Мои миры, твое отчаяние. Танец первый (джен)

Многие люди считают субботу благословенным днем. Северус Снейп, преподаватель зельеварения Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, определенно поспорил бы с вами. Он по-настоящему ненавидел этот выходной. А все дело-то в студентах, которые именно в субботу оказывались на редкость активными, наглыми и совершенно непредусмотрительными. Конечно же, этот день был самым удачным для охоты на нарушителей. Обычно Гриффиндор мог потерять до пятидесяти баллов стараниями только одного зельевара. Вообще Северус Снейп искренне полагал, что захватывать мир нужно именно в субботу. Многие будут просто не готовыми к этому, слишком уж все расслабляются. А некоторые могут даже просто не заметить захвата мира. Вот, например, группа пятикурсников из Слизерина точно бы не заметила, разомлев от возможности разлениться и чувством моря по колено. По-другому это никак не назовешь. Им, видите ли, зачем-то приспичило влезть в кабинет школьного завхоза Филча. Как можно быть настолько глупыми, чтобы не наложить заглушающие и отталкивающие чары? И как, как можно было не заметить стоящих за их спинами МакГонагалл и собственного декана? Как? В голове зельевара это не могло улечься. А теперь из-за этой шайки недоворов-вломщиков ему приходится зависать на несчастном учительском собрании, выслушивая тарахтение Филча о возможном наказании нарушителей средневековыми пыточными методами. Его пылкую речь никто не воспринимает всерьез. Директор задумчиво крутит в руках чайную ложку, профессор по предсказаниям уже несколько раз подливала себе в чайную чашку хереса. Сидящий с ней Хагрид явно оживился и теперь всячески пытается показать то, что не прочь составить компанию в подобном чаепитии. Флитвик вообще ушел в себя и теперь усиленно что-то вырисовывает на пергаменте. МакГонагалл сидит с прямой спиной, высоко поднятой головой и смотрит куда-то в сторону Филча, хотя если взглянуть по лучше, то можно прийти к выводу, что она всего лишь спит с открытыми глазами. Северус зажмурился. Голова болела нещадно. Было такое ощущение, что внутри неё есть маленькие молоточки, которые усиленно отбивают ритм на наковаленках. Филч замолкать явно не хотел и, похоже, еще больше входил в раж. День был поганым с самого утра. Ещё с той секунды, когда в поместье кончился кофе. А чай Северус не очень-то и жаловал. Но, видимо, во всем магическом мире наблюдался кофейный кризис, ибо хогвартские домовики на собрании подали ему какао. Наверное, это просто апогей сегодняшнего дня. Если чай Снейп не очень любил, то какао он ненавидел куда сильнее, чем субботу. Следующим событием, не покидавшим голову зельевара, являлась ссора с сопляком в собственной библиотеке. Как Поттер осмелился попросить то, что являлось его личным сокровищем? Его самой прекрасной драгоценностью? Его Лили? Мальчишка был виновен в ее смерти. Он должен это когда-то понять. Не было бы его, и ей не за что было бы умирать… И возможно, когда-нибудь Лили смогла бы быть вместе с ним. Она была для него хрупким, нежным цветком. Поттер чрезмерно нагл и слишком порывист. Весь в собственного папашу. От матери у него только прекрасные глаза, яркие, как летний день. Не просто зеленого, а безупречно изумрудного оттенка. Цвета его надежды и её смерти.

Поттер не знал её никогда и не стремился прочувствовать, осознать поступок Лили. Даже если мальчик и любил её, то формально, вроде кого-то, кто называется матерью. Он никогда не задумывался над тем, что за личность она была. Ему это безразлично и не нужно. Он не достоин ее фотографии. Он не достоин сокровищ Северуса Снейпа.

— Северус, а ты что думаешь? — краем сознания зельевар зацепился за этот вопрос и резко вынырнул из глубин своей отрешенности.

— О чем конкретно? Слишком много здесь было сказано. — Снейп попробовал изобразить одну из самых своих ехидных усмешек.

— Конечно же, о наказании твоих подопечных! И не притворяйся глухим! — возмущенно произнесла МакГонагалл и для убедительности стукнула чайной ложкой по столу.

— Я думаю снять с них тридцать баллов и назначить две недели отработок у Филча на благо нашей школы: — протянул Северус и задумчиво покрутил в руках свою прядку волос.

— Тридцать? Всего? Сто! И не меньше. Две недели отработок вполне допустимо… — протянула МакГонагалл.

Снейп поморщился, но согласно кивнул.

— Хорошо, пусть будет, по-твоему, только давайте поскорее закончим это заседание клуба садистов и альтруистов! — прорычал зельевар.

МакГонагалл выронив чайную ложечку обеспокоено спросила:

— Северус, ты здоров? С тобой все в порядке?

Мадам Помфри мгновенно подбежала к Снейпу, пощупала ему лоб и наложила несколько диагностических чар. Не обнаружив ничего серьезного, разочаровано вздохнула и вернулась на место.

— Это… Северус… Ну я того, за тебя седня подежурю. Ты это… Иди, отдохни маленько. А то вид у тебя совсем… эээ… уставший. Ты обычно… это… и так бледный… Но сегодня ты слишком какой-то… Отдохни… Ага… Да, и это… У меня есть отличная настойка на вишнях… Она от любых болезней. Ты это… не стесняйся… Я тебе принесу… Давай прям щас… — пробасил Хагрид.

