Однажды придёт отец... (джен)

Лили, гневно-розовая и отчего-то некрасивая, вышла в коридор, куда её по просьбе Северуса вытащила Мэри МакДональд. А Северуса вдруг охватило негодование при виде разобиженной подружки. Это она тут обиделась? Черта с два!

— Ты зачем растрепала Поттеру и его дружкам заклинание моего личного изобретения? — напустился Северус на рыжую. Лили побагровела. Опасным тоном прошипела:

— Я думала, ты извиниться пришел!..

— Чего-о-о?! — взвился Северус и сорвался на истеричный визг: — Это ты должна извиниться! Кто рассказал Поттеру о заклинании, которое я никому, кроме тебя, не говорил?

— А ты? — взвизгнула Лили, топая ногами. — Ты как меня обозвал, идиот?!

— И что? — брызнул слюнями Северус. — Да, признаю, обозвал я тебя, и что? Это конец света? Вселенская катастрофа? Я оскорбил богиню? Мисс-Мира-Вселенной города Энск? На хрена ты мне, богиня, дура рыжая!

Выплюнув последнюю фразу, разъяренный сверх меры юноша развернулся и строевым шагом двинулся прочь, задрав голову, гордый и прямой, как шпагоглотатель. Офигевшая Лили, проглотив язык, долго смотрела ему вслед, даже тогда, когда он давно исчез за поворотом. В её хорошенькой кудряво-рыженькой головке никак не укладывалась мысль, что парень может вот так взять и уйти от неё. Как так?! Ведь уже почти три года, начиная с конца второго курса, все мальчики слюнями истекали и штабелями к её ногам валились!

Так закончилась многолетняя детская дружба. Северус при виде неё отныне деревенел и надменно отворачивался, а Лили против воли вспоминала Левикорпус, о котором легкомысленно растрепала Поттеру и Блэку, наивно полагая, что благородные и смелые гриффиндорцы не станут применять его по отношению к слизеринцу. Что ж, она ошиблась и в этих «друзьях», мародерцы оказались подлецами, нападающими вчетвером на одного.

Оставшиеся два года до выпускного они проучились, соблюдая эмоциональную и физическую дистанцию, холодно кивая друг другу при встречах.

Лили хоть и закончила Хогвартс отличницей с золотой медалью, по-маггловски говоря, но осталась ни с чем. Ибо в магмире были всего несколько мест, куда может устроиться хороший студент: отделы министерства и мракоборческого центра, драконьи заповедники, магозооветеринария, ну и сфера торговли ещё открывала двери молодым волшебникам. Не совсем понятно, чего не хватало молоденькой ведьме: есть профессия артефактора, художника по всем направлениям — от живописцев до миниатюрщиков, краснодеревщиков и богомазов: чудотворные иконы как-никак пользовались спросом в обоих мирах.

Но у Лили ни к чему не лежала душа. Мелкой служащей или чиновницей она не хотела становиться, как не хотела и просиживать лучшие годы за пыльными бумагами. Драконов она боялась до визга и обморока, зверушек любила, но только на расстоянии — посюсюкать и потетешкать какого-нибудь пушистика, это да, это она с удовольствием, но лечить гиппогрифа от выпадения перьев… увольте, они воняют. Художницей Лили тоже не стала, ведь для этого нужна усидчивость, терпение и талант, и самое главное — желание к созиданию и творению. Усидчивостью Лили не могла похвастаться, этому мешало шило в попе, талант выражался в глазомере — умение рисовать по клеточкам, а охотиться за вдохновением мешала лень. Торговля её тоже не прельщала: ну что за удовольствие стоять за прилавком, вдыхать ароматы гнилья, зазывать покупателей и втюхивать им то самое гнильё? А что такое артефакторика, она даже не знала — не интересовалась.

Обычные магглы при таком разбросе в результате становятся простыми домохозяйками со скалкой в руке и кучей детишек под ногами. Вот и Лили тоже, потыкавшись туда-сюда, перепробовав себя во всех отраслях, ни к чему не пристроилась, засела пятой секретаршей при седьмом скорописце энного архива срочной документации. А точнее — почтовые каталоги составлять. К ней попало немало бумажек, в том числе и личные письма неких аристократов. К которым Лили вскоре пристрастилась, ей очень понравилось читать чужие письма. Она читала их, как женские романы, взахлеб и с замиранием где-то под ложечкой — сколько в этих письмах интриг и семейных секретиков! И однажды ей в руки попало письмецо некоего Флимонта Поттера к доктору Юингу Гиппериону, в котором известно чей папа слезно жалился на ветреного отпрыска и его нежелание заводить наследников. А годы-то идут…

План выбиться в люди созрел моментально: выйти замуж, родить наследника и таким образом закрепиться в аристократической семье. Да это же золотая жила! И в жизни пристроиться, и теплое местечко себе на будущее обеспечить.

Так, план есть, теперь его надо воплотить. И стала появляться в элитных клубах и ночных дискотеках среди Золотой молодежи заводная девчонка-оторва. Тонкий и гибкий стан, роскошная грива рыжих волос и огромные зеленые глазищи. У парней всех возрастов тут же началось обильное слюноотделение и бараний ступор.

Джим Поттер встал в стойку аки пойнтер, увидев бывшую одноклассницу. Слюни потекли у него почище, чем у сенбернара — подружка-то знатно похорошела! Ну и феромоны с гормонами подключились, распространяя ароматы любви и стягивая юношу и девушку всё ближе и ближе друг к другу. Остальным мальчикам пришлось закатать губу обратно и проводить печальными взглядами сформировавшуюся парочку — будущую семью, заполняющую собой ячейку общества.

Старшим Поттерам избранница сына не понравилась, но протестовать против его выбора они не посмели, и так ветреный отпрыск чудом на брак согласился… Сыграли стандартную свадьбу, проводили стопятьсот гостей, запаслись терпением и стали ждать внуков.

Началась для Лили семейная жизнь как-то бестолково: свекровь устраивала светские балы-приемы, на которых Лили изображала манекен, туго затянутый в корсет, с раскинутыми в стороны руками и высокой, завитой в тысячу колечек прической. Платья и юбки с кринолином не позволяли ни присесть, ни подойти к столу вплотную…

Свекор, напротив, любил псовые и соколиные охоты. Лили познала все прелести и ужасы дамского седла. Мало того, что на лошади положено сидеть боком, вися правой ногой на верхней луке, так ещё и удержаться на ней надо, когда эта ехидная кляча в свободном галопе летит за гончими по кочкам и заборам.

Ну, и в довершение ко всему ночью, после дебильного дня, в спальню вваливался пьяный муж. В длинной ночной рубашке и с колпаком на голове. Ставил свечу в подсвечнике на прикроватную тумбочку, скромненько забирался к ней под одеяло, быстренько выуживал что-то меленькое, размером с пальчик, из-под подола, делал кроличье «тык-мык» в миссионерской позе, после чего целомудренно чмокал в щечку, выскакивал из-под одеяла и, забрав свечку, покидал спальню. Это у него называлось — «исполнить супружеский долг».

Современная девушка Лили долго потом лежала в холодной постели в полном офигении. И это, простите, супружеская жизнь? В каком веке она очутилась? Её зеленые глаза тоскливо обшаривали стены комнаты в поисках календаря, но его почему-то не было. Зато с любовницами правильный мальчик Джимми разгульничал вовсю. И так, и эдак, и боком, и раком, и даже по-собачьи не гнушался. Попробовала как-то раз и сама завести своего мужа на более откровенный интим… Но супружник, едва увидев черные чулочки в сеточку и красное исподнее, аж перекосился весь, спешно закутался в халатик по горлышко и, как распоследний сноб, ещё и отвернулся, крепко зажмурившись.

Ясно. Она — святая жена, а не портовая шлюха. Затосковала современная девушка Лили. Затосковала по чистой и светлой любви.

Прошел год, пополз второй. Старшие Поттеры давно уже начали коситься на бесполезную невестку. Сама Лили могла им конкретно сказать, что с таким подходом в постели она ребёнка родит только в старости, собирая по одному сперматозоиду в год. Сами-то они Джима когда родили?!

Могла, но не сказала. Просто пожалела махровых стариков, морально застрявших в средневековье.

Международный Венецианский фестиваль праздников проводится сколько-то раз в год, Лили не знала точно, помнила, что там очень весело и красиво на Рождество. И с детства мечтала побывать хотя бы на одном из них. Однажды её желание сбылось. Графиня N пригласила свою старинную подругу Юфимию Поттер совершить с ней турне по Европе. Юфимия идеей загорелась и долгонько жужжала мужу в уши о блестящих перспективах. Прижимистый свекор долго отбрыкивался, мотивируя отказ тем, что дорого, далеко, энергоемко и на фига? Лили, сообразив, что Венеция в Италии, а Италия — часть старого Света, кинулась упрашивать свекра. Двойное жужжание на оба уха заставили Флимонта сдаться.

Магглы путешествуют обычно на круизных лайнерах-пароходах, со всем комфортом и роскошью. Но не маги. В Транспортном отделе министерства им выдали групповой портключ до Барселоны. Там, день спустя, другой выдали, до Версаля. Так, скачками туда-сюда, четверо Поттеров с группой через неделю добрались и до Венеции.

Красоту Венеции воспевают веками, и все, кому не лень. Особенно постарались поэты Серебряного века, если кому интересно, обращайтесь к тем источникам, они вполне достоверны. Просто Лили увидела Венецию ночью и в ноябре, и всё, что она запомнила, это яркие блики от мириадов огней на воде. Гондолы с гондольерами, играющие на мандолинах. Поцелуйный мост, площадь Святого Марка, одноименный собор, дворец Дожей…

Всё это было, конечно, здорово и в чем-то интересно, но Лили почему-то не слушала гидов, и вскоре поймала себя на том, что засматривается на жгучих итальянских брюнетов-мужчин. Темпераментные, кудрявые, с оленьими глазами. Не как у Джима Поттера, а по-настоящему оленьими — овальными, черными-пречерными, блестящими, с поволокой…

И вдруг среди моря чужих итальянских лиц мелькнул до боли знакомый носатый профиль. Северус. Сердце Лили пропустило удар. Северус в Италии! Непроизвольно она отошла от гидов и от своей группы и пошла за ним. Окликнула, страшась и надеясь… Оглянулся и пораженно застыл, увидев её так далеко от Англии. Честно говоря, она тоже была удивлена тем же, о чем и спросила:

— Северус, что ты тут делаешь, так далеко от дома?

Северус моргнул, помотал головой, прикусил язык и поверил — Лили здесь. Нехотя ответил:

— На конференции я здесь. Съезд Зельеваров.

— Ах да, ты же зельварение хорошо сдал, — вспомнила Лили. И смотрит на него, оторваться не может. Четыре года она не видела Северуса и теперь с трудом его узнавала. Перед ней стоял высокий и стройный молодой мужчина с длинными и сильными ногами. Это подчеркивали узкие облегающие черные джинсы, зимняя куртка с капюшоном дополняла его внешний образ. На плечах Северуса лежали смоляные блестящие волосы, шелковистые даже на вид. И глаза. Не оленьи, слава Богу, а его, северусовские, небольшие, сверкающие, как антрациты. Внезапно Лили ощутила себя мышью под взглядом безжалостного черного кота. Уж больно плотоядно взирал на неё Северус, так смачно, так… желанно… Как мужчина, настоящий мужчина. Ноги Лили против воли шагнули к нему, повинуясь древнему зову инстинкта.

И была ночь. Волшебная венецианская ночь, полная любви и томной неги. Тихо шуршали пружины матраса, и прогибалась перина под тяжестью двух влажных тел, сплетенных в экстазе. Плясали отблески свечей на стенах и изгибах их торсов, когда они перекидывались со спины на спину, катаясь по огромной кровати. В спертом горячем воздухе стоял стойкий запах мускуса и корицы.

Плодотворная ночь… Ночь, в которую они зачали ребёнка. Оба они это почувствовали. Ощутили, как всколыхнулась вокруг них магия жизни.

Сошла волна страсти, и они, замерев, посмотрели друг другу в глаза, молча принимая дар Судьбы. Взгляд Лили скользнул по предплечью, потом она пальцами провела по магической татуировке и грустно улыбнулась:

— Ты всё-таки стал Пожирателем?..

— Ну почему Пожирателем? — возразил Северус, вдумчиво целуя местечко между шеей и плечом. — Наш Круг вполне пристойно зовется — Вальпургиевы Рыцари. Том основал этот орден в честь женщины, Вальпурги Блэк. А метка эта непростая, она Протеева, связывает нас с предводителем, чтобы быстро, без промедления, среагировать на его зов. Может случиться непредвиденная ситуация, и кому-то из нас понадобится срочная помощь. Так что, благодаря метке, помощь придет незамедлительно, буквально через минуту, если не секунды.

— Круто! — одобрила Лили. — А чем ваш орден занимается? Что дал тебе Том?

Северус ответил не сразу, сначала он долго и нежно посасывал сосочек, доводя её до истомы, и только потом сообщил:

— Он привлек меня силой Темных искусств, тем, что эти искусства при разумном использовании могут принести много пользы, но чтобы это случилось, маги должны изучать их. Также он дал мне возможность заниматься научной работой. Для меня это очень важно, я ведь в первую очередь ученый, а потом уже все остальное. Ну и вопрос защиты никто не снимал, все-таки чувствовать себя членом сильной и сплоченной организации для меня всё равно, что обрести настоящую семью. Ты же помнишь моего отца, Тобиаса Снейпа?

— О да… — поежилась Лили. — Помню, я его ещё тогда так боялась. Вечно злой, кричал на тебя, избивал твою маму… Я до сих пор помню твои руки, покрытые синяками, ты их прятал под длинными рукавами… Сева, а зачем, за что он тебя бил?

— Я маму защищал, — хмуро отозвался Северус. — Пытался, по крайней мере. Мелкий тощий недомерок с цыплячьим весом…

Лили с сочувствием погладила впалую щеку, вглядываясь в родное лицо. Северус удивленно спросил:

— Что?

— Какими же детьми мы были тогда… — с горечью прошептала Лили. — Наша глупая ссора всё испортила, как много мы с тобой потеряли.

Северус склонился над нею и поцеловал в губы. Целовал долго, с чувством, глубоко. Потом снова был секс. И снова висела в комнате бархатная темнота со скрипом матраса и шорохом простыней, запахом сандала из благовоний и мерцающей пляской огня по стенам.

Вернувшись в Англию, старшие Поттеры вдруг слегли с температурой и кашлем. Потом по их коже высыпала непонятная сыпь с неприятным кислым запахом. Вызванный колдомедик диагностировал драконью оспу и велел молодым срочно съехать, пока они не заразились.

Лили заметалась было, но муж успокоил её, сказав, что Альбус Дамблдор предоставил в их распоряжение свой дом в Годриковой впадине. Можно пожить там временно.

Через два месяца Джим похоронил родителей. И не только он, по всей магической Британии пронеслась эпидемия драконьей оспы, подчистую выкосив почти всех стариков. Дома и фамильные резиденции, в которых умерли зараженные — сожгли. Молодой паре Поттеров пришлось покупать дом в той же Годриковой впадине, ибо такой продавался по соседству.

Вынашивая ребёнка, Лили испытывала некоторую вину: во-первых, старшие Поттеры так и не дождались желанного внука, а во-вторых, он не был ребёнком Джима, его отцом был Северус… Возможно, Джим что-то подозревал, так как начал коситься на располневшую талию супруги. Конечно, он тоже не был идиотом, твердо знал, что при такой разгульной жизни хоть одна любовница да понесла бы от него. Но беременных среди них не было, и Джим всё больше убеждался в том, что он, возможно, бесплоден.

Когда беременность Лили стала очевидной, Джим махнул рукой — а, будь что будет! — он не винил жену, понимал, что иначе быть не могло. Но ревность всё же грызла его порой, его женушка с кем-то спуталась, сбегала налево и наставила ему рога. А ведь аниформа у него и так рогатая! Тьфу ты, слов нет…

Начались скандалы и придирки в стиле стихов Асадова:

Эх, если б любить, ничего не скрывая,

Всю жизнь оставаясь самим собой,

Тогда б не пришлось говорить с тоской:

«А я и не думал, что ты такая!»

«А я и не знала, что ты такой!»

До драк, к счастью, не доходило. Джим все-же оставался в рамках приличия, не рискуя поднимать руку на беременную жену. Кроме того, он никогда не пытался вызнать, кто папаша ребёнка, интуитивно чувствуя, что эта информация ему не понравится.

В положенное время, тридцать первого июля 1980 года, Лили родила здорового мальчика, названного Гарри Поттером.

Примечания:

Ночная Венеция:

https://sun9-76.userapi.com/9kyj5klV9zPPTMV8LrPPhbtvmoWtkhh32PxtoQ/beMS-qlZQoI.jpg

https://sun9-67.userapi.com/c206816/v206816128/1831de/bgDJ7IHtJlA.jpg

Гондолы:

https://sun9-42.userapi.com/dKGQT5BDFGgYuLWOWVtijl9B8utskOGHcCtGyA/TOVe_8doECs.jpg

https://sun9-51.userapi.com/90-e8ZOS4yLp4ViFkl7q9fdUIOy1GkXl8NSggw/AqDYXSm4wzA.jpg

Том Реддл распадался. Как цветок купавки по мере увядания. Сначала усыхал и выпадал самый большой внешний лепесток, потом второй такой же с другой стороны. Затем друг за другом отмирали и опадали прочие лепестки. Так и личность Тома Реддла. Его смерть заживо можно сравнить с прогрессирующей болезнью бешенства — при расколе души часть за частью умирал мозг.

Убийство родственников в шестнадцатилетнем возрасте всё же было отмечено магией: Том убил собственного отца и ни в чем не повинных дедушку с бабушкой, старших Реддлов. А потом Том запечатлел убийство, как трофей, сложил магию смерти в сосуд-шкатулочку, создал крестраж.

Миртл Уоррен, Реддлы, Регулус Блэк, Хепзиба Смит… Дневник, кольцо, медальон, чаша… Чья смерть создала крестраж в диадеме, Том уже не помнил — начал деградировать, распадаться, умирать как личность.

Сначала это проявлялось как нечто неопасное — малюсенькие такие провальчики в памяти. Которые позже переросли в более серьезные приступы потери памяти. Если бы Том обратился к маггловскому психотерапевту, тот со стопроцентной гарантией диагностировал бы у пациента ретроградную амнезию с прогрессирующей шизофренией.

Но Том ни к каким маггловским докторам не обращался, к целителям в Мунго — тоже. Зачем? Он здоров, и у него прекрасное самочувствие.

Шли годы. Участки мозга, утратив какие-то нейроны, искали дополнительные пути соединения, пытались отрастить новые щупальца-нервы. Но, как известно всему миру, нервные клетки не восстанавливаются. И всё больше и шире становились пустые и мертвые участки в мозгу Тома Реддла.

Почему-то природа устроила так, что любой человек, начиная утрачивать себя как личность, становится агрессивным. Пожилые люди, например, на последних стадиях деменции начинают материться. Ругаются так, что хоть не дыши… И лярва ты, и курва, и проститутка, невзирая на пол и возраст. Вот и на Тома начали нападать непонятные приступы агрессии, которых он сперва пугался, надолго замыкался в себе и отгораживался от остальных, но потом, с течением времени, перестал обращать внимание на то, что он говорит и вытворяет. Перестал видеть, что народ его откровенно боится. Том постепенно становился монстром.

Припадки безумия были замечены его верными последователями. Их господин то и дело впадал в депрессию. Охваченный приступами меланхолии, он начал вскоре кричать на своих приближенных, швырялся в них тяжелыми предметами. Северус видел, как разрушается личность Тома, как всё больше он утрачивает все человеческое — добрые и светлые чувства. Рыцарей Вальпурги он вдруг переименовал в Пожирателей Смерти, начал заговариваться и вслух мечтать о бессмертии… Стал очень-очень мнительным и на любую мало-мальскую ложь остро реагировал, мог сильно обидеться и наслать на лгуна порцию Круцио. Врать Лорду стало просто смертельно опасно. Начал снова убивать, тем самым разрушаясь как личность всё больше и больше. Стал посылать своих рыцарей Пожирателей в очистительные рейды, вычищать эту гнусную грязную нечисть — магглов и полукровок. И попробуй не выполнить! Попробуй пощадить хоть одного маггла, неприятностей не оберешься. Том чуял и воочию видел ложь и тут же наказывал слабака, жестоко наказывал — Круцио, молнии Баубиллиуса и Брахиам Эмендо — были ещё щадящими, все принимали эти «ласки» прямо-таки с благодарностью, страшась самого страшного наказания — Авады Кедавры.

Одним промозглым январским вечером 1980 года, задолго до рождения Гарри Поттера, Северус, озабоченный болезнью Тома, в тяжких раздумьях о том, как помочь ему, зашел в трактир «Кабанья голова», чтобы согреться, выпить чего-нибудь согревающего и подумать над проблемой.

Посасывая через соломинку любимый перечный коктейль в самом темном углу, Северус увидел, как в трактир вошел Дамблдор и, подойдя к стойке, спросил у бармена:

— Трелони здесь?

Аберфорт молча кивнул на лестницу. Альбус украдкой стрельнул глазами по сторонам и неспешно двинулся туда. С видом, будто он случайно сюда зашел, директор скрылся на втором этаже. Северус нахмурился, неторопливо размышляя о том, что, может быть, стоит попросить помощи у Дамблдора? Всё-таки Том тоже его бывший ученик, и как профессор, он вполне может дать дельный совет.

Подумав ещё немного, Северус согласился сам с собой — да, верно, стоит рискнуть. Разумеется, он не станет афишировать имя Темного Лорда, просто скажет, что занемог аристократ, чье имя желательно сохранить в секрете. Приняв это решение, Северус допил коктейль, встал и, пройдя к лестнице, поднялся наверх. Идя по коридору второго этажа вдоль гостиничных номеров, он внимательно прислушивался, надеясь по голосу найти директора. Наконец за одной из дверей ему послышался разговор двух людей.

— Но вы мне верите, профессор? — нервно произнес высокий писклявый голосок. И спокойный ответ Дамблдора:

— Нет, мисс Трелони. Неубедительно.

— Но я правда могу! Вот буквально неделю назад я предсказала… э-э-э… предсказала… —  тут женщина сбилась, лихорадочно вспоминая, что же она предсказала. Северус тихо усмехнулся — ну-ну, очередная шарлатанка пытается пролезть в Хогвартс на почетную должность преподавателя, много их таких было за последние годы. Он уже собрался повернуть к выходу, чтобы не подслушивать, как женщина за дверью вдруг заговорила грубым и хриплым голосом, так непохожим на свой обычный нервный писк, с какими-то неземными интонациями. Северус невольно замер, затаив дыхание:

— Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда… рожденный теми, кто трижды бросал ему вызов, рожденный на исходе седьмого месяца… и… — а вот дальше Северусу не удалось дослушать. Сзади раздались шаги, и кто-то крепко схватил его за локоть. Резко обернувшись, Северус увидел чем-то разъяренного Аберфорта.

— Подслушиваем?! — грозно осведомился дюжий, ростом под два метра, дед. Северус тут же ощутил себя нашкодившим котенком. Виновато заулыбавшись, он сдавленно ответил:

— Нет, сэр, я как раз собирался… — и прикусил язык. Ну да, собирался, стоял, замерев, как истукан.

— Пошел вон! — процедил хозяин трактира. Северус счел за лучшее убраться отсюда подобру-поздорову.

Тем же вечером Северус вознес хвалу всем богам за то, что они не дали дослушать то пророчество. Бешеный Лорд, как всегда, уловил неискренность от кого-то из новопоименованных Пожирателей и прискребся к ним, требуя рассказать всё, что они делали в этот день. Лгунов он привычно наказывал, покалывая молниями. Тех, кто пытался промолчать-умолчать, тоже приглаживал Круциатусом. Дошла очередь и до Северуса. Почти с облегчением он принялся рассказывать чистую правду о недослушанном пророчестве.

Разрушающийся, почти мертвый мозг едва функционировал, и разум умирающего Лорда зациклился на новом неведомом враге, который должен явиться в этот бренный мир и уничтожить его. Высчитать на пальцах, какой месяц по счету номер семь, ему не составило труда. Его вражина должен родиться в конце июля. А вот за этим знанием вставал животрепещущий вопрос — как убить младенца? Даже ему, сумасшедшему, это казалось диким и стремным. В его больную голову почему-то полезли разные случаи избиения невинных младенцев, собранные во всяких исторических хрониках.

Когда пришло время совершения величайшего события — Воплощения Сына Божия и Рождения Его от Пресвятой Девы Марии, восточные волхвы увидели на небе новую звезду, возвещавшую рождение Царя Иудейского. Царю Ироду этим было предсказано о смене власти, но он не согласился с таким положением дел и приказал убить в Вифлееме и его окрестностях всех детей мужского пола от двух лет и младше. Он рассчитывал, что среди убитых детей будет и Богомладенец, в котором видел соперника. Погубленные младенцы стали первыми мучениками за Христа. Святые мученики числом четырнадцать тысяч младенцев были убиты царем Иродом в Вифлееме.

Та же участь постигла и царя Камсы, который получил пророчество о том, что он погибнет от руки восьмого сына своей сестры Деваки. Он заключил в тюрьму Деваки и её мужа Васудеву и оставил их в живых только при том условии, что они будут отдавать ему всех своих новорожденных младенцев. После того, как Камса убил первых шестерых детей, Деваки забеременела в седьмой раз. Её седьмой ребёнок, Баларама, не разделил участи всех остальных и был спасён, будучи чудесным образом перенесённым из чрева Деваки в чрево второй жены Васудевы Рохини, которая в то время находилась на свободе. Восьмым ребёнком был уже Кришна. Сам черт не разберет эту древнеиндийскую замуть…

Даже маленькая Греция отметилась: Дельфийский оракул, которого, по справедливости, следовало бы давно пришибить за всяческие дурные предсказания, предрек царю Акрисию смерть от собственного внука, которого родит его любимая дочь Даная. Имя внука не уточнялось, но его папой оказался сам Зевс Громовержец, спустившийся к Данае в виде золотого дождика и вполне материально обрюхативший её. Родившегося сынушку невинная мама окрестила Персеем.

Согласно одной из версий мифа, король Артур вступил в инцестуальную связь со своей сестрой Моргаузой. Узнав, что она родила от этой связи ребёнка, король приказал убить всех детей подходящего возраста. Но его сын выжил, получил имя Мордред и, как было предсказано, прибил венценосного папу.

Царица иудейская Гофолия приказала убить все потомство Давида, чудом спасся только её внук, младенец Иоас, которому позже суждено будет стать царем.

Поводом к массовому инфантициду обычно оказывается пророчество в отношении некоего «божественного ребёнка», по-латыни — puer aeternus, говорящее об исходящей от него опасности для конкретного человека, страны или мира в целом. За этим следует уничтожение всех детей, соответствующих критериям предсказания, либо другие жестокости, оправдываемые исходящей от этого ребёнка опасностью. Но как и следует ожидать, эти жестокие меры не достигают своей цели — все приговоренные дети тем или иным чудом выживают и приводят пророчества в исполнение, прибив трусливого государя-папу-дядю-дедушку. Ведь приказ отдает обычно не уверенный в себе правитель, опасающийся конкуренции.

Том тоскливо поморщился, сама история указывает на то, что «избиение младенцев» — это частый важный мотив, ассоциирующийся с рождением «спасителя». Промелькнула даже опасливая мыслишка — а может, ну его? Пусть живет, авось не тронет… Эта мысль на данный момент была самой здравой, и почти два года Том придерживался её, старательно отгоняя страхи. В то же время он следил за событиями, чтобы быть в курсе всего. В предсказанное пророчицей время родились два мальчика в маг-Британии и около сотни по всему миру. Его верные Пожиратели покорно докладывали обо всем, что касалось тех двух младенцев: Невилла Долгопупса из старинного волшебного рода и Гарри Поттера, который был полукровкой, как и он.

И всё бы ничего, Том просто наблюдал, просто следил за предполагаемым своим противником, но… Поттеры вдруг исчезли. И это насторожило его. Так-так, что-то тут нечисто… Подозрительный сверх меры, он самолично обошел все дома своих Рыцарей-Пожирателей, пинком раскрывая двери и заглядывая в каждую люльку, доводя до обмороков и истерик молодых мамаш — Малфои, Нотты, Креббы, Гойлы, Паркинсоны… Каждую мамку-няньку скрупулезно допрашивал, в какой день родился тот или иной ребёнок. Одну, Нарциссу Малфой, он чуть не приложил Авадой за то, что у той не оказалось молока для Драко, а кормилице он мозги прямо прожарил, выясняя — а что с её дитенком стряслося? Пролегилиментив тётку и увидев, что её ребёнок вырос и отлучен от груди, он успокоился и покинул дом Малфоев.

Продолжая поиски, он вызнал окружение Поттера. Близкими его друзьями считались Блэк, Люпин и Петтигрю. Понаблюдав и пошуршав там-сям, Том добыл и более ценную информацию — Питера Петтигрю сделали Хранителем Тайны Поттеров. Заинтересовавшись этим, Том отловил Питера и допросил его вдоль и поперек. Рыжий толстяк отчаянно трусил, потел и вонял, сжимался на полу в позе эмбриона и скулил. Нагнав на него побольше страху, Темный и страшный Лорд велел Питу успокоиться и проводить его к Поттерам. Потому что он принял решение — убить этого ребёнка. Ведь его зачем-то прячут, а значит, он и есть Дитя Пророчества, это и лысому нарлу понятно. Пит захныкал, прося пощады. Том задумчиво изрек, поглаживая палочку:

— А вот проводишь меня к ним, так и быть, оставлю тебя в живых.

Пит посмотрел, как на кончике палочки медленно разгорается огонек Авады, и согласился — сдал Поттеров с потрохами.

* * *

Северус стоял в темноте на пустынной, холодной вершине холма, и ветер свистел в голых ветвях деревьев. Он тяжело дышал и беспокойно крутился на месте, крепко сжимая волшебную палочку, явно страшась того, кого он ждал…

Сверкнула молния, и одновременно с раскатом грома на холме рядом появился Дамблдор.

Северус упал на колени, и палочка вылетела у него из рук.

— Не убивайте меня!

— Я и не собирался. — отозвался Дамблдор. Он стоял перед Снейпом в развевающейся мантии. Его лицо было освещено снизу светом волшебной палочки.

— Итак, Северус, что вас привело ко мне?

Северус заломил руки. Черные волосы развевались на ветру, и вид у него был немного безумный.

— Я пришел с предостережением… нет, с просьбой… пожалуйста…

Дамблдор взмахнул палочкой. Листья по-прежнему летели по ветру, но там, где стояли они, стало совсем тихо.

— Какая же просьба ко мне может быть у Пожирателя смерти?

— Пророчество… предсказание Трелони…

— Ах да, — откликнулся Дамблдор. — И что из этого вы доложили лорду Волан-де-Морту?

— Все… все, что успел услышать! — ответил Северус. — И поэтому… из-за этого… он думает, что пророчество относится к Лили Эванс!

— В пророчестве ничего не сказано о женщине, — сказал Дамблдор. — Речь там шла о мальчике, который родился в конце июля…

— Вы понимаете, о чем я говорю! Он думает, что речь идет о её сыне… Он собирается отправиться к ней… убить их всех…

— Если она так много для вас значит, — сказал Дамблдор, — то лорд Волан-де-Морт, несомненно, пощадит её. Разве не могли вы попросить его пощадить мать в обмен на сына?

Северус недоуменно посмотрел на него, разве он за этим пришел?

— Нет… — прохрипел он. — Спасите их. Всех. Прошу вас.

— А что я получу взамен, Северус?

— Взамен? — Северус ошеломленно глядел на Дамблдора и какое-то мгновение колебался, однако после недолгого молчания ответил: — Все, что угодно.

* * *

Это произошло на Хэллоуин, Гарри Поттеру к тому времени исполнилось год и три месяца. Благодаря предательству Питера с дома Поттеров спали чары Фиделиуса. Том увидел его — двухэтажный, ярко освещенный праздничной иллюминацией, во всех его окнах горел желтый свет газовых рожков. Скрипнула калитка, послушно открылась входная дверь, подчиняясь его невербальной Алохоморе… Из гостиной выскочил лохматый парень в круглых очках, увидел его и крикнул в сторону лестницы, тем самым невольно выдавая супругу:

— Лили, беги! Я его задержу!

Задержишь? Чем? У тебя даже палочки нет, идиот!.. Быстрая Авада — и падает на пол безжизненное тело. Равнодушно перешагнув через него, Лорд поднялся на второй этаж. Здесь всего четыре двери, и две из них закрыты, пройдя мимо открытых дверей, Том шагнул к той, из-под которой в коридор пробивался свет из комнаты. Ему некогда возиться с запорами, и он выносит дверь маленькой Бомбардочкой. Грохот, пыль и известковая взвесь. Перед детской кроваткой стоит рыжеволосая женщина с раскинутыми рукам, отчаянно смотрит на него и кричит:

— Не убивайте его! Пожалуйста, только не Гарри!

А Том вдруг припомнил, что это возлюбленная Северуса. Кажется, это за неё он просил… Когда-то. Разрушенный мозг уже не помнит, когда и почему Северус просил за Лили, взамен приходит сомнение: а почему он подыхает от убийств? Ведь магглы же убивают безо всякого вреда для себя и даже становятся серийными убийцами, почему же их душа целостная и ни разу не расколотая? Потому что они психи, приходит понимание, маньяки. Простой человек тоже сходит с ума от убийств. Просто у них психика гибче, они хоть и едут крышей, но становятся чудовищами, маниакально одержимыми жаждой убийства. По-настоящему нормальному человеку на самом деле очень тяжело, почти невозможно убить себе подобного.

— Отойди, девчонка. Уйди с дороги!..

— Нет, пожалуйста, только не Гарри!

— Я сказал — отойди!

— Только не Гарри… меня! Лучше убейте меня!

Да чтоб тебя… Взбешенный, доведенный до крайности, Том вдруг соглашается с её последней просьбой. Достала потому что… Очередная Авада, и падает к ногам бездыханное женское тело. Отпихнув его ногой, Том шагнул поближе к кроватке и взглянул на мальчика, потенциального своего врага. Ребёнок сидел и озадаченно взирал на него. В комнате вокруг них ощутимо сгустился воздух — это концентрировалась настороженная магия. Только что свершились два убийства, причем безоружных, добровольно принесших себя в жертву, волшебников. Сначала умер мужчина, прикрывший собой жену и ребёнка. Потом себя в жертву предложила мать. Её дар был принят. А маги, как известно, редко умирают по доброй воле, надо очень постараться и как-то договориться с магией Жизни. Но Том не задумался об этом…

Он пришел убрать соперника. Он произнес убивающее заклинание, нацелив палочку в лицо малышу. Магия убийства столкнулась с магией жертвы… ей-Богу, проще было бы прибить ребёнка ножкой от стула — мороки меньше. Концентрат двух магий — это всё равно что гремучая смесь каких-то химических элементов, соединение которых с воздухом или искоркой приводит к понятно каким результатам. Вот и здесь. Рвануло так, что мама, не горюй, прости и прощай. Эпицентром взрыва — слава Богу! — был ребёнок, поэтому он и остался цел, а вот комнату вокруг него и самого Лорда разнесло в щебень.

Когда стих грохот падающих кирпичей и кусков штукатурки и улеглась пыль, а Гарри смог проморгаться, его глазам предстала совершенно раскуроченная комната без стен и потолка. Сильно болел лобик, рассеченный столкновением двух магий и последующим взрывом. На крутом детском лбу четко отпечатался зигзаг, так называемая Руна Жизни, оберегающая невинное дитя от таких вот случаев.

* * *

В кабинете Дамблдора раздавались странные звуки, похожие на вой раненого животного. Северус болезненно скорчился в кресле, подавшись вперед, а Дамблдор с мрачным видом стоял над ним. Спустя мгновение Северус поднял искаженное мукой лицо. Казалось, он прожил сто очень несчастливых лет с тех пор, как стоял на вершине холма.

— Я думал… вы… спасете их…

— Они с Джеймсом доверились не тому человеку, — сказал Дамблдор. — Как и вы, Северус. Вы ведь надеялись, что лорд Волан-де-Морт её пощадит?

Северус покачал головой и с рыданием выдавил:

— Умерла… Умерла навсегда… — и взмолился: — Где Гарри?

— А какое у вас дело к Гарри? — насторожился и весь как-то подобрался Дамблдор. Северус вовремя прикусил язык и быстро сориентировался, сообщив нечто совершенно противоположное тому, что он собирался сказать:

— Ненавижу его! Из-за него умерла Лили!..

Дамблдор заметно расслабился, и в глазах его появилось умиротворенное выражение. Северус незаметно перевел дух — чуть не проболтался. У старикашки, похоже, бзик насчет детей Пожирателей. Пожалуй, лучше пока скрыть до поры до времени, что Гарри его сын. Он сам его найдет…

Он бы и раньше забрал мальчика, ещё тогда, когда оплакивал Лили, когда сидел на полу и прижимал к себе её мертвое тело, и прошла, наверное, целая вечность, когда он услышал снаружи хлопки трансгрессий, и чей-то голос грубо пролаял:

— Хватайте всех, кого увидите! Пожирателей — убивать сразу и без вопросов! Потом разберемся…

Пришлось потихоньку слинять, чтобы остаться в живых и попробовать забрать сына позже, в более спокойной обстановке. Кто же знал, что Дамблдор унесет и где-то спрячет мальчика?

В год и три месяца Гарри мало что понимал, но свои детские умозаключения он тоже составил. Все эти страшноватые события начались, когда мама понесла его наверх, чтобы уложить спать. Она уже занесла его в комнату, когда снизу что-то прокричал папа. Мамочка отчего-то заметалась по комнате, как будто внезапно позабыла, где выход. А когда упала дверь, мама зачем-то посадила его в кроватку, встала перед ней и стала на кого-то кричать. На кого кричала мама, Гарри не видел, она посадила его лицом к стене, и пока он неуклюже разворачивался на попе, все главные события уже произошли.

Какой-то черный высокий дядя уронил маму на пол. Со своего места Гарри видел, как она лежит с открытыми глазами, словно большая поломанная кукла. Нехороший дядя отпихнул маму ногой и шагнул ближе, ничего не понимающий Гарри вопросительно смотрел на него снизу вверх, ожидая, что всё сейчас объяснится веселой игрой, что мама сейчас встанет и засмеется, а дядя окажется папой или Силусом. Но вместо этого нехороший дядя со стеклянными глазами направил на него палочку, точно такую же, как у папы и мамы… Зеленая полоска света выскочила из кончика палочки и столкнулась с чем-то невидимым, лично Гарри показалось, что с воздухом, который стал густым, как противный овсяной кисель.

Взрыва Гарри не осознал, как и всякий, кто окажется в «Оке бури»: в эпицентре любого урагана всегда царит вакуумная тишина. Гарри только видел, как за пределами круга тишины разлетается на куски его комната и развеивается нехороший дядя. Потом в его кружок тишины влетели ветер и звуки, а также что-то больно стукнуло по лобику.

Растерянный ребёнок сперва молча сидел в кроватке, с детской кротостью ожидая, когда что-нибудь произойдет — например, мама встанет… Но время шло. В пустой, лишенной стен, комнате свободно свистел холодный ветер. Мама продолжала лежать на полу поломанной куклой. Папа и Силус не приходили. Пришла только Симона, походила по комнате, понюхала маму, поскребла лапкой рваную одежду плохого дяди, посмотрела на Гарри, мяукнула ему и ушла. Кошкин визит встормошил малыша, и он захныкал. Потому что обычно мама брала Симону на руки и начинала её гладить, а тут она даже не пошевелилась.

Откуда-то снаружи и издалека раздался хлопок, потом простучали по лестнице торопливые шаги, и в комнату вбежал мужчина. И сразу с порога прислонился к косяку двери, вцепившись в остатки стены. Длинно вздохнул, оттолкнулся от стены и деревянно подошел к маме, упал на колени, поднял её и, прижав к себе, горько заплакал. Подумав, Гарри присоединил свой плач к дядиному рыданию. Дяденька плакал страшно, как побитый пёсик, с подвыванием и скулением… Качался и качал маму. Гарри смотрел на него сквозь слезы и прутья кроватки и старательно поддерживал его горе, плача и поскуливая в унисон.

Какое-то время они вдохновенно плакали-ревели дружным хором, пока снаружи снова не раздались хлопки и голоса. Добрый дяденька положил маму на пол, печально посмотрел на Гарри и тихо исчез. Влетели несколько дядь с палочками, потыкались по углам, и один из них крикнул в коридор:

— Чисто!

Зашел старый дядя с длинной серой бородой. Посмотрел на пол, на черные рваные тряпочки, нагнулся и подобрал палочку плохого дяди. Скользнул равнодушным взглядом по женскому телу и ребёнку в кроватке. Заплаканный Гарри просяще посмотрел на него — ну, может, хоть он что-то сделает? Может, теперь мамочка встанет?.. Но, к его ужасу, старый дядька что-то сказал двоим, и те, подняв с пола маму, куда-то унесли. Вот теперь Гарри по-настоящему перепугался и отчаянно, громко заревел, прямо-таки зашелся в плаче — сработал извечный стереотип: пока мама рядом, ребёнок спокоен.

Дед засуетился, неумело заворковал над ним, уговаривая не плакать и успокоиться. Гарри жалобно выл, прося маму. Старик тем временем осмелился взять его на руки, прижал к груди, вернее, к бороде, к колючей и жесткой, она больно царапнула нежную кожу малыша, и Гарри впал в сильную истерику. Полностью и бесповоротно осознав, что произошло что-то действительно страшное, раз его вместо мамы хватают чужие руки. Отчаянный вой оглушал, и дед, тихо выругавшись, посадил Гарри обратно в кроватку и покинул помещение. Теперь никто в пустой комнате не мешал Гарри плакать. Чем он и занимался в течение получаса. Внизу и в коридоре беспрестанно ходили какие-то люди, но никто не заглянул к плачущему ребёнку, все были чем-то заняты. Лишь один зашел, напоил, сменил подгузник, дал печенюшку и ушел.

Том Реддл пришел к Поттерам в ночь на Хэллоуин, тридцать первого октября. Было уже за полночь и первое ноября, когда Северус пришел оплакивать Лили. Его горе было слишком сильно и понятно, для него действительно прошла целая вечность, в то время как на самом деле было всего два часа ночи, когда в дом нагрянул встревоженный Дамблдор с отрядом мракоборцев. С четким приказом убивать на месте всех Пожирателей.

Не вынеся плача ребёнка, Дамблдор сбежал по более насущным делам — искать родственников Поттеров. Их он вскоре нашел — старшая сестра Лили. Параллельно с поисками родичей Дамблдор разруливал другие случаи-проблемы, коих тоже было немало в этот день, первого ноября: арест Сириуса Блэка, смерть Питера Петтигрю и двенадцати магглов. Еще утром он успокоил взволнованного Хагрида, сообщив ему о том, что нашел для Гарри новый дом, и тот на радостях растрепал об этом всем.

Целый день после этого морозила свой зад на холодном заборе старушка МакГонагалл, терпеливо дожидаясь, когда Дамблдор принесет ребёнка к этим противным магглам. И злясь на волшебников, которые совсем потеряли головы, празднуя падение Темного Лорда. О смерти которого сообщили доблестные мракоборцы, целый день нянчившие Гарри в разрушенном доме. Когда ушел Дамблдор, двое служащих занялись осиротевшим мальчиком, они забрали его на первый этаж, в самую теплую комнату — в гостиную, где и просидели с ним и кошкой Симоной. В течение дня они заботились о малыше, кормили, поили, меняли штанишки, играли с ним, читали ему сказки и старательно отводили глаза магглам и их полиции от развалин дома. До тех пор, пока за Гарри не пришел Хагрид. Бородатый верзила прикатил почему-то на маггловском мотоцикле. Черном, с коляской, и огромном.

— Ого! Это откуда? — восхищенно спросил усатый нянь, один из добровольцев, оставшихся присмотреть за мальчиком.

— Дык… блэковский он, — махнул рукой верзила. — Опосля его ареста на стоянке остался. Я его и того… позаимствовал. Не пропадать же добру? А где Гарри-то?

— В доме. Мулиш его потеплее одевает, в дорогу собирает. Хагрид, скажи, а с кошкой Поттера что делать?

— Кошка? — скривился Хагрид.

