День за днем-3 (гет)

И так, основное обсуждение переносится на утро. Позавтракав, переодевшись в платье и расчесав распущенные волосы, устраиваюсь в углу дивана с рассказом в лицах обо всем, что видела и слышала. Сомову повествование шокирует, и она взволнованно топчется за диваном, а потом, переместившись в торец, нависает надо мной, уперев кулаки в широкий поручень дивана:

— Это что же получается…, что Каролина знакома с этим самым Корнеевым, да?

Закинув ногу на ногу, и многозначительно сложив руки на груди, киваю, поведя головой:

— Да не то слово! Я ж тебе говорю.

Анька разочарованно задирает голову вверх, и я повторяю главные акценты:

— Она позвонила ему, назначила встречу, он быстренько прибежал, они сидели в «Дедлайне», там что-то перетирали.

— С ума сойти! Ну, теперь мне все понятно.

Сомова, разнервничавшись, опять начинает метаться у меня за спиной и приходится вертеть головой, чтобы не терять контакта и не говорить в пустоту.

— Что тебе понятно?

— Вот, гады, а?… И... , я-то думаю, чего он так мягко стелет?! Оказывается, вот, что!

У Сомовой одни междометия, но мне кажется, не все так просто в этом заговоре. Расправив волосы, перекидываю их на одно плечо... Да, да, не все так просто! Анюта продолжает генерировать:

— Ну, Каролина, ну спрут!

— Ань.

— Что, Ань?!

— Я тебе о другом пытаюсь сказать.

Сомова наваливается локтями на спинку дивана:

— Ну, о чем, о другом?

— Ну, мне показалось, что у них, как раз-то, непонятки какие-то начались. Каролина наезжала на него как на школьника — видимо, он что-то делает не так, как они договаривались.

Беседу прерывает звонок в дверь. Вот так всегда — поговорить толком не дадут! Ворчу:

— Да что ж такое, а?!

— Я открою.

— Давай.

Сомова обходит вокруг дивана, направляясь в прихожую, и оттуда вдруг слышится ее недоуменный возглас:

— Оп-па!

Оглядываюсь, ожидая увидеть, что же там ее так потрясло. Слышится скрежетание защелки замка.

— Гхм, привет…

В ответ... Голос Сергея!

— Еще раз, привет.

В такую рань? И почему еще раз? У меня отвисает челюсть, а Аксюта бесцеремонно направляется в гостиную и в руках у него большая спортивная сумка. Сев прямо, словно аршин проглотила, ошалело таращусь, забыв закрыть рот и ожидая объяснений. Но их нет, Сергей молча ставит свою сумку на диван. И что дальше?

— Не поняла.

Аксюта плюхается на придиванный модуль:

— Ну, а чего тут понимать — ты же говорила: поживем-посмотрим, вот я и решил пожить.

Сомова тоже возвращается в гостиную и встает у стола немым укором. А я все никак не отойду от такого поворота:

— Что? Здесь, что ли?

— Ну, а где же еще? Ты же здесь живешь.

Развалясь, он по-хозяйски кладет руку на спинку дивана, и я протестующе вскидываю ладонь:

— Так, нет, стоп! Нет, это не моя квартира, здесь Аня хозяйка!

Сомова садится в кресло и Аксюта переводит взгляд на нее:

— Ну, я думаю, Аня будет не против… Или я не прав?

Перевожу возмущенный взгляд на Сомову, за поддержкой, но та почему-то мямлит:

— Я… Ну, я… Не знаю…, в принципе…

— Видишь, Аня только «за»!

— Так стоп, что значит «за»? Ты что, я так не могу-у.

— Почему?

— Да потому что! Аня, она тактичный человек, она естественно не скажет «нет» в лоб, конечно же.

Смущенная Сомова, опускает глаза в пол.

— Ну-у-у, мало того, что она меня здесь терпит, так еще и….

Подумав, Аксюта меняет тактику и пересаживается поближе:

— Хорошо. Тогда, давай, поедем жить ко мне.

Час от часу не легче.

— Хэ… Нет, Сергей, к тебе я тоже не поеду.

— Причины?

