Чужая. Часть 1. Этот прекрасный мир (гет)

Нет, жизнь, определённо, налаживалась! Ужасы экзаменов остались позади. Сертификат СОВ, запрятанный в аккуратную папочку, приятно грел душу. Может, не такие уж прекрасные были в нём оценки, но, по крайней мере, переэкзаменовка Берте не грозила. Заканчивался такой невероятно тяжёлый (и в той же мере счастливый) учебный год. Оставалось всего лишь пережить последнее полнолуние в Хогвартсе.

...В тот вечер всё сразу пошло наперекосяк. Начать следует с того, что Берта едва ли не впервые в жизни проспала. Проснулась только ночью (такой глубокой, что, пожалуй, это было уже утро) и обнаружила, что лежит на кровати поверх покрывала, полностью одетая. "Вот, наверное, Ремус взбесился! Решил, что я передумала насчёт нас с ним", — была первая мысль, посетившая её ещё сонные мозги. Поплотнее задёрнула полог, прислушалась — никто не проснулся. Небольшое усилие, желание съёжиться, стать совсем незаметной — и вот вместо новоиспечённой шестикурсницы по кровати бегает крохотное восьминогое существо. "Сказать кому, что я в таком виде на свидание собираюсь — ведь не поверят", — жаль, что пауки не умеют смеяться. Хотя заливистый хохот, оглашающий спальню в этот час, вряд ли пошёл бы на пользу её затее.

...Первое, что повергло Берту в шок, даже выбросивший её из анимагической формы — это раскрытая настежь дверь класса Защиты. Берте понадобилось время, чтобы осознать весь зловещий смысл увиденного. С безумно колотящимся сердцем она влетела в класс, мельком отметив, что он пуст и тёмен.

Задерживаться там она не стала — сразу бросилась по маленькой лесенке в кабинет. Хотя этот ежевечерний маршрут был знаком Берте до последнего камушка, она всё же умудрилась споткнуться и разбить коленку о край выщербленной ступеньки. Но Берта почти не заметила этого, потому что за приоткрытой дверью кабинета её ждало следующее потрясение.

В кабинете никого не было.

Прохладный ночной ветерок тревожно колыхал лёгкую занавеску открытого окна. На столе трепетал огонёк догорающей свечки, освещая какой-то кусок пожелтевшего пергамента. Пергамент этот отчего-то очень заинтересовал Берту. Так заинтересовал, что девушка проворонила потрясение номер три.

Она обошла стол и склонилась над пергаментом. Рем всегда был не по-гриффиндорски аккуратным и важных бумаг просто так на столе не бросал. А то, что бумага если не архиважная, но, по крайней мере, что-то значащая, Берта поняла сразу. На пергаменте был скрупулёзно вычерчен план какого-то здания. При ближайшем рассмотрении здание оказалось Хогвартсом. Но занятнее всего были движущиеся чернильные точки с подписями. Берта, как зачарованная, уставилась на карту. Нет, "ожившими" точками её было не удивить. Но человек, создавший эту вещицу, явно обладал незаурядным талантом и столь же незаурядным любопытством, потому что точки на карте показывали местонахождение тех людей, которых они обозначали.

"Альбус Дамблдор" — директорский кабинет, ясное дело.

"Миссис Норрис" — лестничный пролёт между первым и вторым этажами. Берта улыбнулась. С леди Лукрецией они частенько перемигивались, встречаясь в школьных коридорах. А как-то в воскресенье Берта получила записку, написанную неряшливым почерком Филча, — её приглашали на чай...

Ещё какое-то лихорадочное движение в районе подземелий. "Северус Снейп". И чего он мечется, скажите, пожалуйста?..

Господи, и о чём она сейчас думает?!

Берта резко тряхнула головой, отгоняя посторонние мысли, — и вдруг замерла. Прямо у неё перед носом стоял полный до краёв бокал. Берта так и села. Это зелье она могла бы узнать даже с завязанными глазами. Волчье Противоядие.

Сердце подпрыгнуло прямо к горлу. Скверно, боже ты мой, как же скверно!

Берта снова в поисках поддержки посмотрела на карту, словно почуяв в ней свою союзницу. Напряжение чуть ослабло — точки с подписью "Ремус Люпин" на карте не было. Собственно, переполоха, которому следовало бы быть, учини вервольф кровавую расправу над кем-нибудь, не было тоже. Берта бы услышала по дороге, если бы что-то случилось...

На всякий случай проверила больничное крыло. Нет, там тоже никакого движения не наблюдалось. Слава Богу!

Но, между тем, расслабляться было рано. Где обретается в данный момент мохнатый хвостатый хозяин кабинета, по-прежнему неясно. Вот куда податься среди ночи невменяемому свирепому зверю?

Территория Хогвартса? Вернее всего. А там — Хагрид, не в добрый час — Филч, а то и некстати загулявший ученик... Плохо. Вервольфу-то всё равно, на кого нападать. А уж голодному-то... Сколько полнолуний он вегетарианцем прикидывался, а? Вот то-то...

