День за днем-3 (гет)

Проспав утром, все приходится делать второпях — и собираться, и завтракать. Брюки, синяя рубашка, сверху свитер — нормально … С волосами тоже не заморачиваюсь — быстренько расчесала, у висков прихватила невидимками — сойдет. Лечу в гостиную — на столе уже стоит моя чашка, кофейник, тарелки с бутербродами — умница Анюта позаботилась, не забыла. Сама-то она уже попила — возле ее грязной чашки, на блюдце, высится горка очисток от апельсина, а сама она готовится чистить следующий огромным столовым ножом.

Плюхнувшись на придиванный модуль, быстренько расправляюсь с первым бутербродом, запивая кофе. Взяв второй, смотрю на часы — капец, опаздываю. Не дожевав, вскакиваю, вместе с чашкой, доедая и допивая стоя. Неожиданный звонок в дверь заставляет обернуться в сторону прихожей — кого это ни свет ни заря? Жуя, таращусь на Сомову — может гости к ней? Звонки продолжаются, и я ворчу:

— Это кто с утра пораньше?

Анюта лениво взмахивает ножом:

— Ну, открой, узнаешь.

Пожрать не дадут. Сделав еще глоток, ставлю чашку на стол и отправляюсь к входной двери. Упс! На дисплее домофона маячит Аксюта, и я недовольно замираю:

— Не поняла.

Какого хрена ему тут? Открыв дверь, отступаю назад, продолжая жевать и ожидая объяснений. Сергей невозмутимо заходит:

— Можно?

А если нельзя, то что, уйдешь? Не дожидаясь ответа, Сергей вползает в прихожую, прикрывыая за собой дверь. Наконец, реагирую:

— Ты чего здесь делаешь?

Аксюта крутит головой, пока не замечает Сомову:

— Привет, Ань,

Та кивает:

— Доброе утро.

— Да вот, я мимо проезжал, думаю — может, тебя на работу забросить?

Зная характер Сергея и его настырность, что-то я сомневаюсь в такой случайности. Надо было будильник завести и пораньше убраться. Теперь вот, кусай локотки… Проглатываю кусок бутерброда, пока не застрял в горле:

— Не надо меня никуда забрасывать.

Голос Аксюты звучит примирительно:

— Ну, я всего лишь хотел подвезти… Андрей даже не заметит!

Вот, гаденыш ревнивый. Тут же вскидываюсь:

— Это была шутка, да, сейчас?

Сергей опускает голову:

— Вообще-то да, неудачная. Ну, так как?

Оглядываюсь на Аньку, и та корчит кислую рожу — дескать, сама напросилась. Вздохнув, кричу ей из прихожей:

— Ладно, Аня, я пойду...

— Счастливый тебе путь.

Посылаю ответную гримасу доброй подруге и топаю на выход — благо ботинки уже надеты. Сергей уже успел снять мою куртку с крючка и пытается поухаживать, но я вырываю ее из его рук:

— Давай уж сюда, сама одену!

Это что у него, новая тактика? Пасти как козу, от зари до зари?… Хмуро выскакиваю наружу.

* * *

Спустя сорок минут я уже в издательстве. Пока едем, есть время поразмышлять над ситуацией в редакции и естественно меня осеняет — если Марго в нерешительности насчет директорского поста, то почему Гоша-то от этого должен страдать?!

Проскочив мимо Люси, сразу к себе в кабинет, торопливо стаскивая куртку. Вместе с сумкой, складываю все хозяйство на подставку для бумаг возле ксерокса в дальнем углу комнаты — мне надо срочно к Егорову, пока тот в процессе и не принял окончательного решения. Торопливо выпархиваю в холл, уткнув нос вниз — расстегнулся ремешок часов. Неожиданно сбоку слышится голос Андрея:

— Марго, подожди, подожди!

Выяснять отношения и кто с кем спит или не спит, нет времени. Тем более в свете временного примирения с Сергеем.

— Чего, тебе?

— Пожалуйста, подожди, нам надо поговорить.

К новому раунду упреков в свой адрес и безуспешных попыток оправдаться я не готова:

— Не сейчас.

— Это займет минуту.

За минуту можно объявить только приговор, а выслушивать его я тем более не хочу:

— У меня ее нет.

— Ну, пожалуйста!

Горит у него, что ли?!

— Андрей, в чем дело?!

— Ну, это очень важно!

— У нас в редакции эпидемия свиного гриппа?

— Да, нет.

— Тогда, потом!

— Маргарит, ну…

Мы уже почти у двери кабинета Егорова, она приоткрыта, и я, постучав и услышав:

— Да!

Кидаюсь внутрь помещения:

— Борис Наумыч, можно?

— Марго, заходи…

Склонившись над столом, шеф разглядывает разворот какого-то журнала и сразу начинает сокрушаться:

— Что твориться Марго?! Ты посмотри, что на Белом озере твориться!

На Белом озере? Где это? Остановившись возле начальника, терпеливо жду окончания рыбацких восторгов.

— Окунь, как сумасшедший! На форуме, вот рыбаки пишут — и на малька берет, на блесну. Ну, вот прямо на берег выпрыгивает!

Картина называется «Горюющий шеф назначает преемника».

— Борис Наумыч, я буквально на минутку.

Начальник с сожалением косится на меня:

— А, ну ладно, давай.

И садится в кресло:

— Слушаю, тебя.

— Э-э-э…. В свете последних событий, я хочу вам сказать — я в строю и вы всегда можете на меня рассчитывать.

— Марго, я всегда об этом знал, но и ты меня пойми!

Он вскакивает:

— Семейный бизнес — это, прежде всего, семейный бизнес! И я должен учитывать интересы…

Да я не про себя! Перебиваю:

— Борис Наумыч, вы меня не поняли — вы можете на меня рассчитывать, какой бы пост я не занимала!

