Человек с Драконьего Камня (гет)

Как говорила добрейшая королева Алисента, оттаскивая за шиворот своих сыновей Эйгона и Эймонда от лупимых ими братьев Стронгов, «Хорошенького — понемножку». Джон был просто ослеплен образом Сансы как прекрасной воительницы, но во время плавания до Дредфорта ему больше видеть ее в таком наряде не приходилось, оставалось только вспоминать — и если в Джоне и были по отношению к Сансе братские чувства, то по мере таких воспоминаний они куда-то улетучивались, а сменялись другими, эйгоноугодными. На борту Санса тут же юркнула в каюту и переоделась в теплое шерстяное платье, поверх которого надела тяжелый плащ на меху, с милым капюшоном, под который она спрятала свои пламенные волосы, и Джону постоянно хотелось этот капюшон с нее снять: не как в детстве, подкрасться сзади и сдернуть, а действовать с ее полного позволения: тихо коснуться ладонями ее лица, опустить капюшон на спину, высвободив тяжелую волну волос... Джон с такими мыслями боролся, потому что все равно не знал, с чего начать, и изучал такелаж и морские узлы, чтобы отвлечься.

Санса тоже наблюдала за Джоном и тоже не решалась к нему подойти, и только Арья просто радовалась тому, что Джон теперь свободен и лазала вместе с ним по вантам. Пару раз Арья чуть не сорвалась, повиснув на одной руке, словно обезьяна, и каждый раз Джон оказывался рядом, чтобы подхватить ее, а потом дать шлепка. Санса и в Винтерфелле, наблюдая за братьями, обращала внимание на то, что у Джона есть это умение оказаться рядом в нужную минуту, поддержать и подставить плечо, но тогда она воспринимала это как ожидаемую от бастарда услугу и только теперь увидела, почему Бран считал Джона старшим братом — может быть, даже больше, чем Робба: чтобы Джон был твоей надежной опорой, надо было играть в его игры. Вот и сейчас Джон ушел переставлять парус, велев Арье без него больше на мачту не лезть, что даже сработало, но не до конца: Арья ушла вслед за Джоном, заучивать названия ветров и «не лезть под рею».

Конечно, Джон был не таким уж робким юношей, чтобы так и не подойти к Сансе, когда она была одна, тем более что кутающаяся в плащ девичья фигурка была весьма трогательна и притягательна.

— Скучаешь по Эйгону? — весело спросил Джон и нарвался на неожиданный ответ.

— Ну ты же мне ничего не поешь, — искоса глянула на Джона Санса, словно ожидать от Джона серенад было вполне естественно.

— Я надеюсь, Эйгон пел вам не то, что мне, — ответил Джон, и от второго взгляда Сансы его уже понесло, как одного игрока в кайвассу. — Репертуар у него, конечно, боевой: «Окончен бой, погас огонь, и не осталось ничего...»

— А дальше?

— Поверь мне, ты не хочешь это слышать.

— Ну рискни.

Джон был практически уверен, что у Эйгона хватило такта не петь такую ухарскую песню при юных девушках, иначе разговор становился совсем уж неприличным, — и Джон рискнул по-другому, решив не обращать внимание на мнение Висеньи, что есть какие-то ноты, в которые Джон попадает далеко не всегда.

В полях, под снегом и дождем,

Мой милый друг, мой бедный друг,

Тебя укрыл бы я плащом

От зимних вьюг, от зимних вьюг.

Санса знала получше Джона, в какие ноты ему стоило бы попадать, но сейчас это было не важно, потому что слова песни били в самое сердце, словно в них была другая судьба Сансы, которая могла бы сложиться, если бы гнев богов не выплеснулся на Вестерос десятком призраков Старков и если бы на кормило истории после этого не легла железная рука Эйгона Завоевателя, надежного защитника своей семье и своей стране. Может, не будь этого вмешательства, Сансе и пришлось бы пробираться к Джону под снегом и дождем, по пустым зимним полям — потому что даже если бы изменился весь мир, Джон остался бы прежним: тем, у кого всегда можно искать помощи и защиты.

А если мука суждена

Тебе судьбой, тебе судьбой,

Готов я скорбь твою до дна

Делить с тобой, делить с тобой.

