Диктатор (джен)

Сев на место, я вопросительно посмотрел на старосту.

— Да. Ты правильно догадался. За счет выкачивания из нас магии и самой жизни укрепляются стены, расширяется площадь и компенсируется постоянное перемещение волшебников "в" и "из" сокрытого. Но иногда, по разным причинам, магии может не хватать. И тогда… Тогда приходит время отдать Долг Крови. Мужчины стараются сделать это первыми, чтобы увеличить срок жизни своим женам и детям. Из-за этого девочки здесь становятся матерями очень рано… Правда, есть в этом и положительный момент. Дети с рождения вынуждены жить при постоянном агрессивном оттоке магии. У них очень быстро вырабатывается привычка терпеть, прятать свою силу или активно сопротивляться ему. Благодаря этой своеобразной тренировке, долгой и безжалостной, когда такие волшебники попадают в обычный мир и берут в руки волшебную палочку, то превращаются в сильнейших магов. Да-да! Ты все верно понял: родившиеся тут люди, особенно не в первом поколении, — потенциально младшие братья Мерлина! По силе. И дети от таких волшебников очень сильны. Более того, кровь их абсолютно чиста! Проклятые, как и обладатели гнилой, сгорают первыми…

— А те, кто не вырабатывают? — спросил я, уже догадываясь, что услышу.

— Что не вырабатывают?

— Ну эту самую привычку терпеть, прятать или сопротивляться…

— Ах эти… Умирают, что же еще? В младенчестве. В детстве. В юности. До зрелости даже из самых стойких доживают считаные единицы. А наружу, где жить можно дольше, попадает еще меньше. Это самое лучшее и самое страшное, что может произойти с родившимся здесь, — попасть наружу.

— Чем тогда такое лучше Азкабана? И что, приговоренные к изгнанию ирландцы дружно побежали в этот концлагерь, топить собой Министерство магии? — наконец сформулировал я мысль, которая долго не давала мне покоя. — Что-то мне в такое не верится! Я бы на их месте сражался до последнего, чтобы хоть кого-то из врагов утянуть за собой, но не сдохнуть, как овца на бойне! Раз уж терять все равно нечего!

— О! Именно поэтому у Гесфестуса все и получилось! Если Лонгботтом отлично разбирался в деньгах и мышлении политиков, то Гор отлично знал воинов. Он сам был таким, так что ему не требовалось долго искать ответ на вопрос, как именно восставшие будут действовать в той или иной ситуации. Ему достаточно было спросить себя: "что я бы сделал на их месте?" — и всё!

И Азкабан, кстати, ему в этом серьезно помог. Перед самым восстанием в английском обществе шли непростые дебаты о том, не стоит ли его закрыть, а приговоренных наказывать как-то иначе. Связано было это с тем, что в то время камеры узников были заметно короче, поэтому дементоры могли курсировать гораздо ближе к заключенному, чем потом. Вследствие этого волшебники подвергались негативному воздействию такой силы, что уже через пять лет безнадежно сходили с ума и бросались на своих немертвых охранников. С закономерным итогом. Доходило до того, что транспортировать новых заключенных в Азкабан приходилось в бессознательном состоянии. Ибо они предпочитали сдохнуть от боевых заклинаний авроров сразу, здесь и сейчас, чем со стопроцентной вероятностью потерять свою душу после нескольких лет мучений.

Это много позже на дементоров накинули уздечку и улучшили положение заключенных. Если бы ты там побывал, то мог бы отметить, что все камеры хоть и узкие, но довольно длинные, а артефактные решетки частично блокируют воздействие дементоров. Но даже сейчас Азкабан далеко не курорт. Ну а во времена Гора Азкабан для нарушителей закона, осужденных на срок больше пяти лет, и вовсе был однозначно дорогой в один конец. Смертельным приговором, растянутым во времени. А взамен казни за кровавый бунт, сам понимаешь, срок должен был быть отнюдь не в пару недель.

— Хм… — невольно хмыкнул я, вспоминая свою поездку на "курорт в море".

— Да? У тебя вопрос?

— Нет. Я тут просто вспомнил. Про камеры. Действительно, есть такое дело. — И ответил на молчаливо заданный вопрос: — Я был там.

