День за днем-3 (гет)

Следующим утром, несмотря на ворчание Сомовой, ангажирую Вадима на весь день, так что в редакцию едем вдвоем. Не знаю почему, но мне с ним легко общаться — я чувствую его шутки, а он откликается на мои. К тому же Вадим интересный рассказчик и иногда поворачивает знакомый предмет так, что видишь его совершенно иначе, необычно.

Настроение отличное и я, собираясь на работу, одеваюсь не по-осеннему жизнерадостно — на мне сегодня серое платье без рукавов, с круглым вырезом без воротника — оно, правда, коротковато, заметно выше колен, но мне своих ног стыдиться нечего. Зато к платью красиво смотрится и подчеркивает талию широкий серебристый пояс с большой круглой пряжкой. Мы весело болтаем в лифте, и я украдкой смотрюсь в зеркало, отмечая, как лежат гладко расчесанные на одну сторону волосы, и нет ли огрехов в макияже.

Когда двери лифта раскрываются, мы вываливаемся в холл, не прерывая разговора и не тормозя — слава богу, идиотский пропускной агрегат убрали еще на прошлой неделе и не надо объяснять человеку, зачем нам это чудовище. Тряхнув распущенными волосами и поправив ремешок сумки на плече, зову Вадима следовать за собой:

— Пойдем.

С довольным видом направляюсь к секретарской стойке:

— Люсенька доброе утро.

Та вертит в руках стопку писем и бумаг, выравнивая ее по краю:

— Доброе утро Маргарита Александровна.

Оглядываюсь с улыбкой на нашего гостя:

— Знакомься, пожалуйста, это Вилли Шепард. Слыхала, про такого?

Людмила смущенно отрицательно трясет головой, и Вадим пытается ее поддержать:

— Я тебя умоляю, Марго.

— Ну, как скажешь…. Тогда это просто Вадим Шепелев.

Секретарша протягивает радостно руку:

— Люся!

Правда тут же отдергивает ее назад:

— Людмила.

Мне смешно и приятно — видимо, на нее, Вадим тоже произвел впечатление. Он улыбается:

— Очень приятно.

Ну, точно, сразил нашу Люсеньку наповал, та даже опускает глазки:

— Можно просто Люся.

Прерываю процесс знакомства:

— Люсь, мне что-нибудь есть?

— Да, вот, держите.

Забираю несколько конвертов. Вадим протягивает руку:

— А мне?

Ошалевшая от мужских флюидов Людмила, растерянно лезет в оставшиеся бумаги:

— А-а-а…. Сейчас посмотрю.

Потом смущено прыскает и машет рукой. Мы с Вадимом смеемся, и я зову его за собой:

— Ладно, давай я тебе покажу свою келью.

Иду в кабинет. не оглядываясь — шаги позади, подсказывают, что мой гость не отстает. Пройдя к столу, рассаживаемся — Шепелев придвигает гостевое кресло от стены к торцу стола, а я прохожу к своему и, изящно изогнувшись, присаживаюсь в него, придерживая сзади платье и кладя ногу на ногу. Галантный гость садится после меня. Интересуюсь:

— Ну что, начнем?

— Включай.

Нажав кнопку на диктофоне, кладу его между нами на стол. Потом, откинувшись расслаблено на спинку кресла, угнездиваюсь поудобней — интервью обещает быть долгим.

— Скажи, Вадим. Насколько мне известно, идеи дзен возникли тысячи лет назад в Индии и Китае.

Чуть склонив голову на бок, внимательно смотрю на него, не желая упустить эмоций и реакций, которые позволят украсить статью и помогут сделать ее живой. Шепелев кивает:

— Чистая дзен это скорее даже не религия, а духовная философия.

Сплетя пальцы рук, он рассуждает:

— Дзен — это просто погруженность в жизнь, я бы даже сказал сущность жизни.

У меня вдруг звонит мобильник, перебивая рабочий настрой.

— А конкретней? Продолжай, продолжай.

Взяв телефон со стола, открываю крышку и даю отбой, а потом вообще отключаю от сети. Это звонит Анька, наверняка с какой-нибудь ерундой. Ничего катастрофичного не случится, если расскажет о ней вечером. Захлопнув крышку, откладываю мобильник в сторону и снова принимаю позу сосредоточенного внимания.

* * *

Наша беседа продолжается и потихоньку приобретает странную направленность — такое впечатление, что Вадиму интересней не столько философствовать, отвечая на вопросы, сколько примерять пригодность своих изречений на собеседнице…. Положив руку на угол стола, он слегка подается мне навстречу, заглядывая в глаза:

— Согласись, что главный стимул в жизни это любовь!

Любовь… Развернув кресло в сторону гостя, сижу, положив ногу на ногу, и, слегка склонив голову набок, прислушиваюсь к себе: лю-бовь... Почему я должна с этим соглашаться? Это что мне, теперь, потерять стимул к жизни и повеситься, раз любви не получилось? У меня работа, ого — го, какой стимул! Раскрывать перед Шепелевым, какой бы он ни был симпатичным, свои болячки не хочу. Отведя глаза в сторону, сажусь в кресле прямо и тяну руку выключить диктофон:

— Так!

