No Good Old Days (джен)

Снейп рассчитывал быть дома раньше Нарси. Она, конечно, голодна с дороги, а Нейтово ризотто лучше бы выкинуть. Готовить Северус не в состоянии, но в лавку по пути завернул, взял холодный ростбиф, шерри и сливки (утром Нарцисса захочет капучино). Бумажный пакет с провизией слегка намок — в Лондоне дождь.

Еще у двери Северусу кажется, он улавливает шлейф духов. В прихожей свет погашен, но на банкетке — сумочка-клатч. Он заглядывает в гостиную: на журнальном столике — папка с корреспонденцией Фонда, конверты вскрыты; проходит в спальню: на спинке кресла — плащик Нарциссы и дорожное платье. Снейп расправляет её одежду, убирает в гардероб, потом снимает свой тренч и бросает на кресло. “Где же ты?”

Свет из-под двери ванной комнаты. Снейп стучится.

— Входи!

Ванная у них отделана с претензией. Стены и пол под мрамор, “длинношерстный” белый коврик, зеркало громадное. На вкус Снейпа убранство — слегка отельное, ну да ладно. Нарцисса принимает ванну с пеной. Хороша, нет слов: локоны заколоты, голова откинута, ноги на бортике. Целомудренное ню, готовая обложка для “Vogue”. В руке у Нарциссы бокал белого вина.

— Ах. Неужели после юга Франции нужен такой релакс? Думал, тебя там Дюфрен или как его — меценат наш брыластый — катал по шато.

— Точно. Укатал. Устала смертельно.

— Вместе виноград давили? — он опускается на пол у её ног. — До изнеможения.

— Перестань. Я тебе рассказывала, что Жан-Пьер финансирует частный пансионат? Хочу устроить туда младших Забини, в Хоге их точно со свету сживут. Пансионат переполнен, но мы, кажется, договорились.

— Потом полночи слушали Жака Бреля, а утром тебя разбудил аромат лоранского пая с прованскими травами. Чего не вытерпишь ради сироток!

— Ясно. Ты есть хочешь. На кухне — камамбер.

— Спасибо.

— И много-много Рислинга. Извини, начала без тебя — отмечаю, что Нейт съехал. Ты в самом деле его выгнал?

Формулировка Снейпу не нравится, ну да ладно. Кончиками пальцев он касается щиколотки Нарси. Она продолжает:

— Временами думаю, ты меня… ценишь мое общество, но жить предпочёл бы с Нейтом. В свинарнике.

Снейп вспоминает, что не вынес коробки из-под фастфуда, что пепельница переполнена и прочее. Нарцисса продолжает:

— Выглядишь так, будто спал в одежде. Отвратительно выглядишь… Иди ко мне.

Он уже начал согреваться после улицы, стаскивает мятую рубашку. Нарцисса запускает мыльную руку ему в волосы, распутывает пряди — теперь они в пене. Вода стекает Северусу под ворот футболки. Тёплая. Приятно. Сев порядком разомлел, готов просто задремать на месте, прямо на лохматом белом коврике. Так не пойдет.

Он делает глоток вина из бокала Нарси.

Долгий рислинговый поцелуй.

— Присоединяйся уже, — она пробирается рукой ему под футболку.

— М-м.

Снейпу стыдно, но лучше трезво оценивать свои силы.

— Ах, вот оно что? Всё с вами понятно.

— Мне нужен кофе.

— Отдых тебе нужен. Идите. Спите дальше.

— Нам бы поговорить серьезно.

— Знаю, Драко изложил вкратце. Но ты, верно, уже всё решил.

— Вовсе нет, — он поднимается. — Сделать тебе чай?

— Кофе. Мне еще письма разбирать.

* * *

Он резал сыр, когда она вышла из ванной, накинув — чуть не порезался — его рубашку. Какая прелесть! Вот только… это не та мятая рубашка, не Снейпа. Была его, а на днях Нейт заграбастал по рассеянности — напялил, не глядя, что принесли из прачечной. Снейп промолчал. Он понимает: человек привык жить один, и ему плевать, в чем он. Паркинсон сам услугами прачечной почти не пользовался, оставлял шмотки в ванной, чтобы при случае освежить магией. Интересно, освежил?

