День за днем-3 (гет)

Возвращаюсь в кабинет Калугина, и там меня застает звонок мобильника. Андрей где-то бегает, но это звонит не он, звонит Аксюта, прямиком из дома. И опять с настырной ерундой! Теперь про мужской шампунь и пенку для бритья. Раздраженно застываю посреди кабинета, отвернувшись от холла:

— Да… Так и что?

— Что они там делают?

— Где, в ванной?

— Да, тут на полке слева.

— Хэ… Допустим, и кому мешает?

— Мне мешает, пусть Аня забирает к себе, если это вещи ее брата.

— Ну, хорошо, это ладно… Еще, что?

— Еще на вешалки у двери.

— Так.

— Мужской клетчатый халат.

Вздыхаю:

— Так…

— Но он же мужской!

— И что из этого?

— Так может его тоже убрать?

— Ну, сделай, кто ж тебе запретит.

— В общем, я его уже отнес.

— И что…

— Там уже целая куча шмоток… У Ани в комнате.

— Ну, пускай, это же мелочи.

— Ты скоро приедешь?

— Все, извини, мне надо работать.

Как же он мне надоел! Захлопнув крышку мобильника, разворачиваюсь лицом к двери, и утыкается в грудь стоящего здесь Калугина. От неожиданности испуганно шарахаюсь в сторону:

— Господи, я не слышала, как ты вошел, хэ…

Накатывает смущение и растерянность — он, что, все слышал? Покраснев, глупо улыбаюсь, судорожно поправляя волосы и убирая локон за ухо. Мой испуг Андрей интерпретирует по-своему:

— Извини.

Чтобы не объясняться, с беззаботной миной тороплюсь проскочить мимо:

— Я кофе заварю, тебе сделать?

Но Калугин успевает поймать мою руку, останавливая. Лицо его хмуро и глаза смотрят в пол:

— Марго подожди, надо поговорить.

— Ну?

— А-а-а…, ты не можешь сказать, кто… Ну, с кем ты сейчас разговаривала?

Похоже, я влипла… Или нет? Лучшая защита нападение и я, поведя головой в сторону, недоуменно приподнимаю брови:

— Хороший вопрос. Тебе распечатку принести?

Мой ответ вызывает агрессию:

— Ну, а это что, секрет?

Все-таки, слышал и сделал выводы. Хмыкнув, нервно приглаживаю волосы и продолжаю изображать оскорбленную излишней ревностью невинность:

— Хэ… Андрюш, я тебя не узнаю.

Но это не сбивает Калугина:

— А я тебя не узнаю, Маргарита.

Лучше промолчать… Сказав «А», лучше дождаться и «Б».

— Ты вечно куда-то спешишь, ссылаешься почему-то на постоянную работу, тебе кто-то звонит, непонятно кто.

Ну, это не аргумент. Легко отбиваюсь, хотя и получается излишне агрессивно:

— Ну и что в этом странного?

— Да, в общем-то, ничего, кроме одного.

Он замолкает, и я пожимаю плечами, подталкивая высказаться:

— Ну, говори, я слушаю.

Чем раньше он выложит карты, тем быстрее пойму, как отбиваться. Калугин кидает взгляд в холл, потом со вздохом уводит меня вглубь комнаты:

— Фу-у-ух, Маргарит.

У стола, не торопясь, разворачиваюсь, оказываясь лицом к лицу с обвинителем, и Андрей укоряет:

— Ты почему-то между мной и тобой построила стену.

Как сказать… Еще неизвестно кто первым начал строить эту чертову стену! И не я согласилась подладиться под Каролину с Зимовским с их поганым номером… Да и Сергей подвернулся не на пустом месте, а когда Калугин сошелся со своей полоумной Катериной, отпихивая меня в сторону. Андрей отрицательно мотает головой, грустно заканчивая:

— И меня в свои дела, отношения, совсем не пускаешь.

Капец… Конечно, не пускаю! Потому что, боюсь… Потерять, боюсь! Я же понимаю — все его метания к Наташам и Катеринам, все его противление моего сближения с Алисой, все наши с ним разрывы, имеют одну природу — страх! Страх перед Гошей. И то, что мы вместе, с той поездки за город… Я этому удивляюсь каждый день! На глаза сами набегают слезы, и я выдавливаю из себя:

— Тебе, кажется.

