Лихорадка (гет)

Скарлетт сидела как на иголках, ожидая возвращения мужа. Она ждала его в затемненном холле, не зажигая света, чтобы не привлекать внимания Мамушки. Ей было страшно, но она успокаивала себя тем, что Чарльз не станет злиться долго. Возможно, он не будет разговаривать с женой всю неделю, возможно, ей придется какое-то время терпеть его безмолвное осуждение, но потом он обязательно ее простит. Чарли такой добрый, такой великодушный, он просто не способен долго хранить в сердце обиду, какой бы сильной она ни была! А уж Скарлетт постарается, чтобы он забыл об этом ужасном, постыдном происшествии. Она будет самой нежной женой на свете, она родит ему еще детей, — Чарли так любит детей! — и он увидит, поймет, как много он для нее значит. Все будет хорошо, все будет как прежде: спокойно, надежно и мирно. Чарльз простит ее, как прощал бесчисленное множество раз, но где же он?..

Настенные часы с маятником давным-давно пробили полночь, а его все не было. Праздник у Мелли должен был уже закончиться, и идти домой оттуда совсем близко, так куда же запропастился Чарльз? Не остался же он ночевать у сестры? Ведь там… там Эшли. Мать Пресвятая Богородица, хоть бы ему в голову не пришла никакая глупость! Скарлетт, ошеломленная новой пугающей мыслью, ринулась наверх, в комнату, чтобы проверить, на месте ли пистолет мужа. В суматохе она не проследила за тем, чтобы Чарльз не брал с собой оружия, ведь он, несмотря на свою скромность и сдержанность, глубоко внутри имеет безрассудный нрав! Верхний ящик комода оказался пуст, и у Скарлетт перед глазами завертелась темнота. Догадки одна хуже другой мелькали в уме, выплясывая свой дьявольский танец, и Скарлетт металась по комнате, как раненая львица, не зная, что делать и куда бежать.

Внизу негромко хлопнула парадная дверь. Сердце у Скарлетт захолонуло одновременно от радости и от страха; она неслышной поступью вышла в коридор и затем осторожно принялась спускаться по лестнице.

— Чарли, слава Богу! — с облегчением воскликнула она, увидев в полутьме неподвижную фигуру Чарльза, застывшего посреди холла. — Я так волновалась!

Услышав голос жены, Чарльз вздрогнул и поднял на нее взгляд. В темноте его глаза будто светились, в них было столько боли и немого упрека, что Скарлетт едва не расплакалась перед ним от жгучего стыда. В полном молчании Чарльз начал тяжело подниматься по ступеням, держась за перила, и не повернул головы, поравнявшись с женой на лестнице.

— Чарли… — вновь обратилась она к нему.

— Не сегодня! — отрезал он хлестко и совсем не мягко, не так, как он обычно разговаривал с ней даже во время ссор.

— Чарли, выслушайте меня, прошу вас! — подобрав юбки, Скарлетт поспешила за ним. — Вы должны! Мне нужно многое объяснить вам!

— Нет нужды, Скарлетт.

— Я… я знаю, как ужасно это выглядело, знаю, что́ вы могли обо мне подумать, и это справедливо, но я… — тараторила она в истерическом возбуждении, догоняя Чарльза в коридоре.

Он развернулся и в сердцах закричал на нее:

— Уйди! Оставь меня, я не хочу тебя видеть!

Скарлетт съежилась от его крика — за все годы, прожитые вместе, муж ни разу не повысил на нее голоса, не сказал ни одного грубого слова. Она даже не подозревала, что он способен на такое, и это глубоко ранило ее.

— Чарли, зачем вы так? — всхлипнула она, прижав кулаки к подбородку. — Это же я, ваша Скарлетт!

Чарльз захлопнул перед ее носом дверь своего кабинета и запер изнутри на ключ. Скарлетт принялась настойчиво стучаться к нему:

— Откройте! Откройте, давайте поговорим! Не будьте жестоким, Чарли, вы же не такой! Чарли! Чарли!

— Уйди прочь!

Скарлетт беззвучно зарыдала, скользя ногтями по гладкой дубовой двери. Между ними теперь была не только эта крепкая дверь — целая глухая стена изо льда и камня. Все погибло, погиб ее безупречный образ, та добродетельная, смелая и жертвенная Скарлетт, которая жила в сердце Чарльза. Одному Господу Богу известно, как Скарлетт хотела походить на этот образ, сколько сил она черпала в нем, как ей было важно заглянуть в глаза мужа и увидеть, какая она добрая, честная, прекрасная. Она смотрелась в Чарльза, будто в зеркало, и видела себя той, кем она никогда не была, но кем ей очень хотелось бы стать. И вот теперь зеркало разбито, остались только пустота, чернота и острые осколки.

