Radiance - Сияние истины (джен)

Я уставилась на нее. Она моргнула и выжидающе посмотрела на меня с надеждой во взгляде.

— Подожди минутку, — сказала я Джону, переключаясь на греческий язык. — Да, я действительно упомянула Маркуса. Эм...

— Да сколько языков вы знаете? — спросил меня доктор Валенти от двери.

— Много, — ответила я ему на итальянском. — Пожалуйста, подождите минуту, — я обратилась к Дидим, возвращаясь к греческому языку. — ...Что насчет него?

— Ты имеешь в виду Маркуса из Вольтури, а не кого-то другого? — прояснила она, выказывая явный интерес.

— Да...

— Можешь сказать, как его найти? — быстро спросила она. — Я не знаю, где нахожусь и как стала человеком, но я... здесь, где бы это ни было... уже больше недели. Я не знаю языка, и мне нужно найти моего мужа. И моего брата, — добавила она, подумав. — Я была с ним, когда что-то случилось, что бы это ни было.

Дидим так и не поняла, кто убил ее. Она думала, что они попали в засаду, и до самого момента, когда Аро поджег ее, даже не подозревала своего брата...

Я не знала, в какой последовательности сообщить этой женщине информацию. Я даже не знала, стоит ли это делать.

— Эй, — сказал Джон. — Я так не понимаю тебя. Можем ли мы говорить на одном языке?

— Нет, — сказала я. — Ты никогда не изучал латынь, а она говорит только на этом языке.

— Подожди, как ты это узнала? — спросил он. — Ты обладаешь даром говорить на любом языке или что-то подобное?

— Это сложно. Я обладаю даром, но не таким.

— Она тоже была вампиром? — спросил он, указывая на Дидим.

— Она похожа на тебя, — уклончиво ответила я, — но провела вампиром меньше года, так что изучение языков не было ее главным приоритетом.

Я могла бы отправлять проекции перевода кому-то одному или обоим, но не хотела рисковать, чтобы не повредить их мозги еще сильнее с помощью дополнительного применения своей силы.

— Ты знаешь, где находится Маркус? — снова спросила Дидим.

Она была убита до того, как ковен устроился в Вольтерре на постоянной основе.

— Да, — ответила я, не в силах уклониться от прямого вопроса, и она засияла. Хотя я не могла чувствовать такую ауру счастья, как через воспоминания, но по ее выражению лица было видно, что она рада услышать ответ. Однако, подобно ее брату, Дидим не развивала свою способность после обращения. Похоже, что способность не передавалась вместе с воспоминаниями. Она все еще испытывала радость, но в ней чувствовалась некоторая неуверенность. — Я знаю, где он, но я не могу просто забрать вас отсюда. Это очень сложно. Подождите минуту, я поговорю с этим мужчиной.

Я бы назвала его "доктором", но было довольно трудно обсуждать психиатрию на одном из древних языков. Я повернулась к Джону и попросила его подождать.

Переключившись на итальянский, я спросила доктора Валенти:

— Как их зовут?

— Эти двое — Бенито Бьянчи и Паола Греко, — ответил он. — На каких языках они говорят? Как они выучили их? Они оба до четвертого июля разговаривали только на итальянском. Вы сказали, что уже сталкивались с подобным? Или вы выучили языки, чтобы общаться с ними?

— Он говорит на староанглийском, а она на древнегреческом, — объяснила я. — Мой опыт в таких вещах связан с тем, почему я знаю эти языки. Я сталкивалась с похожим, хотя не совсем аналогичным случаем. Мне потребуется проконсультироваться с некоторыми коллегами. Возможно, нам придется организовать перевод пациентов в другое учреждение, где им будет обеспечен нужный уход. Они все идентифицированы? Мы можем связаться с их семьями?

Было странно подбирать слова так, как будто у меня был авторитет перед парнем, который, вероятно, был в шесть-семь раз старше меня и имел степень. Однако я не думала, что смогу достичь чего-то коротким разговором. Кроме того, в отличие от большинства людей, с которыми я обычно взаимодействую, он не превосходил меня физически. Он, вероятно, не привык использовать насилие в качестве приоритетного способа решения разногласий, поэтому физическое превосходство не имело особого значения.

