Лихорадка (гет)

Скарлетт решительным шагом направлялась в гостиницу «Атланта», надев строгое шелковое платье темно-синего цвета и шляпку в тон с плотной черной вуалью. День стоял жаркий, она задыхалась под слоями полупрозрачной ткани, но другого выхода не было — не могла же она пойти в гостиницу на встречу с Батлером, открыв лицо. Этой истории пора было положить конец, и Скарлетт жалела, что не дала уверенный отпор Ретту раньше. Впрочем, чем старше становилась Скарлетт, тем глупее ей казались поступки, которые она совершала в прошлом.

Назвавшись чужим именем, она проследовала наверх и увидела, что дверь с номером сорок два приотворена. На секунду Скарлетт одолели сомнения, стоит ли заходить внутрь, но она лишь отмахнулась от тревожных мыслей, сказав себе, что еще не родился мужчина, способный ее напугать и сломить ее волю, а уж тем более Ретт Батлер, повадки которого она успела изучить достаточно хорошо.

Ретт сидел, развалившись в кресле, рядом на столике вместе с хрустальной пепельницей стоял пустой стакан и графин с вином. Увидев у порога долгожданную гостью, он растянул губы в самодовольную улыбку и жестом пригласил ее войти. Скарлетт подняла вуаль и прошла в номер, чуть боязливо озираясь по сторонам.

— Итак, Скарлетт, будьте уверены, что здесь нам никто не помешает поговорить по душам. Никаких лишних ушей, глаз, ревнивых мужей и бдительных матрон. Только вы и я. Садитесь же.

— Не утруждайтесь, Ретт, я зашла всего на минуту, — с подчеркнутой холодностью проговорила Скарлетт.

— Вот как, — Батлер поднялся с кресла и сделал несколько шагов вперед. — В таком случае я внимательно вас слушаю.

— Видите ли, Ретт, мы с вами неплохо ладили когда-то, ну, тогда, когда вы не пытались меня чем-нибудь задеть, — говорила Скарлетт, чопорно опустив глаза долу и теребя в руках ридикюль. — Если бы не ваши постоянные гнусные шуточки, я бы могла даже назвать нас друзьями, но теперь это все осталось в прошлом. Не надейтесь, что я стану общаться с вами на виду у всей Атланты, как в войну, с тех пор изменилось очень многое. Вы только зря теряете свое время, а мне не нужны пересуды за моей спиной из-за вас. И, Ретт, перестаньте ради бога использовать Мелли. Она дурочка и ничего не понимает, но я-то вижу, что с ее помощью вы пытаетесь влезть в нашу семью. Не делайте этого, Батлер. Вы нам не нужны.

Ретт, все это время слушавший ее со снисходительно-удивленным выражением лица, хмыкнул, налил себе вина из графина и неторопливо осушил стакан.

— Право, не знаю, что и думать, Скарлетт, — сказал он после долгого, напряженного молчания. — Вы так ко мне переменились, что я теряюсь в догадках, что могло послужить этому причиной. Неужели произошло невозможное, и вы воспылали-таки любовью к своему нелепому многострадальному мужу?

Скарлетт рассмеялась торжествующим смехом — до чего же жалко он выглядел в своих попытках выклянчить ее утерянное расположение к нему!

— Батлер, единственный мужчина, которого я любила в своей жизни, это не Чарли и уж тем более не вы, — ехидно ответила она Ретту прямо в лицо.

— Послушайте меня! — он больно схватил ее за руку и рывком привлек к себе. — Вы лживая, лицемерная тварь. Правду о себе вы слушать не любите, но я единственный, кто может вам ее сказать. Вы пытаетесь усидеть своим прелестным задом сразу на двух стульях, один из которых вам не нужен, а другой вы никогда не получите в свое пользование, и даже сами не понимаете, зачем делаете это. Скажите, Скарлетт, каково вам играть с чужими сердцами, м? — он сжал пальцы вокруг ее запястья так сильно, что на них побелели костяшки.

— Что вы делаете! — взвизгнула от боли Скарлетт. — Вы сломаете мне руку!

Ретт отшвырнул ее руку от себя, словно какую-то грязь.