Куда ещё этот несчастный может отправиться? Хогсмид? Совсем плохо. Народу там не в пример больше, причём народу подвыпившего, весёлого и удивительно храброго. Сколько человек может попасть на зуб оголодавшему волку, даже представить страшно.

В общем, куда ни кинь — везде клин. Засветится — узнают — поймают — допросят. А дальше что? Правильно, дети, дальше — Азкабан. И не для одного Ремуса. Директору за такое назначение тоже достанется. А у Берты к нему давний должок, между прочим...

А что, если?.. Недаром же народная мудрость гласит, что сколь волка не корми — он всё в лес смотрит. Рем, помнится, всегда любил природу...

Как бы там ни было, его необходимо найти, пока он чего-нибудь не натворил. А если уже натворил, то хотя бы попытаться разрулить ситуацию таким образом, чтобы на него никто не подумал.

Превращаться одним махом, прямо в прыжке, Берта никогда ещё не пробовала, но отчего-то не удивилась, когда ей это удалось. Некогда удивляться.

...Лунная ночь подхватила Берту в свои прохладные неласковые ладони. Отношения с высотой у Берты всегда складывались по-особому. По её собственному определению, это был страх, замешанный на жгучей любви. Берте Лихт не раз доставалось от мадам Трюк из-за вечной привычки жмуриться, поднимаясь на метле даже не очень высоко. Зато теперь, когда есть свои крылья, когда тело стало лёгким, и ночной воздух обволакивает, будто удерживая в состоянии полёта... Это ощущение невозможно сравнить ни с чем.

Берта немного покружила над замком, но, ничего интересного не обнаружив, решила времени не терять и отправиться поскорее к Запретному лесу.

Очень скоро башни Хогвартса остались далеко позади, и его редкие огни уже не освещали ей путь. Теперь оставалось полагаться только на луну, которая уже вострила лыжи к горизонту. Вот когда пожалеешь, что ты ворона, а не сова!

Берта всё летала над Запретным лесом, пытаясь хоть что-нибудь увидеть или услышать, но бесполезно. Затея её была совершенно безумной, в этом она отдавала себе отчёт. Но ей сейчас владело лихорадочное возбуждение, весёлый азарт от такой игры в прятки (или в догонялки?). А в голове отчего-то вертелась дурацкая песенка, которую Берта знала ещё со времён своей кочевой жизни в цирке:

Неодета и странна полная луна,

На босых её глазах — пятна от вина.

Больно спать, пока в стекло

Бьёт её тепло.

Я не пью ни чай, ни страх, -

Мне одной светло.

Акварели на стенах, косы из травы,

Полупальцев резонанс —

Модернданс кривых.

Выворачивай носок

И тяни подъём.

Кровь из носа — это сок,

Разобьём — и пьём!

Когда-то давно у них был цирковой номер на эту песню. Лиза (бывшая настоящая циркачка, главная в труппе) работала с обручами, Кэрри высоким голоском выводила эту мелодию. Музыкального сопровождения — только метроном. Странный и красивый получился номер. Лиза, крутящая обручи, была похожа на гибкую серебряную пружинку. Свет падал только на неё, и голос Кэрри из темноты будто был сам по себе и не принадлежал никому...

Слегка подустав от своих метаний, Берта решила спуститься. Села на ветку ближайшего дерева и стала слушать. Кругом стояла совершенно особая тишина, которая бывает только в лесу. Нет, это не оглушающая тишина каменных подземелий, напрочь лишённая всяких звуков. Лесная тишь пронизана жизнью. В лесу просто невозможно остаться в одиночестве. Вот и сейчас где-то в зарослях монотонно покрикивала какая-то птица, в траве раздавался быстрый топот чьих-то маленьких лапок, в ближайших кустах, шурша и попискивая, кто-то возился...

В этот миг относительное спокойствие ночного леса прервал чей-то вой. Берта, было, дёрнулась на звук, но вовремя осадила себя. В такой час в Запретном лесу мог выть кто угодно. Даже если это оборотень, то не факт, что именно тот, который ей нужен.

Тут вслед за воем Берта услышала такое, от чего всё её благоразумие куда-то улетучилось. Крик. Ч е л о в е ч е с к и й крик, полный смертельного ужаса. Просто так сидеть и наслаждаться лунной ночью теперь было уже нельзя. Не зная, что и как она будет делать, чем сможет помочь ("Вот ведь раззява! Даже палочки у меня с собой нет!") она полетела туда, где эта самая помощь требовалась.

Картина, открывшаяся Берте с высоты птичьего полёта, оказалась поистине живописна. Большая посеребрёная луной поляна, к корням высокой сосны жмётся какой-то человек (разглядеть, кто это, практически невозможно), а прямо к нему медленно, растягивая удовольствие от ужаса и беспомощности жертвы, приближается огромный волк. И уж этого-то волка она могла бы узнать среди многих других...

