День за днем-3 (гет)

Хотя позапрошлая ночь была почти бессонной, да и вчера пораньше лечь не удалось, но утром не проспала, встала до будильника. И Сомова оказалась свободной до обеда. Так что порадовали и завтрак в спокойной обстановке, и полноценный макияж со сборами, без беготни в полуголом виде по квартире. Наверно потому и сама себе нравлюсь в зеркале: черное облегающее платье без рукавов, открытое спереди, с большим плоским бантом на груди и длинным разрезом донизу сзади, на шее изящная побрякушка — кулон на серебряной цепочке в виде двух позолоченных колечек, вставленных одно в другое, смуглый макияж с розовой помадой и блеском на губах. Только с волосами не заморачиваюсь — гладко расчесанные волосы, мягко спадают волной за спину. На работу отправляюсь деловой и сосредоточенной.

* * *

После десяти, когда номер отправляется по киоскам, вновь собираемся в зале заседаний. На том же месте, но уже расширенным составом: приходит Наумыч, но не садится, пристраивается за моей спиной, позади председательского кресла, появляется и Наташа, разрисованная как на праздник и с цветком в волосах. Она и Галка не оставляют меня в одиночестве за столом, садятся по обе стороны. А вот мужики: Зима, Валик, Калугин, берут пример с начальника — топчутся у окна, предпочитая стоять.

Пачка свежих экземпляров «Мужского журнала», еще пахнущих краской, быстро разбирается народом, и мы все ждем звонков и первых рейтингов по продажам. Слишком много поставлено на кон, не только моя репутация, но можно сказать само существование издательства.

Кривошеин пытается разрядить обстановку:

— Представляете, а мне приснилось сегодня, что меня уволили, причем Наташа.

Насчет Егоровой не знаю, но сон может и сбыться. Эта мысль, видимо приходит и шефу, который всплескивает руками и отходит в сторону. Наташа же удивленно поднимает брови:

— Я?

— Ну, да.

Зимовский злобно нудит, швыряя свой экземпляр на стол:

— Вот, увидишь — сон в руку.

Этот мозгоклюй будто и не уходил с работы — долбит и долбит. Оглядываюсь:

— Слушай, Антон, не каркай, а?

Тот стучит по брошенному экземпляру:

— Ну, а что тут, каркай, не каркай. Вот… Все давно накаркано!

Галина отрывает глаза от своего чтения:

— Да, пессимизм страшная штука.

— Галина Степановна, а вы сходите на биржу труда, там оптимистов — присесть негде.

Бесконечное нытье Антона уже достает, и я возмущенно срываюсь:

— Ну, хватит уже, честное слово. Невозможно, уже!

Раздается сигнал стационара на столе, и я хватаю трубку с базы:

— Алло, Люся?!

— Маргарита Александровна?

— Да, я слушаю!

— Я, как вы просили, позвонила в агентство. Они там не сразу нашли что нужно, так что, это только предварительно….

Длинный пассаж заставляет занервничать еще сильнее:

— Люся, ну что ты все вокруг да около! Цифры по продажам есть уже?

— Да, есть…

— Так говори!

— В центральных районах около семи процентов, а в спальных до трех.

Не верю своим ушам… По мере сказанного, возбуждение сползает с лица, превращаясь в маску разочарования. Этого просто быть не может!

— Еще раз.

— От трех до семи процентов. К полудню ожидают до десяти.

Убито благодарю:

— Спасибо.

Оторвав трубку от уха, ошарашено нажимаю кнопку отбоя. В ухо дышит Егоров:

— Ну?

Наташа подает голос:

— Марго, ну что ты молчишь?!

Замявшись, и не поднимая глаз, через силу выдавливаю из себя:

— Новости неутешительные.

Нависший сверху Зимовский орет почти в ухо:

— Что и требовалось доказать!

Младшая Егорова квакает с другой стороны:

— Совершенно, верно.

Уж, было, пригорюнившись, буквально взвиваюсь от такого нахальства. Тоже мне… «ЖЖ» на ровном месте:

— Что, совершенно верно?

— А ты не понимаешь, что?

Егоров за моей спиной перебивает дочь:

— Так, тихо!

Антон от окна вопит, никак не угомонится:

— Что, тихо, Борис Наумыч, что тихо! Я не раз и не два говорил, что все эти ваши потуги — это мартышкин труд

Это он вообще о чем? Я и так в полной растерянности, совершенно не понимая в чем просчет, а тут еще ор над ухом. Утыкаюсь лицом в сцепленные пальцы — где, где я промахнулась? Можно ли что-то исправить? Вопль режет уши:

— Ну, конечно, кто же станет слушать мужика в «Мужском журнале»!

