Толком уснуть не получается, все как-то урывками, наверно потому и вскакиваю ни свет ни заря. Хождения туда-сюда, из гостиной в ванную, и мои утренние сборы и одевания Сергея будят довольно быстро. Наличие чужого мужика в спальне к особым нарядам и вавилонам на голове не располагают — брюки, синяя рубашка, джемпер, немного макияжа и распущенные волосы. Серегины любовные намеки решительно пресекаю — не до утех, у него есть срочная работенка от Анюты: устранить свой праздничный бардак. А я, так и быть, пожарю ему яичницу.
Когда полностью экипированная Сомова выползает из своей комнаты, мы уже с завтраком в гостиной заканчиваем, пьем кофе — я на придиванном модуле, Аксюта рядом, на диване. Скинув тапки и поджав одну ногу под себя, второй упираюсь в столик, недалеко от пустой чашки, бездумно разглядывая бордовый педикюр — плана, как добиться результата от всей этой затеи у меня как не было, так и нет. Сергей все в той же вчерашней футболке и трусах, поедает кексики из вазочки и настроение у него явно не очень — видимо, наводить порядок не понравилось. Анюта направляется к нам:
— О, доброе утро.
Оглядываюсь на нее, играя в пальцах вилкой:
— Доброе.
Сергей креативит с легкой издевкой:
— После ночи доброй и утро доброе.
Сомова хмыкнув, идет сразу в прихожую переобуваться:
— Угу… Понятно… Ну, ладно ребят, я пошла.
Бежит с поля боя, даже не позавтракав? Положив вилку на столик, кидаю ей вслед:
— Давай, удачи.
— Угу и вам также… Слушай, Сереж!
Тот оборачивается в сторону прихожей:
— М-м-м?
— Ты извини меня, конечно, за праздное любопытство. Просто мне давно уже хотелось спросить.
Она вешает сумку на плечо:
— А ты, скажи мне, ты что, вообще не работаешь, да?
Жую, прислушиваясь с интересом — мне он место своей работы так и не открыл. Но ответ звучит уклончиво:
— Я двенадцать лет пахал Ань, чтобы жить по принципу: хочу — хожу на работу, хочу — не хожу.
Кошусь на Аксюту — и что сие значит? Сомова, вряд ли удовлетворившись, откланивается:
— Понятно, завидую. Ну, что, ладно, всем пока!
Снова чуть оглядываюсь:
— Чао!
Сергей бурчит:
— Пока.
Уперевшись сзади на руки, угнездиваюсь удобней, поджав ноги по-турецки. Сексуально неудовлетворенный жених интересуется:
— Ну, ты как чувствуешь себя?
А если хорошо, то сразу в койку?
— Да, вроде получше. Я вчера от тебя как ушла — чаю с медом, с малиной напилась. Вроде получше...
Поправляю волосы, убирая их за спину, а сама, исподтишка, внимательно слежу за реакцией — как то я с утра совсем забыла дохать, не заподозрил бы чего.
Неожиданно дзинкает дверной звонок и Сергей ревниво смотрит на меня. Угу, хахали спозаранку слетаются, не дают на работу уйти. Блин, кого-то принесло, а мне выкручиваться! Но бежать в прихожую не тороплюсь, вдруг случайно? Еще звонок. Оттолкнувшись руками от подушки сидения, резко поднимаюсь и, шмаркая тапками, отправляюсь в прихожую, ворча под нос:
— Интересно…
Сергей, подает голос с дивана:
— Кто, там?
А там…, мда… На экране домофона — Алиса! Подозреваю, что не одна. Чешу затылок:
— Э-э-э….
Стремительно возвращаюсь в гостиную и хватаю Аксюту за запястье:
— Сереж, можно тебя на минуточку?
Тот поднимается, повторяя:
— Кто, там?