Зрелище было даже красивым. Что может быть лучше Большой Охоты? Берта едва преодолела искушение не вмешаться и досмотреть всю сцену до конца. Но потом представила, как будет угрызаться совестью несчастный Охотник... Правда, уже на подступах к месту развития событий у неё мелькнула слабая мысль: "Вот я бы на его месте..."

Потом-то стало не до мыслей: крыльями по глазам, клювом по темени, когтями вцепиться в нос. И наплевать, что в ту же минуту Берта ударом мощной лапы была отброшена далеко в сторону. Задачу номер один она выполнила: отвлечь внимание зверя от жертвы. Краем глаза Берта успела заметить, как мигом просёкшая ситуацию жертва спешно отползает в соседние кусты. От души за неё порадовавшись, Берта не стала отвлекаться — обоняние у волков отличное, а четыре ноги всяко эффективнее двух, когда дело касается погони. Задержать вервольфа надо было любыми средствами. Так что её сражение только начиналось...

Нынче была ночь открытий. Перекидываться из одной анимагической формы в другую Берта тоже ещё не пробовала, но у неё получилось. Стресс, что ли? Ладно, с этим она разберётся позже.

А пока, ухватив его зубами за загривок и награждая весьма нелюбезными тычками когтистых лап, Берта оттаскивала рвущегося по следу вервольфа. Тот отчаянно сопротивлялся.

Нет, несомненно, в человеческом облике Рем был куда сговорчивее. Берта почувствовала, что устаёт. Да уж, измотанная экзаменами молодая ведьма, которой за один вечер пришлось три раза перекидываться, и голодный матёрый оборотень, переполненный тёмной магией, находились в разных весовых категориях. Это даже если не учитывать того, что он был раза в два её крупнее.

Драка вышла жестокая. Зверь, которому сломали весь кайф, рассвирепел до полной потери тормозов (если они вообще у вервольфов бывают). По поляне в разные стороны летела шерсть. К чести Берты следует сказать, что шерсть была не только её. Но сути дела это не меняет: поединок двух таких противников просто не мог кончиться ничем хорошим.

У Берты никогда не получалось долго держать сложную волчью анимагическую форму. Видимо, на сегодняшнюю ночь свой лимит удачи она исчерпала. Неизвестно, сколько времени прошло, прежде, чем Берта ощутила отсутствие хвоста и резко притупившееся обоняние. Но, наверное, это произошло достаточно быстро, поскольку она успела далеко отскочить в сторону и даже попыталась превратиться снова. Но до волка, видимо, всё дошло ещё быстрее, потому что, когда он одним прыжком преодолел смешное расстояние между ними, Берта так и не успела увернуться...

Мадам Помфри этой ночью выспаться не удалось. Не то, чтобы бессонные ночи были ей в новинку. Обычные будни хогвартской медсестры, знаете ли... С последними иллюзиями насчёт своей работы она распрощалась ещё двадцать лет назад, когда только приступила к своим обязанностям.

Ибо это были времена легендарных Мародёров. Один Ремус Люпин — её Особое Задание — чего стоил! А Джеймс Поттер, который как-то "совершенно случайно" навернулся с лестницы в три часа ночи, да так, что переломал себе половину костей! А уж Питер Петтигрю, которому кто-то ("Ей-богу, мадам Помфри, не знаю, кто бы это мог быть!") среди урока по Уходу за Магическими Существами засветил по физиономии Огненным крабом! И это было только самое начало...

Но сегодняшняя ночь — даже по меркам Школы Чародейства и Волшебства это было чересчур! Какой уж тут сон, если заполночь в больничное крыло заявляется Северус Снейп с тремя бесознательными студентами на носилках, неописуемым выражением лица и невероятной новостью о том, что он поймал Сириуса Блэка.

И если бы только это! С этим контингентом и так работы по горло. Уизли сломал ногу и получил контузию от магического взрыва (нет, правду говорят: хуже одного Уизли только, когда их двое). Поттер и Грейнджер тоже отличились — угораздило же их схлестнуться со стаей дементоров! Удивительно, как ребята ещё живы остались...

Потом в больничном крыле неизвестно откуда возник довольный до невозможности Корнелиус Фадж, пожал Снейпу руку и пообещал ему Орден Мерлина за поимку особо опасного преступника. После чего тот пришёл в ещё большее воодушевление и впал в такую эйфорию, что едва не понадобилось Успокаивающее зелье.

Едва эти двое покинули помещение, и мадам Помфри, наконец, смогла заняться больными, в палату вошёл Альбус Дамблдор и настойчиво потребовал строго конфеденциального разговора с полуживыми детьми. А после того, как оный разговор состоялся, в палату снова ворвались взбешённый Фадж и Снейп, на которого просто смотреть было страшно. И тут уже одним Успокаивающим зельем дело не обошлось — выставить двух беснующихся мужчин из своей вотчины мадам Помфри удалось, только пригрозив им Непростительным заклятьем. Ну, подумаешь, Сириус Блэк снова сбежал! Это же не повод превращать больничное крыло в палату для умалишённых!