Тоже мне, мужик…. Галина интересуется подробностями:

— Что конкретно они сказали?

Конкретно три процента. Мне уже хочется расплакаться от бессилия, а Зима продолжает измываться:

— Они сказали, что такого шикарного номера глянцевая индустрия еще не видала!

— Никто такого еще не слышал.

— Да и так понятно!

Озверевший Егоров взрывается:

— Хватит, я сказал!

Наташа пытается поддержать раздуваемый Зимовским негатив:

— Пап, но...

— Я сказал — хватит!

Девочка, с торчащим из башки цветочком, с кислой мордой отворачивается — не вышло погавкать и показать зубки. Шеф наклоняется к Галине:

— Понятно?!

Та ошарашено молчит, вроде как, и не выступала, и начальник меняет тон:

— Маргарита Александровна, озвучьте вердикт.

Пытаюсь несколько сгладить результат — день только начался, и за неделю, надеюсь, дотянем до минимальной прибыли. Внутренне собравшись, твердым голосом объявляю:

— Продажи идут ниже среднего.

Голос начальника тухнет:

— Приплыли.

Пытаюсь продемонстрировать хоть немного оптимизма и, бодро встрепенувшись, добавляю:

— Пока.

Зимовский тут же топчет робкие ростки надежды — кривляясь пищит:

— Что пока, что пока…

Расстроено оглядываюсь на него, и ор продолжается:

— Пока! Значит, с утра народ глазки еще не раскрыл, а к вечеру как набросятся все, да?

Ну, да, вроде того. Понуро вешаю голову — если что-то не произойдет экстраординарного, то виновата в провале, безусловно, буду я. Можно будет смело писать заявление на увольнение. Однако голос шефа, прекращает процесс моего гнобления:

— Зака-а-а-анчивай, Антон!

— Борис Наумыч, нам, по-моему, русским языком озвучили, что если мы еще один раз облажаемся — все, можем сушить весла, так что заканчивать, похоже, придется всем нам!

И что? Его вопли могут что-то изменить? Но шефа так просто, на голос не возьмешь, Егоров орет в ответ не менее громко:

— Ну, без тебя уже тошно, понимаешь ты?!

— Ну, конечно, давайте еще из меня крайнего сделаем!

К нам в зал влетает Люся и буквально бегом семенит к Егорову, обегая стол и проскальзывая мимо Зимовского с Калугиным:

— Борис Наумыч!

— Чего?

— А там это.

— Что, это?

Пока затишье, массирую себе виски, прикрыв глаза, но следующая фраза заставляет резко подняться из кресла:

— Гальяно, приехал!

Все, нюни прочь! Прибрав волосы назад, принимаю боевую стойку. Егоров командует:

— Значит, так, Люся, слушай внимательно меня. Скажи ему, что…

Дверь хлопает, и мы дружно поворачиваемся к вошедшему, расплываясь в сладких улыбках. Оттуда, не торопясь, движется румяный сынок Серхио:

— Всем Buenos dias!

Шеф театрально всплескивает руками и радушно идет навстречу гостю, протягивая ладонь для рукопожатия и расплываясь в улыбке:

— Охо-хо-хо, самый счастливый день в издательстве!

— Рад видеть одухотворенные лица. Какие новости?

Наумыч, жеманно смущаясь, отворачивается:

— Ну, в принципе….

У Хорхе своевременно тренькает мобильник и он, извинившись, поворачивается к нам спиной:

— О, прошу простить меня…. Да, Виктор Алексеевич, я вас слушаю.

Лицо Егорова вытягивается, и он шарахается ко мне с громким шепотом:

— Кто такой Виктор Алексеевич?

Сама в шоке — какие дела у Гальяно с «Мачо»? Капец, а вдруг конкурент уже в курсе наших рейтингов? C вытаращенными глазами придушено шиплю:

— Как кто? Старков!

Шеф тут же кидается назад к младшему Гальяно, подступая к его спине и гаркая в ухо:

— Э-э-э... Хорхе!

Тот оборачивается, прерывая беседу:

— А, извините…. Что?

Егоров отодвинув полы пиджака к бокам, засовывает руки в карманы:

— Как там папа?

— Что, папа?

Шеф, тем временем, нервно выделывает какие-то кренделя руками:

— Ну, мы все очень переживаем.

— С папой все нормально.