Блин… Апломб и напор, как всегда, без тормозов. С шумом выдыхаю, невнятно бормоча:

— Сергей, твой дом — это твой дом. А мы это…

Оборачиваюсь на Анюту, и та кивает. Во-о-от! Снова гляжу на Сергея, и тот выдает еще один вариант:

— Ну, хорошо. Тогда, давай сниму квартиру, прямо сейчас.

Капец, у него этих вариантов как у дурня фантиков, только успевай придумывать отговорки.

— Так, Сергей, стоп! Подожди, остановись, подожди.

— Слушай, что происходит? Ты мне можешь объяснить? У тебя что, другой?

Ага, за один день появился, прям сразу после командировки. Блин, у него что, такая тактика идти к цели, что ли? Удар слева, хук справа?

— Нет, у меня никого нет.

— Тогда, в чем дело?

Раскачиваясь телом, остается молчать и сопеть, не отвечая. Но раз пришел, как бы его переключить на главное? Наконец, начинаю, отведя взгляд в сторону:

— Сережа..., э-э-э… Я тебе объясняла, что я не смогу спокойно жить, пока я не разрулю всю ситуацию эту с Пашей.

— А, то есть ты до сих пор любишь Шульгина!?

Вот, мужская логика! Протестующе мотаю головой, потом сама перехожу в атаку на повышенных тонах:

— Да никого я не люблю!

Уперев руки в сиденье под собой, нахохолившись, хмурюсь:

— Я тебе больше скажу — я его ненавижу!

И это чистая правда.

— Тогда, зачем он тебе?

Опять двадцать пять. Кошусь на Сомову.

— Сергей, я же тебе объясняла — мне нужно с ним поговорить. Ну, ты не понимаешь?

— Нет, я как раз, таки, все понимаю!

Аксюта решительно вскакивает, явно собираясь обидеться и уйти. Похоже, его визит был проверкой, причем я сама и подставилась.

— Так, Сергей, ты куда? Подожди, поставь сумку.

Тот выпускает свой баул, и он шлепается на придиванный модуль. Киваю на место рядом:

— Сядь.

Тот слушается и выжидающе смотрит. Что-то бормочу, выставляя условия его проживания, но, увы, по сути, получается — капитулирую.

* * *

Все еще пребывая в растерянности, отвожу нового поселенца в свою комнату к шкафу — у Сергея сумка полная вещей и он нетерпеливо жаждет пометить территорию своими тряпками. Скинув тапки, сама пристраиваюсь в изголовье кровати, наблюдая как Аксюта, поставив свой баул на постель, роется в нем, что-то выкладывая стопками. Вот он извлекает джинсы, жалуясь:

— Вещи в сумку побросал, теперь не могу ничего найти.

Нахальная рожа… Вещи он побросал… А не надо было бросать! Огрызаюсь:

— Зубную щетку взял?

— Взял.

Он перекладывает стопку в ящик гардероба, и я тоскливо отвожу глаза:

— Ну, остальное ерунда, если что, купим.

Сергей устраивается так основательно, что я уже начинаю сомневаться в своем решении оставить его в квартире. Уныло скребу ногтем свежий маникюр и вдруг слышу:

— А это что?

— Где?

Аксюта поворачивается с Гошиными трусами в руках, и я слезаю с постели, пожимая плечами:

— Трусы.

— Ну, я понимаю, что трусы…, но-о… Они ж мужские.

Ну, мало ли… Забираю себе эхо ребровского прошлого:

— Н-н-н… Ну, мужские и что?

В голосе слышатся грозные нотки:

— Ну, что в твоем шкафу делают мужские трусы?

Мало ли… Живут они тут. Сергей кидает взгляд в сторону выдвинутых ящиков — наверно ожидает увидеть в них еще что-нибудь криминальное.

— Хэ… Сергей!

Взмахнув трусами, решительно прохожу мимо ревнивого сыщика и кидаю их обратно в ящик:

— До того, как этот шкаф стал моим, это был Анин шкаф, а у Ани в этой комнате жил брат.

Все логично. Подхватив с двух сторон волосы, убираю их за спину. Есть еще вопросы? В голосе Аксюты недоверие:

— И где он, теперь?

— Кто, брат?

— Ну, не шкаф же.

Это что допрос? Обиженно огрызаюсь:

— Откуда я знаю?! Это что, мой брат, что ли?