Нервы у мадам Помфри были уже на пределе, поэтому закончив с пациентами, она ещё долго не могла заснуть. И настроение её ни капли не улучшилось, когда на рассвете в запертую дверь больничного крыла громко и настойчиво постучали.

Выбравшись из тёплой постели и немного приведя себя в порядок, мадам Помфри отправилась открывать. Подойдя к двери, она убедилась, что в неё вовсе даже не стучат, а откровенно колотят, причём явно ногами. Вне себя от возмущения, медсестра, открывая дверь, разразилась длиннейшей тирадой о том, до чего обнаглели эти чиновники, спасу от них нет, и почему теперь все дела государственной важности решаются на её территории. О том, что она загубила свою молодость и талант, сидя в этой проклятой школе, (ни дна ей, ни покрышки!), и что её, между прочим, давно зовут работать в больницу Святого Мунго. Что если директор, в конце концов, не прибавит ей оклад, то она...

Но тут мадам Помфри, наконец, справилась с отпиранием замка, который сама же сгоряча и поставила прошедшей ночью, и зрелище, представшее перед ней, заставило её умолкнуть.

Мадам Помфри понадобилось время, чтобы опознать в шатающемся, перемазанном кровью субъекте с безумными глазами Ремуса Люпина. Ещё один более внимательный взгляд — чтобы понять, что окровавленный свёрток у него на руках, на самом деле, — раненая девушка. И ещё одно небольшое усилие памяти, чтобы сообразить, что сегодня было полнолуние...

Передав Берту на попечение мадам Помфри, Ремус вышел в коридор и обессиленно опустился на скамью у стены. Руки тряслись, как после недельного запоя. С тяжким вздохом он закрыл лицо ладонями, не заботясь о том, что ещё больше перепачкается в крови. В е ё крови.

Сегодня к числу тех его воспоминаний, которые дементорам лучше не показывать, прибавилось ещё одно: лесная поляна, по-идиотски яркое утреннее солнце, холодная росистая трава... А на траве — Берта, бледная, неподвижная. И лицо её, всё в мелких ссадинах, такое спокойное, такое по-мёртвому равнодушное... До самой смерти он это лицо не забудет.

А ещё там, на поляне, была кровь. Очень много крови — Ремус и предположить не мог, что в таком тоненьком, хрупком теле её может быть столько...

Всё это по праву могло теперь называться самым страшным воспоминанием. Нет, Ремус Люпин не боялся мёртвых или крови — привык. Он луны боялся. Вернее, того, во что она его превращала.

Сколько же прошло времени бесполезных блужданий по Запретному лесу в поисках хоть какой-нибудь тропы, когда глаза застилал кровавый туман, а в висках лихорадочно стучало: не успею, не успею, не успею?.. А Берта, между тем, была ещё жива. Ещё слабо-слабо билась еле ощутимая ниточка пульса на её горле. И сколько ещё она могла бы продержаться, пока он нёс её в больничное крыло?

...С той минуты, когда Люпин, очухавшись после тяжелейшей трансформации на той самой поляне, увидел рядом с собой искусанную чуть ли не до костей, полумёртвую Берту, его терзала, мучила и убивала одна мысль. Как, как, как это могло случиться? Каким диким непостижимым образом проклятая судьба свела их вместе, лицом к лицу, в самой чаще Запретного леса, во время полнолуния? Почему это произошло именно в эту ночь? И почему, почему Берта оказалась этой ночью в лесу, хотя прекрасно знала, что это опасно?

...Паршивее всего было то, что он отлично всё помнил. Помнил адскую боль превращения, когда они вышли из туннеля под Гремучей ивой, — и потрясающее, ни с чем не сравнимое по сладости ощущение воли, затопляющее вырвавшийся из-под оков зелья получеловечий-полуволчий рассудок. И как, повинуясь этому чувству, волк, свободный, осознавший, наконец, свою истинную природу, бросился сначала на людей, а потом, получив нежданный отпор, — к Запретному лесу.

Ремус помнил, что уже давно не был так счастлив, как прошедшей ночью. Это было... настоящее. Его волчье, звериное настоящее. Волчье противоядие не уничтожает, а только усыпляет, одурманивает волка, заставляя его поверить в то, что он человек. Но это лишь галлюцинация. Суть оборотня — всегда зверь. Его альфа и омега. Это Ремус Люпин знал точно. И чем дольше жил, тем больше убеждался в этом. И страшнее этого ничего не может быть.

...Он помнил, как, набегавшись вволю, наконец, учуял след. Такой ясный и чёткий, что найти того, кто его оставил, не составило труда. Девчонка, кажется... нет, точно девчонка, запах очень женский был. И жаль было, когда его так некстати отвлекли. Даже сейчас Ремус очень ясно чувствовал это нездоровое сожаление и ненавидел себя за это. А между тем... кто она такая? Как забрела ночью в Запретный лес и что с ней стало потом? Но сейчас... сейчас это совсем не важно. Сейчас важно другое: почему вмешалась именно Берта? Какого чёрта эта полоумная уже не первый раз с таким энтузиазмом лезет к нему в пасть?