— Да, мы знаем, кто они все, — ответил доктор Валенти. — Вам нужны их документы?

— Если я смогу их быстро просмотреть, — сказала я, — это было бы идеально.

— Мы считаем, что причина как-то связана с местностью, — сказал он, ведя меня к месту хранения документов, — так как все они одновременно находились в одной области. Двое из них менее осознают свое состояние — они братья...

Он продолжал рассказывать о обстоятельствах, при которых были обнаружены жертвы удара, но я уделяла этому минимальное внимание, чтобы потом передать информацию остальным. С тем же намерением я просматривала документы.

Из слов Адди я поняла, что оставшиеся в живых были теми, кто находился под постоянным присмотром и не мог быть легко убит, когда Вольтури решили разобраться с этой проблемой. Доктор Валенти не проявил никаких признаков знания о других девяти людях, и их имена не упоминались нигде в документах. Я предполагала, что они, возможно, упали без сознания в труднодоступном месте или на короткое время "вспомнили", кто они, и успели уйти с места удара, или погибли в автомобильной аварии и были признаны жертвами травмы головы, а не странного психологического расстройства. В любом случае, эти шестеро были единственными, кто остался в живых, поэтому я просмотрела их документы и обсудила это с доктором Валенти.

Паоле было двадцать лет, на два года старше, чем Дидим, когда Аро решил обратить ее. Она жила с родителями, двумя братьями и множеством племянников и племянниц, но сама была не замужем и не имела детей. Бенито, тридцати шести лет, был разведен, у него были маленький сын, сестра и отец. Я попыталась придумать, как справиться с их семьями и другими родственниками, если окажется, что исходных людей невозможно вернуть, но тщетно.

Джон/Бенито и Дидим/Паола нетерпеливо, хоть и тихо, ждали, пока я занималась всем этим. Значимость документов и современной итальянской культуры полностью ускользала от их умов, они выпали из своего времени на тысячу лет. Меня поразило, что они не испытывали ужаса или трепета перед такими вещами,как электронные часы доктора Валенти или компьютер, который они могли видеть в комнате отдыха, или даже линолеум. Я не знала, стоит ли это интерпретировать как остатки привычки к двадцатому веку от Бенито и Паолы или как остатки вампирской уверенности, что ничто, кроме открытого огня, не в состоянии им навредить.

— Вы давали им все эти лекарства? — спросила я, указывая на список препаратов.

— Мы пытались, Бенито и Паола не следуют режиму. Бенито даже укусил одного из наших санитаров и пытался пить кровь, — ответил доктор Валенти. — Мы применяем лекарства только тогда, когда они проявляют насильственное поведение. Дозировка низкая, так как мы обычно не нуждаемся в удержании их под контролем.

— Вы не знаете, что именно не так с ними, и только предполагаете, — заметила я с металлом в голосе. — Если вы предполагаете, что они останутся под вашим наблюдением, я настоятельно рекомендую как можно скорее прекратить применение лекарств. Это не поможет им, а только причинит вред из-за побочных эффектов.

— Но Бенито и Паола демонстрируют... — начал было доктор Валенти.

— Улучшение их состояния не связано с приемом лекарств, — уверенно перебила я его. — Я видела много подобных случаев, и все жертвы приходили в себя без фармацевтической помощи.

Остальные четверо тоже имели сходство с некоторыми людьми, память которых я хранила, но либо оно было недостаточным, либо они не смотрелись в зеркало, либо по какой-то еще причине, но воспоминания Дидим и Джона сумели всплыть и закрепиться, а у остальных — нет.

— Хорошо, — согласился доктор Валенти, чуть колеблясь под давлением моей честности.

Я посмотрела на настенные часы, понимая, что прошло почти полчаса с того момента, как я покинула резиденцию, и пришло время связаться с мамой.

— Извините, мне нужно связаться с коллегами, — сказала я.

— Да… Хорошо, — ответил доктор Валенти.

Я решила, что никто в больнице не поймет норвежский язык, и поприветствовала маму, когда она ответила на мой звонок.

