Лихорадка (гет)

Солнечные лучи пробивались сквозь чуть поредевшую осеннюю листву, узорами ложились на белые стены Тары и проникали в окна усадьбы. Чарльзу показалось, что он бредит, когда со стороны подъездной аллеи послышались цокот лошадиных копыт, зычный голос Мамушки и звонкая болтовня Мэдж. Он встал с кровати, подошел к окну и увидел, как у крыльца остановилась повозка, увидел Порка, помогающего спуститься на землю сначала детям, а потом… Нет, Чарльзу не показалось: из повозки вышла Скарлетт в черном траурном платье и перемолвилась парой слов с удивленным негром.

«Господи, что могло произойти?» — с ужасом подумал Чарльз и хотел уже бегом броситься вниз, но вовремя вспомнил, что толком не одет. Быстро застегнув рубашку и накинув на плечи сюртук, он выбежал в холл, где нос к носу столкнулся с женой. Ее чуть раскосые глаза стали круглыми, как чайные блюдца, а рот забавно приоткрылся, придавая лицу выражение глубочайшего шока.

— Скарлетт, что случилось? Кто-то у…

Вместо ответа Скарлетт бросилась мужу на шею, крепко стиснув его в объятьях, и принялась неистово осыпать поцелуями.

— Чарли! Чарли, не могу поверить! — задыхаясь, шептала она со слезами на глазах. — Дорогой мой, ты жив, жив!

Опомниться Чарльзу не дали дети, тесной кучкой облепившие его вслед за матерью. Они верещали наперебой, не помня себя от радости, Мэдж маленькими ручонками растолкала всех и запрыгнула к отцу на руки.

В парадную дверь проковыляла Мамушка и, увидев молодого господина, медленно осенила себя крестным знамением.

— Го-осподи Иисусе Христе, помяни царя Давида и всю кротость его, — ни разу не мигнув огромными черными глазами, пробормотала старая служанка. — Мистер Чарльз, а мы вас хоронить собирались.

Чарльз растерянно посмотрел на жену, впрочем, Скарлетт мало что соображала в эту минуту. Она стояла рядом, молитвенно сложив руки под подбородком, и смотрела на мужа как на божество, спустившееся с небес.

— Мамушка, а что произошло? — спросил он. — Мэдж, крошка, не обнимай меня так сильно за шею, мне трудно дышать.

— Так ведь поезд ваш, мистер Чарльз, сгорел как щепка.

— Мой поезд?.. Ах да, должно быть… — Чарльз нахмурился. — Должно быть, речь идет о поезде, который шел в Нью-Йорк. Я чуть было не уехал на нем, передумал в последнюю минуту. Боже мой, ну и история…

— О Чарли! — благоговейно дотронувшись до его локтя, произнесла Скарлетт. — Я так рада, так рада, что ты жив!

— Папочка, мы думали, что больше никогда тебя не увидим! — тоненьким голоском вторила ей Минни.

— Какой кошмар, — Чарльз покрылся холодной испариной и потрепал по волосам Уэйда, от счастья лишившегося дара речи. — Из-за меня вы пережили настоящий ужас. Если бы я знал… Скарлетт!

Слова не шли у него языка, когда он видел такой взгляд Скарлетт, обращенный к нему. Полный трепета, преклонения и еще десятка чувств, которых Чарльз не мог распознать сразу. В его голове промелькнула себялюбивая мысль о том, что ради такого взгляда жены, пожалуй, стоило «умереть».

* * *

Скарлетт не хотела тянуть с объяснениями больше ни дня. Правда, для этого ей пришлось ждать позднего вечера, пока все домочадцы и слуги, взбудораженные внезапным «воскрешением» Чарльза, оставят его одного. Все существо Скарлетт и все ее мысли были подчинены единственной цели — поскорее рассказать любимому о своих чувствах, а там… Неважно, что там потом — он должен знать. Сейчас она ему все скажет, сейчас облегчит перед ним душу, и все у них будет хорошо. Все должно быть хорошо.

Сгорая от радостно-волнительного предчувствия, Скарлетт проскользнула в комнату к Чарльзу — свою бывшую комнату — и застыла возле двери, с лукавой улыбкой наблюдая за ним.