Джон потом, вспоминая, и сам не знал, с чего он так распелся: раньше он за собой такого не замечал. Эйгон, конечно, его предупреждал, когда по дороге к Восточному Дозору их накрыл ледяной, тут же замерзающий на одежде дождь и Эйгон снова нашел какую-то пещеру, в которой можно было только жечь костер и петь. Тогда-то со слов Висеньи Джон и узнал, что на свете есть какие-то ноты, а вот предупреждение Эйгона не запомнил, не ощутив еще тогда на себе действие прекрасных женских глаз: «Подошла и прищуренным глазом хулигана свела с ума».

Пускай сойду я в мрачный дол,

Где ночь кругом, где тьма кругом, -

Во тьме я солнце бы нашел

С тобой вдвоем, с тобой вдвоем.

Конечно, в море Джон уже не был легендарным лордом Страйдером: мечником он был талантливым и хорошо вымуштрованным, а вот моряка из него не получилось, хотя кое в чем Джон и разобрался. Сансе за несколько дней плавания Джон перестал казаться романтическим героем, с которым даже боязно заговорить, но она стала замечать, что даже в такой невыгодной для себя ситуации Джон держал себя ровно, дружелюбно и немного отстраненно, так что матросы не забывали, что рядом с ними работает лорд, а боцман не орал на Джона так, как на всех. Не имея ни выучки, ни талантов морехода, Джон все же прослыл среди команды корабля толковым и достойным парнем, и Санса однажды подумала, что, если Джону понадобится сейчас повернуть корабль прямо к Драконьему Камню, моряки не воспримут это как каприз лорденыша, а по-доброму потолкуют с Джоном, на чем-нибудь с ним поладят — и корабль поплывет к Драконьему Камню. И тогда Санса поняла, что легендарный лорд Страйдер был сделан не из удачи, данных богами талантов или благородной крови: легенда росла прямо из Джона, и, какие бы карты ему ни сдала судьба, он все равно найдет способ добиться своего и завоевать уважение и авторитет. На глазах Сансы ставил паруса и ловил ветер будущий король, которым Джона делали не столько обстоятельства его рождения, сколько живущая в нем неброская, твердая и упорная сила. И если красивые слова менестрелей, которые обещали хоть звезду с неба, но только в стихах, стоили не очень много, то слова будущего короля, что он готов отдать за тебя целый мир, могли перевернуть все сердце.

И если б дали мне в удел

Весь шар земной, весь шар земной,

С каким бы счастьем я владел

Тобой одной, тобой одной.⁽¹⁾

Все плавание до Дредфорта Эйгон не появлялся, и сначала Джон думал, что, спроси он Эйгона о причине его отсутствия, Эйгон только усмехнется и ответит, что в делах сердечных третья в самый раз, а четвертый точно лишний. Но чем ближе становился Дредфорт, тем больше Джону хотелось поговорить с Эйгоном и спросить его уже всерьез, почему Санса и Арья решили плыть из Белой Гавани к нему в Восточный Дозор.

Тогда, когда Эйгон направлял и Джона к Восточному Дозору, Эйгон был весел и подавал все так, словно он уболтал девушек и приманил их на таинственного принца Таргариена, но, поразмыслив, Джон начал понимать, что в военное время Арье и Сансе ехать от Белой Гавани одним было небезопасно, а сколько дружинников осталось у старого Мандерли и сколько он выделил бы им в сопровождение, — неизвестно. Да Мандерли в ответ на такую просьбу вполне мог очень настойчиво предложить маленьким леди свое гостеприимство, чтобы не отправлять людей, которых у него и так, может быть, в обрез, в столь дальнюю дорогу. Мандерли жил с краю, он был богат и постоянно боялся, что на него налетят пираты, а в военное время на него мог налететь и чей-нибудь флот.

А теперь Джон начал догадываться, что Арья и Санса из Королевской Гавани не просто сбежали, а, вполне возможно, оставили там по себе такую память, что нажили немало врагов, которые теперь отдадут многое, чтобы сделать их дорогу домой небезопасной — и поэтому Арья и Санса укрылись у Джона, затерявшись на самом краю Севера. Эйгон в своих рассказах о Королевской Гавани был краток, и вот его бы Джон порасспросил, а будить в своих кузинах тяжелые воспоминания Джон не хотел, но Эйгон все никак не показывался.