Но даже это уже не важно. У всей их истории другого финала быть просто не могло. И каков бы ни был нынешний исход дела, между ними теперь всё кончено.

Если она выживет, на что надежды мало, прощения ему от неё не будет, это ясно. Но после такого редко выживают... Наверное, на той поляне сейчас целый табун фестралов пасётся.

Если же она умрет... Думать об этом не было никаких сил. Да и повода для длительных раздумий тоже не было. Всё же и так ясно. Приговоры Визенгамота в таких случаях редко балуют разнообразием... Что там у них — серебряные пули, кажется? Дементоры оборотнями брезгуют.

Серебро — это всегда больно. Но Люпин даже был рад этому. Потому что чётче, ярче всего он помнил то жгучее наслаждение, которое испытал, дорвавшись, наконец, до живого человека. И никакие силы не смогли бы оторвать его от абсолютно беспомощной жертвы. А она была настолько слабее, что даже не пыталась сопротивляться. Потому он и горло ей не перегрыз сразу: слишком уж не терпелось впиться в неё зубами и терзать, терзать... Десяток серебряных пуль в голову — вполне справедливое наказание за то, что он сделал.

Додумать эту мысль Люпин не успел — чьи-то руки ухватили его за ворот рубашки и сдёрнули со скамьи. Мельком он увидел перед собой бледное, перекошенное яростью лицо Северуса Снейпа. А потом его так ударили кулаком в висок, что в глазах потемнело.

Бил Снейп молча и сосредоточенно. Сноровка бывшего Пожирателя, как-никак... Но боли Люпин не чувствовал — просто куда-то исчезла способность что-либо ощущать. Поэтому он и не сопротивлялся.

— Это ещё что такое?! — изумленный гневный возглас измученной и напуганной мадам Помфри никакого эффекта не возымел. Снейп от своего занятия даже не отвлёкся.

— Северус, вы с ума сошли?! Прекратите это немедленно! — ноль внимания. — Импедимента! Чёрт вас раздери!

Видимо, медсестра слегка погорячилась — полубытовым заклятием профессора Зельеварения отбросило к противоположной стене, причём головой он приложился неслабо.

— Да что сегодня все с ума посходили, что ли? — мадам Помфри устало перевела дух. — Ремус, как он тебя... Пойдём, хоть в порядок себя приведёшь. Пойдём, пойдём, уже можно...

Ему будто пощёчину дали.

— Она... она умерла?

Мадам Помфри аж руками замахала.

— Что ты, что ты, Патронус с тобой, нет, конечно! — тут у неё вырвался тяжкий вздох. — Но теперь, сам понимаешь...

Он криво усмехнулся.

— Понимаю... И ничего нельзя сделать?

— А ты как думаешь?

Он думал, что наступил тот самый финиш, аминь и шиздец.

— Пойдём, Ремус, — ещё раз повторила мадам Помфри. — Поговорить надо.

— Говорите, — он внезапно почувствовал себя очень старым, таким старым, что почти мёртвым. Как Почти Безголовый Ник, например.

— Не здесь же! — женщина кивнула на находящегося в отключке Снейпа. И проследив за выражением лица Люпина, добавила: — Пускай полежит пока. Ему полезно.

— Как это вы его... Это же почти боевая магия.

Медсестра махнула рукой.

— Ерунда. В юности аврором мечтала стать.

— Как бы не умер...

— Маг такого уровня? Да не смеши меня! — решительно развернувшись, она пошла в больничное крыло.

— А теперь скажи мне, — наложив несколько заживляющих заклятий, приступила к беседе мадам Помфри, — это ты её?..

Люпин, за всё время, пока его лечили, не сказавший ни слова, только кивнул.

Она тяжело вздохнула.

— Ох, и понесло же эту дурочку на ночь глядя в Запретный лес... Что она, спрашивается, там забыла?

— А вот это ещё предстоит выяснить! — Северус Снейп, как всегда, возник на пороге в самый неподходящий момент. — Мадам Помфри, что здесь делает это существо? Почему его ещё не отдали дементорам?

— Северус, в чём дело? Какие ещё дементоры? — решительно пошла в атаку мадам Помфри.

— Азкабанские, Поппи. Этот оборотень едва не убил мою помощницу. Он опасен для общества, и его надо заключить в Азкабан! И чем скорее, тем лучше! Что, Люпин, — лицо его искривилось, — пришёл сюда завершить свой ужин?

Памятуя недавнюю драку в коридоре и видя, что она может продолжиться, мадам Помфри решила взять ситуацию в свои руки.

— Северус, прекратите. Ремус ни в чём не виноват. Более того, он девочке жизнь спас. Если бы время было потеряно, её бы уже не было в живых!

— Как она? — Снейп вдруг словно бы позабыл, в какой был ярости минуту назад.

Мадам Помфри хмуро покачала головой.

