Нереальная реальность: Тайна треугольника (джен)

Ночь серебрилась далеким лунным светом. Сонливо постанывал такелаж. В душе теплилось нечто оптимистично-светлое. Охотники за пиратами оказались достаточно великодушны и терпимы, позволив забрать с пляжа незатейливый скарб. Потому теперь каблук влажного сапога, натирая мозоль, отбивал негромко по палубе ритм выкатившейся из воспоминаний песни. И хоть из всей лирики помнились только две строчки, я с какой-то причудливой гордостью раз за разом беззвучно перекатывала их на языке. Песня эта была для меня о давно ушедшей империи, а для «аборигенов» этого века, скорее, сумбурным предсказанием о чрезвычайно далеком, а потому не особо и важном будущем. Главное — эти две строчки лаконично описывали наше с Джеком вынужденное ночное рандеву. Ничего лучше в голову не приходило, поэтому я довольствовалась шестью словами, в принудительном порядке задерживая момент, когда можно будет блеснуть перед кэпом натренированной смекалкой.

«Скованные одной цепью, связанные одной целью», — я сонно хлопала глазами, выслушивая неинтересную байку. Вахтенным стало скучно пялиться в ночь, моряки решили скрасить своим присутствием наше и без того не сказочное заточение. Первым делом они привязались к Воробью — персоне известной, а посему бесконечно интересной. Эти двое — мистер Боунс и Картер — оказались неплохими ребятами, если исключить их недюжинную навязчивость. Моряки не распространялись, но мне подумалось, что они пошли на «службу закону», чтобы прокормить себя и, может, семьи, а как такового зла на пиратскую братию не держали. Джек Воробей был для них, как Кракен, русалка или какой-нибудь там «Летучий Голландец» — легенда, словом. Только вот легенда эта вдруг ожила да прихватила пять сотен фунтов для более запоминающегося впечатления. Вопросы на кэпа сыпались друг за другом самые разные, а тот только и рад был потешить самолюбие да наговорить с три короба, благо уши слушателей от любопытства разве что торчком не стояли.

Я крайне терпеливо выслушивала пиратские рассказы о славных годах и известных похождениях; внутри же бушевал огонь неуемного желания поскорее поделиться с Джеком теперь уже своим «гениальным планом». Ждать пришлось неимоверно долго, как назло, навалился сон, опуская веки и уговаривая отложить все перипетии на завтра. Правда, от вахтенных была какая-никакая польза: гнев пиратского капитана угас под напором наивного восхищения, и лицо озарили блики «натертого» самолюбия.

— Фух, аллилуйя! — обрадовано зашипела я, едва Боунс и Картер покинули нас. — Думала, они никогда не уйдут. — Джек укоризненно сощурился и слегка цыкнул. — Что? Они отняли у нас драгоценное время!

— О, — саркастично протянул кэп, — так ты куда-то спешишь?

Я надула щеки, как хомяк, и медленно выпустила воздух, чтобы удержаться от желания дать пирату воспитательную затрещину.

— Я, конечно, не великий капитан Джек Воробей и даже не пытаюсь сравниться с твоей гениальностью в вопросе импровизации и побегов, — на одном дыхании прошептала я саркастическим шепотом, как раз в тон кэпу, — но, если ты на секундочку отвлечешься от почивания на лаврах, мы сможем расшатать эту штуковину, и, возможно, — да соблаговолят Посейдон, Калипсо и созвездия! — удастся сделать отсюда ноги. Нам обоим есть куда спешить, смекаешь?

Брови пирата двинулись к переносице; ко всей моей затее Джек Воробей относился откровенно скептически. И вот уж не знаю — из доброго ли расположения духа или во избежание бездействия, — но кэп, призадумавшись, кивнул. Правда, пришлось выслушать пятнадцатиминутную лекцию про то, как прочно заделывают рым в палубу. Периодически оглядываясь по сторонам, в состоянии перманентного беспокойства, похожие на чрезвычайно упертых, но трусливых кроликов, мы принялись расшатывать злосчастное кольцо. Шум поднимать воспрещалось, дело двигалось крайне медленно.

Я принялась допрашивать капитана Воробья на предмет всей упущенной информации, чем вызвала поучительное ехидство. Выяснить удалось немного. Первое, «Черная Жемчужина» так чинно проследовала мимо, ибо охотников за головами в планах не было, а согласно ему, пираты должны были страховать капитана на случай какой-нибудь напасти, но при этом не вызывая подозрений. Если бы фортуна обернулась к нам нужной стороной, на острове после побега осталось бы только подать сигнал и ждать эвакуации. Но, увы, теперь «Жемчужина» напрасно выслеживала корабль Смолла.

Второе и самое, как мне показалось, невероятное, — фрахтование шхуны не выдумка! Долго я не могла поверить, что придется променять роскошные парусники на… более аскетичный вариант. Джек Воробей не зря брал на Тортуге тайм-аут в три дня для встречи с таинственным «информатором». Кэп, конечно, не обмолвился, кто же эта все ведающая персона, лишь отмахнулся, мол, его словам можно верить. Этот некто опознал в пятне на карте Китовый остров, что являлся частью архипелага Семи Вулканов. В эту ночь Джек умолчал, я не спросила, но потом узнала, что об архипелаге этом никто из живущих и здравствующих слыхом не слыхивал. Некто посоветовал кэпу облегчить корабль, а лучше взять другой — меньших габаритов и осадки. Именно спор о переселении на более мелкое судно занял основную часть пиратского совета. Никто не хотел уступать. Задавались вопросом, стоит ли верить источнику, возмущались, перебирали характеристики кораблей: так Барбосса кичился «дистанционным управлением» «Мести королевы Анны», кое обеспечивал меч Тритона, Воробей распинался об известных преимуществах «Черной Жемчужины», Уитлокк настаивал на «Страннике», что преодолел ни одну морскую бурю и не страшится мощи стихии. После жутких препирательств и двух с четвертью опустошенных бутылок рома пиратские предводители всё же пришли к консенсусу. Решено было зафрахтовать, купить, украсть, реквизировать — словом, раздобыть судно поменьше и взять из каждой команды равное число человек, и для того ближайшим пригодным портом обозначили Большой Инагуа.

— Получается, Смолл встретится не только с Джеймсом, но и с Тёрнерами, и Барбоссой? — подвела я итог.

— Хотел бы я на это посмотреть, — ухмыльнулся Джекки.

— Тебя вообще совесть не мучает? — возмутилась я. Кэп скорчил растерянную рожицу. — Как бы там ни было, но мы сдали им место встречи!

Джек пожал плечами.

— И что с того? Сама же сказала, душка-капитан там будет не один, чего бояться?

— Прекрати его так называть, — осадила я. — Да Смолл с его решимостью что угодно сделать может!

Недоверчиво задвигались брови под банданой.

— Например? — уточнил Джек не ради самого уточнения, а, скорее, так, для поддержания разговора.

Я растерялась, не находя, что сказать.

— Видишь, — протянул пират, — ни к чему делать из мухи слона.

— Пфф! Я девушка! И драматизировать — в данной ситуации моё призвание! — Кэп шибанул меня обезоруживающим коварно-ироничным взглядом. — И вообще, если ничего серьезного, что за претензии ко мне на пляже были?

— Для поддержания тонуса.

Второй раз пришлось ловить гнев в узду, чтобы не заехать кулаком в светящуюся ироничным издевательством физиономию пирата. Черт знает, какие ещё откровения приберег капитан на эту долгую ночь, я решила лишний раз не тревожить лихо и вымещать зло на проклятущем кольце. Рым, изредка, наверное, из жалости отзывался легким позвякиванием на яростное поколачивание, но и не намеревался сдвинуться хоть на нанометр. Врос намертво. Мурлыкая под нос мотив песни, в темпе марша я долбила ногой то по кольцу, то, промахиваясь, по палубе. Джек, для самого себя незаметно, тоже влился в эту мелодию и лишь спустя полчаса, когда настала моя очередь издеваться над корабельным приспособлением, спросил:

— Что за странная песня?