Встав из-за стола, отступаю к окну, за кресло:

— Стоп — машина, Вадим! Кто у кого берет интервью?

Свое нежелание затрагивать личные проблемы, прячу за улыбкой:

— Ты у меня или я у тебя?

Шепелев тоже поднимается, засовывая руки в карманы, и подбирается поближе, вставая рядом:

— Марго ты воспринимаешь мои слова как атаку, а я всего лишь хочу тебе помочь.

Мне помочь? Нервно бросаю взгляд на гостя. В чем? Даже набираю воздуха в легкие, чтобы дать отповедь, но потом понимаю, что тем самым соглашусь с его правотой. Молча, отворачиваюсь и чуть пожимаю плечами. Так, надо сменить тему. Смотрю на часы — уже почти час, а значит можно переключить наш словесный поединок на гастрономическую тему. Убираю диктофон в сумку:

— Может, сделаем перерыв? Пойдем, перекусим?

— Не возражаю.

Сунув руку в карман платья, выхожу из кабинета первой и оглядываюсь на Вадима — он не отстает, выходит следом, прикрывая дверь. От секретарской стойки ко мне спешит Людмила:

— Маргарита Александровна, а я уже заказала вам стольку внизу.

Отлично, значит, нас ждут. Благодарно улыбаюсь:

— Спасибо.

— А может быть позвонить, чтобы накрывали?

Еще неизвестно что они там накроют.

— А нет, не надо, мы сами разберемся.

Вадим уже рядом, так что идем к лифту вместе.

— А еще Борис Наумыч сказал, что все за счет издательства.

Останавливаемся посреди холла. За счет, так за счет — хотя было бы странно показывать жлобство перед лицом такого гостем. C задумчивым видом отшучиваюсь:

— Э-э-э… Передай большое спасибо Борис Наумычу и низкий поклон до хруста в позвоночнике.

Людмила, смеясь, убегает к себе за стойку:

— Хорошо.

Ее место тут же занимает Любимова с улыбкой до ушей и с блокнотиком в руках:

— Э-эй... Я прошу прощения.

Мы так никогда не доберемся до столика в "Дедлайне". Еще одно интервью? Сунув и вторую руку в карман, бросаю взгляд на своего гостя:

— Галочка, у нас очень мало времени.

Но та не отрывает завороженного взгляда от знаменитого Вилли Шеппарда:

— Я… Вы не могли бы оставить мне автограф? Пожалуйста.

И протягивает блокнотик с ручкой. Вадим терпелив и охотно берет их в руки:

— Да, конечно.

Росчерк пера сопровождается Галиным радостным хихиканьем и мне становится смешно. Любимова тут же прижимает блокнот с драгоценной подписью к животу:

— Спасибо.

— Не за что.

С улыбкой ускоряю шаг, уводя гостя к лифту — не думала, что Галка у нас такая фанатка дзен-буддизма.

* * *

В «Дедлайне» устраиваемся в углу неподалеку от барной стойки. Обеденное меню не блещет ресторанным разнообразием, но на халяву, за счет издательства, вполне сойдет. К тому же там есть вегетарианские блюда, как раз для Вадима. А вот у меня, нет претензий к животной пище, так что заказанное мясо со свежими овощами и апельсиновый сок вполне удовлетворяют мое непритязательное чувство голода. Красного вина, для плавного хода мысли, тоже берем по бокалу. Погасив первый гастрономический порыв, переходим к продолжению беседы, уже в нерабочей обстановке. Положив ногу на ногу, все еще усиленно работая челюстями и опустошая тарелку, вновь возвращаюсь к утреннему разговору о подаренной книге… «Секс и Дзен» завлекательное название, но что нового и такого уж философского оно в себе несет? Шепелев подхатывает:

— Так вот о любви, как о стимуле существования всего живого.

Перебиваю:

— Да, но согласись, если в интернете в поисковике вбить слово «секс» и кликнуть, то на тебя сразу вывалятся тонны извращений, грязи и так далее.

Вадим качает головой:

— Я не о сексе говорю.

Любовь без секса? Это то, что у нас с Калугиным. Кидаю на Шепелева взгляд из-под ресниц:

— А о чем ты сейчас говоришь?

Мне тоже кажется, что Андрей, всегда, слишком увязывал свою любовь с немедленным сексом и потому был нетерпелив. А потом, когда он все узнал, наверно уже я, помня его нетерпеливость, стала чересчур давить, подталкивая к решительному шагу…. В раздумьях о былом, ковыряю вилкой в тарелке, отламывая кусочек мяса, а потом отправляю его в рот. Вадим, глядя на меня, продолжает:

— Секс, конечно, отличная вещь, но это всего лишь наследство от животного мира, так сказать подарок эволюции.

