День за днем-3 (гет)

Утром Анька упархивает ни свет ни заря, и обсудить подробности их кутежа с Шульгиным и Гончаровой мне не удается. Но, надеюсь, все прошло мирно — по крайней мере, никаких портретов Маргариты Ребровой в рамочке я в квартире не держу, а альбом, куда складываю невольно копящиеся фотки, спрятан глубоко в ящике шкафа.

Блестки и фейерверки остались во вчерашнем прошлом, а сегодня, на контрасте, стараюсь вырядиться поскромней и построже — к темному простому платью чуть выше колен, у меня плотная красная накидка с рукавами до локтя — у нее нет пуговиц и у горла удерживают короткие завязки. К неброскому макияжу и распущенным волосам единственное украшение — небольшой кулончик на золотой цепочке.

Практически вовремя, в 9.10 выхожу из лифта и, прижимая к себе локтем сумку, бодро иду через холл — уж сегодня точно главному редактору нужно заняться работой, а не отвлекаться на сложные кульбиты параллельной жизни с Машами, Сережами и Федорами Ивановичами. Слева из коридора догоняет и окликает Любимова:

— Привет.

Оглядываюсь на нее, но шустрая Галка уже успевает проскочить за спиной на другую сторону и приходится крутить головой в поисках:

— Доброе утро.

В суетящихся руках Любимовой папка и ее, видимо, собираются мне всучить:

— А у меня уже почти готов разворот.

— Отлично.

Не замедляя шага, мы проходим мимо секретарской стойки.

— Только нужно кое-что согласовать.

Около кабинета останавливаюсь:

— Значит, согласуем.

— Так, может, сейчас?

— Ну... Почему бы и нет?

Любимова тут же раскрывает папку с распечатками и разворачивает ее в мою сторону:

— Вот, смотри.

Стараюсь сосредоточиться, а у самой в голове вертится и вертится — может сходить на разведку к Наумычу? Выведать, как у них прошло вчера? Чуть склонив голову набок, разглядываю пару нарисованных женских силуэтов, стоящих в раскоряку. Галка обрадовано докладывает:

— А сюда я еще хочу, вот эти вот, эти две фотографии, вот они.

Мое внимание отвлекает шествующая к секретарской стойке Гончарова, и я бормочу Любимовой:

— Ага, отлично…. Галь, давай потом.

В лице Любимовой недоумение:

— Так, ты же сказала, что...

Как бы от нее отделаться? Бросаю взгляд в сторону кабинета шефа:

— Ну, мне надо сейчас к Наумычу заскочить, на минутку.

Выхватив из ее рук раскрытую папку, завершаю прения:

— Давай я посмотрю, а ты через часочек зайдешь, ладно?

На лице Галины появляется обиженное недоумение:

— Хэ… Хорошо, конечно.

Она уходит, а я продолжаю наблюдать за Гончаровой, перебирающей письма, прислушиваясь к их с Люсей трендению:

— А еще есть?

— Нет, пока только эти три.

— Угу... Люсь, ты же сегодня в архиве будешь?

— Естественно. Мне же здесь эту макулатуру хранить негде.

— А ты не могла бы для меня захватить один журнальчик?

Один журнальчик? Судорожно перебираю листки в Галкиной папке — разговор мне нравится все меньше.

— Какой именно?

— «МЖ», майский номер.

— А это там где Марго на обложке? Нет проблем.

— Заранее спасибо.

Настя отходит от Людмилы и прямиком ко мне:

— Доброе утро.

Опустив вниз папку, оборачиваюсь:

— Привет.

— А куда это вы вчера пропали?

Чувствую напряжение в собственном голосе:

— Кто это, вы?

— Ну, ты так вчера стремительно вырвалась из комнаты с каким-то молодым красавцем.

Значит, все-таки, видела! Мымра… Непонятно только, как я-то, ее проглядела? Может гадюка под столом пряталась? Сосредоточенно вытянув губы дудочкой, пытаюсь сходу что-то скреативить и Гончарова ехидно добавляет:

— И даже не успела попрощаться.

— Нам нужно было срочно отскочить.

В Настином голосе язвительное благодушие и на лице ядовитая улыбка:

— А, понимаю…. Решили уйти по-английски, да?

