День за днем-3 (гет)

Выходные проходят в тщательной подготовке и тайных переговорах. С Алисой, конечно. Самым сложным, оказывается, заполучить сумку с вещами Андрея, но юная разведчица и с этим справляется на отлично — перезванивает, чтобы я подъехала пока нет папы, а бабушка вышла в магазин.

И вот, в понедельник, в девять утра, сворачиваю в знакомую арку на Новослободской, и подкатываю на авто прямо к подъезду. Не на Анькиной тачке, а в шикарном кабриолете, как в романтическом кино — специально взяла в аренду по такому случаю. По опыту Калугинской мнительности, переломить ситуацию можно только шоком и кабриолет послужит одной из его составляющих.

Звоню Андрею снизу, не поднимаясь в квартиру, и он откликается с третьего гудка:

— Наташ и двух минут еще не прошло!

Вот, пиявка. Не очень обнадеживающее начало — похоже, у Калугина уже есть план на утро и он без моего участия. С легкой грустинкой в улыбке, хмыкаю:

— Вообще-то я не Наташа.

— Ой, Маргарит, прости ради бога, пожалуйста. Я сейчас просто звонка ожидал и…

Надо же, прямо-таки ожидал!

— Да я уже поняла… Скажи, Андрей, ты сейчас дома?

Будет обидно, если уже слинял, и я приехала слишком поздно — придется вносить коррективы в разработанный сценарий и импровизировать на ходу. В голосе Калугина проявляется настороженность:

— Ну, пока дома, да, а что?

— Отлично, а ты не можешь на минутку спуститься?

— Куда?

этом весь Калугин — колеблющийся и опасающийся самых простых вещей. Смеюсь над его нерешительностью:

— Ну, спускаются обычно вниз. Просто, я сейчас стою у тебя во дворе.

Ветер треплет волосы, и я убираю локон за ухо:

— Ну, точнее не стою, а сижу в машине.

В трубке слышится вздох:

— Маргарит, послушай, ну, если ты хочешь поговорить, то …

Знаю, знаю, подняться или отложить до офиса… Но мои намерения гораздо шире и их невозможно реализовать в двухкомнатной квартире.

— Ну, так что, ты спустишься? Поверь Андрей, я займу у тебя всего одну минуту.

Одну минуту на разговоры и пару дней на прочее.

— Ну, да, сейчас... Я бегу, хорошо.

— Давай, я жду.

* * *

Пока Андрей спускается, выбираюсь из автомобиля — размять ноги и подготовиться к встрече. Сегодня постаралась изобразить вольный стиль, на природу же едем — под курткой к джинсам светлая, с короткими рукавами балахонистая блузка, навыпуск, подпоясанная ремешком, распущенные волосы. Захлопнув дверцу машины, стою рядом, сунув руки в карманы куртки и посматривая на дверь подъезда. Несмотря на середину февраля, день солнечный и совсем не морозный, так что продрогнуть не опасаюсь.

Тем не менее Андрюшка не спешит… Расслабленной походкой обхожу кабриолет, осматривая его. Шикарная тачка! Как раз для приключений… Сейчас самое сложное — уговорить Андрея сесть внутрь и не сопротивляться отъезду. Похоже, без лукавства и женских хитростей не обойтись. Это он еще не знает о своей сумке в багажнике с зубной щеткой, рубашками и даже нижним бельем! Почесывая уголок рта, склоняюсь над боковым зеркальцем, разглядывая контуры помады на губах, потом обводку глаз…. Выпрямившись, окидываю общий вид девушки в целом… Ну… Сойдет с горчичкой.

Сквозь арку накатывает шум проносящегося транспорта, и потому пропускаю шаги Калугина. Прямо над ухом раздается:

— Привет.

Резко оглядываюсь:

— Салют.

— Красивая машинка.

Cмущенно ухмыляюсь — а той, специально выбирала:

— Ну, да… Взяла напрокат. Захотелось на красивой тачке погонять.

Очень надеюсь, что и Андрюшка на нее соблазнится. Вон, какой мачо: в распахнутой куртке, руки в карманах…. Добродушно кивнув, Калугин продолжает разглядывать авто:

— Хм…, понятно… Ну, чего, случилось?

А без того, чтобы не случилось, никак? Просто посидеть рядом с любимой женщиной в шикарной тачке, прокатиться с ветерком? Похоже, колесами сразить не удалось, Калуга не автомобильный фанат. Неуверенно молчу, потом бросаю на Андрея осторожный взгляд:

— Ничего не случилось.

Тянусь открыть дверцу у пассажирского места:

— Садись.

Брови Калугина лезут на лоб:

— Зачем?

Мда, еще недавно он не был таким пугливым. Как я и думала, общение с Егоровой идет не на пользу и «между нами ничего не изменится» тает быстрее льда летом. Усмехнувшись, встряхиваю головой, отбрасывая волосы за спину…

— Андрей, ты боишься, что я тебя укушу?

Провокация ставит в тупик, тактика шока срабатывает и Калугин, помявшись, садится в машину, да еще и благодарит:

— Спасибо.

Кряхтя, он захлопывает дверь, видимо решив, что разговаривать мы будем, сидя в автомобиле:

— Ну-у-у?

