Утром душа поет и танцует, причем африканские танцы. Такое радужное и яркое настроение сказывается и на сборах — к брюкам выбираю атласную фиолетовую блузку с воротником-стоечкой, а к ней длинные бусы в одну нитку из сиреневых непрозрачных бусинок, увязанную под грудью в широкий узел. Распущенные волосы и темно-красная помада, завершают ослепительный образ, после которого Калугин, думаю, вообще перестанет спать.
Оказавшись в редакции, оставив сумку в кабинете и прихватив папку для бумаг отправляюсь к Люсе: за новостями, документами и расписанием дел на сегодня — для того и секретарша, чтобы не занимать ерундой собственные мозги… Озвучив утреннюю повестку, та переходит к следующему пункту, сразу делая пометки в своих записях:
— Гхм…Так, дальше…В двенадцать у вас бизнес — ланч с Крюковым, по поводу контракта на второе полугодие.
Рановато для кишкоблудства, но что поделать, киваю:
— Это я помню.
— А в четырнадцать вы обедаете с Масленниковым. Это автосалон.
Что значит обедаете?
— Так, стоп — машина!
Полная искреннего изумления, нетерпеливо убираю за ухо, упавшие на лицо волосы:
— Если у меня бизнес-ланч в двенадцать часов, то в два часа обедать я не смогу!
Люся растерянно тянет, уткнувшись носом в листок:
— А-а-а… Отменить никак нельзя. Мы же специально под Масленникова подстраивались.
Да хоть под Войтова. Нахмурив брови, гляжу на Людмилу — где ее глаза то были?
— Черт! А Крюкова перенести?
— А Крюкова просто невозможно, мы его уже вторую неделю за нос водим.
Лично я никого за нос не водила. Просто было не до него — то номер выпускали, то Калуга выбил из колеи своими фортелями, опять же наша с ним совместная «командировка»… Тем не менее оправдания расписание не спасут, и я расстроено веду головой, фыркая и наезжая на секретаршу:
— Фр-р-р… Капец…. Люсь, а как так получилось, что у меня с интервалом в два часа какая-то жратва?
При моем тяжком вздохе, Людмила прячет глаза:
— А-а-а… Ой…, не знаю… Я как-то внимание на это не обратила. Но мы же с вами все это согласовывали и….
Капец, согласовывали мы…. А на фига ты тут тогда стоишь и в блокнотики записываешь? Раздраженно сунув руку в карман, огрызаюсь:
— А ты думаешь, я все помню?
Люся виновато опускает глаза, прижимая папку к груди. Ворчливо отворачиваюсь:
— Блин. Вот теперь, из-за твоей головы Люсенька, будет страдать мой желудок.
Мобильник в руке начинает заливаться и я, открыв крышку, прижимаю его к уху:
— Алло.
— Это журнал «МЖ»? Мне нужен главный редактор.
— Да!
— Здравствуйте, вас беспокоит заместитель директора по продажам бытовой техники фирмы «Айсберг», Левчик Семен Семенович.
— Слушаю, вас.
— Понимаете, Маргарита…, э-э-э…
— Александровна.
— Да, спасибо, Маргарита Александровна. Мы подготовили проект нашей рекламы.
Я должна радоваться?
— Хэ… И что?
— Этим занимались очень хорошие специалисты.
— Это радует.
— Ну и нам хотелось обсудить условия.
Разговор какой-то странный. Сразу условия какие-то.
— Какие условия?
Что-то мне не нравится такая напористость собеседника. Такое впечатление, что у него в рукаве козырь, а мы тут лохи и лузеры. После многозначительной паузы трубка оживает:
— Условия размещения рекламы на обложке.
Ого! Внутри нарастает тревога, и я, сунув руку в карман брюк, начинаю раздраженно расхаживать перед секретарской стойкой:
— Подождите, подождите… Обложка это у нас вообще отдельная тема и…
— Но наш директор обо всем уже договорился при встрече, и мы оплатили первый транш. Проверьте платежки.