— Привет, мам, — сказала я так быстро, чтобы трудно было разобрать, даже если кто-то знает язык. — Четверо из пострадавших от нападения находятся в коматозном состоянии и бормочут что-то непонятное из воспоминаний от разных людей. Но другие двое посмотрели в зеркало, узнали себя в образе мертвых вампиров, которые были на них похожи, и сейчас действуют так, словно их волшебным образом превратили в людей и перетащили в прошлое. Думаю, лучше всего, если Адди возьмет силу Аро и проверит их, чтобы понять, что происходит. А самое безумное, что пациентка по имени Паола думает, что она... эм, кто с тобой в комнате? — я прошептала это тихо, так чтобы мой голос не был слышен дальше телефона, но было бы слишком подозрительно спросить напрямую, находится ли в комнате Маркус.

— Ряд расчлененных Вольтури — кстати, мы оставили Ренату, поскольку она не слишком зла на смену режима, за исключением некоторых требований к диете, — Алек, наш друг-императорский советник, и твой отец, — сказала мама. — А почему ты спрашиваешь?

— Потому что Паола думает, что она Дидим, — сообщила я.

На мгновение в комнате стало тихо.

— О Господи, — проговорила мама.

— И я того же мнения, — поддержала я.

* * *

Я рассказала маме о ситуации, и она организовала все для того, чтобы Адди взяла силу Аро и пришла сразу после заката. Поскольку Паола-или-Дидим не обладала в настоящий момент даром, то копирование Адди не мешало бы ее чтению и Адди смогла бы понять, что происходит у нее в голове. Как и в случае с Бенито-или-Джоном.

Если от Паолы еще что-то осталось, то мы сможем попытаться вернуть ее назад.

Но если же нет... и осталась только Дидим...

То я не уверена.

Сначала главное — мама обратилась за помощью к Карлайлу, чтобы создать "фасад" для "специализированного отделения" на случай, если нам придется перевести туда жертв удара памяти. Мне было сказано описать Паолу и Бенито как имеющих "мнемоническое вытеснение", а четверых остальных как имеющих "мнемоническую перегрузку", что было достаточно точными терминами (учитывая наши сведения), чтобы я могла передать их без проблем при помощи моего "голоса честности".

Я сообщила доктору Валенти, что Адди, которую я назвала "коллегой", скоро прибудет и проведет более детальное обследование шести пациентов. Я заверила доктора Валенти, что Адди имеет такой же опыт в области расстройств памяти, как и я. Я не упомянула, что Адди ответственна за состояние пациентов. Хотя она не имела цели навредить им, случившееся было предсказуемо. Вероятно, ей было безразлично сделанное, но она не хотела ухудшить ситуацию.

Адди прибыла в госпиталь почти сразу после заката. Она была одета немного более формально, чем обычно, но не в халат или что-то подобное. Адди сердечно представилась доктору Валенти и начала осматривать пациентов, касаясь их лиц во время проверки зрачков. Я кратко пересказывала ей содержание документов пациентов. Джон и Дидим (или Бенито и Паола) сразу же поняли, что Адди вампир, хотя мне пришлось объяснять им, почему ее глаза золотые. Адди не общалась с ними напрямую, она была занята воспоминаниями, которые получила.

Я спросила на норвежском, чтобы не дать персоналу или пострадавшим от "мнемонического вытеснения" подслушать:

— Ну?

— Тех четверых, которых мы обозвали случаями мнемонической перегрузки, было читать страннее, чем кого-либо из всех, кого Аро или я вообще читали, — сказала Адди. — У них полно фрагментов памяти ото всех, кого я вложила в заряд — я, ты, Аро, твой отец, все остальные — но смутных, трудно видимых, словно человеческие воспоминания для вампира после обращения. Человеческие воспоминания, например, от Джанны, еще хуже, чем твои или вампирские. Насколько я могу сказать, все, что я вложила в удар, тут, но не связано друг с другом. Например, они знают, ну или их головы содержат информацию о том, где я была четвертого июля тысяча восемьсот пятьдесят седьмого и где я была пятого июля тысяча восемьсот пятьдесят седьмого, но эти вещи не связаны в последовательность. Им нужно связать это вручную, так сказать, но у них не хватает сознания на нечто подобное.

— А случаи мнемонического вытеснения? — спросила я.