Как только ее терпит ейный макаронник? Если прибьет когда-нибудь, то будет абсолютно прав. Цокнув языком и кисло улыбнувшись, только отвожу взгляд. Следует новая атака:

— А кто он? Я его знаю?

Ты ж видела, глазастая. Если бы знала, не спрашивала.

— Не думаю.

— Ну, так может, ты меня с ним познакомишь?

С какого перепугу? Вопрос вызывает недоумение. Мы вроде не подружки. Тем более что у нее есть классный кавалер. Если ее тянет на молодых красавцев, то что, она ищет в «Кальяри»? Бесплатно набить пузо макаронами? Язвлю в ответ, прищурив глаз:

— Ты знаешь, он к итальянской кухне равнодушен.

Физиономия финансового директора вытягивается:

— Не поняла.

Бурчу в ответ злобной ехидне:

— Все ты поняла.

И ныряю к себе в кабинет.

* * *

Когда Людмила возвращается из архива, я уже наготове — у меня есть цель и отработанный план по похищению. Сомневаюсь, что в архиве их бесконечные запасы и что Гончаровой с ее бойфрендом, так уж сильно нужен этот номер. Увы, операцию провести не успеваю — Настя рвет финишную ленточку раньше, опережая меня: зайдя за стойку, хватает злополучный экземпляр и начинает усердно листать, просматривая картинки. Перебежками подбираюсь поближе — со стороны Калугинского кабинета. Пристроившись за углом, делаю вид, что разглаживаю ладонями платье и совершенно не слушаю болтовню наших сплетниц. Слышится голос Гончаровой:

— А она, здесь, ничего.

— Угу, мне тоже нравится. Фотогеничная.

— Все мы с фотошопом фотогеничные.

Вот язва. Тебе-то спрятать жало и фоторедактор не поможет. Людмила меня поддерживает:

— А мне кажется, тут без фотошопа обошлись.

В принципе любая обработка фотосессий у Калугина идет с фотошопом, так что тут Людмила неправа. И Гончарова эту мысль развивает:

— Люсь, когда кажется, крестись. Наумыч просил этот журнал отослать в ресторан «Кальяри».

Выглянув, вижу, как она передает номер Люсе. Отлично!

Людмила усмехается:

— Твоему жениху?

— Нашему спонсору. Сделаешь?

— У меня есть варианты?

— Я тоже так думаю.

Снова прячусь за угол и с безразличным видом отворачиваюсь, слыша, как Настя стучит каблуками, обходя секретарскую стойку и направляясь к лифту. Тут же выскакиваю и занимаю освободившееся место, подхватив лежащую сбоку пачку договоров:

— Люсенька, у меня к тебе срочная просьба!

— А-а-а... Да, Маргарита Александровна?

Взгромождаю всю стопку листков перед ней, а потом, поставив ребром, старательно постукиваю, выравнивая:

— Вот, надо отксерить эти бумаги. Причем в двух экземплярах!

Можно даже в трех. Людмила на мгновение зависает, с открытым ртом, потом крутит головой по сторонам:

— Хорошо, я сейчас Колю позову.

С Колей и дурак отксерит. Придаю голосу начальственные нотки:

— Люсь, я же к тебе вроде обращаюсь. У нашего Коли руки не из того места растут.

Пихаю пачку Людмиле в руки, и та растерянно пролистывает ее:

— Маргарита Александровна, но здесь столько работы.

— Люсь, а тебе что здесь, за отдых платят?

Секретарша вдруг ерепенится:

— Это... Я сейчас не могу отойти с этого места!

Не даю ни малейшего шанса:

— Я тебя прикрою.

Голос Людмилы становится жалобным:

— Но это займет не меньше часа.

Вот и отлично. Лучше даже два, не надо торопиться.

— Людмила, я вроде с тобой по-русски разговариваю.

Надо, надо додавить — я же вижу, поддается.

— Ну, срочно, выручай, очень надо.

Придется применить физическую силу. Протискиваюсь за Люсину спину и начинаю подталкивать строптивицу наружу.

— Ладно, а если Борис Наумыч?

Главное излучать уверенность — предупреждающе поднимаю ладонь:

— Бориса Наумыча, я обезврежу.