— Всё равно не знаешь, — отозвалась я, обращаясь к собственной коленке.

За сим наши междоусобные препирательства завершились. Нудная «работенка», переживания ушедшего дня, подступающий голод: через какое-то время марш перешел в менуэт, яростные удары — в невнятные толчки. Подбородок уткнулся в коленку, веки скользили, как разболтанные ставни, а песенные мурлыкания превратились в убаюкивающее мычание. Где-то вдалеке занимался рассвет.

Четыре склянки. «Можно ещё пять минуточек, а?». Я разлепила опухшие глаза. Джекки напротив сопел, застыв в позе пьяного йога. Тело окаменело. Даже шея отказывалась поворачиваться. Пока я хрустела суставами, стонала и пыталась потянуть каждую доступную часть организма, парусник, забитый пленным «товаром», неспешно просыпался, готовясь к новому дню. Вид бодрых, выспавшихся, лениво позевывающих матросов доводил до исступления; плевать уже — койка на «Страннике» или «Жемчужине», я была согласна и на гамак в любом кубрике. Мышцы на ногах гудели, будто я неделю провела в фитнес-зале, а рым — натертый до блеска нашими сапогами — издевательски поблескивал. Звякнули цепи под обреченный выдох. Кэп цыкнул языком и предпринял попытку сменить положение затекшего тела. Кандалы не разделяли его намерения, хватанули за запястья, отчего пират чуть не завалился матрешкой на бок.

— Куда мы плывем? — вместо пожелания доброго утра спросила я. Матросы налегли на брасы, чтобы сменить галс.

— Спру-а-у-аоси, — зевнул Джекки, — тебе точно ответят. — Пират почесал бородку. Скорбный взгляд спустился к замку и креплению для цепей. — Может, у тебя есть шпилька? Или что там вы, барышни, носите в волосах.

— Блох, — нервно хихикнула я. Кэп резанул недовольным взглядом. — Как вариант, — ухмыльнулась я. — Думаешь, в ином случае я бы не предпочла провести ночь за менее утомительным занятием?

Капитан Воробей испустил многозначительный выдох, отвечать не стал, благоразумно рассудив, что спорить с женщиной не в духе — занятие неблагодарное, да и опасное местами. А мне, как назло, хотелось поговорить, поговорить с Джеком: ведь не зря мы наедине, вдали от заинтересованных глаз, не зря «скованные одной цепью»! Может, это судьба? Её неоднозначная попытка примирить нас? Вернуть всё на круги своя? Мне практически удалось убедить себя, что тогда, на «Черной Жемчужине», слова, вонзившиеся в меня кинжалами, не принадлежали Джеку. Настоящему Джеку. Это всё происки Анжелики Тич, действие злополучной куклы, ведь мой Джек Воробей, как бы ко мне ни относился, никогда бы не позволил себе такое.

Казалось бы, обида задушена, но каждый раз взглядывая на пиратского капитана, я чувствовала легкий укол, будто в глазу соринка. «А что, если…». Отношение Джека Воробья ко мне было определенно странным. Причин для того откопать можно было множество и ещё чуть-чуть. Ведь я знала, с Воробьем не может быть просто. Но это его отталкивающее притяжение… Кэп, в отличие от Джеймса, не пытался проявлять хоть какую-то заботу, наоборот, не упускал шанса продемонстрировать если не безразличие, то минимальный вынужденный интерес, но по иронии именно Джек оказывался в нужную минуту рядом и равнодушием, отсутствием сюсюканий, буквально рывком ставил на ноги. Парадокс. «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей». Правило классика тут не работало. Больше просто некуда. А меньше?.. В разнообразии чувств к Джеку затруднений не возникало. Любовь? Ну куда же без нее! Пожалуйста. Боль? Идет бесплатным комплектом! Обида? Разочарование? Почему бы нет, отличный дуэт! Злость? Ха, сегодня по скидке, в двойном объеме! Тоска? Ежедневная доза, притом, бесплатно! А что там с верой и надеждой? Извините, сегодня их присыпало безнадегой, но можете заменить каким-то приятным щемящим чувством, будто вы нашедшийся щенок. И несмотря на этот коктейль чувств, заноза продолжала колоть, не давала покоя, заставляла раз за разом раскусывать, изжевывать и, давясь, проглатывать горькую мысль. А что, если… Если те слова действительно сказал Джек. По собственной воле. Не потому, что так надо, а потому — что это правда. Его правда. То, какой он видит меня. Я живу воспоминаниями, выживаю, кормясь прошлым, — потому что ничего другого, кажется, и не осталось, — но если прежние времена не вернуть, если наша с Джеком история начнется не с безымянного крохотного атолла, а с негостеприимной Тортуги, то все надежды быть подле него, пусть не равной, но значимой не просто тщетны, а откровенно глупы. А что было в прошлом… Что ж, быть может, это лишь случайность, ничего не значащий сбой в мироустройстве, который я приняла за чистую монету да ещё, руководствуясь влюбленным максимализмом, возвела в абсолют. Может, ничего и не было и это ничего должно остаться в прошлом? И вот теперь, не зная, куда деться от осознания собственной ненужности, я вынуждена вымещать зло на вделанной в палубу железяке. Благо, она все выдержит. Заговорить я так и не решилась.

Капитан Бриггс не утруждал себя объяснениями с пленниками, да ещё и пиратами, потому пункт назначения мне никто не сообщил — моряки на все вопросы лишь криво усмехались, предвещая многообещающее зрелище. Гавана? Нассау? Чарльстон? Картахена? Дьявол их знает! Собственно, какая разница, где тебя казнят? В любом случае, полюбоваться красотами города будет весьма затруднительно, а если и представится возможность — уже будет не до того. Какая это уже казнь по счету? Рекорд капитана Джека Воробья вряд ли удастся побить…

— Ты опять? — донеслось тихое возмущение. Пришлось выкарабкиваться из омута мыслей.

— Чего «опять»? — Я нахмурилась. Непоколебимо звякнули цепи. Джек вздохнул, набираясь терпения, и в ответ прозвучал знакомый маршевый ритм выдрессированным ромом голосом кэпа. Я подавилась умилительной улыбкой. — Развлекаюсь. Выбора-то не особо.

Я попыталась поднять руки повыше, насколько позволяли кандалы; рым обнадеживающе скрипнул. Но как бы отчаянно ни обхаживали его наши пятки следующие четверть часа, надежда оказалась обманкой. Накалилась палуба, солнце насильно выдавливало из организма остатки жидкости. Вряд ли из человеколюбия, вернее, из прагматических целей, чтоб не подохли от голода и жажды, капитан выделил паек: несколько глотков горячей воды и недоеденный крысами ломоть сухаря. Обменявшись скептическими взглядами, мы всё же затолкали в себя эту безыскусную снедь и поспешили избавиться от излишних размышлений о ней. Тень от массивного ствола фок-мачты уползла в сторону. Солнце облизывало адски жаркими лучами. Желудок скукожился и окаменел от презрительного рациона. Тело погружалось в изматывающее состояние предчувствия беды и страдания от внезапно подступившей морской болезни.

Что чувствовал Джек, приучивший за долгие годы организм к подобным пыткам, было неведомо, но рым его больше не интересовал. Задумчивый взгляд что-то изучал за моей спиной или, быть может, сквозь меня. Пользуясь пиратским безразличием к собственной персоне, я внаглую, подражая энергетическим вампирам, присосалась к ищущему взгляду карих глаз с отблесками золота.

— Джек, — я потрогала макушку, проверяя, достаточно ли она пропеклась для подобных вопросов; кэп продолжал блуждать в трюмах гениальных идей, — Воробей! — Левая ноздря слегка дернулась, что значило, меня слышат. — А ты когда-нибудь думал о другой жизни? О жизни Джека не-пирата?