— Меньше содержания, — сказала Адди. — Только воспоминания от Джона и Дидим соответственно. По большей части вампирские, и в существенно меньшей степени человеческие. Хотя они постепенно теряют куски вампирских. Например, Паола не смогла бы тебе сказать, сколько окон было в той комнате, где Дидим проснулась, когда закончила обращение, — Дидим — Паола — женский случай мнемонического вытеснения проявила интерес к разговору, услышав "свое" имя, но Адди проигнорировала ее, и я не стала прерываться на перевод. — Тогда как ты и я, с мозгами предназначенными для хранения существенных объемов информации, не имеем никаких проблем с этими данными.

— Что насчет Паолы или Бенито? — спросила я. — Они... еще там?

— Единственное, что отсутствует у всех шестерых, это воспоминания о том, кем они были. Они полностью исчезли, — объяснила Адди. — Я бы даже не знала, как их зовут, если бы ты не передала мне информацию из их документов. Не только их имена, но и всё остальное, что с ними связано, отсутствует.

— Они полностью исчезли? — спросила я, едва слышно.

— Да, полностью, если только случаи мнемонического расстройства не взаимодействуют каким-то необычным образом с силой Аро, не позволяя мне прочесть эти воспоминания, — подтвердила Адди. — Они не скрыты, не подавлены, не временно забыты, просто отсутствуют.

— Ого, — пробормотала я.

— Практически, — сказала Адди, — здесь с нами Дидим и Джон, вампиры, жившие сотни лет назад и превращенные в людей. Они лишь генетически отличаются от исходных, но это не важно. А также четверо необратимо чокнутых, которые могут быть восстановлены, если мы дадим им посмотреть в какое-то отражающее устройство, хотя они все хоть на кого-то похожи, так что я не уверена, как они сумели так долго избегать "вытеснения". В комнате есть зеркала.

Я взглянула на четыре безжизненных лица с пустыми глазами и стала перебирать в уме возможные варианты того, на кого они могут быть похожи.

— Люди, которых они могли бы считать своими прошлыми воплощениями, значительно старше Джона и Дидима, — задумчиво заметила я. — Или они были просто людьми.

— Верно, — тихо проговорила она. — Ты думаешь, это имеет значение?

— Может быть, — ответила я. — Вампирские воспоминания являются более яркими и долговечными... и чем больше таких воспоминаний у одного индивидуума, тем сложнее их воспринять для человеческого мозга...

— Это могло бы объяснить, почему Бенито взглянул в зеркало и узнал в себе Джона, а не кого-то другого, или почему Паола увидела в себе Дидим, а не женщину, возглавлявшую армию новорожденных в Нью-Мексико, — согласилась Адди.

Я удивленно моргнула, наклонив голову в сторону.

— Ведь действительно, внешность вампиров менее вариативна, чем человеческая.

— Вот что получается, когда мы становимся такими обворожительными, — с улыбкой ответила Адди, как будто я была лично ответственна за внешний вид вампиров. — Даже уникальные черты сглаживаются. Ну что ж, у нас есть Дидим и Джон, и еще четыре человека, которые не похожи на любого из молодых вампиров. По моим данным, больше ничего не выяснить из этой ситуации. Главный вопрос — как отреагирует на это Маркус. И, конечно, вопрос о том, будем ли мы обращать Джона и что мы скажем их родным.

— Я предполагаю, он сможет определить, насколько она... реальна, просто взглянув на нее, — высказала я свою мысль.

— Вероятно. Не думаю, что она будет против. Посмотри на нее, ее глаза сверкают от нетерпения в ожидании того, как мы приведем ее к ее спутнику, чтобы увидеть, сможет ли он преодолеть разницу между своей личностью и человеческим мозгом. Конечно, ее семья может быть против, и стратегия "убить их, если они становятся проблемой" сейчас, вероятно, не подходит под политику нашей любимой Императрицы. С другой стороны, есть Джон...

— Не знаю, как рассказать ему об Анне, — призналась я. — У него больше никого нет.

Адди только пожала плечами.

— У него есть родная семья, и я могу просто прочитать их мысли, чтобы мы могли выяснить, насколько он сможет притворяться Бенито-с-амнезией. Он мог бы принять свое новое тело. Подозреваю, что Дидим могла бы сделать то же самое, но, скорее всего, не захотела бы.

— Как думаешь, есть ли способ исправить оставшихся четверых? — спросила я.

