Ataraxia (гет)

Порой постичь собственную участь невозможно, пока она тебя не настигнет.

©Джеймс Роллинс, Ребекка Катрелл. Невинные

Пламя постепенно погасало, но угли продолжали пылать жаром — именно так можно было описать душевное состояние Гермионы Грейнджер. Прежний её запал, бушевавший в ней десять лет назад, будто был залит холодной водой — с тихим шипением его не стало. Но проблески её прежней проявлялись в её характере, как тёплые дни в холодную северную зиму.

Сегодня ночью в клинику в Джефферсон-сити, в штате Миссури, доставили новых пациентов: отец с сыновьями, пострадавшие в автокатастрофе.

— Спасибо, Мэридит, — Гермиона благодарно улыбнулась, забирая чашку кофе из рук медсестры. — Ну и ночка сегодня выдалась!

— Вы правы, мисс Грейнджер. Не каждый день поступает трое пострадавших в аварии, да ещё с такими серьезными повреждениями.

— Что говорит доктор Кармайкл? Его пациент очнулся?

Мэридит, вглядываясь в зеркало и поправляя прическу, ответила:

— Да, чувствует себя вполне неплохо. Доктор Кармайкл сказал, что для своего возраста мистер Винчестер очень крепок. Его продержат здесь ещё пару дней.

Гермиона молча пила свой кофе, поглядывая на синюю папку с наклеенной на неё полоской белой бумаги, на которой она второпях криво надписала "Дин Винчестер". А вот с её пациентом всё было не так хорошо: глубокая кома, серьезные повреждения — вряд ли выкарабкается.

— А вы видели второго? — продолжила щебетать Мэридит. — Доктор Эштон тоже скоро выпишет его, но он совершенно его не слушает, торчит у палаты брата. Эх, откуда только берутся такие красавчики?

Со скуки Гермиона открыла папку с историей болезни её нового пациента: Дин Винчестер, 1979 года рождения, поступил двадцать восьмого сентября, то есть сегодня ночью. Разрыв селезенки, множественные переломы, сотрясение головного мозга. Парень — не жилец. Если бы все эти травмы были по отдельности, у него могли бы быть определенные шансы, но вместе — безнадежно.

Каждый раз, когда в больнице умирал пациент, у Гермионы в горле всё сжималось в огромный комок, когда умирал её пациент — было в сотню раз хуже. Со временем она постаралась не вглядываться в лица, не запоминать имен, но сердце всё равно разрывалось всё сильней и сильней. Похоже, сегодня-завтра её душа приобретет новую трещинку.

— Доктор Грейнджер, срочно! Мистеру Винчестеру плохо — сердце останавливается!

Впрочем, все как обычно: медсестры и врачи несутся к палате, уколы, разряд, ещё разряд.

Сердце вновь бьется. Но всё равно он умрет — несправедливость жизни.

У палаты к стеклу прильнул брат её пациента: действительно, он легко отделался, всего пара царапин. А вот он...

Брат её пациента подлетел к ней в коридоре, схватил за руку:

— Вы, наверное, не знаете меня, — рядом с ним она казалась такой маленькой, — я Сэм, Сэм Винчестер, его брат, — он кивает в сторону палаты. — Скажите, с ним все будет в порядке, правда?

Гермионе ничего не остается, кроме как покачать головой. Самое сложное в её профессии — развеивать надежды, эти легкие морские бризы, эти ветерки долин души, которые слабо, но поддерживают веру в лучшее.

— Боюсь, что нет, мистер Винчестер, — он часто заморгал, будто решил, что её слова ему просто приснились. Такое нередко бывало и раньше: родственники всем своим существом не желают принимать, что их близкий человек скоро покинет их. Такова природа человека — нежелание отдавать "своё" часто граничит с безумством, — и кому как не Гермионе, человеку, ревностно относящемуся к своей собственности, понимать это. — У вашего брата очень серьезные повреждения, с такими нет шансов выжить. Мне очень жаль, мистер Винчестер, но...

— Вам совсем не жаль! Не надо врать! — он отпустил её руку и, резко развернувшись, быстро отошел от неё.

Гермиона остекленевшим взглядом посмотрела на него и ушла обратно в ординаторскую.

* * *

Почему-то никто его не замечал. Такого не случалось с ним... никогда не случалось! На него всегда обращали внимание — если не семья, так девушки, если не девушки, так семья. А сейчас его абсолютно никто не замечал: люди не слышали, как он говорит, не чувствовали, что он прикасается к ним, не видели его. Он будто превратился в призрака, разве что от пола не отрывался... Погодите-ка!

Он неосязаемый, невидимый и неслышимый, но через предметы не проходит, следовательно, он ещё жив! Фух!

Дин бродил по казавшимся бесконечными коридорам больницы, махал руками перед лицами врачей и пациентов, иногда со злобы швырял что под руку подвернется на пол.

Коридоры и не думали кончаться: они тянулись так же медленно, как отчаянье растекалось по венам Дина Винчестера, опутывая в склизкий холодный кокон, из которого не было выхода. Такого с ним ещё не происходило.

Ещё раз свернув, Дин не ожидал увидеть дорогого братца, прильнувшего к стеклу палаты. То что он в больнице, Дин понял давно. Следующее, что он увидел, поразило его — это он сам на больничной койке. Вокруг него носились медсестры и врачи, пронзительно верещал кардиомонитор. Он умирал. Для него это было в новинку.

— Сэмми, — конечно, он его не слышит, — эй, Сэм, слышишь? Не дай мне умереть, не дай мне умереть... Ты же без меня со скуки помрешь! Чёрт!

Сэм его не слышал, просто стоял и смотрел, как сердце его брата снова забилось.

Из палаты стали выходить медсестры, за ними — женщина в белом халате, хмурая, а со своим кудрявым темным облаком волос, выбивающихся из высокого пучка, она и вовсе походила на грозовую тучу.

Сэм подлетел к ней, схватил за руку...

Я умираю, а ты крутишь шашни. Моя школа.

— Вы, наверное, не знаете меня. Я Сэм, Сэм Винчестер, его брат. Скажите, с ним же все будет в порядке, правда?

Ох, распустил нюни. Спорим, ещё не всё потерянно и эта гений медицины сейчас скажет тебе, что все будет окей?

Но доктор ещё сильнее хмурится, лицо её становится деланно безучастным, словно она изо всех сил старалась сохранять спокойствие, а голос тихим:

— Боюсь, что нет, мистер Винчестер.

Что? Да как она может нести такую чушь?! Всё же должно быть окей?!

— У вашего брата очень серьезные повреждения, с такими нет шансов выжить. Мне очень жаль, но...

Да ни черта тебе не жаль!

— Вам совсем не жаль! И не надо врать!

Хэй, Сэмми, ты будто мысли читаешь. Может, наконец додумаешься, что я здесь?

Сэм передернул плечами и ушёл куда-то дальше по коридору, и Дину ничего не оставалось, как идти за ним.

Они прошли два коридора и, свернув, оказались у какой-то палаты.

Сэм открыл дверь и Дин быстро проскочил за ним. На кровати в больничной одежде сидел их отец, хмурый, задумчивый. Он что-то быстро строчил на листке бумаги ручкой, и, когда Сэм вошел, он сразу повернулся к нему:

— А, Сэм!

Почему никакой горечи и отчаяния в голосе? Он словно веселится!

Джон похлопал рукой по кровати, приглашая Сэма присесть. Но Сэм вместо этого остался на своем месте.

— Пап, ты же не собираешься сидеть сложа руки? Нам нужно искать какого-нибудь целителя, лекаря, шамана — да кого угодно! Нужно же что-то сделать!

Он прав, чёрт возьми! Он действительно прав! Почему отец просто сидит сложа руки.

Отец ничего не ответил, просто сунул Сэму листок бумаги и попросил достать для него предметы из списка. Сэм, разочарованно морщась, вышел. У Дина невольно вырвался шепот:

— Я делал всё, как ты говорил, я слушал тебя, я отказался от всего. Я просто хотел быть хорошим сыном. И что теперь? Тебе плевать, что я умру.

Для Дина это было ножом в спину. Так и хотелось закричать: "И ты, Брут!"[1] Ничего сложнее для него не было: осознать, что близкий для него человек вот так отказывается бороться за его жизнь.

— Я бы за тебя умер... — Джон Винчестер вздрогнул — на секунду ему показалось, что кто-то зашептал ему над самым ухом.

* * *

Впервые чувство вины не желало покидать Гермиону: оно словно стальными клещами вгрызалось ей в руки, горло — во что угодно, лишь бы не уходить. Тягучий, склизкий, неконтролируемый страх окутал её сознание. И в голове эхом отдавалось:

— Вспомни, как тот парень умирает. Вспомни, что написано в его карте — вы с ним одного года рождения. Ты бы хотела умереть сейчас?

Она тряхнула головой, стараясь заглушить голос, но нет:

— А у него есть семья, не то что у тебя. Он не один. Помнишь, как был зол его брат? Хотя бы поэтому он должен выжить — чтобы его близкие не потеряли сына, брата, друга.

Но как она ему поможет? Все лекарства бессильны, операции делать бессмысленно — они только ухудшат положение. Если только не...

Именно это! Вспомни наконец, что ты не простой человек, что ты — ведьма! Разве ты зря закончила Хогвартс?

Нарушить статут о Секретности? А какая ей, в общем-то, разница? Она уже десять лет не брала волшебную палочку в руки, Министерство ничего не сможет ей сделать, а если ей и запретят колдовать, то особо она не пострадает. Ей нужно его спасти.

Но для начала нужно было переговорить с самим пациентом. Но как это сделать, если пациент в коме? Ответ прост: говорить будет только она.

[1] фраза, сказанная Юлием Цезарем перед смертью, обращенная к его убийце Марку Юнию Бруту Цепиону. Цезарь был любовником матери Брута, относился к нему по-отцовски и не ожидал предательства.

Если я ангел, рисуй меня с черными крыльями.

©Энн Райс. Вампир Арман

К щемящему ощущению пустоты и добавилась горечь предательства. Нежелание отца делать что-то ради его спасения клинком вгрызалось в спину. Хотелось просто перестать существовать.

Дин просто устроился в палате, где лежало его тело, нет, оболочка.

Телом я стану в морге. Рано пока молиться за успокоение души!

Ничего не происходило: сердце билось также слабо, но пульс не пропадал — он всё ещё продолжал жить.

Впрочем, скоро его немного встряхнули, можно сказать, позабавили.

В его палату пришла та девчонка-которой-по-ошибке-выдали-диплом-о-медицинском-образовании, а если проще, то его лечащий врач. Она, озираясь, закрыла дверь на ключ и опустила жалюзи. Девчонка поспешно прошла к кровати и присела с краю.

Детка, если я тебе так нравлюсь, что ты решила добиться меня любым путем, просто вылечи меня и тебе зачтется!

Она поправила халат, видно, очень нервничала и ещё раз бросила косой взгляд на дверь. Только сейчас Дин заметил на её халате бейдж — Гермиона Грейнджер, штатный врач клиники "Джефферсен Плэйнс".

Доктор Грейнджер вытащила из кармана халата какую-то ветку и, взмахнув ей, проговорила: "Абигерус!"[1]

Дину вдруг сразу захотелось уйти, вспомнилось, что он давно не чистил оружие, но в голове вовремя щелкнуло:

Забавно будет, если Сэмми загремит в психушку, когда увидит оружие, которое само себя чистит. Я же невидим, дух без тела!

Тем временем Гермиона встала, подошла к окнам и, вновь достав ту ветку, сказала что-то, напоминающее "Оглохни!"

Дину весь этот цирк начинал надоедать: пришла, помахала палкой, что-то сказала. Ближе к делу!

Тем временем Гермиона вновь уселась на кровать и начала негромко говорить:

— Трудно подумать, но я наверное совсем разучилась колдовать — заклинания почти не вспоминаются.

Ты ведьма, крошка? Тогда я рыцарь Ада!

— Не знаю, почему я решила, что тебя, — ты же не против, если не на вы? — обязательно нужно спасти, но... мне кажется, что так правильно.

Мисс, психиатры советуют перекреститься, когда кажется!

— Просто я подумала, мы ведь с тобой одного возраста, а я уже успела разочароваться в жизни, мне уже ничего не нужно. Так может с тобой всё наоборот?

Не поверишь, крошка, та же ерунда. Зря стараешься.

— У меня никого нет, у тебя же есть семья и они любят тебя, по крайней мере, твой брат. Было бы жестоко лишить их тебя.

Скорее это было бы гуманно.

— Я конечно знаю, что ты не сможешь ответить, но пообещай мне кое-что: никому не говори, что я буду делать в этой комнате. Иначе я могу угодить в тюрьму.

Никогда не слышал, чтобы за соблазнение сажали. Что, что она творит?!

Дин ожидал что угодно, вплоть до стриптиза, но не проведения над ним какого-то ритуала. Эта докторша начала махать над ним палкой, что-то бормотать на языке, отдаленно похожем на латынь, а потом собралась влить ему что-то в горло. Этого Дин стерпеть уже не мог. Он попытался вцепиться в её запястье, когда Грейнджер уже наклонила пузырек.

Испугавшись неприятного ощущения холода, она выронила бутылек и тот рассыпался мелкими осколками, стукнувшись о пол. Золотистая жидкость разлилась по белому кафелю.

Её глаза округлились, она напряженно вглядывалась в пространство, разыскивая того, кто обдал ее холодом. Пусто. Пусто. Но должен же кто-то быть!

— Гоменум Ревелио![2] — никого! Ни одной живой души! А что если попробовать по-другому?

— Ревелио![2]

Оглянувшись, она вскрикнула: прямо за её спиной стоял её нынешний пациент и с удивлением оглядывал себя. Но в то же время он продолжал лежать в кровати в глубокой коме! Их же не может быть двое?! Или может?

— Но как?.. Как ты?..

Он оторвался от разглядывания своих рук и спросил её:

— Ты что, меня видишь?

Гермиона кивнула.

— Крошка, да ты настоящая ведьма! Спасибо тебе!

И он рванул из палаты, к отцу, к Сэму. У него за спиной будто крылья выросли. Сейчас он поговорит с отцом и...

Но на первом же повороте его едва не сбил санитар с тележкой и тут он насторожился:

— Смотри, куда прешь! — но санитар ничего не ответил, просто прошел дальше. Дин догнал его, стал махать у него перед носом руками — его всё равно не заметили. Ничего не оставалось, кроме как вернуться к своей "оболочке".

* * *

Он застал её, собирающей осколки бутылька и не придумал ничего лучше, как окликнуть:

— Эй, леди! Спасибо конечно, но оттого, что меня видишь только ты, толку мало.

Она вздрогнула и, посмотрев на него, снова опустилась на кровать:

— Я ничего не могу сделать, это заклинание отражает скрытое только для применившего его.

— Окей, но теперь объясни мне, как ты умудряешься творить какие-то ритуалы с помощью обычной палки и парочки заклинаний.

Она грустно улыбнулась ему и почему-то Дину захотелось улыбнуться в ответ.

— Я в одиннадцать лет получила письмо из Школы Чародейства и Волшебства, так что могу по праву считаться ведьмой. Можно сказать, "оживив" тебя, я нарушила кучу законов.

Дин, ухмыльнувшись, облокотился о стену и скрестил руки на груди.

— Это конечно очень интересно, но зачем ты меня решила отравить?

— Травить?! — похоже, она об этом и не думала. — Я давала клятву Гипократа и не имею права вредить пациентам, ясно?!

Дин сел прямо на пол, скрещивая ноги по-турецки и фыркнул:

— Рассказывай! Ты пыталась влить мне что-то, детка, и это что-то доверия не внушает, — он кивнул на золотистую лужицу, расплывшуюся по кафелю. — Ведьма, вампир, призрак, какая разница! — тихо добавил он, чтобы его не услышали. Но Гермиона от природы обладала хорошим слухом.

— Призраки могут быть очень даже дружелюбными, а вампиров и правда стоит опасаться, но ведьмы совершенно другое дело! И я не пыталась тебя травить! — возмущенная до глубины души, Гермиона скрестила руки на груди.

— Окей, крошка, — Гермиона зло посмотрела на него и он поправился, — хорошо, мисс Грейнджер? Гермиона? Хорошо, Гермиона, допустим есть добрые привидения и ведьмы неплохие, но тогда что ты мне пыталась влить?

— Зелье.

— Любовное? — Дин приподнял брови, обворожительно улыбнувшись ей.

— Нет,— она закатила глаза,— для сращивания костей и лечения разрыва внутренних органов. Я уже говорила, что просто решила тебя вылечить.

Дин задумался: какая-то девчонка-ведьма проявила великодушие и попыталась его вылечить. При этом она как-то умудрилась увидеть его. А этот факт уже заслуживает либо доверия, либо обратного ему. Обычно он выбирал второе, но глядя на эту девчонку, ему хотелось слушать её и верить ей.

Действительно, ведьма. К чёрту, будь что будет!

— Хорошо, я поверил в твою версию. Нет ли у тебя ещё этого подозрительного зелья, чтобы срастить мне все кости?

— Осталось немного, но придется сварить ещё, — присев на корточки, Гермиона подняла самый большой осколок флакона. — Это был очень дорогой фиал из хрусталя гоблинской работы.

— Как только вернусь обратно в тело, подарю тебе кубок сделанный ацтеками взамен.

— Ты археолог? — спросила Гермиона, переводя взгляд с осколков на него.

И перед Дином встала новая задача: рассказывать правду или придумать что-нибудь о невероятно скучных раскопках в развалинах поселений майя.

— А как ты догадалась? Недавно на раскопках мы нашли старый нож инков из чистого золота и церемониальную чашу. И когда мы ехали из аэропорта, в нас врезался грузовик и...

— Не ври, — Гермиона улыбнулась ему, как маленькому ребенку, — твой брат и отец сказали, что вы ехали из Детройта в соседний город на выставку машиностроения. Они заявили, что вы инженеры.

Дин понял, что сглупил.

Конечно, папа и Сэмми должны были что-то сказать.

— Ну, у меня немного отшибло память.

Гермиона посмотрела на него с явным разочарованием, резко встала:

— Думаю, пока достаточно. Я зайду ночью с зельем, Дин Винчестер. Увидимся.

И она ушла.

[1] Заклинание, создающее магическое поле, которое заставляет людей чувствовать себя неуютно, вспоминать о каких-то делах.

[2] Гоменум Ревелио используется для обнаружения человека. Просто Ревелио используют для обнаружения любых предметов и их проявления.

Когда человек вынужден искать себе сообщников, приходится доверять им...

©Морис Дрюон. Проклятые короли 1: Железный король

Почему-то Дину Винчестеру казалось, что врать ей было не нужно. Верилось, что она не желает ему зла, а её глаза? Разве могли у человека, который через минуту собирается тебя убить, быть такие глаза? И Дин думал, что знал ответ: "Могли". Потому что всё доверие к людям в нем было исчерпано еще в детстве.

Она и правда пришла: на часах как раз пробило полночь.

— Как мило, — он не смог не упрекнуть её, — что ты явилась к своему "принцу" точно в полночь. В этот раз фея-крестная решила особо не стараться? — И он посмотрел на её вязаную кофту и джинсы так, будто они были грязным мешком из-под картофеля.

— Наверное, это потому, что принц не слишком удачный, — в ответку, растягивая гласные в последних словах, сказала Гермиона, ставя на столик у кровати несколько склянок.

А Дину отвечать расхотелось: шутка ли — оскорблять ведьму, которая держит в руках флаконы с зельями и легко может отправить тебя ими на тот свет.

— Ладно, солнце, что ты придумала?

Она поморщилась от нового прозвища и сквозь зубы ответила:

— Костерост для сращивания костей; экстракт бадьяна, чтобы залечить внешние повреждения; крововосстанавливающее зелье, из названия понятно для чего. Предлагаю начать.

И она открыла первую склянку, вливая в рот неподвижному, но живому телу костерост. В тишине больничной палаты громом раздался хруст костей. Дин подскочил, испуганно заголосив:

— Да ты мне ещё больше костей сломаешь!

— Ничего страшного, — спокойно ответила Гермиона, — это улучшенная версия, для моментального излечения. Просто кости вправляются. — И зачем-то тихо добавила: — Не бойся.

Он дернул плечом.

— Вот ещё! Просто знаешь, я считаю себя слишком привлекательным, чтобы ходить в гипсе.

Гермиона отвернулась к склянкам, закатывая глаза и думая: "Какой же он самовлюбленный! Как Драко Малфой!"

— А это что? — Дин с отвращением посмотрел на пузырек, который она всеми силами пыталась открыть — пробка не поддавалась.

— Крововосстанавливающее. Не нужно на меня так смотреть!

Он отвернулся, и Гермиона, вливая в рот бездвижному телу своего пациента зелье, внезапно догадалась, что именно ему не нравится. Как и многим маглам ему не нравилась магия.

Дин заметил, как к его собственному лицу приливала кровь и постепенно появлялся румянец. Вот только видел он это не в зеркало, а со стороны. Это-то и поражало.

— И последнее. — В руке Гермиона держала маленький бутылек из стекла цвета шафрана. Она склонилась над "оболочкой" Дина, и из горлышка на порез на щеке упала золотистая капля. Дин глазам своим не поверил — рана заживала моментально, кожа зарастала с молниеносной стремительностью, — но отвлекся, чувствуя острую жгучую боль в щеке.

Гермиона оторвалась от своего дела и посмотрела на него:

— Ты чувствуешь жжение? — Глаза её округлились, когда Дин закивал, сжимая зубы. — Потерпи, это немного болезненно, а обезболивающего такой силы у меня нет.

С каждым новым залеченным порезом на теле его "оболочки", Дин чувствовал всё большее жжение. Когда Гермиона начала залечивать порез на его животе, он уже не мог сдерживаться — Дин тихо простонал.

— Сильно больно? Потерпи, это последний, — и она, отведя полный жалости взгляд, склонилась над затягивающимся порезом. Теперь на животе его "оболочки" бледнела узкая розовая полоска шрама; на лице не осталось ни одного.

Гермиона подошла к столу и сосредоточенно принялась складывать остатки зелий в свою сумку. Не оборачиваясь, как бы между прочим, она как можно равнодушнее спросила:

— Сильно болит?

— Чертовски. — Жжение по всему телу становилось просто невыносимо, что даже призрачная форма не спасала. Стараясь как-нибудь притупить боль, он посильнее сжал зубы.

— Я ничем не могу помочь. — Гермиона резко обернулась и, опираясь о край стола, посмотрела ему в глаза. Равнодушие. Ничего более. Но наигранное, слишком. — Сейчас ты дух.

Он скрежетнул зубами и посмотрел на неё внимательней, чем обычно. Почему эта девчонка пытается жалеть его? Нужна ли ему её жалость?

— Меня больше волнует то, что я все ещё дух. Ты ведь всё залечила!

— Я не знаю. — Гермиона нахмурилась, и между её тёмных бровей пролегла морщинка. — Нужно поискать в книгах.

— Отлично. — Он устало откинулся на спинку кресла для посетителей и театрально закатил глаза. — Ещё один книжный червячок. Мало мне было Сэмми... Сэмми! — Взгляд его прояснился, и создалось такое впечатление, что над его головой, как в мультфильме, сейчас зажжется лампочка. — Нужно привлечь Сэмми! Он-то быстро со всем разберется, — и Дин подскочил, бросаясь к Гермионе и хватая её призрачными руками за плечи. Она поморщилась, ощущая неприятный холод там, где ее коснулись его ладони. — Знаешь моего брата? Вы с ним разговаривали один раз, я видел. Поговори с ним, убеди прийти, что-нибудь соври, но он должен поверить, что я здесь!

— Как ты себе это представляешь? — Гермиона сделала попытку вырваться. — "Добрый день, мистер Винчестер! Хотела сказать вам, что ваш брат витает в виде духа по своей палате и беснуется из-за того, что никто, кроме меня, его не видит". Так, что ли?

— Мне без разницы! Если хочешь, я ему записку напишу!Продиктую! Только договорись с ним, слышишь, крошка?

Гермиона, несколько минут молча пялясь на его злую гримасу, покорно кивнула и полезла в сумку. Выудив из внутреннего кармана блокнот и ручку, она кивнула ему, приготовившись записывать.

* * *

Сэм Винчестер несказанно удивился, когда тот врач, что поставила крест на жизни его брата, передала ему записку, не объяснив, о чём записка и от кого.

Первой мыслью была догадка, что доктор Грейнджер, как и некоторые медсестры, оставила ему свой номер телефона с припиской "Позвони" или пригласила на свидание. Но где же тогда все ужимки, хлопанье накрашенными ресницами, голова, немного склоненная на бок, снисходительная или наоборот, наполненная восхищением и обожанием, улыбка? Нет, точно не очередная влюбленная дурочка.

Записка была написана на простом, криво вырванном из блокнота, линейчатом листке бумаги. Синие чернила, мелкий бисерный почерк.

"Сэмми..." — уже интересно. Так его называет только один человек. — "Сэмми, ты просто обязан вытащить меня из этой передряги. Мало того, что я бестелесный дух, так ещё и..." — чушь несусветная. Зачем доктору передавать ему такую бессмыслицу? Или это что-то типа проверки на нарушения психики? Да, наверное, ему просто мерещится. — "...меня видит только эта крошка, которая должна передать эту записку. Советую поскорей оторваться от твоих сверхважных дел и кинуться мне на помощь. За подробностями к той даме-доктору с "милейшей" улыбкой. P.S. Не знаешь, где тот амулет, что ты подарил мне на Рождество? Это так, проверка на подлинность."

Бред. Полный бред. Хотя, учитывая все те сверхъестественные явления, что он увидел за этот год, эта записка может показаться не такой уж и чушью.

"Рискнем".

* * *

— Мисс...

— Не забывайте, я доктор, а не мисс.

— Хорошо, доктор Грейнджер. Эта записка ведь не шутка?

— К сожалению, нет, мистер Винчестер.

— Пожалуйста, просто Сэм.

