Нереальная реальность: Тайна треугольника (джен)

Тень от крюйс-брам-рея падала точно на лицо, защищая глаза от жгучего солнца. Перекрикивались неугомонные чайки. Я сидела на пушке опер-дека, устроившись спиной на фальшборте и обхватив ладонями планшир. Только пробили четыре склянки, отсчитав десять часов утра. «Чёрная Жемчужина» почти неделю стояла на приколе в небольшой гавани Рам-Пойнт, на северной оконечности Большого Каймана. В крошечном поселении, выросшем благодаря беглым рабам, пиратам и прочим противникам цивилизации, не было ровным счётом ничего интересного — помимо рома. Но даже за него здесь требовали в разы больше, чем на той же Тортуге. Прогуляв значительную часть навара, полученного после делёжки награбленного, не за неделю, а лишь за пару дней, каждый из команды «Жемчужины» внезапно вспомнил о здоровом образе жизни. Пираты со смирением согласились на одну чарку рома в день, из трюмных запасов, когда капитан Воробей отказался и от неё. Часами напролёт Джек посиживал в каюте, попивая кофе, которым я с ним случайно поделилась, и, как одержимый, пытался понять, что же мы здесь забыли.

К Большому Кайману нас привёл компас. А если быть точной, то, чего желалось более всего, — мне. А я хотела как можно скорее уладить все «недомолвки» с сеньоритой Тич. Компас направления не менял, вёл упорно к малообитаемому острову, чтобы потом ещё несколько дней я рыскала по нему в напрасных поисках Анжелики. Но стоило только изменить направление, уклониться в сторону, стрелка настойчиво требовала вернуться в гавань. Несчётное количество раз я спрашивала себя, истинно ли это самое желанное, может, компас чувствует нечто, засевшее значительно глубоко? Джек не упрекал, а я не давила на больную мозоль, ибо чувствовала, как тема с куклой бьёт по капитанскому самолюбию, как пирата коробит при разговорах о том, что делает его уязвимым и с чем ему никак не удаётся разобраться.

Причалил баркас с берега, и взмокшего мистера Гиббса опередил запах жареного кабана. Старпом ловко забрался на палубу, что-то прикрикнул в лодку, завидев меня, весело выдал: «Нашли!» и заспешил к капитанской каюте. Я проводила его взбудораженную фигуру внимательным взглядом, в сомнениях прикрыла глаза, закусывая краешек губы, выдохнула и вприпрыжку бросилась следом.

— …на свинье ездил? — Я замерла в дверях от неожиданности. Гиббс бегло глянул на меня и вновь посмотрел на кэпа, физиономия которого отражала ярчайшие оттенки ленивого раздумья. Я неспешно направилась к креслу у окна, а Джошами продолжил: — Он ещё когда-то спьяну ялик спалил, совсем рядом с «Жемчужиной», помнишь?

Джекки резко кивнул.

— Не-а. — Старпом разочарованно вздохнул. — Какое мне до него должно быть дело, если только он не собирается вновь поджигать какую-нибудь посудину в нескольких футах от моего корабля? — отчасти раздражённо поинтересовался кэп.

— А такое, — Гиббс быстро хлебнул из фляжки, — что встретил я сейчас его брата и тот поведал мне интересную историю. Раз в месяц они встречаются у Сент-Винсента с контрабандистами, что возят всякий — в основном краденый — товар из Новой Гранады. В этот раз контрабандисты опоздали почти на неделю. Оказалось, что их нагнал испанский военный бриг, шёл из самой Картахены. Уйти им всё же удалось на мелководье, неподалёку от французского порта. Говорят, что капитан того испанского брига прям-таки обозлился на всяких… нелегальных торговцев, и потому, что разжаловали его, сняли с командования военного корабля за самоуправство и порчу королевской собственности. Даже вроде как в тюрьме держали. — Воробей устало прикрыл глаза рукой и изредка поглядывал на помощника сквозь пальцы. Я поставила локти на колени и подпёрла подбородок руками, ожидая, что длинный пролог приведёт к ценной концовке. — Было это пятнадцать дней тому назад. После бриг этот вроде направился к южному побережью Кубы. — Старпом сделал паузу, глянул на меня, затем на Воробья. — А ещё говорят, что тот самый разжалованный капитан с военного корабля — женщина! — Я резко вскинула голову. Джек с хлопком опустил руку на стол. А Джошами придержал улыбку, явно довольный произведённым эффектом.

— Женщина? — по слогам проговорила я. Мистер Гиббс кивнул.

Джек Воробей тем временем принялся активно копаться в ворохе бумаг на столе, часть из которых была взята мной при захвате корабля Флоренсе Пальма. Наконец он выудил тощий узкий журнал, зашелестел страницами и, не глядя, спросил:

— Как бриг называется?

Страпом задумчиво нахмурился.

— «Возмездие»? Нет, не так… Как же её там? Вос…

— «Воздаяние»? — хмуро бросил Джек.

— Да! Точно! Именно «Воздаяние»!

Даже при опущенной голове я видела, как полыхнул огонь в карих пиратских глазах и как постепенно растягивались губы в отчасти хищной, коварной улыбке. Капитан Воробей поднял голову, медленно откинулся на спинку кресла, кивнул Гиббсу, посмотрел на меня, а затем с тихим смешком ткнул пальцем в карту: «Ола, сеньорита!».

Не прошло и четверти часа, как «Чёрная Жемчужина» устремилась на юго-восток. Компас не подвёл: привёл пусть не к Анжелике, но туда, где мы смогли про неё узнать. Джек давно распорядился «заслать уши» в моряцкую среду, что порой разносила вести куда быстрее технологий будущего, и вот это спорное решение принесло свои плоды. Стрелка компаса указывала точно вперёд, к месту, где теперь я желала оказаться в последнюю очередь.

Джек Воробей мурлыкал песни и периодически становился к штурвалу. Я молчала и не находила себе места. Пока встреча с Анжеликой оставалась лишь неопределённым направлением стрелки волшебного компаса, у меня не было необходимости вспоминать малоприятное видение. Никто не говорил, что оно — истина, мгновение неминуемого будущего, но, прокручивая в голове, казалось бы, незначительные моменты, я находила всё больше подтверждений в него поверить: шрам на левой ладони и отсутствие в том видении многих знакомых лиц были наиболее вескими. После погружения в этот омут, на островах Треугольника, поселившийся страх не только подталкивал к сомнительным поступкам, но и придавал сил, чтобы бороться и не допустить подобного. И теперь под беззвёздным небом и тёплым ветром на язык просилось горькое: «Чему быть, того не миновать».

— Я не говорил тебе, — негромко начал Джек Воробей, незаметно появляясь на палубе глубоко за полночь и нарушая моё мрачное одиночество, — что порой могу читать мысли некоторых дам?

Я покосилась в его сторону.

— Не говорил, а просто делал. Ага. — Воробей согласно выпятил губу, качнув головой. Предвосхитив очевидное замечание, я развернулась спиной к планширу. Серьёзный взгляд, что обратился к кэпу, привёл его в замешательство — дёрнулся левый край усов. — Джек, пообещай мне кое-что…

Пират слегка развёл руками.

— Если речь о моей душе, боюсь, вынужден буду отказать тебе, дорогая…

— Что бы ни случилось завтра, при встрече с ней, не вмешивайся. — Его брови скукожились у переносицы. — Пообещай, пожалуйста, Джек.

Кэп двинул нижней челюстью из стороны в сторону.

— Звучит не очень… — рассудил он. — В чём дело? Знание женской натуры намекает, что ты чего-то не договариваешь, мисси.

— В моей голове это звучит пугающе, а, на деле, весьма сомнительно. Скажем, причуды женской интуиции, — с тщедушной улыбкой отмахнулась я. — Ты можешь мне довериться и пообещать, что не вмешаешься несмотря ни на что?

— Ммм, это шантаж? — просиял Воробей.

— Возможно, — пожала я плечами. — Не очень благородно, зато…

— Действенно, да, — закончил Джек, затем задумчиво почесал скулу. — Что бы ни произошло, говоришь? Хорошо, идёт. — Я вперила в него требовательный взгляд. Капитан отчётливо кивнул. — Так и быть, мисс, даю слово пирата, что не вмешаюсь в то, о чём понятия не имею.

Я благодарно улыбнулась и вновь посмотрела в темноту впереди, где должны были сливаться море и небо. На душе вроде полегчало, но отчего-то думалось, что ненадолго. Джек Воробей пристально наблюдал за мной с проблесками хитрецы в глазах.

— Завидую тебе, — я закачала головой, — ты так спокоен, будто завтра мы прибудем на Тортугу, а не к испанскому острову на встречу с обозлённой на тебя и всё пиратское отродье женщиной, которая через магию вуду может сотворить с тобой, что угодно.

— Если бы хотела и могла, уже бы сделала. Значит, либо не может, либо не хочет, что более вероятно, — с физиономией опытного философа вывел кэп. Затем, перегнувшись через фальшборт, несколько секунд глядел, как волны ныряют под киль. — К тому же ну что самое страшное может произойти?

— Ты можешь умереть, — безрадостно отозвалась я.

— Да, это неприятно, конечно… — спохватился Джек, выровнявшись. — Да брось, — глаза его ярко сверкнули, — Анжелика так не поступит. Ей нравится забавляться, играть и растягивать удовольствие и пытку. К тому же она всё ещё что-то чувствует ко мне… — Кэп медленно обернулся ко мне и с натянутой улыбкой шепнул: — Гхм, это я зря сказал…

Я положила руки ему на плечи и несколько раз кивнула.

— Я в тебе не сомневаюсь. Ты сильнее её.

— Тогда что не так? — не унимался Воробей. — В твоих глазах нет ни грамма ожидаемой решимости и, надо полагать, злости.

— Я просто устала.

К острову, название которого я нарочно гнала прочь из памяти, прибыли ранним утром. Собирался отряд из доброй трети команды. Вооружались, как перед взятием крепости, а настроения всё же царили бодрые. Я натужно тянула улыбку, особенно на глазах Джека, которого до последнего сторонилась, боясь, что он всё-таки раскусит меня, как очередной орешек. Кэп, конечно же, что-то подозревал и, при этом, виду старался не подавать, с будничной лёгкостью наставляя мистера Гиббса, что оставался за главного.

— Ну что, мисс, всё готово, — задорно улыбнулся Воробей у трапа, подавая руку. Я коснулась его ладони, затем одёрнула руку, хватаясь за собственное запястье.

— Ещё кое-что… — Я рысцой кинулась в каюту, а, когда вернулась, взгляд Джека так и не изменился: был скептично заинтригованным. Двумя руками я усадила треуголку ему на голову и одобрительно кивнула: — Так-то лучше. — Кэп подвёл глаза кверху, глянул на меня, изогнув бровь, и промолчал, только губа дёрнулась. А я как ребёнок радовалась глупой мелочи: в видении Воробей был без треуголки, и, быть может, такое незначительное изменение повлечёт за собой более важные. Хотя нутро грыз реалистично настроенный зверь, напоминал, что куда скорее придётся действовать самой, чем надеяться на разрешение конфликта третьей всемогущей силой.

На берег выбраться оказалось непросто: сапоги скользили по покрытым водорослями булыжникам, лодка сильно раскачивалась на волнах, а ветер с земли порой чувствительно подталкивал в плечо, нарушая и без того хрупкое равновесие. После того как я минуты три таращилась в компас невидящим взглядом, Джек отобрал его и уверенно двинулся в густые джунгли. Рубашка на спине не успела взмокнуть, когда под ноги попалась тропинка, едва заметная, круто уходящая вверх по склону. Лес был пропитан влажной духотой, дышалось тяжело. Я механически переставляла ноги, взгляд плыл по спутанной растительности вдоль дорожки. Порой подошвы скользили по влажной почве, и тогда в спину прилетал дружеский толчок от Билли Ки. Шпага вознамерилась набить синяк на зажившем колене. Мысли, что хаотичной каруселью кружили вокруг «воспоминаний о будущем», внезапно свелись к одной единственной, будто весь поток хлынул в лейку: «Как же хочется пить!». Не успела я собрать в лёгких достаточно воздуха для просьбы, карусель мысленная превратилась во вполне реальную: лес замельтешил, затанцевал, пошёл волнами, вырывая из лёгких кислород и пихая в желудок отвратительной чувство тягучей тяжести.