Не знаю, не пробовала, но мне любопытно его мнение и я внимательно слушаю, хотя и не совсем согласна — судя по известной «Камасутре», на востоке специально изучали премудрости этой стороны, и открыли столько дополнительных возможностей, что животному миру и не снилось. Вадим поясняет:

— Я говорю, о человеческих отношениях.

У Игоря любовь и секс были едины. У Калугина, мне кажется, тоже. Может быть, это чисто мужское свойство? Почему-то для Марго слова Вадима ближе и понятнее. Но я упрямо пожимаю плечами:

— А что человеческие отношения?

Шепелев замолкает, пережевывая то, что успел подцепить и отправить в рот, потом его взгляд уходит вбок:

— Ну, у меня есть своя небольшая теория.

Своя теория? Профессионал берет верх, и я с любопытством приподнимаю бровь, а потом отпиваю вина из бокала:

— Может, поделишься?

Вадим согласно кивает, продолжая есть:

— Понимаешь, многие влюбленные пары форсируют события и сразу переходят к анатомическим отношениям. А они ведь могли намного раньше понять подходят они друг другу или нет.

Удивленно улыбаюсь, разглядывая Шепелева:

— А каким образом?

Если бы такой способ был, и Андрей убедился, что мы созданы друг для друга, может быть он не стал бы так настаивать на расставании?

— Надо друг с другом просто поспать.

Непонятно — то говорит, пары торопятся, то переспать. Недоуменно пожимаю плечами:

— В каком смысле?

Вадим задумчиво соединяет пальцы рук перед собой:

— К сожалению, в наше время, слово поспать имеет не только одно значение.

Тут не поспоришь, и я киваю.

— Я же вкладываю в него изначальный смысл.

То есть просто лежать рядом и спать? И все? Склонив голову набок, автоматически просовываю ладонь под волосы и чешу затылок… Полежать и это снимет все проблемы? По-моему, в нашем с Калугой случае, это не прокатит... Вадим, видя мой скепсис, настаивает:

— Несколько ночей всего лишь вместе поспать.

Ну, лежит рядом мужик или баба, сопит, кряхтит, ворочается… И что? Распахнув глаза, недоуменно таращусь на нашего восточного гуру, потом качаю недоверчиво головой — причем тут любовь-то?

— И тогда ты точно узнаешь — подходит тебе человек или нет.

Только улыбаюсь такому подходу — в купе, в поезде до Владивостока, пять дней пилить и пилить, если храпа нет — ну, точно, идеальная пара получится. Прикрыв глаза, поднимаю указательный палец вверх:

— Забавная мысль, надо записать.

Вадим преспокойно снова принимается за еду:

— Ну, зачем записывать, можно же всегда попробовать.

Попробовать что? Подходим мы друг другу или нет? Зачем? Он смотрит на мою реакцию, а я не знаю, что ответить и тяну время, опустив глаза вниз:

— В каком смысле?

— Может, поспим?

Мы с ним? Нет, никаких опасений у меня на его счет нет, но это так интимно — пускать мужчину на свою постель. И потом…, вдруг его тест даст положительный результат? Смотрим, друг на друга и мой рот, захлопывается без ответа.

* * *

После обеда возвращаемся в редакцию, и я стараюсь придерживаться более нейтральных тем, чем общая постель. И если об отношениях, то в массах, а не на личном фронте. Здесь тоже, оказывается, есть свои восточные подходы и подводные камни. Весело беседуя, занятые друг другом, выходим из лифта и сразу идем ко мне. От секретарской стойки навстречу вновь кидается радостная Любимова — еще один автограф?

— Как перекусили?

Останавливаемся:

— Спасибо, Галочка, с аппетитом.

— Спасибо.

Любимова высовывает голову, выглядывая из-за меня на Вадима:

— Вам наш бар понравился?

Тот лишь хмыкает:

— Ничего плохого сказать не могу.

Замечаю возле Людмилы надутого Калугина и тяну шею, чтобы секретарша обратила внимания на мои слова:

— Люсенька, мы сейчас продолжим в том же режиме, никого не пускать!

— Хорошо, я поняла.

Поворачиваюсь к своему спутнику, и мы продолжаем движение к кабинету:

— А-а-а… Мы, кажется, остановились на совместном сне?

Вадим подхватывает:

— Да!

Поправляю ремешок от часов на руке:

— Продолжим?

Вынужденное обращение к смущающей теме сразу обращаю в шутку — зайдя в комнату первой, оглядываюсь с усмешкой на идущего следом Вадима:

— Значит, это у тебя такой подкат к девушкам?

Тот, хмыкает, прикрывая за нами дверь:

— Ну, почему подкат...

Улыбаюсь, удивляясь легкости нашего общения. Господи, я же с ним кокетничаю и даже не замечаю этого!

— Ты берешь у меня интервью, задаешь вопросы, пытаешься узнать меня, главное — понять. Разве не так?