— Ну да, — кивнул мракоборец. — Симоной зовут, белая с рыжими пятнами.

— Да мне на них… чихать охота, вот! — сообщил Хагрид. Мракоборец покачал головой и возразил:

— Ну нет, Хагрид, не надо так. А вдруг она фамилиар?

С этим аргументом Хагрид не стал спорить, пошел в дом забирать Гарри. Мулиш протянул ему завернутого в одеяло малыша. Вышел следом, неся переноску с кошкой. Плетеную корзиночку поставили в коляску, Хагрид покосился на неё, фыркнул в бороду, засунул Гарри за пазуху и оседлал мотоцикл. Тот тяжело просел под ним, скрипя всеми сочленениями. Взревел мотор, выхлопная труба выплюнула порцию дыма, мотоцикл дрогнул и поехал. Хорошенько разогнав его, Хагрид отжал какой-то рычаг на руле, отчего мотик подпрыгнул и взлетел в небо. Мракоборцы проводили взглядами улетающий транспорт, потом сняли с дома магглооталкивающие чары и трансгрессировали прочь — больше им здесь нечего было делать.

Прибыв по указанному адресу, Хагрид передал спящего Гарри директору, растроганно прогудев о том, что малыш заснул, когда они пролетали над Бристолем. Потом, расчувствовавшись, порыдал над незавидной судьбой малыша — подумать только, Гарричка, маленький чистокровненький волшебничек, будет жить у каких-то поганых магглов! Минерва, утешая, робко погладила его по руке, не доставая до плеча. Дамблдор положил одеяльный сверток на крыльцо дома номер четыре. Хагрид всхлипнул. Вытащил из кармана платок-скатерку и трубно высморкался. Тут ночную тишину разорвал надрывный кошачий вопль:

— Мяу!

Это дала о себе знать Симона, всеми позабытая кошка. МакГонагалл и Дамблдор подпрыгнули.

— О, святой Андрей! — воскликнула Минерва, прижимая руку к груди. — Что это?!

— Дык… кошка то, Симона, — пробубнил Хагрид, треснув себя по лбу. — Её с Гарри попросили не разлучать, говорят — фамилиар евоный…

Дамблдор неодобрительно покачал головой:

— Зря ты привез её сюда, Хагрид. Про кошку я в письме ничего не сообщал… — и махнул рукой вдоль улицы. — Выпусти её, пусть бежит.

Хагрид засопел, но ослушаться профессора Дамблдора не рискнул, достал из коляски корзинку, наклонил и, открыв крышку, вытряхнул кошку на ледяной асфальт. Прижимаясь к нему брюшком, вытянув хвост, кошка тут же порскнула в темноту. Корзинку Хагрид, поколебавшись, оставил тут же, под живой изгородью.

Давно уже отзвучало эхо унесшегося в небо мотоцикла, давно остыли следы Дамблдора и МакГонагалл… Шуршала по земле поземка, подгоняемая ветром, кружили вокруг желтых фонарей снежные мотыльки, которые таяли, едва коснувшись асфальта. Из-за угла шестого дома выглянула настороженная кошачья рыже-белая мордочка. Чутко втягивая крошечными ноздрями морозный воздух, Симона сторожко прокралась вдоль стены. Короткими перебежками, пугаясь теней и шума ветра на чужой и незнакомой улице, кошка добралась до крыльца четвертого дома. Вот и маленький хозяин. Успокоенно вздохнув, она забралась на одеяльный сверток, спасая лапки от холодного промороженного камня. При этом кошка, сама того не зная, согревала своим тельцем малыша…

Выглянувшая утром Петунья едва не выронила пустые молочные бутылки, которые она привычно приготовила к приходу молочника. На ледяном крыльце лежали кошка и младенец. Оба глубоко зарылись в ворох одеял и, крепко обнявшись, спали. Но в первый миг Петунья подумала, что они мертвы, и громко вскрикнула. Потому что никто и никогда не готов к такому сюрпризу — подкинутым на крыльцо младенцам. От её крика кошка и ребёнок проснулись. Тихо вздрогнув, кошка открыла мутные со сна глаза и горестно посмотрела на женщину, нависшую над ними. Также горестно на неё посмотрел и ребёнок.

Петунья опомнилась, нагнулась, поставив бутылки, схватила сверток и спешно внесла в дом. Будучи нормальной английской леди, она в первую очередь постаралась их согреть. Криком подняла с постели Вернона, включила плиту и поставила кастрюлю с водой. Следующие полтора часа супруги Дурсль согревали полотенца, раздевали малыша и растирали его окоченевшее тельце. Изнемогшую кошку уложили у раскаленной плиты на старую меховую куртку Вернона.

Где-то с полчаса назад к ним постучался молочник с вопросом, не их ли корзина стоит под изгородью? Вернон сходил за нею, и не зря. Корзина оказалась кошачьей переноской, внутри нашлась подушечка с вышитой надписью «Симона», а под подушечкой обнаружились документы на имя Гарри Поттера и метрика. Мудрый мракоборец Мулиш догадался подложить их в кошачью переноску, сообразив, что Дамблдор ничего о магглах не знает. Эти документы оказались ценнее и нужнее, чем дебильное письмо, всунутое в одеяльце. Это письмо…

Петунья оцепенело уставилась в стену, скомкав помертвевшими пальцами старый пергамент. Лили… Погибла… Маленькая солнечная Лили. А тут и Вернон недоуменно прогудел, перебирая бумаги:

— Я не понял… он Поттер или Снейп?

— Ты о чем? — дернулась Петунья. Вернон протянул метрику. Пояснил:

— Вот, Сметвик свидетельствует: мать — Лили Поттер, а в графе «отец» стоит — С. Снейп. И подпись главврача «Гиппократ Сметвик». Ребёнок принят акушером Ю. Тики в родильном отделении госпиталя святого Мунго. Это где, кстати?

— Где-то в Лондоне… — рассеянно отозвалась Петунья, лихорадочно обдумывая полученные новости. Вот это выверт… У веселушки Лили был любовник! Она с интересом присмотрелась к племяннику, лежащему в переносной люльке Дадлика. Но увы, Гарри выглядел пока что как самый стандартный младенец: черненький хохолок, свежий порез на крутом лобике, пухлые щечки и губки, носик пуговкой, глазки крепко сомкнуты — Гарри спит, устав от переживаний.

Петунья вдруг почувствовала огромное облегчение — он не Поттер! Не кошмарный идиот Джеймс Поттер его отец, а Северус, тихоня Северус, соседский мальчик, сын Снейпов из Паучьего тупика. Севка, конечно презирал её как магглу, но позже, на старших курсах стал нормально к ней относиться, а по сути, он никогда и не обижал её, так просто, вел себя, как всякий нормальный мальчишка по отношению к старшим сестрам знакомых девчонок. И что с Гарри теперь делать?.. Она расправила и разгладила скомканное письмо и снова, уже более свежим взглядом, вчиталась в витиеватые строчки ненавистного старикашки.

Здравствуйте, дорогая Петуния.

Должен с прискорбием сообщить Вам печальную весть о трагедии, случившейся в Хэллоуинскую ночь. Лили, наша милая, славная и солнечная девочка, погибла, защищая своего сына. Её смерть, а также смерть её мужа, Джеймса Поттера, вне всякого сомнения, войдут в историю, ибо в эту знаменательную ночь свершилась ещё и всеобщая для магов радостная победа над Тем, Кого Нельзя Называть. Темный Лорд пал, и руку к его падению приложила семья Поттеров. Вернее, Гарри, которого отныне в магическом мире будут называть не иначе как Мальчик, Который Выжил. Прошлой ночью национальный герой маг-Британии пережил Убивающее заклятие, чего не смог ни один волшебник до него. Случай, как Вы понимаете, совершенно беспрецедентный.

Петуния, я помню Ваше первое письмо, которое Вы писали мне в детстве, и помню свой отрицательный ответ, посланный Вам. Лили Эванс мне потом сказала, что мой ответ очень сильно Вас обидел, и Вы даже поссорились с сестрой, о чем я, конечно же, сожалею. Надеюсь, что Ваша детская обида не помешает Вам принять мальчика в семью.

А если Вы всё же обижены на меня и свою сестру… Пожалуйста, нижайше прошу Вас, не срывайте на Гарри свою ненависть, постарайтесь отнестись к нашему маленькому герою с наименьшей предвзятостью.

Искренне Ваш,

Альбус Дамблдор.

Ишь как красиво извиняется, прямо соловьем запел. А как же его тогдашний красноречивый отказ, дескать, нет пути в волшебную школу глупым магглам? Что она не волшебница и пусть не мечтает о карьере мага.

Причем отвечал так, будто она по меньшей мере к Папе Римскому обращалась, словно быть магом — это высшая привилегия человечества. Да ничего подобного! Она ещё тогда поняла, что ничего хорошего и чудесного нет в том, чтобы быть жалким фокусником. На самом деле — это фи, чушь и ерунда! Сейчас, в настоящее время, простые люди, так называемые «магглы», далеко переплюнули магов, на Луну вон, слетали даже, ещё в махровых шестидесятых, атомы-нейтроны расщепляют, сердца пересаживают, и вообще, покойников воскрешают, как два… леденца об асфальт.

Пока Петунья предавалась злорадным воспоминаниям, Вернон копался в бумажках, найденных в корзинке. Отложил и тут же взял листок, вырванный, судя по всему, из блокнота. Вчитался. Кашлянул, посмотрел на жену и прочитал вслух:

«Прилагаю документы вместе с кошкой, так как заметил, что для магов они не имеют никакой ценности. Насколько я успел понять, сам Дамблдор не в курсе, что в мире магглов человек без бумажки никто и звать его никак. Я не рискнул доверять эти ценные документы дремучему волшебнику и подложил в переноску с кошкой, благо, что она оказалась под рукой.

Ваш случайный доброжелатель,

Маркус Мулиш.

PS. Кошку зовут Симона, просто на всякий случай…»

Закончил читать и хохотнул:

— Во как, и маги вашего Дамблдора болваном считают!

Петунья вздохнула и снова посмотрела на спящего Гарри. Поттер, но рожден от Северуса. Придвинув метрику и глядя на фамилию отца, она задумчиво покивала своим мыслям. Это будет несложно — уговорить паспортистов записать Гарри как Снейпа. Ну не нравится ей Джим, и никогда не нравился, идиот оленистый. Чопорный-то он чопорный, да как-то слишком… Расстегнутый воротник и приспущенный галстук — это для него фу и моветон. И шуточки у него… поистине дебильные, только такие аристократы, как он, и умеют так по-идиотски шутить. Ну вспотел Вернон на свадьбе, ну ослабил галстук, что в этом плохого? Так нет же, нашел повод для шуточки: изображать пердение всякий раз, как Вернон сядет или встанет, да ещё и громко так. Она уже провалиться со стыда была готова — гости на Вернона косятся, хихикают, а он, бедный, не знает, куда от позора деться… Хорошо, она увидела, как эти клоуны, Блэк и Поттер, перемигиваются и палочками исподтишка в Вернона тырк-тырк, сразу всё стало ясно! Негодяи. Нашли себе развлечение — подшутить над несчастным, ничего не понимающим магглом.

А уж в постели он полное чмо, как только Лили на него не жаловалась: и писька-то у него микроскопическая, и тычется он, как престарелый кролик, понятно теперь, с чего она налево ускакала. Попробуй два года потерпеть вынужденное бесплодие из-за несостоятельного мужа, и не на такое пойдешь с отчаяния… Эх, Лили-Лили… Как же тебя угораздило погибнуть? Как же Гарри маленький без тебя?..

По щеке Петуньи скатилась одинокая слеза. Сестренка… Сестренка младшая ушла. Больше не будет она смеяться, больше не будет перерисовывать по клеточкам портреты любимых артистов, перенося их изображения с фото на бумагу, больше не напишет письмо с новым открытием-причудой Джима… А как они смеялись когда-то, узнав, что Джим, как старый дедок, спит в ночнушке и с колпаком. Как он бредет по коридорам с ночным горшком в руке, не доверяя его содержимое вульгарным слугам — ещё чего, это чтобы они на кухне потом трепались, какого цвета у него какашки?

Ох… и смех и грех, что за мысли дурацкие в голову лезут? Люди умерли, а в голове веселая блажь.

Проснулся Гарри, хныкнул. Петунья тут же склонилась над ним:

— Проснулся, маленький? Кушать хочешь? А глазки-то, глазки у тебя… как у мамочки — зелененькие. Чудо ты моё… — и Петунья тихо, беззвучно заплакала, глядя в зеленые глаза малыша, зеленые, как у Лили. Подошел Вернон, молча подал бутылочку с подогретой молочной смесью.

Гарри ел, смирившись с тем, что теперь его окружают совсем другие люди. Он не знал, где его мама, но чувствовал, что сейчас он не сможет её дозваться. Может быть, он потом попробует позвать, когда придет пора ложиться спать, ведь обычно его мамочка укладывала. Качала и пела песенки.

А чужая тётенька кормила его и тихо плакала.

Следующие дни превратились в череду визитов. Надо было пройти полное медицинское обследование, оформление всех нужных бумаг, описи-переписи, самые первые и жизненно необходимые прививки, так как при обследовании у Гарри выявили низкий гемоглобин, что объяснили нехваткой железа. Но курс витаминов должен поправить дело, утешили врачи. Это обычно встречается у маленьких детей, с возрастом анемия пройдет, и уровень гемоглобина станет стабильным.

Проблема опекунства решилась нескоро. И по довольно глупой причине — не было свидетельства о смерти родителей мальчика. Чего стоило Вернону объездить все полицейские участки вокруг того района, где предположительно, жили Поттеры. К счастью, Мулиш оказался в курсе. Услышав в министерстве магии, что какой-то маггл ищет покойных Поттеров, он озадачился, а потом хлопнул себя по лбу — тьфу ты… Поняв, в чем дело, он тут же рванул в паспортный отдел для магглорожденных и вытребовал копию свидетельства о смерти Поттеров, получив же бумагу, Мулиш переслал её по почте.

Строгие бюрократы, получив недостающий документ, тут же шлепнули печать, давая разрешение на опекунство над племянником. А уж паспортист и вовсе не спрашивал ни о чем, ведь ему принесли ВСЕ бумаги, и он без разговоров выдал Дурслям свежий детский паспорт на имя Гарри Эванса Снейпа.

Всего этого Гарри не знал. Он вообще был далек ото всех бумажных волокит, как и все дети, которых взрослые оберегают от жизненных неприятностей. У него были свои маленькие внутренние проблемы — уползти от толстого Дадли, который обожал его щипать, спрятать от него вкусную печенюшку или полюбившуюся игрушку. А вечерами, когда приходило время укладываться спать, Гарри непроизвольно смотрел на дверь в робкой, не утихающей надежде, что сейчас войдет мама, возьмет его на руки, начнет качать и петь песенку про дальние страны и синие моря…

Примечания:

Кошка по имени Симона.

https://sun9-71.userapi.com/MKUgrm7ObOVic2Dy3Xkfy9kqIwXE9lg81v6phQ/pIHfzW3RuGc.jpg

Северуса арестовали на третий день после падения Волан-де-Морта. Просто кто-то вспомнил и стукнул кому надо, что он — Пожиратель Смерти и чуть ли не ученик Того Самого… К счастью, к тому времени сняли некоторые полномочия и Пожирателей запретили убивать на месте, разве что тех, кто оказывал сопротивление при задержании. Северусу хватило ума сдаться без боя, и ему не причинили вреда. Правда, руки ему заломили за спину очень эмоционально и больно — лежать, с-сука! Встал. Пошел!..

Он был не одинок. Вместе с ним арестовали всех приближенных к Темному Лорду. Всех членов Внутреннего и Внешнего круга. Их имена прогремели на всю страну: Каркаров, Долохов, Мун, Нотт, Яксли… Эйвери, Малфой, Паркинсон, Кребб, Гойл… ещё какие-то…

Имя Северуса засекретили. Его имя не стало известно широкой массе. Зачем и почему, станет понятно из дальнейших событий.

На минус десятом уровне Министерства Магии находится Зал Суда. Он расположен чуточку ниже Отдела Тайн, потому что там была такая глубина, «что даже лифты туда не ходят», по выражению министерских служащих. На самом деле просто не рискнули рыть лифтовую шахту в залежах драконитовой породы. Обнаружив под многокилометровой толщей некую полость из гигантских «пузырей» драконита, её решили использовать для самых важных целей. Ну и расположили там, в этих каменных залах-анфиладах, образовавшихся естественным путем, ряд стратегически важных помещений. Проложили от лифтов отдельный ход до тех пещер и объявили их святыней Министерства.

Зал Суда номер десять, комната Казни с аркой Смерти посередке, ещё какие-то комнатушки. Ещё там есть комнатка, которую всегда держат запертой, в ней хранится сила, одновременно более чудесная и более ужасная, чем смерть, чем человеческий разум, чем все силы природы. Пожалуй, она еще и самая загадочная из всех сокровищ, что там хранятся. Эта сила — самое величайшее орудие человечества, имя которому — Любовь. Хотя не совсем ясно, как можно запереть и спрятать любовь, ведь для неё, как известно, не существует никаких преград, а сама она не настолько материальна, чтоб её можно было схватить и вообще хоть как-то потрогать.

Зал суда номер десять был полон. В виде огромной подковы располагались сиденья, амфитеатром сбегающие к центру площадки — креслу подсудимого. Это было не простое кресло. В незапамятные времена оно было сделано руками дементора. Было когда-то время, когда жили на земле свободные народы — дементоры, эльфы и гномы и прочие волшебные расы помимо людей.

Этого кресла боялись все без исключения, даже те, кто точно был ни в чем не виноват. Вот такого страху оно нагоняло. А ведь при этом оно было крайне справедливо, по-настоящему невиновного дементорово кресло никогда и ни при каких обстоятельствах не приковывало к себе цепями. Это был, можно сказать, детектор лжи магического уклона.

Сейчас в этом кресле-детекторе сидел, съежившись, Игорь Каркаров. Он сильно потел и дрожал, трясся так, что казалось, через него пропустили малый заряд тока, и под ним сиденье не кресла, а, как минимум, стула электрического… Звенели-дребезжали цепи на его руках. Стучали зубы, вылезали из орбит выпученные от страха глаза. Он боялся всего. И молчаливых судей в фиолетовых мантиях Визенгамота, какой-то равнодушный, беспристрастный цвет… Боялся Дамблдора, зачем-то присутствующего здесь. Боялся дементоров, замерших позади него за спинкой кресла подобно двум гротескным статуям. Боялся зала и самого суда. Но больше всего он боялся того, к чему могло привести это слушание.

— Игорь Каркаров, — хрипло каркнул похожий на сушеного карася мужчина, мистер Крауч. — Вас доставили из Азкабана для дачи показаний перед Министерством магии. Вы заявили, что можете сообщить нам важную информацию.

Каркаров выпрямился, насколько позволяли цепи.

— Да, сэр, — как ни был он смертельно испуган, и все-таки в его голосе прозвучали елейные нотки. — Я хочу быть полезным Министерству. Хочу помочь. Я… мне известно, что Министерство намерено задержать… э-э… последних сторонников Темного Лорда. Я очень хочу помочь… чем могу…

По скамьям пронесся шепот. Одни смотрели на Кар­карова с интересом, другие — с откровенным недоверием.

— Вы сказали, что можете сообщить нам несколько имен, Каркаров, — продолжил Крауч. —  Мы вас слушаем.

— Не забывайте, — заторопился Каркаров, — Тот-Кого-Нельзя-Называть всегда действовал под покровом строжайшей секретности… он предпочитал, чтобы мы… я хотел сказать, его сторонники… я очень, очень глубоко раскаиваюсь, что был когда-то в их числе… Мы не знали друг друга, не знали имен… Это было известно только ему одному…

— Но вы, однако, можете сообщить нам несколько имен? — спросил мистер Крауч.

— Я… да… могу, — Каркарову не хватало дыхания. — И… и все это ближайшие помощники Темного Лорда. Они… на моих глазах… выполняли его приказы. Я назову их имена в подтверждение того, что совсем от него отрекаюсь. Меня переполняет столь глубокое раскаяние, что я не нахожу…

— Имена! — резко потребовал мистер Крауч. Каркаров побледнел, шумно вдохнул и перешел к сути, поняв, что терпения на его блеяние ни у кого не хватит:

— Во-первых, Антонин Долохов. Я… я сам видел, как он пытал многих ни в чем не повинных магглов. И тех, кто… кто был против Темного Лорда… И…

— Долохов уже пойман, — заявил Крауч. — Сразу же после вас.

— Пойман? Очень, очень рад слышать.

Но вид его свидетельствовал о другом. Известие было для него ударом. Одно имя не сработало!

— Кто еще? — холодно спросил Крауч.

— Кто? Розье, конечно, — поспешно добавил Кар­каров. — Ивэн Розье.

— Розье нет в живых. Его выследили скоро после вашего ареста. Он оказал сопротивление и был убит.

— Он… он ничего другого не заслуживал, — в голосе Каркарова звучало отчаяние: он боялся, что его донос не будет иметь никакой ценности. Каркаров покосился назад, за спинку кресла, где его ожидали дементоры.

— Еще кто? — спросил Крауч.

— Трэверс… он помог убить МакКиннонов. Мальсибер… применял заклятие Империус… многих людей превратил в страшных злодеев… Еще Руквуд, он был шпионом, поставлял Тому-Кого-Нельзя-Называть информацию, которую добывал в Министерстве.

На этот раз попадание в яблочко. Зрители взволнованно зашептались.

— Руквуд? — переспросил Крауч, кивнув волшебнице, сидевшей скамейкой ниже. Та принялась быстро что-то записывать. — Августус Руквуд из Отдела Тайн?

— Да, он, — закивал Каркаров. — Для сбора информа­ции он, несомненно, использовал хорошо отлаженную шпионскую сеть, существующую в Министерстве и за его стенами…

— Трэверса и Мальсибера мы уже задержали, — прервал его мистер Крауч. — Что до Руквуда… Хорошо, Каркаров, если это всё, вас пока отвезут в Азкабан, а мы здесь будем решать…

— Не все! — в отчаянии воскликнул Каркаров. — Снейп! — вдруг вырвалось у него. —  Северус Снейп!

— Снейп был оправдан Большим Советом, — холодно произнес Крауч. — За него поручился Альбус Дамблдор.

— Напрасно! — крикнул Каркаров еще громче и хотел встать с кресла, забыв про приковавшие его цепи. — Снейп — Пожиратель смерти!

Дамблдор поднялся со скамьи.

— Я уже свидетельствовал по этому делу, — спокойно сказал он. — Северус Снейп был когда-то Пожирателем смерти. Но примкнул к нам задолго до падения Лорда Волан-де-Морта и, пойдя на огромный риск, стал нашим агентом. Сейчас он такой же пожиратель смерти, как я.

— Хорошо, Каркаров, — холодно проговорил Крауч. — Вы нам помогли. Я пересмотрю ваше дело. А вы пока вернетесь в Азкабан…

Каркаров глянул вбок, на одного из зрителей, сглотнул и, крепко зажмурившись, отчаянно проорал, словно сигая в бездну с высоченного утеса…

— Барти Крауч-младший! Он — Пожиратель смерти-и-и!!!

Ой, что тут началось… Молодой человек с дергаными нервными движениями, вставший со своего места, очевидно, решив, что слушание закончено, от неожиданного вопля Игоря прямо подпрыгнул. Быстро оглянулся и увидел, что все смотрят на него, и… Попытался удрать. Его глухие ноги среагировали куда точней, чем голова с ушами… Все повскакали с мест и дружным скопом закидали гуляющего на свободе Пожирателя Инкарцеро и Петрификусами, напрочь позабыв, что его папа-судья сидит тут же. Правда, папа от удивления застыл и стал, как тот же карась, только замороженный шоком.

Это — красивая, официальная часть суда, так называемое, парадное его лицо. Глянцевая обертка для народа. Закулисная же часть Визенгамота выглядит не так помпезно. Давайте прогуляемся сюда… Наденьте вот эти плотные резиновые сапоги, плащ-дождевик обязательно, а то на ваш чистенький костюмчик могут случайно брызнуть кровью. Ну что вы вздрогнули-то? Не хотите про кровь-кишки-боль читать, пролистайте…

Итак, справа по курсу — крепость Азкабан. Сейчас причалим… Осторожно, сходни скользкие.

Здесь, в темных коридорах стоит влажный и спертый воздух, густо пахнущий скотобойней — кровью, паленой костью и мокрой шерстью… Ещё здесь пахнет ржавым железом, это особенный запах, не обычный, так пахнет топор мясника, заржавевший от частого применения, заржавевший не от воды, а от крови.

Мрачный коридор, освещенный факелами, приводит нас в экзекуторскую. Это самая настоящая камера пыток. Посередине неё — стол с зажимами для рук и ног по краям. Стол снабжен целой системой рычагов и подъемов, при необходимости его можно поднять и поставить вертикально, а при помощи растяжек он использовался ещё и как дыба. На столе лицом вверх распят человек. Глубоко провалился напряженный живот, высоким куполом судорожно опадает-поднимается грудная клетка, на лице застыла мучительная гримаса, в черных глазах затаилась боль.

Палач-экзекутор неторопливо сворачивает короткую семихвостую плеть, только что она не хило погуляла по груди и бокам этого человека, распростертого на столе, оставив глубокие рваные раны. На кончиках плети блестят обагренные кровью стальные крючья, утяжеленные свинцом. Гнусно ухмыльнувшись, палач отложил плеть на боковой верстак, вынул из тазика с соляным раствором пропитанное солью полотенце и накрыл им свежие раны. Крик был оглушительный, душераздирающе-тонкий. Северус не играл в героя — хотят видеть его боль? Пусть слушают и смотрят, ему не жаль.

Уже три месяца его ломают, мучают болью. И это несмотря на то, что цепи дементорового кресла остались висеть на подлокотниках, отказавшись его приковать, тем самым говоря, что в нем сидит невиновный человек. Кресло прямо и честно сказало, что он невиновен, но эта правда отчего-то взбесила чиновников и кровавых судей, им казалось это насмешкой. Ну как так-то? Невинный Пожиратель смерти с черной меткой на левой грабле? Да не смешите наши лакированные тапочки! В карцер его, и выжать из него правду, любым способом!

Вот и выжимали её всеми доступными и не очень способами. Неделя без пищи и воды, потом допрос под чавканье тюремщиков и жареных слюней голодного пленника:

— Чему тебя учил Темный Лорд?

Молчание.

— За что ты получил Метку Темного Лорда?

Молчание.

— Что ты пообещал Дамблдору?

Молчание. И только дементоры знают, что Северус не слышит вопросов от грохота загустевшей обезвоженной крови в ушах, что язык его распух и покрылся «деревянной» коркой в сухом побелевшем рту, что пересохшее горло не способно выдавить ни звука, а только хрип. Надсадный, едва слышный хрип.

Длительные избиения плетьми вперемешку с подсаливанием ран. Пять суток в одиночном карцере наподобие сурдокамеры, с той лишь разницей, что за испытуемым следили поскольку-постольку, чтобы просто проверить — жив он там ещё али помер? За космонавтами хотя бы доктора следят и при малейшем дискомфорте тут же подключаются к подопытному, успокаивают его или вовсе вытаскивают наружу, если у человека психика не выдержала. Потому что пытка там та ещё: тут тебе и галлюцинации слуховые и зрительные, и потеря ощущения времени, и даже ориентация куда-то улетучивается, становится непонятно, где верх, где низ, и даже — стоишь ты, сидишь или лежишь…

Когда Дамблдор таки добился освобождения Снейпа, и его наконец-то принесли… принесли, а не привели, Альбусу в первый миг показалось, что к нему вынесли покойника из мертвецкой. Мелово-бледный, с восковой, натянутой на кости кожей, исхудавший в дым, Северус и впрямь напоминал покойника.

Так Альбусу ещё и пригрозили, что если Снейп будет замечен хоть в одном мало-мальски темном деле, то его тут же арестуют и посадят в Азкабан пожизненно. И не дай Мерлин, если они узнают, что он применяет непростительные заклятия, и если его поймают за этим занятием, его сразу же и без разговоров отдадут на расправу палачам. Учтите это, директор, и запомните, бывших пожирателей — не бы-ва-ет!

Что ж… ради спасения жизни пришлось взять Северуса на короткий поводок как смертельно опасного и вечно непредсказуемого питбуля. Но это потом, а сперва его надо хотя бы с того света выволочь, на Северусе живого места не осталось. Казалось, на нем срывали всю злобу мира, каждый мимо проходящий норовил поковырять пальцем его пожирательскую тушку, считая это обязательным и чуть ли не главным делом всей своей жизни. Его хлестали плетьми с железными крючьями, били стальными полосами, драли «звездочками» и наждаком, закидывали камнями, жгли огнем… в общем, изгалялись, как могли, ополчившись всем светом на одного-единственного Пожирателя, от которого отказались Азкабанские Стражи — дементоры.

Аптеки Мальпеппера и Аббот поставляли зелья галлонами, толпы колдомедиков, вызванные Дамблдором из Мунго, пребывали на грани шока, хватались за головы и сердца. И спрашивали — как он ещё жив после такого потрошения?

А Северус жил назло всем, жил ради сына, которого он поклялся найти и забрать. Зелья и мази привели его кожу и мышцы в порядок, вскоре и следа не остались от тех жутких издевательств. Сбалансированное питание и курсы витаминов с лекарствами вылечили поврежденный голодовкой желудок. Тело было исцелено, но осталась память о тех днях, трех месяцах азкабанского ада, в котором его пытали даже не черти с вилами, а люди, самые обычные люди, маги-экзекуторы, палачи министерства.

Всё же это тонкая грань — человеческая психика. Никогда не знаешь, когда, где и чем можно сломать человека. Внешне он может быть как угодно спокоен, уравновешен и собран. Но это внешне. Внутренний же мир Северуса пошатнулся, стал неустойчивым и ненадежным. Северус и раньше-то не доверял людям безоглядно, теперь он перестал им верить вообще. Он перестал поворачиваться к ним спиной, садился теперь лицом ко входу, перестал улыбаться. На лице его навсегда застыло мрачное выражение холодного мизантропа.

Желая уберечь Северуса от людского гнева и просто спрятать его понадежнее, Дамблдор предложил ему место преподавателя Зельеварения взамен ушедшего на пенсию Горация Слизнорта. И с сентября тысяча девятьсот восемьдесят второго года Северус принял пост профессора-зельевара.

Правда, Дамблдор ухитрился как-то подделать бумаги, якобы он стал профессором ещё в восемьдесят первом, задолго до падения Волан-де-Морта. Ему это было нужно для того, чтобы подтвердить лояльность Снейпа к ордену Феникса, чтобы доказать, что он действительно является членом секретной организации. Что эти министерские идиоты и в самом деле арестовали невинного человека, и не абы какого, а человека Дамблдора!

Самого Северуса эти нюансы-махинации не интересовали, он был занят своим здоровьем и положением в обществе. И понимал — положение его незавидно. Клеймо Пожирателя осталось с ним, ненависть министерских никуда не делась, он всегда будет у них под подозрением. А значит, придется на время забыть о сыне, потому что кто же в здравом уме доверит маленького мальчика, национального героя маг-Британии закоренелому преступнику — Пожирателю смерти?

Значит, надо покрепче встать на ноги, завоевать подобающую репутацию благопристойного и порядочного гражданина.

Да и в передвижениях он был пока что ограничен. На людях он мог появляться только в сопровождении Дамблдора. И не дай бог показать свой нос в аптеку без гаранта безопасности, сразу начнутся прения и подозрения — а где его сопровождающие, почему один, и как посмел уйти из-под надзора?!

Другим Пожирателям, сторонникам Лорда, было не слаще. Малфой еле-еле отмылся от тонны грязи, которую вылили на его белобрысую голову, ему, к счастью, помогли взятки, всученные в жадные ручки замминистра Миллисенты Багнолд. Но даже жирные золотенькие, вкусно смазанные алмазами и брильянтами кусочки привели к частичной свободе. Семьи Малфоев, Паркинсонов, Гойлов и прочих оказались под домашним арестом. В передвижениях они все тоже были сильно ограничены и ущемлены в правах.

В общем, восстанавливался мир после невнятного террора сумасшедшего Лорда и его приспешников. Восстанавливался долго и со скрипом.

И жил у тёти с дядей мальчик Гарри, экстренно спрятанный Дамблдором, как ему казалось, крепко и надежно. Угу, наивный… от банальных случайностей никто не застрахован. Гестия Джонс узнала пацана в автобусе, заулыбавшись как идиотка, она на радостях помахала ему рукой. Кингсли Бруствер увидал его на улице и тоже не удержался, подошел и важно пожал руку маленькому волшебнику. И восторженно пискнул при случайной встрече в магазине Дедалус Дингл, сняв фиолетовый цилиндр и поклонившись в пояс.

Дома озадаченный Гарри спросил Петунью:

— Кто эти люди, мама?

— Да фиг их знает. Наверное, спутали тебя с кем-то. Может, они Лили помнят? Ты очень похож на неё.

И Петунья ласково взъерошила черные вихры трехлетнего племянника. С возрастом Гарри всё больше напоминал Лили чертами лица: такие же губы, тонкий нос и упрямый подбородок. Просто так сложился генетический узор, и именно от мамы Гарри перенял основные черты и даже цвет глаз, хотя обычно доминируют черные и карие цвета радужки…

Это был своеобразный подарок Северусу от самой судьбы — ребёнок с лицом любимой женщины.

Не скоро Гарри смирился с тем, что у него сменилась мама. Он долго её помнил, почти четыре месяца. А потом да, образ Лили померк, стал расплывчатым, неразличимым. Когда Петунья показала ему черно-белую фотографию себя и Лили, Гарри воспринял их как каких-то девочек, не узнав ни Лили, ни Петунью. Итак, образ матери постепенно стерся и заменился Петуньей. И её Гарри однажды назвал мамой, вызвав у неё испуганную радость.

В конце июля восемьдесят второго года в почтовом ящике Петуньи обнаружилось письмо. Без обратного адреса, но почтовая марка была манчестерская, и Петунья почувствовала, как у неё сильно заколотилось сердце — неужели?..

Здравствуй, Туни.

Я, наконец, улучил безопасный момент и смог написать тебе без вреда для нас обоих. Я получил твое письмо и спешу подтвердить, я в курсе, что Гарри мой сын. И как же я рад, что ты написала мне до востребования! Ведь за мной идет тотальная слежка. Посему должен тебя предупредить, что Гарри прячут прежде всего от меня как от Пожирателя смерти. Дело в том, что в маг-мире все уверены, что Гарри — сын Джеймса Поттера. Нельзя допустить, чтобы кто-то прознал, что он сын Пожирателя.

Прости меня, Петунья, за то, что я вынужден скрываться. Но я не теряю надежды, что однажды настанет время, и всё пройдет в этом безумном, охваченном войной мире. Однажды я приду за Гарри, обещаю, вы только дождитесь меня!

А пока я должен добиться справедливости и нормального к себе отношения, а это, чувствую, будет долгая борьба. Ещё я пытаюсь найти причины, по которым Том Реддл слетел с катушек и устроил всю эту бойню.

Петунья, сбереги моего сына, это единственное, о чем я прошу тебя. Надеюсь, что мы очень скоро свидимся.

С любовью, Северус.

Примечания:

Арестант Северус...

https://sun9-41.userapi.com/pGwagMNeeEaGOoyGXBRMzvzj6BU8IvVv_aXzzw/MqGP_l8ruDw.jpg

Когда Гарри исполнилось полтора года, Петунья взяла его и Дадли в гости к своей подруге Ивонн. Она славилась страстью ко всему экзотическому, обожала отдыхать на южных островах и пробовать тамошние блюда. На первых она обгорала до потери пульса, а вторыми обычно травилась…

Дома у неё жили экзотические звери — какая-то китайская собачка и кошмарная лысая кошка. От этой кошки Петунью бросало в дрожь. Жуткое, прямо-таки инопланетное создание, поросячьего цвета, с огромными прозрачными ушами, мокрые глаза непонятного оттенка, пальцы без шерсти походили на человеческие, горбатое толстое тело на тоненьких лапках и тонюсенький крысиный хвостик. Вот примерное описание Клеопатры, кошки породы сфинкс.

Собачка же — слава богу! — походила на меховую сардельку с постоянно включенным моторчиком. Она непрестанно издавала всевозможные звуки: пыхтела, сопела, гавкала, ворчала. Лаем эта китайская собачка искусно выражала все эмоции в мире: и удивление, и страх, и злость с радостью. Звали её Филадельфия Грайс Гордон Шиба Принс… Бедная и совсем не аристократичная Петунья даже в ухе почесала, думая, что ослышалась — как-как её зовут?! — на что Ивонн махнула рукой и предложила называть собачонку по-домашнему — Фиби.

Кошка в руки не далась — удрала подальше и повыше. А вот собачка с восторгом кинулась знакомиться с маленькими гостями. Суетливо обнюхала мальчишек, обдавая их горячим дыханием и быстренько облизала личики и ручки. Гарри удивленно смотрел на это крайне милое и сверхпушистое существо с черной приплюснутой мордочкой и ярчайшими вселенскими глазками, всё больше и больше влюбляясь, не в силах устоять перед обаянием пекинеса.

Взгляд Дадли был более прагматичным: не найдя в комнате никаких игрушек, он оценивающе посмотрел на забавное косматое создание, прикидывая — а годится ли оно в качестве машинки? Подергав и общупав собачку со всех сторон, Дадли нашел хвост и просияв, начал тягать её по комнате, бибикая и дудукая. Изумленная сверх меры Фиби сперва ехала на пузе, потом, сообразив, что происходит нечто невероятное и новое в её собачьей жизни, расслабилась, решив получать от этой жизни максимум удовольствия — опрокинулась на бочок, оттопырив задние лапки, присоединив к дадлиному бибиканью свои громкие благодарные и счастливые вздохи и охи.

Гарри смотрел-смотрел на это священнодействие и внезапно захотел тоже эту чудную и потрясающую игрушечку. Нетвердо переставляя слабенькие ножки, он деловито дотопал до Дадлика и собачистой машинки, нагнулся и схватился за длинные ушки. Машинка забуксовала, и Дадли обернулся, увидев причину пробуксовки, рассердился и потянул сильнее. Гарри, почувствовав сопротивление, плюхнулся на попу и, гневно лопоча, крепче вцепился в ушки. Целую минуту малыши, натужно пыхтя, тягали собачку в разные стороны, а Филадельфия-Фиби, трехкратная чемпионка Европы по статям и плодовитости, пребывала в полнейшем экстазе, тоненько ворчала и похрюкивала, заходясь от безмерного счастья. ТАК с ней ещё никто никогда не играл!

Петунья и Ивонн, заболтавшись в гостиной, не сразу обратили внимание на странные звуки, доносящиеся из хозяйской спальни, в которой оставили детей. Заинтересованно переглянувшись, подруги отправились проверить, кто там охает и вздыхает? В первый миг они прямо застыли на пороге, глядя, как мальчики перетягивают друг у друга какую-то меховую муфту, и она, эта муфта, издавала громкие протяжные стоны.

— Фиби! — ахнула Ивонн и кинулась отбирать «игрушку». Внезапно ограбленные, Дадли и Гарри дружно заревели, а собачка вдруг возмущенно загавкала на хозяйку, сердито тряся головой, мол, ты чего самоуправничаешь?! Не даешь поиграть порядочным детям и собакам!

Эта первая встреча оставила очень глубокий след в душе мальчиков, они надолго запомнили удивительное пушистое создание. Гарри точно не мог забыть эти огромные космические глаза, широкую и добрую улыбку и тончайшую воздушную шерсть. Гарри просто влюбился в этих собачек и, увидев на улице похожую, восторженно пищал, показывая пальчиком:

— Пикенез!

Прохожие и хозяева пекинесов умилялись и хвалили малыша:

— Такой маленький и уже разбирается в породах!

Совершенно очевидно, что Гарри очень хотел собственного пекинеса, но эти маленькие собачки весом в три килограмма стоили страшно дорого, и Дурсли не могли позволить себе такие траты.

А так в качестве домашней фауны пока выступала Симона, белая кошка с рыжими пятнышками. Петунья, понимая, что с котятами слишком много будет возни, свозила кошку к ветеринару. Почтенный морщинистый доктор согласился стерилизовать Симону, но сперва уточнил, точно ли хозяева не хотят от неё котят?

— Да, точно не хочу, — твердо ответила Петунья. — А что?

— А она породистая, — озадаченно прогудел врач. — Турецкий ван, котята этой породы очень дорогие.

Петунья было воодушевилась и уже начала подсчитывать в уме прибыль от продажи несуществующих ещё котят, но потом сообразила, что для этого нужен кот той же породы. А ванских котов она что-то не видела в пределах Литтл Уингинга, конечно, можно дать объявление в газету, типа, «одинокая леди желает познакомиться для продолжения рода», но мороки-то столько потом будет… Так что пришлось отодвинуть мечты подальше и настоять на стерилизации.

А ещё остались удивление и вопрос без ответа: где сами Поттеры достали такую очень редкую и дорогую кошку? Насколько Петунья помнила, кошек этой породы можно вывезти из Турции только с разрешения государства и со специальными документами. Привезя домой снулую от наркоза Симону, она поделилась новостями с Верноном. Тот скептически оглядев дворовую окраску кошки, хмыкнул:

— Угу, турка ван-шван, а ты и поверила? На улице Магнолий вон, мейн-куны шастают, а присмотришься к ним — дворняги дворнягами, сплошь беспородные все. Мейны более мордастые и тяжелые, не то что эти голохвостые барбосы.

Сходила Петунья на ту улицу, поглазела на мейн-кунов и тоже заметила некоторые нюансы, которые отличали их от породистых кошек. Попутно познакомилась с их хозяйкой, миссис Фигг, сухонькой старушонкой, выяснила, что та недавно переехала откуда-то с севера.

Ушла Петунья с неприятным ощущением чего-то недоговоренного, бабка ей ни капельки не понравилась, лживая насквозь, говорит что-то, а сама глазками зырк-зырк по сторонам, как воришка какая… Петунья поклялась себе, что нипочем не пустит эту стремную старушенцию даже на порог.

После письма Северуса пришлось сменить первоначальные планы и сделать Гарри второй паспорт на имя Поттера, чтобы он пошел в школу уже по нему. К двум с половиной годам Гарри знал, что его фамилия для всех Поттер. Это его слегка запутало, мальчик начал задумываться о том, что здесь что-то не так. Он — Поттер и Эванс-Снейп. Брата зовут Дадли Дурсль. Мама на самом деле является тётей Петуньей. Папы у него нет. Но есть дядя Вернон и он же — папа Дадли.

В таком возрасте дети, впрочем, не умеют долго думать, их развивающийся мозг слишком забит впечатлениями, и мысли маленького человечка хаотично мечутся и скачут с одного на другое. Сейчас для Гарри был период самоотречения и открытий, которые он начал сознавать. Ведь раньше, в год-полтора, если он видел что-то новое, то не задумывался — что это, теперь же, видя тот же предмет, Гарри с восторгом узнавал, что он как-то называется.

Самоотречение заключалось в том, что Гарри осознал себя отдельной личностью, стал понимать, что имеет личное пространство, и что есть такое любопытное понятие — собственное «я». Главными понятиями сейчас для него стали «я сам» и «моё». Из-за чего участились драки с Дадли, у которого был тот же период. Мальчишки жадились буквально из-за всего, из-за каждой мелочи устраивали прямо-таки Ледовое побоище. Кроме того, охваченные внезапной жаждой знания, мальчишки целыми днями болтали без умолку, ошарашивая взрослых престранными вопросами, от которых Вернон с Петуньей впадали в ступор.

— Мама, люди говорят по-человечески, а как говорят овечки — по-овечески?

— Почему папа-утка называется селезень? Пусть будет утк!

— Папа, а почему мама говорит, что я ей мозг вынес? Я же его не трогал!..

— Мама, ну зачем ты мне в душу нагрустила? Теперь я весь день буду ходить грустным…

И так целый день, часами, от рассвета до заката, с перерывами на дневной сон, ведь не заткнешь говорушек. Делать этого ни в коем случае нельзя, ведь дети в этом возрасте всего лишь неосознанно тренируют речевую функцию.

Удивлялись маленькие первооткрыватели всему на свете: полету стрекозы над прудом, опрокинутому небу в отражении глади того же пруда…

— Ма-а-ам, смотри, небо наоборот! И оно такое синее-синее, ещё синее, чем настоящее…

Проходят мимо стройплощадки, видят башенный кран, как он медленно и плавно разворачивает свою несущую стрелу на головокружительной высоте…

— Ууу-у-ух ты… мам, ты посмотри, какой вы-ы-ысо-о-окий!