Глаза кэпа с такой скоростью сместились в мою сторону, что по пути, вполне вероятно, взглядом срезали какую-нибудь часть рангоута. Пират долго и придирчиво всматривался в моё лицо, искал признаки безумия, а у меня перед глазами тем временем мир начал расплываться, словно кто-то пролил воду на не застывшую гуашь.

— Мне пиратская жизнь по душе, — наконец, не углядев ничего серьезного, дал Джек лаконичный ответ.

— Знаю, — разочарованная ожидаемым ответом протянула я. — Но неужели никогда?

Что-то скользнуло по его лицу. Может, тень прошлого с отсветом ностальгической улыбки?.. Воспоминание об упущенном шансе. Или сожаление? Потемневшие до цвета горького шоколада глаза медленно опустились к палубе. На несколько мгновений мне удалось пробиться за барьер «пирата и разбышаки до мозга костей», и от этого стало неловко. Неловко настолько, что я упустила этот миг, не придала ему должной важности — по глупости, из-за отчаяния или неожиданности, а когда опомнилась, осталось место лишь для сожаления, ибо было слишком поздно.

— Джек… — осторожно позвала я, увидев, как пират изменился в лице: брови сдвинулись к переносице, а их внешние края поднялись кверху, под левым усом блеснул золотым зубом вопросительный оскал, в глазах заплясали недавно угасшие огни. — Что? Что ты видишь?

Я отклонилась в сторону, оборачиваясь за мачту. На первый взгляд, ничего особенного. Капитан и офицеры что-то обсуждали, периодически поглядывая на горизонт за кормой. Штурман яростно протестовал, тыча пальцем в стол, где, наверное, развернули карту. Наблюдательный пост у меня оказался неудобный, свернутая шея через полминуты затекла, а непонимание по-прежнему не отступало. Джек Воробей обратился в один огромный, нетерпеливо елозящий по палубе знак вопроса. Глаза ловили каждое движение, каждый мимолетный жест и кивок охотников за головами. Слух подхватывал каждый приказ, каждый топот с нижней палубы, каждое ругательство. Напротив моей абсолютно безрадостной мине лица физиономия кэпа излучала неуместную сосредоточенность, как у спринтера на старте. Пока я проводила мысленный отбор острот, чтобы вновь привязаться к капитану Воробью, палуба вокруг нас преобразилась. Не осталось больше праздных лиц, бездельных рук — моряки засуетились, как букашки в потревоженном муравейнике. Не успело с губ сорваться: «Что происходит?», над бригом пронесся хриплый окрик:

— …и-и-и-ись!

Два почти единовременных глухих хлопка. Звенящая тишина. А следом — грохот, хруст ломающегося дерева и шорох осыпающихся фонтаном щепок.

Взгляд ошалелых глаз метнулся к капитану Джеку.

— Знакомые пушки! — с беспокойной отрадой воскликнул тот. С кормы потянуло дымом.

— Это «Черная Жемчужина»? — сдерживая преждевременную радость, ахнула я.

Джек Воробей повел подбородком в сторону; едва заметно, как бы за между прочим выделяя нюанс, дернулась капитанская бровь.

— Это сорок восемь фунтов, — на тон ниже прозвучало в ответ.

Я так и не успела отреагировать, поджать губы и выдавить непонятливое: «В смысле?». Грохнуло совсем рядом, у полуюта. Палуба подпрыгнула, бриг застонал от криков боли и ярости. Деки потонули в суматохе, переполненной воплями канониров и злющего, как адская гончая, капитана.

— Пробоина! Срочно в кормовой трюм! Плотники, дьявол вас забери! Разворот! Отбить атаку! Заряжай! Заряжай, кому говорят!

Внезапное нападение оглушило всех самым опасным оружием — паникой. Для меня, пленника, прикованного к палубе, как пиньята, не имеющего шанса даже сдвинуться хотя бы на фут, паника граничила с обреченностью.

— Вот теперь точно пора! — поднявшись от палубы после очередного залпа, протараторил кэп. Он с остервенелостью накинулся на рым, я отбивала по кольцу испуганный ритм сердца. — Давай же! Давай, железяка тупая! Эй, эй! — заорал Джек на проносящегося мимо Картера. — Освободите нас! Нас тут в клочья разорвет! — Матрос пулей пролетел прочь. — Дьявол! Ну! Ломайся! Ты! Чертова! Зараза! — сопровождая каждое слово ударом, кэп обрушился на кольцо. — Давай! Давай!

— Морти-и-ира-а-а-а!

Я рефлекторно вжалась спиной в фок-мачту. Джек прилип к палубе в замысловатой позе. Разрушитель прилетел со свистом, погребая под собой матросов с частью левого фальшборта.

Сорок восемь фунтов! Пушки «Черной Жемчужины» в три раза меньше! Разглядеть что-то дальше пары-тройки ярдов было невозможно. Палубу затянуло дымом. Судя по крикам, пламя плясало на гафельном парусе грота. И это лишь четвертый залп. Боюсь, после пятого от меня останется только мокрое багровое пятно.

Возбужденные голоса моряков слились в один беспокойный гул. Я принялась дергать цепи, помогая Джеку, но рым, подавшись на четверть дюйма, отказался вылезать дальше. Глаза лихорадочно поблескивали. Ищущий взгляд метался по сторонам и вдруг зацепился за длинное приспособление с зубчатым наконечником. Вдаваться в подробности действия пушки случая не было: я ещё с кремниевым пистолетом обращалась на стеснительное «ты», что уж говорить о таком калибре. Но я точно знала, эту штуковину использовали для разрядки пушки. Последний залп частично повредил батарею опер-дека, матросов отбросило взрывной волной, потому железяка выпала из чьей-то руки. Но как дотянуться? Пока Джек Воробей кряхтел, дергая кандалы и кольцо, пытаясь выскользнуть из наручников, я распласталась на животе. Вытянутая, как у балерины, нога отчаянно шарила по палубе в попытке подцепить пушкарный инструмент. Кэп быстро сориентировался, помог направить конечность, и — о чудо! —палка сдвинулась.

— Чуть-чуть, ещё чуть-чуть! Ну, давай же! — подбадривал Воробей. Наконец, я носком ноги подбросила приспособление прямо пирату в руки. — Посторонись! — Отчаянно скрежеща зубами, пыхтя и чертыхаясь, Джекки принялся вбивать клин между досок. Орудия противника молчали, будто на том корабле заинтересовались и решили понаблюдать за нашими забавными попытками спастись от превращения в фарш. Охотники на пленников вообще не обращали внимания, что было чертовски хорошо. — Да!!! — со звуком вылетающей из горлышка пробки железка подцепила рым, кольцо приподнялось над палубой.

— Огонь! Огонь!

Бриг накрыло залпом ответного огня. Я инстинктивно шарахнулась в сторону, к правому борту. Заскрипели цепи. Джек прыгнул кузнечиком следом.

— Чпок! — Кольцо вылетело, и мы по инерции шмякнулись о палубу в ярде от фальшборта. Прямо перед носом за бортом болталась на одном тросе уцелевшая шлюпка. Пират метнулся к планширу; от рывка наручники обожгли запястья. Мы всё ещё были скованны. Только между собой. В миг оценив обстановку, Воробей за шкирку поставил меня на ноги.

— Полезай! — строго приказал он. Карие глаза метались в поисках чего-то. Я с пугающим сомнением бросила взгляд на баркас и замусоренное обломками море. — Давай же! — прикрикнул кэп, видя мой ступор. В его руке, как по волшебству, объявился топорик.

— Бежать? Туда? Сейчас???

— Ты же сама предложила! — Джек будто топтался по углям, в которых тлели драгоценные секунды.

Я растеряно промямлила:

— Да… но… я не… — Ему бы следовало понять мое страстное нежелание попасть под обстрел пушек, укрываясь за бортиком шлюпки.