Пока обхожу машину к водительскому месту, Калугин тянется нажать ручку на двери с моей стороны, помогая ее открыть. Что ж, уловка удалась, мой мышонок в мышеловке. С довольным видом устраиваюсь за рулем. Захлопнув дверь, обеими руками собираю волосы в хвост и, чуть скрутив, отпускаю на спину, чтобы не мешали. Заинтригованный Калугин с усмешкой глазеет:

— Ну, ну, я тебя слушаю.

Главное теперь, сбив с толку, не возвращаться в привычную колею и не вдаваться в бесконечные разговоры. Пока все идет по плану и именно потому, что Андрей никак не приладится к нестандартности обстановки и моего поведения. Вздохнув, сосредоточенно сижу, опустив глаза в пол, потом перевожу взгляд на Калугина:

— Андрей, скажи, пожалуйста, у тебя есть два дня?

Вопрос опять ставит в тупик и заставляет мужчину отвести взгляд:

— Ну-у-у…, какие два дня?

Прекрасно знаю его привычку уходить от ответа встречными «уточняющими» вопросами, уводящими далеко и надолго. Не вступая в полемику, пожимаю плечами:

— Календарных!

Калугин мотает головой:

— Маргарит, не совсем понимаю…

Но и меня теперь голыми руками не возьмешь — закаленная, тоже умею уворачиваться и словоблудить. Загадочно поднимаю глаза вверх:

— Хорошо…, э-э-э… У тебя сегодня-завтра никаких серьезных дел нет?

А потом вопросительно смотрю на него. Подозревая подвох, Андрюха мычит, придумывая отговорку, но мой вопрос слишком конкретен — либо «да», либо «нет». Неуверенно, он соглашается:

— Ну, так, чтобы прямо цейтнот или пожар какой-то, да, нет... А что?

— Н-н-н… Отлично. А ты не мог бы их мне посвятить?

Специально ставлю вопрос так, чтобы отказать было сложно. Он же постоянно твердит, что любит и потому любые причины для отказа, кроме холеры и наводнения будут выглядеть странно. Но это еще не победа. Андрей еще раз пытается уйти от ответа:

— В каком смысле посвятить?

В прямом. Но заранее рассказывать не буду. Смеясь, лишь неопределенно киваю:

— Да, так.

Включив зажигание и нажав педаль газа, плавно трогаю машину с места.

* * *

Выехав из Москвы, шустро катим по пустынному шоссе в сторону Подольска. Светит солнце, в приемнике играет музыка, а на душе спокойствие и радостное предчувствие удачи. Неожиданно, Калугин прерывает молчание:

— Так, Маргарит, стоп.

Кошусь в его сторону:

— Что, такое?

— Ну, останови, пожалуйста.

Ясно, впереди второй раунд переговоров. На всякий случай спрашиваю:

— Зачем?

Андрей с легким раздражением настаивает:

— Останови. Я тебя прошу!

Момент кризисный и мне очень не хочется уступать именно сейчас, когда дело сдвинулось с мертвой точки. Увы, приходится прекратить спор, согласиться и прижать автомобиль к обочине.

Притормозив, вопросительно смотрю на профиль Калугина — похоже, Андрюха привел в порядок оборонительные редуты и готов ринуться в контратаку. И действительно, он снова принимает недовольный вид:

— Ну, ты, может быть, объяснишь, что происходит?

Удивлять и шокировать я собиралась на месте, в конечном пункте поездки, а здесь, посреди дороги… Втягиваться в объяснения — прямой путь к провалу всей операции. Пытаюсь потянуть время, хлопая ресницами и делая большие глаза:

— А что происходит?

Андрей продолжает агрессивно бурчать:

— Марго, ты меня, конечно, прости, пожалуйста, но все это похоже на какое-то похищение!

С обезоруживающей улыбкой пожимаю плечами:

— Ну, так оно и есть!

На секунду зависнув, Калугин, вдруг смягчается и мотает головой:

— Маргарит, ну, я серьезно. Ну, объясни мне, куда мы едем, зачем.

Такая перемена в нем мне нравится, и я мило вздыхаю:

— Ну, считай, что мы едем в командировку.

— Отлично… На два дня?

Глаз не отвожу:

— Да, на два дня.

— Хорошо. А куда?

Сюрпри-и-из. Игриво стрельнув глазами на дорогу, широко улыбаюсь:

— Туда!

Андрей обиженно тянет:

— Ну, Марго, я серьезно, ну!

Неужели и правда думает, что в командировку? Уже откровенно хохочу:

— Я тоже!

— Послушай, ну, я вылетел из дома в чем вылетел, ни пасты не взял, ни пены, ни мыла, ни для бритья. Ничего!

Подумаешь, проблему нашел, пену для бритья не взял. Походил бы денек с щетиной. Жалкие преграды сметаю на ходу, кивая назад:

— Ну, почему ничего — там, в багажнике, твоя сумка, тебе Алиса даже пижаму положила.

Я подглядела, точно есть. Усмехнувшись, гляжу в ошарашенные глаза Калугина — похоже, опять удалось его удивить и выбить из привычной колеи:

— Как, Алиса?!

У него такой вид, что не могу удержаться от смеха:

— Вот, так!

Не зная, как теперь себя вести, Андрей упрямо мотает головой:

— Я ничего не понимаю.