Увидели бульдога тётушки Мардж и поразились:

— Ой, а где у него хвостик? Собачке без хвостика нехорошо, поглядите, как он попой виляет!.. И у него поэтому такие кривые лапки, чтобы покрепче упираться в пол и вилять попой?

Капризы малышей тоже бывали неожиданными и порой сбивали с толку. Например, Гарри вдруг отказался кушать пудинг в гостях, оттолкнул руку с ложкой и захныкал. Его стали уговаривать попробовать вкусный и нежный пудинг, убеждать, что он не горячий и не холодный, а тепленький, в самый раз. Гарри отворачивался, уворачивался, отпихивался руками и наконец крикнул:

— Да не хочу я эту ложку! У неё ручка не такая!

Оказалось, Гарри смутила другая, незнакомая форма рукоятки чужой ложки. Пришлось искать для него ту, к которой он привык дома… В следующий раз в гостях учудил и Дадли, внезапно он испугался простой тарелки, увидел в ней что-то, оттолкнул от себя и отчаянно заревел. Посудину срочно убрали, начали успокаивать ребёнка, а тот сквозь рев повторяет:

— Колотая, колотая…

Понятно. Испугался трещины. В общем, растут мальчики, мир познают, характерами обрастают и личностями становятся. К трем годам Гарри и Дадли вполне осознанно держались вместе, став настоящими братьями, шалунами и проказниками. К этому времени мальчики уже умели самостоятельно одеваться и раздеваться, только с пуговичкам и шнурками их неловкие пальчики пока не справлялись. И Петунья помогала им застегнуться и завязаться. А однажды, когда они собирались на прогулку, на кухне зазвонил телефон. Отошла Петунья, разговаривает, а сама в прихожую поглядывает, за мальчиками присматривает. И видит.

Гарри стал застегивать пуговички на дадлиной курточке, а потом встал на табуреточку, и уже Дадли принялся завязывать шнурки на ботиночках Гарри. Петунья аж потекла от умиления — божечки мои, какие лапушки! — Дадли, высунув от усердия язычок, очень старательно завязал шнурочки — на пять или шесть узелков каждый, а Гарри перед этим застегнул пуговки не на те петельки. Как ни жаль детский труд, но пришлось поправить, перезастегнуть пуговицы и перешнуровать ботиночки. Зато и на прогулку вышли в хорошем настроении.

И на той прогулке, в городском скверике на детской площадке чуть не рухнул хрупкий мир всех троих. Какая-то расфуфыренная мадам вдруг подскочила к песочнице, выхватила из кучи малышни своего разодетого в пух и парчу прынца и со злобным шипением «безотцовщина!» уволокла прочь.

— Кто, что, откуда да почему? — посыпались взбудораженные вопросы от других озабоченных мамаш. И глазами ка-а-ак начали сверлить мать-одиночку и её светленькую дочку, та, затравленно огрызаясь, прижала к себе ребёнка и унеслась, а оставшиеся принялись молоть языками, перемывая ей косточки, мол, шалава бессовестная, нагуляла дите от работодателя. Петунья сидела на лавочке тихо, как неприметная морская губка, и как морскую воду впитывала сплетни, просеивая шлак и соль. Оказалось, не только она слушала, но и маленький Гарри. Дома, перед сном, он, грустно моргая, спросил:

— Мама, а я тоже безо-отцов-щина?

— Нет, ну что ты, Гарри? — испугалась Петунья, совершенно беспомощная перед таким вопросом. И жалобно возразила: — У тебя есть папа.

— А где он? — требовательно спросил Гарри.

Врать ребёнку Петунья не хотела, но и что отвечать на его вопрос, она не знала. К счастью, к ней на помощь пришел Вернон, он стоял на пороге, дожидаясь своей очереди пожелать мальчишкам спокойной ночи. Услышал вопрос племянника и видя растерянность жены, пробасил:

— И правда, где он? Пора бы ему вернуться с секретного задания.

— Твой папа на секретной службе Её Величества, вот он выполнит задание и придет к тебе! — сориентировалась Петунья.

Где мама, Гарри уже знал, ему давно объяснили, что мама Пэт на самом деле ему тётя, а мама Лили ушла на небо и живет там с ангелами. Но маленький хитренький мальчуган не пожелал мириться с таким положением и чисто из упрямства продолжал звать Петунью мамой, невольно теша её тайное самолюбие. Про отца ему пока не говорили. А теперь…

Маленькое сердечко так и забилось, так и затрепыхалось в тощенькой грудке, заходясь от нечаянного счастья — у него есть папа! Живой! И папа скоро придет к нему! Ой, как засияли его глазки… В спальне Петунья обрушилась на Вернона:

— Ты зачем обнадежил мальчика? Он же ждать его теперь будет!

— Лучше пускай ждет, чем ломает голову от неизвестности и строит всякие подозрения, — мудро возразил муж. — Ты же не хочешь, чтобы он додумался до того, что папаша у него подлец, раз сбежал и бросил его.

— Но Северуса могут убить, и он вообще никогда не придет. Как ты это объяснишь? —  взмолилась Петунья.

— Объяснять не придется, просто скажем правду, что отец погиб при исполнении секретного задания на службе Её Величества, — снова возразил Вернон. — Если это случится, конечно, но что-то мне подсказывает, что он сдержит свое слово. И однажды к Гарри придет отец.

Снова, как и всегда, безостановочно побежало время сквозь года, вытягивая мальчишек из одежки, и если Гарри тянулся вверх, как росточек к солнышку, то Дадли разрастался вширь, как колобочек. Становились тесными рубашки и штаны, совершенно новые и совсем не разношенные, они передавались Гарри, чтоб тот их доносил. Гарри не протестовал, он сам видел, что происходит, а в силу неразумного возраста начал дразнить Дадли толстяком и пузырем. Дадли в долгу не оставался, награждал хохмача кулаками и ответными прозвищами.

Семенит по улице старуха Фигг и слышит:

— Жирный Дадли, ты жиртрестан! Сколько пончиков ты стрескал?

— Сколько надо, столько съел! А тобой людоед подавится, косточка ты куриная!

Костяк, Дохляк и Скелетон — вот «милые» клички, полученные Гарри от любезного братца.

Им по пять лет, и они пошли в подготовительную среднеобразовательную школу. Братья были очень разными: Дадли полный и круглощекий, с прилизанными жиденькими волосиками, Гарри же напротив, вихрастый и тощий, тоненький и, казалось бы, беспомощный дохлячок. Но нет, оба пацана были не промах, ехидные и драчливые, они никому не давали спуску. Их дуэт Поттер-Дурсль стал поистине легендарным, несмотря на столь сопливый возраст.

Шалости были вполне невинными, но такими… Зубной порошок насыпать на белое сиденье стула, а учительница потом с белым задом по коридорам шла и не понимала, отчего все хихикают сзади. В парикмахеров поиграли, друг дружку обкорнали и соседской девочке косички отстригли, и челочку стильную сделали, короткую такую, дыбом, а самое странное, что она восьмилетняя и уже вроде как соображает, но почему-то поддалась на убеждения двух пятилеток.

Мамины-тётины платья решили примерить, зачем — сами не поняли, просто захотелось и всё! Намерялись, стали снимать, и тут, вот ужас-то, молнию заело. Застрял Дадли, пыхтит, сопит, кряхтит, раздеться не может, чуть не плачет уже, платье длинное, в пол, вечернее, а Дадлику оно вообще как шлейф. К счастью, Гарри помог, взял ножницы, да и выстриг зону декольте, Дадли выбрался из платья и торжественно пожал руку брату-спасителю. Что пережила Петунья, найдя в гардеробе испорченный наряд, история милосердно умалчивает.

Ковер вареньем намазали — хотели посмотреть, не впитается ли оно и не размокнет ли коврик как бисквитный торт? Проверили, на сколько растянется зубная паста из тюбика, выяснили, что от прихожей через всю гостиную, вокруг дивана до холла и до лестницы…

Посолили суп, стоящий на плите, подумав, добавили туда пачку какао, полбанки кофе, ещё посолили, поискали по кухне, нашли горох, крупу, соду, всё найденное бухнули в кастрюлю… Получившаяся бурда отправилась в унитаз, а мальчики — в постель без сладкого.

Купаясь в ванне, привычно расшалились, опрокинули шампунь тётушки Мардж (она как раз гостила у них), озаботились, думая, чем восполнить случайную потерю? Помня, что шампунь был зеленый, решили подкрасить папин бальзам, который они перелили в опустевшую бутыль. Изумрудная зелень нашлась тут же в ванной комнате, за зеркальной дверцей шкафчика-аптечки. Лосьон Вернона «после бритья» разбавили водой, подкрасили зеленкой и покинули ванную с чистой совестью. Зеленая Мардж, злая и страшная, как кикимора болотная, уехала со скандалом.

Много их было, милых детских шалостей и проделок, все не стоит описывать, всё равно фантазии не хватит, да и размеры книги всё же ограничены.

* * *

Восемьдесят четвертый год ознаменовался для Северуса деканством. Официально деканом Слизерина он считался ещё с восемьдесят первого, но только официально, на бумажке. В права он вступил только сейчас, четыре года спустя. Тихий, спокойный и вежливый со всеми, Северус всё-таки не скоро завоевал хорошее расположение к себе, темное его прошлое, да ещё на услужении Темного Лорда, долго не отпускало его. Даже и сейчас коллеги сторонились Северуса, настороженно замолкали при его приближении и сверлили подозрительными взглядами до тех пор, пока он не скрывался из их поля зрения.

Всё это, понятное дело, привело лишь к тому, что характер Северуса стал желчным, ядовитым и ещё более мрачным. А что поделать? Сработал древний как мир принцип: как к нему — так и к вам. Закон природы. Ведь Северус тоже человек, и, встречая злое к себе отношение, он отвечал тем же, потому что только полный даун или абсолютно глухой человек способен безмятежно улыбаться в ответ на оскорбления…

На одной из перемен, после урока МакГонагалл, четырнадцатилетний студент Билли Уизли совершенно случайно съел трансфигурированный хлеб. Просто прихватил его с окна, вынес из класса, чтобы перекусить между уроками, рассчитывая сгрызть за перемену. В желудке магия столкнулась с биологией, а точнее, с желудочным соком. А может, чары рассеялись или закончилось действие формулы заклятия, в общем, хлебушек вернулся в исходную форму — в камушек. Кусок гранита с острыми краями.

Билла скрутило так… Его затошнило, вырвало с кровью. Перепуганные студенты позвали Помфри, та, продиагностировав, схватилась за голову — мальчик проглотил булыжник! Спасите-помогите!..

Северус, услышав панические крики, экстренно прибежал узнавать, что тут происходит? Узнав, за голову хвататься не стал, бросился в подземелья за зельями, принес и, смешав какие-то составы, споил пострадавшему парню. Лекарство подействовало моментально, кусок гранита превратился в песок, а тот сошел на нет, истаяв в пену, в мыльную. Ну, а мыло уже вывели из организма естественным путем.

Позже Северус пришел в больничное крыло с другими зельями, стенки желудка всё же были повреждены инородным телом. Ну и спросил ученика, где он, такой умный, транфигурированный хлеб нашел? Билли, морщась и охая, рассказал — где. Подумав, Северус устроил Минерве не хиленький такой разнос, мол, совсем дура она, что ли, трансфигурированные хлеба разбрасывать где попало? Она бы его ещё из графина переформировала, и пускай студенты помирают от битого стекла в животах!

Мама Молли, узнав об инциденте, Минерве чуть в глаза не вцепилась, не успела — её перехватили и оттащили, но рот Молли позабыли закрыть, так что её вопли вся школа слышала. И узнали много нового о Минерве — но увы, все слова непечатные, стесняюсь их писать…

Разумеется, после того скандального случая на декана Снейпа стали смотреть куда более благосклоннее как на спасителя одного из детей и настоящего мастера-зельевара.

Гарри исполнилось уже семь лет, когда он перестал ждать отца. Вернее, мечтать о нем. Прекратил мечтать, сочинять, как он однажды переступит порог дома Дурслей, наклонится к нему, улыбнется, погладит по голове, возьмет за руку и скажет:

— Ну вот я и пришел, сынок! Пойдем домой?

А Гарри не сомневался в том, что папа его позовет с собой. И тогда… Тут он вставал очень прямо, гордо откидывал голову и, с презрением глядя на воображаемого взрослого, цедил сквозь зубы:

— Я тебя слишком долго ждал! Где ты был все эти годы?

Он обязательно скажет эти горькие и несправедливые слова. Потому что он заслужил. Потому что его действительно очень долго не было! И… и вообще, он его не любит, разве это папа? По-настоящему любящий отец давно бы плюнул на дурацкую королеву и приехал к сыну! К родному сыну. Так нет же, не приезжает папа, не торопится к нему, видимо, Королева и служение Короне для него важнее, чем родной ребёнок…

В общем, разобиделся маленький Гарри, разочаровался в папе, для которого он приготовил столько любви в своем сердечке, так мечтал прижаться к нему, обнять за шею и крикнуть как можно громче, так, чтобы на той стороне Темзы было слышно: папа, я тебя люблю!

Как выглядит отец, Гарри не знал, у мамы Пэт не было ни одной его фотокарточки, по которой он мог бы иметь представление о папиной внешности. Но у него была фантазия, и Гарри легко представил себе, что папа высокий и сильный, как… как мистер Вилмен, фермер. Его Гарри частенько видел на ярмарке, которую устраивали в честь дня Благодарения. Мистер Вилмен был настоящим силачом, поднимал самые тяжелые предметы и однажды на спор сдвинул даже грузовик, и не вперед, по ходу колес, а вбок! Вот такой он сильный.

И его папа будет таким же, мечтал Гарри. Таким же сильным и могучим. У папы черные волосы, как у него, и черные глаза. Тут фантазия Гарри слегка спотыкалась, мама Пэт говорила, что глаза у его папы черные, как антрацит, но Гарри не знал, что такое антрацит и какого он цвета, поэтому представлял, что папины глаза темно-темно-темно-карие, цвета очень густого чая. Или как кофе, которое по утрам пил дядя Вернон, перед тем как ехать на работу.

Жилось Гарри в доме Дурслей неплохо. У него с Дадли была пока одна комната на двоих, в ней было две кровати, один встроенный шкаф-гардероб, один письменный стол и два стула. Ещё над каждой кроватью на стене были полки и светильник-ночник: у Дадли в виде пузатого фонаря-бочонка, а у Гарри — глазастой совы. Полочки были личными, на них мальчики держали свои самые любимые и необходимые вещи. Прежде всего, конечно же, книжки. Хотя у Дадли книги стояли лишь для прикрытия, за ними он любил прятать стратегический запас орешков и пакетиков с чипсами. А Гарри свои книжки честно читал и после прочтения бережно хранил на полке, периодически стирая с них пыль.

Об уборке здесь стоит поговорить отдельно. Толстый Дадли от природы был ленив, если не сказать, избалован, будь он один в семье, Петунья не преминула бы воспитать его, как помощника себе, но судьба подбросила им Гарри. И Дурсли, как это порой случается, забили на воспитание своего ребёнка. Зачем? Если для этого есть удобный, нужный и послушный племянник, за которым уж точно некому присмотреть. И, начиная с шести лет, подросшего и окрепшего Гарри начали понемножечку нагружать работой по дому. Тут подмести, там помыть, полочки и столики от пыли протереть.

Дадлика работой не грузили, но если требовалась его помощь, лишняя пара рук или ног, звали. Как правило, Дадли не отказывался помочь, мелкие просьбы-поручения с удовольствием выполнял. Но он хитрец, очень ленивый хитрец: если его посылали принести почту из коридора, то он, видя, что Гарри ничем не занят в это время, увиливал от своих обязанностей. Выглядит это примерно так — Вернон коротко буркает из-за утренней газеты, доставленной мальчишкой-разносчиком:

— Принеси почту, Дадли.

Тот нагло отвечает:

— Пошлите за ней Гарри.

Вернон снова буркает из-за газетной стены:

— Гарри, сходи за почтой.

А Гарри, нахаленок, зная, что Дадли просто ленится, тоже начинает отбрыкиваться:

— Пошлите за ней Дадли.

Газета с шуршанием опускается на стол, Вернон, прищурившись, подозрительно обозревает две хитрые мордашки. Сорванцы сидят с самым невинным видом и, казалось, никакими силами их сейчас с места нельзя сдвинуть, нипочем не послушаются. Но дядя Вернон знает, куда нажать. Скорбно вздохнув, он сумрачно изрекает:

— Ясно. Никто из вас не хочет мороженого, я так полагаю?

Мальчишки, переглянувшись, срываются со стульев и наперегонки мчатся за письмами и счетами…

В общем, обыкновенные пацаны, растущие в обычной семье. Одинаково любимые и любящие, озорные пострелята.

* * *

«Что до крестража, наипорочнейшего из всех волховских измышлений, мы о нем ни говорить не станем, ни указаний никаких не дадим…» Прочитав эти строки, Северус закрыл древнюю книгу и тупо уставился на обложку, вернее, на слова, вытисненные полустершимся золотом на растрескавшейся порыжевшей от времени коже:

«Волхование всех презлейшее».

Значит, ни говорить не станете, ни указаний никаких не дадите? Ну знаете… не для того я сюда прокрался, в кабинет директорский, воспользовавшись тем, что Дамблдор отбыл по делам министерским, чтобы вы тут заявляли, что я здесь ничего не найду. Черта с два! Вы у меня заговорите, буквы драные, кислотой из вас правду вытравлю!!!

И Северус, злясь на весь белый свет, утрамбовался поглубже в директорском кресле и принялся тщательно изучать находку, вышеназванную книгу о темной магии, раздел о крестражах, о которых она якобы не желала говорить. Он настолько глубоко погрузился в её бумажно-чернильные недра, что напрочь забыл о времени. Когда пришел Дамблдор и окликнул его от двери, Северус поднял на него тяжелый взгляд, налитый кровью и бешенством. Этот взгляд был в стократ хуже взгляда василиска, он замораживал ужасом и буквально пригвоздил директора к двери. Как мотылечка стальной иголочкой.

У Дамблдора аж горло перехватило, а воздух застрял где-то в трахее. Так на него даже Грин-де-Вальд не смотрел после его предательства. Задушено икнув, он жалко проблеял:

— С-с-северус… ч-ч-что случилось?..

— Вы! — выплюнул Северус, вложив в это коротенькое слово всю мощь вселенского гнева. В комнате ощутимо запахло озоном, а в наэлектризованном воздухе замерцали-затрещали голубенькие разряды молний. Особенно много их было вокруг серебряных штучек, не имеющих названий и стоящих на столиках и полках. От этого тихого рыка и общего настроя Дамблдор непроизвольно вжался в дверь. Налитые кровью глаза, казалось, просверлили в нем дыру и ласково, с нежностью Ганнибала Лектера, расковыривают его черепушку, откладывая на сковородку самые вкусные кусочки его мозга…

Да, когда прижмет, и не такое сделаешь. Северус безжалостно потрошил-легилиментил память Альбуса, выцарапывая из его глубин ВСЕ знания о крестражах. И видел.

— А ещё я умею разговаривать со змеями. Это обычная вещь для волшебника?

Эти слова произнес маленький мальчик, с холодной расчетливостью в глазах. Дамблдору-из-памяти стало не по себе от такого заявления, но он сдержался и сумел ответить как можно безразличнее:

— Нет, необычная, Том. Но это встречается.

Тот же мальчик, но уже на распределении, под Распределяющей Шляпой. Шляпа громко вопит:

— Сли-и-изерин!

И испуганные, панические мысли в голове Дамблдора-из-памяти: «о нет! Он всё-таки темный маг, да ещё и змееуст! Плохо дело… очень плохо».

И смотрел Северус, с отвращением смотрел, как вместо того, чтобы пригреть и приласкать маленького сироту из детского дома, недобрый старик окружает его стенами подозрения и отчуждения. А маленький Том, и так-то волчонок, злой и недоверчивый, как и всякий ребёнок, выросший в приюте, становится только хуже от такого отношения к себе.

Смотрел Северус и «эксперимент» Великого и Светлого волшебника Дамблдора, который он поставил над мальчиком, чтобы узнать его стремления. Подсунул ему ту самую книгу… С другими детьми это обычно срабатывало как лакмусовая бумажка, выявляя их сущности: едва вчитавшись в первые строки наитемнейшего трактата и осознав, о чем идет речь, подросток с криком отвращения и ужаса отбрасывал эту черную, мерзкую и кошмарную книгу. А Том заинтересовался черной магией и внимательно прочитал раздел о крестражах. Мысли Альбуса были полны омерзения: точно змееныш, противный и скользкий…

Том попросился остаться на лето в Хогвартсе, но его даже слушать не стали, выпнули вон. Осенью он вернулся исхудавший в дым, с глазами малолетнего убийцы. Вместе с ним в школу в тот год, в сорок четвертом, вернулись почему-то только чистокровные волшебники и ни одного магглорожденного. В чем дело, что за массовый побег? Оказалось, всех детей Лондона, Ливерпуля, Бристоля и прочих крупных городов эвакуировали в срочном порядке. И Том, что называется, на каникулах уткнулся носом в запертые ворота опустевшего приюта. Как он выживал два месяца под бомбежкой, осталось непонятным. Но Дамблдор отныне стал для него врагом номер один…

Северус вырвался из мозгов директора и с отвращением посмотрел в его испуганные глаза. Злобно осведомился:

— Вы идиот? Как можно было так поступить с ребёнком? Выпихнуть его под разрывы снарядов в дымящийся, разрываемый на части Лондон? И вы ещё удивляетесь, с чего так ребёнок испортился?! Дамблдор, вы мне противны!..

— Ошибки старого человека, — горестно произнес какой-то портрет со стены. Северус на это лишь фыркнул, оттолкнулся от Дамблдора и, открыв дверь, вышел вон.

О крестражах Тома он теперь знал. Помнил, как тот отдал на хранение Люциусу черную тетрадку, а Беллатрисе велел спрятать в сейф некий кубок. Самому Северусу Лорд приказал сварить редкий яд, убивающий не сразу, а после произнесения кодового слова, так называемая бомба с жидким таймером. Что ж, он постарался, сварил целый котел этой уникальной отравы, которую нельзя ни вылить, ни вычерпать, а только выпить…

С этого дня Северус превратился в детектива, шныряющего по школе и допрашивающего всех направо-налево. Портреты, привидения, учителя, все были допрошены вдоль и поперек. Прошло несколько недель, когда однажды ночью к нему в комнату просочилась Серая Дама, женское привидение башни Когтевран. В сопровождении весьма необычного спутника — полтергейста Пивза. Призрачные визитеры поведали ему целую мелодраму с кражей фамильного наследства, побегом в дальние страны, тайным браком со сценой ревности, завершившейся убийством и самоубийством главных героев — все Шекспиры с Ромео и Джульеттами отдыхают. Общая суть истории свелась к тому, что Елена Когтевран, очарованная словами подростка, раскрыла ему местонахождение украденной диадемы. Ну, а Пивз, кривляясь и ерничая, добавил, что видел пресловутую диадему в небезызвестной комнате, в той её ипостаси, в которой всё спрятано. И напоследок.

Портрет Корвина Мракса вспомнил, что видел на пальце шестнадцатилетнего студента Тома Реддла фамильное кольцо Мраксов. Помедлив, нарисованный мужчина деланно удивился, откуда, мол, у парня-маггла взялось то кольцо? И как бы невзначай, продемонстрировал свое кольцо на пальце. Нарисованное. Это колечко Северус очень внимательно рассмотрел во всех подробностях и накрепко его запомнил, попутно вспоминая о последних Мраксах. Кажется, они жили в Грейт-Хэнглтоне… или Литтл Хэнглтоне? Хм, надо будет проверить оба города, где-нибудь они найдутся.

Следующие несколько месяцев Северус потратил на поиски крестражей и способы их уничтожения. Диадему он, правда, достал почти сразу, с помощью того же Пивза, который привел его прямо к ней, спрятанной в хламе, среди таких же корон и обручей. Что ж, она была хорошо прикрыта, как древесный лист в лиственном лесу… Где находится медальон Салли Слизерина, он примерно знал. То зелье, которое он варил когда-то, обладало памятью, а котел, в котором оно варилось, был законсервирован и наглухо запечатан в стену, чтобы не использовать его снова. Зелье было крайне ядовито, и Северус не рискнул ни отмывать котел после использования, ни утилизировать его… И вот теперь остатки того зелья пригодились.

Посмотрев на осклизлое, желеобразное зеленое нечто на донышке котла, Северус едва подавил приступ тошноты, но делать нечего, зелье надо найти… Соскреб, вылил в колбу и разогрев, выпил. И следующие полтора часа смотрел «мультики». Насмотревшись до полного одурения, он, с трудом сохраняя ясность ума, принял заранее приготовленный антидот и отключился. Проснулся полумертвый и разбитый, но живой и в твердой памяти. Связанная память зелья показала ему пещеру где-то на каменистом побережье. Название местности оно, конечно же, не сообщило, но Северус и сам припомнил, куда именно возили детей из приюта.

Осталось наведаться туда, найти пещеру и забрать медальон. Вот только зелье… кому бы его споить? После недолгих и неторопливых размышлений по лицу Снейпа расплылась недобрая улыбка, а в глазах сверкнуло мрачное решение — Дамблдору, конечно, кому ж ещё? Тем более, что сам «добрый» дедушка такие планы распланировал вокруг одного мальчика. Северус снова погрузился в воспоминания Альбуса, которые он подсмотрел в тот вечер, когда сорвался и влез ему в голову после изучения книги: «это что у него на лбу? Гм-гм, неужели руна жизни? Ах, какая жалость, негодяй перед смертью успел сделать ещё один крестраж и вложил его в голову малыша… Значит, это и есть та сила, которой он наделил своего противника… как там в пророчестве?.. и Темный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы… И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой… Значит, мальчика надо вырастить и в положенное время стравить с Томом».

Значит, готовим бойцового пса, Альбус? Чтобы натаскать его и стравить с опытным и безжалостным убийцей, да, Альбус? А меня ты спросил, мудозвон бородатый? Это мой сын, и я не дам его погубить! Чтоб ты лимонными дольками подавился и захлебнулся самым сладким чаем, сучий ты потрох. Нет, Альбус, не будет этого. И директором ты не будешь, когда мой сын пойдет в школу! Ты у меня будешь пить ту зеленую гадость до тех пор, пока она у тебя изо всех щелей не полезет!

Тетрадку Темного Лорда Люциус отдал ему сам, торопливо и с поклонами, он был очень рад избавиться от темномагического артефакта, который мог скомпрометировать его семью и испортить хорошую репутацию добропорядочного и законопослушного гражданина. Видя такое дело, Северус осторожно спросил и про чашу, спрятанную в сейфе Лестрейнджей. Люциус, завороженно поглазел на него, подумал и пообещал достать её.

Заручившись сим обещанием, Северус занялся тетрадкой, пролистав её и проверив на магию, он довольно быстро понял, как именно действует этот вид крестража. Взаимопроникновением. Сначала в дневник вливается сколько-то души-симпатии, потом подпитавшийся дневник начинает свое обратное влияние и уже сам подчиняет носителя своей воле. Просто, как тапок.

Заглянув в записи-воспоминания Тома-из-дневника, Северус увидел василиска. И задумался. Яд василиска, как сообщила книжка, способен уничтожить крестражи, значит, будем иметь его в запасном резерве, его помощь ещё понадобится, главное, яд как-нибудь достать. А пока…

А пока соберем кусочки. Диадема давно добыта, вот она, лежит на столе под стеклянным колпаком. Кольцо… Оно нашлось в лачуге Мраксов, в городке Литтл Хэнглтон. Медальон оказался украден. Зря он Дамблдора травил зеленой гадостью. Но записка с монограммой Р.А.Б. привела его на площадь Гриммо двенадцать, в Блэк-хаус. По его просьбе Нарцисса Малфой любезно потрясла за шкирку старого домового по имени Кикимер и вытрясла из него правду и медальон. Его она с поклоном передала Северусу.

Из сейфа Лестрейнджей Люциус доставил чашу Пенелопы Пуффендуй, и коллекция крестражей стала полной. Во всяком случае, Северус надеялся, что их действительно пять, а не больше.

Он устало потянулся, растягивая занывшие мышцы. О-о-ох, пропади оно всё пропадом, на всё про всё ушло без малого шесть лет. Шесть гребаных лет прошло с тех дней, когда его вынесли из Азкабана, и до сегодняшнего дня, как на стол легла последняя часть мозаики волдемортовой души. А всё Дамбушка, паучара недоверчивый, всё жмется, уворачивается, всё тайны свои бережет… ноет ещё, что рано, что не время ещё… а когда оно будет, это время? Когда Гарри в школу пойдет? Кстати, Гарри… ему же уже… семь? Матерь Божья, как время-то пролетело!.. Всё, хватит, пора наведаться туда, на сына, наконец, посмотреть.

* * *

Они увидели её одновременно.

Гарри с крыльца минимаркета «Бейли», а Северус с другой стороны дороги под сенью старых лип, куда он трансгрессировал несколько секунд назад. Петунью он узнал сразу, с полувзгляда, она вышла из магазина с маленьким мальчиком, в котором Северусу внезапно представилась Лили. Замерев от неожиданности, он жадно всматривался в лицо мальчика, такое родное, такое… Боже, он так близко…

Гарри не видел его, он смотрел на собачку. Маленькая, беленькая и чем-то напуганная, она суетливо бегала туда-сюда по дороге на Сонной улице. Было похоже, что она потерялась. Забыв о тёте и вообще обо всем на свете, Гарри, не отрываясь, смотрел на симпатичную собачку и не видел больше никого и ничего… Только её, потерянную коротколапку с грустными карими глазками и полустоячими ушками. Двигаясь, словно в полусне, Гарри спустился с крыльца и ступил на дорогу, тихо чмокнул. Собачка остановилась и с любопытством посмотрела на него. Гарри медленно подошел, совсем близко-близко, собачка не убегала, она, задрав милую мордочку, вопросительно смотрела в лицо мальчику и так же спокойно и доверчиво позволила взять себя на руки. Прижав собаку к груди, Гарри повернулся к тёте и, задыхаясь от волнения, сообщил:

— Мама, он — мой! Можно?

Петунья посмотрела в конец улицы и скептически хмыкнула:

— Ну, если донесешь до дома… — не договорив, она многозначительно посмотрела на племянника. Гарри твердо заявил:

— Донесу!

И они неспешно двинулись по тихой вечерней улице. Прошли из конца в конец Сонную, потом пересекли бульвар Глициний и вышли на Тисовую. Всё это время никем не замеченный Северус шел за ними. Шел, смотрел и поражался силе духа маленького мальчика, три килограмма песьего веса давно перевалили за центнер, а Гарри стойко и упрямо продолжал тащить свою четвероногую находку, нипочем не желая бросать нового друга. Промокшая от его пота собака выскальзывала из рук, и Гарри перехватывал его, подтягивал повыше к груди и только крепче прижимал её к себе. Петунья молча шла сзади с сумками, снисходительно подстраиваясь к шагам племянника, и ласково улыбалась, глядя на его старания.

Вот уже и их дом, номер четыре. Гарри, взмокший, тяжело пыхтя, счастливо и победно посмотрел на тётю, устало выдохнул:

— Я донес! Он мой теперь, да?

— Хорошо-хорошо, — засмеялась Петунья. — Он твой. Вот только… ничего, что он не пекинес?

— Ничего, — отозвался Гарри. — Я знаю, что пекинесы дорогие. Зато он — бесплатный!

Северус покачал головой и шагнул к ним, наконец-то показываясь им. Петунья вздрогнула, увидев и узнав его, нервно кашлянула. Гарри тревожно замер, в страхе глядя на незнакомца. О нет, неужели владелец собачки?! Но незнакомец тут же развеял эти страхи, присев на корточки перед мальчиком, он ласково пощекотал пёсика по горлышку и непринужденно спросил:

— Какой красавец. Как его зовут?

— Бейли! — с облегчением выдохнул Гарри. И понимает. У человека черные глаза. Не карие, не темно-темно карие, а черные, по-настоящему черные. Как антрациты… Именно такие, как и говорила ему мама Пэт.

Гарри, замерев, во все глаза смотрел на мужчину, сидящего перед ним на корточках. Его ротик смешно приоткрылся, а в маленькой детской груди стало тесно от огромного упругого шара счастья, он рос-разрастался, заполняя собой всё пространство грудной клетки. И лопнул, вырвавшись сдавленным взвизгом, на крик он не успел сорваться, потому что отец сгреб его в охапку и прижал к себе вместе с собачкой.

Вместе с собачкой он и поднял их, выпрямляясь, и по приглашению Петуньи внес их в дом. На кухне Северус сел на стул, посадив Гарри на колени, а тот наконец-то смог спустить с рук собачку и схватиться за папину ладонь.

Все обиды и подозрения маленького Гарри испарились в один миг — папа же пришел, какие теперь печали?! Даже вопрос забылся. Только крепенько держался за папину руку и жадно рассматривал его лицо, отмечая малейшие его черты: внушительный нос, четкие губы, густые брови, таинственные искорки в глубине черных глаз и черные-пречерные волосы до плеч. А ещё папа улыбался. Ему. Сердечко Гарри просто трепетало от папиной улыбки, вот что это такое, папина улыбка! Это… это неописуемо и необъяснимо, и непонятно, а почему Дадли-то так не радуется, когда ему улыбается его папа — дядя Вернон?

Но Гарри понял, почему. Просто для Дадли это было привычным, в порядке вещей, он не терял своего отца и с самого рождения видел папину улыбку.

Северус сидел на стуле в обычном человеческом доме, на простой маггловской кухне и испытывал ни с чем не сравнимое счастье, ощущая в своих объятиях живое тепло родного ребёнка… Улыбался и думал о пропущенных годах — как много он потерял: первые шаги сына, первый его зубик, первую улыбку, первое слово… Но если первый год Гарри так и так достался Джеймсу Поттеру, и с этим ничего не поделаешь, то с остальными шестью годами им обоим просто не повезло… Обстоятельства оказались сильнее их.

Главный вопрос задала Петунья.

— Северус, ты… пришел за ним?.. — и губу закусила, нервно теребя полотенце. Северус правильно понял её страхи. И ответил так, чтобы успокоить сразу всех:

— Я пришел к вам… — и взглядом спросил «Можно?»

Петунья облегченно улыбнулась и торопливо закивала. В конце-то концов, Северус тоже родной человек, раз является отцом Гарри. Враз успокоившись, она занялась покупками, а Северус и Гарри продолжали сидеть и с любопытством рассматривали друг друга. Потом Гарри, окончательно убедившись, что папа здесь, что он действительно пришел к нему, умиротворенно вздохнул и, прижавшись к груди Северуса, затих, слушая, как совсем рядом размеренно бьется папино сердце. Затих и Северус, прижимая к себе теплого и доверчивого малыша, и благодарно смотрел на Петунью, сохранившую для него сына, как он и просил когда-то в письме.

Молча разбирала продукты Петунья, слегка смущаясь от благодарного взгляда Снейпа и попутно восхищаясь тем, как вырос соседский мальчик…

Бесшумно сновал по кухне пёсик Бейли, обнюхивая углы шкафов, ножки стола и стульев, мимоходом принюхиваясь к ногам людей. Но хозяина он здесь не находил, как и на улице, где он потерялся. Из кухни он перебежал в холл и прихожую, пересек их и вбежал в гостиную. И столкнулся со старожилом — большой, почти с него, кошкой. Кошка грозно зашипела, выгибая спину горбом, и распушилась, отчего стала вдвое больше. Щенок отпрянул и стратегически прижался к полу, за свою короткую семимесячную жизнь он уже имел столкновение с кошками и знал, как себя с ними вести.

Симона, не встретив привычного собачьего противостояния, сдулась, уложила вздыбленную шерсть и опустила хвост, с удивлением глядя на пса, который против обыкновения не стал её облаивать. На её памяти это была первая вежливая собака, не нарывающаяся на скандал. Бульдог Злыдень, приезжающий в гости со своей хозяйкой Мардж, был крайне неприятным типом, при виде неё всегда срывался в истерику, злобно рычал и лаял, брызгая слюнями. Не то, что этот маленький пёс. Симона, заинтригованная нестандартным поведением пса, подошла ближе и, осторожно принюхиваясь, обошла его по кругу. Щенок лежал смирно и лишь голову поворачивал, следя за кошкой глазами.

Завершив круг, Симона остановилась напротив, пёс, вытянув шею, робко понюхал её мордочку и застенчиво стукнул хвостом по полу. Очевидно, они как-то объяснились между собой и в чем-то сумели договориться, потому что, когда Петунья вспомнила о четвероногом госте и в его поисках заглянула в гостиную, то увидела их вместе, лежащими на ковре бок о бок. Приятно удивившись, она на цыпочках вышла из гостиной, прошла к лестнице и поднялась наверх, чтобы приготовить комнату для Северуса. А отец и сын, оставшись одни на кухне, тем временем разговорились. Гарри начал первым, задав давно мучивший его вопрос:

— Я тебя так долго ждал. Почему ты не приходил?

Как ни старался Гарри сохранить нейтральный тон, в его голосе всё же прозвучала затаенная обида. Северус почуял эту обиду и встревожился. Максимально честно ответил:

— Я был очень занят, Гарри. Прости…

А Гарри, чего-то испугавшись, перебил, задав следующий, не менее важный вопрос:

— Ты насовсем пришел?

— Да, насовсем, — торопливо ответил Северус, зарываясь носом в темную макушку. Глухо пробормотал: — Вот разберусь с последними делами и останусь с тобой навсегда.

— А с какими делами? — насторожился Гарри, запрокидывая голову и пытливо заглядывая в глаза отцу. Северус интуитивно почувствовал, что одним словом тут не отделаешься. А значит…

— Я их почти закончил на самом деле. Осталось только придумать, как достать последнее средство для их уничтожения.

— А что надо уничтожить? — вполне предсказуемо заинтересовался Гарри. Северус задумался, прикидывая, какими доступными словами можно рассказать ребёнку, объяснить ему свое долгое отсутствие.

— Знаешь, почему я так долго не приходил? Почему столько лет пропадал и никак не мог вырваться к вам? Я был очень далеко, странствовал в поисках очень плохих предметов, которые могут причинить много зла людям, а теперь я их нашел и должен уничтожить.

Потому что есть некие плохие вещи, которые просто так нельзя оставлять где попало, и выбросить в мусорное ведро тоже нельзя, их надо уничтожить, утилизировать так, чтоб и следа не осталось. Понимаешь?

— Ух ты… — завороженно выдохнул Гарри, а его зеленые глазенки ярко загорелись. — Как ядреные, ра-ди-ктивные отбросы, да, папа? Значит, ты вправду работаешь на секретном задании?

— Да, сынок, — Северус с трудом скрыл удивление. Какое-такое секретное задание?! Но почти сразу он сообразил, что так, видимо, мальчику объяснила Петунья. Или дядя. И… Боже, как это волнительно — слышать от сына слово «папа»! Получается, что Петунья не просто сохранила ему сына, но и сумела привить любовь к отцу, которого мальчик никогда не видел, который, по сути, был чужим человеком, совершенно незнакомым для Гарри.

Вернулась Петунья и мягко обратилась к Гарри:

— Ты не займешься своей собачкой? Придумай ему место, где он может спать, и достань из чулана миску для него. Поищи.

Гарри послушно сполз с папиных колен и отправился по заданным делам. Петунья задумчиво сообщила Северусу:

— Я приготовила тебе комнату рядом с гостевой. Пока там побудешь. У тебя дом-то всё там же? Там сейчас, поди, всё загазовано…

— Да, верно, — также задумчиво подтвердил Северус. — Фабричная атмосфера Паучьего тупика совсем не подходит для ребёнка. Но я могу переехать сюда и купить дом неподалеку. Правда, это будет ещё нескоро, надо с делами и Дамблдором разобраться. Это вредный старик, надо бы его с поста директора скинуть, пока Гарри в Хогвартс не пошел…

— Северус… — в голосе Петуньи прозвучала неуверенная нотка, и Северус встревоженно вскинул голову, вопрошающе глядя на неё. Та помялась, но всё же рискнула продолжить: — Боюсь, Гарри не волшебник.

— В каком смысле? — растерянно спросил Северус. Петунья несчастно посмотрела на него.

— В том самом, Северус. У него не было тех волшебных всплесков, или как вы их там называете.

— Этого не может быть, — неверяще возразил Северус. В ответ Петунья беспомощно развела руками. Мужчина ошеломленно уставился в стену. Гарри — сквиб? Не волшебник? Как это возможно? Сама магия жизни подтвердила его зачатие! Они с Лили оба это почувствовали тогда.

Позже, общаясь с сыном, Северус украдкой проверил его на магию: посадил на колени и спросил, любит ли он слушать песни? Гарри ответил положительно, и Северус, поглаживая мальчика по спинке, тихо запел рунические заклинания, которые по звучанию и тембру мало чем отличны от песнопений, и вскоре погрузил ребенка в сонный транс. Заснул Гарри, а Северус прижал его к груди и внимательно всмотрелся активированным магическим зрением в ауру сынишки, выискивая среди ярких лент и нитей те самые, магические плетения…

И нашел их. Тесный маленький клубочек, свернувшись уютным котёночком, тихо-мирно дремал в хаотичном переплетении мальчишечьих струн, состоящих из обычного набора шалостей, проказ, храбрости и верности… Северус облегченно перевел дух — всё в порядке, он волшебник. Просто магия его дремлет глубоко и спокойно. Такое порой случается, если ребёнка не обижают в семье, и его магии некуда выплескиваться, чтобы иногда просто защитить своего маленького хозяина.

Подумав, Северус вдруг рассердился на самого себя — вот идиот же! — и что с того, окажись его ребёнок не волшебником? Это что, вселенская катастрофа? Да? Он что, должен был бы отказаться от сына, будь тот не магом? Вот же… ерунда какая… он приподнял спящего мальчика к лицу и ласково потерся носом о его щечку — не будет он его будить. Магию, в смысле. Пусть спит, назло всем. Пусть. Когда надо — проснется. А нет, медиумом станет, подумаешь…

Придя к такому выводу, он осторожно разбудил сына. Гарри сел, протирая глаза кулачками, огляделся и обиженно уставился на папу, мол, зачем?

— Прости… — растроганно-умиленно повинился Северус, глядя на надувшегося хомячка.

В тот же вечер к восьми часам из Лондона вернулись Вернон и Дадли, и у них состоялось знакомство. Полный и весьма представительный мужчина с моржовыми усищами оценивающе оглядел стройного и подтянутого Северуса, одобрительно хмыкнул и представился, протягивая руку:

— Вернон Дурсль. А вы, я полагаю, Северус?

— Да, сэр. Северус Снейп. Очень приятно! — и мужчины обменялись рукопожатиями. А Гарри, видя их со стороны и рядом, вдруг осознал, что его папа выглядит очень молодо на фоне внушительного дяди Вернона — почти мальчишкой. Ну да, двадцать семь лет, разве это годы? Так, новобранец желторотый…

За празднично сервированным в честь знакомства столом потек разговор о том о сем. Гарри и Дадли налегали на вкусности и вполуха слушали мудреные речи взрослых. Временами руки мальчишек ныряли под стол, скармливая лакомые кусочки белому пёсику. Эти вкусные контрабандные кусочки окончательно примирили Бейли с потерей старого хозяина.

После хорошего винного разогрева за круглым столом поднялась и тема дня.

— Значит, смог-таки вырваться к нам? А что ж тебя так задержало-то? — басовито прогудел дядя Вернон, подливая Северусу ещё «чутушку» винца. Эта чутушка совсем развязала язык изрядно захмелевшему Северусу. И не говорите мне тут, что он-де зельевар и пьянеть никак не должон!

— Н-ну… сперва-то нас всех того… за-арестовали. Всех. П-пожирателей… — с пьяной сосредоточенностью уточнил Северус. И продолжил, старательно чеканя слова: — М-меня там сильно потрепали, в… в Азкабане в этом. До-о-олго потом восстанавливался. А потом! — тут он сделал паузу, многозначительно подняв указательный палец вверх. — Потом я долго искал то, от чего мой босс кукухой поехал. В-вот честно, давно бы нашел, да Дамледор, паразит старый, всё ужимался да прятался, не желал свои секретики-ик… открывать!