Сейчас главный вопрос: с кем тут девчонка и где Калугин? Тычу рукой в сторону спальни, повторяя с нажимом:
— Сереж, пожалуйста, ты можешь вон там подождать? Я, тебе, потом, через минуту все объясню.
— Подожди, что случилось?
— Сергей! Минута!
Тот послушно двигается к спальне, и я подталкиваю его зайти внутрь. Шепчу:
— Сейчас.
Захлопнув плотно дверь, спешу назад в прихожую и с радостным возгласом открываю дверь:
— Привет, красавица!
Алиса заходит и на плечах ее ранец:
— Привет.
Ясно, что ее место в школе, а не за тридевять земель.
— Ты что, здесь делаешь?
— Ничего. Просто приехала тебя навестить.
Мы потихоньку движемся к гостиной, но ситуация ясней не становится:
— Э-э-э, как это навестить? Ты что, одна?
— Да, одна.
Это через пол-Москвы? Невольно хмурюсь — то есть вместо школы она ко мне? А где папаша, который должен отвести ребенка до класса или бабушка?
— Как, это?
— Ну, вот так — села на метро и приехала.
А деньги? Села она… Тут еще до метро фиг знает сколько на автобусе пилить! Растерянно качаю головой:
— Ты что, с ума сошла?!
— Почему?
Укоризненно наклоняюсь к ней, чуть приседая:
— Девочка моя, в твоем возрасте, без взрослых, в метро никто не ездит. Ты знаешь, сколько детей пропадает?
Придется на сегодня изменить свой маршрут и заехать в школу. Но на урок точно опоздаем. Алиса вдруг чеканит:
— Мне просто очень надо с тобой поговорить!
Со мной?
— О чем?
Голос ребенка приобретает железные нотки:
— О папе и о тебе!
Оп — па! Шумно выдыхаю — час от часу не легче. А у Сереги, небось, уши уже прилипли к двери.
— Так, Алис, мы сейчас обязательно поговорим с тобой.
Чешу бровь, бросая взгляд на дверь спальни:
— М-м-м… Ты мне дашь, здесь, две минутки, ладно?
Та кивает:
— Хорошо.
— Я сейчас.
Устремляюсь в спальню и конечно застаю любопытного «жениха» у самой двери:
— Ты, можешь, объяснить, что происходит?
Легко сказать, объяснить…. Никакой фантазии не хватит.
— Да, там…. Опять эта чокнутая приперлась.
— Какая, чокнутая?
— Да соседка сверху, алкоголичка, блин.
— И чего ей надо? Денег?
Мой растерянный мозг, способен только на нервный смех от происходящего:
— Да причем здесь деньги?! Она опять хочет на меня свою дочку повесить.
Аксюта непонимающе хмурится:
— Какую дочку?
Он что не слышал детский голос за дверью?
— У нее девчонка, Алиса, ей лет семь-восемь. И она мне иногда ее приводит на пол дня, вечером посидеть.
Правда, сейчас утро, но какая разница!
— А сама куда?
Продолжаю с усмешкой креативить:
— Хэ... Ты знаешь, сколько здесь в радиусе двух километров пустых бутылок?
— Ужас конечно, бедный ребенок.
— Вот и я о том же!
Сергей обходит вокруг меня, опасливо приближаясь к двери:
— Слушай, ну, у вас же, вроде, цивильный дом.
— Она и сама, знаешь, сначала такая цивильная, вроде, тетка была, пока от нее мужик не свалил. Блин, ну, вот куда ее сейчас?!
Голос Аксюты становится резким:
— Слушай, в конце концов, ты ничем ей не обязана! Пусть сама занимается своим ребенком.
Протестующе поднимаю руку, останавливая словопоток:
— Сереж, ну, просто жалко девочку, понимаешь, она такая умничка, вроде.
— Она здесь сейчас?
— Ну, да…
— Могу я взглянуть?
На девочку или мамашу? Распахиваю дверь, демонстрируя ребенка. Аксюта и Алиса смотрят друг на друга и тот выдает:
— Привет.