— Я понимаю…
Значит, и встреча была?
— За вами реализация, а за нами, как говориться, не заржавеет.
Сплошной туман. Почему я-то не в курсе? Какие-то ржавые обязательства, да еще по обложке. Пытаюсь нащупать концы:
— Да… А откуда вы взяли этот телефон?
— Наш директор общался с вашей секретаршей в начале недели и все телефоны от нее.
Кидаю взгляд на притихшую Людмилу:
— Понятно.
То есть Люся в теме? И мне ничего не сказала?
— Если цены изменились, мы можем обсудить дополнительные затраты.
— Нет, это не проблема, просто нам, видимо, нужна еще одна дополнительная встреча.
— Без проблем. С вашим участием?
— Да.
— Хотелось бы быстрее разрешить все недоразумения. Хотя признаться, я удивлен, что они возникли именно сейчас.
— Почему?
— Нас заверили, что та сумма, что мы уже перевели официально через банк, не изменится.
— А, вот та-а-ак, да?
Любопытно, кто это у нас такой прыткий. Снова кошусь на секретаршу — неужели и она в сем темном деле?
— Угу, хорошо. Э-э-э…, я думаю, что мы урегулируем этот вопрос.
— То есть, можно ждать скорого решения?
— Да, в ближайшие два дня.
— Я позвоню. До свидания.
— Хорошо, будем на связи.
Стиснув зубы, захлопывает крышку телефона. Людмила пытается изобразить радушную физиономию:
— Какие-то проблемы?
Скорее у тебя.
— Люся… А скажи, пожалуйста…
Та торопится выбежать из-за стойки, и мы неторопливо идем по холлу в сторону моего кабинета. Кидаю на Людмилу быстрый взгляд:
— В последние пару дней на нас никто не выходил по рекламе бытовой техники?
На лице секретарши испуганная неуверенность:
— Бытовой техники?
Заминка говорит о многом, и я чешу костяшкой пальца возле носа:
— Да, Люся, бытовой техники. Чего ты тупишь?
Та невнятно вздыхает и жалобно улыбается:
— Ах… Ну, да, был позавчера звонок и…
Секретарша замолкает.
— И что?
Не отвожу буравящего взгляда от Люсиного лица, и та начинает оправдываться:
— А-а-а… Вас не было в офисе, и я…, переключила.
Эта тягомотина с пятого на десятое, уже вызывает раздражение, но я еще сдерживаюсь, закатывая глаза к потолку:
— Куда ты их переключила!?
Людмила мнется, опустив глаза:
— Гнм…, гхм…
Мы останавливаемся возле распахнутой двери кабинета. Вряд ли секретарша так бы мучилась, если бы за всей этой махинацией стоял Егоров. Предательство в наших рядах? Мой взгляд становится жестче:
— Люся!
— Ну, в общем, Антон Владимирович, он запретил мне распространяться на-а-а эту тему…
И как мотивировал? Взял в долю в своих делишках? Уж от кого-кого, а от Люси не ожидала… От удивления глаза широко распахиваются:
— Даже, так?
Покачавшись на каблуке, строго выговариваю секретарше:
— А ты, в следующий раз, передай Антону Владимировичу, что распространяется обычно бубонная чума! А в обязанности секретаря входит докладывать главному редактору обо всех контрактах со спонсорами! Ясно?
Пришибленная Людмила втягивает голову в плечи, и жалко улыбается:
— Ясно.
Ворчливо прохожу мимо своей двери, сразу направляясь к Зимовскому:
— Ясно ей.
Когда распахиваю кабинет зама, тот, на повышенных тонах, кого-то гнобит по телефону:
— Евпатий Коловратий, а кто должен следить, а? Вы понимаете, что это саботаж?
С каменным лицом иду к столу:
— Антон.
