Нереальная реальность: Тайна треугольника (джен)

Разворошённый костерок задымил и набросился на сухие щепки. Пиратов разбросало на песке известной силой. Пролившийся ночью дождь теперь блуждал по острову плотными облаками тумана. В предрассветной сырости было сонно и неуютно, то и дело казалось, что темнеющий за спиной силуэт «Санта-Анны» вот-вот двинется с места. В джунглях просыпались птицы, разгоняя утреннюю тоску звонкими трелями. Постепенно зашевелился и лагерь, засопел и зазвенел бутылками. Отсыревший хворост горел неохотно, больше дымил, точно как старый Барто.

Глубоко за полночь сон всё же взял своё, я провалилась в грёзы, как в полынью: потонула во внезапных и малоприятных сновидениях. Ночь тянулась мучительно долго. На чашечку кофе по утру надеяться не приходилось, а я упрямо таращилась в темноту, вздрагивала от каждого шороха. В душе копошилась смесь неуместного мандража и волнительной радости, самоуверенно поспешной. Чем больше шло времени, тем правильнее, на мой сонный взгляд, становились слова, что я намеревалась сказать Джеймсу. Но близился рассвет, от Феникса не было ни слуху ни духу. Линии, что я выводила на песке, стали отрывистее и резче. Когда взошло солнце, прячась за облачной дымкой, и пираты большей частью приняли вертикальное положение, беспокойство достигло уровня нервной дрожи. Только я хотела намекнуть Барто об отсутствии капитана, фигура Уитлокка появилась со стороны леса. Я взволнованно потирала ладони, терпеливо дожидаясь, пока Джеймс подойдёт на достаточное расстояние, чтобы броситься к нему навстречу, не вызвав излишнего внимания. К счастью, никому не было до нас дела: пираты разминали сонный разум за разглядыванием карты, и, похоже, вкус победы уже чувствовался на языке.

Я сдержанной трусцой стартанула от костра, позабыв про сапоги и стеснение. Уитлокк приветственно махнул рукой — Барто за моей спиной. Я взмолилась, чтобы старпом не вмешивался, и тот отделался лаконичным: «Капитан, давай скорее!». Тем временем взгляд скользнул по рукам Джеймса, шаг сбился: на костяшках пальцев краснели свежие ссадины. Феникс выглядел уставшим и каким-то холодным. Сердце затрепетало, взволнованный порыв мысленного ветра выдул из головы тщательно отрепетированные фразы. К губам просилась слегка неуместная и отчасти нервная улыбка.

Приблизившись, Уитлокк заложил руки за спину. Его взгляд напугал своей отстранённостью. Я сделала глубокий вдох; мелькнула улыбка, я закусила губу и выдохнула:

— Джеймс, я…

— Прости меня, Диана. — Голос прозвучал спокойно, отчасти отрешённо. Я непонимающе моргнула и сцепила ладони. — Вчера я позволил себе слишком много.

— Но… — решительно сорвалось с губ.

— Я поставил тебя в неловкое положение. Последние дни были слишком напряжёнными. Мне не следовало говорить об этом. И… то, что произошло… это была случайность. Я понимаю, это лишь порыв, не более. Впредь я никогда не заговорю о подобном, даю слово. Это было ошибкой.

Джеймс говорил ровно, уверенно, но каждое его слово вонзалось в меня, точно кинжал. Бессонная ночь была пропитана намерением всё исправить, объясниться, признаться, в конце концов, дать нам шанс. Но теперь, глядя сквозь подступившие слезы в непроницаемое лицо Уитлокка, помимо раздирающей когтями нутро боли, я чувствовала, что моё решение так и останется только моим. Рука до хруста сжала похолодевшие пальцы.

— Да… потому что я не то, что ты искал.

Джеймс впервые взглянул на меня. На мгновение в голубых подсвеченных далёким солнцем глазах мелькнуло удивление — или мне просто этого хотелось. Я сглотнула ком и заставила губы разойтись в дрожащей улыбке. Уитлокк благодарно кивнул и, замешкавшись на секунду, направился к остальным. Я тут же прижала ладони ко рту, не давая рыданиям пробиться наружу. Слёзы — тихие и предательски честные — катились по щекам вне контроля. Воздуха не хватало, я давилась плачем, как в спину прилетело требовательное: «Эй, мисси!». Я вздрогнула, принялась скоро размазывать слёзы и пытаться задавить истерику глубокими вдохами влажного воздуха. Поравнявшись со мной, Джек помедлил, дёрнул губой и лишь потом яростно зашипел:

— Надо поговорить насчёт вчерашнего, дорогая!

— Что?.. — недоуменно пролепетала я.

— А! Думала, я ничего не вспомню, да? — Карие глаза ликующе блеснули. — А вот и нет! Ну, и что значили твои слова? — Сердце пропустило несколько ударов. Бросило в жар, затем спина похолодела. Видя оторопь на моём лице, кэп закатил глаза. — Про Дейви Джонса! Думала, не вспомню? Что ты говорила?

— Ничего, — выдохнула я. — Просто к слову пришлось, как фразеологизм.

Пират фыркнул.

— Поверь, дорогуша, гораздо страшнее. — Я дёрнула бровью. Джек недоверчиво чесанул ус. — И только? — Я кивнула.

Удовлетворившись молчанием, капитан Воробей на всякий случай недоумённо качнул головой и поспешил вернуться к остальным авантюристам. Я поплелась следом — не из интереса, а просто по инерции, так же, как и прожила большую часть дня. Кивала, когда требовалось, шла, когда шагали другие, стояла, когда останавливался отряд, пила, когда предлагали воду, молчала, когда пираты обсуждали маршрут. Меня вытолкнуло за рамки происходящего. Разум заперся в клетке с поздними сожалениями и бесправными обидами, душа погрязла в стойкой отрешённости. Вместе с тем я не чувствовала ни жары, ни усталости — только возрастающий страх. Думать не хотелось, но приходилось, несмотря на желание быть раздавленной катком, чтобы сравнять боль телесную с душевной. Берег моря оказался слишком далеко, когда подобно выстрелу грохнуло осознание — это страх одиночества. Я закусила губу, и вместо слёз проступили капли крови, не опасные своей предательской искренностью.

— Эй, мисс, пожуёшь? — Бойль заботливо толкнул в плечо и протянул кусок набившей оскомину рыбы. Отряд сделал первый привал на перекус где-то глубоко в джунглях. Я отрицательно покачала головой. Матрос пожал плечами и бесцеремонно уселся рядом на камень. — Чего это с тобой?

Отстранённый взгляд сполз с корней дерева и переместился на переплётные пальцы.

— Ром.

— Вроде ж не пила столько, — хмыкнул Бойль.

— С непривычки.

Пират с удовольствием жевал паёк, аж за ушами потрескивало. Выплюнув кости, он поддел меня локтем, требуя взглянуть на него.

— Что, — загорелое лицо озарилось подобием сочувственного понимания, — с капитаном повздорили? — Я медленно опустила глаза, носком сапога поскрёбывая ветку. — Да ладно, наладится всё, не переживай. Сейчас отыщем камень, и этот, Воробей, под ногами мешаться перестанет, и всё у вас станет как прежде. Поверь мне, — весомо добавил моряк.

Я провела ладонями по глазам и с недоверием взглянула на Бойля.

— Ещё один знаток отношений, — скептично протянула я. — Обычно сокровища всё усложняют.

Матрос хлопнул по колену.

— Да что там сложного-то? Забрать и готово! Другое дело золото на галеоне… Его ж абы на чём не вывезешь…

— Золото проще поделить.

— А камень легче вывезти! — настаивал на своём Бойль. Я закатила глаза и мысли оставила при себе. Но пират никак не мог найти иное развлечение, поэтому продолжил меня пытать: — Интересно, дорогой он? — Лицо разбойника расплылось в мечтательной улыбке. — А что бы ты с ним сделала?

Даже тяжёлый вздох с моей стороны не умерил в собеседнике пыла, а тонкие намёки никогда не были его сильным качеством.

— Отдала бы капитану. — Бойль выдвинул нижнюю челюсть, требуя уточнить. — Уитлокку.

Пират многозначительно хохотнул и отвлёкся на застрявшую в зубах кость, а я в попытке избавиться от его назойливого сопереживания сбежала к провианту, якобы желая утолить голод. И всё же подобная беседа помогла понять важную вещь: моё безрадостное выражение лица привлекает излишнее внимание, которого так хотелось избежать. Пришлось нацепить маску участия и псевдозаинтересованным взглядом следить за действиями команды, при этом не замечая их.

