Лучшие друзья (гет)

Северус не был уверен, что наложенные на кровать защитные чары достаточно сильны, чтобы превратить ее в неприступную крепость, и поэтому лежал настороже, без сна, и думал о том, как прошел его первый день в Хогвартсе.

Когда Северус сказал Мальсиберу, что фингал у него под глазом — чистейшая случайность, тот только хмыкнул; однако потом Эйвери пошел трепать языком, и весь Слизерин оказался в курсе этой истории — Мальсибер даже до Помфри дойти не успел. Теперь Северусу наверняка попытаются отомстить. А тут еще мелкие змееныши повадились ходить за ним хвостом — надеялись, что он опять чем-нибудь приложит их обидчика. Северус был уверен, что они нарочно это делают, чтобы раздразнить Мальсибера; ведь не думали же они, что он поверит, будто их пленило его обаяние и чувство юмора. Не бывает на Слизерине таких идиотов.

Вчера Лили провела с Северусом больше времени, чем когда-либо в Хогвартсе. Все-таки его идея выбрать одинаковые предметы сработала. К сожалению, Блэк и Поттер оказались умнее, чем он рассчитывал, и сумели попасть на продвинутые курсы зелий, чар, ЗОТИ и трансфигурации. Или же их родители дали взятку экзаменаторам.

Когда на чарах Лили подсела к нему, вместо того чтобы остаться с Паркин и Макдональд, он был приятно удивлен; а потом они еще так удачно задержались перед ЗОТИ. Северус всегда считал, что на первом курсе ему невероятно повезло, когда Слагхорн с самого начала заставил их разбиться на пары. Если бы Паркин и Макдональд не сдружились, едва друг друга увидев, Лили оказалась бы далеко от него, в другом конце кабинета. Впоследствии, если Лили требовалась компания, она неизменно отдавала предпочтение подругам, а не Северусу.

В библиотеке Северус понял, что Элен и Мэри чем-то разозлили Лили, но в чем именно дело, она не сказала. Неважно, все равно к утру они обязательно помирятся. Это только на него Лили могла дуться целыми днями. Он ведь ее лучший друг, а значит, должен соответствовать ее высоким требованиям и каждый раз думать, прежде чем что-то сказать или сделать. Даже Поттера и его придурочных подпевал Лили простила, хотя они и прокляли ее блузку. В отличие от нее, Северус не собирался забывать — ни этот случай, ни то, что они сотворили с ним самим. Забудешь тут, как же: ему то и дело приходилось выслушивать смешки и шуточки о том, что теперь его змей правильного, зеленого цвета.

Маски Мародеров не продержались и дня: Северус заметил, какие взгляды кидали на Лили Блэк и Петтигрю. А поттеровское тщеславие заставит его прислушаться к своим дружкам. Пройдет неделя, и все они начнут подыскивать себе подружек для похода в Хогсмид. Если бы еще и Паркин с Макдональд куда-нибудь делись, и остались только он и Лили… Тогда его первая вылазка в этот оплот бессмысленного подросткового расточительства окажется не так уж плоха. Северус лежал, уставившись в нависающий балдахин, и чувствовал, как по лицу расплывается улыбка. Нет, он знал, что случается каждый раз, когда он позволяет себе размечтаться о чем-то хорошем: очередная катастрофа вдребезги разбивает надежды, оставляя его в отчаянии хвататься за осколки. Жалкое зрелище. Он просто не исключает возможность того, что они с Лили отправятся вместе в Хогсмид — вот и все.

А пока он будет вести себя, как раньше. Лили ждала от него великодушия, хотела, чтобы он не обращал внимания на оскорбления и обиды. Не нападал, а только лишь защищался. Что ж, пока Лили столько времени проводит с ним, можно притвориться, что она его убедила. По крайней мере, в первый день эта тактика себя оправдала, и Северус имел удовольствие видеть, как Блэк перепутал его с Флитвиком и напал на собственного учителя. Жаль, если Блэк усвоит этот урок и в следующий раз будет смотреть, в кого кидает заклятья. Хотя о чем это он? Блэк ничего не способен усвоить.

* * *

Проснувшись, Лили поняла, что несмотря на присутствие подруг, ей не хватает Северуса, который остался где-то там, в слизеринских подземельях. А ведь раньше она по этому поводу не переживала. Может, переобщалась с Северусом?.. Нет, просто Мэри и Элен поступили некрасиво. Им следует признать, что Лили была права, а они ошибались, и все вновь станет хорошо, как прежде. Насколько слово «хорошо» вообще сейчас применимо к Гриффиндору.

Она даже не знала, правда ли то, что они вчера ей сказали. Уже не в первый раз ее лучшего друга обвиняли в неполноценности, но Петунья хотя бы не утверждала, что дружба с Северусом поставит крест на возможном замужестве Лили. И при чем здесь вообще Хагрид, хранитель ключей? Возможно, Северус что-то знает, и именно поэтому предложил Лили выйти за него замуж — потому что больше ее никто не возьмет.

Она одевалась, морщила лоб и думала, к кому бы обратиться, чтобы получить правдивый ответ насчет этого загадочного обычая волшебного мира. Не то чтобы у нее было много кандидатов… Лили нравилась целительница Пай, но она понятия не имела, что такое конфиденциальность — так что Северус все услышит, если их будут осматривать вместе.

Лили могла бы спросить и самого Северуса, но что он ответит? Речь ведь идет о том, останется ли она его другом. Нет, спрашивать его слишком жестоко.

После того случая с драконьей оспой, после отвратительной лжи, оказавшейся в медицинской карте Сева, веры мадам Помфри больше не было. Лили сжала кулаки — ей стоило бы серьезно поговорить с ними обоими, мадам Помфри и Слагхорном. Хотя нет, она еще и виноватой окажется — потому что заглядывала в чужую медицинскую карту. Лили тихо зарычала. Ничего, они еще увидят, Сев прекрасно обойдется и без них. А человек он на редкость злопамятный.

Профессор МакГонагалл? Им ведь в любом случае нужны дополнительные занятия по ее предмету. Правда, Северус тоже там будет, но можно как-нибудь исхитриться и остаться с МакГонагалл наедине — например, прийти заранее, чтобы договориться о времени занятий. Но не выставит ли она себя дурой, задавая декану такие вопросы?

К ней подошли Элен и Мэри, холодновато поздоровались, и они все вместе отправились в Большой зал. Завтрак еще не закончился, когда прилетели почтовые совы. С ними была и сова Лили, которая вместе с письмом несла пластиковый контейнер. А ведь Лили говорила матери, что в Хогвартсе полно еды и присылать ничего не нужно. «Наверное, это потому, что я болела», — подумала Лили и открыла письмо.

Рады, что она выздоровела… вернулась в школу… дома все в порядке… очень приятно получить письмо с благодарностями от Северуса, но Лили не стоило заставлять его им писать. Это еще что такое? Неужели он не смог удержаться и нагрубил? Даже в такой мелочи, и то нельзя на него положиться. Лили сердито посмотрела на слизеринский стол и зеленого Северуса с конвертом в руках. Конверт не был распечатан, а Северус с неприятной усмешкой разглядывал обступивших его младшекурсников. Неужели мама и ему тоже написала? Ладно, надо просто дочитать письмо и узнать. Так, вот: не доставай Северуса… посылаю тебе немного клюквенных батончиков… знаю, что еды в школе хватает, но может, ты поделишься ими с Северусом — батончики ведь несладкие.

Даже сидя, Лили умудрилась упереть руки в боки. Это какое же письмо написал Сев, если мать теперь посылает ему еду — через нее? И с каких это пор она нанялась… кем? Посыльным? Курьером? Понятно ведь, кому предназначался подарок — Лили никогда особенно не любила клюквенные батончики.

Она так самозабвенно сверлила взглядом свою тарелку, что когда в следующий раз посмотрела в сторону слизеринского стола, Северуса там уже не было, как и его малолетней свиты. Подруги Лили на трансфигурацию не ходили, поэтому она решила их не ждать и отправилась на урок.

На полпути до нужного этажа лестницу перекрыл настоящий затор из студентов. Они просто стояли и не двигались, но Лили услышала над головой громкие злые голоса и начала проталкиваться вперед.

— Пропустите! Я префект.

Студенты обернулись, чтобы посмотреть, кому это больше всех надо, заметили мисс Драконью Оспу и отпрянули с дороги, чтобы она их не коснулась. Пробившись сквозь толпу, Лили увидела несколько младшекурсников-гриффиндорцев… и еще одного гриффиндорца — второкурсника, с красными, слезящимися глазами и очень сопливым носом, стоящего по пояс в зеленой слизи.

Парень из гриффиндорской группы поддержки, который пытался сообразить, как помочь собрату, никуда при этом не вляпавшись, обрадовался ее появлению.

— Здорово, теперь-то Эванс снимет баллы с гадских слизеринцев.

Его приятель злорадно потер руки. Но вместо того чтобы просто взять и снять баллы, Лили спросила:

— Что случилось?

Покрытый слизью гриффиндорец икнул и выдавил:

— Слизеринцы… на меня набросились. Только за то, что я назвал этого урода Нюниусом.

Лили нахмурилась. Сколько раз можно повторять Северусу, что слова — это всего лишь слова?

— Это Северус Снейп сделал?

— Нет, — вмешался еще один зритель. — Мы его постоянно так называем, он с нами не связывается. Это были другие слизеринцы.

— Что?