Снейп улыбается, но Нарцисса чувствует подвох, и скрывается в гадеробной. Возвращается, переодевшись и подсушив волосы, берет с подоконника вскрытую пачку сигарет, щелкает зажигалкой. Снейп разливает кофе.

— Итак, — она делает глубокую затяжку, — хочешь знать, что я думаю насчет Аврората?

Он смотрит на пачку: “гостевой” Житанс, с пропиткой. “Что за день!”

— Эмн… а-а… кхе. Хочу.

— Кингсли нервничает перед выборами. Решился на ход конём, поскольку боится удара в спину от вчерашних союзников. Ты с Джулиусом Бронксом знаком?

— Нет.

— Но наслышан?

— Да не особенно. Сына его помню: Рэйвенкло, посредственность с манией величия. О Бронксе-старшем Артур упоминал как о члене теневого кабинета Кингсли. К разгулу правосудия этот кадр официально не причастен, от публичной политики дистанцировался. Отсиживался в отделе магического контроля серым кардиналом, пока не вышел в отставку. Считаешь, он ведет свою игру?

— Возможно. И его поддерживает часть чиновничьего аппарата.

— Впечатлен твоей осведомленностью. Позволь поинтересоваться, откуда информация?

— О, ты не поверишь — из дамского клуба. Светские сплетницы знают абсолютно всё.

— Даже то, чего нет. Ты удивишься — верю.

— Поправка: то, чего еще нет. Сейчас точно обсуждают твое назначение.

— Я не соглашался.

— Ты не отказался. Я бы поставила поместье со всеми павлинами на то, что к утру Аврорат перекрасят в зеленый, а половина прайда отрастит змеиные хвосты.

— Только те, у кого рыльца в пушку. Львы с рыльцами — давно уже не львы. Но вернемся к Бронксу. Если он строит планы на министерское кресло, почему затягивает? Для выдвижения кандидата поздновато, нужна какая-никакая избирательная кампания. Разве что… его протеже и так на слуху — герой войны, например. Главный герой.

— Поттер согласится?

— На что угодно, если воззвать к его чувству ответственности за весь мир. Грейнджер, кстати, тоже могла бы… Слишком умна, но такую возможность не упустит.

— Не знаю. Не уверена, что Бронкс готов к открытому противостоянию. Засветит карты, и Кингсли сразу его уберет. По-моему, он до последнего ждал, что всё как-то само решится: мы и авроры сожрем друг друга или, как минимум, ты убьешь Шеклболта.

— Нормальная позиция для чиновника. Да и не только. Неужели ты всё это вынесла из дамского клуба?

— Как тебе сказать… я встречалась с Бронксом и слегка его просканировала.

— Хм. — Снейп поражен. Когда она успела?

— Буквально перед отъездом, — Нарцисса давно уже различает все нюансы его хмыканья. — Это был ежегодный прием для глав семей, я пошла одна, потому что… м-м…

— Потому что я — не самый желанный гость на подобных мероприятиях. Всё в порядке.

— Возглавишь Аврорат, и наши снобы будут перед тобой расступаться.

— Всю жизнь мечтал. Нет, ты действительно допускаешь, что меня волнует, как они меня примут?

Снейп лжет себе. Да, его волнует. Приемы играют в жизни Нарси не последнюю роль, и для него важно быть частью этого — хоть иногда, потому что для него важно быть частью её жизни.

Нарцисса закуривает вторую сигарету. Изрядная доза, эффект продержится часов шесть. “Предупредить её, что ли? Вдруг на рассвете у мадам очередной светский раут”.

Нарцисса смотрит на Снейпа оценивающе.

— Тебе пойдет.

— Что именно?

— Власть.

Он вспоминает против воли слова Шеклболта: “…как равные среди равных. Скажете, для Нарциссы это не имеет значения? Не обманывайте себя”. Она читает его мысли без всякой легилименции.

— О Мерлин! Что ты обо мне думаешь! Я ведь просто пытаюсь тебя поддержать.

— Так, по-твоему, мне стоит согласиться на Аврорат?

— А ты настолько привык быть на вторых ролях, что предпочел бы уступить пост… даже Поттеру — даже после… всего.

Снейпу не по себе оттого, что она видит его насквозь. Да, даже после всего, когда речь зашла об Аврорате, Поттер был первой мыслью и, пожалуй, первым кандидатом. Ни с кем Северус этим не делился.