Шутливо поднимаю глаза вверх:

— Господи, Андрюш, что тут понимать?! Мы с твоей дочкой лучшие подруги. И вот она, меня, поняла гораздо лучше, чем ты!

Чуть исподлобья наблюдаю за результатом, но вытянутое лицо Калугина не выражает радости от такой женской солидарности.

— У вас что, заговор что ли, да?

Ага. И это, по-моему, отличная идея. Улыбаюсь хитрыми лисьими глазами и киваю, подтверждая его догадку. Увы, похоже, Андрей не хочет принимать навязанной шутливой игры в дружное семейство, пытаясь сохранить свою линию, обиженную и обвиняющую — мотнув головой, он не меняет выражения лица:

— Марго, что происходит?

Нет, не хочет он отказываться от придуманной обиды, снова ее выставляет как щит. Чем же его еще удивить, сбить с толку? Нужен, нужен нестандартный шаг, который сломает упорство. Глядя в глаза, придвигаюсь к любимому вплотную:

— Андрюш, поцелуй меня, пожалуйста. Мне кажется, ты этого очень хотел.

Несколько секунд он неотрывно смотрит на меня, переваривая и что-то решая, потом сдается — его губы трогает улыбка. Вздохнув с облегчением, подставляю губы. Чувствую, как ладонь Андрея ложится мне на загривок, заставляя сделать поцелуй долгим и глубоким. Когда он меня, наконец, отпускает, уже не сомневаюсь, что победа за мной — Андрей разгорается, его уже влечет, он уже хочет большего… Улыбнувшись, киваю на руль:

— Ну, так что, едем?

Покачав головой, Калугин не возражает:

— Ну, если даже пижама здесь, то едем…

Похоже, ему новый поворот с девчачьим заговором, борьбой и похищением уже нравится. Смеясь, он закидывает руку за голову, довольный женской суетой вокруг себя:

— О-о-о-ой, заговорщицы, елки-палки…

Успокоенная и счастливая, приглаживаю растрепавшиеся волосы, и трогаю машину с места — вперед!

* * *

Спустя двадцать минут мы у цели — въезжаем на территорию подмосковной усадьбы, с большим домом в несколько этажей и остроконечными башенками, сразу привлекающими внимание своей необычностью. Торможу, и машина останавливается:

— Ну, все, приехали.

— Ух, ты, и где это мы?

Надеюсь в волшебной сказке. Со смехом приглашаю:

— Ну, сейчас выйдем, посмотришь.

Мы вылезаем из авто, захлопывая двери. Поправляя пояс, жду, пока Андрей обойдет машину, и присоединиться ко мне. У него почему-то опять серьезный вид:

— Сама-то как?

— Я нормально, а ты как?

— Да я чего, я же не вел. Не устал, вообще.

Часок-другой порулить, да без пробок — это песня, а не нагрузка. Щурясь от солнца, киваю на башенки на фоне неба:

— Ну, как тебе картинка?

— Ну-у-у, если добавить немного контрового, то будет вообще идеально.

Мы идем по асфальтовой дорожке к дому и Андрей мягко приобнимает меня за талию. Романтика… Показываю рукой вперед, чуть в сторону, на резвящихся в снегу лошадок:

— А ты во-о-он туда глянь!

— Да уж вижу.

Калугин останавливается, с шутливо-недоуменным лицом:

— Подожди, я что-то не могу понять, ты у нас теневой олигарх, что ли?

— Хэ… Ну, очень, конечно, хотелось бы, но пока, к сожалению, нет. Пока, только аренда.

Все-таки, есть ощущение, что Андрей чем-то напряжен, не расслабляется до конца, и это заметно.

— Тебе что-то не нравится?

Он оглядывается, мотая головой:

— Да как это может не нравиться? Красота такая.

Ну, может мне показалось… Довольная, прибираю локоны за ухо.

— Конечно, нравится. Просто, ты знаешь, что я не люблю показывать свои эмоции.

Только не сейчас. Со вздохом обвиваю руками шею любимого, и Андрюшкины руки тут же обхватывают сзади, прижимая меня плотнее. Самое время для эмоций и я игриво приподнимаю бровь:

— Может быть, зря?

— Может и зря.

Тянусь поцеловаться, но его губы со смешком ускользают:

— Подожди, пожалуйста. Ты знаешь, что я человек высокоорганизованный, я так не могу.

Это насчет командировки?

— Ты про работу?

— Естественно.

Хихикаю — все схвачено:

— Ну, в принципе, я сказала Наумычу, что ты отпросился, и я была не против. Прики-и-инь? Хэ…

Андрей, смеясь, качает головой:

— Отлично. А-а-а версия, какая у нас?

Прояви и сам творчество, моей фантазии хватит только на один капец.

— Ну, сейчас ты позвонишь на работу и озвучишь эту официальную версию, а я озвучу свою.

Например, журналистское расследование для самой крутой центральной статьи. Неожиданно приходит мысль — версия версией, но Егорова -то всегда найдет повод позвонить Калуге и испортить нашу удачно складывающуюся поездку. Ей же соврать, как…, как…, нет, про два пальца не подойдет…. В общем, ничего не стоит. Так что, убираю улыбку, придавая лицу строгость:

— И вообще, дай мне сюда свой телефон.

У Андрюшки недоумение, но в карман за словом не лезет:

— Зачем?

Затем. Для профилактики.