— Да, нет, Марго, мне не кажется.

Воспоминания о Катерине дают новый довод к обороне:

— Слушай, Андрюш, когда ты возился со своими делами, я тебе, по-моему, ни слова не сказала.

Ответный удар, заставляет Калугина поджать губы, и он упирается кулаком в стенку:

— Отлично. И с чем же я возился?

— А тебе напомнить?

— Ну?

— Пожалуйста!

Отвожу взгляд, перечисляя:

— То больная Наташа, то бывшая жена из психушки… Дальше перечислять?

Сколько беременная Егорова у тебя прожила, а? Неделю? Полторы? А ведь врач говорил только о выходных до понедельника! Калугин обиженно вскидывает головой:

— Понятно.

Вижу, что если и понятно, то совсем в другую сторону.

— Что тебе понятно? То есть, в чужом глазу мы соринку видим, а в своем бревна не замечаем, да?

— Маргарит.

За его спиной слышится стук в дверь, и Калугин, опустив вниз руку, оглядывается — там Егорова и она проходит к нам:

— Можно?

Что и требовалось доказать! Иду мимо, прямо на выход:

— Понятия не имею! Это не мой кабинет.

* * *

Через пять минут иду мимо зала заседаний, а там Зимовский все еще с рекламщиками. Не могу удержаться — подхожу к двери послушать. Голос Антона звучит уверенно и победно:

— Господа, я прекрасно понимаю, что расценки, которые вы увидели в нашем прайсе, слегка настораживают, но поверьте — эффективность от вашей рекламы будет того стоить. Объясню на пальцах: за последние недели, тираж нашего издания увеличился более чем в два раза.

Подумаешь, у меня почти каждый номер с двумя-тремя тиражами! И я презрительно вздергиваю подбородок вверх.

— И это, замечу, не случайный успех, это скорее уже тенденция.

Чтоб ты сдох, с такой тенденцией! Прислонившись спиной к стене и сложив на груди руки, горько усмехаюсь — еще один такой номер и можно писать заявление об уходе.

— А, да, к тому же мы решили несколько разнообразить наш классический стиль рекламы. Ну, там, вкладыши, тематические статьи, пробники, если надо.…

Кто-то вылезает с вопросом:

— Простите, а качество фотографий?

— Ну, за это, вообще, вы можете не переживать… Пожалуйста, товар лицом и все это благодаря безупречному профессионализму нашего художественного редактора. Разрешите представить: Андрей Николаевич Калугин.

Наш пострел уже тут. Желтую тенденцию пришел поддерживать.

— Человек с идеальным чувством стиля и, замечу, меры.

Слышится голос Андрея и от этого на душе становится еще тоскливей:

— Э-э-э... Очень приятно. Антон Владимирович у нас слегка преувеличивает.

Ха… Антон Владимирович тебя без масла сожрет и не подавится.

— Ну, это скорее Андрей Николаевич слегка скромничает. Скромность его украшает.

Кукушка хвалит петуха. Скривившись, тихо бурчу в сторону зала:

— Капец, как только уши не вянут.

Потом осторожно заглядываю… Блин, там еще и Кривошеин, оказывается, только меня не позвали. Над ухом раздается приглушенный голос:

— Маргарита Александровна!

Вздрогнув, испуганно оглядываюсь:

— А!

Пчелкин, блин. Беру себя в руки, нервно приглаживая волосы и шепча:

— Чего, тебе?

— Вы, чего здесь?

Хмурюсь, на еще одного сплетника:

— Ну, пока еще не уволили.

— Ну, в смысле, почему вы под дверью?

Ответить нечего и я огрызаюсь:

— А где мне быть?

— Внутри. Там же совещание по рекламе.

А может оно мне на фиг не сдалось? Отворачиваюсь, поджимая губы:

— А ты, почему, не внутри.

— Так я же это, курьер.

— Вот и иди!