— Не думала, что получится? — Сверкнул недобрый огонь в глазах. — Сюрприз! — Топорик со свистом рассек воздух и перерубил трос. Шлюпка ухнула в море. «Выбора нет!» — прикрикнуло внутреннее «Я», спуская триггер. Сапоги заскользили, взгляд нырнул вниз. Тело прошибло током. Кровь! Я, не мешкая, перемахнула через фальшборт. Под ногой никак не находилась опора, чтобы спуститься чуть ниже. Джек перелез следом. Шлюпка билась о борт, постепенно отдаляясь от парусника. К кэпу обратился вопросительный взгляд, а на его лице уже отобразился преждевременный ответ. — Готова? — Ответила кратким резким кивком. — Давай!

Я разжала ладони, и мы синхронно плюхнулись в воду. Цепи тут же потянули на дно, вспомнились тщедушные барахтанья капитана Воробья после падения с палубы «Бонавентуры». В этот раз дело обстояло несколько лучше. Плыть (или хотя бы пытаться не утонуть), когда даже полный размах сделать невозможно, было адски сложно, а со стороны, наверняка, уморительно. Заплыв походил на попытку человека, никогда не видевшего пса в воде, эмитировать знаменитый стиль «по-собачьи». Карикатурно и жалко. К счастью, после пары русалочьих рывков, ладонь скребанула по дереву. Кэп первым забрался в шлюпку, затем подал руку.

Агрессор скрылся в дымовой завесе. Бриг держал передышку после ответного огня. Шлюпка по неизвестной мне причине уверенно удалялась от корабля, на дне по доскам оптимистично постукивало весло. Я едва успела перевести дух. К правому фальшборту подлетела крепкая фигура. Затем ещё одна. И ещё.

— Черт! — вскрикнула я, падая на Джека. Он сидел спиной к бригу, я — напротив. Захлопали выстрелы. Пули булькали в море совсем рядом, впивались в доски баркаса. Я пригвоздила пирата к днищу, прижалась и затаила дыхание. Канонада стихла. Несмело поднялась голова от капитанской груди. Воробей — без единой искорки беспокойства — поигрывал лукавой ухмылкой; он был так близко, дыхание касалось кожи. Прижатые к груди руки застыли в изящном миротворческом жесте. А глаза — кэп бесстыже прожигал меня насквозь довольным взглядом приласканного котяры. Я застыла, забывая дышать. Опомниться пришлось вскорости. Сработал инстинкт самосохранения. Бахнул одинокий выстрел, пуля просвистела в опасной близости. Я вновь прижалась к пирату, закрывая голову руками. Над головой грохотали выстрелы, а я слушала биение чужого, но родного сердца.

Стрельба прекратилась. Звуки смерти неудовлетворенно утихли. На смену им — звонким, режущим ухо, пришли более гулкие и одинокие залпы: бриг вновь отстреливался.

— Лучше не рисковать пока что. — Рука Джека помешала подняться. — Пусть думают, что попали.

Я покраснела. Мне было неловко. Ужасно неловко. И стыдно. Стыдно, что тайно краду этот момент, стыдно, что не боюсь, а наслаждаюсь. Краду, краду, потому что не могу иначе, потому что эта — украденная при случае доза — поможет пережить холодную неизвестность. Краду, потому что мечтаю об этом. До слез, до боли. Не важно, что этот момент — подделка, что в голове не мысли — а помыслы. Бессовестно краду, потому что ему всё равно.

Шлюпка покачивалась на волнах. Море уносило нас прочь — от плена, от скорой смерти. Запах гари перестал тревожить нос. Весь видимый мир сейчас ограничивался днищем баркаса, невысокими бортами и голубым небом с белоснежными мазками облаков. Не мир даже, а так — мирок. Но после всего пережитого в этой своеобразной шкатулке было уютно и умиротворенно. Правда, до того момента, как закрутились шестерни здравого рассудка, загудел завод трезвых мыслей, задымил, как всегда не вовремя, порциями рацио. Пришлось скоро возвращаться в бренный мир.

Я осторожно перевалилась на спину. Тишина. Мирная, на первый взгляд. Опасливо приподнялась макушка над бортом. Ничего. Я привстала на локтях и обернулась.

— Кто это? — спросила я, когда капитан Воробей принял сидячее положение. Бриг охотников на пиратов, развевая шлейф дыма, на полную надув ветром паруса, спешно отклонялся от изначального курса. За ним — уже на значительном расстоянии — шел следом огромный, но тяжелый и неповоротливый корабль. Кэп соорудил из ладоней козырек и долго всматривался в силуэты парусников.

— Понятия не имею, — наконец вынес он вердикт. — Галеон… Наверное, испанцы.

В предположении пирата имелся смысл: Англия с Испанией никак не могли примириться, а бриг охотников за головами, не стесняясь, хлопал на ветру британским флагом. Собственно, кто напал и почему, было уже совершенно не важно. На первый план гордо выкатились более насущные проблемы. Шлюпка, что стала нам убежищем, не была приспособлена для морских переходов — ни еды, ни воды, ни-че-го. Лишь треснутое весло и обрубок троса на носу. Я всплеснула руками и осела на банку, придавленная безысходностью. Потухший взгляд смерил расстояние максимально натянутых цепей — меньше ярда.

Джек Воробей откровенно не понимал этого женского пессимизма.

— В чем дело, дорогуша?

Я ахнула.

— В чем дело? Да в этом! — Я взмахнула руками, едва не угодив капитану по носу. — Открытое море. Без еды. В шлюпке. С одним веслом! И это вот! — Зазвенели кандалы.

Кэп закатил глаза. Чесанув скулу, пират послал мне поучительный взгляд.

— Здесь течение. Скоро нас вынесет к суше. — Беззвучно отвалилась челюсть. — Завтра, — уточнил Воробей, считав немой вопрос.

Я испустила тяжкий обреченный вздох. Парусники скрылись за горизонтом. Кругом лишь бескрайнее и пока спокойное море без единого намека на земную твердь и глоток пресной воды. Я сползла на дно шлюпки и откинулась на нос, запрокидывая голову.

— Чудно! Скитаться по морям в лодке с алкоголиком! — Прозвучало достаточно тихо, чтобы достичь адресата.

— С чего это я алкоголик? — ожидаемо оскорбился капитан Воробей.

Глаза заслезились от яркого солнца. Я подняла голову.

— А ты когда последний раз без бутылки был?

— Да прямо сейчас! — мгновенно парировал Джекки, разведя руками.

Я улыбнулась. Мысленно, конечно же. Следовало отомстить кэпу за его лукавую ухмыляющуюся физиономию при вынужденных объятьях. Уж слишком она была многозначительна, эта его улыбочка! Фыркнув, я вернулась в прежнее положение. В мозгу зрел коварный план, как в воспитательных целях обратить этот небольшой, если верить пирату, переход в локальный кошмар, но не слишком жуткий, ибо сбежать от мужского гнева, даже при всем желании, не получится.

Однако мести не суждено было свершиться. Видимо, из меня никудышный злодей, негодование улеглось слишком быстро. Виной тому мысли, в которых в последнее время мне понравилось рыться. Во имя каких поисков? Ради каких ископаемых истин? Вот уж не знаю, но оказалось нелегко злиться на того, с кем у тебя, буквально, одна жизнь на двоих. «Скованные одной цепью» — по-прежнему скованные. Вроде как на свободе, но её и на ярд не наберется. Общие беды объединяют. Через пару часов мы улеглись «валетиком» поперек шлюпки. Босые ноги щекотало море. Шлюпка скользила по волнам в далекую безвестность. Зной иссушал кожу. Я чувствовала себя вяленым мясом. Мысли о смерти уже не казались такими пугающими. Ведь что этот баркас? Будет природе не угодно, чтобы мы добрались хоть до какой-нибудь земли, и наши обессиленные солнцем тушки камнем пойдут на дно при первом же волнении. Или суша просто окажется чуть дальше, чем надеется Джек. Тогда что же, мумификация? Не дурно, черт подери, с точки зрения историко-археологического подхода. Смерть… Слишком часто за последние дни она протягивала ко мне когтистые лапы и теперь обратилась в нечто… житейское, хоть и неминуемое. Что человек может против нее? На моем месте? Только принять её возможность. Сдаться? Никто не говорил поднимать лапки к верху.

