Диктатор (джен)

Если бы Киллиана по прозвищу Толстый спросили, какое его первое детское воспоминание, то он бы с уверенностью ответил — голод. Но здесь, на Свалке, этим никого не удивишь. Такое же и первое, и второе, да и, пожалуй, третье детское воспоминание было, за редким исключением, у каждого рожденного здесь. И не только детское. Голод был вечным спутником изгнанников магического мира. С ним они рождались, с ним вместе жили и с ним умирали.

Население сокрытого было не очень большим и практически не росло, а климат внутри отлично подходил для земледелия. Не сухо. Тепло, но не жарко. Зимы без заморозков. Не бывает ураганов, наводнений, землетрясений. Через вечно затянутое облаками "небо" проникает достаточно света. Да, земли небогатые, но первые способы окультуривания изобретены задолго до того, как за спиной последнего изгнанника закрылись врата сокрытого. И природа позволяет, и рабочие руки есть, и даже растет все неплохо… Казалось бы, откуда тут появиться голоду? В таких условиях голодать способны разве что хронические бездельники, которые из лени еле-еле растят необходимый для выживания минимум, надеясь на подачки доброго дядюшки снаружи.

Однако так казалось только на первый взгляд. Не были запертые в сокрытом волшебники ни лентяями, ни идиотами. И голодали они по одной простой причине — выросшее в условиях оттока магии пригодным в пищу оказывалось весьма ограниченно. Практически все растения и животные, что смогли приспособиться выживать здесь, приобрели свойство вытягивать магию отовсюду. В том числе и из тела того, кто ест их плоть. Потерявший же магию волшебник очень быстро начинает расплачиваться со Стенами своей жизненной силой, что быстро приводит на алтарь. В частности также и этим объясняется высокая детская смертность на Свалке. Оставленный по тем или иным причинам без присмотра взрослых ребенок, в силу возраста пока еще не обладающий разумом и силой воли, начинает от голода тянуть в рот все подряд, с полностью предсказуемым итогом.

Киллиану, в отличие от множества других, родившихся в сокрытом, но так и не доживших даже до юности, относительно повезло. Его родители прожили достаточно, чтобы парня "поставить на ноги".

Отца своего, Казаоира, Киллиан помнил очень смутно. Тот отдал Долг Крови, когда мальчику было всего три. Мэрсайл, вдова Казаоира, старалась изо всех сил, но из семерых своих рожденных живыми детей смогла сохранить только Киллиана и его младшую сестренку Дейрдре. Остальные младшие и старшие братья-сестры оказались слишком слабы, чтобы выжить в суровых условиях Свалки, или даже просто для того, чтобы здесь родиться.

Когда ему было восемь, случилось то, что рано или поздно должно было случиться — Мэрсайл тяжело заболела. Жизнь стала стремительно покидать ее тело. И это неудивительно: роды числом в дюжину и почтенный возраст — если верить зарубкам на годовом столбе в том углу развалин, что их семья считала своим домом, ей должно было исполниться уже целых двадцать пять лет.

Всем на Свалке известно: болезнь — это безусловная скорая мучительная смерть. Поэтому, чтобы хоть как-то поддержать своих детей, она продала место в очереди Долга Крови другому — старухе, которой уже подходил срок, но у которой были деньги для обмена на чужую жизнь. На них мать купила Киллиану и Дейрдре дополнительную ежедневную миску похлебки в течение следующих пяти лет. Оставлять еще не вполне взрослым детям монеты Мэрсайл обоснованно побоялась.

Согласно традициям помочь человеку отдать Долг Крови — обязанность его ближайшего родственника. Таковых у Мэрсайл, вдовы Казаоира, было только двое. И восьмилетнему Киллиану предстоял выбор, оказаться перед которым не пожелаешь и врагу: либо собственными руками вонзить каменный нож в сердце лежащей около Края Мира матери, которая настолько любила его, что пожертвовала жизнью, либо… поручить сделать это своей шестилетней сестре.

Киллиан умолял мать не оставлять их. Он был готов сам занять ее место, что допускалось по обоюдному согласию, но она отказалась. "Поклянись, — шептала Мэрсайл непослушными губами последние слова, — что позаботишься о сестре. Поклянись мне, что она переживет тебя! Я люблю вас, но не могу больше защитить! Ты теперь старший! Поклянись мне!"