Он снова прижимает трубку к уху:

— Да, я вас слушаю.

Наумыч обегает гостя и встает уже с другой стороны:

— Хорхе!

Тот уже раздраженно опускает руку с телефоном вниз:

— Ну, что еще?

Шеф окидывает взглядом окружающих сотрудников:

— Вы, вот, при случае, от нас от всех… Кланяйтесь ему.

Подыгрываю начальнику, активно кивая и демонстрируя преданность во взгляде и сопереживание болезному Серхио. Егоров продолжает расшаркиваться:

— Вы передавайте ему привет.

— Ну, да, да, конечно.

И младший снова поворачивается к нам спиной:

— Виктор Алексеевич, я вас слушаю, простите.

Егоров тянет за руку от окна стоящую там Людмилу и вдруг с силой толкает ее на Хорхе. Не ожидав такого подвоха, бедная Люсенька вскрикивает, утыкаясь с размаху в чужую спину, и заставляя расслабленного Гальяно выронить телефон на пол.

— Да что…

Шеф театрально всплескивает руками:

— Люся!

И сам бросается собирать с пола обломки:

— Ну, что ж ты, ну, прямо... Ну, что ж ты такая...

Секретарша испуганно заикается:

— Да, я...

— Что я, я, я? Извините, господин Хорхе.

Я лишь шлепаю губами от такого представления, а вот Людмила точно ничего не поняла и почти плачет:

— Борис Наумыч!

— Цыц, я сказал. Уйди, отсюда!

Хлюпнув носом, со сморщенным лицом, виновница разбитого телефона бросается на выход. Шеф возвращает мобильник, с отломанной крышкой, и уныло машет рукой:

— Все, теперь это уже... Орехи только колоть.

Отдав телефон, он тут же шастает назад к окну, и начинает шептать мне в ухо:

— Марго!

— Что?

— Сделай, что-нибудь.

Хотя бы сказал, в какую сторону.

— Да что я сделаю?

— Я не знаю. Что-нибудь сделай!

Он снова идет к гостю, уже таща меня за собой, и я изображаю счастливую улыбку.

— А-а-а... Хорхе. Мы сейчас… Я… На одну секунду, очень важно. Там... Сейчас…

Шеф кидается к выходу, уволакивая меня за собой, а сзади уже слышен голос Антона, устремившегося следом:

— Там..., э-э-э…, ф-ф-ф..., э-э-э.

Весь этот цирк с одной целью — не дать узнать цифры по продажам, отвлечь и развлечь, и именно эту ношу Егоров пытается взвалить на меня, когда мы оказываемся за дверью. Ну, уж нет, в качестве спасательного круга мне с верхом хватило Гальяно — старшего с его гостиницей и Верховцева с рестораном. Егоров возвращается к гостю, а я дожидаюсь, когда из зала выходит Зимовский и иду вслед за ним в кабинет. Антон скептически язвит:

— Маргарита Александровна, если вы хотите от меня что-то услышать, то я уже в зале заседаний все сказал.

Направляясь к столу, расправляю волосы, просунув под них обе руки и встряхивая:

— Антон, да черт с ним с залом заседаний, забудь ты все, что там было!

— Серьезно? Я этот цирк нескоро забуду.

— Антон, давай поговорим.

Пройдя у Зимовского за спиной, устраиваюсь позади кресла, положив локти на его спинку. Чувствую, как Антон настораживается, но вида не подает, бурчит, не поднимая глаз:

— О чем?

Типа деловой и сильно занятый — перекладывает на столе бумажки.

— Только я тебя очень прошу, отнесись к этому серьезно.

Зима глаз не поднимает, продолжает ерничать:

— Извини, но ко всему этому серьезно я относиться не могу.

Пытаюсь заглянуть в лицо, в глаза, потом усмехаюсь — дяденьке хочется, чтобы перед ним полебезили, поупрашивали:

— Мне нужна твоя помощь, Зимовский. Вернее, нам!

— Кому это нам?

Взяв со стола несколько листков, он усердно утыкается в них, перебирая. Но я не отступаю:

— Журналу, в котором ты проработал пятнадцать лет.

Зимовский всплескивает руками:

— Евпатий Кловратий! Ты, смотри, вспомнила.

Упрямо повторяю, отводя взгляд:

— Так поможешь или нет?

— А ты что, хочешь попросить меня переиздать номер?

— Я хочу попросить тебя заняться Гальяно!

В глазах Антона недоумение, а на губах усмешка:

— Что значит, заняться?