Егоров радостно раскрывает объятия и берет меня за плечи:

— Марго, я всегда знал, что ты боец.

Отвожу взгляд в сторону — какой же боец, если отступаю. Теперь, главное:

— А... Борис Наумыч, а если Гоша вернется, вы будете рассматривать его кандидатуру?

Нервно убираю волосы за ухо — про себя не знаю, но Гоша на вторых ролях вряд ли захочет работать при новом начальстве. Наумыч чуть оглядывается, кося глаз, и я добавляю:

— В качестве потенциального кандидата.

— Вот, он когда вернется, тогда и будем рассматривать. Кстати, как он?

Ответ расплывчатый, но, главное, не отрицательный. Что касается Гоши, то его скорое возвращение как было, так и остается в тумане. Но надежда есть!

— Да вот, что-то молчит.

— Вот то-то и оно... Марго у меня к тебе тоже встречный вопрос!

Вздернув вверх подбородок, демонстрирую желание внимать. Шеф ведет вкруговую головой:

— Скажи, а Калугин может потянуть всю вот эту вот бездну, а?

Странный вопрос… Даже замираю от растерянности — Калугин и семейный бизнес? Будущий дедушка не утратил надежды записать Андрея в папаши к своему внуку?

— Ну, в принципе…

Промямлив что-то неопределенное, стараюсь ускользнуть от ответа и смыться, сославшись на срочные дела. Калугин — директор издательства? Извините, не по Сеньке шапка… Не уверена, что он сможет быть начальником над Марго, но над Игорем Ребровым, точно никогда!

* * *

От Науиыча иду в полном раздрае — интересно, с какого-такого перепугу старый лис вдруг придумал двигать Калугина на свое место? Да еще ссылаясь на семейный бизнес? Замечаю в комнате отдыха Зимовского с чашкой в руке, а обалдевший вид зама заставляет притормозить. До меня доносится скороговорка, обращенная в пространство:

— Так-то оно конечно так, но лишь либо кого коснись, так оно вот тебе и, пожалуйста!

Чего это с ним? Привалившись к притолоке, сочувственно сокрушаюсь:

— Что, Антон Владимирович, рассудком двинулся?

Тот поднимает на меня взгляд и вроде как очухивается. Потом отпивает из чашки:

— То есть?

Прохожу внутрь:

— Хэ… Смотрю, сам с собой уже разговариваешь.

— Ну, а почему бы с хорошим человеком не поговорить?

Он вдруг оживает:

— Кстати! Хотелось бы и за тебя выпить.

За меня?

— Да-а-а? А что есть повод?

Хочется услышать разгадку, и я прохожу дальше, к чайнику, наливая и себе чаю в чашку.

— Хо-хо-хо… А разве нет? Поздравляю, пасьянс, по-твоему, раскладывается.

— Какой еще пасьянс?

— Ну, здрасьте… Калугин — директор, ты — главный редактор. Прямо dream-team, а не команда!

Похоже уже пол редакции в курсе Калугинского назначения. Поморщившись, оглядываюсь:

— Зимовский, что ты несешь, а?

Антон усмехается:

— Гы-гы… Только я бы на твоем месте, на счет Калуги, не сильно-то обольщался бы… Мда…

Это еще почему? Пронюхал про нашу ссору? Так это бабушка еще надвое сказала. И вообще, личное — это личное, а работа — это работа. Забрав со стола чашку, укоризненно взираю на зама, поджав губу:

— Ты сейчас вообще о чем, м-м-м?

— Да все о том же.

Он загадочно смотрит в пространство:

— Парень то оказался не промах!

Опять сплетни? Делаю глоток из чашки, но ушки остаются на макушке.

— Нет, молодец, понимаешь… Хэ-хэ… Ох, ошибался я с Андрей Николаевичем, ох как ошиба-а-ался….

Возвратив чашку на стол, и изучающе прищурив глаз, буквально сверлю взглядом задумчивого затейника. Но сердце уже тревожно бьется:

— Слушай, может тебе скорую вызвать, а?

— Да, нет, ты бы лучше поинтересовалась, кто вчера к Калугину в гости пожаловал.

Вчера?! Неужели Егорова? Покраснев, обиженно ворчу:

— Не собираюсь ни у кого ничего спрашивать.

Снова хватаю чашку и прячу в ней лицо.

Уже в дверях Зимовский оглядывается:

— А зря, зря… Гости то высокопоставленные… В основном женского полу.

Точно, Егорова! Насупившись, оглядываюсь на вестника. Вряд ли он будет врать. Скорее всего, так и есть и это ужасно! Егоров с семейным бизнесом — Калугин на пост директора — совместный ужин с беременной Наташей. Круг, кажется, замкнулся?

— Чего, смотришь?

Зимовский поднимает палец вверх, придуриваясь:

— Из династии Егоровых! Вон оно как.

Смеясь, он выходит их кухни, оставляя меня переваривать услышанное. Похоже, переговоры в квартире Калугина закончились успехом, и Андрей не отказался от выгодного предложения. Очевидна и цена за лишние бонусы в гонке кандидатур. В кармане брюк начинает зудеть телефон, и я лезу его достать. На дисплее имя абонента, которого сейчас мне меньше всего хочется слышать.

— Алло.

— Привет.

Уперев ладонь в бок, не могу сдержаться:

— Сергей, я вообще-то сейчас работаю. Ты что-то хотел?

— Хотел услышать твой голос.

— Услышал?

— Да, только интонация мне не очень нравится.

— Извини, на работе у меня интонация одна! Все, давай.

— Подожди, Маш, у вас что, там запарка?

— Сергей, запарка у нас всегда. Звони после трех.

— Маш, что-то мне не нравится, как ты со мной разговариваешь.

Ну, нет у меня сейчас настроения, ворковать и сюсюкать! Нет! Можно это понять?

