Секретность (джен)

* * *

Рита волновалась, пока шла за министерским служащим. Ее пригласили для дачи показаний на заседание Визенгамота по делу Сириуса Блэка, и это были вовсе не шутки. Женщина побаивалась, но она помнила все, что стоило и не стоило говорить. Все, как приказал Малфой.

Вежливый молодой человек проводил ее до просторной удобно обставленной комнаты, где предложил провести время до начала заседания. Оставалось чуть менее часа до его действа, и Рита отнюдь не собиралась провести этот час праздно. Убедившись, что на комнате нет следящих заклятий, она сотворила фантом, копию себя, прикорнувшую на кресле. Потом она, превратившись в жука, пролезла в замочную скважину, которая оказалась все же узковата, из-за чего Скитер едва не застряла.

Разведка доложила, что снаружи стоял тот самый провожатый. Фадж, видно, постарался задействовать как можно больше авроров, перестраховался, бедняга. Видно, ее, Риту Скитер действующий министр считал важной фигурой в готовящемся против него заговоре. Рите было, с одной стороны, лестно, с другой — жалко терять возможность взаимодействия с такой влиятельной фигурой. Да и смешно было, что ее, начинающую журналистку, пусть и с цепкими коготками, боится сам министр магии.

Интересовало Риту все. Она, конечно, не надеялась вот так нагло полетав в комнатах и коридорах Министерства, нарваться на сенсацию, но кто знает... Поэтому она испытала разочарование, увидев в соседней с ее комнате знакомого ей друга Блэка, Люпина. Сенсацией здесь и не пахло, однако зачем-то Рита подлетела поближе и покружила вокруг. Этот мужчина в плохо сидящем костюме и поношенной мантии не вызывал в ней такого трепета, как холеный Малфой с его хищными замашками, однако свой интуицией, которой Рита небезосновательно гордилась, она чувствовало что-то опасное в нем. В разговоре Люпин казался не опаснее лазиля, но...

Но именно Ремус Люпин вдруг, стремительно выбросив вперед руку, схватил жука.

— Animagus Revelio!

И вот уже перед ним в неудобной позе распласталась мисс Скитер. Для Люпина это было полной неожиданностью.

— Вы?! Простите... — он помог женщине подняться.

Рита, поначалу испуганная внезапным раскрытием своего секрета, увидела отсутствие неприязненной реакции и набралась уверенности, чтобы небрежно спросить:

— Как Вы догадались, что это я? И доброе утро, мистер Люпин, приятно Вас видеть, кстати.

Все это сопровождалось самой милой улыбкой из ее арсенала. Лицо Люпина изобразило еще большую растерянность, но он быстро пришел в себя:

— Да, доброе утро, мисс Скитер. Видеть Вас большое удовольствие.

Рита всегда гордилась своим хорошо подвешенным языком, который позволял, попадая в нелепейшие ситуации, выходить сухой из воды. Однако страх раскрытия ее как анимага всегда был едва ли не самым большим среди всех ее страхов, поэтому она не нашла ничего лучше как спросить:

— Вижу, мистер Люпин, Вы также приглашены в качестве свидетеля?

— Да, так и есть, мисс Скитер, — мужчина помог ей подняться.

— О, пожалуйста, называйте меня Рита, — она давно не тренировалась, но все же за ворохом работы не окончательно утратила навыки флирта.

— Итак, Рита, что Вы делали в таком, мм, необычном виде здесь? — задал Люпин каверзный вопрос.

— Как Вы, наверное, догадались, — и только Мерлин знает, чего стоило ей скрыть раздражение в голосе, — собирала информацию.

— Удачно? — спокойно осведомился мучитель.

— Увы, — вздохнула Рита с искренней печалью.

— Сочувствую, — сказал Люпин без малейшего подобного чувства в голосе. — Вам не кажется, Рита, что нам стоит вернуться к нашему прошлому разговору? Тогда Вы довольно нелюбезно отказались раскрыть свои источники, однако сейчас, возможно, Вы изменили свое мнение...