— Что же, тогда так уж и быть, можете называть меня "мисс".

— Вы проведете меня к нему?

— Да, Сэм. Он очень хотел переговорить с вами.

— Зачем?

— Думаю, он объяснит лучше.

Договориться со мной, как правило, проще простого — потому что вещей, которые действительно имеют для меня значение, не слишком много.

©Макс Фрай. Неуловимый Хабба Хэн

Пока ее пациент общался со своим братом при помощи специальной доски для спиритических сеансов ("Какая ерунда!"), Гермиона устроилась в кресле, стоящем в коридоре. Сразу вспомнилось, что Дин Винчестер — не единственный её пациент, пусть и тяжелый. Но в сумке обнаружилось только две истории болезни: "Молли Купер" и "Дин Винчестер". Причем мисс Купер уже готовилась покинуть стены больницы, и приготовления к её выписке поручили медсестрам. Заняться было нечем.

Гермиона уже было собралась убрать папки обратно в сумку, как вспомнила одну важную и неприятную загвоздку: "И как мне записать, что у больного срослись все кости, исчезли все внешние и внутренние повреждения за два часа? Может "по мановению волшебной палочки"? Или "с помощью незапатентованного настоя из маринованных крысиных глаз"? Ха, интересно бы было посмотреть на Дина Винчестера, когда он узнает, из чего варились те зелья. И маринованные глаза ещё не самое отвратительное".

— Мисс Грейнджер. — Дверь в палату осторожно открылась, и Сэм Винчестер, медленно оглядываясь, вышел в коридор.

Она убрала историю болезни и, подхватив сумку, прошествовала в палату. Опустившись в кресло, Гермиона поправила юбку и, сцепив руки в замок, выжидающе посмотрела на братьев Винчестеров.

— Позвольте задать маленький вопрос. Я выполнила всё, что от меня зависело, следовательно, вы во мне больше не нуждаетесь. Так почему я должна выслушивать ваши планы или что-либо другое?

— Крошка, боюсь, ты сделала не всё. — Гермиона зло взглянула на Дина и уже начала опасаться, что кончики её ушей покраснеют так же, как у Рона в школе.

— Хватит качать права! — Пальцы непроизвольно вцепилась в край юбки. — И прекрати называть меня крошкой!

Дин победно улыбнулся, замечая, как напряглась она после его слов. Конечно, его сейчас не заботило, что сам факт их знакомства не вызывает в ней ни одного положительного чувства.

— Конечно, крошка...

И через мгновение он уже схватился за призрачную щеку. Никакой боли, лишь неприятное ощущение, словно через тебя прошел раскаленный добела металлический прут.

— Мисс Грейнджер, что он опять натворил? — Сэм устало потер виски, вглядываясь в пустоту. Действительно, что такого сказал Дин, что она резко подскочила и рука её хлестнула что-то незримое для него?

Всклокоченная, раскрасневшаяся Гермиона мотнула головой и, вздернув подбородок, развернулась, вновь направляясь к креслу. И её волосы, длинные и кудрявые, обжигая, хлестнули Дина по лицу. "Чертовка! Ведьма!"

Сэм, молча наблюдавший неполную картину, — ведь один из действующих лиц этой пьесы был прозрачен, как воздух, — решил вмешаться:

— Мисс Грейнджер, я прошу вас о помощи. Думаю, вы заметили, насколько мой брат неотесан, груб и нахален, а также в какой-то мере бесстрашен...

— О, он наверняка думает, что ещё и бессмертен! — зло прошипела она, но глядя не на Сэма, а на фантом его брата. Видимо, Дин вновь отличился отсутствием умения держать язык за зубами.

— ...и я понимаю, что вам будет неприятно сотрудничать с нами, но всё же ваше участие необходимо. Если не вы, то кто поможет мне вытащить его? Наш отец почему-то не желает ничего об этом слышать, одному же мне не справиться.

Гермиона деланно задумалась; теперь она сидела, поставив руку на подлокотник и оперев на неё подбородок, по-детски надув губы.

— А более веские причины?

— Если он умрет, некому будет прикрывать мою з... в общем, спину. И тогда, раз уж вы в какой-то мере будете виноваты в смерти Дина, вам придется делать это за него.

Меня никто не заменит, Сэмми!

— Напрасно ты так думаешь, мистер Грубиян. Ты не видел меня в бою. И да, я помогу.

* * *

Дружба между парнем и девушкой в нашем мире всё еще существует, — сказал он. — И если когда-то это было в порядке вещей, то сейчас превратилось в привилегию сильных духом.

©Сергей Недоруб. Тайна полтергейста

Сэм устало потер глаза, отбрасывая папку с бумагами как можно дальше. Ещё одна бесполезная кипа папирусов. Нет, египтяне в этом деле не помогут. Может, глянуть в средневековых книгах магии и демонических существ? Где-то у него был экземпляр — старая потрепанная книга в деревянном, обитом кожей переплете, со страниц скоро пыль посыпется. Но тем не менее, в ней могло быть что-то полезное. Осталось лишь найти её.

После выписки он вернулся в мотель, чтобы забрать вещи. Но поскольку перевозить их ему было не на чем, — слава Господу, Дин ещё не узнал об участи Импалы! — он оплатил номер в мотеле ещё на неделю и теперь самозабвенно рылся в вещах.

Книги у Сэма были абсолютно разные, ни капли не похожие друг на друга. Например, "Последний из могикан" Джеймса Фенимора Купера у него мог соседствовать с Тибетской книгой мёртвых, а в ящиках между сборниками легенд всего мира мог заваляться потрепанный томик Шекспира. Несмотря на жуткий кавардак, Сэм прекрасно умел ориентироваться в своей "библиотеке" и в душе радовался, что в такую передрягу попал не он — ведь Дин искал бы нужную книгу месяцы, а то и годы.

В дверь постучали. Конечно, Сэм прекрасно ориентировался в своей "библиотеке"... в теории... Поэтому чтобы открыть ему пришлось пробираться сквозь ящики и стопки книг.

На пороге стояла Гермиона Грейнджер; большими пальцами зацепившись за карманы джинсов, она слегка покачивалась с пяток на носки и с интересом оглядывала фасад номера мотеля.

— Добрый день! — Она постаралась улыбнуться как можно доброжелательней. — Простите, что без предупреждения, но ваш брат ненароком обмолвился о вашей библиотеке и я подумала, что искать можно не только в маггловских книгах. Вот! — и она указала на сумку, которую спустила на пол.

— Конечно, проходите, мисс...

— Думаю, вы всё же можете называть меня Гермионой, — и она вновь улыбнулась, поглядывая то на него, то на стопку книг у кресла.

В этот раз настал черед Сэма улыбаться — эта девушка была абсолютно непредсказуема. Несколько часов назад она выглядела мрачнее тучи и не горела желанием разговаривать с ним или с Дином, а теперь пришла сама, общается так, словно они давным-давно знакомы.

— Думаю, тогда можно перейти на "ты".

— Я не против. Начнем? — и Гермиона прошла к рабочему столу, переступая через коробки с вещами.

Усевшись, она кивнула ему на свою сумку, одиноко стоящую на полу у двери. Сэм молча принялся изучать принесенные книги.

Оглавление одной из них уже было многообещающим: например, присутствовали главы "Как договориться с гоблинами" и "Как сохранить сознание во время полнолуния. Жизнь оборотня со всеми её недостатками. Волчелычное противоядие".

"Забавно", — подумалось ему, — "столько на свете оборотней, а лекарство от жажды убийств никем не используется. Ну, по крайней мере, те оборотни, которых я встречал, про него и не слышали".

Он молча перелистывал желтоватые страницы, чувствовал подушечками пальцев шершавый пергамент и вглядывался оттесненный по средневековым стандартам текст.

— Забавные у тебя книги.

Сэм оторвал взгляд от текста, сначала не совсем понимая, о чем она говорит, но вскоре он сообразил:

— А, да. В твоих совершенно по-другому рассматриваются некоторые вопросы.

— Например? — Гермиона отложила книгу и подперла подбородок рукой, поставленной на колено.

— Ну, нам бы никогда не пришло в голову расспрашивать привидение о его жизни, — ответил он с улыбкой.

Гермиона на секунду задумалась, но наигранно воскликнула:

— Дай подумать! Что же могли сделать с привидением магглы?

— Магглы?

Она поднялась со стула, переступая через стопки книг.

— Неволшебники, люди, которые не могут колдовать.

— Ясно.

И они замолчали. Каждый думал о чужом, неизвестном, но таком притягательном мире. Сэм размышлял, какого это — уметь лечить смертельные раны, поднимать предметы в воздух, создавать огонь или воду из воздуха? Будь в нем что-то магическое, насколько бы проще ему было охотиться; сколько жизней он спас бы, если бы умел колдовать?

А Гермиона представляла, что было бы, не проснись в ней магия, останься она обычным ребенком? А что думать: закончила бы школу, получила бы образование, может, влюбилась бы в какого-нибудь маггла. И несколько лет назад поражалась бы, отчего по пасмурному небу кружат черные вихри, а мосты падают и разрушаются как по волшебству.

— Так что магглы сделали бы с привидением?

— Сначала упали бы в обморок, а после вызвали бы какого-нибудь охотника за привидениями, — последние слова Сэм произнес с особым отвращением. Очень уж он недолюбливал всех этих исследователей паранормального, абсолютно ничего не понимающих в сверхъестественном.

— А ты? Ты же необычный маггл, — Гермиона хитро улыбнулась. Знайте, если в улыбке женщины проскальзывает что-то необычное, — нет, не демоническое, не звериное, — что-то непривычное для человека, напоминающее неудачный витраж или испорченную статую, что-то незаконченное, знайте, что вас раскусили и все, что вы скрывали, выплыло наружу.

— Ну... да, не совсем обычный.

— И твой брат тоже. И отец. Вы странные.

— Что же именно в нас странного? — Сэм попытался состроить звериный оскал, увиденный пару месяцев назад у вампира из Северноф в Каролине. Люди не должны знать, чем они занимаются — это знание ничего хорошего не сулит.

— Вы "путаетесь в показаниях", как говорят в полиции: твой брат утверждает, что вы-археологи, а твой отец говорит о выставке инженерии. У вас есть куча книг о вампирах, оборотнях, вендиго и призраках, причем многие из них — на латыни. Ни ты, ни твой брат не выказали особого удивления и отрицания от этой ситуации, — она сделала глубокий вдох, — только шок, но создалось впечатление, будто вы либо раньше видели такое, либо даете этому состоянию право на существование. Получается, вы знаете больше, чем другие магглы.

Сэм вгляделся в её лицо: на переносице пролегла морщинка, брови нахмурились, губы сомкнулись в тонкую линию. Но красноречивее лица говорили лишь глаза — карие, но внутри будто летал холодный вихрь и внезапно проскочили искры. Рядом с обладателем таких глаз у Сэма всегда возникало желание дружески приобнять за плечи и попытаться вселить в потухающую душу любовь к жизни. И ложь никогда не помогала в налаживании дружеских отношений.

— Ты права. Мы — охотники. Но наши жертвы не звери, а нечисть. Сверхъестественные существа по нашей части. Мы колесим по стране в поисках загадочных преступлений со множеством несостыковок. Спасаем людей.

Гермиона внимательно посмотрела на него:

— Семейный бизнес?

— Семейный бизнес.

А в это время в голове всплыл забавный факт: "Только Дин называет охоту семейным бизнесом. И она".

Достоверно одно: смерть не приходит тогда, когда её ждёшь.

Джордж Оруэлл. 1984

В пятый раз за два часа пересчитав кафельные плиты, Дин пожалел, что прогнал надоедливого доктора Грейнджер.

Может действительно не стоило с ней заигрывать? Этот синий чулок до того перепугалась, что моментально унесла ноги. И что теперь? Двадцать седьмая плитка, двадцать восьмая…

Дин Винчестер определенно изнывал от скуки. Хотелось, чтобы рядом в кресле сидел кто угодно, любой человек, пусть даже незнакомый. Но разум твердил, что успокоение он сможет получить только если окажется рядом с Сэмом или Грейнджер. Почему ещё и Грейнджер? Она видит его и может с ним общаться, а не как Сэмми, читать по слогам фразы со спиритической доски и громогласно отвечать вслух.

Было в её образе, — именно образе, не в лице, — что-то до боли детское, родное. Может во всем виноваты эти крупные, вперемешку с мелкими, кудри, какие мамы обычно завивают дочерям к празднику в детском саду? Или эти карие глаза, которые пару раз сверкнули искрами детской наивности? Глядя на Гермиону Грейнджер он возвращался в те годы, когда всё было так легко и просто, когда нежная материнская рука взъерошивала волосы, а отец был счастлив и ничего ещё не знал о сверхъестественном. Как же было хорошо.

И образ Грейнджер казался ему смутно знакомым, будто они видились однажды, давным-давно.

Оставаться в палате не было сил.

* * *

— Мы выпишем вас сегодня, мистер Винчестер. Постарайтесь не напрягать ногу. Если вновь начнется мигрень, — позовите.

— Спасибо, доктор Кармайкл. Неприменно дам вам знать.

Дверь за Эдом Кармайклом захлопнулась. С минуту Джон оглядывал комнату, будто выискивал что-то, а после метнулся к подушке, лежащей на кровати. Рука нащупала прохладный шершавый металл и пальцы крепко вцепились в гладкую рукоять.

Джон долго рассматривал кольт, проверял магазин, взвешивал оружие в руке. Старинный пистолет, изготовленный Кольтом, прекрасно лежал в руке и хотя дуло оставалось ледяным, ладонь будто согревалась от рукояти.

Начинался суд, ему предстоял сложнейший выбор. Здравый смысл выступал в качестве прокурора, хладнокровного, неподкупного. Все «за» и «против» были представлены. Но адвокат в виде эмоций и чувств взял своё — выбор сделан.

— Жребий брошен, — и кольт больше не вернется под подушку.

* * *

Дин бродил по коридорам, спрятав ладони в карманах, вглядывался в лица врачей, пациентов, медперсонала и завидовал их жизни, как это было с ним лишь однажды. Когда-то ещё до того, как отец пропал, он узнавал о Сэме, его новой жизни и не мог сдержать злобы. Если днём ему удавалось прогнать зависть в дальний угол, то ночами она с удвоенной силой вгрызалась ему в горло. Перед глазами в сером дыме проплывали несбывшиеся надежды: у него есть свой дом, над письменным столом в рамке висит диплом о получении высшего образования; его встречает жена, маленькие дети бегут обнимать его; отец и Сэм часто гостят у него; и никакой охоты, никакой охоты… Ему было двадцать три — он был молод и глуп.

Не сказать, что это чувство умерло в нем окончательно, нет, оно изредка отдавалось шумом в ушах. Но сейчас у Сэма было столько же, сколько и у него самого, то есть ничего: ни девушки, ни дома, ни нормальной жизни. Теперь они были одинаковы.

Дина едва не сбил незнакомый пожилой врач, промчавшийся по коридору. Доктора проходили мимо, пациенты расселись по скамейкам, стараясь не мешать медперсоналу. Дин встрепенулся: такое он видел лишь однажды — когда его сердце временно умолкло.

Он брел за пожилым врачом в очках в тонкой позолоченной оправе, усмехался, наблюдая за косолапой и неповоротливой походкой доктора и в душе мечтал вот так же ежедневно бегать по коридорам в белом халате, спасать людям жизни, не так, как он делает это на охоте. Дин Винчестер был проверенным в бою воякой, тайно мечтавшем о покое.

У одной из палат столпились люди, пожилая женщина сползала по стене, захлебываясь слезами. Так продолжалось несколько минут — кардиомонитор больше не показывал биение живого сердца.

Сквозь стекло Дин увидел молодого парня, опутанного разнообразными проводками и трубками. Стоящий рядом врач белым платком вытер пот со лба, стараясь не смотреть на больничную койку и ровную линию на мониторе. Женщина, плачущая у дверей палаты, билась в истерике и успокоилась лишь когда медсестра ей что-то вколола.

Но не это привлекло внимание Дина: за несколько секунд до того, как пульс парня утих, над его телом появился странный силуэт. Что-то странное, до жути неприятное, тянуло свои костлявые пальцы к лицу умирающего. Глаза бедняги на мгновение приоткрылись, и тут же веки сомкнулись, скрывая ужас обреченного. Фигура испарилась.

Где-то в другом конце коридора раздался крик: девушка пробиралась сквозь поток людей, пыталась остановить кого-нибудь из них. Но её будто не замечали.

— Извините! Не могли бы вы? .. Извините, сэр!

Она махала руками у лиц проходящих, изо всех сил стараясь привлечь к себе внимание, но люди будто смотрели сквозь неё.

Дин, заметив женщину, почувствовал странное, волнительное ощущение радости и в то же время беспокойство охватили его с новой силой. Не единственная душа, оторванная от тела, нет… Ему определенно всё это не нравилось.

— Эй! Сэр! Сэр! — Женщина оглянулась и заметив, что он смотрит на неё, окликнула его.

Дин пошел ей навстречу. Подойдя ближе, они принялись разглядывать друг друга.

— Прости, ты действительно обратил на меня внимание? И видишь меня?

— Да. Я Дин.

— Тесса, — и женщина улыбнулась ему.

Тесса, на его взгляд, была самой обыкновенной красивой женщиной. Тёмные прямые волосы, средний рост, кокетливая улыбка, хорошая фигура… Но что-то в её облике не давало Дину покоя, мешало воспринимать её как реального человека.

— Давно здесь?

— Если честно, то не знаю. Наверное, несколько месяцев, может, больше полугода… Но дольше здесь оставаться я не собираюсь! — И в её глазах орехового цвета зажегся недобрый, полный решимости огонек.

И Дин понял, что отталкивает его от Тессы — глаза. В них плескался огонь преисподней, но в то же время холода их хватило бы на несколько Алясок. Они были словно кукольными — стеклянные, вечно одинаковые, пугающе пустые.

Вот у той же Грейнджер глаза тёплые, даже когда она ругается. И живые. А эти…

Дин и сам не понял, почему вспомнил именно про Гермиону  — за всю свою жизнь он видел сотни кареглазых людей. Этот цвет всегда казался ему скучным.

Просто она последняя, кого я видел.

— Почему меня, кроме тебя, никто не заметил?

Дин тяжело сглотнул — ему предстояла задача не из лёгких.

— Что ты знаешь о душах, оторванных от тела?

На судьбу человеческую оглядываются потом, заранее знать ее нельзя.

©Харуки Мураками. Хроники Заводной Птицы

Гермиона устала потерла глаза — несколько часов она просидела, рассматривая иллюстрации и пытаясь прочесть латинские тексты. Из-за схожести английского с латынью у нее иногда что-то да получалось, но чаще слова складывались в настоящий бред.

Сэм давным-давно уснул в, по его словам, неудобном кресле. Тихо посапывая, он постоянно что-то бормотал — что именно разобрать не получалось.

Гермиона взглянула на часы — стрелка ползла к отметке «10». Через час у нее ночное дежурство, Сэма стоит разбудить. Она аккуратно потрясла его за плечо, тихо позвала: «Сэм, просыпайся».

Только Гермиона не ожидала, что он вдруг резко подскочит и выхватит из кармана пистолет (какой марки она сказать не могла). Осмотрев комнату, Сэм облегченно вздохнул и убрал пистолет.

— Сэм, мне пора. Передать что-нибудь твоему брату?

Сэм вновь рухнул в кресло и, засыпая, ответил:

— Передай: пусть ведет себя прилично.

Гермиона улыбнулась и, повесив свою сумку на плечо, вышла за дверь. Ключей от номера у нее не было, но закрыть его нужно. Оглянувшись, она достала из сумки палочку, пробормотав запирающее заклинание, развернулась и уверенно зашагала прочь от мотеля.

В сентябре в Джефферсон-сити темнело поздно, хотя фонари зажигались ровно в девять, как и зимой. Крыши домов меняли цвет черепицы из-за холодного электрического света и красноватых лучей закатного солнца.

Гермиона щурилась, разглядывая небольшие домики, построенные по единому шаблону. Пусть на первый взгляд здания и были одинаковы, но стоило приглядеться, как подмечались все мелочи, добавленные хозяевами: садовый гном на постриженной лужайке, кашне с мелкими белыми и желтыми цветами на веранде, ржавое велосипедное колесо, гамак меж двух деревьев. Все вокруг казалось Гермионе невыносимо родным, словно она родилась в этом городе, играла на этой самой улице, веселилась с друзьями в этих домишках. Она давно забыла о Лондоне, о всех его жителях и ливнях. Теперь он для нее — чужое.

Джефферсон-сити стал для нее спасением: среди незнакомых улиц душа ее находила успокоение и забывала страхи войны. Не мерещилось черное облако-череп в небе, не слышались отчаянные крики, но только до поры до времени.

При свете дня Гермиона чувствовала себя как нельзя лучше: она могла часами воодушевленно работать, порхать по этажам больницы, даже иногда выпить кофе с медсестрами и вместе посмеяться над каким-нибудь забавным происшествием. В сумерках ее преследовали приступы ностальгии: вот она, еще совсем маленькая, сидит с папой на лужайке у их дома, а теперь они с мамой разглядывают ее первые учебники. Дальше проносились дни ее жизни в Хогвартсе, ее злоключения и все приключения, в которые порою она втягивала Гарри и Рона, а не наоборот.

Мысли о родителях отдавались в сознании острой болью. Пусть ей и удалось вернуть им  память, к хорошему это не привело. Чета Грейнджеров постепенно угасала: пропал аппетит, пришла инфантильность и искаженное восприятие действительности, а вскоре и сердца их замедлили ход. Врачи и колдомедики только развели руками: ничего сделать нельзя.

После смерти мамы и папы, которые были для Гермионы словно ангелы, — непогрешимые, бессмертные, до невозможности мудрые и милосердные, — весь мир опостылел ей. В нем больше не было тех красок, что несколько лет назад. И Рон с Гарри словно тоже изменились: их ждала блестящая карьера, слава, всенародная любовь. Но Гермиона возненавидела все, что было связано с войной, даже Хогвартс перестал быть для нее вторым домом.

Свой девятнадцатый день рождения она встречала в одном из лучших американских колледжей.

* * *

Гермиона никогда не любила безделье. Оно казалось ей началом всех пороков, а когда человек занят, ему некогда думать об изменах, ничтожности окружающих и своих достоинствах.

Именно по этой причине она терпеть не могла ночные дежурства. Даже в самой большой клинике не самого маленького города в штате редко находилась работа по ночам.

Она тихонько отворила дверь в одну из палат — в ней уже несколько недель держали пенсионера с микро-инсультом и бессоницей. Гермиона любила разговаривать с мистером Коллинзом: пожилой механик был достаточно сведущ во всех душевных вопросах и хорошо разбирался в жизни. Порой Гермионе казалось, что он мог бы быть провидцем, таким, о каких рассказывали во времена короля Артура: мистер Коллинз во всем видел скрытую красоту и не верил в невозможности.

— Доброй ночи, мистер Коллинз.

— О, доброй, мисс Грейнджер. — Старик тепло улыбнулся и пододвинулся, освобождая ей место на кровати.

— Как чувствуете себя, мистер Коллинз? С сердцем все в порядке? — поинтересовалась она, усаживаясь на край койки.

— Благодарю, все как обычно, только легкое покалывание.

С минуту Гермиона слушала, как скрипит открытое окно, после поднялась и направилась к выходу. Во всех палатах давно был потушен свет, коридор освещался слабыми лампами и от этого создавалось ощущение пустоты, словно в больнице нет никого, кроме нее. По привычке Гермиона заглядывала в палаты, каждый раз заставая больного сопящим. Но в одной из палат горел свет.

* * *

Джон Винчестер не спал в эту жаркую ночь. Его словно что-то душило изнутри, невидимое, неизведанное, но от этого не менее опасное. Он оттянул пальцами ворот больничной пижамы, вздохнул. Не удержался и открыл окно.

По комнате разлился теплый ночной воздух. Спасенья от назойливого удушья Джон не нашел, а потому решил постараться забыться. Перевернулся с одного бока на другой, подложил руку под голову, закрыл глаза. Удушье не отпускало, казалось, наоборот, сильнее вцепилось в его горло.

Сон — не выход. Джон, решившись прободрствовать всю оставшуюся ночь, включил лампу. На кровати, полу, тумбочке рассеялся прозрачный желтоватый свет, на который вскоре слетелись ночные мотыльки.

Джон думал, специально не моргая уставившись на лампу, чтобы перед глазами поплыли фиолетовые круги. Мысли были такими же темными, как комната, стоило ему выключить свет: не поспешил ли он? Нет ли другого способа?

Жнец бродит где-то рядом — он чувствует его присутствие. Это ощущение близости конца невозможно спутать с обычной летней духотой: оно не отпустит, пока ты не отправишься за жнецом.

Дверь отворилась, тихий и вкрадчивый голос спросил:

— Мистер Винчестер, вы хорошо себя чувствуете?

— Да, мисс… то-есть, доктор… Только жарковато… — тяжело дыша, ответил Джон.

Гермиона предложила снотворное, но он отказался. Когда она уходила, выражение ее лица напомнило Джону другое, родное и близкое лицо. Чем-то эта девушка походила на Мэри.

То, что нас ждет, будет хуже войны… хуже тюрьмы… хуже смерти.

©Унесенные ветром. Маргарет Митчелл

Джон почесал ухо, стараясь унять внезапно появившийся зуд.

— Все, что ты просил. - Сэм, с отвращением глядя на свою ношу, поставил к ногам отца потрепанную сумку. - Пап, — голос его потеплел, — теперь-то ты скажешь, зачем это все нужно?

Джон внимательно посмотрел на сына, прикидывая, как бы менее обидно сказать «нет». Сэм и сам понял, что посвящать его не станут: отец смотрел так, как взрослые обычно глядят на детей, раздумывая, говорить ли, что Санты Клауса не существует. Как только Джон отрицательно покачал головой, Сэм сорвался с места и, бросив деланно равнодушное «пока», вышел из палаты.