— Мне тоже много чего не нравится. Извини, но у меня сейчас реально нет времени. Все, пока!

Оборвав разговор, захлопываю крышку.

* * *

Прихватив с собой чашку с недопитым чаем отправляюсь в кабинет, мысленно накручивая себя и подбирая слова, которые готова бросить в лицо лицемерному карьеристу. По пути попадается Люся и ее шугаю, прикрикнув за бестолковость и посылая искать по редакции Калугина.

Сидеть на месте нет сил, и я, оставив со стуком чашку на стол, начинаю метаться вдоль окна. Блин, неужели Зимовский прав?! В глаза бросается брошенная куртка, и я иду к ней, чтобы перевесить на вешалку у двери, сумку тоже перекладываю в кресло поближе.

В дверь стучат, и я оборачиваюсь на звук, делая относительно приветливое лицо. Но там, на пороге Андрей, и, судя по всему, он уже в курсе предполагаемых назначений — аж светится от самодовольства:

— Можно?

Возвращаюсь к своему рабочему месту:

— Проходи.

Калугин, прикрыв за собой дверь, идет к столу:

— Мне сказали, что ты меня искала.

Его радостная физиономия просто бесит и я, вцепившись рукой в спинку кресла, обрываю:

— А чего тебя искать?! Ты в это время просто обязан быть на работе.

В голосе Калугина удивление:

— Так, неплохое начало.

Зато у тебя будет плохой конец при таких играх! Резко развернувшись лицом к лицу, почти рычу, по-кошачьи сморщив нос:

— Скажи, Андрей, у тебя предки случайно не партизанили? Нет?

Калугин оторопело смотрит, не сразу реагируя:

— Не понял.

Капец, он еще и овечку из себя невинную строит! Усмешка получается горькой:

— А чего тут понимать?! Просто у тебя это очень хорошо получается, знаешь.

— Дэ… Ты можешь объяснить?

То есть я не я и хата не моя? Знакомая отмазка. Ладно! Пылая негодованием, несколько раз киваю — хочешь фактов, так вот они! Отвернувшись, будто выплевываю:

— Могу…

Резко разворачиваюсь:

— Тут, говорят, тебя на пост директора продвигают?

Лицо Калугина становится более жестким:

— Кто, говорит?

То есть, театр продолжается? Иду, мимо, вставая с другого бока:

— Наумыч!

Расхлябано сунув руки в карманы, виновник моих обвинений мычит;

— А, понятно.

Уже, прогресс — не отнекивается!

— Чего тебе понятно?

— Ну, я так и думал, что этим все закончится.

Что все и чем этим? Что тебя припрут к стенке? Иду, в обратном направлении:

— Нет, Андрюшенька, закончится все парадом и коронацией.

Тот вдруг смеется:

— Маргарит, успокойся, послушай…

Знаем, плавали! Я все выдумываю, я ревнивая дура, а у вас с Наташенькой чисто дружеские отношения…

— Нет, это ты послушай! Знаешь, я никогда не думала, что ты на такое способен!

Калугин недовольно взрывается:

— Да на что я способен-то?!

То есть, идти по головам у нас уже в порядке вещей? Капец — минуту назад ему было все понятно, а теперь снова в отказ, да еще с невинным взглядом! Отвернувшись с презрительной усмешкой, выношу горький приговор:

— Хамелеон!

— Нет, Маргарита, не надо так говорить.

Но меня уже не остановить и я, вцепившись рукой в спинку кресла, буквально накидываюсь на Андрея:

— А я буду так говорить! Что, карьерой решил заняться, да?

Калугин возмущенно вскидывает вверх руки:

— Да что за чушь, ты сейчас несешь?

Вот, ведь… Извивается как минога на сковородке.

— Чушь, говоришь? А кто у тебя вчера в гостях был?

Андрей ведет головой из стороны в сторону и тоже повышает тон:

— Послушай, ты можешь на меня не орать и дать мне возможность спокойно тебе объяснить?

Объяснениями я сыта по горло! Все равно в них будет правды, дай бог на треть, да и в этой трети черт ногу сломит. Ураган невозможно остановить:

— А не надо ничего объяснять! Все и так понятно.

Вместо прямых ответов слушать увертки и оправдания, желания нет! Передразниваю Калугина:

— Ты от нее абстрагировался, дистанцировался… Что ты там мне еще плел? Ха!

Калугин, отвернувшись, мотает головой.

— Вчера она у него в гостях, а сегодня его уже на пост директора продвигают!

Скривившись, язвительно киваю:

— Карьерист!

— Марго, дай мне слово сказать.

Да кто ж тебе не дает говорить? Ты у нас известный словоблуд! Бедняжку Егорову опять пришлось спасать от таксистов, вот она и притащилась в квартиру обсудить директорское кресло.

Опершись на спинку кресла двумя руками, ставлю точку:

— Пошел вон, отсюда.

— Так, Маргарита.

Еще слово и убью! Принципиально не глядя на него, выкрикиваю:

— Пошел вон, я сказала!

— Значит, так. Я отсюда не уйду, пока ты меня спокойно не выслушаешь.

Спокойно???

— Что ж такое… Ну, тогда, уйду я!!!

Бросаюсь мимо, прямо на выход, по пути схватив сумку с кресла у стены. Черт, как меня все достало! Подальше из этого гадюшника!

— Марго… Марго, подожди.

Но я уже яростно срываю куртку с вешалки. Не хочу никого ни видеть, ни слышать! Нет, меня!

— Маргарита… Марго успокойся.

Но я уже в холле, огрызаясь на ходу преследователю:

— Да, отвали ты!

Навстречу спешит Кривошеин:

— Марго, здесь абзац, вот…

Тебе еще что? Уже ору:

— Засунь свой абзац, знаешь, куда?!