— Мы увидели его на лестнице и сказали: «Привет, Нюниус», — как всегда. Нюнчик ничего не ответил, потому что знает, что с ним сделают Мародеры, если он начнет выпендриваться — разденут до последней сальной нитки, а потом сунут в унитаз, чтобы голову вымыл. И тут эти, другие, начали кидаться проклятьями. Так нечестно!

— Ах, нечестно!!! — заорала Лили. — Нечестно то, что из-за вас, мелких придурков, нормальные студенты опаздывают на уроки. Эванеско, — она намеренно наложила заклятье только на пол вокруг пострадавшего студента, не тронув его самого. — Пять баллов с Гриффиндора.

— Но…

— А если вы думаете, что я боюсь ваших распрекрасных Мародеров, любителей оставлять людей без одежды, то вот что я вам скажу: лучше сразу бегите и занимайте им место в лазарете.

Лили развернулась и пошла прочь; услышала, как в спину кто-то прошипел: «Тупая зеленая сучка», — и громко заявила:

— Еще пять баллов с Гриффиндора, и можете хоть до блеска вылизать задницы Мародерам — никуда вы от меня в гостиной не денетесь.

Раздались жидкие хлопки, и какой-то мальчишка с Хафлпаффа крикнул:

— Молодец, Эванс!

«Вот оно, значит, как, — думала Лили, поднимаясь по лестнице. — Вот чего стоит их похвальба в гостиной». Будь они действительно храбрыми, разве бы стали так себя вести? Придурки, нападают вчетвером на одного и воображают себя королями вселенной. А родители, если что, сразу прибегут и спасут детишек от любых проблем. Вот бы завтра Элен выдала свой фирменный паркинский маневр и впечатала здоровенного Мальсибера в их ухмыляющиеся рожи…

Однако к тому времени как Лили дошла до кабинета трансфигурации, она вспомнила, что в любой войне участвуют две стороны, и устремилась прямо к Северусу, который в одиночестве сидел за двухместной партой. Уже садясь на скамью, заметила мамин подарок в своей руке, кинула сумку на пол и помахала контейнером у него перед носом.

— Мама прислала тебе клюквенные батончики.

Северус, которому этими батончиками едва не прилетело по голове, радоваться не спешил.

— Хочешь, съедим их вместе после обеда? — осторожно спросил он.

Лили моргнула, посмотрела на Северуса, отодвинувшегося так далеко, что он едва не падал со скамьи.

— Ах да. Сейчас же урок. Извини.

— Ты на меня злишься?

— Рассказывай, что ты сделал.

— Сегодня?

Лили кивнула.

— М-м-м, встал рано, смыл с себя зелье для кожи, оделся, позавтракал, потом пришел сюда.

— И?

Северус пожал плечами. У него появился двойник?

— Никто тебя сегодня Нюниусом не называл?

— Может, и называл, — ответил он и снова ссутулился.

— И что, это уже не стоит упоминания?

— Да с какой стати мне об этом упоминать? — развел руками он.

— А проклятий никаких не припоминаешь?

— Нет, сегодня меня еще никто не проклинал. Кажется. — Северус ухватил большую прядь своих волос и скосил глаза, чтобы убедиться, что она все еще черная: иногда Лили намеренно не говорила ему, что его волосы поменяли цвет, и вела себя как ни в чем не бывало — считала это забавным.

— Прекрати. Я сама видела, что случилось на лестнице, после того как какой-то мальчишка назвал тебя Нюниусом.

— Это не я… я ничего на лестнице не делал — только прошел.

Лили пристально посмотрела на своего друга. Лгать он умел превосходно, но отрицать, что кого-то проклял — это было на него не похоже. Скорее он бы принялся объяснять, почему так поступил.

— С чего бы мне проклинать каждого болвана, который называет меня Нюниусом? — добавил он. — Я, вообще-то, на уроки шел. — За свою жизнь он выслушал столько воплей и оскорблений, что давно перестал спрашивать себя, что с ним все-таки не так. Дома было то же самое, только слова отличались: не «Нюниус», а «снейповское отродье» — всего и разницы.

Все еще хмурясь, Лили достала из сумки принадлежности для занятия. Когда все расселись, она спросила:

— Тебе сегодня пришло письмо?

Он кивнул.

— От моей мамы? — Лили было немного не по себе. Что, интересно, она могла ему написать?

— Нет, от Лавгуда. Помнишь тот журнал?

— Так он тебе ответил? — Лили забеспокоилась. Хорошо, что Севу кто-то пишет, но этот Лавгуд — он же совсем двинутый.

Северус вновь кивнул. Профессор МакГонагалл начала урок.

* * *

На прорицаниях Лили ждал неприятный и унизительный сюрприз. Оказывается, начиная с шестого курса все предсказания надо было зачитывать и обсуждать прямо в классе. Конечно, всем остальным снились всякие скучные банальности: одежда и обувь, совы и квиддич. И тут Лили и ее сон… правильно, о беременности… Ха-ха три раза. Хотя профессор и заявил, что смелость Лили говорит о задатках истинной провидицы, не боящейся поведать миру о том, что открылось ее внутреннему взору, Элен и Мэри начали нехорошо на нее посматривать. А потом он вспомнил, что Лили правильно предсказала болезнь своего объекта в сентябре — как будто мало ей было внимания! Северуса он по имени не назвал, но и без того все поняли, о ком речь: себе самой она предсказывать не могла, а кто еще в школе такой зеленый?

Ну, хотя бы парни-гриффиндорцы на прорицания не ходили. И на том спасибо.

До конца урока Лили пыталась стать как можно меньше и незаметнее. Получалось плохо — мешала зеленая кожа и рыжие волосы. Элен и Мэри открыто таращились, остальные время от времени поглядывали в ее сторону, Эйвери плотоядно ухмылялся, а девушка со Слизерина вся скривилась, да так и осталась сидеть с такой гримасой. Вот бы ее насовсем перекосило!

Когда люк открылся, Лили практически вывалилась из Северной башни. У Сева как раз закончилась нумерология — насколько ей помнилось по прошлогодним обходам, тот кабинет тоже был на восьмом этаже, только дальше по коридору.

Увидев Лили, бегом вывернувшую из-за угла, Уилкис ткнул пальцем себе за спину — мол, там твой Снейп. Розье усмехнулся. Эта грязнокровка совершенно не умела вести себя с достоинством.

Северус нашелся в классе; вместе с профессором Абстрактусом и двумя равенкловцами стоял у доски, покрытой математической галиматьей. Досок в кабинете оказалось несколько, все сплошь в числах и символах, написанных разноцветными мелками.

Равенкловцы были настолько поглощены дискуссией, что не обратили внимания на появившуюся в дверях Лили — в отличие от Северуса, который ее увидел и неожиданно широко, открыто улыбнулся. Он что-то сказал, выслушал ответ профессора, кивнул и пошел в сторону последней парты, где лежали его вещи. Коротко мотнул головой в сторону Лили; волосы тут же упали ему на лицо, но она была слишком близко и успела заметить, что ему все еще смешно.

— Это ты надо мной смеешься?

Северус откинул волосы с глаз, поднял сумку и ответил:

— Ты так приплясывала в дверях, словно тебе в туалет срочно надо, — он глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, но все равно смотрел на Лили с легкой улыбкой.

«Даже разозлиться на него не получается, — подумала она. — Слишком редко Северус бывает таким». А вслух сказала:

— Я беспокоилась.

С его лица исчезла улыбка; он оглядел ее с головы до ног и наконец спросил:

— О чем?

— Да так, обо всем, — пожала плечами Лили. Просто взять и всё ему выложить у нее не поворачивался язык.

— Что-то случилось? — Северус остановился посреди коридора. Вокруг никого не было — все ушли на обед.

Лили выпятила нижнюю губу и пробормотала:

— Много чего, — Северус молча ждал, и она добавила: — Давай пораньше пойдем на гербологию? Только ты не мог бы захватить нам обоим чего-нибудь перекусить?

Он кивнул и направился к лестнице, которая вела в сторону слизеринских подземелий.

— Возьми плащ. На улице прохладно, хоть и солнечно. Встретимся у входа в Большой зал, — предложил он.

— Сев, если тебе слишком холодно, может, пойдем в теплицу?

— Слишком холодно — мне? — успела услышать она.

— Ага, тебе. — Пусть это и ребячество, но последнее слово осталось за ней.

Поскольку они уже были на восьмом этаже, Лили выбрала короткий путь: спустилась на один пролет, подождала, пока подъедет лестница, ведущая к коридору с портретом Полной Дамы, и вернулась наверх.

Она набрала в грудь побольше воздуха и вошла в гостиную Гриффиндора. По пути к женскому дортуару никто ее не окликнул — а там уже ждали Мэри и Элен. После обеда уроков у них не было, и спешить им было некуда.

— Лили, ты так быстро ушла с прорицаний…

— Мне не понравилось, как вы на меня смотрите, — ответила она, укладывая в сумку все необходимое для гербологии, а еще плащ и мамины клюквенные батончики.

— Как-то это странно. Ты говоришь, что вы только друзья — и вдруг такие сны. Про беременность.

— В том сне какой-то гад подлил мне зелье, — поспешила напомнить Лили.

— Думаешь, Снейп на это способен? — спросила Мэри.

— В зельях он разбирается, — кивнула Элен.

— Ну что вы прицепились? Дайте мне спокойно подумать.

— О чем подумать? — услышала Лили, а потом дверь за ней закрылась.