— …Да вроде живая, — пробился чей-то голос сквозь гулкую стену.

— Отчего вы, дамы, так любите падать в обморок? — с сочувственным умилением поинтересовался Джек Воробей, когда разлепились мои веки. Медленно прорисовывалось окружение, но кэп всё ещё оставался в фокусе и, слегка прищурившись, подал руку.

— От того, что не так толстокожи, как вы, мужчины, — натужно парировала я, поднимаясь. «Вот чёрт!» Джек ответил снисходительной улыбкой.

В голове навязчиво гудело. На весь дальнейший путь я не обращала ровным счётом никакого внимания, вцепившись взглядом в белую рубаху Воробья. С каждым преодолённым ярдом сердце заходилось сильнее: то сжималось от страха из-за осознания реальности происходящего, то стучало громко и отчётливо, ускоренное не только адреналином, но и внезапно пробудившейся решительностью. Желание отсрочить неминуемый момент сменялось острой необходимостью быстрее со всем покончить, проглотить горькую пилюлю и забыть, а затем вновь накатывала волна обессиливающего страха. Но все спорные чувства разом выветрились, едва прозвучала команда: «Привал всем!». Тропа вывела нас к пятачку с пожухлой травой, что подступал к обрыву.

Я приблизилась к пропасти. Взгляд бегло пробежался по растительности на другой стороне и резко нырнул в туманную бездну. Вот мы и у края пропасти. Снова. Сделаешь шаг, рухнешь сам и утянешь другого. У меня был план — сомнительный, повязанный на вере в то, в чём нельзя быть уверенным.

Билли опасливо подступил к краю, быстро глянул вниз и протянул:

— Да, не хотел бы я туда упасть.

— А разве есть другие желающие?

Камень из-под сапога бесшумно растворился в пропасти. Желающих не было и, глядя вниз, отсчитывая последние минуты ожидания, я твёрдо обещала себе, что их — вольных или не вольных — не появится, не по моей вине. Руки горели огнём. Я закрыла глаза. До мельчайших, последних уцелевших в памяти подробностей то ли вспомнила, то ли представила, что происходило, будет происходить дальше. Провела пальцами по сухому рубцу на ладони. Попыталась унять нарастающий в голове шум крови. Захрустели ветки, донеслись гулкие отзвуки голосов, зашуршала сухая трава под ногами встрепенувшихся пиратов. Я открыла глаза, зажмурилась, глянула в пропасть и обернулась к джунглям.

Пираты замерли готовой к обороне шеренгой. Джек чуть впереди внимательно приглядывался к густой зелени. Я медленно двинулась к нему, просочилась меж широких спин, прошла дальше, опережая капитана, и обратила взгляд к пальмовым кустам. Свистнул воздух, листья опали. Сверкнуло широкое лезвие мачете, его блеск отразился в чёрных глазах турка. Юсуф, я помнила, за ним ещё трое: все суровые, молчаливые, собранные. Наконец над зеленью проплыло воздушное перо на шляпе. Под лопаткой скрутилось что-то неприятное.

— Вот. Те, кто прибыли на остров, — доложил Юсуф.

Анжелика кивнула, останавливаясь в ярде от кромки леса и обводя пиратов изучающим взглядом. Я думала, что заговорю, сделаю хоть что-нибудь, едва её завидев, но тело будто оцепенело, как на кнопку нажали. Всё, что она говорила, сверкая глазами, посвящая Джеку хищную горячую улыбку, доносилось, словно из-под стеклянного купола, гулко и неразборчиво. Вдруг меня точно толкнул кто-то невидимый, переставил ноги на два с половиной шага вперёд, уложил руку на эфес и заставил ощутить жар собственной крови. Всё пространство сомкнулось до трёх человек, единственно важных во всем спектакле.

— И ты променял меня на это? — с презрением усмехнулась Анжелика. — Чем же она лучше?

Я поджала губы. Кэп мгновенно ответил:

— Не пыталась меня убить. — Теперь мы оба знали, что это если и не ложь, то яркая ирония.

Тич запустила левую руку за полу модного камзола. Словно бы могла увидеть через ткань, как её пальцы подхватывают ритуальную куклу из внутреннего кармана, я в самый последний миг заговорила — удивительно ровным голосом:

— Анжелика, стой. — Она вскинула голову. Взгляд тёмных глаз пропитало раздражённое недоумение. — Не делай этого. Отдай куклу, иначе тебе совсем не понравится то, как эта история кончится.

Её глаза вспыхнули, как раскалённые угли под порывом ветра.

— Думаешь, всё так просто?

Я протараторила сквозь зубы:

— Брить подмышки без зеркала обломком офицерского палаша — вот это непросто. — Она непонимающе вытаращила глаза. — Если мы не покончим с этим сейчас, ты так никогда и не освободишься — от жажды мести, хотя уже и не в ней дело, от злости, от сожалений…

Рука Анжелики всё ещё скрывалась в кителе. Я едва уловила движение её губ. Послышался сдавленный стон. Я резко обернулась: Джек схватился одной рукой за горло, и его лихорадочно блестящий взгляд будто бы пытался испепелить испанку.

— Прекрати! — сипло прикрикнула я.

Будто бы не слыша меня, Анжелика заговорила:

— Как же я понимаю эту жажду привязать милаху-Воробья к себе, приручить эту своевольную пташку и тем самым отомстить за каждый день, каждый шаг, кажд…

— Нет! — рявкнула я, порываясь вперёд. Шпага оказалась в руке.

Мгновенно моего горла коснулась сабля.

— О, какая самоуверенность! — Тич усмехнулась, закатывая глаза, и холодно напомнила: — Кажется мы это уже проходили: ты проиграешь.

— Да? — Я дёрнула губой. С тихим свистом шпага отлетела в сторону на несколько ярдов. — Я не буду с тобой сражаться.

Анжелика плавно отвела взгляд к брошенному оружию, посмотрела на Джека, затем на меня.

— Ты, действительно, готова за него умереть?

Я сделала ещё полшага ближе, насколько позволял испанский клинок.

— Ты скажи мне. Глядя прямо в глаза. — Тич приподняла подбородок. Взгляд её был ледяным и в то же время обжигающим. Испанка молчала. Я двинула бровью. — Знаешь, через пару столетий, один хороший человек скажет, что слишком просто обвинять других в прошлом за собственную ненависть к себе. — Анжелика насмешливо фыркнула. Губы её поджались от раздражённого несогласия.

Спину закололи невидимые иголочки. Я медленно растянула улыбку, а затем резко рванула её руку с саблей на себя. Отклонилась вправо. Клинок прошёл вскользь по рубашке. Удар коленом вышиб из её лёгких воздух. Левой ногой я шибанула её по голени и мощным толчком сбила на землю. Смольные локоны взбили пыль, роскошная шляпа отлетела в сторону. Анжелика мгновенно подорвалась и тут же замерла: я придавила её коленом, и горло, чуть выше серебряной цепочки с крестом, царапнуло острое лезвие кортика. Надавив сильнее, я быстро вытащила куклу: крошечная копия Джека в растерянности растопырила негнущиеся руки. Глянув через плечо, я бросила её точно в руки кэпу — тот от неожиданности подпрыгнул, покачнулся, подбросил её вверх, как горячую картошку, поймал и двумя руками прижал к груди. Я чуть на засмеялась, а Анжелика процедила что-то сквозь зубы. Её грудь часто вздымалась, глаза метали молнии, рука отчаянно пыталась дотянуться до выбитой сабли. Постепенно слух пропустил в разум взбудораженные голоса и шарканье ног: команды встрепенулись и синхронно замешкались, не зная, каков будет итог «кошачьей драки».

— Кто… учил тебя драться? — выплюнула Тич.

Я оскалилась хищной улыбкой.

— О, сам Дьявол. — Я ослабила давление кортика. — Вот в чём суть, — сбитое дыхание заставляло голос часто подрагивать, — тебе явно не пришлась по душе пиратская жизнь, ты подалась в каперы, пытаешься выслужиться перед Короной и, при этом, отчаянно цепляешься за Джека как за виновника всех бед. Но без него ты бы провела всю свою жизнь в стенах монастыря, не зная никого, кроме сестёр-монахинь и Господа, не отыскала отца и много чего не распробовала… Ты, правда, жалеешь об этом? — Её глаза блестели то ли от гнева, то ли от цепляющих слов. Мышцы на лице напряглись, не желая пропускать признаки кипящих эмоций. Я покачала головой: — Нет. Если бы так, то кукла в твоих руках давно возымела бы действие. Ты просто не хочешь разделить вину на вас двоих. Это нелегко, да, я знаю. — Я приподняла плечи. — Но без этого никак. Так что признайся — не Господу, не священнику в исповедальне, — а самой себе, что всё это был так или иначе твой выбор, перетерпи муки совести и двигайся дальше. — Я приосанилась, бросив на испанку ироничный взгляд сверху-вниз, плавно поднялась и протянула руку: — Отпусти и забудь.

Анжелика молчала, шумно дыша и прикрыв веки. Юсуф медленно подступал к нам, блики солнца с его мачете слепили глаза, заставляя прищуриваться. Я чувствовала возбуждённое биение сердца, подрагивающий нерв под коленом, но, при этом, с абсолютным спокойствием ждала её решения. Звякнул пистолет за спиной, Юсуф замер, когда прозвучало предупредительное: «Не-а, приятель». Раскрыв глаза, Анжелика Тич скрипнула зубами, бегло глянула на Джека и ухватилась за протянутую ладонь. Поднявшись и смерив меня внимательным взглядом, она неспешно подошла к Воробью, нежно провела пальцами по его щеке, отчего кэп буквально оцепенел, и, наклонившись к самому уху, что-то проговорила. Джек одарил её долгим взглядом и сквозь лёгкую улыбку ответил: «Никогда и не было».

Обстановка разряжалась с тем, как Анжелика быстрыми движениями поднимала с земли саблю, отряхивала шляпу и сбивала пыль с волос и кителя. Прежде чем уйти со своей командой она обернулась. Голос зазвучал решительно, громко и правдиво:

— Если в течение двух часов вы не уберётесь отсюда, бриг Королевского Испанского флота откроет огонь без предупреждения за вторжение в территориальные воды и на землю Империи.

Чтобы остров скрылся за горизонтом, «Чёрной Жемчужине» понадобилось чуть более двух часов. Приближался шторм, и я заблаговременно убралась к себе в каюту, ибо совсем не хотелось быть смытой за борт в момент триумфа. Триумфа, свершённость и реальность которого всё никак не умещалась в голове.

— И что теперь с ней делать? — взглядом указала я на куклу, когда шлюпка отчалила от берега.

Джек Воробей улыбнулся одной стороной губ, нарочно блеснув золотым зубом.

— К счастью, на Карибах найти жреца вуду теперь проще, чем свободный порт.

Прокручивая эти слова в мыслях снова и снова, я светилась широкой улыбкой, а взгляд прыгал по доскам над головой. Видно мне не было, но не отступало ощущение, что улыбка эта немного дурацкая, как у человека, что отходит от наркоза, а, учитывая грохот волн за бортом, ещё и неуместная. Однако видеть меня было некому, а наедине с собой я уже падала куда более низко, так что вдобавок к улыбке присоединилось бессмысленное, но вроде весёлое постукивание пальцами левой руки по переборке: правой пришлось ухватиться за койку, чтобы при очередной волне не загреметь на палубу. В разуме царила счастливая пустота.