Медленно продвигаемся к столу, и я предвкушаю — еще не понимаю, как это у него получится, но уверена, что мой гость обязательно придумает интересную отмазку к своему предложению. Сунув руки в карманы платья, встряхнув головой, осторожно соглашаюсь:

— Ну-у-у, так.

Шепелев проходит мимо меня к окну и разворачивается лицом:

— А можно просто разделить с человеком сон и ты многое о нем узнаешь.

Трижды ха-ха, а интервью написать по итогам совместного храпа? Да я как-то и без постели всегда все узнаю. К тому же Сомова ни в жизнь не поверит, что мы будем с Вадимом просто лежать и глазеть в потолок. Чешу нос, не зная, как отбрехаться, а Вадим не отводит взгляда — ждет ответа. Склонив голову набок, скептически смеюсь, потирая запястье:

— Извини, но мне такая методика как-то не очень близка, хэ…

Шепелев вдруг тянется коснуться моей руки:

— Понятно, потому что ты сразу видишь другой смысл в нем, а там его нет.

Вадим качает головой, и я тороплюсь возразить:

— Ну, на моем месте любая увидела бы другой смысл.

Уж мне ли не знать мужиков. Шепелев смеется:

— Хм, тогда забыли. Китайцы говорят «Как ученик будет готов, учитель всегда найдется». Ты, значит, пока не готова.

— Видимо, да.

Он вдруг становится серьезным:

— Тебе информации для интервью достаточно или продолжим?

Ему надо уйти? Вообще-то я рассчитывала на весь день.

— А…, если можно.

— Я же тебе обещал.

Вновь включаю диктофон и кладу его на стол. Теперь мы располагаемся иначе, поменявшись местами — мой гость в кресле за столом, а я сбоку.

Вздохнув, соединяю пальцы в замок и готовлюсь к новой серии вопросов. Мой гость тоже усаживается поудобней, расправляя плечи. Улыбаюсь ему:

— Поехали?

Вадим кивает, и я спрашиваю:

— Когда ты начал писать и откуда берешь сюжеты?

* * *

Сытный обед, размеренная речь и ноющее ощущение в висках притупляют внимание, так что, вскоре, перезваниваю Людмиле. Через секунду та откликается:

— Да?

— Алле!

— Да, Маргарита Александровна.

Порция кофеина мне не помешает:

— Люсенька, сделай нам, пожалуйста, два кофе.

— Два кофе? Хорошо, сделаем.

Тянусь к диктофону нажать кнопку и остановить запись, а потом, прикрыв глаза, тру пальцами виски. Там сразу концентрируются тупые болезненные толчки.

— Черт!

— Что такое?

Даже не знаю… Не открывая глаз, откидываюсь на спинку кресла, задирая голову вверх и вздыхая:.

— Да что-то меня поднакрыло...

Пытаюсь рассмеяться:

— Дзеном.

Опустив руки вниз, на поручни, замираю, сцепив пальцы в замок и вслушиваясь в себя. Нет, не отпускает, одним кофе не обойдешься. Вадим сочувственно вздыхает:

— Голова?

Снова тяну руку к ноющему виску, морщась и тараща глаза:

— Угу

Шепелев вдруг решительно наклоняется и смотрит вниз:

— Давай сюда ногу!

Скинув туфлю, растерянно выполняю команду, приподнимая ее вверх.

— Зачем?

Вадим берется за ступню двумя руками:

— Давай, давай, не бойся.

Не понимаю, чего он хочет, и только растерянно улыбаюсь:

— Что ты делаешь?

— Лечу, расслабься.

Он старательно массирует внешнюю сторону стопы, потом внутреннюю… Ярко-красный педикюр напоминает о недавнем походе в салон — по крайней мере, не стыдно продемонстрировать результат.

Шепелев все делает профессионально, но я чувствую во всем его действе излишнюю интимность, будто позволяю приблизиться к себе больше, чем предполагает наше чисто дружеское общение. Сглотнув, захлопываю рот — все-таки, Вадим не перестает меня удивлять. Мужские пальцы активно давят на внутреннюю поверхность ступни, разминая ее:

— На Тибете говорят так: «Весь человеческий организм находится на ступне. Главное найти точку».

И, кажется, он эти точки находит. Вадим мнет свод стопы большими пальцами, как опытный массажист и я снова сижу с открытым ртом, иногда шлепая беззвучно губами. Обалдеть... Шепелев бросает на меня внимательный взгляд:

— Ну, как?

Процесс, безусловно, увлекательный и приятный, и гонит в сон, но про результат сказать нечего и я лишь неопределенно мотаю головой:

— Честно говоря, пока никак.

Вадим уверено кивает:

— Сейчас почувствуешь.

Обхватив пальцы на ноге, он начинает их прогибать вперед-назад. Теплота от ступней расползается вверх, поднимаясь по ногам, все выше и выше… Кто-то заглядывает в кабинет, но я не обращаю внимания и не реагирую, потихоньку куда-то уплывая, пока за спиной над головой не раздается знакомый женский голос:

— Маргарита Александровна, я вам кофе принесла.