А Гарри сидел и во все глаза смотрел на отца-героя. Вот это работа у папы, его даже арестовывали! Дадли тоже поразился, глазея на молодого дядю — ничего себе родственничек. Слу-у-ушайте, да Пирс просто обзавидуется! Слюнями истечет! А то всё хвастался в прошлом году, как его двоюродного братца за хранение чего-то запрещенного посадили на три года. Ха, мелочи какие, вот мой дядя…

— А за что вас посадили? — жадно спросил Дадли. Петунья не успела его осадить. И Северуса не успела остановить.

— За то, что меня считали пособником убийцы! — важно ответил Северус. Петунья закатила глаза — прощай, спокойная жизнь, здравствуйте, сплетни.

Но почти сразу стало не до сплетен: Бейли напрудил лужицу возле ножки стула Северуса. Тот внимательно обозрел собачий привет, строго свел брови и спросил Петунью, где у них тряпки? Петунья сказала — где. Северус сходил в чулан, принес половую тряпицу и в торжественном и грозном молчании вытер лужицу.

Побледневшие мальчики осторожно переглянулись и тишком-тишком, бочком-бочком, по стеночке, убрались подальше. И договорились не заикаться о преступном прошлом дяди Севы. А Петунья украдкой поблагодарила пёсика, скормив ему куриную грудку, потому что Бейли заслужил награду, отметив Северуса и заткнув мальчикам болтливые ротики.

На следующий день все пятеро погрузились в семейный форд Вернона и покатили в лондонскую ветеринарную клинику. К счастью, собаку там узнали и Дурслям рассказали его историю. Его звали Трипси, у старого Патрика Перриша он прожил полтора месяца на передержке для новых хозяев, два дня назад старика хватил инсульт, а «хозяева» резко передумали его забирать, так как увидели, что собачка выросла отнюдь не породистой чихуахуа, как обещался-распевался заводчик. Дедушку увезли в клинику, пёсика всучили новой семье на передержку, но видимо, плохо там за ним следили, раз щенок оказался на улице в полном одиночестве. А вы его возьмете? Он больше не вырастет, таким и останется до старости, маленьким и коротколапым.

Разумеется, Дурсли его взяли, кто же от бесплатной собаки-то отказывается?! Тем более, что маленький Бейли успел всем понравиться и полюбиться и за какие-то неполные сутки сумел стать членом семьи, став свидетелем таких значительных событий, как встреча и знакомство отца и сына. После ветклиники заехали в зоомагазинчик, где приобрели для нового члена семьи ошейничек с поводочком, коврик, мисочку для воды и несколько игрушек, не забыли и шампуни специальные собачьи.

Северус всё это пропустил, отсиживаясь в машине Вернона, страдая похмельем и тоскуя по хорошей порции антипохмельного. Потому что забыл дома, потому что не догадался прихватить с собой, потому что не думал, что напьется так, до синих пикси в глазах и вредных дятлов в затылках… или затылке? И ещё много разных «потому что».

И тупо уставился на запотевшую бутылку «Хобгоблина», лучшего английского пива, которую просунул ему в окно Вернон, сжалившись над страдающим родственником. Холодное, восхитительное, живительное пиво, нектар богов! Пара глотков и свершилось чудо — прояснился взор и исчезли противные болючие дятлы.

Это лето Северус провел вместе с сыном. Целых два месяца они посвятили друг другу, совершая длительные прогулки и поездки во все доступные туристические места Лондона. Но, честно говоря, это оказалось не очень-то здравой идеей, потому что Гарри оказался слишком маленьким для больших эмоций. Прокатившись на «Оке Лондона» и посмотрев на город с высоты птичьего полета, Гарри вскоре устал, начал клевать носом и тереть виски, отчего-то у него голова разболелась.

Было у мальчика и приключение, сравнимое с подвигом. Пригласили Петунью по пошивочным делам на восьмой этаж лондонской высотки, Северус в тот день отлучился, и Петунье пришлось взять Гарри с собой. Сначала попили чай у заказчицы, потом женщины, мило щебеча о материях и кройке-шитье, удалились в спальню хозяйки. Гарри остался на кухне с блокнотиком, в котором он старательно около получаса рисовал портрет Бейли, пытался, во всяком случае. Бейли вышел у него корявеньким, но вполне узнаваемым.

Устав от рисования, Гарри бесцельно побродил по огромной пятикомнатной квартире с длиннющими коридорами. Заглянул в спальню, посмотрел, как мама Пэт подгоняет платье по размеру своей клиентки, подшивает-подкалывает булавками-иголками. Его заметили, и полноватая мадам посоветовала Гарри погулять во дворе, покачаться на качелях. Гарри соблазнился и так и сделал, вышел из квартиры и спустился во двор. Здесь было пусто и пыльно. Железные качели оказались слишком высокими и тяжелыми для него, семилетнего крохи.

Побродив по скучному пыльному двору, усаженному желтой и белой акацией, Гарри заскучал пуще прежнего — ну до чего каникулы тоскливые без папы и Бейли! Что называется, мысленно плюнув, Гарри решил вернуться в квартиру. Вот тут-то перед ним встала загвоздка — он испугался лифта. В первый раз он прокатился наверх с мамой Пэт, вниз его проводил старичок, зашедший в лифт на том же этаже — мадам попросила его сопроводить во двор вот этого милого малыша.

Теперь же милый малыш чувствовал себя действительно малышом — маленьким, перепуганным и беспомощным. Кабина лифта, шахта, решетка, всё это откровенно пугало. Гарри ка-а-ак представил, как он заходит внутрь, как за ним с жутким лязгом и дребезжанием съезжаются-сходятся эти две решетчатые створки, да ка-а-ак поедет вверх эта вихляющая железная коробка… А под ногами… пропасть лифтовой шахты!!! На черт знает какую глубину. Сглотнув, Гарри попятился. К тому же нету у него уверенности в том, что он знает, на какую кнопку нажимать, и не факт, что дотянется. Испугавшись окончательно, Гарри метнулся к лестнице. И буквально пролетел все лестничные пролеты вплоть до восьмого этажа, благо дверь запомнил, черная такая, с медными клепками, сложившими ромбики на черном дерматине…

Таков был подвиг маленького Гарри — на одном дыхании взлетевший на восьмой этаж. Зайдя в квартиру, Гарри только теперь почувствовал, как бешено стучит в груди сердечко и колет в боку. И вяло удивился тому, что так быстро пробежал такое расстояние.

Поняв, что городские пейзажи никак не манят маленького любознательного мальчика, Северус сдался и спросил, где же в таком случае он желает гулять? Гарри оценивающе-придирчиво оглядел высоченного папу, кивнул каким-то своим мыслям, уверенно взял отца за руку и повел в свой мир.

Глухие заборы на задворках домов Тисовой улицы, поросшие лопухами и терном, превратились в глубокие непролазные ущелья с водопадами и пропастями-провалами. Лопухи с репейниками и прочими сорными травами стали тропическими джунглями. Простая лужа в широкой канаве открылась для Северуса с новой стороны — в ней была своя маленькая жизнь. Гарри лег в высокую траву и попросил папу лечь рядом. Северус удивился, но снизошел, прилег и по просьбе Гарри уставился на самую обычную, на первый взгляд, лужу.

— Смотри, пап, смотри. Конькобежец!.. — шепнул Гарри. Присмотрелся Северус — ну и что? Простая водомерка, скользящая по водной глади… Сюда проскользила, туда юркнула, кружок, восьмерка… Снова по кругу. Северус улыбнулся — и правда конькобежец.

— А там лошадка, папа, смотри, под водой, у самой поверхности… — показывает Гарри пальчиком. Северус присмотрелся. Большая глазастая голова, как у кузнечика, шесть страшноватых колючих лапок, светло-серое тельце и совсем не похожее на лошадку. О чем он и сообщил сыну:

— Разве это лошадка?

— Нет, конечно, — согласился Гарри. — Просто так называется личинка стрекозы.

Северус зябко передернулся и признался:

— Не знал я, что стрекозы из таких страшилищ вырастают.

Но так или иначе, а маленький мир сына понравился Северусу. Он полюбил эти вечерние прогулки, неспешные, теплые и полные разнообразных открытий самых простых вещей. Гарри, как маленький волшебник, открывал отцу новые грани неизведанного, по-детски доказывая, что чудеса — рядом, удивительное скрывается в простом, и огромное — в малом. Надо только присмотреться…

Примечания:

Бейли.

https://sun9-58.userapi.com/aEhdNFzqKs7ZgJcOS_Fi9W9TZO_Oe0psJ2QwbA/zedGrGH3Ggw.jpg

С началом осени и учебного года Северус вернулся в Хогвартс. Мысль о расставании с сыном едва не убила его. Ну как же так?! Столько лет не виделись, только-только познакомились, подружились, и вот на тебе — новая разлука! О мир, как ты несправедлив!..

Ну, Северус, может, и убивался-переживал по этому поводу, а Гарри воспринял разлуку более спокойно. Ему предстоял переход из подготовительных классов в младшую школу Литтл Уингинга, которую он будет посещать до одиннадцати лет, а там его ждала старшая школа-пансион Хай Камеронс или Смелтинг. Так что ему некогда было горевать, его ждали знания, новые знакомства и новые учителя. Да и в папе он теперь уверен: отец существует и будет его навещать. Как ребёнок, Гарри был гибче, чем взрослый, и по-своему, совсем по-другому, относился к проблемам.

Покидая Литтл Уингинг, Северус заглянул к старухе Фигг и забрал с карниза окна зачарованную иглу, благодаря которой миссис Фигг в упор не видела Северуса. Ей два месяца казалось, что маленький Гарри гуляет с гувернером, по крайней мере, именно эту мысль внушала ей заговоренная иголочка. И в письме Дамблдору она описывала Северуса как полного блондина приятной наружности со странным акцентом, не то французским, не то бельгийским… а звали его месье Шпрот.

Ведь Северус знал Арабеллу Дорин Фигг, состоящую в ордене Дамблдора, в отличие от магглов, видел её книззлов именно книззлами, а не мифическими мейн-кунами. И заподозрил, что она неспроста там живет, в такие совпадения он не верил.

Дамблдор встретил его злобным молчанием — ему совсем не понравилось, что его послушный карманный Пожиратель исчез на целых два месяца и не давал о себе знать. На его подозрительный вопрос — где он был? — Северус не менее злобно ответил, что искал василисков. Дамблдор поперхнулся:

— Северус! Кхе… Зачем?!

— Как зачем? — сварливо рыкнул Северус. — Мне яд его нужен, чтобы уничтожить… сами знаете чего и чье.

— Но зачем его искать, если… — и запнулся, прикусив язык, в ужасе взирая на зельевара. Северус нехорошо прищурился. Вкрадчиво прошелестел:

— Ну-ну, договаривайте, Альбус, договаривайте. Что «если»?

И глазами в глаза вонзился, уже привычно листая воспоминания старика…

Раскуроченный туалет, из прорванных труб тугими струями хлещет вода, заливая грязный пол. Шестнадцатилетний Том Реддл замер над телом полноватой девушки, её застывшие невидящие глаза смотрят в потолок сквозь толстые линзы очков, в груди зияет выжженная дыра. Том обернулся к Дамблдору-из-памяти и отчаянно крикнул:

— Я не хотел! Вы же сказали, что он послушается, что я змееуст, что я смогу с ним договориться!..

— Где змей? — отрывисто бросил Дамблдор.

— Не знаю. Наверное, в логово вернулся… — и Том равнодушно махнул в сторону центральной раковины.

— Что здесь произошло? — наконец-то догадался спросить Дамблдор.

— Он напал на меня… — тяжело дыша, ответил Том. И кивнул на тело: — Но она прикрыла меня собой! — помедлив, Том вдруг сорвался в крик: — Эта змея не понимает змеиный язык!!!

Вырвавшись из памяти, Северус мрачно спросил:

— Что вы хотели с ним сделать? Зачем вы попросили Тома вызвать василиска?

— Я хотел убить его, хотел избавить школу от древнего чудовища. Я подумал, что раз Том змееуст, то он должен… сможет с ним договориться. Я же не знал, что змея нападет на змееуста! — прочастил Дамблдор.

— Ясно… — отстранился Северус. — Благими намерениями… как и всегда, впрочем.

Как открыть дверь в Тайную комнату, слизеринский декан и профессор зельеварения обдумывал долго и очень обстоятельно. А пока он думает, мы с вами спустимся к василиску и постараемся разобраться в том, что это за змей такой, не понимающий змеиного языка…

Сначала мы его рассмотрим. Со всех сторон. Длина его примерно двадцать метров, толщина — с греческую колонну. В кольца его тело не скручивается, разве что хвостовая часть полукругом ляжет на полу. Верхнюю часть туловища он держит вертикально. Цвет шкуры неравномерно окрашен в зеленый и голубой, голову его сзади украшает костяная корона, вернее, гребень, из-за чего создается отдаленное сходство с петухом. Теперь всмотримся в его желтые глаза… Не бойтесь, сейчас они на предохранителе. Видите зрачки? Они черные и круглые. А теперь вспомним немигающее око змеи: взгляд холодный и зрачок — вертикальная щель…

И ещё, какой бы самой большой ни была змея во всем мире, её длина едва ли достигнет десяти метров. Ну, разве что азиатский сетчатый питон, который якобы дорастает до двенадцати метров, не более. Но даже если людям и доведется поймать такую змейку, её вес всё равно никогда не превысит ста пятидесяти-двухсот килограмм, а толщина её тела всегда будет чуть потолще мужского бедра. Но никак не с колонну в два обхвата.

Надо сказать, что измерить змею не так-то просто. Удобнее всего это делать, разумеется, когда она вытянется во всю длину. Но для большой змеи такая поза совершенно противоестественна; некоторые из них просто не в состоянии её принять — им нужно загнуть в сторону хотя бы самый конец хвоста, чтобы иметь опору. Добровольно такое сильное животное не даст разогнуть себя для измерения. У мертвой же змеи тело обычно костенеет настолько, что произвести измерение еще труднее. Если же судить о длине змей по их поступающим в продажу кожам, то очень легко впасть в ошибку: ведь эта кожа продается на метры, и поэтому, пока она свежая, ее можно растянуть в длину на двадцать процентов, а то и больше. Змееловы частенько пользуются таким обманом, чтобы подороже сбыть товар.

С размерами мы разобрались. Перейдем к шкуре. Она, как и у всех рептилий, чешуйчатая, но не по-змеиному, а, скажем, по-драконьи. Чешуйки круглые и слегка заостренные и накладываются друг на друга внахлест, как у рыбы или у того же дракона. И они очень красивые: нежно-голубые и малахитово-зеленые. При движении гибкого длинного тела они переливаются и мягко отсвечивают перламутром.

Гиганты змеиного царства — единственные крупные животные на Земле, не обладающие голосом, как, собственно, и все остальные змеи. В лучшем случае они могут шипеть. Змеи не только немы, но и глухи. Звуковых колебаний воздуха они не воспринимают — у них нет для этого ушей, как у других животных. Зато они прекрасно воспринимают любое, даже самое незначительное сотрясение почвы или подстилки, на которой они отдыхают.

К тому же эти глухонемые гиганты еще и плохо видят. Глаза их лишены подвижных век, а защищающая глаз прозрачная кожистая пленка во время каждой линьки отделяется вместе со всей кожей и снимается, словно стекло с часов. У змеиного глаза отсутствуют мышцы радужной оболочки, следовательно, зрачок не может сужаться при ярком освещении и расширяться при тусклом. На изменение освещения глаз змея едва реагирует: хрусталик в нем не может выгибаться, как у нас, что лишает змей возможности по желанию тщательно разглядывать предметы, расположенные на близком или далеком расстоянии. Чтобы рассмотреть что-либо, змее приходится двигать всей головой то вперед, то назад. К чему вся эта лирика?

А к тому, что наш василиск прекрасно слышит, очень хорошо видит и имеет громкий голос.

Изучим голову нашего василиска. Она совершенно не змеиная, она треугольная и очень похожа на голову динозавра велоцираптора. И то только потому, что его пасть полна зубов — острых и длинных. Тонкие изогнутые сабли. Зубы питона и удава — мелкие и обращены назад, прочие ядовитые кусачки, вроде кобр, гадюк и гремучек, снабжены двумя клыками в верхней челюсти.

У него есть ушные отверстия, расположенные по обеим сторонам затылка, аккурат за-над челюстями. И шкуру он не сбрасывает с глазами, а линяет, как ящерица, кусками. Процесс протекания линьки у ящериц происходит постепенно, и старый покров сходит лоскутами, которые могут подолгу висеть на их телах.

Итак, голова не змеиная, а вполне себе вараноподобная, то есть, грубо и прямо говоря, у василиска — голова ящера. И языком он не стреляет, в отличие от тех же варанов и змей… Его язык, толстый и широкий, сейчас высунут на манер собачьего, глаза закрыты веками, а голова наклонена вбок, потому что по горлышку его чешет мальчик. Это рыжий коренастый подросток по имени Чарли Уизли, ему пятнадцать лет.

Чарли и василиск познакомились четыре года назад. Полненький и грустный, одинокий Чарлик бродил по заброшенной части замка. Закончились каникулы, полные приставучего и вредного Рона и вечно ревущей Джинни. К старшему и ехидному Биллу не хотелось приближаться и на пушечный выстрел, так же как дома не хотелось подходить и к младшему занудному Персику. Подойдешь к нему и пропадешь на целый час или весь день: Перси будет задавать миллион вопросов по одному и тому же предмету, например, про Гремучую иву, про которую он столько слышал от старших братьев: почему она гремучая, сколько у неё ветвей, какими ветками она бьет, какие ветви бьют сильнее, а какие — слабее, почему она не ходит, как энт, ведь она же энтица, и ещё сотни две таких же вопросов касательно ивы. Даже представить страшно, что он будет спрашивать, когда вживую увидит легендарное дерево в год поступления в Хогвартс.

Друзей за прошлый год Чарлик не завел. Поняв, что ему интересны только животные, от него постепенно отсеялись все знакомые, оказалось, никого особенно не привлекают истории о драконах и вивернах, которых Чарли Уизли хотел бы завести. Единственный человек, который соглашался послушать о чудищах, был Хагрид. Но он был взрослый и много работал, исполняя обязанности лесника. И Чарли понял, что он одинок не только в семье, но и в школе, где никому не было дела до его интересов…

В этой части замка, куда он забрел по тропе одиночества, было пусто и сумрачно. Здесь даже факелы не зажигали. Древние стены были толще, чем положено, потолки и двери выше обычного, временами Чарли казалось, что в этих помещениях располагались не совсем люди, а какие-нибудь великаны и тролли. Коридоры шире, двустворчатые двери высотой в три метра… Чарлику стало вдруг интересно, и он с любопытством принялся заглядывать за каждую дверь, благо они были незаперты.

У магов нет обыкновения вешать предупреждающие таблички типа «Огнеопасно!» или «Вход запрещен!». Зачем? Если надо, они предупредят на словах, мол, коридор третьего этажа закрыт для тех, кто не желает умереть насильственной смертью. Так что Чарли Уизли оказался совсем не подготовлен к тому, что за одной из дверей, прямо за порогом, будет яма. В которую он и шагнул, глазея на стены. Падение было неожиданным и коротким. От смерти его спасло то, что под полом находились залежи песка и пыли, заросшие неприхотливой сорной травкой, имеющей привычку заселять брошенные бассейны и подвалы.

Придя в себя от пережитого испуга, Чарли начал обследовать стены своей нечаянной темницы. И вскоре пришел к неутешительному выводу — он в полной жопе. Прости меня, мама, я знаю, что ругаться нехорошо… но ты сама сможешь подобрать другое слово для обозначения этой задницы? Чарли сердито пнул ближайший камешек. Ну, и как отсюда выбраться? Он мелкий второклашка, растущий в ширину, а не в высоту, но даже и долговязый Билли отсюда не вылезет — до пролома в полу-потолке… ммм-м-м… высоко, короче. По стенам, по этим выступам в кладке, конечно, можно залезть, но по потолку подобно мухе он пока не научился лазить, чтобы добраться до пролома у двери сверху… А из заклинаний знает только Левиосу, Люмос и Алохомору, и почему-то он уверен, что ни одно из этих заклинаний не поможет ему выбраться из подпола.

Пригорюнившись, маленький человечек присел на камушек, оперся о колени и подпер подбородок кулачком, синими глазами сверля дыру в потолке. В неё виднелась открытая дверь и часть стены, и больше ничего. Через час плена настроение у Чарлика упало на уровень ниже, когда он додумался, что искать его будут только после отбоя, а до него ещё много времени. Заворчавший желудок подсказал ему, что сейчас время обеда. Ну, без еды он до завтра, допустим, не умрет, но как же это будет неприятно — сидеть здесь в темноте и голодному…

Ещё через час Чарлик откровенно заплакал, понимая, что чертово время тянется как резина, говоря по-маггловски. К тому же он начал подозревать, что в эту часть замка едва ли заглянут в ближайшие пару суток. Ведь он много раз тут бывал и ни разу не видел никого другого, никому неинтересно было соваться в заброшенные катакомбы, это он один такой уникум… Додумавшись до этого, мальчик разревелся в голос, в буквальном смысле собираясь себя похоронить.

Раздался шорох, и с потолка на его голову и плечи посыпались мелкие камешки и песок. Чарли резко поднял голову и, вскочив, обнадежено закричал, почти не веря в чудо:

— Помогите! Пожалуйста, помогите мне, кто нибудь!

В проломе-отверстии в потолке мелькнуло что-то огромное. Потом это что-то просунулось в отверстие, и Чарли подавился воздухом — на него взирала драконья желтоглазая харя. Медленно открылась страшенная пасть, обнажая частокол сабельных клыков. Задушено икнув, Чарли попятился, дракон проследил за ним взглядом и тихо, вопросительно рыкнул:

— Ррр-р-ры?..

— Помогите… — прошептал Чарли и зажмурился. Да, он любил драконов, обожал их, восхищался ими, когда читал про них, собирал игрушки и фигурки, мало-мальски похожие на драконов и виверн. Даже видел в зоопарке, куда его и Билли водил дядя Фабиан. Чарли до сих пор помнил того дракона — валлийского зеленого. Но встретить одного из них здесь, да ещё и без решетки между ними…

Зашуршало громче, гуще посыпались сверху песок и камни, Чарли съежился в комочек, понимая, что дракон спускается за ним. А вот и зубки. Мальчик обреченно вздрогнул, ощущая, как вокруг него смыкаются челюсти. И поднимают его наверх. А потом он ощутил себя лежащим на полу. Ничего не понимая, Чарли открыл глаза и сел, осмотрелся и поспешно отодвинулся подальше от края дыры, ударился о стену и… о бок существа. То, что он принял за дракона, оказалось василиском. Или, вернее, его подвидом, кокатрисом балиониском, то есть змееподобным петушиным василиском. Уж в чем в чем, а в этом Чарли соображал, в драконьих породах, как в своих пальцах, разбирался. Поняв, что существо спасло его и кушать не собирается, Чарли приободрился и обошел зверя по кругу, внимательно оглядывая своего спасителя со всех сторон. И пришел к однозначному выводу — это очень красивый зверь.

С того дня и началась тайная дружба мальчика Чарли и василиска, которого он назвал Лучиком. Он пришел во тьму, в самый печальный и темный час отчаяния, и осветил его светом спасения, проглянув сквозь тучи лучиком надежды. И я согласна с маленьким Чарликом, для него это действительно было так. За четыре года Чарли и Лучик обошли-обползали весь замок сверху донизу и вдоль и поперек.

Да, простите, долго мы василиска разглядывали, Северус уже сто раз придумал, как открыть дверь в Тайную комнату… Ладно, придумать он придумал, а вот осуществить свой план ему не скоро удалось. Потому что, в отличие от прижимистого Дамблдора, Северус не стал делать из этого сверхсекретную тайну. Для начала он оповестил сотрудников Отдела Тайн о том, что собирается открыть Тайную комнату Салазара Слизерина с целью выманить оттуда Ужас — василиска и, если получится, пленить и добыть его яд. Свежий яд василиска — это крайне редкий и ценный ингредиент, и поэтому маститые зельевары толпами рванули в министерство — столбить-бронировать-покупать места в очереди и порции яда в гранах и унциях…

— Пропустите, пропустите! Я заказывал лот сто семнадцать, он ещё не продан? Хвала Мерлину!

— А мой, сто третий? Я ещё унцию драконьей желчи заказывал, я там записан…

— А зубы василиска здесь продают? Нет? Эх, зря я сюда из Антверпена приехал…

— А кожа? Ну хоть кусочек.

— Глазной нерв василиска где достать? Для палочки, сын просит…

Дурдом, в общем. Хаос и сутолока, взлетают-падают цены, народ волнуется-кипит, вопли стоят до небес, всем интересно, никому не скучно, все при деле. Как и всегда, когда спешно снимают и делят шкуру с неубитого ещё медведя. Ажиотаж достиг апогея, когда Северус объявил день открытия дверей… тьфу, Тайной комнаты, простите.

Второе воскресенье сентября, солнечный ясный день. По коридорам идет радостно-возбужденная толпа, шестеро дюжих мужчин несут огромное полотно в дубовой резной позолоченной раме. На картине маслом выписан живой портрет Корвина Мракса (ХVII-XVIII вв.), последнего змееуста, закрывшего Тайную комнату, согласно табличке, привинченной к низу рамы. Картину сняли с панели в коридоре слизеринских подземелий, а узнав, для чего, обитатель внутрирамного пространства только глазки к потолку воздел скептически. Причину своего скептицизма он объяснил перед входом в туалет.

— А за мной нельзя было войти?

— Вы о чем, почтенный? — спросил Альберт Ранкорн, один из портретоносцев.

— За моим портретом есть более удобный вход в Тайную комнату. А в трубу я не пролезу! — чопорно пояснил портрет Мракса.

— А раньше вы не могли сказать, уважаемый? — сварливо придрался Ранкорн.

— А меня не спросили… — вредно протянул Мракс.

Трое братьев Уизли, семикурсник и староста школы Билли, пятикурсник Чарли и первоклашка Перси, тоже были очень взволнованны, каждый по-своему: Билли бдительно следил за порядком среди гриффиндорцев, пресекая малейшие попытки устроить свалку и неразбериху. Перси возбужденно подпрыгивал, задавая (пока себе и мысленно) миллион вопросов о василиске, о том, какой он, какого размера, как профессора его будут ловить и доставать из него яд? О, и где этот яд находится у василиска?!

Чарли переживал по совершенно противоположному поводу, а именно, как спасти друга, при этом не раскрывая его существования? Чем дольше он думал, тем больше понимал — никак. Подросток тревожно посмотрел на инициатора всего этого переполоха вокруг охоты на василиска, глянул на магов-мракоборцев, затянутых в прочную кожаную броню и тренирующихся быстро вытаскивать из чехлов палочки. Для разминки перед боем, так сказать.

«Но это же дико!» — подумал Чарли, представляя, как элитный отряд агрессивно настроенных бойцов будет швыряться убивающими заклятиями в совершенно безвредного Лучика… И чтобы не допустить такого абсурда, Чарли решил рискнуть секретом. Ловко снуя между плотно стоящих людей, благодаря навыкам квиддичного ловца, Чарли просквозил-просочился до Северуса и храбро подергал того за рукав.

— Простите, сэр!

Крайне изумляясь смельчаку, Северус обернулся и увидел рядом с собой коренастого рыжего подростка. От удивления он даже не сразу вспомнил, что его зовут Чарли Уизли. Вспомнив, осведомился:

— Вы что-то хотели, мистер Уизли?

— Да, сэр, — от отчаяния голос Чарли зазвенел, а его широкое, конопатое лицо покраснело. — Пожалуйста, не убивайте Лучика! Если вам так нужен яд василиска, то можно ли обойтись без таких крайних мер? Сэр, позвольте мне помочь вам, я просто позову Лучика и попрошу его дать сколько угодно яда. Уверен, он не откажется поплевать в чашку!

Заржавевшие от абсурдности услышанного мозги со скрипом провернулись, с трудом въезжая в рельсы. Лучик? Поплевать? Крайние меры?.. Вот ей-богу, лучшего времени почувствовать себя идиотом просто не нашлось. Северус с опаской покосился по сторонам, потом снова посмотрел в честное и простое лицо парнишки. В искренние синие глаза. И вспомнил маленький мир Гарри, его стрекозиных лошадок и конькобежцев, ущелья и пропасти на задворках домов Тисовой улицы. И крик Тома Реддла: «Эта змея не понимает змеиный язык!». Осторожно уточнил:

— То есть… вы общаетесь с василиском, мистер Уизли?

Быстрый кивок и слезы облегчения в глазах. Так. Ещё один вопрос, на засыпочку…

— А на каком языке вы с ним общаетесь?

— На английском, — с легким недоумением ответил Чарли. И добавил, видя недоверие в черных глазах: — Он не разговаривает, но прекрасно понимает, что я говорю, а на некоторые вопросы даже отвечает кивком головы или мотает ею в знак отрицательного ответа.

Пришлось сворачивать «ярмарку» и извиниться за случайно отнятое время. С такими же извинениями вернуть на место портрет Корвина Мракса. Потом ещё раз извиниться и попросить его любезности открыть проход за ним. Нарисованный аристократ из увядшего рода покочевряжился, пообижался, изображая смертельно оскорбленного — ну как же, в туалет чуть не запихнули! — и снизошел после серии новых извинений.

Винтовая лестница в бездонный колодец, круглая дверь сейфовой толщины, длинный зал с колоннами и мирный василиск, выползший навстречу. И шагнул к нему Чарли с протянутой в руке чашей для яда…

Северус с кротким удивлением смотрел, как василиск… весьма странного вида, надо сказать, не змеиного, а ящеро-птичьего, довольно миловидный, если можно так выразиться о рептилии, прикрыв глаза, старательно сцеживает в чашу вязкую слюну. Когда Чарли подал профессору полную посудину, Северус подозрительно оглядел малоаппетитную субстанцию и с горечью констатировал, что это действительно слюна, а не яд. О чем он разочарованно и сообщил:

— Мистер Уизли, мне нужен яд, а не слюни.

— Простите, сэр, — повинился Чарли и вернулся к василиску. Попенял тому, объясняя, что конкретно надо. Василиск в ответ оскалился и встопорщил гребешок. К профессору Чарли воротился в полном смятении и, чуть не плача, доложил:

— Сэр, простите, не получится. Он выделяет яд только для убийства жертвы… Э-э-э, при укусе.

Ну, логично, если подумать. Зачем же ещё хищнику тратить свои ядовитые ресурсы. Конечно, только на добычу, иначе и яда не напасешься, если он впустую будет капать с клыков. И что делать?

Учитель и ученик тоскливо уставились на нефритового зверя, размышляя о том, как же добыть порцию яда из живого василиска, при этом — и желательно! — не убивая его. А змейчик перед ними тем временем извиваться начал, и так шейку изогнет, и эдак, и глазами сверкнет, и клыком блеснет… Намекает на что-то. А на что — непонятно.

На горлышке его рисунок крестообразный из голубых чешуек сложен, смотрел-смотрел на него Северус, а в голове легенда маггловская всплывает, услышанная когда-то очень давно в церкви, куда его затащил папенька в момент трезвого просветления.

И словно заново услышал Северус глухой голос батюшки, читающего проповедь о святой Христовой ящерице, бегающей по воде аки посуху…

— Бежит она чрезвычайно быстро, так споро, что задние лапки лишь на долю секунды воды касаются… Это был сказ про василиска шлемоносного, а теперь, дети мои, перейдем к мифам, о коих ни единый смертный не слыхал. Миф сей о василиске, царе змеином. Сей гад всем вам известен как ужасный монстр, убивающий взглядом и имеющий помимо прочего ещё и ядовитый зуб. Именно василиску не хватило пары в ковчеге Ноевом, когда он приполз к пристани в день допотопный. Его, как и аписа, и Пегаса, и оникорна, развернули восвояси, а ведь сеи твари с парами пришли, окромя аписа, ибо внеземного он происхождения…

Обиделся венценосный гад василиск, и распорядился он, чтоб потомки его по воде ходили и не тонули! И исполнило Божье правосудие волю его!.. Опосля потопа выползли на берег дети его — ящерицы Иисуса Христа. Но лишились они самого главного своего дара — ока всевидящего и клыка ядовитого, стали они простыми гадами. Отомстил василиск человечеству, страшно отомстил…

Ибо дар его — невосполнимо утерян. Служитель Господень он был, видел бесов он и демонов. И карал он нечисть оком светоносным, прожигая и растворяя всё дурное и плохое. А чтобы видели его как Чистильщика Божьего, был даден знак ему на теле — крест Господень. И имя истинное было тогда у всех на слуху — Крестоносец. Чем сперначалу с уважением пользовались рыцари святого креста, а затем по истечении времену присвоили себе самозванцы для красоты слова.

Потом и сами истоки позабылись, весь люд мирской забыл о тварях-крестоносцах… Забыли змея христова с крестом на теле, аписа священного с крестом на челе, Пегаса с распростертыми крылами и собою олицетворяющим крест, оникорна, рисующего знамение крестное перед атакой рогом! Всё забыли!

Северус моргнул, возвращаясь в настоящее, сфокусировал зрение на василиске. Если верить словам преподобного отца, то змей-крестоносец обладал даром бессмертия, непорочного зачатия-возрождения и оком Истинного зрения. Сам не умирал, но избиению поддавался, то есть убить его можно. Яйцо с зародышем василиска извлекалось из тела мертвого петуха, сам петух яйца не может нести, так как нет у него для этого функций вроде яйцевода… отсюда и «непорочное зачатие». Под возрождением подразумевается поразительная регенерация ран, отрубленную голову он отрастить не сможет, но лапу или хвост — запросто, ящерица он или нет?! И наконец, око… Всё, что есть дурное и темномагическое в чем бы то ни было, испепеляется очищающим пламенем светоносного взора василиска. Причем побочные его подвиды, такие, как кокатрисы, могут окаменить свою жертву.

Есть ещё одно несомненное доказательство светоносности святого василиска: услышав его голос, с его пути во все стороны расползаются и прячутся змеи с пауками. Самому же василиску неприятен крик петуха, его, так сказать, биологического родителя, якобы петушиное пение навевает на него тоску как напоминание о том, что он рожден без матери. Ну, последнее утверждение довольно спорное — не с чего василиску горевать. Скорее, ему просто не по вкусу визгливые вопли каплуна в чувствительные уши…

Интересно, а крестражи он как будет уничтожать? Укусом или искрами из глаз? Вздохнув, Северус обратился к ученику:

— Вы сможете привести Лучика на опушку Запретного леса, там, где начинается тропа за хижиной Хагрида, мистер Уизли?

— Смогу, сэр! — с готовностью отозвался Чарли, желая исправить случайный промах с ядом.

— Прекрасно, мистер Уизли. Встретимся через час.

Благосклонно кивнув пареньку и поклонившись рыцарю-василиску сэру Лучику, Северус покинул Тайную комнату. Неспешно и долго взбирался по винтовой лестнице, потому что нельзя по ней скакать подобно горному козлу. Но как ни медлил он, экономя силы, к моменту выхода в слизеринский центральный коридор по вискам Снейпа обильно тек пот, всё же это изрядная физическая нагрузка: в течение пятнадцати минут сгибать ноги, поднимать бедра и напрягать икры, вознося себя вверх.

А когда он сворачивал в свой коридор, к своим покоям, по ушам ударила сигнализация. Она взвыла беззвучно, на ментальном уровне, настроенная на… Северус ругнулся и перешел на бег — кто-то проник в его кабинет! Влетев туда с палочкой наизготовку, он в первый миг ничего не увидел — кабинет был пуст. Почти. Окинув помещение взглядом, Северус выцепил вскрытый стол и только после этого обнаружил посторонний предмет.

Напружиненный до предела, зельевар скользящим шагом обошел стол и заглянул за него. Там на полу скорчился Дамблдор. С полувзгляда всё поняв, Северус добропорядочно сделал тщетную попытку хоть чем-то помочь. Но всё было бесполезно, старик перехитрил сам себя, отсрочив действие сигнализации, на самом деле она должна была включиться ещё полтора часа назад, то есть примерно в то время, когда он с Чарли спускался в логово василиска. Старый идиот воспользовался его отсутствием и просто отключил сигналку, а когда сам вырубился, сигналка включилась. Взвыла, когда было уже поздно вообще-то. Ну что ты за идиот, Альбус?..

Покачав головой, Северус перевернул Дамблдора на спину и мрачно посмотрел на его почерневшую правую руку, на среднем пальце которой зловеще поблескивало кольцо с темным камнем. А где шкатулка? А, вот она… шкатулка укатилась под стол. Приподняв директора, Северус прислонил его к тумбе стола, убедившись, что Дамблдор сидит прочно и никуда не заваливается, он выпрямился и, взмахнув палочкой, вызвал голосового Патронуса — голову лани.

— Поппи, срочно ко мне! У меня тут Дамблдор под проклятием.

Мадам Помфри глупых вопросов задавать не стала, а сразу же занялась пострадавшим директором. Северус стратегически отошел в угол и оттуда наблюдал за происходящим. Вскоре в кабинет вбежала Минерва, очевидно, она услышала сплетни портретов… Увидев же распростертого Альбуса в известно чьем кабинете, она моментально взбеленилась и тут же нашла козла отпущения. Вонзила колючие глазки в Северуса и заклокотала:

— Вы! Это всё вы! Я так и знала, что добром это не закончится! Сколько раз я говорила Альбусу, что бывший цепной пёс Лорда никогда не станет диванной болонкой! Чем вы прокляли Альбуса, Снейп?

— Да подождите вы! — прикрикнула Поппи. И озабоченно спросила: — Северус, что он у вас украл?

— А колечко. Вон то, на пальчике… — с наслаждением настучал Северус, с затаенным восторгом наблюдая за тем, как негодование на лице Минервы сменяется целой гаммой чувств: от понимания и смятения до отвращения с ужасом. К ним прибавилось омерзение, когда Поппи пунктуально уточнила:

— Это то самое кольцо, которое вы собирались уничтожить? Но как же так?.. — медиведьма глянула на пускающего слюни старика и укоризненно покачала головой в крылатом чепчике: — Ох, Альбус, Альбус… Что вы наделали? Зачем вы украли заведомо проклятое кольцо?

Северус развел руками.

— Соблазн — страшная сила.

Поппи вздохнула и, попросив разрешения у Северуса, вызвала через его камин целителей из Мунго. Двое дюжих парней в лимонных мантиях, не говоря ни слова, разложили принесенные с собой носилки, погрузили Дамблдора и вынесли из кабинета Снейпа. Третий, Гиппократ Сметвик, остался составлять протокол: вписал данные пациента и спросил:

— Чем его так приложило?

— Обычное охранное заклятие от воров, — поджала губы Поппи. — Из тех, что накладывают для защиты фамильных ценностей. А Дамблдор, насколько я успела понять, позарился на кольцо.

Оба они покосились на стол, где лежало то самое кольцо, снятое Поппи с пальца директора. Сметвик язвительно хмыкнул:

— Ну-ну. Дамблдоры никогда не отличались добродетельностью, что Альбус, что Аберфорт… Оба чудики те ещё. Да что там, далеко и ходить не надо, их папаша за убийство в тюрьме сидел, Аберфорту до сих пор внушения и штрафы шлют за жестокое обращение с животными, а после дружеских визитов Альбуса многие недосчитываются серебряных вещичек, в частности ложек и колокольчиков. У меня вот солонка пропала безвозвратно в семьдесят пятом году после его… хм, визита.

Минерва при этом поперхнулась воздухом. Ну да, ну да, не очень-то это приятно узнавать, что твой обожаемый шеф — самый настоящий клептоман.

Ушли медики. Северус бросил взгляд на часы, висящие над камином, и заторопился — пора, пора на опушку, Чарли с Лучиком его уже ждут… Спешно собрав вещички Темного Лорда в маленький саквояж, не забыв и кольцо в шкатулке, Северус покинул кабинет. Василиск приветливо зарокотал при его приближении, Чарли радостно улыбнулся профессору и, кивнув на тропку, заметил:

— Вы посмотрите, сэр, пауки убегают, а вон там минуту назад прополз рунослед, вот думаю, а не поймать ли его для вас? Они вроде в зельеварении полезны.

Северус присмотрелся: и правда, от них в глубину леса суетливо спешили уходулить мелкие акромантулята. И чего они так близко от школы делают?.. Словно прочитав его мысли, Лучик выстрелил головой и слизнул липким языком с тропы сколько-то паучков. Чарли и Северус одобрительно покивали на это и дали полную отмашку. Обрадованный Лучик рванул в погоню, а профессор с учеником неспешно направились следом.

— А куда мы идем, сэр? — спросил Чарли спустя пару миль. Северус потряс сумкой и пояснил:

— На луг идем, там, в глубине, есть такой. Надо подальше от школы отойти и уничтожить то, что здесь лежит.

Дальнейшие пять миль шли молча сквозь золото косых солнечных лучей и осенний листопад. Шуршала под ногами сосновая хвоя, катились случайно задетые круглые шишки, звонкими капельками сыпались птичьи бусинки-трели. Осенью леса обычно полны жизни благодаря урожаям, несколько раз Северус с Чарли наблюдали, как скопом накидываются на ярко-алую рябину стайки мелких пичуг, страстно ощипывая тяжелые грозди ягод. На нахальных юрких птиц яростно ругались линяющие белки, сменяющие сезонный мех и собирающие запасы на зиму.

Синие глаза Чарли смотрели на эти лесные тайны с присущим подростку восторгом, ему было интересно буквально всё. Иногда он задавал вопросы касательно названий птиц. Северус благосклонно отвечал, как зовется та или иная пичужка с яркой красочной манишкой на грудке, и обстоятельно объяснял, почему. За этими увлекательными разговорами время пролетело вдвое быстрее, и оба невольно удивились, когда вдруг обнаружили, что стоят на краю луга — цели своего путешествия. В центре обширного луга лежала приземистая покатая горушка, окаймленная каменной площадкой перед зияющим отверстием — входом в пещеру.

Осмотревшись, Северус двинулся через луг к той площадке, опустился на корточки и, развязав горловину мешка-саквояжа, вынул принесенные предметы. Аккуратно расположил их в неком порядке: чашу Пенелопы поставил в серединке, а вокруг неё разложил остальные, слева кольцо и диадему, справа дневник и медальон. Чарли почтительно наблюдал за манипуляциями профессора, стоя сбоку и чуть позади. Поодаль, на приличном расстоянии вытянулся в ожидании своей очереди сытый василиск. Наконец всё было приготовлено, Северус выпрямился и обратился к Лучику:

— Ты ведь знаешь, что делать?

Василиск важно кивнул, подползая ближе, потом понятным движением головы попросил Чарли и Северуса отойти подальше, во-о-он за те кустики… Его послушались, отошли, и не только за кустики, но и за деревья потолще и покрепче спрятались. И смотрели из-за них за действиями василиска. А тот принялся за дело, для которого и был рожден в незапамятные времена, для чего и был сохранен и спрятан мудрым Салазаром Слизерином в потайных катакомбах глубоко под Хогвартсом — для уничтожения вредных артефактов и темных сущностей. И надо сказать, он очень интересно это делал…

Для начала Лучик подобрал дневник и… стал его жевать. От удивления Северус неосторожно высунулся из-за дерева, чтобы получше посмотреть, а поняв, тут же убрался обратно за ствол. Лучик не жевал тетрадку, а кусал, выделяя яд и обильно окропляя им остальные предметы. Вместе с ядом на них капали чернила, исторгшиеся из сдохшего крестража… он, бедный, и пикнуть не успел. Так же Лучик надкусил и чашу с диадемой, как самые крупные из всех предметов. Кольцо и медальон оплыли, деформируясь в лужице яда, но на этом Лучик не остановился, да и Северус чувствовал, что не всё ещё… его левую руку начало колоть и жечь. Оглядев бесформенную кучку покореженных вещей, Лучик задумчиво кивнул своим мыслям, отстранился, красиво изогнувшись латинской буквой «S», и снял предохранитель с глаз, запустив в цель Х-лучи. Соприкоснувшись с ядом, невидимые лучи воспламенились, жарким ревущим пламенем охватывая кучку. Выжигая напрочь куски души.

Руку Северуса словно в кипяток окунуло, он, сильно вздрогнув, схватился за рукав. Чарли с тревогой смотрел на побелевшее лицо профессора, как тот, скрипя зубами, вжимается в дерево и изо всех сил старается не кричать. Сполз по стволу на землю… Чарли неосознанно выдрал из брюк кожаный ремень, сложил его и всунул в рот профессору. Также неосознанно Северус вцепился в него зубами, как бульдог. И зарычал — руку будто в кислоте варили.