Людмила уходит мимо лифта к лестнице, спуститься на этаж ниже. Проводив секретаршу нервным взглядом, хватаю журнал со стойки и, прижав к себе, покидаю пограничный пост, устремляясь к себе в кабинет. Получается, план надо менять, причем на ходу! Бросив номер на стол, тянусь к интеркому и нажимаю кнопку связи:

— Андрей заскочи ко мне, пожалуйста, на минутку.

— Сейчас, буду.

Очень хорошо. Идея уже есть, осталось уговорить воплотителя. Придерживая ладонями подол платья, плюхаюсь в кресло, нервно теребя пальцами нос и подбородок — надеюсь, Калугин меня не разочарует…. В открытую дверь быстрым шагом проносится Андрей, по дороге стукнув костяшками пальцев в дверь:

— Да, Марго.

Он подступает к столу вплотную и я, подперев кулаком голову, пытливо разглядываю его снизу:

— Андрюш, помнишь, ты как-то предлагал мне свою помощь?

Правда, это касалось совсем других вещей, но тем не менее. Поняв, что разговор неофициальный, Калугин приседает рядом на корточки, положив локоть на угол стола:

— Ну, да, так я, в общем-то, и сейчас не отказываюсь.

Теперь мы лицом к лицу и озвучивать просьбу легче.

— Так вот, тут такое дело..., м-м-м

Под идею нужна правдоподобная легенда, причем такая, что бы промедление было невозможно. Покосившись на Андрея, вижу внимательный взгляд, и продолжаю:

— У одного моего знакомого свадьба.

Калугин кивает:

— Прекрасно и...

— Так вот, я просто всю голову себе сломала.

Встряхнув головой, откидываю волосы назад, за спину, затем изображаю огорченное недоумение:

— Ума не приложу, что ему подарить!

Театр Вахтангова отдыхает. Калугин приподнимает брови:

— Ну, так от меня ты чего хочешь?

Врушкой быть стыдно и я опускаю глаза в пол:

— Ты, понимаешь, с одной стороны они люди не бедные и в принципе у них все есть…

— Отлично, а с другой?

С другой…

— А с другой … Его невеста, она...

Задумчиво поднимаю глаза к потолку... Какая же у него невеста-то?

— Ну, в общем, она спит и видит себя фотомоделью.

Нынче ж весьма модно. Калугин, «догадавшись», поднимается:

— А ну, господи, так пусть приходит. Пощелкаем ее, покрутим, ну и все.

Видимо бестолковая прелюдия затянулась, и Андрей все воспринял не так. Прикрыв глаза, качаю головой — мне от него нужно совсем иное:

— Н-н-н-ет, ты не понял

Морщусь, сделав жалостливое лицо:

— Там перспективы: ноль. Девчонка в принципе симпатичная, но не наш коленкор.

Калугин вопросительно изгибается:

— Маргарита, я не понимаю, проблема в чем?

Придвигаю к нему журнал:

— Ну, просто, если бы, вот, ты каким-нибудь образом ее фэйс, вот сюда бы, шлепнул?

C надеждой во взгляде, кладу руку поверх ведьмы на обложке:

— То это был бы вполне симпатичный подарок. Так, оригинально и то, что нужно.

Андрей кивает:

— Ну, я въехал, хорошо.

— Да... Вот, тебе же раз плюнуть?

Виновато — льстиво гляжу снизу вверх.

— ОК! Я тебя умоляю, тем более что я макет этой фейс — компании не удалял, сейчас сделаем.

Ого! Мой незабываемый и неповторимый лик свелся к фейс-компании? Шутка… Макет макетом, но ведь нужно распечатать на нужной бумаге, по текстуре, по формату, с двух сторон, а потом и приклеить ровнехонько, вместо прежней обложки. Оптимально — в типографии. Преданно заглядываю в глаза художественного редактора:

— Вот, ты мне только…, тогда только быстренько, пожалуйста. Побыстренькому все это, подшамань, ладно?

— Хорошо, хорошо. А, подожди, стоп, фотография же нужна!

В смысле?

— Какая фотография?

Рука Калугина очерчивает в воздухе овал :

— Ну, как? Невесты! Лицо, чтоб было.

— А ну, да.

Тыкаю пальцем в комп:

— Я сейчас тебе по электронке пульну.

— Давай, давай я жду. Давай.

— Ага.

— Спасибо.

— Да, не за что.

Он уходит, а я лезу в свой компьютерный архив, копившийся годами:

— Так девочки, девочки, ау.