— Здравствуйте.
«Иногда Штирлицу привозили жену, чтобы показать ее издали». Закрываю дверь, и Сергей удивленно тянет:
— Слушай, правда, нормальная.
— Вот и я о том же! Хэ… А ты мамашу бы ее увидел. Там, уже, вообще между глаз пробки.
Показываю круги вокруг глаз:
— И вот такие, вот такие вот, синяки на пол лица!
А если и без синяков, и не пьяная, то все равно обколотая санитарами и в смирительной рубашке. Аксюта расстроенно мотает головой, покусывая ноготь. Так! Теперь успокоить Алису!
— Так, так, так… Сереж, ты можешь еще здесь минуту побыть?
— А ты, куда?
— Я пойду в прихожую, постараюсь куда-нибудь ее сбагрить.
Мужчинка молчит, опустив голову и сопя, о чем-то размышляя. Просяще поднимаю палец:
— Сереж, пожалуйста, ну, всего минуту!
Тот слегка кивает, и я срываюсь обратно, прикрывая за собой дверь. Остановившись возле Алисы, оглядываюсь на спальню, потирая ладонью щеку — может, отправить девочку погулять во двор, пока спущусь? Пяти минут мне хватит?
От размышлений отрывает настороженный голосок:
— А это кто там?
Об этом я как-то не подумала… Блин, она же может и Андрею рассказать!
Растерянно помявшись, выдаю привычную «братскую» версию:
— А это…, м-м-м…, брат… Анин.
Алиса кивает, хлопнув ресницами:
— Понятно.
Какого хрена он делает в моей спальне и вообще в квартире, без Сомовой и в такую рань, детализировать не будем… Ох, заложит она меня Андрюхе, заложит, нутром чую…
Но прежде чем выпроваживать ребенка и куда-то везти, пожалуй, не мешает разузнать ситуацию в целом.
— Так, ну что, Алиса, я тебя слушаю.
— Марго, скажи, ты можешь сделать так, чтобы вы с папой больше никогда не ссорились?
Сложный вопрос и быстро на него не ответишь.
— Э-э-э, так… Алис, давай для начала папе позвоним.
— Зачем?
— Ну, он вообще знает, что ты здесь?
Может он уже всю милицию на уши поставил! Алиса отрицательно мотает головой.
— Понятно.
Открыв крышку мобильника, набираю номер и прикладываю трубку к уху, заговорщицки поглядывая на девочку.
— Марго?
— Алло, Андрей, тут такое дело..., м-м-м… Твоя Алиса сейчас у меня.
— Кх… Подожди, как это у тебя?!
— Ну, ты не волнуйся, с ней все в порядке … она просто з-заглянула меня проведать.
— Марго, стоп! Что значит, заглянула? С кем?
— Ни с кем, сама, на метро.
Интересно другое — с кем он ее отправил в школу, если не доехала.
— Как сама? Я же ее в школу отвез!
Так это прохиндейка с уроков сбежала? Хотя, там и правда, метро недалеко. «Беговая» практически возле школы. Но подставлять подружку не хочу:
— А, да там, урок первый отменили. Вот, она ко мне и рванула.
— Сама? А куда учителя смотрели?
— Ну, что ты хотел, акселерация.
Голос отца полон тревоги:
— Так, Маргарит, пожалуйста, никуда не пускай, сейчас заеду!
Вот этого не надо. Кошусь на девочку:
— Да не надо никуда заезжать.
— Что, значит, не надо, Марго?!
— А вот так, ну, я еду на работу и заброшу ее в школу.
Калугин нервничает:
— Маргарит, пожалуйста, давай я сам, ну, мне так спокойней будет.
— Андрей, ну зачем тебе туда-сюда мотаться. Ты не волнуйся — я ее сдам прямо … Э-э-э, на руки учительнице, обещаю.
Пока не начались новые протесты, даю отбой и захлопываю крышку:
— Ну что, поехали?
