Утром, за завтраком, Сомова снова возвращается к ночному разговору. Для меня эта тема уже в прошлом и я, забравшись в придиванное кресло с ногами, босиком, просто медитирую, сложив руки на груди, погруженная в грустные мысли о тщетности своих поисков. Иногда, отпиваю чай из чашки, стоящей рядом на широком поручне. Мозги в раздрае — вроде и на работу надо, уже влезла в плотную юбку, ниже колен и фиолетовую атласную блузку с укороченными рукавами, расчесала космы, осталось только туфли надеть… И в то же время не терпится предпринять еще какой-нибудь финт ушами и выйти, таки, на след Павла. Взяв со стола фотку с Машей, Анюта удивленно трясет ею:
— Слушай, странно, мы же ведь с Калугиным были там… Как мы эту фотографию могли не заметить?
С этой Кариной вообще все странно. За каким лешим таскала в своей сумке фото чужих мужика и бабы одному богу известно… И вообще, слишком много с ней противоречий. По идее они должны были участвовать в бабкиных ритуалах с фотографиями вместе, но так ли это? Что-то ничего подобного в ее признаниях я не услышала… На Анютин вопрос, лишь дергаю плечом:
— Откуда я знаю.
Сомова продолжает гундеть, мешая сосредоточиться:
— Слушай, а Паша этот, вообще, ничего так, фотогеничный.
Не знаю, чем он Аньку сразил — мордатый парень, слащавый к тому же. Морщусь, сделав губы трубочкой:
— Сомова, чихать я хотела на его фотогеничность! Меня, сейчас, другое волнует больше.
Если Павел был у бабки вместе с Кариной, а эта дура ни хрена не помнит, то парень-то должен! Анька косится в мою сторону:
— Что, именно?
— Ну, раз эта фотография там валялась, значит, все мои догадки были правильными.
Ну, или почти все. На лице Анюты недоуменная усмешка:
— Какие догадки?
По новому кругу? Всплеск раздражения заставляет встрепенуться:
— Сомова! Какие догадки? Ну, что ты как склеротичка? Ты не помнишь, что ли ничего?
Анька хмурится, видимо напрягая извилины, и я ей помогаю:
— Раз этот Паша тоже был у этой бабки, значит, все правильно: Гоша в Маше, Маша в Гоше.
Потоптавшись, Сомова уходит на кухню, приборматывая:
— Да-а-а, веселая рокировочка.
— Угу…
Кричу вслед:
— И вот что я подумала.
Анюта останавливается на пороге гостиной, ожидая продолжения, и я тороплюсь закончить, пришедшую ранее мысль:
— Ну, если Карина эта ничего не помнит, то это понятно — там мозгов как у колибри. Но Паша же должен помнить!
Сомова развернувшись, продолжает путь на кухню, к навесной полке и оттуда оглядывается:
— Что помнить?
— Что помнить…. Ритуал, вот этот вот, они ж там что-то шептали.
Подруга как всегда полна скепсиса:
— Может помнить, а может и не помнить.
Безусловно. Но попытка не пытка или что, сразу сдаваться? Недовольно отворачиваюсь:
— М-м-м… И поймем мы это только тогда, когда Пашу найдем.
Анька, открыв холодильник, прячется за дверцей, только голос слышен:
— Ты что, опять собираешься искать Пашу?
Хмуро бурчу:
— Не опять, а снова!
Взяв чашку с подлокотника, делаю еще глоток из чашки. Холодильник продолжает со мной свой диалог:
— Каким образом?
Тяну шею, высматривая подругу… А, вот она!
Каким, каким… Можно подумать у меня их много, этих образов. Морщу лоб:
— Тем же самым, через Сергея.
Отставив чашку назад, хмуро складываю руки на груди — очень не хочется снова ворошить палкой в осином гнезде, но другого выхода нет. Сомова возвращается в гостиную, неся чашку и блюдце с бутербродами. И тут же пускается в возмущенный крик:
— Ты что, с ума сошла!
— Почему?
— Ну, ты же в Европе! Тебя вообще нет!
Подумаешь, аргумент.
— Вот именно, меня не было, а сейчас я вернулась.
Не зная, что и возразить, Анюта только мотает головой:
— Марго, ну это бред! Ну!
— Да, почему?!
Сомова усаживается на диван, продолжая держать на весу и чашку, и тарелку:
— Ну, потому что опасно водить Сергея за нос! Он смотрит на тебя как на любимую женщину.
А кто сказал, что динамить мужиков плохо? Сама, вон, сколько времени Наумыча держала на длинном поводке. Хотя, конечно, Сергей не Егоров, парень себе на уме. Прикрыв глаза, тяжко вздыхаю, откидывая голову назад:
— Ань, я все понимаю… Но-о-о… Это мой последний, единственный шанс, походу.
Сомова наливает чай из чайника и в мою сторону не смотрит:
— Ой… Я не знаю….
Начинаю тыкать пальцем в кнопки и Анюта, встрепенувшись, косится с подозрением:
— Ты кому звонишь?