Арью Джон до сих пор считал маленькой — Арья всегда могла задать такой вопрос, что ответить на него всерьез мог только Джон.

— А я могу стать десницей короля? — спросила Арья Джона почти год назад, когда лорд Эддард собирался в роковую поездку в Королевскую Гавань, чтобы стать там десницей.

— Если бы я стал королем, то я бы ответил да, — сказал тогда Джон, и сейчас он об этом вспомнил: с тем, с чем ему не к кому больше было пойти, он мог пойти только к Арье.

— Отец хотел уйти к тебе в Ночной Дозор, — коротко ответила Арья, когда Джон начал спрашивать ее о Королевской Гавани. — Взять на себя вину в том, в чем он не был виноват, чтобы спасти нас. Этот Ланнистер, который считал себя королем, нарушил свое слово и приказал его казнить. Теперь Ланнистер мертв — так же, как и все, кто стоял рядом и не остановил его.

— Эйгон рассказывал, что он привел к вам флот Драконьего Камня и пиратские корабли, — припомнил Джон, ему теперь хотелось думать, что и расправу Эйгон взял на себя, призраку никакие враги не страшны. — Остальные его видели?

— Нам помогали многие, — кивнула Арья. — Там были Криган Старец, Брандон Строитель, Брандон Корабельщик. Но судили тех, кто изменил нашему отцу, мы с Сансой. И мы же привели приговор в исполнение, как отец вас всех и учил.

— Ох ты ж елки, — только и сказал на это Джон. — Кто-то ведь теперь может и не пожалеть денег и послать за вами Безликого. Надо было нам сразу плыть на Драконий Камень. Туда к Таргариенам кого только ни присылали, все там и остались.

— Отец заслужил справедливости, — твердо сказала Арья. — Его убийцы должны были быть преданы суду. А мы должны вернуть Лед в Винтерфелл.

Поэтому в порту Джон уже больше не глазел на дорожный наряд Сансы, поняв, что кольчуга ей действительно может пригодиться, и решил быть осторожным: они миновали Дредфорт, чтобы не задерживаться в замке и чтобы их прибытие прошло незамеченным, и, найдя лошадей, сразу пустились в дорогу, а когда Дредфорт остался в нескольких милях позади и они втроем выехали на холм, Джон даже обернулся, чтобы убедиться, что никто не увязался за ними — и только потом посмотрел вперед.

Впереди свора псов гналась за растрепанной девушкой, и Джон тут же пустил коня вскачь, понимая, что скорее всего не успеет. Джон даже поначалу принял псов за волков, только удивился большой стае днем и так близко от человеческого жилья, и лишь потом заметил, что в полусотне ярдов за собаками следуют восемь всадников, словно загонщики на охоте.

— Стойте! — скомандовал Джон, когда понял, что не успел, он и не сомневался, что Арья и Санса последовали за ним, они так же, как и он, поступали так, как им велели их пылкие и справедливые сердца, не думая, куда это может привести.

Затравившие собаками несчастную служанку не были похожи на разбойников или лесников, на них были доспехи Болтонов, а тот, кто подъехал поближе к останкам, хищно ухмыляясь, даже соорудил себе какой-то личный герб, но Джон все равно попробовал взять застигнутых с поличным лиходеев на испуг.

— Именем Робба Старка, Короля Севера, я приказываю вам сложить оружие! — выкрикнул Джон, и у пары бастардовых ребят все же екнуло сердце, только их главарь остался невозмутим, с той же глумливой улыбкой на губах.

— Если нам грозят именем короля, то дело наше плохо, — признал Рамси. — Но ведь король может и ничего не узнать — если вы не уйдете отсюда.

Арья и Санса спешились и накинули на луки тетиву, Висенья могла бы гордиться их спокойствием, только жалела бы, что не научила их стрелять из седла.

— Думаю, отец хотел бы, чтобы в этот момент Лед был у тебя, — сказала Санса, открепляя от своего седла огромный меч Старков.

— Путь в Валгаллу краток и славен, — добавила Арья, словно прощаясь. — Может, нам и не придется надолго расставаться, только на несколько минут.