Последовали тяжелые, мрачные три дня. Чарльз не подходил к жене, а она не смела его тревожить. Над домом будто сгустились черные тучи, находиться в нем было невыносимо. У Скарлетт однажды возникла мысль попросить Мелани выступить ее защитницей перед Чарльзом, но это было совершенно невозможно, ведь тогда бы Скарлетт пришлось объяснять золовке причину крупной ссоры с мужем, а Мелли, хвала Небесам, ничего не знала. Хотя бы она ничего не знала.

На четвертые сутки Чарльз постучался в комнату к жене и бесстрастно, будто разговаривая с посыльным из своей конторы, сообщил ей, что уезжает по делам в Нью-Йорк на две недели. Он хотел уже уйти, но Скарлетт, не вытерпев такого обращения, требовательно схватила его за руку и развернула лицом к себе.

— Чарли, что с вами случилось? Я не узнаю вас! Вы всегда были справедливым, всегда давали мне возможность сказать свое слово и оправдать себя, а теперь? Неужели вы больше не уважаете меня?

— Уважаю, — Чарльз высвободил руку. — Но сейчас я слишком зол и боюсь наговорить тебе такого, о чем потом буду сильно сожалеть. Мы поговорим, когда я вернусь в Атланту, и решим, как нам быть дальше, а сейчас я не в состоянии, прости.

Скарлетт перегородила ему путь.

— Вы не можете так со мной поступить! Не можете уехать, не выслушав меня!

— Скарлетт, дай мне пройти, — устало выдохнул Чарльз.

— Нет! — она уперлась ладонями в дверную раму, нахмурив тонкие черные брови, из-под которых сверкали слегка раскосые зеленые глаза. — Вам придется толкнуть меня, чтобы покинуть эту комнату.

— Ладно, — Чарльз развернулся и отошел к окну, спрятав руки в карманы брюк. — Я выслушаю тебя, Скарлетт. Говори.

Одержав над мужем первую победу за день, Скарлетт поначалу растерялась, ведь на этот раз оправдываться было особо-то и нечем, но, тем не менее, решила не сдаваться.

— Чарли, — она смягчила тон и прошла на середину комнаты, все еще не осмеливаясь сократить расстояние между собой и Чарльзом, — поверьте, мне ужасно жаль, что все вышло именно так, но я сделала это не со зла. Я вообще никогда не желала вам зла!

— Допустим, что так. Но я все еще не понимаю, чем заслужил такого отношения к себе. Скарлетт, неужели я для тебя пустое место? Неужели после всего, что мы пережили вместе, я не стою хотя бы твоего уважения, раз уж ты меня не любишь, Господи Боже?! — он еле удержался, чтобы снова не сорваться на крик. — Извини. Я же сказал, плохая идея разговаривать именно сейчас.

Скарлетт судорожно вздохнула, сдерживая подступающий к горлу болезненный комок слез.

— Чарли, я виновата. Виновата, и это не обсуждается. Но я прошу вас о прощении искренне, от всей души. Вы самый добрый, самый открытый и милосердный человек, которого я знаю! У вас такое огромное сердце, неужели для меня в нем больше нет места?..

Чарльз, прикрыв глаза, покачал головой.

— Все дело в доверии. Я мог простить тебе любую ошибку, любую. И прощал, как ты помнишь. Любую, Скарлетт! Кроме лжи. Я не выношу, ненавижу ложь, она противна моей природе! Пойми, как бы я тебя ни любил, а я люблю и всегда буду любить, это выше моих сил.

Из его слов Скарлетт вынесла две противоречивые вещи: Чарльз ее любит, но никогда не сможет простить, и от этого ее охватило настоящее отчаяние.

— Чарли, но это жестоко!

— А разве не жестоко было заставлять меня верить в твою любовь? Ведь я верил, Скарлетт! — в его карих глазах застыли слезы, а голос дрожал от обиды и негодования. — Я верил тебе, я верил в тебя, а что ты сделала с этой верой?.. — Чарльз перевел дыхание и сказал уже более спокойным и вместе с тем обреченным тоном: — Ты любила Эшли все эти годы, да?