— Скарлетт, почему ты не заходишь? — улыбнулся ей муж. — Неужели все еще боишься меня? Ты же убедилась, что я из плоти и крови.

Скарлетт подлетела к нему легким пританцовывающим шагом и с задорным смехом взяла за руки.

— Чарли, мне нужно тебе что-то сказать! Что-то очень-очень важное!

Чарльз удивленно приподнял брови.

— Я весь внимание.

— Чарли, я… — короткий вдох прервал ее речь на секунду. — Я люблю тебя!

Скарлетт напряженно ждала ответа — ответа не словесного. Она жадно всматривалась в лицо Чарльза, желая лицезреть радость от признания, о котором он наверняка страстно мечтал все двенадцать лет. О, как она хотела видеть его улыбку, его счастливые глаза! Чарльз в смятении опустил взгляд.

— Скарлетт, ты… ты… уверена в этом?

— Да, да, да! — Скарлетт горячо расцеловала его немного шершавые теплые руки и прижала их к своей щеке, блаженно прикрыв глаза. — Чарли, мой милый, дорогой Чарли, я думала, что уже никогда не смогу сказать тебе этого, а ведь я только теперь и поняла, как я тебя люблю!

— А Эшли?.. — в изумлении спросил Чарльз.

— Ах, любимый мой, да я же его никогда и не знала! Я была совсем девочкой, когда мы с ним дружили, и мне казалось… я думала, что он влюблен в меня, а все вышло совсем не так, и мне было больно, обидно. Ты же знаешь, какая я упрямая и настырная, я просто перепутала это с любовью!

Чарльз взволнованно дышал. Скарлетт видела, что он всем сердцем желает поверить ей, но отчего-то не может, и ломала голову над тем, как ему помочь. О, если бы он только подал какой-нибудь знак, подсказку, она непременно доказала бы ему, что говорит правду!

— Скарлетт, родная, — заговорил наконец Чарльз, проведя ладонью по ее волосам, шпильками собранным на затылке, — я прошу тебя, не торопись и не разбрасывайся громкими словами. Ты пережила большое потрясение, наверное, чувствовала себя виноватой, а теперь увидела меня живым, и… словом, могла принять одно за другое.

— Нет, нет! — воскликнула Скарлетт, резко замотав головой. — Я и раньше это чувствовала, просто я… не понимала, не сознавала. Я думала, что нельзя любить сразу двоих, но по привычке считала, что люблю Эшли, а это было не так! Чарли, поверь, я люблю тебя, только тебя! Не отвергай меня, если ты меня отвергнешь, мне кажется, я умру!

Пылкость речей супруги не могла не убедить Чарльза в искренности ее признаний. Он верил и не верил ей, такой растерянной, уязвимой, распахивающей перед ним душу настежь.

— Тш-ш, ну все, успокойся, не надо так, — Чарльз ласково обнял ее, стараясь утешить. — В конце концов, я же здесь, с тобой, я никуда не ухожу.

— Мне этого мало! — выпалила Скарлетт и тут же стыдливо осеклась. — Мне нужно, чтобы ты, ну… мне мало одного твоего присутствия, — сказала она с пылающими от смущения щеками. Господи, зачем только он мучает ее и заставляет говорить все это? Лучше бы просто поцеловал и избавил от необходимости в объяснениях. — Я имею в виду, если ты останешься со мной под одной крышей из вежливости или из долга, я… я этого просто не вынесу.

Скарлетт отстранилась, чтобы заглянуть Чарльзу в глаза. Он был слишком деликатен, чтобы произнести подобное вслух, но Скарлетт распознала в его взгляде — а может, это лишь показалось ей — невеселую мысль: «Но ты именно так со мной и поступала. Была как будто рядом, а на самом деле очень, очень далеко от меня».

— Давай поступим так, — сказал Чарльз. — Я дам тебе месяц на размышления, и если через месяц ты сможешь повторить все, что сказала мне сейчас, то мы навсегда перевернем эту страницу и откроем новую.

— Месяц? — с разочарованием переспросила Скарлетт.

— Так мы оба будем уверены, что снова ничего не перепутали.

Скарлетт горестно охнула.