— Сергею, кому ж еще.
— Ой, не знаю, может ты и права, конечно…
Напряженно выпрямившись, вслушиваюсь в длинные гудки, потом из трубки слышится:
— Оставьте вашу информацию, после короткого сигнала.
Сообщаю Аньке:
— Автоответчик.
Сомова подсказывает:
— Наговаривай.
— Алло, Сергей, привет, это Маша. Слушай, я сейчас в Берлине, у меня тут рейс чуть — чуть задержали, но я, надеюсь, что во второй половине дня уже в Москве буду.
Помнится разница во времени с Берлином два часа плюс 2.30 на перелет. Гоша, как-то летел оттуда, и это было утром. Чешу голову:
— Ты извини, я не звонила, у меня просто симка глюканула..., м-м-м.
Что еще? Тороплюсь пробормотать стандартные нежности:
— Я очень по тебе соскучилась… Э-э-э…, скоро увидимся. Все целую, обнимаю, пока!
Хитро поглядывая на Аньку, захлопываю крышку мобильника — мосты сожжены, вперед, и плевать на все препятствия! Подруга укоризненно упрекает:
— Да, уж… А как же Андрей? Он же ведь любит тебя.
Я его тоже люблю. Очень! Но и пути отхода надо оставить… Боюсь! От очередного «Может быть я тряпка, но не могу», до «ребенка я не брошу». Вон, он, как ловко ушел в подполье с последним номером, даже шампанское с Зимовским глушил. Мимикрия почище, чем у хамелеона. Рассеянно встряхиваю трубой, зажатой в ладони:
— Сом, давай так — как будет, так и будет, пусть!
Анька качает головой, уткнувшись в чашку:
— Ох, Марго, Марго…
Я уже сто лет Марго и что? Тоже отпиваю чай, таращась в противоположную от Аньки сторону. Будь что будет!
* * *
Через час я уже в издательстве и, раздевшись внизу, поднимаюсь на наш этаж. Выйдя из лифта и бросив взгляд на наручные часы, спешу к торчащей столбом посреди холла Люсе — она застыла с чашкой в руке и радостно ахает при моем приближении:
— Маргарита Александровна!
Мелкими шажками, она торопится к своей стойке поставить чашку и занять почетный пост №1.
Подхожу:
— Люся, привет.
— Добрый день.
Людмила сегодня вся в алом, словно пионерка. Тряхнув головой, хвалю:
— Хорошо выглядишь.
— Спасибо, вы тоже, очень. А чего пришли?
О, как! Вопрос неожиданный и я, удивленно выпятив губу, смущенно усмехаюсь, приглаживая волосы:
— А... Как... Вообще-то, на работу пришла.
Похоже, и правда, народ меня уже «уволил». Людмила растерянно отворачивается:
— А, да…
— Вот, хочу почту забрать. Можно?
— Да, там прилично накопилось
Люся перегибается через стойку, чтобы достать несколько пыльных писем, которые она начинает протирать ладошкой. Блин, стыдоба… Снова тереблю волосы, убирая их за ухо:
— Ну, давай.
— Это не то…
Она передает конверт:
— Вот!
— Угу.
Покопавшись, отдает еще один, следом еще парочку.
— О!
Людмила продолжает копаться в бумагах:
— Сейчас, еще где-то было.
Терпеливо жду, посматривая по сторонам, но процесс затягивается и я, поморщившись, отмахиваюсь:
— Ладно, Люсь, не парься.
— Ну, Маргарита Александровна, ну, было же, а.
— Ну, было Люсь. И чего? Принесешь потом.
— А и то правда, может вам кофе сделать?
— А нет, спасибо, не хочу… А Наумыч у себя?
Киваю в сторону директорского кабинета.
— У себя... Только он немножко не в себе.
Известие заставляет нахмурить брови. Из-за меня? Сгущаются тучи?
— В смысле?
— Ну, в общем… Он из-за вашей подруги!
Сомова? И что она сделала?
— А что моя подруга?
— Ну, в общем, она на звонки не отвечает, игнорирует его.
Судя по тому, как раскомандовалась Каролина в редакции, у Аньки есть на то основания. Напоминание о моем собственном сиротском пребывании в кабинете Калугина после выселения заставляет скривиться:
— Ой, Люсь, Борис Наумыч тоже, много чего, игнорирует.
Людмила радостно подается ко мне, сгорая от любопытства:
— Да? А, например?
— Без примеров.
И резво ухожу, проскальзывая между снующим народом, отправляясь на «рабочее место». Кстати, пора подавить глупые сплетни и обозначится — остановившись, на секунду, кричу в сторону главных сплетников, толпящихся у Галкиного стола:
— Всем привет!
Но ближе всех ко мне Зимовский с Наташей и они демонстративно громко раскланиваются:
— Здравствуйте, Маргарита Александровна.
Чего это они? Повторяю несколько растерянно, уже тише и персонально:
— Здравствуйте.
Мой путь в кабинет Андрея. Его нет на месте, и я устраиваюсь за столом — ну, что поработаем?