— Но разве я не должен уступить Драко?

Нарцисса смеется.

— Драко целого мира мало. Не сомневайся, мой сын еще станет министром. Пусть сначала проявит себя в роли главы госкорпорации.

— Боюсь, я перестаю тебя понимать. Скажи честно, чего ты хочешь?

— О-о. Что ж. Попробую… — она докуривает в задумчивости и морщится — видимо, появилась резь в висках.

Значит, она собиралась солгать.

— Порой я хочу, чтобы ты принес мне головы тех, кто судил моего мужа, сестру и друзей, головы тех, кто мучил тебя — головы врагов, — она начинает медленно, потом ускоряется, говорит с чувством, с жаром, — хочу этого так сильно, что в глазах темнеет. После мы бы уехали в Новый свет и начали дивную новую жизнь, а в “Новом Пророке” читали о том, как аномалии поглощают Магическую Британию. Глупо, да и не верю я в возмездие, а всё-таки кажется, аномалии — это наказание нам за то, что, пережив войну, ничему не научились, продолжаем рвать друг друга на части. Расщепление, как ты выражаешься, трещина, разделившая общество, червоточины в умах и гниение самого пространства вокруг — это та искаженная реальность, которую мы заслужили. Если армагеддон не случится, я, признаться, буду разочарована. Представляю, как смотрю напоследок в остекленевшие глаза Кингсли, пакую вещи, мы отчаливаем за океан, а здесь остается получивший желаемое Бронкс. Ты говоришь, напрасно я его осуждаю, таких как он — переметнувшихся из соображений личной выгоды, подстроившихся, просто промолчавших — тысячи. Ты прав. Но знаешь, когда на приеме в доме Августы Бронкс он со мной любезничал, я поняла, что ненавижу его больше, чем весь Визенгамот. Больше даже, чем Кингсли. Тебе, может быть, невыносима мысль о союзе с министерской братией. Аврорат? Представляю, каково тебе будет просто войти туда. Я бы хотела пойти с тобой. Да, я убеждена, что ты обязан принять предложение и всё вернуть на свои места, остановить аномалии и кровавый балаган. Никакой Бронкс, трусливая гиена, этого не сделает. А Шеклболт никуда не денется. Если Магическая Британия — выжившая из ума, но ведь не совсем еще пропащая ведьма — придет в себя, министр отправится в Азкабан или сам шагнет за Арку. Или не шагнет — это будет уже не важно. Прости, Северус, за сумбур. И что на меня нашло? Поток сознания вслух... А ты спросил, чего я хочу. Да… К дементорам Новый свет. Хочу быть счастлива здесь или хотя бы… чтобы Драко был счастлив здесь, а его дети могли учиться в Хоге, пусть даже я этого не застану. Еще хочу перестать ненавидеть. Как-то так. Соглашайся на Аврорат, Северус, и у тебя появится шанс что-то исправить.

— …Хорошо.

Нарциссе неловко за свою тираду. Разоткровенничалась будто под сывороткой, а он смотрит неотрывно. Бледный, неподвижный, убийственно серьезный. Про головы врагов было слишком. Это её слабость, её демоны, они и Северуса бьют по больному. Зачем она так?

Нарцисса берет руку Снейпа в свою. У него бешеный пульс.

— Скажи что-нибудь.

Молчит целую вечность.

— Выходи за меня.

— О боже.

* * *

Нарциссе нечем дышать. Она проходит в гостиную и распахивает настежь окно, впускает гул и шебуршение ноябрьского Лондона. Смотрит сквозь стену ливня в тусклые глаза старого города — неврастеника, который опять не сможет уснуть, будет заполнять пустоту крепким алкоголем, вистом и домашним насилием под садняще-сладостную музыку. Сев этого старикана любит. Она тоже.

Нарцисса оглядывается. Северус прислонился к дверному косяку, руки сложил, ёжится — холодно ему. Она закрывает окно, но ветер успевает забросить в комнату бурый лист каштана. Северус терпеливо ждет, пока Нарцисса успокоится, а она... была абсолютно уверена, что он не решится на брак. Вообще. Теперь уж точно. Способен сказать “всегда” мертвой женщине, но не ей — живой, несовершенной. Уверенность в его нерешительности отравляла Нарциссе жизнь. Он всё сделал неправильно. О соблюдении этикета и говорить нечего. Но и она… должна была, тем не менее, отреагировать как-то с достоинством. Что сказала бы Вальпурга! А впрочем, Вальпурга с портрета про Снейпа и его статус в мэноре знала, говорила такое — даже Нейт бы покраснел.