Я то откуда знаю… Это вы, с Кривошеиным у Наумыча доки по аниматорам и проституткам, всегда по этой части были на подхвате. Только вздыхаю:

— Заняться это от слова занять. Вытащи его куда-нибудь, отвлеки. Ну, ты же можешь!

На лице Зимы сомнение, он проходит за моей спиной, о чем-то размышляя:

— Подожди, я не понял, а... Зачем тебе все это нужно?

— Мне нужно, что бы он, не лез в цифры по продажам!

Зимовский фыркает и, сунув руку в карман, недоуменно пожимая плечами:

— Детский сад какой-то. Ну, отвлек я его, дальше что? Что это изменит?

Может и ничего. Опустив ресницы, в полемику не вступаю:

— Дальше это уже моя забота. Ты поможешь или нет?

Конечно, ему еще хочется меня погнобить, может быть даже отказаться, но ведь понимает шельмец — мы ушли с шефом из зала заседаний вместе, а значит, поручение исходит не от меня. Антон, молча, глядит, что-то взвешивая в кривых мозгах, потом аналогично усмехается. Добавляю волшебное слово:

— Пожалуйста!

* * *

Направляясь к себе, в задумчивости иду по холлу мимо Людмилы, разговаривающей по телефону, но вдруг слышу знакомую фамилию и оглядываюсь.

— А может, Реброву?

Она буквально налезает на свою секретарскую стойку, так ей неймется что-то мне сообщить:

— М… Маргарита Александровна, вас Дудин!

Черт! Похоже, и этот боится, что тираж не будет распродан и пытается скинуть его обратно! Нужно потянуть время, хотя бы до завтра. Сразу протестующе поднимаю вверх руку и разворачиваюсь спиной:

— О, нет!

Люся добавляет, вытягивая шею в сторону кабинета шефа:

— Вообще-то, Борис Наумыч, он..., э-э-э…, распространителей просил отшивать…

Она кисло улыбается:

— Но это же все-таки Дудин, вы понимаете?

— Что ему надо?

— Вас спрашивает.

— Это понятно. Что ему надо-то?

Секретарша мнется:

— В общем, он говорит на повышенных тонах.

Так я и думала. Уныло бурчу:

— Ну, кто бы сомневался.

Чешу ноготком висок. Кроме как тянуть время, ничего в голову не лезет:

— Скажи ему, что я сломала ногу и лежу в реанимации.

У Людмилы от растерянности даже голос визгливо садится:

— Что?

— Ну, не хочешь про реанимацию, скажи, что меня забрали на фронт.

Пока Людмила не начала что-то говорить еще, срываюсь с места, решительно удаляясь подальше.

* * *

До обеда занимаюсь текучкой, а потом Зимовский приносит информацию, от которой мы с Наумычем теряем дар речи — оказывается грозный Хорхе запал на Валика, и наводит о нем справки. Срочно собираем Военный совет и как только Кривошеин появляется в редакции со своим портфельчиком в руках, уводим его в зал заседаний. Усадив на почетное председательское место, втроем пытаемся убедить Валентина в его незаменимости в переговорах с инвестором. Ежу понятно — деловой обед без Кривошеина это ж как журнал без обложки.

Наши хороводы вокруг его явно смущают, но и отказаться выполнить указание многочисленного начальства он не решается. Посматривая на свой портфельчик, лежащий на столе, Валик пытается вскочить:

— А почему именно я?

Егоров, ухватив за плечо, усаживает страдальца обратно:

— А почему не ты?

Зимовский, навалившись локтем на спинку кресла, зудит Кривошеину в другое ухо:

— Ты же у нас выпускающий редактор.

Валик жалобно протестует:

— Ну и что?

Пристроившись рядом с Антоном и сложив руки на груди, вступаю третьим голосом:

— Как это «ну и что», Валик, ну ты в курсе всех дел, у тебя язык подвешен. Пообедаешь с человеком и все.

— А почему не ты или Антон?

— Валик, ну, блин, у нас с Антоном и так дел выше крыши, Гальяно полез в цифры по продажам. Нам нужно выиграть время.

Зимовский уже успел пройти за моей спиной на другую сторону, так что приходится оглядываться туда за подтверждением. Передохнувший Егоров опять берет инициативу в свои руки:

— Господи от тебя требуется всего-навсего с этим товарищем пообедать за счет редакции, вот и все!

Вижу, как Антон усиленно начинает чесать нос, пряча улыбку, но Кривошеин сама невинность:

— То есть, просто пообедать?

— Да.