Не найдя в себе сил произнести ответ вслух, Скарлетт кивнула.

— Зачем же ты тогда вышла замуж за меня?

— Это уже неважно, Чарли! Я ведь ваша жена уже много лет, я мать ваших детей!

— Для меня важно, очень важно. Скарлетт, умоляю, расскажи мне всю правду. Я приму ее любой, но я хочу ее услышать.

— О, пожалуйста, не мучайте меня! — Скарлетт едва не плакала от напряжения. — Я была так глупа, мне кажется, я вообще не понимала, что делаю. Тогда… в тот день…

— Хорошо, хорошо, не надо, — прервал ее Чарльз, раскаявшись в своей прямолинейности. — Ты права, прошлое ворошить ни к чему. А сейчас? — в его глазах вдруг ярким огоньком загорелась надежда. — Сейчас ты меня любишь?

Вопрос застал Скарлетт врасплох. Она всю жизнь любила Эшли и не могла себе представить, что может испытывать такое чувство к кому-нибудь еще. К Чарльзу она его точно не испытывала, не чувствовала она к нему и того мучительно-сладостного, постыдного влечения, которое когда-то давно разбудил в ней Ретт Батлер своим поцелуем в ночь падения Атланты. Но Скарлетт не могла ответить «нет», это было бы ложью.

— Я… не знаю, — честно сказала она.

Надежда, едва вспыхнув, тотчас потухла, и Чарльз прислонил голову к оконной раме, устремив измученный взгляд вдаль, где трепетала на ветру желтеющая листва деревьев.

— Теперь я понял. Никогда не понимал, а теперь понял. Ты сделала ошибку и потом ничего не могла изменить, пусть так. Ошибаются все, Скарлетт. Ты должна была довериться мне и обо всем рассказать, а не делать вид, будто все хорошо. Я понимаю, ты не хотела причинять мне боль, но поверь, гораздо больнее годами жить с человеком, любить его всем сердцем и недоумевать, почему он бывает холоден с тобой, почему не интересуется твоими мыслями, искать в себе изъяны, бояться, что его чувства угасают или уже угасли, а ты ничего не можешь с этим сделать. Скарлетт, зачем? Зачем ты давала мне надежду? Я ведь думал, что что-то значу для тебя, думал, что я для тебя нечто большее, чем просто ошибка молодости!

— Вы для меня давно уже не ошибка! — Скарлетт подошла к окну и встала напротив мужа, доверительно глядя ему в глаза. — Когда-то я жалела о том, что поторопилась выйти замуж, но те времена остались далеко позади. Чарли, пожалуйста, поверьте, у меня нет человека ближе и дороже вас!

— Но любишь ты до сих пор Эшли, — безрадостно улыбнулся Чарльз.

— Я теперь вижу, что поступала ужасно, но я поступала так не со зла, клянусь! Я ведь вовсе не злая, Чарли. Я, наверное, думала только о себе и не понимала, что делаю вам больно. Если бы понимала, то никогда бы не сделала этого. Чарли, мне так стыдно, простите меня за все! — Скарлетт закрыла лицо ладонями и заплакала безудержно, навзрыд, вздрагивая всем телом.

И тут она ощутила обволакивающее тепло объятий мужа и тесно прильнула к нему, порывисто обхватив его за шею, отчаянно цепляясь за него посреди мрака, затопившего душу, как за спасательный круг. Каким наслаждением было чувствовать эти нежные, успокаивающие прикосновения, растворяться и забываться в них! Как это было чудесно — знать, что тебя любят и прощают несмотря ни на что, любят не за твои добродетели или красоту, или за темперамент, а просто за то, что ты есть на этом свете. Холодная, мертвая и бесприютная тьма уходила из сердца, уступая место свету — живительному, теплому, такому желанному и долгожданному. Скарлетт в своей эйфории не поняла, кто кого начал целовать первым, но этот внезапный, долгий, полный невысказанных чувств поцелуй захватывал дух, возносил ее на вершину счастья и очищал душу, как ласковый летний дождь.

— Скарлетт, не надо, — вдруг прошептал Чарльз, отстранившись от ее губ.

— Чарли! — Скарлетт продолжала самозабвенно покрывать поцелуями его губы и лицо. — Чарли, дорогой мой, я знала, что вы меня простите! Я не ошибалась в вас, мой хороший! Я была такой дурой, я так плохо с вами обращалась, но больше этого не повторится! Теперь все будет по-другому, правда? Теперь у нас все будет хорошо. Скажите же это, милый, скажите, скажите! Милый!