Мне нужно фото в фас, причем достаточно крупное и не примелькавшееся. Надеюсь, Андрей организует «all inclusive» и мне не придется тащиться в типографию за помощью.

* * *

Афера требует времени и как только Людмила возвращается с толстенной пачкой ксерокопий на рабочее место (тут же вступая в перепалку с Николаем), спешу к ней:

— Ты уже?

С довольной улыбкой секретарша рапортует:

— Да, Маргарита Александровна, вот.

Мда, пачки две бумаги извела, не меньше.

— Спасибо, только это еще не все.

Улыбка сползает с Люсиного лица:

— Как не все?

— Мне тут еще пару — тройку бланков надо размножить.

И показываю новую пачку, правда, на этот раз, тонкую.

— А-а…

Людмила жалобно смотрит в спину Николаю, а я тру зачесавшийся от пыли нос:

— На этот раз в пяти экземплярах!

Кладу бумаги на стойку, но секретарша хорохориться, показывает пальцем на курьера:

— Хорошо, вот Коля сейчас освободится.

Ну, нет! Никакой пощады — на войне как на войне. Сдерживаюсь, чтобы не чихнуть:

— Коля сейчас будет занят.

— Чем?

Пчелкин, услыхав свое имя, с любопытством оглядывается. Объявляю:

— Моим поручением!

— Маргарита Александровна!

— Что?

Люся опускает глаза:

— Ну, если честно, то я вообще зашиваюсь.

Не так часто я прошу размножать макулатуру, можно и потерпеть. Возмущенно, развожу руками, строго взирая на секретаршу:

— Люсь, если ты думаешь, что я здесь пасьянсы раскладываю, то ты ошибаешься.

Уж не помню, когда этим и занималась. Перед Новым годом, кажется. Людмила молчит, уставившись в пол. Бунт?

— Мне что, оформить приказ в письменном виде?

Та жалобно бурчит:

— Не надо.

— Ну, тогда вперед.

Не поднимая взгляда, Людмила обходит стойку и направляется к лифту, а я разворачиваюсь к курьеру — ему тоже нужно придумать занятие:

— А ты чего встал?! Шагом марш за мной!

* * *

Минут сорок до возвращения Люси у меня есть, так что, сплавив Пчелкина перетаскивать что-то для Любимовой в фотостудию для завтрашней модельной сессии, пытаюсь заняться срочной текучкой и разобрать-таки, последние бумаги. Вот, например, непонятное письмо от «Брегета» по поводу дополнительной рекламы — так написано, что без дозы вискаря и не разберешься. Поднявшись из-за стола, еще раз перечитываю текст, а потом, бросив на стол листок, решительно иду к распахнутой двери, на ходу разглаживая складки платья. На выходе останавливаюсь, окидывая взглядом холл — Галины поблизости не видно и видимо придется самой порыться в ее компьютере. Пройдя к ее закутку, склоняюсь к монитору, касаясь мышки — экран загорается, и я вглядываюсь в названия папок на рабочем столе. Сзади раздается голос Егорова:

— Маргарита!

Вздрогнув, быстро оглядываюсь, вставая прямо:

— Да, Борис Наумыч.

Шеф с довольной физиономией качает головой:

— Ты знаешь, я сегодня за тобой целый день наблюдаю!

Капец, он что видел, как я Люсю с макулатурой отсылала? Растерянно гляжу на начальника и только шлепаю губами, словно рыба. Потом отвожу взгляд в сторону — пусть думает, что смущаюсь. Егоров радостно добавляет:

— Как ты тут порхаешь и всех строишь!

Главное, чтобы он не догадался, чем я тут порхая, занимаюсь, отвлекая сотрудников от нужных дел. Переспрашиваю с осторожной улыбкой:

— И что?

— Обожаю, когда ты вот такая. Все крутится, вертится, работа кипит.

Егоров даже краснеет от восторга. Приподняв бровь, отшучиваюсь:

— Главное, чтобы мозг не закипел.

Голос Наумыча приобретает интимные нотки и он, подхватив меня под локоть, начинает игриво раскачиваться из стороны в сторону:

— Ты знаешь, как мне вчера твой парнишка понравился?! М-м-м….