Дверь в спальню открывается, прерывая наш спор, и на пороге возникает упомянутая Сомова:

— Гхм, ребят, чего-то у вас тут шумно. Все в порядке, а?

Уперев руки в бока, недовольно смотрю на Сергея, а тот, отвернувшись к ящику гардероба, недовольно бурчит:

— Да, просто мы разбираем вещи твоего брата.

Анька явно не въезжает, и я пытаюсь из-за спины поселенца подать ей призывные знаки поддержать.

— Какого брата?

Приходится громко вмешаться, тараща глаза:

— Какого брата… Витьки, какого!

— А-а-а, Витьки… Ну, да, действительно…

Сомова отмахивается:

— Да черт, с ним, уехал и, слава богу.

Подозрительный Аксюта никак не отцепится:

— А как это он уехал, а вещи здесь оставил?

Анюта кучеряво выкручивается:

— А..., ты знаешь, он спутался с этими…

Подсказываю:

— C кришнаитами.

— Ну, да, с кришнаитами, и в чем был в том и отчалил.

Она вдруг хватает меня за руку и тащит за собой:

— Можно тебя на минуточку.

Сую ноги в тапки:

— А, сейчас.

— Буквально, два слова.

Иду в гостиную на переговоры, подруга следом. Сзади слышится яростный Анькин шепот:

— Ты вообще, что творишь?!

Мы останавливаемся на полпути, лицом к лицу, и я пытаюсь оправдаться:

— А что я творю?

— Ну, зачем, ты его остановила?!

Упираю руки в бока:

— Да? А если бы он ушел, через кого бы я тогда Пашу искала?

— Вот, смотри, расколет он тебя! Тебе, тогда, ни Паша, никто другой уже не понадобится.

В смысле? Убьет, что ли? Дверь в спальню открывается, и мы дружно оглядываемся на идущего к нам Сергея:

— Простите, а это что за диски?

Сомова помогает:

— Диски. Да, это Витькины, наверно.

Блин, я про них забыла давно, а этот хмырь, похоже, по всем закоулкам решил пошарить. Аксюта осуждающе смотрит на меня:

— Но, это же порнуха.

И что? Отнимаю, уже теряя терпение:

— Слушай! Все вопросы к кришноитам!

— Да.

Сомова поддакивает и Сергей, все с той же удивленной физиономией, отступает, убираясь обратно в спальню… Капец… Анька берет один из дисков и, приподняв бровь, тыкает в меня вопросительно пальцем, заставляя смущенно отвести взгляд. Она вдруг шепчет:

— Дай, посмотреть.

Ага, сейчас! У Борюсика попроси. Торопливо прячу за спину коробку с большой голой задницей на обложке:

— Ань!

Сомова возвращается к основной теме, грозя пальцем:

— Мне это жутко не нравится! Допляшешься.

— А мне, думаешь, нравится? Но делать нечего.

— Как, нечего?!

К нам снова идет Сергей:

— А это что?

У него в руках вешалки с Гошиными шмотками, и пара мужских туфель. У нас с Анькой выходит хором:

— Что? Его ботинки!

— Так он что, без них ушел?

Блин, достал уже.

— Слушай, Сергей, вот, зачем кришнаитам обувь?! У них пятки голые и дудка. Им ботинки на хрен не нужны. Чего ты от нас хочешь? Ты чего там обыск делаешь или вещи раскладываешь?

Сомик поддакивает и Сергей кряхтит:

— Простите.

Он уходит назад, недовольно хлопая дверью, и я устало вздыхаю:

— Капец, блин…

— Да, не то слово.

* * *

Проще пресекать шмон непосредственно в спальне, не давая поселенцу возможности носится по квартире с Гошиными носками, майками и галстуками, и тем самым ставить Сомову в тупик. Так что дальнейший процесс контролирую непосредственно там, сидя на постели. Когда надоедает и возвращаюсь в гостиную, застаю Аньку увлеченно перекладывающей вещи с дивана в баул и обратно. Что-то разноцветное успела даже развесить по спинке дивана — желтое, красное, белое. Дурной пример заразителен? Или порядок наводит? Застегнув торцевые карманы сумки, Сомова берет двумя руками серую кофту с длинными рукавами и встряхивает ее. Обойдя вокруг, чтобы не мешать, с интересом наблюдаю за Анютиным пыхтеньем.