— Плохо, Северус. Вообще не понимаю, почему она до сих пор жива. После таких травм и такой потери крови выживают единицы. Хотя... мне говорили, что девочка — ведьма. Может, в этом дело?

— Она умрёт? — ни тени беспокойства или тревоги. Даже не вопрос, а почти констатация факта.

— Нет, нет... Конечно, нет. Но её заразили — это во-первых. И состояние тяжелейшее — это во-вторых. Выкарабкиваться будет долго, — мадам Помфри перешла на деловой тон. — Я послала сову в больницу Святого Мунго. Оттуда скоро прибудут люди и заберут девочку. Через камин её переправить нельзя — такого путешествия ей не выдержать...

— Я могу ей чем-то помочь?

Мадам Помфри открыла рот, но вместо неё ответил Люпин:

— Здесь уже ничем не поможешь... — и от глухой безнадёжности его голоса медсестре стало не по себе.

— Северус, идите. Вы, наверное, и не ложились ещё... Идите спать. В Мунго работают профессионалы.

Кинув на Люпина полный бессильной злости прощальный взгляд, Снейп тихо вышел из палаты.

А мадам Помфри смотрела на Ремуса.

Она помнила его ещё тихим безобидным мальчишкой, о котором лишь немногим (ей да ещё директору) было известно т а к о е...

Она помнила его разным. Лихорадочно возбуждённым перед полнолунием и измученным — после... Бледным от ужаса, отвращения и ярости и кричащим: "Я ненавижу тебя, Блэк!" — после того случая на одном из старших курсов... А вот таким видеть его ещё не приходилось.

— Ремус, — тихо позвала она. — Не надо так. Девочка не умерла. Она поправится. Всё будет хорошо.

— Нет. Ничего уже не будет.

Как она не может понять, эта немолодая женщина с мудрыми серыми глазами, самой простой вещи?

Когда-то давно он чуть не убил. Теперь он едва не сделал этого снова — только чудом ему это не удалось. Сколько ещё раз судьба будет к нему благосклонна? Сколько ещё лет отделяют его от стенки в Либерти?

Для оборотня слова "всё будет хорошо" звучат как утопия.

...А дальше... дальше — тишина. Нет, не то. Каменная тяжесть, сдавившая сердце, и звук — такой странный, что Люпину сперва показалось, что это всего лишь его личный персональный бред. Сбитый, сломанный ритм. Дыхание. И не дыхание даже, а хрип. Который дано было расслышать только ему, с его чутким волчьим слухом.

Он поднял голову и посмотрел в тот угол, где за больничной ширмой, он знал, лежала его Берта. Нет, уже не его.

Бедное, несчастное создание! За какие такие грехи ты так ужасно наказана? Почему всю жизнь каждый твой шаг давался тебе с боем, а теперь вот тебе нужно бороться за каждый вздох?..

Альбусу Дамблдору тоже не довелось выспаться минувшей ночью. Нет, всё-таки это была безумная авантюра — поручить двум третьекурсникам организовать побег Сириуса Блэка. Однако же, самое удивительное, что они справились!

Не зря он в своё время сделал ставку на этого мальчика, ох, не зря! В который раз уже Гарри Поттер доказал, что достоин сразиться с самим Тёмным Лордом и победить его.

Дамблдор решил натаскивать Гарри на борьбу с тёмными силами уже с первого курса. Делать это нужно было заранее, но постепенно — благо, времени было достаточно. Когда Волдеморт возродится, мальчик должен встретить врага во всеоружии, то есть уже опытным бойцом, готовым даже умереть за дело Света.

Надо сказать, Дамблдор достиг успехов на пути творения из самого обычного ребенка, пусть и волшебника, но далеко не выдающегося, великого мага, способного противостоять Волдеморту. Каждый год директор подбрасывал своему воспитаннику головоломную задачку, полную всевозможных тайн и опасностей и обязательно ведущую к встрече с тёмными силами. На сегодняшний день Гарри Поттер справился уже с тремя такими задачками, не ведая, что все эти жуткие истории, в которые он попадал, являются лишь этапами обучения.

Удачной мыслью было забрать на хранение в Хогвартс философский камень, когда Гарри учился на первом курсе. Само по себе содержание в школе такой опасной зверюги, как Пушок, а также множество загадок подземелья уже было отличной учебной ситуацией. Но когда в Хогвартс пришёл наниматься на работу профессор Квиррелл, Дамблдор чуть не запрыгал от радости. Такой шанс нельзя было упустить! Согласитесь, не каждый день в Хогвартс заявляется полумертвый Волдеморт с просьбой назначить его на должность преподавателя. В каком же отчаянном положении находился тогда этот всемирно известный злодей, если решился чуть ли не в открытую (ну, в самом деле, не назовёшь же маскировкой ту дурацкую тряпку, которую наматывал себе на голову профессор Квиррелл!) идти в Хогвартс и пытаться похитить оттуда философский камень!

Собственно, этот камень затем и был забран Дамблдором из Гринготтса в надежде на то, что Волдеморт каким-либо образом попробует им завладеть. Но то, что он заявится в школу сам лично!..