Вместе с тем как отступила буря, поблёкло и радостное настроение. Парадокс прекрасных моментов заключался в их сравнительной недолговечности, не в пример чему-то неприятному и печальному, что хотелось поскорее забыть и что, как назло, никак не шло из головы. Пролежав бревном с блаженной улыбкой в странной полудрёме до самого вечера, я с ленивой зевотой выбралась на верхнюю палубу. Доски ещё не просохли после дождя, сверху срывались звонкие капли, от пропитанного свежестью воздуха слегка кружилась голова. Большая часть команды разделяла в кубрике заслуженный отдых: у штурвала стоял Билли Ки, о чём-то расспрашивая приятеля, в тени парусов фок-мачты несколько человек разделывали кролика на ужин. Я обхватила руками планшир и принялась гоняться взглядом за водными барашками. Вскоре на шканцы вышел капитан, похрустывая замлевшими суставами. Завидев меня, Джек просиял лукавой улыбкой и фривольной походкой направился к фальшборту.

— К полуночи будем в Нассау, — сообщил Воробей, — есть у меня там один знакомый, что с этим, — он пристукнул по карману сюртука, — разберётся в два счёта. — Я тяжело вздохнула, вызвав закономерное удивление: — Что не так, дорогуша?

— Так что же, это конец? — слегка пожала я плечами.

— Отчего же так печально? — Джекки привалился к фальшборту, заглядывая мне в глаза.

Растворённый в море взгляд прояснился, подобрался ближе и несмело обратился к пирату.

— Получается, всё, что было, теперь — лишь история.

— Ммм, — Воробей чесанул бородку, — ну да. Даже хорошие истории должны заканчиваться. — Я грустно шмыгнула носом. — Но, знаешь, — Джек двинул кистью, точно подогнал порыв ветра, — конец одной истории прекрасен тем, что знаменует начало новой… Очередного приключения!

— Да, но… — Вздох подкрепила отбитая пальцами дробь. — Долгое время всё так или иначе было понятно: куда идти, что или кого искать… А теперь? Лишь…

— Неизвестность? — угадал кэп. Я покосилась на него. — О да! — воскликнул Воробей. — Но разве не этим прекрасна жизнь? Ты никогда не знаешь, что принесёт рассвет нового дня: оттого встречать его гораздо ценнее, а? — легко подбил он меня локтем. Я в сомнениях передёрнула плечами, а Джек продолжил, сопровождая слова плавными свободными жестами, точно рисуя их невидимыми красками. Его взгляд был устремлён к горизонту, а может, и дальше. Глаза светились огнём и бликами воды, завораживая, гипнотизируя, заставляя или помогая верить. — Каждый новый день полон массы неожиданностей, но бояться этого глупо. Искать, исследовать, открывать что-то новое, вдыхать этот самый рассвет полной грудью — только так! Время, отведённое нам, не просто череда событий. Жизнь — штука непредсказуемая, но из страха позволить себе застрять в одной клетке, приковать себя цепью — лишь трата времени. Просто… существование, — развёл капитан руками и потом с улыбкой посмотрел на меня. — Глядеть в завтра со страхом не стыдно, но шагать вперёд можно только смело.

Я и не заметила, как сердце забилось чаще, как тело развернулось, подалось навстречу Джеку, будто пытаясь вобрать в себя каждое его слово.

— Так вот значит, какое твоё кредо, — закивала я, повторяя его улыбку, и без тени иронии добавила: — Удивительная мудрость.

Джек Воробей хохотнул и широко расставил руки.

— Я же пират.

— Ах, — засмеялась я, — это универсальный ответ, да?

Он на секунду погрузился в живописное наигранное раздумье, затем нарочито неспешным движением подкрутил усы.

— Да.

Я вновь засмеялась, запрокидывая голову. По небу растекались персиковые оттенки, предвещая скорый закат. Ухватившись за вант, я ловко забралась на планшир и свесила ноги за борт. Сапоги тут же покрылись крапинками брызг.

— Мне вот всё было любопытно… — Я развернулась вполоборота, попадая во власть карих глаз в загадочном прищуре. — Почему ты стал пиратом? — Кэп собрался ответить, но я предупредила: — Вариант «Я им родился» не принимается. То есть, я понимаю, семейное дело и окружение, конечно, многое значат, но мне кажется, что ты мог стать кем угодно, с твоими-то способностями… Одним из лучших капитанов империи какой-нибудь уж точно. Или адмиралом… Или первооткрывателем диковинных земель, с которым любой король счёл бы за честь познакомиться…

— Вообще-то, — деловито вставил Воробей, взмахнув рукой, — я уже первооткрыватель!

— А, ну да, Источник молодости. — Пират одобрительно кивнул. — Для красного словца можно и Бермудский треугольник приплести, — с улыбкой предложила я, глядя на блестящие солнцем украшения в его волосах. Джек выпятил нижнюю губу, соглашаясь. — И всё же — почему пиратство?

Кэп пристроился спиной на планшире.

— А чем оно хуже? Как ни удивительно, но подлецов, мерзавцев, предателей и воров в «цивилизованном свете» куда больше, поверь мне, — блеснул изумрудным перстнем поднятый палец, — но все они ещё и скрываются под масками праведников и героев, так что и не угадаешь, который всадит тебе нож в спину первым. А среди пиратов, как принято считать, все кругом сплошь воры, убийцы и прочее отребье, разница лишь в том, что тут мало кто пытается строить из себя безгрешную персону, смекаешь? — Я задумчиво кивнула. — Большая часть «цивилизованных» норм и правил — лишь иллюзия, спектакль, и, даже чтобы выразить врагу своё презрение или ненависть, придётся выбрать удачное время и правильный поклон, когда среди пиратов я смело могу плюнуть мерзавцу в рожу без всяких церемоний, и всем всё будет ясно. Может, общество разбойников не блещет чистотой, манерами, напудренными париками, но, на деле, всё это мишура — чтобы не жить, а притворяться, как того захочется другим…

— Значит, свобода? Всё сводится к этому?

— Как видишь, — приподняв бровь, проговорил кэп. — Да, верно, мы тут вроде как изо дня в день ходим по острию ножа, но…

— …только потому, что сами того хотите, — без капли сомнений закончила я. Джек расцвёл одобрительной улыбкой, подкрутил усы и медленно закивал.

Под киль «Жемчужины» нырнула высокая волна. Корабль поднялся на гребне. Я качнулась вперёд, судорожно ухватилась за канат и завалилась на спину. Но вместо досок оказалась в сильных руках, а ноги так и остались на балке планшира. Джекки вместо смешка красноречиво изогнул бровь.

— Ты, без сомнения, самый странный, удалой и мудрый пират из всех, что я видела.

Долго задерживаться в Нассау Джек Воробей не стал, и на следующий день вернулся с берега через несколько часов после рассвета с довольной улыбкой и мешочком пепла. В отсутствие капитана моё испорченное незапланированным ранним подъёмом настроение пытался поднять мистер Гиббс, рассказывая об одном из своих вояжей на Кубу.

За завтраком, дождавшись пока я сделаю несколько глотков красного вина и распробую вчерашнее жаркое из кролика, капитан Воробей совершенно ненавязчиво проговорил:

— Хотел обсудить кое-что…

— «Сеньору Эрмозу»? — не отрывая глаз от тарелки, спросила я. Джек поперхнулся соком папайи.

— Откуда ты?..

Я подняла голову, адресуя пирату строгий взгляд.

— У меня было видение.

Джек беззвучно ахнул, глаза его недобро сверкнули.

— Ага, и звучало оно голосом Джошами Гиббса? — Я пожала плечами, не отводя взгляда. — Вижу, ты не рада...

— Ну, — я поставила бокал и повела глазами, — ты здесь капитан, но, скрывать не стану, я была бы счастлива, если бы разговор о «Сеньоре Эрмозе» свёлся к просьбе о том, чтобы я периодически напоминала тебе, какое это безрассудство.

Пират разочарованно насупился, точно строгий родитель запретил ему желанное развлечение.

— А как же дух авантюризма? — напомнил кэп. — Вчера в тебе его было хоть отбавляй. Особенно ближе к полуночи.

— Ближе к полуночи во мне было хоть отбавляй рома. — Джек слегка развёл ладонями. — А это не одно и то же.

Воробей сдаваться был не намерен.

— Припомни, как мы ограбили банк в Кастильосе. Или как вы с командой захватили превосходящий по мощи испанский бриг. — Я поджала губы, тем самым заявляя, что он играет нечестно. — В любом случае безрассудство не безрассудство, если всё тщательно спланировать и улучить благоприятный момент, смекаешь? — Кэп глотнул рому и улыбнулся уголком губ. — К тому же у нас полно времени.

* * *

Нырнувший в щель утренний бриз защекотал пятки. Я недовольно поморщилась и, приподнявшись на локтях, приоткрыла глаза. Рассвет набирал силу. Джека рядом не было, и я с наслаждением развалилась на койке, довольствуясь каждым свободным дюймом. Снаружи слышался шум. Руки обняли подушку, и долгий, с присвистом выдох подчеркнул решимость выспать из этого утра всё до последней секунды. Не тут-то было. Над головой поднялся суетливый топот. Я застонала, прячась под подушку. Чьи-то ноги шустро носились по полуюту, затем что-то уронили и умчались поднимать шум дальше на палубе. Несмотря на все мои настойчивые попытки заснуть, мозг пробудился, обострил слух и запустил работу извилин. Матросская беготня разбавилась перекрикиванием, какое обычно возникало при такелажных работах, когда моряки дозывались друг друга с разных концов реи. Я перевернулась на спину, выползая из-под подушки, и со шлепком закрыла лицо ладонями. Колокол молчал, значит, не происходило ничего из рук вон выходящего. Помимо упорного старания пиратов разрушить мою личную утреннюю негу. Спустя несколько минут, когда буквально под дверью разразились грубым смехом громкие мужские голоса, я рывком поднялась и злобно пристукнула пятками по палубе. «Они что там, пробежку утреннюю устроили?» Почёсывая плечо, я поплелась к выходу, у самой двери затормозила, опустила глаза к голым ногам, вернулась за бриджами и только потом высунула нос из каюты.

Солнце слепило сонные глаза. Разглядывая солнечных зайчиков, я наощупь направилась к трапу — и меня едва не сбил один из матросов. Вслед за ним полетел мой хмурый взгляд. Справа по борту проплывала неприступная скалистая стена неизвестной земли. «Чёрная Жемчужина» походила на потревоженный муравейник: все куда-то бежали, что-то тащили, крепили, тянули, несли… Будь это немного другое столетие, можно было бы предположить, что впереди таможня, но с моей диспозиции было видно только надутое ветром полотно блинда. Тогда я обернулась к капитанскому мостику. Джек что-то повествовал Гиббсу с довольной ухмылочкой и перебирал пальцами точно по невидимому фортепиано; судя по скептично-ироничному взгляду старпома повествовал об очередном невероятном подвиге. Выслушав капитана, Джошами направился прочь с полуюта, а кэп послал ему вслед: «Говорю тебе, ни за какие деньги!». И тут его глаза поймали мой колкий взгляд. Воробей мелькнул улыбкой и слегка развёл руками.

— Что происходит? — всё-таки спросила я безрадостным тоном, хотя на лице и так было всё написано.

Карие пиратские глаза засверкали ярче бликов на море. Под усами медленно прорисовывалась загадочная улыбка. Наконец Джек плавным жестом руки указал в сторону бушприта и направился к штурвалу. Я обернулась, снова ткнулась взглядом в парус, раздражённо выдохнула и поднялась на несколько ступеней. Паруса рифили, «Жемчужина» замедляла ход, точно собиралась бросить якорь — прямо там, у обрыва. Я бегло глянула на Джека: он устремил сосредоточенный взгляд куда-то вперёд, не стирая с лица оттенков довольной улыбки. И только когда бушприт фрегата начал уходить вправо, я едва не загремела по трапу от неожиданности. Глаза ширились, челюсть медленно опускалась книзу. От удивления я забыла дышать. Фрегат плавно погружался во тьму, что мостилась под сводами гигантской пещеры. На палубе загорались огни, но дальше вытянутого за борт факела ничего не было видно. «Чёрная Жемчужина» будто растворялась. Я судорожно ухватилась за перила, боясь, что так же исчезнет и опора под ногами, обрушивая меня в глубины ада. Корабль крался по пещерному коридору, аккуратно обходя выпирающие бока скал. Взыграло непреодолимое желание закрыться в каюте в обнимку с фонарём: где будут границы пространства и мир кругом не будет казаться несуществующим.