— Бедняга мистер Уилкс! — насмешливо воскликнул он. — Он наверняка изнемогает от желания овладеть вами, но чувство долга никогда не позволит ему воплотить это желание в жизнь, а тут вы каждый божий день у него перед глазами, такая свежая и аппетитная. Хорошую же вы пытку ему устроили, Скарлетт. Что-то мне подсказывает, что и мистера Гамильтона вы посадили на голодный паек, чтобы ничего не мешало вам заниматься прелюбодейством в своих мыслях.

— Вы подонок, Ретт Батлер! Низкий бесчестный подонок! — гневно сверкнула зелеными глазами Скарлетт.

— Да уж конечно, я не такой, как ваши жалкие «благородные» джентльмены. Как бы я желал увидеть конец этого спектакля и сорвать с вас нелепую маску благочестия! Но в этой пошлой истории есть один человек, который не заслуживает той боли, которую вы ему причиняете в своей абсолютной слепоте к чужим чувствам. Я говорю о миссис Уилкс, потому что ваш муж сам виноват в том, что вы двенадцать лет вытираете об него ноги. Она-то думает, что вы добры к ней и ее семье, потому что любите ее брата, боже ты мой! Ей с ее благородством и чистотой души никогда в жизни не придет в голову мысль, что можно быть настолько фальшивой и годами изображать любовь и доброту, которых нет!

— Это не ваше дело! Вы много о себе возомнили, Батлер. Вы живете в грязи и знаетесь со шлюхами, поэтому судите всех по себе. Вам никогда не понять ни моих чувств к Эшли, ни моей привязанности к Чарли, вы просто грязная, противная… свинья!

Ретт властно обхватил ее одной рукой за талию и притянул к себе, другой резко запрокинув ей голову. Скарлетт охватило леденящее душу чувство страха и беспомощности перед его животной силой.

— Посмотрите мне в глаза, Скарлетт. Я могу взять вас прямо сейчас и иметь столько раз, сколько захочу, ведь я, как вы сами только что сказали, дурной человек и знаюсь со шлюхами. С ними, знаете ли, приятнее иметь дело, чем с вами, потому что они шлюхи по профессии, а вы шлюха по натуре, и ваша ложная целомудренность вам не к лицу.

— Пустите меня, мерзавец! — тщетно пыталась освободиться Скарлетт, в то время как Ретт плотно прижал ее к стене и похабно задрал ей ногу, подхватив под бедро. — Вы не сделаете этого, я буду кричать!

— Кричите на здоровье, и все узнают, что глубокоуважаемая миссис Гамильтон проводит свободное время в гостиничном номере чужого мужчины за весьма интересным занятием.

— Я все расскажу Чарли, он убьет вас! — Скарлетт отчаянно пыталась оттолкнуть его и вырваться, но силы Ретта в несколько раз превосходили ее собственные.

— Рассказывайте. А заодно постарайтесь объяснить ему, зачем вы пришли ко мне сегодня. Не забудьте рассказать, как славно вы развлекались со мной, пока он наивно ни о чем не догадывался, как готовы были продаться мне забавы ради, но только так, чтобы он не узнал. Про поцелуй тоже не забудьте, ему будет отрадно услышать, как стойко и непреклонно дама его сердца хранила верность своему воину. Расскажите ему, как вы трепетали в моих объятьях, как потом втайне жаждали моих поцелуев, до последнего изображая из себя недотрогу. Ничего не упустите, миссис Гамильтон!

Скарлетт казалось, что он вот-вот раздавит ее своей огромной массой, как какого-то москита. Ее всю била дрожь, по лицу ручьем текли слезы. Перед собой она видела грубое, безжалостное чудовище, которое могло овладеть ее телом, но что еще хуже, оно запустило свои длинные омерзительные щупальца в самую ее душу и хозяйничало там так уверенно, так беспардонно, что Скарлетт предпочла бы умереть, чем находиться в его власти. Страх, дикий, липкий, первобытный страх заставлял ее сердце бешено колотиться, но ее воля была обездвижена, парализована, как и тело. Оставалось только зажмуриться и выть от своего унижения.

— Да, Скарлетт, — яростно шептал ей на ухо Ретт, обжигая ее нежную кожу своим дыханием с противным запахом алкоголя, — вы заслуживаете того, чтобы с вами обошлись как со шлюхой, так вы наконец-то поймете, кто вы есть. Но я не стану этого делать.