Альбус Дамблдор всё рассчитал очень точно. Возможно, проще всего было бы самому попытаться уничтожить Тёмного Лорда, пока он слаб, а не разрабатывать сложные многоходовые комбинации. Но, во-первых, Дамблдора останавливало Пророчество, в котором говорилось, что убить Тёмного Лорда сможет только Гарри Поттер и никто другой. Попытка со стороны Дамблдора могла обернуться гибелью директора — никто ведь в точности не знал, что может или не может сделать в данное время Волдеморт. Не то, чтобы Дамблдор струсил, но он ведь прекрасно понимал, что в случае его смерти сейчас сдержать наступление Волдеморта потом, когда он вновь обретёт свою силу, будет просто некому.

С другой стороны, уничтожить Тёмного Лорда в его нынешнем состоянии было невозможно без физического устранения Квиррелла. Чувствовать присутствие Волдеморта в теле абсолютно безобидного молодого человека мог только такой сильный волшебник, как Альбус Дамблдор. Для всех остальных убийство тихого робкого преподавателя означало бы только одно: директор школы сошёл с ума. И ведь никому ничего не докажешь: после Волдеморта даже трупа не останется.

Поэтому Дамблдор решил события не торопить и Квиррелла на работу взял. Он рассудил просто: в нынешнем своём состоянии Волдеморт вряд ли способен причинить мальчику серьезный вред, а вот врага всё-таки лучше знать в лицо. Об остальных учениках директор не очень беспокоился: наверняка массовые убийства пока не входили в планы Волдеморта.

В конце того учебного года Дамблдор убедился, что не допустил ни одной ошибки, и мысленно поздравил себя с победой.

Мальчик с блеском прошёл все испытания и доказал, что действительно почти неуязвим для Тёмного Лорда.

Более того, друзья Гарри, Рон Уизли и Гермиона Грейнджер, сопровождали его во всех приключениях, что приятно удивило Дамблдора. Возможно, вместо одного хорошего бойца он получит троих...

Но так далеко заноситься в мечтах пока не следовало. Предстоял второй год обучения Гарри в Хогвартсе, а Дамблдору никак не приходило в голову, какую бы задачку задать Гарри в этом году.

Видимо, судьба была к нему благосклонна, так как неизвестно откуда всем им на голову свалилась огромная проблема в виде дневника Тома Реддла и как следствие — открытия Тайной Комнаты. Даже Дамблдор не мог бы выдумать лучше! А уж то, что в этой истории была замешана именно Джинни Уизли, вообще стало подарком судьбы.

И вот теперь — третий курс. Дамблдор попытался выжать максимально возможную пользу из сложившейся ситуации. На свободе находился убийца Сириус Блэк — и это было действительно опасно, поэтому Дамблдор даже не стал намекать Гарри на возможность самому поймать Блэка. Хотя мог бы сделать это, ненавязчиво так... Вроде как на первом курсе — подсунуть ребенку мантию-невидимку и строго-настрого запретить посещать совершенно определённый коридор...

Но когда выяснилось, что Блэк невиновен, тут уж старый чародей развернулся вовсю! Дамблдор мог по праву собой гордиться — скорость, с которой он разработал операцию по освобождению Блэка, была просто уникальной! А самое главное, что директор убил сразу нескольких зайцев: от души поиздевался над Министерством, уведя у них из-под носа сначала гиппогрифа, а потом — государственного преступника; естественно, потренировал Гарри Поттера; а главное — прочно перевёл на свою сторону талантливого волшебника Сириуса Блэка. Удивительно, что всё это ему удалось. Дамблдор уже давно не испытывал такого удовлетворения от собственной деятельности.

На следующий год был намечен Турнир Трёх Волшебников...

От подведения итогов сегодняшней ночи директора отвлёк стук в дверь.

— Войдите, — немного раздражённо откликнулся Дамблдор.

На пороге возник Ремус Люпин — в таком виде, что Дамблдор даже привстал от удивления.

— Ремус, да на вас лица нет! Садитесь, садитесь...

Чёрный от горя человек машинально приблизился к директорскому столу, опустился на стул рядом с ним и положил перед Дамблдором огрызок пергамента.

— Что это? — не понял директор.

— Моё заявление об уходе, — странно глухим голосом ответил Люпин. Казалось, что мысли его сейчас заняты чем-то совершенно другим, не имеющим отношения ни к директору, ни к заявлению.

— Ничего не понимаю, — удивился Дамблдор. — С какой стати вы решили уйти? То, что вы сегодня ночью... м-м... оказались вне Хогвартса, не является поводом к увольнению...

— Я напал на ученицу, — всё так же безжизненно произнёс Люпин.

— Мерлин! Как же это случилось?

Тот рассказал ему — казалось, что этого человека предварительно пытали не меньше суток.

Дамблдор только головой качал. Что тут скажешь? Беда, несчастье...

— Я только одного не понимаю, — произнёс он после всего услышанного. — Как студентка оказалась ночью в лесу?