Люся тоже мешается под ногами:

— Маргарита Александровна…

— Отста-а-а-ань!

Двери лифта открыты и я, сходу, влетаю внутрь кабины. Вся на взводе, разгорячено смахиваю упавшие волосы с лица. Кабинка трогается вниз, тормозя на каждом этаже, и через пятнадцать секунд я уже там, выхожу из лифта, чтобы опять нос к носу столкнуться с Калугиным. Он несется со стороны лестницы, размахивая руками, явно желая перекрыть путь к вращающейся двери из здания, а потом вообще хватает за плечи, останавливая:

— Маргарита … Маргарита, подожди.

— Руки, убери.

— Я тебе прошу, подожди, пожалуйста.

— Убери руки, я сказала!

Кто-то хватает Андрея сзади, разворачивает и сразу бьет в чедюсть.

— Ах ты, урод!

Калугин отшатывается в сторону, хватаясь за лицо:

— Ух, ты!

Аксюта! В ужасе кидаюсь на него, отталкивая двумя руками:

— Ты чего сделал?!

— А чего этот чмошник стоит, лапает?

Пострадавший держится за глаз, пытаясь прийти в себя:

— Слышишь, мужик, ты кто такой?

— Это ты кто такой?

Пыжусь в раскоряку между ними, расставив руки:

— Так! Стоять!

Калугин, прикрыв глаз рукой, требует:

— Марго…Может, ты объяснишь?

Да чего объяснять-то, неужели неясно?! Раз видел, как целовались, догадаться кто, что и за что, нетрудно. Молчу, пытаясь решить, кого из этих двоих уводить успокаивать, но этому мешает ор Аксюты:

— Я тебе бошку отверну, если еще раз до нее дотронешься!

Капец, да что ж это такое! От бессилия чуть не плачу и мой голос срывается:

— Прекрати, я сказала!

Андрюшка, услыхав угрозы, начинает бычиться:

— Слушай, ты, дядя, ты, вообще не по делу выступил!

Вот только не надо мне здесь выяснения отношений и ненужных откровений. Кидаюсь к Калугину, умоляюще вскинув руки:

— Так, стоп — машина, я тебя прошу, пожалуйста, пожалуйста, иди наверх!

Андрей обиженно огрызается:

— Руки, убери, пожалуйста.

Слезы подступают к горлу, и уже умоляю:

— Я тебя прошу, пожалуйста... Иди, наверх.

Негодуя, Калугин сдается, уходя к лифту и цедя сквозь зубы:

— Дурдом!

Сморщившись от жалости, провожаю Андрюшку полными слез глазами. Ну, что за гад, этот упырь васильевский! Только бы кулаками махать. Не раздумывая, накидываюсь на Аксюту, тряся его и срываясь на истеричный плачущий вопль:

— Ну, вот чего ты сделал!

— Что я сделал? Я иду, какой-то чмошник тебя лапает, стоит. Что я должен стоять смотреть, да?

Блин, что ни день, все хуже и хуже… Из горла вместо слов рвутся всхлипы. Пытаюсь укорять, но получаются слезливые сопли:

— Слушай, этот чмошник как ты выразился — мой начальник, ясно?

— И что? В его обязанности входит лапать тебя?

Никто меня не лапал! Засранец просто воспользовался моментом, чтобы подраться!

— Слушай, ты вообще, что тут делаешь?

В ответе слышится издевка:

— Мимо проезжал. Тебя устроит такой ответ?

Ну, точно, пасет. Безнадежно вразумлять упрямца и я отворачиваюсь:

— Ты хоть в курсе, что у меня теперь будут проблемы?

— Какие проблемы … Тебя выкинут с этой дебильной работы? Да я только счастлив буду!

Нет, я с ним долго не протяну… Повешусь… Процесс надо убыстрить до максимума и закончить пьесу. Тяну Аксюту за рукав к выходу:

— Ладно, все Сергей, поехали домой.

Тот вырывается:

— Подожди, ты считаешь, что я не прав? Я должен был подойти и обнять его, да?

Тебя сюда вообще никто не звал! Сжав зубы, прикрываю глаза ладонью:

— Все, Сережа, я тебя прошу… Поехали домой.

Подхватив под локоть, веду его к крутящейся двери. Аксюта высвобождается опять, но уже без резких дерганий и идет первым, время от времени оглядываясь:

— То есть, я не прав, да?

Не хочу отвечать.

* * *

Попыток в чем-то переубедить упрямца в машине, даже не предпринимаю — отвернувшись в окно, всю дорогу пытаюсь определить для себя — дура я, что продолжаю возиться с этим драчливым упырем, или у меня, все-таки, есть шанс добраться до цели? И главное, какой следующий шаг ждать от придурка? Кто теперь на очереди получить в глаз? Сомова?

Распалившись и так ничего и не решив, в квартиру врываюсь раздраженной и недовольной. Швырнув ключи на полку, дергаю пояс куртки, пытаясь развязать, но сзади уже подступает Аксюта:

— Маш, я не понимаю, ну, в конце концов, чего ты на меня дуешься? Любой другой мужик на моем месте поступил бы точно также!

Любой дурной мужик! Сила есть — ума не надо. Есть повод выплеснуться и я, не упускаю возможность:

— Да? Сергей…, махать руками, знаешь, последнее дело!

Распалившись, тычу в висок пальцем:

— У нормального мужика, в первую очередь, должен мозг работать.

— Машуль, ну бывают же такие жизненные ситуации, когда мозг, кроме выброса адреналина, ничего уже не выдает. И сейчас как раз, была именно та ситуация.

Да у тебя, вообще, мозг никогда ничего не выдает! Скривившись и не отвечая, стягиваю с себя куртку, которую Сергей у меня забирает.

— Машуль, ну… Ну, в конце-то концов, это же я его ударил, а не ты... Так что, ты не парься… И вообще, если он настоящий мужик, он ничего тебе не сделает.