У персонала клиники заканчивался рабочий день, и большая часть собиралась домой, на ходу рассказывая друг другу о своих планах на выходные. В мгновение затихла клиника, и Джон, дождавшись, когда в палатах начнут гасить свет, поднял сумку и вышел в коридор. По однотонным голубым стенам пробежала его тень, опередив его на полметра. Хитрая тень давно знала, куда направляется ее хозяин, а потому первой сбежала в подвал, где располагалась котельная.

Когда Джон переступил порог подвала, тень мелкими перебежками перешла в дальний угол, особенно сырой и мрачный. Пока он чертил краской на полу, тень, словно живое существо, трепыхалась, но положения не меняла. Но когда Винчестер быстро заговорил на латыни, она резко увеличилась в размерах и «шагнула» к ближней стене. На последнем слове тень вдруг пропала.

Джон вовсе не удивился такому повороту; сурово оглядывая комнату, выкрикнул в пустоту:

— Выходи, Азазель! Я хочу заключить сделку!

Единственный источник света — пыльная лампочка, болтающаяся на проводе под самым потолком, — заморгал, на миг погас и вдруг засиял словно тысячи свеч Эдисона*. Тень вновь появилась и, разросшись на глазах, стала объемней.

— Старый пройдоха Джон. — Тень обросла кожей, глаза засветились желтым — посреди подвала появился мужчина средних лет, одетый в дорогой костюм. — Мы давно не виделись, дай-ка вспомню, когда это было?

— В восемьдесят третьем. Прошло много лет, — сквозь зубы ответил Джон. От демона ему нужно было лишь заключение сделки, а не бередение старых ран. Потому он попытался это пресечь. — И еще столько же не видел бы.

Демон насмешливо оглядел котельную, остановил взгляд на охотнике, вскинул брови.

— Думаю, ты вызвал меня в это отвратное место не для того, чтобы напомнить о своей неприязни. — Насмешка на мгновение сменилась отвращением, когда перед его лицом по паутине поднялся мелкий паук. — В чем суть твоей сделки?

Джон, давно стискивающий в кармане рукоять кольта вдруг совсем расхотел его отдавать. Нагретая рукоятка так и дышала древесным теплом, а пальцы так хорошо скользили по гладкому металлу…

Побоявшись, что через несколько секунд передумает, Джон одним рывком вытащил револьвер из кармана. Глаза демона сверкнули, как у кошки при виде лакомого куска.

— Мой сын Дин умирает. Я меняю его жизнь на этот кольт.

Азазель, хитро ухмыльнувшись, стал обходить Джона по кругу; тот закрутился вслед за демоном в ожидании подвоха. Но Азазель и не думал обманывать: он почуял большой куш и уже решился урвать как можно больше.

— Кольт? Всего лишь?

— Револьвер, отлитый Сэмюэлем Кольтом специально для охоты. Револьвер, убивающий любую тварь, — Джон говорил твердо и четко, стараясь не показать своего волнения.

— Всего лишь? Пистолет за жизнь? — Азазель задумчиво принялся разглядывать свои ногти. — Я лишусь уважения среди своих коллег, если заключу такую невыгодную сделку.

Теряя терпение, Джон перебил его:

— Я думал, демоны любят неравные сделки!

Демон засмеялся, и любому, кто услышал бы этот смех, вспомнился бы самый страшный злодей из какого-нибудь старого фильма.

— Демоны любят неравные сделки, только если в выигрыше остаются они сами. Но мы не об этом: кольта мало. Что ты еще можешь мне предложить?

Демон терпеливо ждал, пока Винчестер подумает и, не скрывая удовольствия, протянул руку для рукопожатия, когда прозвучали сладкие для его ушей слова:

— За жизнь Дина я отдам кольт… и свою душу.

* * *

Гермиона брела по широкой песчаной дороге куда-то вперед — в туман. Огромные деревья, сухие и старые, скрипели ветвями на ветру, и ей почему-то чудилось, что они говорят «Не ходи!» Только кто слушает деревья? Она продолжала идти, туман раступался перед ней, окутывая дорогу за ее спиной.

Впереди показалось посеревшее здание, настолько же немолодое, как и деревья. Гермиона подошла ближе и, коснувшись дверной ручки, почувствовала, что дверь словно сама открывается ей навстречу. Под потолком заброшенной церквушки клочьями болталась паутина, и Гермиона решила, что в таком месте обязательно должен быть свой Почти Безголовый Ник или Пивз.

Казалось, туман на мгновение пробрался в маленькую церковь. Серый дым окутал Гермиону и больше она ничего не смогла разглядеть.

Вдруг в нескольких шагах от нее дым отступил, приобрел формы человеческого силуэта. В воздухе появилась фигура, расположенная к Гермионе боком: человек в черном плаще, лицо которого скрывал капюшон. Женские руки потянулись откинуть его, и Гермиона увидела девушку со стеклянным взглядом. Девушка обернулась, и Гермиона не сдержала крик.

…Одеяло упало на пол, а простынь, постеленная на диван, сбилась. Тяжело дыша, Гермиона села, помутневшим взглядом оглядела комнату для врачей. Ее руки непроизвольно ощупали голову. Слегка успокоившись, Гермиона задремала вновь, не забыв задаться вопросом, отчего ей снится подобная ерунда? У девушки в ее сне вторая часть лица была из костей, — и как можно такое придумать?

Не прошло редакцию беты

За пять секунд в человека не влюбишься, но предчувствие любви может заронить в душу и пятисекундная встреча.

©Джон Фаулз. Волхв

Не почувствовав ничего, кроме отвращения, Дин еще раз взглянул на лицо Тессы: примерно посередине смуглая кожа обрывалась, далее срастаясь с обнаженными костями.

— Тебе неприятно? — Тесса повела рукой вверх и кожа обтянула и левую часть лица. — Не думала я, что охотник на нечисть будет испытывать отвращение при виде жнеца.

Дин молчал в ответ, пропускал все колкости, желая поскорее закончить круг неожиданностей в Джефферсон-Сити: лечащий врач — ведьма, он сам - дух, другой человек, оказавшийся в том же положении — на самом деле его кара. Нет, вот если бы все хорошенькие медсестры решили, что они его подружки, то вышло бы гораздо приятнее и менее мрачно.

— Дин, ты же знаешь, что я не отступлюсь. Я должна тебя забрать. Почему бы тебе не пойти добровольно?

Ее рука аккуратно скользнула по его запястью и Дин постарался не поморщиться, когда почувствовал ледяную кожу.

— Добровольно? Вставай в очередь, ты не первая, кто желает отправить меня на тот свет! — он резко отдернул руку, брезгливо отодвинувшись.

Тесса зашипела от ярости — с ней давно так не разговаривали, кажется, в последний раз это был какой-то жалкий французский генерал в опале, сосланный на остров Святой Елены. Но это было безумно давно не только по человеческим меркам и Тесса уже позабыла, что с ней могут так обращаться. Фигура ее изменялась: больничная одежда постепенно превратилась в черный плащ, будто сотканный из дыма, лицо закрыл капюшон, а в росте она словно прибавила. Дин на мгновение замер, вспомнив, что точно такую же тень он встречал однажды, перед тем, как увидеть смерть.

Он отшатнулся, попытался отбежать в сторону, но ноги не слушались; жница медленно подплывала к нему и ноги ее не касались пола. Стоило ей подойти вплотную, как его обуяла всепоглощающая тоска, словно вся радость в один миг ушла из этого мира, остались только скорбь, беды, печали. Дин видел свой главный страх: отец, Сэмми, их холодные израненные тела перед ним, они мертвы, он не может помочь им. Его семьи нет.

Жница наклонилась над ним, из-под капюшона показались яркие губы, сложившиеся в хищную улыбку, руки приготовились откинуть капюшон. В темноте, среди черного дыма загорелись два янтарных огонька. Они сверкнули в сером облаке, но через какое-то время исчезли. Спустя мгновение Дин очнулся.

* * *

Красная лампа на стене загорелась и Гермиона, уже порядком уставшая от вынужденного бодрствования, резво выскочила из комнаты, мигом стряхнув дрему. В коридоре она наткнулась на взъерошенную Розмари, одну из дежуривших сегодня медсестер. Розмари, не успев отдышаться, уже принялась рассказывать отчего засветилась злополучная лампа.

— Мистер Винчестер из двадцать четвертой палаты пришел в себя. Ждут вас.

Гермиона кивнула и Розмари пошла за ней к нужной палате. У двери столпилась кучка пациентов, страдавших бессоницей, но не желавших принимать снотворное. В основном это были пожилые люди и врачи, зная, что не согласившись с ними насчет лечениями, могут спровоцировать маленький бунт. «Бунт полуночников, » — как его обычно называли между собой.

В палате, как и должно, было менее оживленно: две медсестры сверяли показатели с нормой. Полин, измерявшая у Дина давление, то и дело краснела от его «комплиментов».

— Что с показателями, Полин?

 — Все в порядке, доктор. Давление чуть выше нормы, нужно будет измерить чуть позже.

Гермиона кивнула, а после отвернулась, чтобы взять у другой медсестры листок с результатами. Быстро просмотрев колонки, она сделала пометки в заинтересовавших ее местах.

— Можете идти, но, пожалуйста, договоритесь насчет кардиографии с доктором Кармайклом.

Медсестры вышли из комнаты и Гермиона, мигом отложив лист с малонужными результатами, повернулась к Дину, до этого момента молчавшему.

Как только за медсестрами закрылась дверь, он перестал разыгрывать из себя умирающего и поудобней сел на кровати. Как ни странно, но его не беспокоила никакая боль или недомогание, хотя он несколько дней пролежал в «коме». Дина тревожили лишь два желтых огонька, паривших в дыму, перед тем как его душа вернулась в тело.

— Что это за магия такая — желтые огни? — спросил он.

Гермиона в недоумении глянула на него:

— Какие огни?

Дин напряженно рассмеялся, решив, что она просто его разыгрывает.

— Ты шутишь, да? Два желтых огонька, которые вернули жнеца к ее дьяволу, — пояснил он. Правда, увидев замешательство на ее лице, Дин сообразил, что она действительно не имеет к странным огням никакого отношения. — Ты не знаешь что это, ведь так? И даже не догадываешься?

Гермиона покачала головой:

— Нет, к сожалению. Хотя, если подумать, в моей помощи ты не нуждаешься, так что я со спокойной совестью могу написать в бланке, что ты здоров и выписать тебя как можно скорее. Как насчет завтрашнего дня? Уйдешь отсюда вместе с отцом, м?

Дин, даже секунды не поразмыслив, согласился.

— Отлично, — Гермиона встала и вышла из палаты. Но только Дин почти заснул, как она вернулась, держа под мышкой одну из своих бессменных папок.

— Нужно осмотреть тебя. Все это, конечно, пустая трата времени, бюрократия, но с меня шкуру снимут, если я сдам твою карту в архив полупустой.

Дин предпочел бы выспаться, вместо того чтобы отвечать на вопросы о своем самочувствии, но ему пришлось сдать позиции. Он сонно отвечал на вопросы о мигрени, ломоте в костях, тошноте и прочем, что наблюдается у вышедших из комы, пока дело не дошло до осмотра.

— Тебе придется встать и снять футболку, мне нужно посмотреть, правильно ли срослись ребра.

Дину тут же пришли в голову презабавнейшие остроты, но стоило ли смущать ее? Ему всегда нравилось видеть румянец на щеках у хорошеньких девушек, причиной которого были его шутки, жесты, улыбки. Такие скромные леди нравились Дину еще больше кокеток, потому что, как оказывалось чаще всего, за смущением скрывались страстные натуры.

Его немного позлило то, с каким безразличием и спокойствием Гермиона прощупывала его ребра, спрашивала, не трудно ли ему дышать. Она не смотрела на него, как на мужчину, что не могло не ущемлять его самолюбия.

— Всё? — нервно спросил Дин, когда она прекратила осмотр, чтобы что-то записать.

— Нет, нужно ещё посмотреть, в порядке ли лопатка. Повернись.

Ее руки с профессиональной точностью надавливали в нужных местах, но когда пальцы скользили по его коже (она почему-то не поднимала ладоней, чтобы переместить их), Дина охватывала странная, но приятная дрожь. Ему даже на мгновение показалось, что она ошиблась, ребра до сих пор сломаны и с каждым выдохом становится все трудней дышать.

Гермиона убрала руки, быстро черкнула общую фразу в своих записях и, заявив, что ему придется задержаться в госпитале подольше, потому как больных после комы обычно держат больше одного дня, попрощалась и вышла.

Джон счастливо улыбался, глядя на своих сыновей, живых, здоровых. Почему-то всегда говорят, что материнское сердце чувствует своих детей за сотни миль. А что же отцовское? Неужели оно такое черствое по сравнению с сердцем матери? О, нет, вовсе нет: Джон уверен, что он рядом со своими детьми, где бы ни был, что он так же близок к ним, как могла бы стать Мэри.

Дин поставил на тумбочку у его кровати бумажный стакан с кофе.

— Пей, пока горячий, — с едва различимой заботой сказал он. Джон кивнул, с улыбкой поглядев на сына, как и много лет назад, ему хочется казаться несгибаемым, хладнокровным, крутым, что ли. Дальше мысли Джона путались, только стоило вспомнить о скорой разлуке с Сэмом и Дином. Под подушкой все еще лежал смятый листок с записанным обрядом, а под простыней — платок с пятнами его крови, им он перевязал порезанную ладонь. Не было времени убрать, когда сыновья уйдут, Джон обязательно все это выкинет.

Сэм молча смотрел на отца, глупо улыбался, чувствуя, что на сердце становится все теплей и теплей. Все обиды забылись, все недомолвки исчезли, когда он оказался в кругу семьи.

За окном сияло теплое солнце, обычное для Миссури в это время года, и им хотелось ликовать: смерти не удалось забрать ни одного из Винчестеров. Сэм открыл окно и в комнату проник прохладный городской воздух. Именно в этом потоке Джон вдруг почувствовал запах смерти, морозный, с кислецой, словно демон намекал, что пора отдавать долг. Животный страх обуял его, потек по его венам прямо к сердцу. Джон пытался что-нибудь сказать, но вместо слов из горла вырывались хрипы.

Сэм подскочил, едва не сметя на пол старую библию в кожаной обложке, попытался нажать кнопку вызова, но она словно примерзла, и он помчался по коридорам в поисках врача. Дин в одно мгновение оказался возле отца, наклонился и застыл, не зная, что ему делать. Он смотрел, как один из двух его близких людей умирает и не мог ничего поделать. От бессилия хотелось рыдать. Дин почему-то чувствовал, что отцу действительно не выкарабкаться, и где-то в глубине мозга стучало: «Это расплата. Обмен».

Джон, тяжело дыша, из последних сил просипел:

— Сэм… — внутри Дина что-то резко оборвалось, словно ножом перерезали. Даже в последние минуты он думает о Сэме, не о нем, Дине! Ревность родилась в груди и тут же умерла, стоило только взглянуть в глаза отца. — Дин, приглядывай за ним… Теперь ты… за него в ответе… И если тьма… зло… поглотит его… прошу, тебе придется его… убить…

Каждое слово давалось Джону с трудом, но он не успокоится, пока не будет уверен:

— Обещаешь?

Дин, скрепя сердце, ответил:

— Обещаю, пап.

Джон довольно улыбнулся, глаза его закрылись и через минуту кардиомонитор показал абсолютно ровную линию.

Дин молчал, пока на ощупь шел по коридорам, уходил из больницы, а после поворачивал в какой-то глухой лесопарк. Вокруг не было ни души и он закричал, как раненный зверь. Упав на колени, Дин часто заморгал, вскоре почувствовав, что глаза наполняются слезами. Но сил на слезы уже не было.

* * *

Два дня спустя

Дин раздраженно откинул от себя гаечный ключ, схватил трещотку и принялся с остервенением закручивать болты. Злость, скопившаяся за три дня требовала выхода наружу. Под автомобилем было темно и душно, а светить фонариком — неудобно. Пальцы стали липкими от смазки, но Дин упрямо продолжал превращать кучу металлолома назад в импалу шестьдесят седьмого года. Авария просто уничтожила машину, в целости оставив лишь шины.

Кто-то постучал по металлу и у Дина зазвенело в ушах. Откинув инструменты подальше, он схватил пропитанную машинной смазкой и, тихо ругнувшись, вылез из-под обломков автомобиля.

В глаза ударил яркий солнечный свет и Дин прищурился: над ним стояла Грейнджер, непохожая на ту, что позавчера выписала его из госпиталя, решив, что после смерти отца ему не стоит оставаться в одинокой палате. Волосы она распустила, а на ногах ее красовались белые кеды; незастегнутая джинсовая куртка выставляла на показ футболку с ярким, но непонятным принтом. Но Дину казалось, что изменилась она не из-за одежды: та Гермиона, что он видел в больнице, ни за что бы так легкомысленно не качалась с пятки на носок.

— Ну, привет, — сказал Дин, облокотившись об импалу и попутно вытирая руки тряпкой.

— Здравствуй. А это… — она оглядела разбитый автомобиль, — твоя машина?

Дин, слегка хлопнув по капоту, гордо ответил:

— Да, Шевроле «Импала» 1967 года. Сказка, а не машина.

— Особенно сейчас.

Дин нахмурился и шутливо обратился к машине:

— Не слушай ее, Детка!

Гермиона, не сочтя нужным посмеяться над чужими странностями, запустила руку в карман и протянула Дину клочок бумаги. Он аккуратно развернул листок, принялся читать.

— Откуда это у тебя?

— Медсестра нашла под подушкой в палате твоего отца. Я была рядом и забрала этот листок. А еще вот это, — и Гермиона протянула ему платок.

Дин потрясенно уставился на пятна крови на ткани, разглядывал их под всеми мыслимыми углами, отгоняя от себя глупую, но такую реальную возможность: отец вызвал демона. А уж для чего он мог это сделать, Дин знал, но верить не хотел.

Этим утром Сэм задался целью забрать все отцовские вещи. Проблема заключалась в том, что он даже не догадывался, где Джон остановился до того, как встретился с ними. Поиски осложнялись еще и тем, что придется вести их в другом штате, а Дин так и не сказал ему, как обстоят дела с ремонтом импалы.

В последние дни Сэма стало волновать поведение брата: тот приходил не раньше одинадцати вечера, не рассказывая, где он пропадает весь день, ложился спать, а утром его не было вновь. Круг замыкался всегда одним и тем же. Дин лишь изредка шутил, а когда смотрел на Сэма, глаза его приобретали доселе несвойственные им выражения.

Сегодня, не желая отказываться от своих намерений, Сэм подкараулил брата; Дин в это время брился.

— Доброе утро, — не обращая на Сэма абсолютно никакого внимания, сказал он, проводя по колючей щеке бритвой. Вышло это у него деланно спокойно и без той толики волнения, что он испытывал. После тех рванных фраз, что сказал ему отец, Дин не мог спокойно смотреть в глаза младшего брата, — все время представлялось, что ему все же придется выполнить данное обещание.

— Доброе. Опять уходишь?

— Да, — отвечая, он ни разу не отвернулся от зеркала и старательно рассматривал свое отражение на немного запотевшем стекле.

— Куда же?

— А тебе в детстве не говорили, что нельзя совать нос в чужие дела, а, Сэмми?

Сэм хотел было что-нибудь возразить, но Дин наклонился к раковине и принялся шумно смывать пену. Он, конечно, понимал, что все это делается, чтобы прервать разговор, а потому не решался так быстро сдаваться.

— Что с импалой? Мне нужна машина.

— Детка вновь в строю! Но тебе я ее не дам. Что случилось в прошлый раз, помнишь? В нас врезался грузовик.

— Ты был за рулем, — вздохнул Сэм, понимая, что придется постараться, чтобы выполнить задуманное. Он помолчал с полминуты, выдерживая паузу. — Я хотел поехать в Су-Фолс, в Дакоту, забрать вещи отца. Он не успел их перевести. Но, раз уж мне придется добираться пешком или автостопом, то…

Дальше его слушать не стали: Дин зарычал и, на ходу вытирая лицо мотельским полотенцем, вылетел из ванной. Через несколько минут он, готовый к дороге, снова вошел в ванную:

— Знаешь же, как меня уломать! Собирайся, только быстро, Сэмми. Если в дороге захочешь пи-пи, до Су-Фолс будешь добираться на своих двоих!

* * *

Гермиона в отчаянии посмотрела на часы, спешившие на пять минут. Даже несмотря на их несоответствие с реальными показателями, Дин безбожно опаздывал и она уже решила, что зря взялась ему помогать. А ведь она же зарекалась! И снова на одни и те же грабли, как это на нее непохоже!

Схватив затрезвонивший телефон, она, волнуясь, нажала на кнопку вызова и быстро проговорила в трубку:

— Где ты, черт тебя подери, запропастился?

— Прости, солнышко, появилось неотложное дело.

— Ох, в следующий раз переводить колдовские руны для тебя будет твое «неотложное дело»! Послушай, Дин Винчестер, мне плевать, что ты делаешь и где ты, но завтра утром ты должен прийти!

Видимо, Дин не положил трубку, потому что вскоре Гермиона услышала тихие, обращенные к другому человеку слова: «Сэмми, ты умеешь переводить колдовские руны? Так я почему-то и думал!»

— Хорошо, солнышко, буду!

— Попробуй не появись. И не называй меня солнышком! —, но на том конце провода уже бросили трубку.

Продолжая поражаться мужской безответственности, Гермиона принялась перелистывать страницы толстого рунического словаря. Вспомнились Рон и Гарри, к жизни относившиеся так, словно на следующий день они умрут, то-есть совершенно легкомысленно. Неужели все представители сильного пола таковы? Или ей просто «везет»?

Но долго сетовать на судьбу она не умела. Текст, что принес ей Дин, был невероятно заковыристым и расплывчатым, никаких точных данных и от этого он становился для нее более интересным. Оставалась пара предложений, но сил на них уже не было. «Завтра суну этому умнику словарь, посмотрим, справится ли он!» — и Гермиона откинула книгу подальше.

* * *

Найти мотель, где остановился Джон, оказалось вовсе не сложно, — он выбрал первый, расположенный на въезде в город. Заполучить ключи от номера было сложнее: в мотеле считали, что их постоялец жив, а поскольку заплатил он на неделю вперед, предпринимать ничего не собирались.

Взламывать номер было бы слишком глупо и заметно, поэтому Дин, все еще находящийся в крайней степени раздражения, отправил Сэма решать этот вопрос самостоятельно. Его не было примерно пятнадцать минут, но когда он вернулся, в кармане позвякивали ключи от номера. Дин ухмыльнулся, догадываясь, как он этого добился, учитывая, что за конторкой стояла скучающая девица.

В номере их ждал страшный кавардак: потрепанное кресло перевернули, шкаф был открыт нараспашку, из него выпала вся одежда. Чтобы добраться до кровати, на которой лежала какая-то старая книга, пришлось пройти по устланному обрывками бумаги полу.

Дин брезгливо тряхнул ботинком, наступив в какую-то вязкую жидкость, прикрытую несвежей газетой. Он знал, что отец просто не мог развести такой свинарник, ведь Джон терпеть не мог, когда что-то было не на своих местах. Но кто мог прийти сюда и перевернуть все вверх дном? И тут взгляд его зацепился за кусок ткани, выглядывающий из-под тумбочки. Оглядевшись, Дин потянул за него и вытащил наружу спортивную сумку.

Сумка была набита газетами из разных городов штата: «Су-Фолс Таймс», «Янктон Ньюс», «Ивнинг Пирр», «Абердин» и так далее. Долго не разглядывая ее содержимое, Дин подхватил сумку и, не дожидаясь Сэма, унес в машину. Примерно через полчаса на улице появился Сэм, несущий в руках две большие коробки.

Вскоре они уже были за пределами Су-Фолс, на пути к штату Миссури. Сумка преспокойно лежала под задним сиденьем.

Обрати внимание, мы еще не свернули,

И у нас есть возможность вернуться назад.

Не подумай, нас вовсе не обманули,

Лишь солгали, что не ждет череда преград.

©Эйьяна

От тусклого света лампы и мелкого шрифта у Дина заболели глаза. Он часто заморгал, стараясь привести зрение в порядок, но безуспешно, — светлые пятна продолжали вспыхивать и исчезать. Плюнув на попытки прочесть газеты, он откинул их в сторону, прикрыл глаза и попытался собраться с мыслями. В голове царил страшный хаос, мысли путались, а еще жутко хотелось спать. Казалось, что еще мгновение и он уснет прямо так, за столом, сидя на неудобном, шатающемся стуле.

В сумке обнаружились газеты, минимум три десятка. Номера были неполные, где-то не хватало страниц, а где-то наоборот, одни и те же повторялись, словно между собой смешали два экземпляра одного и того же выпуска. Но Дина беспокоило другое. Почему никаких пометок? Почему ни одна статья не похожа на другую? Ведь должно же что-то быть общее!

Дин зевнул и, сообразив, что больше не спать у него не выйдет, улегся на кровать. Газета, которую он случайно задел, упала на пол и раскрылась примерно в конце, но он слишком устал, чтобы встать и поднять ее.

На газетном листке кто-то жирно подчеркнул цветным маркером одно слово: «Магия».

* * *

Гермиона еще раз пробежалась взглядом по готовому переводу. Вроде бы все верно. Да, ошибки быть не может. Вот только Гермиону все еще гложили сомнения, текст вышел таким странным, похожим на бессмыслицу.

Часы медленно передвигали стрелки: сорок пять минут, сорок шесть, сорок семь... Ровно в десять пятьдесят девять раздался звонок в дверь. На пороге стоял Дин, довольно улыбающийся:

— Минута в минуту, солнышко! — заметил он, указывая на часы. — Я могу быть пунктуальным.

Гермиона отвернулась и, закатив глаза, прошла в комнату.

* * *

Очутившись в комнате, Дин первым делом огляделся. Вполне себе безликая квартирка, такая же, как у любого жителя этого городка. Никакого самовыражения.

