Танатос (гет)

Девять

Новый день был таким же серым, как и предыдущие, вдобавок ко всему пошел дождь, и Гермиона не могла выйти из дома.

Правда, она не особо расстроилась, потому что увлеклась переводом. Алхимик, чьи записи она пыталась расшифровать, жил почти пятьсот лет назад. Его работа вызвала неудовольствие католической церкви, и испанская инквизиция провозгласила его еретиком. Смертной казни он избежал, но остаток жизни провел под арестом. Должно быть, именно тогда и появился лежащий перед Гермионой манускрипт, потому что он был настолько зашифрован, что поначалу казался полнейшей чепухой.

Однако некоторые символы бросались в глаза. Без сомнения, это нарочитое нагромождение картинок, букв и цифр складывалось в систему. И Гермиона собиралась решить эту головоломку. Она пока лишь догадывалась, что речь идет о каком-то ингредиенте, которому Хельмонд приписывал чудесные свойства. Остальные составляющие зелья придется выяснить из книг, которые она захватила с собой.

Лишь далеко за полдень небо прояснилось, и Гермиона сразу же отправилась на пляж, разумеется, пообещав Снейпу, что скоро вернется. Уже было достаточно поздно, и она даже не хотела себе представлять, что может случиться, если начнется приступ, а она окажется одна.

Осознание, что Снейп защищает ее, пусть и небескорыстно, успокаивало. Они связаны магически, и Снейп получит свободу, только когда вылечит ее. Неудивительно, что он изо всех сил пытался выяснить все о проклятии.

Гермионе же только это и нужно было, поэтому она старалась лишний раз не раздражать его. И ей легко это удавалось — они просто не замечали друг друга.

Гермиона подумала о Роне, который уже год уговаривал ее съехаться. Вот только она так не согласилась...

Она не страдала в одиночестве. И до сих пор с ужасом вспоминала те дни в палатке. К тому же она чувствовала, что просто сойдет с ума, если будет видеть Рона двадцать четыре часа в сутки. Она любит его, но...

Море было таким же серым, как и небо, только белая пена волн контрастировала с черными тучами. Под ногами скрипел песок. Гермиона поглубже засунула руки в карманы куртки. Раны на запястьях еще болели.

Она действительно любит Рона. Но хватит ли этой любви, чтобы прожить с ним всю жизнь? Когда-нибудь ей придется ответить ему. Вполне естественно, что пары рано или поздно начинали жить вместе. Гарри и Джинни уже подыскивали себе жилье.

При мысли о них сердце кольнуло, но боли она уже не почувствовала. Времена, когда она была влюблена в Гарри, давно прошли. Как будто Танатос наконец-то излечил сердечную боль. Все казалось таким далеким. Гермиона редко думала о друзьях последние дни.

Гермионе чудилось, что снова может свободно дышать. Она глубоко вдохнула холодный воздух, но вдруг кто-то схватили ее за руку и грубо дернул.

— К Мордреду, что вы собирались делать?

Снейп с перекошенным от ярости лицом стоял перед ней. Таким, внушающим страх, она помнила его со школы.

— Я... я гуляю, вы же сами сказали...

— Я просил вас вернуться вовремя! — рявкнул он. — Скоро начнется приступ, а вы все еще не дома. Я уже... — Он неожиданно замолчал, отпустил ее и потер лицо. — Я не хочу вылавливать вас из ледяной воды, — тихо закончил он.

— Я не заметила, что уже так поздно, простите, — удрученно произнесла Гермиона, но Снейп уже отвернулся.

— Идемте, — только и произнес он.

* * *

Гермиона сидела на диване и глядела на огонь, даже не замечая, куда смотрит. Она ждала приближения уже знакомых симптомов.

Это ужасно — не доверять собственному телу, ощущать его как нечто инородное, что может предать в любую минуту. Теперь Гермиона понимала, что приходилось терпеть Ремусу Люпину.

Гермиона знала, что Снейп наблюдает за ней. Он не произнес ни слова с тех пор, как они вернулись домой. Ничего необычного. Но тот взрыв эмоций... Гермионе было стыдно. Она ведь не хотела злить его, просто забыла о времени.