Долго абстрагироваться, с наслаждением мазохиста предаваясь душевным терзаниям, не пришлось. Очередной привал оказался не привалом — мы достигли того самого места. Я бы этого, наверное, и не заметила, если бы из транса меня не вырвала перепалка и бьющие по ушам крики. Гектор Барбосса, что всё это время вёл отряд с такой уверенностью, будто лично составил карту, остановился у небольшого озера. А вскоре спор между ним и Джеком о топографических способностях перерос в яростную словесную схватку, которая затем подобно водовороту затянула Барто и Уитлокка. Остальные с каким-то философским терпением наблюдали за пиратскими предводителями и вмешиваться абсолютно не желали. Вербальная баталия, несмотря на накал эмоций, сводилась к одному: в указанном месте озера не должно быть или в озере не может быть искомого места.

— Нужен просто другой взгляд! Более сведущий! — рявкнул Воробей, выдирая карту из когтистых рук Барбоссы. Тот хоть и знал о недурных способностях Джека по части загадок, отнёсся скептически и, решив поддеть извечного соперника, тыкнул в меня пальцем, даже не обернувшись:

— Ну так у неё спроси!

Я пропустила язвительные нотки мимо ушей и плавно приблизилась к бушующим пиратам. Джек вертел карту во всех плоскостях, но, очевидно, и сам прекрасно понимал, что толку от этого не будет. Барто разочарованно почёсывал затылок.

— Может, — пожал он плечами, — эта карта нарочно неправильная?

Барбосса закатил глаза. Уитлокк покачал головой, оспаривая:

— Нет, на наших всё так же было.

— Здесь птица, — хмыкнул Воробей.

— И как прикажешь тогда это толковать? — игнорируя Джека, обратился Гектор к Фениксу. — В дневнике не было подсказок? Ты всё верно перевёл?

— Уж не сомневайся, — обиженно фыркнул Барто.

—Здесь птица! — прикрикнул Воробей. Пираты обернулись к нему с некоторой долей раздражения. Указательный палец с изумрудным перстнем очертил пятно, и всем стало ясно, что на карте, ниже и левее центра острова, проглядывал силуэты птицы с распростёртыми крыльями, и крючковатый клюв указывал на помеченное крестиком место. После того, как каждый поочерёдно покрутил головой в поисках знакового орла, кэп растерянно протянул: — Ну… и что это значит?

Барбосса направился к упавшему дереву и саркастично бросил через плечо:

— Ты же тут «более сведущий»…

— Я думаю! — весомо заявил Воробей и вновь уткнулся в карту.

Постепенно мой взгляд, скользящий вслед за пиратским пальцем, становился всё осмысленнее. Новая загадка увлекла, отодвинув страдания на задний план.

— Путь к нужному месту от дельты, — заметила я, — он шёл вдоль реки. — На меня глянули со скептическим любопытством. — Но река высохла, после неё осталось озеро и… — Я умолкла под сердитым взглядом Барбоссы.

Барто возмущённо хмыкнул и пробурчал:

— Дожили… копать под водой…

Уитлокк с сомнением направился ближе к озеру, Джек упорно молчал. Карие глаза, снующие по карте быстрым придирчивым взглядом, то и дело поблёскивали от пролетавших в голове кэпа озарений, но изредка подёргивающиеся усы и сосредоточенное сопение говорили, что их гения недостаточно. У меня же в мыслях застряли слова Барто, как навязчивая реклама: «Копать под водой». Едва слышно я повторяла и повторяла эту фразу, словно надеясь подобным заклинанием вызвать демона с решением загадки.

— Не копать… — задумчиво и неосознанно ответил Джек на мою мантру.

В мозгу, как по канонам, раздалось звонкое «Дзынь!».

— Ну конечно! — вскрикнула я. Воробей шарахнулся, закрывая ладонью оглушённое ухо, а шоколадный взгляд требовательно буравил мой лоб. — Вега не закапывал камень! В дневнике он писал про пещеру!

Глаза кэпа вспыхнули, одобрительно блеснули золотые зубы. Барто суетливо зашелестел страницами и прочитал: «…в одной из пещер тэйа».

— Весьма туманно, — Джек почёсывал бороду большим и указательным пальцем, — да и пещер поблизости не найти. А озеро… — кэп вытянул шею, вглядываясь в воду, — мелковато.

Я тут же скисла, как и Воробей. Мозаика вот-вот начала собираться, но детали всё равно не клеились. От пристальных взоров, скрупулёзно изучающих каждый миллиметр чертежа, карта вполне могла загореться.

— Зачем понадобилось обозначать два пути? — спросила я у Джека, а так как продолжать не торопилась, ему пришлось поднять на меня глаза. — «Санта-Анна» стала в дельте после того, как капитан Вега спрятал камень. Изначально он шёл в пещеры с юго-востока, с берега, где причалил корабль, — я провела пальцем по начертанному маршруту, — а второй путь отметил уже после, возможно, как более удобный и быстрый.

Джек повёл глазами и слегка качнул головой, легко звякнули украшения в волосах.

— Но зачем ему вообще понадобилось зарисовывать путь? — Его брови сползли к переносице, в сомнениях дёрнулись усы. — Он ведь хотел оставить сокровище здесь, да и в любом случае, знал дорогу.

— Может, не он? — предположила я. — Кто-то, кто хотел получить камень, но боялся, пока безумный капитан был жив, и решил подождать.

Лицо Воробья озарилось коварной улыбкой.

— Этот кто-то проследил за Вега и отметил место, а также путь, которым легче добраться, решил дождаться благоприятного момента и… — Джек фыркнул. — Как тогда карта оказалась в тайнике капитана? — Я открыла рот, но так и не нашла, что ответить. Несколько минут мы снова разглядывали карту, периодически обмениваясь взглядами, пока наконец кэп не вытерпел: — Пройдёмся по первому пути. Эта птица — не просто так.

Я согласно закивала. Всё это время, пока мы играли в сыщиков, оставшиеся не у дел пираты с интересом и долей раздражения наблюдали за нами, чему ни я, ни Джек не придали значения. Правда, капитан Воробей, проходя мимо Барбоссы, победно сверкнул глазами и многозначительно протянул:

— Более сведущий. Смекаешь?

Я улыбнулась про себя и поспешила следом за ним. Клубок распутывался: это не только увлекало, но и избавляло от ненужных мыслей и чувств. Близилась развязка, и теперь каждая секунда длилась втрое больше. Мы двинулись на юго-восток, по возможности сверяя скупые ориентиры. Постепенно густой лес сменился невысоким кустарником, холмистая равнина с сочной травой под ногами перешла в каменистую межгорную впадину. Никто не знал наверняка, как далеко идти и на что обращать внимание, путь прокладывался с большими допущениями, но чутьё Джека и проснувшаяся во мне интуиция единогласно сходились во мнении, что результат не заставит себя ждать. Так и случилось, правда, не столь однозначно, как мы надеялись.

— Горы, — нахмурившись, выдохнул Джек, когда впадина сузилась до размеров ущелья. — Половина пути… значит, впереди выход к морю. Ничего не понимаю, — недовольно забурчал он.

— Похоже, мы что-то упустили, — ляпнула я вполне очевидную догадку, за что получила укоризненный взгляд. — Может, воспользуешься компасом? — Джек вновь адресовал мне красноречивый взор, мол, и не надейся.

Пока капитан погрузился в «чертоги разума», бормоча под нос «священный остров», «народ тэйа», «пещеры и птица», «озеро вместо реки» и ещё много чего, остальные пираты, не разделявшие наших верований и гипотез, наблюдали с нескрываемым скепсисом и словно бы ждали момента, когда мы сдадимся, чтобы позлорадствовать. Разве что Уитлокк с Барто в который раз перечитывали дневник капитана Вега.

— Я не вижу птицы, — Воробей то и дело вертел головой, — почему нет птицы?..

На это недовольство отозвались звонкой тирадой тропические попугаи. Я с сомнением взглянула на тёмный силуэт на карте.

— Может, и не должно быть? — пожала я плечами. — Может, это аллегория, как кит. Да и вообще, судя по клюву — кто это? — орёл, ястреб… Они тут разве обитают?