— Добро пожаловать в Горло Дьявола, дорогая! — Я подпрыгнула от неожиданности. Джекки на мгновение оторвал напряжённый взгляд от носа корабля и подмигнул мне. Штурвал в его руках изредка проворачивался, выводя «Жемчужину» на верный путь. В глазах капитана была лишь сосредоточенность, он явно знал, куда мы идём. От этого стало легче, и мысль, куда можно попасть после горла Дьявола, перестала так пугать, хотя на язык и просилось: «Где сгинет сам Посейдон». Команда судя по негромким и редким голосам пребывала в восторженном волнении.

Несколько минут, проведённые в извилистом тоннеле, показались вечностью. Когда далеко впереди забрезжил утренний свет, я едва не бросилась туда, позабыв, что не убегу дальше форштевня. Когда же в арке, точно волшебная картина, появились склоны горной гряды и чёрные крыши города, я ахнула, прижимая ладони к губам. «Чёрная Жемчужина» входила в бухту, закольцованную высокими хребтами гор, а в её центре поднималась над водой — совершенно невозможная, на первый взгляд, — многоярусная пирамида. И поначалу это можно было принять за фавелы, перенесённые с материка чудаковатым архитектором. Но, как только взгляд цеплялся за знакомые силуэты и формы, от шока перехватывало дыхание. Я только и могла, что ошарашенно хлопать глазами, считая бесчисленное множество кораблей, что мостились друг на друга немыслимым образом.

— Поверить не могу… — Оцепенение наконец спало, когда за спиной зазвучали неторопливые шаги. — Джек! — с детским восторгом воскликнула я, оборачиваясь. Кэп тщательно строил из себя строгого наставника. — Это же… бухта Погибших кораблей! — Я едва не подпрыгнула от радости. Джек повёл плечами, мол, что с того, хотя в его глазах лучилось искреннее довольство произведённым эффектом. Я вновь обернулась к городу, недоумённо качая головой. Воробей спустился на несколько ступеней. — Поверить не могу, ты привёл меня… сюда! Это же… — Не зная, каким словами выразить обуревающее меня восхищение, я накинулась на пирата с объятиями.

— Просто очередной пиратский город, — бесстрастно проговорил кэп, когда я отстранилась.

— Ну тебя! — весело фыркнула я, игриво саданув его в плечо. — Это же бухта Погибших кораблей! И остров Погибших кораблей! И город Погибших кораблей! И тут хранится Кодекс, составленный Морганом и Бартоломью! И тут проходит Совет Братства! Да это же… как… как… столица целого мира! И!.. — Я умолкла, пристальнее разглядывая деревянные строения. — Он выглядит каким-то безлюдным…

Джек Воробей пристукнул пальцами по планширу и кивнул.

— Теперь времена не те, что прежде. Сюда приходят либо с, либо за самым ценным, так что… — Он развёл руками. — Зато исключены случайные встречи со старыми друзьями, с которыми ещё бы век не видеться… — пробормотал Джекки.

— Всё равно, — заулыбалась я, — это честь для меня, капитан Воробей. — Пират глянул с удивлением. — Спасибо.

Джек усмехнулся.

— Ничего, к концу дня ты поймёшь, что это место прекраснее в тех байках, что о нём рассказывают, чем в реальности.

Меня мало заботило, зачем «Жемчужина» пришла в эту бухту, добив число пришвартованных судов до трёх. Шагая следом за капитаном Воробьём и пожирая всё вокруг жадным восторженным взглядом, точно ребёнок в Диснейленде, я никак не могла поверить, что нахожусь именно там, при этом, не выпив ни капли рому. Когда же настал черёд подниматься на верхние ярусы, радость несколько поблекла. Дьявол знает, сколько лет было городу, но чем выше мы поднимались, тем сильнее сыпалась труха из-под ног, шаткие мостики и переходы поскрипывали и прогибались; вылизанные дождями и ветрами палубы, что заменяли улицы, заставляли сапоги опасно скользить. Джека всё это никоим образом не волновало, я тоже старалась не показывать беспокойства. Мы, казалось, ходили кругами: то поднимались почти на самый верх, то спускались по ломанным лестницам, то пробирались через длинные переходы соединённых трюмов. Путешествие было увлекательное, нечего говорить, но с каждой минутой мне начинало казаться, что блужданиям нашим не будет конца. По пути повстречались пара-тройка пиратов, с кем Джек Воробей обменялся быстрыми приветствиями. Я тоже попыталась кивнуть как можно более по-пиратски, но в ответ получила только: «Вот это да! Баба в городе!».

— Всё! — громко провозгласила я после очередного подъёма по крутым ступенькам. — С меня довольно! — Воробей обернулся с абсолютным непониманием на лице. — Я не сдвинусь с места, если ты сейчас же не приведёшь мне хотя бы одну причину, по которой нам необходимо наворачивать круги по этим лабиринтам, помимо твоего желания похвастаться городом детства!

Кэп поначалу собирался что-то сказать, затем вдруг его взгляд переместился за мою макушку, весёлость на лице сменилась почтительной серьёзностью: кто-то стоял за моей спиной. Одними глазами я требовала у Воробья ответа, но он прозвучал прямо над ухом, голосом более низким и хриплым:

— Ну, здравствуй, Джекки.

Я мгновенно выровнялась по стойке смирно. Кэп широко улыбнулся.

— Привет, па.

Затряслись поджилки. Как в замедленной съёмке, я оборачивалась к пирату за спиной, пока в голове набатом звучало бесконечное: «О боже!», перекрывая свист ветра отсутствующих мыслей. Взгляд споткнулся о рукав кроваво-винного сюртука, взобрался по нему выше, шмыгнул по воротнику и только потом решился обратиться к побитому стихиями и битвами лицу старшего капитана.

— О-о-о… Здасте…вуйте, сэр… мистер… капитан Тиг. — Внутри я сгорала от стыда, хотела провалиться сквозь все ярусы, что были под нами, а снаружи — только растерянно моргала, не зная, куда деть собственные руки.

Эдвард Тиг бегло глянул на меня, слегка склонив голову на бок, и хмыкнул, обращаясь к сыну: «Так это, значит, твоя находка?».

Всё время короткого пути до местной таверны, пока капитаны обсуждали какую-то только им понятную ерунду, я ощущала себя первоклашкой на выпускном балу: вроде и почётно, а вроде понимаешь, что ты тут как пятое колесо у телеги.

Будто задавая тон всей встрече, Эдвард Тиг весело поинтересовался:

— Правда, что Брабосса стянул сокровища у тебя из-под носа? Снова.

Джек Воробей презрительно фыркнул и легко отмахнулся:

— Это была взятка за то, чтобы я больше не встречал его наглую рожу с этой его хлипкой бородёнкой!

У двустворчатых дверей капитан Тиг приостановился, галантно указал рукой: «После вас». Я неуверенно взглянула на Джека; он в точности повторил жест и кивнул мне: «После тебя». Я с трудом заставила губы растянуться в улыбке, проползая внутрь, так и не улучив момент, чтобы воспитательно садануть Воробья в плечо. Помещение заполнял зеленовато-жёлтый свет. Было душно, пахло приятно, стул подо мной почти не скрипел.

— Слыхал, ты всё-таки вытащил тот камень из Мёртвых вод, — растягивая слова, как и ром, проговорил Эдвард Тиг, когда нам принесли напитки. Я уткнулась носом в кружку и притворилась мебелью. Джек сверкнул глазами, а хранитель Кодекса добавил чуть более сурово: — Несмотря на моё предупреждение. — Я поперхнулась парами алкоголя.

Воробей слегка развёл руками и упрямо улыбнулся:

— Ну, всё же обошлось.

Тиг прищурил левый глаз и повёл челюстью.

— Джекки, — при каждом упоминании своего имени из уст отца кэп едва заметно вздрагивал, точно от неожиданности, и Эдварду это явно нравилось, — зачем ты спрашиваешь моего совета, если всё равно намерен его игнорировать?

— Не игнорировать, а скорее, взвесить и принять к сведению, — заверил Воробей и поспешно добавил: — Возможно. В зависимости от обстоятельств.

Капитан Тиг тяжело опёрся на спинку стула, не сводя с младшего глаз. Я искренне радовалась, что этот будто бы видящий насквозь, строгий и в то же время изучающий взгляд адресован не мне.

— И что теперь, парень? — спросил Эдвард, прекрасно понимая, что Джек явился не потому, что соскучился.

Воробей наклонился ближе к столу.

— Слыхал о «Сеньоре Эрмозе»?

— Непотопляемый испанский мановар-призрак? — ровным тоном уточнил Тиг. — А кто о нём не слышал? Ты вновь решил угнаться за портовой байкой, да? — Хрипотца в его голосе звучала всё менее одобрительно.

— Она реальна, — упрямо улыбнулся Джек. — Я потратил почти три месяца, — бодро заговорил кэп, — изучая, выясняя и предполагая, где может проходить этот корабль так, чтобы его никто не видел, и подумал, что ты мог бы… уточнить мои расчёты и подтвердить определённые догадки.

Эдвард Тиг закачал головой, в молчании осушил кружку и строго глянул на сына из-под бровей.

— Помнишь, байку, что я рассказывал тебе в детстве? Про собаку, что гонялась за собственным хвостом? — Джек поморщил нос, задумываясь. — Она так увлеклась, что упала с утёса в море. — Кружка вернулась на стол с глухим стуком. — Погоня за недостижимым ничем хорошим не кончается.

— Но ведь собаки отлично плавают, разве нет? — не унимался Воробей и, будь раза в два моложе, наверняка, уже заработал бы воспитательную затрещину.

Тиг закатил глаза.

— Ну, а ты что думаешь?

И тут я почувствовала на себе этот взгляд. Меня будто вилами к стенке припёрли. В глазах сурового пирата не было ни враждебности, ни угрозы, но сам факт, что эти глаза ожидают от меня вразумительного ответа, приводил в бестолковое замешательство. Я медлила, Тиг ждал, Джек пожирал меня горящим взором.

— Я... — В горле застрял комок, точно я книппели проглотила. — Э... эм... я... — Взгляд суетливо носился по исцарапанной столешнице, прятался за бутылку и кружки, срывался с края, старался не цепляться за драгоценные персти на пальцах обоих пиратов. — Я думаю, — сипло заговорила я, приведя в чувство самообладание, — это недальновидное безрассудство... — Джек почти болезненно оскалился, и я закончила: — Упустить такую добычу.

Воробей хохотнул и прибил ладонями лёгкую пыль на столе. Тиг всё ещё не сводил с меня глаз, и мне стоило недюжинных усилий заставить себя поднять голову и выдержать этот взгляд. На удивление, через секунду тело моё не осыпалось прахом, и даже перестало сосать под ложечкой.

— Дай свои бумаги, — низким тоном проговорил, даже больше потребовал Эдвард, и только потом, когда листы тихо зашуршали под его пальцами, убрал с меня долгий взгляд. Он принялся изучать записи Джека, бубня под нос то едва слышно, то весьма отчётливо, а мы с Воробьём замерли, точно дети, приклеившись к стулу и вытянув шеи. — Так-так… Нет, сюда точно не сунутся. Это тоже нет… А вот тут… Хотя вряд ли, с весенними ветрами… Угу, двадцать пять на север… А что, вполне возможно… Если только не… Да, точно. Вот здесь, скорее всего. — Тиг резко поднял голову, и мы с Джеком синхронно шарахнулись назад. Эдвард вернул листы сыну и, указав пальцем, добавил: — Пойдут здесь, наиболее вероятно. Если искать где-то на этом меридиане…

— Можно подгадать безветренную погоду, — в предвкушённом волнении закончил Джек, изрисовывая взглядом обрывок карты. Эдвард Тиг наблюдал за ним в смиренном молчании, а я таращилась в окно на крошечный кусочек острова. — Я даже знаю, где их лучше всего поджидать, — обрадовался капитан «Жемчужины». Хлебнув рому и откинувшись на спинку стула, Воробей качнул головой: — Присоединиться не хочешь? Как долго «Трубадур» не выходил в море?