Он оттолкнул ее в сторону от себя так, что она зашаталась и еле удержалась на ногах. Оскорбленная, оплеванная Скарлетт все еще не смела поднять глаз на своего мучителя. Она стояла перед ним будто голая, даже хуже — выпотрошенная, и гаже она не испытывала чувства за всю жизнь.

— А ведь я мог сделать вас очень счастливой, Скарлетт. Если бы у вас хватило смелости и совести перестать жить во лжи и гоняться за призрачными мечтами, я дал бы вам все, о чем только может мечтать женщина. Я любил вас, клянусь, любил так, как не любил никто из мужчин. Я один был способен на это, зная, какая вы на самом деле двуличная и жестокая. Но однажды я понял, что все это зря и взаимности от вас никогда не дождаться. В вашем сердце нет любви, в нем вообще нет ничего хорошего, ничего светлого, оно заполнено лишь нечистотами и кишащими там червями.

Скарлетт очнулась от оцепенения и бросилась к выходу, чтобы поскорее убраться из этого жуткого места, но Ретт опередил ее и здесь.

— Стоять, — он заслонил собою дверь и выставил руку вперед, — я еще не все сказал.

— Вы п-просто гнусный преступник! — дрожащим голосом пробормотала она. — Дайте пройти!

— Не преступник, моя дорогая, мужчина. А с мужчинами — если они являются таковыми не на словах — шутки плохи. Никогда не унижайте достоинства мужчины, Скарлетт. Я не Чарльз Гамильтон. Я не добился от вас любви, но добьюсь уважения; мне не суждено было стать вашей любовью, но я стану вашим кошмаром. Я сегодня преподал вам урок и надеюсь, что вы его усвоили, иначе я превращу вашу жизнь в ад, чтобы вы не могли наслаждаться своим эфемерным прелюбодейским счастьем с Эшли Уилксом.

Скарлетт избегала смотреть ему в глаза, как избегала бы смотреть в глаза самому сатане, ей хотелось напоследок впиться ему в запястье зубами и сжать челюсти со всей силы, чтобы разорвались сухожилия и кровь хлестала фонтаном. Единственное, что останавливало ее от этого безрассудного акта мести — страх, что следом Батлер проломит ей череп. Он освободил ей дорогу, и Скарлетт ринулась в коридор, напоследок отвесив неприятелю звонкую пощечину.

— Показать вам, где черный ход? — насмешливо крикнул ей вдогонку Ретт.

— Будьте вы прокляты! — в слезах прокричала Скарлетт, трясущимися руками поправляя съехавшую набок шляпку и опуская вуаль.

Она не помнила, как добиралась до дома по раскаленным дневной жарой улицам Атланты. Она помнила лишь сумасшедшее биение сердца, подгонявшее ее вперед: домой, скорее домой, в безопасное место, в свою надежную крепость, где ее никто не тронет!

— Мисс Скарлетт, вы сегодня не обедали совсем, поклевали чуть-чуть, как птичка, и все, — встречала ее в холле Мамушка. — Велите накрыть на стол или принести вам в комнату? Господи Иисусе, мисс Скарлетт! — испугалась служанка, увидев, что госпожа бледна как смерть. — Ласточка моя, никак заболели?

— Я в порядке, Мамушка, в порядке! — не оборачиваясь, крикнула ей Скарлетт, быстро поднимаясь по ступеням. — Я лягу спать, и не смей меня тревожить!

Добравшись до спальни, Скарлетт рухнула на кровать, не раздеваясь, и закрыла голову руками, словно защищаясь от какой-то угрозы. Ее колотило от страха, а подлое воображение рисовало по кругу тошнотворные картины, как грубые руки Ретта залезают ей под платье, рвут тонкую ткань белья, как его рот, воняющий перегаром, впивается ей в губы, как тело, побывавшее в постелях у множества проституток, соприкасается с ее почти невинным телом. Ей было так плохо, что хотелось взять бутылку коньяка из серванта и выпить до дна, чтобы забыться, чтобы не чувствовать ни тошноты, ни отвращения, ни ужаса и не бояться ничего.