Тот предупреждающе поднимает палец. Ладно, пара минут терпит. Обхожу вокруг стола, пройдя вдоль окна, и устраиваюсь в углу на тумбе, присев рядом с цветком. Роль грозного босса приходится Зимовскому по вкусу:
— Так, слушайте! А если завтра у вас еще какой-нибудь модулятор вылетит? Что тогда? Эфир останавливать?… Да? А я знаю! Всех вас загоню на радиовышку, и вы мне будете оттуда сами голосить песни на всю Москву! Ага... Радио «Живой голос»… А вот тогда мы вместе посмеемся. Так! Не сегодня, а сейчас же, разницу уловил? Все, давай!
Вот, где хамству и гонору разгуляться. Прищурившись, удивленно качаю головой, посматривая на разбушевавшегося директора радио, и беззвучно ругаюсь, шевеля губами: так хочется что-нибудь громко сказать в его адрес… Наконец, метания Антона заканчиваются и он дает отбой. Таки подаю свой скептический голос:
— Ух, какой у нас грозный директор радио. Прямо аж мурашки по коже.
Тот на меня не смотрит, продолжая играть желваками:
— Да, оборзели уже в конец, по-моему.
Пора возвращать зарвавшееся божество на землю, и я киваю:
— Угу, прямо как ты.
Зимовский сразу напрягается:
— Не понял.
Склонив голову набок, внимательно разглядываю жуликоватого креативщика:
— Это я сегодня чего-то не поняла.
— Чего именно?
— Одного звоночка от директора сети магазинов бытовой техники.
Антоша сразу затыкается и отводит красные глазенки в сторону, изображая мыслительный процесс. Потом театрально пожимает плечами, сунув руки в карманы:
— Хэ… Какой еще бытовой техники?
Сложив руки на груди, прокурором встаю с тумбочки:
— А ты, стало быть, не в курсе, да?
Зависнув, Антон чешет нос и быстро вспоминает:
— А-а-а…, тьфу-тьфу, так что, эти сумасшедшие опять звонили?
Актер из Антоши никудышный. Надеется на авось, не зная, сколько мне успели наболтать по телефону. Провожу язычком по губе — то ли мое театральное мастерство! Тем более с козырями в рукаве — прищурившись, продолжаю давить:
— Нет, Антон Владимирович, вполне вменяемые люди. Хотят у нас рекламу разместить. Уже и платежки провели, прикинь?
Зимовский избегает моего взгляда:
— Тю, там платежки… Пять копеек.
За пять копеек и на обложку? Покачав с сомнением головой, продолжаю внимательно наблюдать за реакцией:
— Пять копеек, да?… Что ты им пообещал?
Антон резко поворачивается, делая удивленно невинные глаза:
— Я?
Положив оба локтя на спинку кресла, уточняю:
— Хорошо. Сформулируем вопрос по-другому. Что они тебе пообещали?
Зимовский мнется и пытается уйти от ответа, уползая ко мне за спину:
— Маргарита Александровна, у вас какое-то воспаленное воображение.
Вот он уже с другой стороны и я, встряхнув волосами, поворачиваю голову туда, пытаясь поймать вороватый Антошкин взгляд.
— Позвонили люди, я их отшил.
— Да? Так отшил, что они мне хотят даже вариант обложки прислать, да?
Мой визави сокрушенно качает головой:
— Вариант обложки? Нет, ну, это уже наглость.
— Вот и я о том же, Зимовский.
— Марго, я не знаю, что они там себе придумали…
Конечно, он выкрутится, у меня слишком мало фактов, поэтому просто прерываю словесный поток:
— Так, все! Хватит из меня дуру делать.
Обхожу Зимовского, направляясь к выходу. Антон окликает:
— Маргарита Александровна!
— Давай, знаешь, что? Давай, я этот вопрос напрямую с Егоровым обсужу, угу?
Всполошившись, Антоша торопится замять проблему:
— Подожди, стоп! Я не понял, подожди, а причем здесь Егоров?