Макнейр, по слухам, свою руку чуть не отрубил, благо топор всегда при нем, но не успел — потерял сознание. Малфой визжал и бился в истерике, раздирая в лоскуты рукав и остервенело царапая собственную руку. Кто-то откусил себе язык, кто-то раскрошил в пыль зубы и даже вывихнул челюсти, сдерживая крики… Так что спасительный ремешок из штанов Чарли был очень кстати. Черная метка Темного Лорда умирала долго и страшно, сводя с ума и забирая с собой самых верных последователей.

Завыла-заплакала над телом Барти Крауча верная Винки, и Краучу-старшему пришлось ломать голову, как и куда спрятать тело сына, который вроде как умер уже… Сошла с ума и впала в кому Беллатриса Лестрейндж. Зарыдал от счастья и сплясал «барыню» счастливый Антошка Долохов. Снова с потрохами выдал себя Питер Петтигрю, когда крыс Персика завизжал и заметался от боли и, не выдержав пытки, перевоплотился, став человеком. Случилось это на обеде посреди Большого зала. Благочестивый Билли, увидев данное непотребство, крайне возмутился и огрел крысоподобного типа хорошим таким Кофундусом, а профессора Кеттлберн и Флитвик любезно добавили Инкарцеро, спутывая тощего толстяка аки мумию.

И воспарила в небеса ничем не удерживаемая более душа Тома Реддла в далекой маленькой Албании.

Северус осторожно выдохнул, чувствуя, как отступает боль. Расстегнул и задрал рукава мантии и рубашки, посмотрел на руку — чистая белая кожа и никакой Черной метки. Поднял глаза и увидел перед собой внимательные лица Чарли и Лучика. Глубокомысленно сообщил им:

— Всё кончено, Темного Лорда больше нет.

Чарли и Лучик сделали вид, что поняли — старательно закивали. А на каменной площадке призывно заблестели реликвии основателей, избавленные от скверны в очищающем пламени святого змея и восстановленные заново его же огнем: крутобокая чаша Пенелопы Пуффендуй из червленого золота и синяя-синяя хрустальная диадема Кандиды Когтевран с серебряным орлом на навершии. Кольцо и медальон с дневником превратились в белый пепел, который медленно, словно бы раздумчиво, развеивал тихий осенний ветерок. И только камешек остался почти целым, маленький, черный и восьмигранный, его рисунок отныне пересекала трещина — память о пережитом очищении. Его не стали трогать, оставили в лесу. Позже пробегающая через луг косуля пнет его копытцем и смахнет в узкую ложбинку меж корней большой ели, и никем не узнанный Воскрешающий камень навеки исчезнет из мира и из памяти.

Это был странный день. И радостный, и печальный сразу. Окончательно умер Лорд Волан-де-Морт, сошли с ума и скончались больше половины его соратников. Целители в госпитале Мунго поставили заключительный диагноз-приговор Альбусу Дамблдору… не знаю, как оно по-магически называется, скажу лишь самое главное: в школу, на пост директора, Альбус не вернется. Никогда. Ибо сажать в кресло безмозглого мычащего дедушку, пускающего слюни и писающего в памперсы, уже как-то не актуально. Да и жить ему мало осталось, годиков пять-шесть…

Совету попечителей велели срочно собраться и найти нового кандидата на пост директора Хогвартса. Те смущенно-виновато и очень робко показали заявку от некоего Паладина Эймоса. Кто такой, когда баллотировался в директора, почему не знаем? Кто такой? Ну, вроде он не человек, а кто-то из сильфид или сидов, кто-то из обитателей полых холмов. В общем, волшебное существо. Заявка подана им очень-очень давно, в год, предшествующий году, когда выбор широкой массы пал на Дамблдора. Диппет не захотел, чтобы его на посту сменил нелюдь. Разумеется, это дело засекретили, поэтому о нем никто ничего не знает. Но заявка ведь ещё в силе? Мистер Эймос всё ещё ждет разрешения. Столько лет?! Да. И он будет ждать ещё столько же, он верен и упорен, как и все зверолюди, если понадобится, он будет ждать вечно, всегда. Борода и подштанники Мерлина, что за напасть нам на головы свалилась, куда мир катится?! Ладно, лешие с вами, пишите ему, зовите…

Таким образом, в Большом зале в среду третьей недели сентября учеников поджидало невиданное зрелище — стройный и высокий вельф, один из представителей древнего народа эльфов, он походил на человека, но очень и очень отдаленно, лицо его было покрыто бежевой шерстью, переходящие в короткую ухоженную бороду и зачесанные назад длинные волосы, также у него были кисточки на заостренных ушах. Широкий приплюснутый нос и раздвоенная верхняя губа вкупе с клыками, торчащими из верхней челюсти, придавали ему сходство со львом. Что-то забыла добавить? Ах да, глаза… светло-карие, почти желтые.

Студенты даже забыли про завтрак, стояли окаменевшей толпой и таращились на эльфа-оборотня. Это у них новый директор такой??? Ой, мама, верните лучше Дамблдора!

В желтых глазах сверкнули смешинки, когда директор посмотрел на студентов, поднялся с кресла и сказал негромким, чуть рокочущим голосом, обращаясь к детям:

— Меня зовут Паладин Ральф Эймос. Я прекрасно понимаю ваше удивление, но всё же скажу… — выдержав положенную паузу, он продолжил. — Я безмерно рад вернуться в школу, в которой учился три сотни лет тому назад со своими друзьями-однокашниками, троллем Буреломом и дворфом Морагусом, их давно нет в живых, но я их помню и буду помнить всегда… Они навсегда остались в моем сердце, и я намерен преподать вам знания о тех временах, когда в Хогвартсе учились вместе дети волшебников и троллей, гномов и фейри, и прочих маленьких народцев.

Ведь в мире магии живут не только волшебники, но и прочие расы. И мне крайне неуютно видеть, как всё больше и больше поколений молодых магов скатываются в пучину незнания. Я поставил перед собой важную миссию — объединить народы, большие и малые. Чтобы не было впредь недоразумений и ошибок, которые волшебники допускают лишь по незнанию. Благодарю вас за внимание. Прошу, начинайте завтракать.

В октябре Северус посетил Годрикову впадину, навестил могилу Поттеров. А возвращаясь, решил прогуляться мимо церкви. Тут-то он и увидел их, невысокую леди с толстой собачкой. Похожая на очень круглую муфту, псинка тяжко переваливалась с бока на бок, потому что лапки у неё были, мягко говоря, чуть выше уровня пузика. Покачав головой, Северус не удержался и сделал леди замечание:

— Пожалейте собачку, леди. Разве можно её так перекармливать?!

— Простите, сэр? — прищурилась девушка. — Вы что, не видите, что она… щенная? В декабре у неё будут щенки.

— О, прошу прощения! — Северус тоже прищурился, разглядывая собачку. — Это ведь пекинес?

— Да, — с гордостью подтвердила мисс. Северус приободрился.

— В таком случае, могу ли я рассчитывать на одного из щенков, желательно мальчика? Для моего маленького сына. Он с раннего детства мечтает о пекинесе…

Хозяйка беременной пекинески просияла:

— С радостью, сэр, одного я специально придержу для вас!

Примечания:

Пегас с раскинутыми крылами, олицетворяющий собою крест, по словам святого отца.

https://sun9-19.userapi.com/o4oGDHrro9WKTvki5V_gg9Ub8iowT5-WM7ofUw/vpy-c0p1hBs.jpg

Пять крестражей, собранные вместе...

https://sun9-62.userapi.com/7fNwVsX9oQDHJglsxQbiFfpqIre4h_e3PRftTA/SRdqZypc0rk.jpg

Лично Северусу было глубоко фиолетово, какой у них теперь директор. Ему от директора (любого) требовалось только одно — чтобы не мешал работать, а там хоть трава не расти.

При первом знакомстве с мистером Эймосом он, как и все, удивился. Пожимая шерстистую руку, почувствовал уважение, ощутив крепкое и энергичное рукопожатие нового босса. Вежливо кивнул на его доброжелательное: «Надеюсь, мы сработаемся!» И разошлись. Забыв друг о друге до новых встреч за профессорским столом в Большом зале.

Это поначалу. Потом-то обвалом рухнули реформы. С грохотом камнепада и мощью альпийской лавины. Нагрянули новые, с роду и ни разу не виданные в Хогвартсе предметы: география, математика, рисование для младших курсов, биология-зоология с какой-то геодезией для старших курсов… Обязательные искусствоведение и литкружок для всех. Минерву вон, валерьянкой отпаивали, когда та узнала, что это всего лишь изучение книг и картин, она-то думала, наоборот — Темные искусства и личный круг сатанистов. М-да-а-а, Минерва, совсем ты в Хогвартсе одичала, ты ж из магглов произошла, как можно литературу забыть?!

Прибавились чистописание и некие физические нагрузки вроде бега по кругу стадиона, его успешно заменило поле для квиддича, там же установили альпинистские горки для лазанья и карабканья — всякие лесенки-шесты-решеточки, имеющие странные названия «спортивные снаряды» и «турники». Кроме того, начали ремонт заброшенных частей замка. Оштукатурили стены, наложили новые полы-покрытия, провели освещение (факельное) и центральное отопление (каминное). Завезли и занесли мебель: столы-стулья-диваны. При виде семиметровых кроватей плохо стало всем. Весь профессорский состав присосался к валерьянке, когда стало совершенно ясно — великанам быть.

Часы факультетов, те самые, с рубинами Гриффиндора, сапфирами Когтеврана, изумрудами Слизерина и алмазами Пуффендуя, были упразднены напрочь. То есть сами-то часики на месте остались, а вот камешки перемешались во всех четырех песочных емкостях. Рядом с ними появилась грифельная доска и стол с огромным гроссбухом величиной с пиратский кодекс. Любопытствующие профессора и старосты заглянули в книжищу и обомлели. Отныне баллы причислялись не факультету, а отдельно взятому студенту. Теперь победы факультета зависели не от общих баллов, а от сплоченности и стараний самих студентов, в конце года их заслуги будут засчитаны и выставлены на всеобщее обозрение.

Трелони выставили с треском, так как было решено упразднить и прорицание. На её визгливый и истеричный вопрос:

— Простите, но как же уроки прорицания? Кто их будет вести?

Последовал чудесный ответ:

— Прорицанию не учатся. Это шарлатанство. Настоящим пророком надо просто родиться, это врожденный дар, и дается он не всем.

Трансфигурация… Минерва чуть не зарычала со злости, когда новый директор пришел в её класс с инспекцией. Она как раз вела урок у второго курса, показывала Феро Верту, заклинание, превращавшее живое некрупное существо в сосуд для жидкостей, сейчас для этой цели в роли подопытного кролика выступала экзотическая птица.

Вошел зверо-директор, постоял у стола, послушал её вступительную речь и нехорошо прищурился, когда учительница приступила к практике: стукнула по птице палочкой, и та с хрустальным звоном превратилась в высокий узкий бокал с очень тонкими стенками. При этом он опасно накренился, покачнулся к краю тумбы, крутанулся на ножке и вернулся в исходную позицию, ещё покачался и замер, заметно вибрируя.

Второклассники восхитились было красотой хрустального изделия и мастерством профессора МакГонагалл, как директор грустно спросил:

— А если бы он кокнулся?

Вмиг настала мертвая тишина. Но в родственниках Минервы, очевидно, был жираф Джон МакГонагалл… До неё ничего не дошло, и она привычно заклокотала:

— Ну и что? Это всего лишь птица!

— Согласен, — покивал желтоглазый нахал, почесывая широкую переносицу. — Это всего лишь живая птица! В мое время подобные трансфигурации проводили из дохлых ворон. Не могли бы вы сначала умертвить эту птичку, а потом трансформировать её во что угодно? Дохлой вороне хотя бы не больно превращаться… — тут он выпрямился, завел руки за спину и рявкнул: — Короче, не сметь превращать живое в неживое! А также несъедобное в съедобное.

Намек был понят. МакГонагалл прикусила острый язычок, вовремя сообразив, что этому зверюге ничего не стоит её уволить… Да запросто выгонит, и даже пинками.

Потом господин Эймос зачем-то начал вызывать к себе профессоров. Кеттлберн, Вектор, Синистра и даже мадам Пинс вышли из его кабинета какие-то оглушенные, если не сказать — офигевшие… Вызвал он и Северуса. Тот, подозрительный сверх меры и недоверчивый, как девственница перед брачной ночью, вошел в кабинет нового директора как сапер в заминированное здание. Вошел и быстро осмотрелся — всё та же круглая комната с подиумом со столом на нем. Те же полки. Только книг меньше, и побрякушки пропали, не было их теперь. У окна феникс на жердочке и верстак под ним. На верстаке разные вещи разложены-расставлены. Вельф поднялся из-за стола и вышел к Северусу, жестом приглашая подойти к окну.

— Здравствуйте, Северус. Посмотрите, пожалуйста, нет ли тут ваших вещей?

Удивленный Северус покорно склонился над столом, рассматривая предметы. И увидел вдруг свою серебряную ложку-мешалку для приготовления зелий с единорожьими ингредиентами. Кивнул на находку:

— Вот мое…

— Прекрасно! Забирайте… — сладко потянулся стройный вельф. И спросил: — Студента по фамилии Поттер знаете?

— Знаю… — осторожно ответил Северус, завороженно глядя на тонкое гибкое тело. На его плавные текучие линии-изгибы.

— Отлично, — выпрямился тот. — Остальные говорят, что не знают, что он давно отучился или ещё не поступил… В таком случае, передайте ему вот эту вещь. Она принадлежит Поттеру или его родственникам.

С этими словами директор подал Северусу небольшой мягкий сверток, развернув который, он в изумлении уставился на мантию-невидимку. Какого… Оглушительно загудела кровь в ушах, бросившаяся в голову, руки задрожали, мертво стискивая ткань. В глазах потемнело. Моментально сзади оказалось кресло, призванное Эймосом, куда он и толкнул обезумевшего Северуса, склонился над ним и потряс за плечо, встревоженно вопрошая:

— Простите, я не хотел, человече… Что случилось?

— Эта вещь могла спасти ей жизнь! — раненой белугой взвыл Северус, заходясь в судорожном плаче.

Ближний портрет с Диппетом хотел что-то сказать, но Эймос молча показал ему кулак, и старик заткнулся, так и не сказав ни слова. В течение нескольких следующих минут портреты и новый директор кротко слушали рыдания. Потом, когда они стихли и перешли во всхлипывания и пошмыгивания носом, Эймос подал Северусу стакан с водой. Тот взял его трясущейся рукой и отпил, виновато пряча покрасневшие глаза, чувствуя себя явно неловко от проявленной слабости. Но Эймос покачал головой и мудро заметил:

— Это не слабость, Северус, это понимание, которое пришло слишком поздно… — посмотрел на скомканную мантию на коленях Северуса и уточнил: — Я полагаю, мой предшественник присвоил её себе или просто не вернул вовремя?

— Да не спросишь его теперь, идиота с жареными мозгами! — зло выкрикнул Снейп, едва удерживаясь от того, чтобы не швырнуть стаканом в стену. Но сдержался, с неимоверным усилием сдержался, не желая падать в глазах директора ещё ниже, до уровня неотесанного варвара. Хватит и того, что он его истерику видел.

Помолчали, сосредоточенно разглядывая стол. Потом директор глухо кашлянул и словно нехотя заговорил:

— Со следующей недели ожидается поступление самой первой, «пробной» партии учеников-нелюдей. Два вельфа, один волвен, гролль и нэко. Если всё пройдет хорошо, то в дальнейшем в школу поступят младшие братья и сёстры наших пионеров-первопроходцев. Вы им поможете адаптироваться, Северус? В Минерве я не уверен, её саму придется на испытательном сроке подержать.

Северус с трудом уложил в голове полученную информацию и сдавленно спросил:

— Сколько лет этим детям?

— Резонный вопрос, — согласился Эймос. — Вельфам по сотне на пару наберется, но выглядят на десять-одиннадцать. Гроллю семьдесят, но по уровню развития он не превышает девятилетнего ребёнка, а девочке-нэко и волвену по одиннадцати лет исполнилось в этом году, как обычным детям. Правда, мальчик… его поведение далеко от человечьего, уж простите.

— И в чем это… выражается? — настороженно осведомился Северус.

— О, ни в чем таком предосудительном, уверяю вас! — поспешил заверить Снейпа Эймос. — Просто он чрезвычайно ласков в полнолуние, может начать ласкаться ко всем, что весьма не привычно для… на ваш взгляд.

Северус внутренне поморщился — ну вот… понаедут, и станет Хогвартс филиалом зверинца. Директор беззлобно цыкнул клыком и миролюбиво прибавил:

— Среди моих однокашников был даже боканон, и, уж поверьте, нам и нашим профессорам как-то не приходило в голову противиться его присутствию, хотя смердел он изрядно… Особенно на уроках Травологии, когда мы клумбы унаваживали, вонь боканона вкупе с драконьим навозом создавали те ещё ароматы… Многие спасались тем, что раньше срока обучались наколдовывать себе головные пузыри. И, несмотря на это, у Мансура всё же появились друзья, с которыми он проучился от звонка до звонка.

Видя на лице Северуса непонимание, директор снисходительно пояснил:

— Это демоны. Крайне безобидные азербайджанские, абердинские и грузинские демоны. Имеют две ипостаси, человечью и звериную, в обоих видах имеют весьма специфичное средство самозащиты. Говоря языком старенького бестиария… — тут он притормозил, вспоминая, и процитировал: — «Таковой в Азии обретается. Голова у него и тулово бычачьи, а на шее грива, яко у коня. Имеет рога, однако столь закругленные и так сильно назад выгнутые, что никому ими вреда причинить не может. Однако же защиту, коей природа поскупилась дать ему в рогах, она щедро восполнила в кишках. Видя себя преследуемым, боканон тылом к преследователям оборачивается и, громко пуская ветры, поражает оных вонию и испражнениями столь страшными, что очи на лоб вылазят, а волосы в завитки закручиваются, и к тому же на три мили вокруг. Упорнейший охотник от такового убегает и боканона преследовать более не решается».​‌‌​‌‌​

К концу цитаты Северус мелко-мелко трясся от едва сдерживаемого хохота, да и сам Эймос её со скорбным выражением лица договаривал, что обычно происходит при обратном, настоящем настрое эмоций. Бывают такие клоуны: читают со сцены с самым плачевным и трагическим видом и интонациями, а зал тем временем помирает от гомерического смеха.​‌​‌‌‌‌

Что ж, тактика сработала, настроение гостя поднялось на шкалу выше, и на мантию в руках Северус смотрел теперь не с таким похоронным чувством. Напротив, вспомнил кое-что…

— Знаете, господин директор, а Поттеров-то в живых и нет, пожалуй… — неуверенно сообщил он, сминая материю пальцами.

Эймос в ответ взял со стола толстый блокнот, пролистнул и, найдя нужное место, прочитал вслух: ​​​‌​‌

​​‌‌‌​ ​​‌​​​

— Подарить мантию-невидимку Гарри Поттеру в первое же рождество его поступления в Хогвартс, — оторвался от записей и вопросительно глянул на Северуса. Тот вздохнул. И признался:

— На самом деле Гарри мой сын, а не Джеймса Поттера, как все думают. Скажите, сэр… —  поколебавшись, Северус всё же рискнул попросить. — Теперь, после всего случившегося, ​​​‌‌‌мой сын может… может пойти в школу под своей настоящей фамилией? Его зовут Гарри Эванс-Снейп.

И дыхание затаил, вдруг испугавшись мимолетно — а не рано ли открылся-доверился? Сидящий на краю стола перед ним директор поднял на него очень серьезный взгляд с вековечной мудростью в них и одной-единственной фразой развеял все его страхи и сомнения: ​​‌​​‌ ​​​‌‌‌

​‌​​​‌ ​​‌‌​‌

— Я не Альбус Дамблдор, Северус. Я храню детей, а не гублю их жизни, играя ими.

​​‌‌‌‌ ​​‌‌​‌ ​‌​​​‌ ​​‌‌‌​ ​​​‌‌​ ​‌​​‌‌ ​‌​‌​‌​ ​‌‌​‌‌​ ​‌‌‌​‌‌ ​​‌‌‌‌

* * *

После ареста и допроса Питера Петтигрю всплыли новые подробности Хэллоуинской ночи и совсем не те, о которых знали широкие массы.

Оказывается, Дамблдор нарочно велел Поттерам спрятаться под Фиделиусом. Это было частью его Великого плана: заманить в ловушку сбесившегося Темного Лорда. Для этого Дамблдор выбрал одного из двух мальчиков, родившихся на исходе седьмого месяца. Невиллу повезло, он родился на день раньше Гарри и происходил из чистокровной семьи. Поттер же был так… отрезанный ломоть, ребёнок-полукровка, матерью которого являлась магглорожденная ведьма, и отец — чистокровный маг, но из угасшего старинного рода.

Услышав пророчество Трелони, Альбус Дамблдор поначалу не придал ему особого значения. Ну грядет какой-то там мессия, способный остановить Темного Лорда, ну отметит тот того как равного себе, ну и что? Однако к тому времени, когда родились пацаны, Лорд Волан-де-Морт совсем пошел вразнос, как террорист, он стал очень неудобен, помимо никому не нужных магглов начали пачками погибать и волшебники. А это ай-яй-яй как нехорошо, плохой мальчик, ты почто папу не слушаешься?! Пальчиком тут грозить было мало, пришлось подогнать события, подстроить их под то пророчество…

Осталось хорошенько подготовиться к рыбалке, закупить леску покрепче и наживку пожирнее да повкуснее припасти. Лесочкой послужили Питер и Сириус, наживкой — ребёнок Поттеров. И ведь клюнула рыбка! Поверил Темный Лорд в сказочку о младенце, Дитяти Пророчества.

Питеру досталась роль поплавка, курсирующего между рыбаком и рыбой. Весьма незавидное положение у него было: с одной стороны удочки его рыбак тягает, обещает зажарить с маслом, а с другой, со стороны крючка, на него акула скалится, сожрать однозначно рвется… И страшны-то оба одинаково, что Волдик, что Дамбик…

Бедняга Блэк послужил отвлекающим маневром. Он должен был принять основной удар на себя как Хранитель Тайны Поттеров, о дружбе с которыми не знали только склеротики и трехмесячные младенцы. Что ж, и ловушка, и отвод с приманкой сработали на ура и все сто. Пока дурак Блэк отвлекал общественность на себя, Томми-Лорд потрошил мозги Питу, выпытывая адрес Поттеров. И заявился к ним незваным гостем в памятную ночь. О смерти Лорда и Поттеров Сириус и Беллатриса узнали одновременно и рванули мстить каждый своим: Блэк в погоню за Питером, а Лестрейнджи в компании Крауча-младшего — к Долгопупсам с Круциатусами наперевес… Почему к ним? А потому что ближайшие родственники Поттерам и Блэкам, бабка Августа приходилась доченькой Каллидоре Блэк, а та по цепочке отходила к папеньке Арктурусу Блэку, родоначальнику всея фамилии. Ну и началась вся эта каша из горшочка — чем дольше варится, тем больше пригорает и вылезает.

Кто взорвал улицу и прибил двенадцать магглов, узнали только теперь. Пит. Это всё сделал Пит. Но тогда, в начале всего хаоса, когда на землю ещё капали с крыш и ветвей ошметки мозгов и кровь убитых магглов, разбираться не стали — не до того. Спешно арестовали истерящего Блэка, подчистили-подмыли раскуроченную улицу, подтерли память уцелевшим магглам, параллельно сочинили сказочку для местного телеканала о взорвавшемся газе и слиняли.

На срочно собранном суде Блэк вышел из ступора и начал орать, что невиновен. Ну да, ну да, все они так, сначала губят жизнь, потом спохватываются и давай отбрыкиваться и бить себя пяткой в грудь, мол, не виноватый я, бес попутал!.. Естественно, Блэка никто не стал слушать, достаточно было и тех признаний, которые все слышали при аресте, когда он крикнул, что это он виноват в смерти Поттеров.

Ну, сейчас-то понятно стало, в чем конкретно он виноват, а именно в том, что поддался на уговоры Дамблдора — сменить Хранителя и переназначить на эту должность Питера Петтигрю. Никто ж не знал, что вскоре тот предаст Поттеров Темному Лорду…

Пересмотрели дело заново, подняли все архивы тех лет, поняли ошибки и тут же их исправили — амнистировали Блэка, оправдали по всем пунктам, а Пита Петтигрю во избежание всего приговорили к Поцелую, перестраховались, называется, от греха подальше.

А тут и Севушка с новым директором заявились, с заявочкой на узаконивание-усыновление сыночки. Метрика с именем папы за подписью Г. Сметвика и Ю. Тики… Столько боли-горя в глазах сотрудников Министерство Магии ещё не видело.

Дымились печатные станки, отбойными молотами грохотали литеры трафарета по барабанам, оттискивая колонки, колонки и колонки текста. Которые уже на следующее утро свежеотпечатанными буковками в номере «Ежедневного Пророка» донесут до широкой публики сногсшибательные вести о невиновности Сириуса Блэка, о том, что натворил Дамблдор во имя всеобщего блага, и как Мальчик, Который Выжил, стал Эвансом-Снейпом.

Реакция Блэка на последнюю новость была неоднозначной. Сначала он тупо и оглушено молчал, потом сложил газету, призвал бутылку «Огденского» и до-о-олго-долго высасывал из неё старый добрый виски, ища в нём истину. Нашел. На донышке. И после того, как вспомнил, сколько девок перетрахал Джим. При этом он не предохранялся, даже и слова-то такого — «презерватив» — не знал. А Лили, давайте будем честными и, положа руку на сердце, признаем, была молодой и красивой девушкой, полной жизни и страсти. И то, как вел себя Поттер с женой, было довольно предосудительным. Берёг её зачем-то и при этом жестко ограничивал в любви… Так что неудивительно, что его крестник странным образом трансформировался в Снейпа. А к кому ещё в постель-то лезть верной жене?

Всего этого кипиша Гарри не знал. Он жил. Ездил с Дадликом на школьном автобусе в школу за порцией знаний, дома прилежно делал домашние уроки, выполнял мелкие поручения мамы Пэт, смеялся над проделками Симоны и Бейли и ждал Рождества. Потому что папа пообещал взять его к себе на каникулы. На целых две недели! И чем ближе подползала красная рамочка к заветной цифре календаря, тем чаще Гарри охватывала радостная эйфория от прошедшего дня. Вот и ещё один день прошел, скоро папочка приедет!

И он действительно приехал, не обманул ожиданий маленького Гарри! Это был чудесный день, морозный и ясный. Гарри и Петунья выгуливали Бейли на Сонной улице, потому что она была самой спокойной во всем городке, здесь был сквер, в котором можно без проблем прогулять собаку, походить вокруг пруда, покормить уток. На дорожках постоянно сновали голуби и белки. Тётя Петунья сидела на скамейке и держала булку, от которой Гарри отщипывал кусочки и бросал голубям, и смеялся, глядя, как они соперничают с белками и Бейли. Пёс жадился и перехватывал куски хлеба. Рокотали голуби, токали-цокали белки, возмущенные нападками белого грабителя. Звонко смеялся Гарри, умиленно улыбалась Петунья.

Вот такую картинку застал Северус, придя в скверик. Постоял, наблюдая и чувствуя, как в груди расплывается благодарное тепло к тому, что он видел. А видел он счастливого и здорового сына и милую, самую лучшую в мире сестренку — Петунью.

Гарри увидел его и, взвизгнув, побежал к нему. Северус нагнулся и с улыбкой подхватил подбежавшего сынишку. Покружил, прижал к груди, горячо шепнул на ухо:

— Привет. Соскучился?..

— Дааа-а-а! — завопил Гарри.

Северус ласково рассмеялся, подошел к скамейке, поздоровался с Петуньей и сел рядом, поставив Гарри между колен. Поправил ему шапку и сообщил Петунье:

— Я всё уладил. Теперь Гарри и по нашим законам официально Снейп.

Потрясенно вскрикнув, Петунья крепко обняла его, прижалась впалой щекой к щеке, мимолетно поцеловала родственника и бывшего соседа. Отца её племянника. Северус кротко снес это вторжение в личное пространство, попутно сознавая, что Петунья — единственный человек после Лили и Гарри, которому он позволяет себя обнимать.

Гарри нетерпеливо заподпрыгивал, шлепая ладошками по папиным бедрам:

— Папа, папа, папа, папа, а куда мы поедем? А у тебя большой дом? А где?

Северус невольно расплылся в улыбке — какой Гарри смешной в своей детской непоседливости. И сказал ребёнку:

— Мы поедем в гости к волшебнику.

— Не к тебе? — Гарри разочарованно сдулся.

— Нет, не ко мне. Понимаешь, я сам в гости приглашен. Ну как, поедем?

— А волшебник настоящий?

— Самый настоящий!

День, когда в школу поступили дети магиков, стал очень знаменательным и волнующим для студентов Хогвартса. На их глазах возрождалась История. К тому времени все они перечитали-переслушали всё, что могли найти о былых временах. Из этих легенд, сказаний и прочих источников студенты узнали, что в Хогвартсе учились дети всех рас и народностей: вкупе с людьми-волшебниками за одной партой сидели гномы, эльфы, фейри, оборотни и вампиры, наги и нэко, гоблины и тролли. А в один временной период даже орки затесались…

И учителя-профессора были соответствующие, пару столетий детей учил эльф, который потом покинул бренный мир и ушел на какой-то Запад со всем Дивным народом. Прочие учителя — гролли, оборотни — сменялись, как и люди, пока совсем не упразднились, когда начались массовые гонения на магиков. Отчего произошел сей раскол, неизвестно до сих пор… Эпоха-то войн никогда не начиналась, она всегда была, всегда кто-то с кем-то воевал. Но, может, это случилось, когда гоблины подняли восстание? Кто знает… Во всяком случае, примерно в те времена из смешанных школ стали отсеиваться малые народцы. А потом магики и вовсе попрятались ото всех: и от людей обычных, и от волшебников. Ну, а некоторых и сами маги загнали в резервные земли пространственных складок — драконов, великанов, кентавров с единорогами и всех прочих волшебных тварей. И спрятали ведь, далеко и прочно, так хорошо спрятали, что люди через пару столетий позабыли о них, теперь кротко удивляются, глядя на изображения тех же единорогов, и вздыхают: эх, жаль, что это сказка!..

Итак. Настал знаменательный день. О нем было объявлено заранее, так что все сидели как на иголках и нервно ерзали, поджидая прибытия пятерых студентов-первопроходцев. Первых детей магиков за последние четыреста лет…

Встретить их и привести в Большой зал доверили Филчу, а не МакГонагалл. К табуретке со Шляпой встал сам директор, сжимая в руке пучок палочек. Списка не было, их имена Эймос помнил и так. Дрогнули и раскрылись дубовые двери, и вошел завхоз Аргус Филч в сопровождении пятерых учеников. Первым в глаза, конечно же, бросился приметный гролль, песочно-желтый и крупный, он очень сильно выделялся на фоне остальных. Девочка-нэко поражала наличием пушистых кошачьих ушек и хвоста, волвен выглядел самым обычным мальчиком, ничем не отличимым от всех таких же одиннадцатилеток, а парни-вельфы были уменьшенными копиями директора, востроухие и шерстистые. Северус даже подумал — а не дети ли это его? Но тут же понял — нет: во-первых, он бы сказал всем, а во-вторых, дети его хоть и узнали, но смотрели на Эймоса так же настороженно, как и на всех. Ясно, не отец он им.

Эймос начал распределение с девочки. Показал на табурет и позвал:

— Рейко Ватанабэ!

Кошкодевочка вприскочку подошла, стрельнула на директора озорными черными японскими узенькими глазками и села на табуретку. Хмыкнув, Эймос опустил на брюнетистую ушастую макушку старую Шляпу. После недолгого молчания та неуверенно изрекла:

— Гриффиндор!..

Северус покосился на Минерву — ну как она, переживет проказливого котёнка на своем факультете? На лице МакГонагалл застыло выражение испуга. Тем временем девочка, получив от директора палочку и ободряющую улыбку, всё так же, беззаботно-вприпрыжку, ускакала к своему столу, к застывшим гриффиндорцам, те тоже были в шоке — получить в свои ряды такого сокурсника… Эймос проводил её взглядом и вызвал следующего:

— Родерик Барней!

Подошел один из мальчиков-вельфов. Присел на краешек табурета и дождался вердикта Шляпы:

— Когтевран!

Его брат-близнец Аврелий отправился туда же. Остались двое, гролль и волвен, чье имя назвал директор, никто так и не понял… Уж больно обычным оно оказалось:

— Лейден Ламб!

На это ягнячье имя отозвался, как ни странно, гролль. Подошел вперевалочку и взгромоздился на табуретку, та натужно заскрипела под его немалым весом. Весь зал настороженно замер — какой факультет получит в ученики тролля?

— Слизерин!!! — заорала шокированная Шляпа.

Снейп выпал в осадок — что, простите?! Шок так или иначе прошел, и Эймос позвал последнего, почему-то очень ласково:

— Дерек Морган, иди сюда, мой хороший…

Кареглазый и крайне симпатичный каштанововолосый ребёнок подошел, застенчиво улыбаясь. Сел. Шляпа очень смущенно и почему-то шепотом выдохнула в зал:

— Пуффендуй…

В тот же вечер состоялся срочный педсовет, организованный Минервой МакГонагал и Помоной Стебль, оба декана просто-напросто спохватились и только сейчас сообразили, что ничегошеньки не знают о магиках. И теперь атаковали директора просьбами-вопросами прояснить их свойства, манеры и особенности поведения. Северус, подумав, решил тоже прийти и послушать, сам он в своем ученике тоже мало что понимал.

Ну, нормально вообще-то. Пока детки не прибыли, взрослые не переживали, наивно полагая, что уж они-то всё о магиках знают. Ну ещё бы, кто из нас задумывается о том, как выглядит и чем живет стандартный тролль? Что он кушает, что любит, чего боится? Задумывались? Нет. Вот и здесь, приехали детишки, живые, настоященькие, с запахами и потребностями, а не абстрактно нарисованные иллюстрации в книжках.

Первой на директора наехала Минерва, с разгону взяв проблемного быка за крутые рога:

— Эта… нэко. Что она такое?!

— Дочь японского посла Тагамо Ватанабэ, — сухо доложил директор, глядя на собравшихся. — Поведение сугубо человечье, пристрастия в пище — вегетарианские, любит морковь по-тайски, репу, но не откажется и от рыбы в виде суши и роллов.

— А мой? — робко спросила Помона, страшась услышать кровавых ужасов. Но…

— Дерек Морган — классический волвен. Когда-то их род служил королеве Виктории. Сейчас я не знаю, как обстоят дела с королевской охраной в настоящее время, может, кто и сторожит нынешнюю королеву… — раздумчиво сообщил Эймос. И деловито перечислил повадки конкретного мальчика: — Дерек очень спокойный и послушный ребёнок, проблем он обычно не доставляет. Однако вам следует быть осторожными в обращении с ним, не вздумайте его обидеть, это может очень плохо кончиться. Думаю, именно поэтому уважаемая Шляпа и отправила его на самый миролюбивый и дружный факультет. У меня будет к вам личная просьба, мадам Стебль, берегите мальчика, не позволяйте и, главное, не допустите, чтобы его случайно обидели. Предупреждаю — плохо будет всем!

Перевел взгляд на Флитвика и хитро прищурился:

— О ваших объяснять?

— Нет, — тоненько хихикнул Флитвик. — Пример я вижу!

Кивнув, директор переключился на Северуса.

— Тролли каменеют от солнечного света. Проследите за тем, чтобы Лейден не выходил на улицу в солнечные дни.

«Так вот почему Шляпа отправила его в подземелья!» — пронеслось в голове у Снейпа. Тут директор, видимо, решил добить их окончательно, потому что сказал самую страшную фразу:

— Кстати, я заметил, что всех ребят с каждого годового поступления едва ли набирается сорок-сорок пять. Почему бы вам не собрать все четыре факультета одного курса в одном классе?

Вот такие события произошли в последнюю неделю сентября. Потом был тяжелый месяц с новичками, приходилось привыкать к странному облику детей, подстраиваться под их интересы и потребности. И узнавать что-то новое и неизведанное с их стороны. Девочка-нэко, Рейя, страстно и бдительно опекала мальчика-волвена, за любой, малейший косой взгляд в сторону Дерека была готова порвать. Братья Барнеи, Рэли и Родди, всё время пасли Ягнёнка, так они называли своего друга-тролля. Глядя на них, другим отчего-то становилось стыдно, казалось бы, звери… а вот поди ж ты! Берегут друг друга пуще глаза. Людям бы у них поучиться так дружить! А то грызутся промеж собой за мифические границы, ядерные ракеты и водородные бомбы на города сбрасывают… целые хиросимы устраивают, гады.

Дерека, как выяснилось, и правда было опасно обижать. Потому что обиженный Дерек превращался в живой укор, мог смотреть на обидчика часами, сутками и неделями глазами побитого щеночка, зажимался и отказывался от еды, худел и таял заживо, да так, что самый худший из худших не выдерживал морального наказания и кидался извиняться. В полнолуние он становился просто лапушкой, забирался к кому-нибудь под бок, прижимался тепленько-тесненько и замирал блаженно. И не сметь его прогонять — превратится в умирающую собачку! Причем буквально, в серенькую лаечку с хвостиком-бубликом. И это ещё домашняя ипостась, в ярости разобиженные волвены превращаются в диких волков, но, к счастью, Дерека до дикого состояния пока не доводили.

Всё это вспоминал сейчас Северус, сидевший в вагоне междугородной электрички, увозящей его и Гарри из Литтл Уингинга. За окном мелькали виды Лондона, и Гарри, заскучав от каменных коробок-небоскребов, отвернулся от окна к отцу и, зарывшись под бок, начал задремывать.

Собственно, Гарри всю дорогу до Уилтшира продремал, оживляясь лишь при виде полей-лесов и фермерских лугов-выпасов с коровами и лошадьми. Овцы его интересовали поскольку-постольку, как существо лохматое и четвероногое. Похоже, Гарри очень любил животных, прямо жить без них не мог. Северус, выслушав очередные восторженные вопли: «папа, смотри, лошадка!», поинтересовался:

— Почему они тебе так нравятся?

Ответ Гарри был прост до изумления:

— Ну как же ты не понимаешь, папа? Потому что они — настоящие, никогда никого не обманывают. Они честные и… исти… искри… искренние со всеми, вот! — Гарри радостно засмеялся, найдя нужное слово, и продолжил: — Бейли такой простачок, папа, ты не представляешь, что он однажды отчудачил! Воровать у Симоны начал, представляешь?! Мы все в гостиной сидим, мама Пэт и дядя Вернон новости по телевизору смотрят, а мы с Дадли на полу играем, смотрю, а Бейли по холлу на кухню крадется, через плечо на нас смотрит и думает, что его никто не видит. Дурачок, правда? Мне становится смешно, и я кричу ему: Бейли, на место! Так он та-а-ак удивляется, пап, умора просто! Пугается, подпрыгивает и бежит на место, и на меня так потрясенно смотрит, не понимает, как это я так далеко вижу? Он, оказывается, плохо видит, мне дядя Вернон рассказал, что у собак очень-очень серое зрение.

С каким-то умилением Северус внимательно выслушал бесхитростный рассказ сына, по-настоящему ценя каждый миг, проведенный с ним.

Но вот и конец пути — они приехали. Сошли на станции, и Северус, желая лишний раз порадовать сынишку, предложил ему выбрать самый лучший фиакр и самую красивую лошадь. Гарри тут же потянул папу к ближайшему извозчику. Для него все лошади были самыми красивыми. Северус назвал кэбмену адрес до предместий Стокбрижда.

Доехали. Расплатились с кучером, с его разрешения погладили лошадку, сказали ей спасибо за то, что она их привезла. И пошагали по дороге, извилисто бегущей меж лесистых холмов. Вот и Малфой-мэнор. Северус посмотрел на сына — тот деловито топал вперед. Дошел до ограждения с предупреждающей надписью: «Дальше дороги нет!», прочитал и озадаченно взглянул на отца, молчаливо вопрошая: что всё это значит? Северус подошел и взял Гарри за руку. И Гарри увидел, как из синеющих сумерек проступают очертания великолепных ворот, а за ними загорелись огни самого настоящего, самого натурального, всамделишного замка! Первый шажок к чуду был сделан. Северус незаметно выдохнул — всё в порядке, Гарри не испугался, воспринял вполне адекватно появление замка из ниоткуда.

Кованые ворота с тихим перезвоном открылись, едва они подошли вплотную. И пока шли по широкой аллее, Гарри увидел ещё одно чудо… По дальнему лугу в клубах мерцающего в синих сумерках тумана проскакал единорог, сверкающий лунным светом и просто невозможный, удивительный и невероятный сам по себе. Восторгу Гарри, казалось, не было границ, его прямо распирало от счастья, его глазенки сияли ярче звезд, а с лица не сходила обалделая улыбка.

Мистер Малфой, высокий и стройный длинноволосый дяденька, напомнил Гарри толкиеновских эльфов из книжки «Хоббит, или Туда и обратно». Третье чудо, да.

Маленький и смешной Драко, сынишка мистера Малфоя, тоже произвел на Гарри впечатление. Пацанята с обоюдным интересом рассматривали друг друга, задавая тысячу вопросов и сами же на них отвечая…

— Привет, я Драко, а ты Гарри, да? Конечно, ты Гарри, папа обещал, что на Рождество ко мне приедет друг. Это ты, да? Классно, а то я боялся, что приедет какой-нибудь Маркус Флинт, Блейз Забини или Теодор Нотт! А я их всех уже знаю, и они скучные, особенно Маркус! Гарри, а тебе сколько лет? Как и мне, да? Мне семь, а тебе?

— Да, я Гарри, мне семь. А у тебя папа — эльф, да? А когда ты вырастешь, то тоже будешь эльфом, да? А я видел у вас единорога, он ваш? А как его зовут? А откуда он? Где вы его купили? Хотя единороги же нигде не продаются, чего это я! Драко, а ты всегда жил в замке? Я его сегодня в первый раз увидел, ты мне его покажешь? У меня есть собака, его зовут Бейли, и он такой смешной, представляешь, он у кошки нашей воровать еду из миски начал! Ой, а у меня ещё кошка есть, её зовут Симона, а у тебя кошка есть?

Поверх болтающих мальчишек обреченно переглянулись отцы — и как у них дыхания хватает выпаливать миллион слов в секунду?

Кошки у Драко были, только они назывались книззлами и для Гарри выглядели довольно странновато: огромные уши, как у каракалов, и голые львиные хвосты с кисточками на концах, при этом покрыты неравномерными пятнами, отчего походили ещё и на гиеновых собак… О чем Гарри и заявил:

— А это что, помесь такая, да? Скрестили львов, гиеновых собак и каракалов?

На этот сугубо детский вопрос взрослые так и не смогли ответить — фантазии не хватило. И пожалуй, только ребёнок может вот так классифицировать волшебных книззлов.

— Люци, я очень надеюсь, что у тебя нет крапов… — драматично шепнул Северус на ухо блондину. — Ты представляешь, что он спросит про собачку о двух хвостах?!

Люциус вздрогнул и торопливо заверил, что, кроме борзых и пирренейзов, у него никого нет. Однако полукровное происхождение заставило Северуса насторожиться при незнакомом названии собачьей породы. К счастью, это оказалась всего лишь здоровенная белая псина смешанных кровей, метис пиренейской и тирренской овчарок. Вот только… о тирренской овчарке Северус что-то не слышал.

Борзые привели Гарри в восторг, он прямо прилип к ним, восхищенно перечисляя самому себе и всем вокруг о достоинствах и статях дирхаундов — шотландских оленьих борзых. А увидев классическую гостиную, оформленную бронзой и темным деревом с настоящим графом в кресле да борзыми у ног, и вовсе впал в экстаз, пискнул, задохнувшись и ка-а-ак затараторил о всех картинах маслом и кинолентах, которые ему мама Пэт как-то показывала…

Драко ушки и развесил, заинтересовался, услышав новые и совершенно незнакомые слова: музей, картинная галерея, кинозал, кино, фильмы и прочие маггловские наименования. Начал переспрашивать, удивляя Гарри своей дремучестью. Задумался Гарри, подошел к папе и опасливо зашептал, приблизив свое личико вплотную к папиному:

— А почему Драко не знает про электрическую лампочку?.. А в этом доме вообще электричество есть? Что-то я не вижу нигде выключателей… Тут везде свечки стоят и факелы ещё… а в коридоре я видел газовые рожки…

Северус прижал к себе Гарри, подержал вот так, потом посадил его рядом с собой на диван и начал осторожно вводить сына в мир магии.