— Кит повторяет название — Исла-Баллена. И на этой карте его нет, их рисовали разные люди, — равнодушно проговорил кэп.

Я раздражённо закатила глаза.

— Ну ладно, что может значить твоя птица? Орёл. Допустим, орёл. Символ Испании? Может, поэтому Вега его изобразил? Или что-то вроде «мне сверху видно всё, ты та…»

— Верх! — Джек радостно схлопнул карту. В его глазах вновь полыхал огонь. Не тратя времени на излишние объяснения, капитан Воробей сорвался с места практически в обратном направлении, только теперь держался ближе к подножию гор. Хребет огибал восточную сторону и уходил на север острова, именно оттуда некогда стекала река. Прийти к догадке Джека и уж тем более добиться у него объяснения так и не вышло, а единственная логическая цепочка свелась к: орлы — высота — горы — пещеры, но почему следовало идти именно вдоль подножия было неведомо.

Кэп приказал смотреть в оба и искать что-то необычное: никто не прислушался. Мы преодолели несколько сотен ярдов, когда искомое необычное само нашло нас. Среди деревьев показалась чёрная стена скал, Джек заспешил туда, и через пару секунд из-за гигантских листьев фикуса донеслось ликующее: «Ага!». Когда же и мы чуть ли не бегом преодолели последние ярды, перед глазами предстала картина «Торжествующий капитан»: на небольшой поляне, огороженной торчащими из-под земли мшистыми булыжниками, что вплотную примыкала к скалам, издевательски сверкая самодовольной улыбкой нас встречал Джек Воробей, фривольно опираясь локтем на поросшую вьюном каменную статую. Монумент высотой в пару ярдов венчала весьма похожая голова — орлиная голова. Все замерли, ошарашенно хлопая глазами, затем, поначалу несмело, рассредоточились по поляне.

Не скрывая восхищения в голосе, я обратилась к кэпу: «Как ты догадался?», но тот лишь ответил излюбленной коварной улыбкой и многозначительным движением брови. Пират неспешно подошёл к Барбоссе, что придирчиво рассматривал обелиск, и не преминул заметить: «Птица. Говорил же». Гектор был явно не в настроении вести дуэль с Джеком за уязвлённое самолюбие и потому в который раз закатил глаза. На этом моменте закончилось и всякое ликование: следующие три четверти часа мы осматривали, ощупывали, опробовали каждый фут, каждый дюйм местности, пытались двигать камни и копать под ними, скребли скальную породу, стучали по стволам деревьев — но так ничего и не нашли. Силы уменьшались пропорционально нарастающему гневу.

Я нервно вымеряла шагами поляну, сапоги скользили по влажной и жёсткой траве. Карта уверенно и неумолимо требовала идти дальше — только куда и как? Сокровище было так близко, это каждый чувствовал, потому не хотел сдаваться, но неподдающаяся загадка Исла-Баллена могла принудить к капитуляции. Чья-то шутка, мол, у нас-то времени много, чего переживать, вызвала нервный, раздражённый смех. Напрягая извилины, пираты погрузились в раздумья, но мысли кружили вокруг одних и тех же бесполезных догадок. Мне не давала разочарованно успокоиться и опустить руки пресловутая женская интуиция, навязчиво скреблась на задворках души, подбирая остатки хитрости, и словно бы нашёптывала: «Это ещё не конец». Я бормотала это снова и снова. Сапоги оставляли заметные следы на мягкой земле, после меня получилась уже целая тропа.

— Ты в порядке? — тихо прозвучало из-за спины. Я резко и машинально обернулась. Джеймс был совершенно спокойный, усталый; влажные от испарины волосы слегка вились. Проглотив комок, я выдавила:

— Это не конец. — В душу вновь с боем пытались прорваться тёмные чувства, изводившие меня полдня. Я отошла ближе к скале и повторила: — Не конец.

Джеймс заикнулся, пытаясь что-то сказать, но его перебило восклицание Джека Воробья:

— Голова! — Все обернулись к нему. — Это голова не туда смотрит, — уверенно заявил пират, направляясь к статуе.

— Да, черт возьми, — проскрипел Барбосса, — на юго-восток, а на карте — на север. Надо повернуть.

Джеку не требовалось подобных команд, он уже пытался свернуть верхний камень. Уитлокк тут же вызвался помощником, а я заинтригованно замерла на месте. Простоявший десятилетия под властью дикой природы монумент не спешил поддаваться пиратам. Капитаны отчаянно пыхтели, вцепившись пальцами в гранённые углы, им на помощь шагнули Флойд и Кин, как вдруг орёл, словно по собственной воле, обернулся на север. Гулко щёлкнуло что-то массивное. Барто так и не успел закончить свой удивлённый присвист. Я так и не успела налюбоваться на победно сверкающую физиономию Воробья: почва под ногами прогнулась, и до того, как глаза Феникса испуганно расширились, тело камнем рухнуло вниз. Приземление вышло скорым и ужасно твёрдым. Но и это ещё не конец! Подобно жуку на спине, мельтеша лапками, я безвольно покатилась по мокрому камню куда-то под уклон в абсолютной темноте. Кричать и цепляться — всё, что я могла, считая спиной выступы. Крики оглушали, попытки остановиться лишь добавляли синяков. Наконец, получив мощный толчок в рёбра, я вылетела из тоннеля, как из пневмопушки, и с глухим стуком приземлилась в заросли травы. От удара дыхание спёрло, кислород выбило из лёгких, каждый вдох походил на хрипы не до конца повешенного бедолаги. Перед глазами мельтешила паутина тёмных кривых ветвей. От завывающего ветра стыла взбудораженная адреналином кровь. Боль, расходившаяся по всему телу, сковывала сознание, и лишь лазурно-синее небо с дымкой облаков — высоко и недостижимо — успокаивало: до ада ещё далеко.

Пролежав достаточно, чтобы привыкнуть к боли и перестать задыхаться, я наконец перевалилась вперёд и уселась на колени. Над головой в беспорядочном переплетении сходились сухие ветви старых высоких деревьев, которые забила буйная молодая поросль. Длинные тонкие стебли сочной травы шли волнами, когда поток ветра склонялся к земле. Окружая неприступным кольцом, к небу уносились крутые каменные стены, точно древний великан вырезал в горе колодец. Местами на крохотных уступах мостились жалкие кусты растительности. За спиной гудели искажённые эхом голоса — из тоннеля, а впереди ярдах в тридцати-сорока чернела сталагмитами хищная пасть пещеры. Я так и просидела, не сводя глаз с поблёскивающих каменных клыков, пока из тоннеля не вырвался радостный гул: «Я вижу свет!».

Вскоре из темноты показался факел, поочерёдно обрисовывая живописно окрашенные смятением, шоком, страхом и удивлением лица морских разбойников. Даже капитан Барбосса, за свою жизнь видавший многое, неуклюже вывалился из тоннеля и замер, а оторопь в нём выдавал лишь медленно и несколько растерянно ползущий взгляд.

— Диана, ты жива? — Джеймс не сдержался и, впихнув факел в руки Барто, в секунду оказался рядом.

— Вопрос на миллион долларов, — саркастично отозвалась я, поднялась, прикусывая губу, и только потом взглянула на Феникса: моего юмора он не уловил. Несмотря на серьёзность ситуации и трещину в наших отношениях его глаза так и говорили: «Хватит храбриться! Можешь уткнуться мне в плечо, рыдать и жаловаться, что у тебя всё болит». Всё же я наскребла сил на бодрую улыбку и тут же переключилась на Воробья. — Попытался убить меня. Снова! — Джек повёл глазами и плавными жестами пальцев несколько раз показал на Уитлокка и на себя, мол, не я один виноват. Я фыркнула и указала через плечо: — Там.

Вход в пещеру хоть и оказался поблизости и на видном месте, чтобы добраться к нему пришлось изрядно потрудиться: его отделяла пропасть шириной не больше четырёх пяти ярдов. Прыгать никто не решился, даже с шестом. Пару часов ушло на поиски в скудных зарослях подходящего ствола и сооружение не бог весть какой надёжности моста. Затем кидали жребий на право испробовать его, и по иронии не повезло Барто, Воробью и мне. Джек, как заправский эквилибрист, ловко перебежал на ту сторону, одноглазый старпом преодолел путь в два прыжка. Мне надлежало идти следом, но сыпавшаяся с дерева труха и спасавшаяся бегством многоногая живность отнюдь не вдохновляли. Поняв, что Уитлокк снова поведёт себя по-джентльменски, пытаясь помочь, а я сорвусь вниз из-за чувства неловкости, я прилипла к стволу четырьмя конечностями и переползла на другую сторону — не грациозно, зато наверняка. Барбосса со своим протезом и то управился быстрее, так что мелькнул в голове вопрос, кто же из нас калека.