Сев делает глубокий вдох. Кажется, будет второй заход.

— Нарцисса Малфой Блэк, невозможная ты женщина, выйдешь ли ты за меня?

Она закрывает глаза. Остановись, мгновение. Чем бы это ни закончилось, она сохранит в памяти каждую мелочь, даже бурый осенний лист. Не к месту вспоминается Оруэлл, “Под раскидистым каштаном…” Нарцисса чувствует, как кровь приливает к щекам.

— Северус, ты говоришь это под влиянием момента? Почему теперь?

— Что, прости?

— Ты иногда — крайне редко, зато метко — принимаешь решения, руководствуясь сиюминутным импульсом, потом запрещаешь себе об этом жалеть. Ты ведь не купил кольцо.

— Да, я не подготовился. Но ты, уж извини, окончательно всё портишь.

— Так почему сейчас? Ты решился вот так спонтанно, вопреки собственным…

— Чушь. Что значит “вопреки”? Траур закончился и…

— Траур закончился месяц тому назад! — Нарцисса готова вырвать себе язык, но это сильнее её. — Мы ведь могли наметить дату заранее. Летом, например. После статей этих гнусных, после того, как нас видели вместе, все ждали, что ты это сделаешь. Ты это понимал прекрасно и должен был понять: я тоже жду. Унизительно было не слышать шепоток за спиной — меня подобное не задевает — унизительно было читать сомнение в твоих глазах. Как ты взвешиваешь за и против, оглядываешься на Артура, словно прикидывая, превращусь ли я в Молли Уизли. И ведь я, в отличие от Артура, никому не могла излить душу. Не имела права это обсуждать. Потому что я выше этого. О да, я в ужасе от того, что всё-таки говорю об этом. Наваждение, не иначе. Ничего не могу с собой поделать. Мне кажется, ты выпалил предложение, чтобы отрезать себе путь к отступлению. Пока не передумал. Тем более обстоятельства благоприятствуют, положение обязывает. Займешь один из ключевых постов в правительстве, и не жениться на скомпрометированной вдове будет совсем неприлично… Что я не несу! Останови меня.

Снейп, всё еще бледный, за время монолога Нарси несколько даже позеленевший, подходит к ней вплотную, касается плеча, пытается улыбнуться, обнимает её, прижимает к себе.

— Ты права, обстоятельства сыграли роль. Летом я вспоминал те месяцы, что провел у тебя в мэноре приживалкой, положение мое было шатко, предложить тебе я не мог совсем ничего, и это, знаешь ли, тоже унизительно. Не исключено, что я снова окажусь на дне, но обещаю, мы непременно как-нибудь выберемся. Обстоятельства, те или иные, будут всегда. Мне следовало осознать это раньше. Прости за то, в какую ситуацию я тебя поставил и за то, что выглядело как сомнения с моей стороны. Просто скажи “да”.

Нарцисса опускает голову ему на плечо и молчит. Они стоят так еще одно остановленное мгновение, потом Северус отстраняется.

— В чем дело? — спрашивает он мягко.

Она опять сжимает ладонями виски, явно испытывая сильную боль. Не хочет говорить.

— Я не честна с тобой.

— Хм.

Теперь Снейп открывает окно. Курит, не замечая холода. Курит Житанс — ему уже безразлично. Смотрит через завесу ливня на облетающий каштан и слушает садняще-сладкую музыку из окон напротив.

— Расскажешь сама или мне угадывать?

Она молчит.

— Ты вейла, агент французской разведки, не натуральная блондинка?

Молчит.

Снейп понял сразу, только отказывается верить.

— Ладно, кто он?

Разворачивается к Нарциссе, хочет трясти её за плечи, кричать в лицо. Она как гипсовая скульптура, не шелохнется даже, её можно только разбить.

— Кто он?!

— Это неважно.

Снейп опускается в кресло и закрывает лицо. Когда отнимает руки, лицо серое. А так ничего, он молодец. Держится.