Положив мобильник рядом на стол, чтоб был под рукой, беру со стола журнал и начинаю листать в поисках туристических предложений. Вот, например, интересное — «пять дней в Италии».
* * *
В следующие полчаса отвлекаюсь всего дважды — первый раз спускаюсь в раздевалку за курткой, где оставила кошелек в кармане, второй раз, когда появляется Калугин и сразу с возгласом:
— Ох, ты!
И стучится, заходя внутрь:
— Привет.
Вся еще в Италии, радостно поднимаю голову:
— Привет.
Калугин топчется, оглядываясь в холл:
— А… Ну, можно?
Я уже чувствую себя свинья свиньей и виновато оправдываюсь:
— Ну, это ж твой кабинет, чего ты спрашиваешь.
Андрей смеется:
— Чисто так…, соблюдая субординацию.
Он проходит ко мне и нависает, опираясь одной рукой в стол, а другой в спинку кресла. Угу, совсем застыдил.
— Андрюш, хватит прикалываться. Вот, лучше посмотри — класс?
Демонстрирую ему журнальный разворот с берегом Средиземного моря, и Калугин еще сильней склоняется, присматриваясь:
— Ты сейчас имеешь в виду фотографию или ее содержание?
Качество чужого глянца меня сейчас меньше всего волнует:
— Ну, в первую очередь, содержание.
Задрав вверх голову, пытаюсь понять впечатление, но в глазах Андрея непонимание:
— Ну, да, класс. А это что?
Тут еще есть две рекламки — «Велнесс и SPA» и «Лазурный берег», так что выбор есть. Поправляю волосы, упавшие на лоб:
— Ну, либо Италия, либо Испания. Ты еще не забыл? У нас же путевка на пять дне-ей.
В голосе Андрея особой радости не появляется:
— Нет, не забыл, но…, а как ты это себе представляешь?
— Что именно?
— Ну, то есть, мы в этой ситуации, собираемся, одеваемся и уезжаем?
Нисколько не впечатлившись отлупом, только хмыкаю:
— А почему нет? Они на нас забили, мы на них.
— М-м-м.
Андрей наклоняется сильнее, тянется поцеловаться и я не против. Шаги в дверях заставляют встрепенуться и посмотреть в сторону Люси, смущенно теребящей локон, опустив глаза:
— Гхм... Извините… Маргарита Александровна!
Меня? Встаю:
— Да?
— Там звонят, м-м-м… Из пивной компании, по поводу рекламы.
Она тычет пальцем куда-то за спину, и я с кислой улыбкой укоряю, качая головой:
— Люсенька, ну, сколько можно повторять — мы не рекламируем алкоголь.
Секретарша радостно сопит:
— Ну, там же, у них, безалкогольное пиво.
— А их бренд ассоциируется с алкоголем.
Разворачиваю Людмилу к выходу, и слегка подталкивает ее — давай, не мешай. Та быстренько исчезает:
— Угу, поняла.
Усмехаюсь вслед:
— Давайте еще водку экстра-лайт, сделаем.
Безалкогольную. Тут же попадаю в объятия к Андрюшке — он берет меня за плечи и прижимает к себе, не давая разбуянится:
— Подожди, подожди…
Отпустив, Калугин, вздыхает и усаживается на стол:
— Марго.
Я вся внимание:
— Что?
— Значит, ты насчет путевок серьезно?
Убираю упавшие на щеку волосы за ухо:
— Ну, а почему бы нет!?
Сжав губы, Андрей глядит куда-то вдаль:
— Все-таки, решила уходить.
Глубокомысленно, но непонятно. Насупив брови, пытаюсь разобраться в логическом мужском построении:
— Куда, уходить?
Калугин кивает на дверь:
— Ну, из журнала?
Италия, чемоданы, уходить из журнала — ассоциативный ряд есть, но весьма своеобразный.
Вот так всегда, лишь бы голову заморочить бедной девушке. Капризно надув губы, мягко кладу ладонь на калугинское плечо:
— Андрюш, ну, что такое? Никуда я не решила уходить. Мы же эту тему вчера обсудили и закрыли. Просто я хочу вырубить мозг, немножко отдохнуть, вот и все.
Который месяц без отпуска!
— Честно?
Выпятив губу, киваю — хорошие девочки не врут, только фантазируют. Тут же чувствую крепкие ладони на талии, и Андрей тянется за поцелуем. Трезвон мобильника на столе заставляет вздрогнуть:
— Ой!
Освободившись, тянусь за телефоном и пытаюсь разглядеть, кто там такой настойчивый. Сергей! Так, собраться, все сопли в сторону! Предупреждающе поднимаю вверх палец:
— Извини, я сейчас.
Калугин отпускает, роняя вниз руки, и я торопливо отхожу к двери, прижимая трубку к уху:
— Алло.
— Алло, родная, привет.
Делаю еще шаг, выбираясь совсем в холл и приглушая голос:
— Да, Сережа.
— И это все, что ты хочешь мне сказать?
