Взгляд Майкрофта (гет)

Март начался спокойно, даже расслабленно, если, конечно, не считать подготовки к парламентским выборам. Но её как раз можно было и не считать. Исход выборов Майкрофт уже знал и не сомневался в том, что Эвр не ошиблась. Абсолютного большинства не будет, консерваторы получат незначительный перевес. Для них это будет большой победой, особенно если учесть всё ещё памятный провал в девяносто седьмом. Не то чтобы Майкрофта это как-то касалось. Перестановки в правительстве практически не влияли на его работу. Отложив в сторону папку, в которой аккуратно были подшиты биографии тех, кто всего через несколько месяцев станет основными лицами британской политики, Майкрофт положил в рот печенье и прикрыл глаза.

Сегодня он впервые за месяц начал день с пробежки на тренажёре — не тянет на большое личное достижение, но явно неплохо, особенно если игнорировать мышечную боль.

Мысли не задержались на этой мелочи и соскользнули к одной из главных проблем — к Мориарти. Гермиона уже неделю пытала его заклинаниями — о том, что для Мориарти вторжение в сознание сродни пытки, говорило его напряжённое лицо, белеющие губы и расширенные от ужаса и боли глаза. Но, к сожалению, для Гермионы это была пытка тоже. Она больше ни разу не говорила о том, что видит в сознании безумца, но Майкрофт видел, насколько тяжело ей даётся эта работа. Мориарти, если позволить себе метафорический оборот, вытягивал из неё силы. И он мучил её, возможно, даже намеренно, подкидывал кошмары, травил.

В отсутствие Гермионы Мориарти допросили с применением специальной сыворотки и с незначительными физическими воздействиями — тщетно. Препарат развязал ему язык (Майкрофт следил по камерам неотрывно за ходом допроса), но не заставил сказать ничего существенного. Он пел, ругался, хохотал, как сумасшедший, обещал рассказать интересную сказку и предлагал поиграть с ним — вот и всё.

Возможно, однажды Гермионе удастся одолеть его, сломать и получить код.

Размышления Майкрофта прервались звонком селектора. Элис быстро сообщила, что объект «А-двести семьдесят» появился в зоне наблюдения, и тут же вывела изображения камер на компьютер Майкрофта.

Объект «А-двести десять», также известный как Гарри Джеймс Поттер, появился на улицах неволшебного Лондона и в зоне камер видеонаблюдения впервые за несколько лет. Он шёл по Тоттенхэм-Корт-роуд, сунув руки в карманы самых обычных джинсов, и выглядел, кажется, растерянным. Качество видео не позволяло внимательно изучить выражение лица, но это было и не важно. Майкрофт проследил за тем, как мистер Поттер дошёл до Юстон-роуд и свернул с магистрали. Если до этого его движение можно было охарактеризовать как прогулку без цели, то теперь стало ясно, что мистер Поттер что-то ищет.

Майкрофт набрал Элис и распорядился:

— Любые его контакты засечь и проверить.

Он не был уверен, что контакты будут, но что-то в поведении мистера Поттера было ему знакомо — болезненно, неприятно знакомо.

Всего пару мгновений спустя он сопоставил смутную ассоциацию с реальной картиной: мистер Поттер сейчас вёл себя так же, как Шерлок в поисках дозы в те далёкие времена, когда ещё не научился скрываться от камер и агентов.

Подозрения Майкрофта превратились в уверенность очень быстро, когда мистер Поттер столкнулся на улице с чернокожим мужчиной в наушниках и объёмной куртке. Контакт был очень коротким: столкновение, извинение, восклицание — и всё, но не приходилось сомневаться, что Поттер обменял пачку наличных на маленький пакетик вещества.

Оставив Элис приказ следить за Поттером и дальше, фиксируя каждый шаг, Майкрофт собрался было написать сообщение на ободке кольца, но передумал. Пока это дело не касалось Гермионы напрямую. Но если коснётся… Что ж, у него будет информация на этот случай.

