Ataraxia (гет)

Не прошло редакцию беты

За пять секунд в человека не влюбишься, но предчувствие любви может заронить в душу и пятисекундная встреча.

©Джон Фаулз. Волхв

Не почувствовав ничего, кроме отвращения, Дин еще раз взглянул на лицо Тессы: примерно посередине смуглая кожа обрывалась, далее срастаясь с обнаженными костями.

— Тебе неприятно? — Тесса повела рукой вверх и кожа обтянула и левую часть лица. — Не думала я, что охотник на нечисть будет испытывать отвращение при виде жнеца.

Дин молчал в ответ, пропускал все колкости, желая поскорее закончить круг неожиданностей в Джефферсон-Сити: лечащий врач — ведьма, он сам - дух, другой человек, оказавшийся в том же положении — на самом деле его кара. Нет, вот если бы все хорошенькие медсестры решили, что они его подружки, то вышло бы гораздо приятнее и менее мрачно.

— Дин, ты же знаешь, что я не отступлюсь. Я должна тебя забрать. Почему бы тебе не пойти добровольно?

Ее рука аккуратно скользнула по его запястью и Дин постарался не поморщиться, когда почувствовал ледяную кожу.

— Добровольно? Вставай в очередь, ты не первая, кто желает отправить меня на тот свет! — он резко отдернул руку, брезгливо отодвинувшись.

Тесса зашипела от ярости — с ней давно так не разговаривали, кажется, в последний раз это был какой-то жалкий французский генерал в опале, сосланный на остров Святой Елены. Но это было безумно давно не только по человеческим меркам и Тесса уже позабыла, что с ней могут так обращаться. Фигура ее изменялась: больничная одежда постепенно превратилась в черный плащ, будто сотканный из дыма, лицо закрыл капюшон, а в росте она словно прибавила. Дин на мгновение замер, вспомнив, что точно такую же тень он встречал однажды, перед тем, как увидеть смерть.

Он отшатнулся, попытался отбежать в сторону, но ноги не слушались; жница медленно подплывала к нему и ноги ее не касались пола. Стоило ей подойти вплотную, как его обуяла всепоглощающая тоска, словно вся радость в один миг ушла из этого мира, остались только скорбь, беды, печали. Дин видел свой главный страх: отец, Сэмми, их холодные израненные тела перед ним, они мертвы, он не может помочь им. Его семьи нет.

Жница наклонилась над ним, из-под капюшона показались яркие губы, сложившиеся в хищную улыбку, руки приготовились откинуть капюшон. В темноте, среди черного дыма загорелись два янтарных огонька. Они сверкнули в сером облаке, но через какое-то время исчезли. Спустя мгновение Дин очнулся.

* * *

Красная лампа на стене загорелась и Гермиона, уже порядком уставшая от вынужденного бодрствования, резво выскочила из комнаты, мигом стряхнув дрему. В коридоре она наткнулась на взъерошенную Розмари, одну из дежуривших сегодня медсестер. Розмари, не успев отдышаться, уже принялась рассказывать отчего засветилась злополучная лампа.

— Мистер Винчестер из двадцать четвертой палаты пришел в себя. Ждут вас.

Гермиона кивнула и Розмари пошла за ней к нужной палате. У двери столпилась кучка пациентов, страдавших бессоницей, но не желавших принимать снотворное. В основном это были пожилые люди и врачи, зная, что не согласившись с ними насчет лечениями, могут спровоцировать маленький бунт. «Бунт полуночников, » — как его обычно называли между собой.

В палате, как и должно, было менее оживленно: две медсестры сверяли показатели с нормой. Полин, измерявшая у Дина давление, то и дело краснела от его «комплиментов».

— Что с показателями, Полин?

 — Все в порядке, доктор. Давление чуть выше нормы, нужно будет измерить чуть позже.

Гермиона кивнула, а после отвернулась, чтобы взять у другой медсестры листок с результатами. Быстро просмотрев колонки, она сделала пометки в заинтересовавших ее местах.

— Можете идти, но, пожалуйста, договоритесь насчет кардиографии с доктором Кармайклом.

Медсестры вышли из комнаты и Гермиона, мигом отложив лист с малонужными результатами, повернулась к Дину, до этого момента молчавшему.

Как только за медсестрами закрылась дверь, он перестал разыгрывать из себя умирающего и поудобней сел на кровати. Как ни странно, но его не беспокоила никакая боль или недомогание, хотя он несколько дней пролежал в «коме». Дина тревожили лишь два желтых огонька, паривших в дыму, перед тем как его душа вернулась в тело.

— Что это за магия такая — желтые огни? — спросил он.

Гермиона в недоумении глянула на него:

— Какие огни?

Дин напряженно рассмеялся, решив, что она просто его разыгрывает.

— Ты шутишь, да? Два желтых огонька, которые вернули жнеца к ее дьяволу, — пояснил он. Правда, увидев замешательство на ее лице, Дин сообразил, что она действительно не имеет к странным огням никакого отношения. — Ты не знаешь что это, ведь так? И даже не догадываешься?

Гермиона покачала головой:

— Нет, к сожалению. Хотя, если подумать, в моей помощи ты не нуждаешься, так что я со спокойной совестью могу написать в бланке, что ты здоров и выписать тебя как можно скорее. Как насчет завтрашнего дня? Уйдешь отсюда вместе с отцом, м?

Дин, даже секунды не поразмыслив, согласился.

— Отлично, — Гермиона встала и вышла из палаты. Но только Дин почти заснул, как она вернулась, держа под мышкой одну из своих бессменных папок.

— Нужно осмотреть тебя. Все это, конечно, пустая трата времени, бюрократия, но с меня шкуру снимут, если я сдам твою карту в архив полупустой.

Дин предпочел бы выспаться, вместо того чтобы отвечать на вопросы о своем самочувствии, но ему пришлось сдать позиции. Он сонно отвечал на вопросы о мигрени, ломоте в костях, тошноте и прочем, что наблюдается у вышедших из комы, пока дело не дошло до осмотра.

— Тебе придется встать и снять футболку, мне нужно посмотреть, правильно ли срослись ребра.

Дину тут же пришли в голову презабавнейшие остроты, но стоило ли смущать ее? Ему всегда нравилось видеть румянец на щеках у хорошеньких девушек, причиной которого были его шутки, жесты, улыбки. Такие скромные леди нравились Дину еще больше кокеток, потому что, как оказывалось чаще всего, за смущением скрывались страстные натуры.

Его немного позлило то, с каким безразличием и спокойствием Гермиона прощупывала его ребра, спрашивала, не трудно ли ему дышать. Она не смотрела на него, как на мужчину, что не могло не ущемлять его самолюбия.

— Всё? — нервно спросил Дин, когда она прекратила осмотр, чтобы что-то записать.

— Нет, нужно ещё посмотреть, в порядке ли лопатка. Повернись.

Ее руки с профессиональной точностью надавливали в нужных местах, но когда пальцы скользили по его коже (она почему-то не поднимала ладоней, чтобы переместить их), Дина охватывала странная, но приятная дрожь. Ему даже на мгновение показалось, что она ошиблась, ребра до сих пор сломаны и с каждым выдохом становится все трудней дышать.

Гермиона убрала руки, быстро черкнула общую фразу в своих записях и, заявив, что ему придется задержаться в госпитале подольше, потому как больных после комы обычно держат больше одного дня, попрощалась и вышла.