Человек с Драконьего Камня (гет)

Когда Джейме попался Старкам, у Кейтилин была мысль обменять его на своих дочерей, которых она считала заложницами в Королевской Гавани, но способ это сделать у нее выходил какой-то странный: разругаться с родичами, отпустить Джейме под честное слово вместе с полузнакомой ей женщиной… Эйгон мыслил неординарно и ярко: он тоже сменял Джейме, но на согласие церкви на двойной брак его наследника — конечно же, с Сансой и Арьей, кто же еще есть во всем Вестеросе такой сладенький и драгоценненький, чтобы на них менять наследника из великого дома. Поэтому, когда Тайвин повернул к Харренхоллу, а Вхагар и Мераксес перенесли Арью и Сансу к Джону словно длинным прыжком, весьма довольный Эйгон уже поздравлял Джона с успешными переговорами.

— У нас с тобой неплохие головы, Джон, — весело сказал Эйгон, которому никогда не жаль было поделиться своими успехами с Джоном, особенно под влюбленными взглядами невест. — В нас есть артистичность мышления.

— Что вы опять придумали? — прямо спросила Санса, веселый Эйгон не всегда был к добру.

— Как говорили дикие народы Эссоса — помните, это те, у которых был калым — «кто нам мешает, тот нам и поможет». Тайвин больше не хочет воевать, он хочет ехать хлопотать перед Верховным септоном за вашу свадьбу.

Сообщение Эйгона произвело эффект взорвавшейся септы Бейлора: в новости о том, что Джон поговорил с Тайвином о своем двойном браке с Сансой и Арьей, а Тайвин вызвался за них похлопотать, было прекрасно всё.

— Он, конечно, не знает, за кого он хлопочет, — уточнил Эйгон. — Джон даже не назвал ему свое имя, хотя Тайвин, подумав, найдет наиболее вероятным, что явившийся ему принц Таргариен — сын Рейгара и Лианны. А вот дальше Тайвин будет долго раздумывать, откуда взялись драконы и где сын Рейгара набрался таких идей, из-за которых Тайвину теперь уговаривать Верховного септона. Я так думаю, в Эссосе или даже в Асшае набрался, — и Эйгон напел мотив легкомысленной песенки о кхале, который имел трех жен, репертуар у Эйгона был широкий.

В легкомысленной песне был и таргариенский куплет, сразу после куплета про трех тещ: «если б я был король, я бы жил с сестрой» — как и все фривольное и недостойное, молва приписывала его Эйгону Недостойному, но из того, что Недостойного в Валгалле не было, а Эйгон Завоеватель куплет знал, можно было сделать другие выводы. Этим куплетом Эйгон пока не делился даже с Джоном с глазу на глаз, а тем более не стал шокировать им уже и так шокированных девушек, им и напетого Эйгоном мотива хватило. А вот Джон воспользовался моментом правильно, в нем видна была не только артистичность мышления, но и Эйгонова школа.

— Это же все только ради вас, — сказал Джон, шагнув к Арье и Сансе и взяв их за руки. — Все полеты, все сражения, пламя и кровь. Конечно, в первую очередь я добился от Тайвина того, что мне важнее всего в жизни.

Эйгон отнюдь не терял надежды довести своих наследников до Риверрана и завершить победы на поле боя дипломатическими успехами, а потому направил их в усадьбу Смоллвудов с забавным названием Желуди.

— Там крепость по-прежнему деревянная, по-моему, — сообщил Эйгон. — Кто-то из совсем молодых рассказывал. А обитатели деревянных крепостей очень, очень гостеприимны к драконьим всадникам.

Усмешка у Эйгона была при этом нехорошая, потому что ему нужно было отвести душу, после того как наследники снова сражались и жгли, а он не мог как следует поучаствовать.

— Я немного задержусь в дороге, — предупредил Эйгон. — Загляну на холм Высокое Сердце: говорят, там бродят какие-то древние призраки. Ну вот они у меня еще и забегают.