Как не запомнить такое обещание? Хотя Киллиану было и обидно недоверие — зачем требовать клятву там, где и так других вариантов просто нет? — он все же признавал за матерью право на такое требование. Ведь случаи, когда за лишнюю миску из Котла убивали даже родных братьев и сестер, были на Свалке совсем нередки…

Несмотря на чудовищность цены, нельзя не признать, что уплачена она была не зря. Эта миска здорово выручила детей. Киллиан и, тем более, Дейрдре были слишком малы, чтобы полноценно работать. Ну а "гарантированный для выживания минимум" не зря назывался именно так. Там в тарелку лили ровно столько, чтобы не сдохнуть, и ни каплей больше. И подкупить — нечем, да и бессмысленно. Когда за Черпием Котла со всех сторон следят десятки голодных глаз, схитрить что в ту, что в другую сторону не получится.

К счастью, и Киллиан, и Дейрдре обладали отличным здоровьем. Их Жизнь должна была начать истекать еще не скоро. Киллиан пошел в отца — жесткого, а иногда и жестокого мужчину, всегда готового не упустить своего, чьим бы оно до этого ни было. К тому же он рос не только сильным и ловким, но и сметливым пареньком с неуемным любопытством, которому помехой не был даже пустой желудок. Все это позволило Киллиану пробиться так высоко, как только можно, — он стал одним из пятерых, тех самых личных учеников старосты, из которых потом получается наследник. А это не только бурный поток информации, утоляющий жажду знаний, но и усиленный паек, а также возможность сопровождать гостей "из наружи". В удачные деньки за услуги проводника после вычета доли старосты и общества можно было насобирать до половины кната! Огромные для сироты деньги!

Деньги! На Свалке радовались любой вещи из внешнего мира, но особенно радовались деньгам. Казалось бы, самая бесполезная вещь, ведь тратить их здесь негде и не на что. Однако это не совсем так. Не будь портала в большой мир, деньгами, действительно, можно было бы мостить дороги, но при его наличии все представало совсем в другом свете.

Когда больше двухсот лет назад в сокрытое отправили огромное количество ирландских волшебников, беженцы от войны затолкали в магические котомки массу полезного: строительные и поделочные дерево и камень, готовую пищу и домашних животных на развод, семена и саженцы, одежду и ткани, древние манускрипты и писчие принадлежности для новых книг, драгоценности и магические артефакты. В общем, не стесняясь, собрали гигантскую кучу всего, что помогло бы превратить пустыню сокрытого в цветущий сад земли обетованной. Более того, Министерство магии, обязавшееся согласно условиям мирного договора не отнимать ничего из того, что побежденные берут с собой, в кои-то веки не обмануло магическую клятву, а совершенно честно всё собранное помогло переместить внутрь. Видимо, уже тогда хитрые англичане предвидели, чем всё это в итоге закончится — все ценности перетекут в карман владельцев портала.

Так и вышло. Сделка подразумевает согласие обеих договаривающихся сторон, но о какой честной цене может идти речь, если одна из сторон — монополист? Так изгнанники, рассчитывавшие на свой монополизм в производстве редких ингредиентов, мечтали о сверхприбылях, но… спустя несколько десятилетий реальный монополист — Министерство магии, контролирующее единственный проход в сокрытое, выменивало по весу древние магические артефакты безумной стоимости на самую дешевую еду. Однако продажа всего, даже самых-самых почитаемых реликвий не решила проблему притока необходимейших вещей из внешнего мира. Ведь взятый с собой антиквариат был конечен, а потребности из года в год — постоянны. Орудия труда, нормальная еда, лекарства, одежда, информация наконец… Колония в сокрытом нуждалась абсолютно во всем, но купить это все можно было только за живые деньги, причем по совершенно диким расценкам. Конечно, была контрабанда, на которую до определенных пределов Министерство смотрело сквозь пальцы, взимая свою долю, однако проблемы она не решала. Далеко не каждый (и так редкий) посетитель соглашался брать на реализацию редкие ингредиенты. А вот монетки, которые не пахнут и источник которых нельзя отследить, — совсем другое дело. Из-за этого деньги внутри сокрытого стоили очень дорого. Намного дороже, чем во внешнем мире. Даже потребовалось ввести совсем уж мелкую монету, неизвестную в большом мире: десятую кната — фартинг. Роль монеты в один фартинг за неимением металла для чеканки играли специальные кусочки кожи с подписью старосты.