— Я не могу так, прости, — эта незамысловатая фраза Чарльза прозвучала как гром посреди ясного неба.

Скарлетт застыла в его руках и растерянно хлопала ресницами, чуть вытянув от удивления лицо.

— Чарли?..

— Зачем все это, Скарлетт? — он недвусмысленно убрал ее руки со своей шеи и отвернулся. — Ты снова обманываешь и себя, и меня. Давай будем честными хотя бы друг перед другом и не станем изображать то, чего нет. Скарлетт, я не могу жить с женщиной, зная, что она меня не любит.

Скарлетт словно получила удар под дых. Она смотрела на усталое, искаженное душевной болью лицо Чарльза и не понимала, почему он отказывается от нее теперь, когда минуту назад целовал ее с такой страстью и держал в объятьях так, будто больше никогда не отпустит от себя ни на шаг.

— Чарли, я думала, что вы простили меня!

— Да пойми же, дело не в том, простил я или не простил, Скарлетт! Хотя… и в этом тоже, но не обо мне сейчас разговор. Дело в тебе, в твоих чувствах. Ты не любишь меня, но хочешь держать при себе, как… неважно. Мне это невыносимо, меня это мучает, мне не нужна половина или четверть твоего сердца, мне оно нужно целиком! Или не нужно вовсе.

— Что я могу сделать, Чарли? — Скарлетт крутилась около него, стараясь заглянуть в глаза. — Дайте мне второй шанс, я докажу, что мне можно доверять!

— Если бы это было так просто!

— Но что в этом сложного? Чарли, мы так хорошо жили до недавнего времени, мы же были счастливы, помните?..

Чарльз отрицательно замотал головой.

— Не были, Скарлетт, не были. Нам только так казалось, на самом деле мы оба были несчастны. Ты находила утешение и радость в делах, а я — в заботе о тебе и детях. Это не было счастьем, но когда-то нам этого хватало. Теперь все изменилось, и больше я так жить не могу и не хочу. Я устал от самообмана, Скарлетт.

Ресницы Скарлетт задрожали, с языка просилось множество слов, но они все застревали комом в горле. Любые попытки подступиться к Чарльзу оканчивались неудачей, а она все продолжала штурмовать его, как неприступную крепость, и едва ли могла сама себе ответить на вопрос, что ею движет.

— Вы теперь бросите меня, Чарли?

— О нет, я даже мысли такой не допускаю! Мы должны думать не только о себе, но и о детях, и о наших близких, поэтому мы останемся мужем и женой в глазах людей, но… — Чарльз тяжело вздохнул. — Ты должна понять: какая-то часть меня умерла, и я не могу ее воскресить. А теперь позволь мне идти, я опаздываю на поезд.

— Нет! — Скарлетт со слезами на глазах вцепилась в рукава его сюртука. — Не уходите, не оставляйте меня сейчас, прошу!

Чарльз мученически возвел глаза к потолку, поняв, что без боя его из дома не выпустят.

— Я вернусь через две недели. Мне нужно побыть одному и заняться делами, я так решил.

— Но я не буду вас беспокоить! Чарли, умоляю, останьтесь!

Скарлетт, потеряв всякое самообладание, льнула к нему, скользила руками по его груди и плечам, недвусмысленно увлекая за собой. Она чувствовала, что находится на верном пути — неровное дыхание Чарльза говорило о том, что он держит оборону из последних сил и вот-вот сорвется в пропасть вместе с ней, наплевав на свои принципы, гордость и упрямство.

— Я не хочу, чтобы вы уезжали, не хочу, не хочу! — исступленно шептала Скарлетт, целуя его куда-то в шею и подбородок.

— Зато этого хочу я! — предприняв над собой нечеловеческое усилие, Чарльз отстранил ее от себя. — Если мое желание хоть что-нибудь значит!

— Вы жестокий, — от обиды у Скарлетт из глаз брызнули слезы.

— Я вернусь, — шумно выдохнув, повторил Чарльз и быстрым, твердым шагом направился к двери. — А ты пока подумай над тем, что я тебе сказал.

Скарлетт метнулась было за мужем, но он шел, не оборачиваясь, вернее, убегал, и она поняла, что все ее слова и уговоры бесполезны. Печально глядя ему вслед, Скарлетт вздохнула:

— О, Чарли…