Это уже сверхнаглость. Фыркнув, усмехаюсь:
— Хэ, действительно, директор издательства и не причем... Мы с ним так просто, чисто для интереса: поднимем платежки, посмотрим какие там пять копеек и все, да?
— Марго, подожди.
Это не тот повод, чтобы идти на принцип и потому торможу:
— Что, память резко вернулась?
Зимовский понижает голос, создавая «дружескую» обстановку:
— Послушай, не надо сюда впутывать Егорова. Я лично разберусь с этим вопросом.
Как именно? Вопросительно гляжу на него, ожидая конкретики. Антон сдается:
— Ну, хорошо, завтра на руках у тебя будут все эти бумаги.
Втянув воздух носом, соглашаюсь:
— Вот это уже другой разговор.
— Да… И пускай этот момент останется чисто между нами?
Ладно, сам создал проблему, посмотрим, как сам разрулит. Сложив руки на груди, подвожу итог:
— Ну, это будет зависеть от тех бумаг, что ты мне принесешь. Понял?
Молча глядим, друг другу в глаза, а потом я, развернувшись, выхожу из кабинета.
* * *
Работа идет своим чередом, но после звонка из модельного агентства есть повод заглянуть к художественному редактору — кажется, есть возможность провести пару дополнительных фотосессий, причем с хорошими скидками. Прихватив договор, тороплюсь к Андрею посоветоваться, но когда врываюсь к нему в кабинет, слова буквально замирают на губах:
— Андрюш, звонили из модельного…
Взгляд утыкается в широкий оранжевый балахон под девятый месяц беременности. Усмехнувшись, отворачиваюсь:
— Ой, простите, не знала, что вы здесь разговариваете.
Егорова пытается уколоть:
— Да ничего страшного. Я вот, как раз, Андрею про беременность рассказываю.
Типа он очень интересуется. Калугин поднимается из-за стола, явно растерявшись и понурив голову. Атака неугомонной крольчихи захлебывается, не начавшись — я ехидно приподнимаю бровь:
— Вообще-то, про беременность надо рассказывать врачам. Андрюш, я попозже зайду или ты ко мне забеги, ладно?
Кивнув в сторону двери, упархиваю обратно к себе, а вслед слышится:
— Хорошо, хорошо, конечно.
* * *
Ближе к двум, когда выясняется, что обед с Масленниковым отменяется, иду к Андрюшке, уточнить его планы. Мой герой весь в трудах и я прохожу к нему за спину, чтобы заглянуть в монитор компьютера. Похоже, тут снимки с последней фотосессии. Коснувшись плеча, интересуюсь:
— Ну, что, ты как? Немножко разгребся?
Калугин, не оглядываясь, тянется положить свою руку поверх моей, и я склоняюсь к нему, желая приникнуть тесней к теплой спине, прижаться щекой к щеке.
— О, Марго! Ну, практически.
Целую его:
— Ну, так может, сходим куда-нибудь, пообедаем?
— С удовольствием. Сейчас, только, допишу.
Моя позиция слишком соблазнительна, чтобы ею не воспользоваться, и я увеличиваю поцелуйный натиск, старательно прижимаясь и елозя грудью, усиливая сладкий контакт. Неожиданно от дверей кто-то ойкает, и я догадываюсь кто:
— Ой!
Улыбаясь, отрываюсь от своего занятия и поднимая голову — точно, Егорова.
— Извините, пожалуйста, я тут просто телефон забыла.
Лениво сдвигаю руки с шеи на грудь Андрея, а потом, все же, выпрямляюсь, оставляя ладони на его плечах. Калугин глаз не поднимает:
— Да, пожалуйста.
Наташа забирает мобильник, который и правда лежит на столе:
— Везет вам, на обед идете… А мне вот, кусок в горло не лезет.
Похоже, она нас подслушивала и ее появление в кабинете неслучайно. Калугин интересуется:
— Токсикоз?