Очнувшись, оглядываюсь, запрокидывая голову назад и тараща глаза. Там Люся с подносом и двумя чашками, над которыми поднимается пар.

— А…С-с-спасибо.

Прикрыв глаза, потираю висок — мне кажется или действительно боль изменилась?

— Люсь, поставь, пожалуйста, на стол.

Вадим продолжает массировать мои ступни, и даже язык высовывает от старания:

— А сейчас?

Какой-то эффект безусловно есть.

— Да, чувствую…, отхлынуло…, пошло..., потекло к вискам.

Откинув голову на спинку кресла, вновь закрываю глаза и тру пальцами виски, притупляя боль.

— Все правильно, кровь побежала…. Люсь, а вы, я так понимаю, заняли очередь?

— А-а-а…, хэ… А нет, я…

Сзади меня слышится стук чашек, которые, видимо, ставят на полку этажерки и снова голос Людмилы:

— Я, лучше, пойду.

Не открывая глаз, расслаблено свешиваю голову набок, размазываясь по креслу и иногда постанывая от удовольствия:

— Ой.

Уж не знаю, что там за точки, но действия Вадима сказываются не только на голове, но и на других частях телах, вызывая в них ощущение обновления. Потрясающий эффект! Радостно таращу на собеседника глаза:

— Слушай, правда, отпускает!

— Ну, еще бы, естественно, куда она денется.

Не знаю, кто она, да и бог с ней: восхищенно гляжу на кудесника — и это без всяких таблеток!

* * *

Рабочий день заканчивается, за окном давно темно. Наше долгое интервью с перекусами, кофепитиями и неожиданными отвлечениями заканчивается. По сути, последние минут 15 мы трендим уже просто так, не по делу — просто за жизнь. Первый раз такого интересного мужика встречаю — что не спроси, на все есть свое мнение, причем квалифицированное и интересное, и в то же время никакого зазнайства или задирания носа. На сегодня все — диктофон в сумке, телефон там же. Вадим наблюдает за моими сборами:

— Предлагаю по пути заехать в один интересный магазинчик, и я приготовлю ю бао — морского гребешка со спаржей в кокосовом соусе и тофу с овощами.

Звучит интригующе. Улыбаюсь:

— Устал? Акын утомился петь свои песни?

Мы выходим из кабинета, выключая за собой свет — я первой, сунув руки в карманы, вслед за мной Вадим, продолжая вещать:

— Кстати, по этому поводу есть такая притча. Один монах решил прочитать проповедь и собрал учеников.

Колодец этих притчей кажется неиссякаем.

— М-м-м.

Не торопясь продвигаемся к лифту.

— Но перед тем как начать читать, вдруг запела птица.

— И?

— И когда она закончила петь, монах сказал «Все — проповедь закончилась».

И кто из нас кто? Хотя и так понятно — он птиц, а я… Монашка.

— Слушай, ну, ты прямо кладезь восточной мудрости.

Сбоку к нам подскакивает Любимова. В редакции никого нет, тишина, но Галине видимо неймется — наверно даже специально задержалась.

— Вы уже закончили?

— Ну, да.

Останавливаемся и я, сунув руки в карманы и прижимая к себе локтем висящую на плече сумку, кручу по сторонам головой, оглядываясь — мы что последние?

— Галь, а Наумыч еще у себя?

— Так он ушел… Все разошлись, восьмой час, как-никак.

— Так, а ты чего зависла?

Любимова таращит глаза, шлепая радостно губами:

— А у меня были дела. Кстати, давайте сходим в бар, после тяжелого трудового дня, посидим?

Вадим бросает вопросительный взгляд в мою сторону, но идти куда-то с Любимовой у меня точно нет никакого желания. Замечаю, как из своей кельи выползает Калугин… Надо же, трудоголики значит, их действительно задержали дела. Ну вот, и будет Любимовой с кем посидеть внизу, в баре, а лично я — пас.

— А нет, Галь… после тяжелого дня хочется принять горизонтальное положение.

— Ну, тогда всего доброго.

Вадим добавляет:

— В другой раз.

— Угу. Конечно.

Шепелев, прихватив меня за локоть, ускорят наше движение к лифту. И то, правда — чем лясы точить, лучше поторопиться в супермаркет.

* * *

Подъехав к дому, оставляю Вадима выгружать сумки из багажника, а сама тороплюсь подняться в квартиру — хочется побыстрей скинуть туфли, переодеться и расслабиться. День оказался тяжелым и мне уже невмоготу. Когда вхожу в квартиру, сразу натыкаюсь на Аньку — она стоит в прихожей с чайной чашкой в руке и вопросительно смотрит на меня. Торопливо ей кидаю, прикрывая дверь:

— Привет.

— Привет. А где Вадим?

Бросив ключи на полку, сразу прохожу в гостиную:

— А он там из машины продукты тащит. Мы с ним решили чего-нибудь сварганить.