Чувствую, как отваливается челюсть и вытягивается лицо — совсем забыла, что у Анькиного слонопотама такта ни на грош — вполне может начать обсуждение вчерашних моих похождений прямо посреди холла редакции, где что ни стена, то вражеские уши. Растерянно лепечу:

— К-какой парнишка?!

В лице шефа недоумение:

— Ну, как… Твой Сережа. Он такой интеллигентный, симпатичный. Чувствуется, что…

Мой Сережа?! С каких пор он мой? И вообще, какое собачье дело этого бегемота до моей личной жизни?! Блин, то к Шепелеву меня пристраивал, теперь к Аксюте. Сговорились они все сегодня, что ли? Сначала выдра крашеная, Гончарова, теперь Егоров, старый сплетник. Пока не поздно, обрываю птицу-говоруна, отворачиваясь и складывая губы в напряженную улыбку:

— Борис Наумыч!

— Все молчу, молчу… Я вот, только знаешь, я подумал — вот почему, вот такая красивая женщина, как ты, так сказать и не в наших рядах?

Час от часу не легче. Это он про что? Изобразив смущенную улыбку, опускаю глаза — дескать, комплимент про красивую женщину приятен. А вот почему и в каких рядах не до конца, вопрос к Калугину, а не ко мне.

— А тут такой вариант! Я рад за тебя, очень рад.

Улыбка шефа до ушей, но его дифирамбы моему «поклоннику» не слишком воодушевляют — расхваливаемый претендент не вызывает абсолютно никаких эмоций и чувств, хотя не скажу, что целоваться с Сергеем, было уж так противно… Но Аксюта это средство, а отнюдь не цель!

— Борис Наумыч, спасибо. Я могу идти работать?

Не глядя, тычу за спину, на комп Любимовой.

— Конечно. Вот, молодец! Вот на работе, только о работе. Ничего личного, все бы так. Иди… Хэ-хэ-хэ…

Тороплюсь вернуться к Галиному столу и, снова склоняюсь к дисплею, трогая мышь, но в голове уже полный сумбур и желание спрятаться у себя в кабинете. Это же надо — «мой Сергей ему понравился». Блин, не дай бог, ляпнет при Калугине!

* * *

Славословие Наумычем моих организаторских способностей неожиданно пробуждает совесть — а ведь, правда, занимаюсь, черти чем, народ отвлекаю ерундой, а по номеру еще и конь не валялся. Как только Андрей приносит свое творение — вполне полноценный экземпляр журнала, с аккуратно пририсованной накрашенной моделью вместо ведьмы, самолично вкладываю номер в большой не просвечивающийся конверт и заклеиваю так, чтобы не отодрать никакими силами, только рвать. Отдаю посылку Людмиле и тут же озадачиваю ее собрать народ на летучку. Срочно! Через пятнадцать минут!

Когда занимаю председательское кресло, все кто нужен уже в зале заседаний. Сзади, у окна, топчется Зимовский, рядом с ним Калугин, листает старый номер, за столом по левую руку расположились Наташа с Галиной, с Кривошеиным за спиной, а по правую — Гончарова, с раскрытой договорной папкой, что-то строчит, записывая на листке. С себя вины не снимаю, конечно, но на электронке у меня, ни одного макета, и статей кот наплакал! Из чего лепить номер-то? Понимаю, праздники были, расслабуха, но ведь тема объявлена, обсуждали не раз, и всем все вроде было ясно?

— Ну, что, креативные вы мои. Хотим как лучше, а получается, что ничего не получается? Поздравляю вас снова с неуспевом. И мне бы хотелось знать — почему?

В ответ тишина.

— А что мы молчим, я, между прочим, ко всем обращаюсь.

Зимовский за спиной тявкает:

— А вы напрасно «ко всем» обращаетесь Маргарита Александровна.

Ну, как же без пованивания из темного угла… Опустив глаза вниз и крутя в пальцах карандаш, внутренне собираюсь, готовясь дать отпор:

— Что, значит, напрасно?

Антон отворачивается от окна:

— Маргарита Александровна, а вам известно такое понятие, как имитация активности?

Бунт на корабле? Или он что-то пронюхал? Поднимаюсь встретить врага лицом к лицу:

— Антон, ты сейчас о чем?

— Это я сейчас о вас!

Опустив уголки рта вниз, выпячиваю вперед нижнюю губу, изображая крайнюю степень удивления:

— Не поняла.