— Извини, просто тут люди.
— А ты, сейчас, где?
В Караганде… Так, сколько сейчас времени? Одиннадцатый час? Придав голосу напряжения, еще сильней приглушаю его:
— Сергей, я прохожу границу.
— Ладно … Я просто безумно счастлив, что ты прилетела. Кстати, твоя мама она вообще в панике.
Какой к черту прилетела, только улетаю! Блин, он уже и Веру Михайловну оповестил. Обсуждать состояние «мамы» и упреки в свой адрес по ее поводу мне совсем не хочется:
— Сереж, прости, пожалуйста, я не могу говорить.
— Да, да, я все понял… Слушай, может тебя встретить?
Где? У трапа? С него станется. В панике отказываюсь:
— А, нет, не надо, я сама доберусь.
— Маш, ну за кого ты меня держишь?! Я что, урод какой-нибудь? Я тебя не видел целую вечность, Маш!
Кручу головой по сторонам — черт, как же все не вовремя! Но нет, никто внимания не обращает, да и Калугин листает журнал, в мою сторону не смотрит. В ухо бьет самоуверенный голос:
— Я… Я, Маш… Я все равно узнаю, куда прилетел рейс из Берлина — позвоню в справочную! Все, давай, я скоро буду.
Капец. В трубке звучат короткие гудки, и я измученно хмыкаю — началось: не сидела тихо, разбудила лихо. Вчера специально уточняла в инете — первый рейс Аэрофлота прилетает в 14.30 в Шереметьево, следующий Utair 16.35 во Внуково. И куда мне? Дернувшись туда — сюда резюмирую:
— Капец, теперь еще в Шереметьево переться.
Но часа четыре, у меня в запасе есть. Можно и на такси, и на Аэроэкспрессе, который недавно запустили. Возвращаюсь назад в кабинет, к Андрею, который все еще стоит посреди комнаты, разглядывая разворот в журнале и восхищенно восклицая:
— Класс!
Предупреждая вопросы, поднимаю вверх палец и тороплюсь мимо Калугина к своей сумке. Мой маневр замечается не сразу, только когда забираю куртку с тумбы, стоящей в углу:
— Подожди, ты куда?
— Э-э-э..., мне надо.
— А, куда?
Смотреть на него стыдно и ответы получаются отрывистыми:
— Да, по делам.
Андрей растерянно помогает надеть куртку:
— Ну, а надолго?
— Как получится.
— Маргарит, подожди, но мы же не договорили на счет…
Отвечать я не готова и снова поднимаю руку, протестуя:
— Андрюш, ты меня извини, давай потом договорим, ладно?
— М-м-м.
Повесив сумку на локоть, ищу пояс, болтающийся по бокам. Калугин грустно вздыхает:
— Так непривычно тебя видеть такой.
В смысле? Врушкой? Испуганно поднимаю глаза:
— Какой, такой?
— Вот, такой. Раньше оставалась на работе, фанатела, а теперь убегаешь, при первой же возможности.
Фу-у-ух… Про работу, не по адресу.
— Андрюш, поверь, у меня очень хорошие учителя.
— Понятно. Ну, а вечером?
— Что, вечером?
— Ну, что ты делаешь вечером?
Черт… Фиг его знает, как получится с Сергеем.
— А…, м-м-м… Вечером я тоже занята.
— М-м-м…Тоже, дела?
Виновато улыбаюсь:
— Угадал.
— Угу…. Но, меня посвятить в эти дела ты не хочешь?
Не в бровь, а в глаз. Придется выкручиваться:
— Э-э-э…, ну-у-у… Аня просила меня помочь, такая информация тебя устроит?
— Устроит, а в чем?
— А вот в чем, не сказала.
— Понятно, ну…
Подняв мою руку, он приникает к ней губами, осторожно формулируя обходные пути:
— Мало ли, может понадобиться мужская физическая грубая сила?
Повесив ручки сумки на локоть, поднимаю чистый, как слеза ребенка, взгляд:
— Если бы ей понадобилась грубая физическая сила, она бы меня не попросила бы.
Поджав губы, Калугин молчит, раздумывая, на чем бы еще поймать, но вовремя появляется Егорова, размахивая папкой:
— Ой, извините, пожалуйста. Андрей Николаевич, вас там Анастасия Юрьевна просит к ней срочно зайти.
Надо же, Наташа у нас теперь еще и секретаршей подрабатывает. Калугин морщится, отпуская мою руку:
— Да, ясно, я сейчас занят.
Накинув ручки сумки на плечо, завязываю пояс куртки, уже готовая отчалить. Егорова удачно настаивает:
— Я же говорю — срочно, Андрей. Ты просто по последней фотосессии, коэффициент занятости моделей не проставил. Ей же нужно, как-то, деньги начислять. Андрей, я говорю срочно и это не моя прихоть! Там Гончарова буянит, ей нужно смету закрывать.
Калугин обреченно разворачивается к Наташе, и я тихонько касаюсь его плеча:
— Ладно, Андрюш, все, я побежала.