— О Чарли, я понимаю, почему ты так говоришь. Я столько раз обманывала твое доверие! Ты всегда был со мной честен, а я только и делала, что предавала тебя. Но если ты позволишь… если поверишь… Любимый мой! Я клянусь, что больше не подведу тебя. Никогда, никогда!

Чарльз тем временем скользил по ее лицу немного удивленным, немного отчужденным, но вместе с тем очень внимательным взглядом, будто видит жену впервые и старается прочесть каждую ее эмоцию, заглянуть в каждый уголок ее души. Скарлетт слегка подалась ему навстречу и затрепетала, чувствуя, как томительно сладко у нее внутри разливается жар.

— Ты когда-нибудь сведешь меня с ума, — улыбнулся Чарльз после долгой паузы.

— Что это означает? — нетерпеливо спросила Скарлетт, широко распахнув горящие зеленые глаза.

— Но я уже все сказал тебе. Я верю, что ты говоришь искренне. Сейчас — да, однако все еще может измениться. Скарлетт, — он нежно коснулся пальцами ее губ, — не давай сейчас никаких клятв.

От досады Скарлетт захотелось поколотить мужа. Зачем, зачем он подвергает ее этим дурацким испытаниям? Неужели не видит ее любви, неужели не чувствует? Что мешает ему просто сказать: «Я прощаю тебя, любимая, давай забудем обо всем и будем счастливы»? Ведь он хочет этого не меньше, чем она! Ведь он простил ее! Или нет?..

Рассудок говорил Скарлетт, что такое поведение Чарльза вполне оправдано ее долгим пренебрежением к нему, тоннами лжи и лукавства, изменой, в конце концов. Сердцем же ей безумно хотелось прижаться к его груди, шептать ему такие слова, каких еще никому не говорила, целовать так, как еще никого не целовала. К сожалению, нынче от Скарлетт мало что зависело — на этот раз кнут был не в ее руке.

— О, вы просто… — она сердито оттолкнула его и надулась. — Просто решили поиздеваться надо мной!

— И не думал.

— Что теперь? — с наигранным равнодушием спросила Скарлетт, сев возле зеркала и поправляя шпильки в волосах. — Вернетесь в Атланту?

— Нет, пока нет, — спокойно ответил Чарльз.

— Но как же так? Мелли и все остальные сходят с ума, думая, что ты погиб!

— Уилл поехал в Джонсборо, он даст телеграмму Мелли. А все-таки в Атланту я сейчас не вернусь.

— О… — Скарлетт растерянно захлопала ресницами. — А где же ты будешь, Чарли?

— Здесь.

Скарлетт в сердцах вскочила на ноги.

— Здесь? О нет, лучше бы вы куда-нибудь уехали. Мне невыносима ваша вежливая холодность. Ваша холодная безликая вежливость. Если вы останетесь в Таре, тогда в Атланту вернусь я одна и немедленно!

— Скарлетт, что тебя так разозлило? — Чарльз скрестил руки на груди и смотрел на нее смеющимися лучистыми глазами.

— Вы сами знаете. Я пережила такое горе, была в глубоком трауре, хотела умереть вслед за вами, так благодарила Бога, когда увидела вас здесь, открыла вам свое сердце, а вы! Неужели я страдала недостаточно, Чарли, чтобы искупить свою вину?!

— Разве я заставляю тебя страдать? Я лишь прошу не спешить с обещаниями и смелыми заявлениями. По-моему, в нашем положении это разумно.

— Да к черту разум! Я тебя, тебя хочу!

— Скарлетт, выслушай меня до конца хотя бы раз в жизни! — Чарльз потерял терпение и схватил жену за плечи, чеканя слова прямо ей в лицо с этим ее упрямым ирландским подбородком. — Нам обоим нужно время, чтобы разобраться в чувствах! И я не сказал, что это время мы должны провести порознь.

— О! — выдохнула Скарлетт, совсем перестав понимать что-либо.

— Мы ведь с тобой никогда еще по-настоящему не были вместе, — из его голоса исчезла напускная строгость, руки мягко скользнули вниз и обвились вокруг ее талии. — Я сильно рискую, Скарлетт, но на сей раз делаю это осознанно.