Выстроившись рядком, как на школьной линейке, мы уставились в темноту в благоговейном молчании. Веяло холодом — но отнюдь не тем, что бывает в поздние ноябрьские дни, когда лёгкий мороз схватывает тонкий покров снега, а утреннее солнце приятно согревает замерзающие щеки. Нет, от этого холода мурашки сбегали по спине суматошными толпами, в районе солнечного сплетения скукоживалось непонятное нечто, и казалось, будто кто-то невидимый слегка сдавливает шею ледяными пальцами. Тёплый рыжий свет факела робко отогнал тьму, обрисовывая уродливые рельефы выдолбленных у входа голов — то ли череп, то ли странное безносое божество — и остатки надписей.

— «Путь закрыт. Этот путь проложен мёртвыми, и мёртвые хранят его. Путь закрыт». — Мой голос прозвучал внезапно, одновременно пугающе и жалко. Некоторые тут же перекрестились, а Барбосса подозрительно хмыкнул.

— Ты знаешь, что здесь написано? — спросил он таким тоном, что я сотню раз пожалела о хорошей памяти на цитаты.

— Просто предположение. Это весьма красноречивое предупреждение: «Не ходи туда». — Я передёрнула плечами. — Только у меня плохое предчувствие? — спросила я, неотрывно глядя во тьму. Со стороны Гектора донёсся раздражённый вздох, и, наверняка, он закатил глаза и разве что не добавил пренебрежительное: «Женщины!». Зато Барто не сдержался и негромко проговорил: «Тьфу тебя, дьяволица, ещё чего накаркаешь!».

Загорелись два факела, и, обменявшись взглядами, вереница искателей сокровищ погрузилась во тьму пещеры. Я держалась в голове отряда ближе к кэпу или факелу в его руке. В нос полез запах земляной сырости, по коже прошлись мурашки. Шаг за шагом дневной свет таял за спинами. Удары сердца гулко и ощутимо отдавались в груди. Потолок грота тянулся к людям плетями тщедушных корней, постукивал по плечу кусочками обвалившейся земли, недовольно цыкал звонкими каплями. Эхо заставляло оглядываться по сторонам, создавая иллюзию преследующей нас армии, топающей невпопад и не желающей сохранять скрытность. Резная рамка выхода ещё не исчезла из виду — с потолка сорвалась шумная стая летучих мышей. Хлопанье сотен крыльев ударило по ушам, все инстинктивно пригнулись, а я ухватила Джека за руку. Когда грот вновь погрузился в холодную тишину, кэп адресовал мне долгий взгляд и лукаво улыбнулся; я тут же выпустила его руку и тряхнула головой. Ещё через дюжину ярдов грот резко перешёл в узкий сводчатый тоннель: влажный потолок висел низко, порой цеплял волосы каменными когтями. По стенам позли лишайники. В проходе с трудом можно было идти вдвоём, да и то временами прижимаясь плечом к плечу. Утробный гул заложил уши, затряслись поджилки, внутри всё напряглось. Тело сжалось, точно в плотно затянутом корсете. Нос и руки похолодели, изо рта вырывались бледные облака пара. Шаги стали осторожнее и тише. Низкие звуки, периодический шорох — то ли из-за осыпей, то ли от чьих-то ног, подвывание ветра или кроющегося во тьме хищника: кровь холодела, глаза напрасно таращились в черноту в попытке разглядеть то таинственное, что кроется за светом факелов. Похрустывал мелкий камень под сапогами. Перед очередным поворотом все приостанавливались, пропуская вперёд яркое пламя. Рука стискивала покрытый росой эфес шпаги. Узкий проход вился, точно змей, уходил в сторону, затем возвращался.

Вдруг сапоги перестали шуршать — мы ступили на твёрдый камень. Тоннель расширился, поднялся вверх и уткнулся в скалу. Огонь плясал на гладких стенах, под ногами поблёскивали лужицы невесть откуда взявшейся воды. Джек осветил потолок, чёрные каменные своды и провёл пальцами по стене, в которую упирался проход. Булыжники почти одного размера плотно прилегали друг к другу, так что и лезвие кортика не вставить. Было ли это случайным обвалом или кто-то нарочно замуровал дверь оставалось только гадать, поэтому вскоре разгорелся спор, нужно ли разбирать эту груду камней? Сколько на это уйдёт времени, да и стоит ли оно того? И всё же капитаны сошлись на том, что попытаться можно: на путешествие по пещере ушёл один факел, ещё один решили потратить на разбор завала и, если ничего не выйдет, возвращаться обратно с третьим. Мужчины принялись за дело, меня превратили в Статую Свободы: всучили факел и приказали замереть в удобном месте. Свет тут же запрыгал по стенам, и я поняла, что у меня трясутся руки. Камни лежали намертво, точно срослись между собой, и поддаваться не хотели. Тогда Барто, с деловитым видом растолкав «молодёжь», вытащил пистолет и принялся возиться с чем-то, сгорбившись в три погибели. «Назад», — приказал старпом, отобрав у меня светоч. Все отошли на несколько шагов, старик что-то поджёг и в три прыжка оказался рядом. Через секунду грохнуло, посыпались мелкие камни. Я так и не поняла, какую магию сотворил Барто, но после того как с огромным трудом очистили верхний слой, работа пошла быстрее и легче. Прошло несколько часов, мне хотелось завалиться в гамак, факел догорал. Нисбет отшвырнул массивный камень и тут же вскрикнул: его рука провалилась в пустоту. Все вздрогнули и, как по команде, склонились, напряжённо вглядываясь в дыру. Быть может, то была игра света, но мне показалось, как из провала поползли тонкие серовато-сизые плети тумана. Воодушевлённые ненапрасным трудом, пираты кинулись разгребать завал с новой силой, меня же оттеснили подальше, заставив наблюдать, как из-за их голов вылетают освобождённые камни. Взгляд цеплял лишь неровную прореху, точно обгоревшие края бумаги. За ней громоздилась непроницаемая и словно бы осязаемая — тьма. Наконец, проход достаточно расширился; пираты выровнялись и благоговейно уставились в дыру. Явно этот тайм-аут нужен был, чтобы решить, кому достанется право первооткрывателя. Несло сыростью и тошнотворной затхлостью. Тихий гул выбрался из пролома и рассыпался по тоннелю.

— Ну? — первым подал голос Барбосса. — Есть желающие?

Матросы тут же взяли самоотвод, плавно перемещаясь на задний план.

— Дамы вперёд, — с благородством пропел Воробей, подталкивая меня локтем. Я аж воздухом подавилась от возмущения.

— Точно, вот ты и иди, — вернул ему Уитлокк.

Я неуверенно сунула факел в пасть тьме. Словно бы ничего не произошло. Свет пламени скукожился вокруг тряпки, и ни одна искра не срывалась и не уносилась прочь.

— Жуткое место, — передёрнула я плечами и отступила на пару шагов.

Кэп хохотнул и, спохватившись, шикнул сам на себя.

— Будь это место обычным, никто не стал бы прятать здесь клад, — резонно заметил Воробей.

Уитлокк поджёг новый факел. Опробовав ногой почву по ту сторону, Феникс просунул туда руку с факелом, пригнулся, вглядываясь во тьму. В ответ на его «прощальный» взгляд Джек Воробей заботливо заверил:

— Я позабочусь о твоём корабле. Если что.

Джеймс закатил глаза и исчез в темноте. По отблескам пламени можно было догадываться, что капитан замер и решил осмотреться. Мы затихли, ловя каждый манёвр пляшущего огня. Пальцы впились в древко факела.

— Вперёд!

Барбосса и Джек шарахнулись назад, я подпрыгнула и неестественно вскрикнула, пираты за спиной выругались: в проломе появилась сосредоточенная мина Уитлокка.