А сам-то ты кто, если женщину ударил? Тянусь обеими руками подхватить волосы с двух сторон и, встряхнув ими, уложить за спину. До меня доносится осторожное:

— Кстати, его не Андрей зовут?

Ревнивый козел. Не дай бог еще и охоту объявит... Огрызаюсь, направляясь на кухню:

— Кстати, нет.

— А, жаль. Я бы убил сразу двух зайцев.

Да тебя самого убить надо, а не зайцев…

* * *

План дальнейших действий у меня в принципе есть — снотворное, винище и пачка презервативов дожидаются своего участия в спектакле с прошлой недели. Но любой театр начинается с вешалки и мне нужно выпроводить героя-любовника из квартиры, хотя бы полчасика. Ладно, будем импровизировать. Как радушная хозяйка веду гостя на кухню, и Сергей усаживается на стул, уперев ноги в нижнюю перекладину. Заглянув в холодильник, обнаруживаю там среднюю заполненность, и, сунув в рот клубничину из тарелки, стоящей на полке, захлопываю дверцу... Так что, погнать Сергея в магазин? Мне нужно не только успеть подготовиться, но и позвонить Андрею, узнать как он там, успокоить и притушить пожар. Привалившись спиной к стене, киваю на руку Аксюты, кисть которой он старательно разминает:

— Ну, чего там?

Тот делает козу, шевеля пальцами и пугая ею:

— Ничего, пальцы шевелятся.

Пригладив волосы, откидываю их назад:

— Ну, хорошо…. Кстати, что насчет ужина?

— А что насчет ужина…. Я, за! Чего, выберемся куда-нибудь?

Кутеж на стороне не входит в мой вечерний расклад:

— Нет, не надо, ты уже выбрался! Я сама могу что-нибудь приготовить.

— Да-а-а?… И что же?

Я уже много чего умею. Откусываю пол клубничины:

— Ну, могу брокколи потушить, могу…, телятину запечь.

Аксюта издает сладкий стон, вскидывая протестующе руки:

— О-о-о…, больше не говори ничего, я сейчас захлебнусь собственной слюной!

Отличная идея, кстати. Но не сейчас. Откусив еще кусочек клубничины, поднимаю вверх палец:

— Только единственно, что — у нас нет сметаны.

Снова разворачиваюсь к холодильнику и, открыв дверцу, заглядываю внутрь. Блин, ошиблась, вот она! Сергей подступает сзади и тоже смотрит:

— Так мы это исправим…. Маш, так вот же еще полбвнки есть!

Мда… Беру в руки, потом делаю удивленные глаза:

— Да?… А я сказала сметана да? Блин, вот башка — два ухо.

Стучу себя пальцем по лбу:

— Мне же масло нужно! Ну, конечно, а я сказала сметана, ну…

Убираю банку назад в холодильник, и Сергей снова засовывает туда нос:

— Да-а-а, масло действительно отсутствует.

И слава богу! Тороплю, махая рукой в сторону прихожей, напирая и не давая передумать:

— Ну, давай тогда, раз слюна пошла.

Аксюта оступает спиной к входной двери:

— Ладно…, а какое лучше купить? Подсолнечное или сливочное?

— Ну, ты возьми и того, и того.

— Ладно… Ну, давай, я скоро.

Останавливаюсь, ожидая, когда Сергей, прихватив куртку, откроет дверь и уйдет. Как только щелкает замок, дожевываю ягоду во рту и лезу в задний карман брюк за телефоном. Открыв крышку, набираю номер Калугина, и как только гудки прекращаются аллекаю:

— Алло!

В ответ слышится торжествующий голос Егоровой:

— Слушаю.

Даже замираю от неожиданности — и кто это мне говорит, что не строит директорскую карьеру?!

— Говорите громче, пожалуйста.

Сучка! Резко отнимаю трубку от уха и захлопываю крышку. Нет слов, одни эмоции!

— Капец. Как муха на варенье.

Отправляюсь в спальню за бутылочкой со снотворными каплями. Самое сложное в предстоящей операции — умудриться напоить ими Сергея и не перепутать бокалы. Иначе это будет уже не обыск сонного мачо, а тяжелая порнография с сонной клушей.

Тем не менее капли должны быть под рукой, и я перекладываю пузырек к себе в сумку поверх остального барахла. Пристраиваю сумку в изголовье дивана, где собираюсь восседать сама.

Кажется, все…. Отправляюсь на кухню размораживать телятину и нарезать салат — какие-то овощи я, все-таки, успела углядеть в нижнем лотке холодильника.

* * *

Обещанный ужин проходит в романтическом полумраке — за окном темно и наш стол освещает только одинокий торшер. Практически все съедено и выпито, а яд из перстня подсыпать пока не удается … Шутка! Моя вилка активно работает, отправляя остатки мяса и овощей из тарелки в рот, а мозг продолжает пыхтеть в одном направлении — что теперь? На столе шампанское, виски, миска с нарезанными помидорами и салатными листами, полупустые бокалы и тарелки… В хлебнице еще полно хлеба… Даже не знаю, зачем можно услать Сергея на кухню…. И в туалет выйти он тоже не спешит… Капец… Аксюта опрокидывает в себя рюмку вискаря:

— М-м-м… Машка…, как же я наелся! Как медведь.

— Ну, хоть, вкусно?

— Не то слово, обалденно!

— Ну, хорошо.

Тянусь за бутылкой шампанского:

— Давай, теперь шампанского вмажем.

— Какое шампанское, я же только что вискаря выпил.

— А я хочу шампанского!

Доливаю ему в бокал, но Сергей пытается отвести пальцем горлышко бутылки в сторону:

— Маш, ну так выпей.

Придаю голосу строгости:

— Сережа!

— Маш.

— Я хочу с тобой!