— Так, давай договоримся — в течение дня никаких звонков. Только звонок на работу и все! Договорились?

Андрей возражает:

— Ладно, а Алиса?

— Плюс два раза в день Алисе. А все остальные в режиме паузы, согласен?

Чуть склонив голову на бок, выжидающе поднимаю брови. Немного подумав, Калугин произносит:

— Согласен.

Все вопросы прояснили, теперь-то целоваться можно? Вздыхаю:

— Ну, тогда сделай то, что хочешь сделать.

— А что я хочу сделать?

Обиженно тяну:

— Ну-у, всегда приходится напоминать.

Притянув Андрея за затылок, сама приподнимаюсь на цыпочки, впиваясь губами в его губы, а потом, обхватив двумя руками за шею, повисаю, прижимаясь всем телом и забывая обо всем на свете.

* * *

Закончив переговоры с Наумычем, жду, пока Калугин договорится с Люсей, но он сразу же набирает новый номер и отходит в сторону, повернувшись ко мне спиной. Зайдя за лиственницу, чтобы не мешать, посматриваю сквозь ветви и тихонько прислушиваюсь:

— Алле, любимочка моя, ну, как у тебя дела? … Ну, ты и заговорщица… Я говорю, как ты могла против родного отца такой заговор устроить?… Да нет, конечно, малышка, мне очень хорошо… Малышка, я не знаю.

Андрей вдруг оборачивается, и я ему улыбаюсь подбадривая.

— Ну, дня два, пробудем… Да, целую.

Целых два дня! Вместе! Но первым делом отправляемся устраиваться — конечно, весь этот замок нам не нужен, но здесь есть две спальни, гостиная с обеденным столом, гардеробная для шмоток, ванная и комната отдыха с огромным телевизором. Про кухню и бассейн с сауной вообще молчу. На остальной площади есть еще свободные комнаты, хозяйственные помещения, еще помещения для обслуживающего персонала и туда нам хода нет.

* * *

Переодевшись посвободней (поверх темной майки, накинула светлую свободную хламиду с широкими укороченными рукавами с разрезами почти до плеч), отправляюсь гулять в сопровождении любимого мужчины. Из сказочного дворца окунаемся в романтичный мир девичьих грез с катанием на лошадках, с объятиями и поцелуями. Надеюсь, Калугин оценит мои старания… Андрей, то ведет мою лошадь под узцы, то мы едем рядом, верхом, и он поддерживает меня за руку, помогая держаться уверенней, то сажает перед собой, и я уютно приваливаюсь спиной к его груди. И поцелуи, поцелуи, поцелуи…

* * *

После позднего обеда вновь выходим на улицу, и я блаженно вздыхаю:

— Ой, господи, как же я давно об этом мечтала...

И об отпуске, и об Андрюшке рядом… Он тут же пристраивается сзади, сжимая ладонями мою талию и притискивая к себе:

— О-о-о, да, сударыня…. Вы еще, кстати, сударыня, неплохо держитесь в седле.

Разворачиваюсь лицом в предвкушении новых ласк и поцелуев и, растягивая слова, шутливо подражаю коту Матроскину:

— Ой, я еще и на машинке… И крестиком могу-у-у.

Андрей смеется:

— Боже, боже, какой у нас талантливый главный редактор.

Он тянется губами чмокнуть меня в губы, но я уворачиваюсь, подставляя щеку:

— Нет, главный редактор остался в Москве, а здесь я просто Марго.

— Ага.

Калугин продолжает удерживать улыбку на лице, но вдруг отводит глаза:

— Ну, скажите-ка мне тогда, просто Марго. Вопросец в лоб, можно?

Если про любовь, то обязательно!

— Ну, если только не больно.

— Это как получится.

Это уже любопытно и я поторапливаю:

— Ну, не маринуй.

Калугин издает свистящий звук и убирает улыбку с лица, но продолжает держать меня за руки:

— Вот, что это был за мужик?

Где? Я еще в эйфории от нашего счастливого приключения и не могу сразу переключиться на Андрюшкины загадки. Может, на рецепшене? Непонимающе покрутив головой, так и спрашиваю:

— Где?

— Ну, там, на видео.

Он смотрел телевизор, пока я одевалась? Или он опять взялся за прежнюю выдумку? Мне казалось, надобность в ней отпала! Недоуменно хмурю брови:

— На каком видео?

Калугин начинает снисходительно качать головой и обходит вокруг меня, словно в чем-то обвиняя:

— Маргарит, мне показали видео, где ты сидишь с каким-то мужиком и признаешься ему в любви.

Я? Бред. Видео, которое «не важно, где снято» и «не важно, о чем», но которое я обязана знать и чувствовать свою вину, начинает обрастать деталями. Не надоест человеку фантазировать. Или он решил так отыграться? Типа его «потеря памяти» с Наташиным залетом ничуть не отличается от моей «потери памяти» о таинственном мужике? Тогда понятно, почему так усердно вдалбливается сказка про видео. Не выйдет! Моя память чиста как стеклышко, никаких мужиков, никаких опаиваний и никаких признаний! И склерозом я не страдаю. Калугин настаивает:

— Я просто хочу понять, кто он.