— В этом доме живут волшебники, поэтому здесь естественное освещение и отопление: свет из окон, свечи и факелы, камины и газовые рожки. Магия не ладит с электроникой, они конфликтуют между собой. Магические потоки при колдовстве очень сильно фонят, и электроника от этого сбоит, ломается и портится. Понимаешь?

Гарри покивал и воодушевленно поделился своими знаниями:

— Ага! Я видел это по телевизору, папа. Лампочки лопаются и тостеры взрываются, когда шальные духи начинают шалить на кухне, они полтергейстами называются!

— Ну какой ты у меня умный! — и Северус в порыве чувств растроганно потискал сыночка. Гарри захихикал и заерзал, выковыриваясь из слишком тесных объятий. Освободился и попросил:

— А можно они мне фокусы покажут? Волшебники, которые в этом доме живут…

Северус посмотрел на Люциуса, тот, слегка возмущенный тем, что его считают вульгарным и банальным фокусником, вынул из трости волшебную палочку и наколдовал мыльные пузыри, огромные, радужные и совершенно волшебные, потому что, в отличие от обычных, они не лопались и летали долго. Драко и Гарри с готовностью отдались им, всласть побегали и попрыгали за ними — дивными и легкими.

И потекли самые странные и интересные каникулы в жизни маленьких Гарри и Драко, открывателей двух совершенно разных миров. В мире Драко Гарри знакомили с чудесами, вокруг гостя летали предметы, склеивалась разбитая посуда, ласкались странные книззлы, кланялись гиппогрифы и единороги, подходя к Гарри за лаской и взамен даря мальчику тепло своей звериной любви… Лезли на колени гокко, поражали красотой и смешили своими невозможными голосами павлины. В мире Гарри чудеса, в свою очередь, поражали Дракошку. Маленький маг с таким же изумлением познавал тайны маггловского быта: машины, самолеты и корабли-пароходы, планетарии и простые лошади, башенные краны и неоновая подсветка… всё это было чудом для Драко.

Привычные и скучные Флинты, Нотты и Забини задвинулись на самый дальний и задний план, отныне и навеки лучшим другом Драко Малфоя стал маггл по имени Гарри Эванс. Их дружба началась именно в то время, в далеком декабре тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года, и надо надеяться, продлится до Хогвартса и после на долгие-долгие годы…

Домашние гиппогрифы и гиппороны, приходящие в гости дикие единороги… Ругающиеся матом смешные рогатые джарви в саду. Прогулки с собаками. Северуса вообще-то всегда в оторопь и дрожь бросало, когда он видел, как смело подходит его маленький сын к огромному пирренейзу и твердо приказывает тому сесть. Садится послушно перед крохой могучий песий великан и с кротостью ягнёнка подает лапу, которую Гарри с трудом обхватывает своими маленькими ладошками. На целый метр возвышается над мальчиком гигантская собачья голова с половину Северуса размером… Облачный Гром его звали, и был он самой большой собакой в жизни Гарри.

Атмосфера сказки закончилась вместе с каникулами. Гарри и Северус уехали обратно в Литтл Уингинг, а к Драко снова зачастили гувернеры и приходящие учителя… Учебный год продолжился.

А во второй половине января Северус снова навестил Дурслей. Высокий человек в черных одеждах переступил порог дома и потребовал к себе сына. Крайне озадаченный Гарри, недоумевая от грозного тона отца, кубарем ссыпался с лестницы и настороженно замер возле неё, не решаясь подойти ближе к сердитому папе. Тот раздраженно обернулся и, увидев сына, вынул руку из-за пазухи и протянул на ладони что-то пушистое и круглое. Затаив дыхание, Гарри подошел, завороженно глядя на комок шерсти.

Щенок. Полуторамесячный пекинес по кличке Терракотовый Дракон. Терри. Не веря своим глазам, Гарри взял его, зарылся лицом в щенячий пух, вдыхая чудный аромат. Китайский щенок почему-то пах жареными семечками, и Гарри вдруг понял, что отныне это для него будет самым любимым запахом.

А Северус, отдав сыну собаку, тут же принялся остервенело раздеваться, полетели на пол шарф и пальто, чуть не с треском был содран через голову свитер, тоже улетевший на пол. Причина папиного неудовольствия объяснилась просто — щенок написал на него во время путешествия, испортив свитер и пальто…

Примечания:

Два мира:

https://sun9-47.userapi.com/pZxWRrT7eG1aGW83McdvEADlWghtahnbbfkchA/Wf4vyf-y3MA.jpg

Классическая гостиная с лордом и собаками:

https://sun9-1.userapi.com/ykaMA-icsa9pM-0_O3ye28QPRNjpiDZJZCym7Q/HXroAPBg4kA.jpg

Папа принёс щенка:

https://sun9-70.userapi.com/WmQw6ojmTr19QLiLemUG-O_zGvapwsxJg96iyA/VcRbM5MK7vs.jpg

Примечание к читателям:

Данная глава написана в соавторстве с Kamilla2 и Скарамар, владельцами реально существующих пекинесов. Благодаря им сложился неподражаемый и восхитительный характер Терракотового Дракона.

С появлением щенка начался дурдом. Пришлось Петунье обложиться специальной литературой по собаководству и варить четвероногому малышу овсяную кашку с телятиной, крошить туда витамины для щенков, покупать детский творожок. А еще лучше готовить кальцинированный творог, домашний и вручную, потому что такого в магазине не продавали. А если поинтересоваться о нем у администраторов, то они смотрели на Петунью, как на сами понимаете кого, когда она начинала спрашивать — есть ли у них в продаже творог с кальцием и костной мукой?

А стоя как-то в очереди на кассу, она услышала обрывок разговора двух дамочек: «Выросли дети? Нечем заняться? Заведи себе пекинеса и сразу почувствуешь себя многодетной мамой». Этот эпизод очень напомнил ей ситуацию в доме, и она поспешно выскочила из очереди, пыхтя, фыркая и отдуваясь, стараясь не рассмеяться в голос.

Симона и Бейли тоже начали чудить. Кошка стала злобной стервой, она рычала и шипела на наивного и глупого кутёнка, стоило тому приблизиться к ней. Правда, лапы не распускала, а просто убегала от несмышленыша. А Бейли вдруг заболел, стал грустным и тихим, перестал всех встречать на пороге, лежит целый день на подстилке, не ест, не пьет, носик сухой и горячий, в глазах — вселенская тоска и скорбь. Гарри испугался даже, заплакал-закручинился: умирает верный друг, а он ничем не может ему помочь.

Петунья была совсем не готова к такому положению и забеспокоилась: неужели щенок чем-то болен и заразил Бейли? А вдруг это чумка?! Испугавшись, она бросилась звонить всем знакомым собачникам, в том числе и Мардж, сестре Вернона. И вот та как раз и успокоила её, выслушала, хмыкнула и прогудела в трубку:

— О да, Петти, он очень болен, прямо-таки смертельно… Успокойся, дорогуша, Бейли просто ревнует. Покажите ему, что он по-прежнему вам дорог и нужен, и всё пройдет.

— Но… а разве собаки могут ревновать? — опешила Петунья.

— Ну, раз умеют радоваться и плакать, то почему бы им и ревностью не страдать? — мудро заметила Мардж.

Её совету последовали: страдающего Бейли окружили заботой и вниманием, и вскоре он ожил, понял, что никто не собирался от него избавляться, и что щенок — не замена ему, а новый член семьи. И включился в воспитание малыша, научил щенка всему: «ходить» на газетку, аккуратно есть, вытаскивать телефонную вилку из розетки, а также тщательно следил, чтобы собачий ребенок не уворачивался от ежедневного умывания и подсушивания феном и еженедельной стрижки коготков.

У Терракотового Дракона вскоре проявились весьма необычные пристрастия в еде. При нем нельзя было спокойно чистить и резать картошку — Терри стоял рядом и искусно изображал работающую трансформаторную будку. Где в этих трех с половиной килограммах помещалось столько звука, Гарри и его семья так и не выяснили. И только мелко нарезанная сырая картофелинка срабатывала как кнопка выключения. А уж за салат из помидоров с чесноком и черный хлеб с горчицей маму Клементину и родину Китай продать мог.

Говорят: пекинесы не любят детей…

Ну, с этим можно поспорить, ведь собаки как люди… Нельзя же категорично сказать, что у всех лондонцев или жителей Пекина одинаковый характер, привычки, поведение и прочее. Вот и Терри очень неровно дышал по отношению к детям и пьяным людям. Проверить отношение к пьяным детям Дурслям пока не удалось — не встретились им таковые, к счастью. Вырастая в семье с двумя маленькими мальчиками, Терри, разумеется, проникся к ним страстной любовью и обожанием. Проходили недели и месяцы, и толстый круглый щенок превратился в ладного поджарого и стройного пекинеса, отчаянно храброго и любящего. Своих воспитателей, четвероногих членов семьи, и хозяев, Дурслей и мальчиков, Терракотовый Дракон оберегал с яростью и пылом своего тезки.

Кроме того, в Терри взыграла аристократическая кровь предков, иначе как объяснить его хобби — находить собеседника по душе? На втором этаже дома Дурслей была длинная лоджия, охватывающая весь левый угол дома и одной стороной выходящая на улицу. Так вот, Терри, высунув голову сквозь боковые прутья, очень любил «разговаривать» с проходящими людьми. Если человек проходил по улице в сторону от балкона, он игнорировался. А вот если человек идет на него… Ага, собеседник найден! Терри воодушевленно высовывался чуть подальше и аккуратно, очень так членораздельно, чуть ли не артикулируя, говорил:

— Гав.

Большинство людей, конечно, проходили мимо, даже не подняв головы. Но некоторые останавливались и задавали вопросы типа: «Как тебя зовут, собачка?» или «Что, скучаешь?» Видимо, смелые были люди: шерсти снизу не видно, а с балкона пытается с тобой поговорить гавкающая обезьянка. Некоторые из прохожих продолжали беседу, а обрадованный Терри степенно и важно отвечал по существу одним-тремя гавками.

Потом, всласть наговорившись и возвращаясь с балкона, Терри просил открыть дверь или запрыгивал в спальню, если дверь была открыта. Как-то раз Вернон открыл дверь, а Терри не зашел, ждал чего-то, стоял, задрав вверх курносую мордаху, и старательно пучил глаза, на что-то явно намекая. Вернон, подумав, решил пошутить, поклонился и сказал: «Ваше Императорское Величество, извольте зайти». После этого Терракотовый Дракон гордо, как и положено настоящему императору, соизволил покинуть публичную кафедру и взойти в дом. С тех пор это стало любимым аттракционом Дурслей, когда приходили гости. Наедине с хозяевами артистичный пекинес себе больше такого не позволял.

У взрослого пекинеса лай похож на голос человека, больного ангиной — хрипловатый, слегка придавленный за счет укороченной и деформированной носоглотки. Лаять может как очень тихо, так и громко (появляются звонкие ноты). В зависимости от ситуации в голосе могут появляться визгливые, истеричные нотки и даже мяуканье. Так как семья Гарри была тихой, то Терри голос подавал крайне редко. Разве что на балконе побеседовать, сырую картошку выпросить или поторопить, когда звонят в дверь. Басом, с каким-то веселым злобством, Терри гавкал только на звонок, чтобы пришедший знал — за дверью Цербер, не меньше.

Умел тявкать вопросительно, если что-то не понимал. Когда очень чего-то хотел, подтявкивал тихо и умоляюще, и глазюки при этом прям слезами наливались. Визжать Терри не умел, а может, просто не мог, для него это сложно было — мордаха крохотная, носа практически нет.

Интересно было наблюдать отношение других собак к пекинесам. На соседней улице Глициний жила парочка ротвейлеров. Так вот, их хозяйка попросила Дурслей выводить пекинеса на прогулку после выгула своих, так как ротвейлеры категорически отказывались выходить на площадку после того, как по ней прошел Терракотовый Дракон. Все собаки Литтл Уингинга почему-то боялись Терри, неправильного пекинеса. Вот небольшой эпизод с одной встречей, для наглядности… По тротуару шел мужчина с двумя крупными охотничьими собаками. Терри, завидев двух таких красавцев, побежал знакомиться, благо длина одиннадцати ярдов рулетки позволяла. Встреча произошла возле стройплощадки, поэтому хозяин не очень ушибся, когда его рослые гончие собаки превратились из охотничьих в ездовых, опрокинули его в песок и потащили прочь от несущегося к ним чудовища.

Пекинесы очень громко храпят во сне, и в этом Терри не был исключением, храпел он знатно — аж подвески на люстре дрожали, звеня на потолке. А от удовольствия Терри громко хрюкал, совсем как поросёнок.

Когда настало лето, и на улице появился семимесячный бежевый пёсик в сопровождении белой дворняжки Бейли, никто не понял, что это пекинес. Терри не довелось поучаствовать в выставках, он не стал Звездой Европы, хозяйка его мамы была всего лишь любительницей, поэтому Дурсли решили плюнуть на какие-то там стати пекинеса. Его обривали практически наголо, оставляя нетронутыми голову, лапы, хвост. Зрелище фантастическое — карликовый лев. Да, Дурсли понимали, что так не рекомендуется делать, зато этим они избежали извечного бича пекинесов — тепловых ударов. С приходом лета выяснилась пугающая подробность этой породы: в жару пекинесам становится плохо. И Терри тоже, он мог начать задыхаться, рот в пене, глазки мутнели, тельце обмякало, на первый взгляд казалось, что подавился чем-то.

В первый раз Петунья испугалась, долго не могла понять, что произошло, чем давится Терри? К счастью, в гостях случилась Ивонн, небезызвестная подружка, она схватила стоявший на окне графин с водой, одним махом перевернула щенка на спину и стала лить на голый живот задыхающемуся пекинесу охлажденную жидкость. Остатками воды умыла мордочку измученному и разнесчастному пёсику. Задышал Терри, ожил, распластался на пузе и жадно лижет лужу… Умудренная опытом Ивонн объяснила растерянной Петунье, что к чему. Поняла Петунья, стала следить за Терри в жаркие дни. Спасала, обливая водой. Облитый Терри становился похожим на крысёнка: тонкий хвостик, короткие лапки, на мордахе только выпученные испуганные глазищи.

Потом, устав бояться и переживать за его жизнь, на семейном совете было принято решение — подстричь Терри на лето.

И загадочно молчали, когда незнатоки пекинесов интересовались породой. Правда, хулиганистые мальчишки, Гарри и Дадли, внаглую прикалывались, сообщая всем встречным-поперечным, что это сиамская овчарка — видите, морда черная? Или пирренейзский пикенезе. Где достали? А разве из названия не очевидно? В Пиренейских горах Тирренса, мадам, сэр!

Неправильный пекинес Терри, как было сказано ранее, обожал детей и пьяных джентльменов. Увидев одного такого, он, счастливо улыбаясь, кинулся знакомиться. Мужчина был, правда, сильно нетрезв. Потребовал убрать «своего японского бультерьера», не признав в стриженой собаке пекинеса…

Терри и Бейли очень нежно любили свою приемную маму Симону, почтительно к ней обращались, спали с ней в обнимку, хотя любого другого кота гоняли почем зря. А Симона их, можно сказать, вырастила со щенячьего возраста, даже наказывала, когда надоедали. Как вмажет когтистой страшенной лапой по чувствительным собачьим носам, сразу шелковыми становились. Зато как к ней подлизывались потом — умереть не встать! И на пузе подползут, и бочком подкатятся, и даже задом ухитрялись подобраться к рассерженной маме. Дескать, на заду глаз нет, ах, простите, куда это моя попа пошла?

Обычно животные, приближаясь к ветеринарке, начинают беспокоиться, упираться всеми конечностями… Ну, а Терракотовый Дракон и тут умудрился нарушить правила звериного поведения — за квартал от лечебницы включал первую космическую и практически тащил Вернона Дурсля с Петуньей за собой. Только разница в весе не давала ему возможности протащить хозяев на животе оставшийся путь. В приемном покое ветеринарной клиники, сидя на коленях Петуньи, Терри, глядя на заветную дверь, громко возмущался и недоумевал: «Какая-такая очередь? Кошки, собаки, хорьки и хомячки? Не, я первый и единственный на укольчик!!!»

В кабинете, с трудом дождавшись, пока эти медлительные двуногие расстелют пеленку на столе и наберут вакцину в шприц, застывал в выставочной стойке, в той самой, в которой ему не довелось покрасоваться на выставке чемпиона мира. При этом махал хвостом-хризантемой так, что образовывался легкий ветерок. На морде расплывалась блаженная улыбка (прямо как у Хагрида при виде дракона). Одна ветеринар-практикантка даже поинтересовалась, нормальная ли у Дурслей собака. Опытная ветеринар ответила: «Это ты ей еще зуб не удаляла! Там она вообще кайф ловила без наркоза. Чтоб не возмущалась отсутствию укола, пришлось витаминку сделать».

Вот такой Терракотовый Дракон появился у мальчиков, Гарри и Дадли. Терри — неправильный пекинес.

Всё это рассказали Северусу, когда он приехал к Дурслям и Гарри в конце июня и был встречен грозным рыком миниатюрного Цербера. Взъерошенный и ужас-какой-страшный, он грозно и отважно атаковал ноги незваного гостя, заставив (!) высокого Северуса отпрыгнуть к двери и сплясать брейк-данс, поочередно поджимая длинные ноги. Возмущенного пса подхватила на руки подоспевшая Петунья и мягко пожурила его:

— Тише, Терри, тише, не сожри нашего родственника. Ты что же, уже не помнишь, кто тебя к нам принес? И кого ты описал в тот раз, а, Терри?

Северус, прижавшийся к двери спиной, с изумлением слушал эту ласковую чушь и рассматривал заметно подросшего бурого пса. Раздувая брыли и злобно пыхтя, тот не сводил с чужака гневно блестящих глаз и то и дело порывался вырваться из рук Петуньи, чтобы задать ему трепку.

— Ого… — выдохнул Северус. И с уважением добавил: — Великолепный экземпляр. Грозный.

Тут со второго этажа по лестнице скатился Гарри и с воплем прыгнул к папе в объятия. Прижимая к себе сына, Северус боковым зрением заметил, как разгладились озабоченные морщины на лбу Терри, и он с более благодушным интересом наклонил голову на бок, всем своим видом выражая понимание: «А, так это свой! А чего ж сразу не сказали?»

Мысленно улыбнувшись на собачье замечание, Северус поставил Гарри на пол и спросил, обращаясь ко всем:

— Ну, как вы тут?

Его тут же уволокли на кухню, залили по самый нос чаем и в оба уха на два голоса доложили новости, в том числе и про Терри-пекинеса. В свою очередь, гость рассказал о делах хогвартских, о реформах нового и по-настоящему умного директора, об учениках-магиках. Гарри слушал, и его глаза разгорались всё ярче и ярче, ему уже сейчас хотелось отправиться в удивительную школу. Но до этого, увы, надо дорасти, ещё три года впереди до его одиннадцатилетия.

— А просто так можно к тебе, папа? — робко спросил Гарри, застенчиво ковыряя его коленку. Северус посмотрел на пальцы, колупающие ткань его джинсов, и задумался. Потом неуверенно возразил:

— Знаешь, Гарри… давай подождем пару лет? Дело в том, что в Хогвартсе ещё есть люди, которые пока не готовы осознать, что Гарри Поттер стал Гарри Снейпом. МакГонагалл точно не готова, пусть она привыкнет или уволится, ладно, Гарри? Ну потерпи, пожалуйста, я сейчас не могу тебя взять на работу, да и недолго осталось на самом деле…

Услышав в голосе папы умоляющие нотки, Гарри, вздохнув, оставил попытки проковырять дырку на штанине. На самом деле он рвался не в Хогвартс, а просто хотел подольше побыть с любимым отцом и с его отказом легко согласился, потому что началось лето и каникулы, и папа целых два месяца будет с ним. Просто захотелось немножко покапризничать, совсем чуть-чуть…

К тому же он не ощущал себя магом, ничего волшебного он не умел делать. И это его пугало — а вдруг магия в нем вообще не проснется? И он никогда так и не поедет в Хогвартс, в котором круглый год работает его папа?.. А как её разбудить? Как магию будят, испугом или каким-то очень сильным поступком? Перед мысленным взором Гарри как наяву встал высокий холм Пайн хиллс… и водонапорная башня на его вершине, самое высокое место во всем Литтл Уингинге. Если на неё залезть и не испугаться высоты, это будет считаться смелым поступком?

О том, что это глупо и опасно, Гарри не подумал, дети об этом, честно говоря, не задумываются. Им главное — воплотить свою внезапную идею в жизнь. Попрыгать по крышам гаражей или по недостроенным этажам новостройки, например, а ржавые арматуры и битое стекло внизу, скрытые темнотой и сугробами, они, как правило, в упор не видят.

Вот и Гарри тоже напрочь позабыл, что под башней залит твердейший железобетон, и падение с высоты может быть чревато.

Маленький мальчик с белой собачкой, севший ранним утром на рейсовый автобус, почти ничье внимание не привлек, сонным пассажирам было не до него. Не обратил на него внимания и констебль, лишь проводил взглядом мелкого пацана с дворняжкой, сошедших с автобуса на Пайн-стрит и направивших стопы в сторону Соснового склона.

Вблизи башня оказалась ещё выше и круче, чем издали, из окон поезда и автобусов. Гарри, задрав голову, посмотрел вверх, в заоблачную высь, и у него заранее закружилась голова, ещё здесь, у подножия башни. Даже заколебался было, но тут же рассердился на самого себя — что значит страшно? Трусите, сэр?! Ну уж нет, доехал сюда, так доделывай!

Поднырнув под перекладину ограждения, Гарри прошел на бетонную площадку-фундамент. Обошел металлический каркас в поисках лесенки, встал перед ней, взялся за перекладину-ступеньку и, вздохнув, полез наверх. Пока трусливое благоразумие не победило и не заставило его отступить.

Свидетелями гарриного безрассудства были синее небо, молчаливые сосны и Бейли. Подняв голову, маленький пёс с удивлением смотрел, как ползущая всё выше и выше тоненькая фигурка хозяина становится всё меньше и меньше… Когда Гарри уменьшился до размеров жучка, пёсик озадаченно заскулил — он перестал его видеть, но разум и нос подсказывали, что Гарри всё ещё там.

Добравшись до резервуара и опоясывающей его терраски-площадки, Гарри забрался на смотровой мостик, от него на крышу вела последняя лесенка — к техническому люку, туда он решил не лезть, достаточно и той высоты, на которую успел забраться. Сев на ребристый решетчатый пол, Гарри свесил ноги в пустоту, облокотился о горизонтальную балясину перил и окинул взглядом горизонт. От открывшегося простора перехватило дух: лесистые склоны холмов, тонкие стройные сосны, серые ленты дорог и желтые нити тропок, малые коробочки домов, тающие в туманной голубоватой дымке… Вот что предстало взору Гарри с высоты птичьего полета. Насмотревшись и навосхищавшись окружающими видами, Гарри задумался, вспомнив то, за чем он сюда пришел: так, а дальше что? Как магию разбудить? Посмотрел вниз, но высота его не испугала. Становилось совершенно непонятно, что дальше-то?..

Ничего так и не придумав, Гарри взялся за перила, встал, шагнул к трапу, философски решив просто спуститься и… Застрял.

До верхней перекладины-ступеньки было фута два. Ерундовое расстояние для рабочего-монтажника, в чью обязанность входила проверка труб водоснабжения, смазка-подкручивание кранов и чистка бака при необходимости… Влезая наверх, Гарри не обратил внимания на высоту «порога», а теперь перед ним встала невыполнимая задача — достать до ступеньки и при этом не загреметь вниз. Вот теперь-то благоразумие включилось на полную катушку: Гарри не посмел рисковать и замер на краю, намертво вцепившись в перила.

Зачем-то позвал Бейли, потом, правда, сообразил, что собака не сможет к нему подняться, и замолчал. Снова посмотрел на ступеньку и приуныл — нет, не сможет он спуститься.

Прошло полчаса, Бейли всё больше и больше охватывало беспокойство. До его чуткого слуха несколько раз доносился робкий зов Гарри, а не менее чуткий нос уловил в воздухе нотку страха. Маленького хозяина что-то напугало там, наверху, но что? Бейли не мог проверить, так же, как не мог и забраться туда, по человечьей вертикальной лесенке… Но почему Гарри сам не спускается? Это было выше понимания пса, по его собачьей логике, хозяин должен давно уже спуститься оттуда, из опасного места, которое его пугало.

Совершая второй круг и час обхода своего участка, констебль снова увидел знакомую белую собачку. Пёсик суетливо трусил по тропке и поведением невольно привлекал внимание: пробежав пару метров, пёс останавливался, разворачивался в обратную сторону и нервно смотрел вдаль и вверх…

«А где мальчишка?» — подумалось вдруг констеблю. Тут пёс снова пробежал-крутанулся и посмотрел вдаль и вверх. Машинально проследив за собачьим взглядом, серые глаза полицейского уперлись в торчащую, как палец, башню. Етить твою налево, а собаки-то не разговаривают!

Подозвал пса. Подошел, маленький и напуганный, дрожащий нервной дрожью. Полисмен присел перед собакой, взялся за ошейник и прочитал адрес и телефон владельцев на табличке. Вызвал по рации пожарную бригаду с лестницей, уже у них позаимствовал радиотелефон и позвонил Дурслям.

Приехали на сером семейном форде, из-за руля выбрался тучный джентльмен с моржовыми усами и красный, как переваренный омар, с заднего сиденья выскочили тощая тётка и бледный тонкий мужик, весь в черном аки пастор. Ему и передали Гарри, закутанного в плед. Ладонь Северуса смачно впечаталась в мальчишечий зад, следом раздался рык перепуганного папаши:

— Ты зачем туда полез?!

В ответ жалобный и обиженный рев мальчишки. И путанное объяснение:

— Я просто хотел разбудить магию, папа! Хотел проверить — не испугаюсь ли я высоты…

Силы небесные… до чего же эти дети выдумщики! Покачав головой, с честью исполнивший свою работу полисмен снова пошагал по дороге, привычно обходя свой участок.

Примечания:

Вот он, Терри...

https://sun9-6.userapi.com/RwC-nfmWdAKiyc2fxlSp78JYDzFwnSQtcY7Dqw/K3FdRnqhnMs.jpg

Время, хоть и медленно, но верно и непреклонно ползло вперед. Сменяли друг друга модники-сезоны, наряжаясь в различные костюмы. Безостановочно летели сквозь время года-коммивояжеры, предлагая клиентам-покупателям красочные товары своей фирмы: нежные шелка и кашемиры пастельных тонов для юных дев-весен, сочные и яркие, густо-синие, желтые и зеленые наряды для летних юношей. И все ткани всех оттенков карминно-красного, оранжевого и коричневого для осенних хозяйственных леди.

Правда, меховые песцовые шубы надевали на себя только далеко на севере. В пределах Гринвича и Гольфстрима модельеры погоды не признавали нарядов белых оттенков, предпочитая бурые и серые цвета. Другими словами, снег выпадал только на севере Англии и Шотландии. Хайлендерское высокогорье точно покрывалось снегами и льдами, отчего у сурового края совершенно портилось настроение — постоянно дули холодные колючие ветры, трескались и щетинились ледовыми шипами горные плато, соперничая с теплыми течениями Гольфстрима.

Ежились в своих неотапливаемых домах хмурые шотландцы, грея руки от чадящих камельков-очажков, где тлели и едва курились торфяные «дрова». Пили горячий эль и ели хаггис. И ждали весны. Это в горных деревушках и маленьких шахтерских городках. В больших же городах вроде Осло и Инвернесса была несколько другая картина. Более цивилизованная и облагороженная, чем в провинциях. Здесь на широких улицах ездили машины и троллейбусы, конки и фиакры были чище и декоративнее, многоэтажные дома прогревались каминами и газовым отоплением и освещались электричеством.

Именно здесь, на окраине Инвернесса, и жила семья Минервы МакГонагалл. Приехав на Рождество и раздарив подарки сестрам, кузинам и бесчисленным племянницам, благочестиво поздоровавшись с главой семьи, Генри Морганом МакГонагалл, и возведя хвалу Господу за скромный ужин из печеного гуся с яблоками, картофеля во всех видах с разнообразным гарниром и овощных салатов с зеленью, Минерва привычно забрюзжала на свою извечно больную тему:

— Не понимаю! Ну как так вышло, что чудный малыш Поттеров превратился в отвратительного снейповского отпрыска?! Я просто ума не приложу — ну как могла Лили изменить своему чудесному мужу??? Ох, бедный мальчик, мой бедный славный Джейми…

Кузины и сестры сочувственно заквохтали-закудахтали. А вот отец, почти тезка знаменитого пирата, неодобрительно посмотрел на старшую дочь. Укоризненно покачал мудрой головой, украшенной седыми бакенбардами, и печально проговорил с кротостью приходского священника:

— Ты не права, дочь моя. Твое самолюбие слишком превышено, смирись! Ибо идолопоклонство — грех.

— Где грех, папа? — захлопала глазами Минерва. — Какому-такому идолу я поклоняюсь?

— Мальчик Поттеров — твой Золотой Телец! — пастор МакГонагалл в святом порыве грохнул кулаком по столу. — Джеймс Поттер твой кумир! Грешна твоя гордыня!.. — и заговорил более спокойнее и человечнее: — Грешно это — отдавать предпочтение одному в ущерб другому. Всё равно, что плюнуть на династию Стюартов и переключиться на английских Плантагенетов, дескать, тамошний король лучше. Вот на что это похоже, Минерва. А вообще говоря, твое поведение странно, тебе не кажется, что ты… малость предвзята? Ты облизываешь нечистое место Поттеру и обливаешь помоями Снейпа, а ведь они оба были твоими учениками, которым ты преподавала один и тот же предмет. И с чего такое разное отношение к ним, Минерва? Всё равно что я вдруг сойду с ума и начну гнать из Церкви бедняков, отказывая им в последней Божьей милости, и при этом буду привечать богатеньких и знатненьких господ, лизать им жирные потные ручки и жадно заглядывать в их толстые кошельки. Причем здесь ребёнок Поттеров, Минерва? Что с того, что он зачат не тем мужчиной? Минни, дорогая, представь себе: берешь ты за завтраком газету, разворачиваешь, а там во всю передовицу новость дня — пастор МакГонагалл признан бесплодным и все одиннадцать детей рождены не от него. И твой отец, Минерва, не я, а некий Джон Смит. Ну и какова будет твоя реакция? Побежишь настоящего папу искать? Как мальчик Поттеров, оказавшийся Снейпом? А ведь у него папа Поттер мертв, и ему, можно сказать, повезло, что биологический отец жив, сына не бросил и даже признал своим. Стыдись, дитя!

С каждым новым словом на плечи Минервы вешалась стопудовая гиря совести, пока все они совсем не согнули её своей тяжестью. Она словно воочию увидела саму себя со стороны, чопорно поджимавшую губки при виде заморенного грачонка Снейпа и довольно мурлыкавшую кошкой, ласково смотревшей на чистенького, богато одетого мальчика, сытого Джеймса Поттера. Его дружки, Блэк, Петтигрю и Люпин, тоже вызывали у неё умиление — ах какие мальчики, какие чудесные друзья! И в упор не замечала, как эти акулята кружат вокруг своей жертвы, Снейпа, отгрызая огромные куски от его гордости и личности.

Святому отцу Генри Моргану МакГонагалл удалось нажать на нужные струнки своей ослепшей и оглохшей дочери, слепо и доверчиво глядевшей в рот Дамблдору, утверждавшего всем и вся, что каждый имеет право на второй шанс. Особенно те, кто неудачно пошутил. Ошибки молодости, господа, всего лишь ошибки молодости… Но ведь именно они способны причинить больше вреда в дальнейшей жизни. Ошибся в молодости — страдаешь и пытаешься исправить в старости, и так всю жизнь, до последнего гвоздя в крышку гроба. Когда уже ничего нельзя исправить.

Как же она была самонадеянна и глупа! Как по-детски эгоистична и мнительна: это красивое, это мне нравится, это будет моим, моей гордостью, а это жалкое и некрасивое, фу, это уберем подальше, и сами приближаться к нему не будем! Боже… как стыдно!

Прозревшая и пробужденная ото сна лености, Минерва закрыла лицо руками. Как же теперь жить с таким неподъемным грузом на совести?! Что она наделала?.. Генри МакГонагалл мягко улыбнулся и тихо сказал:

— Ну, судя по всему, ты ещё не успела ничего такого страшного натворить и даже можешь всё исправить.

— Чем? Чем, отец?.. — горестно вопросила заблудшая дочь.

— Отринуть неприятие. Понять, простить и принять мальчика по имени Гарри Снейп. Открыть ему свое сердце. А теперь давайте помолимся за невинное дитя, потерянное и найденное Господом Богом нашим, Всемилостивейшим и Всеведущим.

И многочисленное семейство МакГонагалл благочестиво замерло вокруг стола, взявшись за руки и шепча молитвы.

Вернувшись в Хогвартс после рождественских праздников, Минерва перестала сверлить Северуса подозрительными взглядами, как раньше, перестала злобно шипеть ему в спину: «И как ты умудрился наставить рога честному мальчику Джеймсу, ты, нечестивый слизеринский чернокнижник?» Чему Северус был, конечно, рад, но не преминул отомстить, тонко и по-слизерински…

На одном из педсоветов Северус с озабоченным видом спросил у директора Эймоса:

— Скажите, а Гарри Поттер или Эванс-Снейп в Книге Хогвартса отображается?

Директор, ничего не переспрашивая, тут же достал из ящика стола вышеупомянутую книгу, раскрыл на странице «П». Поискал, пролистнул дальше, на «С» и «Э», снова поискал… и покачал головой. Минерва икнула, взлетела с кресла, облетела стол и, отодвинув Эймоса, самолично вчиталась в строчки: Перкс, Патил, Пенн, Паркинсон… Смит, Смолл… так, дальше, «Э», на эту букву красовалась всего одна фамилия «Эррол», какой-то Эррол Бун. И никаких Поттеров, Эвансов и Снейпов… Как же так??? За что-о-о?! Вернулась к своему креслу и подкошенно рухнула в него, тупо глядя в пространственную точку Бытия перед собой.

— Что с твоим мальчиком, Северус? — встревоженно спросил Эймос. Зельевар растерянно развел руками:

— Тётя мальчика, Петунья, рассказала мне, что у Гарри за все годы не было никаких магических выплесков. Вот я и решил уточнить у вас, отображается ли он вообще в Книге?

В своем кресле всхлипнула Минерва, выудила из рукава платочек и деликатно тихо в него высморкалась. С соседнего кресла недоуменно загудела Стебль:

— А может, у него магия ещё не проснулась, а? Как у Невилла, у Долгопупса? Его магия восемь лет спала, а года два назад его дедушка Элджи за окно выкинул с досады, а магия Невилла возьми да и проснись…

Эймос шокировано схватился за грудь.

— Что вы сказали?! Ребёнка? За окно?!

В ответ Помона виновато развела пухлыми руками, как Северус до этого.

Данный разговор в кабинете директора, как вы понимаете, происходил в девяностом году. Прошло уже три года с тех пор, как познакомились маленькие Гарри и Драко. Сейчас им по десять лет. За эти три года их дружба стала только крепче, симпатии теплее и шире интересы. На разных балах-приемах, раутах и светских вечеринках, устраиваемых Малфоями и Гринграссами, Гарри познакомился со всеми детьми высшего света: Креббом и Гойлом, Забини и Ноттом, Паркинсон и Дэвис, Гринграсс, Долгопупс… Последний, Невилл, неожиданно привлек внимание девятилетнего Гарри: пухлощекий, полноватый, с затравленными глазами и шарахавшийся от взрослых… Он даже собственной бабушки боялся, что было совсем странно.

Осторожно отжав робкого мальчика в угол, Гарри и Драко расспросили его о причине боязни. Бесхитростный Невилл, запинаясь через слово и сильно заикаясь, рассказал о себе и о своей семье. О том, как его презирали с трех лет, считая сквибом, как дяди и дедушки периодически избавлялись от него: сталкивали в воду с лодок, яхт и пирсов, топили в ванной, пугали пауками, выбрасывали из окон второго этажа… И как год назад дед Элджи выкинул его в окно на брусчатку, а он не разбился почему-то, а попрыгал по дорожке, которая стала упругой, словно каучуковой. Но свою магию он так и не почувствовал.

— Наверное, меня кто-то спас, — доверчиво рассказывал Невилл внимательно слушавшим друзьям. — Кто-то невидимый, который незримо и неслышимо всегда находился со мной рядом, спасая и оберегая меня.

— А может, это и есть твоя магия? — с сомнением спросил Драко. — Твоя тайная магия, которая защищает тебя от смерти? Вот Гарри тоже кто-то спас, когда он был крошечным младенцем, кто-то отвел от него смерть и оставил отпечаток на лбу — Руну жизни.

Гарри покивал и тут же с сожалением помотал головой.

— Я этого уже не помню. Папа меня потихонечку тормошит, то палочки разные даст подержать, то в места силы сводит, в Стоунхендж, например, и в лес Друидов сводил, там, где Тролльи горы. Но у меня тут… — Гарри прижал ладошку к груди, — ничего не пробуждается. Но папа всё равно верит, что я волшебник.

— Мне бы так!.. — по-светлому позавидовал Невилл. — Такого же доброго и понимающего взрослого…

— А где твои папа с мамой? — поинтересовался Драко.

— В Мунго, — грустно вздохнул Невилл и опустил голову. — Их приспешники Темного Лорда с ума свели пытками, как целители бабушке говорят. Их почему-то нельзя вылечить.

Помолчали, искренне, по-детски жалея нового товарища. Его было так жалко, что хотелось обнять и поплакать…

* * *

В июне девяносто первого года из школы Хогвартс выпустился Чарли Уизли. На прощальном параде, после получения диплома и наградного ордена за отличную учебу, к нему подошли Дерек и Рейко — попрощаться перед тем, как разъехаться по домам. Чарли обнял их за плечи, будучи невысоким и коренастым крепышом, он был одного с ними роста, рослыми четверокурсниками, практически пятикурсниками.

— Ну, друзья… Завещаю вам заботу о Лучике! Вы ведь позаботитесь о нем? — ободряюще спросил Чарли, желая поднять упадническое настроение младших друзей. Рейко кивнула, шмыгнув покрасневшим носом, её черные ушки печально повисли. Дерек опустил голову и сдавленно прошептал:

— Мы будем скучать по тебе…

Кто-то хихикнул за углом, высунулись и тут же спрятались две одинаковые рыжие образины. Чарли разжал объятия и строго обратился к близнецам:

— Фредыджорджи, вы вещи свои собрали?

— Хи-хи… а мамочке понравится любитель драконов и василисков? — начали дразнить старшего брата несносные проказники.

— Не знаю, что там маме понравится, но я точно знаю, что вам не понравится папин ремень, — хладнокровно парировал Чарли.

— Ха-ха, а папа у нас мягкий, он нас не будет ремнем бить! — нагло крикнул Джордж. Чарли недобро прищурился:

— А разве я сказал, что это папа вас будет ремнем драть? Я и сам могу, причем с удовольствием и со знанием дела, — и рявкнул после недолгой паузы: — Ну-ка, бегом вещи собирать!

После этого близнецов как ветром сдуло.

В тот же вечер студенты, выпускники и просто разъезжающиеся по домам на каникулы, стеклись к станции Хогсмид. Четверо магиков очень сильно выделялись в толпе, Лейден пока оставался в школе — дожидаться темноты. Стройные вельфы, желтоглазые и шерстистые, невысокая и юркая девушка-нэко и высокий широкоплечий волвен, тепло-каштановый юноша. Их внедрение в школу прошло успешно, дети-магики отлично влились в коллектив, и уже через два месяца, осенью этого года в Хогвартс поступит новая партия учеников-магиков, подросших к тому времени.

Никто не ждал беды. Ждали поезда, всего лишь поезда… В ожидании его скучающие второклашки и без двух месяцев третьекурсники, Фред и Джордж, уже раздобывшие карту Мародеров, заинтересовались одним из ходов, который, судя по карте, начинался именно на станции Хогсмид. Прямо вот отсюда, за углом маленького вокзальчика. Узнав у старших, что у них достаточно времени до прибытия поезда, сорванцы решили воспользоваться шансом и разведать случайно подвернувшийся ход. С независимым видом отошли за угол здания вокзала и, убедившись, что никто не смотрит в их сторону, злорадно переглянулись, предвкушающе потёрли ладошки и тишком-тишком юркнули на задворки.

Старый ход густо зарос крапивой и репейником. Но мальчишки так жаждали приключений, что не испугались даже их — злющих, жгучих и кусачих… Натянув на ладони рукава свитеров и вооружившись палками, братья ринулись на штурм Стражей ворот, как они прозвали зеленых противников.

Дерек тревожно заозирался, к чему-то прислушиваясь. Посмотрел вниз, на землю под ногами, потом, ведя по ней глазами, довел взгляд до вокзала. Вскрикнул и бросился бежать. Тут и остальные услышали гул и почувствовали дрожь земли. Переглянулись и, подхватившись, кинулись вдогонку. И успели увидеть, как Дерек исчезает в клубах пыльного облака обвала. Кто-то кашлял у самого входа в расчищенный провал. Мальчиков Дерек успел вытолкнуть, самого же его завалило.

Давно пришел поезд, но в него никто не садился — все дружно откапывали Дерека. Срочно вызванные преподаватели и старшекурсники лихорадочно разгребали песок, откатывали в стороны крупные камни и куски стен обвалившегося древнего здания, младшие, растянувшись цепочкой, передавали по эстафете ведра и обломки… Наконец-то нашли! Осторожно вытащили и положили на землю обмякшее тело лайки. Зачем-то Дерек превратился в собаку. Наверное, для того, чтобы не так сильно пострадать…

Директор положил голову собаки к себе на колени и, встревоженно посмотрев на мадам Помфри, жалобно спросил:

— Он же без сознания? Он же просто без сознания?!

Его вопрос прозвучал отчего-то пугающе-безнадежно. Тихо заплакала Рейко, спрятав лицо на груди Рэли. Печально притихший Родди обнял их обеих… Магики что-то знали.

Медиведьма бросала диагностирующие чары за чарами, но никак не могла понять, что с Дереком. Рядом с ними на коленях застыл Северус, держа наготове пузырьки с укрепляющими зельями, готовый помочь чем угодно.

По телу лайки прошла судорога, скребнула по земле лапа. Открылись карие глаза. Паладин напряженно ухватил собаку за шею и внимательно всмотрелся в глаза, в тщетной надежде увидеть в них проблеск человеческого разума. Пёс стукнул хвостом, Паладин обнадеженно позвал:

— Дерек, всё хорошо? Ты можешь обратно?..

Серый пёс поднял голову с его колен, мимоходом лизнул ему руку и сел, потом перекатился на бедро, задрал правую заднюю ногу и вдумчиво почесал шею. Отчаянно зарыдала Рейко, шумно вздохнул Рэли, испуганно глядя на собаку. Растерянно замерли дети, вопросительно заглядывая в глаза взрослым. И Северус задал вопрос, волнующий всех:

— Директор, что случилось? Дерек же в порядке? Он ведь жив…

Паладин Ральф Эймос, продолжая прижимать к себе лайку, поднял обреченный взгляд на Северуса и выдавил:

— Сделайте мне поводок с ошейником. Это не оборот. Дерек впал в анимагическую кому.

Тут же настала давящая испуганная тишина: осознав размеры беды, все со страхом смотрели на лайку, кротко сидящую рядом с директором, застенчиво моргающую по сторонам добрыми карими глазками. Дерек практически погиб под завалом, спасая мальчишек, и бессознательно оборотился, впадая в кому…

Всё понявший Чарли щедро отвесил близнецам подзатыльники и тихим рыком погнал в поезд. Минерва, часто смаргивая слезы, трансфигурировала из гибкой веточки ивы ошейник, а из своего пояса — поводок.