— Ань, ты чего делаешь?

— Что-что… Вещи собираю!

В смысле? Испуганно переспрашиваю, перегибаюсь через спинку дивана:

— Как вещи? Куда?

Повернувшись спиной, Сомова не отвечает, складывает кофту и потом запихивает ее в набитую сумку. Это что, правда? А как же я?

— Подожди, ты что, с ума сошла?

Без Аньки, Аксюта точно с катушек съедет, сразу потащит в постель. Сомова нравоучительно оглядывается:

— Вот кто здесь сошел с ума, так это ты.

— Слушай, может ты, хотя бы, объяснишь?

— Мы вчера с тобой, кажется, все уже выяснили.

Вчера? А чего было вчера? Ничего такого не помню. Анька расшифровывает:

— Этот твой Сергей, он копает под тебя, он тебе не верит — ни одному твоему слову.

Так уж прямо и ни одному. Скорчив слащавую гримасу, отговариваю:

— Да с чего ты взяла?

— Слушай, это видно!

— Да, я тоже не слепая. Он, конечно, что-то подозревает, но…

Сомова перебивает, тряся теперь красной майкой, потом расправляет ее:

— Ну, что, «но», Марго? Я не хочу во всем этом участвовать. Или ты хочешь, чтобы я свидетелем по делу проходила?

— По какому делу?

— Вот, он тебя грохнет, а я потом мучайся всю жизнь!

Она снова разворачивается ко мне спиной. Вот, логика… А если изнасилует, то мучиться, значит, не будет? И, вообще… Что я мужиков не знаю?! Только смеюсь:

— Да, не грохнет он меня.

Сомова швыряет скомканную майку на сумку:

— Ну, или изнасилует.

Вот это ближе к тексту, что, впрочем, не радует. Вот поэтому-то и нужно Сомика задержать во что бы то ни стало! Обойдя вокруг дивана, встаю прямо перед Анютой, немым укором, но та продолжает уминать вещи в объемной сумке.

— Ань, пожалуйста, послушай.

Та выпрямляется:

— Ну, что?

— Ну, подожди

В голосе подруги рвется возмущение:

— Ну, что, подожди?!

— Я тебя умоляю, пожалуйста, дай мне пару-тройку дней, и я вытяну из него, где этот Паша и все! Я же по глазам вижу, что он знает.

Сомова стоит, сложив руки на груди, топчась на месте и переступая с ноги на ногу:

— И что?

— Ну и все! И ноги его здесь больше не будет.

Та продолжает мяться, но, кажется, лед тронулся!

— На пару-тройку дней, это… Это сколько?

Довольная, усмехаюсь:

— Ну, два-три, соответственно.

Это ж не твой бегемот, которого с погонялками месяц не выгонишь. Анюта упирает взгляд в пол:

— Ну, не знаю. Ну, ладно… Только ты обещай, что будешь осторожна.

Всплеск радостных эмоций и я заключаю подругу в объятия:

— Анька, как я тебя люблю… Моя, дорогая.

Уломав Анюту, со спокойной душой возвращаюсь в спальню. Сергей встречает меня зажатыми в руке галстуками:

— Маш.

— Что?

Он тычет ими в сторону постели:

— Ну и что нам с этим барахлом делать?

Он кидает галстуки в общую кучу Гошиных вещей, рубашек и штанов, валяющихся на кровати, и поднимает ее, беря в охапку. В смысле «что делать?». Все лежало по полочкам, никому не мешало.

— Как что? Положи, пусть лежит.

— Ну, может, мы его выбросим?

Мои вещи? Ошарашенно таращусь на креативщика — вот, правильно говорят: «нахальство — второе счастье». Походу, Серега самый счастливый человек на свете! Блин, вот свое бы барахло отсюда взял, да и повыкидывал, я бы не возражала.

— Как выбросим? Ты что, с ума сошел? Человек вернется, а ты его вещи выбросил?!

— Ну, так Аня же сказала, что он с концами ушел.

Больше ее слушай. Это еще бабушка на двое сказала — с концами или нет. Найдем Пашу, так может и не с концами. Поджав губу, протестующе мотаю головой:

— Ну, знаешь, сегодня с концами, а завтра взял и вернулся — и вот он, я! И… Слушай, Сергей, ну это ее брат, не мой.