— Я зайду на них немного сбоку, чтобы не быть на линии огня, — сказал Джон, собираясь в одиночку в безнадежную атаку на восьмерых всадников. — Может, они повернут на меня и подставят вам свой бок, в них тогда будет проще попасть.

— Подождите, милорд, — окликнул Джона кто-то, когда Джон уже вынул из ножен легендарный Лед, и Джон увидел еще не являвшегося ему призрака королевского гвардейца. Призрак был огромен, заметно выше Мейгора Жестокого и даже немного шире в плечах, а на его белом нагруднике, вопреки обычаю Королевской Гвардии, был герб — разлапистый вяз на фоне закатного неба и белая падающая звезда над ним. Вторым отличием от королевских гвардейцев было то, что призрак держал одной рукой длинный боевой топор, но было и еще что-то, что отличало его от других призраков, посещавших Джона прежде: от явившегося на помощь не исходил голубой свет, а главное — он приминал траву.

— В жизни своей я просил богов о трех вещах, — густым могучим голосом сказал королевский гвардеец. — О первой я не скажу в присутствии этих мерзавцев, чтобы ее не марать. Вторым моим желанием было надеть белый плащ королевского гвардейца — боги исполнили это желание с лихвой, и я даже стал лордом-командующим. Третьим моим желанием было отдать мою жизнь за моего короля — но в Летнем Замке мне не удалось вынести его из огня.

— Сэр Дункан, — с глубоким уважением сказал Джон и поклонился герою своего детства.

— Боги дают мне второй шанс, — сказал сэр Дункан, минуя Джона и направляясь навстречу Рамси и бастардовым ребятам. — Но их всего восемь человек, так что, может, жизнь моя и не понадобится.

Появление королевского гвардейца в полях под Дредфортом было делом небывалым, да Рамси и его спутники, никогда не интересовавшиеся благородными рыцарями прошлого, и не признали сэра Дункана, так что их даже смешило то, что один пеший идет на восьмерых конных.

— Спусти-ка на него собачек, Бен, — предложил Рамси, и свора псов-людоедов рванулась вперед.

Для своего размера Дункан Высокий всегда был очень быстр, а теперь он вернулся на землю в самом расцвете своих сил и здоровья, но со всем многолетним боевым опытом, к которому прибавился опыт, полученный на полях Валгаллы. Только трем собакам из полутора дюжин удалось приблизиться к Дункану, избежав мелькавшего вокруг него боевого топора — двух из них сэр Дункан убил ударом ноги, а последней, прыгнувшей ему на живот, проломил голову латной перчаткой.

— Он убил моих собачек! — вскрикнул Костяной Бен и пришпорил лошадь, прежде чем его успели остановить.

Если Костяной Бен надеялся смять и растоптать сэра Дункана своей лошадью, как он со сладострастием топтал простолюдинов, то его затея была очень глупой, и меч в его руке никак не мог сравниться длиной с дланью сэра Дункана, легко державшей длинный топор. Сэр Дункан просто отступил в сторону от несущегося прямо на него всадника и длинным красивым замахом, будто играя в городки, отрубил лошади Бена переднюю ногу, а потом буднично зарубил слетевшего на землю Бена и добил его лошадь, словно колол дрова на дворе.

— Вас уже семеро, — спокойно сказал сэр Дункан застывшим на расстоянии в полста ярдов всадникам. — Если вы побежите, я найду каждого из вас и убью. Если же примете свою смерть с честью, сражаясь один на один, после смерти боги окажут вам снисхождение. Тот же, кто выйдет против меня первым в попытке спасти своих товарищей, получит по смерти прощение части своих грехов.

Напоминать бастардовым ребятам о чести было бесполезно: шестеро всадников пустили своих лошадей на спокойно ожидавшего их сэра Дункана, Рамси поехал чуть медленнее, надеясь избежать боя и успеть только к добиванию раненых, а Джон пустил своего коня в правый фланг противнику, не веря, что сэр Дункан выстоит один против семерых.