Таких у Киллиана было припрятано немало.

Однако даже добившись настолько крупных успехов в обеспечении себя и своей сестры, Киллиан не стал почивать на лаврах. Помня о своей клятве, он продолжал, как в детстве, по утрам рано-рано (это когда можно различить вытянутую руку) вставать и бежать на пустырь. Там, совсем близко к Краю Мира паслись притворяющиеся грибами мурлокомли. Сами по себе эти паразиты несъедобны, зато своими щупальцами они каким-то чудом могут находить в совершенно безжизненной (не раз проверено) земле длинных ярко-красных червей. Если хорошо выучить повадки мурлокомлей, то можно четко определить момент, когда тот уже поймал червяка, но еще только собирается его съесть. В этот момент нужно резко выдернуть "гриб" из земли и быстро вытащить из сопротивляющихся ограблению щупалец хотя бы часть добычи. Если не зевать, то до "восхода солнца", когда черви куда-то сразу же пропадают, можно набрать целую горсть ценной, редкой для Свалки еды животного происхождения. Обратно Киллиан тоже не спешил. Он двигался кружным путем, обходя свою "ферму" — примеченные им места в развалинах, где незаметно для других росли белоголовики. Эти грибы, пока они еще молоденькие, со шляпкой не больше ногтя, относительно безопасны в плане истощения магии. Чтобы набрать пару горстей, требовалось перевернуть не один камень — зато если растереть их между двумя плоскими кусками дерева вместе с пойманными червями, то к тому моменту, когда Дейрдре вставала и умывалась натекшей с крыши за ночь росой, ее уже ждал питательный завтрак, который позволял не "дотянуть", а нормально себя чувствовать до обеда.

В общем, все вместе это позволяло сиротам жить очень неплохо. Раз в месяц устраивать себе праздник и есть почти досыта. Кое-что откладывать на черный день. И… даже с уверенностью смотреть в будущее, позволяя себе невероятную роскошь брезговать некоторыми возможностями заработать. Так, когда многие ровесницы Дейрдре уже с восьми-девяти лет были вынуждены добывать дополнительный половник баланды лежа на спине (беременные получали усиленный паек) и рожать первенца уже в десять, сестра Киллиана благодаря усилиям брата могла себе позволить свободу. Не испытывая нужды, которая непрерывными родами быстро превращает молодую девушку в сущую развалину уже к двадцати, Дейрдре спокойно взрослела, расцветая с каждым новым днем. Как, впрочем, и ее брат. В высокого и по местным меркам хорошо обеспеченного жениха стреляли глазками даже шестилетки. Но Киллиан не собирался жениться. Это — дорого. Сначала нужно было обеспечить безбедную жизнь сестре. И лучший вариант решить эту проблему — найти ей хорошего мужа.

А вот с этим были сложности. Без сомнения, идеальным претендентом был бы какой-нибудь колдун "из наружи". И ему польза — магически очень сильный ребенок будет, и избраннице — невероятное везенье оказаться на свободе. Где всегда много еды и где можно прожить больше двадцати-тридцати лет и не лечь на алтарь, поручая сыну свое же убийство. Даже то, что внешники предпочитали не жениться, а брать жительниц Свалки в качестве наложниц, а после рождения двух-трех детей продавать надоевших в бордель, не было таким уж серьезным минусом. Впрочем, в реалиях мира, где из всего спектра развлечений присутствуют только ужасная грибная брага и секс, таким мало кого испугаешь. Как и беременностью лет в десять…

Между прочим, Дейрдре для чужаков была завидной невестой. Видимо, чтобы хоть как-то возместить свою главную ошибку — рождение в таком ужасном месте, судьба щедро наградила Киллиана и Дейрдре магическими дарами. На парне уже с одиннадцати лет "заживало как на собаке", а его сестру, если она не хотела, чтобы ее нашли, даже посреди пустой центральной площади никто не видел. Проверено.

Словом, жили брат с сестрой, не особо тужили, но однажды относительно светлая полоса в их жизни закончилась.

