День за днем-3 (гет)

Проснувшись пораньше, время от времени заглядываю в спальню — караулю сон Дон Жуана.

Кофе уже сварено, остается скинуть халат, подхватить поднос и изобразить удовлетворенную ночными кувырканиями кошечку. Чу! Кажется, зашевелился, пора… С завтраком и кофейником в руках, полуголая, лохматая, в одной черной комбинашке, жизнерадостно вплываю в «любовное гнездышко Маши Васильевой». Вся светясь, напевая и пританцовывая, приближаюсь к счастливому избраннику:

— Доброе утро, любимый.

Сергей, сидя на постели голый по пояс, ошалело смотрит в ответ:

— Привет.

Присаживаюсь рядом:

— Что, головушка бо-бо?

— Не то слово.

— Ну, тогда надо срочно выпить кофе, давай.

— Машуль, мне чего-то сейчас не хочется.

Делаю удивленные глаза и, поставив поднос на кровать, поднимаю тарелку с блинчиками. Свеженькие, с утра пекла, старалась:

— Ты с ума сошел! Обязательно давай поешь, cилы надо восстанавливать.

Аксюта вяло отбрехивается:

— Какие силы?

Блаженно улыбаясь, сообщаю озорнику:

— Нормально?! Ты что, хочешь сказать, что ты ничего не помнишь?

— Честно говоря, как шампанское выпили, так я и отрубился.

Убрав свободной рукой лохмы с лица, демонстрирую полный укоризны взгляд:

— Ну, здрасьте! А кто мне всю ночь спать не давал?

Хотя перегнула, конечно — с одной вскрытой облаткой от презерватива на тумбочке всю ночь не спать это извращение, а не секс. Серега никак не может переварить известие, видимо прислушиваясь к своим ощущениям ниже пояса. Но, видимо, общее состояние не способствует правильной оценке этих самых ощущений. Он неуверенно тянет:

— Да, ладно…. Ты хочешь сказать, что…

Самое время сделать обиженное лицо:

— Сереж, не пугай меня, ладно? Что, вообще ничего не помнишь?

Аксюта отводит взгляд, пытаясь оправдаться:

— Нет, я кое-что припоминаю, конечно, но… Бли-и-ин, зачем же я на виски шампанское….

А что, отличный вариант! Протягиваю чашку:

— Ну, вот в этом я с тобой согласна. Поэтому, давай быстренько кофейку, покушай и в душ.

Сергей морщится, отмахиваясь:

— Машуль, давай я сначала в душ, а потом… Хорошо?

— Ну, давай, ради бога.

Ставлю чашку назад на поднос — мда-а-а, а я то так старалась… У меня тут не только кофейник с блинчиками, есть и варенье в вазочке, и корзинка с булочками — ешь, не хочу. Сергей, кряхтя, выпрастывает ноги из-под одеяла. Может, надо было и трусы с него тоже снять? Вдруг не поверит в страстную любовь? Аксюта собирается слезть на пол, и я приподнимаю поднос, пропуская:

— Аккуратней.

Тихонько чертыхаясь, Сергей сползает с кровати. Стоп! Пока не ушел и не очухался:

— А, Сереж, скажи, пожалуйста, какого числа у нас день ракетных войск?

Тот хмурится, оборачиваясь:

— Семнадцатого декабря, а что?

— Да так, ничего, чтобы не забыть... Ты же у нас в каком году дебельнулся?

— Девяносто четвертом.

Значит, угадала.

— Ну, вот круглая дата получается.

Или пятнадцать лет было в прошлом году? Значит квадратная.

— Отмечать будем… Будем?

Прикрыв глаза, Аксюта вздыхает, хмыкая:

— Ну, конечно, будем.

Старательно улыбаясь, откидываю рукой волосы за спину. Мои вопросы Сергея все же настораживают:

— Чего ты вдруг вспомнила-то?

Манерно ахнув, качаю головой:

— Господи, на тебя посмотрела и вспомнила!

Почесывая затылок, Сергей смеется:

— Ну, ладно, я в душ.

Как только он скрывается за дверью ванной, улыбка сползает с моего лица и я тихонько кладу тарелку обратно на поднос. Перебравшись на коленках на другую сторону кровати к валяющимся тут штанам, лезу в карман за электронной книжкой. Все-таки, я дура, а не конспираторша — получается, всю ночь кувыркались в любовном экстазе, а штаны переложить с кровати в другое место, вроде как и не догадались. Рубашку то я в угол, на тумбочку бросила, а про штаны совсем забыла…

Сев на ноги, извлекаю прикрепленный сбоку книжки стилус, и открываю крышку. Побочные варианты можно отбросить и крутить исключительно 94-ый год. Точнее 1994-ый. Первая попытка — РВСН 1994. Мимо…

Из ванной слышится:

— Маш, Машуля…

Тут же бросаю свое занятие, убирая руку с гаджетом за спину и растягивая губы в улыбке.