Тиг улыбнулся — одной стороной губ чуть больше, чем другой, — так же, как часто делал Джек Воробей. Одна эта улыбка могла стоить сотни доводов об их кровном родстве.

— Погони за призраками, призрачными кораблями и призрачными кладами не по мне, Джекки. Моё место здесь.

Вместо променада задний «двор» таверны занимала вздёрнутая корма галеона, своего рода, обзорная площадка, с которой открывался завораживающий вид на удивительный город и бухту в кратере вулкана. Задумчиво постукивая по перилам, я ожидала Джека, что оканчивал разговор с отцом. С меня никак не сходил лёгкий трепет восторга. Взгляд жадно пожирал живописные окрестности, стараясь сохранить как можно больше деталей. Город Погибших Кораблей, с одной стороны, дыра дырой, а с другой, нечто, поражающее своей мощью и непоколебимостью, грандиозное, странное и в то же время вызывающее неподдельное восхищение — истинное воплощение пиратского духа.

— Это что, слёзы? — поперхнулся Воробей.

Я обернулась к нему, поспешно отирая глаза.

— Не обращай внимания! — со смешком отмахнулась я. — Это от ветра… и от восторга.

Кэп приблизился, держа руки за спиной. «Чёрная Жемчужина», как никогда похожая на собственный макет, была надвое разделена солнцем и тенью. На пристани суетились моряки.

— Я никогда и подумать не могла, что окажусь здесь, — поделилась я стеснённо. — Знаешь, когда я впервые попала сюда, в этот мир, мне всё же так и не удалось до конца поверить, что он абсолютно реален, что это не просто правдоподобная сказка, — до тех пор, пока не пришлось его покинуть. А теперь я стою на вершине пиратского города, построенного из обломков кораблей, где некогда проходил Совет Братства, на котором пленили морскую богиню с помощью совета от капитана «Летучего Голландца», и верю, без каких-либо сомнений, точно знаю, что всё это — реальность. И даже больше, я чувствую, что я теперь её часть, а не случайный зритель. — Я повернулась к Джеку. — Спасибо тебе за всё это. — Кэп наклонил голову, пряча глаза в тень от треуголки. Я добавила с улыбкой: — Ну и за то, что теперь могу считаться полноправной, признанной пираткой, да?

— Только теперь? — покосился Воробей на запястье правой руки.

Я заулыбалась, задирая рукав и с гордостью глядя на клеймо.

— Раньше я была признана законом. А теперь и пиратами, — я послала кэпу тёплый взгляд, — в лице барона Карибского моря.

Джек обвёл взглядом гавань.

— Ну, раз уж ты теперь признанная пиратка, — серьёзным тоном заговорил он, — тебе не обойтись без этого. — Я растерянно ахнула. Глаза капитана Воробья были устремлены к кораблю внизу. Правой рукой он облокотился о перила, а в левой держал шляпу — поблёскивающую смолью новой кожи, с тонкой серебристой тесьмой по контуру и небольшим, пышным белоснежным пером. У меня дрожали пальцы, когда я аккуратно взяла её из мозолистой руки. Джекки провёл пальцами по своей треуголке. — Теперь мы квиты.

Я опустила подбородок, двумя руками перевернула шляпу быстрым движением, медленно усадила треуголку поверх взбитых ветром волос и вслед за взглядом подняла голову. «Будто императорская корона», — подумалось из-за тяжести шляпы. Я сдерживала рвущуюся наружу улыбку и медленно повернулась к Джеку с вопросительным взглядом, как вдруг он молниеносным движением сгрёб меня в охапку и поцеловал. Да так, что сердце зашлось. Руки замерли, так и не успев коснуться его плеч. Тело будто всполохнуло огнём, как перо, — такое же лёгкое, вот-вот и ветер унесёт. После, слегка отклонившись назад, капитан Воробей одобрительно кивнул: «Отличная шляпа!».

Счастливая и чуточку сумасшедшая улыбка всё же пробилась к губам. Я растерянно хлопала глазами, не зная, как реагировать: прежде Джек Воробей не проявлял подобных чувств — не на людях, и уж тем более не в вотчине отца. И меня это устраивало, потому как, во-первых, отношения — это личное и сокровенное, а во-вторых, дисциплину на корабле расшатывать ни к чему. Теперь не покидало чувство, что с минуты на минуту кто-то настойчиво примется толкать меня в бок, вырывая из чудесного сна. Но бриз уносил секунды к облакам, и ничего не происходило. Воробей щурился в лучах солнца, как отобедавший кот, периодически поглядывая на «Жемчужину».

— Ну что ж, нам пора, — скомандовал кэп. Я рассеяно кивнула, уже с минуту пытаясь отделаться от странного ощущения, будто наблюдает кто-то. Джек направился к лестнице, я следом, затем приостановилась и обернулась. — Диана? Идёшь? Тут не так прекрасно, чтобы остаться. — Бросив прощальный взгляд через плечо, я поспешила за капитаном, но готова была поклясться — правда, только самой себе, — что видела на балконе ярусом выше чей-то силуэт.

Спускаясь по крутым улицам города Погибших Кораблей я, воистину, представляла себя императрицей в короне и на любопытные взгляды отвечала своим — твёрдым и в меру дерзким.

— Грустно это как-то, — вздохнула я, когда пристань начала мерно отдаляться, — есть в этом месте что-то… неуловимое, но притягательное.

— Почти полное отсутствие людей, — из-за плеча вставил Джек. Я усмехнулась, поведя глазами, и поглубже усадила треуголку, чтоб не сдуло ветром в пещере.

Капитан Воробей взял в руки штурвал, направляя «Чёрную Жемчужину» в темноту Горла Дьявола, и принялся что-то мурлыкать под нос. До последнего, пока пиратский город не исчез за крутым поворотом, я провожала его взглядом, с удивлением ощущая, как сердце щемит от тоски. «Джеймсу бы понравилось зрелище». Город, а за ним и солнечный свет исчезал, будто закрывалась волшебная шкатулка. Когда «Жемчужина» выбралась в открытое море, я тщательным движением расправила складки на жилете и направилась вдоль борта ближе к штурвалу.

— А что это за место, о котором ты сказал… Тигу?

На лице Джека Воробья мелькнула заговорщическая улыбка. Бросив на меня быстрый взгляд, кэп ответил:

— Неподалёку от Тортуги. — И, не дав мне припомнить имеющиеся варианты, многозначительно добавил: — Тебе понравится.

Пиратская физиономия светилась лукавством. Карие глаза упорно глядели вперёд с излишней серьёзностью. Пальцы, ослепительно сверкая перстнями, отбивали по рукоятям ритм, под который, будучи знатоком, можно было почти услышать: «Та-дам, та-дам, та-да-да-да-там». Облако рассеянного восторга в моей голове медленно таяло, чтобы наконец я подорвалась с громким: «Да ладно!». Кэп плавно повернул голову, дёрнул плечом, сбрасывая за спину прядь под звон украшений, и расплылся в бесстыжей, коварной, но обольстительной улыбке в ответ на мои огромные, точно донышки бутылок, глаза. Нам, определённо, нравилось дразнить друг друга.

Через день на горизонте объявилась крошечная точка. Несмотря на то что небо только начинало сереть в преддверии рассвета, я постукивала зубами, стоя чуть позади рулевого. Зубы стучали то ли от утреннего холода, то ли от нетерпения. Взгляд порой поднимался к парусам, проверяя, все ли подняты, не теряем ли мы четверть узла скорости. Капитан выбрался из каюты примерно через час: помятый спросонья, но в полной экипировке. Когда остров приблизился достаточно, я долго и пристально рассматривала его в подзорную трубу, а потом сказала Джеку:

— Когда-то я предлагала тебе обустроить там базу. — Кэп нахмурился в тщетной попытке припомнить тот момент. — Правда, это был не прям ты, а ты в моей голове. — Я состроила комичную рожицу. — Забавно, да?

Пират хмыкнул.

— Вообще-то, мисси, в этом есть смысл…

Я едва не прыснула от удивления, но вовремя сдержалась и деловито поправила треуголку. Остров Диана — Джек прям так и намеревался подписать на карте, желая поразить меня красивым жестом, но я попыталась помешать, и в итоге вместо доброй половины острова Гаити образовалось бесформенное чернильное пятно, — проступал в утренней дымке, постепенно зарождая в душе волнительный трепет. Остров был крошечный, но, на удивление, с ним оказалось связано много — хороших ли, плохих, но так или иначе — важных моментов. «Чёрная Жемчужина» направилась в ту самую гавань, где некогда впервые бросила якорь, и вскоре к берегу двинулись баркасы, полные припасов, всяких снастей, рома и довольных увольнительной на берег пиратов. Пока умелые мужские руки занялись сооружением лагеря, я двинулась дальше по пляжу, надеясь отыскать ту самую пальму, с которой у нас сложилось весьма тесное знакомство. Спустя четверть часа мне это удалось: шторм надломил дерево у самого корня, оно упало поперёк песочной полосы, но не погибло, а, изогнувшись, вновь потянулось к солнцу.

— Это то самое? — присоединился Воробей к моим долгим раздумьям. Я кивнула. Джек вручил мне горсть бананов, точно в напоминание, просеменил к пальме и ловко запрыгнул на ствол. Дерево заскрипело, но выдержало. Покачиваясь, как на качелях, кэп одобрительно кивнул.

Я окинула взглядом невысокие пики двуглавого хребта, вспоминая, что прошлый раз так и не успела, как планировала, обойти остров и поглядеть, что на другой стороне.

— С твоего разрешения я бы хотела переименовать его. — Джек скептично провёл двумя пальцами по подбородку. — Пусть это будет остров Странника.

Пират понимающе кивнул, затем улыбнулся, расставляя руки.

— В любом случае, дорогая, это же твой остров, я помню. — Я едва удержалась от желания дать ему лёгкую затрещину. Воробей бросил взгляд к горизонту, за которым скрывалась Тортуга, и добавил: — По крайней мере, пока что.

Я уселась рядом с ним, загребая босыми ногами песок.

— После Тайника, когда мы выбрались, я оказалась именно здесь… Не знаю, почему. Наверное… Через какое-то время — теперь-то я знаю, что приближался срок назначенной встречи, — меня начало что-то беспокоить. Хотя вряд ли за происходящее там можно ручаться… И в какой-то момент, когда я отчаялась найти выход, ведь компас не работал, я вспомнила это место и загадала вернуться сюда… И тогда стрелка остановилась. — Я пожала плечами. — Может, я загадала вовсе не место, а… состояние?

Джек молча растворился взглядом в набегающих волнах и спустя минуту спросил:

— «Мы выбрались»?

Я прикусила язык и зажмурилась. Поддев камешек и отправив в недолгий полёт, я качнула ногой и просто ответила:

— Мы — это я и мои демоны.

— А, — протянул Воробей, — знакомое чувство. — Тут его нос активно задвигался, шумно втягивая воздух. — Вот негодяи, — шикнул кэп, а затем прикрикнул во всё горло: — Рано ещё! — Он резко спрыгнул, дерево качнулось, и, не успел Воробей отойти на пару шагов, я шмякнулась следом носом в песок, издав звук, будто белке на хвост наступили. Да, с этой пальмой у нас явно не заладились отношения.

Ни Джек Воробей, ни тем более кто-либо из команды не знал, сколько нам придётся провести на острове в ожидании «пиратского Эльдорадо», но с ромом, как известно, ждалось легче. Дни напролёт я проводила в прохладной тени леса, строча мемуары и учась «правильно» играть в кости. Капитан отнёсся вполне серьёзно к идее обустроить на острове Странника базу для «Чёрной Жемчужины»: стратегически британцам он пока был не нужен, да им хватало дел и на Тортуге, а устраивать засады, выглядывая с его склонов проходящие мимо суда, было крайне удобно.