— О?! — поднял брови староста. — Впечатлен. Действительно впечатлен, лорд Крэбб.

— Давайте без лести. Объясните лучше, чем таким Азкабан смог помочь Гору?

— А. Тут все очень просто. В Азкабане, даже с его тогда очень маленькими камерами, все равно не хватило бы места на всех, поэтому набивать бы пришлось минимум по трое. А это очень плохая смерть — быть безумной крысой в банке с другими такими же крысами. Поэтому Гор предложил ирландцам формальный выбор: между смертью очень быстрой с потерей души и жизнью в изгнании. Единственное условие — место, куда изгоняли, выбиралось Министерством.

— И ирландцы согласились?

— Конечно. Они же все знали про это сокрытое. Знали, что жить здесь пусть и плоховато, но можно. Тем более, если вспомнить, что тут растет кое-что, что не растет больше нигде и поэтому может весьма заинтересовать волшебников в большом мире. А значит, будет торговля. Ну а будучи монополистами, можно будет как угодно высоко задирать отпускную цену.

Гор был совсем не дурак, так что рассеивать заблуждения даже не пытался. Чтобы обеспечить магическую стабильность сокрытого, в котором будет располагаться новое Министерство магии, Гесфестусу крайне важны были эти люди именно на Свалке, а не где-нибудь еще, включая могилу, поэтому вскоре ирландцам "совершенно случайно" предложил свои услуги "абсолютно независимый" адвокат из Франции. Этот адвокат за немалую сумму в галеонах и древних артефактах "выбил" ирландцам "невероятно мягкие условия".

Адвокат был, как ты понимаешь, подставной. Усиленно выпячивал то, что хотели бы услышать ирландцы, старательно уводя внимание от "занудных подробностей". Так, обмен предлагался "всё на всё". Поднявшие восстание волшебники отрекались от своей крови, от родственников, прав, обязанностей. Оставшаяся за порогом дальняя родня (если таковая находилась) также отрекалась от прав и обязанностей по отношению к изгоям, полностью разрывая все без исключения узы. Министерство со своей стороны снимало все обвинения с волшебников, пошедших на сделку. Им позволяли взять новые имена. Им давали время на сбор вещей, которые они с собой возьмут в изгнание. И самое главное, Министерство раз и навсегда отрекалось от любой власти над сокрытым. То есть, по сути, сбывалась самая сладкая мечта ирландцев — они становились полностью независимыми от британских магов.

— Я слышал, что для ирландцев родня — это святое. Неужели нашелся предатель, готовый продать свою кровь? — перебил я рассказчика.

— Конечно! И далеко не один. Более того, делали это родственники с величайшим удовольствием. Ведь отречение от фамилии такого множества людей создавало до неприличия огромное количество вакантных земель, титулов и собственности, которые с собой унести было невозможно. Их же теперь можно было поделить! Впрочем, чтобы утешить тебя, скажу, что предатели просчитались. Не учли, что в дележе будут участвовать совсем другие люди, а аборигенам с этого стола перепадут одни лишь жалкие крохи.

Правда, совсем уж грубо обмануть ирландцев у адвоката не вышло. Те, памятуя совсем еще свежий прецедент на переговорах, теперь договор заключали предельно аккуратно. Даже кое-что смогли себе выторговать. Например, по закупочным ценам и перечню забираемых с собой артефактов. И что характерно, в этот раз даже в малости Гор не нарушил ни буквы, ни духа своего обещания. Не из-за невероятной верности данному врагам слову, а просто потому, что это ему было абсолютно не нужно! Отправляя в сокрытое ирландцев, министр уже получал все, что ему было жизненно необходимо, а все остальные пункты договора шли как особо вкусная шоколадная корочка на огромном торте уже достигнутых дипломатических успехов.

Для изгнанников же быстро пришедшее понимание того, что в отведенном сокрытом все будет совсем не так, как они планировали, стало чудовищным ударом.