— Ну, что-то типа того.
Андрей, закончив абзац, жмет кнопку «сохранить» и поднимается из-за стола, готовый присоединиться к моему приглашению. Неожиданно Егорова меняет тон:
— Слушайте, а можно попросить вас об одном одолжении?
Одолжение Егоровой? Зябко тру себе плечи — я прекрасно помню об объявленной войне и потому не слишком верю беззаботному тону. Да и платьице для беременных явно рассчитано на Калугу. Молча, складываю руки на груди, ожидая продолжения. Андрей неуверенно мычит:
— Н-н-но-о-о…, пф-ф-ф…, а именно?
— Вы ведь в центр едете?
С какой стати? «Дедлайн» под боком. Калугин отвечает уклончиво, дергая плечом:
— Ну, мы пока еще не знаем, а что?
— А вы не могли бы меня до больницы подбросить? Мне там нужно кое-какие анализы забрать.
Отличный ход! Тем более, что Калуга уже сказал «а» и теперь наверняка ему придется говорить и «б». Самое лучшее сейчас сказать, что мы никуда не едем, нас и тут неплохо покормят и предложить вызвать такси.
Открыв рот, перевожу взгляд на Андрея, надеясь, что обед со мной ему все же интересней, чем забота о бывшей пассии. Тот неуверенно мямлит:
— Наташ, вообще-то мы хотели…
— Да я все понимаю, езжайте, потом, куда хотите! Просто высадите около больницы и все.
Все так очевидно, что мне даже смешно. Но Калугин заглатывает наживку:
— Отлично, а обратно?
Он что, придуривается? Можно подумать, она маленькая девочка и не собиралась все это делать самостоятельно, без его участия?
— Ну, обратно, мы уж как-нибудь доедем.
Молчу, предоставив Андрею возможность самому закалять свой характер. Предупрежден, значит, вооружен, а я его предупредила об объявленной войне. Увы, закалки не получается — издав что-то неопределенное, Калугин начинает оправдываться:
— М-м-м…, о-о-ой… Маргарит, ну, ты как?
Что я как? Я не верю ни единому ее слову, и брать на себя заботу о придурочной воительнице не собираюсь. Если Калугину хочется сдувать пылинки c этой лисы, и он оправдывает подобные свои действия, то пусть сдувает. Предупреждающе поднимаю руку:
— Нет, ну, конечно же, надо помочь! Только не понимаю, зачем там я?
Насколько помню, Калугин жаждал «поговорить» с Наташей? Вот и будет отличная возможность еще раз все обсудить и расставить точки над «i». Обиженно улыбаясь, пытаюсь пройти к двери, и Андрей мямлит вслед:
— Марго, ну, может…
Нет, не может.
— Андрей, пробки везде, мы не успеем.
— Марго, но мы же хотели…
Хотели, но пора тебе определяться с выбором. Наташа могла попросить отца, мать или вызвать такси, но ты же супергерой, идеальный мужчина. Попросили тебя нарочно, чтобы испортить нам обед. К тому же, при месячном сроке беременности, балахоны не надевают, и немощных из себя не строят! Весь спектакль исключительно для тебя, а ты, заботливый наш, несешься навстречу ловушке, высунув язык.
— Андрюш, все нормально, человек попросил о помощи, помоги. Не переживай, я найду чем заняться.
— Ну…
Баранки гну!
* * *
Вернувшись из «Дедлайна», не присаживаясь, перезваниваю Сомику — хочется поболтать и выплеснуть наболевшее: сначала, конечно, про Калугина с Наташей, потом перехожу на креативщика Зимовского. Получается не рассказ, а сплошные междометия, заменяющие нецензурные слова:
— А самое главное, что они уже деньги перевели, прикинь Ань?
— И что?
— А вот если бы я сегодня этого жучилу бы не дернула — все! Фигушки, кто бы эти бабки увидел когда!