Из дверей появляется Сергей:

— А какую мочалку можно?

— А-а-а… Да, любую.

— Ладно, я скоро.

Он опять исчезает за дверью, и я снова принимаюсь тыкать стилусом в буквы алфавита, пробую и 17.12 и 17.12.1994. Пусто. Снова набираю, уже без черточки:

— Так. Р..В.. С…Н... 94.

«Неверный пароль». Опять…. Разочарованно цыкаю языком, пришепетывая:

— Блин.

Нажав «ОК» пытаюсь снова:

— Так, а маленькими?

Нервно вздыхаю, набирая: рвсн1994. «Неверный пароль».

Хочется выматериться.

— Бли-и-ин… так, стоп…. 17 декабря было…девяносто четыре…

Вдруг посещает свежая мысль:

— Так, девяносто четвертый — дембель, минус два… девяносто два!

Я же думала об этом! Тычу новый вариант: РВСН92, повторяя вслух:

— Девяносто…РВСН девяносто два!

Жму «ОК» и о чудо! Экран вдруг пестрит значками ссылок и загорается календарем на черном фоне. Чуть не вскрикнув в голос, зажимаю рот ладонью — сдержав дыхание, ликовать приходится тихонько:

— Yes!

Кошусь на дверь ванной — не услышал бы. Похоже у мужика аппарат с датами тоже не в ладах, как и мой телефон. Горит время «9.17» и число «13 ноября 2009», хотя уже апрель.

— Так, где тут записная книжка?

Из ванной опять слышится:

— Машуля!

Cудорожно прячу гаджет под одеяло и расплываюсь в улыбке. И вовремя — из ванной, с довольной физиономией, выплывает Сергей в Гошином клетчатом халате и с полотенцем в руках:

— Эх..., ты не представляешь, какой это кайф!

— Ты о чем?

Аксюта продолжает промокать себе лицо полотенцем:

— Контрастный душ — это просто спасение!

Что-то у него слишком морда довольная, как бы на подвиги не потянуло. Демонстративно оглядываюсь на будильник:

— Так, Сереж, мне вообще-то собираться пора.

Тот и правда, ворча, плюхается на постель:

— Я не сомневался…

И тут же натыкается рукой на припрятанный под одеялом прибор:

— Оп-па… А он откуда здесь?

— А чего ты удивляешься?! Где бросил, там и валяется.

— Я бросил?

Безмятежный взгляд и милая улыбка в ответ:

— Ну, да… Ну, ты его вчера сюда притащил, там ковырялся чего-то…

Встав на коленки, услужливо протягиваю чашку с кофе и Сергей, неуверенно бормоча, забирает ее:

— Может быть, я это…, китайцев искал?

— Ой, ну, может китайцев, может корейцев, я не знаю, меня ты не посвящал.

— У нас просто группа приехала из Шанхая, так вечером уже подписываем договор.

Излучаю участие:

— Да-а? Поздравляю!

И протягиваю блюдце с блинчиками с мясом и листиками петрушки в качестве обрамления. Аксюта берет один:

— Да, кстати, они сегодня должны проставляться. Так что опять, наверно, до одиннадцати.

Прекрасное известие, одно к одному. Настроение продолжает идти в гору, и я подтруниваю:

— Слушай, хорошая у тебя работа — тут греки проставятся, там китайцы.

— Маш, а что поделаешь! Зато они деньги платят.

— Да нет, это я шучу, конечно, надо так надо. Только ты, пожалуйста, контролируй себя, а то получится как с греками, ладно?

Поставив тарелку на постель, отползаю к краю, чтобы слезть. Сергей, тем временем, все больше оживая и смеясь, тянется за очередным блинчиком:

— Ну, ладно.

Тапок прячется под кроватью и приходится нагнуться в поисках:

— Ой.

Наконец, обувку удается найти и встать. Ну, что, начинаем сеанс антистриптиза с одеванием?