Все началось два месяца назад, когда банда Кривого Джона напала на Лилис — подружку Киллиана. Упившийся вересковой браги здоровенный жлобина (а чего ему не быть здоровым, если папашка из наружных, обрюхатив понравившуюся девчонку, про своего ублюдка не забыл и помогал, ежемесячно присылая целых два сикля — невероятные деньги для Свалки) захотел потрахаться. Случайно ему встретилась Лилис, идущая на свидание к Киллиану, а потому выглядевшая особенно привлекательно. К счастью, Киллиан шел ей навстречу, так что успел вовремя вмешаться. К сожалению, Джон развлекаться предпочитал не один, а с компанией…

Жизнь была с Киллианом не так ласкова, как с Джоном, поэтому сирота заметно выделялся среди сверстников своей ловкостью и умением быстро соображать, а также умел драться намного лучше и беспощаднее, чем "избранный" Свалки. Когда на крики прибежали соседи, один из приятелей Джона уже остывал, другой валялся полуживой с разбитой головой, а Толстый и Кривой, вцепившись друг другу в горло, из последних сил боролись "в партере". По очереди пытались утопить соперника в грязи, размякшей после вчерашнего дождика до состояния киселя.

Общество, поставленное в суровые условия, не может позволить себе мягкого отношения к преступникам, иначе оно очень быстро захлебнется в анархии и быстро самоуничтожится. Общество, поставленное в настолько суровые условия, какие были на Свалке, вообще не может позволить себе преступлений. Поэтому издавна наказания тут были предельно жестокими. За воровство на Свалке рубили руки. За телесные повреждения, к которым относилось и изнасилование, был положен серьезный штраф и заметное передвижение вперед в очереди на исполнение Долга. Убийство каралось немедленной казнью. Если, конечно, убийца не мог откупиться.

Киллиану невероятно повезло. Рассмотрев случившееся и быстро заслушав свидетелей, староста, согласно положениям действующего закона, постановил: "Киллиан был вправе защитить свою женщину, но не имел права при этом убивать противника, ибо этим самым он приблизил исполнение Долга для каждого, кто стоит за убитым. Поэтому Киллиан приговаривается к выплате в пользу общества виры за превышение самообороны и передвигается по Дороге Долга вперед на место убитого. Джон и его выживший сообщник Акс за попытку изнасилования приговариваются к выплате виры обществу, виры в пользу Лилис и передвигаются по Дороге Долга вперед на сто шагов".

Джону после суда пришлось очень плохо: жизнь он вел далекую от праведной, поэтому после приговора старосты момент исполнения Долга Крови внезапно оказался опасно близко. Необходимо было что-то срочно решать. С кем-то срочно поменяться. И кандидатура нашлась очень быстро. Его друг Акс так и не оправился после попадания в голову брошенного Киллианом камня и потихоньку угасал. Но в отличие от Джона он-то как раз не слишком сильно замарался, поэтому заметно "отставал" в очереди от своего приятеля. Поэтому Джон озвучил предложение, от которого невозможно было отказаться, а младший брат Акса, как старший из оставшихся в семье мужчин, согласился. Он от имени брата поменял место Акса в очереди уплаты Долга на место Джона. С доплатой, конечно же. Жить хочется всем, а такое решение (все равно ведь старший брат не жилец) по понятиям изгнанников скорее разумно, чем отвратительно. Во всяком случае, решение некоторых женщин рожать детей ради продажи их места в очереди Долга одобряется гораздо меньше.

Нельзя сказать, что Киллиан был сильно рад проблемам недруга. Своих хватало. Из личных учеников староста его выгнал, как не оправдавшего доверия идиота: "Человек, который так и не смог понять заученное наизусть правило "конфликты нужно уметь решать словами и законом, а не кулаками", пригоден только на алтарь". Вира и оплата лечения (драка один против трех — это все же один против трех, потрепали его неслабо) сожрали все накопленные на черный день немудреные запасы. В тот день, когда Киллиан смог выйти на работу, еды у них оставалось только на один раз позавтракать. Причем даже по меркам Свалки очень неплотно. И слабому, только-только вставшему на ноги Киллиану, и предельно вымотавшейся в уходе за беспомощным братом Дейрдре оставалось только надеяться, что темная полоса в их жизни кончилась, и радоваться, что получилось обойтись малой кровью… Но надежды оказались тщетны. Буквально на следующий же день заболела Дейрдре.