Следующим направился Гектор. Джеймс тут же заулыбался не в свойственной ему манере: «Вашу руку, мадам», помогая тому не застрять и не прервать наши планы. За шкипером с тщательно скрываемой опаской юркнул Джек. Настал мой черёд. Пригнувшись под острым выступом, я умудрилась уронить факел в единственную лужицу. Барто с матросами, наверняка, послали мне в спину проклятья, так как вынуждены были теперь следовать за оставшимся огоньком.

Под ногами похрустывали дряхлые сучья. Пламя нервно плясало; с трудом угадывались сосредоточенные силуэты капитанов, сгрудившихся спина к спине. Я почти прижалась к Джеку, слышала его напряжённое сопение и видела опущенную руку. Так, на всякий случай, я знала, за что хвататься.

Бескрайняя могучая тьма окружала и давила. Возросло ощущение собственной ничтожности. Ни единого звука, кроме тех, что издавали мы. Ничего не было видно дальше вытянутой руки. Что там, за границей тёплого света? На ровной площадке ли мы или на краю пропасти? Кругом торчат острые каменные клыки или подобно колоннам сталагнаты поддерживают купольный свод? Быть может, на нас глядят из этой тьмы доисторические чудовища, чей покой мы рискнули нарушить, а с их предвкушённо раскрытых пастей медленно стекает вязкая слюна? Я вздрогнула с тихим присвистом и покрепче сжала рукоять шпаги.

Над моим плечом проступил профиль капитана Воробья с активно шмыгающим носом. Кэп поводил головой из стороны в сторону, втягивая воздух, приподнял подбородок, бросил крошечный камень, и его глаза ярко блеснули. Присев и проведя пальцем по земле, пират изрёк многозначительное и весомое: «Хм». К нему тут же обернулись, ожидая заслуженного пояснения. Дёрнув усами, Джек мгновенно выхватил у Уитлокка факел и швырнул его в сторону. Возмущённое восклицание так и не успело сотрясти воздух — по левую руку с гудением вспыхнул столб огня.

— Горючая смесь, — пояснил Джек, с довольной улыбкой любуясь нашими недоумевающими физиономиями. Пламя разгоралось ярче. В воздухе повис запах гари. Огненная дуга направилась к нам и… исчезла. Радостная мина тут же сползла с лица Воробья. — Не понял… — Кэп и я следом шагнули ближе, как вдруг полыхнуло за спинами. Я шарахнулась в сторону и едва не упала: мы буквально стояли на краю бездны. Испуганный крик поглотило молчание пещеры. Две огненные спирали, шипя и озаряясь вспышками, закручивались к центру, подсвечивая каменную тропу. Как заворожённые мы следили за адскими плясками пламени. Огненные ленты очертили два кольца и сошлись в центре. Всё ещё сокрытый в полумраке свод пещерного зала подпирали природные колонны. Спиральный мост возвышался над огнём на пару-тройку ярдов.

Я медленно опустила глаза, чтобы убедиться, что больше не свалюсь. Из горла вырвался краткий вопль. Я подпрыгнула, отскочила в сторону, к Джеку. Под ногами захрустело. Я завертелась волчком. Взгляд в исступлении метался по залу. Кости, черепа, потерянные конечности, истлевшие скелеты — раскрошенные, разбитые, изувеченные. Повсюду. Под ногами. У стен. Среди огня. Жуткие, искажённые ужасом, глядящие на нас. Кто-то коснулся руки. Я заверещала, дёрнулась. Джек рванул на себя, и я ткнулась носом ему в плечо, тут же зажмуривая глаза. Сердце колотилось бешено. Хотелось бежать прочь сломя голову, но казалось, что теперь меня никто не отпустит.

— Ммм, мисси, руку сломаешь, — натужно проговорил кэп. Оказалось, мои пальцы с неистовой силой впились ему в запястье. Я разжала ладонь, потом несмело оторвалась от плеча и раскрыла глаза. — Они уже мёртвые, успокойся, — серьёзно произнёс Джек. В золотистых глазах отражался мой безумный перепуганный взгляд.

Я медленно кивнула и нерешительно посмотрела вперёд. Барбосса наблюдал за женской истерикой со скучающим интересом и даже долей понимания. Уитлокк, убедившись, что разум при мне, поспешил отвести взгляд. Мы двинулись по спирали к центру. Я тщательно сдерживала мысли о кругах Ада. Каменный мост внушал доверие, гигантские монолиты плотно прилегали друг к другу. Поблёскивала влага. Капитан «Мести», уверенно двигавшийся впереди, периодически брезгливо сбрасывал с тропы кости, и уж явно не из заботы обо мне. Барто с матросами так и остановился у выхода, не стесняясь возмущаться по поводу того, на кой чёрт понадобилось сюда лезть. От бодрого настроения не осталось и следа.

Глаза Джека Воробья жадно поблёскивали в предвкушении: он первым разглядел возвышение в центре и что-то похожее на сундук и тут же ускорил шаг. Барбосса, почуяв соперничество, заковылял резвее, так что мне с Уитлокком пришлось спешно догонять обоих капитанов. Квадратная площадка в полюсе спирали была меньше двух ярдов шириной, создавая опасность (а для кого-то возможность) неосторожного падения. Чем ближе становилось сокровище, тем настороженнее скользил взгляд и реже вспоминалось о дружбе.

Сундук был вытесан из прочного светлого камня. В локоть шириной и высотой, по длине в пару футов. Конструкцией и сдвижной крышкой он мне напомнил сундук с проклятым золотом ацтеков на Исла-де-Муэрте. В голову полезли непрошеные и опасные мысли. Мы остановились вокруг сокровищницы. Скрестились вопросительные взгляды, подсвеченные недоверчивым восторгом. «Неужели?! — взорвалось в голове. — Так близко! Всё реально!» Барбоссе надоели церемонии, он решительно упёрся в крышку. Джек заинтересованно вытянулся.

— Погодите! — воскликнула я.

Лицо шкипера скрасилось негодованием, верхняя губа сердито приподнялась. Пират прижёг меня взглядом сквозь прищуренные глаза.

— С чего вдруг? — В голосе слышалось открытое раздражение.

Я посмотрела на Уитлокка, затем на Воробья и ответила:

— Вот так просто? Мы так долго сюда добирались, через столько всего прошли и вот так запросто его откроем?

Подёрнутые желтизной глаза Гектора очертили гневную дугу.

— Простите, мисс, я не в настроении для торжественных речей! — саркастично прохрипел старый пират и налёг на плиту. Я отступила на шаг, чтобы камень не расплющил ноги. От напряжения на обветренных пятнистых руках Барбоссы проступили вены — крышка не поддалась. Одноногий запыхтел, всем весом налегая на плиту, затем потянул в обратную сторону — без толку. Помощь других капитанов не принесла никаких результатов.

— Наверняка, здесь тоже какой-то секрет, — вынес вердикт Воробей.

Я закрыла лицо руками, качая головой.

— Именно, — сорвался вздох, — по законам поисков сокровищ всё не может быть так просто. Где ловушки, испытания и прочие меры безопасности? — Пираты дружно проигнорировали меня.

Барбосса злобно стукнул по сундуку кулаком, затем медленно расправил ладонь и скребанул когтями налёт. Откололась небольшая пыльная пластина. Пока шкипер очищал поверхность, Джек Воробей возился с крышкой, пытаясь вставить лезвие сабли в щель. Уитлокк осматривал площадку на предмет рычага или секретного «ключа». Капитаны, орудовавшие с сундуком, ненавязчиво отстранили меня подальше.

Я нервно постукивала ногой, скрестив руки на груди.

— Боже, я сейчас сгорю от нетерпения!

Кэп разочарованно убрал саблю и за между прочим ответил:

— Что ж, тогда финалом насладятся твои тлеющие останки.

Внимательный кареглазый взгляд изучал каждую трещинку на камне, каждый выступ. Пальцы пирата аккуратно прошлись по боковым стенкам, затем Джек переключился на поверхность крышки: Барбосса как раз закончил её очищать. Я вытянула шею и заинтересованно закусила губу. Воробей наклонился к самому сундуку и едва ли не кончиком носа прошёлся по вырезанным в камне рисункам: на первый взгляд, две чаши, соединённые несколькими волнистыми линиями.

— Смотри, надпись, — указал Гектор на торец крышки. Глаза Джека моментально сместились туда.

— Испанский. Опять, — недовольно пробурчал пират. — Если я правильно понимаю…

— «Человек не откроет», — безэмоционально закончил Уитлокк из-за его плеча. Воробей дёрнул подбородком. — Теперь не так туманно.