Плавящийся на солнце мозг путался в показаниях, иногда выдавал белиберду, порой даже забавную. Капитан Джек Воробей слушал мои рассуждения со скепсисом философа-гуру, но не перебивал, и с его подачи разная ерунда получала право на существование. Но с каждым потраченным на дрейф часом беседа становилась всё скуднее, язык ворочался с трудом, как после заморозки у стоматолога, слова склеивались и цеплялись за обветренные потрескавшиеся губы. Я посмеивалась и жалела, что под рукой нет крема от загара. Время до наступления темноты измерялось спетыми песнями. Вся прелесть шанти, я поняла, в подражании морю, в приверженности его мотивам, и потому казалось, что ты не один хрипло тянешь морскую балладу, а хором, с волнами. И уже не чувствуешь себя таким обреченно-одиноким, будто «напарник по дуэту» просто не сможет причинить тебе вред.

— Tomorrow… evil get your pay… and it’s time…

Губы просвистели полумертвым шепотом. Я с трудом разлепила глаза. Кожа на лице превратилась в один цельный ожог, даже вдыхать приходилось через боль. Отрешенный взгляд скатился к днищу шлюпку, затем тяжело вскарабкался на транец и потянулся к точке на горизонте. К закату шел второй день скитания по морю. Острый край борта давил на скулу, рука замлела, но я не желала шевелиться, боясь, что осыплюсь пеплом. Глаза, измученные ярким постоянным светом, лениво пялились в никуда. В этом никуда навязчиво маячило темное пятно. Чем дольше расфокусированный, полуослепший взгляд цеплялся за него, тем явственнее оно преображалось.

— Дже-е-ек, — прохрипела я. Кэп тяжко дышал, отвернувшись спиной к корме, к тому, что мне чудилось. — Джек, смотри. — Рука бессильно толкнула пирата в колено. Тот вздрогнул и мучительно застонал, ибо так же, как у меня, затекло запекшееся тело. — К-корабль, — выдохнула я, не веря своим глазам.

Воробей отозвался лишь секунд через пять.

— Земля.

Сердце взяло учащенный ритм, выводя организм из состояния анабиоза.

— Корабль, Джек!

— Земля!

Мы синхронно вскочили. Адреналин вскипятил кровь, тело мобилизовало запасы жизнеспособности. Шлюпка качнулась, едва не черпнув воды. Как сговорившись, мы обернулись. И правда, земля! Причудливая горка над водой, да ещё так близко! Ладони сплелись, пальцы прошлись по обожженной коже — всё, чтобы не накинуться на Джекки с благодарными объятьями.

— Я ведь… ведь думала всё… смерть и косточки на дно… — пролепетала я едва слышно. Слезы защипали глаза — каких-то пару миль до спасительной суши!

— Дорогуша, — позвал Воробей.

— Да? — отозвалась я нараспев; взгляд как приклеился к очертаниям земли. В голове уже расцветали картинки: кубки, полные свежей прохладной воды, столы, ломящиеся от фруктов, и огромное-преогромное озеро с водопадом, чтобы аж спина стонала от мощи потока, что смоет всю запекшуюся грязь.

— Бери весло! — прилетело в приказном порядке.

Я обернулась к капитану.

— А?

— Дорогуша, я сказал, бери весло. Живее! — Джек был собран, натянут, словно струна. Напряженный взгляд прищуренных глаз неотрывно следил за растущим в размерах силуэтом парусника. Я беспрекословно повиновалась, но действовала рассеянно, сомневаясь в адекватности пиратских приказов. Кэп обернулся, его брови удивленно подпрыгнули, укрывшись под банданой: прошло секунд пятнадцать, не меньше, а я замерла, как гипсовая статуя, в обнимку с веслом. До меня никак не доходила причина беспокойства. Корабль? Ну и что с того. Может, к лучшему, подберут нас. Словно бы разглядев в моих глазах столь оторванные от реальности мысли, Джек отрывисто пояснил: — За нами погоня. Бриггс.

Больше слов не нужно было. Я рухнула на банку, так что аж в глазах свет моргнул. Весло нырнуло в волны. Казалось бы, откуда взяться силам для гребли? Но у страха был заготовлен ответ. Кэп бегло оглядел борта шлюпки, плюхнулся на дно и в несколько ударов выбил верхнюю доску. С двумя гребцами дело сдвинулось с мертвой точки.

Воздух посвежел. Начался вечерний прилив. В сосредоточенном молчании мы молотили по воде, позабыв обо всех насущных проблемах. За спиной замаячили огни. Какой-то порт. Будут ли нам рады? Или помогут охотникам вновь изловить нас? Черт его знает, но попытка не пытка. Бриг неминуемо надвигался. Загонял, как борзая кроликов. «Врешь, не возьмешь! Врешь, не возьмешь!» — скрипела я сквозь зубы. Не столько был страшен грозящий арест и его дальнейшие последствия, как осознание, что все эти два бесконечно адски долгих дня мучений — напрасны. Я не была согласна на такое! Мышцы ныли, каменели, тело пробирала дрожь бессилия, ладони пекло от пота на свежих мозолях.

И-и раз. И-и раз. И раз. И раз. Ираз. Ираз. Ирз. Ирз. Раз. Раз. Рз…

Внезапно сквозь навалившуюся глухоту в уши проникли звуки. Целая какофония! Я инстинктивно обернулась. Гавань!

— Боже мой! Джекки! Мы сделали это! — Я обернулась к пирату со слезами счастья. Тот лишь ободряюще улыбнулся.

Радоваться было рано. Бриг отставал всего на пару сотен ярдов. На полубаке собрались любопытные, и среди них выделялась плечистая фигура капитана. Поразительное терпение. Могли бы продырявить нас, как мишени в детском тире. Но нет, ждут. Чего? Неужто «ни пуль про запас, ни пороху»? Может, не хотят портить товар? Да Джека примут и живым, и мертвым; а я никому и даром не сдалась. Скорее, ждут из принципа, хотят увидеть, на что же мы способны, а потом расправиться с нами — не спеша, целомудренно, по всем канонам, поквитаться за причиненные обиды.

И у охотников имелись все шансы для этого. Поселение, где мы надеялись отыскать убежище, как и сам порт, больше походило на макет, чем на самостоятельный оплот цивилизации. Огни поблескивали скупыми клочками, лишь где-то на подъеме светились окна относительно крупного здания, наверное, местной таверны. Со всех сторон городишко зажимали джунгли, где уже царила ночь, подступали вплотную, словно бы выдавливали человека с этого кусочка земли. Парусник вынужденно замедлил ход, охотники здесь раньше не бывали. Тут же стали готовить к спуску лодочку, и у трапа загудела толпа морских борзых. Нам оставалось ярдов пятьдесят до ближайшей пристани, когда баркас плюхнулся на воду. Четверо гребцов тут же налегли на весла. Считать количество преследователей я не стала, лишь попыталась сдержать нервный стук зубов.

И вот, наконец, шлюпка чиркнула форштевнем о доски пристани. Я едва не завалилась в воду, пока Джек карабкался наверх, ведь приходилось становиться на цыпочки, чтоб хватило длины цепей перекинуть руку. В спину прилетали яростные окрики. Рука впилась в запястье пирата, шлюпка качнулась, пошла в сторону. В последний миг нога поймала какую-то опору. Кэп помог забраться. Задыхаясь, мы рухнули на пристань, но шанса лишний раз глубоко вдохнуть просто не было. Скользя по влажным доскам, зигзагами, мы понеслись прочь. Джек Воробей припустил по единственной широкой и прямой улице, ибо скитания по темным, как мысли преследователей, проулкам могли дорого стоить. Я лишь покорно неслась следом, как кобылка с поводьями, сосредоточив всё внимание на том, куда ставлю ноги — не хватало только загреметь носом об землю! По моим расчетам, коньки отбросить я должна была ещё где-то на сотом взмахе веслом, однако организм производил настоящий фурор своей выносливостью, откладывая многообещающее преставление на потом.