* * *

Тогда, когда Гарри еще жил у Дурслей (а это время теперь казалось ему таким давним), когда он был еще совсем маленьким, он все надеялся заслужить любовь родственников. Даже столкнувшись с их неприязнью, неприятием вплоть до издевательств, он продолжал старательно выполнять все, чего они хотели, и отчаянно ждать, что вот в один миг что-то изменится: улыбнется и потреплет по голове тетя Петуния, перенесет его вещи дядя Вернон из чулана под лестницей в нормальную комнату, предложит свои игрушки Дадли... Но все усердие пропадало зря: Дурсли не менялись.

Но вспоминать о родственниках совершенно не хотелось, поэтому Гарри с тем же свойственным ему во всем упрямством гнал прочь навязчивые воспоминания, которые так и норовили испортить недоверием сегодняшнюю сказку. Этот подозрительный шепоток в голове: «Просто так и взять такого уродца, как ты? Гарри Поттер, ты сошел с ума! Посмотри, это явно не спроста. Или... они жалеют тебя? Ах, бедный Гарри! Значит, они хотят тебя только из жалости?....». Гарри не позволял таким мыслям отравить его отношения с Драко, Нарциссой и Люциусом, о нет, ни за что!

Но кроме них был и другой человек. Снейп, Северус Снейп, который показался Гарри, несмотря на его внешнюю угрюмость, странным образом похожим на него, Гарри. В чем это заключалось? Гарри не смог бы ответить на этот вопрос. Конечно, Снейп был взрослым, носил, судя по всему, только черные наглухо застегнутые мантии, предпочитал кофе без молока всей остальной пище и был уважаем Малфоями. Но, со всей его самоуверенностью, Гарри видел и его грусть, особенно тогда, когда Снейп смотрел на него. Смог бы этот печальный и странный мужчина понять то, что мучило Гарри? В любом случае, Гарри не мог бы просто подойти и рассказать тому, о чем думает, поэтому надеяться оставалось только на случай.

* * *

Просторное подземелье на десятом уровне Министерства Магии не использовалось вот уже пару лет, поле последних судов над Пожирателями Смерти. Тускло светившие факелы обрамляли мрачные и величественные стены из темного камня, в котором, если приглядеться, можно было увидеть смутное отражение этого неяркого света. Справа и слева подземного зала стояли скамьи, на которых чуть ли не на головах друг у друга ютились волшебники и волшебницы: предстоящее заседание еще до своего начала вызвало большой общественный резонанс, и все использовали малейшую возможность попасть на него. Впереди, на возвышении, где скамьи выглядели внушительнее, сидели люди в одинаковых официальных мантиях сливового цвета с искусно вышитой серебряной буквой «В» на левой стороне груди, и, хотя там не было такой тесноты, как на простых скамьях, их все же было не так мало, человек пятьдесят.

Как только в зал ввели Блэка, под конвоем десятка авроров, но без дементоров, к всеобщему облегчению, до этого тихо переговаривающиеся люди как будто спятили, повскакали с мест, начали кричать что-то — просто так, друг другу... Однако закрывшаяся за подсудимым массивная дверь положила конец общему ажиотажу. В зале воцарилась зловещая тишина.

Несопротивляющегося Сириуса Блэка усадили в стоящее посреди зала кресло, на подлокотниках которого тотчас ожили цепи и обвили его руки. Авроры отошли, оставив его одного. Все смотрели на Блэка, жадно, с любопытством, с ненавистью или с жалостью, но его взгляд, совершенно спокойный, был устремлен куда-то вдаль, мимо судей, которые скоро должны были окончательно решить его судьбу. Это производило такое сильное впечатление, что сидящий в первом ряду недалеко от членов Визенгамота Люциус Малфой стряхнул с себя сонное презрение, которое чувствовал до этого, и приготовился слушать.