На третий день я уговорила Джека отправиться исследовать остров. Мы двинулись вдоль берега, насколько позволял рельеф, затем свернули глубже в лес, прошли несколько миль и вернулись к морю, как только отступили обрывистые утёсы. На западной оконечности, среди выброшенных на берег стволов, обнаружился обломок рея с куском парусины. Воробей пнул его сапогом, будто проверяя, живой ли, а затем послал мне сомневающийся взгляд. Я пожала плечами: корабль Хавьера был потоплен давно, а немилостивые шторма Карибского моря могли обломить рангоут и у любого другого. Береговая линия протянулась примерно на восемь-девять миль, но обойти остров кругом было нелегко из-за подступающего к морю склона горы. Вернулись мы лишь к догорающему последними лучами закату. Лагерь полнился весельем, лёгкой музыкой и ромовой беззаботностью.

К ночи Джек, опустошив наполовину бутылку, вновь завёл разговор о треклятой «Сеньоре Эрмозе», надеясь позлить меня и наблюдать, как я несогласно надуваю щёки.

— Не в этот раз, капитан Воробей. — Я плюхнулась с другой стороны небольшого костра. Пират поглядел на меня сквозь пламя и задумчиво почесал ус. — Больше я не собираюсь спорить.

— С чего это вдруг? — раздосадовано выдохнул кэп.

Я подбросила и поймала ртом кусочек не перестающего меня удивлять тамаринда.

— Просто решила тебе довериться.

— О, это ты зря! — взмахнул руками Джек. — Многие тебе это скажут.

Я склонила голову на бок и улыбнулась, наблюдая, как пламя танцует на карей радужке его глаз.

— Думаю, они просто тебя не знают.

— О, вот как? — наигранно удивился кэп, остановив бутылку у самых губ. — Звучит многообещающе… обманчиво.

Я пожала плечами.

— Может, и я не знаю. — Без стеснения слизав с ладони терпковатый сок, я продолжила: — Люди видят лишь оболочку, шрамы на ней, и очень редко человека, что скрывается за ней. Ты не желаешь особо привязываться к кому-либо, потому что знаешь, что мир суров, даже жесток порой. И всё же люди тянуться к тебе, несмотря на то что ты даже с виду натуральный пройдоха. Но ведь это только оболочка, а вот что внутри… Ты можешь говорить, делать всё, чтобы доказать обратное, но, на деле, выходит, что эгоистичный Джек Воробей, который готов на всё ради собственной выгоды, слишком часто для корыстного мерзавца думает о других. — Я повела глазами и сделала поправку: — Но это лишь теория. Можешь пометить как домыслы.

Довольно долго Джек неотрывно глядел в глубину костра, покачивая бутылкой. Даже хмель не мог скрыть задумчивой искренности в его глазах.

— Занятные мысли, мисси, — наконец рассудил кэп, — правда, изрядно сдобренные чрезмерной верой в людей. — Я издала чёткое несогласное: «Пфф!». — Ты не думаешь, что я, как ты выразилась, слишком часто думаю о других единственно только ради собственной выгоды? Может, и в будущем. Порой помочь кому-то гораздо действеннее, чем угрожать пистолетом. — Кэп глотнул рому и кивнул: — А насчёт привязанностей — в точку! Сантименты и прочая ерунда опасные и бесполезные вещи. Я из-за такого умер однажды! — вспыхнул кэп, припомнив прощание с «Жемчужина», после которого вынужденно распрощался с жизнью.

— Серьёзно? — недоверчиво заулыбалась я, выглядывая из-за пламени, и пристроила локти на коленях. — А как же тот сундук в твоей каюте?

Брови кэпа пошли возмущённой волной.

— Какой это ещё сундук?

Я всплеснула руками.

— Какой? Тот, в котором остались мои записи, вещи… Ещё тогда…

— Нет никакого сундука! — с праведным негодованием настаивал Джек.

Пришлось искать шлюпку. Через четверть часа или чуть больше, но уже глубоко за полночь, мы чуть ли не наперегонки забрались на борт дремлющей в безлюдном спокойствии «Жемчужины».

— Шшш! — скомандовал кэп и затопал в каюту.

После долгого копания в темноте и попыток выпученными глазами угадать что-то в слабом свете месяца, я наконец выудила из-под мотка каната неприметный сундук и с победным стуком опустила прямо перед сапогами Джека Воробья. Упорно не желая зажигать огни, мы вытащили его на палубу и вскрыли. Перебирая вещи и помятые листки, Джек мрачнел, сопел и тщательно старался не встречаться со мной глазами.

— Ну, — кэп выровнялся, слегка отклоняясь назад, и пожал плечами, — в каюте много всякого…

— Не признаешься, значит? — прошипела я, уперев руки в бока.

— И не подумаю! — гордо вздёрнул нос пират. А физиономия его в точности отражала смятение нашкодившего кота.

Мы уселись, вернее, почти упали на ступени трапа. Я юркнула Джеку под бок, и он приобнял меня той же рукой, что держал бутылку рома. Здесь, в отличие от лагеря, куда вместе с ветром спускались звуки джунглей, ночную тишину нарушал лишь шёпот волн и скрип корабельных снастей. И моя неуместная икота. Сквозь лёгкую дымку облаков проглядывали крошечные огоньки созвездия Персея, лунный свет рассеивался меж переплетения такелажа.

— Джек? — позвала я, прогоняя наползающую дремоту. Казалось, будто прошло несколько часов, но икота убралась только пару минут назад.

— Ммм? — подавив зевок, отозвался кэп.

— Я всё спросить хотела… — Так как я умолкла в сомнениях, Джеку пришлось повернуться ко мне и щекотнуть косичками на бороде по лбу. — Почему ты тогда взял меня на борт?.. Вернее, почему разрешил остаться? Как ты меня нашёл? И как ты вообще там оказался? — С чего-то вдруг, когда на душе царило разомлевшее спокойствие, вспомнились слова — достаточно обидные слова — Калипсо, что занесло меня в этот мир чуть ли не попутным ветром, как раздражающий сор.

Брови пирата сползли к переносице, задумчиво скукожились там, а глаза растворились одурманенным взглядом в темноте над шкафутом.

— Я искал не тебя, — наконец протянул Джек, затем тряхнул головой, бусинки в косичках звякнули. — Я искал средство от проклятья Джонса, а к острову привёл компас. Там где-то, по слухам, ошивался Гектор со своей бандой, вот я подумал дождаться его, вдруг сгодится. — Воробей вдруг встрепенулся, двумя руками обхватил меня за плечи и поделился откровением: — Ты же нашла ту книгу! Выходит, компас указал на тебя?! — Я моргнула. Джек хмыкнул. — Забавно, правда? — Мы удобнее устроились на ступеньках. Я задрала голову и довольно ухмылялась ночному небу, зная, что моё самодовольство дойдёт до нужного адресата.

Утром я с удивлением обнаружила себя в лагере, в палатке, под тростниковой циновкой. Сладкий сон прервал попавший на губы волос. Я перевалилась на живот, подкладывая руки под голову. Сквозь пелену на глазах мелькнула тень. Я шмыгнула носом и приоткрыла на секунду глаза: Джек Воробей пробирался меж спящей команды, как по минному полю. Я зевнула. Губы обиженно скривились, глаза по очереди открылись. Джек нырнул в высокую траву. Беззвучно открылся и закрылся рот. Я подорвалась и покралась следом. Нелёгкая несла пирата куда-то в беспросветную чащу, где покрикивали дикие птицы и от холода бессовестно раннего утра тело пробирала мелкая дрожь. Чуть приотстав, я добралась до лысоватой поляны парой минут позже Воробья.

Избавившись от треуголки, сюртука, жилета и сапог, кэп ловко орудовал лопатой.

— Джек! Какого чёрта?!

От внезапного восклицания Воробей вздрогнул, покачнулся и, взмахнув руками, отчего лопата отлетела на пару ярдов, рухнул в яму. Послышался болезненный обиженный стон. Я подбежала к краю: яма была неглубокая, в половину человеческого роста, не больше. Джек развалился на спине с таким видом, точно рухнул на палубу с грот-бом-брам-стеньги. В меня воткнулся суровый взгляд. Я оглядела габариты ямы, посмотрела на кэпа и закатила глаза, недоумённо качая головой.

— Мне кажется или чья-та бессовестная шкура вознамерилась тут закопать клад? Клад, которого нет. — Воробей резко сел и всплеснул руками. — А как же твои слова, что, мол, жить, а значит, и тратить нужно здесь и сейчас?

— Я передумал, — насуплено бросил Джек. — Вернее, — взмахнул он рукой, — подкорректировал суждение: да, жить и тратить надо здесь и сейчас, но, если вдруг срочно понадобятся деньги, чтобы — говорю к примеру, совершенно не намерен повторять такое вновь! — починить мой корабль, я буду спокоен, зная, — он пристукнул ладонью по земле, — что уж точно найду их здесь. И что их никто у меня не стащит. — При этом глаза его ненавязчиво скользнули ко мне.

— Не советую додумывать то, что ты подумал! — пригрозила я, скрещивая руки.

Оставив Джека Воробья наедине с его увлекательным занятием, я быстро возвращалась в лагерь, слегка возмущённая, но вполне довольная тем, что кэп всё же заботился о «бытовых проблемах». Пусть и в своей манере.

* * *

— Признаю, люди умеют удивлять.

Закат вылизывал кипящее волнами море. Золотые лучи ныряли до самого дна. Вечерний бриз приносил частички солнца: они танцевали повсюду, окутывали, путались в волосах, проникали в лёгкие со свежими потоками воздуха. Я стояла у обрыва южного мыса. Трава щекотала босые ноги. Калипсо объявилась неслышно, внезапно, впрочем, как и всегда.

— Значит, решила всё-таки? — Богиня поравнялась со мной и сощурилась, как пантера, глядя на огненное солнце. — И не жалко?

Взгляд осторожно опустился: ветер шуршал листками бумаги, что я бережно держала в ладонях.

— История подошла к завершению. Должна начаться новая, с чистого листа, — тихо проговорила я. — Знаешь, один человек как-то сказал мне, что люди простые существа: одни борются за то, чтобы их запомнили, другие — чтобы не вспоминали. — Я подняла голову и, на мгновение прикрыв глаза, вдохнула бриз. — Я просто хотела оставить свой след на песке времени. Знать, что всё не просто так, что что-то останется позади. Когда придётся покидать этот мир, я уйду без сожаления — если буду знать, что есть что-то, что напомнит обо мне. И эти слова, эта история… Так будет справедливо.

— Я не об этом.

— Я знаю, — вздохнула я. — Нет, не жалею. Сожаления вообще странная вещь. Мы можем сожалеть о чём-то, потому что знаем, что получилось в итоге, но в тот момент, когда мы принимали решение, разве оно не казалось наилучшим? — Море было бесконечно, красиво вобрав сотни оттенков и полутонов. После всего, что пришлось вынести наедине с волнами, с жалящим ветром, такая красота завораживала. На душе тоже воцарился долгожданный мир. — Может, прозвучит слишком сентиментально, но… Проживать полностью каждую минуту до самой смерти гораздо легче, зная, что значишь что-то в чьей-нибудь жизни. Или значил. Прикоснувшись к чьему-нибудь сердцу, подарив глоток счастья… Только так можно доказать себе, доказать миру, что ты жил. — Пальцы крепче сжали бумаги, я кивнула с улыбкой. — И я — я была здесь: жила, любила, делала… сделала всё, чего желала, и это было гораздо больше, чем я могла представить! И… Эти записи… — Я впервые искоса глянула на Калипсо. — Просто хочу, чтобы они знали, что я отдала всю себя и сделала, всё что могла.

— Они?

— Кто-нибудь. Кого выберет море. — Губы богини тронула снисходительная улыбка.

Бриз подхватил густую пену у подножья мыса, затем взмыл вверх, унося с собой свежий запах моря, и умчался к сочной зелени гор. Я легко стянула ленту, что обвязывала кипу исписанных страничек. Тысячи слов, сотни событий, бесконечность чувств и эмоций — всё уместилось под выгоревшей изумрудной лентой из атласа. И теперь всё это я выпускала на свободу, а вместе с тем отпускала всё то, что скопилось в душе, всё, через что я глядела на мир, через что дышала. Листы сплочённо взмыли вверх, а затем отдались на волю ветра. Беспорядочно, сумбурно, путая имена и даты, понеслись прочь — искажая события, сменяя долгие рассуждения хаосом мыслей. Я следила, как ветер забавляется с ними, роняет, вновь подхватывает почти над самой водой, и как один за одним листы исчезают в тёплых волнах.