Она спускалась по лестнице, когда увидела Северуса, стоящего в углу рядом с дверью. Он тоже ее заметил, подошел, и они вместе вышли из замка. На улице уже гуляли другие студенты, радуясь последним погожим дням. Она взяла его за руку.

— Все настолько плохо? — спросил он.

— В этой школе сплошь одни придурки, — со вздохом проворчала Лили.

— Да.

— Ну, хоть ты со мной всегда соглашаешься, Сев.

На это он ничего не ответил. Они молча шли, а потом он спросил:

— Дойдем до теплиц?

— Давай лучше вон туда, на солнышко, — Лили указала нужное место свободной рукой.

Он снял плащ и расстелил его на земле; ему было достаточно тепло в свитере и мантии. Свой плащ Лили тоже сняла, но отложила в сторону — если сесть поближе, они оба вполне уместятся на одном.

Северус сел, открыл сумку и достал оттуда еду, завернутую в такое количество льняных школьных салфеток, что Лили даже испугалась: ведь если их поймают, то точно накажут. И конечно, продукты Сев выбрал самые простые. Кто бы сомневался. Лили взяла яблоко, выпутала его из многочисленных салфеток и убрала их к себе в сумку.

Северус взглянул на Лили. Он поверить не мог, что его расчет на то, что драконья оспа отвадит от Лили всех знакомых, так быстро оправдается. А ведь еще двух дней не прошло.

— Хочешь рассказать, что случилось? — спросил он.

— Вообще-то нет, но боюсь, ты все равно обо всем услышишь.

— Если не хочешь говорить, то не надо, Лили.

Лили прикусила нижнюю губу и призналась:

— Все пошло наперекосяк.

Северус ее не торопил; захочет — расскажет. Он редко прислушивался к тому бреду, который разносили местные недоделанные сплетники. Что толку слушать болванов, которые считают Мародеров героями — а так считали все, кроме недорослей, которые уже второй день за ним таскались. Лично он полагал, что и те, и другие одинаково тупые. Северус приобнял Лили за плечи.

Она тут же приняла приглашение и подалась навстречу; положила голову ему на грудь, оперлась ладонью на его колено.

— В прошлом году я была префектом, которого никто не слушал, но теперь все еще хуже. Такое впечатление, что студенты стали еще инфантильнее. И хуже всех мой факультет. Я им верю, надеюсь на них, а они этим пользуются.

Проще всего было с ней согласиться, однако Северус знал, что она все равно их простит. Снова. А потом припомнит ему его слова.

— Ты предъявляешь к людям очень высокие требования, Лили; не все способны им соответствовать. А когда речь идет о самых близких тебе людях, это просто бросается в глаза, особенно после долгой разлуки. Все их неприятные привычки сейчас еще сильнее тебя раздражают.

— Ты бы не стал так говорить, если бы слышал, что они несли.

— Что, например?

Лили дернулась и ударилась затылком о его подбородок.

— Гадости всякие, — она подняла голову и заглянула ему в глаза. — Почему они заявили, что ты… не знаю. Я вообще не понимаю, что они имели в виду. Почему, если я стану дружить с тобой, то никогда не найду себе мужа?

Северус нахмурился.

— То есть кроме меня?

— Что ты хочешь сказать, Сев? Что я никому не буду нужна, только тебе? Или что ты всегда останешься со мной?

Он раздраженно вздохнул и ответил:

— Лили, мне никто, кроме тебя, не нужен. Но я уверен, что если со мной что-то случится, ты найдешь себе достаточно поклонников.

Лили поняла, что обидела Северуса — правильно она не хотела его об этом спрашивать! — обняла его и попыталась успокоить:

— Вот видишь, до чего они меня довели?

— И что, это всё? — тихо спросил он. Северус не понимал, почему ее вообще волновали поиски другого мужа — разве они не договорились пожениться? Лили ведь не стеснялась трогать и целовать его, с тех пор как он сделал ей предложение.

— Ну, еще на прорицаниях вся группа считает меня распущенной, — прошептала она. — И я им сказала… в общем, они уверены, что мы с тобой не просто друзья.

— Думаешь, ты одна такая? Здесь почти всех студенток называют либо распутными, либо фригидными сучками. Вот так, или — или.

— А просто хорошим человеком быть нельзя?

Он засмеялся.

— Хорошо хоть, у тебя только один предполагаемый любовник, а не целая квиддичная команда.

— Не хватало, чтобы еще ты мне тут гадости говорил. На меня и так Эйвери весь урок пялился.

— Хочешь, чтобы с ним что-нибудь случилось?

— Нет, Сев, — ответила Лили; чуть отодвинулась и легко стукнула его в грудь. — Нельзя о таких вещах шутить. Он мне даже ничего не сказал, просто смотрел… неприятно.

— Он всегда такой.

Лили покачала головой и потянулась к маминому контейнеру.

— Вот. Ты еще не пробовал.

— Ждал, пока ты предложишь.

Лили открыла крышку и ответила:

— Ну, если ты хочешь письменное приглашение… — она вытащила батончик.

Северус больше не медлил — тоже достал батончик и откусил кусок, даже не пытаясь его сперва как следует изучить.

— Ты что, не собираешься его препарировать? — поинтересовалась Лили.

Он перестал жевать и немного настороженно спросил:

— Ты же сказала, их сделала твоя мама?

— Да. И что?

— Твоя мама отлично готовит.

— А ты считаешь, что все остальные подсунут тебе отраву? — фыркнула Лили.

— Нет, — ответил он. Проглотил последний кусочек и добавил: — По крайней мере, не намеренно.

Лили взяла второй батончик. Северус тоже. Она попыталась понять его логику; вспоминалось только, что он шарахался от полуфабрикатов и ел только пищу, которую мать готовила из простых ингредиентов.

— У тебя на что-то аллергия?

Он отрицательно покачал головой.

— Может, все-таки скажешь, а?

Он опять мотнул головой.

— Еще батончик хочешь?

— Давай лучше вечером, после трансфигурации, — предложил Северус.

— Отличная мысль, — одобрила Лили. Наложила на контейнер чары свежести и закрыла крышку. — Если не хочешь говорить про еду, можно спросить у тебя кое-что другое?

— Спросить — можно.

— Извини, если тебе неприятна эта тема, но… когда те придурки… ну, в июне… э-э, в общем, мне сказали, что у тебя не такой, как у других… э-э… — Лили уткнулась взглядом ему в пах. — И кажется, я слышала, как целительница Пай говорила, что у тебя там травмы…

Брови у Северуса поползли вверх; он выглядел изумленным.

— Те травмы старые, — тихо ответил он. Тяжело вздохнул и добавил: — Они не помешают моим — нашим — супружеским отношениям.

Лили облегченно выдохнула и воскликнула:

— И это всё? — она явно разозлилась. — Нет, эти мужские… штуки все некрасивые, но это ж надо — воспользоваться моей неопытностью и утверждать, что твоя штуковина — как у гиппогрифа и вообще единственное, чем ты можешь гордиться…

Северус даже не представлял, что и ответить на такую немыслимую чушь. Любому дураку было известно, что гиппогриф крупнее человека, а Лили ведь еще и специально изучала магических существ.

Лили увидела, как посмотрел на нее Северус, но причину поняла неправильно.

— А ты думаешь, он у тебя красивый?

Северус возвел глаза к небу.

— Даже зеленого цвета — все равно нет.

С дальнего конца лужайки послышался голос:

— Эй, змееныши, хватит уже греться на солнышке, пора на гербологию.

Это был Уилкис; рядом шел Розье, рассеянно поглядывая по сторонам. Лили отряхнула свою одежду и заметила:

— Между прочим, я не слизеринка.

— Зато ты зеленая, Эванс, — ответил Уилкис.

— Вы оба — прямо готовые талисманы для завтрашней игры в квиддич, — добавил Розье. — С такими болельщиками мы точно победим. Кстати, вон там, в кустах, сидел Люпин и подглядывал за вами.

— Зачем? — насторожилась Лили и достала волшебную палочку.

— Наверное, прятался и ждал, пока начнется гербология. МакГонагалл за обедом лютовала, будто ей на хвост наступили, — засмеялся Уилкис. Один, без поддержки остальных Мародеров, Люпин был трусливым ничтожеством. Пожалуй, он просто околачивался поблизости, высматривал и вынюхивал. Гриффиндорцам, должно быть, поперек горла, что Эванс везде таскается со Снейпом.

— Может, он нас подслушивал, — тихо заметила Лили.

— Ну и что? — пожал плечами Северус. — Ты же просто рассказывала мне школьные сплетни.

— Да, сплетни нынче шикарные, — весело проговорил Розье. — Вот Эйвери за обедом рассказал, что Снейп залил свое зелье в твой котелок.

— Эйвери надо бы снова приклеить язык к нёбу, — предложил Северус.

* * *

В обед за гриффиндорским столом разразилась настоящая война, и Ремус знал, кто в этом виноват. Питер.

Сириус бурчал себе под нос — что Эванс сняла баллы с Гриффиндора, а Паркин осталась капитаном команды, и значит, их факультету ничего не светит. И тут появился хихикающий Питер и сообщил друзьям:

— Все, ребят, про Эванс можно забыть. Эта шлюшка залетела, и теперь ее исключат.

Сириус склонил голову набок. Будь он беременной женщиной, ни за что не поделился бы тайной с Хвостом — даже если бы Хвост был отцом ребенка.

— Врешь, — воскликнул Джеймс. — Даже если Эванс… все равно нет. В замке действует магия — специально против таких вот случаев.