И тороплюсь, мимо ошарашенного Николая… Что-то мне расхотелось болтаться в этом гадюшнике. Да и с Калугиным собачиться тоже. Текущих дел в издательстве всегда можно найти воз и маленькую тележку, и, главное, не в кабинете художественного редактора. Так что до 17.00 себя вполне занимаю: бегаю по комнатам и смотрю, кто, чем занят.

* * *

Вечером, по дороге домой, бегу по магазинам — Сергей хотел праздника, а в холодильнике наверняка шаром покати. Наконец, я у двери в квартиру, но сумка на плече и пакет с продуктами в руках мешают быстро попасть ключом в замочную скважину и открыть дверь. Наконец, она распахивается, и я захожу внутрь, тут же обалдело зависая в прихожей — это что такое?! На верхней полке торчат столбиком российские флажки, на статуэтке крокодила обмотана спартаковская футболка, на полке внизу торчком топорщится фанатская шапка. Там, в гостиной, при свете бра, совсем капец — виднеется всякая болельщицкая белиберда — шарфы, майки, шапки.

Бросив ключи на полку, бормочу:

— Ничего себе!

Делаю еще пару шагов к гостиной, и взгляд натыкается на надувное чудовище — кресло в виде футбольного мяча. Глаза лезут на лоб:

— Капец… И как это понимать?

Уши режет звук дуделки, заставляя вздрогнуть и испуганно оглянуться — блин, сзади довольный Аксюта в спартаковском колпаке и шарфе. Идиот!

— Сергей, ну, нельзя так сзади подкрадываться!

А тот хохочет-заливается, махая руками:

— Прости, прости, прости…. Прости, я не хотел тебя напугать.

Какие-то колхозные шутки. Снова окидываю взглядом изуродованную комнату и прохожу к дивану:

— Ничего себе… Это ты, что ли?

Мой тон Сергею не нравится:

— Я… А что, разве не в тему?

Бесцеремонность — второе счастье. Растерянно сажусь на диван, а Аксюта рядом, на придиванный модуль. Даже не знаю, как себя вести и что говорить. Ругать, придурка, все равно бесполезно.

— Да, нет, просто… С чего это вдруг?

На столе корзина с цветами с оттенками российского флага, разные мелочи на футбольную тему — вазочки, подставки, фонарики. Сергей радостно елозит:

— Ну, ты же подсела на футбол?

Я? Откуда такие умозаключения?

— Оу… С чего ты взял?

— Видел, как ты в программе обвела фломастером все футбольные матчи, вот и все.

Капец, с каждого чиха, многозначительные выводы. Мне что, теперь, не дышать, что ли? Обвела строчку в газете фломастером и поэтому надо поганить квартиру? Причем чужую! Ответить нечего и я лишь глупо хмыкаю:

— Молодец, наблюдательный.

— У нас сегодня праздник, мы же договорились, да?

Аксюта взмахивает флажком в руке:

— У меня в холодильнике припасена бутылочка шампанского.

«У меня»? Быстро, он, однако, обжился. Сергей встает, собираясь за шипучкой, я тоже решительно вскакиваю:

— Сергей, послушай, не у тебя в холодильнике, а у Ани! И квартира эта — Анина.

Приподняв бровь, вопросительно вглядываясь в лицо. Доходит или нет? Черт его знает.

— Ты, вообще… Вот, что это за кресло?

— Так ты будешь сидеть, смотреть футбол.

Я? В этом уродстве? Возмущенно протестую:

— А ты у Ани спросил? Оно ей нужно, вообще-то?

Сергей активно кивает, удивленно разводя руками:

— Так я же тебе его купил!

Капец, ничем не пробьешь. Давай сюда еще мотоцикл затащим с коляской, бассейн…

Разочарованно отворачиваюсь, вздыхая:

— А-а-а, понятно, ладно. Сергей, у меня такое ощущение, что мы с тобой на разных языках разговариваем.

Звонит городской на базе в мебельной стенке и Аксюта решительно направляется к нему. Подозревая его намерения, пытаюсь опередить, но на каблуках куда там! Сергей бесцеремонно берет трубку, не обращая внимания на мои дерганья и прыжки вокруг. Кто звонит? Не дай бог Наумыч.

— Алло… Здрасьте… Кто вам нужен?