— А поговорить?
— По дороге поговорим.
Обещала Аксюте вернуться через минуту, но если исчезну по-английски, будет надежней. Алиса вдруг останавливается:
— Марго!
Прикладываю палец к губам:
— Тихо!
Алиса переходит на шепот:
— Портфель забыли.
Подняв ранец с пола, передаю его девочке и подталкиваю к выходу. Придется Сереге обломиться, не вернусь я к нему через минуту. Не беда, переживет, а вечером чего-нибудь наплету.
* * *
В школе все проходит на ура и, к одиннадцати, я на работе. Взяв письма у Люси, по пути сворачиваю в комнату отдыха — очень хочется хлебнуть кофейку. Бросив куртку с сумкой на ближайший стул, там и застреваю, ожидая пока вскипит чайник, просматривая бумаги, а потом и попивая горячий напиток из чашки.
На середине абзаца зудит мобильник в кармане, сбивая с мысли, и я отставляю чашку на стол, все еще пытаясь дочитать до точки и не потерять смысл написанного. Звонки не утихают и, все-таки, приходится прерваться — бросив тексты рядом с чашкой, шарю в кармане. Наконец, телефон в руке и я смотрю на дисплей, кто звонит — м-м-м, Анька. Приподняв бровь и встряхнув головой, отбрасывая волосы за спину, делаю шаг к выходу, останавливаясь в проеме двери:
— Алло.
В трубке слышится напряженный голос подруги:
— Алло, Марго? Ты уже в офисе?
— Да, а что?
— Слушай, Марго, тут такой абзац намечается… В общем, прилетел, откуда не ждали?
У Сомовой?
— Что, прилетел?
— Короче, только что, Корнеев наяривал Егоровой!
В смысле «наяривал»? Звонил, что ли?
— Какой Егоровой?
— Да Каролине, какой еще.
— А ты уверена?
— Короче говоря, ну, в общем, не знаю…, то ли он ей, то ли она ему..., ну, в общем неважно.
Выходит, эта парочка не просто знакома, а очень хорошо знакома, каждый день перезваниваются. Удивленно качаю головой:
— Ничего себе.
— Это еще не все. В общем, они на сегодня забили стрелку, и он собирается за ней заехать.
— Куда, заехать?
— Угадай с трех раз. В пятнадцать ноль-ноль.
М-м-м…Уже скоро.
— Понятно. Ну и куда они намылились?
— Какой-то японский ресторан, «Ичибан Боши».
Каролина, выскочив из одной из комнат, проскакивает мимо меня, прямо к стеклянной стенке кабинета шефа, пытаясь что-то там высмотреть сквозь жалюзи. Из трубки у уха бьет окрик:
— Ты меня слушаешь или нет? Алло?
— Да здесь я, здесь.
Приглушаю голос:
— Просто, только что, этот птеродактиль рядом пролетел.
— Кто, пролетел?
— Кто, кто… Сама догадайся, кто.
Из дверей выходит Наумыч собственной персоной, с перекинутым через руку плащом, куда-то намыливаясь отчалить. Столкнувшись, нос к носу, парочка начинает пререкаться:
— Ну что, привет, марксист.
— Виделись, уже.
— Хэ… Далеко собрался?
— Отсюда не видать.
— Боря!
— Что?
— Ну, что ты все время мне грубишь на ровном месте!?
Да тебе не грубить, тебя прибить мало. Развернувшись к спорщикам спиной, приваливаюсь плечом к стене, играю в хамелеона, сливаясь с ландшафтом… Эх, жаль цвет менять не умею. Держа мобильник у уха, продолжаю вслушиваться в перепалку, практически не реагируя на Сомовские междометия в трубке.
— Потому что я есть, хочу, а значит — злой!
— Ну, так сходи, поешь!
— Ну, я и иду!... Компанию составишь?
— Боренька, знаешь, я бы с удовольствием, но…
— Что, но?