В восторге от собственного ума, Питер напомнил:

— Так это в Хогвартсе. А она где была?

Сириусу и Джеймсу пришла в голову одна и та же мысль, но Сириус высказался первым:

— Нет, только не сальноволосый Нюниус. Пусть они оба зеленые — не может быть. Нет. Это слишком ужасно. Брр.

Джеймс застыл с открытым ртом — а потом перегнулся через стол и врезал Питеру в челюсть. Попытался перепрыгнуть через столешницу, чтобы еще ему добавить, но тут в него вцепился Ремус и потянул назад, а Сириус, сидящий рядом с Питером, пихнул в грудь — один бы Ремус не справился.

С женской половины стола на них заорала семикурсница, префект Гриффиндора:

— А ну, сели, паршивцы!

— Отпусти меня! — потребовал Джеймс.

Заметив, что Питер спрятался за более высоким Сириусом, Ремус разжал руки, но на всякий случай приготовился вновь схватить Джеймса, если тот не будет вести себя прилично. Однако Джеймс их всех удивил — закричал: «Макдональд! Паркин!» — и кинулся к женскому краю стола.

— Нет, Джеймс! — крикнул Ремус ему в спину.

— Не надо, Сохатый! — Между ними оставался стол, но Сириус все равно вскочил на ноги и побежал следом.

Питер пошел за ним, но медленнее: ему хотелось услышать подтверждение того, о чем болтали парни в туалете, и при этом не попасть под горячую руку разозленным гриффиндоркам.

Сириус не успел. Услышав слова Джеймса, Паркин и Макдональд дружно поднялись со своих мест. Макдональд первой дала ему пощечину, а потом подруга показала ей мастер-класс: вдарила так, что Джеймса шатнуло назад. Сидящие поблизости дамы потянули его за мантию, и он рухнул на пол. Сириус полез через стол на помощь другу.

Гриффиндорки-префекты с пятого и седьмого курсов призывали студентов к порядку; им вторил префект Равенкло, который, однако, не спешил выбираться из-под защиты стола и влезать в свалку. Остальные префекты тоже пытались успокоить своих, а равенкловцы, которым не повезло оказаться поблизости, отходили подальше.

Когда Поттер получил по лицу, Розье и Уилкис встали и направились к дерущимся. Уилкис был префектом, ну а Розье с удовольствием бы воспользовался случаем пару раз пнуть Поттера или Блэка, разнимая драку. Пусть он и был слизеринцем, но настоящие джентльмены не позволяют всяким невоспитанным кретинам оскорблять симпатичных девушек.

Эвану Розье не повезло: МакГонагалл уже шла к столу своего факультета, грозя гриффиндорцам всяческими карами. Остальные преподаватели восстанавливали в Большом зале порядок, а Филч заранее потирал руки.

Поскольку Ремус остался на мужской, безопасной стороне, где парни с ужасом наблюдали за разбушевавшимися девицами, МакГонагалл тут же отправила его из Большого зала вместе с другими студентами, толпившимися рядом.

До гриффиндорской башни Ремус шел, как в тумане; поведение друзей не укладывалось у него в голове. Поднявшись в дортуар, он решил пойти на занятия. В сентябре он уже пропускал гербологию из-за своей пушистой проблемы и опять пропустит ее на следующей неделе. И один урок он попросту прогулял — у друзей в пятницу после обеда было свободное время, и они постоянно подначивали его составить им компанию.

А ведь у Эванс тоже гербология. Интересно, до нее уже дошли эти неприятные сплетни? Остальные шестикурсники-гриффиндорцы на гербологию не ходили, и Ремус подумал, что надо бы узнать, не требуется ли Эванс помощь с занятиями или просто сочувствующий слушатель.

Он шел к теплицам, мимо студентов, которые гуляли, радуясь не по-осеннему хорошей погоде, когда заметил Эванс со Снейпом. Собственно, эту парочку было трудно не заметить: на солнечном свету их зеленая кожа прямо-таки бросалась в глаза. Ремус замедлил шаги. Когда Эванс обняла Снейпа, он понял, что их разговор не для чужих ушей, и отошел к ближайшим кустам.

Поскольку это не Снейп к ней приставал, а она сама к нему прижалась, Ремус не стал переживать. Стоял, смотрел и думал. Он знал, что они дружили. За эти годы Эванс не раз и не два пыталась заставить Мародеров оставить Снейпа в покое. К сожалению, охота на Снейпа была делом чрезвычайно увлекательным. Ремус сомневался, что Джеймс с Сириусом стали бы так его доставать, если бы Снейп не умудрялся настолько успешно сопротивляться; и Питер не торжествовал бы так каждый раз, когда им все-таки удавалось победить. А поражения вдохновляли их на новые подвиги.

После летней катастрофы Ремус узнал, что Эванс и Снейп жили рядом — совсем рукой подать, даже на поезде ехать не надо. Он не был уверен, имелись ли в городе другие волшебники, но если больше никого подходящего возраста поблизости не было, то становилось понятно, как эти двое подружились. Если бы у Ремуса по соседству жили ровесники-маги, и если бы не проклятье, заставляющее его каждый месяц обращаться в чудовище, он бы, как минимум, попытался с кем-нибудь из них познакомиться. А Эванс замечательная девушка — неудивительно, что даже такой неприятный тип, как Снейп, не смог перед ней устоять.

Что, если Джеймс ошибся, когда положил глаз на Эванс, и эта дружба значит для них гораздо больше, чем ему казалось? Они всего один раз обнялись, а потом просто разговаривали и ели — пожалуй, это все-таки не влюбленность. Но чтобы слизеринец и гриффиндорка, и не маленькие уже, преспокойно сидели и общались друг с другом? Невероятно. Конечно, общаться им никто не запрещал, но конкретно эти два факультета соперничали куда более яростно, чем остальные. А может, вражду разжигали как раз друзья Ремуса? Если подумать, Лонгботтом относился к слизеринцам настороженно и изначально им не доверял, хотя и пытался поступать по справедливости. Однако со временем он заметил, что Мародеры постоянно ему врут, и предпочитал верить на слово кому угодно, кроме них.

Ремус услышал, как Уилкис кричит: «Эй, змееныши, хватит уже греться на солнышке, пора на гербологию», — и понял, что слишком глубоко погрузился в раздумья.

Рядом с Уилкисом стоял Розье, и смотрел он прямо на Ремуса, полускрытого кустами. Розье мог быть опасен, а уж вместе с Уилкисом и Снейпом… лучше с ними не связываться. И странно, что Эванс тоже назвали змеенышем. Ремус решил поскорее отправляться на урок, а не торчать тут дальше, изображая из себя мишень.

Он дошел до теплиц в компании хафлпаффцев. Конечно, гербологию изучали не только на барсучьем факультете — те же Сириус и Джеймс, если бы захотели, могли бы попасть на продвинутый курс. Но они посчитали, что возня с растениями — скучное и бесполезное занятие. Профессор Спраут, пожалуй, вздохнула с облегчением, ведь они пять лет только и делали, что валяли дурака и кидались чем попало в других студентов. К сожалению, на гербологию хафлпаффцы с первого курса ходили вместе с гриффиндорцами, так что все они знали Ремуса — и не с лучшей стороны. Даже теперь, когда его друзей здесь не было, его избегали. Хафлпаффцы скорей предпочли бы общество Уилкиса и Розье: те были остроумны, богаты и красивы — то есть обладали всеми качествами, которыми не мог похвастаться Ремус.

Когда в теплицу пришла Эванс со слизеринцами, Уилкиса и Розье тут же перехватили девушки, которые явно на них засматривались, и утащили за свой стол. Они с начала года занимались вчетвером. Ремус прикинул варианты и решил рискнуть — подошел к Эванс и Снейпу. Для них это был первый урок, так что за столом, который они выбрали в задней части класса, больше никого не было. Прежде компанию Эванс составляли Паркин и Макдональд.

— Привет, Эванс, — застенчиво произнес Ремус.

Эванс подозрительно на него прищурилась, а Снейп ему усмехнулся. Странно, чего это он?

— Хочешь — давай к нам, Люпин. Только веди себя прилично, — холодно сказала Эванс и отвернулась от него. Снейп тут же убрал усмешку с лица и прикинулся серьезным. — Если ты не возражаешь, Северус.

— Как хочешь, Лили.

Хм, что это Снейп сделал со своим голосом? Звучит прямо как у взрослого — густой, глубокий. Как будто Эванс с ним незнакома и на нее подействуют такие дешевые трюки — Нюниусом ведь его прозвали и за голос тоже...

Ремусу подумалось, что он, возможно, поспешил — потому что с чего бы Снейпу радоваться его присутствию? — но профессор Спраут уже начала урок.

Работали Снейп и Эванс очень слаженно; было заметно, что годы совместной варки зелий не прошли для них даром. Снейп по большей части молчал, а когда все-таки обращался к нему или к Эванс, то каждый раз использовал свой новый, «взрослый» голос. Эванс говорила гораздо больше — командовала процессом, указывая Снейпу и Ремусу, чего она от них хочет. В отличие от Мародеров, хотела она заниматься делом, а не бросаться навозом в однокурсников.

И у Эванс, и у Снейпа было трепетное отношение к чистоте — такое же, как и у Ремуса. Они не довольствовались стандартными чистящими заклинаниями, а предпочитали после урока хорошенько все отдраить мылом и водой. Из-за этого Ремусу обычно приходилось бегом догонять Джеймса, Сириуса и Питера, ведь они не собирались ждать, пока он отстоит в очереди к раковине вместе с такими же чистюлями.