— Думаешь, мухлюет?
Наверняка! Сунув руку в карман брюк, хмыкаю:
— Да.
Стукнув в открытую дверь, внутрь проходит Любимова с папкой в руках:
— Маргарита Александровна, я эскизы принесла.
Из трубки бьет встревоженный голос:
— А что Наумыч?
Шепчу Галине:
— Положи на стол.
И уже громче в телефон:
— Ань, повиси чуток.
Какая-то Любимова напряженная, вид затравленный…. А, да, у нее же родители недавно погибли!
— Галь!
— Что?
— У тебя все нормально?
Та мнется:
— Ну, так…
— А по конкретней?
— Ну, всякие заморочки, в основном личного плана.
— С Валиком?
Любимова опускает глаза:
— Да тут все в кучу навалилось. И Валик, и завещание это дурацкое.
— А, ну, да.
Помню, обсуждал кто-то на кухне, про мужа — иудея.
— Слушай Галь, а там вообще не подкопаешься?
— Ну, вообще-то я в этих вопросах чайник со свистком. Но написано все очень утвердительно.
Ситуация стандартная и я понимающе киваю.
— Ну, хоть, по-русски?
А то может тоже на идиш?
Галка смеется:
— Естественно.
— Ну, приноси, я гляну, может там есть какая-нибудь лазейка.
Любимова изумленно распахивает глаза:
— Вы это серьезно?
А что такого? Все равно работа не идет.
— Конечно. А, хотя, наверно, завещание у нотариуса, да?
Оно же, насколько понимаю, еще не вступило в силу, только оглашено?
— У меня ксерокопия есть!
— Ну, отлично, тащи.
— Прямо сейчас?
Неужели я такая строгая? Отшучиваюсь:
— А чего? Ты эскизы сделала, имеешь право на перерыв.
Галка радостно отступает к выходу:
— А-а-а… Спасибо вам, Маргарита Александровна, я пулей!
Снова прижимаю трубку к уху — несмотря на просьбу помолчать оттуда льются жалобы — видимо для них Анюте и собеседники не нужны:
— Это, уже, ни в какие ворота — я ему звоню, а он трубку не берет!
— Алле! Так, Сомова, слушай, прекращай ныть, давай, а?
— Что, значит, ныть?!
— Хватит! Все у тебя наладится, причем в ближайшее будущее, вот увидишь!
И бодро подкрепляю слова жизнеутверждающим смехом:
— Ну, все давай, я тебя целую. На связи, пока!
— Пока…
Возбужденная Любимова уже спешит обратно, протягивая листки:
— Вот.
Взяв документы в руки, усаживаюсь в свое кресло и беглым взглядом просматриваю.
— М-м-м….
На первый взгляд глазам зацепиться не за что. Стандартный текст, вписанные от руки данные. Пролистав, киваю, поджав губы. Поставив страницы на попа, выравниваю стопку:
— Да, Галочка, завещание конечно, грамотное.
Та грустно соглашается:
— Я так и думала.
Смотрю на нее с вопросом:
— Ну, единственный вариант, который я тут вижу — это найти человека, еврея, конечно же.
— Фиктивный брак?
— Ну, да. Расписались, разбежались, потом выходи за кого угодно.
— Ну, мы уже думали об этом, я даже работала в этом направлении.
— И что?
— Ну, никто не хочет ставить штамп в паспорте на две недели.
— А за деньги?
Любимова подтверждает и такой вариант, кивая:
— Мы предлагали приличные деньги.
Смотрю на нее снизу вверх:
— Ну, значит, надо предложить очень приличные деньги.
— «Очень приличные деньги» это сколько?
А сколько, просто приличные? Ее торгашеские увертки вызывают смех:
— Галь, ну, я не знаю. Для кого как.
С улыбкой возвращаю ксерокопию хозяйке. Та тоже хмыкает, задумавшись над моими словами, потом уходит.