Гермиона, ни на секунду не останавливаясь, прошла к столу в углу комнаты, порылась в выдвижном ящике и достала из него лист желтоватой бумаги.

Дин подошел поближе, пробежался по листку глазами:

— Пергамент?

— Руны почему-то не терпят обычной офисной бумаги.

Он кивнул и продолжил читать написанное. Через минуту он замер, раздумывая над написанным.

— Бред, — пробормотал Дин и добавил громче, — полный бред.

— Сама понимаю, но другого варианта перевода нет, — Гермиона покачала головой. — Руны очень многозначны, но здесь все получилось довольно односложно.

Дин поднес пергамент ближе к глазам, словно так в нем появится больше смысла. Повертел, посмотрел под разным углом, а после ткнул пальцем на последнюю руну:

— Что значит эта?

— Там же внизу перевод, мог бы и догадаться, — Гермиона отобрала листок и вновь уложила на стол. — Это руна «сила», по крайней мере, здесь подходит только это значение.

Дин закатил глаза:

— Ладно, солнышко, я тебе верю. Но какой смысл в «...очарованный божественной силой»?

Гермиона обиженно надула губы и зло ответила:

— А это уже тебе думать! Я только перевела, — ей не нравилось, что он мог усомниться в ее знаниях и навыках. Какой-то напыщенный индюк будет указывать ей, как читать колдовские руны?! Да ни за что! — Если ты мне не доверяешь, можешь посмотреть сам! — и Гермиона отошла к стеллажу, чтобы достать словарь. Он всегда стоял на самой верхней полке и дотянуться до него было проблематично, но обычно выручала магия. Еще раз нарушать статут о секретности и колдовать при маггле не хотелось, поэтому ей пришлось встать на цыпочки. Словарь все равно был высоко.

Гермиона уже почти дотянулась, как Дин сам взял книгу, буквально у нее из-под рук. Она резко обернулась, готовая высказать ему все свое недовольство (она бы достала сама, без его помощи!) и вдруг сообразила, что стоит всего в паре дюймов от него. Дин навис над ней, опершись рукой о стеллаж, и, опустив голову, вгляделся в ее лицо. Щеки Гермионы покрылись румянцем, она опустила глаза, надеясь, что так он не заметит ее смущения.

С минуту они смотрели друг на друга, но им показалось, что прошла целая вечность, прежде чем раздался стандартный телефонный гудок.

Дин быстро отодвинулся и нажал кнопку «Сброс». Говорить с кем бы то ни было сейчас не хотелось, но звонок привел его в чувство. Он немного увлекся этой девчонкой, надо признать. Чистые гормоны, ему просто не хватает общения с девушками. Решив, что сегодня же вечером он отправится в какой-нибудь бар и подцепит «горячую штучку», Дин снова вернулся к делу.

— Эм... держи, — он передал продолжавшей краснеть Гермионе потрепанный рунический словарь.

Гермиона раскрыла книгу и принялась перелистывать страницы:

— Да, все верно. «Цвет целомудрия, зачахшего к полуночи, пролитый на дыхание смертного, орошенное кровью сотен оставит в мыслях лишь одно и он, очарованный божественной силой, сделает все, что только пожелаешь». Действительно, бред...

Они молчали какое-то время, погрузившись каждый в мысли о своих заботах. Дин гадал, зачем его отцу нужен был такой бессмысленный текст, и что он мог иметь в виду, а Гермиона всем сердцем переживала свою неудачу. Ей казалось, что в переводе есть ее ошибка, что стоит просто взглянуть под другим углом, и все станет как надо.

— Если хочешь, я сниму тебе копию, — задумчиво протянула она.

— Лучше сними блузку.

* * *

Бармен уже несколько минут тер один и тот же стакан, с подозрением поглядывая на одного из посетителей. Пожилой мужчина, одетый в потрепанный костюм, целый час не мог выпить свой ром. Он тоже оглядывал окружающих, но, скорее, с безразличием, чем с интересом. Бармен посмотрел на него еще несколько минут и отвернулся: он знал этот тип людей. Когда у таких в жизни случается резкая перемена, они не приспосабливаются, а пытаются разглядеть лучшую жизнь в бокале с джином.

За стойку подсел молодой мужчина в куртке из загрубевшей от времени кожи и заказал виски. Поначалу он сидел в гордом одиночестве, но вскоре, когда бармен снова обратил на него свое внимание, был уже не один. Одна из постоянных посетительниц по имени Меган весело с ним щебетала, не забывая изредка томно поглядывать на его губы. Посетитель хитро улыбался, видимо, догадываясь, к чему клонит Меган.

— Пойдем отсюда! Я знаю местечко получше, более... уединенное, — Меган наклонилась и прошептала эти слова ему на ухо, впрочем, достаточно громко, чтобы окружающие тоже могли услышать. В этот момент посетителю открывался прекрасный вид на ее декольте, — одна из ее главных фишек.

Посетитель, успевший за эти полчаса выпить почти половину бутылки виски, ухмыльнулся и вышел из бара, прижимая к себе за талию торжествующую Меган.

* * *

Как только они вышли наружу, Меган потянула его в сторону жилого квартала. «Там нам никто не помешает», — томно прошептала она.

Они поднялись на предпоследний этаж старого многоквартирного дома, Меган отперла дверь и потянула Дина внутрь. Ни о каком благополучии в этом доме и речи быть не могло: обшарпанные обои, потертые кресла, пошатывающийся стол. Но Меган не дала ему как следует осмотреться, Дин даже не заметил, как оказался в спальне у кровати, накрытой лоскутным одеялом, и как за его спиной захлопнулась дверь. Виски помутнили его рассудок и он видел лишь девушку перед собой.

Меган пальцами пробежалась по его плечу и, ни минуты больше не медля, прижалась к его губам. Поцелуй был страстным и имел привкус вишневой помады, Дин уже предвкушал эту ночь, прокручивал ее моменты в мыслях. Но тут его рука скользнула к ней на затылок и он почувствовал ровные, гладкие волосы. «Не то», — почему-то мелькнуло в голове. «Не то...», — отзывалось многоголосым эхом.

Он поспешно оттолкнул Меган, пробормотал какое-то глупое объяснение и ушел из квартиры, чтобы побродить по ночному Джефферсон Сити. Почему «не то» и что тогда было «то» Дин понять не мог.

Гермиона, как только Дин ушел, чтобы восстановить душевное равновесие приготовила себе горячий шоколад и вновь села за перевод. Что ей это напоминало, фразы были незнакомые, но смысл, скользивший между ними…

Продуктивной работе мешал стыд за ее глупое поведение этим днем. Покраснела! Она засмущалась, когда этот чурбан был так близко! Ни с Виктором, ни с Роном, ни с парой других мужчин она такого не чувствовала. С ними она всегда знала, что делать, как себя вести. Ей великолепно удавалось ими верховодить, ее слушали и беспрекословно выполняли то, что требуется, но лишь до того момента, когда возлюбленный не понимал, что его загоняют под каблук. Устраивались настоящие скандалы, а в оправдание могла лишь сказать, что чувства были, но Гермиона никогда не теряла голову. Сегодня она ее потеряла.

В этом было что-то первобытное, то, что рождается раньше нас и никогда не умирает. Ей просто нравилась его близость и осознание того, что мужчина, не соответствующий ни одному ее требованию, вызвал в ней это ощущение, смутило Гермиону. Чем-то это напоминало амортенцию: подверженный его действию не понимал, почему он испытывает любовь, но мог перечислить минимум полсотни прекрасных качеств его возлюбленного.

«Точно! Амортенция!» — и Гермиона, едва не опрокинув стул, вскочила и бросилась к книжному шкафу. Быстро пролистав учебник зельеварения, она нашла нужный рецепт и, схватив со стола карандаш, стала делать пометки на полях.

«Цвет целомудрия, зачахший к полуночи», — в первой же строке был указан цветок лотоса, срезанный в полночь. «Орошенный кровью сотен», — Гермиона сразу же решила, что это сок какой-то ягоды или фрукта и не ошиблась, ведь в рецепте значился сок ягод волчьей рябины. «Что может быть дыханием смертного? Как оно может быть жидким?» — крутился в голове вопрос. В рецепте оставалось чуть меньше двух десятков ингредиентов. Глаза бродили по строчкам, моментально выбраковывая неверные ответы. «Дыхание смертного», — повторяла про себя Гермиона, перечитывая рецепт. В самом конце было написано, что «человек, на которого делается приворот, должен дунуть на зелье, пока оно варится», в примечаниях же добавили «для долгого действия дыхание следует превратить в жидкость, об этом читайте на стр.» и так далее.

Ее догадки были подтверждены: необычная руническая запись оказалась просто философским описанием любовного зелья! «Какая же все-таки глупость», — подумала вдруг Гермиона, — «почувствовать влечение к человеку, пока пытаешься перевести рецепт приворотной настойки!»

* * *

Снова пролистывая газеты, Дин волей-неволей мысленно возвращался к тому вечеру с Меган. Что заставило его уйти? Почему ему показалось, что Меган — не то? И что тогда «то»? Он не знал ответов на эти вопросы, но чувствовал, где их нужно искать. Другой проблемой было то, что он вовсе не хотел возвращаться туда.

Газет, казалось, стало еще больше, они перемешались, и теперь найти в них что-то полезное было сложнее. Дину вдруг подумалось, что он не все вытащил из той сумки. Он опустился на колени у своей кровати и, достав сумку, открыл в ней все отделения. Действительно, в боковом кармане была спрятана газета, сложенная до небольшого квадрата.

Уложив квадрат на стол, Дин принялся разворачивать бумагу. Газета была напечатана на плотной желтоватой бумаге, и в одной из ее частей уже показалось название: «Ежедневный пророк». Подивившись на такое странное название, Дин развернул бумагу в последнем месте.

— Дьявол! — выругался он, отскочив от стола.

На его вскрик из другой комнаты пришел Сэм, еще заспанный и небритый. Зевнув, он подошел к Дину:

— Чего орать в такую рань? Семь… а-а-а-а, полседьмого утра.

Дин, все еще не оправившись после увиденного, указал ему на газету, разложенную на столе. Сэм не глядя поднял газету и тряхнул ей у Дина перед лицом.

— И из-за этого нужно было кричать? Дин, тебе не пять лет, будь сдержанней и…

— Да ты посмотри на нее! — не вытерпел Дин и, выхватив газету у Сэма из рук, потряс ей в воздухе.

В этот раз Сэм молча взглянул на газету и, увидев первую полосу, принялся быстро моргать. Ему на миг показалось, что человек с фотографии пожимает руку кому-то, не попавшему в кадр. Но, когда он взглянул на газету через минуту, иллюзия не пропала и не растворилась, — человек с еще большим жаром тряс неизвестному руку.

— Вот черт… — пробормотал Сэм, пролистывая газету. — Они все, абсолютно все двигаются! А здесь человек летит… на метле.

— Ничего не напоминает? Полеты на метле, название, в заголовках «Самый завидный жених среди колдунов»? Ведьмы, Сэм! И папе что-то

нужно было от них, он что-то искал.

Сэм с минуту помолчал, разглядывая заголовок.

— Ты же понимаешь, что мы должны сделать? — протянул Дин.

— Да, — помедлив, ответил Сэм, — мы знаем только одну ведьму, не попытавшуюся нас убить и нам нужно к ней.

— И, причем, как можно скорей.

* * *

Гермиона давно проснулась, успела позавтракать, привести себя в порядок и еще раз проверить перевод с рунического до того, как в ее дверь постучали. Она ожидала, что к ней снова заявится Дин, но о том, что придут оба Винчестера, даже не думала.

Сэм попытался извиниться за то, что они пришли так рано и наверняка побеспокоили ее, но Дин прервал его и без разрешения прошел в комнату. Гермиона бросила беглый взгляд на Сэма, опешившего от такого нахальства со стороны брата, и кинулась в комнату. Дин успел устроиться: вальяжно развалившись на ее диване, он с ухмылкой глядел на нее.

— Давно не виделись, детка.

— Давно не виделись, плейбой, — сохраняя самообладание, парировала она. Конечно, не будь ей интересно, зачем они заявились в такую рань, Гермиона давно бы прогнала его, прокляв напоследок, но в последнее время любопытство преобладало над всеми ее качествами.

В дверях появился Сэм, и ее взгляд тут же обратился к нему. Гермиона ожидала, что он, как более рассудительный и менее самовлюбленный расскажет, зачем они пришли. Сэм подтвердил ее предположение, и Гермиона мысленно себе поаплодировала.

— Поскольку ты единственный специалист по ведьмам, мы решили…

— Нам пришлось, — поправил Дин, но на него не обратили внимания.

— …что с этим вопросом лучше всего обратиться к тебе. Вот, — и Сэм протянул ей газету, до этого зажатую у него в руке.

Гермиона сразу узнала «Ежедневный Пророк», ведь она много лет подряд каждый день читала это лживую и продажную газету. На первой полосе была статья с заголовком: «Самый завидный жених среди колдунов. Интервью с Гарри Поттером». Гермиона быстро пробежалась глазами по тексту, хотя ничего нового она не узнала, — после того, как война закончилась, невесту для Гарри принялась искать вся женская половина магической Британии, причем, как старшее, так и младшее поколение.

— Это магическая газета, «Ежедневный Пророк». Ее выпускают в Великобритании. Откуда она у вас?

— Нашли в вещах отца, — мрачно произнес Дин. — И раз это оказалось там, значит, что ему что-то нужно было от вас. И, скорее всего, от того типа с первой полосы.

Гермионе хотелось рассмеяться, покрутить им пальцем у виска и заявить, что это глупо. Что могло понадобиться охотнику на нечисть от героя магического мира? Но ведь должны же быть у них основания для таких предположений?

— Почему вы так думаете?

В этот раз разъяснять стал Сэм:

— На нескольких страницах имя «Гарри Поттер» подчеркнуто. Папа обычно так помечает… помечал нужное для дела.

Действительно, на пятой странице обнаружилось продолжение статьи с первой, где имя Гарри было подчеркнуто несколько раз. На седьмой и десятой его фамилию даже обвели в кружок. Конечно, все это не могло быть сделано случайно.

— Я не знаю, чем вам помочь, — сказала Гермиона. — Вы лучше знали своего отца, так что вам решать, что он имел в виду. Мне жаль.

Но Винчестеры не считали, что она ничем не может помочь:

— Расскажи нам про Гарри Поттера, — попросил Сэм. — Где мы еще можем узнать о нем, как не от тебя? Тем более, нам нужно понять, почему папа им заинтересовался, а значит и нужно хотя бы иметь представление об этом Поттере.

Она взглянула сначала на одного, потом на другого: выражения их лиц сильно разнились. Если Сэм излучал любознательность и любопытство, то Дин напротив, был мрачен.

— Я расскажу, но только объясни, почему он дуется, словно мышь на крупу? — спросила Гермиона, указывая на старшего из братьев.

Сэм с улыбкой пояснил:

— Он никак не может понять, как это люди, придумавшие гамбургеры и мобильники не смогли заставить фотографии двигаться.

Дину видимо не понравилось такое безразличное и даже насмешливое отношение к его персоне и он решил напомнить о себе:

— Сэмми, прекращай! Это просто фокус, а не магия, вот и все. Фотографии не двигаются.

Гермиона хитро улыбнулась, услышав это заявление, и вышла из комнаты. Через несколько минут она вернулась, держа в руках объемный альбом в красной бархатной обложке.

— Убьем двух зайцев одним выстрелом! Не веришь, что фото может двигаться? Смотри! — и она протянула Дину раскрытый альбом.

Следующие полчаса прошли в долгих рассказах о детстве и юности Гарри Поттера, а также в рассматривании колдографий. Гермиона смотрела на то, как меняется выражение лица Сэма и слушала едкие комментарии Дина, про себя думая, что они очень похожи на ее мальчишек, на Гарри и Рона. Дин был вспыльчивым, обладал неплохим чувством юмора и отсутствием каких-либо манер, а в Сэме соединились рассудительность, спокойствие и ненавязчивая храбрость. На мгновение ей показалось, что ей снова пятнадцать и сидит она в гостиной Гриффиндора.

Вскоре Винчестеры покинули ее дом. Перед тем, как уйти, Дин успел заявить, что распущенные волосы идут ей куда больше, чем этот «старушечий хвостик».

Когда дверь за Винчестерами захлопнулась, Гермиона вспомнила, что совсем забыла рассказать им о ее догадках насчет рунического перевода. Устроившись на кухне с чашкой кофе, она размышляла, как амортенция может быть связана с газетами. Может, Джон Винчестер просто каким-то образом обнаружил магический мир и хотел узнать о нем как можно больше? С некоторыми магглами такое случалось: на истории магии им рассказывали, что один маггловский врач с каким-то волшебником случайно попал в Косой переулок. Он до того впечатлился, что перестал читать газеты, потому что они «скрывают от нас великолепный мир», а однажды выточил себе из ножки стула подобие волшебной палочки и попытался вылечить с помощью заклинаний своего пациента. Волшебники спохватились и стерли ему и свидетелям его одержимости память, но кажется, вскоре он стал игроком и закончил в психиатрической лечебнице.

Гермиона припомнила, каким Джон был в последние дни и, если доверять ее знаниям в области психиатрии, никакой манией он не обладал. Значит, банальное любопытство? Вполне может быть. Или, если уж стирать всякие границы, вдруг он решил приворожить Гарри Поттера?

Представив себе эту картину, Гермиона сначала просто захихикала, но вскоре не вытерпела и засмеялась в голос. Чудесная пара! Видимо, она деградирует, раз в голову ей приходят подобные мысли.

Почему-то Гермионе показалось, что стол начало потряхивать. Сначала она списала это на простое «кажется», но вскоре заметила, что чашка с кофе и правда периодически подпрыгивает. В шкафчике с посудой вдруг зазвенели тарелки, на крючках закачались полотенца, перевернулась солонка.

«Землетрясение!» — решила Гермиона, но сахарница вдруг сдвинулась на несколько дюймов в сторону, словно ее переставили. Сорвавшись с места, Гермиона добежала до спальни и, открыв ящик с постельным бельем, стала в нем что-то искать. На дне, под стопкой простыней обнаружился футляр с волшебной палочкой, а рядом — флакон в кожаном чехле со шнурком. Повесив флакон себе на шею, Гермиона схватила палочку и бросилась назад на кухню.

Уже опрокинулись стулья, шкафчики хлопали дверцами, а по паркету пошли длинные полосы, словно их процарапали шилом или стилетом.

— Гоменум ревелио! — выкрикнула Гермиона, но заклинание показало, что кроме нее в комнате никого нет. — Гоменум! —, но результата опять не последовало. Вдруг с полки сорвалась банка со специями и полетела прямиком в нее. Гермиона даже не стала выставлять щит: до того, как банка достигла цели, она трансгрессировала.

* * *

Дин едва не упал со стула, когда в метре от него появилась взъерошенная Гермиона. Опершись о стол, она безумными глазами посмотрела на него и почти шепотом сказала:

— Призрак! В моем доме призрак! — и она едва не упала на пол. Усадив ее на стул, Дин попытался выяснить, с чего она решила, что в ее доме поселился гость из иного мира.

На шум из ванной пришел Сэм; только увидев Гермиону в состоянии, близком к истерике, он куда-то вышел, меньше чем через минуту вернулся со стаканом воды. Гермиона, одарив его благодарным взглядом, отпила из стакана и наконец смогла восстановить дыхание.

— Я так давно не трансгрессировала, что почти отвыкла от этого, — пояснила она свое состояние. — Спонтанно перемещаться в пространстве довольно сложно.

— О перемещении расскажешь потом, — резко прервал ее Дин. — Что ты говорила о призраке?

Сделав еще глоток воды, она рассказала им о происшествии на ее кухне.

— Я сначала решила, что это человек под чарами невидимости, но заклинание ничего не показало. Заколдованных предметов тоже не было, а полтергейста так же легко обнаружить, как человека. Я никогда раньше не встречала настолько недружелюбным привидений, даже растерялась. Но когда оно запустило в меня банкой со специями, нужно было действовать. Вот я и трансгрессировала к вам, — только вы не отправили бы меня в психбольницу или в правительственные лаборатории для опытов.

Признаться честно, Дина немного тронуло оказанное им доверие. Она могла переместиться в любую точку, в любой темный закоулок или в подсобное помещение ее больницы, но переместилась в мотель. Он продолжал бы смаковать приятную мысль о ее доверии, если бы не заметил медленно расплывающееся красное пятно у нее на плече.

— Черт! — ругнулся он, стянув с несопротивляющейся Гермионы вязаную кофту, под которой, к его сожалению, оказалась майка.

Сэм бросился за аптечкой, но Гермиона, словно очнувшись от транса, попыталась вырваться.

— Погоди, не нужно аптечки! — отчаявшись выбраться из хватки Дина, она попыталась объяснить спокойно. — У меня на шее экстракт бадьяна, помнишь, у тебя от него даже шрамов не осталось?

Дин отпустил ее, но у Гермионы не вышло снять флакон с шеи одной рукой. Он, не спрашивая разрешения, взялся за шнурком и осторожно потянул его вверх, невольно коснувшись пальцами ее кожи и волос. Будь у него время, он бы обязательно отпустил какой-нибудь сомнительный комплимент, но сейчас это было бы совсем не кстати. Открыв флакон, от протянул его ей.

Но, как только Гермиона взяла флакон, руки у нее заходили ходуном и она поспешно попыталась отдать его кому-то, например, Сэму, стоящему сбоку от нее.

— Впервые в жизни трясутся руки, — нервно хихикнула она. — Кто-нибудь, сделайте это вместо меня, с бадьяном нужно быть осторожным, — если капнуть слишком много или на неповрежденную кожу, будет сильный ожог.

Сэм протянул руку, и флакон уже почти был у него, но Дин выхватил экстракт прямо у него из-под носа.

— Давай лучше я, — не объяснив, почему, предложил он. Сэм не собирался спорить из-за такой ерунды, поэтому быстро кивнул.

Золотистая капля сорвалась с горлышка и упала прямо на раненное плечо. Гермиона рванулась и вскрикнула так пронзительно, что Дин едва не бросился за обезболивающим.

— Ничего, просто чем раньше начнешь, меньше экстракта понадобится. На анальгетики или зелья нет времени, — сжав зубы, сказала она. — Давай, еще две капли, расщеп не такой большой, как могло быть.

В этот раз Дин старался действовать еще осторожней, чем в прошлый, но от этого легче не стало. Закрыв глаза, Гермиона стала мысленно считать: «Один, два, три, четыре…» Легче не стало, но дыхание немного выровнялась. Последняя капля и можно было спокойно вздохнуть.

— Все, — услышала она голос Дина.

— Спасибо, — Гермиона повесила флакон обратно на шею и заклинанием отчистила заляпанную кровью кофту. Раз уж она вновь начала колдовать, то почему бы не использовать простенькое заклинание, чтобы немного облегчить себе жизнь. Тем более в мотеле было довольно прохладно, — в Джефферсон-сити с утра лил дождь.

— Кто это сделал? Ни разу не видел такого, — спросил у нее Дин.

— Да, как будто вместе с кожей вырвали мясо, — добавил Сэм.

— Расщеп. Когда волшебник трансгрессирует, его тело разбивается на молекулы и заново собирается в месте назначения. Но если не сосредоточиться, часть молекул, — принялась объяснять Гермиона, — может просто потеряться по дороге. — Ей нравилось рассказывать им о мире волшебников. Несколько лет она ни с кем не говорила об этом, какое-то время ее даже преследовал страх, что она забудет волшебную стену у «Дырявого котла» и Косой переулок. Теперь Гермионе было с кем поделиться и на чьи удивленные лица посмотреть.

— То-есть где-то сейчас в воздухе парит плечо доктора Грейнджер? — пристроившись на соседнем стуле, ухмыльнулся Дин.

— А ты разве никогда не встречал висящие в воздухе президентские коленки? Странно, президентов же тоже расщепляет. Все молекулы, теряющиеся при перемещении просто исчезают, — пояснив этот момент, Гермиона оглядела Винчестеров. — Но меня больше беспокоит недружелюбный гость в моем доме, так что, может, займемся этим вопросом?

* * *

Дин в последнее время подозревал, что еще несколько таких ночей, и его зрение уйдет в минус. Не то чтобы очки ему не пойдут, — он выглядит мужественно в любом виде, —, но это слегка неудобно. Вампиры подождут, пока он будет искать свои окуляры? Нет.

Устав пялиться в монитор, он объявил, что идет спать и вскоре задремал на своей кровати.

Снилась какая-то ерунда: словно он бродит по улицам Джефферсон-сити. Ни одного человека не было: казалось, что город вымер, пока не появилось нечто необычное. Оно походило на лемура, только размером с добермана и с полосатой шерстью странного кислотно-фиолетового оттенка. «Нечто» вовсе не проявляло дружелюбия: оно бросилось зигзагами бежать по направлению к Дину, утробно рыча и царапая когтями асфальт.

Дин хотел выхватить нож, или пистолет, или что-нибудь еще, но за поясом не было кольта, а клинок куда-то пропал. Он был абсолютно безоружен перед этой тварью. Отчего-то он не мог сдвинуться с места, лишь молча стоял и смотрел, как «лемур» приближается к нему.

Когда тварь оказалась в метре от него, декорации резко сменились; теперь они были в доме Гермионы. «Нечто» тут же сменила цель: забравшись на книжный шкаф, оно принялось рвать когтями обои и сбрасывать с полок вещи. Вазы, книги, фотографии — все это падало вниз. Тварь схватила одну из книг, — Дин лишь заметил титульный лист, — и зубами разорвала ее в клочья.

Оставив в покое книгу, «лемур» снова обратил внимание на Дина. Не в силах уклониться, Дин просто смотрел как на него, выставив вперед когтистые лапы, прыгает «лемур». И он проснулся.