Обратно в замок Ремус шел в компании Эванс, Снейпа, Розье, Уилкиса и нескольких милейших девушек, по большей части с Хафлпаффа. Приятная, спокойная прогулка — ни тебе сглазов, ни шуточек, ни словесных подковырок. Все было настолько идеально, что Ремус не поднялся сразу наверх, а сперва зашел в мужской туалет и осмотрел себя с ног до головы, а потом еще проверил спину — не появилось ли там бумажки с надписью или какого-нибудь рисунка.

Ничего не нашлось; а когда Ремус вошел в гриффиндоскую башню, оказалось, что друзей там нет — ни в гостиной, ни в дортуаре. Он пожал плечами и решил поискать их на поле для квиддича — где еще им быть в такую хорошую погоду? До ужина времени оставалось много.

* * *

Вернувшись в дортуар, Лили нашла на своей кровати записку:

Лили

Не слушай мальчишек. Пусть мы до самого выпуска будем ходить на отработки, но Поттер и Петтигрю узнают, как чесать об тебя языки. Лживые ублюдки!

Элен и Мэри

Записка встревожила Лили, однако она не сомневалась, что скоро выяснит, что опять вытворили Мародеры, и решила заняться домашними заданиями на выходные. Завтра будет матч по квиддичу, и кто знает, насколько он затянется.

Вечером они встречались с МакГонагалл, чтобы проконсультироваться насчет трансфигурации. Дальше Лили ничего конкретного не планировала, но раз Сев попросил ее отложить клюквенные батончики, возможно, какие-то идеи были у него.

К ужину Элен и Мэри в дортуар не вернулись; Лили почти полчаса ждала, а потом все-таки спустилась вниз, решив, что они, должно быть, сразу пошли есть. В гостиной сидели те противные мальчишки, с которых она утром сняла баллы. Заметив ее, они тут же вскочили и удрали из гостиной.

Всю дорогу до Большого зала Лили размышляла о трусливых гриффиндорцах, которые считали, что это очень здорово — обзываться, а потом прятаться за спинами Мародеров. Вот только их защитники не всегда будут рядом, да и действовали подобные уловки только на таких же бесхребетных трусов. Лили, например, Мародерами не запугаешь — она снимала и будет снимать баллы со всей их компании!

За гриффиндорским столом чувствовалось напряжение. Многие девушки бросали неприязненные взгляды на мужскую половину. Неужели те мелкие придурки не впустую грозились, и Мародеры опять кого-то раздели? Глупо же, ведь девушки вполне могли в отместку пробраться ночью к ним в дортуар. Хотя когда это Мародеры действовали разумно? Или следовали какому-то плану? Из них всех за столом был один Люпин — сидел, уткнувшись в тарелку, и старательно делал вид, что кроме еды его ничего не волнует.

Подруг в зале не оказалось; Лили весь ужин вертела головой по сторонам и заметила пантомиму младшекурсников у слизеринского стола. Щекастый блондин с широченной улыбкой — казалось, на его зубы наложено заклятье сияющей белизны, — изображал, что угрожает другому, а тот в притворном страхе заламывал руки. Они стояли позади Северуса, который вновь сидел с Уилкисом и Розье и не обращал на них внимания. Мальсибер был в дальнем конце стола вместе с группой старшекурсников — они сбились в тесную кучку, яростно перешептывались и сверкали глазами на любого, кто к ним приближался.

Когда поднялась профессор МакГонагалл, Северус тоже встал, махнул Лили рукой и направился к выходу, от которого было ближе до башни Гриффиндора, чем до подземелий. Она подошла к нему и напомнила:

— Отсюда далековато до кабинета МакГонагалл.

Он наклонился и прошептал:

— Та компания рядом с Мальсибером — это последователи Темного Лорда, о которых ты меня постоянно расспрашивала. Запомни их и держись от них подальше.

Лили вытянула шею, чтобы заглянуть ему через плечо, но он утянул ее за собой в коридор.

— Не надо на них глазеть.

— А как же конспирация — чего это они все вместе сели?

— У них экстренное собрание, потому что Эйвери — болван.

— Мальсибер тоже умом не блещет.

— Они пытались подольститься к тем, кто поумнее, но кто же будет слушать людей, которые выглядят, как шайка дебильных гопников?

— Что там у вас произошло?

Северус покачал головой.

— Это касается исключительно Слизерина.

— Сев, когда ты так говоришь, это значит, что ты на кого-то напал.

Он пожал плечами, не прекращая взбираться по лестнице.

— Я просто воспользовался тем, что завтра квиддич. Мальсибер не может позволить себе никаких травм; он должен играть, ведь это единственная причина, по которой Слагхорн его тут держит.

— Из-за квиддича? — неверяще переспросила Лили.

— Да уж не потому, что ему светит блестящая карьера в Министерстве. В общем, без поддержки Мальсибера Эйвери оказался не так уж крут. Пришлось разбираться с ним у всех на глазах, чтобы остальные трижды подумали, прежде чем говорить о тебе гадости.

Лили шлепнула Сева по руке.

— Сколько раз я тебе говорила, что слова — это только слова?

Он вздохнул.

— Я же помню, как ты тогда расстроилась. А если бы эти слухи и дальше гуляли по школе, ты бы стала совсем несчастной.

— Мне все равно, что там болтает Эйвери, — как можно убедительнее сказала она. — Кстати, я думала, тебе не нравится, когда за тобой хвостом ходят те мальчишки.

— Ничего, я нашел им применение, — Северус ухмыльнулся.

— Сев!

— Нет, ничего такого. Мне каждое утро надо смывать зелье с кожи и волос, а они по очереди следят, чтобы ко мне никто не подобрался. Вообще-то считается дурным тоном нападать на кого-то в ванной, однако же это действенная тактика.

Лили нахмурилась. Нападать в ванной — дурной тон? Все-таки Северус конченый параноик. Хотя, помнится, мать говорила, что привычки нужно в себе воспитывать, за один день они не появляются. Вот привыкнет Сев мыть голову из-за этого жирного зелья, и Лили больше не придется его пилить. Ей-то прописали другую, более мягкую разновидность зелья, которую следовало втирать в кожу после душа, как крем, и с волосами у нее вообще проблем не было. А у Сева голова пострадала от волдырей не меньше, чем все остальное.

Трансфигурация давалась им не так легко, как чары. Правда, Лили показалось, что Сев просто дурачится — повторяет все, что она делает. Наколдовала она, к примеру, розовую бабочку с тонким рисунком на изящных крылышках — и через пару минут у Сева получается точно такая же, только синяя. Развлекается, прямо как маленький; неужели не понимает, что они учиться сюда пришли?

Между прочим, это раздражало. Лили дождалась, пока профессор МакГонагалл на минутку отойдет, и шепотом наложила на него Риктусемпру.

Она украдкой посмотрела на Сева, думая, что он сейчас засмеется, но вместо этого он задрожал, передернулся и сказал: «Фините Инкантатем». Все, что он наколдовал, исчезло, но его мышцы продолжали слегка подрагивать. Он посмотрел на нее:

— Новый чесоточный сглаз, Лили? Здорово получилось. Такое чувство, будто под кожей что-то ползает.

Лили не стала говорить, что вовсе не этого хотела, и вернулась к трансфигурации. У нее получилась идеальная белая роза — на длинном стебле и без шипов. В ответ Северус сотворил лилии: красную, оранжевую, розовую, белую, а еще синюю и зеленую, хотя где это видано, чтобы лилии были такого цвета? Он протянул цветы ей, и она буркнула:

— Выпендрежник.

Тогда он быстро наколдовал букет роз красного, синего, фиолетового и черного цвета.

— Все равно моя роза лучше, — заявила Лили.

— А я и не спорю. Ты берешь качеством, а не количеством, — ответил Северус, наклоняя голову в ее сторону.

Вошла профессор МакГонагалл, и он вернулся за свой стол, теперь совершенно пустой.

— Что ж, мистер Снейп, — сказала МакГонагалл, — давайте вы тоже попробуете создать цветок, и на этом мы на сегодня закончим. Можем встретиться еще раз через неделю.

Северус махнул палочкой, и на столе появился одуванчик — с длинным корнем, к которому прилип комок земли.

— Превосходная деталь, мистер Снейп.

Он усмехнулся Лили, которая полагала, что белая роза больше достойна похвал, чем Северусов сорняк. Только вот разве ее разглядишь, когда Сев так захламил ее стол? Лили произнесла заклинание, и все цветы, кроме розы, исчезли.

Но даже это не сработало; а когда Лили принялась размахивать розой, чтобы привлечь внимание МакГонагалл, та лишь кивнула.

— Спокойной ночи, профессор, — удрученно сказала Лили. — Спасибо, вы нам очень помогли.

— Спасибо, — пробормотал Северус за ее спиной.

Когда они вышли за дверь, Лили спросила:

— Куда пойдем? До отбоя еще есть время.

— Куда хочешь, Лили.

— Я уже начала делать домашнюю работу, так что тут все в порядке.

— Хочешь, посидим на подоконнике рядом с башней Равенкло?

— Равенкло?

— Там самый лучший вид и широкие подоконники.

— А я-то думала, ты из подземелий не вылезаешь, Сев. Давай, веди.

— В подземельях места много, но и народу тоже порядочно: кто ищет себе укромное место, кто просто так шныряет.