— Ну, ладно, давай… Я сейчас, вернусь.

Наконец-то!

— Куда?

Аксюта весело разводит руками:

— Ну, как говорится — освободить место.

Отлично!

— Ну, давай.

Сергей, кряхтя, поднимается, удаляясь в сторону спальни, а я провожаю его взглядом, закинув за голову руки и поправляя волосы… Как только мачо скрывается из виду, быстро оборачиваюсь к лежащей сзади, за подушкой, сумке и лезу в нее. Сколько надо капель? Черт, читала ведь инструкцию и не помню ни хрена. Выплескиваю все содержимое пузырька в бокал с шампанским — много, не мало, ничего этому лосю не будет. Закрутив крышку, убираю склянку назад в сумку, а потом опять хватаюсь за вилку, нависая над тарелкой и жуя.

И вовремя — шустрый Сергей уже появляется в дверях спальни и быстро возвращается к столу.

— О! Уже все?

— Готов к труду и обороне.

Взяв со стола бокал с зельем, передаю его Сергею.

— На, держи.

Аксюта пользуется моментом:

— Давай, на брудершафт!

— М-м-м…

Если начну кочевряжиться, может отказаться и пить. Приходится соглашаться:

— Можно и на брудершафт.

— Ну, ты помнишь, да? Что за этим следует трехкратный долгий поцелуй?

Долгий? Ладно, поздно пить боржоми, если почки отказали.

— Да, не вопрос.

— Поехали.

Предупреждаю:

— До дна!

— Угу.

Переплетясь руками, отпиваю немного из бокала, Сергей тоже, но, не осилив и половины, закашливается.

— Сейчас.

Будет халтурить, награды не получит. Стучу по спине:

— Пей, пей!

Наконец, бокалы опустошены, и я довольно причмокиваю:

— А! Красота.

Отставляю бокал на стол, и Аксюта с довольным видом тянется в мою сторону:

— Ну, что, красавица, подставляй свои прекрасные губки.

Увы, придется подставить, фиг его знает, когда уснет. Сергей приобнимает меня за талию и я покорно вытягиваю губы трубочкой — что ж, назвалась груздей, полезай в рассол. Едва соприкоснувшись губами, Сергей вдруг замирает и со стоном заваливается на спинку дивана:

— О-о-о-ой…

Надо же, как удачно! Сочувствия у меня никакого и я, качая головой, лишь цокаю языком:

— Т..т..т… Не успел.

Ни трехкратного долгого, ни короткого дружеского. Интересно, он крепко уснул? Протянув руку, осторожно раздвигаю пальцами веки на правом глазу — реакции никакой и это меня полностью устраивает. Удовлетворенно киваю:

— Во-о-от… Вот это я понимаю, здоровый детский сон!

Взяв вилку со стола, накалываю помидорину из салата и отправляю ее в рот. Какие дальнейшие планы? Новый обыск? Отложив вилку, снова поворачиваюсь к Сергею и ощупываю карманы на штанах. Интересное занятие прерывает звяканье замка в прихожей и в прихожей возникает Сомова, хлопая дверью:

— Привет.

Стараюсь приглушить голос, и получается шепот:

— Привет.

Анютка моих усилий не воспринимает и продолжает горлопанить:

— Ну, что, веселитесь?

Цыкаю на нее, взмахнув рукой:

— Тс-с-с! Спит.

Сомова замирает за полками, видимо, стараясь осилить внезапную сонливость гостя, потом шепчет:

— Чего это с ним?

— Устал, слегка.

Анюта торопливо огибает полки, посмотреть поближе и я добавляю:

— Или знаешь, как говорят — умаялся.

Лезу в сумку и, достав пузырек из-под онириа, протягиваю его подруге:

— На! Выкини в мусоропровод.

Сомова крутит в руках склянку, а потом испуганно подается вперед, склоняясь над телом Аксюты:

— Ничего себе! Ты что, ему все вылила?

Дурацкий вопрос. Продолжаю есть, ехидно хрипя в ответ:

— Сама выпила.

Анька плюхается на придиванный модуль:

— А, зачем?

Что-то она сегодня неадекватная.

— Ань, ну, что значит, зачем? Вообще-то, когда он не спит, он как-то против, чтобы я в его вещах ковырялась. И потом он…

— Что, он?

— Ну, выпил.

Сомова принюхивается к остаткам в пузырьке и ее перекашивает:

— Фу…

Надо же, а под шампанское хорошо проскочило.

— Ну… Ну и что, что выпил?

— Как, что! Опять бы начал бы приставать.

Этот ход у меня уже давно продуман. Поправляю и приглаживаю волосы сзади:

— А так, скажу, что всю ночь зажигали. Пусть потом вспоминает.

Обещала ночь любви, получи и распишись.

— Хэ… Он что, поверит, что ли тебе?

Какая разница. Наверно нет, свербеть то ниже пояса у него не перестанет… Но время то я выиграю!

— Ань, это его проблемы.

Другое дело, что такой способ его совсем не успокоит и завтра придется решать проблему снова. Слезаю с дивана:

— Знаешь, давай его перетащим, сейчас.

— Куда?

Ну, не на лестничную площадку, точно. Туда, где люди спят. И где завтра будет продолжение спектакля.

— Как, куда? На кровать.

Беру за руку спящего, но Сомова растерянно лишь издает какой-то неопределенный звук. Потом придумывает:

— Пузырек же надо выкинуть!

— Ну, так выкини, я тебя подожду.

Поднявшись, Сомова тоскливо вздыхает и плетется в прихожую на выход:

— Фу-ух… О, господи.

Потом недовольно оглядывается:

— Вечно ты придумаешь.

Не ворчи. А вот перед физическими упражнениями не мешает и подкрепиться. Оставив Сергея в покое, опять принимаюсь за салат, подложив еще порцию себе в тарелку.