— Так ты считаешь, это правильно? — Калипсо даже стала ко мне вполоборота, словно её искренне интересовал ответ на этот вопрос.

Я поджала губы. Взгляд задержался, надеясь поймать уцелевшие листки.

— Я не знаю. — Я сцепила ладони и покачала головой. — Если я скажу «да» — это не будет полностью правдой; если скажу «нет» — это всё равно будет звучать эгоистично. Вопрос, наверное, в другом. Я влюбилась в сказку, в сказочный мир, а теперь — это реальность…

— О, и ты разочарована? — перебила Калипсо.

Я резко обернулась к ней.

— Ч-что?.. Нет, ни в коем случае! — Голос прозвучал звонко, перебивая даже шумные крики чаек на гнёздах. — Этот мир, это место — самое прекрасное, что я когда-либо видела и могла бы вообразить. Он настоящий. Но… — взгляд потупился, — я боюсь.

— Новой жизни? Того, что теперь ты стала частью этого мира, теперь можешь умереть, не то что раньше, да? — послышалась ироничная издёвка.

Я закачала головой.

— Того, что недостаточно хороша.

Мне показалось, богиня усмехнулась.

— Хм, — задумчиво протянула Калипсо. — Для него? Или для этого мира?

— Для себя. — Я вскинула голову и обрисовала взглядом линию горизонта. — Мне не хватит сил, я не смогу стать и быть в полной мере той… такой, как хотела. Этот мир такой настоящий, живой, свободный!.. Я не уверена, что могу быть на него похожей.

Она подошла к самому краю, так что вниз посыпались комья земли, и искоса заглянула мне в глаза.

— Поэтому предпочитаешь сбежать?

— Сбежала я куда раньше. Это лишь возвращение к тому, что мне предначертано. — Я договорила и мысленно усмехнулась на то, как высокопарно прозвучала фраза, значащая вполне простое и понятное.

Калипсо покачала головой, оскаливаясь в широкой, чем-то даже пугающей улыбке.

— Решаешь за вас обоих — не за это ли ты так на него злилась?

— Да мне и тебя за это поблагодарить стоит, правда? — со смешком покосилась я на неё. Она только отмахнулась быстрым движением брови. — Может и так… Быть свободной вместе с Джеком — видит Бог, нет того, чего бы я желала сильнее! Но я не смогу быть его свободой, а становиться оковами не хочу. — Я сбросила вниз крошечный камень и прислушалась, будто бы и вправду моё ухо могло уловить едва слышный плеск. — У меня было достаточно времени, чтобы всё обдумать. Ты была права. Как бы хорошо мне здесь ни было, как бы сильно я ни цеплялась за этот мир, он отторгает меня. Законный порядок вещей, всё на круги своя… Так ты говорила? Пусть бы меня рано или поздно изгнали… — Даже спустя столько дней мне всё ещё понадобился дополнительный глоток воздуха, чтобы голос не задрожал. — Я не могу простить себе гибель Джеймса. И не смогу. Но я не переживу, если стану погибелью Джека.

Калипсо не ответила. Замерла, как изваяние, позволяя ветру играть с волосами, с бесчисленными кружевами на юбках, из-за которых казалось, будто одежда её соткана непосредственно из непокорных волн. Я выдохнула и подняла глаза к небу. Нежные облака, будто небрежные мазки невидимого художника, разбавляли густую синеву, плавно извивались, закручивая тончайшие края, и устремлялись на север, когда на закате полыхали огнём не облака, а гигантские воздушные замки. Солнечный диск коснулся горизонта.

— Только не любив, можно отпустить.

— Что? — обернулась я к Калипсо.

Богиня долго вглядывалась в бахрому облаков на западе.

— Эти слова сказал мне Джеймс Уитлокк.

У меня перехватило дыхание. В голову хлынул поток сумбурных мыслей: глупых, невероятных, отчаянных.

— Уж не знаю, как случилось, что твой капитан избежал забвения, но за очередным визитом в людской мир я прознала, что он в поисках могущественного… средства от своей печали, — неспешно заговорила Калипсо, не замечая моего лихорадочно блестящего взгляда. — Я нашла его, хоть он и думал иначе. — Она внезапно посмотрела на меня большими тёмными глазами. — Уитлокк искал тебя. — Богиня усмехнулась и с лёгкой улыбкой недоумения продолжила: — Я глядела на него, пытаясь понять, что же мне помешало, но, увы, так и не выяснила. Я сказала, что ты слишком далеко, что ему тебя не отыскать, даже пытаться не стоит, и лучшее, что он может, это отпустить тебя и позабыть навсегда. О! Эта злость, что адским пламенем вспыхнула тогда в его милых наивных глазах! — Она вскинула руку, словно хватая пальцами те эмоции, о которых говорила. — Он ударил бы меня, будь я мужчиной, или знай он о моей истинной природе. И всё же, — Калипсо обернулась ко мне и заставила смотреть прямо на неё, — славный Джеймс Уитлокк выдержал мой взгляд и ответил: «Только не любив, можно отпустить». — Сорвался дрожащий выдох. Я опустила голову, прикрывая глаза. — Что поделать, он подал мне чудесную идею тогда… Ну, не будем об этом, верно?.. — забавляясь, спохватилась морская богиня.

У меня перед глазами двое людей вели разговор об идеалах человеческого общества — настоящего и будущего. Один был уверен, что они не меняются, а другая — на подсознательном уровне ощущала, что в этом мире волшебство человеческих душ не утрачено и есть в людях нечто особенное. Чувствовала, но не знала, как объяснить, как доказать. Обещала позже. Не случилось.

— Да. Джеймс был прав, — твёрдо проговорила я. — Именно поэтому я прошу тебя о помощи.

…Солнце тонуло в море, перетягивая на светлый небосвод усыпанную звёздами сапфировую черноту. Калипсо не говорила, а будто нараспев твердила заклинание. Голос её звучал спокойно, даже заинтересованно. Сможет ли человек вновь удивить её?.. Я молча слушала, не сводя глаз с гаснущего горизонта.

— Погоди! — окликнула я, когда богиня собралась уйти. — А что насчёт него? Насчёт Джонса? — Наверное, самое последнее, что должно было меня волновать, но до зуда хотелось знать ответ. Отчего-то я была уверена, что возвращение Дьявола из Тайника недолго было для неё секретом.

Черты лица Калипсо исказились ледяным равнодушием. Искусственным. Я понимала это, как никто другой, ибо сама точно так же ещё совсем недавно прятала чувства, думая, что они сделают меня уязвимой, прятала за стеной холода и безразличия.

— Всё не уймёшься? — с угрозой в голосе спросила богиня.

А я в ответ:

— Он всё ещё любит тебя.

— С чего ты взяла? — фальшиво усмехнулась Калипсо.

Я понимающе улыбнулась и слегка повела плечом.

— Он ни разу не назвал тебя по имени.

* * *

Джек Воробей надвинул треуголку ниже на лоб и бухнулся рядом. Я покосилась на него и саданула по колену за то, что манёвр его сапога засыпал мне ноги песком.

— Что это ты пишешь? — поинтересовался кэп, пытаясь заглянуть в лист бумаги.

Я накрыла его ладонью, повернулась и со всей серьёзностью ответила:

— Любовное послание одному капитану. Ты его не знаешь.

Джек фыркнул, пристально изучая искорки в моих глазах.

— Лови-и-и-и-! Лови его! — вслед за взбудораженными криками из-под покрова деревьев вылетел взбешённый кабан. Я заверещала, бросаясь к ближайшему дереву. Разомлевшие во время сиесты пираты повскакивали с мест. Кабан, ориентируясь только по одному ему понятным направлениям, носился по лагерю, разнося палатки, тенты, скарб, тлеющие костры и вообще всё и всех, что попадалось на пути. Захлопали выстрелы. Хряк оскорбился и принялся гоняться за моряками, а те — пытаться его заколоть. Наконец обида кабана достигла апогея, и каким-то, видимо, шестым поросячьим чувством он безошибочно определил главного во всём этом хаосе.

«Берегись!» — только и успел выкрикнуть Гиббс. Кабан снёс Джека Воробья с той лёгкостью, с которой шар в боулинге сбивает одинокую кеглю, и, довольно похрюкивая, устремился в джунгли. Пока капитан стонал и проклинал всех, кого можно, незадачливые охотники, а с ними ещё несколько сомневающихся человек поспешили вслед за кабаном, понимая, что если не он, то на вертеле подвесят их несчастные шкуры.

— Ты падал с гигантского обрыва на острове пелегостов, с потолка в кузнице Тёрнера, с той церкви на острове Креста… Но больно тебе сейчас? — с доброй улыбкой усомнилась я, осматривая ссадину на скуле кэпа. Джек обиженно засопел, потирая ушибленный бок, и несмотря на собственный запрет отхлебнул рома ещё до полудня.

Кабана всё же поймали. Над лагерем поднялся уверенный столб дыма. Затрещали ароматные ветки. Уже несколько дней над островом Странника висели плотные тучи и аккурат после четырёх склянок пополудни пускался моросящий дождь, но в тот день погода смилостивилась и вместо осадков разогнала смелым бризом мрачные облака. Я нарезала батат, затесавшись в помощники к коку. Мистер Гиббс с Билли Ки разделывали мясо, а Серхио Коста разглагольствовал на тему того, сколько всего можно сделать из шкуры кабана.

— Мы здесь уже сколько? — хмуро вздохнул Билли, затем начал загибать пальцы. — Пять, шесть, семь… Семь недель! — Мистер Гиббс кивнул, косо глянув на собрата. — А я всё ещё не отрезал ему язык, — недоумённо покачал головой Билли Ки.

Джошами горько усмехнулся.

— Скажи ещё спасибо, что испанский не знаешь… — Сам Коста и ухом не повёл.

Пусть кабан попался и своенравный, но невероятно вкусный. Для команды в восемь десятков человек, которые попали на корабль совершенно немыслимым мне образом, это было, скорее, не угощение, а раздражающая издёвка — пираты на аппетит не жаловались, но после затраченных на поимку добычи усилий каждый кусок ценили вдвойне.

Позже, когда спал полуденный жар и все разбились на «группы по интересам», у большого костра осталось человек десять — тех, что сдружились во время пережитых передряг. Пламя лениво плясало на широком бревне, будто бы подстраиваясь под спокойные звуки гитары. Я сидела в позе лотоса и гоняла по кружке остатки эля. Капитан Воробей развалился напротив, обсуждая с мистером Гиббсом наиболее выгодный пункт сбыта товара и периодически бросая на меня взгляды сквозь огонь. Вместе с лёгкой крепостью алкоголя по венам растекалась приятная теплота, будто бы я погружалась в бережные объятья — то ли Джека, то ли извивающегося пламени. Билли закончил перебирать по струнам и любовно пристукнул по грифу гитары.

Взглянув на небо, я сделала глубокий вдох.

— «Бывали деньги у меня,

С друзьями я растратил их…»*

Пираты одобрительно загудели и тут же выжидательно умолкли. Я медленно опустила голову и осторожно продолжила. Джек глядел прямо в глаза.

— «А если я кому вредил,

То лишь себе, щадя других.

Всех безрассудств, что я свершал,

Припомнить нынче не готов».

Я отсалютовала кэпу кружкой.

— «Налейте мне на посошок.

Прощайте все, приятных снов».

Я заулыбалась, прячась за жестяным бортиком. И тут же подстроилась лёгкая партия гитары и запели мужские голоса: пусть и мимо нот порой, но от души. Песню эту знали, любили, пели нечасто, потому что под мелодичные аккорды и простые слова щемило сердце и горчила на языке ностальгия, вспоминалось разное, затуманивался взгляд, а губы против воли растягивались в улыбке. Теперь удивительно стройный лад голосов уносился вверх вместе с клубами дыма. Пели почти все, кто остался у костра. Гиббс усиленно тёр нос, едва слышно шевеля губами, а Серхио Коста, часто моргая, отбивал по пустой бутылке несложный ритм. Я из стороны в сторону покачивала головой, Джекки — ногой и всё не сводил с меня блестящих глаз. Я улыбалась, зная, что пламя в них порой разгорается ярче, чем высеченный из кремня огонь, и горит так ярко и жарко, что любой лёд в сердце растопить способен, да только светит не каждому.