Кровати в мотеле стояли в той же комнате, что и стол, отделяемые друг от друга невысокой перегородкой, поэтому ни Сэм, ни Гермиона не заметили, что он не спит. Дин лежал на спине, вперив взгляд в потолок, и пытался отдышаться. Он успокоился, только когда нащупал под подушкой рукоять пистолета. Но вместо своего кольта Браунинга он обнаружил тот самый кольт, созданный для борьбы с нечистью.

— Странно, — тихо пробормотал он, недоверчиво глядя на пистолет. Судя по всему, не подделка, да и кто бы стал его подделывать? — Очень странно…

Он, словно в находясь трансе, поднялся с кровати и вышел из-за перегородки. Гермиона и Сэм о чем-то увлеченно беседовали, не замечая его.

— В моем мире призраки чаще всего дружелюбные и не причиняют никому вреда. В моей школе, к примеру, было с полсотни призраков, а у каждого факультета было свое привидение, — заявила Гермиона, но Сэм ей не особо верил.

— Как привидение может быть безобидным? И зачем факультету свой призрак?

— Раньше, еще до того, как они умерли, эти люди учились на этих факультетах, — наша школа очень старая, ее основали где-то в IX веке. Ну, например Почти Безголовый Ник часто защищал первокурсников, если их обижали и вообще любил поболтать. А Кровавый Барон не давал полтергейсту разрушить школу до основания, — начала перечислять она. Послушав ее с минуту, Дин понял, почему Сэм ей не верит. Он и сам не особо верил в ее слова. Может призраки еще и кексы с изюмом пекут? — Серая дама, правда, мало кем интересовалась, но она помогла моему другу, ее просто нужно было попросить. Плаксу Мирртл тоже нужно было просто спросить, чтобы узнать ответ. Они никогда не причиняли никому вреда.

Дин решил, что за такими размышлениями можно просидеть до рассвета и что пора это прекращать.

— Но в твоем случае этот принцип не пройдет, — и Сэм, и Гермиона как по команде обернулись к нему. Довольный оказанным эффектом, Дин повернул стул и, положив руки на спинку, сел. — Что вы успели узнать?

— Дом новый, в нем никто до Гермионы не жил, но это мы знали сначала, — начал Сэм. — Земля раньше была пустырем, никаких языческих капищ, кладбищ или чего-то подобного.

— По полицейским сводкам там даже не было убийств и несчастных случаев, — Гермиона по старой привычке стремилась показать, что знает материал на отлично. Пусть это и не школьный урок, а материал касается ее собственного дома.

— Ранее Гермиона ничего странного не замечала, дом как дом, мы сами там были.

Видимо, дурной сон все-таки испортил ему настроение, потому что Дин, сам того не желая, начал ворчать:

— Ну да, если не считать того, что в нем живет ведьма.

Гермиона гордо вскинула голову, презрительно взглянув на него:

— Волшебница, не путай.

Сэм видел, что назревает конфликтная ситуация, а потому решил вмешаться. Он давно понял, что именно происходит между этими двумя: симпатия, которую каждый либо не желает показывать, либо не осознает. И второе, скорей всего, относится к его брату. Дин до того привык к тому, что девушки по первому зову кидаются к нему на шею, что просто разучился видеть скрытый интерес.

— Сейчас не об этом. Дин, завтра мы сами поедем туда, осмотрим дом, а после решим, что делать.

— А я? — Гермиону явно не устраивало, что ей придется быть в стороне.

— Останешься здесь до тех пор, пока мы не разберемся, — уверенно отрезал Дин. Не хватало ему еще трястись не только за Сэма, но и за нее. — И никаких возражений.

— Но…

— Я сказал - нет! — выпалив это, он сразу почувствовал странное успокоение, словно только что выполнил что-то важное.

— Хорошо, — вдруг тихо сказала Гермиона, кивнув головой. Он ожидал любого проявления сопротивления, — слез, истерик, ругани, —, но не такого смирения. — И я хотела сказать вам, но забывала: тот текст, что вы мне принесли — поэтический отрывок из рецепта самого сильного приворотного зелья. Пока не знаю, зачем он мог понадобиться вашему отцу, но это действительно так, ошибки быть не может. — Зевнув, она поднялась со стула и потянулась. — Вы как хотите, а я спать. Где мне можно лечь?

— На моей кровати, она слева — уже мягче предложил Дин. Теперь он даже и не думал злиться на нее, напротив, почувствовал желание проявить заботу. — Я все равно сегодня не буду ложиться.

Сказав «спасибо», Гермиона скрылась за перегородкой.

— Ну и что это было? — спросил Сэм, немного пораженный поступком Дина. Раньше он никогда не уступал своего, разве что изредка ему или отцу, да и то нехотя. Дин делал что-то только когда хотел этого.

— Сам не знаю, — буркнул Дин. — И мне сейчас не до этого. Лучше посмотри, что было у меня под подушкой, — и он положил на стол кольт.

Проснувшись следующим утром, Гермиона с удивлением обнаружила, что Винчестеры уже уехали, хотя часы показывали всего половину восьмого. На столе осталась записка, явно написанная впопыхах, такими простыми и незатейливыми были предложения:

«Уехали в твой дом. Оставайся в мотеле, на улицу не выходи. Когда вернемся — неизвестно, возможно, что вечером.

Сэм.»

Вот к чему Гермиона не была готова, так это к дню, проведенному в бесцельных и мало нужных занятиях. Она от природы была человеком, который стремится на работу даже в свой законный отпуск, то-есть трудоголиком. Когда же приходилось сидеть дома, она находила себе тысячу и одно, бесспорно, важное занятие: связать себе новый шарф (естественно, без магии), переставить все книги сначала по алфавиту, потом по жанру, а после по цвету, попытаться найти тринадцатый способ использования драконьей крови и так далее. В мотеле же абсолютно нечем было заняться.

С полчаса она смотрела в окно, стараясь, словно Шерлок Холмс, как можно больше узнать о случайных прохожих из их внешнего вида. Вскоре это занятие наскучило, и тогда она стала шагами измерять комнату.

Как жаль, что ей пришлось так спешно покинуть свой дом! Гермионе абсолютно нечем было заняться, у нее даже не было с собой никакой книги! Возможно, у Сэма есть небольшая библиотека, но рыться в чужих вещах..! Она всегда гордилась тем, что родители дали ей хорошее воспитание.

Устав от поиска лекарства от скуки, Гермиона упала на кровать. Ей вдруг показалось, что под подушкой есть что-то твердое, — она касалась его головой через ткань и пух. Рука действительно нащупала небольшой предмет, который оказался кинжалом. «Это же паранойя — спать с оружием по подушкой, » — разглядывая находку, подумала Гермиона. Клинок был действительно занятной вещицей: с зазубринами на лезвии, но без единого пятнышка грязи, с костяной рукоятью, на которой были вырезаны узоры из символов, чем-то похожих на руны. Руны!

Гермиона тут же принялась рассматривать узор, вспоминая все трактовки, которые она знала. По кругу шли, попеременно повторяясь альгиз, хагалл, гебо, уруз, — защита, разрушение, единство, сила. Вполне годные символы для оружия, — кажется, на палочке Сириуса тоже были выточены в основном эти руны, —, но откуда у маггловских охотников на нечисть такой клинок? Он явно колдовского происхождения, Гермиона даже чувствовала, как от него от него исходят волны магической энергии. «Неудивительно, что Дин — настоящий солдафон. Спать с руной разрушений под подушкой! Такое даром не проходит».

Чтобы окончательно подтвердить свои догадки, она достала палочку и взмахнула ей, произнеся заклинание обнаружения магии. Над кинжалом тут же разлилось голубоватое свечение, на миг принявшее силуэт волка.

— Впрочем, я так и думала, — пробормотала Гермиона, собираясь выполнить еще одну проверку, но ей помешали. Входная дверь распахнулась и в номер влетели Винчестеры.

Одного взгляда хватило, чтобы понять — ничего не вышло. Дин чуть не плевался от досады, Сэм был чернее тучи.

— Призрачный лемур, кому сказать — засмеют! — Дин рухнул на стул, всплеснув руками. На какое-то время он замолк, запустив в волосы пальцы. — У вас, «волшебников», лемуров держат в качестве питомцев? — Гермиона покачала головой. — Так я почему-то и думал!

— Что произошло? — спросила она. Ее открытие по поводу клинка может немного подождать. — Вы будто дементора встретили. А, забудьте!

Сэм присел к столу и, пододвинув к себе ноутбук, принялся рассказывать:

— Приборы зафиксировали высокую активность, но мы так и не успели найти эпицентр. Появился…

— Призрачный лемур, — процедил Дин, оскорбленный тем, что какая-то потусторонняя зверушка сумела надрать им задницы.

— Да, призрачный лемур! Только размером с крупную собаку, в фиолетовую светящуюся полоску! Оно непохоже ни на одно привидение, какое я видел, но не из плоти и крови, — торопливо объяснил Сэм, не отрываясь от монитора. — Потом это… животное каким-то образом смогло образовать что-то наподобие портала, — мы просто появились на соседней улице.

Гермиона едва не заплакала, услышав эту отнюдь не веселую историю. Где она будет жить? Стоит устроиться в гостинице, но у нее нет наличных. Можно, конечно, пойти к ближайшему банкомату и… Черт, а ведь карточка тоже осталась в доме! Выходит, что она осталась без денег и крыши над головой, а в госпитале ее ждут через три дня, не раньше (и зачем нужен был этот отпуск?!).

Пока она предавалась раздумьям, Дин вытащил пистолет и с особым остервенением принялся его чистить. Если бы у них было побольше пуль для кольта, эту тварь можно было бы уничтожить в два счета, а так…

— Поживешь пока у нас, — словно прочитав ее мысли, сказал Дин. — Скоро мы расправимся с этой тварью. Или я британская королева.

* * *

Гермиона подсела к нему, когда часы показывали двенадцать. В городе было тепло для этого времени года; слабый ветер трепал листву на растущем у мотеля ясене.

— Откуда у тебя этот нож? — тихо спросила она, отвлекая Дина, полирующего кинжал.

— Подарок, — он довольно улыбнулся, приподнимая клинок. Со стороны казалось, что он дает ей получше рассмотреть нож. Но Дину просто нравилось глядеть на то, как сталь блестит из-за желтоватого света лампы. — От отца.

Гермиона кивнула, не решаясь говорить то, что вертелось у нее на языке. «Эта вещь дорога ему, и если он узнает, что она колдовская…»

— Давно вы так? — спросила она и тут же осеклась. Вместо того, чтобы задать один глупый вопрос, она задала другой, ничуть не лучше.

— Как «так»? — невозмутимо поинтересовался Дин. Конечно, он прекрасно понял, что Гермиона имеет в виду, но говорить о прошлом не хотелось.

— Ну… — она не знала, что сказать. Продолжить расспрос или закончить этот неудобный разговор? Она всегда грешила любознательностью, граничащей с любопытством, — стоило на горизонте появиться какому-нибудь интересному предмету для размышлений, как Гермиона, не задумываясь, бросалась на поиск информации. Порой она узнавала тайны, скрываемые за семью печатями, но чаще — ничего стоящего внимания. И сейчас, когда перед ней мелькнула действительно интересная история, Гермиона бессознательно стремилась вцепиться в нее.

— «Так» — это вместо дома — мотель. Вместо какой-либо заурядной работы — охота на нечисть, а еще книги на латыни и амулеты, клинки, пистолеты и много чего еще.

Дин склонился над ножом, рассматривая его на предмет грязи.

— Давно, — ответил он; голос его был глухим, словно на грудь ему положили тяжелый камень. — Так давно, что я уже не помню, как жить по-другому. А теперь, мисс Я-Хочу-Все-Знать, займись каким-нибудь делом, не отвлекай меня.

Гермиона, не желая проигрывать, с раздражением заметила:

— Ты скоро протрешь в нем дыру!

— Может, ты сделаешь это лучше?! — и Дин сунул ей в руки тряпку и кинжал. Он ожидал, что она запустит в него этим ножом, а после вытрет его кровь этой тряпкой, но Гермиона, насупившись, стала чистить сталь.

Когда рядом раздался тихий, слегка насмешливый голос, она даже решила, что ей послышалось.

— Вопрос на вопрос: как давно ты живешь так? Не как нормальный человек, а как ведьма, — выделив последнее слово, Дин с особым наслаждением смотрел, как на ее лице появляется недовольная гримаса.

— С одиннадцати, — ответила Гермиона, с большим усилием проводя тряпкой по лезвию. — Мы все начинаем эту жизнь с одиннадцати. Заканчиваем младшую школу и летом получаем письмо.

— «Хэй, ты волшебник, парень!» — не удержался и вставил он.

Гермиона согласно кивнула:

— Примерно так. Только если у тебя в семье нет волшебников, с письмом к нам приходит учитель из школы. Ну, для того чтобы убедить, что это не розыгрыш.

— Представляю себе реакцию родителей! «Добрый день, сэр, мисс, я пришел сказать, что ваш малыш — колдун. Мы забираем его в нашу школу. И да, не злите его, — после месяца обучения он сможет превратить вас в жаб!»

Гермиона едва не расхохоталась — именно так, по словам Колина Криви, профессор Локхарт пояснил свой визит его родителям.

— Бывает похуже. К моему другу пришел наш школьный лесничий, а когда его не пустили на порог, выбил дверь.

Теперь уже Дин не смог сдержать улыбки. Ему вдруг в голову пришла мысль, что общение с Гермионой его не тяготит, а в некоторые моменты даже доставляет удовольствие.

— А что насчет уроков? «Сэр, простите моих одноклассников за то, что они пытались поговорить с вашей шляпой. Я случайно превратил чай в школьной столовой в виски».

В этот раз Гермиона не смогла сдержаться, — настолько близким к истине было его предположение.

— Ты не представляешь, — сквозь смех сказала она, — насколько прав. — Увидев немой вопрос в его глазах, она решила пояснить. — В моей школе действительно есть Шляпа, с которой можно поговорить, — она обязательно ответит. А мальчишки каждый год пытаются превратить воду в ром!

Полировка ножа теперь казалась скучным занятием и была оставлена на потом. Еще около получаса Дин предполагал, какова жизнь в школе для волшебников, а Гермиона с удовольствием рассказывала, как там на самом деле.

Стрелки часов уже показывали два часа ночи, но им вовсе не хотелось расходиться, тем более, что спальных мест было всего два, а одно уже было занято Сэмом. Гермиона увлечено рассказывала о факультетах, когда лампочка в люстре вдруг моргнула. Раздался глухой треск, словно кто-то разбил стекло, предварительно положив его в холщовый мешок, и свет погас.

— Черт! — выругался Дин, пытаясь в темноте найти ключи от номера, — кажется, там был ключ от щитка. — Выбило пробки!

Ключи наконец обнаружились, но Дин неосторожно, попытавшись их взять, случайно смахнул связку на пол. В кромешной темноте приходилось ориентироваться только на звук, — облака заслонили луну, и нечему было осветить комнату.

— Может, посветишь? — проворчал Дин, пытаясь найти ключи.

В ответ ему прозвучало разочарованное:

— Я палочку на тумбочке оставила. Отвыкла держать ее при себе…

Вдруг он наткнулся на что-то мягкое; дотронувшись еще раз, сообразил, что это рука Гермионы. Видимо, она решила помочь ему найти эти чертовы ключи.

— Не нашел? — тихо поинтересовалась она, ненароком касаясь его локтем.

— Нет… — у Дина даже пересохло в горле, когда она, протянув куда-то руку, наклонилась к нему. Он смог почувствовать ее дыхание где-то в области шеи.

— Я тоже, — Гермиона сначала попыталась отодвинуться, но после замерла. Она сделала еще хуже, — теперь они сидели прямо друг напротив друга, едва не соприкасаясь носами. Она знала, что он совсем рядом, и ее вдруг страшно захотелось коснуться его.

Дин чувствовал, как она дрожит, но не придал этому особого значения. Его самого пробивала дрожь, словно он вышел на мороз в легкой куртке. Комнату вдруг залил холодный лунный свет, и Дин забыл, как дышать: Гермиона была так близко, что стоило чуть-чуть податься вперед, и он коснулся бы ее губ своими.

Сглотнув, Гермиона подняла на него глаза, — она тоже хотела этого.

Дин положил руку ей на затылок и, слегка надавив, заставил ее сократить расстояние. Гермиона тут же ответила, — запустила ему пальцы в волосы, — и Дин, окончательно уверившись в правильности своих действий, поцеловал ее.

Вначале она робко целовала его, но вскоре, обхватив его шею руками, со всей страстью стала отвечать. Про ключи они забыли.

Когда они медленно, как бы нехотя, отстранились друг от друга, Гермиона почувствовала, как у нее пунцовеют щеки. «Как хорошо, что света нет!» — подумала она, представив, как Дин бы посмеялся над ее смущением. Она никогда не смущалась, даже во время своего первого поцелуя, но сейчас что-то изменилось. «Чувствую себя девчонкой, влюбившейся в выпускника лет на семь ее старше!»

— Ты… твоя очередь сегодня спать на кровати!.. — на одном дыхании шепотом выпалила она. Гермиона почувствовала, как он беззвучно сотрясается от смеха.

— И это все, о чем ты сейчас можешь думать? — насмешливо спросил Дин. Он знал, что девушки в любой момент умудряются говорить о чем угодно, но чтобы об очереди на спальное место…

— И все же, иди спать, — ворчливо сказала Гермиона, желавшая поскорее остаться наедине с собой. Сейчас ей нужно было о многом подумать.

Дин поднялся — в этот момент он показался ей ужасно высоким — и протянул руку.

— Не могу позволить, чтобы леди оставалась сидеть на полу.

Чуть помедлив, Гермиона вложила свою ладонь в его. Дин потянул ее на себя, и она, пошатнувшись, случайно столкнулась с ним. Не смея поднять глаз, Гермиона продолжала упираться ладонью в его грудь и смотреть на то, как поднимаются его ключицы при вдохе. Она была вовсе не против, когда Дин положил руку на ее талию. Находясь в легком забытье, сама не заметила, как стала дышать с ним в такт… И вдруг очнулась.

Отстранившись, Гермиона серьезно посмотрела на него; Дин улыбался, но не насмешливо, а счастливо.

— Иди спать, Винчестер.

Он с укором посмотрел на нее, но говорить ничего не стал. Когда послышалось тихое сопение, Гермиона резко опустилась на стул и закрыла лицо руками. Ей предстояла долгая ночь.

* * *

Найдя на полу ключи, Гермиона вышла на улицу и подняла рубильник в щитке. Но, вернувшись в номер, свет включать не стала, только тихо взяла палочку с тумбочки. Во-первых, не хотелось будить Винчестеров, а во-вторых, ей почему-то всегда лучше думалось ночью, когда было темно.

Открыв окно, она смотрела на город — уснувший, даже не мерцавший вывесками — и чувствовала, что может утонуть в неопределенности. Ей просто необходимо было знать, чем был этот поцелуй — увлечением или возможным началом чего-то серьезного?

Гермиона всегда точно знала, чего хочет от жизни. Когда ей предложили место в Министерстве, она не смогла сказать «да», потому что знала — ей это не по душе. Она хотела некой обыденности, простоты, не волшебных будней. И Гермиона поступила в американский медицинский колледж — просто ткнула пальцем в карту, чтобы выбрать страну. И ни разу не пожалела.

Но Дин… Дин нарушал всю размеренность ее жизни. Только он появился, и Гермиона вновь стала колдовать, нарушила Статут о секретности, взяла отпуск, хотя раньше никогда этого не делала. А еще она вспомнила о Хогвартсе, Косом переулке, Дырявом Котле и очень захотела вернуться туда. Дин нес перемены и неопределенность, и Гермионе это не нравилось.

Нужно было прекратить это! Иначе все может зайти слишком далеко, и у нее ничего не получится сделать. Пока между ними только взаимный интерес и пара поцелуев, все можно легко решить. Нужно лишь сказать: «Хватит!»

Вдруг в кустах у соседнего домика мелькнула тень. Гермиона напрягла зрение, чтобы разглядеть ее. Но тени словно и не бывало. Гермиона уже и забыла о ней, как в воздух взметнулось что-то фиолетовое, чем-то походившее на лемура, но гораздо больше. Нечто, выставив вперед когтистые лапы, шипя и скалясь, прыгнуло на подоконник и тут же бросилась в атаку. Вскрикнув, Гермиона направила палочку на зверя и, он отлетел назад. Оказавшись на улице, оно, порычав напоследок, скрылось в кустах.

Загорелся свет, послышались торопливые шаги. Гермиона, застывшая в оцепенении, даже не заметила, как к ней подошли проснувшиеся Винчестеры. Только почувствовав на своей плече руку Дина, она словно очнулась ото сна и тут же стряхнула чужую ладонь. «Не забывай о своем решении!» — мысленно повторила Гермиона.

— Что случилось?

— Это, это тот лемур, про которого вы говорили. Прыгнул на подоконник и бросился на меня, — немного заикаясь, объяснила она. Дин тут же кинулся к окну и, облокотившись руками о подоконник, высунулся наружу.

— Уже смылся! «Мадагаскар» да и только! — разочарованно сказал он, закрыв окно.

Сэм в это время уже сидел за ноутбуком, разыскивая что-то в сети. Быстро просмотрев нужные ему сводки, подозвал Дина к себе. Гермиона, не сдержав любопытства, тоже подошла ближе.

— За этот месяц двое местных попали в психиатрическую лечебницу, — быстро стал рассказывать Сэм, пролистывая страницы интернет-газет. — Причем оба считают, что видели странного фиолетового зверя. Кажется, наши клиенты.

— Обычная схема или усложняем?

— Думаю, обычной хватит, — Дин согласно кивнул.

— Обычная схема? — удивленно переспросила Гермиона. — Что вы собрались делать?

Дин встал и, посмотрев на нее, нагнувшуюся к столу, со всей высоты своего роста, ухмыльнулся:

— Завтра увидишь, — и прибавил, — крошка.

* * *

Около полудня со двора мотеля выехала черная Шевроле Импала. Водитель ее, состроив довольную гримасу, плавно поворачивал и вообще вел довольно аккуратно.

— Он всегда такой, когда за рулем, или это все стресс? — заинтересованным шепотом спросила Гермиона.

— Импала — его единственная любовь, — прокомментировал Сэм, что-то ища в бардачке. Среди различной атрибутики экзорциста невозможно было найти нужное. Хлопнув дверцей, тут же защелкнувшейся, он спросил:

— Дин, не видел удостоверения?

— Покопайся в бардачке! — с раздражением ответили ему. Дин не любил, когда его отвлекали от дороги.

— Там ничего нет.

— У-у-х! Ну, Сэм! — громко выдохнув, Дин наклонился, удерживая руль в нужном положении одной рукой, и принялся рыться в бардачке. Через минуту он бросил Сэму на колени два удостоверения.

— Что это? Только не говорите, что вы подрабатываете в АНБ! — вдруг воскликнула Гермиона, разглядев значки на удостоверениях.

Дин усмехнулся и, резко крутнув руль, отчего машину занесло в сторону, сказал:

— А по воскресеньям я преподобный отец.

* * *

Лечебница вовсе не походила на клинику, в которой работала Гермиона — так ей, по крайней мере, показалось. Стены были такими же белыми, по коридорам разливался такой же белый холодный свет, но персонал был неестественно молчаливым и недружелюбным, во всем здании повисла напряженная тишина, иногда нарушаемая надсадными криками, которые, впрочем, быстро заставляли смолкнуть. Гермионе очень хотелось покинуть это место, и желание это только усилилось, когда она заметила, что на всех окнах установлены решетки. «Огромная клетка для тех, кто обижен жизнью» — думала она, прячась за широкие спины Винчестеров, — «для тихих помешанных, для буйных безумцев и для многих других, кто не может существовать в обществе. Губительное место для здорового человека».

Как только Дин изящным жестом открывал свое удостоверение — «агент Хатчерсон,» — говорил он, — все двери перед ними открывали, а персонал, заинтересованный внезапным визитом, заискивающе предлагал не только экскурсию по лечебнице, но также кофе, шоколад и полноценный ланч. Гермиона только удивлялась, с каким равнодушием и невозмутимостью Дин отвечал на все подобные предложения, учитывая, насколько он несерьезен.

Главный врач отделения тихо помешанных больных, поворчав для приличия, сотрудников Агентства Национальной Безопасности пропустил, но к Гермионе он подошел со всей дотошностью:

— У мисс нет документов, уполномочивающих ее для посещения, — со злорадной улыбкой заметил он. — Ей придется покинуть наше заведение, — от удовольствия он даже стал потирать руки.

Сэм порылся в карманах с таким видом, будто что-то потерял и с досадой сказал:

— Я забыл удостоверение мисс Лоуренс в штабе! У нее сегодня первый день, документ должен был отдать я. Может, сделаете исключение?

Врач, еще больше обрадованный вскрывшимся обстоятельствам, твердо заявил:

— Нет, мистер Хэмсфорт.

— Примем это за «да», — сказав это, Дин оттеснил врача в сторону от нужной двери и, взяв Гермиону за руку, потянул к палате. Сэм только пожал плечами на возмущенное восклицание врача и прошел за ними.

В палате, залитой ясным солнечным светом, на кровати расположилась миссис Клаффлин — хрупкая женщина, полностью поседевшая, но при этом без единой морщинки на лице. Увидев посетителей, она улыбнулась и, как хозяйка большого дома, принялась хлопотать.

— Здравствуйте! — звонким голосом сказала она. — Присядете?

Бросив взгляд на единственное кресло, Сэм кивнул Гермионе, и та поспешно заняла указанное место. Достав ручку и блокнот, она приготовилась записывать все сказанное.

— Мы из Агентства Национальной Безопасности, — устав от молчания, Гермиона решила, что тоже примет участие в этом спектакле. — Это мистер Хатчерсон, это мистер Хэмсфорт, а я мисс Лоуренс. Нам бы хотелось задать вам несколько вопросов.

Но миссис Клаффлин ее не слушала; внимательно разглядывая своих посетителей, она вдруг схватила Гермиону за руки и, перевернув ее ладони тыльной стороной вниз, стала рассматривать кожу.