Наследников Эйгона, конечно, его слова о драконах и деревянных крепостях побудили к ровно обратным действиям: Санса легко припомнила, что Смоллвуды — вассалы Талли, и драконы опустились в паре сотен ярдов от Желудей, чтобы ничего ненароком не подпалить. Поэтому добрая хозяйка Желудей леди Равелла сначала увидела у своих ворот троих промокших и замерзших детей и только потом заметила и доспехи под мокрыми тяжелыми плащами, и достигаемую годами аристократической муштры выправку. Иззябшие дети с синими от холода губами стояли прямо, развернув плечи и сдерживая дрожь, и говорили спокойно и с достоинством, словно не искали ночлега в ненастную осеннюю ночь, а просто проходили мимо. Младшая девочка была явно моложе маленькой Кариллен, которую леди Равелла отправила в Старомест, подальше от войны; старшая вряд ли была намного старше Кариллен, но леди Равелла видела, что на дорогах войны они обе не случайные люди.

— У меня вряд ли достанет в доме еды для всех ваших людей, — предупредила леди Равелла, она думала, что посетившие ее дети лордов скорее всего идут со своим отрядом, который пока не видно в темноте.

— С нами нет людей, — ответил Джон. — Только наши драконы, — и в подтверждение его слов над Желудями пронеслись три огромные тени.

— Они найдут себе что-нибудь в лесу, — успокоила хозяйку Санса. — Если они окажутся слишком близко от замка, позовите нас, мы их отошлем.

— А еще мы умеем их звать, — предупредила мокрая и сердитая Арья. — Они нас слышат намного лучше и прилетают намного быстрее, чем можно подумать.

Хозяйка ушла распорядиться, чтобы для вымокших под осенним дождем гостей согрели воду и приготовили сухое платье, но вернувшись с удивлением обнаружила, что сухая одежда у ее гостей есть, в немного влажных и теплых кожаных сумках — Эйгон был опытным драконьим наездником и научил своих наследников класть перемену одежды под седло, Арья еще удивлялась, когда этого не знала, почему седло такое большое.

Арья и Санса ушли вслед за служанками леди Равеллы, а Джон остался у камина, по-прежнему в доспехах и с Черным Пламенем на поясе.

— В доме сейчас мало мужчин — почти все, кто мог носить оружие, ушли с моим мужем к Риверрану, — сказала леди Ровенна своему настороженному гостю. — Но один или двое, кто сможет помочь вам с водой, конечно, найдутся.

— Я посижу у камина, — коротко ответил Джон, он был теперь больше похож на разбойничьего атамана или беглого каторжника, чем на лорда. Лорд прибыл бы в замок с немалым отрядом, так что скорее хозяйке небольших Желудей нужно было бы его бояться. А одиноких и осторожных драконьих всадников в Вестеросе не видели давно: все те, кого учили жить в одиночку в лесу и уметь продержаться против нескольких человек, пока не прилетит твой дракон, погибли в Танце Драконов. Такими были Деймон Порочный Принц, Эймонд Одноглазый и даже Рейнис Почти Королева, и теперь словно пришедший из другого времени принц Джон Таргариен казался остальным странным и мрачным — не рыцарем, а воплощением войны.

Леди Ровенна принесла Джону свежего хлеба и теплого вина, но он так и сидел у камина, пока не спустились Арья и Санса: Санса в мягком теплом платье, а Арья в сухой дорожной одежде и по-прежнему в кольчуге. Только когда они обе сели за стол и преломили хлеб, Джон ушел от камина и вернулся уже в сухой одежде, сев между Сансой и Арьей и с минуты на минуту ожидая Эйгона, который, конечно, не преминет взглянуть на наследников, которые растут такими похожими на него и его сестер.