Все буквы договора были соблюдены, но практически все ожидания были обмануты. Беженцы рассчитывали на добрые и угожие земли и много-много уже обработанного местного строительного материала. Однако обветшалый центр бывшей столицы гоблинов, который ирландцы хотели использовать в качестве такового, в том же качестве использовали совсем другие люди, построив там "Косую аллею". Ну а на бывших пашнях и выпасах гоблинского сокрытого волшебники возведут Министерство магии Великобритании. Ослепленные правом управлять входом на свою территорию, ирландцы не задумались о том, что без возможности контролировать и выход их "свобода" ничем не отличается от "свободы" узника, "владеющего" своей тюремной камерой. Забрав с собой огромные ценности и рассчитывая веками жить на них, не приняли во внимание, что в голодное время мешок гороха стоит дороже мешка золота. Да и не всегда на такую сделку продавец идет сразу, требуя два мешка металла, который нельзя есть… — Староста сделал паузу и скомканно закончил: — В общем, об этом куске сокрытого все очень быстро постарались забыть, и мир и покой воцарился на землях Магической Британии. Больше бунтов не было…

— Как такое можно было забыть? — после долгой паузы спросил я. — Как?

— О! Технически, это совсем не так сложно, как кажется, когда только узнаешь правду. Предатели человеческой расы, пошедшие на сговор с гоблинами, никому ничего не расскажут. Они мертвы. Их семьи — отправлены сюда дорогой в один конец. Грязеногим вообще история не нужна и неинтересна. А то, что в родовых хрониках некоторых чистокровных лордских семей, может быть, и остались крупицы правды… Кому они могут повредить? С чего этой правде возмущать внуков и правнуков тех, кто единогласно отправил своих ирландских коллег в могилу, а их родственников — "в топку"? Ну а для всех прочих любопытных есть удобная официальная версия, написанная в газетах и книгах. И говорить против — идти на конфликт с Министерством. А кому это нужно? И, самое главное, ради кого? Тем более, процесс этот идет не одно столетие и стал уже нормой. Даже в мое время в учебниках истории можно было найти что-то вроде: "…Одновременно с этим шли боестолкновения между сторонниками отделения волшебной Ирландии от Магической Британии…" — и все. Никакой связи. А сейчас и таких, поди, уже нет.

— Да. Что-то в современных я ничего такого не видел, — кивнул я.

— Во-о-от. Значит, посчитали, что уже можно убрать и это. Был у меня ученик, малыш Катберт. У него была идея, что если постоянно скучно повторять глупую ложь, то рано или поздно слушатель заинтересуется, а что же было на самом деле. А вообще, он мне запал в память своей какой-то уж больно неистовой любовью к истории. Он настолько ненавидел искажения истины, что ради того, чтобы всем раскрыть всю правду, согласен был бы, наверно, даже призраком стать!

"Хм… Я одного такого, кажется, знаю… Не он ли это? Но тогда сколько же лет этому магу?"

— Хорошо. Но неужели никто не возмутился? Не поднял восстания опять? — хотя меня и очень заинтересовало "даже призраком", спросил я старосту совсем про другое.

— А кому там было, как ты это смешно назвал, "возмущаться"? Они, если ты не забыл, только что бунтовали. Самых боевых и опытных выбили. Сдались только те, кто не мог (не был способен из-за ран, трусил, не умел) сражаться. Да и к кому нести это возмущение? И как?

Оружия у нас нет. Палочки забирали и продолжают даже у гостей забирать при входе. Ингредиентов, чтобы сделать их на месте, — нет, и никогда не будет. Без палочки колдовать очень трудно, тем более тут. Да и мало кто вообще это умеет. Знаний нет. Еды ровно столько, чтобы не сдохнуть от голода. Или чуть меньше. Сюда ведет один единственный вход, он же выход. Запирается он снаружи. Прежде чем открыть портал, пост авроров проверяет, не зашел ли кто в запретную зону, отмеченную желтой полосой. В случае, если на вошедших через портал гостей напали, мы обязаны выложить на эту желтую линию сто голов, в качестве извинений. Таковы правила. Поэтому ни те, кто жил в сокрытом до того (и кто был одним взмахом руки Гора приравнен к изгнанникам), ни массово изгнанные, ни приходившие поодиночке после — никто никогда не поднимал полноценного восстания.

— Да. Еще вот это. А те, кто попал сюда после? Ведь если я понимаю правильно, таких было немало? Так?

— Да. Так? — кивнул староста.

— Тогда почему они не поднимали восстаний?