Они поднялись по лестнице, прошли по широкому коридору, а потом Северус свернул налево.

— Если идти прямо, попадешь в гостиную Равенкло, а этот проход пару раз сворачивает и упирается в тупик.

— А эта дверь куда ведет?

— Каждый раз я не проверяю, но сколько я помню, она всегда заперта. Это окно выходит на горы, и днем отсюда вид лучше, а если пройти чуть дальше, то из окна в конце коридора видно почти весь замок, и по вечерам там зажигаются огни…

— О, еще одна дверь. А почему ты их не откроешь?

— Хочешь — сама открывай, — Северус поставил сумку на пол, сел на подоконник, повернувшись так, чтобы видеть коридор.

— Может, потом, когда соскучусь, — ответила Лили и забралась на подоконник с ногами. Северус чуть отодвинулся и скопировал ее позу, сев к ней лицом; потом взял Лили за лодыжки и немного развернул, так что ее ноги легли на его, а ступни уперлись ему в бок и в оконное стекло.

Хотя Лили пришла сюда не в окошко смотреть, но вид ей понравился. Повезло равенкловцам. Слизеринцы и хафлпаффцы живут внизу, там вообще ничего интересного нет, а из башни Гриффиндора можно увидеть разве что квиддичное поле. Правда, мальчишки бы свой квиддич ни на что не променяли. Да что с них взять!

А Северус это умно придумал. Они смотрели друг на друга, а между ними были ноги — его и ее. И дотянуться она могла только до его колена, не выше, потом пришлось бы наклоняться.

— Давно сюда ходишь?

Северус пожал плечами. Он нашел это место много лет назад и все это время ждал, пока подвернется случай привести сюда Лили. Чары отвлечения внимания скрывали проход от любвеобильных парочек. Обычно те предпочитали местечки потемнее, но и безлюдный коридор мог кому-нибудь приглянуться — особенно если заранее планировать свидания.

Лили положила руку ему на колено и спросила:

— Как ты себя чувствуешь? — В тишине коридора слышалось его дыхание. В больнице она привыкла к жутким хрипам, теперь же все стало гораздо лучше.

— Нормально. Колдовать могу. А ты как себя чувствуешь?

— Да уж получше тебя. Идешь завтра на квиддич?

— Нет, на нумерологию.

— У тебя с ней какие-то проблемы, Сев? Не может быть.

— Профессор Абстрактус попросил меня к нему зайти. Он единственный преподаватель, который считает, что я чего-то стою. Не хочу мешать ему тешить мое самолюбие.

— У тебя к ЗОТИ настоящий талант, — заявила Лили, решив помолчать насчет зелий и Слагхорна.

— Только к тому времени как до преподавателей дойдет, что я не полный дебил, они уже уходят из школы.

— Ты не дебил, Сев, — Лили потерла рукой его тощее колено.

Он перехватил ее руку, напомнил:

— Нельзя его тереть — только похлопывать. Кожа очень чувствительная.

«Тогда понятно, почему не сработала Риктусемпра», — подумала Лили. А может, Сев вообще щекотки не боится? Хм-м. Придется подождать с экспериментами, пока кожа не восстановится. Она вздохнула.

— Давай сегодня начнем с поцелуев. А то скоро отбой, вдруг не успеем.

Северус попытался понять, шутит Лили или все-таки говорит серьезно. Уж минут двадцать-то у них точно есть, а то и побольше. И, честно говоря, ему не хотелось, чтобы это место с самого начала ассоциировалось у них с поцелуями. Не для того он его искал.

А Лили уже завозилась, садясь поудобнее. Значит, и впрямь собирается целоваться — ну, или еще что-то задумала. Северус подвинулся к окну и больше не шевелился; так его ноги хотя бы будут меньше ей мешать. Совсем избежать этого было невозможно, разве что вовсе встать с подоконника.

Лили это вполне устраивало; она придвинулась ближе, провела ладонями по его бокам и потянулась выше, за спину. Одной рукой обняла за шею и прижалась к его губам. Глаза сами собой закрылись. Дрыгать ногами, стоя коленями на подоконнике, все равно не получилось бы, но пальцы в туфлях поджались. Лили не помнила, чтобы они поджимались в больнице — возможно, тем поцелуям не хватало огонька? Целоваться в такой позе было здорово: когда она вот так, сверху вниз, смотрела на Северуса, то чувствовала, что он никуда от нее не денется. Не то чтобы он обычно пытался сбежать, но ощущение власти Лили нравилось.

Здорово, но могло бы быть еще лучше. Лили заметила, какие сухие у него губы. Если не слишком шевелить ртом, то это вроде бы и не мешает — но так же неинтересно! Она глубже зарылась пальцами Северусу в волосы и лизнула его в губы, чтобы немного их увлажнить.

Когда Лили его облизала, Северус не знал, что и думать. С одной стороны, ему не хотелось, чтобы его лизали, а с другой… это ведь Лили! Она идеальна вся, от головы до кончиков ногтей, и ее язык — тоже. Северус много об этом размышлял. Судя по обширной порнографической коллекции Мальсибера, ведьмы предпочитали делить постель с другими ведьмами, а волшебники привлекали их гораздо меньше; однако же всё, что они там друг с другом проделывали, вполне мог повторить и Северус с Лили. Нужно было только напомнить себе, что в Лили нет совершенно ничего отвратительного или отталкивающего, и перестать вспоминать тошнотворно-развязные ужимки ведьм на картинках.

Северус попытался объяснить Лили, что ему так не нравится, но едва он открыл рот, как внутрь скользнул ее язык. Этого еще не хватало! Но отпихнуть ее не получилось — Лили лишь вцепилась в него покрепче и принялась щупать его язык своим.

Лили не поняла, почему Северус решил, что она хочет запихнуть язык ему в рот — она всего один разок его лизнула! Но раз уж он сам предложил… Трогать языком чужие зубы было странновато, а потом она коснулась его языка, и ее словно электрический разряд прошил — пусть это и магловский термин, но лучше просто не скажешь. Так вот что такое настоящий поцелуй! Только Северус почему-то трепыхался и выворачивался, и она навалилась на него, чтобы не мешал экспериментировать. То, что она испытывала, было офигительно — но вдруг может получиться еще лучше? И почему Сев не открыл рот раньше?

Северус попробовал убрать в сторону руки Лили, но, похоже, это ее только раззадорило: она усилила хватку и влезла к нему на колени. Одна его рука оказалась зажата между ним и Лили, касаясь ее груди, и он решил пока ее не двигать — подождать, пока Лили перестанет впечатывать его в каменную стену. Вторая оставалась свободной, и он даже сумел ухватить Лили за лодыжку и потянуть, однако под таким неудобным углом толку от этого не было никакого. Северус прикинул, не сдвинуть ли с места ее колено, но решил не рисковать: лишившись опоры, Лили могла всем своим весом упасть ему прямо на яйца. Дальше было ее бедро… которое все не кончалось и не кончалось… пока он не добрался до трусиков. Рука отдернулась прочь, как ошпаренная.

И тут заполыхала не только рука — когда Лили на мгновение оторвалась от его рта и простонала: «Еще, Сев!» — и соблазнительно поерзала у него на коленях, и потерлась грудью о другую руку, уже почти онемевшую.

В панике Северус языком вытолкнул ее язык у себя изо рта и прохрипел:

— Отбой.

Лили застонала от разочарования — но префекты на то и префекты, чтобы подавать другим пример. Ее пока не включили в график дежурств, так что никакой причины гулять после отбоя у нее не было. Однако Лили хотелось бы знать, какие еще открытия ее ожидают. Тело подсказывало, что она не успела распробовать самое интересное — возможно, для этого надо целоваться с Севом всю ночь напролет.

Вместо того чтобы отодвинуться, Лили чмокнула Северуса в губы и коснулась ладонью его щеки.

— На ощупь ты горячий, но из-за зеленой кожи ничего не заметно. А у меня?

— Все в порядке.

Она слезла с его коленей и спросила:

— Сев, хочешь еще батончик на закуску?

— Нет, не стоит, — ответил он. Северус не умел переключаться так быстро, как она, но сейчас главное было не позволить ей снова начать целоваться. Он встал, чтобы дать Лили дотянуться до сумки.

Дойдя до коридора Равенкло, Лили спросила:

— Когда я тебя завтра увижу?

— После завтрака, в библиотеке?

— Хорошо.

На лестнице они разошлись в разные стороны: Северус — вниз, в слизеринские подземелья, она — наверх, в свою башню.

Пока Лили взбиралась по ступеням, она пощупала щеки и губы ладонью: ей казалось, что у нее на лице большими буквами написано, чем она только что занималась и что сейчас чувствует. И это было совершенно не похоже на то, что описывала Петунья: ни грязной, ни порочной Лили себя не ощущала. Как раз наоборот.

В гостиной с угрюмым видом кучковались мальчишки. Вечер пятницы, а бедняжек некому было развлечь — Мародеры где-то шатались. Должно быть, обносили школьные кладовки, готовясь закидать всех едой и устроить грандиозный срач. Лили начала подниматься в женский дортуар, но замешкалась: что, если они столкнутся с Северусом? Кухня находилась ближе к Хафлпаффу, но не было никакой гарантии, что Мародеры отправились именно туда. С тем же успехом они могли отлавливать в подземельях припоздавших слизеринцев, чтобы те не успели вернуться к отбою. Почему-то когда по ночам гуляли Поттер, Блэк, Люпин и Петтигрю, на это все закрывали глаза. Всегда, чем бы они при этом ни занимались. В школе давно подозревали, что дело здесь не только в богатстве и чистокровности двоих Мародеров — кто-то из этой четверки явно был родственником или крестником Дамблдора.

