? Энтони взглянул на привидение с куда большим интересом. У их факультета уже был свой призрак, замкнутый и необщительный, — Серая Дама. Говорили, что с ней неплохо ладит первокурсница Луна Лавгуд, довольно странная девица, обожающая экзотические наряды и изъясняющаяся почище любой базарной гадалки, но содержание бесед с Дамой она никогда не пересказывала.

— Я Миртл Лисс, — Плакса Миртл замерла, прислушиваясь к позабытому звучанию собственного имени. — Я умерла здесь пятьдесят лет назад. Вы пришли, чтобы поговорить о моей смерти?

— Расскажи, как это случилось? — выступил вперед Энтони. — Где на тебя напали?

— Я ничего не помню, — пожаловалась Миртл. — Видела только два больших желтых глаза — вон у той раковины. Все мое тело сдавило, куда-то понесло. А потом я снова сюда вернулась, чтобы заставить моих врагов плакать от ужаса. Как Оливия Хорнби жалела, что смеялась над моими очками...

Нагайна, не слушая больше жалоб бестолкового призрака, подползла к указанной раковине. Ей даже не потребовалось присматриваться, чтобы заметить крошечную змейку, вырезанную на медном кране. Она приподняла голову и пронзительно зашипела, обращаясь ко всем своим предкам, умоляя Короля об аудиенции.

Кран засветился опаловым цветом, и часть умывальника ушла в сторону. Им открылся глухой черный тоннель, и не дожидаясь пришедших следом за ней двуногих, Нагайна бросилась вниз, уходя в бесконечный полет. Миртл с интересом следила за змеей, и впервые ее лицо не выражало готовности немедленно разрыдаться. Напротив, она выглядела так, будто только теперь осознала нечто, ранее ей недоступное.

— Кажется, я Вам тут больше не нужен, — замялся Локонс, неловко пятясь к двери. — Что за дурацкая затея, мальчики...

Рон встал у него на пути.

— Право пойти первым принадлежит Вам, — свирепо сказал он. — Я целый год мучился, читая Ваши бездарные книжки.

Локонс оскорбленно поджал губы и подошел к самому краю люка. Очень скоро Рону надоело ждать, и он просто толкнул незадачливого учителя вниз. Вскоре они услышали, как Локонс с криком приземлился.

— Нагайна не даст ему улизнуть, — заверил их Невилл. — Ну что... пути назад не будет. И кто-то из нас может не вернуться.

— И даже если нам повезет, Кэрроу, конечно, не скажет за это спасибо, — добавил Рон. — Но мы должны это сделать, хотя бы для того, чтобы Амбридж оставила Гарри в покое. Несправедливо, если все шишки посыплются на него.

— Тогда вперед, — пожал плечами Энтони. — Что тут разговоры говорить.

И он прыгнул первым.