Положение Киллиана стало критическим. Болеть на Свалке, если на тебе все заживает, как на собаке, — очень неприятный способ убить время. Для всех остальных же — смертельно опасная ошибка. Болезни на Свалке всегда протекают предельно тяжело. Нещадная эксплуатация резервов тела в условиях сокрытого часто приводит к весьма печальному результату: остатков Жизни выздоровевшему хватает единственно на то, чтобы доползти до алтаря. Именно такое и грозило Дейрдре. С каждым днем она чахла все сильнее и сильнее. Киллиан бегал по знакомым и приятелям, но ни у кого не было достаточно денег или каких-нибудь других ценностей для того, чтобы спасти его сестру. Целых двадцать кнатов! Просто неимоверная сумма, которую никогда не дадут в долг. За всю свою жизнь Киллиан не смог накопить даже половины такой суммы. Он переломил себя (какая уж тут гордость, если сестра умирает на руках) и пошел просить у Кривого Джона. Но как бы Киллиан ни унижался, что бы ни обещал отморозку, даже у того не оказалось таких денег.

Теперь выполнить данное матери обещание можно было одним-единственным способом. И это даже хорошо, что Дейрдре мучилась в бреду. Она брата любила и ни за что бы не согласилась на спасение своей жизни такой ценой. Киллиан честно себе признавался, что и ему не особо хотелось платить вот так сразу. Хотелось поискать еще возможностей извернуться — и, как оказалось, эти колебания в итоге привели к катастрофе.

К тому моменту, когда он решился, счет шел уже на дни, если не на часы. Обменявшись местами в очереди к Долгу Крови с мерзким, никак не желающим умирать, но богатым стариком, он отнес полученную расписку знахарю. Тот выдал ему лекарства. Дейрдре была очень плоха, поэтому нужно было спешить. К сожалению, торопясь как можно скорее вылечить сестру, Киллиан не заметил чужаков. Когда менялся датой смерти с местным богачом, Киллиан думал, что хуже быть уже не может. Однако он ошибался. Темная полоса в его судьбе еще не набрала максимальной насыщенности…

По рассказам редких доживших до такого пожилого возраста одногодок, Факхт полностью соответствовал значению своего имени. И в детстве был тварью, а вытянув счастливый билет, превратился в конченого урода. Большинство вырвавшихся старались хоть как-то облегчить жизнь оставшимся на Свалке. Имеется в виду — не только своим близким, но и вообще всем без исключения. Например, подкинуть старосте для распространения среди общества еды, лекарств, одежды или просто немного денег. На Свалке радовались любой мелочи. Но Факхт был совсем не таким. Переименовавшийся в Найта взаимовыручкой не страдал и не наслаждался. Он, наоборот, пользуясь новым статусом, любил поиздеваться над бывшими товарищами. Например, под прикрытием привилегии неприкосновенности с веселой ухмылкой просто избить первого попавшегося ему на пути. Причем, что самое страшное, делал он это, в отличие от других чужаков, совершенно бесплатно. Если те еще могли бросить избитому кнат-другой, то Найт, грозясь представить жертву в качестве агрессора, не платил ничего. Сегодня подвернуться под руку садисту не повезло Киллиану…

У очнувшегося после избиения парня дико ныло все тело. Но синяки, ссадины и даже, возможно, сломанные ребра были всего лишь легким неудобством по сравнению с болью в сердце от взгляда на черепки и лужицы, в которые превратилось спасительное для сестры лекарство. Если раньше ситуация была ужасной, то теперь она стала абсолютно безнадежной.

"Очередь лечь на алтарь придет через десять дней. Денег или заступничества попросить не у кого. Одно счастье — что Дейрдре этого не увидит. Она умрет завтра или послезавтра без лекарств. Купить их не на что. Украсть — невозможно, потому что готовятся они строго под человека. Я ничего, ничего не могу сделать… — Чувствуя, как горячие слезы бессилия капают на крепко стиснутые кулаки, Киллиан вспоминал свою клятву. — Нет. Я не смогу ее исполнить, спасши жизнь. Никак не смогу. Но и не исполнить такую клятву невозможно. А раз так… Раз так… Есть другой способ!" — скрипнули его зубы, сжатые в приступе ненависти ко всему этому миру.

Вскочив на ноги и не глядя на рассыпавшиеся по дороге осколки баночек, среди которых, быть может, еще могли найтись одна-две целых, Киллиан сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее побежал.