* * *

Примериваюсь и так, и эдак, но туша оказывается малоподъемной. Приподнять удается, только если просунуть руки под подмышки Сереге и сцепить их в замок у него на груди. Сомова не отлынивает, помогает, держит за ноги. С трудом, шаг за шагом, продвигаемся к спальне, а там пытаемся взгромоздить на кровать, кряхтя и мучаясь.

Анюта стонет:

— Ой, слушай, собака тяжелый какой, а?

Наконец тело уложено, и я подаю голос:

— А ты как хотела?! Я тоже, когда-то, был тяжелым.

Убрав с лица упавшие на него волосы, переползаю по постели, чтобы занять более удобную позицию, сбоку от тела, и начинаю расстегивать на Аксюте рубашку. Со стороны ног слышится новый тяжкий вздох:

— Фу-у-ух, господи.

Некогда причитать! Лучше бы помогла:

— Так, ладно, давай…

Сомова проходит на противоположную сторону кровати:

— Ты чего делаешь?

Не видно, что ли? Продолжаю расстегивать пуговицы:

— А что, по-твоему, мы любовью в одежде занимаемся?

— Марго-о-о!

— Что?

Анька испуганно трясет головой:

— Мне эта затея не нравится.

Какая? Усыпить или заняться любовью? У меня что, есть выбор?

— Слушай, Сомова, что сделано, то сделано, помогла бы лучше.

— Слушай, ну каким бы он там ни был, но он все-таки живой человек, а ты его этой дрянью.

— Да, я вообще-то тоже живой человек, а надо мной опыты ставят, все кому не лень.

Я уже добралась до джинсов Сергея с их пуговицами и молниями:

— Давай, ты мне будешь помогать или нет???

— Ой, нет, родная, штанишки, пожалуйста, сними сама, как-нибудь.

Тоже мне институт благородных девиц. Я ж с него трусы снимать не предлагаю!

— Господи, боже мой, какие мы стеснительные.

Сомова, привалившись к тумбочке, отворачивается с принципиальным видом и недовольно ворчит:

— Да, стеснительные… Я, между прочим, никогда мертвых мужиков ни разу в жизни не раздевала!

Убираю волосы за ухо:

— Типун тебе на язык, он завтра встанет, будет как огурчик.

Анюта, все равно, укоризненно трясет головой:

— Дай бог, чтобы встал. А то все-таки целый пузырек.

— Ань, хватит каркать а? Давай! Дышит же он…

Ладно, прежде чем снимать штаны, снимем рубашку — в этом-то подруга мне не откажет? Распахнув ее по максимуму, пытаемся приподнять тело, чтобы обнажить верх окончательно.

Сомова опять ворчит:

— Слава богу, что дышит… Еще бы он не дышал.

Посадив и опрокинув туловище вперед, даем себе минутку на отдых, а затем стаскиваем рубаху окончательно. Сомова вдруг ойкает:

— Ой, подожди-ка, что это такое?

Я все еще ковыряюсь с рукавом и потому не отвлекаюсь:

— Где?

— Да, вот.

Что-что… Татуировка наверно. Тяну рукав вниз, освобождая мужскую руку.

— Ну, то же, что и у тебя.

— Нет, знаешь у меня не такое. Здесь буквы какие-то, это же аббревиатура, наверное.

Анька крутится и так и сяк, пытаясь рассмотреть и прочесть:

— Это РВСН… Это что значит?

Знакомое созвучие меня настораживает:

— Ну-ка, покажи!

Перегнувшись через голову Сергея, пытаясь разглядеть подробности. Точно, РВСН!

— Ничего, себе.

Ухо вдруг закладывает и я, засунув в него палец, удивленно трясу им — Аксюта оказывается у нас ракетчик? Анюта поднимает голову:

— Чего?

— Он что, еще и в армии служил?

Сомова, выпрямившись, делает недоуменное лицо:

— Почему ты решила, что именно в армии?

Дурацкий вопрос. Только баба такое могла спросить.

— Да, потому, что! РВСН — это ракетные войска стратегического назначения.

Спорщица, как всегда, кривится:

— Ой, откуда ты это знаешь?!

— Оттуда. Еще год назад, я тоже был военно — обязанным.

В апреле год будет. Мой железный аргумент Сомову сбивает, и она начинает мяться и если мычать супротив, то не так уверенно:

— Ну… Не знаю. Если бы там ОМОН, ПВО…, не знаю… ГУВД…, а РВСН?

Даже не обращаю внимание на это блеяние, и продолжаю раздевать Сергея. Помогла бы лучше!

— Ань, вот что ты заладила «РВСН, РВСН»… Давай, уже!

— Да, не, ну, просто … Это ж надо как армию то любить, чтобы буквами себя ис... Истыкать.

Блин, несет ахинею какую-то. А ГУВД с ПВО, значит, можно сильно любить? Ворчу:

— На себя посмотри.

— Гхм… Ну, у меня другое.

— Что, другое?

— Другое. Все другое! Ну, ты что?!

Вот, упертая… Лишь бы отлынивать!

— Ань…

Но вдруг меня словно пронзает!

— Так, стоп — машина.

Даже замираю — паролей про армию мы еще не пробовали! Сомова сбавляет тон:

— Чего еще?

— Пароль.

— Какой пароль?

— Ну, пароль не может на его электронной книжке быть РВСН?

Подруга особого восторга не проявляет:

— Ты у меня спрашиваешь?

А нет, у туловища валяющегося. Уже не могу усидеть, елозя попой по кровати и крутя головой по углам:

— Так, где его сумка?!

Сомова слезает с кровати, наклоняясь:

— Вот, она.

— Давай.

Бросив полуголого Аксюту, со скомканной спущенной рубахой, сползаю с постели — похоже, вечер будет интересней, чем планировалось!