Я как раз хотела задать вопрос о цели нашего спринта, как вечерняя тьма выплюнула нас на слабо освещенную площадь. Впереди маячили двери таверны с полуобвалившейся вывеской. Я приостановилась, Джек же, наоборот, сильнее метнулся вперед, и от рывка я едва кубарем не полетела. Собирая заплетающиеся ноги, я швырнула грязную дверь в сторону. Мы бесцеремонно ввалились внутрь, шум голосов и издыхающий писк какого-то музыкального инструмента стихли, как по щелчку. На удивление, в заведении было многолюдно, будто собрались все жители этого местечка. На нас уставились многие пары заинтересованных глаз. Из-за стойки выплыл щуплый трактирщик, держащийся за глиняный кувшин.

Взгляд Джека с профессиональной скоростью пронесся по помещению.

— Ага! — Пират ломанулся к двери чуть левее стойки, под лестницей. Я поскакала следом. Капитан с такой уверенностью дернул за ручку, будто всю жизнь пользовался исключительно этим запасным ходом и знал, что сквозь него попадет аккурат на мостик «Черной Жемчужины». Замок на двери был иного мнения и несогласно скрипнул. Я уже готова была ломиться сквозь стену. Воробей круто обернулся, и под его взглядом трактирщик лишь крепче обнял кувшин. — Ключи!

— Довольно! — Весомо бахнул холостой выстрел.

Джек сжался, скукожился весь; нервно дрогнули усы. Медленно, нехотя, отсрочивая неприятный и уже неминуемый момент, мы обернулись ко входу.

Капитан Бриггс, как собственный ростовой портрет, вырисовывался в проеме двери. В руке дымился короткоствольный пистолет. По обе стороны терпеливо замерли человек десять подмоги.

— Ну что, добегались? — оскалился главарь. Чуть выше левого виска на его лице алела свежая рана. Я жалобно глянула на гостей таверны: люди наблюдали за происходящим с равнодушием пресыщенных зрителей. — Признаюсь, эта погоня запомнится мне надолго, — закивал Бриггс и добавил с ядовитой усмешкой, — а вот вам нет. Ну ладно, — охотник требовательно выставил руку, и мистер Боунс вложил в ладонь другой пистолет, — побегали, и будет. Мы все устали, так что не усложняйте. — За распахнутой дверью виднелись ещё фигуры моряков из его команды.

Джек не двигался с места, но его молчание казалось мне капитуляцией в безвыходном положении. В голове капризно ныла единственная мысль: «Не хочу. Не хочу! Не-хо-чу!». Может, я и в правду сбрендила от жары, может, мозг пускал идеи в ход — безумные идеи — до их осознания, но ноги сами сделали шаг вперед. Взгляд приклеился к трещине в полу у сапог Бриггса. И вот уже мой собственный голос — необычно хрупкий, израненный, зазвучал в искрящей от напряжения тишине:

«Веселый мертвец,

Пастырь черных овец,

Собрал он вольный сброд.

И вдаль погнал их по волнам,

Ветер вольных вод».

Голова сама собой гордо поднялась. Народ в таверне словно бы подался вперед, ближе к театру действий. Ошарашенный вид охотников за головами придал уверенности. Никто не пытался вмешиваться, решив, что я тронулась умом.

«Йо-хо, черт нас

Ждал у адских врат.

Йо-хо, прочь от песни,

Что поет пират!».

Я буквально чувствовала, как внутри разгорается огонь, как его блики отражаются в задорно поблескивающих глазах. Сначала с задних рядов, затем всё ближе к нам — праздные зрители поднимались с мест в гробовом молчании.

«Йо-хо, громче черти!

Что ж нам дьявол не рад?

Йо-хо, прочь от песни!

С ней хоть в рай, хоть в ад!».

— Бей их! — задиристо завопил капитан Джек Воробей. В тот же миг небольшой зал таверны потонул в хаосе. Тихие, невзрачные аборигены городка, словно демоны, сорвались с мест, накидываясь на охотников за головами. Их лица преобразились, будто наше появление пробудило их ото сна, прекратило дальнейшее загнивание.

— Эй, лови! — дерзко прикрикнул трактирщик. Ключ приземлился точно в пиратскую ладонь. — Наверх! — указал щуплый под глиняный треск кувшина на чьей-то голове.

С трудом мы продрались сквозь машущую кулаками толпу к лестнице, а капитан Воробей ещё и умудрился стащить у кого-то пистолет. Я лишь хмыкнула с привычным удивлением.

— Неплохо придумано! — бросил Джекки, прыгая через ступеньки. Хотелось отпустить в ответ какую-нибудь ироничную остроту, но я всё ещё не осознала, каким немыслимым образом сработала эта откровенная, на первый взгляд, глупость.

На втором этаже мостилась тьма и затхлость. Единственное окно, что маячило бледным лунным светом в конце узкого пыльного коридора, выходило на крышу соседнего дома. Территория городка была столь маленькой, что здания грудились одно к другому вплотную, соединялись крышами и в итоге образовывали длинные неровные строения, полукольцами упиравшиеся в портовую зону. По крышам, как по причудливому бульвару для беглецов, мы припустили осторожной рысью — черепица похрустывала, скользила под ногами, в темноте сапоги то и дело норовили уцепиться за что-нибудь и завершить наш забег отнюдь не элегантным кувырком.

— Итак, — тяжело выдохнула я, когда мы спустились на чей-то задний двор, — мордобой учинили, по крышам побегали. Что дальше, кэп?

Джек Воробей обернулся к гавани. В темных глазах заплясали так мной любимые пиратские бесенята. Потянув время исключительно во имя интриги, капитан приправил ответ коварной улыбкой.

— Реквизируем бриг.

Реакция сработала не сразу. Какие-то доли секунды я всё ещё млела от обворожительного хитрого взгляда.

— Что, прости? — Я поперхнулась усмешкой — законной реакцией на шутку. Джек глянул на меня с недоуменным неодобрением.

Времени на расспросы не было, ибо как знать, насколько задержит охотников кулачный бой. Они, будучи профессионалами, имеют все шансы лихо раскидать размягчавших моряков и ремесленников, а потом и нагнать нас. Поэтому пришлось заткнуть глас любопытства и с чисто пиратским (хоть и весьма напускным) задором следовать за капитаном Джеком Воробьем, ведь всё равно за скоростью его импровизации попросту не угнаться. Петляя меж темных домов, периодически поглядывая на вывески, «матерый беглец» уверенно топал сапогами в сторону порта. В душе мне чертовски хотелось бухнуться на землю, по-детски захныкать, постучать кулаками — и всё от бессилия, в прямом смысле. Доза адреналина частично выветрилась, и эмоциональное напряжение пыталось пробиться сквозь затвор самоконтроля. Но я держалась, ибо чувствовала, что выросла в глазах капитана Воробья, что поглядывает он на меня хоть и с недоумением, но уже не с раздражением. Честно признаться, после стольких проведенных бок о бок, в ярде друг от друга, нелегких минут ожидался более радикальный результат, но даже эта подвижка, может быть, и тщедушная, вызывала довольную улыбку.

У самого выхода в порт наш путь пролег через квартал мастерских, и Джекки наконец нашел то, что так долго высматривал. Пират с такой легкостью выломал хлипкую дверь, что я едва успела разглядеть вывеску: скрещенные сабля и пистолет.

— Оружейная? Думаешь найти здесь арсе… — челюсть уехала вниз, — …нал.

Небольшая по размерам мастерская под самую крышу была завалена, заставлена, завешана всевозможными оружейными заготовками. Аж глаза разбежались под восхищенный «ах». А ещё недавно в подобный восторг меня приводили развалы куда более женских вещичек. Как ворона на блеск металла, я поплелась к стеллажу с клинками.