Убрав с лица волосы, подставляю губы, и Андрей вздыхает:
— Да, давай, удачи.
Мы тянемся друг к другу, быстро целуясь, а потом я выскальзываю из кабинета.
* * *
Сначала такси на Ломоносовский, домой, покидать вещи в дорожный баул, потом в аэропорт — как раз успеваю смешаться с толпой и немного оглядеться, когда на эскалаторе, сюда в зал прилета, спускается Сергей. Пока он оглядывается и разбирается, с какой стороны движется прибывающий с самолетов народ, кидаюсь навстречу, размахивая полупустым баулом, а потом повисаю у парня на шее. Конечно, не обходится без поцелуя, но удается сократить любовное соприкосновение почти до минимума — типа, хочется быстрей домой.
* * *
Спустя полтора часа, преодолев пару пробок, наконец-то доезжаем — автомобиль Аксюты сворачивает с Ломоносовского проспекта к нам на Проектируемый проезд со странным номером 3538 и тормозит возле крайнего подъезда дома 29. Задумавшись о дальнейших действиях, реагирую не сразу, продолжая глазеть в окно, подперев голову. Сергей разворачивается в кресле и зовет:
— Машуля.
Это меня. Очнувшись, медленно поворачиваю голову. Мужская рука поднимается вверх, крепко цепляясь за плечо:
— Я так соскучился по тебе.
Сергей тянется целоваться, и я подставляю щеку, прикрывая глаза и изображая мягкую улыбку.
Этап нежностей заканчиваю быстро, и это позволяет с облегчением отстраниться. Аксюту моя напряженность беспокоит:
— Ну, что… Ты чего всю дорогу молчишь? Ты расскажи… Как Германия?
Меня больше волнует другой вопрос — звать Сергея сейчас к себе или отложить на завтра. Справиться ли Анька со своей ролью? Пожалуй, лучше сегодня. И закончить побыстрей — похоже, брюхатая мозгоклюйка активно долбит мозг Андрею и каждый день, может оказаться на счету. Вяло бросаю:
— Да, нормально.
— Ну, что значит, нормально. Ну, а именно?
— Сереж, я там работала в основном.
— Понятно… Ну, а фотографии дашь посмотреть?
Фотографии? Нахмурившись, пытаюсь въехать, о чем он:
— Какие фотографии?
— А ты что, не фотографировалась там разве?
Как-то и в голову не приходило. К тому же в баул с вещами, фотоаппарат днем точно не пихала. Сглотнув, приходится выкручиваться на ходу:
— Нет, я там снимала в основном на телефон, но он у меня упал, симка глюканула и они все стерлись. В общем, очень жаль.
Осторожно кошу глаз проверить реакцию. В голосе Сергея сомнение:
— Так фотографии, они же пишутся в память телефона, здесь симка не причем.
Фиг его знает, куда они там пишутся. Прикинувшись блондинкой, ною:
— Ну, Сереж, я же говорю — он упал, и они куда-то делись, я не знаю. Я поищу еще, может, найду.
— Ну, так давай, я посмотрю.
Ага! Еще чего!
— Сереж, вот, давай, сейчас будем этим в машине заниматься?! Давай дома, все.
Собираюсь уже вылезти из машины и дергаю за ручку, но Аксюта окликает:
— Маш, слушай, а ты мне чего-нибудь вкусненькое привезла из duty free?
И осторожно проводит пальцами по моей щеке. Капец, разве все мелочи учтешь? Мне бы, хотя бы, денек на подготовку. Да и что он имеет в виду? Э-э-э…, чем там у нас Берлин знаменит? Берлинскими пирожными? Чешу затылок:
— Вкусненького?
Сергей улыбается:
— Ну, там, какого-нибудь вискарика, например.
Сочувственно киваю: обеднел совсем, на бухло, не хватает? Напряжено соображаю, как все организовать и выкрутиться. Кажется, что-то оставалось наверху дома. Неуверенно тычу за спину, где лежит баул:
— Вот… Тебе даже сюрприз нельзя сделать. Дома все, Сереж, пойдем, давай!
— Ладно, ладно.
Открыв дверцу, выбираюсь наружу. Интересно, как там Анька? Заждалась, небось. Я ее успела проинструктировать по телефону, пока ехала в аэропорт, но актриса-то из нее так себе. Актриса Актрисовна… Пока поднимаемся на этаж, сама в уме проигрываю сценарий радостной встречи подруг. В квартиру впархиваю первой и, видя спину Сомовой в гостиной, восторженно тараща глаза, кидаюсь с воплем к ней, не раздеваясь и не снимая сумку с плеча:
— А-а-а-а-анька-а-а-а-а!!!
Мы заключаем друг друга в объятия, и Анюта голосит в ответ:
— Машка!
— Привет, подруга, как я соскучилась!!!
— Да, а как, я!
Отпустив Сомову, отпихиваю ее в сторону, возвращаясь к подошедшему Аксюте:
— Ну, с Сергеем вы знакомы, да?
— А, ну, да.