Староста посмотрел на меня, как на ребенка.

— Потому что теми, кто здесь выжил, были выработаны определенные правила поведения. Чтобы не рушить сложившихся традиций и не усложнять наше положение, таких мы сами… приводили в чувство. Жизнь здесь и так сложна, чтобы искать лишних приключений.

"Буйных убирали сами потомки изгнанников. Прям хоть в правила построения стабильной тюрьмы заноси: "заключенные должны быть поделены на группы, и одна должна за подачки администрации сторожить другую намного злее", — перевел я про себя слова старосты. — Трусы! Смирились с ярмом на шее!"

Но, видимо, чем-то я себя все же выдал, потому что проницательный старик объяснил развернуто:

— Здесь в достатке есть воздух. Сквозь тучи греет солнце, хоть вообще-то у нас тут скорее прохладно, чем тепло. Мало воды, ее еле-еле хватает для питья, но все же хватает. Здесь не выживают никакие животные, и очень плохо растет еда. Мы едим все, что только можно, и даже кое-что из того, что есть нельзя, и все равно пищи не хватает, чтобы прокормить всех. Поэтому, имея контроль за единственным входом сюда, охране для усмирения любого восстания не нужно куда-то бежать и с риском для жизни с кем-то сражаться. Ей элементарно достаточно закрыть портал, перестав поставлять нам пищу, и подождать. Подождать естественного развития событий: пока бунтовщики не вымрут сами.

— Но ведь если вы вымираете, то должна начать схлопываться вся… конструкция. Аллея. Министерство. Их не жалко? Волшебники рубят сук, на котором сидят?

— Нет, конечно же! Это всего лишь означает, что пора открыть ворота и забросить сюда очередную партию каких-нибудь "дров". Проигравших в политической игре чистокровных, мерзких грязнокровок, оборотней, кентавров, вейл… Авось кто-нибудь да приживется. Запас по времени есть, а на крайний случай отток магии придется потерпеть уже не только нам.

— Простите, но не верю! Сокрыть такие массовые убийства и чистки — просто нереально. Есть же магия. С ее помощью можно узнать многое!

— Это если есть кому узнавать и если есть такое желание. И, естественно, волшебники… наказанием не злоупотребляют. Это раньше можно было наловить нужное количество магглов, чтобы принести их скопом в жертву. Теперь же — переполнить чашу не хочет никто. Ведь в этом случае умрут все — и правые, и виноватые. Поэтому к серьезным "поркам" прибегали всего дважды за всю историю Свалки.

Зато та же самая осмотрительность заставляет их принимать превентивные меры. Чтобы мы "не набрали жирок", охрана с рваной регулярностью снижает или на короткое время вообще прекращает поставки еды. Делается это для того, чтобы мы подъели свои запасы. Они с юмором называют это "постные дни"…

Меня передернуло от той ненависти, что звучала в интонациях старосты.

— Что ж. Спасибо за лекцию. Вы прям как школьный профессор.

— А я им и был когда-то давно…

— Когда? Где? Кого вы учили?

— Диппет все еще директор Хогвартса?

— Нет. Разве вам не говорили?

— Да, говорили. Просто я не верю. Старина Армандо всем хвастался, что нашел способ протянуть подольше. Обещал как минимум сто лет властвовать в Хогвартсе. Не меньше. А кто сейчас?

— Альбус Дамблдор.

— Помню, учился у меня парнишка… Перси, кажется, его звали. Он кто ему?

— Не знаю…

— Ну и ладно.

"Хм… Однако дедушка-то прокололся…"

— Но вы ведь это знаете, — с утвердительной интонацией произнес я. — Раз уж знаете, что Диппет больше не директор. Зачем эта игра? И зачем вы все это мне рассказали? На что рассчитываете? И правда ли все то, что я только что сейчас услышал?

— Да правда. Правда. Увы, — слегка поморщился и развел руками староста. — Без должной тренировки старые навыки… стареют. А зачем? Ответ простой — скука. Вон какие смешные ошибки делаю… Старею. Слабею. Как и все мы тут. В отсутствие нормального образования даже речь начинает деградировать. Да и, по большому счету, не нужно им оно. Знания заставляют задавать вопросы, среди которых рано или поздно обязательно будет: "А почему я должен тут за них сдохнуть?". И без этого родившиеся здесь люто ненавидят волшебников.