Если бы бастардовы ребята атаковали плотным строем, по всем правилам военного искусства, пешему сэру Дункану и впрямь могло прийтись нелегко, но бастардовы ребята были стервятниками, а не воинами, кони их скакали вразброд, а за десять ярдов до сэра Дункана оказавшиеся напротив него Кислый Алин и Живодер оба повернули коней на него, и сэр Дункан просто проскользнул между ними, позволив коням сшибиться. Безъязыкий Молчун, вместе с остальными проскакавший мимо, попытался повернуть коня, но к тому времени Дункан уже добил свалившихся с коней Алина и Живодера и рубанул не успевшего развернуться Молчуна так, что чуть не разрубил его надвое.

Джон сшибся с Деймоном, их мечи вышибли искры, рука Деймона дрогнула, и второй короткий удар он отбить уже не сумел, а вот Желтый Дик и Лутон проскакали мимо, услышав крики и хрипы своих товарищей, и повернули на Арью и Сансу, рассчитывая взять их в заложницы и тем спастись — но были убиты в спину мечами Алина и Молчуна, которые подобрал и богатырской рукой метнул сэр Дункан.

— Я предупреждал, — строго сказал сэр Дункан, неспешно подойдя и наклонившись над умирающим Лутоном. — Если побежишь, догоню и убью. В спину, как труса.

Джон тем временем красивым ударом снял голову с болтонского бастарда и подъехал к сэру Дункану, который, сняв свой белый шлем, со светлой улыбкой глядел на желтеющее поле и небольшую осеннюю рощицу вдали.

— Вы ранены, сэр Дункан? — спросил Джон, увидев пятна крови на белоснежном доспехе.

— Я забрызгался, — ответил Дункан, голосом выражая презрение к своим недостойным соперникам. — У вас разрублен рукав, милорд.

— Ерунда, я всегда в панцире под курткой, — отмахнулся Джон.

— Мудро, милорд, — похвалил сэр Дункан. — Осторожность хранит от подлого удара.

Дункан поклонился подошедшим к ним Сансе и Арье, а потом сбросил свой белый плащ и передал его Джону.

— Мне не довелось умереть за вас, милорд, — сказал Дункан. — Может быть, боги подарят мне эту смерть, когда вам снова придется нелегко.

Сэр Дункан вздохнул и еще раз окинул взглядом поля вокруг, а потом опустился на колено и погладил траву, сняв латную рукавицу.

— Смерть в бою — славная и лихая смерть, — продолжал сэр Дункан. — А как промедлишь, так не хочется уходить, — Дункан опустился на траву и вытянулся во весь свой немалый рост. — Когда я усну, накройте меня моим плащом.

— Нам жаль расставаться с вами, сэр Дункан, — сказала Санса. — И жаль, что мы не можем помочь вам задержаться.

Жизнь внутри легенды была простой и безыскусной: украшенное шрамом лицо сэра Дункана было лицом простеца, Джон с переброшенным через руку плащом и в очередной раз разрубленным рукавом был по-прежнему неловок и мил, и слова у Сансы были простые, подходящие к ее скромным героям. «В истинном золоте блеска нет», — припомнилась Сансе одна из баллад Эйгона, и она прочла один катрен про себя:

В истинном золоте блеска нет;

Не каждый странник забыт;

Не каждый слабеет под гнетом лет —

Корни земля хранит.⁽²⁾

Красивые слова действительно подходили и под их легенду: небо не забыло о трех странствующих по Северу храбрых детях, и годы не имели власти над их защитником, явившемся в полной силе. Но тем словам, которыми они обменивались сейчас, не нужно было блеска, как истинному золоту.

— Когда встретите мою правнучку, примите ее ласково, миледи, в память о моей службе, — попросил сэр Дункан. — У нее неповоротливый язык, но доброе и верное сердце.

— Как мы узнаем ее, сэр Дункан? — спросил Джон, накрывая плащом смежившего веки рыцаря.

— Бриенну трудно не узнать, — ответил сэр Дункан и исчез, оставив после себя только примятую траву и поверженных врагов.

1) Послушать песню "странного рыцаря с такими добрыми глазами" и вспомнить далекое детство можно здесь https://youtu.be/NOfHmAL5SYg

Вернуться к тексту

2) Оригинал и разные переводы стихов Бильбо Бэггинса можно найти здесь https://www.kursivom.ru/стихи-д-р-р-толкина-в-разных-переводах-32

Вернуться к тексту