Идиотский вопрос, если он при Аньке приходил свататься со своим свадебным платьем. Но сегодня, после всех потрясений, быть адекватной не получается. Сергея мой косяк не напрягает:
— Привет.
Сомова нервно мнется:
— Привет.
Оставив их расшаркиваться, кидаюсь назад в прихожую, где Сергей оставил мой баул, но лезу в приоткрытый шкаф, быстро выхватывая оттуда и запихивая в сумку, все еще висящую у меня на боку, какую-то Анькину шмоть… Так, теперь подарок Сергею! Из горки на кухне выуживаю бутылку виски и отправляю вслед за кофтой. Из гостиной доносится голос Сомовой:
— А ты, куда ушла то, Маш?!
Торопливо возвращаюсь:
— Да я, вот…
Стаскиваю потяжелевшую сумку с плеча и лезу внутрь:
— Подарки, э-э-э…
Выудив салатовую майку, пихаю ее в руки Сомовой:
— Вот, это тебе, держи.
Следом идет ополовиненная бутылка с вискарем и я с улыбкой до ушей, поворачиваюсь к Аксюте:
— А это — тебе!
Все! Концерт закончен. Светясь от радости долгожданной встречи с вручением подарков, облегченно выдыхаю и отправляюсь мимо счастливых одаренных в гостиную и там присаживаюсь на придиванный модуль, бросая рядом сумку и расстегивая пояс на куртке:
— Фу-у-ух…
Голос Сергея растерян:
— А чего она уже початая?
Блин, на тебя не угодишь! Приходится привстать:
— Э… Где… Где?
Аксюта, улыбаясь, протягивает бутылку:
— Вот.
Смущенно — виновато, канючу:
— А! Да… Сереж, просто, когда мы летели, была турбулентность, и я немножко приложилась… Ну, ничего?
Всего-то, пол-бутылки.
— Да, ничего, главное, что на здоровье. Спасибо.
Он отставляет бутылку на полку, отделяющую от нас прихожую, а я тем временем освобождаюсь от куртки, стаскивая ее с себя и укладывая на колени.
— Угу.
Сомова растерянно мнет в руках берлинское приобретение, потом торопится покинуть нашу компанию:
— Ребят, ну, ладно, вы тут располагайтесь, я пока пойду, примерю подарок. Кхм…
Она уходит к себе, и я пересаживаюсь на диван, продолжая излучать радость. Сергей вдруг достает мобильник:
— Машуль, чего, давай маме позвоним твоей?
От неожиданности шлепнув губами, и надув щеки, издаю какой-то полувсхлип:
— Эп!
Еще и мамы тут не хватало! Буквально выхватываю телефон из рук Аксюты и он растерянно таращится на меня:
— Ты, что?
Протестующе машу рукой:
— Не-не-не… Не надо, я потом сама.
— Маш, надо же… Она же переживает, волнуется.
Весь такой заботливый, он усаживается рядом на придиванный модуль. Блин… Приходится быть настойчивой:
— Сереж, я тебе говорю — не надо, я сама потом все сделаю. Она сейчас примчится и... Я не готова!
Немытая, голодная, устала с дороги, в конце концов. Парень загадочно улыбается:
— Тоже, верно. Слушай, я так скучал по тебе.
И тянется приобнять за плечо, прижать… Чувствую поцелуй в висок. Капец! Ясно, куда его мысли перенаправились и почему мама стала не нужна. Деланная улыбка сползает с лица, и я высвобождаюсь:
— Сереж, ну, не надо….
— Почему?
— Ну, я вся грязная, я только что с поезда…, н-н-н…
Судорожно поправляю на себе одежду. Удивленный голос Сергея заставляет замереть:
— То есть с самолета?
Черт… Виновато смеюсь:
— А-а-а… Видишь, я уже заговариваться начала… Ха-ха-ха.
— С чего бы это?
Вопросами строчит, как из пулемета, только уворачивайся. Решительно поднимаюсь, создавая дистанцию:
— Ну, просто в последний день был банкет, мы все очень мало спали и... Мне надо срочно в душ!
Аксюта сияя, тоже встает:
— Слушай, а давай вместе.
Блин, что не скажу — все мимо.
— Ты что, с ума сошел?!
— Ну, а что?
Чтобы такое придумать??? А! Суетливо жестикулируя, не глядя на Аксюту, выдаю на-гора великую женскую отмазку:
— Ну… Нет, Сереж..., э-э-э... Я не хотела тебя расстраивать …
— Что, так?
— Ну-у-у, в общем, у меня эти…, дела…
Тот замирает:
— Как?
Как, как… А ты думал c самолета в койку? Широко распахнув глаза, изображаю укоризненное удивление его непонятливостью и стреляю взглядом вниз:
— Ну, вот, так… Это ж не подгадаешь.
Оглядываюсь на комнату Сомовой, надеясь, что та выйдет и поможет…, увы… Сергей упирается рукой в колонну, явно никуда не торопясь и уже проявляя готовность выдать новый залп своих «почему». Поэтому тороплюсь:
— И еще мне нужно в издательство.