Бурча себе под нос о царящей в Хогвартсе несправедливости, Лили медленно поднялась наверх и увидела, что ее соседки по комнате уже умылись и надели пижамы.

— Лили, где ты ходила весь день?

— С тех пор как мы последний раз виделись? — спросила она в ответ. — Если вы про вечер, то у меня была дополнительная трансфигурация с МакГонагалл.

— Ты пропала перед самым обедом, а Поттер принялся трепать языком прямо в Большом зале. Мы только потом узнали, с чего все началось — когда приперся Блэк со своими нелепыми оправданиями, — сказала Элен и возвела глаза к потолку, удивляясь выдумкам парней.

— У нас было время поговорить, пока мы вытирали пыль в Зале трофеев, — добавила Мэри. — Кстати, это местечко давно пора расчистить. Судя по табличкам, некоторым наградам больше сотни лет. Даже если потомки тех студентов сейчас здесь учатся, все старые таблички так заставлены, что их и не разглядишь.

— Ну так вот, — перебила ее Элен. — Помнишь, ты утром сняла баллы с мальчишек-гриффиндорцев, которых опекает сам святой Поттер? Похоже, эти паршивцы Мародеры решили, что тебя надо проучить, и принялись распускать гнусные слухи. А Поттер не придумал ничего лучше, чем заявиться со своими россказнями на наш конец стола. Но мы его быстро поставили на место.

— Жаль, МакГонагалл вмешалась — еще чуть-чуть, и мы бы их с Блэком просто запинали.

— Вы напали на Поттера и Блэка?

— Не только мы, все девушки. Все, кто смог до них дотянуться, кроме префектов. Мы должны держаться друг друга, и нечего всяким говнюкам трепаться о том, что ты залетела и тебя скоро исключат — мы им мигом вправим мозги, — убежденно заявила Элен.

— Может, дело в том, что случилось на прорицаниях?

— Ну что ты, Лили, это же был всего лишь сон, — ответила Мэри. — Преподаватель правильно сказал: ты молодец, что не боишься говорить о своих снах и находить им толкования. А вот так извращать твои успехи и выдумывать гадости — некрасиво и мелочно.

— Зато очень похоже на Поттера, — выплюнула сквозь зубы Элен.

— Да что же это такое! — воскликнула Лили. — Факультет — наша семья, наш дом, а мы тут друг с другом воюем.

Бредовая, нелепая ситуация — и совершенно непонятно, как ее все-таки распутывать. Мародеры явно не желают мириться, раз уже и младших подбивают на безобразия.

Элен пожала плечами.

— Они все это начали, и разумные слова до них не доходят. Думаешь, они боятся наказаний — когда любые проделки столько раз сходили им с рук?

— Не волнуйся, Лили, в школе многие на нашей стороне, — уверила ее Мэри. — Мы тут поговорили с Малкольмом, пока Эван любезничал с миссис Норрис — то есть надоедал бедной кошке.

— Ага, Малкольм пробрался в зал и наложил на все эти кубки чистящие чары — иначе мы бы там до следующей недели провозились.

— Правда, он очень милый? — спросила Мэри с легкой улыбкой.

— А Эван — как он миссис Норрис обхаживал… — вторила ей Элен.

— В общем, мы Малкольму так и сказали: либо они с Эваном прекращают глядеть в рот Мальсиберу и принимают нас как есть, вместе с нашими друзьями, либо пусть ходят на свидания с Мальсибером.

Лили засмеялась. Вряд ли ее подруги действительно предъявили парням такой ультиматум, но хорошо уже, что они об этом заговорили. Вполне могли и промолчать — от радости, что кто-то пришел им помочь.

— Так что у них есть неделя, чтобы принять правильное решение, а иначе ни в какой Хогсмид мы с ними не пойдем.

— Кстати, те болтуны уже вернулись с отработок, когда ты зашла в гостиную?

— Не знаю, — ответила Лили. — Их там не было.

— Если бы вернулись, то сидели бы внизу и вешали лапшу на уши своим фанатам. Трусливые вруны! Как они вообще попали на Гриффиндор?

Лили пожала плечами; она и сама не единожды задавала себе этот вопрос. Возможно, Сортировочная Шляпа углядела в них некий потенциал, и они действительно могли бы стать отважными — не такими, как теперь.

Она готовилась ко сну, продолжая раздумывать над тем, как бороться с расколом на факультете. Четверо Мародеров… прямо зараза или ржа какая-то. Сперва их поступки воспринимались, как сплошные забавы и шуточки, но со временем стало ясно, что все совсем не так безобидно. Они нарушали правила, плевали на учебу, ни во что не ставили преподавателей и префектов, изводили всех вокруг — и наслаждались поклонением тех самых мальчишек, над которыми издевались в душевой.

Если у них и имелось слабое место, так это Люпин. Один, без своих приятелей, он был способен вести себя прилично — как сегодня на гербологии. По крайней мере, у него хватило мозгов понять, что Северус еще не оправился от болезни, и дразнить их он тоже не пытался. Интересно, Люпин рискнул взять еще какой-нибудь предмет, на который не ходили остальные Мародеры? Из тех, куда она записалась, Лили не была только на уходе за магическими существами, а на него Поттер тоже ходил — она помнила, как он радовался, что они и там будут вместе. Наверное, прикидывал, как здорово подловить на открытом месте какого-нибудь бедолагу и влепить ему в спину сглаз. Настоящий придурок.

Возможно, у Северуса были с Люпином общие предметы — древние руны или нумерология. Но что может сделать Северус? Неизвестно еще, сумеет ли ее друг хотя бы изобразить дружелюбие. Вот ехидно издеваться и мрачно молчать у него получалось прекрасно.

Подруги читали, лежа в кроватях, и Лили пожелала им спокойной ночи, а сама легла и задернула полог, чтобы свет не лез в глаза.

Северус. Да уж, шпиона из него не выйдет. Потихоньку собирать информацию — еще ладно, но притворяться, что ему нравится кто-то, кого он терпеть не может? Это вряд ли, иначе бы ему не было так трудно найти друзей в Хогвартсе. Возможно, со временем он привыкнет к обществу слизеринских младшекурсников — если они не потеряют к нему интерес. То, что он их старше, должно придать ему уверенности.

Лили медленно, кончиками пальцев провела от колена к бедру — там, где ее касалась рука Северуса. Если бы они продолжили… как бы это было? Он бы раздел ее — или просто запустил руки ей под одежду? Ей попадалось достаточно парочек в темных углах, чтобы понимать: когда люди одеты, это еще не означает, что они не занимаются ничем предосудительным.

У них двоих достаточно самоконтроля, чтобы не вести себя, как похотливые маньяки, набрасываясь друг на друга прямо в коридорах. Интересно, как выкручиваются студенты, которые не желают выставлять свои чувства напоказ? Ходили упорные слухи о филчевских кладовках, но как-то это совсем не романтично. Надо присмотреться ко всяким укромным местечкам, когда она вновь начнет патрулировать коридоры.

Лили бездумно подцепила пальцем резинку трусиков, лениво прочертила дорожку вверх, по ягодицам, и опять вниз. Ей понравилось, и она повторила это еще раз. Такое острое, пикантное чувство, будто вторгаешься на запретную территорию. Жаль, Северус этого не сделал. А если бы сделал — были бы ощущения такими же, как теперь? Или его длинные, тонкие пальцы чувствовались бы как-то иначе? Он бы касался ее осторожно — легче и медленнее, словно дразня. Почти неощутимо, но она бы точно знала, когда он залез к ней в трусики. Ну а если бы Северус не остановился? Вместо того чтобы вернуть руку на бедро, Лили двинулась дальше… Хм, нет, это уже слишком. Лучше не начинать, либо сразу объяснить, куда именно ему позволено запускать руки. Жаль; а казалось бы — такая хорошая идея! Лили оставила трусики в покое.

Вторую руку Северус держал у нее на груди, но ничего при этом не делал. Парни ведь обычно их тискают? Вроде бы, да. Лили быстро огляделась, убедившись, что ее совершенно не видно под одеялом и пологом. Взялась обеими руками за груди и попыталась изобразить то, что, по ее мнению, вытворяли чересчур предприимчивые юноши, забравшись девушкам под блузку… Что-то такое она почувствовала — вот только водить рукой по бедру было гораздо приятнее. Наверное, она как-то неправильно это делала, потому что девушки от такого обращения обычно извивались и терлись попой об стоящего сзади парня, прикрыв глаза от наслаждения. Лили же не хотелось ни извиваться, ни об кого-то там тереться. Вообще ни капельки.

А ей тоже нужно дотрагиваться до Северуса? И где? Сам он, пожалуй, сказал бы, что нигде. Даже во время самых страстных обжиманий одежда у парней, как правило, оставалась в порядке — если дело не доходило до секса. Порой была расстегнута ширинка, но чаще девушки ласкали член прямо через брюки. Сегодня Лили этого не сделала. Может, поэтому Северус только раздразнил ее — едва добрался до трусиков и словно бы забыл про грудь? Но Лили слишком увлеклась поцелуем… Возможно, она попробует это в следующий раз, если Северус не признается, чего же ему надо.