Не могу удержаться:

— Ну и пообщаться, конечно. Поддерживай любую тему разговора, кроме беседы о рейтингах, продажах и так далее.

Бедный Валик уж искрутился весь, слушая то в одно ухо, то в другое.

— А если он будет спрашивать?

— Уводи разговор в сторону, увиливай.

Развожу руками:

— Ну, Валик, ну что мне тебя учить, что ли?

Слабые попытки отбиться продолжаются, и Кривошеин испуганно поднимает палец вверх:

— Если бы это был кто-то другой, а то целый Гальяно.

Половинка была бы лучше? Теперь вступает Зима, продолжая давление:

— Слушай, не комплексуй, подумаешь Гальяно… Одна фамилия и все.

Егоров поддакивает:

— Вот, именно.

Валик в поисках поддержки своим сомнениям оглядывается то на Антона, то на меня.

— А вместо меня никто не может?

Закатываю глаза в потолок — опять двадцать пять… Извини, дорогой, но именно твоя кандидатура прошла без конкурса. Наумыч буквально сгибается, притискиваясь, и задушевно заглядывая Валентину в глаза:

— Ну, хочешь... Хочешь, я памятник тебе во дворе поставлю? Вот, во весь рост! А? Представляешь, утром просыпаешься, раз в окно, а там ты стоишь!

Антон задорно добавляет:

— На лошади.

Что-то их не туда понесло. Обрываю балаган:

— Так, все, стоп — машина, хватит.

Сложив руки на груди, продолжаю увещевать, поворачивая к экономическим причинам нашего давления:

— Валик, ну, ты поверь, это же нужно не только нам, но и тебе тоже. Если завтра эту контору закроют, я не думаю, что ты быстро найдешь работу.

Зимовский поддерживает, поддакивая, но Валик упрямо молчит, а его взгляд продолжает метаться по сторонам. Дружно дожимаем:

— Давай, Валик.

Антон хлопает приятеля по плечу, и я повторяю:

— Давай!

Кривошеин нехотя поднимается и шеф, вздохнув с облегчением, подступает к нему, беря инициативу в твердые руки:

— Ну, пойдем. Значит, смотри.

Наумыч лезет себе во внутренний карман пиджака, выуживая оттуда целый веер тысячных купюр. Тряся их перед носом у Кривошеина, как морковкой, начальник уводит нашего агнца, ожидающего заклания, в холл, Зима выходит следом за ними, ну а я замыкаю шествие. За порогом процессия останавливается:

— Вот, в общем, тебе деньги. Смотри, ни в чем себе не отказывай.

Там на первый взгляд не больше десяти тысяч, но звучит весомо и заманчиво. Отваливаю в сторону — дальше уже пойдут орг. вопросы, а мне не терпится проверить почту — вдруг меня там ждут необыкновенные новости и вся страна уже обсуждает последний номер «МЖ» и мою статью. Увы, один спам. Правда есть еще одна идея, и я пытаюсь дозвониться до Сомика… Занято. Даже не присев, тороплюсь обратно к нашей гоп — кампании, но застаю финальную сцену — Егоров сажает Кривошеина в лифт, двери закрываются и шеф устало упирается рукой в стену.

— Что, уехал?

Наумыч, развернувшись, приобнимает меня за плечо, уводя от лифта:

— Уехал, Марго. Этот Гальяно уже внизу. А чего мы делать-то будем, а?

Снимем штаны и начнем бегать. Даже ухо заложило от треволнений. Сунув туда палец, трясу, выравнивая давление:

— Борис Наумыч, я тут покумекала.

— Ну.

— У нас же еще туз в рукаве.

— Какой туз?

— Радио.

— А чего радио?

— Ну, как чего?!Ё Спускаем с цепи Сомову, пиарим последний выпуск, и со всеми вытекающими…

Егоров расстроенно шлепает кулаком по ладони:

— Э-э-э-эх... Ну, это же я должен был сам придумать-то, а!

— Так вы это сами только что и придумали.

Настроение шефа заметно поднимается, оттесняя растерянность:

— Так, значит, мы с тобой гении?

— Да гении сто процентов!

Наумыч тянет меня к себе, и мы приникаем друг к другу висками. Воспрявший начальник, снова полный энергии, уже кричит куда-то мне за спину:

— Люся! Где, Люся? Кто видел Люсю?

Он торопливо удаляется в поисках своей помощницы, а ко мне уже подступает Галина с тревогой в глазах и сумкой в руке:

— Маргарита Александровна.

— Да?

— А куда это Кривошеин уехал?

— По делам.