— Хм…

— Знаешь, похоже, ты так и не понял ничего из того, что я тебе сейчас рассказал.

— И?

— Раз уж выбирать себе раба ты сегодня, судя по всему, не собираешься, а время пока еще есть, то, думаю, тебе стоит кое-куда со мной пройтись и кое-что увидеть собственными глазами. Пойдем, прогуляемся, — встал со своего места староста.

В это пресловутое "кое-куда" пришлось пробираться по каким-то извилистым переулкам мимо совсем уж ветхих, изъеденных дырами, словно швейцарский сыр, развалин. В них копошились чумазые дети. Те, что постарше и посильнее, медленно раскачивали и выдергивали из стен все еще крепкие камни. Помладше — складывали пригодный стройматериал аккуратной кучкой. Самые маленькие собирали превратившийся в труху мусор и горстями носили засыпать им лужи и грязь.

— Нет магии, выкачивается жизнь… У камней она тоже есть. Они, как и люди, тоже стареют и рассыпаются прахом, — ответил староста на мой невысказанный вопрос, перехватив удивленный взгляд. Но он не угадал. Смотрел я совсем на другое.

— Это же дымолетный камин? — кивнул я в сторону арки.

— Да.

— Откуда он здесь? Ведь дымолетная сеть — продукт гораздо более позднего времени, чем последнее восстание гоблинов!

— Кхм… Некоторое время назад я, используя свои связи, попытался немного улучшить быт местных жителей. К сожалению, опыт быстро свернули. В общем, это реликт тех времен…

— Работает? — похоже, я все же оказался выбит из колеи рассказом старосты достаточно для того, чтобы задать настолько глупый вопрос вслух.

— Нет, — улыбнулся староста. — Он так и не был подключен к сети. Никогда.

"Но… Но! Как там было?" — с усмешкой подумал я и подошел к неработающему порталу. Замер на секунду перед порогом… и, гордо расправив плечи, шагнул вперед.

"Приятно осознавать, — подумал я, возвращаясь к старосте, с улыбкой наблюдавшему за мной, — что ты в состоянии придумать что-то, чем можешь обойти столетиями вырабатываемые требования безопасности! В общем, "Хак зе плэнэт!" — как любили говорить в моей молодости".

Следующую остановку мы сделали на небольшом пустыре. Прямо по центру на невысокой треноге стоял котел, будто бы сошедший со страниц средневековых методичек инквизиторов: "ведьмы и их нечестивые дела". Огромный, черный, с каким-то невидимым мне отсюда варевом, которое между тем отчетливо отсвечивало зеленью, — его бы с руками оторвали в качестве реквизита для любой театральной постановки или фэнтезийного фильма. Работавшая "на котле" весьма гармонично сочеталась с орудием труда. Стоящая на высокой табуретке миниатюрная ведьмочка, пусть не старая и не в бородавках, а совсем наоборот — молоденькая и миленькая на лицо, была настолько ослепительно рыжей и с такими пронзительными изумрудными глазищами в пол-лица, что любой монах без разговоров сразу же послал бы за дровами для аутодафе.

Худышка помешивала варево столь огромным половником, что в ее руках он смотрелся не столовым прибором, а сельскохозяйственным инвентарем. Этим экскаваторным ковшом-недоростком она переливала в котел воду из древних на вид бочек и перекидывала… содержимое тех самых мусорных бачков, что приволок сюда аврор Найт!

Под котлом вместо дров горел сушеный вереск. Огня и жара от него было столько, что хватило бы разве что прикурить сигарету. Однако судя по поднимающемуся над котлом парку, этого "костра" каким-то чудом оказывалось достаточно для того, чтобы нагреть огромную массу жидкости и металла. "Дрова" приносили с собой дети. Я видел "букетики" у них в руках. Совсем еще мелкие, лет по пять, не больше, плотно прижавшись боками друг к другу, они сидели вокруг котла и с жадностью наблюдали за движениями "поварешки". Некоторые даже размазывали капающую слюну по чумазым физиономиям.

— Что это? — спросил я, непроизвольно сморщившись от пахнувшего в мою сторону "аромата" варева.