Северус, чувствуя неловкость и вину, надел ошейник на шею Дереку, изо всех сил стараясь убедить самого себя, что сейчас иначе нельзя, только так можно сберечь мальчика. Эймос тоскливо проговорил, поднимаясь с земли:

— Надо бы его в семью передать, где умеют обращаться с собаками. В такую, в которой его не будут обижать…

— Но… директор! Разве он навсегда остался собакой?! — истошно вскрикнула Помона Стебль. Эймос горестно посмотрел на неё и ответил:

— На моей памяти это уже третий случай впадения в анимагическую кому. Первые два закончились смертельным исходом, оба ребёнка погибли, так и не придя в себя.

— Они… они были волвенами? — всхлипнув, спросила первокурсница Чжоу Чанг.

— Одна из них была моей сестрой, Мияко Ватанабэ… — сквозь плач сообщила Рейко. — Её в три года сбила машина, она превратилась в черного котёнка, а через пять лет умерла. Она так и не выросла, умерла маленьким котёнком.

— А вторым был мой ученик, волшебник-анимаг… — мертвым голосом продолжил Паладин. — В его смерти оказался виноват целитель, произведший насильственное очищение организма, когда он пришел к нему с сильными коликами. Идиот очень удивился, когда паренек вместо того, чтобы выздороветь, превратился в тюленя. Он был из народа селки. Тюлени плохо передвигаются по суше, а если он к тому же испуган… Когда я узнал о несчастье и подоспел на помощь, Йорика Бергенссона уже забили камнями перепуганные люди. Я тогда… превысил свои полномочия, наказал горе-медика на своих условиях. Администрации не понравилось мое самоуправство, как же, чтоб зверюга да лапы распускала?! В общем, меня уволили.

После таких рассказов всех вообще охватила вселенская тоска, а в ушах зазвенели похоронные колокола. Северус посмотрел на пса, тот шел послушно у ноги директора, мягко влекомый поводком, и вспоминал двух собак своего сына, Терри и Бейли, его детскую храбрость по отношению к Облачному Грому, одним лишь словом управляя пёсьим великаном… как он оттягивал вверх волосатые брыли двум шотландским волкодавам лорда Малфоя, чтобы посмотреть их зубы. И Северус с изумлением услышал свой собственный голос:

— Я возьму Дерека к себе. Мой сын умеет управляться с собаками.

* * *

Вот уже два лета подряд Гарри гостил у папы, а на третье лето, в свой десятый день рождения, и вовсе переехал насовсем. С собаками и кошкой. И целый год Гарри привыкал к новому дому, который Северус купил для них. Домик был одноэтажный, приземистый и большой, в нем были две спальни, кухня, совмещенная со столовой и гостиной, неширокий холл, кабинет отца с библиотекой, большая солнечная мансарда, две ванны и туалет.

Дом стоял на берегу Уинг-ривер, широкой и спокойной полноводной реки. Пологие берега плавно перетекали в заливные луга, на них круглый год паслись коровы с овцами и чья-то лошадь на пенсии, у неё на шее звякал колокольчик на кожаном ремешке. Разумеется, лошадь Гарри часто навещал, что ж он, дурак, что ли, мимо такой красоты проходить?..

Именно в этом доме Гарри встретил свое одиннадцатое лето. Его разбудила нянюшка, миссис Пенн, кругленькая и уютная, с веселым птичьим голоском. Привычно щебеча, она подняла Гарри с постели и погнала в ванную — умываться и в столовую — завтракать.

Садовник уже доставил с огорода свежую клубнику, и Гарри с удовольствием добавил её в овсянку. Наслаждаясь едой, он смотрел в распахнутое окно, на желтую тропку, убегающую к дороге мимо цветущих яблонь и черешни. Мимо кустов сирени и белой смородины. В то же окно была видна и часть веранды, на которой сейчас завтракали Бейли и Терри. Мирное и покойное житье на свежем воздухе пошло собакам на пользу, их шерсть шелковисто блестела, а нрав стал прямо-таки даосским, философски-раздумчивым. А Симона, казалось, поставила перед собой великую цель — переловить всех мышей и крыс в округе. Что ж, кошка тоже нашла себя в этом месте.

Отец отчего-то задерживался. Уже настал вечер, и Гарри весь извелся от ожидания, изнервничался и начал потихоньку психовать, но вся его злость моментально испарилась, когда отец переступил порог, бережно прижимая к груди некрупную серую лайку…

Примечания:

И жду от вас отзывов, скромные вы мои невидимки. А то две тыщи просмотров в день и едва ли десяток отзывов... куда это годится?

Первое, о чем подумал Гарри, как и всякий нормальный мальчик, это о том, что добрый и благородный папа спас собаку, сбитую машиной. Поэтому он подошел очень осторожно, внимательно рассматривая лайку на предмет ран и переломов, но ни пятен крови, ни вздыбленной шерсти он так и не увидел. Собака выглядела целой и неповрежденной.

Северус поставил собаку на пол, снял с неё ошейник и почему-то с брезгливой гримасой отшвырнул его прочь. Гарри проследил взглядом за полетом ошейника и вздрогнул, когда тот, коснувшись пола, превратился в ивовый прутик, скрученный в кольцо. Начиная понимать, что произошло что-то не то, он напряженно спросил:

— Папа, что случилось?

Северус тяжело опустился на банкетку и закрыл лицо руками. Серый пёс робко и как-то виновато примостился рядышком, прижавшись к ногам. Гарри отметил, что он ведет себя не по-собачьи, ведь любая псина, оказавшись в новом месте, в первую очередь начинает его обнюхивать, исследовать незнакомую территорию… Растерянно и настойчиво повторил вопрос. Северус поднял голову и уныло глянул на сына. Спросил в ответ:

— Ты что-нибудь знаешь об анимагической коме?

Гарри лихорадочно закопошился в памяти, вспоминая всё, что читал о магических болезнях и недугах. Неуверенно кивнул. Северус задал ещё один вопрос:

— Случаи выхода из комы были?

— Да. Три случая было, а что?

Северус выпрямился:

— Три? А где ты про это читал? Расскажи!

— А сам ты почему не знаешь? — подозрительно спросил Гарри.

— Просто я не интересовался этой темой раньше, повода не было… — смущенно пояснил отец, виновато глядя на него. Взгляд Гарри стал ещё подозрительнее.

— А сейчас есть повод? — и в собаку впился, начиная догадываться. — Это кто?

— Это Дерек Морган, мой ученик. Он волвен. А в кому он… на него полдома рухнуло. Двое пацанят старый лаз нашли и залезли в него, а он обвалился. Дерек их успел вытолкнуть наружу, а сам… Его сильно завалило, Гарри, обычный человек не выжил бы под таким обвалом, Дерек тоже. Он почти погиб там, а в собаку не превращался, это его организм бессознательно ввел в кому. В анимагическую… — Северус помолчал и чуть ли не с отчаянием повторил вопрос: — Так что же ты читал о случаях выхода из комы?

Гарри мрачно пнул косяк двери гостиной и буркнул:

— На самом деле их два, просто третий случай касался уснувшей лошади. Конь по кличке Кантакларо прыгнул на грузовик, защищая хозяйку, и страшно поранился. Впал в сильный ступор, из которого его едва вытащили… — покосился на собаку и добавил: — Но это не наш случай. А про анимагическую кому я читал следующее: мальчишку ударил отчим, и тот от шока превратился в ежа. Зашился в колючую броню, через два года он стал похож на панголина, весь в доспехах… Спас его, как ни странно, таксидермист, поймал «панголина» и решил, что из него выйдет отличное чучело. Парню пришлось спасать свою колючую шкуру, превратился в кого надо, взломал клетку и сбежал. Второй случай тоже произошел с подростком, однажды он с отцом собирал грибы и ногой угодил в медвежий капкан. В тот страшный миг, когда сомкнулись стальные челюсти, его организм проорал мозгу сигнал тревоги, и тот не придумал ничего лучше, как отдать приказ телу — оборотиться в медведя. Этим парень спасся от смерти, а то бы скончался от болевого шока. Папа сына не нашел. Ну, а мишка два года в зоопарке просидел, пока папеньку не увидел с младшим братом, подал им знак тайный, известный только им. Это был весьма странный случай, вся Европа бурлила и сходила с ума — зачем, ну зачем кому-то понадобилось красть из зоопарка бурого медведя??? В человека миша смог превратиться только неделю спустя после освобождения… мне думается, это не совсем тот случай? В медведя он перекинулся, чтобы спастись.

— Неважно… — мотнул головой Северус. — Главное, это возможно — выйти из комы, как в случае с мальчиком-ежиком.

— Ты хочешь его разбудить? — понимающе спросил Гарри. Северус нервно дернулся и как-то диковато посмотрел на сына. Медленно проговорил:

— Ну знаешь… После того, как его оплакали и заживо похоронили… Как ты думаешь?

Гарри побагровел и сжал кулаки, взвинченно прошипел:

— Чего-о-о?.. Он уже не нужен, что ли?

— Да нет, Гарри! — торопливо возразил Северус. — Просто для директора оба известных случая закончились летальным исходом, потому он и думает, что Дерек навсегда остался собакой, что он ушел без возврата. Одного его ученика забили камнями, а вторая, девочка, сестра его ученицы, скончалась, так и не выйдя из звероформы.

— Понятно… — успокоился Гарри и кивнул на собаку: — Надо ему лапы салом смазать. Пойду посмотрю в морозилке…

— Зачем? — опешил Северус.

— Чтобы делом занялся. Это очень действенный метод, не только с кошками работает, но и с собаками.

Сало в холодильнике нашлось и в течение следующего часа пёс был очень занят — старательно и со вкусом вылизывал все свои конечности, щедро смазанные свиным и гусиным жиром. Вместе с нежданно полученным удовольствием в нем крепла благодарность к мальчику, подарившему ему такие вкусные собственные лапы.

И начались у Гарри особенные каникулы. И первое лето без Драко Малфоя. Тот, конечно, разобиделся и прислал с совой письмо, состоявшее из одних вопросов «Почему и с кем?» Прочитав оное, Гарри пожал плечами, скомкал и отправил ответ с одним лишь словом «Занят!». Ну в самом же деле-то, не до Драко и его истерик ему сейчас! Почему-то с возрастом Малфойчик вредным стал, чуть что не по нему, тут же истерика начинается. И допросы с пристрастием. Причем вцепится так, что и гвоздодером не отковыряешь. И лучшее, что тут можно предпринять, это полный игнор, только он заставляет Дракошку отстать. Но и долго Драко обижаться не умеет, первым несется мириться.

Так что, отмахнувшись от скучающего аристократа, Гарри занялся собакой. Прежде всего он выяснил, понимает ли Дерек человеческую речь? После нескольких экспериментов, оказалось, что до пёсьего ума Дерека всё же доходят некоторые слова и фразы, на которые он реагировал проблеском понимания в глазах и даже мог ответить кивком головы или отрицательным гавком. Кроме этих, мимолетных и очень коротеньких просветлений человечьего разума, Дерек в остальном был обычной собакой с собачьими привычками и поведением. Бегал наперегонки с Бейли и Терри, гоняясь за палками и мячиками. Доставал Симону, получал от неё лапой по носу и наравне с мелкими псами подлизывался и извинялся.

Три собаки, оказывается, очень много шума производят, ка-а-ак начнут играться-драться-гоняться, так и непонятно, кто в доме галопом-то скачет? Топот и грохот стоял такой, что казалось — мустанги во весь опор несутся, а не три некрупные собачки. Иногда в игру ввязывалась и Симона, в такие моменты она словно забывала о том, что является кошкой, и остервенело драла-раздирала на части Бейли и Терри с Дереком. В переносном смысле, конечно, после кошачье-собачьих баталий все участники оказывались живыми, хоть и потрепанными, но, угомонившись, все четверо приводили себя в порядок, вылизывались, причесывались, укладывали встопорщенную шерсть.

Особенно сильно кошке нравилось «убивать» Дерека, большого и крупного для неё пса. Лежит Дерек, глазом хитренько косит, выжидает. На кончиках когтей подкрадывается Симона, «улучив момент», она с яростью тигра набрасывается на шею псу, тот под её натиском опрокидывается на бок. Миг, и тигрица распарывает жертве брюхо, одновременно душа и грызя за горло.

Причем было замечена одна любопытная подробность: все эти драчки-бои зверушки устраивали только на публику. Стоило зевнуть или вовсе отвернуться, так тут же наступала разочарованная тишина, у зверух буквально мордахи вытягивались — как, неинтересно??? Но стоило посмотреть в их сторону, как они страстно бросались в новый «смертельный» бой. В отсутствие хозяев звери занимались другими делами: псы сторожили территорию, кошка уходила на охоту за крысами-мышами или к реке, рыбку половить.

Порой Терри совершал грабительские ревизии на огород — подворовывал клубнику, ну ничегошеньки не мог с собой поделать, любил пекинес ароматную сочную ягодку, и хоть ты тресни! Маму с папой за неё продаст. А если к тому же и теплица была открыта… то в недосчете огурцов был виноват садовник, у Терри совесть чиста! Воришку обычно обнаруживали по запаху, но даже если и находили его, на порицание уже ни у кого не хватало решимости, да и как такого ругать? Невинного и славного пёсика с ласковыми влажными глазками и вкусно пахнувшего огурцами и клубникой…

Эти, слишком собачьи, действия Северус не одобрял. Он ругался, ворчал, стыдил и выговаривал разыгравшимся Дереку и Гарри, убеждая взять себя в руки и начать вести по-человечески. Для вида Гарри соглашался, успокаивал себя и собаку, сажал её на диван и начинал читать Дереку какую-нибудь поучительную историю. Но стоило отцу расслабиться и уйти в подвал или в город по делам, как книжка улетала в одну сторону, а Гарри с собаками — в другую, беззаботной и радостной кучей-малой. И начиналось… веселое и счастливое куролесие: опрокидываются табуретки и стулья, по кухне-холлу-гостиной проносится лохматый клубок тел из трех псов, одной кошки и одного мальчика. Этот клубок оголтело орет, лает и вопит на пять голосов. Летят шерсть и волосы, папин зеленый шарф превращается в канат, перетягиваемый с одного конца мальчиком, а с другого — тремя псами. Псы тянут дружно, рывками, рыча и упираясь в пол всеми лапами… с другой стороны также старательно тягает канат Гарри. Руками. Тррр-р-рах! И разрывается пополам папин слизеринский шарф…

Вечером проказников настигает втык и нагоняй от Северуса. Вернувшись домой и обозрев учиненный кавардак — опрокинутые стулья, сброшенные на пол покрывала с дивана и кресел, раскиданные диванные подушки и клочья чего-то зеленого — бедный папа разве только за голову не хватался. Да и штаны у Гарри покрыты тремя-четырьмя видами шерсти, кошачье-собачьей… Глаза и брови сходились к переносице, из горла вырывался сдавленный рык, и нашкодивший пацан кидался убираться — поднимать-стелить-ставить. Конечно, можно было бы всё убрать взмахом палочки, но, поступая так, значило потакать паршивцу в дальнейших безобразиях. А стало быть, пусть приучается отвечать за свои поступки и убирать за собой. Так оно потом и случилось — Гарри стал убирать бардак до прихода отца, если не забывал о времени.

Иногда к ним присоединялась Пенни, нянюшкина-садовникова дочка, супруги Пенн весьма тонко назвали свою дочь Пенелопой, очень созвучно фамилии — Пенн. Сочетание Пенни Пенн создало для девочки милую кличку — Монетка. Коротко стриженая, кудрявая и смешная, она походила на мальчишку и была для Гарри отличным товарищем по играм. Жила Пенни вместе с родителями во флигеле в глубине сада, была бесстрашной и очень ехидной. По деревьям-крышам-заборам лазила почище пацанов, внаглую и без спроса садилась на спину лошади-пенсионерки и гоняла на ней по лугам не хуже ковбойши. Куклам предпочитала мячи и машинки. Фыркала на «Золушку» и «Рапунцель» и тащилась-пищала от «Трех мушкетеров» и «Маленького парижанина».

Могла всерьез увлечься прочитанной книгой, и тогда держись! Она не Пенни, она — Валентина д’Антарьян с острой и легкой сосновой шпагой. Терри становился аристократом Атосом, Дерек — Портосом, а Бейли — Арамисом, роль же д’Антарьяна доставалась Гарри. По молодости лет Гарри не мог быть отцом Валентине-Пенни, но она великодушно предложила ему роль брата.

И несется по полю росному седая лошадь с двумя сорванцами на голой спине, вооруженными босыми пятками и сосновыми шпагами. Оба издали похожи на двух мальчишек, один брюнет, другой — каштанчик-шатен, в шортиках и маечках. Следом за ними поспевают три очень счастливые собаки. Незабываемое, чудесное лето…

* * *

Дикий Смит не верил в удачу. Но, как оно обычно бывает, чаще всего происходит как раз то, во что не веришь. Дик не верил, что попадется на краже. Попался. По-малолетству угодил в исправительную колонию. В исправление не поверил, но почему-то вышел как исправившийся, за хорошее поведение. В повторный попадос не верил, потому что решил быть осторожнее и не попадаться. Снова ошибся, попал по-крупному — за кражу драгоценностей. Снова колония, потому что парню было всего двенадцать. Вышел заматеревшим бандитом, что поделать, окружающий контингент способствовал его духовному воспитанию. Пацану много ли надо для примера? Мат-перемат круглосуточно, пыльные рожи вокруг с характерными мешками-тенями под глазами, скученные вручную цигарки с самопальным куревом… Наколки и бритые головы. Общие душевые и житье по понятиям. Вот что окружало Смита в колонии.

Дома была вечно пьяная мать с армией бутылок, которые приходилось раздвигать ногами, чтобы пройти из кухни в коридор. Тараканы. Раскормленные до размеров мадагаскарских. Шуршащие и равнодушные до офигения. Ешь ты пиццу, а по колену усатый гость ползет и вот так, внаглую, угощения требует. Тапком таракана ростом с ладонь прибить затруднительно, поэтому приходилось делиться.

В постели с тобой спят сожители и одновременно жрут твою кровь. Речь идет о клопах. Размером они мельче тараканов, но вреднее. Настолько вреднее, что крысы сбегали, едва увидев сородичей, подохших от пироплазмоза.

Сей чудный домик стоял… ну, домик — это слишком уважительное название развалившегося многоквартирного барака, стоявшего на одной из улиц Бредфорда. Эти трущобы мало чем отличаются от лондонских или нью-йоркских… Да, даже в наше цивилизованное время всё ещё встречаются вот такие деревни посреди стеклянно-бетонных высоток. Настоящими эти деревни нельзя назвать, пусть они без водопровода и газа, без канализации и порой без электричества. Настоящие деревни окружены полями, огородами и садами, полноводными реками и озерами, стадами коров и овец, а не закопченными стенами фабрик и заводов, потрескавшейся и проваленной мостовой.

Сами понимаете, что Дикий Смит находил малейший повод, чтобы слинять из родных трущоб. Подальше от тараканов с папашину ладонь и клопов, высасывающих из него галлоны крови каждую ночь. К своим двадцати четырем годам Дикий имел весьма красочный вид — вислые синие щеки, низкий лоб и пузцо, выпирающее из тощего тельца. А за плечами годы и годы колоний и тюрем.

Последняя отсидка была за убийство. Да… Ни во что не верящий Смит докатился и до этого, став полным отморозком. Окружной суд проходил в здании Олд-Бейли, где Дика Смита приговорили к пожизненному заключению в тюрьме «Водмурд-Скраббс» с достаточно жесткими условиями содержания. Но данная тюрьмушка была печально известна тем, что из неё в свое время успешно сбежал советский разведчик, некий Джеймс Блейк, а раз из какой-то тюряги возможен побег, то этим не воспользуется только самый ленивый.

Вот и Дикий Смит решил не позориться на очередных нарах. Тем более, что в душевой подслушал треп двух укуренных в лежачую нирвану петушков. Вернее, один из них был ториком и всласть трахал второго, петю. Насаживался в зад и нравоучения читал:

— Запомни и-и-их… Город Литтл Уингинг… Заброшенное ранчо… о-о-ох… у излучины реки… найдешь тайник, все полтора лямов будут твоими.

— Долларов? — задушено пискнул «петя».

— Каки-тя доллары?! Не смеши мои помпончики на тапочках, и так уже лысые. Не-е-ет, Гуща на мелочи не разменивается. Фунты там, секешь?

Безымянный «петя» подавился слюной.

Пораскинув остатками протухших мозгов, Дикий решил опередить посланца. А для этого следовало сбежать из тюрьмы раньше, чем тот выйдет на волю по амнистии. Сказано — сделано!

Совершить побег удалось влегкую, как именно, Смит мне не докладывал, это навсегда осталось его тайной, секретом очень секретной фирмы.

* * *

День рождения Гарри прошел замечательно. Северус устроил сыну настоящий праздник, заказал столик в элитном ресторане, где к имениннику вышли хозяева с воздушными шариками и конфетти. На тележке выкатился роскошный торт с одиннадцатью свечками. Честный Гарри пожелал Дереку проснуться и задул свечи.

Вокруг именинника безостановочно крутились фотографы и стилисты, желающие выслужиться и сделать день рождения незабываемым. Гарри наряжали в красивые стильные одежки, создавали ему не менее стильные прически, всё это тщательно запечатлевалось на фотоленточки-негативы, которые потом передадут изображение на глянцевые квадратики фотографий — свидетелей и хранителей этого дня. Три раза Гарри ухитрился сфотографироваться с Джериком, так на людях он называл собаку, потому что имя «Дерек» было слишком странным для пса.

После лондонского вояжа завернули к Дурслям, где взрослые решили допраздновать и догнаться отличным вином, а младшие члены семьи Гарри и Дадли пошли наверх, в комнату последнего, смотреть подарки. Их было много, так что не имеет смысла перечислять-описывать, что там парню надарили, скажу лишь одно — все презенты Гарри очень-очень понравились.

Ближе к вечеру Гарри вспомнил о Терри и Бейли, оставленных дома, и подумал, что пора бы к ним вернуться. Конечно, зверушки были под присмотром няни и садовника, но… Гарри по ним, в конце концов, просто соскучился, поэтому, черкнув записку «уехал домой, не теряйте, Гарри», примагнитил её на холодильник и со спокойной совестью побежал на автобусную остановку. Рядом с ним беззаботной трусцой бежал Дерек.

Нужная Гарри конечная остановка находилась на Двойном повороте, здесь синхронно и параллельно сворачивали и река, и дорога. Высадив мальчика с собакой, автобус потрясся дальше, а Гарри пошагал по дороге вдоль излучины реки, засидевшийся в транспорте пёс рванул резвым галопом напрямик через луга и кусты и вскоре скрылся из глаз. Хмыкнув, Гарри тоже решил срезать путь, отломил веточку с ивы и, найдя тропку, пошел по ней, сшибая прутиком венчики высоких трав. Мимо старых развалин заброшенного ранчо.

В воздухе плясала мошкара, звеня и пиликая. Предзакатное солнце посылало прощальные лучи уходящему июлю. И грязная вонючая рука, упавшая на лицо из ниоткуда, была полной неожиданностью для Гарри, только что отметившего одиннадцатый день рождения. В горло ткнулось холодное лезвие щербатого ножа, а смрадный голос выдохнул в ухо:

— Пошел! И без глупостей…

Враз помертвевший от ужаса Гарри покорно двинулся перед бандитом к развалинам. Едва живой от страха, он так же покорно выполнил его задание — залезть в крошечное окошечко в толстой стене, найти черный пакет, перемотанный скотчем, и подать ему. И без глупостей!

Потом мерзкий бандит толкнул Гарри к лодке и уже там связал ему руки за спиной. Далее тонкие веревки спутали ноги, а на голову наделся мешок. Именно мешок привел Гарри в чувство: ограниченный ещё и в зрении, Гарри испугался и опомнился, протестующе вскрикнув, он задергался в путах. И тут же получил пинок в ребра и грубый окрик:

— Ну-ка тихо, щенок! А не то доведешь меня, и я тебя прямо тут зарежу, в этой гребаной посудине.

Гарри испуганно притих, а Дикий Смит рванул шнур, заводя бензиновый подвесной мотор. Старенький моторчик натужно чихнул, кашлянул, затем, пыхнув, выпустил струйку чахлого дыма и завелся, тарахтя и рокоча. Ни Смит, ни тем более Гарри с мешком на голове так и не увидели плывущую за ними лайку…

Доплыв до середины реки, до быстрой и хаотичной ряби, по поверхности которой стремительно проносились листики, веточки и прочий легкий мусор, что говорило о стремнине, быстром подводном течении в этом месте реки, Смит застопорил мотор. Нагнулся, схватил Гарри, приподняв и перевесив за борт верхнюю часть мальчика, убийца примерился ножом к горлу — надо было резать так, чтобы не испачкать лодку. Примерился, поднял повыше и сам нагнулся над бортом и водой…

Из-под воды вынырнула ощеренная волчья пасть и молча, беззвучно, впилась в горло врага. Атака волка и толчок отшатнувшегося бандита перевернули лодку. Миг, и все трое оказались в воде. Связанный Гарри тут же пошел на дно. Внезапное падение ошеломило мальчика, от испуга он глотнул воды, но интуитивно «зажал» мышцы носа, стараясь не дышать ноздрями. Отчаянно хотелось посмотреть, что происходит вокруг, но мешок не давал этой возможности…

Оттолкнув от себя труп мерзавца, волк-Дерек осмотрелся в поисках Гарри. А мальчик, влекомый течением, пытался сообразить, как всплыть, будучи связанным по рукам и ногам? Легкие уже горели от нехватки воздуха, рот вот-вот откроется против воли сделать смертельный глоток воды. И сильные крепкие руки, схватившие его поперек груди, уже не удивили Гарри. Зато воздух, ворвавшийся в грудь, — да. Подавившись им, Гарри закашлялся, лихорадочно дыша и отплевываясь от воды, стекающей с волос на лицо и в рот. Кто-то сорвал мешок, и Гарри смог увидеть своего спасителя. Темноволосый юноша буксировал его к берегу. Дерек… Дерек проснулся. Проснулся, чтобы спасти.

На берегу Дерек развязал Гарри, отшвырнул веревки, сгреб Гарри в охапку и жарко задышал в его лицо, согревая и растирая руками.

— Ты пришел… — прошептал Гарри.

— Конечно, — мягко отозвался Дерек. — Ведь тебе нужна была помощь, а это в природе волвенов — помогать попавшим в беду.

— А этот… — Гарри повел глазами по поверхности реки, но ни лодки, ни чего-либо ещё на ней уже не было, всё унесло течением. Дерек пожал плечами и посоветовал:

— Тебе лучше не думать об этом. Он больше никого не побеспокоит.

Примечания:

Четыре весёлых друга:

https://sun9-49.userapi.com/c858532/v858532031/1e14f6/L_oIBtDn2Hk.jpg

Фото на память:

https://sun9-57.userapi.com/P9_t4DNxKFOsyhUpJB_4EoJGcdGRB9-lD60ynA/I6BsLgXOJmM.jpg

Няня Пенн потрясенно вскрикнула и всплеснула пухлыми ладонями, увидев промокших Гарри и Дерека. Тут же кликнула мужа и уже вдвоем они набросились на парней с пледами и грелками. При этом нянюшка, мимоходом выспросив у Гарри, где его папа, унеслась на кухню к телефону — вызывать Северуса. Тот от спешки чуть не расщепился, забыв ноги на кухне Дурслей и пьяной кучей свалившись в холле собственного дома. Няня со знанием дела подала ему пузырек антипохмельного, выпив который, Северус вмиг протрезвел, встал, скинул плащ и, подойдя к Дереку, взял за плечи, внимательно рассматривая юношу со всех сторон. Сглотнул и сипло спросил:

— Как? Что заставило тебя… вернуться?..

Гарри напрягся, ожидая неприятного разговора, но всё понимающий Дерек пощадил его и сказал совсем не то, что произошло на самом деле.

— А это Гарри желание загадал, когда свечки задувал. Я почувствовал его магию, его волю… Гарри пожелал, чтобы я проснулся. И я проснулся, сэр, но в ресторане, в городе и в чужом доме я это не мог проверить, поэтому, когда мы сошли с автобуса, я тут же убежал к кустам, где и превратился.

Северус озадаченно окинул парней взглядом, задержался на мокрых прядях их волос, прилипших ко лбам, и поинтересовался:

— А чего вы мокрые?

— А это я на радостях сшиб Гарри в воду.

— Да! — облегченно подхватил Гарри. — Ка-а-ак налетел на меня, я по берегу шел, оба в реку улетели.

— Врёте ведь… — подозрительно прищурился Северус. Мальчики повесили головы. Потом Дерек виновато кивнул и признался:

— Да, врём. Мы подрались, сэр…

Северус только вздохнул. Не признаются паршивцы. Ну да ладно, видно же, что всё хорошо, так чего же он докапываться-то будет? Неважно, по какой причине Дерек проснулся. Тут Дерек поднял голову и упрямо посмотрел на него.

— И всё-таки я сказал правду, Гарри разбудил меня магией своего желания! Это у него магия такая, не нуждающаяся в волшебной палочке.

Гарри с интересом взглянул на Дерека — неужели он и правда поэтому ускакал в кусты? Дерек честно глянул в ответ: «правда».

— Что за магия? — удивился Северус, решив не обращать внимания на этот загадочный обмен взглядами. Дерек слабо улыбнулся ему.

— У него Дар. Дар повелителя зверей. Очень редкий вид звериной магии, в наше время он открылся только у двоих — у Чарли Уизли и у Гарри. Мне даже жаль, что Чарли уже выпустился, он бы знал, кому передать Лучика.

— А как же Хагрид? — против воли вырвалось у Северуса. — Он-то разве не повелитель? Вон как чудищ своих лелеет…

— Он полувеликан, — возразил Дерек. — Он просто по крови ближе к ним, к магическим существам. У него не Дар, а просто любовь к себе подобным. Он кормит фестралов коровьими и свиными тушами, гиппогрифам скармливает хорьков и горностаев. Он спокойно убивает обычных животных и боготворит чудовищ.

Этот новый, сторонний взгляд на Хагрида заставил Северуса задуматься. Н-да, не всё так чисто в Датском королевстве… Однако. Он резко встряхнулся, хлопнул ладонями по своим коленям и деловито бросил:

— Так. Ладно, дебаты в сторону! Надо сообщить твоим о твоем возвращении.

Дерек понурился. Северус насторожился, строго спросил:

— Что не так?

— Я бы хотел провести остаток каникул с вами, сэр. Мне не хочется возвращаться в табор… — смущенно пояснил Дерек. Северус недоуменно уставился на него. Гарри вздохнул и принялся объяснять ему на пальцах, как маленькому:

— Папа, ну разве ты не знаешь, что волвены чаще всего рождаются в цыганских общинах? Что они обычно бродячий народ? Их дом ездит на колесах и называется кибитка. Я прав, Дерек?

Дерек закивал. И добавил свои жутковатые подробности:

— Меня ещё в годовалом возрасте продали цыганскому барону, а за год до Хогвартса дядя выкупил меня обратно, потому что папа умер… его старший брат, сэр. А у дяди своих детей нет, но в прошлом году он женился. И если его жена родит в этом году, то он меня снова продаст. Как несовершеннолетнего. Он имеет право.

Видя, как потемнело лицо Северуса, Дерек виновато съежился.

— Простите… У цыган это обыкновенное дело — детьми торговать. При случае они их ещё и крадут. А мы, волвены, для них вообще вещи, собачки…

Северус скрипнул зубами. Что ж, ничего нового Дерек, по сути, и не сообщил. Как раз недавно, буквально пару часов назад, Вернон зачитывал ему и жене новости из «Дейли Пост», как там? Если пробраться сквозь дебри процентов, то новость выглядела следующим образом:

«Ни одно государство в мире не может с уверенностью сказать, что оно не сталкивается с проблемой торговли людьми. Часто эта проблема не зависит от геополитического положения страны или социально-экономической ситуации. К сожалению, случаи торговли людьми в целях сексуальной или трудовой эксплуатации, что является наиболее распространенными формами, наблюдаются практически во всех государствах. Наряду с этим появляются новые формы. Например, торговля людьми — особенно детьми — с целью вовлечения их в преступную деятельность, торговля людьми с целью изъятия органов и тканей, суррогатного материнства. Одна из наиболее современных форм — домашнее рабство, то есть эксплуатация в домашних условиях, а также на фермах, в сельском хозяйстве.

Сейчас известно, что торговля людьми приносит ежегодную прибыль приблизительно в сто пятьдесят миллиардов долларов. По разным оценкам, сейчас жертвами современного рабства являются около двадцати пяти миллионов людей во всем мире. Примерно шестьдесят четыре процента из них подвергаются трудовой эксплуатации, девятнадцать процентов — сексуальной, остальное — иные формы рабства. Обычно наибольшее число жертв — женщины и девочки. По данным ООН, семьдесят один процент идентифицированных жертв — лица женского пола, а двадцать девять процентов — мужчины и мальчики. При этом растет число пострадавших детей — оно оценивается примерно в пять с половиной миллионов. Но надо понимать, что официальные цифры, предоставляемые государствами, ниже экспертных оценок. Дело в том, что речь идет о том виде преступления, когда жертвы очень мало сотрудничают с госорганами. Причин много. Например, неразвитая до должного уровня программа защиты и оказания помощи жертвам торговли людьми. Людей и их родственников часто запугивают. А чтобы пойти на риск, человек должен быть уверен, что он защищен. Кроме того, с учетом стереотипов и менталитета многим мужчинам сложно признаться, что они стали жертвами трудовой эксплуатации, а тем более — сексуальной».

А с цыганами вообще темный лес. Внутриобщинные отношения цыган для всего остального мира — это тайна за семью печатями. Понятно теперь, почему о Дереке никто не беспокоится. Некому. Только друзьям он дорог и директору. Отсюда сам собой напрашивался вопрос. Его Северус и задал:

— Чем ты собираешься заняться после Хогвартса?

— Не знаю… — растерянно отозвался юноша. — Что друзья предложат. А если мне не найдется места рядом с ними, то к Чарли попрошусь, он обещал адрес прислать…

Ясно. Бродяжничать собрался. Северус хмуро смерил взглядом широкие плечи парня, темно-каштановые подсохшие и завившиеся волосы, простое, честное лицо и понял, что не отдаст мальчишку каким-то продажным дядькам! Потому что его собственная магия продолжала бурлить и вопить о том, что у него появился Долг жизни. Его никто не спасал, сам он — тоже, значит… Начиная злиться, Северус сквозь зубы процедил:

— Вы мне скажете правду, как и почему вы промокли?

И сердце нехорошо екнуло, когда мальчики синхронно опустили головы. И заговорили в пол, по очереди, перебивая и дополняя друг друга.

— Ну… в общем… сошел я с автобуса…

— Я усвистел в поля…

— Ага, я тоже решил путь сократить. Нашел тропу…

— Смотрю, а Гарри сзади нет…

— Вонючий бомж меня уволок к развалинам. Угрожал ножом.

— Гляжу, а Гарри в лодке. Связанный! Что было делать? Поплыл за ними…

А дальше мальчишки вдруг запнулись, разом умолкли, явно не решаясь продолжать. Пришлось порычать:

— Ну?..

Гарри шмыгнул носом.

— Он что-то собирался со мной сделать, а что — я не видел… Мешок на голове был.

А Дерек взглядом попросил: «Не при нем, сэр, пожалуйста!» Северус, подумав, кивнул. И позже, много позже, когда Гарри сладко заснул в своей постели, Северус пришел на веранду, где на ступеньках сидел возвращенный Дерек. Опустившись на ступени рядом, профессор протянул подростку бутылку имбирного лимонада.

— Расскажи мне внятно, что случилось?

— Ну… как я понял, бандит использовал Гарри как форточника, заставил его достать для него что-то из тайника, в который сам не смог протиснуться. Я час назад бегал к тем развалинам, по следам всё разведал… а тогда… Я правда нашел их, когда они уже отплывали. И всё, что мне осталось, это поплыть вдогонку.

Здесь Дерек остановился, чтобы собрать разбросанные эмоции, отпил лимонад и продолжил:

— Когда я увидел, что этот гад примеривается, как посподручней перерезать Гарри глотку, чуть умом не тронулся. Из собаки перекинулся в волка и загрыз его нафиг, простите, сэр. Потом за Гарри нырнул, его подводным течением далеко успело унести, хотел схватить, а рук-то и нет… Но я заставил себя трансформироваться, заставил эти чертовы лапы превратиться в руки. А там и сам. Весь…

Дерек сглотнул, его руки задрожали, и он поспешно поставил бутылку на ступень. Северус осторожно взял его за плечи и ощутил, что юношу колотит сильная дрожь.

— Дерек? Что?..

— Это ужасно. Кровь… Её вкус. Я… я убил его… — на лбу Дерека выступила холодная испарина. Северус покрепче прижал его к себе:

— Тише, Дерек, тише. Я понимаю. Но ты должен успокоиться! Ты убил НЕ человека. Ты сделал гораздо больше, Дерек. Ты спас Гарри. Это доказывает моя магия, перед тобой у нас с Гарри отныне стоит Долг жизни. Дерек, сынок, ты слышишь меня? Ты спас Гарри!

Дерек кивнул, повернулся к Северусу и зарылся лицом ему в грудь, наивно и по-детски прячась от жестокого несправедливого мира. И Северус не обманул его, заключил в крепкие и надежные объятия.

Потом, когда Дерек маленько успокоился, Северус передал ему письма от друзей. Конечно, их читали ему, собаке, но в то время он был в коме и мало что понимал, так что, взяв письма, юноша принялся их читать заново и в полном сознании.

Второго августа Снейпы, Морган и Пенны отправились в Косой переулок за покупками к школе. Шустрая и бойкая Пенелопа вихрастым ураганчиком сновала туда и сюда, звонко комментируя происходящее. Гарри робел и жался к папе. Дерек убежал в банк к ученическому сейфу.

Малфоев не встретили, очевидно, они закупились к школе заранее. Ну и ладно… Занялись собой, прикупили инвентаря для зельеварения, учебников, школьных мантий, пергаменты и писчие принадлежности. Зашли напоследок к Олливандеру, покупать палочку для Пенни. Зашли все вместе и, сгрудившись тесной толпой, терпеливо ждали, пока палочка и Пенни найдут друг друга. Предлагая девочке палочку за палочкой, старик Олливандер бросал заинтересованные взгляды на Гарри, стоявшего рядом со Снейпом. Повинуясь его ментальному приказу, к Гарри по воздуху подплыла линейка и старательно обмерила его. Гарри смущенно косился на желтую планочку, порхающую вокруг него, и едва сдерживался, чтобы не отмахнуться от неё, как от мухи. Линейка отлетела, а Дерек вдруг взял Гарри за плечи, склонился к уху и шепнул:

— Я слышу зов твоей палочки. Не хочешь её тоже позвать?..

— Как?.. — едва слышно выдохнул Гарри.

— Закрой глаза и подумай о дереве. О своем любимом дереве… У тебя есть любимое дерево?

Гарри послушно прикрыл глаза. Любимое дерево? В памяти почему-то возникла картинка, не принадлежащая ему лично, во всяком случае, этого представителя флоры он никогда раньше не видел. Или видел? Ведь деревья не имеют отдельных черт лица, как говорится… Распахнув глаза, Гарри озадаченно глянул на отца и Дерека.

— Откуда она взялась в моей памяти? Я её никогда не видел.

— Кого? — аккуратно подтолкнул Дерек.

— Она… невысокая, раскидистая, пышная. У неё широкие круглые листочки, коротко-заостренные… — попытался описать Гарри. — Ещё на ней орешки, по три-четыре штучки. В гнездышке.

— Лещина! — опознал Дерек. А Северус затосковал — лещина росла позади дома Поттеров. Неудивительно, что Гарри именно её вспомнил. А Дерек тем временем обратился к Олливандеру: — Палочку из лещины не дадите, сэр?

К просьбе молодого человека старик отнесся с уважением. Сходил к стеллажам и принес коробочку-пенальчик. Палочка, извлеченная из пенала, оказалась тоненькой, приятного теплого коричневого цвета. Она ощутимо потеплела и мягко засветилась янтарным свечением, едва коснувшись ладони мальчика.

— Хм… неплохо! — удивленно-весело протянул старик. — Лещина или орешник обыкновенный, одиннадцать с половиной дюймов, волос из гривы седой лошади. Из Небесной долины Ахрата.

Из последнего стало понятно, что лошадь не простая, а волшебная. А старик добавил традиционное:

— Прекрасный выбор, мистер Снейп. Упругая и прочная палочка, идеальная для менталиста.

Палочка Пенни была тоже обычной — голубая ель и перо белого ворона. Узнав о свойствах палочек, Гарри и Пенни с интересом переглянулись между собой. И взглядами поклялись, что не переженятся друг на друге. Ещё чего!

На обратном пути, проходя по Чаринг Кросс Роуд, Гарри увидел оживленную толпу, сгрудившуюся вокруг чего-то интересного. Чувствуя себя увереннее на обычной улице, Гарри скакнул в толпу, проталкиваясь и сквозя ужиком, пробрался к предмету интереса. Им оказался средних размеров пластиковый контейнер. Внутри находился львёнок. На вид полугодовалый, у него была пушистая вздыбленная шерстка, молочно-бежевая и с пятнышками, круглые и очень грустные глаза. И нелепо большие уши и лапы. На контейнере было написано: «продается». Гарри удивленно заморгал — с каких это пор на улицах Лондона львами торгуют? Увы, реальность оказалась жестокой, что и доказал народ, судачивший вокруг бокса:

— Чего такой мелкий, покрупнее не нашли для продажи? — придрался какой-то толстый дядька в очках.

— А вам для чего? — поинтересовалась такая же полная матрона. Толстяк блеснул стеклышками:

— На чучело, конечно. Но сперва я б сафари для коллег устроил. С лицензией.

— Кстати, а для чего маленький львёнок продается? — спросил кто-то в толпе.

— Для всего, — равнодушно буркнул владелец, тощий мужик с мелкими бегающими глазками.

— Ну, давайте мне, что ли… — с сомнением протянул спортивного вида тип в пробковом шлеме. — Как раз своего льва застрелил на прошлой неделе. Заказчики нового льва требуют. Думаю, через год-полтора этот готов будет, если на гормонах подкормить…

Господи ты Боже мой… столько отчаяния и ужаса в глазах сына Северус ещё не видел. Гарри, наверное, пребывал на грани обморока или умопомешательства, иначе бы не стал просить:

— Папа, спаси…

Опасаясь скорей за психику сына, чем за жизнь львёныша, Северус непреклонно велел продать льва ему, прямо здесь и сейчас. Зверёнок, как ни странно, продавался вполне легально, с документами из Лондонского зоопарка и со справками от ветеринара. Почему на улице, а не в зверинце? А это рекламная акция, сэр, это знак, что продаются выкормленные и отлученные от матерей львята. Это во-первых, сэр, а во-вторых, живой товар гораздо нагляднее и внушительнее, чем печатное и безликое объявление в газете.

Северус на это только мысленно плюнул, забирая контейнер со львом. Что за лето дикое выдалось? Отцы и дяди ребёнком туда-сюда торгуют, всякие гаврики из тюрем сбегают и детям глотки режут за лишние глаза, нелегальный излишек львят продают легально… Ну-да, ну-да, отлученные они, как же! Да места в зоопарках нет для них, вот и сбывают на сторону вместо того, чтоб милосердно усыпить.

Дома малыша выпустили из контейнера, он, смешно оскальзываясь на гладком паркете, подволакивая неуклюжие и тяжелые лапы, начал обследовать новую территорию. Изредка он покрикивал, издавая совершенно невероятные звуки — «кага-кага, мага…» — услышав их, дети страшно удивились.

— Что он такое говорит? — даже переспросил Гарри.

— Это он, наверное, маму зовет, по-львиному… — сочувственно предположила Пенни.

Оставив детей под присмотром няни, Северус с Дереком и садовником ушли на улицу, искать подходящее место и обустраивать для львёнка вольер.

Устав от впечатлений, четвероногий ребёнок вскоре заснул в обнимку с бутылочкой молочной смеси, а ребята переключились на покупки, изучив учебники, принялись рассуждать о том, на какой факультет лучше всего пойти. Горячая и пылкая Пенни рвалась в Гриффиндор и с пеной у рта доказывала всем и вся, что клевее его ничего нет! Гарри полагал, что он поступит на Слизерин, ведь его папа декан именно этого факультета. Северус мягко успокоил его, сказав, чтобы он не стремился туда ради него, он-де всех учит одному и тому же — зельеварению. И ему совсем-совсем не важно, на каком факультете будет учиться его сын.