Джимми подбил меня локтем. Засмеявшись, я влилась в моряцкие голоса:

«Но, раз мой жребий мне велит

Покинуть этот милый кров,

Поднявшись тихо, я скажу:

Прощайте все, приятных снов».

Кто-то запрокинул голову, кто-то неотрывно глядел в костёр, кто-то вовсе умолк, пропадая в воспоминаниях. От трогательного трепета в душе некуда было деться, и хоть на лицах светились улыбки, в глазах копилась грусть. Оттого взгляд скользил, как по невидимым волнам, ни на ком не задерживаясь, а, когда вдруг цеплялся за такой же, полный весёлой печали, понимающе кивали головами, даже не зная истинных причин. Я закрыла глаза, чувствуя будто музыка вот-вот унесёт меня, точно на крыльях, и запела громче, пытаясь дозваться кого-то на поросших вершинах гор. На последнем куплете взгляд плавно спустился к языкам пламени, и я вновь поймала глаза Джека. Голоса утихали, сливаясь с шумом моря.

«Налейте мне последний раз,

Под вечер я уйти готов.

Поднявшись тихо, я скажу:

Прощайте все, приятных снов».

Смолкли последние аккорды, сменились дружескими ободряющими похлопываниями по плечу и отяжелевшими от рома и мыслей вздохами. Где-то среди палаток зазвучала высокая быстрая трель флейты.

Кто-то отловил в джунглях мартышку и притащил в лагерь. Суровые моряки, дерзкие разбойники и полный решимости капитан Воробей, вскрикнувший: «Я назову тебя Гектором!», окружили зверька — не только грозными фигурами, но и громогласным гоготом. Мартышку это не смутило. Она весело скакала по головам, творила забавные вещи и вообще чувствовала себя хозяином ситуации. Пираты же, точно дети малые, погрузились в новое развлечение с бескрайним восторгом.

Близился час заката. Я выскользнула из весёлой толпы и без особых сложностей незаметно покинула лагерь. Каждый новый шаг прочь давался труднее предыдущего. Смех и задорные восклицания становились всё тише. Сердце билось громко, болезненно. Дыхание сбивалось. Я приложила дрожащие ладони к губам и побежала. Не оглядываясь. Не задумываясь. Не позволяя внутреннему голосу вымолвить и звука. Бежала. Судорожно хватала вечерний воздух. Всё быстрее. Пытаясь обогнать учащённый стук сердца. В глаза ударил яркий свет, и только тогда я остановилась.

Солнце висело прямо передо мной — гигантское, слепящее. На западной оконечности острова Странника к морю подступала узкая и короткая полоса белоснежного песка, по обе стороны окружённая чёрными зубьями скал. Лес круто спускался с горы и переходил в высокую траву; её жёсткие стебли, покачиваясь, шипели под ветром. Начинался прилив — как и было обещано. Осторожно, опасливо ступая по песку босыми ногами точно из страха, что меня утянет куда-то, я направилась к морю. Смятение в душе отступило перед сильным чувством отчаявшегося смирения.

Я ненавижу да и не умею прощаться. Каждый раз выходит что-то неуклюжее, банальное и почти бессмысленное. Парадокс: прощание — неловкий, болезненный, но часто самый важный момент. В этот раз точно. Я нарочно лишила его себя, потому что знала, как в одно мгновение сгорит вся решимость, что упорно взращивалась на протяжение многих дней. Даже не от слова, от взгляда. Кругом не было никого, даже птиц. Вечерний бриз, что шумно спускался сквозь туман по пышным кронам, легко подталкивал в спину, играючи вздыбливал волны на мелководье и, сливаясь с лазурно-золотистой водой, устремлялся к горизонту. И будто бы звал за собой. Был ли это Край Света?.. Или просто зыбкая грань очередного дня? Проступили слёзы — то ли от яркого солнца, то ли от того, что сжимало душу невидимыми тисками.

Прохладная волна лизнула ступни. Я встрепенулась, испуганно отшатнулась назад. Захотелось освободиться от удавки на шее, но пальцы лишь ухватились за кожаную тесьму с маленьким рогом на ней. Губы дрожали, а с ними каждый вдох и выдох. Я вытащила из кармана и плотно сжала потрёпанный лист бумаги. Мне и самой не было ясно: забыт ли он или нарочно остался, так и не попадя в руки адресата. Море подбиралось ближе. Я замерла, позволяя размытому песку окутывать ступни. Стоило подумать: в сотый, в тысячный раз задать себе один и тот же вопрос. Но в мыслях ничего не задерживалось. Разум захлестнула буря, ураган из чувств, эмоций, воспоминаний, взвешенных решений и ничего не значащих слов. Капли слёз упали на желтоватую бумагу, я дёрнула головой, но глубокий вдох сорвался в судорожный всхлип. Счёт пошёл на минуты. Полыхающий диск вот-вот готов был коснуться границы моря и неба.

Я зажмурилась, закусила губу. Заставила с невероятным усилием — точно она была не моя, не родная, — ногу сделать первый шаг. Затем ещё один. Затем ещё. Давалось трудно, будто заново училась ходить. И каждый шаг, каждый плеск волн у ног отдавался болью — разрывало на части, будто к берегу уходила невидимая цепь с гигантским крюком, что засел в самое сердце. И уйти прочь можно было лишь через кровь, через страдания и разодранное в клочья сердце. Эта боль выла и тут же приторно шептала: «Вернись. Отступи».

«Эта дверь откроется лишь единожды. У тебя будет только один шанс — уйти или остаться. Времени решать будет немного, несколько минут между первым и последним лучом в море…»

Волна ударила по коленям, я даже не покачнулась: может, каменело всё не только внутри?.. Лист прижимала к груди, как величайшее сокровище — измятое, пропитанное солью от слёз и морских брызг.

— Думала уйти, не попрощавшись? — прилетело с берега громкое возмущение. Прилетело почти осязаемо, так что подогнулись колени, и я едва устояла. Обернулась так быстро, что ветер свистнул в волосах.

Держа руку козырьком, Джек замер у самой кромки воды; море играючи, но несмело подбиралось к носкам сапог. Запрокинув голову, наверняка, щурился от солнца, и всем своим видом не давал так сразу сказать: следил ли или случайно забрёл. От меня же будто ничего не осталось: я перестала ощущать тело и даже не пыталась разобраться, что за вихрь охватил взбудораженный разум.

— Ты меня не переубедишь! — закричала куда менее уверенно, куда более испуганно.

Джек широко расставил руки, и его голос перекрыл шум прилива:

— Да я и не собирался. — Я стояла достаточно далеко, чтобы за маской закатного солнца не увидеть его истинных эмоций. А голос — не лгал.

Всё разом исчезло, утихло так мгновенно, точно весь хаос унесло в открытый космос: сгорел жуткий, дотошный, противный страх; иссохло жгущее кислотой сомнение; растворилась боль, что не давала дышать. Вместо того душу согревало умиротворение и с лёгким жаром расходилось по всем телу. «Спасибо», — одними губами сквозь улыбку прошептала я. Взгляд смело поднялся к горизонту: солнце коснулось воды, и по морю простёрлась сверкающая, куда ярче всех самоцветов мира, дорожка. Слёзы скользнули по щекам. Я смело ступила на неё.

Я не буду жалеть. Потому что теперь вижу всё. Начало и конец истории — и миллионы моментов, из-за которых сейчас улыбаюсь. Всё то, что переплелось поразительным образом. Всё то, из чего соткано невероятное приключение. Всё то, что никогда не будет воспоминанием — но что было настоящей, до последнего вдоха настоящей жизнью.

— Я буду скучать, — услужливо принёс ветер. Или мне просто хотелось это услышать.

Я улыбнулась сквозь частое дыхание и горячие слёзы.

— Нет, — рука с листком бумаги медленно опустилась, — не будешь.

Волна тут же вырвала письмо из пальцев. Я подалась за ним, но не смогла и сдвинуться: солнечный свет стал осязаемым, не обжигающим, но обволакивающим каждый миллиметр тела.

Что было, что есть и что будет — неважно. Этот миг обратит всё в сон. Сон забудется. Когда в море погаснут последние лучи, будет разгадана последняя тайна. Останется лишь сон: закат, пожаром прокатившийся по облакам; море, нашёптывающее о наваждении; ветер, приносящий чудное позвякивание бусин. Миг, когда над горизонтом вспыхнет зелёный луч, обратит всё в нереальность.

И этот миг наступил.

* * *

Волны с игривым шёпотом подобрались к берегу и лизнули носки пиратских сапог. Брови выползли из-под выгоревшего края банданы и присобрались у переносицы. Джек Воробей поочерёдно распахнул глаза, а затем перевёл задумчивый взгляд на собственную руку — поднятую и согнутую в локте, словно для того, чтобы укрыться от солнца. Вот только светило уже нырнуло за горизонт.

Джек нахмурился ещё больше, медленно опуская руку, будто в ожидании, что она отвалится, и попутно соображая, что он здесь вообще забыл. Окрестности, куда ни глянь, тонули в умиротворённом красноватом вечере. Откуда-то издалека бриз приносил отзвуки неугомонных криков галдящих чаек. Объяснение никак не хотело находиться. Как вдруг цепкий взгляд приметил белый лоскут, скользящий по волнам в направлении суши: бессовестно игнорируя и ветер, и движение вод. Секунду поколебавшись, пират прищурился для верности, а затем в угоду собственному любопытству зашёл глубже в море. В сапогах захлюпала вода. Воробей раздражённо закатил глаза, но пошёл дальше, пока волна не вынесла на мозолистую ладонь обычный лист бумаги — чудом не расклеившийся. Чернила, если они и были, слизало море, и лишь у нижнего края, издав многозначительное «Хм», Джек Воробей смог прочесть выведенное аккуратным почерком одно-единственное слово: «Навечно».

Капитан глядел на бледнеющие, тающие у него на глазах буквы и ловил себя на неуместном и совершенно ему не свойственном чувстве сентиментальной тоски. Будто потерял что-то важное. Прилив подобрался к коленям. Джек медленно поднял взгляд к стремительно темнеющему горизонту. Откуда прибило этот листок?

Каряя радужка вспыхнула ярким огнём. Пират и сам не знал, что и почему хотел разглядеть в синеватой бесконечности, но вдруг встрепенулся, сбрасывая оцепенение. Глаз зацепился за тёмный изящный силуэт, будто выведенный на небе, как на холсте. Море тут же выхватило листок из ладони и унесло прочь. Напряжение на загорелом лице сменилось сосредоточенностью, которую затем разбавила довольная улыбка, дерзко блеснувшая золотым зубом. Джек хлопнул себя по карману, недовольно цыкнул и вместо подзорной трубы приложил к глазу сооружённый из кулака окуляр. «Вот что!» — радостно провозгласил капитан. Три секунды спустя пират резко выровнялся и дёрнул усами. Взгляд метнулся влево, затем вправо. Звонко шмыгнул нос.

— Наконец-то мы встретились, прекрасная леди! — С этими словами Джек Воробей вприпрыжку припустил к берегу, а затем через джунгли, — лавируя меж колючих кустов, свисающих лиан, перелетая упавшие деревья и распугивая приготовившуюся ко сну живность, — чтобы вскоре обрушиться потоком команд на мистера Гиббса и лениво рассевшихся у костра матросов. — Живо! Подъём! Шлюпки на воду! Снимаемся! Подъём, подъём! Шевелись, плотва!

Ночь только вступила в свои владения, когда укрытая вуалью густых сумерек «Чёрная Жемчужина» устремилась к огоньку на горизонте, что светился на корме испанского корабля «La Señora Hermosa».

_________________________________

*Здесь и далее слегка исправленный перевод народной ирландской и шотландской песни The Parting Glass (https://en.lyrsense.com/ed_sheeran/the_parting_glass)

Для меня она звучала так: https://www.youtube.com/watch?v=zx0ivLC6wrQ