Испуганно кружу вокруг, а Аксюта потихоньку смещается с трубкой к дивану. Снова тяну руку:

— Сергей, дай, сюда.

Но тот, зараза, длинный, поворачивается плечом так, что и не подступишься. Аксюта хмыкает:

— Марго? Здесь никакая Марго не живет… Вот так, молодой человек… Смотрите, какой номер набираете.

Молодой человек? Неужели, Калугин?... А вообще-то странно, Сергей ведь слышал, как Егоров называл меня Марго, даже переспрашивал почему… Или он нарочно не хочет давать мне трубку? Аксюта нажимает кнопку отбоя, и я накидываюсь на него с упреками:

— Сергей, ты что, с ума сошел? Какого черта ты берешь трубку в чужом доме!

— Ну, а что, нельзя?

У меня даже челюсть отпадает от такого нахальства. Похоже, он издевается! Из горла вырывается растерянный смешок, но могу только беспомощно шлепать губами. Телефон звонит снова… Конечно, Калугин просто так не успокоится. Дернувшись, тут же замираю — трубка по-прежнему в руке Сергея, и он прикладывает ее к уху:

— Алло… Ну, получается, что так... Секундочку, какая мне разница, что вы там набираете? Вы попадаете явно не туда.

Аксюта снова прекращает разговор. Блин, хоть бы Калуга не додумался сейчас звонить на мобильник. Улучив момент, выхватываю трубку из рук Сергея и прячу ее за спину.

Тот сразу переходит в атаку, делая рукой пируэт в воздухе:

— Какая, еще, Марго?

Ну, если он забыл про Наумыча и мои прошлые разъяснения на эту тему, то можно запустить обновленную версию. Помявшись, делаю хмурое лицо:

— А голос мужской был?

— Мужской.

Иду мимо Сергея, тяжко вздыхая:

— Блин, как он меня заколебал, а?

— Кто?

Плюхаюсь на диван, нога на ногу:

— Да больной один. День и ночь звонит — Марго, Марго, Марго, Марго… Я ему уже сто раз объясняла, что… Последняя цифра 6, а не 9.

Сергей теряет интерес:

— Понятно.

Ну и хорошо. Облегченно вздыхаю — что-то у меня с креативом туго, если послушать, вокруг одни пьяницы и сумасшедшие.

— Фу-у-ух!

Мобильник в сумке оживает, и я спешу раскрыть ее, торопливо роясь. Наконец трубка в ладони и я смотрю кто это. На дисплее высвечивается: «14-14 Калугин без зв.». Блин, опять время сбилось. И ведь трезвонит, хоть звук отключила. Пора трубу на свалку, да все руки не доходят.

Сурово цежу сквозь зубы невидимому абоненту:

— Да.

— Марго, привет.

— Здравствуй.

Кошусь на прислушивающегося Аксюту.

— Подожди, ты сейчас дома?

Лучше бы сказать, что нет, не дай бог примчится. Чуть замявшись, подтверждаю:

— Да, а что?

— Странно… Да я не могу до тебя дозвониться. Натыкаюсь все время на какого-то мужика.

— Ну, такое бывает.

— Маргарит, я ведь чего звоню: скажи, ты все еще на меня злишься, наверно, да?

Разводить уси-пуси при чужих ушах невозможно, и я пытаюсь свернуть разговор:

— Э-э-э, давай, я тебе потом сама попозже перезвоню? Просто мне сейчас не очень удобно разговаривать.

— Н-н… Ну, давай, да…

Резко обрываю, давая отбой, пока речь не зашла о прощальных поцелуях и объяснений в любви:

— Все, давай, пока!

Уронив руку с трубой на колени, тут же прикрываю дисплей другой ладошкой. И не зря!

— Кто это звонил?

Взгляд невольно уходит в угол:

— Э-э-э, да так по работе.

Помолчав, Сергей все еще настороженно добавляет:

— Ты как-то разволновалась.

Еще бы не разволноваться. Гляжу на Аксюту, судорожно придумывая причину, наконец, неуверенно усмехаюсь:

— Н-н-н… Там проблемка небольшая.

— Какая проблема?