— Какие у тебя красивые руки! А какая кожа! Такие пальцы просто созданы для музыки! — восклицала она, проводя пальцами по ладоням. Лицо ее приобрело мечтательное выражение, и миссис Клаффлин вдруг резко переменила тему:

— Я когда-то играла на блок-флейте. Ах, какая это чудесная музыка! А ты, милая, не играешь на флейте?

— Нет, мэм, у меня нет слуха.

— Глупости! Слух есть у каждого, просто его нужно развивать. Даже вот этот молодой человек, мистер… Хатчерсон, и то выучился бы петь, если бы захотел.

Дин, по-детски обидевшись на ее замечание, сказал:

— С чего вы решили, что я не пою?

— По вам видно, что медведь на ухо наступил, — отрезала миссис Клаффлин и тут же вернулась к Гермионе. — О, меня в Илвермони многому научили, особенно предсказывать по руке. Ты, милая, скоро будешь на развилке двух дорог: одна пряма, но безотрадна, другая змеей вьется, зато полна приключений и неожиданностей. Я уже знаю, куда ты свернешь.

Гермиона с сомнением спросила:

— Ну, и куда же?

— Туда, — не заметив отрицательного отношения к своему гаданию, как можно тверже и спокойней сказала миссис Клаффлин, — где будет сердце твое. А будет оно в чужих руках.

Сэм, отличавшийся деликатностью, пихнул раздраженного Дина в бок и тут же ласково заговорил с миссис Клаффлин:

— Мэм, нам нужно знать, что вы видели полмесяца назад, перед тем, как у вашего мужа случился сердечный приступ? Не могли бы вы подробно рассказать об этом?

Раздумывая, миссис Клаффлин стала раскачиваться из стороны в сторону, бормоча себе под нос. «Нельзя… Они убьют Малышку… Малышка опасен… Ему нельзя больше здесь жить… Малышка…» — донеслось до Гермионы. Миссис Клаффлин так же внезапно перестала раскачиваться и быстро заговорила; прытко пишущая ручка только успевала записывать.

— Вечером мы с Сэлом смотрели музыкальную программу. Он, как и мистер Хатчерсон, не музыкален, но ради меня смотрел ее. В кухне было открыто окно и… Наверное, Малышка прыгнул в окно, чтобы попасть к нам домой.

Дин было хотел перебить ее, чтобы задать вопрос, но Сэм вовремя пихнул его локтем.

— Сэл хотел пить и поэтому пошел на кухню. Потом был крик Сэла, такой, что заглушил Уитни Хьюстон по телевизору, я побежала к нему, а там… — в уголках глаз миссис Клаффлин скопились слезы, сама она, едва сдерживаясь, чтобы не зарыдать, прикрыла рот рукой.

— Мэм, — начала Гермиона, взяв ладонь миссис Клаффлин в свою, — вам нужно нам это рассказать. Это очень важно. Пожалуйста.

Миссис Клаффлин внимательно посмотрела на нее, кивнула и, сделав резкий вдох, продолжила:

— Там был Сэл. Он лежал на полу, уже мертвый. Милая, Боже, какие у него были глаза! Какой ужас в них застыл! А рядом бродил Малышка, пошипит на Сэла и отойдет, пошипит и отойдет. А потом он прыгнул на подоконник и куда-то убежал.

— Миссис Клаффлин, — осторожно поинтересовался Сэм, — как выглядит Малышка?

Она, все-таки расплакавшись, ответила, все время заикаясь:

— П-п-похож на лемура, знаете, каких п-п-показывают по Дискавери. Только Малышка фиолетовый, наверное, упал в б-б-банку с краской.

Миссис Клаффлин с удивлением отметила, что ее посетители переглянулись так, будто уже видели Малышку. Ей вдруг стало страшно: что если он придет к ней? Дрожа всем телом, миссис Клаффлин бросилась к одному из мужчин, хватая его за руку.

— Пожалуйста, не оставляйте меня здесь! Он, он убьет меня, как это было с Сэлом, с моим дорогим Сэлом! — несвязно бормоча, она с детским доверием уставилась на Дина, не дающего ей упасть. — Мы ведь прожили почти пятьдесят лет вместе, я и Сэл. А теперь его убил Малышка, и меня он убьет!

— Не волнуйтесь, миссис Клаффлин, — ответили ей, кто именно, она не поняла. — Мы позаботимся о вашей безопасности.

Посетители ушли, оставив ее одну. Миссис Клаффлин, с ногами усевшись на кровать, сквозь стену услышала неразборчивые фразы. «И как мы выполним твое обещание?» — сказал один голос, женский, но твердый. «Не знаю,» — ответил тот самый, что пообещал защитить ее. — «Но или эта старушка спокойно доживает свой век, или я потерянный принц Испании!»

Как только все трое оказались в машине, и Дин надавил на газ, Гермиона достала свой блокнот, в котором все-таки умудрилась сделать пару пометок. Пробежавшись взглядом по строчкам, она подняла глаза и спросила, скорее не из необходимости, а для собственного спокойствия:

— Вам не показалось, что она не совсем сумасшедшая.

Дин вдруг фыркнул:

— Нет, конечно, нет. Она просто называет странную потустороннюю тварь Малышкой. Так делает каждая третья пенсионерка, не сомневайся.

— Не ерничай, Дин, — одернул его Сэм, задумчиво уставившись в окно. — Мне тоже показалось, что миссис Клаффлин была вполне здорова до смерти мужа. Гермиона, как думаешь, ее поведение — это признак нервного потрясения?

Не заметив, как Дин вздрогнул, услышав ее имя, она живо поддержала эту версию:

— Вполне может быть! Резкая смена темы, повторение одних и тех же слов — все это возможные симптомы. Я не так хороша в психиатрии, как это требуется, но миссис Клаффлин все еще не сошла с ума, это можно сказать точно.

Полил дождь, и капли, забарабанившие по стеклу, заставили всех задуматься о своем и прервать разговор.

Когда они добрались до развилки, одна из дорог которой вела к мотелю, Дин вдруг повернул не в ту сторону.

— Дин, нам нужно было направо, — сказал Сэм, но его как будто не услышали. Он повторил еще раз — реакции не последовало. — Дин! Дин, черт возьми! — он пихнул брата в бок, но тот с завидной невозмутимостью продолжил смотреть на дорогу.

Взволновавшаяся Гермиона, заметавшись на сидении, почти выкрикнула:

— Посмотри ему в глаза! Срочно! Зрачки расширены?

— Да, — ее волнение передалось и Сэму. Зрачки у Дина почти закрывали зеленоватую радужку, а глаза… в них застыло настолько тупое, равнодушное выражение, что Сэма пробрала дрожь.

— Жми на тормоз!

Сэм вытянул ногу, чтобы нажать на нужную педаль, но он никак не ожидал, что Дин вдруг вывернет руль, и машина покатится под откос. При этом выражение глаз, теперь казавшееся еще более жутким, едва заметно изменилось — зрачки немного сузились, но радужка вдруг стала ярче, совсем как костюм лепрекона.

Машину несло вниз, к оврагу, поросшему деревьями. За считанные секунды она оказалась почти у склона. Вдруг скорость уменьшилась, а Импала, крутнувшись вокруг своей оси, миновала высокое дерево и остановилась на небольшом свободном участке.

Сэм, будучи в потрясении, неуклюже обернулся назад. Увидев Гермиону, сжимавшую свою волшебную палочку, он сразу понял, что помешало им превратиться в лепешку.

— Спасибо.

Гермиона лишь быстро кивнула.

— Нам нужно вытащить его на открытое пространство, так будет безопаснее. Только держи крепче, — добавила она, когда Сэм схватил брата под мышками. — Он под проклятьем подвластья, может сотворить что угодно.

Действительно, Дин, словно в подтверждение ее слов, сделал попытку вырваться: оскал, застывший на его лице, напоминал волчий. Хотя держали его крепко, он умудрился высвободить одну руку, но попытка ударить Сэма провалилась: тот вовремя перехватил чужой кулак.

— Отключись! — Дин сразу затих, постепенно оседая у Сэма на руках. Прикрыв глаза, он мерно задышал, не реагируя на капли, падающие ему на лицо.

Гермиона, без опаски подойдя к распрастертому телу, опустилась рядом с ним на колени. Приоткрыв Дину одно веко, она посмотрела на зрачки, потом измерила пульс. Приложив ухо к вздымавшейся груди, послушала сердце.

— Он действительно под проклятием подвластия, правда, недолго, не больше дня, — поднимаясь, заключила она. В последний раз Гермиона сталкивалась с Империусом много лет назад, еще в годы войны, но симптомы она запомнила на всю жизнь.

— Но… как? Кто его проклял? И как снять это проклятье? — Сэм неопределенно махнул рукой, не зная, как выразить свое отношение к ситуации.

Гермиона вдруг заметила, что стало холодней, а дождь усилился. Отбросив мокрые выбившиеся из прически волосы со лба, она застегнула куртку под горло и сказала:

— Потом об этом поговорим. Нужно перенести его в машину и скорее ехать в мотель, иначе мне придется лечить еще и воспаление легких.

* * *

После того, как Дина уложили в кровать и убрали все мало-мальски опасные предметы, находящиеся поблизости (неизвестно, что может ему приказать наславший проклятье), Гермиона кратко объяснила все Сэму и исчезла в неизвестном направлении, — он даже глазом моргнуть не успел. Впрочем, вернулась она тоже быстро, примерно через десять минут, и принесла с собой небольшой сверток.

— Успокоительное, — в ответ на немой вопрос в глазах Сэма заявила она. — Нельзя же оставлять Дина в таком состоянии. Дадим ему таблеток за неимением зелья, соображать он будет хуже, зато никому не навредит.

«Знал бы Сэм, как я добыла это лекарство, — подумала она. — Подумать только — убеждала девушку на рессепшене, что мой брат не может прийти в себя после смерти его любимой собаки!»

Вскоре у кровати, на которой лежал Дин, собралась необычная компания: Гермиона, держащая в одной руке стакан с водой, а в другой — отмеренную дозу таблеток и Сэм, ожидавший ее указаний.

— Снимаю заклинание, если начнет брыкаться — хватай и не отпускай.

Он кивнул, и Гермиона, вытащив палочку из кармана джинс, сделала ею в воздухе несколько волнообразных движений. С минуту все оставалось как и прежде, но потом веки у Дина задрожали, и глаза медленно, как бы нехотя, открылись. Ослепленный ярким светом, он что-то недовольно промычал и попытался перевернуться на бок, но вдруг тихо взвыл от боли: в области ребер нарастала жгучая пульсация.

— Черт, как же плохо… Сэмми, принеси виски! — тихо произнес он, удивившись своему хриплому голосу.

Сэм глянул на Гермиону и тихо, так, чтобы Дин не слышал, шепнул: «Нужно?» Она отрицательно качнула головой, но таблетки далеко убирать не стала и палочку в карман сунула так, чтобы можно было легко вытащить.

— Только очнулся и уже подавай виски? Попридержи коней, — шутливо сказал Сэм, помогая брату сесть на постели. — Ничего не помнишь?

— Все как-то… — Дин покачнулся и, схватившись за голову, едва не упал навзничь из-за боли, пульсирующей в висках. — Туманно… В глазах плывет…

— Могло быть и хуже, — откликнулась Гермиона, подойдя ближе к кровати. — Не помнишь, никто не подходил к тебе сегодня или вчера, пока ты был один?

Дин задумался, но мысли в голове словно уходили в водоворот. Отчаянно стараясь прекратить это, он ухватился за первое попавшееся:

— Я в больнице шел в туалет, чтобы помыть руки, но… так и не дошел. Не помню, почему, как будто куска не хватает.

* * *

Сделав над собой усилие, Дин сумел сесть в кровати. Первая мысль, пришедшая к нему после ночного пробуждения, была настолько проста, но нелогична, что захотелось посмеяться над собой: «Интересно, кто спит на соседней кровати? Сэм или Гермиона?» Последнее имя в голове звучало вовсе не так, как в жизни: более мягко, но одновременно уверенно. Когда Дин обращался к ней, каждый раз на секунду задумывался — а имеет ли он право называть Гермиону по имени, а не «мисс Грейнджер» или еще хуже «доктор Грейнджер». С ним такое было лишь однажды, еще в начальной школе, когда к ним в класс перевелась новая девочка. Он не помнил ее лица, только красивые вьющиеся волосы каштанового цвета, на солнце бликующие медью. Он так же боялся назвать ее Эмми, пока девочка сама не стала обращаться к нему Дин.

Но то было давно, когда он еще был ребенком, и отец еще не стал одержим охотой на нечисть. Сейчас же причины такой неуверенности оставались для Дина тайной за семью печатями.

В темноте Дин разглядел узкие плечи, размеренно приподнимающиеся и опускающиеся. Значит, сегодня спальное место досталось Гермионе. «Пора это прекращать, — устало подумал он, медленно опуская голову на подушку. — Не можем же мы продолжать спать по очереди». Но как, решать он не стал. Вдруг жутко захотелось пить, и ему пришлось перебороть сонливость и подняться с постели.

Покачиваясь, он прошел к шкафчику, куда они сложили все съестное, в том числе бутылки с водой. Свет лампы слепил глаза, поэтому Дин зажмурился и прошел на ощупь, даже не обратив внимания на Сэма, пристально на него взглянувшего.

Только отпив из бутылки, он наконец заметил брата.

— Параноя еще не нагрянула от бесcонницы? — как можно безучастней сказал Дин, продолжая по глотку отпивать из стакана.

— Надеюсь, что до такого не дойдет, — сказав это, Сэм на секунду задумался. — Дин.

— М-м-м?

— Ты знаешь, что разговариваешь во сне?

Дин отрицательно покачал головой: раньше за ним такого не водилось.

— Я слышал, как ты обещаешь с кем-то поквитаться и… часто зовешь Гермиону.

Едва не подавившись, Дин все-таки закашлялся:

— С чего ты взял? Может, тебе послышалось, — и он, поставив стакан, направился к кровати. — Спокойной ночи.

Сэм не ответил, только посмотрел ему вслед. А потом, когда скрипнул матрас, пробормотал себе под нос: «Ничего мне не послышалось».

Полил проливной дождь, на улице резко похолодало, свинцовые тучи заволокли небосвод. Гермиона, находившаяся в состоянии меланхолии, подошла к распахнувшемуся окну и закрыла его. На минуту она застыла на месте, глядя на пустую улицу. Взгляд ее блуждал, пока не наткнулся на знакомую машину, стоявшую в отдалении от мотеля, у кустов рядом с шоссе. Гермиона, сильно удивившись тому, что увидела, на всякий случай потерла глаза. «Дин же уехал еще утром! — подумала она. — Или, по крайней мере, он так сказал». Номера на машине Винчестеров были те же, что и на той, стоявшей у шоссе. Больше сомнений не было, учитывая, что Шевроле Импала 1967 года — не самая распространенная модель.

Наложив на себя слабенькие водоотталкивающие чары (такие, чтобы магглам было трудно заметить), Гермиона распахнула дверь и, собравшись с духом, шагнула через порог. Дождь не прекратился, а, кажется, наоборот, усилился за те минуты, что она решала, выходить ей или нет. Сработавшие чары не дали ее одежде и волосам промокнуть сразу, но долго действовать магия не могла, поэтому Гермиона со всех ног рванула в нужном направлении.

Оказавшись у машины, она вдруг заметила, что салон пуст. «Почему я не заметила этого раньше? — с досадой подумала Гермиона. — Видно же через стекло, что в машине никого нет!» Чары окончательно слетели, и ее одежда и волосы тут же промокли, а по лицу потекла вода. Гермиона сразу почувствовала пробудившуюся ярость и злость на саму себя: за то, что сглупила и выбежала под дождь, за то, что стала обузой и лишней проблемой, за то, что попала в эту передрягу с потусторонними силами, за то, что… взялась лечить Дина. Не сумев сдержать гнев, она вдруг изо всех сил пнула покрышку Импалы.

«О чем я думаю? — вдруг пронеслось у нее в голове. — Если бы я не взялась лечить Дина, его бы уже давно выписали из морга!» Вслед за вспышкой ярости пришло спокойствие и оцепенение: теперь Гермиона застыла, не смея пошевелиться, и смотрела перед собой, думая о своих поспешных обвинениях в собственный адрес.

Но вдруг что-то щелкнуло, а потом ее чуть не зашибло открывшейся дверью машины. Из салона на нее смотрел сонный Дин, все это время, оказывается, дремавший на заднем сидении своей любимой машины.

— Залезай, — коротко сказал он, но после пояснил, — а то промокнешь еще сильней.

* * *

Тяжело плюхнувшись на кожаное сидение, Гермиона тут же сняла насквозь промокшую кофту и попробовала высушить ее заклинанием. Отчего-то магия сработала не так, как надо: от кофты повалил пар, но вода испарялась медленно. Бросив кофту рядом с собой — пусть высыхает — Гермиона повернулась к Дину, рассматривающему ее.

— Чем обязан такому визиту? — сказал он и уже было потянулся к магнитоле, но почему-то передумал и убрал руку.

Гермиона отвечать не стала, только посмотрела на него так, как обычно смотрела на своих мальчишек в школьные годы, когда те явно говорили что-то не то.

— Оу! — Дин, почувствовав себя неуютно, шутливо поднял руки. — Я разве успел нарушить закон, госпожа полисмен? Может, не откажетесь от взятки? Возьмете натурой?

— Шут гороховый! — Гермиона хотела пихнуть его в грудь, но только замахнулась. Ей так надоели его глупые шутки!

Какое-то время просидев в тишине и все время украдкой поглядывая друг на друга, оба пожалели о своем поведении. Дин даже почувствовал себя виноватым — с ним вообще это случалось редко.

— Слушай, не стоит обижаться.

— Знаю. Ты просто по-другому не умеешь.

Он было хотел возмутиться, но потом просто согласно кивнул.

— Мне завтра нужно выходить на работу, — вдруг сказала Гермиона.

Дин сразу встрепенулся и тут же взволновано сказал:

— Сегодня же позвони и попроси продлить отгул!

— С какой стати? — не удержавшись, вспылила она. Защитная реакция — Гермиона терпеть не могла, когда ей пытались командовать.

— С такой, что тебя нельзя оставлять одну! Та тварь выходит из дома, она может напасть на тебя, пока ты на работе. Понимаешь?

Но Гермиону было не остановить: желала показать, что она давно уже не маленькая девочка и может за себя постоять.

— Нет, не понимаю! И не желаю понимать, Дин Винчестер! Это моя работа, и мне решать, просить о продлении отгула или нет. Не тебе, а мне, — выпалила она на одном дыхании, грозно глядя на Дина, стушевавшегося от таких слов. И сразу почувствовала как гнев исчезает, но появляется чувство вины. «Ведь я не права, — стыдливо опустив глаза, подумала Гермиона. — Он просто хочет мне помочь, — они с Сэмом действительно выручают меня».

Гермиона вдруг почувствовала прикосновение к своей руке: Дин без намека на неуверенность взял ее ладонь в свою. Глядя ей прямо в глаза, он тихо, но уверенно заговорил:

— Ты спасла мне жизнь, вытащила из такого… помета, что я должен как-то отплатить. Чувствую себя обязанным тебе и не могу спокойно жить. Все, что происходит — шанс вернуть долг. Не отнимай его у меня.

Что-то в нем на миг изменилось, что именно, Гермиона сказать не могла. Только сейчас он вовсе не походил на того себя, которого она знала.

«Я дам тебе шанс, — мысленно обратилась к нему Гермиона, — и не один».

Дин и сам не заметил, как ее губы оказались так близко от его. В этот раз целовала она, и от этого на душе становилась по-особенному легко, даже лучше, чем если бы выросли крылья за спиной. Отвечая Гермионе со всей страстью, на какую был способен, он вдруг понял, почему не смог целовать Меган. «Там было не то, — проскользнуло в мозгу. — Вот оно, то, что нужно, то, чего лучше нет».

* * *

Темная фигура, закутанная в широкий плащ насыщенного черного цвета, скользнула меж домов и вмиг оказалась на нужной ей улице. Человек оглянулся, а после неторопливо направился к дому под номером 27а на Лэйтстрит. Рука, до этого скрываемая складками плаща, поднялась и постучала по двери: «удар — пауза — удар — удар». Замок щелкнул, и через мгновение дверь с тихим скрипом распахнулась, но… за ней никого не было.

Человек переступил порог и замок снова щелкнул — создавалось такое впечатление, будто дом обладает разумом. В коридоре, в котором оказался человек, царила кромешная тьма, но стоило незнакомцу пройти мимо одного из старинных канделябров, как огонь на фитиле загорался сам по себе.

В увитом паутиной зале, в самом центре комнаты, стоял котел, покрывшийся от времени толстым слоем нагара. Человек стукнул по стенке котла ногтем, и внутри тут же забурлила прозрачная жидкость. Проведя рукой на кипящим котлом, незнакомец улыбнулся. Оскал хищника исказил его красивые губы и заострил подбородок, нескрываемый капюшоном.

Жидкость, словно экран, отразила двух людей, сидящих в машине. Девушка и молодой мужчина. Она, устроив голову на его груди, что-то быстро говорила, а он, положив свою ладонь на ее спину, туда, где лопатки, молча слушал.

Человек в плаще опять повел рукой, и изображение изменилось — теперь на поверхности жидкости показался заспанный мужчина, очень похожий на того, первого, только выше ростом. На него незнакомец смотрел с маниакальным блеском в глазах, словно на вещь, которую давно хотел взять себе, а теперь до этого момента рукой можно было подать.

— Ты еще выйдешь на свет, Отверженный Всевышним. Он разрушит твою клетку, — касаясь жидкости в том месте, где отражалось лицо мужчины, сказал незнакомец. — Сэмюэль Винчестер выпустит тебя на свободу, дай только время. Ждать осталось недолго.

Котел вдруг опрокинулся, будто откинутый невидимой рукой, и кипящая жидкость вылилась на пол, не коснувшись мужчины. Его уже не было — словно никогда и не стоял возле котла. Дом вновь опустел.

* * *

Сэм видел перед собой пламя, пожирающее все, что оказывалось у него на пути. Огонь уничтожал леса, города, даже горы запылали, словно сделанные не из камня, а из соломы, при этом не угасая, а только разрастаясь. Сэм скрывался от него, как мог, но гиена пожирала все, что было дорого его сердцу: университет, та квартирка, где он жил с Джессикой, Импала, хранившая все детские воспоминания — и счастливые, и нет. Но когда в огне вдруг появились человеческие фигуры, Сэм сорвался и ринулся вперед — пламя заживо сжигало Дина, отца и Джессику. Не сделав и шага, он вспомнил, что Джессика и отец мертвы, и уже хотел остановиться. «Но Дин ведь жив!» Брат с немым укором посмотрел на него, а после исчез. Теперь в огне трепыхалась Гермиона, стараясь затушить тлеющую одежду, но безуспешно. Вновь появился Дин.

— Ты виноват, Сэм. Вокруг тебя должна образоваться зона отчуждения, иначе каждый, кто становится тебе дорог, погибает, — спокойно, с безразличием глядя Сэму в глаза, сказал он.

— Ты магнит для неприятностей. Над тобой вьет гнездо Смерть, — Гермиона прекратила попытки спастись и теперь просто смотрела, как кожу покрывают ожоги. — Умер твой отец — из-за тебя.

— Забудь все, что я тебе говорил — ты виноват в том, что Джессику распяли, — от пламени пошел серый дым, скрывший лица Дина и Гермионы. Сэм бормотал что-то в свое оправдание, но голоса не смолкали, твердили одно и то же: «Ты виноват!» В общем гуле теперь звучали еще два голоса: отца и Джессики. «Ты был никудышным сыном! Если бы не ты, твоя мать была бы жива». «Зачем я выбрала тебя? Если бы мы не встречались, я бы не умерла так — в огне, прибитая к потолку».

Сэм обхватил голову руками, лишь бы не слышать этих голосов, но они не затихали. Наоборот, упреки становились все громче и громче, пока не перешли в крик.

Сэм проснулся.

Гермиона действительно позвонила в больницу и попросила продлить отгул. «Хорошо, мисс Грейнджер,» — буркнула медсестра и пообещала уведомить, что ответит начальство. Сидя за столом, уставленном разнообразной мелочью, которой не нашлось лучшего места, — блокноты, амулеты, банки с травами — Гермиона еще раз проглядывала одну из особенно заинтересовавших ее книг из запасов Винчестеров. Потрепанные страницы, загнутые и порванные в некоторых местах, заставляли Гермиону вспомнить о хогвартской библиотеке, запретной секции, куда ей был открыт проход, — с помощью мантии-невидимки — домашних заданиях и учебниках. «А я думала, что жизнь больше никогда не станет похожей на прежнюю, — подумала она. — Как мне, оказывается, не хватало приключений!»

Пальцы вдруг нащупали какую-то странную складку на странице; приглядевшись к ней, Гермиона поняла, что здесь склеились два листа. Она попыталась их разъединить, но после пары неудачных попыток сдалась — каждый раз бумага грозила порваться. Нащупав палочку в кармане, привычным движением взмахнула ею. Страницы наконец расклеились.

На глаза Гермионе тут же попался рисунок, выполненный явно от руки: ощетинившееся существо, похожее на лемура. Она тут же перевела взгляд на строчки рядом с рисунком. Все постепенно становилось на места.

* * *

«И да прибыл свет, заливший землю на сотни миль, а за ним — тьма. И из тьмы этой призван был rpantir, страж светлых душ человеческих. Нет ни на земле, ни под землей более страшного чудовища. Рпантир пожирает всякого, кто лжет и предает. Единожды солгавши, знай, что рпантир не погнушается твоей душой — он не знает пощады. Страшного зверя может остановить лишь одно — искренние слезы раскаяния. Если человек заплачет оттого, что понял, какой поступок совершил, рпантир навеки покинет наш мир. И снова настанет день».