Но вместо Эйгона ночная дорога принесла в замок небольшой отряд из Братства без Знамен, члены которого плохо знали историю и только потому не обмерли от удивления, увидев за столом в хозяйском чертоге юношу с драконом Таргариенов на груди, юную красавицу в платье по его левую руку и девочку в кольчуге по правую. Впрочем, один из пришедших все же от удивления обмер, остановившись в дверях.

— Здравствуй, Харвин, — приветливо сказала Санса. — Мы рады, что ты жив.

Харвин долго не мог поверить, что его господа оказались одни так далеко от больших дорог, пока над замком не раздался рев дракона.

— Дракон пролетает над чертогом и слышит, что здесь слишком шумно, — пояснил Джон, который понабрался от Эйгона и его своеобразного юмора, и таргариенского высокомерия. — Дракон от этого нервничает.

— Ступайте в кухню, — велела Арья разномастным солдатам. — Харвин, останься.

Оставшийся Харвин рассказал о том, как был разбит посланный Эддардом навстречу Горе Клигейну отряд и как вслед за Горой в Речные Земли вступила армия Тайвина.

— Это была ловушка, миледи, — сказал Харвин. — Лорд Тайвин послал своего Гору через Красный Зубец с огнем и мечом, чтобы заманить туда вашего лорда-отца.

— Это дорого обошлось Ланнистерам, — твердо сказала Санса, и Харвин решился спросить о том, о чем он слышал, но не мог поверить, потому что не может же быть...

— Флот Станниса Баратеона высадил десант и взял Красный Замок, пройдя по подземельям, — коротко рассказала Санса о произошедшем в Королевской Гавани, не упоминая фамильных призраков и роли Эйгона Завоевателя — что сам Эйгон одобрил, он как раз подошел вовремя, послушать очевидца того, как началась война — а Харвин смотрел на Сансу и не верил, ему казалось, что это говорит другой человек.

— Мы судили тех, кто предал и оклеветал нашего отца, — добавила Арья. — Приговорили их к смерти и казнили. Из тех, с кем вы простились в Королевской Гавани, не выжил никто, кроме нас.

Джон только развел руками на вопросительный взгляд Харвина — мол, меня там не было, ты же знаешь — и, если бы Харвин мог видеть стоящего рядом Эйгона, он бы удивился тому, как сейчас похожа усмешка Джона на усмешку его прославленного предка.

— Я была рядом с твоим отцом, Харвин, когда он умирал, — неожиданно мягко сказала Арья. — Он умер на конюшне, как всегда и думал умереть — только его убили солдаты Ланнистеров, когда ворвались в Башню Десницы. Извини, но того, кто его убил, мы не нашли.

— Я не думаю, миледи, что этот солдат так уж ненавидел моего старика, — рассудительно сказал Харвин. — Он был просто оружием тех, кто отдал приказ — и вот их-то вы разделали. Но не все солдаты только выполняют приказы — те, с кем мы воюем теперь, творят зло без приказа, и простых людей некому от них защитить. Хуже всех солдаты Горы Клигейна...

— Он мертв, — сказала Арья и вспомнила запах крови и горелого мяса, который она вдыхала ноздрями дракона. — Я сама сожгла его сегодня в Харренхолле, и многие его солдаты сгорели вместе с ним.

— Они сгорели в пламени дракона, на котором летает Арья, — поправил Джон, он хорошо помнил слова Эйгона, что варгов больше, чем Таргариенов, и сам старался не допускать этих почти неизбежных оговорок — в бою в теле Балериона жил Джон, и рассказ от первого лица был слишком естественен и правдоподобен.