Блин, тебе-то, какое дело? Побежишь решать? Уперев ладони в бедра, тороплюсь сменить тему:

— Да ерунда, разберемся, ты… Что-то намекал, там, насчет бутылочки?

Аксюта радостно усмехается, взмахивая российским флажком:

— Да, точно!

И поднимается, направляясь к холодильнику. Проглатываю комок в горле, переводя дух — каждый шаг, как у минера по минному полю.

* * *

Освобождая стол, корзину с цветами отправляю на подставку у окна, а все остальное сгребаю в сторону, в угол стола. Пока Сергей открывает шампанское, отправляюсь за бокалами, торчащими в горке над кухонной стойкой. Кстати, можно еще и апельсин почистить на закуску. Разложив дольки по тарелке, несу все, вместе с вилками, в комнату. Чокнувшись бокалом, забираюсь на диван, поджав под себя ноги, и там, тихонько, по глоточку, посасываю содержимое, обдумывая, что предпринять дальше. Сергей устраивается на придиванный модуль и с моего места кажется вполне миролюбивым. Отпив, нахожу и тему для беседы:

— М-м-м…, вкусное шампанское.

— Ну, да, конечно, не дешевка какая-нибудь.

Поговорим о ценах? Приподнимаю бровь:

— Да?

— Ну, а что ты думала, что я свою будущую жену шипучкой буду копеечной поить?

Тянусь вилкой подцепить дольку апельсина и отправляю в рот, косясь на Аксюту. Походу наше общение влетит ему в копеечку — то кольцо, то платье, теперь еще это идиотское надувное кресло. Кокетливо киваю, приподняв бровь:

— Жену?

— Я же сказал: будущую!

Расплывшись в улыбке, Сергей тянется одной рукой меня приобнять, а другой полапать за коленку. Блин, вот этого не надо! Напрячься не успеваю — вовремя звенят ключи, открывая входную дверь и я, оживившись и оглядываясь, отстраняюсь, тыкая вилкой в сторону прихожей:

— О, а вот и хозяйка, вернулась!

Из-за полок слышится Анькино испуганное:

— Всем привет.

Мой голос не сдерживает радости:

— Привет.

Сергей, нехотя, повторяет за мной:

— Привет.

Анюта, разглядев застолье, веселеет:

— О, я смотрю, вы квасите?

Обломившийся «жених» бурчит:

— Ну, так, чуть-чуть отмечаем.

— Ну, да, имеете право.

Она обходит полки и застывает, как вкопанная, уставившись на футбольное кресло:

— А это что такое?

Ага, нехилый креатив. Мозги у товарища явно вывернуты. Отставив бокал, с легкой ехидцей объявляю:

— А это нам с тобой Сергей подарил. Хочешь — на ноутбуке работай, хочешь — телевизор смотри.

Сомова недоверчиво обходит кресло, скептически осматривая:

— Да?…Гхм.

Она плюхается в него, пробуя на мягкость, а Сергей поворачивается ко мне, видимо почувствовав издевку в голосе. На моем лице широкая, до идиотизма, улыбка и он успокаивается. Сомова растерянно благодарит:

— Спасибо.

Чтобы она быстрей оклемалась, предлагаю:

— Анют, ты, с нами шампусика?

— Ну, вообще-то с удовольствием.

Вот и славно, втроем надежнее… И за коленки никто хватать не будет. Упираю ладони в бедра:

— Ну, иди, ручонки мой.

Сомова растерянно смотрит на свои ладони:

— Ручонки… Зачем?

Совсем от кресельного счастья девка обалдела. Или она только по утрам руки моет? Усмехаюсь:

— Ну, а чем ты шампанское будешь пить?

Или с локтя, по-гусарски? Сомова фыркает, вылезая из кресла:

— А, ну, ладно, сейчас.

Она уходит, а я беру свой бокал со стола:

— Ну, давай.

Сергей нервно придвигается поближе, приглушая голос:

— Зачем она нам?

Вот, нахал.

— А куда я ее дену? В кладовку поставлю? Давай!

И первая чокаюсь, а потом и отпиваю шампанское.