Сдвинув недоуменно брови, тоже хочу понять, но не получается. Хотя версию о хитроумности Калугина я не отвергаю — прецеденты были. Вспомнить хоть покер с психиатром, прощальный подарок с Шепелевым или, например, друг из Томска с бешеной женушкой. Пусть уж тогда все выложит про свое дурацкое видео, а не выпекает порциями из которых ничего не понятно и невозможно поймать за руку.

— Подожди, Андрей, подожди, про какое видео ты мне все время говоришь?

— Про обычное…, ну, обычное видео.

Блин, опять он крутит и уходит от ответа. Лишь пхэкаю, отвернувшись в сторону. Черт, как бы его заставить быть откровенней…. Хотя…, может, монтаж?

— Я не знаю. Чушь какая-то! А кто тебе это видео показал?

Ходим по кругу — я не понимаю о чем он, и чего хочет, а он не собирается прекращать комедию.

— Да какая разница, кто показал, главное, что ты сидишь там с каким-то мужиком.

Знакомая история. Вечно у него «какая разница, что за врач», «какая разница, как развелись», главное — я или дура ревнивая, или виновата как сейчас.

— Не знаю, какая-то муть вообще.

Если бы он про баб сказал вокруг меня, я бы подумала про психолога. Мало ли что я могла нагородить на этом аутотренинге. Мне кажется, тот даже меня пытался загипнотизировать. Но ведь Калугин ни слова про толпу теток вокруг!

— Лабуда полная… А может это монтаж?

Калугин снисходительно вытягивает губы, изображая, что не верит ни одному моему слову:

— Угу… Марго, какой монтаж?!

Вот так, на пустом месте, решил все обосрать… Из романтического свидания придумал сделать судилище со мной обвиняемой. Похоже, ему не хочется любовного перемирия с чувством вины за собой. Согласен только наоборот! Стою перед ним, зябко обхватив себя руками и ежась, наблюдая, как Андрей методично разрушает все-то светлое, романтичное и любовное, что у нас сложилось за сегодня. Зачем? Калугин взмахивает рукой:

— Ну, хорошо, пусть даже это монтаж. Кому ты так страстно признавалась в любви?

Страстно в любви? Убираю волосы с лица, но от последних слов, буквально взрываюсь:

— Господи, ну кому, вот кому, скажи мне, я могла признаваться в любви кроме тебя!!!

Блин! Можно сколько угодно городить фантазий, высасывая из пальца обиды, но дойти до такого?!

С хитринкой в глазах, Андрей недоверчиво разглядывает меня и упрямо повторяет:

— Не знаю, я видел.

Меня уже разбирает злость за это его упрямое желание настоять на своей выдумке и вернуть назад возникшее противостояние. Зачем ему оно? Неужели и пары дней хватило, чтобы снова спеться с Егоровой? Будто выплевываю:

— Что ты видел?

— То, что рассказал.

Капец, да ни хрена ты ничего не рассказал! Повторяешь, как попка «Не важно, не важно»… Упорно обвиняешь, неизвестно в чем и все! Лишь бы не напоминала об обрюхаченной дочке начальника.

— Андрей!

— Что?

Ладно, пойдем по новому кругу. Встряхнув головой, откидываю назад волосы:

— Я тебе еще раз повторяю: я понятия не имею, что это за видео и откуда оно взялось, вообще.

Не уверена, что оно вообще существует! И то, что Калугин упорно не хочет называть источник своих домыслов, лишь укрепляет подозрения в их нечистоплотности и фальшивости! И в причастности Егоровой к этой выдумке! Сделав скептически кислое лицо, Калугин подводит итог:

— То есть ответа так и не последует, да?

Меня аж передергивает. Злость поднимается изнутри: хрен с тобой, обгадил всю малину. Ладно, плевать на радужные планы, не хочет, как хочет — пошел к черту со своими фанабериями, левыми детьми и обвинениями, высосанными из пальца! Такое свидание испохабил…

— Блин, капец, слушай, я же не прошу тебя сказать, как ты провел ночь с Егоровой!

Получив в ответ пинок, Калугин ощетинивается:

— А причем здесь Егорова?

— А причем здесь это поганое видео?!

Тебя, сюда, зачем вывезли? Дерьмом меня поливать? Капец, ведь было же желание порвать со всей этой любовной мутотенью! Уже ору в голос:

— Вообще, причем какое-то мутное, мифическое…

Андрей, видя, как мое настроение стремительно скатывается к желанию повздорить и уехать, теряет самоуверенность. Одно дело снизойти любовью к провинившейся и быть великодушным к ней, и совсем другое разругаться, оттолкнуть от себя и получать усиление пинков по возвращению в редакцию … Да я его вообще здесь оставлю, пусть выбирается сам, как хочет! Калугин перебивает, перекрикивая меня:

— Все, ладно, стоп!

Еще не отойдя, обиженно смотрю на него:

— Что, ладно?

Он уже снова добрый и снисходительный, и любящий, и держит двумя руками за талию:

— Все! Мы же сюда не ссориться приехали, правильно?

Вот и я о том же! И не я начала всю эту чушь про видео. Его желание закрыть тему, если не навсегда, то на время, и вернуться к романтике, заставляет меня утихомирить эмоции. И все же, набычившись, бурчу:

— Да.

— Вот.

Склонившись, он чмокает меня в щеку. Манипулятор… Довел девушку до истерики и рад. Калугин вдруг отпускает меня:

— Я пошел.