— По каким еще делам?

— По делам редакции.

Увильнув от прямого ответа, тороплюсь улизнуть к себе.

* * *

Моя пиар-идея Егорову явно понравилась, и я снова пытаюсь дозвониться до Анюты. На этот раз она откликается сразу, вот только радости в ее голосе и готовности прийти на помощь не только подруге, но и любимому мужчине, я не слышу. В ответ на все мои увещевания, ворчание и нудеж:

— Марго, ну, я все равно не очень понимаю свою задачу.

Так и не присев, продолжаю топтаться за своим креслом с трубкой у уха, обхватив свободной рукой талию:

— А что тут понимать? Забрось в народ тему — мужики пусть поставят себя на место женщин, а те наоборот. И все, и вперед — пусть спорят да хрипоты.

— А-а-а... Кому на Руси жить хорошо?

— Типа того.

Сомова, наконец, сдается:

— Ну, так бы сразу и сказала.

— А я так и говорю. Главное, почаще, на «МЖ» ссылайся.

— Ну, это понятно.

В ухо пикает, и я отвлекаюсь:

— Ань, подожди, у меня вторая линия.....

На экране вижу номер, нажимаю кнопку отказа и снова возвращаюсь к разговору:

— Ань я снова с вами.

— Так быстро поговорила?

— Даже и не думала, это Сергей звонил.

— Какой Сергей?

— Ну, какой еще может быть Сергей?

— А. ну, так поговори.

— Зачем?

— Как, зачем?

Этот пройдоха почище Зимовского, вон как выследил и дом мой, и квартиру. Начнешь разговаривать — тут же заявится.

— Ань я в отъезде, ясно?

Спор ни о чем. Захлопнув крышку телефона, прекращаю прения и замираю, положив обе руки на спинку кресла и раздумывая, зачем мог звонить Аксюта. От Веры Михайловны жалобных посланий про здоровье вчера не было, смотрела почту вечером, обычные ахи-вздохи. А Серегино любовное нытье я вообще пропускаю, не читая и отвечая с пятого на десятое — я ему свою электронку не давала, он ее у Веры Михайловны выклянчил, так что писательских обязательств у меня перед ним никаких.

* * *

Несмотря на проблемы, день катится дальше, не стоит на месте, а отсутствие известий подталкивает к новым действиям. Прихватив в бухгалтерии последние счета по договорам, возвращаюсь к себе — есть идея посидеть над этими бумагами и предложить распространителям скидку, если, конечно, они притормозят возвращение непринятого в киоски последнего тиража. Хотя бы на неделю. Неожиданно, из кабинета Калугина, слышится знакомое хрюканье вечно беременной свиноматки, и я останавливаюсь за дверным косяком, оставаясь невидимой для Егоровой.

— Юль, ты что глухая? Я ж тебе объясняю — у нас был аврал! Мне надо было на него надавить. И, между прочим, он не такой тупой, как ты думаешь...

Судя по всему речь идет об Андрее, и я затихаю, навострив уши.

— Ну, мало ли, что я тебе там говорила... Фу-у-ух... Он очень сильно сомневается... Ну, мало ли, что факты... Да уперся, что ничего не помнит и все... О-о-о-ой, без тебя знаю что нужно додавить, Юль.... А я, по-твоему, чем занимаюсь?... Так, все Юль, давай, не хочу на работе разговаривать на эту тему... И ты там не ори. Небось, все там уже слышат... Что?... А ты, думаешь, сработает?

Голос Егоровой веселеет:

— Ну, в принципе, можно попробовать.... Юль, все, давай, я тебе перезвоню… Пока.

Чувствуя, что все интересное позади, покидаю засаду, отправляясь к себе в комнату. Странный разговор. Подозрительный... Во-первых, оказывается, Калугин высказывает свои сомнения не только мне, но и Наташе, причем слова «аврал» и «не помнит» указывают, что в ту авральную ночь с ним действительно что-то сотворили невменяемое и девиц его беспамятство не удивляет. Во-вторых, оценка «не такой тупой», намекают на некий обман со стороны подружек, интересно какой? И, в-третьих, операция проводимая девушками явно тайная и они не хотят огласки.

Подобными размышлениями занимаюсь следующие полчаса, расслабившись в кресле, и включив Анькино радио. Правда, мои мысли бродят в стороне от Сомовского журчащего голоса:

— И в связи с этим у меня вопрос. Мы сороки или нет? Мы покупаем журнал из-за блестящей обложки или…

Что интересует Сомову, узнать не удается — в дверь заглядывает Андрей:

— Марго, можно?