— Ну, так пусть она и положит куда-нибудь.

— А она их и положила! В конце концов, это ее квартира!

— Но в этой комнате мы живем.

И что? Но с бесцеремонным товарищем спорить бесполезно и я лишь вздыхаю, закатывая глаза в потолок:

— О-о-ой, ладно…

Отнимаю всю охапку:

— Давай сюда, раз они тебе жить мешают.

Оглядываю спальню… Мда… Сам-то свое шмотье уже повсюду разбросал, помечая территорию — рубашка на тумбе валяется, куртка болтается на дверце шкафа. Несу вещи из комнаты, но Сергей окликает на пороге:

— Слушай, Маш.

Он меня тянет и подталкивает к постели, усаживая:

— Иди, сюда!

То уноси, то оставайся…

— Сергей, ну, что ты делаешь?

Сам он приседает рядом на корточки:

— Просто хочу побыть с тобой пять минут.

В смысле, пять минут побыть? На всякий случай отнекиваюсь:

— Слушай, я не могу.

— Почему?

У него такой взгляд, что я начинаю подозревать в просьбе «побыть пять минут» подвох:

— Я тебе уже объяснила.

— Я не на что не претендую, просто хочу поваляться с тобой пять минут и все.

Ага! Щас! Так я и поверила! Если только связать шаловливые ручонки шпагатом и губы заклеить пластырем.

— У… У меня их нет.

— Ну, почему?

Просто валяться с ним я могу только после трех бутылок шампанского на двоих, уже проверено.

— Слушай, Сергей, мне надо на работу.

Решительно встаю с кровати, оставляя всю охапку шмоток на постели. Аксюта вскакивает следом:

— Слушай, а ты уверена, что тебе нужна именно эта работа?

На все сто процентов… Хмыкаю, отводя взгляд и делая шаг к двери:

— Ну, извини, другой у меня нет!

Прикосновение к локтю, заставляет обернуться.

— Ну, а почему бы тебе не пойти работать ко мне?

Интересно куда? Таинственное место работы так и осталось пока не озвученным. Подавшись навстречу, придаю голосу скепсиса:

— К тебе?

— Ну, да.

— Ха… Интересно, кем?

Если он работает «там же, где и раньше», то и мне работа будет, наверно, «той же, что и всегда».

— Ну, секретарем, или еще кем-нибудь.

Я так и думала. Сергей тянет вверх руку, пытаясь погладить меня по щеке, но уворачиваюсь:

— А нет, нет, спасибо.

— А что, это же лучше, чем принеси-подай.

Ну, конечно лучше «всегда под рукой», даже если приспичит «пять минут поваляться».

— Слушай, Сергей, ты что, не понимаешь?

— Нет, я не понимаю.

— Я хочу сама себя делать, а не что бы кто-то меня делал, понимаешь ты это или нет?

Все, пора разговор заканчивать! Иду мимо Аксюты прямиком к шкафу, извлекая с вешалки красную накидку. Кавалер, не споря, помогает одеть:

— Ну, прекрасно, делай себя сама. Устройся ко мне и делай!

Интересно и много у такого большого начальника народу? Просунув ладони под волосы и подхватив с двух сторон, тяну их из-под воротника, расправляя сзади по спине:

— Ха!... Да, чтобы все бабы на твоей работе меня ненавидели и втайне мыли мне кости, да?

Сергей не отвергает, что у него там есть женщины, он ласково проводит рукой по моим волосам:

— Почему они должны тебя ненавидеть?

— А как еще относятся к женам или к невестам начальников?

Аксюта молчит, уперев руки в бока, и я добавляю:

— Всем же понятно, как она туда попала!

Может, угадала, может, нет, что там у него в фирме одному богу известно — после сказки с Подольской улицей, всего можно ожидать. Сергей сдается:

— Ладно, а ты во сколько вернешься?

Чешу нос, что-то мне не хочется торопиться:

— Ну, не знаю, часам к шести.

Секунду помолчав, Аксюта интересуется:

— А праздник мы можем устроить, хоть?

Новоселье, типа? На всякий случай переспрашиваю:

— А что есть повод?

— Ну, а что, разве нет?