— Может, лучше прикуете меня? — вырвалось у нее.

Снейп фыркнул:

— Не соблазняйте. Полагаю, я справлюсь и так. Или, может, вы хотите?

Гермиона отчаянно затрясла головой:

— Нет! Я и без того чувствую себя пленницей.

Словно подтверждая эти слова, знакомая чернота накатила на Гермиону, звуки исчезли, остался только ужасный шепот...

— Помогите! — застонала она, но Снейп уже догадался, что приступ начался, и рванул к ней.

Он что-то говорил, но Гермиона не могла ответить. Когда он обнял ее, она попыталась вырваться и закричала.

* * *

Гермиона проснулась в своей кровати под успокаивающее позвякивание пробирок — Снейп даже и не ложился.

Она машинально поднесла руку к глазам, чтобы проверить, нет ли там новых ран. Но увидела только старые шрамы. Попыталась вспомнить хоть что-то о вчерашнем вечере, но лишь обрывки образов всплывали в сознании и сразу же таяли, стоило ей сосредоточиться.

До сих пор мгновения Танатоса были словно дыра в памяти, которую Гермиона не могла заполнить, пропавшее время. Но теперь из-за коротких вспышек воспоминаний она не знала, радоваться или проклинать Танатос.

Все такое размытое... Серая мгла, что грозила поглотить ее, накатывающий обморок...

Гермиона вздохнула и покачала головой. Бессмысленно — она все равно ничего не вспомнит.

Она встала, чтобы переодеться в ночную рубашку. В джинсах нормально выспаться не получится, это Гермиона уже поняла за прошедшие ночи.

Подчинившись внезапно возникшему желанию, она отбросила сорочку и прошла в гостиную. Снейп стоял у раковины, помахивая палочкой, а пробирки мылись сами. Он вопрошающе поднял бровь.

— Не могу спать, — тихо призналась Гермиона и села на диван.

Снейп пожал плечами и вернулся к своему занятию, но вдруг вспомнил, что Гермиона ничего не ела с обеда. Она гуляла и пропустила вечерний чай, когда Снейп обычно заставлял ее хоть что-то съесть, зная, что до утра она не сможет проглотить ни крошки.

Он нашел только засохшее печенье, но хватит и этого. И был рад, что Гермионе еще не пришла в голову идея испечь пирог. Вряд ли ему достанет сил придумать какую-нибудь вежливую ложь. Сегодняшний обед до сих пор давил на желудок, хотя Снейп постарался съесть как можно меньше.

Он отправился на кухню и принес Гермионе тарелку с сыром и печеньем.

— Держите, — произнес он и, после того как она взяла тарелку, сел рядом, открыл бутылку вина и налил себе в бокал.

— Если все съедите, можете тоже выпить. — Он отсалютовал ей, и Гермиона послушно принялась за еду.

Когда Гермиона поставила на пол пустую тарелку, Снейп налил вина в другой бокал.

— Спасибо, — прошептала она и отпила глоток.

Снейп тоже пригубил вина, наслаждаясь распространяющимся по телу теплом.

Его взгляд скользнул к окну. Надо закрывать ставни. Убывающая луна злила — она лишь назойливое напоминание об уходящем времени. И никаких результатов. Следующее полнолуние — последнее.

Непонятный прерывистый звук вернул его к реальности. Снейп недоуменно смотрел на Гермиону, по ее лицу непрерывно текли слезы.

— Мисс Грейнджер, что?.. Как я могу?.. — растерянно произнес он. Неужели начинается приступ? Еще же рано.

— Я не хочу, — всхлипнула она, и Северус на миг прикрыл глаза.

Конечно нет! Кто бы захотел?

Отрицание и гнев были всего лишь способом выразить страх. А теперь отчаяние прорвалось слезами.

Снейп не раздумывал. Она сидела, слегка покачиваясь, худые плечи тряслись от подавляемых слез, и тогда он притянул ее к себе. Гермиона положила голову ему на грудь и разрыдалась.

Снейп растерялся. Он ошибся? Не нужно было ее обнимать? Твою мать, как же себя вести? Но Гермиона чуть прижалась к нему, положила руку на его грудь и постепенно успокоилась. Снейп чувствовал себя очень неловко, но не решался пошевелиться из страха, что она снова расплачется.