— Ну, почему нет?

Выключаю динамик, прерывая бормотание. Калугин осторожно прикрывает дверь и идет к столу, а я встречаю его приближение хмурым взглядом:

— Что, очередной разговор ни о чем?

— Ну, почему ни о чем...

Откидываю голову назад, на спинку кресла:

— Ну, а как у нас, обычно.

Сосредоточенный вид Андрея меня не обманывает — даже если эти две хитрые бестии реализовали некий план, я жду от Калугина действий, а не пустых слов и оправданий. Он шумно втягивает носом воздух:

— Ну, зря ты так. Я, вот, например, зашел тебе сказать, что несмотря ни на что, мне номер очень понравился.

Грустно усмехнувшись, кидаю в его сторону быстрый взгляд — ну, хоть кому-то понравился. Можешь скупить пачку экземпляров и обклеить ими квартиру.

— Неужели?

— Серьезно.

Запустив руку под волосы, растираю шею, ожидая продолжения — не с комплиментами же он сюда зашел, на самом-то деле.

— Нет, ну там конечно, много личного, но тем не менее...

Тру висок — то есть мое личное ничего не испортило и оценка номеру «тем не менее»? Поднимаю взгляд на Калугина:

— Личного? А что, интересно, личного ты там нашел?

— Ну, как, твоя статья, например.

— А что моя статья?

— Ну, она же автобиографична или нет?

То есть, даже в этом неуверен?

— Допустим, дальше что?

Калугин вздыхает, отворачиваясь:

— Ну, стало многое понятно.

А до сих пор было непонятно? Продолжаю тереть висок, разгоняя подступившую туда боль… Наш пинг-понг продолжается:

— Что именно?

— Ну, как ты живешь, что ты чувствуешь. Это трогает, поверь.

Чем живу и чувствую? Во мне поднимается волна раздражения:

— Так ты, стало быть, у нас понятливый?

Калугин садится на угол стола:

— Маргарит, ну зачем ты так?

— Андрей, а какую статью тебе надо написать, чтобы ты понял, что тебя за нос водят, а?

Тот сразу ерепенится:

— Кто меня за нос водит?

Да все и всегда! Что Наташа, что Катерина….

— Блин, я терпеть не могу, когда ты включаешь теленка.... Егорова, кто же еще!

Во взгляде Калугина явное непонимание, но и ведь ежу ясно — если в ту ночь его довели до беспамятства, то он вряд ли был бы способен на самостоятельный набор необходимых физкультурных упражнений. Он же не лунатик под гипнозом — раздеться, доползти до койки, взгромоздиться на бывшую невесту. «Додавить», «сработает» — этот репертуар говорит о многом. Опять же еще вопрос, где в это время была Алиса… Тыкаю в Калугина пальцем:

— Прибегает Егорова, говорит, что беременная, что отец именно ты, понимаешь…

Закатив глаза к потолку, недоуменно всплескиваю руками:

— И все, Калугин тю-у-у, поплыл…

Андрей придает твердость голосу:

— Я никуда не плыл!

Неужели? Приподнимаю бровь:

— Да? А что ты сделал?

Права я или неправа в своих рассуждениях?

— Ты, вообще, с ней спал?

— Я тебе еще раз повторяю — я ни с кем не спал!

Ну, раз такой твердый и решительный, объяви об этом всем, а не только мне.

— А почему она тогда это заявляет?

Андрей отводит глаза:

— Я не знаю. Ты прекрасно знаешь, что у нас тогда был аврал.

И что? Отворачиваюсь, качая недоуменно головой — вероятно, она залетела от аврала, а не от Калугина…

— Мы сидели вместе, работали…

— Да я знаю, знаю, дальше что?

Калугин мнется, потом осторожно формулирует мысль:

— Мне кажется, что…

Он оглядывается на дверь, закрыта ли:

— Что она мне что-то подсыпала.

Куда? В рот? Или гостеприимный хозяин накрыл на стол, разлил махито и рассказывал гостье кубинские истории?

— А утром заявила, что мы с ней...

Он взвивается:

— Ну, ты понимаешь, меня!

Понимаешь. С этой девушки станется. Хитрый Калугин опять перехитрил сам себя — уж не знаю, зачем он позвал к себе Егорову авралить, явно не скажет ни под какими пытками, но в итоге доавралился. Поджав губы, хлопаю в ладоши:

— Браво!

Внутренне бурля, вскакиваю из-за стола:

— Я просто обожаю, вообще, эту девочку. Умница!