Вернее он решил, а я одобрила. Подойдя к диванному модулю, осторожно усаживаюсь, подхватив сзади подол платья:

— Ой, как я устала!

Сомова идет мимо и останавливается сбоку:

— Вы с ним?

А с кем же еще? Не с Борюсиком же.

— Ну, да, он хочет что-то китайское приготовить.

Сбросив туфлю и положив ногу на ногу, тянусь размять уставшую за день ступню. Сомова тычет в себя рукой:

— Марго, я тебе напоминаю, но Вадим — мой бывший бойфренд!

И что, теперь не жрать, что ли? Не очень понимаю взбрык Анькиной ревности и пропускаю его мимо ушей.

— Слушай, как кушать хочется.

Анюта садится на диван и замирает с чашкой в руке:

— Марго, ты меня слышала?

Капец, достала уже. Не выдержав, оглядываюсь, повышая голос:

— Слышала, я слышала. Твой бывший бойфренд, дальше что?

Сомова продолжает генерировать на пустом месте:

— Ну просто, ты его ангажировала на весь день! И я так вижу, что у тебя еще и на вечер планы на него имеются.

Не имеются, но почему бы не провести приятный вечер за ужином с интересным мужиком? Все равно других вариантов нет. Или у Сомовой есть другие предложения? Кошусь в ее сторону:

— Ты что, против, что ли?

Анька начинает мяться:

— Да нет, ну просто, как-то …, э-э-э.

Да даже если и как-то! Мне что, теперь, до старости по Калугину сохнуть? И Шепелев, кстати, вполне тянет на ценителя женской привлекательности...

— Ань, что как-то? Я девушка свободная, на нем, кстати, я тоже кольца не наблюдала.

— Что ты несешь, Марго?!

Поменяв ногу, принимаюсь разминать другую ступню:

— Ань, могу я по-настоящему хоть раз в жизни расслабиться? Или мне что, повязать черный платок и ждать Калугина, что ли?

Пыхая возмущенным недовольством, Сомова вскакивает с дивана, чтобы встать у меня перед носом:

— Так ты что, еще и в постель наверно с ним собралась, да?

Ну, таких планов не было… Хотя, когда-нибудь, надо же начинать? Вон и гинеколог советовал. Демонстративно приподнимаю бровь:

— А даже если и так? Дальше, что?

Сомова лишь пыхтит, оглядываясь по сторонам. Дразню ее:

— Я смотрю, он в этом плане парень демократичный. Так что, мне как-то даже интересно.

Анька возмущенно вращает глазами и повышает голос:

— Марго!

— Что? Не надо, Ань, на меня вот так вот смотреть Бывший бойфренд твой — да. Лальше что? Сама же сказала — бывший. У тебя Наумыч есть, вот и иди, с ним зажигай!

Тоже мне моралистка. Сомова разводит руками:

— А причем здесь Наумыч?

— Да, притом.

Вот, еще одна собака на сене, только женского пола! Обиженно отворачиваюсь — и ведь каждый с какими-то предъявами в мой адрес, да еще и покусать норовит, обозвать, пристыдить!

Сомова, не найдя слов, лишь сопит и пыхает:

— Пхэ.

В дверях тем временем появляется Вадим и сразу подает голос из прихожей:

— А вот и я!

Разминая ступню, оглядываюсь:

— ЗдОрово.

А потом гляжу на Сомову:

— Сейчас тебе Аня поможет!

И отворачиваюсь — давай, подруга, хотела скакать вокруг — скачи. Вадим с сумкой в руках, молча проходит в гостиную и Сомова язвительно интересуется у него:

— Ну и как был денек?

Вадим глядит на меня:

— По-моему, удался.

И я расцветаю широчайшей улыбкой. Анька недовольно дергается, переступая с ноги на ногу — так ее бедную распирает наговорить гадостей в мой адрес. Наконец рожает, снова хмыкая и фыркая с кислой физиономией:

— Да? Марго что-то все кряхтит, устала, говорит, видно тяжелый был день, все-таки.

Она складывает ручки на груди, и я специально делаю улыбку для Вадима еще шире и слаще. Тот выдает перл, от которого, наверно, Аньку может и Кондратий хватить:

— Ты знаешь, японцы любят говаривать «Был тяжелый день, легкой будет ночь».

Мы улыбаемся друг другу... А он молодец, однако! Здорово Сомика уел. Я даже игриво качаю головой, стреляя глазами то в его сторону, то на Анюту. Отличный вид отсюда на нее — стоит с открытым ртом, злобствует, губами шлепает, а потом обиженно отворачивается — сказать то нечего!

* * *

Все время пока мы с Вадимом возимся на кухне — он, что-то допекая, жаря и нарезая, а я, расставляя посуду и приборы, Сомова квохчет вокруг Шепелева, заглядывая в рот и изображая гостеприимную хозяйку. Аж, противно.