Полувеликан полувеликаном, но шума от него было больше, чем от всего племени гигантов. Зельевар глубоко вздохнул и посчитал про себя до десяти.

— Спасибо, конечно. Если тебе так хочется, то можешь подежурить за меня. Настойка мне не нужна, у меня имеется отличная коллекция редких вин. Теперь я могу удалиться?

— Рубеус, отличная идея! Я составлю тебе компанию во время дежурства. Ты не расскажешь мне подробней про свою чудодейственную настойку на вишнях? Я помню твой божественный напиток из смородины… — задумчиво протянул Альбус.

— Теперь я могу идти? — повторил свой вопрос Снейп.

— Ах да, конечно же! Можешь идти, мой мальчик, — улыбнулся Дамблдор.

Зельевар чуть ли не бегом кинулся к двери и уже когда он взялся за ее ручку, в комнате со звонким хлопком возник эльф и начал громко кричать.

— Мастер, молодой хозяин сварил зелье! Он выпил его! Молодой хозяин не дышит! Помогите! Молодой хозяин умер! Тикки очень плохой!

Домовик начал бегать по комнате и биться головой обо все возможные твердые поверхности. В комнате из ниоткуда появился феникс Фоукс.

Альбус быстро схватил одной рукой растерянного зельевара за мантию, а свободной взялся за хвост птицы. И в ярком желтом искрящемся пламени они покинули учительскую.

* * *

Оказавшись в комнате Гарри, Снейп мгновенно начал накладывать на мальчика диагностические чары.

— Альбус, он не дышит уже пять минут! Срочно используй шоковые чары! Давай же! Что же пил этот идиот?!

Зельевар заметался по комнате, подбежал к столу и увидел на треть пустой флакон. Поднес его к носу и принюхался. Хвоя. Цвет зелья был бледно-зеленый…

— Он выпил «Последний сон». Яд уже крепко взялся за него. Не уверен, что безоар сможет помочь на этой стадии, но все же…

Порывшись в карманах, зельевар изъял камешек и подбежал к кровати мальчика, где энергия постоянно немного подкидывала Гарри вверх, а к носу тянулись воздушные нити. Снейп открыл рот Гарри, всунул туда безоар и заставил с помощью заклинания проглотить.

— Альбус, продолжай!

Минута. Нет реакции. Две. То же самое. Три. Снова ничего. Четыре. Ноль. Пять. То же самое.

— Северус, все тщетно. Он… мертв… окончательно… Почему он сломался? Ты не пытал его Круцио? — прошептал Дамблдор.

— Нет, конечно! Он просто, как всегда, решил делать то, что хочется ему, ни на минуту, не подумав об окружающих!

Директор подбежал к письменному столу и схватил пергамент лежавший на нем.

— Это его прощальное письмо! О Боже…

Дамблдор судорожно вздохнул и начал читать его вслух:

« Интересно, о чем думают люди, когда чувствуют на своем лице дыхание смерти. Может быть, всеохватывающую панику? Или страх перед неизведанным или неопределенным? Или вдруг как никогда сильным становится желание жить?

Можно до бесконечности предполагать, но так и не узнать достоверного ответа. Почему? Ведь дело в том что тут все индивидуально и нет места унификации. Я очень хочу получить свой собственный ответ, который верен лишь для меня. Сейчас, ожидая, когда Тикки принесет мне моё первое и последнее в этой жизни мороженое, я чувствую только любопытство. Мне не страшно, я выбрал совершенно безболезненный яд.

Самоубийство — это сила или слабость? Наверное, и тут все чисто индивидуально. Допустим, если ты погибаешь, спасая жизни других, то должно быть это сила. Или слабость от того, что потом ты просто не сможешь примириться с их смертями, когда ты мог что-то сделать. Это сила? Некоторые уходят тогда, когда перестают ощущать необходимую стойкость для борьбы с обстоятельствами. Тогда они отдают последнее, что у них осталось — собственную жизнь. Плата за покой. Это слабость? Есть те, кто умирает по глупости. Безмерной наивности. Магглы называют это демонстрационным поведением. Разыгрывание смерти всего лишь способ привлечь к себе внимание. Они изначально не хотят умереть и не планируют делать этого. Но смерть не любит шуток и забирает всех клоунов с собой. Это самоубийство?

Я тоже хочу умереть. Это вовсе не сложно. Таков мой путь к собственной свободе. Мне десять лет, и я заключенный. У меня меняются тюремщики, но не меняется смысл жизни. Я думаю, что в ночь на 31 октября 1981 года моя мама просто взяла отсрочку у смерти, попросив для меня только жизнь, забыв упомянуть о том, что мне необходимо еще и человеческое тепло. У меня никогда не было прав. Только обязанности. Почему я не достоин обычных ценностей? Таких, как любовь, дружба, внимание, поддержка, условная свобода… Можно много всего перечислять. У этих явлений есть знак плюс… А я получал только минус. Иногда мне бывает даже смешно, что волшебство есть, а чудес нет.

Сегодня я уйду. Для меня смерть — это свобода. Я сам протяну ей руку. Это далеко не спонтанное решение. И, сегодня получив согласие, я спокойно ухожу. Меня наконец отпускают. Я безумно устал.

Чем сложнее жить, тем проще умирать…

Ничей, Гарри Джеймс Поттер»

Зельевар шумно вздохнул и откинул голову назад. А потом вздрогнул, когда с кровати донеслось:

— Подписываюсь под каждым словом. Все обсудим завтра. Сегодня я хочу спать…