Калугин слезает со стола и я, замерев у окна, интересуюсь:

— А ты, стало быть, ничего не помнишь, вообще, да?

— Во-о-обще!

Так с какого перепугу, ты решил, что она беременна и не блефует?

— Отлично! Так что ж ты сидишь, ни фига не делаешь?

Калугин удивленно возмущается:

— Почему это я ни фига не делаю? Я русским языком сказал, что не верю им!

Меня разбирает смех — он сказал, она сказала…

— Хэ... Не верю... Что за игра такая: верю — не верю.

Подхватив прядь волос, убираю ее за ухо:

— Да ее надо хватать, тащить к врачу, вообще! И смотреть, и вообще сдавать анализы, твой этот ребенок или не твой!

Ну, Калу-у-угин… Ну, сухофрукт… Возмущенно вскидываю вверх руки:

— И вообще, есть ли он там!... О-о-о-о-ой...

Андрей стоит, словно пыльным мешком по башке. Похоже, такие простые мысли ему даже не приходили в голову. Пожевав губами, он, молча, разворачивается и идет на выход.

* * *

Ближе к трем заглядывает Наумыч — ему невмоготу сидеть у себя в кабинете и он зовет меня прогуляться вниз в «Дедлайн», сменить обстановку за рюмкой кофе. Возражений нет, и мы ужу через несколько минут заходим в полутемный зал, обсуждая перспективы радиорекламы.

— Я Анечку настропалила и, кажется, она взялась с энтузиазмом.

Направляемся через зал, к барной стойке, и Егоров ворчит:

— Да это все понятно, это все не заржавеет. А скажи, вести с полей какие, есть?

Ну, так чтобы шквал звонков, такого нет, Сомова не отзванивалась. Соответственно и про продажи сказать нечего. Приходится хмуро констатировать:

— Пока, тихо.

Егоров возбужденно краснеет, сжимая кулаки:

— Пока тихо…. Вот хуже нет, для меня, ждать чего-нибудь и догонять!

Неожиданно сзади раздается радостно-громогласный возглас Старкова:

— О-о-о, друзья.

Мы уже у стойки и оглядываемся назад. Ничего хорошего от встречи с конкурентом не жду, особенно если он в курсе наших слабых продаж. Подозрительно взирая на «друга», настороженно приглаживаю волосы. Рядом с шефом «Мачо» его верный помощник Александр, дай бог вспомнить его фамилию, и у обоих в руках бокалы с коньяком — не очень хороший для нас признак. Егоров за словом в карман не лезет:

— О-о-о-хо-хо, вот обычно такие друзья в тамбовских лесах обитают.

— Все шутите, а вот мы пришли выразить вам соболезнование.

Саша подается вперед:

— Да, совершенно искреннее.

Вот, засранцы. Огрызаюсь:

— Рано хороните.

Шеф более словоохотлив:

— А не пошли-ка вы ребята со своим тухлым юмором вот куда-нибудь, вжик.... Ха-ха-ха…

— А вы что, это заведение выкупили? Вроде у вас, ведь, с деньгами напряженка?

А он наши деньги считает? Егоров лишь криво улыбается, принимая упрек. Блин, подумаешь, один день не пошло… Может магнитные бури подействовали? Не могу сдержаться:

— Это сегодня напряженка, а завтра, глядишь, и вас с потрохами купим!

Наши соперники бросаются клевать наперебой:

-Звучит грозно, да. А вы, видимо, давно продажами не интересовались.

— Думаете, утащили Гальяно в ресторан, так он о цифрах не узнает?

Егоров пожимает плечами:

— А чего вы как школьники: цифры, цифры... А давайте-ка мы вас пошлем на три веселых буквы, а? Ха-ха-ха… А то вы так зациклились на математике.

Грубо, но справедливо. Облокотившись на стойку, взираю на спорщиков чуть прищурившись. Старков все еще пытается зацепить:

— А вот вы, Борис Наумыч, все харахоритесь, а прекрасно понимаете, что не сегодня-завтра все испанские инвестиции к нам приплывут.

— А это мы посмотрим!

— Да, кстати, приглашаю. Там будет действительно на что посмотреть.

Где это там? Улыбающаяся парочка разворачивается, Саша радостно кивает, и они удаляются в сторону выхода. Придурки… Разворачиваюсь к стойке:

— Два двойных, Витек.

Тут же со стуком появляются две стопки, наполовину заполненные коньяком, и мы с шефом подхватываем их. Все настроение испортили гады!