Наконец, стол накрыт, кушанья поданы, и едоки рассаживаются по местам, согласно купленным билетам. Мне бегать на кухню больше не надо, так что занимаю дальний конец дивана, развернувшись коленками к Вадиму, сам он устраивается тут же рядом, широко расставив длинные ноги в стороны, а вредной Сомовой достается придиванный модуль.

Свет торшера создает полумрак и романтическую обстановку, и мы пьем красное вино, смакуя китайские яства, приготовленные нашим гостем. Рыба и овощи, они, конечно, обычны и понятны, но вот что в двух стеклянных мисках с торчащими ложками, увы, угадать трудно — намешано явно неузнаваемое, хотя и аппетитное на запах.

Анька усердно изображает тамаду, стараясь захватить внимание Шепелева, но тот, мне кажется, не слишком вслушивается в ее бормотание — подняв тарелку, выуживает из нее что-то руками и отправляет ритмично в рот. Восточный человек, однако.

— А еще представляете, к нам сегодня на радио спонсор пришел «Кому нужны деньги? Я готов, пожалуйста, всем дать!»

Вадим вдруг цепляет вилкой маринованный китайский грибочек из своей тарелки и несет его к моему рту. Как завороженная, послушно раскрываю губы. Голос Сомовой вещает фоном:

— Бывает же такое, да?

Новый грибок отправляется вслед за предыдущим, и я жую, подняв глаза к потолку, оценивая вкус, а Вадим смотрит на мою реакцию. Кажется, они называются муэр? Неуслышанная Сомова повторяет громко:

— Да? Ну, бывает же такое!

Какое? Поворачиваем головы и смотрим на нее. Вадим вопросительно мычит и Анька обреченно бормочет:

— Я говорю, бывает же такое!

Не знаю о чем она, но лучше поддержать — подруга, все-таки:

— Да. Круто…

Тут же отворачиваюсь к Вадиму. Вкус возможно и необычный, но меня больше сразил его интимный жест с кормежкой, тем более в полумраке и под вино. Но такое лучше не озвучивать.

— Слушай очень вкусно… Вот…

Поднимаю вверх палец, стараясь акцентировать дальнейшую мысль, но Вадим уже цепляет следующий грибок и опять несет его прямо мне в рот. Снова ловлю губами:

— М-м-м… Очень вкусно.

Так что задратый палец оказывается при деле:

— Чувствуется кислинка, но все равно пикантно.

Даже очень пикантно. Анютка, отвернувшись, наконец, затыкается и уже нам не мешает. Вадиму, видимо, понравилось меня кормить и он, удерживая тарелку на весу, продолжает это увлекательное занятие. А что такого? Мне нравится. Милое такое ухаживание — открывай только рот и жуй себе в удовольствие. Может он в меня влюбился? Со стороны придиванного модуля слышится угрюмое:

— Да, Вадим… Просто супер.

Он оглядывается на нее:

— Соус немного не удался. Но это уже, так скажем, на любителя.

Анюта, допив вино, обреченно отворачивается. То-то же… А не фига было права качать! Заканчиваю трапезу:

— Все, спасибо, я наелась.

Допиваю вино и отставляю бокал в сторону:

— Ань, помоешь посуду?

Та возмущенно взбрыкивает:

-Я?

Пожалуй, надо подавить остатки сопротивления. Чуть пожимаю плечами:

— Ну да, мы готовили, посуда твоя.

Сомова фыркает:

— Ф-фэ… Ничего себе.

Схватив свою и Вадима тарелки, она вскакивает с недовольным видом, чтобы унести их на кухню.

— Фэ…, вообще.

Вадим смотрит ей вслед, потом переводит взгляд на меня:

— Ну, так что? Ты подумала насчет моего предложения?

Классика… Кто девушку кормит, тот ее и танцует. Только с восточными изысками. Усмехаюсь:

— Насчет того, чтобы поспать?

— Уверяю, я даже не дотронусь до тебя.

Вспоминаю Анькины вопли «Так ты что, наверно и в постель с ним собралась, да?». Такому наезду спуску давать нельзя, даже подруге. Играя бровями, изображаю краткое раздумье, а потом, прищурившись, задорно гляжу Шепелеву в глаза:

— А почему бы нет?

* * *

После кофе чувствуем себя слегка скованно и отправляемся готовиться к процессу, каждый к себе в комнату. Когда смыв макияж, и переодевшись в белую майку, и красные спартаковские труселя, выхожу из ванны, Вадим уже здесь в спальне, сидит без рубашки, в белых брюках, на моей постели, справедливо не решаясь лечь и вести себя по-хозяйски. Располагаемся поверх покрывала и пытаемся непринужденно болтать. Со способностями Вадима вешать философскую лапшу на уши напряжение быстро уходит, и я успокаиваюсь, уверенная, что контролирую ситуацию. Тем более что поговорить нам есть о чем — например, испытывал ли он свою методику сна на других лицах женского пола? Для будущего очерка такая информация будет весьма интересной.