* * *

За окном ночь, все выговорено и выпито, и Сомова уходит к себе, дрыхнуть. Хорошо ей… А мне-то, теперь, что делать, как выкручиваться? Смыв макияж и распустив волосы, переодеваюсь в красную майку и спортивные штаны, оставляю Сергея в спальне, сама возвращаясь в гостиную, вроде как прибраться… Может, он там уснет без меня, не дождется? Увы, когда захожу внутрь, постоялец бодр и во всеоружии — полулежит на разобранной постели, в футболке и длинных трусах, и листает глянец при свете ночника. Типа ждет брачной ночи.

Ладно, план меняем по ходу. Сразу прохожу к шкафу и, достав клетчатый плед с верхней полки, разворачиваю и накидываю на плечи. Аксюта молча наблюдает за моими манипуляциями и потом с подозрением интересуется:

— А что это за прикид?

Тяжко вздыхаю:

— Ой, Сереж, чего-то меня знобит.

Тот приподнимается, усаживаясь, и на его лице расползается двусмысленная довольная улыбка:

— Так, ложись, я тебя согрею.

Чего еще от мужика ждать, никакого сочувствия, все мысли об одном и том же. Специально говорю в нос, сопя и вздыхая:

— Ты не понял, я заболела.

В лице парня недоверие:

— Как заболела? Когда ты успела?

— Ну, мы в самолете летели и у меня все время ноги мерзли, а тут еще холодное шампанское сверху.

И полбутылки вискаря снизу, если он не забыл. Хорошо полетала. Сергей слезает с постели, вставая и беря меня за плечи:

— Так тем более ложись, я принесу какие-нибудь лекарства. Где они у вас?

У меня цель совсем другая, чем оказаться в его койке, хоть больной, хоть здоровой. Вообще-то, надеюсь эту ночь провести спокойно, в гостиной и в одиночестве. Отворачиваюсь, пряча глаза:

— Нет, Сереж, ты не понял, я, наверно, отдельно лягу.

— Почему?

Хлюпаю носом:

— Ну, я очень боюсь тебя заразить.

Для надежности еще и кашляю, но это не сбивает жаждущего комиссарского тела:

— Ну, так, ты же знаешь, что у меня иммунитет как у динозавра!

Вот, именно! Тут же хватаюсь за антиаргумент:

— А динозавры, между прочим, вымерли!

Сергей молчит, размышляя, потом с сомнением переспрашивает:

— Ты что, серьезно?

Прикидываюсь чайницей:

— Да! В конце юрского периода.

Аксюта смеется, и его руки спускаются с плеч ниже, на локти:

— Да я не про это! Ты серьезно хочешь лечь отдельно?

Изображаю оскорбленную наивность:

— Сереж, тебе неприятно, что я о тебе забочусь?

Парень сопит, потом делает глубокий вдох:

— Да, мне неприятно, что мы не виделись с тобой черт знает сколько времени, а я не могу до тебя дотронуться!

Вот, настырный.

-Хорошо, давай, так.

Закутавшись в плед, с обиженным видом иду к постели и забираюсь на нее. Замотанная в кокон,

вытягиваюсь на ближайшей половине кровати. Сергей растерянно смотрит на такое веретено, не очень представляя, как подступить — видимо, заниматься любовью в подобном антураже в его фантазиях не предусматривалось. Сердито командую, уставившись в потолок:

— Прошу!

Аксюта испуганно присаживается рядом и тянется чмокнуть в лоб. Тут же громко дохаю, заставляя отпрянуть. Скрючившись, просто захлебываюсь от кашля, перекатываясь с боку на бок. Может у меня вообще воспаление легких, а ему лишь бы трахнуть. Слышится осторожное:

— Маш.

Вся покраснев, сажусь, продолжая кашлять.

— Маш, ну... Ну, так, конечно, тоже не надо.

Тут же слезаю с кровати:

— Вот и я о том же!

Развернувшись к сидящему Сергею, нежно увещеваю:

— Сереж, ну, правда… Что будет лучше? Вот я буду лежать рядом, и провоцировать тебя?

Тот вешает голову:

— Да, нет, конечно, так будет только хуже.

Кашлянув еще пару раз для контроля, добавляю:

— Вот, видишь… Ладно, давай, спокойной ночи.

Наклонившись, чмокую в щеку и получаю поцелуй в ответ.