— Найти совпадения по лицам, восстановить их память за первый год или за шесть лет, когда они были живы, и оставить все как есть? — предложила Адди. — Посмотрим, сможет ли это затмить все остальное? Превратить их и надеяться, что их новые улучшенные мозги смогут обработать информацию более эффективно? Но вернуть их в прежнее состояние — нет, не думаю. Они не сохранены в резервной копии.

— Знаете, — начал доктор Валенти, — я был бы благодарен, если бы вы перешли на итальянский. Я же знаю, что вы обе его знаете в совершенстве.

— Прошу прощения, доктор, — дружелюбно ответила Адди, обернувшись и встретив его взгляд. — Некоторые технические термины, которыми мы пользуемся при обсуждении мнемонических нарушений, удобнее использовать на другом языке. Но вы правы, было невежливо исключить вас из обсуждения. Имеете ли вы опыт работы с нарушениями памяти — хотя бы в рамках обучения, возможно? Или ваша специализация другая? Помогите мне понять, с чего начать объяснения.

— Ты какая-то сильно полезная, — заметила я, обращаясь к ней, не на норвежском, а на частоте, доступной только нам.

— Папочка нас слышит, — ответила она мне на той же частоте. Верно, в радиусе действия моего отца, который находится в резиденции. Вероятно, он рассказывает маме обо всем, что происходит, поэтому Адди вынуждена вести себя прилично. Она ушла с доктором Валенти, затеяв обсуждение его неподготовленности к работе с жертвами удара памятью.

Я присела рядом с... Дидим и Джоном.

— Я понимаю, что происходит что-то ужасно сложное, — начала Дидим. — Но если ты знаешь, где находится Маркус, то я не понимаю, почему я не могу к нему пойти. Я здесь в качестве пленницы? Или я должна остаться здесь, потому что он придет сюда? Он в курсе, что со мной произошло?

— Я хочу знать, что случилось с Анной, — настаивал Джон. — Эти мерзавцы из Вольтури, они что-то с ней сделали?

— Успокойся, — попросила я, собираясь с мыслями, чтобы сделать то, что у меня получается лучше всего.

Я рассказала им правду.

* * *

Я начала с Джона. С ним было проще разговаривать.

— Последний раз, когда ты видел Анну, был тысяча седьмой год, — начала я.

— Звучит похоже на правду, — ответил он. — Но как ты...

— Сейчас две тысячи одиннадцатый год, — перебила я его.

Он посмотрел на меня в недоумении.

— Я собираюсь объяснить оставшееся, не используя обращение "ты", потому что иначе будет слишком путать, — сказала я, стараясь говорить как можно спокойнее. — В тысяча седьмом году Джон был казнен за...

— Я был что?

— Позволь мне договорить, — попросила я его. — Джон был казнен за то, что создал бессмертного ребенка, Анну. В большинстве случаев бессмертных детей убивали вместе с их создателями, но не в случае с Анной. Она была одной из немногих, кого Аро привел в Вольтерру, чтобы изучить и понаблюдать, возможно ли их контролировать. Она прожила в Вольтерре до тысяча семьсот пятьдесят четвертого года, после чего Аро отказался от этого эксперимента и уничтожил ее вместе с остальными.

Джон был слишком разъярен, чтобы дать мне говорить дальше.

— Этот мерзавец... моя дочь...

— Аро уже мертв, — перебила я его. Он успокоился достаточно, чтобы замолчать, хотя явное негодование все еще светилось в его глазах. — В две тысячи пятом году к Вольтури присоединилась девушка с уникальным даром — она могла копировать способности других вампиров при касании. Она скопировала дар Аро, получила все воспоминания, которые он когда-либо собрал, включая воспоминания Джона до момента, близкого к его казни в тысяча седьмом году. Тринадцать дней назад эта девушка скопировала мои способности, которые сложно объяснить, но включают в себя передачу воспоминаний. И она передала все эти воспоминания всем в радиусе действия, включая человека по имени Бенито Бьяччи, меня и большинство Вольтури.