Зимовский горячится:

— А что тут понимать? Ты вот все мечешься, носишься с какими-то бумажками.

Он проходит за моей спиной, подступая с другого бока и повышая голос:

— А взаимодействия между отделами как не было, так и нет!

Понятно, подслушал Егорова и его комплементы в мой адрес Антошу обидели. Демонстративно засунув мизинец в ухо, трясу им там, показывая единственный результат воплей.

— Интересно, это мне кто сейчас вещает? Директор радио?

Зимовский шипит над ухом:

— А меня, между прочим, отсюда еще никто не увольнял, ясно!

Ладно, кудахтай дальше…. Антон идет в обход в обратную сторону:

— И ты прекрасно знаешь, что есть такие моменты в журнале, которые решить без тебя вообще невозможно.

Он опять переходит на вопль:

— А людям что? Они начинают просто воробьев считать!

Упрек не без оснований, но это как взглянуть. А вот про беспомощных лодырей, которые и шагу без меня ступить не могут, это он зря. Сложив руки на груди и выпятив губы в недоуменной гримасе, молча глазею на беснующегося зама — опять одно словоблудие. Зимовский снова проходит за моей спиной, теперь в другую сторону:

— Им, пока дружественного пинка не дашь, они будут с утра до вечера делать умные лица.

Галина не выдерживает:

— Что ты такое говоришь?

Валик ее поддерживает

— Я чего-то тоже не врубаюсь.

Антошу уже понесло и он без хамства не может:

— А ты вообще когда-нибудь во что-то врубался, юноша?

Ну, все дошли до точки. Критика уходит в гудок и склоки. Разжигать их Зима мастер, и я протестующе поднимаю обе руки:

— Так, тихо!

Придерживая ладонями подол платья, усаживаюсь обратно в председательское кресло, но сказать ничего не успеваю — опережает обиженная Гончарова:

— Антон Владимирович, у меня такое ощущение, что вы один за всех вкалываете.

Зимовский весь подается к ней, нависая над столом:

— Да, дорогуша моя, именно вкалываю. И не надо забывать: на мне еще, между прочим, радио!

Та всплескивает руками, делая изумленные глаза:

— Батюшки, Юлий Цезарь, а!

Антоша от скромности точно не умрет, но пора вмешаться. Разрубая рукой воздух, ставлю точку в спорах:

— Так, стоп — машина. Мы можем хоть до утра лбами стукаться, но номер от этого не нарисуется.

У Зимовского новый повод накинуться на меня:

— А от чего он тогда нарисуется?

Ну, уж, точно не от того, что ты будешь здесь кудахтать и всех смешивать с дерьмом. Приняв решение, поднимаюсь:

— Короче, в ближайшее время работаем в режиме аврала.

Наташа подает голос:

— То есть?

Если эффективность низкая, значит, будем брать не умением, а числом.

— То есть, по вечерам и по субботам.

Настя ехидничает, качая головой:

— А у Кривошеина то с субботами напряженка!

Да, что-то такое сплетничали про Любимову, которой, по завещанию, нужно выйти замуж за набожного еврея и Кривошеин в их кандидатах. Мне не шуток и я, прищурившись, обрубаю:

— Значит, выйдет в воскресенье!

Собрание закончено, иду из зала.

* * *

Большинство сегодняшних вопросов закрыто и можно, более-менее, вздохнуть свободно. Вымыв руки и проведя в зеркале текущий осмотр, выхожу из туалета, но едва успеваю сделать пару шагов мимо комнаты отдыха, с топчущимися там Любимовой и Кривошеиным, вдруг вижу знакомый профиль, выглядывающий из открывшихся дверей лифта. Мгновенно среагировав, влетаю внутрь кухни, прячась за несущей колонной. Аксюта! Прижавшись к притолоке, замираю, вытянувшись в струнку. Слышу:

— Марго, ты чего?

Видя недоумение в глазах присутствующих, бормочу:

— Я это..., я сейчас.

Осторожно выглядываю наружу из-за угла — вот он, голубчик, стоит, башкой вертит. Когда снова прячусь, рядом со мной уже никого нет. Ну и прекрасно, меньше вопросов будет. Замечаю на столике поднос с чистой чашкой, стопку салфеток и блюдце с двумя пончиками. То, что нужно для работяги Маши! Решение приходит само — быстренько переставляю все хозяйство на поднос и, подхватив его, выношу прямо к Сергею. Тот все еще у лифта чешет затылок, а увидев меня, расплывается в улыбке:

— Машуль, привет.