— Второй дар Туата Де Дананн. Котел Дагды. "Nach bhfolmhaíodh riamh, a shásaíodh goile chách", — почти нараспев произнес староста и перевел: — "Бездонный котел, что никого не отпускал голодным". Но… увы. Наш — всего лишь жалкая копия того самого. Только и может, что превращать загруженные в него продукты в похлебку. Невкусную, а временами очень даже отвратительную, ибо она повторяет вкус и аромат тех продуктов, что были положены в котел. И далеко не бездонный, а строго сколько положил, столько и получил. Зато любые, даже почти несъедобные, продукты можно есть, не боясь отравиться. И огонь ему нужен чисто символический. С дровами, сам понимаешь, тут совсем сложно. Едят все строго по очереди. Сначала, потому что им нужно меньше, едят дети. И им нужна нормальная, "внешняя" пища для развития. Потом взрослые. Что останется. Если останется.

Я замер в осознании, какой рушащий весь сложившийся баланс артефакт я сейчас вижу.

"Не. Не может быть! Наверное, я не так понял".

— Он может превратить любые продукты в съедобное блюдо? — переспросил я. — Я не ошибся?

— Да. Не ошибся.

— И у вас его до сих пор не отняли? И не скопировали? — именно в таких словах выразилось мое полное охренение. Эти люди позволяют себе голодать, сидя на золотой жиле.

— Ха! — усмехнулся он. — Во-первых, мы тоже что-то особое умеем. Это древний секрет ирландских кланов. Работать с ним могут только девушки, еще не познавшие мужчину. Знание под клятву на крови передается от матери к дочери. Ну а во-вторых, если нам без него не выжить, то сассенах он напрочь не нужен. Как они будут управлять загнанными под Статут магами, если у каждого будет возможность легко и просто обойти социально-прикладные следствия законов трансфигурации Гампа? Помнишь их, эти следствия?

— Что невозможно получить еду из ничего?

— Ага. Еще раз: невозможно — это тюремная клетка, в которую каждый запирает себя сам. Умный слышит этот закон как "невозможно получить еду магической дисциплиной трансфигурация", а большинство — "невозможно получить еду магией". И последнее очень устраивает Министерство и всячески им поддерживается.

— Хм… Хорошо. Однако, — кивнул я в сторону котла, — волшебники "снаружи" все же… хм, содержат вас на пищевом довольствии? Если это можно так назвать…

— Да. Это действительно так. Но мы им совершенно чужие, поэтому "пищевое довольствие", как ты назвал, имеет такую вот форму. Однако даже такая еда — не милостыня. Кое-какая польза, помимо магии, от нас есть.

— Но что с вас можно взять?

— Во-первых, как я уже говорил, людей. Ежегодно Отдел Тайн забирает как минимум десять самых сильных и здоровых "особей". Я не знаю, зачем они им нужны и что там с ними делают, но судя по тому, как их называют, — вряд ли что-то хорошее. За все время я никогда ничего больше не слышал о тех несчастных, которых забрал Отдел Тайн. Помимо невыразимцев, изредка людей берет себе Аврорат. Твой проводник тому отличный пример. Еще — некоторые лорды и леди, когда хотят получить сильное, свободное от родовых проклятий потомство.

— И находятся желающие продаться?

Староста второй раз за беседу посмотрел на меня, как на круглого идиота.

— Конечно. Ведь это позволит не только вырваться самому, но и присылать деньги оставшимся здесь родственникам. Что обеспечит им не просто жизнь, что немало, а очень хорошую жизнь. По местным меркам, конечно. Так что и мужчины, и женщины готовы принести любые, даже самые кабальные клятвы…

— Хм…

— Ну и, наконец, мы культивируем некоторые особые травы, которые невозможно вырастить в мире, где полно магии.

— И для чего они используются? — спросил я, догоняя пошедшего дальше старосту.

— Из них делают лекарства и… самые дорогие наркотики.

— Лекарства?

— Да. Ими лечат некоторые специфические повреждения, нанесенные магией…

— Если из них делают уникальные лекарства, то почему же я видел столько калек?