— А у меня через полчаса маникюр и потом, я еще записалась к парикмахеру.
Похоже, и правда стрелка… И Каролина рвется туда душой и телом. Шеф бурчит:
— Ну, кто бы сомневался.
— Хи-хи… Боренька, ты же не хочешь, чтобы твоя жена плохо выглядела? Ну, все, я побежала. Приятного аппетита. Кстати, ешь побольше овощей — ты мне нужен здоровый.
Каролина торопится к лифту, и я прерываю Анютины причитания:
— Ладно, Ань, я поняла, все, пока!
Егоров все еще топчется поблизости, и я, прихватив вещи, выскакиваю к нему:
— Борис Наумыч!
— Да?
— Вы сейчас, не заняты?
— Нет, а что?
Вешая сумку на плечо, расплываюсь в радостной улыбке:
— А-а-а, да так, не желаете перекусить?
— Слушай, ты прямо мои мысли читаешь.
На то и уши, чтобы мысли читать.
— А я просто слышу, как у вас урчит живот.
— Чего?
Потихоньку продвигаемся к лифту, и я корректирую шутку:
— Я, говорю, главный редактор, он для того и существует, чтобы мысли читать.
Егоров раскатисто хохочет, и я тут же подхватываю начальственный смех. Не торопясь заходим в лифт, и я нажимаю нижнюю кнопку.
* * *
Одевшись внизу, едем в машине начальника. Где этот «Ичибан Боши» приблизительно представляю, так что вполне уверенно называю Егорову район Сокола, Ленинградский проспект, а потом, с переднего пассажирского места уверенно направляю влево-вправо, пока не находим тихое место притулиться. Этот ресторанчик, помнится, чуть внизу, в глубине сквера, так что приглашаю шефа на выход — дальше пойдем пешком. Неторопливо выбравшись из машины, захлопываю дверь и вешаю сумку на локоть — главное держаться уверенно и непринужденно, даже если сейчас наткнемся на хитроумную парочку. Шеф обойдя вокруг авто приближается ко мне с довольным видом:
— Да… Никогда бы не подумал, что в таком районе есть приличный ресторан.
Смахнув волосы с лица, беру левой рукой своего кавалера под руку:
— Ну, рестораном я бы назвать это не решилась, но кормят там, на удивление, очень прилично.
Из сумки слышится зуммер мобильника и, я останавливаюсь, отпуская начальника, чтобы залезть в сумку:
— Борис Наумыч, извините, секундочку.
И вдруг вижу — они! И Егоров тоже видит — вон как скукожился. Нажимаю кнопку отбоя и специально отворачиваюсь, типа разговариваю, а сама кошу глаз в сторону Каролины с Корнеевым. Они о чем-то весело щебечут у дверей, под вывеской «Бытовая техника. Товары для дома. Парикмахерская. Косметика». Парочка, влюбленно хохоча, идет за угол, где распахнуты двери японского ресторана, с иероглифами на вывеске. Корнеев приобняв спутницу за талию останавливается, что-то рассматривая в глубине холла, что-то говорит ей, и они заходят внутрь.
Мне кажется достаточно, чтобы Егоров прозрел и понял, кто строит ему козни. Захлопнув крышку, направляюсь к шефу, убирая телефон в сумку:
— Борис Наумыч, извините, мне из типографии срочно позвонили. Ну, что, пойдемте?
Пытаюсь снова просунуть руку ему под локоть, но Егоров резко отдергивает его. Расстроился бедолага. Смиренно опускаю взгляд:
— Борис Наумыч, что случилось?
Тот скрипит безжизненным голосом:
— Поехали, обратно.
Мда… Маникюрша с парикмахершей оказались совсем не такими женственными, как предполагалось. Делаю удивленные глаза:
— Как обратно?
— Вот так, в редакцию, как…
Судя по убитому виду шефа, бомба оказалась слишком мощной. Что так переживать-то? Они же вроде разводиться собирались?