Гермиона с трудом осознала, что именно прочитала. Почему лемур-рпантир ведет охоту именно на нее? Ведь она никогда не предавала ни чужих, ни близких ей людей. Должно быть что-то…

Она долго ходила по комнате из угла в угол, останавливалась у окна и смотрела на улицу, прохожих. Устав, Гермиона снова опустилась на стул и вдруг вспомнила, что она натворила. Прошлое пролетало так стремительно перед ее глазами, пока она пыталась вспомнить, что Гермиона пропустила этот момент. Она почти забыла о том, как покинула Англию.

Она никому, кроме Полумны, с которой слова вырывались неосознанно, не смогла признаться, что хочет уехать. Ее сердце, и так покрытое мелкими трещинами после войны, не выдержало бы устного объяснения. Гермиона бы просто расплакалась на глазах у лучших друзей и не смогла уехать.

Она оставила им короткое письмо из нескольких строчек: «Дорогие Гарри, Рон и Джинни! Я покидаю Англию, потому что чувствую, что мало что держит меня здесь. Простите меня за то, что не смогла лично рассказать вам, простите, что не пришла на вашу свадьбу, Гарри и Джинни, прости, Рон, что лишила тебя последней надежды на восстановление наших отношений. Мне очень жаль, но по-другому не выйдет. Прощайте. Любящая вас Гермиона».

Теперь она понимала, что-то письмо было своеобразной пощечиной. Не пришла на свадьбу, хотя знала, как это важно для Гарри и Джинни. Могла и отложить переезд, но нет. Не поговорила с ними, а просто бросила, как бросает своих детей никудышная мать.

Спрятав в ладонях лицо, Гермиона сгорбилась, словно в один миг взвалила на плечи всю свою вину. Не выдержав свалившегося на нее осознания своих ошибок, она едва слышно всхлипнула и беззвучно заплакала. Теперь она предатель в глазах рпантира. Но больше ее беспокоила не собственная жизнь, а обида, нанесенная ее друзьям. Она сама виновница всего происходящего сейчас.

Что не говори, а Гермиона всегда была склонна к самобичеванию.

* * *

Винчестеры вернулись поздно, настолько, что не застали слез Гермионы. Она была очень рада этому, потому что и так принесла этим людям много проблем — не стоило прибавлять еще одну. Опустошенная навалившейся на нее проблемой Гермиона молча протянула Сэму раскрытую книгу и отправилась спать. Ей вовсе не хотелось участвовать в обсуждении рпантира, составлении плана поимки и так далее.

Несколько минут Гермиона просто ворочалась, не в силах сомкнуть глаз, а после прислушалась к доносившимся до нее голосам.

— Рпантир? Похоже на черепаху.

— Я не помню, чтобы мы имели с ним дело. Странное существо.

— Мне больше интересно, кем он вызван. Не мог же он ни с того ни с сего появиться в городе.

— Именно. Нужно понять, как его вызывают и зачем.

— Бибиди-бабиди-бу!

— Ох, Дин, — Гермионе на миг показалось, что она сейчас видит, как Сэм снисходительно улыбается, а Дин ухмыльнулся, довольный собой. «Они стали мне чересчур близки,» — подумала она, утыкаясь носом в подушку. Кажется, у нее снова появились друзья. Хотя нет, глупости!

— Старушка Клаффлин рассказала, что ее мужа убил рпантир. Нужно начать оттуда, Сэмми. Завтра и отправимся.

— Хорошо бы сделать для Гермионы удостоверение. Ты успеешь?

— Если мы выезжаем часов в 11, то успею.

Но Гермиона уже не слушала, что они говорят дальше. В голове у нее стремительно завертелись всевозможные шестеренки — ей кое-то вспомнилось. «Меня в Илвермони многому научили,» — обмолвилась миссис Клаффлин, Гермиона еще тогда задумалась, где она могла слышать это название, а теперь поняла. В Хогвартсе об Илвермони монотонно рассказывал профессор Бинс, посвятив этой теме целую лекцию. Илвермони — американская школа для волшебников, в которой большое уважение отдается индейской магии. И если миссис Клаффлин была в Илвермони, настолько засекреченном, что Дурмстранг не идет ни в какое сравнение, то она волшебница.

В другой раз Гермиона бы сразу же бросилась рассказывать Дину и Сэму о посетивших ее мыслях, но сейчас ее слишком клонило в сон. «Я подумаю об этом завтра,» — сказала себе она и закуталась в одеяло.

* * *

Дин за всю ночь почти не сомкнул глаз — так, вздремнул меньше получаса — и теперь чувствовал, что способен убить всякого, кто помешает ему спать. Пока у него оставалось около часа, и он решил провести это время с пользой. Поудобнее устроившись на стуле, Дин скрестил руки на груди и закрыл глаза; через пару минут он уже тихо сопел.

Еще в детстве он освоил один полезный навык: мгновенно засыпать и так же быстро вставать. Еще он умел дремать практически в любом месте и любом положении: в машине, в лесу, в полицейском участке, прислонившись к стене, сидя — как угодно. Сейчас эти навыки очень ему пригодились.

К сожалению, вставать пришлось, но Дин предпочел бы проснуться сам, но его безжалостно разбудили. Гермиона склонилась над ним и осторожно трясла за плечо; он лениво приоткрыл глаза, посмотрел на нее и снова опустил веки.

— Дай мне минуту.

— За минуту ты выспишься? — насмешливо поинтересовалась Гермиона.

— Я не говорил, что высплюсь, — Дин потянулся и зевнул. — Я просто просил минуту.

— И на что ты надеялся?

— На это, — Дин кивнул в сторону окна. Она сначала не поняла, что он имел в виду, но менее чем через минуту с улицы раздалось громкое: «Гермиона! Подойди сюда». — Идем, детка, Сэмми нельзя заставлять ждать.

Она решила, что отвечать не стоит.

На улице их уже ждал Сэм, настолько

бодрый, что Дин заскрежетал зубами от зависти. Он, не заметив осуждающего взгляда своего брата, занял место водителя.

— Сэмми, подними свой тощий зад и переместись на другое место. Импала не терпит дилетантов, — наклоняясь, чтобы посмотреть Сэму в лицо, угрожающе сказал Дин. Настроение у него было поганое, так что церемониться ему не хотелось. Но Сэм не стушевался, как это происходило обычно, а ответил.

— Ты видел себя в зеркало? Не проедешь и квартала, как тебя остановит полиция из-за вождения под действием наркотических препаратов. Так что сегодня поведу я.

Дин хотел возразить, но позади, словно из неоткуда, появилась Гермиона и тихонько тронула его за плечо, мол, не кипятись. И он сам не понял, почему послушал ее и занял место рядом с водителем. Довольная Гермиона устроилась сзади, и они тронулись с места.

— Ты сделал удостоверение? — не отрывая глаз от дороги, спросил Сэм.

— Еще бы! — он самодовольно повертел в воздухе удостоверение и передал его Гермионе. — Комар носа не подточит, идеальная работа.

Но продолжить самовосхваление помешала Гермиона; какое-то время она с интересом рассматривала «книжечку», открыла, прочитала свои подставные имя и фамилию, а потом спокойно сказала.

— «Национальной» пишется по-другому. Правильно через «t», а не через «sh». Тебе следует быть внимательнее.

Он тут же выхватил удостоверение у нее из рук — он не мог ошибиться, не мог! Столько времени и сил потрачены на это удостоверение, и теперь разве что дошкольник не догадается, что перед ним фальшивка. Обида застилала ему глаза, и он не сразу понял, отчего Сэм и Гермиона вдруг стали смеяться. А потом пригляделся и прочел: «National». «Развела как мальчишку!» Он сунул удостоверение ей в руки и все оставшееся время до лечебницы не сказал ни слова.

У палаты им попался все тот же доктор, первые два удостоверения он просмотрел внимательно, но быстро, а вот на третьем задержался.

— Ага! — радостно воскликнул он. — Девушку я не пропущу, у нее явно фальшивые документы. И вас тоже, молодые люди.

— С чего вы взяли? — как можно спокойнее спросил Дин, переводя взгляд с занервничавшей Герммоны на взволнованного Сэма.

— В прошлый раз фамилия мисс была Лоуренс, а сейчас — Хатчерсон! Это фальшивка.

Нет, все же нет на земле более невнимательного человека, чем он, Дин! Для Гермионы, чтобы так долго не возиться, он переделал свое первое неудавшееся удостоверение и, видимо, не поменял фамилию. Нужно было срочно искать оправдание.

— Не стоит паниковать, доктор! — Гермиона дернулась, когда он обнял ее за талию, но быстро сообразила, что это часть «игры», и расслабилась, даже прижалась к нему. — Мисс Лоуренс получила новое удостоверение, потому что на днях поменяла фамилию, так ведь, миссис Хатчерсон?

Гермиона приняла влюбленный вид, а потом доверительно сообщила:

— Он обожает так меня называть! Все не может поверить, что я согласилась выйти за него замуж.

Доктор смотрел на них с явным недоверием, но не требовать же свидетельство о браке?

— Поздравляю, мэм, — сквозь зубы сказал он. — Можете проходить.

В дверях Сэм наклонился к брату и шепнул ему на ухо:

— Вышла замуж?

— Отличная отмазка, не начинай. Ничего правдоподобнее в голову не пришло.

Миссис Клаффлин стояла у окна, все в том же больничном халате и потрепанном ситцевом платье. Она оглянулась на вошедших и, заметив Гермиону, кинулась ее обнять. Гермиона, быстро сообразив, что нужно делать, погладила старушку по спине и тихим мягким голосом сказала:

— Как вы, миссис Клаффлин? Я тоже рада вас видеть.

Та только крепче прижалась к Гермионе.

— Ох, детка, как я ждала тебя! Мне кое-что нужно тебе рассказать. — Миссис Клаффлин отстранилась и доверительным шепотом спросила: — Ты ведь тоже училась в Илвермони? Я сразу поняла, что ты как мы с Сэлом.

— Нет, я закончила Хогвартс.

— Тебе ведь лет сейчас двадцать семь — двадцать восемь? Ох, значит тебе было всего семнадцать в ту войну! Бедняжка! Мой Сэл так виноват перед тобой, перед всеми вами…

Подтвердившиеся догадки Гермионы потянули за собой новые вопросы, каждый необычнее другого.

— А чем он виноват перед Англией?

— Ох, дорогая, он во многом виноват! — миссис Клаффлин вдруг прикрыла рот ладонью и испуганно пробормотала: — А эти молодые люди?.. Они знают о Илвермони, войне и… магии?

Конечно, врать, что Дин и Сэм тоже волшебники, она не собиралась.

— Не волнуйтесь, миссис Клаффлин. Они не совсем волшебники, но все знают о нас.

Миссис Клаффлин понимающе кивнула: «Сквибы? Бедняжки!»

— Они могут подождать снаружи, миссис Клаффлин.

— Да, да! Так будет лучше!

Дин и Сэм неохотно вышли. Напоследок Дин обеспокоенно взглянул на Гермиону, будто спрашивая: «Все будет в порядке, ты уверена?» Она кивнула, одновременно удивившись и обрадовавшись этой заботе. «Глупая!» — тут же оборвала она себя и повернулась к старушке.

* * *

Они молча стояли у дверей, стараясь выглядеть как можно серьезней и внушительней, чтобы не вызывать лишних вопросов у персонала лечебницы. Медсестры и санитары сновали мимо них — туда-сюда, туда-сюда — так что в конце концов это стало действовать на нервы.

Сэм на какое-то время отвлекся от неприятных мыслей об особенно ярких кошмарах, посещавших его в последние ночи — начал считать цветы в узоре на плитке. Он почти абстрагировался от окружающего мира, как вдруг Дин, стоявший рядом, дернулся как от удара током.

— Дин, — тихо позвал он, заметив, что брат занервничал. Но ответ заставил себя ждать.

— Я… Мне нужно в… в туалет.

И Дин ни с того ни с сего бросился бежать по коридору.

Нельзя было потерять его из виду, нельзя. Сэм старался не привлекать внимание, не отставать от брата и при этом соображал, что послужило причиной такого поведения. «Проклятие подвластия! — понял он. — Его зовет волшебник, наславший заклинание, и Дин не может бороться».

— Стой, Дин! — он, конечно, знал, что это бесполезно, но все равно позвал. Дин неожиданно притормозил, оглянулся: «Извини,» — и припустил дальше. Скользнул за широкую металлическую дверь и захлопнул ее прямо перед носом Сэма.

Сэм застыл у закрывшейся двери, в бессилии дернул ручку, хоть и знал — не откроется. Наславший проклятье не желает показаться? Тогда придется раскрыть его инкогнито.

То, что дверь не выбьешь, стало ясно сразу. Вдвоем они бы еще справились, но в одиночку Сэм был бессилен. Позвать Гермиону? Он достал мобильник, чтобы позвонить и внезапно для себя открыл два препятствия: во-первых, в лечебнице не было сигнала от ближайшей станции, а во-вторых, он не знал номера Гермионы. Бежать за ней времени не было.

Не зная, куда деть затопившую его ярость, Сэм со всей силы врезал кулаком по двери; металл только звякнул. Тогда он на мгновение замер, вдруг почувствовав, как в груди поднимается что-то до этого неизвестное, по ощущениям похожее на второе сердце. Он опять коснулся двери — энергия медленно перетекла к ладони, и замок щелкнул. Думать об этом было некогда.

К счастью, ему удалось нагнать Дина, но тот, заметив преследователя, быстро скрылся за другой дверью. В этот раз судьба улыбнулась Сэму; за стеной располагался туалет для персонала. Неизвестно, на что Дин рассчитывал, стараясь скрыться здесь, но дверь легко отперлась, и Сэм вошел в небольшое помещение, пропахшее моющими средствами и хлором. На первый взгляд в комнате было пусто; он замер у зеркала, прислушиваясь и соображая, куда мог деться человек в таком небольшом пространстве.

Это походило на нападение вампира; он подходит к тебе резко, до этого скрытый тьмой, бросается тебе на шею и пытается вырубить всеми доступными способами. Такие твари неистовы, их не заботит собственное благополучие, потому что надежной защитой им служит собственное бессмертие и шок жертвы.

Сэм, привыкший к подобного рода штучкам, ни на минуту не отвлекаясь, внимательно следил за окружающей его обстановкой. И когда в зеркале мелькнуло знакомое лицо, уже был готов. Они сцепились, равные по силе, но несравнимые по жестокости. Повинующийся чужой воле Дин сейчас мог ради победы сломать себе руку или выколоть глаз; Сэм старался не навредить брату. Но долго так продолжаться не могло.

Наконец ему удалось прижать Дина к полу; он глядел на родного брата и не узнавал его. Серьезный — хотя чаще наоборот, шут гороховый — старший брат, даже в ярости никогда не походил на зверя. В нем всегда оставалась немного заботы и беспокойства о Сэме, что бы он не натворил, но сейчас это все исчезло. Дин отчаянно скрежетал зубами, стараясь вырваться из крепкой хватки, и смотрел так, словно готов сжечь весь мир дотла.

Цепь замкнулась, и перед Сэмом появилась новая проблема: что делать дальше? На помощь позвать не выйдет, ведь руки заняты. Значит, придется их освободить, то-есть «успокоить» Дина. Но как это сделать наименее болезненным образом, он не знал.

Случилось непредвиденное — он потерял бдительность. Сэма вдруг откинуло к стене — он и сам не понял, что могло поднять его в воздух и с силой приложить о плитку головой. Освободившийся Дин тут же вскочил и бросился добивать соперника. Он сыпал ударами, пока противник, от шока не сумевший дать отпор, не потерял сознание.

Последнее, что Сэм видел — Дин, казавшийся великаном, потолок и человек, лицо которого бросилось в глаза. Тот самый доктор, что второй раз встречал их в отделении тихопомешанных. Он брезгливо пнул его по руке и, изящным движением вытащив из рукава такую же палочку, как у Гермионы, направил ее Сэму в лицо.

— Обливиэйт! — перед глазами все расплылось и вдруг пропало.

Объявление для всех, кто еще следит за обновлениями этого фанфика: летом новых глав не будет. До конца августа автор по техническим причинам выкладывать ничего не сможет. Спасибо за понимание, Хороших каникул и отпуска!

Перед ним плясали языки пламени, такие обжигающие и яркие, что Сэм никак не мог укрыться от них — огонь буйствовал повсюду. Тогда он рванулся вперед, в круг, до которого еще не добралось пламя, но, только ступив на землю, понял, что оказался в ловушке — жар уже опалял открытые участки кожи.

Он метался, как раненный зверь, и кричал, звал на помощь, но никто не слышал его. Сэм вертелся волчком, стараясь найти в огненной стене брешь, чтобы выскочить из круга. Но ни одной прорехи не было.

Он повернулся и вдруг заметил, что пламя скрывает кого-то от любопытных глаз.

— Кто ты? Покажись!

Тень, послушная его словам, вышла вперед, и пламя жарким оранжевым светом осветило лицо, выступившее из темноты, играя на скулах. Зеленые глаза Дина сверкали адским пламенем.

Увидев брата, он закричал, позвал на помощь, но Дин не шелохнулся, оставаясь молчаливым наблюдателем.

Сэм вновь оглядывал стену: вперед все выступали и выступали новые тени. Джессика, отец, друзья из колледжа, и даже Гермиона — все они равнодушно глядели, как он мечется, обжигаясь адским огнем.

Но одна тень не желала показываться, отступив назад. Это настолько взбесило Сэма, что он, ни секунды не думая, перескочил огненную стену и попытался броситься на тень, но она, словно угорь, ускользала от него. Одна за другой растаяли фигуры, обратившись в пепел и дым, как вдруг он почувствовал, что задыхается. Черный дым проникал в его легкие, не останавливаясь ни перед чем.

Пламя уже погасло, когда Сэм упал сначала на колени, а после — навзничь. Только последняя тень утробно смеялась.

* * *

Первым, что он увидел после пробуждения, стала Гермиона, склонившаяся над ним с баночкой нашатыря. Перед глазами все плыло, и Сэму с трудом удалось сесть.

— Как себя чувствуешь?

— Терпимо, бывает и хуже.

Теперь, когда зрение перестало подводить, Сэм смог разглядеть комнату, в которой находился. Это была одиночная палата в лечебнице для душевнобольных, и его на мгновение охватил неконтролируемый страх — неужели он теперь пациент?

— Что случилось? — спросила Гермиона, с беспокойством глядя на него.

Он правда пытался вспомнить, но в голове было пусто, хоть тресни.

— Не помню.

— У тебя вывихнуто плечо, подозрение на сотрясение мозга, куча ушибов, и ты не помнишь, как это вышло? — казалось, что она действительно была поражена. — Что-то здесь нечисто.

Сэм и сам понимал, что просто так ничего забыться не могло.

— Может, все дело в сотрясении мозга? — с надеждой поинтересовался он.

Гермиона покачала головой:

— Мне кажется, дело в другом. Вот, взгляни, — и она вытянула вперед руку с часами, чтобы он мог видеть циферблат. — Который час?

Сэм вдруг понял, что как бы он ни смотрел на часы, время определить не мог. Он видел цифры и стрелки, но не мог сложить все воедино. Тогда, устав пытаться, он прикрыл глаза и словно не своим голосом пробормотал:

— Не знаю. Не выходит сообразить.

На лицо Гермионы теперь появилось такое выражение, будто она все прекрасно поняла и знала, как исправить случившееся с ним.

— Все понятно, — но Сэма почему-то рассердило ее «все понятно». Ему-то как раз все было не понятно. — Это заклятие забвения.

— И как его снять? — раздраженно спросил он, чувствуя, что все это — магия, проклятия, заклинания, другой мир — перестает зачаровывать его, наоборот, начинает вызывать отторжение. Ему был ясен мир, в котором он жил, не деля нечисть на полутона: ведьмы коварны, вампиры кровожадны, призраки мстительны, и мало кому из них претили их природные наклонности. Но вот возникает другая реальность: ведьмы и колдуны живут, стараясь никому не навредить, учатся в школах, работают — ведут себя как обычные люди. А теперь, когда магия слишком глубоко вошла в их с Дином жизни…

— А где Дин? — ему вдруг стало стыдно от того, что он даже не вспомнил о брате, слишком увлекшись собой.

— Я не могу его найти, — сказала она, нервно теребя край кофты и пряча от него глаза. — Вы ушли с ним вместе, но когда тебя обнаружили в том туалете, Дина в лечебнице уже не было. Камеры в большинстве коридоров внезапно перестали вести запись, и его не засекли.

Они с минуту молча глядели друг на друга, чувствуя, что что-то не сказано. Потом Гермиона, тяжело вздохнув, затараторила, как будто хотела быстрее сказать то, что должно.

— Мне пришлось немного дезориентировать главного врача, чтобы вытянуть информацию.

— Колдовала? — Сэм заранее был уверен в ответе.

— Пришлось, потому что поднялся бы переполох. Один сотрудник АНБ получает серьезные повреждения, а другой пропадает неизвестно куда. О нас бы доложили в полицию, а те, пробив фамилии с удостоверений, поняли бы, что этих людей нет в природе. Главврач и большая часть персонала уверены, что ты неудачно поскользнулся на мокром кафеле, а Дину срочно нужно было вернуться в штаб за документами.

Сэм устало потер виски и зажмурился: вот еще одна проблема. В последнее время неприятности следуют одна за другой! Авария, смерть отца, тот призрачный лемур, странные сны, а теперь еще и потеря памяти вкупе с исчезновением Дина. «Ну нет, — подумал он, под протестующие возгласы Гермионы поднимаясь с кровати, — так просто меня не одолеть. Найду Дина, расправлюсь с этой потусторонней тварью, а потом, потом…» Но что будет потом, он еще не придумал.

* * *

Дин очнулся лежа на каменном полу, в незнакомом ему месте, которое при тщательном рассмотрении оказалось чем-то вроде заброшенного продуктового склада. Железная дверь, запертая снаружи, была на удивление крепкой, хотя и ржавой — ее не удалось выбить даже с третьей попытки. Окна, расположенные под самым потолком, мало того, что узкие, но еще и защищены крепкой решеткой.

«Ну, хоть с голоду не помру, — попытался утешиться Дин, взяв с ближайшей полки банку консервов, но тут же убрал ее на место — дно вздулось, а срок годности был безнадежно превышен раза так в два.

Опять-таки, нужно было выбираться, а не искать еду. Он побрел между рядами стеллажей — должен же быть запасной выход? Но не успел он далеко уйти, как сзади раздался протяжный скрип. "И кому же понадобился этот склад?" — подумал Дин, догадавшись, что кто-то открыл дверь. Крадучись, он добрался до стеллажа у самой двери — отсюда прекрасно был виден человек, укутанный в шелковое подобие халата.

Человек прошел чуть вглубь склада, его шаги отдавались громогласным эхом. Потом он остановился и, развернувшись на каблуках, повернулся лицом по направлению к Дину, но тот, благодаря стеллажу, сумел скрыться от чужих глаз.

Человек ухмыльнулся — точнее, его некрасивый рот изогнулся, прячась в густой, окладистой бороде — и вытащил из рукава, как фокусник, волшебную палочку.

— Империо! — как только он произнес это, Дин вдруг почувствовал, что не имеет возможности шевельнуть даже пальцем. Вытянутое по струнке тело ожидало приказаний. — Подойди ко мне.

Ноги сами принесли Дина к незнакомцу. Они стояли друг напротив друга, и незнакомец внимательно оглядел своего пленника.

— Так вот, кого застиг врасплох Валентин! Прекрасно! Охотник на нечисть, знаменитый Дин Винчестер не смеет шелохнуться без моего приказа. Ты поможешь мне в одном дельце. Но сначала я кое с кем тебя познакомлю.

Незнакомец просвистел, засунув два пальца свободной руки в рот, и на его зов, словно из-под земли, явился рпантир. В тусклом свете лампы его шерсть казалась лиловой, а глаза недобро сверкали. Увидев Дина, зверь ощетинился и угрожающе зашипел, но с места не сдвинулся.

— Тихо, Мефистофель, тихо, — наклоняясь, чтобы погладить "питомца", проворковал незнакомец. — Он теперь служит нам, не нужно его убивать, как это ты сделал с Сэлом.

Нечеловеческая улыбка исказила лицо незнакомца после упоминания об убийстве. Он легко подтолкнул рпантира к выходу, заставляя того исчезнуть.

— Что же, Дин Винчестер, ты пригодишься мне. Но чуть позже. А пока — хорошо провести тебе время.

Отпирая дверь заклинанием, незнакомец обернулся и, перед тем, как захлопнуть ее за собой, насмешливо проговорил:

— Не замерзни, Винчестер, ночь будет холодная!

После ухода незнакомца Дин почувствовал, что может двигаться не по чужому приказу. Он размял кисти рук, потер окаменевшие ноги, чувствуя, что действительно холодает. "Шельма, — пытаясь дыханием согреть ладони, подумал он. — Ничего, я с тобой расквитаюсь".

Нашлось отличное место для засады — оттуда можно было увидеть входящего в дверь, но для него оставаться в тени. Устроившись на деревянном ящике с консервами, Дин приготовился ждать хоть всю ночь. Куртка уже не согревала, а ночь предстояла длинная.

* * *

Всю ночь ни Гермиона, ни Сэм не сомкнули глаз — времени не оставалось даже на банальный перекус. Час за часом они искали способ найти Дина, причем и маггловский, и магический. Могло бы выручить заклинание поиска, но им не удалось найти волос или какую-нибудь другую частичку Дина — Импала не подошла. Отследить по мобильному тоже не вышло — он остался на полу туалета в лечебнице, а сейчас лежал у Сэма в кармане.

К утру заметно потеплело, но никто не обратил на это внимания. Перелистывались магические книги о поиске пропавших, но большинство способов не подходили: либо слишком долгие по подготовке, либо черномагические. Маггловская техника не могла дать результатов. К обеду Сэм с Гермионой отчаялись, но вдруг мобильный Дина громко загудел, грозясь разорвать карман.