Когда в тот же день Гермиона пришла допрашивать Брука, Майкрофт ничего не сказал ей о мистере Поттере.

* * *

Чтобы не нарушать тонкого, в некотором (безусловно, изощрённом) роде даже интимного процесса, Майкрофт прошёл в допросную почти следом за Гермионой, сделал знак, чтобы ему поставили стул, расположился поудобнее и приготовился к долгому ожиданию. В среднем один сеанс у Гермионы длился около часа, иногда — почти два.

Этим утром Мориарти был особенно возбуждён и улыбался настолько жуткой самодовольной улыбкой, что можно было предполагать изменение привычного хода событий. Возможно, именно сегодня он, из-за нервного напряжения или по иным причинам, даст слабину. Майкрофт не собирался пропустить этого момента.

Гермиона бросила на Майкрофта короткий взгляд, но ничего не сказала — если не считать невербально выражаемого недовольства. Мориарти, напротив, оскалился и уточнил:

— А, дорогой мистер Холмс, решили присоединиться к вечеринке? Вас тут и ждали.

Майкрофт проигнорировал его слова, а Гермиона, резко мотнув головой, словно таким образом выбрасывая из неё все посторонние мысли, произнесла:

— Легиллименс!

Тело Джима напряглось, пальцы судорожно сжались в кулаки, на висках вздулись вены, голова запрокинулась. Майкрофт не шелохнулся, фиксируя в памяти всё, даже самые незначительные детали.

Гермиона стояла неподвижно, даже палочка не дрожала в вытянутой руке. Было невозможно предположить, что именно она делает в сознании Мориарти. Более того, Майкрофт подозревал, что обычным людям это знание вообще недоступно.

Он чуть отвёл взгляд, чтобы в отражении тонированного стекла видеть лицо Гермионы, и сразу заметил, что её работа стала труднее. Она тоже крепко стискивала зубы, на лбу выступили капельки пота, губы кривились.

Прошло десять минут, и её рука начала дрожать. Это выглядело так, словно внутри черепа Мориарти происходила борьба. И в этот раз Гермиона едва ли выходила из неё победителем.

Она говорила о лесе самоубийц. Возможно — только возможно — Мориарти пытается запутать её в этом лесу? Реально ли это? Реально ли для волшебника потеряться в чужом сознании?

У Майкрофта не было ответа на этот вопрос: никакой информации, никаких документов, ни одного независимого специалиста. Полагаясь только на эмпирический опыт и систематические наблюдения, Майкрофт чувствовал себя практически слепым — и предполагал худшее.

Гермионе становилось хуже. Её уже трясло, у неё стучали зубы, пот тёк градом, от него намокали волосы на висках и над ушами. Джим тоже был напряжён, но он подавался вперёд, его губы кривились в подобии улыбки. Вдруг они дрогнули, раскрылись — как будто прошептали что-то. Майкрофт мгновенно вернулся к этому кадру, сохранённому в памяти, и отчётливо разобрал: «Шерлок Холмс». А потом Гермиона пошатнулась. Майкрофт резко поднялся, окликнул её. Она дёрнулась, но (теперь это было очевидно) Джим не пускал её.

— Гермиона! — снова окликнул её Майкрофт, и этот окрик привёл её в чувство. Она открыла глаза, обернулась и потеряла сознание. Майкрофт едва успел поймать её тяжёлое, влажное от пота, пахнущее шерстяной мантией и жидким мылом тело. Она почти не ударилась, кажется.

Мориарти запрокинул голову и рассмеялся с торжеством.

Майкрофт поднял на него глаза — и смех оборвался. Но не от страха, что было бы вполне естественно для любого другого человека, а от предвкушения. Джим ждал, что Майкрофт пообещает ему кое-что. И сам давал молчаливое обещание.

— Я вернусь, — произнёс Майкрофт.

— Я и не сомневался, мистер Холмс, — отозвался Мориарти.