— Пошли!

Анька, подняв сумку двумя руками, обегает вокруг кровати, направляясь за мной следом в гостиную:

— А он, точно, спит?

Пока идем к дивану, Сомова продолжает оглядываться на закрытую дверь, явно труся.

Да, спит он, спит! Рассаживаемся на диване, и Анюта ставит баул рядом с собой на придиванный модуль. Мое молчание она воспринимает за подтверждение и успокаивается.

— Так, ясно.

Между ручками сумки засунута куртка, и взгляд Анюты мечется от нее к боковым застежкам:

— Где она?

Задумчиво тру нос — в прошлый раз гаджет был засунут сбоку и вряд ли это случайное место:

— В кармане.

Прибор оказывается на месте и Сомова поворачивается с ним ко мне:

— Так, ну, что?

Она крутит в пальцах электронную книжку, не сразу сообразив, как открыть крышку.

— Э-э-э… РВСН, да, набираем?

Киваю, грызя сосредоточенно ноготь:

— РВСН.

— Так…

Наконец, крышка открыта, извлечен стилус, и Анюта тычет им в экран:

— р…в…с…н… Неправильный пароль

— А может быть, заглавными?

— Давай… Р…В…С…Н.. мда…

Снова выскакивает надпись «Неправильный пароль» и я разочарованно чертыхаюсь — мимо. Походу, креатив оказался ложным.

— Черт! А может быть после каждой буквы точку ставить? Это же абривиатура.

— Точно. Ну, тогда, давай прописными, да?

Сомова снова набирает буквы:

— р точка… в точка …с точка… н точка.

«Неправильный пароль». Тьфу, ты! Хмуро морщусь, поведя головой.

— Черт…, твою…, урод! Ну, какой он сюда пароль влил, а?

Анька продолжает тыкать стилусом в дисплей, и я с любопытством наклоняюсь к ней:

— Чего ты делаешь?

— Я, думаю, может латиницей?…

С какого перепугу, если на плече по-русски?

— Нет… А, может, заглавными?… Так, сейчас, м-м-м… Марго, ну, все варианты исчерпаны.

Такое разочарование… Поджимаю губы — действительно, вариантов не настрогаешь. И так покрутили, и эдак. Безнадежно вздыхаю:

— А может быть справа налево?

Сомова язвит:

— А может быть по вертикали? Марго, ну, расслабься — ну, просто, этот вариант не подходит, ну, будем искать какие-то другие!

Когда она возвращает гаджет мне в руки, только один вопрос в моих глазах — какие другие?

— Ну, мало ли.

Остается тяжко вздохнуть и уныло повесить голову. Анюта, встрепенувшись, вдруг спрашивает:

— Слушай, а он в каких годах служил, а?

Да, какая разница. Чуть качаю головой:

— Понятия не имею. Я его из армии не ждала.

— Ну, вот тебе задание на утро.

Зачем? Анька встает с дивана и до меня вдруг доходит! Встрепенувшись, смотрю на подругу снизу вверх:

— Думаешь?

— Ну, чем черт не шутит.

А что, может быть! Не просто армейские войска, а именно служба в них, со всеми вытекающими!

Сомова мурлычит:

— Ладно, я пойду, посплю некоторое время.

— Угу…

Иди, иди…

Сомова шлет воздушный поцелуй, прежде чем исчезнуть:

— Пока.

Мои мысли уже там, в подборе цифирок, взгляд в сторону, стилус во рту… Так, сколько Аксюте лет? Он говорил, день рождения у него 8 октября 1974, если в 18 лет забрали, то это будет с 1992-го по 1994-ый. Фиона у кресла укоризненно смотрит на меня — совсем баба со своими кроссвордами с ума съехала…

Сомова скрывается в своей комнате и я, отложив электронную книжку в сторону, лезу к себе в сумку за мобильником — самое время узнать, как там побитый Андрей. Карьерные козни карьерными кознями, но мордобоя, неизвестно от кого, он не заслужил. На втором гудке слышится голос Калугина:

— Алло.

— Алло, Андрей, добрый вечер.

— Добрый.

— Знаешь, я просто хотела извиниться… Н-н…, так получилось, что...

Голос на другом конце трубки напряжен:

— А, извини, пожалуйста, я сейчас не могу с тобой разговаривать.

— А что такое?

— Ну, у меня в данный момент сейчас гости.

Значит, правда… Борьба за директорский пост крепчает. Остается горько усмехнуться:

— Егорова?

Тон становится вызывающим:

— Да.

Видимо строят глобальные планы и сногсшибательные перспективы. Не могу удержаться, чтобы не съязвить:

— А-а-а, понятно, тогда извини, пожалуйста, я, наверно, тебя от какого-то очень важного дела отвлекла. Прости, великодушно.

Не дожидаясь ответа, захлопываю крышку мобильника. Быстро утешился, однако.

— Капец, вообще. Ни одна нервная система не выдержит!

Охая, швыряю телефон на стол, а затем, опять тянусь за записной книжкой. Положив ногу на ногу, открываю ее — так, на чем я остановилась? 18 лет Аксюте стукнуло в 92-ом, а дембель наступил в 94-ом. Попробуем рвсн-1994… Мимо. Тогда рвсн-1995? Или 1996?

Ладно, пора баиньки — завтра нелегкий день. Но сначала закончить декорации для завтрашнего спектакля. Во-первых, разложить необходимый антураж — кладу на тумбочку в спальне вскрытую коробочку презервативов и рядом надорванную пустую облатку. Во-вторых, дораздеть до трусов и перекатить под одеяло самого горе-любовника. В-третьих, вернуть изъятое на место — сумку за кровать, электронную книжку в штаны.

Кажется, все… Ложится рядом не рискую, возвращаюсь в гостиную — поставив будильник на шесть и укрывшись пледом, укладываюсь на диване.