Ну, раз с мытьем не прошло.
— В издательство?
Осторожно объясняю, стараясь не сбиться под изучающим взглядом Аксюты:
— Ну, да, я же из аэропорта сразу сюда, а там мне еще нужно командировку закрыть.
— То есть, ты там еще работаешь?
Странный вопрос тому, кто только что вернулся из командировки. Краснея, жму плечом, продолжая расплываться в улыбке:
— Ну, да, конечно, что за вопрос.
— Да нет, тебя просто так давно не было, думаю, мало ли, уволили тебя.
Что значит давно? Подумаешь…, э-э-э…, два месяца. То есть, он все-таки не верит, что я была в командировке, уперся в свою версию про поиски Паши? Можно подумать, в Берлине можно искать Павла Шульгина месяцами. Протестую, подняв указательный палец вверх:
— Ха…Уволили, как же... Да я их, по судам затаскаю!
Сергей усмехается:
— Правильно.
А его глазищи продолжают шнырять вверх-вниз по моей фигуре. Все никак не успокоится, знойный мачо.
— Сереж, слушай, ну, ты извини, что так получается, ну, правда, ну! Мне нужно в душ, причем срочно!
Аксюта, оторвавшись от колонны, обходит вокруг меня, чтобы встать теперь слева и вздыхает:
— Ничего, ничего, мне тоже нужно заскочить в одно место.
От радости чуть ли не приседаю:
— Вот, отлично! Ну, мы, как раз, свои дела разрулим и созвонимся, да?
Пока ошалело топчусь, довольная тем, как, все-таки, удачно выкрутилась с фазой «возвращения», Сергей смотрит в пол и пока не уходит:
— Хорошо, Маш, слушай, а можно, вот, один вопрос?
Мне уже невтерпеж закончить сегодняшнюю комедию:
— Э-э-э…, срочный?
Аксюта ухмыляется, все еще удерживая мою руку в своих ладонях:
— Важный.
Пытаюсь вытащить кисть из его клешней, но не удается.
— Ну, давай.
— Маш, когда мы поженимся?
Вопрос законный, но очень уж неудобный и я молчу. С одной стороны обещала ЗАГС после возвращения, а с другой, брать хоть какие-то обязательства не хочу — чем глубже коготок, тем легче увязнуть. Первым не выдерживает Сергей:
— Ну, понимаешь, это ведь не только моя инициатива была, да? Нужно же заявление подавать в ЗАГС, должно пройти время …
Он продолжает удерживать мою руку, и я понимаю, что отмолчаться не получится. Но следующая его фраза позволяет уцепиться.
— В общем, мне не хотелось бы свадьбу на морозе отмечать.
Вот и прекрасно, на носу весна, вот тогда и вернемся к разговору. Блин, тьфу, конечно же все закончится раньше! Таращась в сторону, подыскиваю слова, чтобы уйти от даты и ЗАГСА:
— Сереж, я просто подумала: ну, а что нам — так, плохо?
Надо придать сцене нежных чувств, и я легонько касаюсь плеча «жениха». Тот недовольно морщится:
— Ну, как, так?
— Ну, как….
Как предыдущие месяцы — до командировки и во время нее.
— Ну, зачем, нам обязательно паспорт пачкать?! На дворе двадцать первый век. Давай, поживем, притремся, а если надо будет, и тогда паспорт…, э-э-э…, запачкаем…, хэ…
Разве так уж плох конфетно-букетный период? Тем более, что за неделю, думаю не больше, мы разберемся со всеми тайнами и ЗАГС нам не понадобится. Сергей жует губу в раздумьях:
— Поживем?
Клюнул! Радостно киваю, подтверждая:
— Да!
Сергей вздыхает:
— Хорошо. А ты меня точно не динамишь, да?
Это он про месячные? Обиженно надуваю губы — фи, как можно задавать нежной девушке такие грубые вопросы…
— Сереж, ну, ты что, я же тебе все объяснила!
Аксюта качает головой:
— Ну, у меня просто складывается такое впечатление.
— Сергей, ты что, меня обидеть хочешь? Я вот…, ну, правда…. Ну, ей-богу… Ну, Сереж!
— Ладно, извини, я побежал.
Он идет к двери, и я прощально взмахиваю рукой:
— Да, давай.
Как только дверь за моим кавалером закрывается, облегченно вздыхаю.
— Фу-у-ух…
Вернувшись в гостиную, обессиленно валюсь забираясь с ногами на придиванный модуль, прямо на лежащие здесь сумку с курткой:
— О-о-ой… Фу-у-ух…
Из своей комнаты скачет Сомова, тряся подаренной кофтой:
— Ну, ты что, обалдела, что ли? Что ты творишь-то?
Развожу недовольно руками:
— Ань, я, что должна была с ним в койку лечь?
— Я не про койку.
Она прикладывает к себе кофточку:
— Я про ветошь эту! Подарок она мне сделала.