— Те изменения — это не раны. Когда магия окончательно покидает волшебника, то организм идет вразнос. Он пытается хоть как-то вернуть ее, хоть как-то восполнить потерю, пытается приспособиться к новой жизни любым способом. Отторгнув существующий орган, изменив или вырастив новый — все что угодно! Но это уже агония. Если начались… искажения, то поздно что-либо делать. Человека не спасет уже ничто.

Однако, опять же, не все так печально. Некоторые из этих искаженных органов могут иметь любопытные свойства. Они находят себе применение. Например, в качестве особо стойкого пергамента. Или — как сердцевина сложной волшебной палочки. Или в качестве реагента для какого-нибудь необычного артефакта. Самые доверенные артефакторы Министерства иногда заходят к нам. Что же касается калек, то они… невероятно рады, когда им отрезают руку или ногу. Это их последний шанс хоть как-то перед неумолимо надвигающейся смертью помочь своим семьям.

Меня от представленной картинки передернуло.

— А что там с лекарствами? Для чего они применяются?

— Эти травы применяются для того, чтобы максимально уменьшить магическую силу волшебника. Они, хоть это и неправильно так говорить, впитывают, откачивают магию из тела.

— Так что, можно совсем магии лишить? Навсегда?

— Нет, конечно же. Даже повредить нельзя. Но вот на некоторое время значительно ослабить… Основное свойство этих магических трав в том, что они настолько привыкли жить в мире, где агрессивно отнимается магия, что научились впитывать ее очень быстро в любой форме и в любых количествах. Поэтому если вдруг какие-то серьезные магические повреждения, причиненные себе самостоятельно или нет: трансфигурация там неудачная, зелья, чары… — "Или удар магического хищника, такой, как, например, взгляд василиска", — дополнил мысленно я список. — …То сначала применяют порошок из этих трав, посыпая нужное место, а потом тут же вводят лекарство. Например, взмахнул кто-нибудь палочкой так неудачно, что превратил свои легкие в слизь, а зелье нужно обязательно вдыхать — как тут вылечишься без наших травок? Никак.

"Хм… Еще одной тайной стало меньше. Мне давно было любопытно, как эликсир из мандрагор оказался внутри моего окаменевшего (!) тела? Дырку выдалбливали? И как ее потом замазывали? Мастерком и цементом? Помнить я этого, по понятным причинам, не помнил, а спросить у Помфри как-то не подумал. Или подумал? И спросил? И получил конфундус с обливиэйтом в чисто медицинских целях? Заодно стало понятно, почему это Дамблдор так тянул с эликсиром и не купил мандрагор на рынке. Не мандрагоры он ждал. Совсем не мандрагоры…" — с неким облегчением подумал я. Все же приятно, когда твой формальный начальник, к слову, имеющий силы и возможность лишить тебя жизни просто взмахнув рукой, — не конченая мразь, готовая измываться над детьми просто ради прикола. — Как другой твой начальник… М-да…

— Но наркотики? — с сомнением потянул я, проводив взглядом призывно улыбающуюся мне девчушку лет пятнадцати. Была она такая же чумазая, как и все остальные изгои. По телосложению могла бы занять призовое место только на конкурсе моделей, искренне наслаждающихся анорексией. Усугублялась худоба еще и ее достаточно высоким ростом, с меня или даже чуть выше. Создавалось впечатление, что она, нагнувшись, тут же переломится пополам. В общем, если и можно придумать внешность, которая стояла бы дальше от моих представлений о женской красоте, чем эта, то сделать это было бы очень непросто. Но при этом от девчонки шел настолько мощный, почти что видимый поток женского притяжения и желания, что я невольно сглотнул и прикипел к ней взглядом. К счастью, я быстро опомнился, но, чтобы отвести глаза в сторону, пришлось отчетливо напрячь волю. — И почему вы говорите, что я не дорос до этих особых развлечений?

— А, — мотнул головой староста, и девчушка мгновенно как испарилась. — Это не те развлечения. К тем вы еще не готовы. Внутренне. Точнее, не "не готовы", а они вам не нужны и не интересны. Вы просто в силу возраста еще не могли успеть пресытиться более доступными. Такими вот, например, как малышка Ал.

— Хм… Не понял. В чем суть?

— Не понимаете? Подумайте хорошенько. Вы ведь чего-то хотите добиться в жизни? Денег? Силы? Власти? Да?