— Ай! — Кандалы рванули за руки, как удила ретивой кобылки. Джек намерился в противоположную сторону, и цепи не преминули напомнить о действующем ограничении свободы. Глаза облизали оружие жадным неудовлетворенным взглядом. — Здесь хоть что-то стреляет? — безрадостно спросила я, разглядывая формы для литья и запчасти. Пират увлеченно изучал содержимое ящиков, бросил что-то неразборчивое через плечо.

Я думала, мы затаримся максимальным количеством инвентаря — вплоть до зубочисток! — обвешаемся пистолетами в стиле Эдварда «Черной Бороды» Тича, да хоть гранатомет потащим, но уж точно не будем захватывать бриг с голыми руками. Когда же Джек Воробей вытащил два восьмифунтовых ядра, одно всучил мне (абсолютно без спросу) и со спокойной душой направился к выходу, где-то в дальнем уголке разума застрелился мой внутренний Прагматик и Рационалист.

Шлюпка бесшумно скользила по ночной воде, расталкивая носом темноту. Пробиралась к бригу уже по инерции, весла зависли над волнами во избежание лишнего шума. Фонарь был заблаговременно потушен, нас не ждали. Лишь единожды у правого борта замаячила одинокая фигура матроса в ожидании собратьев. Мандраж сотрясал поджилки. В ладони вспотела рукоятка выданного капитаном пистолета. Раз за разом я прокручивала в голове «инструкцию по захвату», представляла всё самым красочным образом, но противное ощущение — что это абсолютно бредовая затея, и она не сработает — никак не хотело проходить. Даже при всей моей вере в капитана Джека Воробья. Шлюпка подошла к борту, и пират мастерски ухватился за трап. Из-за кандалов ступать приходилось шаг в шаг, а подниматься на палубу — едва ли не уткнувшись носом в спину. От волнения зашлось сердце. Я закусила губу. Сапоги мягко приземлились на дек. Никого. На цыпочках мы просеменили к фонарю на мачте, тихо скрипнула петля окошка, вытянутые тени нырнули в темноту открытого люка. С нижней палубы доносились гулкие голоса.

— Эгей! Есть кто? — выкрикнул Джек. Пальцы впились в рукоять пистолета. Кэп поднес ядра к дрожащему огоньку.

Тут же загудели шаги. Из мрака трюма вылетели двое взъерошенных матросов, следом — боцман мистер Пенси. Их опешившие, откровенно недоумевающие взгляды застыли на шипящих фитилях. Я взвела курок, указывая на моряков дулом.

— Кажется, у вас там пороховой погреб? — уточнил Джек Воробей. Его ладони плавно нырнули вниз, пальцы поочередно разжались, и ядра, искря фитилями, ухнули в люк. За ними следом — ошалевшие взгляды команды. Ещё, кажется, до того, как ядра загрохотали по палубе, моряки сорвались с места, к борту, а затем — в море. Я шокировано тряхнула головой, услышав дружный плеск. Как это могло сработать?! — И это, заметь, без рома, — с победной улыбкой обернулся кэп.

Мы бросились в карцер. Из люка валил дым.

— Ты же… говорил холостые, — закашлялась я. Пират лишь неопределенно дернул плечом.

Счет шел на секунды. По-хорошему, стоило бы одному остаться и отпугивать в скором времени опомнящихся моряков, но, увы, такая привилегия не для нас. В трюме, у битком забитых клеток, коптел одинокий слепой фонарь. В нос ударила тошнотворная смесь плесени и пота. Большинство пленников были беглыми рабами, потому виднелись лишь устало поблескивающие глаза.

— Я вернулся, други мои! — по-хозяйски оповестил капитан Воробей. Пленники зашевелились. — Диана, будь любезна. — Я вернула пистолет. — Посторонись!

Оглушительно бахнул выстрел, разворотив замок клетки. Измученные лица окрасились предвестием свободы. Джек Воробей только успевал отдавать команды. Подчиненные капитана Бриггса опомнились достаточно быстро, особенно не услышав взрыва, и вознамерились вернуть корабль. Но высыпавшее на волю «подкрепление», дикими воплями радости огласившее округу, послужило веской причиной отказаться от подобной затеи. Я посмеивалась вслед спешно уплывающим капитулянтам. На краю пристани хаотично маячили фигуры охотников — они остались с носом, да ещё и без шлюпки, без шанса подобраться к нам. Свистели, не достигая цели, слепые выстрелы. Тем временем выбирали якорь, ставили паруса, ибо как бы там ни было, судьбу не стоило искушать лишний раз.

— Корабль наш, капитан! — не удержалась я. Меня разрывало от радости — от мысли, что дерзкий план Джека Воробья сработал, что скитания под палящим солнцем на шлюпке были не напрасны, что все погони, пленения и страхи остались позади, что теперь уже не надо считать вдохи, не зная, какой станет последним. Дух чувствовал себя отлично не в пример измотанному телу. — Всё кончено!

Джек устало улыбнулся.

— Последний пункт плана…

Кандалы! Треклятые цепи! Воистину, никогда бы не подумала, что избавление от них доставит столько удовольствия! Один из освобожденных, которого собратья звали Ганý, упорно воевал с наручниками внушительное время. Истертые до крови запястья щипало от пота. «Если не умру сейчас от обезвоживания, то после, непременно, от сепсиса», — размышляла я. Как же мне хотелось сброситься в какое-нибудь, пусть даже крошечное и холодное, главное — пресное озерцо! Вопросы гигиены пришлось отложить, точнее, утопить в огромном ведре с водой. Наверное, я могла бы осушить его залпом в одиночку, если бы не приходилось делиться с Джеком. Несвежая вода с привкусом тлена никогда не была столь вкусной! Утолив жажду и заткнув первый голод куском соленого мяса, я наконец смогла выделить ресурсы для обсуждения насущных проблем. Как минимум, одна объявилась сразу же, едва гавань отодвинулась на почтительное расстояние. Джека Воробья никто из освобожденных им же пленников не желал видеть в капитанах. Компания собралась уж слишком разношерстная, буйная, и у каждого зудело от желания убраться подальше и не соваться в ближайшие порты. Кэп учуял опасность в пререканиях и спорах, и с его подачи все пришли к компромиссу: в качестве благодарности новоиспеченная команда брига под названием «Северный ветер» обязалась доставить капитана Воробья и, конечно же, меня в нужное место в обмен на этот самый бриг. Мы с Джеком были в меньшинстве, потому приняли такое условие хоть и с натужной, но благодарностью.

— Думаешь, они всё ещё там? — спросила я. — Джеймс, Барбосса, Тёрнер. У Инагуа? И «Жемчужина»?

Мы уселись на уцелевшие пушки опер-дека у левого борта. Я полной грудью вдыхала морскую ночь, буквально ощущая, как расправляются оживающие клетки в организме. Джеково счастье составлял ром — целых две бутылки! Одну он откупорил сразу же, другую протянул мне, в качестве похвалы. Поэтому отвечать на насущный вопрос не торопился, смакуя с видом прирожденного сомелье каждый глоток янтарного сокровища. Я терпеливо ждала, украдкой любуясь всеми оттенками довольства на пиратском лице. Ночь выдалась длинная, но невероятно чудесная. Такелаж подпевал морю. Поскрипывали от натуги паруса. Лунный свет развлекался с перистыми облаками — то прятался, то проглядывал сквозь плети; слоился, игриво поблескивал, как бы подмигивая, мрачно подсвечивал, вырисовывал тенями причудливые картины. Над головой искрились звезды — почему-то совершенно другие, чем в ту ночь, на палубе в кандалах. Теперь мне открылась ещё одна простая истина, суть пресловутого пиратского счастья. Она в таких моментах. В осознании не напрасности гигантских усилий и лишений. В чувстве обретения свободы. В понимании важности той жертвы, что неминуемо требует необъятно красивое и манящее море. Требует за возможность вот так, под звездами, вдохнуть бриз, услышать песнь корабля, сливающуюся с биением сердца.