Джек резко выровнялся. Весь его вид говорил о натянутом до предела самообладании, и, будь мы на борту «Чёрной Жемчужины», принадлежи её команде, капитан с радостью спустил бы на нас всех собак и собственное кипящее разочарование.

— Чудно! — Воробей упёр руки в бока. — У кого есть идеи?

Идей не было ни у кого. Ещё несколько часов кряду мы провели около сундука в бесплодных попытках разгадать очередную головоломку или взломать сокровищницу силой. Джек не прекращал ворчать, мол, «некоторым леди не мешает держать язык за зубами», а не жаловаться, что всё слишком просто. Я отвечала мудрым молчанием, нисколько не чувствуя за собой вины. Постепенно пещеру заполнила духота, и капитаны приняли волевое решение возвращаться. На обратный путь мы затратили втрое меньше времени, Барто нёсся впереди всех чуть ли не бегом, увлекая за собой остальных.

Небо золотилось закатом. Несмотря на уязвляющую самолюбие некоторых неудачу, на свежем воздухе настроение окрасилось оттенками позитива. Дышалось свободно. Ночевать решили в каменном колодце. Собрали дров, запылал костёр, желудки пополнились запасённой едой и ромом. Разговоры велись неохотно, через силу, чтобы разогнать тоску. Капитан Воробей, как и Барбосса, был погружен в свои мысли и на происходящее никак не реагировал. Уитлокк в который раз листал дневник испанца, и, мне думалось, что он галантно берёт самоотвод, прячется за дряхлыми страницами, чтобы не встречаться со мной взглядом.

Я сидела в обнимку с бутылкой рома, позабытой кэпом. Взгляд потонул в глубине костра. На душе снова стало скверно. Мыслить не хотелось, потому что думалось не о том. В очередной раз бросив украдкой взгляд на капитанов, с их философской задумчивостью на лицах, я поймала себя на радости — совершенно неуместной, с их точки зрения. Очередная головоломка давала отсрочку, может, и не существенную даже. Но сейчас Эфир Власти — точно таймер на бомбе замедленного действия. Как только он окажется, так сказать, в наших руках, всё изменится — как по щелчку. Не будет больше мирных посиделок, дружеских подтруниваний и ромовых советов. Конкуренция разгорится по новой, только теперь правила игры станут куда жёстче. Каждый устремится поскорее избавиться от поводка на шее, а участь бывших союзников будет беспокоить не больше, чем судьба встречного прохожего пьяницы. Станет ли невозможность выбраться с острова сдерживающим фактором? Или первые проигравшие составят компанию скелетам в пещере? Близость камня вопреки ожиданиям не стала спасением. Продираться к нему сквозь тернистый путь, сражаться, искать, мечтать об обретении — в этом был пиратский дух, авантюризм, да даже пресловутая романтика. Мы думали о здесь и сейчас, но после находки этого дня вряд ли кто-то не продумал дальнейший ход партии. Клинки неизбежно оголятся, вопрос только в том, как скоро это произойдёт.

Лагерь наполовину спал. В бессоннице коротали время я, Барбосса и несколько матросов, доигрывающих партию в кости — на ещё не поделённое испанское золото. Шкипер задумчиво поскрёбывал когтями редкую бородку, подбрасывая протезом мелкие сучья в костёр. Старый капитан почувствовал мой оскорбительно долгий взгляд и, не повернув головы, язвительно поинтересовался:

— Что, тискать больше некого?

Я сперва непонятливо изогнула бровь, затем опустила глаза к бутылке рома в руках.

— Как по-вашему, — помолчав, в сомнениях заговорила я, — похожа я на пиратку?

Тёмный проницательный взгляд тут же обратился ко мне. Я прикрылась бутылкой, как щитом. Барбосса сделал несколько глотков, сплюнул и усмехнулся:

— А ты знаешь, с каким звуком клинок рассекает плоть? Как трещат кости под саблей? Видела, как моряков на части разрывает пушечным ядром? Знаешь, от какого удара раскалывается череп? Как жгут пули? Или, может, знаешь, какова на вкус перемешанная с порохом кровь? — Я с трудом проглотила слюну, сжавшись в комок. Барбосса криво усмехнулся и добавил: — Распитие рома и ношение побрякушек ещё не делает тебя пиратом.

После такой отповеди и речи не могло быть о спокойной ночи. Долго я лежала на спине, разглядывая звёзды, точно в планетарии, пока огоньки не стали расплываться. Веки постепенно закрылись. Меня всё-таки сморило. По крайней мере, это была первая мысль, когда я резко подорвалась на примятой траве от мелодичного перезвона. В тёплой ночи стрекотали цикады. Пираты умиротворённо сопели, но костёр горел слишком ярко. Ветер, взявшийся словно из ниоткуда, забавлялся с искрами. Я была вполне уверена, что сплю, но гостья, будто отделившаяся из ночной темноты, казалась в равной степени реальной. «Тебе привиделось», — шарманкой зазвучал внутренний голос, однако знакомое волнение ощущалось вполне натурально. Я заговорила первой, но вопрос прозвучал отчего-то нерешительно:

— Зачем ты здесь?

— Чтобы помочь, — благодетельно улыбнулась Дестини. Она проплыла к костру, провела рукой над пламенем и опустилась на колени почти у самого огня, точно напротив. — Вы так близки.

Я поджала губы. В голову хлынула лавина вопросов — неминуемая при каждом появлении ведьмы. Кто она на самом деле? Как оказалась здесь? Откуда так много, непозволительно много знает? На что способна? И что, в конце концов, ей нужно?.. Хотя, пожалуй, на последний вопрос ответ имелся: в этом мире будто всем и каждому нужно было одно и то же — камень. То, сколько усилий было положено на его сокрытие и поиски, как минимум, разбивало все доказательства его обычности.

— Помнишь наш первый разговор? — Большие тёмные глаза плавно сместились в мою сторону. Проницательный взгляд считывал каждую эмоцию, каждую тревогу.

Как я могла забыть! Чем ближе камень, тем ближе неминуемая развязка: «Кому достанется ваша находка?». Претендентов больше, чем достаточно, а, когда камень предстанет перед нашими глазами, вряд ли речь успеет зайти о справедливом дележе. И всё же… Дестини говорила не об этом, а о выборе, что, по её словам, сулила мне судьба. Поселив в душе постоянный эгоистичный страх, гадалка вместе с тем зародила надежду на избавление от этого выбора. «Я спасу их обоих. Твоя печаль в тот момент будет лучшим казначеем». С самого разговора в шумной таверне на Тортуге, каждый раз, как наши жизни болтались на волоске, я тайно молилась, чтобы этот момент не наступил, ибо не знала, смогу ли принять требуемую плату. Но с недавних пор я осознала, хоть отчаянно не хотела признавать, что удивительная везучесть, завидная живучесть, покровительство Судьбы — всё это скоро закончится. Доказательством тому служило видение, при воспоминании о котором по-прежнему нутро сковывал холод. Дестини явилась вовремя.

— Ты говорила, передо мной будет выбор: погубить одного, чтобы спасти другого. — Гостья медленно прикрыла глаза. — Джек и Джеймс… речь о них… — Голос дрогнул. — Кого-то из них ждёт неминуемая гибель? — Молчание. Я подалась вперёд. — Но… но ты ведь можешь его спасти? Раз знаешь об этом!

Дестини склонила голову и успокаивающе улыбнулась.

— Увы, дорогая, — сочувственно вздохнула она, — будущее изменчиво. Над ним властно лишь Время. Судьба решает, чему быть. Я же вижу лишь отголоски. Поэтому мне не ведомо, кого из твоих спутников Смерть заберёт непременно. — Я опечаленно опустила голову, поджав губы. — Но к чему гадать? — неожиданно напористо заговорила Дестини. — Я же обещала, — широкая улыбка засветилась, едва я подняла взгляд. — Заключим сделку: я спасу обоих дорогих твоему сердцу пиратов, а ты взамен отдашь мне…

— Камень, — резко закончила я.

Густые брови ночной гостьи удивлённо дёрнулись. В глазах полыхнул огонь. Усмехнувшись чему-то, Дестини качнула головой.