Майкрофт уложил Гермиону на пол и вызвал охрану, которой велел перенести её в его кабинет.

Мориарти увели обратно в камеру. На прощание он обернулся ещё раз, но Майкрофт не стал больше встречаться с ним взглядом. Одного обещания достаточно, более чем.

Он потёр переносицу и почему-то подумал, что Гермиона была бы категорически против его решения. Но это не значило, что он собирался его менять.

В кабинете Майкрофт велел разжечь камин жарче, укрыть Гермиону пледом и принести чай. Сел за стол, но не прикоснулся к бумагам. Врача звать было неразумно и бесполезно: он едва ли мог бы посоветовать что-то, что помогает от обмороков, вызванных чтением мыслей психопатов. Майкрофту доложили, что давление у Гермионы чуть ниже нормы, зрачки реагируют на свет. Переутомление. Подождать. Позднее, возможно, использовать нашатырь.

Он поднялся, приблизился к креслу, в котором устроили Гермиону, остановился и нахмурился. Ему было неприятно видеть её здесь в таком состоянии. Это было странное чувство — учитывая, что ни обмороки, ни раны, ни смерти его не трогали и не волновали. Это было сродни тому, что он испытал бы, окажись в этом кресле Шерлок.

Шерлок не должен лежать без сознания. Он должен носиться по кабинету, тараторить какую-нибудь чушь и раздражать своим присутствием. То же самое касалось Гермионы, за исключением того факта, что она не носится, не тараторит и… В некотором роде, не раздражает.

Он вернулся к столу, взял вазочку с печеньем и поставил на столик рядом с чайным прибором — после обморока сладкое будет полезным. Коснулся тонкой слабой руки Гермионы, сосчитал пульс — действительно, чуть замедленный.

Если бы это был Шерлок…

Майкрофт не любил физические контакты с людьми, но если бы это был Шерлок, он проигнорировал бы собственные вздорные эмоции. Собственно, он игнорировал их всякий раз, когда Шерлок нуждался в этом.

Присев возле кресла, Майкрофт по очереди расстегнул туфли Гермионы, снял их и поставил возле столика. Потом поднялся и вернулся за стол.

Спустя двадцать минут Гермиона пошевелилась, издала скрипящий горловой звук и открыла глаза.

* * *

Код был нужен. Сильно, даже отчаянно. В другой ситуации Майкрофт поручил бы это дело Шерлоку, но в случае с Мориарти брат был не только бесполезен, но даже и опасен. Мог навредить и делу, и самому себе. Впрочем, он в некотором роде поможет: он будет тем наркотиком, на который Майкрофт сможет подсадить Мориарти.

В кабинете было темно и тихо. Даже камин не трещал, потому что никто не разжёг его с утра — было некогда. В половине седьмого утра в России, под Смоленском, разбился самолёт с самыми высокопоставленными лицами Польши, и с этого времени у Майкрофта не было ни единой свободной минуты. Британское правительство не собиралось вмешиваться в инцидент, но это не значило, что катастрофу можно проигнорировать. Подозревали теракт, умышленное убийство, в лучшем случае — преступную халатность. Скандал уже был мирового масштаба, а к каким последствиям он приведёт — можно только догадываться. Майкрофт не высказывал предположений, но по его подсчётам, расследование катастрофы, а главное — поиск виноватых и связанные с этим суды, аресты и политические кризисы продлятся не менее пяти лет. Десять — если не исключать человеческую ограниченность из уравнения.

Сейчас Майкрофт был рад только одному: от него не потребовали личного участия в расследовании — позволили ограничиться отправкой надёжных агентов.

Но отвлечься от произошедшего Майкрофт смог только теперь, когда часы показали без четверти два ночи. Именно напряжённая работа в течение всего дня заставила Майкрофта осознать, насколько на самом деле ему был нужен проклятый код Джима Мориарти! Половину задач можно было бы решить, не отрывая взгляда от экрана компьютера.