Харвин и действительно услышал в словах Арьи нечто необычное: те Таргариены, что жили после Эйгона Драконьей Погибели, на свое счастье не попавшего с таким прозвищем в Валгаллу, иногда называли себя драконами, но это было блефом — только драконьи всадники, жившие в теле своего дракона, могли сказать, что дракон тоже живет в них. В этом, как рассказывал дедушка Эйнар, было мало радости: контроль над кровожадным животным, которое прописалось в твоей голове, требовал дисциплины и самообладания. «Таргариену нельзя выходить из себя, Таргариен может и не вернуться обратно», — наставительно замечал ехидный Эйнар, которого минула чаша варга, и потому он-то себя не сдерживал, а вот наследникам завещал переносить его несдержанность с отрешенным спокойствием.

Сам Харвин всегда был не прочь расквасить кому-нибудь на праздник сопатку, а разбойника или конокрада мог без зазрения совести зарубить, но этим он ничем не отличался от крестьян, разве что с мечом и копьем Харвин управлялся куда ловчей. Северные крестьяне встречали набеги Одичалых вилами и топорами, а попавшего к ним в руки конокрада чаще всего забивали мотыгами. Харвин не любил добивать врагов и всегда немного содрогался внутри, когда приходилось это делать не в пылу боя; перед боем ему порой бывало страшно, так что крестьяне, которым бежать было некуда, а при набеге Одичалых оставалось только драться, были, выходит, посуровее и позлее него.

Но иногда Одичалых было слишком много, или разбойничьи шайки в лесах набирали слишком большую силу, и тогда на помощь крестьянам и простым гарнизонным солдатам вроде Харвина выезжали профессиональные убийцы. Раскалывая лед и разбрасывая комья снега копытами своих лошадей, скакали латники и присяжные рыцари, с юных лет живущие убийством, и возглавляли их суровые лорды, которых латники побаивались и сами. Навстречу Одичалым чаще всего выезжали отец и сын Амберы — про отца рассказывали, что в одной свалке, когда его лагерь застали врасплох, он откусил главарю Одичалых половину лица. Разбойниками обычно занимался лорд Русе Болтон, больше похожий на мертвеца своей бледностью и тихим неживым голосом — он рубился в молчании, не меняя выражения лица, словно выполняя монотонную скучную работу. Русе Болтон делал свою работу хорошо и неутомимо, нагоняя на врага животный ужас неумолимостью своего приближения. Но быстрее всех прибывал на помощь Эддард Старк, Тихий Волк, чье ледяное спокойствие более подобало посланцу самой смерти. Лорд Эддард ничего не боялся и ничто не могло его удивить: он раздавал короткие приказы, которые любой тут же кидался выполнять, он не знал усталости или сомнений — и жалости к врагу тоже не знал, добивая и казня с уверенностью в своей правоте и власти.

Так что Харвин давно понял, что в каждом лорде рядом с человеком живет зверь, и отличал лордов по тому, как человек в них управляет своим зверем. Зверь Горы Клигейна был бесхозным и не чувствовал над собой никакой власти; зверь Русе Болтона был в руках недоброго человека; а звери Эддарда и Амберов имели хороших хозяев, справедливых и отзывчивых на чужое горе, и потому были полезными зверями, надеждой и защитой для многих людей. В детях лорда Эддарда, сидевших перед ним, Харвин тоже разглядел теперь таких зверей, сильных и опасных, но люди, управлявшие ими, были сильней — и Харвин, давно зная всех троих, был уверен в том, что люди это хорошие. Удивлялся он только тому, что дети лордов так рано входят в силу.

Все эти долгие мысли Харвин сложил в своей голове уже позднее, устраиваясь на ночь, а его разговор с повзрослевшими господами прервался довольно неожиданно: прибившийся к отряду добрый малый, неизвестно зачем завербовавшийся в Дозор, но до Стены так и не дошедший, заглянул в главный зал позвать Харвина, чтобы помог ему ковать лошадей, и так и встал на пороге с открытым ртом.

— Черт тебя возьми, вот кому-то я в Валгалле намылю его бычью шею, — пообещал Эйгон. — Мало мне того, что по Драконьему Камню нельзя спокойно пройти из-за таргариенских бастардов, теперь уже и в Речных Землях не посидишь тихо-мирно у стены.