Где ж я тебе новую возьму? Что под руку попалось, то и подарила. Ржу уже во все горло и Анька обиженно сует мне в руки салатовую тряпку:
— Невооруженным взглядом видно, что в этой майке человек восемь умерло!
Подняв руку к глазам, наконец-то разглядываю подарок — не, ну, почему восемь… К тому же, если так уж она не нужна, то что делала в моем шкафу?
— Ха-ха-ха, Ань, ну, правда, прости. Ей-богу, я просто, что первое под руку попалось, то и засунула.
Смяв шмотку, откидываю ее в сторону. Сомова, бурля, садится рядом:
— Угу, гляди, доимпровизируешься… Вот, пристукнет он тебя где-нибудь за углом, посмотришь.
Смеюсь над такой экспрессией подруги, потом тру зачесавшийся нос:
— Хэ…, не пристукнет.
— Ну, ну…
Положив ладони на бедра, придерживая юбку, поднимаюсь, чтобы пойти в спальню, но Анька мое движение тормозит:
— Что дальше то собираешься делать?
Что, что… Расправив и одернув блузку, повторяю заученную версию:
— Ань, я только что с поезда, мне надо в душ.
Сомова язвительно вопит:
— С какого поезда?!
Ну, с самолета! До меня доходит бред, который несу и устало тру глаза:
— О-о-ой… Ощущение действительно такое, что только что приехала.
— О-о-ох, господи…
Сомова, пригорюнившись, прячет лицо в ладонях, потом снова вскидывается:
— Ты куда собралась действительно?
— Ну, я же говорю — я в душ, а потом на работу.
К концу дня успею.
— Где ты хоть майку эту взяла? Она вообще чья?
Да, фиг ее знает.
* * *
Ближе к вечеру, возвращаюсь в редакцию. Пробежавшись по кабинетам, по привычке подхожу к своему, теперь уже бывшему и тут останавливаюсь — возле двери Наумыча о чем-то бурно шепчутся Зимовский с Каролиной, никого не видя и не слыша. Прислушиваюсь, и не зря — до ушей доносится:
— Только, что-то Сомова не очень-то закапывается!
Анька? Они ее закапывают? О, как!
— Каролина Викторовна, какие ко мне претензии? Это же не я из Сомовой звезду клепаю! Это же ваш человечек у Егорова радио прикупил.
— Значит, я во всем виновата, да?
— Нет, но радио куплено с Вашей подачи.
— Все-таки, я крайняя.
Зимовский обходит Каролину, чтобы встать с другой стороны:
— Каролина Викторовна, никто крайнюю из вас не делает, просто ваш знакомый повел себя не адекватно. Надо бы его фьють-фьють, дожать!
Они расстаются, а я прячусь внутри комнаты, ожидая, пока стихнут шаги Антона. Сколько любопытной информации. Получается, что вся история с провалом союза «МЖ» и «Селены» дело рук жены Егорова? Осторожно выглядываю в холл — мегера уже отходит от стеклянной стены кабинета шефа и скрывается в комнате отдыха. Покидаю укрытие, пока меня тут не застукали и не обвинили во всех грехах. Сквозь приоткрытые жалюзи видно, как Каролина нажимает кнопки мобильника. Подбираюсь к дверному проему и через секунду до меня доносится язвительный голос:
— Алло, Петр Васильевич? Или как мне тебя теперь величать?
Стою не дыша, навострив уши.
— Короче, Корнеев, нам надо серьезно поговорить… Чем скорее, тем лучше… Когда?… Жду!
Если собирается ждать, то встреча должна, вот-вот, состоятся. Вряд ли они будут проводить свои интриганские переговоры здесь в издательстве, скорее всего в ближайшем ресторане или вообще в «Дедлайне». Быстро ухожу, скрываясь в кабинете Калугина — его нет, можно спокойно подумать, подготовиться, проконтролировать.
* * *
За окном совсем темно и когда узнаю, что Каролина уехала вниз на лифте, спускаюсь в «Дедлайн». Парочка действительно здесь и уже «секретничает» у барной стойки — Егорова так орет, что даже от входа в зал слышно:
— Твоя задача была раздавить эту выскочку и все!
Корнеев что-то негромко отвечает, подняв палец вверх, и этот ответ явно не нравится сообщнице. Она вновь вопит, теперь уже с издевкой в голосе:
— Серьезно?
— Согласен, была просьба. Просьба! И я сказал, что эту просьбу рассмотрю. Слышишь? Рассмотрю.
— Значит, вот так, да?
— Каролина, я тебя умоляю. Чтобы поставить передо мной задачу, надо не знаю, кем быть.
— А ты, значит, у нас уже оторвался от земли.
— Да никуда я не оторвался. Просто делаю деньги, вот и все. Поверь, ничего личного.
Спор стихает, заговорщики успокаиваются, попивая вино и я, взмахнув сумкой, тихонько, разворачиваюсь на выход. Пора домой. Вечер обещает быть одиноким — у Аньки поздний эфир.
Мне же надо все обдумать и завтра утром доложить Сомовой.