Майкрофт встал, с хрустом размял шею и предупредил Элис, что ему нужна охрана.

Мориарти не спал, несмотря на поздний час. Впрочем, человеком, страдающим от нехватки сна, он не выглядел. Напротив, его лицо выражало нездоровую бодрость, даже возбуждение.

— Мистер Холмс, — он встал, игнорируя напрягшихся сотрудников службы безопасности, сцепил пальцы над головой и потряс руками в приветственном жесте. — Дорогой мистер Холмс!

— Молчать, — оборвал его Майкрофт. Осмотрел пустую белую камеру без единого тайного угла или закутка. Щёлкнул языком.

Мориарти опустил руки и замер. Его грудная клетка двигалась в такт тяжёлому напряжённому дыханию.

Майкрофт скомандовал, не поворачивая головы:

— Оставьте нас.

По телу Мориарти прошла дрожь, но Майкрофт был уверен, что это не страх, а… предвкушение. Господи, было бы лучше, если бы Гермионе удалось вскрыть его черепную коробку и вытащить оттуда всё содержимое.

— Вы ведь понимаете, Джим, что я в любом случае получу то, что мне нужно.

— Вы не убьёте меня, — улыбнулся Мориарти. — И не получите ничего, если я не захочу это отдать. Вы у меня в заложниках, мистер Холмс.

Майкрофт опёрся на зонт и со скучающим выражением поднял глаза к потолку. Его план ещё нуждался в доработках и корректировках, но начинать можно было уже сейчас. Первые шаги были давно определены.

— Мы с вами играем пока, Джим, — проговорил Майкрофт. — Запомните это. Мисс Грейнджер, мой к вам визит, это ваше смешное упрямство — это игра, не более. Как только она мне надоест… — он пожал плечами. Мориарти достаточно хорошо знал о возможностях спецслужб, чтобы пребывать в наивной убеждённости, будто его гениальный ум его спасет. Не требовалось даже напоминать ему о том, что с ним можно сделать.

— Как мило, что вы об этом сказали, — Мориарти улыбнулся дикой улыбкой. — Поиграем?

— Ваш ход.

Мориарти задумался. Его взгляд забегал по камере, по пустому пространству, в котором невозможно за что-то зацепиться, на чём-то сосредоточиться. Наконец, он сконцентрировал свое внимание на кончике зонта Майкрофта и сказал:

— Ваш крот в Ми-5. Юркий зверёк.

Не совсем то, чего Майкрофт ждал, но на первый раз неплохо.

— Он впервые попробовал наркотик в четырнадцать.

Зрачки Мориарти расширились. Он облизнул губы, что выглядело омерзительно почти до тошноты, и прошептал имя крота.

Майкрофт повернулся к Мориарти спиной, сделал несколько шагов к выходу, слушая, как всё чаще и рванее дышит его оппонент. И за несколько мгновений до того, как перед ним открылась дверь, сказал:

— Кокаин, если вас это интересует.

И вышел.

Следующая встреча состоится не раньше, чем через пару дней. Возможно — даже через неделю.

* * *

Свой клуб Майкрофт любил по двум причинам: во-первых, никто не мог заговорить с ним без его прямого приглашения, а во-вторых, здесь заваривали действительно великолепный чай. И в итоге клуб был отличным местом, где можно подумать, обобщить все факты и взглянуть на ситуацию со стороны.

В своем кабинете, Майкрофт был чиновником. Высокопоставленным, с неограниченными полномочиями, но чиновником — частью человеческой системы, убогой и не очень эффективной. В клубе он становился просто Майкрофтом Холмсом. Без должности, без связей с внешним миром и другими людьми.

Сидя в кресле и смакуя крепкий сладкий чай, Майкрофт думал сразу о нескольких проблемах — по каждой из них перед его глазами постепенно выстраивалась чёткая цепочка умозаключений, выводов, предположений и вопросов.