Мамушка, вечером встречая Чарльза, была так взволнована, что не сразу нашла слова, чтобы объяснить ему ситуацию.

— Мистер Чарльз, у мисс Скарлетт вроде как горячка. Лежит, с постели не подымается, трясется вся и будто бредит.

— О Господи! — встревожился Чарльз. — За врачом послали?

— Давно бы уж послали, да она не дает. Не нужны мне, говорит, врачи!

— Что за вздор? Пошли кого-нибудь за доктором Мидом, да побыстрей!

Чарльз взлетел по лестнице в несколько прыжков и мигом оказался в комнате жены.

— Чарли! — увидев его, Скарлетт вскочила с постели и метнулась к нему, как напуганная охотничьими собаками лань. — Чарли, как хорошо, что вы пришли!

— Милая моя, что с тобой случилось? — совершенно ничего не понимая, Чарльз обхватил руками ее тонкий стан, напряженный, как натянутая струна. — Мне сказали, что ты заболела!

— Нет, нет, я не больна, я просто…

Лицо Скарлетт покраснело и было мокрым от слез, она всхлипывала, прятала взгляд, и у Чарльза захолонуло сердце от страшной догадки.

— Скарлетт, тебя кто-то обидел? Кто-то причинил тебе вред? — с ужасом на лице расспрашивал он жену.

— Нет, никто, никто! Просто я очень испугалась.

— Чего?..

Легенду для мужа Скарлетт придумать так и не успела. Она была так взбудоражена пережитым кошмаром, так хотела поскорее найти утешение, что даже не подумала о том, как объяснить свое состояние. Взгляд Чарльза застыл на ее запястье, где небольшими сине-лиловыми пятнышками проступили несколько кровоподтеков. Скарлетт кожей почувствовала, как кровь в его жилах вскипает от бешенства, и ею снова овладел страх.

— Это следы пальцев. Мужских пальцев. Кто этот мерзавец? Я убью его! — от потрясения и ярости у Чарльза почернели глаза. — Скарлетт!

— Не знаю, не знаю! — в панике выпалила она. — Это был… какой-то негр!

— Негр? Где? На какой улице это произошло?

— Это… я… В переулке недалеко от Пяти Углов! Я шла по улице, на меня выскочил огромный негр, схватил за руку и потащил за собой, но я закричала, и он сбежал.

— Как он выглядел? Я найду его и прострелю ему голову!

— Чарли, не сходите с ума! — Скарлетт вцепилась ему в руку, почувствовав, что Чарльз уже готов хватать пистолет и бежать, чтобы совершить возмездие. — Я не запомнила его, к тому же за ним погнались офицеры-янки. Его наверняка арестовали, или он уже не в городе.

— Надо сказать остальным, что случаи нападений возобновились.

— Стойте! Не надо, умоляю, давайте забудем об этой истории!

— Но так нельзя, Скарлетт! Другие женщины тоже могут быть в опасности!

— Потом скажете, потом, — Скарлетт крепко обхватила Чарльза за плечи, головой прижимаясь к его груди. — Не оставляйте меня сейчас, мне так плохо, так гадко!

— Господи, родная моя, бедная! — жалел он ее, сжимая в объятьях и целуя в волосы. — Все хорошо, все позади, я с тобой. Сейчас придет доктор Мид, он даст тебе успокоительное, ты уснешь.

— Не надо доктора Мида! И успокоительного не надо. Лучше побудьте со мной и никуда не уходите, я так быстрее приду в себя.

— Не уйду, Скарлетт, я буду здесь, пока ты не успокоишься и не заснешь, — пообещал Чарльз, слегка укачивая ее, как перепуганного ночным кошмаром ребенка. — Клянусь, этого не повторится. Я найду тебе телохранителя, и больше ни один подлец не посмеет тебя тронуть. Тише, милая, тише.

Его голос убаюкивал, в его объятьях было тепло и спокойно, и у Скарлетт начали слипаться глаза. Ужасы прошедшего дня постепенно забывались, таяли, как тени под полуденным солнцем, на душе уже не было того омерзительного чувства, мучавшего ее несколько часов кряду. Дрожь прошла, ее тело расслабилось и обмякло, и Скарлетт погрузилась в крепкий сон.