— Спокойной ночи. Да, там, кстати, диски Витькины, если понадобятся.

И порнуха тоже, можешь компенсировать, если так зудит. Шустро выскакиваю наружу, прикрывая дверь. Едва завалившись на диван, укрываюсь с головой одеялом — все меня нет, я сплю… Глаз не открою, даже если Сергей сейчас сюда притащится и попытается расталкивать, и уговаривать вернуться.

* * *

Едва куда-то проваливаюсь, как начинаются толчки в плечо:

— Эй, Э-э-эй!

Еще не очнувшись, поднимаю голову:

— А?!

Голос хриплый, почти басом и Сомова шипит:

— Тихо ты! Это я, я… Ты чего это здесь делаешь?

Переворачиваюсь с живота на бок, расталкивая распластавшуюся в ногах Фиону:

— Как что? Сплю.

Голова тут же валится на подушку и сами закрываются глаза.

— Я вижу, что спишь, чего не там-то?

Где там? В объятиях страстного мачо? Поспишь у него, как же. Не открывая глаз, бурчу:

— Отмазалась.

— То есть… Как это отмазалась?

Молча. Можно подумать, сама по-другому бы поступила.

— Ну, типа, я заболела.

Потревожив Фиону, Анька пристраивается возле нее и, поелозив, снова шипит:

— Типа ты заболела… И долго ты так будешь болеть?

Блин и дня не прошло, а уже зудит. Приоткрыв глаз, отрываю голову от подушки:

— Ань, ну мы же договаривались!

— Тихо! Это мы с тобой договаривались, а с ним как ты будешь договариваться? Сегодня ты болеешь, а завтра что?

Откуда я знаю?! Моя голова опять валится на подушку:

— А завтра будет завтра!

— О-о-ой, ну прогресс-то, хоть есть?

Когда? Пока вино пили, да в спальне препирались? Блин, даст она мне поспать сегодня или нет?

Со вздохом приоткрываю глаза, таращась в потолок:

— В смысле?

— Ну, ты, что-нибудь про этого Пашу то узнала, ну?

Баранки гну. Огрызаюсь:

— Когда, Ань?

— Тихо, ты!

— Ань, он мне не дает головы поднять, он меня засыпает вопросами, понимаешь? Я только успеваю, что выкручиваться.

Сомова тут же находит повод наехать, придвинувшись ближе и яростно шепча:

— А я тебя предупреждала!

Капец, бессонница у нее, что ли!

— Ань, давай, ты не будешь начинать, хотя бы ночью?!

— О-о-ой… Слушай, а может тебе…, с ним это… Ну, того…

О чем это она? Приоткрываю глаза:

— Чего, того?

— Пере… перес… Переночевать, может так быстрее чего-то узнаешь?

Аж подскакиваю, опираясь на локоть, ошалело глядя на подругу — вот это креатив! Вот сама возьми и переспи с ним для ускорения! Он как раз из штанов выпрыгивает, словно после армии.

— Сомова, ты что, больная?!

Та машет рукой:

— Тихо ты, что ж такое…. Я шучу, шучу я.

— Шутит она…

Укладываюсь на подушку. Пришла тут, весь сон разогнала.

— Давай, вали спать!

— Ладно, ухожу.

Никак не могу успокоиться — это ж надо такое предложить!

— Ходит, шутит, со своими дурацкими идеями бредовыми.

Сомова встает, не переставая шипеть:

— Между прочим, вот с Машей этой, он уже спал.

Вот, сводня! Спал он с Машей… Можно только пожалеть девушку. Снова открываю глаза — обсуждать интимную жизнь никакой Маши не собираюсь:

— Так, ты еще здесь?

— Так, между прочим, это моя квартира?!

Анька обводит руками пространств вокруг:

— Вот, чтобы завтра, вот этого всего, здесь не было, ясно?

Она берет красно-белый фанатский колпак со стола и нахлобучивает его себе на голову:

— Фиона, пошли со мной! Пошли со мной…

И собаченция спрыгивает на пол, позволяя блаженно вытянуть ноги… Вздыхаю — завтра тяжелый день. Хотя, у меня каждый день теперь хуже некуда.