— Я и сам не знаю, что Берте там понадобилось, — устало сказал Люпин.

— Кому? — напряжённо переспросил Дамблдор. Действительно, за всё время разговора имя пострадавшей девочки так и не прозвучало.

— Берте Лихт.

Только многолетняя привычка сдерживать свои эмоции удержала Альбуса Дамблдора от того, чтобы сначала стукнуть кулаком по столу, а потом этим же самым кулаком врезать Люпину промежду глаз. А ещё хорошо бы пойти и выпороть эту глупую девчонку, которая своей дурацкой эксцентричной выходкой уже успела сорвать ему операцию, которую он ещё только начал обдумывать.

Вот почему Альбус Дамблдор всегда терпеть не мог женщин! Все самые далекоидущие планы, самые сложные, продуманные до мелочей комбинации обращались в дым из-за пустого женского каприза, необдуманного поступка, совершенного, как правило, под влиянием эмоций.

Ведь не зря же он медлил с началом её обучения! Думал, пусть привыкнет немного за этот год, колдовать научится... А потом можно бы и её подключить к разгадыванию какой-нибудь загадки. Глядишь, и закончилась бы вражда Гриффиндора со Слизерином, а у Дамблдора появился бы ещё один верный боец... Так нет, понесло эту дурочку на ночь глядя в Запретный лес!

И ведь был же у девчонки потенциал, да ещё какой! А теперь всё пойдёт насмарку — у оборотней магические способности очень урезаны.

— Ну, что же, пролитое зелье не соберёшь, — сквозь зубы проговорил Дамблдор. — А насчёт увольнения вы подумайте. Может, всё-таки не стоит пороть горячку...

— Альбус, вы с ума сошли? Мне сейчас прямая дорога в Азкабан... Хотя зачем? Дементоры всё равно рядом.

— Уже нет, — спокойно перебил его Дамблдор. — Как только Сириус Блэк сбежал из Хогвартса, я потребовал у Министра, чтобы дементоры покинули школу.

Люпин недоуменно посмотрел на директора.

Тот коротко рассказал ему о событиях минувшей ночи.

После этого Люпин как будто ещё больше ссутулился.

— Я мог бы подтвердить его невиновность...

— Хватит, Ремус, — решительно прервал его Дамблдор, зная пристрастие своего бывшего ученика к самобичеванию. — Блэк на свободе, в относительной безопасности... Что сделано, то сделано, Ремус. Ничего уже не поправишь, — потом продолжил уже более деловито: — И всё же я прошу вас остаться. Вы отличный преподаватель, мне такого днём с Люмосом не найти...

— Вы не понимаете, что я опасен?

— Бросьте, Ремус. Это была экстремальная ситуация. Вы допустили неосторожность. Такое, к сожалению, случается. И это...

— И это не имеет никакого значения для суда.

— Ну, я надеюсь, мы сумеем замять это дело, — успокоил его Дамблдор. — Как-никак, я всё же Верховный Чародей Визенгамота. Кстати, кто-нибудь видел, что именно вы напали на девочку?

— Вряд ли, — пожал плечами Люпин. — В замке я, кажется, наткнулся на Пивза. Он, наверное, всем растрезвонил о том, как я прирезал ученицу. Во всяком случае, Снейп первым примчался в больничное крыло, чтобы набить мне морду. Никогда не видел его таким, даже в детстве... Мадам Помфри тоже знает. Только она отчего-то солгала Снейпу, сказав, что я тут ни при чём.

Дамблдор ухмыльнулся.

— Ну, что ж, я думаю, болтовня Пивза — это не аргумент. Мадам Помфри вас не выдаст. А с Северусом я поговорю.

— Не нужно, Альбус. Я заслуживаю тюрьмы, и я туда сяду. Может, меня даже казнят...

Дамблдор уставился на Люпина во все глаза. Виданное ли это дело — так стремиться в ад?

— Ремус, давайте начистоту. Что на самом деле произошло?

Люпин помолчал, потом, не глядя на Дамблдора, тихо сказал:

— Я люблю её. Она мне поверила, а я сломал ей жизнь...

Если бы Дамблдор что-то держал в руках, то непременно выронил бы.

— Дети! — покачал он головой. — Какие поразительно глупые дети! И ты думаешь существенно облегчить её теперешнее положение, сев в тюрьму?

— Я виноват перед ней.

— А ты не хочешь искупить свою вину каким-нибудь более полезным способом? Ей ведь будет очень тяжело сейчас. Качество её жизни станет совершенно иным. Не мне тебе объяснять... У неё, кроме тебя, никого нет на всём белом свете. Помоги ей.

Люпин криво усмехнулся.

— Да она меня теперь и близко не подпустит! После того, что я сделал...

Дамблдор задумчиво покачал головой.

— Ты знаешь, меня всегда удивляло, чего только не может простить любящая женщина!..

В кабинете повисло молчание.

— И всё-таки я больше не могу здесь оставаться. Просто не могу, — тихо сказал Люпин. — Отпустите меня, Альбус.