Это с макияжем можно не торопиться, закрыться в ванной и все сделать тщательно, а одеться лучше побыстрей — вся одежка тут, в шкафу, не спрячешься. Под довольным взором посвежевшего мачо, приходится и юбку натягивать, изгибаясь телесами и блузку выбирать: хватаю ближайшую, с короткими рукавами и длинными ленточками на груди, которые как не завязывай бантом, все равно болтаются до самого пупка. Перед уходом, причесанная и накрашенная, откопав в шкатулке цепочку с жемчужинками и одев ее на шею, посылаю жениху из прихожей воздушный поцелуй — arrividerci mio. Хотя тот и дергается следом с романтическими порывами, но я уже бегу прочь — хватит на сегодня эротики.

* * *

Появившись в издательстве, оставив сумку у себя в кабинете и прихватив для проформы пластиковую папку, отправляюсь к Андрею объясняться. Он у себя — сквозь жалюзи видно, что сидит за столом при свете лампы… Стукнув костяшками пальцев в приоткрытую дверь, осторожно заглядываю:

— Можно?

Калугин кидает косой взгляд и кивает:

— Ну, проходи…

Закрыв за собой дверь, делаю шаг к столу, прибирая волосы за ухо:

— Андрей, у нас тогда по телефону не получилось…

Тот упрямо таращится в монитор, изображая сосредоточенность:

— Что, не получилось?

— Ну, я очень хот… ела…

Язык вязнет во рту, а я вдруг замечаю заметную ссадину под мужским глазом и совсем тухну:

— Извиниться перед тобой.

Андрей скептически поджимает губы, и глядеть в мою сторону явно не собирается:

— Пхэ… Извиниться? Не надо.

Я вижу, как он обижен, и мой голос убито падает:

— Почему?

— Потому что я не хочу вспоминать всю эту ерунду!

Ерунду? Как-то не верится, что у него нет на меня за происшедшее большого зуба. Нервно запустив пальцы в волосы, настороженно оправдываюсь:

— Андрей, я всего лишь хотела извиниться!

— А тебе не за что извиняться.

Он вскидывает голову, ловя мой взгляд:

— А! Может быть, хочешь извиниться за своего Сергея?

Ну, зачем так!? Жалко протестую:

— Он не мой.

Калугин, наконец, взрывается, вскакивая и проскакивая мимо меня прямо к двери и там разворачиваясь:

— А чей? Мой!?

Виновато пытаюсь перекричать:

— Андрей, вот опять ты начинаешь передергивать!

— Послушай, Марго, я ничего не передергиваю. Ко мне подбегает некая субстанция, которая бьет меня по лицу и... Я…

Он дергает головой, сжимая зубы:

— Ладно… Что я слышу от любимой женщины? «Андрей, пожалуйста, иди наверх»!

Ну, вышло, так! Что я могла еще поделать? Отчаянно всплескиваю руками:

— Господи, Андрей, я тебе сто, двести, триста раз объясняла — мне нужно закончить дело, ты понимаешь?

И ревность тут совершенно неуместна и смешна! Калугин упрямо мотает головой:

— Нет, я не понимаю! Что, я должен понимать?

Набычившись, гляжу на него исподлобья — говорить по новому кругу?

— Андрей я уже объясняла тебе, зачем мне нужен этот Сергей.

Вижу, что у Калугина самого блестят глаза, он молчит, страдает и мне его ужасно жалко. Кидаюсь к нему:

— Ну, потерпи еще чуть-чуть и все закончится!

— Марго, а что закончится?

Как что? Все станет ясным и понятным. Как все произошло и чего ждать от жизни дальше. Вон, по словам Карины, бабка обещала совсем короткие сроки, а вышло по-другому. А у Паши может быть, совсем другая информация? Может я все пойму, разберусь и даже стану Гошей! Или не пойму и не стану! Произнести все это вслух решимости не хватает, и мой запал сходит на нет — молчу, теребя мочку уха и потупив глаза. Андрей настаивает:

— Ну, что закончится?… Или кто закончится?

Или кто… Наверно… Зябко обхватив себя руками, таращусь в пол куда-то в бок и молчу…

— Маргарит, не надо… Мы с тобой уже эту тему поднимали, обсуждали… Все!

Он протискивается обратно к столу, раздраженно плюхаясь в кресло:

— Ты свой выбор сделала, насколько я понял!

Потому что ты свой сделать не смог, когда я просила! Зато сейчас, похоже, определился на все сто — тут тебе и невеста бывшая, и ребенок, и карьерный рост. Горько усмехнувшись, чуть оглядываюсь, бросая взгляд искоса:

— Ну, да, а ты, я смотрю, свой.

— Ты мне сейчас про Наташу?