— Не поспоришь, — согласился я.

— И, конечно же, всех приятных следствий обладания ими: вкусная еда, дорогая одежда, красивые женщины, легкая и приятная жизнь…

— И с этим не поспоришь, — снова кивнул я.

— А что дальше?

— В смысле? — не понял я.

— Ну когда все это надоест? Чем заняться дальше?

— Ну-у-у… Не знаю. Как-то не думал об этом.

— Вот! Об этом я и говорю. Таких проблем у вас пока нет. А вот у некоторых, очень у некоторых, которые добились в этой жизни всего, они — есть. И когда все уже надоело, когда жизнь стала казаться пресной, хочется пощекотать себе нервы. Даже магглу приятно, когда уходит боль. Но когда возвращается потерянная магическая сила… Это неописуемая эйфория, которая не может сравниться ни с чем.

— Да ну! Ерунда! — бросил я, а потом задумался. Как это здорово, когда исчезает боль, я за последние пять лет познал отлично. Видимо, сжато добрал все то, что недополучил в прошлой жизни.

Вспоминая, сколько и почему мне пришлось проваляться в больничке, я не заметил, как мы уже пришли.

— Стой, — скомандовал староста.

Отойдя от края поселка метров на триста, мы остановились недалеко от "края мира" — около границы сокрытого. Каких-то особых оптических эффектов не было. Она выглядела просто стеной из плотного тумана, которая наверху сливалась со сплошным облачным покровом.

— Смотри, — кивнул староста.

Около самой кромки на земле лежала молодая женщина, у головы которой сидел паренек лет десяти. Разговора слышно не было, но судя по жестам, они о чем-то напряженно спорили. Наконец женщина что-то прорычала, и парень поник, согласно кивнув головой.

— Что они собираются делать? — уже подозревая, что именно, спросил я.

— Пришло ее время…

— Да она же совсем молодая!

— Увы, — развел руками староста. — Как я уже говорил, как только магия окончательно покидает тело, начинают происходить изменения плоти. Искажения бывают не только внешними и относительно полезными, но и, что происходит гораздо чаще, внутренними. Это очень… больно. Далеко не каждый может вытерпеть такое долго, из-за чего редко кто у нас доживает до двадцати пяти лет.

— И?

— И тогда приходит время отдать обществу Долг Крови.

— Это то, что я думаю? Жертвоприношение? Казнь?

— Да.

— Что-то для штатного палача парень слишком молод. И не закрывает лицо…

— Потому что это не палач.

— А кто?

— Когда-то, — как обычно, объяснять староста начал очень издалека, — мы действительно держали для этого специального человека. Но в связи с тем, что палача постоянно очень быстро убивали, не в силах вынести, что убийца отца, матери, старшего брата, младшей сестры ходит и дышит, помочь уйти стало правом и обязанностью ближайшего родственника. Обычно это старший сын.

— Это… отвратительно! Заставлять ребенка убивать свою мать! — со злостью произнес я.

— Не лицемерь! — зло зашипел староста.

— Э? — удивился я такой острой реакции на вроде как совсем безобидную реплику.

— Не тебе, волшебнику с меткой отцеубийцы, осуждать такое! Тем более в чистокровных родах всегда было нормой для лорда ради укрепления родовой магии принять смерть на родовом алтаре. "Чтобы мертвый не забирал с собой магию, а оставлял ее семье" — ведь как-то так тебя, наверно, убеждал отец? А уж про темные рода и говорить смешно! И давно ли вы, Крэббы, перестали насыпать охранный круг пеплом своих дедов и прадедов? Недавно? Или вообще никогда не переставали? А ответь, куда делось старое поколение? Прадеды и деды твои и твоих сверстников? Умерли? Могу поспорить, что причиной стала эпидемия какой-нибудь смешной болезни вроде "жабьего поноса", "нюхлеровского лишая", "сифилиса гриндилоу", "тролльего запора" или "драконьей оспы"! Да? Вот только, скорее всего, они точно так же легли на свои родовые алтари ради того, чтобы защитить вас! Детей. Внуков. Так что не смей даже в мыслях принижать подвиг тех, кто приносит в жертву свою жизнь ради того, чтобы другие — жили!