— Всё кончено? — спрашивает Нарцисса убийственно ровным тоном.

Пауза.

Снейп замечает лист на полу, смотрит за окно, видит пустоту. Мно-о-ого пустоты, хватит на все долгие осенние и зимние вечера.

— Северус, ответь мне, — уже срывающимся голосом, — у нас… всё?

— Нет, конечно. Просто… Я БЫЛ К ТАКОМУ НЕ ГОТОВ!

Теперь срывается Снейп. Всплеск магии, выброс — из тех, что случаются у буйных подростков — переворачивает и ломает всю мебель в комнате, разбивает стекло журнального столика, книжного шкафа, домашнего бара. Осколки летят куда придется, в том числе к Нарси, но останавливаются в полуметре от неё, чтобы потом осыпаться ей под ноги звонким мелким дождиком.

— Кто он!? Я его знаю? У вас это серьезно? Как давно? Еще продолжается?

— Нет. Это была ошибка.

— Прекрасно! Тогда и говорить не о чем!

— Позволь тебе напомнить, что и у тебя были другие женщины.

— Позволь заметить, на тот момент ты еще была замужем. Разговор этот — ужасная пошлость. Водевиль, да и только.

— Не то слово.

— И давно мы в него скатились?

— Давно.

— Что ты со мной делаешь!

— Послушай, это случилось перед Парижем. Мы тогда не спали вместе. Я же не знала, что с тобой происходит. Думала, ты меня бросаешь. За этим ничего особенного не было, с его стороны тоже.

— Ясно. Я сам виноват. Всё на этом?

— …

— Ах да, потом у нас опять обстоятельства сложились!

— …

— Тебя наш секс не устраивает? — теперь Снейп готов оторвать себе язык, но это сильнее его. Антидот он в последний раз принимал перед встречей с Кингсли, больше суток прошло. А на голодный желудок Житанс действует убойно.

— Мне вполне достаточно того, что ты не всегда валишься с ног от усталости, но с тобой бывает тяжело.

— А с ним легко! Нарси, кто он? Этот, как его — Жан-Хрен Дюфрен?

— Жан-Пьер. Нет. И прекрати, пожалуйста, у меня голова раскалывается. Словно мне в кофе веритасерум подлили.

— Сигареты.

— Что?

— Сывороткой были пропитаны сигареты.

— Ты меня отравил? Совсем с ума сошел.

— Да. Просто назови имя, и мы забудем об этом.

— Неважно, кто он.

— Но ты так упорно молчишь, что это становится важно.

— Тогда используй легилименцию. Мы оба знаем, ты разнесешь мою защиту в момент. У Северуса прилив магической энергии на почве адреналина, от гнева в ушах звенит, а Нарси смотрит с вызовом, но ее “используй легилименцию” звучит как “изнасилуй меня”, и он отступает.

Нарцисса выгребает из-под останков столика корреспонденцию Фонда и уходит в спальню. Снейп ждет, что она захлопнет за собой дверь, но нет. Он остывает пару минут, идет за ней.

Она заканчивает собирать вещи.

— Ты не должна съезжать.

— Почему нет?

— Это твоя квартира.

— Пф!

— Не уходи.

— Я же не исчезаю из твоей жизни. Увидимся завтра в штабе.

— Где ты остановишься? У него?

Она отвечает презрительным взглядом и шагает в прихожую.

Снейп медлит пару секунд, потом бросается за ней.

— Не уходи!

— Почему?

— Там дождь.

— У меня есть зонт. А еще, представь себе, магия.

— Там ветер. И музыка омерзительная. Каштан этот… развесистый.

— Сев… не заставляй меня тебя жалеть. А ведь я купила тебе подарок. Едва не забыла.

Она достает из сумочки-клатч нечто, обернутое бумагой, увеличивает до натурального размера.

— Что это?

— Оригинал. Скажи, почему мне стоит остаться?

Ждет с минуту и, не дождавшись, уходит.