— Не совсем так. — У меня внутри всё натянулось, точно штаг. — Тот кристалл, что вы любовно зовёте Эфиром Власти и что вскоре окажется в ваших руках, на самом деле, лишь часть. Отколовшаяся половина. И заключённое в нем могущество лишь половина всей силы. Воссоединённый, этот камень способен сотворить грандиозные вещи. Эта сила не для людей, с ней не управиться. Да и к чему обычным морякам и воякам, алчущим сокровищ и званий, такая сила? Правда, никто из твоих друзей о настоящей ценности этого кристалла даже не подозревает. Вторую часть обычному человеку не отыскать. Не имея уже половины. — Дестини посмотрела мне в глаза, и я не смогла отвести взгляд. — Дороже двух капитанов в этом мире у тебя никого нет, поэтому вполне справедливо, если я потребую целостный, воссоединённый камень в обмен на их жизни — по половине за каждого.

Гадалка погрузилась в терпеливое молчание. С трудом сбрасывая гипнотическое оцепенение, я запротестовала:

— Но… я и так натворила слишком много! Мне придётся пойти на предательство, чтобы добыть половину! А что тогда потребуют поиски целого камня?! Как я это объясню?!.. И кем стану после? — Я часто закачала головой. — Нет, я не могу. Я отдам тебе этот камень — половина он или нет!

Улыбка на её лице похолодела.

— Тогда и я спасу лишь одного, — сурово заявила Дестини. И я искренне обрадовалась этим словам: отказ страшил куда больше. Едва увидев её, я поняла, что плата будет высокой, и, к счастью, жуткий кошмар с острова Хатэна, всё ещё терзавший по ночам, стал светом в конце тоннеля. — Тебе придётся выбрать. Сейчас. — Голос звучал издевательски. Пугающе. Дразняще. — И чью же жизнь ты предпочтёшь спасти? — выразительно спросила она.

— Джек… — пискнул сиплый голосок. Я подняла голову. — Половина камня за жизнь Джека Воробья.

По смуглому лицу скользнула тень недоброго удивления. Она глядела на меня испытующим взглядом сквозь пламя… или прямо из него? Такой исход она не предполагала, думала, что сдамся, но я чётко понимала, что ставлю на карту.

— Почему он? — наконец спросила Дестини скучающим тоном.

— Джек вечно лезет на рожон. Это его погубит, я знаю. — Ответ прозвучал вполне убедительно, хотя перед глазами всё ещё отражалась картина — истинная причина, видение, как Джекки гибнет от моей руки.

Гостья развела руками.

— Что ж, ты уверена? Учти, если ты ошиблась, сожаление будет напрасным.

— Его не будет, — отрезала я.

— Тогда дай руку.

Я покорно протянула левую руку прямо сквозь пламя: огонь сошёлся над запястьем, но не обжёг, не обдал жаром. Дестини игривым движением чиркнула длинным ногтем на большом пальце по зубу и молниеносно поставила отметину на запястье.

— И это всё? — спросила я, глядя на краснеющий кровью крестик. — Как мы откроем сундук?

— Не вы, — дёрнула плечом ведьма.

— А кто? Там сказано: «Человек не откроет». Ты?..

Дестини негромко рассмеялась.

— Нет, конечно, нет.

— Ну а что для этого нужно?

Гостья поднялась.

— У тебя есть всё необходимое. А теперь — просыпайся.

Тут же в лицо прилетели холодные капли. Я резко распахнула глаза. На меня таращились пираты, окружив плотным кольцом. Проведя пальцем по щеке, я понюхала жидкость.

— Ром?!

— Ты не просыпалась, — полусердито бросил Воробей. В его руке была бутылка.

Убедившись в моем здравии, пираты разошлись по своим делам. В колодец солнце не попадало, но раннее утро давно близилось к полудню. Капитаны вновь собирались в пещеру. Барто отказался, сославшись на ноющие кости. Матросы, кроме Бойля и Кина, тоже присоединиться не захотели. Уитлокк с Джеком что-то обсуждали на грани спора. Взгляд сполз к земле, покрался сквозь примятую траву и сначала бегло, затем медленно и осторожно поймал в фокус запястье левой руки. «Чёрт!» — я быстро раскатала рукава и для уверенности испачкала кожу травой.

— Диана, — я обернулась к Джеймсу, — ты с нами?

— Нет, пока что пас. Там… неуютно.

Проходивший мимо Барбосса подавился презрительной усмешкой. Пираты нырнули в пещеру, а я откинулась на траву. Пахло свежестью. По сочному голубому небу ползли облака — всё больше с сизыми разводами, сбитые, предваряющие грозу. «У тебя есть всё необходимое». Жестокая ирония. У меня не было ничего. Никого. Только воспоминания — никому, кроме меня, не нужные. Только иллюзии и надежды. И я оказалась настолько беспомощна, что даже в борьбе за иллюзорные возможности должна была уповать на чужую помощь. Как же это осточертело! Бояться, торговаться, выпрашивать, уговаривать и жить верой в светлое будущее, в счастливое когда-нибудь. Разве этого я хотела? Об этом мечтала? Возвращение, стоило ли оно того? Воспоминания словно кандалы — и не только на мне. Где тот универсальный ключ?..

Пальцы скользнули по отметине на запястье. В клочке неба над колодцем носились резвые птицы, весело покрикивая с высоты, хвастаясь свободой. «Судьба, говоришь? — мысленно ухмыльнулась я воображаемому лицу ведьмы. — Мы сами творим свою судьбу!»

— Барто! — Я резко села. Старик мотнул головой. — Можно мне дневник Вега?

Старпом заинтересовался.

— Зачем тебе?

— Язык подучу, — пожала я плечами.

Моряк аккуратно передал мне журнал.

— Старый же. — Единственный глаз подозрительно сощурился. Я ответила многозначительной улыбкой. — А, твоё дело, — махнул Барто рукой.

Весь день я потратила на скрупулёзное перечитывание иссохших страниц, надеясь найти объяснение или хотя бы намёк на символы, выбитые на крышке сундука. Почерк у капитана был красивый, рассматривать тщательно выведенные строчки было приятно, но, увы, бесполезно. И незнание языка тут не при чём. Я думала, на страницах отыщется какой-то намёк, заметка или рисунок: они, возможно, и были, но на тех листах, что не хватало. Даже когда Барто, не сумев удержаться, подключился к изысканиям, дело не сдвинулось с мёртвой точки. Мы придумали и перебрали множество гипотез, в шутку попытались дозваться испанского призрака, но только поймали неодобрительные взгляды других моряков: они настойчиво уговаривали бросить бесполезное занятие и присоединиться к их игре, а заодно не будить лихо.

Пиратские предводители объявились к закату: голодные, молчаливые, злые. Я скромно посиживала у костра, стараясь не привлекать внимания, а затем сбежала в царство Морфея при первой зевоте. Сны пришли сумбурные, напряжённые, лихорадочно сменяющие друг друга и, к счастью, не запоминающиеся. Мозг продолжал усиленно искать разгадку, вплетая отрывки реальности в грёзы. От беспокойного ёрзания многострадальная рубашка окрасилась травяными полосами. Я даже обрадовалась, когда меня резко выдернуло из очередной психоделической прогулки по витражному мосту: кэп зацепил мою ногу. Стояла глубокая ночь: беззвёздная, тихая. Только кто-то крохотный копошился в траве.

Я сонно потёрла глаза.

— Алкоголь не отупляет?

Пират наконец выбрал выгодное место, чтоб пристроить свою пятую точку. Булькнул ром в бутылке, Джек протёр усы и только потом ответил:

— Нет, зато помогает заснуть.

Я недоверчиво хмыкнула.

— Бессонница? У тебя?

— Я что же, не человек? — насупился Воробей.

На мгновение реальность исчезла. «Не ты… Ну, конечно! Конечно!» Взгляд молнией метнулся к зубастому входу в пещеру.

— Чего это с тобой? — Я подняла голову. — Знаю этот взгляд, — кэп указал на меня пальцем, — поделиться не хочешь?