Он несколько раз очень быстро моргнул, открыл рот, чтобы что-то сказать, и закрыл его снова. Я продолжила:

— Вампиры и я — я полувампир, это долгая история на другой раз, — смогли справиться с этим всплеском воспоминаний. Но люди, которые оказались под его влиянием, не смогли обработать такое количество информации. Их собственные воспоминания были полностью затерты. Но... Бенито был очень похож на Джона. Настолько похож, что, когда Бенито увидел свое отражение после всплеска воспоминаний, он принял себя за Джона, и все остальные воспоминания отступили на второй план.

— Но я... — начал Джон, а затем взглянул на свои руки. — Я...

— Ты Джон, — уверенно сказала я, хотя и с меньшей уверенностью, чем в остальной части истории. — Но ты находишься в теле Бенито. И у Бенито есть сын, сестра и отец, которые считают тебя Бенито. Бенито, который болен, но все еще он.

— Анна...

— Анна прожила семьсот тридцать семь лет, — постаралась я утешить его. — Ей предоставляли хорошую пищу, и она всегда была окружена другими бессмертными детьми, с которыми могла поиграть. Так что, в целом, она была счастлива.

Если не считать двухлетний период в четырнадцатом веке, когда Вольтури пытались применять наказания за неправильное поведение через Джейн, чтобы контролировать любое проблемное поведение. Но этот эксперимент был в конечном итоге прекращен. В основном потому, что у Джейн отсутствовало четкое представление о том, что такое "неправильное поведение". Я решила не упоминать об этом перед Джоном, чтобы не вызывать у него дополнительного недовольства.

Джон медленно кивнул, рассеянно глядя куда-то вдаль.

— И что теперь? — спросил он.

Я беспомощно пожала плечами.

— Возможно, тебе стоит попробовать жить как Бенито. У нас нет способа вернуть его воспоминания, но девушка с даром копирования все еще может использовать дар Аро. Так что она может прочесть мысли семьи и друзей Бенито, а затем я могу передать тебе всю необходимую информацию, чтобы ты мог адекватно сыграть его роль. Мы сможем вытащить тебя из больницы даже без этого, хотя это будет непросто. А затем... ну, если ты хочешь стать вампиром, тебе придется обсудить это с Правящей Императрицей. Если нет, она, вероятно, в качестве компенсации рассмотрит вариант оставить тебя в безопасном месте с приличной суммой денег для начала новой жизни или примет какое-то иное решение в этом духе.

— Я не знаю, — сказал он. — Мне нужно время, чтобы обдумать всё это.

— Хорошо, — ответила я, обернувшись к Дидим, которая выглядела оживленно-тревожной.

Я глубоко вздохнула и сказала ей:

— Собираюсь рассказать историю, избегая употребления слова "ты", чтобы не создавать путаницу, — начала я.

Дидим выглядела смущенной, но кивнула в знак согласия.

Мне пришлось начать с того, как изменилась система отсчета времени по сравнению с эпохой, когда жила Дидим. Это, в сочетании с текущей датой, настолько удивило ее, что она молчала в течение всего моего объяснения. Даже когда я рассказывала о том, как брат убил ее, а затем обманул Маркуса, чтобы тот работал на него на протяжении последующих тысячелетий. Даже когда я говорила о том, что ее брат пал от руки ее супруга в ходе восстания против режима, зарождения которого она никогда не видела. Даже когда я объясняла, что Маркус находится менее чем в миле отсюда, но не знает о ее "возрождении", и его реакция на нее может быть любой, в зависимости от того, как проявится магическая связь между вампирскими половинками. Даже когда я уточняла, что колени, на которые она смотрит, принадлежат Паоле Греко.

После того, как я закончила свое объяснение, она подняла взгляд с коленей и сказала:

— Мне жаль Паолу. Но я хочу быть Дидим. Если Маркус посмотрит на меня и не узнает во мне свою жену... я думаю, тогда я не смогу быть ей. В таком случае, возможно, я стану Паолой, если вы и другие одаренные поможете семье Паолы. Но если это возможно, я хочу быть Дидим. Маркус пережил гораздо больше страданий из-за потери меня, чем родственники Паолы.

— Он изменился по сравнению с тем, каким ты его помнишь, — предостерегла я, имея в виду не только внешние изменения, но и тяжесть столетий скорби, которую он нес.

— Независимо от того, что произошло, — убежденно сказала Дидим, — он Маркус, и именно таким, каков он есть, я и хочу его видеть.