Что сказать? Должен он вообще что-то говорить?

— До сих пор вы неплохо справлялись, мисс Грейнджер, — наконец смог пробормотать он успокаивающим, как он понадеялся, тоном.

— Гермиона, — тихо произнесла она.

— Простите?

— Не могли бы вы называть меня Гермионой? Это так... непривычно, когда ко мне обращаются по фамилии. Пожалуйста...

Снейп понял.

— Вам известно мое имя?

— Северус, — вырвалось у нее.

— Именно.

Постепенно она затихла, но не отстранилась, по-прежнему прижимаясь к Северусу.

Он тоже не шевелился, глядя на огонь в камине. И внезапно почувствовал себя таким усталым, словно пробежал много километров. И его мозг тоже устал. Немного отдыха не помешает, чтобы набраться сил. Всего на секунду закрыть глаза...

Огонь успокаивающе потрескивал, дыхание Снейпа выровнялось под ритмичное тиканье часов и вдохи Гермионы. Они оба дышали все спокойнее, тепло и покой разлились по его телу.

— Северус!

Тихий шепот резко вырвал Снейпа из сна, словно дали оплеуху. Огонь погас, и стало совсем темно. Он заснул на диване с Гермионой!

— Надо идти в кровать, — произнес он резче, чем хотелось, чтобы скрыть неловкость. И поморщился — эти слова прозвучали двусмысленно.

Он ощутил, как Гермиона поднимается.

— Да, — произнес ее странно бесплотный голос — Северус по-прежнему не мог ничего рассмотреть. — Надо. Но было так... Спасибо тебе.

Она прикоснулась ладонью к его руке, а затем послышались тихие шаги и звук закрывающейся двери.

Северус еще некоторое время просто сидел, пытаясь понять, что же произошло. Потом поднялся, сделал шаг и раздавил тарелку, которая стояла на полу. Проклятье!

* * *

На следующий день Гермиона ушла гулять перед обедом. Северус это только одобрил, потому что мог спокойно поработать. Невозможно сосредоточиться, когда приходится беспокоиться, чтобы она успела вернуться.

И она пришла вовремя, и Снейп улыбнулся ей. Он вспомнил, как Альбус однажды рассказывал ему, как полезно улыбаться, чтобы показать одобрение. Теперь Северус уже не был профессором и в первый раз использовал один из его бесчисленных советов.

Он никогда не стремился завоевать любовь учеников. Ему пришлось стать профессором, это казалось лучшим предложением, которое он мог принять тогда. К счастью, все позади. Ему было слишком тяжело находиться там, где разрушилась его жизнь.

Он недовольно покачал головой. Не время вспоминать. У него есть дела поважнее. Если повезет, уже сегодня удастся выяснить последний минерал.

Северус отказался от обеда, чтобы не прерывать работу и не придумывать вежливую ложь по поводу ее кулинарных способностей. На кой черт он предложил ей это? Что ж, по крайней мере, если он не справится, мир хотя бы избавится от одной плохой поварихи. Но эта мысль нисколько его не развеселила.

Северус старался не обращать на Гермиону внимания, пока не начинался приступ.

Теперь он всегда следил за временем, чтобы кинуться на помощь, когда Гермиона попытается навредить себе. А то, что теперь она могла предупредить о надвигающемся приступе, значительно облегчило ему жизнь. Но, к сожалению, и усложнило.

До сих пор она лишь сопротивлялась ему, а теперь начала говорить. Но Северус знал: ее устами говорит проклятье.

— Пожалуйста, оставь меня, — стонала Гермиона. — Я больше не могу выносить это, не хочу. Отпусти меня, чтобы все могло закончиться!

Столько страдания в ее голосе. Северусу понадобилась вся его выдержка, чтобы не слушать, ведь он представлял себе, как Гермиона чувствует себя в такие минуты.

— Северус, пожалуйста!

Он сжал зубы и проклял тот миг, когда разрешил называть себя по имени. Как будто имя позволило ей приблизиться к нему на маленький шажок. Так близко, что теперь он не мог игнорировать ее.