— А про кого, еще.

Теперь ему приходится смотреть на меня снизу вверх и потому получается не агрессивно:

— Послушай, по-моему, сейчас очень глупо и нелепо вообще обвинять меня в этой ситуации.

Понимающе несколько раз киваю — конечно, обидели маленького, как тогда, на конкурсе журналисток… Надо быстрей утешиться и зализать ранки.

— Ну, да… Ну, да… Вот и поговорили.

Расстроенная иду прочь из кабинета, едва не сталкивается на пороге с Наташей, стоящей здесь же, сложив руки на груди — явно подслушивала, гадина. Егорова тут же срывается в сторону, пытаясь уклониться от разговора, но я ее быстро настигаю:

— Слушайте, девушка, что вы здесь все время третесь, а?

Кукла хлопает ресницами:

— Не поняла.

Встряхнув головой, откидываю волосы назад:

— Хорошо, для тугодумов перевожу: чего ты все время вокруг Калугина ошиваешься?

— А какое твое дело?!

Потому что он мой! Брови демонстративно лезут вверх:

— Мое???

Наташа дефилирует перед моим носом, вставая с другого бока:

— Да, твое! Слушай, чего ты никак не угомонишься? Вы вроде с Андреем разбежались или я не права?

У тебя не спросили!

— Перед тобой забыла отчитаться.

— Послушай, Марго, ну, профукала ты Андрея, расслабься! Чего ты на других кидаешься?

Сунув руку в карман юбки, судорожно подыскиваю ответ похлестче, но не нахожу — еще свежа отповедь Калугина и Егорова ее прекрасно слышала. Наташа безмятежно добавляет:

— А потом… Андрей для меня не чужой человек.

Еще скажи родной! Это позволяет встрепенуться и контратаковать:

— Да-а-а? И кто он для тебя?

— Он отец моего ребенка.

— Да что вы говорите? А я вот в этом очень сильно сомневаюсь!

Егорова начинает терять терпение:

— А мне фиолетово! Главное, я не сомневаюсь.

Это-то полбеды… Андрея жалко. Глядя с сожалением на боевую мамашу, киваю:

— Ты, все-таки, заставила себя в это поверить, да?

— Короче, Маргарита Александровна, вы, куда-то шли? Вот туда и идите!

Она машет рукой в пространство, но я не спешу.

— Хочешь, совет?

— Не хочу!

— А я, все-таки, озвучу.

Хмуро прищурившись, подступаю ближе, к ее уху:

— Силой женишь на себе Калугина, волком взвоешь.

Та видимо ожидала угроз и потому вздергивает бровью:

— Почему?

— Потому что он тебя никогда не полюбит.

Отступать Егорова не хочет, пытается оставить последнее слово за собой:

— Посмотрим.

— Посмотришь.

И уже сама решительно иду мимо, направляясь к себе.

* * *

Остаток дня проходит без потрясений, но с моральными мучениями. Воодушевляет лишь одно — уже сегодня я узнаю координаты Павла! Аксюта утреннее обещание выполняет на все сто: заявляется домой ночью, ближе к полуночи и в хорошем подпитии. Встречаю его в синей майке в обтяжку и слаксах — поздно батенька, все спят, не до нарядов. Ужинать, естественно, тоже не предлагаю — на банкете нужно кушать. Отправляю гулену прямиком в спальню. Когда из-за дверей, наконец, слышится сопение и похрапывание, оставляю Сомову в гостиной, развлекать себя ноутбуком, а сама тихонько проникаю на вражескую территорию. Обшарив карманы, нахожу заветный гаджет в кармане куртки и крадучись, сдерживая дыхание, выбираюсь наружу. Прикрыв дверь, уже свободно выдыхаю, и уже нормальным шагом возвращаюсь к подруге.

— Фу-у-ух.

Анька поднимает любопытную голову:

— Ну, что там?

— Вырубился.

С довольным видом забираюсь с ногами на придиванный модуль, усаживаясь по-турецки и почесывая переносицу:

— Похоже, китайцы нашего дяденьку конкретно сакэ накачали.

— Японцы.

— Что, японцы?

— Ну, сакэ, вообще-то японцы пьют.

Да мне по барабану.

— Да? А китайцы, что пьют?

Анюта пожимает плечами:

— Не знаю. Да и какая разница?

— Да и черт с ним.

Мне не терпится продемонстрировать успехи:

— Слушай… Смотри, фо-кус!

Сомова тянет шею:

— Ну?