Добравшись домой, он с особой нежностью, в последний раз, погладил свою Дейрдре. Каким-то чудом, будто бы предчувствуя что-то нехорошее, она немного пришла в себя и с тревогой потянулась руками к брату. Но сил у нее не было даже на то, чтобы задать вопрос, и эта вспышка отправила ее обратно в забытье. Кое-как напоив сестру из плошки остатками воды, Киллиан, утирая слезы, нырнул рукой под лежащую в углублении кучу вереска, до сегодняшнего дня верно и преданно служившую ему постелью. Небрежно разбрасывая в стороны еще достаточно свежие стебли — больше кровать ему не пригодится, — он дотянулся до неприметной щели. Там, между двух камней, лежал отлично заточенный кусок кости…

"Обычно чужаки сюда приходят на два-три часа. Время еще есть. Да, меня обязательно поймают. Да, казнят. Но я, как и обещал, умру раньше Дейрдре! А перед смертью заявлю, что меня подговорил на это Кривой. Пусть тоже сдохнет! Если бы не он…" — клял врага Киллиан, спеша "на дело".

То, что нападение окончилось провалом, и то, что любящая, но глупая сестра пришла его спасать и тоже попалась, Киллиан посчитал продолжением беспросветно черной полосы. На самом же деле это было серое начало полосы белой. А уж когда чужак не только не убил за нападение на себя, но еще и дал денег, никаких сомнений, что жизнь наконец-то наладилась, уже не осталось.

"Лорд Крэбб дал мне золотой! Я его только один раз в жизни в руках держал, когда староста мне о внешнем мире рассказывал! Столько хватит на все!" — думал Киллиан, мчась вслед за сестрой. Догнал он ее уже дома.

Точнее, около него.

Дейдре немного не хватило сил дойти, и она лежала прямо там, где упала. "Я успела спрятать… Успела спрятать… Тебе останется…" — в беспамятстве шептала она про подаренную медную монетку.

Резко заострившиеся черты лица, холодеющие руки… "Коллапсу предшествует короткий период ремиссии" — парень со Свалки подобных мудреных слов не знал. Зато он не раз видел такое вживую и отлично понимал, что счет пошел практически на минуты. Слишком много Жизни потратила Дейрдре, пытаясь его защитить.

Еще полчаса назад критическое состояние сестры стало бы для брата поводом наложить на себя руки. Сейчас же Киллиан только мысленно выругал ее: "Дурочка! Ради какого-то кната…" Он уже успел по дороге мельком глянуть в подаренный кошелек, ужаснуться увиденной сумме и поскорее закопать его в пустующих развалинах, так что кнат… кнат его сейчас не волновал. А вот здоровье Дейрдре — напротив. Приподняв, он поудобнее перехватил ее худое тельце, крепко сжал в кулаке монету и быстрым шагом понес сестру к знахарю. Там, пусть и лишившись целой половины галеона — пришлось не торгуясь заплатить за запущенность болезни, — он с радостью смог пронаблюдать, как буквально на глазах Жизнь возвращается к Дейрдре. Оставив сестру у знахаря — излечение не обещало быть быстрым, — Киллиан заспешил домой.

Наверное, только невероятной милостью всех богов, а также благодаря сложившейся на Свалке традиции не трогать ни самого отдающего, ни его родственников (кто захочет связываться с тем, кому терять уже совершенно нечего?), Киллиана никто не остановил. Ни на пути домой, ни по дороге к лекарю, ни на обратном пути.

"Нужно будет срочно откопать кошелек, — намечал парень план действий, — внимательно пересчитать, сколько там денег. Но даже того, что видел, достаточно, чтобы бежать к старосте. Да, немалую часть придется отдать в качестве извинений и за защиту, но там должно хватить на все. Главное, чтобы вместе со слухами, что я резко разбогател, все узнали, что деньги лежат у старосты. Иначе нас с сестрой будут пытать, а потом в разочаровании убьют…"

С вопроса безопасности мысли перескочили на недавнюю драку с Джоном, а потом сразу же — на стычку с лордом Крэббом. А также на то, чем она в итоге обернулась.

"Когда староста еще учил меня, он не уставал повторять: "Стратегия верности всегда, как минимум, непроигрышная. А вот предательство наказуемо всегда!" Что ж. Да будет так. Я обещал, что буду самым верным и преданным, — и я свое слово сдержу. Кстати, мои слова про убийство двух врагов не оттолкнули лорда Крэбба, а только заинтересовали. Значит, я ему нужен, чтобы убивать волшебников… И мне это нравится! Пусть они заплатят за все!"