* * *

Северус понимает, каких слов она ждала, только когда щелкает дверной замок. Он действительно ни разу не говорил ей этих слов, а она ему — лишь однажды, в трудную минуту, когда он взгляд не смел поднять, а она хотела его поддержать. И ведь на тот момент в её жизни уже отметился этот некто, с кем легко. Её запасной вариант. С Люциусом-то, поди, тоже бывало тяжеловато. Снейп два года проходил в “запасных”, пока Нарцисса не отчаялась наладить супружеские отношения. Отчаялась ли? О разводе никто не заикался. Останься Малфой в живых, еще не известно… Но как изумительно слеп был Люциус! Или не слеп, или они договорились, выдали друг другу карт-бланш? Снейп на такое не согласен. Пардон! Хранить в сердце безнадежное чувство к женщине, которую сам угробил, и которая уже не сможет ни простить, ни предать — это одно, а с Нарциссой ему необходимо ответное “всегда”. Или хотя бы “пока смерть не разлучит”. Вот найдется после его смерти достойный кандидат — так и быть, а готовиться к разлуке заранее — извините, чересчур. Может, у неё этих запасных — целая скамья, на первый-второй рассчитайся. Допустим, Сев чудесным образом решает проблему аномалий, миссия его будет выполнена, Кингсли, не откладывая в долгий ящик, попытается его убить. Будет ли Нарси горевать? Обязательно будет. По Люциусу горевала от души. Утешится ли она? Несомненно. Как скоро? Скоро, как показывает практика. Шеклболт, пропади он пропадом, сформулировал весьма удачно: “великую историю трагической любви вы променяли на водевиль с вдовой лучшего друга”. В яблочко! Снейп осознает, что если в ходе перебранки они с Нарси водевиль чуточку не дожали, сейчас, наедине с собой он дожимает вполне.

Осколки хрустят у него под ногами, и он перебирается в спальню. Замечает, что и там его магический выброс расколол часть мебели. Окна зато везде целы — на них диэмовская защита. Фирма гарантирует! Мелочь, а приятно.

Представляя Нарциссу на берегу Ла-Манша или в лондонском отеле с “легким человеком” в различных позах, Северус методично доламывает недоломанное. Кровать, правда, оставляет — завтрашний день обязан быть продуктивным. Давно пора хорошенько выспаться! Ха-ха-ха.

Он валится на кровать, опустошенный. Надо было сказать ей. Произнести проклятые заветные слова, которые ну никак не скатываются с языка, и она бы осталась. Стоило сказать еще после первой ночи. С тех пор у них было по-всякому: удачно, неудачно, нервно, просто роскошно, сонно и всё равно роскошно. (Нет, сонно — это никуда не годится.) И каждый раз за этим было что-то еще, что Северуса выталкивало из зоны комфорта. Она, кстати, не особенно хороша в постели. Зажата, на эксперименты не идет — не может же он прямым текстом её просить, а эвфемизмы — один другого паскуднее. Собственно, она в постели — ну объективно! — Просто Ничего Не Делает.

А, тысяча чертей! О чем он вообще? Она хороша.

Самое скверное, что она не удовольствия даже ищет, а хочет — ни больше, ни меньше — быть счастливой. Его тоже затянуло. Начал входить во вкус. Кошмар! Что она с ним сделала?

Нет, разумеется, Нарцисса — не Молли Уизли, а Снейпу далеко до Артура. Артур, между прочим — человек выдающийся. Конченый мизантроп, и при том истинный стоик. Он рассказывал, как после выписки из Мунго домашние закатили ему пати. Снейп довольно живо представляет это торжество. У Артура прозелень на физиономии и голова кружится от слабости, а Молли цепляет ему на макушку бумажную корону. Сама тоже к празднику что-нибудь эдакое накинула поверх халата. “Дорогой, ты — мой король! Ту-дуууу” — вступают духовые (пищалки, вредилки, прочее великолепие), друзья семьи поздравляют от чистого сердца. Артур с еще гуляющим по венам ядом, рваными ранами на груди и раздутым от ревеня животом, принимает поздравления, героически улыбаясь.

То, что во что превратился Северус за время, проведенное с Нарси — гораздо, гораздо хуже. Северус нового образца способен напялить бумажную корону и, не в пример Уизли, действительно не унывать. Нарцисса натурально сделала из него жизнелюба. Неслыханно. Оксюморон. А ведь Снейп и впрямь давненько не падал духом. Даже в дичайших ситуациях.