Удивленно смотрю вслед:

— Куда?

— Хо… Искупнусь.

Резко он вывернулся, однако. Я опять истеричка, а он миротворец. Провожаю глазами с легкой усмешкой на губах — что это было сейчас? Проверка? Спектакль? Хмурю брови — и, правда, манипулятор. Хотя вряд ли это его личная выдумка, про видео, кто-то подсказал.

* * *

Темнеет. Иду в бассейн, посмотреть, как Калугин там плещется, переплывая от одного бортика к другому. Пробираюсь тихонько, с улыбкой наблюдая за Андреем — какой он все-таки крепкий и мускулистый. Мужчина для заждавшейся кошки... Присев на широкий каменный бортик, поджимаю под себя ногу — вода теплая и камень тоже теплый. Андрей ныряет и плывет под водой. Изнутри поднимается волна нежный истомы и предвкушения, и я со вздохом себе признаюсь:

— Ой, капец, Андрюша, как же я в тебя влюбилась.

Судя по тому, что притащила его сюда, это чистая правда — даже если он уйдет к Наташе…, даже если я найду способ стать Гошей… Но исчезнуть, не попробовав нашу с Андреем любовь на вкус, не ощутив все до конца…, мне уже не по силам… Я ж не сплю по ночам, желая его, горю вся…, меня крутит изнутри, до дрожи, заставляя засовывать подушку между ног, вертясь и извиваясь… Андрей выныривает и я усмехаюсь своим мыслям, удивленно качаю головой — мечты нимфоманки.

* * *

Искупавшись, Андрей уходит принять душ и переодеться. А у меня не слишком много времени на подготовку к решающему раунду. Быстренько переодевшись в открытое платье без рукавов, украсив шею ожерельем, спускаюсь опять к бассейну, чтобы раскинуть «на берегу» романтический фуршет — есть бутылка вина, бокалы, яблоки с апельсинами и арбуз, который мне нарезали на ресепшене. У них же нашлись свечи в уютных подставках разных размеров, и я их, красиво расставив, осторожно зажигаю. Взяв бутылку и бокалы, ставлю на каменный бортик и, позвякивая о край стекла, разливаю вино. Совсем близко раздается голос Андрея:

— Марго!

Надо же, так увлеклась, что не слышала шагов. Калугин останавливается рядом и ставит к ногам свою тяжелую сумку. Зачем она нам? Вряд ли там есть что-то такое, что пригодится для предстоящего любовного банкетика. Задрав вверх голову, недоуменно смотрю то на сумку, то на Андрея, пытаюсь разглядеть выражение лица Калугина, но отсюда, да еще в полумраке, не получается. Тот со вздохом повторяет:

— Марго.

Растерянно бормочу:

— Оп-па. А куда ты собрался?

Калугин отводит глаза:

— М-м-м… Ну, в общем, я уезжаю.

Как ведро холодной воды за шиворот. Весь мой план, все мои мечты и фантазии рассыпаются как карточный домик. Вмиг осунувшись, с трудом поднимаюсь на ослабевших ногах — если Андрей уедет, это окончательный крест, я уже не смогу его простить, не смогу больше верить, слушать, понимать… Никогда! Это… Это же катастрофа…, любить и не прощать.

— Как, уезжаешь?

Калугин не поднимает глаз:

— Ну, вот так… Маргарита, так будет лучше и….

Его глаза бегают, и он мотает головой. Но почему!!! Я ничего не понимаю. Зачем он так поступает с нами? Неужели и правда, ребенок от него? Неужели Егорова убедила его, и он сдался? Ни за что не поверю в какую-то историю про видео… Гляжу, не отрывая глаз и мой голос дрожит:

— Андрюш…, послушай…, не надо никуда уезжать.

Повторяю, уже с нажимом:

— Не надо, никуда уезжать! Я не знаю, что ты там видел, я не знаю кто, что тебе рассказал, но я никому никогда ни в чем не признавалась!

Калугин опять порывается открыть рот и возразить, но я не даю, повышая тон:

— Если я что-то кому-то и хочу сказать, то это только тебе!

С жалобной надеждой пытаюсь поймать взгляд, но безуспешно — Андрей сопит и отворачивается:

— Я прекрасно понимаю, но…

Если он сейчас уйдет, то уйдет из моей жизни навсегда. Я побоюсь его вернуть, как бы он не просил потом и не умолял. Но ведь я его люблю! Перебиваю, почти выкрикивая:

— Не надо никаких «но», Андрюш!

Вцепившись двумя руками в мужские запястья, не даю мужчине возможности отвернуться или отступить назад:

— Наши отношения это одно сплошное «но!».

Наконец, удается поймать взгляд, и он фиксируется на моем лице, уже не убегая. Мы столько мучили и мучились друг из-за друга: ревностью, обидами, недомолвками и теперь вот так все перечеркнуть и уйти? Сколько раз мы говорили друг другу о любви, сколько раз я слышала его обещания: быть рядом, быть на всю жизнь… В моем голосе и боль, и желание, и мука:

— Послушай… Послушай, я люблю тебя! Слышишь? Я каждую минуту, каждую секунду, я дышу тобой! Я думаю о тебе постоянно! А ты возьмешь вот так, просто, и уедешь?