Признание едва не сорвалось с губ. Карие глаза в лёгком прищуре смотрели упрямо и требовательно. Заинтересованность на его лице была вполне искренней и отнюдь не алчной. И всё же я опустила глаза в притворном стеснении и шепнула: «Это личное», Воробей только многозначительно повёл подбородком. Ещё около часа мы провели за диалогом — никому из нас ненужным и бессодержательным, пока наконец Джека не убаюкал ром на пару с крайне интересной историей, как я штудировала дневник испанца. Через несколько минут к потрескивающим в костре веткам присоединилось капитанское похрапывание. Лагерь крепко спал. Пригодились навыки бесшумного ночного хождения, приобретённые ещё в детстве. Загорелся факел, я сунула за пояс кортик и после долгого решительного выдоха направилась в пещеру. Тьма в гроте была тяжелее ночной темноты, и первые шаги оказались не такими уж смелыми. По тоннелю я бросилась почти бегом, изредка подсвечивая дорогу. Во второй раз путь не стал менее жутким, но я запретила себе сдаваться — даже думать об этом. «Мы сами, сами творим судьбу!» — прерывисто слетало с губ.

В большом зале всё ещё горела неизвестная смесь, вернее, выгорала: свет потускнел, видимое пространство уменьшилось, сгрудилось к центру, языки пламени поднимались на фут, не больше. Не глядя по сторонам, я направилась по спирали к сундуку. Сапоги гулко стучали по холодному камню. Каждый следующий шаг давался всё труднее, ибо в голове набатом бил вопрос — правильно ли я поступаю? Страх, намешанный с неуверенностью, заискивающе соблазнял отказаться, вернуться — назад, в привычные рамки. Его липкие объятия холодили душу, гасили огонь. Но перед глазами мерцали лица: близкие и не очень, доброжелательные и равнодушные, важные и жизненно необходимые — среди них Джек Воробей, тщательно сдерживающий хохот, глядящий снизу-вверх на меня, застрявшую на пальме. Сдаться и забыть — просто, но подобные моменты достойны того, чтобы за них боролись.

На каменной крышке виднелись сколы, похоже, капитаны днём утратили терпение. Факел аккуратно лёг неподалёку от постамента, звонко ударилось о камень древко. Пальцы неспешно скользили по резьбе. Сердце вдруг забилось спокойно, будто смирилась последняя часть меня. Кожа холодела, покрывалась испариной. В голове звучало слишком много голосов, чтобы расслышать хоть один. Я сняла кортик и дала пламени факела тщательно вылизать тонкое лезвие. Стало тихо — дух пещеры выжидательно умолк. Ладонь левой руки обхватила клинок, — выдох, — я резко рванула кортик. Руку обожгло. Алые капли нестройной гаммой падали на крышку, окрашивая рисунок. Стиснув зубы, я сжала ладонь. Кровь собиралась в одной чаше, затем по тонким каналам — как по капиллярам — перетекала в другой. Порез оказался глубоким, я сдёрнула бандану, заматывая рану. Ткань моментально пропиталась кровью. Подкрадывалось сожаление о содеянном, как вдруг в сокровищнице что-то щёлкнуло, крышка будто приподнялась. Не церемонясь, я ногой упёрлась в неё и неожиданно легко столкнула. Эхо прокатилось подобно раскату летнего грома.

Я приблизилась, взгляд с опаской нырнул в недра каменного саркофага. На дне, укрытая саваном паутины и присыпанная пыльной пудрой, стояла обычная деревянная шкатулка. Рука сама потянулась и легко откинула резную крышку. Я оцепенела. Глаза защипало, в горле запершило от спёртого воздуха пещеры. В ладони пульсировала боль; капли крови, щёлкая подобно секундным стрелкам, падали на сапог. Взгляд заворожённо застыл, всё глубже погружаясь в мозаичные переливы, так похожие на океанские глубины. Может ли заключённая в нём мощь принадлежать морю?..

Ладонь плавно скользнула с крышки шкатулки.

— Диана, не тро!..

«Прости».

Пальцы коснулись гладких граней. Ледяных, обжигающих кожу. Сердце замерло в начале удара. Медленно и спокойно я обернулась. В руке Воробья извивалось пламя факела — изящно и плавно, точно под водой. Джек застыл у входа с открытым ртом, всё ещё пытался что-то беззвучно кричать. Из пролома просочилась тьма, поползла — вперёд, вверх по пещерным сводам, накрыла Джека, загасила собой застывшее у подножия спирального моста пламя. Грот потонул в вакууме. Взгляд скользнул к растворяющемуся в темноте факелу.

Всё исчезло. Ничто невозможно описать. Не осталось хоть чего-то видимого, не осталось чувств, эмоций, ощущения собственного тела. Не осталось и камня между пальцев, но первое, что я снова почувствовала, — холод его поверхности. Что-то заставило идти, покорно переставлять ноги, увязающие как будто в мокром песке. Постепенно тьма перетекла в темноту. Поверхность под сапогами перестала прогибаться. Темнота растворилась в пасмурную сырость поздней осени. В нос ударила вонь: пот, запах навоза и гниющего сена. Под каблуками застучал камень. Туман уплотнился, сбился и в такт шагам начал выстраиваться стенами по обе стороны. Серые шершавые каменные блоки поднимались на несколько ярдов в высоту. Смрад развеяло свежим порывом. Я остановилась перед лестницей. Шумело — нестройно, раздражающе.

С ледяным спокойствием поднимаясь по ступеням, я уже знала, где я. Вернее, когда. С верхней площадки открылся вид на внутренний двор, забитый кричащим, бушующим народом. Разномастный люд впервые сошёлся в едином порыве. За моей спиной светилась вечерними огнями гавань, мне не нужно было оборачиваться, чтобы это знать. Взгляд со сдержанным спокойствием прошёлся по массивным грубым стенам форта, задержался на воротах и, прыгая по головам через двор, добрался к эшафоту. В этом месте, среди давящих стен, среди оглушающих криков, я впервые познала множество тёмных чувств. Исла-де-Лагримас.

«Но почему?» — мысленно возмутилась я.

Затрещали барабаны. Пастор что-то вещал в толпу, впившись толстыми пальцами в деревянный крест. Люди с понимающим видом кивали, хотя никто и не слушал его слова. Священник умолк, и появился судья с пергаментом в руках. «За тяжкие преступления против короны…» Публика заинтересованно вытянулась, подалась вперёд. Я повела глазами и поджала губы. Неуклюже, карабкаясь по ступеням будто с пьяну, гремел кандалами очередной приговорённый. Раскачивал головой, пытаясь что-то разглядеть сквозь надетый мешок. «Почти, — ухмыльнулся циник. — Перстенёчки дешёвые». Сейчас, находясь в прямом смысле над происходящим, зная конец постановки, я могла позволить себе быть циничной.

— Джек Воробей!

Толпа загудела. С края площади, из каких-то закутков сквозь этот рёв пробилось пропитанное граничащим с отчаянием страхом: «Нет!!! Джек!». Я повернула голову. Щуплая девушка, что некогда была мной, билась в руках солдат, как рыбёшка в сетях. Распахнутые глаза, до краёв заполненные ужасом. Цепи гремели по отмостке, жгли кожу, а она, спотыкаясь, пыталась прорваться к эшафоту.

«Да помилует Господь твою душу», — слова пастора прозвучали вполне искренне. Барабанная дробь оборвалась, хлопнул люк.

«Н-е-е-е-т!!!» — этот крик до сих пор стоял в ушах. Звенящий, оглушающий, раздирающий на части, словно когтями. Как же жалко и ничтожно выглядели со стороны попытки заключённых пробиться к пирату. Мои попытки. Вой и слёзы, безумная истерика. И ничего больше.

Здесь я впервые ощутила разверзающуюся в душе дыру. Впервые столкнулась с уничтожающей беспомощностью, с выжигающей болью — с равной им по силе яростью. И сейчас, наблюдая за происходящим подобно праздному зрителю, я снова чувствовала всё это, как в первый раз.

Сжались кулаки, ногти впились в ладони, злобно заскрипели зубы. Повешенный покачивался из стороны в сторону жутким маятником.

— Никогда… — процедила я. — Никогда больше!

Клокочущий рёв толпы утихал, опускался всё ниже, превращался в гул. Форт разламывался на части, тонул в темноте. Пробивались золотистые искры. Запахло затхлостью и гарью. Порез на руке защипал, вновь запульсировал. Сердце отозвалось взволнованным трепетом. Приземлилась капля крови на сапог. Из мрака проступили колонны сталагнатов, поблёскивающая влагой каменная спираль. Плавающий огонь факела разделялся на языки, начинал подрагивать всё сильнее.

Я подняла руки, щёлкнула крышка шкатулки.

— …гай!

Я обернулась с поднятыми в миролюбивом жесте руками и c убедительным удивлением воскликнула:

— Джекки?!