Сразу принимаю серьезный и осуждающий вид:

— Так, что ты здесь делаешь?

— Вот, пришел.

Подхватив Аксюту под локоть, затаскиваю его на кухню:

— Что, значит, пришел?

Ставлю поднос обратно на столик — декорации свое дело сделали. Сергей пытается спорить:

— А что нельзя?

— Конечно, нельзя!

Пока металась, волосы совсем растрепались, и я пытаюсь их пригладить и убрать с лица.

— Я сама тут без году неделя! Сюда вообще запрещено водить чужих.

— А я чужой?

Ну не родной же.

— Стоп — машина, ты вообще, русский язык понимаешь?

Не хватало еще, чтобы кто-нибудь нас увидел вместе! Сергей делает недоуменное лицо:

— Да что с тобой?!

Плавали, знаем — дашь палец, оттяпает пол руки. Недовольно шиплю:

— Ничего! Я тебе объясняю — если тебя увидят, меня уволят отсюда к чертовой матери!

Изображая ужас от такой перспективы, прикрываю рот тыльной стороной руки, но Сергей равнодушно вздыхает, уперев руки в бока:

— Пусть уволят.

Меня? Странное пожелание для любящего жениха. Или он нарочно для этого приперся? Растерянно уронив руку вниз, тревожно гляжу на кавалера:

— Что, значит, пусть?!

— Хэ…Я прекрасно зарабатываю, Маш.

Да как же можно без работы-о?! Работа это же святое, не только бабло. Самоутверждение, карьера… Схватив со стола салфетку и блюдце, усердно принимаюсь его драить:

— Сергей, причем здесь ты?!

Аксюта отворачивается:

— Что, значит, причем. Между прочим, я не такой жмот как этот Паша.

И Шульгина-младшего приплел!

— Вот ты зачем его сейчас упомянул?

Склонив голову на бок, строго смотрю на ухажера. Капец, я может про замуж брякнула, чтобы подозрения снять, а он все не угомонится, опять ревнует.

— Просто хочу, чтобы ты знала, что ты для меня — это все.

Тем более, нечего сюда ходить! Мой голос срывается:

— Сергей, я хочу, чтобы ты знал. Если меня уволят с работы, я тебе этого некогда не прощу, понял?

Аксюта миролюбиво соглашается:

— Ладно, ладно….

Он поднимает руки, словно сдаваясь:

— Поцелуй меня и я уйду.

Мне этого совсем не хочется, но сейчас главное выпроводить непрошенного гостя. Все же пытаюсь пристрожить:

— Сергей!

— Ну, один раз.

Капец… Но выхода нет. Обречено посмотрев по сторонам, тянусь быстро чмокнуть Аксюту в небритую щеку, и тут же отступаю. Разговор окончен, я свою часть обязательств выполнила. Над ухом слышится смешок:

— Мужик сказал, мужик сделал.

Схватив за плечи, он разворачивает меня к себе. Стоп — машина! Мой протест тонет в его губах:

— Серг...

И ведь не трепыхнешься, сильный гад. Он придерживает ладонью мою голову за затылок, не давая вырваться, так что поцелуй получается ого-го…, вполне по-взрослому, даже дыхание сбивается. Наконец, меня отпускают и я, кипя и возмущаюсь, набираю воздуха в легкие, подыскивая слова. Сергей меня опережает, вновь поднимая руки вверх, сдаваясь:

— Вот теперь точно, все. Хэ-хэ…

Он спиной отступает наружу, а потом идет к лифту. Что ж такое-то! И ведь сама виновата. Швыряю салфетку на стол, туда же со звоном летит блюдце. Стою, уперев руки в бока, а потом выглядывает в холл, посмотреть уехал Аксюта или нет. Капец, какой-то…. Слава богу, никто не обратил внимания.

* * *

Остаток дня проходит без происшествий — аврал, так аврал, сама уползаю с работы лишь в девятом часу вечера. Зато с некоторым оптимизмом — народ явно зашевелился, уже что-то шлет на почту, да и центральная статья о роли путешествий на нашу жизнь, явно сдвинулась с мертвой точки. Впереди выходные, но, чувствую, будет не до отдыха.