С загадочным видом открываю крышку записной книжки, вытаскивает стилус и начинаю набирать пароль: РВСН92.

— Так.

Экран вновь наполняется картинками, с дебильными временем и датой 16:23 17 ноября, и я победно гляжу на подругу! Анюта и правда ошарашена:

— Ничего себе, а как это?

А ты не верила.

— Ловкость рук, плюс мозги.

Сомова подсаживается поближе:

— Так…, э-э-э… Что там было, м-м-м?

— РВСН девяносто два! Его призвали в девяносто втором.

— А вот оно что… Так, а что… Что там с номерами?

Ну, не все сразу. Залезаю в контакты, и их количество меня совсем не радует:

— Тысяча сто сорок контактов.

— Ого!… А поиск там есть?

Киваю — есть.

— Естественно, вот смотри…. Кого мы ищем?… Так, Шульгин.

Тыкаю стилусом в изображения букв:

— Ш-у-л-ь-г-и-н.

На экране высвечиваются сразу три фамилии:

«Шульгин Федор Иванович 89031216…, Янчик 89167199…, Ярослава Дмитриевна 84957534…

— Вот, есть один, Федор Иванович.

— Ну, это отец.

Неужели? Вот это откровение. Кошусь на креативную подругу, цокая языком:

— Правда? Кто бы мог подумать.

Сомова делает обиженное лицо:

— Марго, ну, не ерничай... Давай, вводи там Паша или Павел, что-нибудь…

Я и так набираю, не надо меня поторапливать. Паша или Павел? Тыкая в буквы, сбиваюсь, и это заставляет поморщиться:

— Ань, не тарахти, а?

Подруга понижает голос до шепота:

— Я не тарахчу.

— Я слышу… П-а-ш-а.

Нет такого… Поджав губы, удрученно качаю головой и набираю по другому:

— П-а-в-е-л.

Пусто. Неудача заставляет разочарованно скривится — неужели облом? Анюта добавляет пессимизма:

— Слушай, а может он вообще его стер отсюда, а?

Не поддаюсь на паникерские провокации:

— Да нет, Шульгин здесь, я гадом буду…. Слушай, а может он не по фамилии и имени вбил?

— А как?

— Ну, я не знаю, может у этого Паши какая-то кличка была там…

Сомова берет чашку со стола, отпивая чай, так что фантазировать приходится в одиночестве:

— Я не знаю…Кирпич, Шкет, Хряпа… хэ…

Мы дружно ржем, шикая друг на дружку и поглядывая на дверь спальни.

— Тихо.

— Ну, вот смотри.

Выше Шульгина, например, записан Шулер 8915 3958…

— Вот, кто такой шулер? Может быть, это и есть Шульгин.

Анюта в растерянности трет шею:

— М-м-может… А как же мы узнаем? Что, всю тысячу номеров обзванивать, что ли?

Ну, почему, тысячу. Вряд ли Паша скрывается под псевдонимом Ярослава Дмитриевна.

— А что, есть варианты?

Сомова дергает удрученно плечом, отворачиваясь, и я слезаю с придиванного модуля, отправляясь за блокнотом.

— Так…

Анюта тут же вскидывается, может, решила, что я спать:

— Ты куда, а?

Шлепая тапками по полу, отправляюсь в прихожую к стенному шкафу. Оттуда оглядываюсь на подругу сквозь полки:

— Надо все это быстренько переписать.

— Переписать? Ты что, с ума сошла? Тысячу номеров переписывать вручную, что ли?

Я уже возвращаюсь:

— Ну, если ты мне поможешь, тогда пятьсот!

Плюхаюсь на прежнее место, а лицо Сомовой становится совсем грустным:

— Ну, слушай, это мы будем до утра колупаться с этим.

И что? Укоризненно смотрю на подругу:

— Ясно, спасибо за помощь Аня.

— Не, ну, Марго, что ты сразу в бутылку лезешь, конечно, я тебе помогу. Ну, давай мне ручку.

С другой стороны, если на каждую запись тратить 15 секунд, это будет 240 номеров в час. Часа за три — четыре уложимся. Тут же приходит на ум другая идея.

— Слушай, стоп — машина! А давай ты мне в другом поможешь.

— Давай. А в чем?

Прищурившись, молчу — если утром отвлечь Аксюту, я бы могла взять гаджет в издательство. И спокойно отзвониться. План действий разрабатываем быстро и через 15 минут я уже снова, по отработанному сценарию, стелю себе в гостиной, раскладывая на диване подушки и плед — пьянству бой и никаких эротических послаблений.