Она валялась у него в ногах, умоляя спасти её сына, и ему пришлось убить Дамблдора — благо тот не возражал. Снейп так или иначе сделал бы это для Драко, хотя это невозможное решение (как выбирать между своими родителями и своими же детьми), но суть в другом. Тогда, на Астрономической башне сразу после Авады душа Снейпа прежнего (на хер никому не нужного) должна была рассеяться, слиться с ночным небом, и весь он должен был распасться мгновенно на комья мрака и гнилое мясо. Ничего подобного. В ту же ночь Нарцисса его обнимала так, словно их души бессмертны. И снова обнимала, когда он не спас ни Люциуса, ни Беллу, зато сам бездарно выкарабкался, и Драко еще сказал: “Я рад, что ты жив”. Когда Снейпа поимели в Аврорате, казалось — ну как дальше-то? Вешаться, авадиться, горло резать — пОшло и глупо, одного раза хватило, а как освободиться от гнева и чернухи, перестать ненавидеть себя, смотреть ей в глаза — непонятно. Но она сказала: “Всё знаю, всё неважно. Люблю тебя”, и ему пришлось подниматься со дна, собирать себя из пыли. Не унывать.

Снейп распаковывает картину. Пейзаж. Кисти Хаима Сутина, разумеется. Конкретно это полотно Снейп видит впервые, но стиль уж очень узнаваем: искореженные дома, кривые тропы, выгнутые деревья, разодранный и неряшливо перекроенный враждебный внешний мир — реальность, которую они заслужили. Не хуже той картины, что его покорила, только без детей, взявшихся за руки. Вообще без людей.

Северус вспоминает, что пора бы принять антидот к сыворотке и написать Кингсли. Для отправки придется вызванивать Уилсона — сову они… он в Кенсингтоне не держит (диэмовцы давно перешли на передатчики). Северус плетется на кухню, находит запрятанный между жестянками кофе фиал с антиверитасерумом. Уговаривает себя что-нибудь съесть (довольно уже травиться зельями на пустой желудок). Камамбер от Жан-Хрена? К дьяволу. Рислинг? Туда же. Ростбиф и шерри. Шерри? Стоп. Еще не хватало запить с горя в лучших семейных традициях. А ведь он, черт подери, молоко ей купил. Заботливы-ый.

Он проверяет сообщения от Уилсона. Шеклболту можно не писать — Драко обо всем позаботился. На 7 назначена встреча с юристами, в 9 Снейпа ждут в Аврорате. Несколько писем пришло в ДиЭм на его имя, еще пара адресована им с Нарциссой. От мистера N — просит почтить своим присутствием… К дьяволу! От миссис M — приглашает на осенний благотворительный бал…

Нет, это невыносимо. А ведь Северус всерьёз собирался выходить с Нарциссой “в свет”.

“Уписаться можно”, — сказал бы Паркинсон. Северус — в свет! На бал! К сплетницам! Которые знают даже то, чего не было, а уж о том, что было, знают всяко больше его. Он уже видит эту буффонаду как наяву: “Леди и джентльмены! Впервые в нашем клубе — новая пассия Черной вдовы, господин глава Аврората, недобитый профессор, кавалер ордена пурпурного кулака (в жопе) — сэр Северус Тобиас Помпадур Снейп! Прошу любить и жаловать”. И шепоток: “Это тот, который сонный, с ног валится. Он её теперь по четвергам сопровождает. Говорит, хочет быть частью ее жизни. А тот, который пободрее, да с легким характером — пятничный — вы не поверите! — ходил на скачки угробов, свалился с трибуны. Несчастный случай — трагедь тре манифик! Но ничего, на этой неделе Жан-Хрен подменит, а там уж как-нибудь с божьей помощью…”

У Снейпа сигналит передатчик. Уилсон переслал очередное письмо — на сей раз от Слагхорна. Ну-ка, ну-ка. Снейп просматривает текст по диагонали.

“Дорогой Северус! … Я с большой теплотой… про твои первые успехи… и высочайший профессионализм… на любом поприще… коллег-то не забывай… целую ручку миссис Малфой… от чистого сердца тебя поздравляю!”

Ахххххаааха. У Снейпа истерика, и в то же время он превосходно себя чувствует. Будто снял пресловутые розовые очки, стал собой. Смех его — клокочущий, резкий — весь пропитан ядом.