— Стой ты! Куда бежишь как сумасшедший? — донеслось до Джона уже от дверей. — Раньше было надо думать и стыдиться, до того, как затеял таскаться с такой компанией — ты, незаконный отпрыск великой Валирии!

Ставить кузницу внутри деревянной крепости было довольно плохой идеей, но еще больше Джону не нравилось то, что кузница была недалеко от комнаты, в которой он пытался уснуть. Для вразумления потомка из Валгаллы явился Орис Баратеон, незаконнорожденный брат Эйгона Завоевателя, и воспитуемый Джендри пытался спастись от его филиппик, прибегнув к любимой работе. Кузнечный мех ревел, молот грохотал по наковальне, но Орис все равно орал на потомка громче. Никто, кроме Таргариенов по крови, таргариенских призраков без их на то желания слышать не мог — а вот Джон, к своему сожалению, не мог их не слышать.

— Я сроду не видал такого дурня! — кричал Орис. — Племянник короля лупит по наковальне молотом, а жизни и знать не хочет! Немедленно садись на коня и отправляйся обратно в Королевскую Гавань!

— Ты сказал, что кузницу моего хозяина сожжешь, если я за молот возьмусь, — отвечал Джендри, переставая ковать. — Он всегда ко мне добр был, я на него беду наводить не буду.

— Эйгон, я не могу! — пожаловался Орис. — У него «хозяин», словно он лошадь или собака. Какая жалость, что я мертвый, живой я бы его просто избил.

— Брось его, — громко сказал Эйгон. — Роберт только и знает, что трепаться за столом о своих бабах. Найдем остальных его сынов, выберем того, который поумней. Эдрик, кстати, неплохой паренек. Не пропадет твое наследство.

— Ты подумай, тупой ты баран! — снова взялся за своего непутевого потомка Орис. — Ну что это за жизнь, махать кузнечным молотом и девок по земле валять? У тебя впереди славные бои, будешь сидеть с королем за одним столом, будешь мятежным лордам руки-ноги в бою обрубать. На тех девок, с которых ты теперь глаз не сводишь, ты тогда и смотреть не захочешь, для тебя и юные леди штанишки сбросят. Ты подумай только!

— Не нужны мне никакие ваши леди, — отрезал Джендри и снова взялся за молот.

— Идиот! — взревел Орис, и в этот момент Джон, отчаявшись уснуть под такой аккомпанемент, вышел во двор, надев кирасу на фуфайку и захватив меч.

— Тебя никто не спрашивал, что тебе нужно, — строго сказал Эйгон молодому кузнецу. — Тебе предлагали подумать. Припомни, когда ты это делал в последний раз, — и попытайся сейчас сделать то же самое.

— Многоуважаемые предки, — с официальной вежливостью обратился Джон, не желая раздражать и без того сердитых братьев, — я, в отличие от всех остальных, вас слышу, поэтому покорнейше прошу не кричать под окнами моей спальни.

— Видишь, Орис, наследника престола из постели подняли, — весело сказал Эйгон, Джона он любил и с его появлением подобрел, а вид Черного Пламени на фоне кальсон Эйгона отдельно позабавил. — Обычно он у меня по форме одет.

— Джон, слушай, удружи, — попросил Орис. — Поверни меч плашмя, дай этой орясине разок, и тащите его на Драконий Камень тюком — авось вы там из него человека сделаете.

Джон глянул на синеглазого и мускулистого кузнеца, стоящего перед горном в кожаном фартуке на голое тело, и подумал, что юный Роберт Баратеон недаром был любимцем женщин. Бить молодого упрямца Джон, конечно, не стал, но и держать при себе такого родственника, с тяжелой ловеласной наследственностью, Джону было ни к чему.

— А зачем мне на Драконьем Камне кузнец? — отказался Джон. — Нет, нам кузнец не нужен.