Из-за закрытой двери слышится звонок в дверь, но мы не реагируем, продолжая валяться — свои все дома, а чужие нам не нужны, думаю, Анька разберется. Неожиданно глухое бормотание приближается, становясь громче, кроме женских частот проскакивают недовольные мужские, и даже проскальзывает знакомое имя «Марго». Вот, зараза! Небось нарочно кого-то в квартиру впустила, что бы помешать нам с Вадимом. огда раздается настойчивый стук в дверь, не выдерживаю и ору:

— Слушай, Сомова, ты уже достала, а! Ну, что тебе надо?

Приходится вставать и высовывать нос наружу… И сразу мой взгляд натыкается на Калугина. Меньше всего я ожидаю увидеть его и даже теряюсь, не зная, как себя вести и что говорить. Столько дней его не было на этом пороге, и вдруг явился — не запылился. Главное с чем? По делам, между собой мы могли бы поговорить и на работе завтра, а не посреди ночи.

Помогает злость на Аньку — возмущение позволяет собраться и выставить иголки навстречу нежданному визитеру. Тем более, что и он не слишком любезен:

— Извини, это не Сомова, это я.

Взяв себя в руки, хмурю брови:

— А… Андрей ты, вообще, в курсе, который час?

Калугин отворачивается, бросая взгляд на входную дверь:

— Я в курсе. Я просто пробегал и….

Ага, пробегал он, пан спортсмен, от Новослободской до Ломоносовского. Отмахал бедный километров 15, не меньше. Уже злюсь по-настоящему за его вранье. А может за то, что подумает теперь про меня черт те чего. Особенно, если заглянет в спальню, дверь в которую я старательно держу рукой, не давая ей распахнуться.

— Вот и пробегал бы себе мимо.

Калугин настойчив и в его взгляде нет ни малейшей теплоты:

— Не вопрос, но-о-о… У нас с тобой остался один не обсужденный макет.

— А завтра на работе этого нельзя сделать?

Калугин отрицательно дергает головой:

— На работе этого нельзя сделать. Потому что с утра номер уйдет в набор. Ты прекрасно знаешь. В общем, я подумал, что если мы сделаем это сегодня, то...

Приходиться смотреть на Калугина снизу вверх — без каблуков, босиком, эта дылда гораздо выше меня и в более выигрышной позиции. Но меня не собьешь — я то, как раз знаю: нет еще ни центральной статьи, ни обложки! Номер в набор… Придумал бы чего, поумней, блин…. Капец! Приперся он меня проверять, видите ли!

Неожиданный толчок вырывает дверь в спальню из моих рук, и она распахивается, выпуская Вадима, в распахнутой по пояс рубахе, наружу:

— Что, проблемы?

Опустив глаза в пол, чешу возле носа, не зная, как теперь выпутываться.

— А, нет, это м-м-м...

Виновато улыбаюсь, оглядываясь на Шепелева, застегивающего пуговицы:

— Коллега по работе забежал...

Чистая правда! Калугин хмуро повторяет за мной:

— Забежал… И видимо не вовремя.

Трудно поспорить и я складываю руки на груди:

— М-м-м…, видимо да.

Андрей оглядывается на Аньку, потом снова смотрит на нас:

— Ну, что ж, спокойной ночи.

C обиженным видом Калугин направляется в сторону прихожей, Вадим кивает, прощаясь, а я раздасованно кидаю вслед удаляющейся фигуре:

— Вот именно, спокойной!

Из прихожей слышится:

— Анечка, спасибо большое, пока.

Она срывается следом:

— Да, конечно.

Андрей открывает входную дверь и исчезает из видимости:

— Пока.

Мне неуютно и еще гложет заноза — зачем он все-таки приходил? Шепелев, тем временем, сунув руки в карманы брюк, делает пару шагов, обходя вокруг меня и вставая теперь с другого бока:

— Марго, а у вас что, так принято?

Да уж, не заметить натянутости нашей беседы было трудно. Но и откровенничать по поводу Калугина, желания нет. Тяну время, складывая губы в улыбку:

— Как, так?

— Ну, вваливаться среди ночи.

С этим то, как раз просто отбрехаться — пожав плечами, бросаю взгляд на входную дверь:

— Ну, работа творческая, всякое бывает.

— Хэ, ясно…. Ну, так я тебя жду.

Улыбаюсь восточному гуру:

— Да.

Вадим скрывается в спальне, оставляя меня с моими мыслями наедине, но этот междусобойчик ненадолго — ко мне тащится Анька со смурным осуждающим видом. Улыбка сползает с лица, и я наезжаю на Сомову:

— Что такое?

Та бурчит под нос:

— Ничего.

— Ну и все!

И захлопываю дверь в спальню у нее перед носом.

Настроение испорчено, болтать желание пропадает. Повернувшись спиной к Вадиму, еще минут десять мысленно ругаю Калугина, отводя душу, а потом засыпаю.