Первой проблемой оставался код в голове Мориарти. Ни магия, ни пытки, ни психотропные препараты не давали того эффекта, который возникал при одном упоминании имени Шерлока. Шерлок был тем, ради кого Мориарти готов был отдать ключ. Он сдавал ради него связи, контакты, огромные куски своей криминальной сети. Но Майкрофт ясно видел, что код он не отдаст просто ради сведений о Шерлоке. Только в обмен на него самого.

Майкрофт потёр переносицу. Он видел тонкое и элегантное решение, но Боже правый, как же оно ему не нравилось! Да, это были сантименты. Чувства. Привязанность, если уж на то пошло. Привычка. Не важно, как называть, — но он не желал подставлять Шерлока под удар. Если с ним что-то случится… Майкрофт хорошо осознавал, что если Шерлок погибнет, его смерть станет очень тяжёлым ударом.

Однако код в голове Мориарти был слишком сильно нужен Британии, чтобы угроза жизни и здоровью Шерлока Холмса была достаточным оправданием для отказа от него.

Значит, Шерлока придётся преподнести Мориарти на серебряном блюдце… Пойти на этот обмен. Волшебники, а точнее, лично Гермиона станет страховкой. Разумеется, она будет в ярости, но не позволит своему любовнику погибнуть.

Главное, запустить процесс без её участия — в тайне. И без спешки.

Чашка опустела, Майкрофт отставил её на столик и обратил внимание на последний элемент своей схемы: Мориарти отдаёт код в обмен на Шерлока.

Грубовато.

Мориарти не отдаст код Майкрофту. Будет хитрить, играть. Но Шерлоку — другое дело. Если он будет думать, что вот-вот уничтожит Шерлока, то он раскроет ему свой секрет.

А Шерлок, руководствуясь нелепыми эмоциями, ни за что не поделится кодом с Майкрофтом. Он спрячет его в памяти — и ситуация снова станет патовой. С той лишь разницей, что пытать Шерлока Майкрофт не сумеет.

Он провёл пальцем по ободку чашки.

Ему Шерлок не отдаст код. Зато отдаст его Гермионе, которая…

Которая была второй проблемой, вопреки всем здравым суждениям. Гермиона, во-первых, была волшебницей — то есть принадлежала к той неприятной категории людей, кого Майкрофт не мог контролировать. Во-вторых, она была… Гермионой Грейнджер. Майкрофт не назвал бы её коллегой в полном смысле этого слова. Она не была его подчинённой. Они не состояли в родственных отношениях. Не вступали в любовную связь. И конечно, Майкрофт не пал бы так низко, чтобы назвать её другом. И на неё было влиять сложнее, чем на весь магический мир, потому что, обладая большими полномочиями и впечатляющим умом, она была крайне подвержена эмоциям. И никогда нельзя было угадать, поддастся она им или окажется сильнее них.

Захотелось, вопреки здравому смыслу, взять чашку из тонкого фарфора и разбить об стену — но подобная выходка была в стиле Шерлока, а не в его собственном — так что чашка осталась невредимой.

Шерлок отдаст код Гермионе, если она попросит. Но что сделает с кодом сама Гермиона? Вот в чём был главный вопрос.

Волшебники не пользуются компьютерами. Код им без надобности. Однако Гермиона вполне могла бы решить, что передать его Майкрофту будет слишком опасно.

Значит, придётся подтолкнуть её к верному решению. Ей придётся отдать код в том случае, если…

Майкрофт слегка улыбнулся. Она отдаст код, если поймет, что это единственный шанс спасти Шерлока. От чего? От Мориарти, разумеется. От чего-то, что Мориарти сделает с Шерлоком и что будет вредить тому даже после ареста главного злодея. У Шерлока постепенно складывается репутация самого гениального детектива в мире. Что ж, Мориарти разрушит её. Поставит саму личность Шерлока под сомнение. И тогда код — тот самый, который он обязательно передаст Шерлоку в финале игры — понадобится, чтобы вернуть всё обратно.