— Борис Наумыч, что случилось?
— Я сказал, обратно!
Как зомби он идет к машине, и я прибавляю шагу, переходя на бег, чтобы успеть сесть в автомобиль — подозреваю, что он даже не заметит, уедет один, если я вдруг отстану.
Обратную дорогу даже не рискую говорить, а попытка что-то вякнуть успокоительное в издательском лифте вызывает у шефа раздражение. Так что, выскакивая из дверей кабины лифта, он рявкает, комкая плащ в руке и оглядываясь на меня:
— Отстань!
Быстрым шагом Егоров идет через холл в сторону своего кабинета, а я пришибленно плетусь сзади — поведение начальника после незатейливого креатива, уже пугает своей агрессивностью.
Люся бросает трубку и спешит от своей стойки:
— Борис Наумыч, тут вам из типографии звонили.
— Пусть в колокола звонят!
Капец… Так ведь и сердце у старика не выдержит. Обегаю его, преграждая путь:
— Борис Наумыч, успокойтесь!
Егоров закрыв глаза, закидывает голову вверх:
— Отстань, я сказал!
— Борис Наумыч!
Он уже орет:
— Отойди-и-и!
Блин, что же я натворила! Приходится отступить, сделав шаг в сторону, нервно вытирая ладони об юбку и пропуская начальника. Уже и сама на взводе, поправляю растрепавшиеся волосы и пытаюсь подсмотреть сквозь жалюзи, что начальник будет делать дальше. Капец, ничего хорошего: судорожно собирает мелочи в портфель, явно собираясь уйти с работы средь бела дня. Рядом со мной встает Люся, испуганно наблюдая за суетой в кабинете. Схватив слоника со шкафа, Егоров насуплено идет к выходу и как только появляется на пороге, Людмила пытается попасться ему на пути, изображая жалкую улыбку:
— Борис Наумыч, а вы куда?
— Никуда.
— Хорошо, а когда будете?
— Никогда.
Растерянно семеню чуть позади них, расстроенная своей дурацкой инициативой. Люся не отстает от начальника:
— А... А что значит, никогда?
— А вот, то и значит.
— Борис Наумыч, а тут нужна ваша подпись.
Шеф рявкает:
— Сама подписывай!
— Но это же очень важно.
Вопль закладывает уши:
— Меня нет! Меня нет, я испарился просто, я на атомы распался!
Вдруг остановившись, он сникает:
— Слоников береги…
Бедненький, он идет к лифту, а у меня уже сердце от жалости разрывается — никогда его таким не видела. Торкнувшись следом, тут же дергаюсь назад — все равно ведь не остановить, только наорет лишний раз и все. За спиной слышится убитый голос Люси:
— Маргарита Александровна! А что это с ним, а?
Это останавливает мои метания, и я расстроено гляжу в сторону лифта:
— Да там капец... Он Каролину застукал.
Людмила аж подается навстречу от любопытства, переходя на шепот:
— С кем?
Да тебе-то не все равно?! Горестно вскинув руку, отмахиваюсь:
— Ох... Да, с каким-то мужиком.
До конца рабочего дня редакция то гудит как улей, то испуганно тихарится, не понимая, что же будет дальше. Даже Зимовский, поджав хвост, где-то прячется и не высовывает нос.
Ну, а дома, вечером, опять начинается бодяга с Серегой — хорошо у Анюты нет эфира и можно допоздна вести разговоры в гостиной, уклоняясь от настойчивых ухаживаний «жениха». Попытка решить вопрос о ночлеге вчерашним способом, с остатками кашля, проходит со скрипом. Даже появляется мысль, предъявить градусник, искупавшийся в теплом чае. Сходимся на компромиссе — остаюсь укутанной в спальне, но на дальнем конце кровати. И потом полночи таращу глаза в темноту и прислушиваюсь — боюсь, что начнет приставать. Чего только не сделаешь ради великой цели.