* * *

Внизу, в подземельях, Северус тоже вспоминал свой поцелуй с Лили. То, что ее язык оказался у него во рту… что ж, это было неизбежно. Он лишь надеялся, что это случится не так скоро, особенно после откровений Лили о том, что ей наговорила сестра. И на словах Лили хотела только дружить с ним, держаться за руки и иногда чмокать в губы — если не считать того случая в больнице, когда ей вдруг захотелось, чтобы он перед ней обнажился. Ребячество какое-то; непонятно, с чего бы Лили вздумалось поиграть в доктора, целителя, или как там это называется, но они уже выросли из таких игр.

Он даст ей посмотреть — один раз и только когда они поженятся, — а потом, если придется, будет раздеваться исключительно в темноте. Лили и без того знала, что у него больше шрамов, чем у большинства людей, так что это нельзя считать обманом. И она уже достаточно на него насмотрелась — тогда, в июне. Сегодня она заговорила о красоте. Северус никогда не утверждал, что в нем были хоть какие-то приятные глазу черты, и лгать Лили о своей внешности не собирался. Да она и не обольщалась, и все равно была ему другом. Поэтому он ее и любил — так, как никогда и никого больше не полюбит.

Он закончил намазывать на себя зелье и уселся поудобнее. Из-за задернутого полога послышался какой-то звук. Северус выглянул в щелку — но нет, Мальсибер лежал тихо. Больше не осмеливался дрочить, как будто он один в комнате. Да и было бы на что! То чтиво, которым он увлекся в последнее время, не имело ничего общего с реальностью. Если насиловать ведьму, она будет кричать и плакать — точно так же, как и любая магла. А не решит внезапно, что ей это нравится, как только маг примется ее трахать.

* * *

Было уже очень поздно, когда Питер, Джеймс и Сириус вернулись в гриффиндорскую башню. Только на сей раз они не приключений искали, а надрывались, трудясь под неусыпным оком Филча. Основатели этой поганой груды камней явно понятия не имели, как облегчить жизнь себе и людям. Волшебникам вовсе не нужны были трубы и системы очистки стоков, хотя в домах у всех троих Мародеров канализация все-таки имелась. В природе просто не существовало другой такой отвратительной мерзости, как та, которую их заставили отчищать в недрах подземелий. Наверное, поэтому от слизеринцев так воняло.

Мародеры не стали отвлекаться на своих юных почитателей, сидящих в гостиной в ожидании их возвращения, а отправились прямиком в душ, смывать с себя въевшуюся пакость. Им надо было обдумать нынешнюю ситуацию и все хорошенько спланировать.

Завтрашний день Сириусу предстояло провести в компании неотполированных дверных ручек — спасибо мерзавцу Нюниусу. Питер не мог точно сказать, кто запустил слух о беременности Эванс — он только слышал голоса, сидя в туалетной кабинке, — но вполне возможно, что это был Снейп. Очень похоже на этого подлого слизеринца.

Тема Снейпа оказалась неисчерпаемой. Они успели помыться и в одних полотенцах пришли в дортуар, продолжая обсуждать своего главного недруга. Грязную одежду оставили на полу — пусть эльфы ею занимаются.

— Они небось до дыр наши мантии протрут, — засмеялся Питер.

— Да нет, просто зальют все универсальным пакостеснимателем миссис Шваберс, — Сириус махнул рукой. — Ядреная штука. Слизь со Снейпа — и ту уберет.

— Ну, если еще добавить парочку Экскуро… — заметил Джеймс. — Миссис Шваберс все-таки не всемогуща. Одно дело — обычная пакость, и совсем другое — Снейп.

— Где вы были? — спросил Ремус. Никто понятия не имел, куда они пропали, попав в лапы Филча.

— Эх, Лунатик, если бы ты только знал, — сказал Джеймс.

Питер картинно передернулся и ответил:

— Ужасно глубоко в подземельях… откуда выполз Нюниус.

— Не волнуйся, Лунатик, — со смешком добавил Сириус. — Что-что, а эти ходы мы на карту наносить не будем. Лучше бы их вообще завалить, чтобы там еще чего не завелось.

— Это ты, Сохатый, за обедом словно ума лишился — при чем тут Снейп?

Джеймс пожал плечами.

— Может, и ни при чем. А может, как раз-таки при чем.

Питер был очень рад, что друзья обсуждали Снейпа и думать забыли о том, кто именно рассказал им ту самую сплетню.

— Он же такой зловредный гад, Лунатик. Вечно строит козни. Так что это наверняка он — ну или кто-то еще из их пожирательской компашки.

— Ага, это определенно пожирательские штучки, — кивнул Сириус.

— Бродяга, ты что, всерьез хочешь меня уверить, что Пожиратели смерти запустили слух о беременности Эванс?

— А что, очень даже может быть, — Джеймса начинала привлекать эта идея. — Кому еще выгодна клевета на Эванс, маглорожденную студентку?

— А Снейп точно Пожиратель, — убежденно сказал Питер.

— Стойте, — прервал их Ремус. — Вы только послушайте себя. Мы же знаем, что Снейп дружит с Эванс. Это факт, пусть он вам и не нравится. С какой стати Снейпу участвовать в пожирательском заговоре, да еще таком дурацком?

— Какой же ты наивный, Лунатик, — вздохнул Сириус. — Он притворяется ее другом, чтобы никто не догадался. Эванс ведь такая добренькая — другая бы давно Сохатого кастрировала за его штучки.

— Эй, Бродяга! Яйца — это святое; мне еще делать маленьких Поттеров.

— Они тебе без надобности, — заявил Сириус. — Пока не перестанешь растекаться лужицей при виде девчонки. На месте Эванс я бы послал тебя в жопу и отчекрыжил их нафиг. Вот тогда бы до тебя наконец дошло.

— Я нравлюсь Эванс. Очень нравлюсь, — с абсолютной убежденностью сказал Джеймс. — Просто ей немного неловко — из-за зеленой кожи и этих штук на лице.

— Неловко? — выплюнул Питер. — Еще бы, когда она такая уродина.

— А ну возьми свои слова обратно!

— Хватит! — взорвался Ремус.

— Что — хватит? — заорал в ответ Сириус.

— Вы ведете себя как ослы — тупые самовлюбленные ослы. Пусть это и против кодекса Мародеров, вам надо извиниться.

— Какие же мы тогда Мародеры, если станем нарушать собственный кодекс? — ухмыльнулся Питер. — А ты уже и лапки кверху, а, Лунатик?

— Эй! — перебил их Сириус. — Что за бред — ссориться из-за каких-то девчонок. Даже если у Лунатика и Сохатого совсем размягчились мозги.

Джеймс решил подождать с выводами — кажется, он понял, на кого намекал Ремус.

— Эванс. Как ты думаешь, каково ей было услышать, что Сохатый ославил ее на всю школу?

— Не я это все придумал, — уточнил Джеймс. Разве он стал бы рассказывать такое про Эванс? Да никогда!

— И ее там вообще не было, — самодовольно добавил Сириус.

— А вы думаете, ей ничего не расскажут? Например, ее подруги, которые на вас напали?

— Вот паршивые стукачки, — высказался Питер в адрес гриффиндорок.

— Кстати, после обеда мы с Эванс ходили на гербологию.

— И ты ей все объяснил? — с надеждой спросил Джеймс.

— Нет, она была со Снейпом. И знаете что? По-моему, отношения между ними гораздо ближе, чем вы думаете.

— Фу-у…

— Не в этом смысле, — поправился Ремус. — Они близкие друзья — вот как мы с вами. Мне кажется, она всеми своими секретами с ним делится.

— Да ну нафиг, — сказал Сириус. — Выслушивать всю эту болтовню. А подружки ей тогда на что?

— Вот именно, — кивнул Питер.

Джеймс озадаченно покачал головой.

— Нет. Эванс слишком умна, чтобы дружить с Нюнчиком. И она же девчонка, наверняка ей хочется, чтобы ее приятель тоже ей все рассказывал. А что может рассказать Снейп? Про Пожирателей да про Темные искусства?

— Другое дело — Паркин и Макдональд, хотя от них тоже толку мало, — неприязненно заметил Питер. Глупые сучки никогда не обращали на него внимания.

Ремус тяжело вздохнул и потер лоб.

— Попробуйте взглянуть на это с другой стороны, — начал объяснять он. — Представьте себе, что мы говорим не про Эванс и Снейпа, а про совсем незнакомых людей. Которые живут рядом и познакомились еще до Хогвартса.

— Он и тогда был чучелом, на всю голову двинутым. С тех пор у него только нос вырос да сальности прибавилось, — сказал Сириус. Он не понимал, зачем Ремус вообще пытается делать вид, что Снейп — это не Снейп, а нормальный человек.

— Точно, Темные искусства, — Джеймс ткнул в Ремуса пальцем. — И даже в детстве Эванс была слишком хорошенькой, чтобы с ним водиться.

Ремус воздел руки вверх.

— Внешность тут не главное!

— Ну-ну, Лунатик, — протянул Питер. — Нет, тебе-то деваться некуда, приходится убеждать в этом девчонок, раз уж ты уродился таким невзрачным — не то что мы. Но Снейп может быть чутким и душевным — прямо из кожи вон лезть, — а девчонки все равно будут кривиться, как на него взглянут.

— На его волосы.

— И зубы.

— И сальную кожу.

— И нос.

— И глаза.

— И руки.

— И на всю эту слизь.

— И как запах его унюхают.

— Да на него вообще лучше не смотреть.

— Все. Сдаюсь, — наконец сказал Ремус.