Сэм без особой надежды снял трубку и сонливо сказал: "Алло". По ту сторону провода ему ответили:

— Хелло, Сэм!

Телефон едва не выпал у него из рук: из динамика доносился прекрасно знакомый голос.

— Дин? Дин, это правда ты? — пораженно спросил Сэм, на глазах смахивая с себя остатки сонливости. Гермиона застыла, ожидая ответов на свои вопросы: где Дин, все ли с ним хорошо, почему он раньше не дал о себе знать?

— Конечно, это я, Сэм! Ты еще и сомневался? Но сейчас о другом: я нашел логово этой твари, жду тебя. Запоминай адрес: пятнадцать километров от Джефферсон-Сити по двадцать третьему шоссе. Остановишься у фермы МакДональда, там есть табличка, свернешь на проселочную дорогу. Потом прямо до здорового такого склада. Ты его сразу заметишь. Заходи внутрь — я уже буду ждать тебя там. Понял?

— Ага, — только и смог выдавить из себя Сэм. Послышались короткие гудки — разговор окончен.

Нужно было заводить мотор.

Но Сэма волновало совсем другое:

— Он может проникать сквозь стены, верно?

— Сюда не пройдет. Видишь на стенке тонкую полоску — это эзотерика, письмена, — Дин махнул рукой в сторону и отвернулся к окну. — Этот лемур только по разрешению хозяина может сюда попасть.

— Повезло, но отсюда нужно выбираться. Есть еще один выход?

Дин развел руками и тут же сжал зубы от боли, прострелившей плечо.

— Тогда будем искать. Дин, Гермиона, вы ищете в той стороне, я — в этой.

Стеллажи казались нескончаемыми, совсем как в Зале Пророчеств в Отделе Тайн. Неосознанное сравнение подкреплялось еще и однотонными стенами вместе с царившим на складе полумраком из-за покрытых пылью лампочек. Бредешь себе и бредешь, не видя конца полкам.

— Ты правильно поступила, — вдруг сказал Дин, многозначительно посмотрев Гермионе в глаза. Заметив, что она не понимает, о чем речь, он пояснил: — Я про руку. Это лучший вариант. Я бы сделал так же.

Она кивнула, одновременно соглашаясь и благодаря. Сомнения по поводу этого поступка гложили ее ровно до этого момента: получив одобрение, Гермиона больше не тяготилась своим решением. Незаметно для самих себя они взялись за руки, то ли из-за переполнявшего души понимания, то ли от внезапной нежности. Так они шли вперед, разыскивая выход.

— Вот поэтому я и ушла из Магического мира, — задумчиво произнесла Гермиона, неосознанно поглаживая большим пальцем чужую ладонь. — Устала от того, что волшебники не знают рамок, кроме установленных ими самими. Опоить приворотным зельем, ворваться в чужой дом, смеха ради заставить сапоги пинать прохожих, опутывать разум для собственной выгоды — все это в порядке вещей. Нет, магглы… обычные люди тоже многое вытворяют, но такие поступки порицаются обществом.

Дин ничего не говорил в ответ, просто слушал, и этого было более чем достаточно. Между ними установилось некое единение, не требующее слов, но, несомненно, сближавшее. Оба знали, что крепко влюблены и сейчас не время для этого, но поделать с собой ничего не могли.

Наконец за одним из стеллажей показалась дверь. Открыть ее никак не удавалось, поэтому Гермиона вытащила палочку, бормоча различные отпирающие заклинания. Обычная «Алохомора» не помогла, настолько сильной была защита — сработало только заклинание третьего уровня подготовки мракоборцев, о котором ей когда-то рассказала Тонкс.

За дверью оказалась небольшая комната, залитая желтым светом. В затхлом воздухе кружились мелкие пылинки, железная провисшая кровать была накрыта потертым одеялом, а стол завален пергаментами. Они осмотрели комнату: дальняя дверь вела в ванную, окна под потолком были закрыты решетками. Единственное, что их заинтересовало — небольшая книга для записей в кожаном переплете, на поверку оказавшаяся личным дневником. С трудом Гермиона различила буквы на форзаце: «Собственность Найджела Кромби».

— Нам, кажется, полагается правительственная награда, — сказала она, пролистывая дневник.

— За какие заслуги? — не отрываясь от осмотра шкафа, с усмешкой поинтересовался Дин.

— Мы убили одного из самых опасных преступников Магических Соединенных Штатов — Найджела Кромби, подстроившего катастрофу с Башнями-Близнецами.

— Я думал, что в Башни просто врезался самолет.

— Так и есть, просто Кромби наложил на пилота Империус — это одно из любимейших его заклятий — и ради смеха приказал врезаться в Башни. Кромби разыскивают почти семь лет, за живого обещают 45 тысяч галлеонов — примерно 150 тысяч долларов.

Такие деньги сами плыли им в руки! Он представил, какой ремонт сделает Импале — лакировка, покраска, другие шины, детали кое-какие заменит. Ради вознаграждения можно было попасть еще под парочку заклятий.

От мечтаний он очнулся через пару минут, когда Гермиона встряхнула его за плечи.

— Дин, возвращайся на землю. За мертвого дают в три раза меньше.

— Да все равно это огромные деньги! Только получать их придется тебе — мы с Сэмом… как бы помягче… тоже в розыске.

Она с минуту на него смотрела, как будто ища сходства с Кромби, а после отвернулась и вновь принялась за дневник.

— Надо выбираться отсюда, причем срочно. Мне становится не по себе.

Дин привычно хотел засунуть руку в карман, чтобы взять рацию или мобильный, но куртки на нем не оказалось. Взглянув на Гермиону, он вспомнил, куда она делась.

— Посмотри в левом боковом кармане, там должна быть рация.

Неуклюже пошарив в кармане кожаной куртки, она вытащила рацию и передала ему в руки.

Сэм быстро ответил:

— Нашли выход?

— Нет, зато обнаружили жилище нашего сумасшедшего волшебника. Прикинь, мы стали обладателями правительственной награды в 50 штук баксов!

Из рации донесся свист, выражавший удивление.

— Привалило счастье… Ладно, жду вас на том же месте, нужно кое-что обсудить.

Рация надсадно затрещала и приказала долго жить.

* * *

Они встретились у входа на склад, уселись прямо на стоящие рядом ящики с консервами и поделились друг с другом полученной информацией. Пока Гермиона рассказывала о Найджеле Кромби, Дин заметил, что она изо всех сил избегает смотреть в сторону стеллажа, под которым растеклась крупная густая лужа крови убитого. Сам он смерть колдуна воспринял как счастливый случай, избавивший его от постоянного напряжения и настороженности — ему в последние дни мерещилось, что он, не контролируя себя, выстрел за выстрелом посылает пули в случайных прохожих.

— Итак, что будем делать дальше? — с деланным оптимизмом заявила Гермиона, не прекращая качать недостающими до пола ногами в воздухе.

На минуту все задумались, а после Сэм вынес вердикт:

— Придется идти на приступ. Не станем ждать, пока рпантир нападет на нас, а лучше сами нападем на него. Один откроет дверь, другой встанет с оружием и сразу выстрелит.

Молча переглядываясь, они заняли позиции у двери: Сэм с пистолетом прямо напротив, Дин за его спиной для подстраховки, а Гермионе выпала честь в нужный момент открыть дверь.

— На счет три: раз, два… три!

Дверь распахнулась, но вместо рпантира на пороге оказался человек примерно их возраста, одетый по-маггловски. С удивлением он посмотрел на них — не ожидал, что «пленники» так легко пойдут на контакт. К тому же, один из них, с перебинтованным плечом, резко потянул его за руку в комнату, а девушка вновь заперла дверь.

— О, доктор! — елейным голоском вдруг сказал тот, который втащил его в комнату. — Как поживаете? Какими судьбами?

Тогда он пригляделся и заметил, что знаком со всеми присутствующими, но только при очень неприятных обстоятельствах.

— Эм… Дядю пришел проведать.

— Рассказывайте! — насмешливо сказал Дин.

Но доктор настоял на своем, мгновенно сообразив, что количественный перевес не на его стороне:

— Нет, правда, я к дяде! Он здесь временно остановился.

— Почему не в гостинице?

— Ему здесь больше нравится, — с вызовом сказал доктор, чуть пятясь к стеллажам.

Гермиона не сводила с него глаз, все время держась за палочку, чтобы в любой момент дать отпор. Но доктор вдруг рванул в сторону, и сразу после того, как он очутился в проходе меж стеллажей, с полок попадали консервы, запечатав проход. Послышался тихий смех, полы эхом отражали топот.

— Там должен быть еще один выход! — крикнула Гермиона и бросилась к насыпи из консервов. — Редукто!

Банки разлетелись в разные стороны, некоторые едва не опрокинули стеллажи, но путь был свободен.

Кто-то хлопал в ладоши; Гермиона и Сэм одновременно оглянулись на довольного Дина.

— Браво, — сказал он, продолжая медленно аплодировать. — Время оваций истекло. А теперь — за ним!

И он первый скрылся в проходе.

Лабиринты переходов казались бесконечными. Здесь направо, там налево, прямо, еще раз направо — вскоре в голове у Гермионы все смешалось и она перестала пытаться запомнить дорогу. От непрерывного физического напряжения у нее заныли ноги — все-таки она давненько так не измывалась над своим телом, года так с девяносто восьмого.

— Вон там! — Дин рванул ее за рукав совсем в другую сторону.

Зайдя за угол, Гермиона увидела доктора, оглядывающегося вокруг, как загнанный в угол зверек. Он и был им — сам того не желая, доктор оказался в тупике.

Прижавшись спиной к стене, будто от этого вдруг появится секретный проход, он вытянул вперед правую руку; бледные пальцы крепко сжимали волшебную палочку.

— Турн цин… — но договорить заклинание доктор не успел. Палочка, под действием Экспеллиармуса, выскользнула из его рук и отлетела куда, то в сторону.

Гермиона прекрасно знала, какое заклинание хотел применить доктор. Однажды она уже видела его в действии: страшное, еще более ужасное, чем Авада Кедавра, оно восходило ко временам конкистадоров и колонизации Америки. Чтобы усмирять бунтовавших краснокожих, английские офицеры придумали великолепный способ устрашения — заклятье обращало человека в прах и пепел. Именно поэтому не сложилась ее карьера мракоборца, а потом целителя: на одной из операций ее напарник рассыпался кучкой пепла. Всюду ей мерещилось искаженное ужасом лицо в тот миг, когда ноги его, а потом и все остальное, постепенно разрушалось прямо на глазах.

Оставшись безоружным, доктор не растерялся. Словно бы вспомнив о чем-то важном, он снова заговорил: теперь это было не заклинание, а короткая латинская фраза. Из ниоткуда перед ним появился рпантир, который, ощетинясь, начал наступление.

Гермиону оттолкнули в сторону; потеряв равновесие, она упала прямо на стеллаж, мигом опрокинувшийся под давлением ее тела. Лежа среди консервных банок, она видела, как доктор стремглав бросился в образовавшийся проход.

Гермиона оглянулась: Винчестеры были слишком заняты рпантиром и не могли заметить исчезновения виновника многих событий. В тот момент, когда Сэм пытался перезарядить пистолет, она поднялась на ноги и молча прошла вслед за доктором.

Картина, которую она застала, поразила ее разум: доктор на коленях сидел возле тела Найджела Кромби. Кровь перепачкала его одежду, но он игнорировал этот факт. Подойдя ближе, Гермиона заметила, что он тихо всхлипывает.

— Не бегите, — сказала она, медленно подходя к телу. — Я хочу сначала кое-что у вас спросить.

На нее посмотрели два карих теплых глаза, похожие на ее собственные.

— Я не хотел, — пробормотал доктор, приподнимаясь. — Я не хотел его смерти. Мы просто вычищали ненужных. Уничтожали предателей.

Она будто оцепенела: не смея пошевелиться, пока доктор медленно поднимался, Гермиона смотрела на него, затаив дыхание.

— Вы мне не верите, — тихим голосом сказал он, выпрямившись во весь рост. Его живые глаза вдруг превратились в кукольные, остекленевшие, мертвые. В уголках собрались слезы, а одна капля уже скатывалась по щеке. — Не надо. Просто запомните — я не хотел.

Умом Гермиона понимала, что нужно что-то делать: нападать, защищаться, звать на помощь. Но вместо этого она стояла, замерев, и ждала, что ее спасут. За этот промежуток времени она привыкла быть дамой в беде, и перестроиться оказалось не так-то просто.

— Я не хотел, — еще раз повторил он, прежде чем Гермиона почувствовала, что палочка исчезла из ее рук. «Авада Кедавра!» — и палочка покатилась из разжавшейся ладони.

Она хотела бежать, спрятаться, закрыть голову руками, будто самым надежным щитом. Теперь рядом с ней лежало уже два тела — Найджела Кромби, одного из самых опасных преступников континента и доктора, неизвестно, действительно ли приходившегося ему племянником.

Рядом засветился фиолетовый шар: над еще теплым телом навис рпантир. Обнюхав своего бывшего хозяина, он аккуратно слизнул с его щеки слезинку. Глянув на Гермиону в последний раз, рпантир рассыпался кучкой лилового пепла.

Время потеряло счет; продолжая стоять на месте, она мысленно твердила одну и ту же фразу: «Все закончилось». Поэтому когда ее прижали к себе крепкие, мускулистые руки, Гермиона просто пробормотала:

— Все закончилось.

Так и не сообразив, как она оказалась в машине, до самого мотеля Гермиона просто смотрела в окно. Больше в этот день она не сказала ни слова.

— Опять эта тварь! Почуяла, что хозяин на том свете! — Дин крепко выругался, рукой придерживая вновь заболевшее плечо.

Но Сэма волновало совсем другое:

— Он может проникать сквозь стены, верно?

— Сюда не пройдет. Видишь на стенке тонкую полоску — это эзотерика, письмена, — Дин махнул рукой в сторону и отвернулся к окну. — Этот лемур только по разрешению хозяина может сюда попасть.

— Повезло, но отсюда нужно выбираться. Есть еще один выход?

Дин развел руками и тут же сжал зубы от боли, прострелившей плечо.

— Тогда будем искать. Дин, Гермиона, вы ищете в той стороне, я — в этой.

Стеллажи казались нескончаемыми, совсем как в Зале Пророчеств в Отделе Тайн. Неосознанное сравнение подкреплялось еще и однотонными стенами вместе с царившим на складе полумраком из-за покрытых пылью лампочек. Бредешь себе и бредешь, не видя конца полкам.

— Ты правильно поступила, — вдруг сказал Дин, многозначительно посмотрев Гермионе в глаза. Заметив, что она не понимает, о чем речь, он пояснил: — Я про руку. Это лучший вариант. Я бы сделал так же.

Она кивнула, одновременно соглашаясь и благодаря. Сомнения по поводу этого поступка гложили ее ровно до этого момента: получив одобрение, Гермиона больше не тяготилась своим решением. Незаметно для самих себя они взялись за руки, то ли из-за переполнявшего души понимания, то ли от внезапной нежности. Так они шли вперед, разыскивая выход.

— Вот поэтому я и ушла из Магического мира, — задумчиво произнесла Гермиона, неосознанно поглаживая большим пальцем чужую ладонь. — Устала от того, что волшебники не знают рамок, кроме установленных ими самими. Опоить приворотным зельем, ворваться в чужой дом, смеха ради заставить сапоги пинать прохожих, опутывать разум для собственной выгоды — все это в порядке вещей. Нет, магглы… обычные люди тоже многое вытворяют, но такие поступки порицаются обществом.

Дин ничего не говорил в ответ, просто слушал, и этого было более чем достаточно. Между ними установилось некое единение, не требующее слов, но, несомненно, сближавшее. Оба знали, что крепко влюблены и сейчас не время для этого, но поделать с собой ничего не могли.

Наконец за одним из стеллажей показалась дверь. Открыть ее никак не удавалось, поэтому Гермиона вытащила палочку, бормоча различные отпирающие заклинания. Обычная «Алохомора» не помогла, настолько сильной была защита — сработало только заклинание третьего уровня подготовки мракоборцев, о котором ей когда-то рассказала Тонкс.

За дверью оказалась небольшая комната, залитая желтым светом. В затхлом воздухе кружились мелкие пылинки, железная провисшая кровать была накрыта потертым одеялом, а стол завален пергаментами. Они осмотрели комнату: дальняя дверь вела в ванную, окна под потолком были закрыты решетками. Единственное, что их заинтересовало — небольшая книга для записей в кожаном переплете, на поверку оказавшаяся личным дневником. С трудом Гермиона различила буквы на форзаце: «Собственность Найджела Кромби».

— Нам, кажется, полагается правительственная награда, — сказала она, пролистывая дневник.

— За какие заслуги? — не отрываясь от осмотра шкафа, с усмешкой поинтересовался Дин.

— Мы убили одного из самых опасных преступников Магических Соединенных Штатов — Найджела Кромби, подстроившего катастрофу с Башнями-Близнецами.

— Я думал, что в Башни просто врезался самолет.

— Так и есть, просто Кромби наложил на пилота Империус — это одно из любимейших его заклятий — и ради смеха приказал врезаться в Башни. Кромби разыскивают почти семь лет, за живого обещают 45 тысяч галлеонов — примерно 150 тысяч долларов.

Такие деньги сами плыли им в руки! Он представил, какой ремонт сделает Импале — лакировка, покраска, другие шины, детали кое-какие заменит. Ради вознаграждения можно было попасть еще под парочку заклятий.

От мечтаний он очнулся через пару минут, когда Гермиона встряхнула его за плечи.

— Дин, возвращайся на землю. За мертвого дают в три раза меньше.

— Да все равно это огромные деньги! Только получать их придется тебе — мы с Сэмом… как бы помягче… тоже в розыске.

Она с минуту на него смотрела, как будто ища сходства с Кромби, а после отвернулась и вновь принялась за дневник.

— Надо выбираться отсюда, причем срочно. Мне становится не по себе.

Дин привычно хотел засунуть руку в карман, чтобы взять рацию или мобильный, но куртки на нем не оказалось. Взглянув на Гермиону, он вспомнил, куда она делась.

— Посмотри в левом боковом кармане, там должна быть рация.

Неуклюже пошарив в кармане кожаной куртки, она вытащила рацию и передала ему в руки.

Сэм быстро ответил:

— Нашли выход?

— Нет, зато обнаружили жилище нашего сумасшедшего волшебника. Прикинь, мы стали обладателями правительственной награды в 50 штук баксов!

Из рации донесся свист, выражавший удивление.

— Привалило счастье… Ладно, жду вас на том же месте, нужно кое-что обсудить.

Рация надсадно затрещала и приказала долго жить.

* * *

Они встретились у входа на склад, уселись прямо на стоящие рядом ящики с консервами и поделились друг с другом полученной информацией. Пока Гермиона рассказывала о Найджеле Кромби, Дин заметил, что она изо всех сил избегает смотреть в сторону стеллажа, под которым растеклась крупная густая лужа крови убитого. Сам он смерть колдуна воспринял как счастливый случай, избавивший его от постоянного напряжения и настороженности — ему в последние дни мерещилось, что он, не контролируя себя, выстрел за выстрелом посылает пули в случайных прохожих.

— Итак, что будем делать дальше? — с деланным оптимизмом заявила Гермиона, не прекращая качать недостающими до пола ногами в воздухе.

На минуту все задумались, а после Сэм вынес вердикт:

— Придется идти на приступ. Не станем ждать, пока рпантир нападет на нас, а лучше сами нападем на него. Один откроет дверь, другой встанет с оружием и сразу выстрелит.

Молча переглядываясь, они заняли позиции у двери: Сэм с пистолетом прямо напротив, Дин за его спиной для подстраховки, а Гермионе выпала честь в нужный момент открыть дверь.

— На счет три: раз, два… три!

Дверь распахнулась, но вместо рпантира на пороге оказался человек примерно их возраста, одетый по-маггловски. С удивлением он посмотрел на них — не ожидал, что «пленники» так легко пойдут на контакт. К тому же, один из них, с перебинтованным плечом, резко потянул его за руку в комнату, а девушка вновь заперла дверь.

— О, доктор! — елейным голоском вдруг сказал тот, который втащил его в комнату. — Как поживаете? Какими судьбами?

Тогда он пригляделся и заметил, что знаком со всеми присутствующими, но только при очень неприятных обстоятельствах.

— Эм… Дядю пришел проведать.

— Рассказывайте! — насмешливо сказал Дин.

Но доктор настоял на своем, мгновенно сообразив, что количественный перевес не на его стороне:

— Нет, правда, я к дяде! Он здесь временно остановился.

— Почему не в гостинице?

— Ему здесь больше нравится, — с вызовом сказал доктор, чуть пятясь к стеллажам.

Гермиона не сводила с него глаз, все время держась за палочку, чтобы в любой момент дать отпор. Но доктор вдруг рванул в сторону, и сразу после того, как он очутился в проходе меж стеллажей, с полок попадали консервы, запечатав проход. Послышался тихий смех, полы эхом отражали топот.

— Там должен быть еще один выход! — крикнула Гермиона и бросилась к насыпи из консервов. — Редукто!

Банки разлетелись в разные стороны, некоторые едва не опрокинули стеллажи, но путь был свободен.

Кто-то хлопал в ладоши; Гермиона и Сэм одновременно оглянулись на довольного Дина.

— Браво, — сказал он, продолжая медленно аплодировать. — Время оваций истекло. А теперь — за ним!

И он первый скрылся в проходе.

Лабиринты переходов казались бесконечными. Здесь направо, там налево, прямо, еще раз направо — вскоре в голове у Гермионы все смешалось и она перестала пытаться запомнить дорогу. От непрерывного физического напряжения у нее заныли ноги — все-таки она давненько так не измывалась над своим телом, года так с девяносто восьмого.

— Вон там! — Дин рванул ее за рукав совсем в другую сторону.

Зайдя за угол, Гермиона увидела доктора, оглядывающегося вокруг, как загнанный в угол зверек. Он и был им — сам того не желая, доктор оказался в тупике.

Прижавшись спиной к стене, будто от этого вдруг появится секретный проход, он вытянул вперед правую руку; бледные пальцы крепко сжимали волшебную палочку.

— Турн цин… — но договорить заклинание доктор не успел. Палочка под действием Экспеллиармуса выскользнула из его рук и отлетела куда-то в сторону.

Гермиона прекрасно знала, какое заклинание хотел применить доктор. Однажды она уже видела его в действии: страшное, еще более ужасное, чем Авада Кедавра, оно восходило ко временам конкистадоров и колонизации Америки. Чтобы усмирять бунтовавших краснокожих, английские офицеры придумали великолепный способ устрашения — заклятье обращало человека в прах и пепел. Именно поэтому не сложилась ее карьера мракоборца, а потом целителя: на одной из операций ее напарник рассыпался кучкой пепла. Всюду ей мерещилось искаженное ужасом лицо в тот миг, когда ноги его, а потом и все остальное, постепенно разрушалось прямо на глазах.

Оставшись безоружным, доктор не растерялся. Словно бы вспомнив о чем-то важном, он снова заговорил: теперь это было не заклинание, а короткая латинская фраза. Из ниоткуда перед ним появился рпантир, который, ощетинясь, начал наступление.

Гермиону оттолкнули в сторону; потеряв равновесие, она упала прямо на стеллаж, мигом опрокинувшийся под давлением ее тела. Лежа среди консервных банок, она видела, как доктор стремглав бросился в образовавшийся проход.

Гермиона оглянулась: Винчестеры были слишком заняты рпантиром и не могли заметить исчезновения виновника многих событий. В тот момент, когда Сэм пытался перезарядить пистолет, она поднялась на ноги и молча прошла вслед за доктором.

Картина, которую она застала, поразила ее разум: доктор на коленях сидел возле тела Найджела Кромби. Кровь перепачкала его одежду, но он игнорировал этот факт. Подойдя ближе, Гермиона заметила, что он тихо всхлипывает.

— Не бегите, — сказала она, медленно подходя к телу. — Я хочу сначала кое-что у вас спросить.

На нее посмотрели два карих теплых глаза, похожие на ее собственные.

— Я не хотел, — пробормотал доктор, приподнимаясь. — Я не хотел его смерти. Мы просто вычищали ненужных. Уничтожали предателей.

Она будто оцепенела: не смея пошевелиться, пока доктор медленно поднимался, Гермиона смотрела на него, затаив дыхание.

— Вы мне не верите, — тихим голосом сказал он, выпрямившись во весь рост. Его живые глаза вдруг превратились в кукольные, остекленевшие, мертвые. В уголках собрались слезы, а одна капля уже скатывалась по щеке. — Не надо. Просто запомните — я не хотел.

Умом Гермиона понимала, что нужно что-то делать: нападать, защищаться, звать на помощь. Но вместо этого она стояла, замерев, и ждала, что ее спасут. За этот промежуток времени она привыкла быть дамой в беде, и перестроиться оказалось не так-то просто.

— Я не хотел, — еще раз повторил он, прежде чем Гермиона почувствовала, что палочка исчезла из ее рук. «Авада Кедавра!» — и палочка покатилась из разжавшейся ладони.

Она хотела бежать, спрятаться, закрыть голову руками, будто самым надежным щитом. Теперь рядом с ней лежало уже два тела — Найджела Кромби, одного из самых опасных преступников континента и доктора, неизвестно, действительно ли приходившегося ему племянником.

Рядом засветился фиолетовый шар: над еще теплым телом навис рпантир. Обнюхав своего бывшего хозяина, он аккуратно слизнул с его щеки слезинку. Глянув на Гермиону в последний раз, рпантир рассыпался кучкой лилового пепла.

Время потеряло счет; продолжая стоять на месте, она мысленно твердила одну и ту же фразу: «Все закончилось». Поэтому когда ее прижали к себе крепкие, мускулистые руки, Гермиона просто пробормотала:

— Все закончилось.

Так и не сообразив, как она оказалась в машине, до самого мотеля Гермиона просто смотрела в окно. Больше в этот день она не сказала ни слова.