Если напоить, то может, все выяснится уже сегодня. Кстати, задор « просто поваляться», может, тоже пройдет, при соответствующей дозе? Задумчиво тяну:

— Ну, в принципе, можем.

Сергей победно взмахивает рукой:

— То есть, ты даешь добро?

А то он меня слушать будет. Усмехаюсь:

— Ну, а кто тебе запретит?

— Это, точно!

Он уже тянется к моему плечу, явно желая обнять, и потому я торопливо тычу пальцем в сторону прихожей:

— Так! Я тебе ключи там оставила. Все, я побежала!

Пытаюсь чмокнуть Сергея в щеку, но он успевает повернуться, и поцелуй приходится в уголок губ. Ладно, будем считать, что ему повезло. Вслед слышится:

— Давай!

* * *

Мысли о каникулах в Италии приходится, увы, отложить. Надеюсь временно. Так что, появившись в редакции, пытаюсь засучить рукава и решительно кинуться в рабочий водоворот. Оставив сумку у Андрея, первым делом заглядываю в кабинет к Зимовскому. Заглядываю в дверь:

— Антон, ты на месте?

Могла бы и не спрашивать, вон, сидит, косится исподлобья:

— Опять без стука?

Прохожу внутрь, присаживаясь со вздохом на угол стола:

— Меня отучили… Ну, что, когда приступим?

Тот не поднимая от бумаг глаз, раздраженно бросает:

— Приступим, к чему?

У меня настрой к мирным деловым переговорам, так что расшифровываю без наездов:

— Тебе не кажется, что пора разрабатывать концепцию нового выпуска?

— А зачем его разрабатывать?

В смысле? Или у нас изменился регламент? Может инвесторы сдвинули сроки, и я не знаю? Удивлено глазею на зама, недоуменно усмехаясь:

— Что, значит, зачем?

— Концепция ясна, как божий день при свете фар! Успех прошлого номера четко указал нам путь. И без факела.

Понятно… И что, такое решение уже принято? Поджав губы, вздергиваю недовольно вверх подбородок:

— Что, опять желтуху гнать?

— Для кого желтуха, а для кого баблосы в закрома.

Похоже, и правда придется писать скоро заявление. Недовольно тяну, вставая:

— Поня-я-ятно.

— Ну, раз понятно, чего приперлась?

— Действительно.

Ишь, как с руководством разговаривает. Судя по гонору, волчьей своре удалось таки сломать Егорова и он как цветок в проруби, будет болтаться и болтаться… Пока всех в дерьме не утопят. Внутри растет возмущение, и я упираюсь обеими руками в крышку стола:

— Слушай, Антон, ты сам-то веришь в то, что делаешь?

— Маргарита Александровна, для меня важно, чтобы народ был сыт! Раз пипл хавает, значит, мы должны производить продукт тот, который он хавает. По-моему, все логично.

То есть, логично кормить г…, выдавая за конфетку? Кисло кривлюсь такой гнилой философии бывшего соратника и друга. Выпрямившись, кидаю с горькой усмешкой:

— Смотри, какой кормилец.

Зимовский снова утыкается в свои листки:

— А разве нет?

Не выдерживаю:

— Сказал бы ты такое Гоше.

— Так пусть приезжает.

Антон вдруг оживает, даже привставая в кресле:

— Пусть приезжает, я скажу! Да, кстати, как он там, жив ли еще?

Куда ж он денется. Мы пристально смотрим друг на друга и очень хочется пообещать «другу» скорую расплату… Но не успеваю — слышится Люсин голос из интеркома:

— Я извиняюсь, Антон Владимирович, там народ по рекламе собрался, и Борис Наумыч хочет, чтобы вы с ними поговорили.

Зимовский тянется к кнопке динамка:

— Понял, уже иду.

Ладно, будем считать общения не получилось … Мы трогаемся к выходу, но Антон вдруг тормозит меня:

— А ты куда?

В смысле? К себе! Или мне здесь остаться? Недоуменно оглядываюсь:

— Что, значит, куда?

Глаза Антона направлены куда-то в угол:

— А ты что, разве не слышала — Борис Наумыч распорядился, чтобы именно я с ними поговорил?

И что? Зимовский меня обегает и первым выскакивает за дверь. Вот, придурок… Джентельмен, блин.