Будто падая куда-то в глубокое море с отвесной скалы, Скарлетт жадно приникла к губам мужа и почувствовала, как тяжелые пряди длинных волос рассыпаются у нее по плечам и спине. Наконец-то они говорили на языке, понятном обоим, лучшем языке, существующем для выражения любви между мужчиной и женщиной. Лишь теперь Скарлетт поняла его истинное назначение и смысл, и это приводило ее в восторг не меньший, чем остальные открытия. Она доверяла и доверялась Чарльзу, без колебаний вручала ему и свое тело, и свою душу, зная, что его сильные ласковые руки поймают ее и не дадут упасть и разбиться, на какую бы высоту ей ни вздумалось взлететь.

Снова Тара, и все девичьи грезы Скарлетт о любви — такие, казалось, призрачные и несбыточные — воплотились в жизнь. Были конные прогулки по длинным тропам алой земли, нескончаемые разговоры на крыльце усадьбы и смех — то негромкий, то заливистый — в прохладной тиши сельских сумерек, долгие темные ночи, полные нежности и страсти. Супруги условились между собой все это время не вспоминать прошлое ни единым словом: Чарльз свое обещание держал неукоснительно, а Скарлетт не испытывала ни малейшей охоты к тому, чтобы его нарушить. Прошлое казалось ей подернутым плотной дымкой и не имеющим никакого значения, особенно сейчас, когда любовь открылась ей во всем многообразии своих граней.

Запоздалый медовый месяц подходил к концу, и нужно было возвращаться к привычной жизни и будничным делам. Пока Мамушка собирала вещи господ в дорогу, Скарлетт с кислым выражением лица лежала на кровати, обхватив подушку. Чарльз, видя хандру жены, улегся у нее за спиной и обнял одной рукой сзади.

— Ну что такое, милая? — спросил он, несколько раз поцеловав ее в плечо. — Не хочешь покидать Тару?

— Не хочу, — капризно надув губы, ответила Скарлетт. — Почему мы вообще должны уезжать из Тары?

— Да так, из-за одной безделицы. Называется «работа».

— О-о! — удрученно простонала Скарлетт. — И почему в жизни нельзя иметь все сразу? Обещай, что, когда мы станем старыми-престарыми старичком и старухой, то носу не покажем из Тары. Да? И кстати, Чарли, к той поре я рассчитываю снова сделать из нее полноценную хлопковую плантацию. Мы будем просто купаться в хлопке, — мечтательно закатила она глаза, — и в деньгах. Конечно, деньги нам уже будут не нужны, мы отдадим их детям с внуками. Так, Чарли?

— Так, так, — рассмеялся Чарльз. — Будем вдвоем сидеть в креслах-качалках на крыльце, укрыв ноги пледом, и…

— …и смотреть, как растет хлопок, — довольно закончила за него жена. — Целые белые моря, боже мой, ты должен это видеть! Ах, я люблю Тару. Ну почему опять эта Атланта? — вновь скривилась Скарлетт.

— Будет тебе, любовь моя! У нас полно дел. Нам надо решить, в какой колледж отдать Уэйда…

— Точно! А заодно определиться с колледжами для Минни и Мэдж. На будущее. Чарли, — она повернула голову и лукаво посмотрела на мужа, — ты думаешь, про наше отсутствие что-нибудь болтают?

— Пусть болтают мне в лицо. Нашли, чем испугать.

— А что насчет… — Скарлетт отбросила подушку и лениво перевернулась на спину. — Насчет Нью-Йорка? То твое приглашение из Ассоциации все еще действительно?

— О да, — улыбнулся Чарльз. — У нас есть время уладить этот вопрос как минимум до Рождества.

— Ура, ура, ура! — миссис Гамильтон захлопала в ладоши от счастья. — Чарли, дорогой, послушай, я долго думала над этим, и у меня появились идеи. Во-первых…

— Т-ш-ш! Тише! — Чарльз закрыл ей рот ладонью.

— Что такое? — удивленно промычала Скарлетт ему в руку.

— Мы все еще в Таре, любовь моя. Дела могут подождать до завтра, верно? Ведь завтра будет уже другой день.