Калугин молчит, но в лице его нет следов внутренней борьбы. Может быть только глаза увлажнились… Слышит он меня или нет? Приподнявшись на цыпочки, хватаю в ладони любимое лицо:

— Родной мой … Родной мой…

Его слабая попытка дернуться из цепких рук и отвести опять взгляд в сторону оканчивается неудачей. Не отрываясь, с отчаянием гляжу любимому в глаза, не позволяя их отвести или спрятать:

— Я очень…, я очень хочу, чтобы ты стал…, первым мужчиной в моей жизни.

Господи, даже в этом мне отказывают — познать близость с любимым человеком! Слезы наполняют глаза и устремляются вниз по щекам, но я не выпускаю лицо Андрея из ладоней, боясь, что тот сразу вырвется и отвернется, оставив меня с окончательно разбитым сердцем….

Но нет, широкая мужская ладонь тянется к щеке, ложась на нее и вытирая бегущую слезинку. Это так ласково и осторожно, что только усиливает щемящее в груди чувство... Взгляд Калугина следует за его пальцем, смахивающим влагу… Андрей вдруг сжимает мою руку, и подносит кисть к губам, целуя пальцы. Затаив дыхание, боюсь пошевелиться, боюсь спугнуть этот прилив нежности. Калугин, тяжко вздыхая, упирается своим лбом в мой, и я закрываю глаза, внутренне успокаиваясь — кажется, самый опасный перевал на нашем пути пройден, и Андрюшкин порыв развернуться и исчезнуть, становится с каждой секундой призрачней.

Напряжение отпускает… Вздохнув, глажу любимое лицо, тянусь подставить губы для поцелуя, а когда Андрей делает ответное движение, сама приподнимаюсь на цыпочки, торопясь повиснуть на шее и впиться, изо всех сил, губами в его губы. Чувствую, как мужские ладони ложатся на талию, притискивая плотнее к мускулистому торсу, а поцелуй становится горячее и жарче. Мы прижимаемся друг к другу, крепче, сильнее, тиская и лаская податливые тела. Неожиданно пол уходит из-под ног и я лечу, вскрикнув от неожиданности, пока не оказываюсь в воде, разметая кучу брызг…

Руки Андрея выталкивают меня на поверхность, поддерживая за талию и я, широко хватая ртом воздух, пытаюсь отдышаться. Закинув руки за голову, приглаживаю мокрые волосы, а потом, обхватив мужскую шею, повисаю на ней… Не хочу останавливаться!

Так здорово, смешно… И чувственно! В налипшей одежде обрисовывается каждая складочка и выпуклость. И у меня… И у него! Полные восторга, смеясь, утыкаемся друг другу мокрыми лбами, носами, губами… Я снова начинаю целовать Андрея, но он вдруг отстраняется уже глядя на меня совсем другими глазами, почти невидящими от физического желания. Сердце замирает от предчувствия… Да!

Калугин поднимает руки вверх, явно желая, чтобы я сама помогла ему раздеться и я послушно задираю ему рубашку — это же мое желание, я же сама о нем заявила и теперь отступать нельзя… Внутри растет волнение, тревожная боязнь, нервное возбуждение… Мокрая мужская рубашка летит за спину и я снова приникаю к мужчине, к его губам…

А мне? Мне тоже нужно скинуть платье? Или пусть Андрей решает сам, подскажет своим поведением? Господи, ведь я же ничегошеньки не знаю об этой стороне женского поведения…. Мы снова целуемся взасос, Калугин прижимает крепко к себе и я вдруг по какому-то наитию, приподнимаюсь и обхватываю его своими ногами. Андрей кружится в воде вместе со мной, приподнимая и перехватывая поудобней руками. Вот так, в поцелуе, сильнее задержав дыхание, мы погружаемся с головой под воду…

* * *

Мы выбираемся из бассейна, стаскивая с себя остатки одежды. Я словно в бреду, вся еще горя от возбуждения и не знаю радоваться мне или печалиться — теперь-то уж точно прежнего Игоря Реброва никогда не будет.

Андрей приносит стопку полотенец из раздевалки, и я стыдливо отвернувшись, вытираюсь одним из них, желтым, а потом обматываюсь, прикрывая наготу. Пока я не смотрю, занятая собой, Калугин успевает обернуться полотенцем тоже, по пояс. Подложив на пол остатки стопки, усаживаемся рядышком на край бассейна, спустив ноги вниз. Одной бездумно кручу воду, прислушиваясь к себе и пытаясь понять, что изменилось, другой, чуть приподняв и согнув в колене, пытаюсь сжать саднящую промежность — только сейчас ощущаю все последствия наших бурных игрищ. Андрюшка ласково гладит мою лодыжку, гладит плечи, явно счастливый тем, что произошло между нами, мы упираемся лбами, носами и я охотно подставляю свои губы для поцелуев. Мы вместе! Интересно, а у женщин всегда так? Мое лицо горит от прилившейся крови, хватая воздух ртом и сглатывая, признаюсь:

— Андрей, я вся дрожу.

Калугин сразу становится серьезным, отстраняясь и оглядываясь по сторонам:

— Слушай, ну давай это, чего-нибудь накинем.

Господи, разве это поможет?! Такое возбуждение может погасить совсем другое.

— Да я не от этого!