— «Пиратская жизнь по мне! Так выпьем чарку, йо-хо!» — негромко пропела я, поднося бутылку к губам. Затем замешкалась и, перегнувшись через планшир, облила ромом раны на запястьях. Стоило обернуться, и глаза встретились с весьма сердитым взглядом капитана. Я понимала всю опасность своего положения — вне зависимости от дальнейшего выбора, и на губах засветилась добрая искренняя улыбка. — За свободу! — отсалютовала я. Ром обжег горло. Что ж, можно засекать время по остатку трезвости.

«Да не умерла я ещё, не умерла!» — мысленно возопила я в ответ на навязчивые и немелодичные крики чаек. Глаза открылись по очереди, косточки сладким хрустом отзывались на пробуждающие потягивания. В каюте царствовал жаркий дневной свет. Протяжно зевнув, я перевалилась с широкой скамьи у окна и почти сразу встала на ноги. В дальнем углу поблескивало зеркало. Несколько секунд взгляд задумчиво изучал его рамку, пока в голове взвешивались «за» и «против». Вздохнув, я побрела на поиски Джека Воробья. На палубе ор чаек болезненно резал слух. Глаза уменьшились до размера минимально допустимых прищуров. Явно посвежевший кэп покачивался с ноги на ногу у правого фальшборта. Приблизившись, я расслышала знакомый мотив, тщательно выводимый пиратским мурлыканием. «Скованные одной цепью, связанные одной целью…», — мысленно пропела я. — К счастью, это уже в прошлом… К счастью? Да уж, теперь ему ничего не стоит от меня отделаться…»

— Ты напоил меня. — Руки сплелись на груди. — Опять!

Джекки обернулся, слегка повел плечом.

— Тебе хватило четырех глотков, — спокойно заметил он.

Я закатила глаза. Вместо воспоминаний о прошедшей ночи в мозгу мостилась черная дыра. И как знать, может, к лучшему. В любом случае сокрыть этот нюанс от Воробья с его лукавыми многозначительными ухмылочками не было лишним.

— Инагуа? — кивком указала я на маячивший у вершины бушприта клочок земли.

— Порт-Хауэл.

В чертогах разума закипела канцелярия в поисках нового названия на воображаемой карте.

— Сколько я проспала? — недоуменно проговорила я.

— Часов тринадцать, — бросил кэп через плечо, — я не считал.

«Ну вот, опять этот официально-деловой стиль общения! А где ужимки, ухмылочки, улыбки? Где распевание песен по сто раз кряду? Где, черт тебя побери, Джек Воробей?!». На лице не дрогнул ни один мускул. Хоть я и чудесным образом выспалась, как никогда за прошедшую неделю, подобная неосведомленность напоминала о себе раздражающим сосанием под ложечкой. Так быстро вернуться к Инагуа, да против ветра бриг просто не мог, значит, вопрос оставался открытым.

— И где мы? — Пират обернулся. Я предупредила очередной поучение: — В смысле, почему мы здесь?

Кэп отмахнулся неопределенным движением бровей, но потом, смилостивившись, ответил:

— Ты же вчера не дождалась ответа…

— Ты не особо спешил, — парировала я.

Воробей шумно втянул воздух, якобы набирая гигантские запасы терпения.

— Твой душка-капитан, Барбосса, Тёрнер — все будут здесь. Это резервное место встречи в случае напасти.

Чудно! Очевидно, за все те дни, что мы болтались по морю, скованные, плененные, Джек Воробей не счел нужным обмолвиться о столь незначительной мелочи! А я ведь просила, просила мне всё рассказать! В душе вновь противно заклокотало чудо-юдо по прозвищу Обида. Я ведь думала, судьба не зря сплела наши с Джеком пути вместе, видела во всем этом какой-то план и даже его микроскопические результаты. И вот, на заре нового витка основного приключения, капитана снова подменили равнодушным бесцеремонным ханжой, что в грош меня не будет ставить, а замечать — только с ромом подмышкой. Я часто зашмыгала носом и предпочла провести короткий остаток плавания в диаметрально противоположной части корабля. Пират, конечно же, это просто проигнорировал.

Порт-Хауэл оказался самым типичным морским карибским городком, с той лишь разницей, что его гордостью являлся не бордель, не таверна или торговый квартал, а внушительная по размерам, постоянно галдящая и суетливая верфь. Ещё издалека я разглядела в бухте гордый и такой знакомый силуэт «Призрачного Странника», и внутри что-то зажглось, будто закоптили разворошенные угли. Сначала я решила, это предчувствие чего-то плохого, ибо все шансы на лицо, но затем всё прояснилось. Тоска. Тоска — тающая, плавящаяся под напором заполняющей сердце теплоты в ожидании встречи. Сапоги нетерпеливо елозили по палубе, пока «Северный ветер» шел к пристани, глаза изучали людей ищущим взором и даже прощальные переговоры капитана Воробья с командой остались где-то за пределами внимания. Местные рыбаки, облепившие пирс, провожали меня любопытными (не более) взглядами, а я чуть ли ни вприпрыжку неслась по мокрым доскам. «Странник» стоял на приколе у южной пристани, а у соседней скреб кранцами о причал хрупкий рядом с военным кораблем парусник. Я бы и не обратила на это недоразумение никакого внимания, если бы взгляд не зацепился за первую знакомую фигуру в этом порту. Элизабет Тёрнер. Считать ли это плохим предзнаменованием? Девушка стояла вполоборота на полуюте и озаряла собеседника сверкающей улыбкой. Мужчину от меня скрывали столпившиеся матросы, пришлось спешно шагать ближе и затыкать пробуждающиеся подозрения. Но вместо того к коктейлю из плохого предчувствия и подозрений добавилась щедрая порция ревности. «Да вы издеваетесь!» — процедила я сквозь зубы. Сапоги гневно застучали по трапу.

— Джеймс! — не в силах скрыть радость воскликнула я, врываясь в их с Элизабет диалог. Едва успела прикусить язык перед: «Я так скучала!».

— Диана? — обернулся Уитлокк с безграничным удивлением в глазах. Тёрнер отозвалась приветственным кивком. Нервно запиликали скрипочки плохого предчувствия. Интуиция не обманула. Что-то не так, очень не так. И вообще, эта встреча представлялась мне совершенно иначе! — Что ты здесь делаешь? — Аквамариновые глаза словно бы искали кого-то за моей спиной.

— А где мне следует быть?

Уитлокк несколько замешкался, затем запустил руку во внутренний карман кителя. Я с настороженностью приняла записку.

— «Я буду с Джеком. Не волнуйся», — прочитала я вслух. — Красивый почерк. — Взгляд поднялся к лицу Феникса. — Но не мой.

Тот кивнул.

— Знаю. Её принес мистер Гиббс…

— И этого было достаточно? — вспыхнула я, едва не давясь приступом обиды.

— Ещё он отдал твою шпагу, — добавил Джеймс. Элизабет тактично отстранилась на пару шагов. — Учитывая… наш последний разговор, я допустил мысль… — словно бы оправдывался пират. Внутри меня все чувства и эмоции перемешались, мозг наводнили вопросы, но разум никак не хотел приниматься за работу. — Значит, это неправда? — наконец забеспокоился Феникс.

— Нет… — отрешенно проговорила я в тщетной попытке заставить мозг выполнять прямые обязанности. Как назло, в извилинах болтались лишь перепутанные строчки шанти. — В смысле с запиской — это перебор, конечно, но мы… — Я вдохнула. — Мы с Джеком выясняли кое-что. Кое-что важное. — Элизабет приблизилась. — У нас ещё один соперник. Смолл. — В качестве довеска к обременительной новости что-то грохнуло в трюме, заставив всех невольно дрогнуть.

— Это который? — проскрипел позади голос Барбоссы.

Я обернулась под беззвучный стон.

— Уильям. К счастью. И так многовато оживших мертвецов на один камень.

Капитан «Мести королевы Анны» хохотнул, и его глаза впервые глянули на меня, не как на докучливую вошь.