Мы смотрим, друг на друга и Андрей, поняв, о чем я, со вздохом тянется коснуться ладонью моей щеки, а потом настойчиво целует в губы. Стоп — машина! Я так никогда не угомонюсь и не успокоюсь. Надо отвлечься. Оторвавшись от любимого, негромко прошу:

— Позвони Алисе.

— Зачем?

Взяв за плечи, он вновь впивается в мой рот, сжимая коленями мою ногу, неожиданно попавшую в плен. Пожалуй, лучше притормозить, успокоиться, переварить и разложить все по полочкам. Когда на секунду Андрей отпускает меня, успеваю сказать:

— Ну, скажи ей, что у нас все хорошо!

У Калугина не очень адекватный вид, даже непонятно слышит он меня или нет, но отвечает:

— Сейчас, позвоню.

И снова целует, переходя на шею и покрывая ее поцелуями. Стоп, стоп, стоп… Ко второму раунду, теперь на каменном полу с полотенчиками, я не готова. А если переместимся в спальню, на постель, уж будет точно не до звонков. Со смехом останавливаю:

— Ну, ты позвони… Андрей!

Издав рычащий звук, Андрюшка никак не может оторваться:

— Ну, иду, иду.

И снова впивается в мои губы! Наконец объятия разорваны и я, счастливо улыбаясь, тороплю любимого:

— Ну, иди.

С плеском Андрей переносит ноги из бассейна на кафельный пол и встает:

— У-у.

Он уходит в раздевалку, такой мужественный, такой надежный… Мой…. Мысли мечутся, вместе с эмоциями и я делаю глубокий вдох, стараясь усмирить их. Кожа еще помнит прикосновения, поцелуи и я легонько провожу пальцами там, вдоль шеи, где только что гуляли мужские губы. Легкомысленно болтаю ногой в прозрачной воде, но прекрасно понимаю, что Рубикон пройден…

Рядом с мужчиной… И днем, и ночью… Я не смогу не стать женщиной во всем. Путь назад закрыт, окончательно и бесповоротно. Бездумно таращусь в пространство перед собой: окончательно и бесповоротно… Делаю еще несколько глубоких вздохов, успокаивая дрожь в теле.

— Ну, что, Игорь Семенович… прощай!

* * *

Взяв в руки бокалы с вином, отпиваю из своего…. Возбуждение уже спало, лицо перестало гореть, я успокоилась… Вскидываю голову, навстречу шагам — Андрей возвращается и я поднимаю руку, протягивая другой бокал:

— Ну, как там дома дела?

Калугин со вздохом садится рядом, спустившись на ступеньку вниз в воду, и развернувшись так, что бы смотреть на меня и держать за руки. Его другая нога соскальзывает со ступеньки глубже, оставаясь плескаться рядом с моей, переплетаясь и ласкаясь:

— Э-э-э… Все в порядке.

Делаю глоток, отпивая вина, и вдруг слышу:

— Наташа заезжала в гости.

Зачем? Как к себе ходит. Вопросительно смотрю на Калугина, ожидая подробностей:

— Eгорова?

— Ну, в том то все и дело.

— А что ей было нужно?

Калугин елозит, потом отводит глаза:

— Не, знаю. Мама говорит, что хотела Алисе купить коньки. Но она в этом очень сомневается.

Ну, да, скоро весна, пора не коньками, а роликами запасаться. Если Ирина Михайловна сомневается, значит, есть повод и какие-то версии на этот счет — вон как Андрей глаза прячет.

Неуверенно спрашиваю, сомневаясь в успехе:

— А… А зачем она тогда приезжала?

Калугин встряхивает головой:

— Понятия не имею. Ведет она себя как-то странно.

Распухшие от поцелуев губы болят, но я все же пытаюсь изобразить улыбку, стараясь не глядеть на Андрея. Говорю, даже если ему это и не понравится:

— Ничего удивительного. Эта девушка по жизни странная какая-то.

Чтобы Калугин не подумал про очередной всплеск ревности, уточняю:

— Андрей, я не верю, что ребенок от тебя!

— Господи, да и я не верю, что ребенок от меня. Я только одного не понимаю, как я мог так отключиться?!

— Да сто процентов она тебе что-то подсыпала!

Идея кажется сомнительной, из-за присутствия Алисы в квартире, но объяснила бы многое. Калугин молчит, переваривая, и я добавляю, мотая головой:

— Будет настаивать — иди на экспертизу!

Правду узнать полезно, какой бы она не была. Калугин уверенно соглашается и чокается бокалами:

— По любому.

Потом тянется поцеловать в губы:

— Можно я тебя об одном одолжении попрошу?

— О каком?

Следует новый поцелуй:

— Давай соскочим с этой темы, м-м-м?

Не очень то и хотелось! Со смехом чокаюсь своим бокалом:

— Да, легко!

Особенно, если мои губы будут заняты! И мы продолжаем целоваться. Прав, прав был психолог, и я, радостно светясь, не скрываю своих чувств:

— Господи, как же я тебя люблю!

Бокалы вновь звенят.

— А я, тебя!

* * *

Наверно, это самый счастливый вечер в моей жизни. Не расстаемся ни на секунду — гуляем, ужинаем, сидим рядышком перед телевизором. Нежные прикосновения, ласковый любовный шепот, море поцелуев — я буквально таю от всего этого. А потом мы отправляемся в спальню, я уже чувствую по поведению Андрея — лирических объятий ему мало.