Тут всех почему-то шепотом позвал Дерек. Подошли к закуточку на веранде, да так и замерли от открывшейся картинки: широко разбросав лапы, сладко спал львёнок, а со спины его крепко обняла Симона. Она тихо мурлыкала ему в затылок и согревала своим кошачьим тельцем, хоть и было тепло. Но не в тепле, видимо, было дело, а в том, что малыш был очень одинок, его слишком рано разлучили с матерью-львицей. И это звериное одиночество почуяла Симона и решила стать для него новой мамой…

К вечеру приехал ветеринар из зоопарка, обследовав малыша, он определил его точный возраст — пять месяцев. Документы на льва оказались фальшивкой, как и подозревал Северус — слишком много незаконного попалось ему в это дикое лето. Доктор повздыхал, покачал головой и посетовал:

— Ну зачем вы приобрели заведомо не прирученное животное? Это сейчас он маленький, трогательный и безобидный, а через полгода-год это будет огромный и сильный зверь. Трехлетний лев, к вашему сведению, весит без малого пятьсот фунтов, сэр. А у вас, я заметил, двое детей. Вы хотите повторить судьбу Берберовых? Не глупите, мистер Снейп, сдайте зверя в зоопарк, пока не поздно!

— Но ведь именно зоопарк его и продал на пушечное мясо… — вяло отбрыкнулся Снейп. Ветеринар горестно задумался, тоже начиная видеть перед собой тот же тупик. Зоосады и зверинцы также отпадали, оставались африканские фермы… но там львёнку тоже одна дорога — под ружье любителя сафари. Ох… незавидная жизнь у современных львов, даже жаль порою, что вообще эту Африку открыли. И не стали бы дикие звери-эндемики разменной валютой экзотических стран.

— Хорошо, мистер Снейп, я вам помогу, но заклинаю вас, будьте предельно осторожны и обеспечьте себе и детям основательные меры безопасности, как только зверь подрастет. Пообещайте мне, что посадите льва в самую надежную и прочную клетку.

Северусу пришлось пообещать, иначе доктор не отстал бы…

И начался у Гарри, Пенни и Дерека самый потрясающий и замечательный хвостатый август. В их веселой разношерстной компании появился Соломок, Одинокий Лев. Очутившись в таком разнообразном окружении собак, кошки и ребят, львёнок заметно ожил и перестал грустить.

В конце лета Гарри заявил, что возьмет Соломока с собой в Хогвартс. Как Северус не поседел, совершенно непонятно…

Поседеть Северус не поседел, нервы всё же крепкими оказались, да и потом, после обстоятельных размышлений, он пришел к выводу, что льва стоит взять с собой. В Хогвартсе молодой хищник будет на глазах у всей школы, там точно будет кому за ним присмотреть, а ему не нужно переживать и беспокоиться, что лев кого-либо сожрет дома. Нянюшка Нора и её муж, садовник Харви Пенн, оставались дома — присматривать за садом и хозяйством. Собак, пекинеса Терри и дворняжку Бейли, забрала к себе Петунья, аргументировав свое решение тем, что в доме совершенно пусто без Дадлика, и собачки займут опустевшее место в её сердце. Симона же поедет в Хогвартс в качестве няньки Соломока.

Львёнка собирали в школу куда более тщательно, чем самих детей: большой транспортный контейнер на колесиках и с ручками, вместительная корзина-лежак с одеялами-покрывалами, автомобильная шина от грузовика с канатом, автомобильная шина от легковой машины без каната. Сколько-то бутылочек, два блока коробок с питательной и молочными смесями на первое время. Прорезиненные половички, ошейники с поводками и цепочками. Полотенца с шампунями, огромные двухгаллонные бутыли с рыбьим жиром, пара мешков с костной мукой. Брикеты прессованного подслащенного кальция, активированный уголь в таблетках…

Целый монблан багажа вырос посреди холла, когда всё вышеперечисленное собрали для транспортировки. Включая льва в контейнере снаружи во дворе перед домом. Разумеется, для перевозки всего этого до вокзала Кингс Кросс понадобился небольшой фургон, его любезно предоставила транспортная компания «Лондонские грузоперевозки Берниш и сыновья». Сами Снейпы и Пенни с Дереком поехали следом на пикапе садовника. Это был симпатичный синий автомобильчик с четырехместным салоном и коротким кузовком сзади, в самый раз для перевозки садового инвентаря, сейчас в нем лежал и трясся на ухабах багаж детей — Пенни, Гарри и Дерека.

На железнодорожном вокзале Гарри, идя рядом с Дереком, поинтересовался:

— Ты сказал, Хогвартс находится в Шотландии?

— Да, — кивнул тот.

— И мы поедем туда на поезде? — продолжал развивать свою мысль Гарри.

— Да… — снова осторожно подтвердил Дерек, гадая, куда Гарри клонит.

— А как добираются до Хогвартса те, кто в самой Шотландии живут? — Гарри довел свою мысль до итога.

— А вот для этого и нужен волшебный поезд «Хогвартс-Экспресс», — улыбнулся Дерек. —  Он едет не по обычной железной дороге, а по пространственному временному коридору, спаянному в кольцо мироздания. Он несется сквозь время и пространство, собирая там-сям учеников-пассажиров. На всё про всё у него обычно уходит восемь часов, последние часы он едет по Шотландии, собирая остальных детей. Всё это время его пассажирам кажется, что поезд просто едет по железной дороге, никуда не сворачивая. Он действительно незаметен в своих пространственно-временных прыжках-перемещениях, в отличие от автобуса «Ночной рыцарь», пассажиров которого нещадно бросает из стороны в сторону от страшной болтанки. В общем, сейчас мы сядем в полный поезд и поедем по настоящей дороге в настоящем времени и настоящем мире.

— Так он детей УЖЕ собрал или ЕЩЁ нет? — не понял Гарри.

— А я не знаю, Гарри! — развеселился Дерек. — Наверное, и да, и нет. Это совершенно абстрактное и растяжимое понятие. Как и то, что только Хогвартс-Экспресс знает дорогу к Хогсмиду. Больше ничто и никто, кроме нашего поезда, не сможет к нему подъехать.

— Так Хогвартс не в Шотландии?! — дошло до Гарри.

— Географически — он в Шотландии, — кивнул Дерек. — А физически-материально он находится в параллельном мире-пространстве. В мире волшебников. Как Косой переулок, который географически находится посреди торгового центра Лондона, а на самом деле он спрятан в пространственной складке магического мира. Вот почему простые люди его не видят и не могут в него попасть.

Дерек замолчал, а Гарри очумело огляделся — после престранного рассказа старшего друга ему казалось, что старый привычный мир уже никогда не станет прежним. Параллельные пространства, поезда, с грохотом несущиеся по невидимым дорогам Мироздания, мир, свернутый в кольцо… Ну, ей-богу, словно романы Рэя Брэдбери и Роберта Хайнлайна читаешь! Вокруг же был обычный мир, железно-бетонный стеклянный вокзал с вполне современными поездами и электричками. И совсем не верилось, что отсюда, вот прямо с этого мозаичного пола, можно шагнуть в совершенно другой, параллельный мир.

Сзади за плечи приобнял отец, подтолкнул, увлекая в стену. Сложенную из красного кирпича. Прочную.

— Сюда, Гарри.

Хоть и понимал Гарри, что стена иллюзорная, его глаза против воли рефлекторно зажмурились в момент «столкновения». Следом за ними прогремел багажной тележкой Дерек, звонко щебеча, проскочила Пенни и с кряхтеньем проволок сквозь проход контейнер со львом её отец-садовник. Почувствовав, что отец выпрямился, Гарри приоткрыл сперва один глаз, а потом второй и изумленно вытаращился на открывшуюся картину: прежде всего в глаза бросилось небо. Оно было другим, совсем не таким, как над вокзалом Кингс Кросс — дымчато-серое и низко-тяжелое из-за осенних дождей, здесь небо было густо-синее у горизонта, а выше оно темнело до оттенка южной ночи, и в этой бархатистой муаровой тьме сияли галактики и созвездия. Отдельно виднелись гигантские диски планет и лун. И посреди этого космического хаоса, на невидимых в тумане и дыму рельсах, раздувал пары сияющий поезд Вселенной.

В этот поразительный миг откровения Гарри остро осознал, почему волшебники не летают на Луну. Им это просто не нужно, ведь им подвластны времена и миры, пространства и расстояния.

Оглянувшись назад, Гарри снова поразился, увидев, что они вышли из арки, никакой кирпичной стены не было и в помине, а была арка, вернее, не одна, а целый ряд стройных арочных проемов зияли там, где они прошли. И в них из разных точек Англии, Шотландии, Уэльса и Ирландии продолжали входить волшебники с детьми и багажом. Стало ясно, что платформа девять и три четверти является чем-то вроде межмирового перевалочного пункта, куда надо пройти, чтобы сесть на волшебный поезд, который в буквальном смысле должен увезти тебя в сказку.

Поняв и приняв эту истину, Гарри поднял голову к небу и принялся самозабвенно разглядывать планеты и спирали галактик. Когда ещё доведется побывать в таком своеобразном планетарии? Вдруг эти картины меняются каждый год? Его не торопили, терпеливо и снисходительно ждали, пока он насмотрится. Мимо тек народ, бурливо гомоня, прошмыгивали под ногами книззлы и крапы, важно прошлепал вразвалочку за кем-то здоровенный пёс ростом чуть поменьше лошади.

Вдалеке процокали копыта, и Гарри спустился с небес на землю, отвлекшись на необычный звук, и надо сказать, не он один… Потрясенные маги, округлив глаза, спешно расступались перед семьей трехметровых гигантов-минотавров, сопровождающих своего ребёнка, крупного паренька с телячьей головой… Другой мальчик, с собачьей остроухой мордой, уже никого не удивил, к тому же его провожали высоченные, под два метра ростом, мощные и широкоплечие анубисы.

Северус растерянно покосился на контейнер — и он ещё спрашивал, можно ли везти в Хогвартс льва???

— Ничего себе у вас одноклассники! — восхищенно присвистнул Дерек, подмигивая Гарри и Пенни.

Гарри не ответил, оцепенев от изумления, он завороженно следил взглядом за плывущими высоко над землею две огромные бычьи головы с почти двухметровым размахом рогов, толстых и длинных. Ну, его можно понять, встретить вживую настоящих, реальных минотавров — то ещё чудо…

Северус обреченно посмотрел на землю под ногами — может, лечь в неё и сверху погуще прикрыться? Сроду он телят и щенков анубистых грамоте не обучал. Опасаясь увидеть ещё чего-то страшного и звериного, он схватился за поручень контейнера и, толкнув, покатил к поезду. Остальные опомнились и подхватились за ним. Контейнер в вагонную дверь не пролез, пришлось его оставить на перроне, а льва заводить в вагон на собственных лапах. Найдя первое свободное купе, Северус торопливо впихнул туда Соломока с детьми, внес багаж и поспешно захлопнул дверь. Слегка вздрюченный Гарри с укором глянул на отца и спустил на скамейку чуть не забытую в контейнере кошку. Северус на укоряющий взгляд сына ответил брезгливо-досадливой гримасой, отвернулся к окну и тут же, вздрогнув, отшатнулся от него и зажмурился. Ребята, видя странную реакцию, прилипли к прозрачной стенке — ну-ка, ну-ка, что там такое?.. Ого…

По перрону скакали полосатые чертики… Так, во всяком случае, показалось на первый взгляд, потом-то стало понятно, что это не черти, а сатиры в тельняшках. У папы-сатира было ехидное длинное лицо, пышные бакенбарды, козлиные ноги и рога. Его окружала стайка тех самых чертят в полосатых маечках. Все они провожали одного из своих, достигшего хогвартского возраста, студент-сатирёнок, изо всех сил стараясь сохранить серьезное выражение лица, толкал перед собой тележку с багажом. Несмотря на усилия, лицо предавало его, оно то и дело расплывалось в счастливой улыбке, а глаза хитро щурились и сияли.

Дерек с сочувствием посмотрел на Северуса:

— Не везет вам, сэр. Насыщенный год у вас будет…

В ответ тот что-то промычал невразумительное, не открывая глаз. Открыл он их только тогда, когда вагон дернулся, пол под ногами дрогнул и залязгали колеса. Поезд тронулся.

Гарри с интересом смотрел, как за окном бегут престранные пейзажи, как два мира наслаиваются и накладываются друг на друга. Вот бежит вдаль обычная автомобильная дорога с белой разметкой, а над ней и над лесом поперек проступили из звездного тумана очертания природной арки, этакий естественный мост… И совсем не понятно, по какой дороге или миру с грохотом несется их пространственный поезд. Впрочем, Гарри перестал мудрить и ломать голову над этим, признав только одно — Хогвартс-Экспресс проносится сквозь вселенные по дорогам Мироздания. Ведь порой мимо окон медленно проплывали гигантские сферы планет с поясами астероидов и спутников, а в отдалении, задержанные расстоянием, подолгу висели в космической пустоте мерцающие спирали галактик и туманные капли и полосы созвездий…

Так что голова Гарри блаженно опустела, все вопросы и мысли остались где-то позади, где-то там… а здесь и сейчас была Дорога, непостижимая и сказочная. И по этой небесной дороге, беззвучно грохоча, ехал поезд, увозящий их в страну чудес. Грохот колес скорей угадывался, чем слышался, он ощущался по дрожи и толчкам под полом.

Время, похоже, ехало вместе с ними. Где-то в полдень в дверь стукнулась проводница и предложила горячие напитки: чай, какао, кофе и шоколад. Гарри и Пенни выбрали какао, Северус с Дереком по стакану чая. Заказанное плавно влетело в купе и приземлились на столик — четыре стакана в подстаканниках. За ними вплыли коробка колотого сахара и плитки шоколада. Гарри вдруг почудилось, что он находится на борту космического шаттла, и предметы вокруг летают по причине невесомости. А очередные планеты-спутники за окном только подчеркнули его представления.

— Ну и ну, папа, ребята, никогда в жизни я не забуду это дивное путешествие! — признался Гарри, отпив сладкого какао. Остальные единогласно с ним согласились.

Через час снова постучалась проводница с приглашением посетить вагон-ресторан. Проголодавшиеся Гарри и Пенни решили принять приглашение и в сопровождении Дерека отправились к источнику пищи и новых знакомств. Северус остался сторожить львёнка. В коридоре Гарри шел, свернув шею на бок, не в силах оторваться от мировой бездны за панорамными окнами. С другой стороны, в своих купе, студенты тоже вовсю пялились в свои окна, и Гарри их понимал, предчувствуя, что сам он все семь курсов точно так же будет таращиться на дивные панорамы во время всех своих будущих путешествий.

В вагоне-буфете Гарри с Пенни и Дереком основательно подкрепились картофельным пюре с сочной котлетой, густым овощным супом и творожной запеканкой с патокой. Догнались горячим яблочным пуншем и только тогда почувствовали себя переевшими и довольными людьми. Отвалившись на спинку дивана и поглаживая набитое пузо, Гарри краем уха слушал обрывки разговоров, доносящиеся до него сквозь ватную сытую лень:

— О-о-ох, кажется, тот куриный окорочок был лишним… Щас лопну, ик!

— Круто поели, да?! А ведь дома-то я ка-а-ак навернул овсянки с молоком, Фред-то с Джорджем сказали мне, что в поезде за весь день только сладости подадут. И зачем наврали, спрашивается?!

— А при Дамблдоре-то, помнится, брат рассказывал, вагоны-рестораны только для взрослых работали, а для детей сладости развозили.

— Какие взрослые??? Машинист да лоточница тогда и были на весь поезд! Это сейчас с нами родители начали ездить! С тех пор, как директор в Хогвартсе сменился.

— Да! Помню свой первый курс! Пока доехал, живот к позвоночнику прилип, да ещё и слипся от тянучек с лакричными палочками, а на конечной… кошмар, что там было-о-о… Тьма кромешная, лужи грязи по колено, холодрыга, б-бр-р-ррр… Так ведь и это ещё не всё! Там ещё надо было по озеру в дырявых лодочках переплыть, вот где ужас. Честно, я завидую нынешним счастливчикам, которых в конце пути ожидает… Хотя… а вот тут молчок. Тс-с-сс, а то сюрприз первоклашкам испортим.

Гарри, приоткрыв глаза, с интересом посмотрел на говорившего, дюжего семикурсника. Тот, заметив, что на него смотрят, лукаво улыбнулся и хитренько подмигнул маленькому первокурснику, которого вечером по прибытии ждал приятный сюрприз. Гарри благодарно улыбнулся ему и снова прикрыл глаза.

Драко видел Гарри, но, заметив рядом с ним старшекурсника Дерека, подойти постеснялся. Друзья Дерека, в свою очередь, проявили такт, увидев, что он не один, вежливо ему помахали, взглядами и улыбками сообщая, что рады видеть его живым и здоровым. Кивнув своим однокашникам, Дерек обратился к Гарри и Пенни:

— Ну что, вернемся в купе? Профессору Снейпу тоже надо перекусить.

С его доводами младшие согласились, поднялись из-за столика и пошли на выход. Вернулись в купе и сменили Северуса на посту львиной охраны. Львёнок вел себя неспокойно, лазил по всему купе, перебирался с лавки на лавку, словно не мог решить, на какой лучше лечь, и тыкался носом в стекло, привлеченный особенно яркой планетой или звездой. Его пытались отвлекать, кормили из бутылочки, дразнили лохматым канатиком, чтобы он его половил. Но Соломок успокоился сам, просто устав от впечатлений, плюхнулся на пузо и задрых, привычно разбросав лапы.

А Гарри и Пенни прильнули к окну, упиваясь бесконечными красотами коридора безвременья. Северус и Дерек тихо переговаривались, обсуждая какое-то зелье и способы его приготовления.

К пятому часу многие дети-пассажиры, слегка подустав от хаоса красок за окнами, начали бродить по вагонам и заглядывать в купе. К нашим друзьям тоже заглянули…

— Здравств…

— Кага!

— Ой, мама!

Натолкнувшись на выразительную мордаху с большими круглыми глазами и звонким приветствием, нарушитель ойкал и, шарахнувшись обратно в коридор, быстро захлопывал дверь. Но заглядывали и люди с крепкими нервами.

— Привет, я Гермиона… Ух ты, это ведь львёнок?! Его можно погладить?

Ну, не отказывать же смелому человеку? Девочке кивнули и дали разрешение. Обрадованная малышка вскочила в купе и с восторгом принялась ласкать удивительного пассажира, звонко тараторя на все темы сразу:

— Как здорово! Никогда не видела львят так близко, только по телевизору. Это ведь мальчик? Или девочка? Ух, какие лапки! У львов лапы такие огромные, вы знаете? Я по телевизору как-то видела, как один дяденька усыпленного льва рассматривал, так вот, коготь льва размером с мужской палец, вы представляете?! Я когда-то хотела пони или котёнка, но мои мама и папа вечно на работе, поэтому отказали. Да и негде пони держать, у нас двухэтажный коттедж на Браун стрит, и почему негде? Он бы отлично поместился в гостиной или на террасе! А может, лучше ослика? Скажите, а осел меньше пони или больше?

Ей сказали, что осел больше пони. Болтушка покивала и дальше затарахтела:

— В моей семье нет волшебников, я была так ужасно удивлена, когда получила письмо из Хогвартса, я имею в виду, приятно удивлена, ведь это лучшая школа волшебства в мире. И конечно, я уже выучила наизусть все наши учебники — надеюсь, что этого будет достаточно для того, чтобы учиться лучше всех. И всё-таки это было довольно странно — узнать, что я волшебница, ведь до одиннадцати лет я думала, что я медиум или экс-тра-сенска. Но всё оказалось гораздо хуже, я, выходит, всего лишь сказочная фея с волшебной палочкой, ну что ж так скучно-то, а?! Да, кстати, меня зовут Гермиона Грейнджер, а вас?

— Пенни Пенн.

— Дерек Морган. Очень приятно, мисс Грейнджер.

— Гарри Эванс-Снейп. А почему скучно быть волшебницей, Гермиона?

— Да потому что я выросла из детских розовых сказочек! Нет, вы представляете, я к одиннадцати годам перелопатила гору литературы о полтергейстах, медиумах, страсенсах, прорицателях, чревовещателях, пересмотрела все справочники, в которых узнавала, где обучаются хиромантии и всему, чего касался мой феномен. И тут приходит какая-то сушеная вобла в длинных зеленых одеждах и заявляет, что я волшебница. Вот, любимой книгой клянусь, никогда в жизни меня так не обламывали!

Северус издал задушенный звук, как будто чем-то подавился, и поспешно спрятал лицо за журналом. Разочарованная каштанка кинула на него быстрый взгляд и, спохватившись, убежала к своим родителям рассказывать про львёнка.

Путешествие подошло к концу, небо за окнами стало обычным, вечерне-темным. Подъехав к конечной станции, поезд остановился. Пассажиры, родители и дети, сошли на перрон. Длинная и прямая платформа была ярко освещена невысокими фонарями, как раз над головой взрослого. Неподалеку виднелось здание вокзала, окруженное строительными лесами, видимо, оно всё ещё пребывало в ремонте. Северус за плечи придержал Гарри и внушительно сказал ему:

— Ничего не бойся, следуй с группой первокурсников, слушайся провожатого. Не спорь со Шляпой. Иди. Увидимся в Замке через час.

Провожатым и встречающим оказался высокий сухощавый старик. У его ног вертелась пушистая серо-бурая кошка. Внимательно пересчитав первокурсников поголовно, старик повел их за собой, а чтобы никто не отстал и не потерялся, в арьергарде потрусила кошка. Северус и Дерек со старшекурсниками, ведя на поводке львёнка, пошли к каретам, а родители вернулись к поезду, дожидающемуся, чтобы увезти их обратно. Родителям магглорожденных детей достаточно было и кусочка чуда — проводить ребёнка по волшебной дороге. На большее их уже нельзя допускать…

С платформы первоклассники ступили на широкую и ровную дорогу, неспешно дошли по ней до берега озера, над дорогой и озером порхали маленькие солнышки Люмосов, которые новый директор обязал профессоров запускать в небо на время прибытия-отбытия детей. С причала полюбовались на далекие огни величественного замка, потом по мостикам прошли к лодкам, большим и устойчивым, по сути, и не лодкам даже, а катерам, только без моторов. Высокие борта были забраны плексигласовыми щитами, так что об угрозе вывалиться за борт не было и речи. И места было полно, не по четыре человека в каждую лодчонку, а по десять-пятнадцать.

К Гарри наконец-то протолкался Драко и облегченно обнял, смеясь и попискивая. Гарри ему тоже порадовался, а сам следил за тем, кто куда садится. Драко заметил и поинтересовался:

— Что ты делаешь?

— Да вот, смотрю, будут ли с магиками люди плыть… — рассеянно отозвался Гарри, вытягивая шею.

— А зачем? — удивился Драко.

— Хочу с ними… — так же рассеянно отвечал Гарри, глядя, как в одну лодку забираются сатирёнок, человекотелёнок и собакоголовый мальчик, а с ними и обычные дети. —  Отлично! С ними можно. Драко, пошли!

Гарри рванул было, но Драко не спешил. Напротив, он с брезгливым омерзением смотрел на друга. Тот нетерпеливо притопнул ногой.

— Драко, ну чего ты? Пошли!

— Ты думаешь, я поплыву в одной лодке со скотиной? — с отвращением бросил Драко. Его слова, жестокие и несправедливые, для Гарри прозвучали подобно взрыву гранаты… Оглохший и онемевший, он стоял, смотрел на Драко и недоумевал — а точно ли друг перед ним стоит?

— Поторопитесь! — крикнул Филч. — Не задерживайтесь.

Выбирать было просто некогда, Гарри ещё даже не разобрался в своих чувствах и молча двинулся к ближайшей лодке. Драко, отчего-то побледнев, отошел к группе аристократов. Гарри сердито дернул плечом и, не глядя, плюхнулся на сиденье с кем-то рядом. Больно задев локтем.

— Осторожней!.. — прошипел стукнутый. Гарри недовольно буркнул извинения и поднял голову, чтобы посмотреть, кого он хоть ударил… И столкнулся взглядом с пронзительными зелеными глазами золотоволосого мальчика с львиным телом и парой коричневых крыльев за спиной.

Примечания:

Поезд Вселенной:

https://sun9-61.userapi.com/Pn-q3UWmjHvtkmiwdQv53d0UFgyIWNx2ycidsQ/zxSoMDRMgdQ.jpg

Небесный мост:

https://sun9-43.userapi.com/wJprn81cZpDJ8L0ObP7CeDxyOpEV2-ngbko_jg/KTBJ222ai8Q.jpg

Виды из окон на волшебной дороге:

https://sun9-20.userapi.com/F-pm1WiSBA_VSYbs08X7fG1sGW9LIBmfoUAfyg/jJxHDYV3ziE.jpg

https://sun9-6.userapi.com/uncZ2LQgomeLK_sWfk9-IU7CxbIP6d0aEIhetQ/Lf5tzLxX4bo.jpg

https://sun9-42.userapi.com/hjineLRZvqdXpu43OkyBNL1jXJf4O5cytCNeJw/PsbWxQGqawk.jpg

https://sun9-49.userapi.com/nYdsde-GQdqwC-Ed_G2xN8SyxUkgW8gLZrx3uA/eBTqeDlJxVM.jpg

https://sun9-52.userapi.com/9iTswqlfZlGyhqKJbgDsK0mxgYPaje9x1KnGdA/_tpeeRlUjqs.jpg

Моментально забыв о Драко, потрясенный сверх меры, Гарри во все глаза уставился на будущего однокурсника, впервые в жизни столкнувшись с живой химерой. У мальчика было худое и поджарое тело двухлетнего льва, а на спине из косых раздвоенных плеч вытягивались крылья. Они хоть и были покрыты пером, но птичьими не являлись, у них было несколько другое строение, отличное от птичьего, Гарри так и не смог определить, на что похожи крылья…

Мальчишка-химера с ехидным интересом таращился на Гарри в ответ. Тот, поняв, что просто откровенно пялится на незнакомца, смутился и поспешно отвернулся, пробормотав извинения ещё раз, на всякий случай.

— Прости.

— Ничего, — хмыкнув, отозвался крылатый незнакомец. И кивнул на лодку с аристократами: — Видел ваши разногласия. Не обижайся на белобрыса, к нам, мификам, привыкнуть надо.

— Мифики? — ухватился Гарри за незнакомое слово. — А кто это?

— Мы, — мальчик качнул крылом. — Мифические создания, к нашему облику, признаю, привыкнуть сложно. Так что не вздумай ссориться с другом из-за нас.

— И не думал даже! — взвился Гарри. — Он первый начал!.. Он не имел права обзывать вас…

Тут он запнулся, испугавшись неприятного слова.

— Скотиной, — невозмутимо договорил за него мальчик. — Это я тоже слышал. Ничего постыдного в этом не вижу.

— Почему? — ошарашенно спросил Гарри.

— Потому что вас я тоже могу обозвать приматами и буду прав… — с наслаждением потянулся мальчик. — Мартышки, знаешь ли, воняют, чешутся и орут.

Гарри озадаченно смотрел на мальчика-химеру и честно пытался понять — на чем основана его грубость? На воспитании или это у него такая защитная реакция? На всякий случай Гарри извинился в третий раз:

— Я тебя, наверное, очень больно стукнул, да? Прости меня, пожалуйста, я не хотел…

К его удивлению, мальчик вдруг смутился и как-то виновато, легонечко пихнул его львиным локтем в бок со словами:

— Ты меня тоже прости. Я не хотел хамить. Просто редко кто на нас адекватно реагирует, вот я и привык огрызаться… — новый тычок и вопросительно: — Мир?

— Мир! — с облегчением заулыбался Гарри.

Лодки плавно неслись по глади озера, слегка ныряя носом в набегающие волны. Противоположный берег быстро приближался, Гарри подставил лицо встречному ветру, и тот шаловливо взвихрил ему волосы, откинув челку со лба.

— Ух ты… Ты Гарри Поттер? — восторженно вскрикнул какой-то рыжий мальчик с соседнего ряда сидений. Он даже в проход просунулся, чтобы получше рассмотреть восковой зигзаг над правым глазом. Гарри вздрогнул и поспешно пригладил волосы, пальцами начесав их на лоб.

— Н-нет… — сипло выдавил он. — Я не этот, не Поттер.

— Ах да, я вспомнил! — просиял веснушчатый. — Ты потом стал каким-то Эвансом-Снейпом. Я слышал, папа в газете читал про тебя. Слушай, а зачем ты фамилию сменил? Тебе же так подходило героическое — Поттер!

От неожиданности Гарри даже не нашелся, что сказать. Доселе молчавший крылатый сосед обратился к рыжику поверх плеча Гарри:

— А тебе часом фамилию не надо сменить?

— Зачем? — опешил рыжий. — Я в семье вырос!

— Вот и он… — кивок на Гарри, — тоже в семье вырос. И вообще, тебе не кажется, что это несколько бестактно — предлагать человеку неродную фамилию?

— Почему чужую? — не согласился рыжик. — Он сперва Поттером был, а потом его усыновил какой-то Снейп. Вот. И я не понимаю, почему он не оставил Гарри старую фамилию, она же ему больше шла!

Гарри загрустил. Вот и первое препятствие, из-за которого они с папой были разлучены. До сих пор есть люди, которые противятся тому, что он стал Снейпом. А ведь уже много лет прошло, пора бы и привыкнуть. Его печальные размышления и высказал крылатый мальчик:

— Может, уже пора смириться с этим? — осторожно спросил он. — А то как-то некрасиво заводить знакомство и пытаться дружить с человеком только из-за знаменитой фамилии…

— Чего? — возмутился рыжик. — Да ничего подобного, всё ты врёшь!

— Ну во-о-от… я уже врун, — скуксился химерёныш. И хитро прищурился. — А ничего, что я телепат? И все твои мысли видел с начала и до…

Гарри хрюкнул и закашлялся, маскируя смех. Рыжий сначала не понял и затупил:

— Теле… что?.. — но тут до его сознания дошло про мысли, и он, покраснев, поспешно отодвинулся обратно к своему борту. И молча сидел там до тех пор, пока лодки не причалили к замковому берегу. Здесь их встретил сам директор, высокий и стройный вельф. Паладин Эймос считал, что не рассыплется от того, если самолично проведет детей в замок для первого инструктажа. Он тепло улыбнулся им, согревая приветливым и добрым взглядом, уверяю вас, это возможно — тепло улыбнуться и согреть глазами… Пересчитал их вслух, благодаря чему дети узнали, что их сорок четыре. Потом взмахом шерстистой руки погасил свет над озером и далеким противоположным берегом — освещение больше не требовалось им. После чего, позвав детей, повел за собой. Парадная лестница, высокие двери, холл… короткий коридорчик и светлое просторное помещение с зеркалами и умывальниками. Скамейки с полотенцами. Вешалки с ковриками и щетками для обуви.

Дети с облегчением кинулись к рукомойникам приводить себя в порядок с дальней дороги: умываться, вытираться, причесываться, а некоторые, увидев заветную дверь с изображением всемирно известного писающего мальчика, ещё и нужду справили, радостно юркнув за неё… Сам же директор помогал мификам и магикам: умыл лицо сфинксу, протер глаза минотавру, чем-то ещё помог анубису и фавну.

Кто-то прижался к ноге Гарри, опустив глаза, он увидел толстую буро-зеленую жабу. Выпучив глаза, она влюбленно взирала на него, возложив влажные лапки на его кроссовку. Ну, влюбленную девушку как-то стыдно пинать, Гарри смущенно покосился по сторонам и увидел, как некий полноватый мальчик заглядывает под раковины. Не сразу, но Гарри узнал Невилла, тот за два последних года сильно подрос и очень изменился. Сообразив, что он, скорей всего, ищет жабу, Гарри нагнулся, подобрал её и отнес к хозяину. И чуть не покраснел, поняв, что «девушку» зовут Тревор.

Терпеливо дождавшись, когда дети приведут себя в порядок и соберутся, директор снова мягко пригласил их следовать за собой. Коридорчик, обратный путь по холлу и большие парадные двери в Большой зал. Они гостеприимно распахнулись, впуская новичков. Четыре длиннющих стола протянулись вдоль, пятый стол, покороче, стоял поперек в дальнем конце зала. Сотни студентов сидели на лавках вдоль всех четырех столов и смотрели на новоприбывших. Директор подвел новеньких к профессорскому столу, перед которым стояла простая деревянная табуретка, а на ней какая-то старая ветошь, отдаленно похожая на шляпу.

— Сначала ко мне подойдут девочки, — объявил директор звучным рокочущим голосом. —  Потом наступит очередь мальчиков, а за ними начнется распределение магиков и мификов. Начнем! Аббот, Ханна!

Гарри, оттянувшись к мальчикам, с интересом смотрел, как Шляпа отправляет на разные факультеты девчонок. Невольно сложил и стиснул пальцы на обеих руках, когда настала очередь Пенни.

— Пенн, Пенелопа!

— Гриффиндор! — прокричала Шляпа, Гарри перевел дух — приняли! Попала туда, куда и хотела.

Счастливая Пенни вприпрыжку ускакала к своему столу. Директор проводил её взглядом и вызвал следующую:

— Перкс, Салли Энн!

Наконец зазвучали имена мальчиков. И Гарри вдруг подумал, что это мудрая, в общем, тактика — оставить самых странных и желанных напоследок, по крайней мере, никто не рвется к ним или от них специально, просто потому, что они ещё не распределены.

Бут, Долгопупс, Гойл… На голове Невилла Шляпа просидела минут десять, прежде чем приняла судьбоносное решение, причем нервно так прикрикнула на него, вынося окончательный вердикт:

— Да проваливай уже в Пуффендуй, упрямый ты драккл!

— Но бабушка… — хныкнул Невилл, через силу сдирая себя с табуретки.

— А она была из Блэков и рвалась в Слизерин… — недовольно пробурчала Шляпа вслед мальчику. — Насилу убедила её в Гриффиндор отправиться.

Малфой получил направление в Слизерин, ещё сколько-то детей, и Шляпа очутилась на голове Снейпа-Эванса. На глаза Гарри упала тяжелая фетровая тьма, а в ухо, почему-то в правое, потек-зажурчал голосок, тихий и вкрадчивый:

— Так-с… Ну, мальчуган, какой ты у нас… разнообразный. Безрассудства поровну с ответственностью, храбрости не занимать, трусости… слава Мерлину, есть немножко. Совесть тоже имеется, причем весьма качественная. Совестливый ты ребёнок, честный. Не в Слизерин, однозначно. Так, паренёк, слушай меня внимательно! — перешла Шляпа на деловой тон после ментального анализа. — Под твою ответственность попала жизнь одного существа, которому ты отныне очень нужен. Без тебя он пропадет. А так как он уже учится на Пуффендуе, то тебе следует отправиться туда же. Ну как, ты готов отвечать за его жизнь и счастье?

Гарри моментально понял, что речь идет о Дереке, и заволновался:

— Разве он в беде? Он, правда, недавно был в коме, но он же вышел из неё. И, кажется, здоровым…

— Он волвен, — очень серьезным тоном принялась объяснять Шляпа. — В наше время многие забыли особенности природы волвенов. А ведь они никогда не менялись, они очень постоянны в своих привычках и всегда были такими же, как и сто, и двести, и тысячу лет назад… разве что продолжительность жизни сократилась.

— Почему? — похолодел Гарри.

— Потому что их чаще стали предавать по незнанию забывчивые люди. Они забывают, что такое волвен, считают его просто человеком со странностями или безопасным оборотнем, вот что они думают. И в этом их главное преступление. Запомни, мальчик, самое главное — равнодушие убивает волвена.

Гарри растерянно подумал об отце и дядях Дерека, о том, как прижимистые и жадные до презренного металла цыгане равнодушно продавали мальчика туда-сюда… Шляпа, очевидно, прочитала его мысли, потому что грустно хмыкнула и тихо произнесла:

— Предательство родни не равно предательству друга. У родичей есть законные привилегии, такие, как правообладание. В допустимых пределах они могут делать с опекаемым родственником всё, что хотят и что позволяет им совесть. Но ребёнку от этого, конечно, не легче, для него предательство есть предательство, что бы там ни говорили законы и генералы, ищущие обходные дорожки своим интересам и расстреливающие собственных солдат за дезертирство. Просто дружба — это более личная территория, и предательство друга ранит сильнее.

— Но это же страшно! — возмутился Гарри. — Когда ребёнка предает тот, от кого он зависит, на кого надеется, на родителя. Ведь родители должны защищать детей!

— Всё это верно, — согласилась Шляпа. — До поры до времени. А потом сами же родители спихивают ребёнка вон из дома, считая, что он вырос и должен отправиться в свободный полет, начать самостоятельную жизнь. Это у всех одинаково, у людей и животных. И только внутри вида. Своих львят лев-отец будет защищать до последней капли своей крови, а чужих львят после набега на соседний клан безжалостно убьет. Дети всегда и везде, звериные и человечьи, самые беззащитные создания на свете. Их защищают те, кому они дороги, и убивают те, кому они безразличны.

Гарри вздохнул и покорно выслушал свое распределение:

— Пуффендуй!

Директор снял с него Шляпу и ободряюще улыбнулся. Гарри встал, высмотрел за своим столом Дерека и направился к нему. И почувствовал внезапный страх, когда увидел на лице волвена растерянную радость, смешанную с недоверием и изумлением. Шляпа оказалась права, Дерек, сам того не зная, зависел от Гарри, спасшего его из коматозного небытия, и которого он сам спас от бандита.

Поредела вереница мальчиков, отправился на Слизерин последний — Блейз Забини, и настала очередь четверки магиков. Гарри замер, как и весь огромный зал, в тревожном ожидании, и гадал — с кем из них ему доведется учиться на одном факультете? Директор Эймос назвал первое имя:

— Смолл, Гэвиан!

От группки отделился мальчик с собачьей головой, прижав уши и скалясь, он подошел и, почему-то боком залез на табуретку. Опасливо проводил взглядом Шляпу и зажмурился, когда она опустилась ему на голову. Минута-другая молчания и…

— Слизерин!

Северус обиженно насупился — нечестно. Минерве, значит, кошкодевочка-нэко, а ему — песьеголовый пацан. Смешной такой довесок к троллю… И Гарри почему-то не к нему угодил, а к Помоне, и это при том, что он не тупица, а очень даже умненький мальчик. Эймос тем временем вызвал второго:

— Эрролл, Торнбун!

К табуретке, тяжело и мощно ступая, двинулся телок-минотавр. Дошагал и встал рядом, набычившись на директора. Тот не стал настаивать на том, чтобы он сел, надел Шляпу на стоящего. Та поерзала на слишком широкой для неё голове, пытаясь умоститься так, чтобы шишечки рогов не мешали, покряхтела, побормотала и вынесла приговор:

— Пуффендуй!

Гневно фыркнув, телёнок повернулся и тараном потопал к своим. Студенты, на которых он нацелился, в страхе раздвинулись в обе стороны, отпихивая и оттискивая соседей, стремясь как можно шире освободить место для быка.

Остались двое — козлоногий чертик и крылатый химера… Имя, прозвучавшее номером третьим из уст директора, ввело всех в ступор — оно оказалось вполне человеческим:

— Франкел, Дигори Нель!

Долговязый стройный чертик козликом поскакал к месту распределения, вскочил на табуретку с ногами и присел на корточки, так, как позволила ему физиология. Снова Шляпа долго умащивалась на рогатой голове… Вердикт был предсказуем:

— Гриффиндор!

Ха! А козла не хочешь, Минни?! Пока офигевшая профессорша изображала жену Лота, глаза всего зала скрестились на последнем — химере. Ну-ка, ну-ка, как его зовут?

— Гамильтон, Зевс!

Ну ничего себе имечко! Неспешной походкой вразвалочку тот подвалил к табуретке и встал на неё передними лапами, подставляя голову под Шляпу. Та почти с облегчением обняла полями нормальную человечью голову и тут же, задохнувшись от ужаса, истошно заорала, не выдержав мозговой атаки менталиста:

— Когтевра-а-ан!

Директор сдернул с кудрявой локонистой головы истерящую Шляпу и отошел в сторону. Зевс стек с табурета и поплелся к столу Когтеврана. Братья Барнеи подозвали химеру к себе и усадили на скамью между собой, повязав ему на шею полотенце и готовясь кормить с рук. Бедняга Флитвик недоуменно смотрел на него со своего места, явно не понимая, как и что ему делать с таким странным студентом. Северус, наклонив голову к нему, шепнул:

— Вы не знаете, почему мне достался… э-э-э… анубис?

— Так они же темные… — с присвистом зашептал Флитвик. — Боги равновесия и смерти. В древнем Египте их часто изображали с весами, на которых они взвешивали сердца умерших. И я не знаю, Северус, каков анубис в реальной жизни. Полагаю, мы снова должны пойти к директору и расспросить о новых учениках. Мой-то как называется? Горгулий?

— Нет, сфинкс, — поправил коллегу Снейп.

— А разве они крылатые? — пискнул обескураженный Флитвик.

— Я уже ни в чем не уверен, — наморщил лоб Северус. — Насколько я помню — египетские сфинксы изображены без крыльев, но по миру встречаются и множество крылатых изваяний, такие стилизованные фигурки химер…

Директор, завершив распределение, щелчком пальцев убрал табурет со Шляпой и, пройдя к своему креслу, поприветствовал учеников. Поблагодарил старших за терпение и взмахом руки явил блюда проголодавшимся детям. Они были легкие и нежирные: обезжиренный творог с зеленью, овощи, приготовленные на пару, морковное и картофельное пюре… Ну и пища, предназначенная для особых желудков магиков.

Гарри с интересом смотрел, кто, что и как ест: Зевс аккуратно брал с вилки кусок полупрожаренного мяса, её у лица держал один из вельфов. Телёнок Торнбун мрачно поглядел на листовой салат перед ним, вздохнул, взял четырехпалой рукой зеленый бледный листик, с отвращением сунул в рот и принялся медленно жевать. Щенок-анубис вдумчиво вгрызался в свиной мосол, крепко держа кость двумя руками. А Дигори Нель ел вполне по-человечески, сноровисто орудуя вилкой и ножом, расправляясь с овощной котлетой. Наглядевшись, Гарри вспомнил и о своем голодном желудке и, положив себе в тарелку немного того-сего, принялся за ужин.

После пира новичков собрали старосты и повели в факультеты. Когтевран и Гриффиндор пошли к башням, Слизерин и Пуффендуй, напротив, в подземелья. И какое-то время шли вместе по одному коридору, тут-то и улучил момент Драко Малфой, пристроившись рядом и занудив на ухо:

— Ну, Гарри, ну почему к барсукам? Я думал, мы вместе будем…

— Не понимаю, Драко, — отозвался Гарри. — Чем это помешает нам дружить?

— Как «чем»? — возмущенно запыхтел Драко. — Ты угодил к тупарям-барсукам! К земледелам!!!

Последний вопль был прямо-таки криком души — отчаянный и протестующий. Гарри резко остановился, и в него врезался Невилл, от неожиданности чуть не раздавивший свою жабу. Не обращая внимания на распластанного по его спине Тревора, Гарри прошипел в красное лицо Малфоя:

— А ты давно ли стал барином? А, Драко?! Не твой ли садовник на огороде пашет, выращивая тебе на обед вкусную клубнику и сочную спаржу? Не он ли поставляет вам на столы картошку жареную-пареную, с морковкой и хрустящими огурцами? Ты мозги-то включи, Драко, это не крестьяне обслуживали арендаторов, это рыцари сторожили земледелов, следя за тем, чтобы у них было всё для нужды. Потому что земля без пахаря — это голый и бесплодный пустырь, поросший лопухом и терном. Так что отнесись с уважением к тем, кто тебя, барчука несчастного, кормит!

Высказавшись, Гарри плечом толкнул Малфоя, сметая с дороги, и поспешил присоединиться к своим, которые никуда не ушли, а терпеливо ждали в отдалении вместе со старостой. За ним устремился восхищенный Невилл, сжимая в руках чуточку сплющенного Тревора. Староста одобрительно посмотрел на Гарри и заметил:

— Ты не переживай. Твой друг просто с жиру бесится, это со всеми бывает с непривычки да с наскоку. Вот поучитесь пару дней вместе, и всё станет как прежде. Поверь, у меня у самого друга на Когтевран унесло, так он тут частый гость, если не я у него.

Закончив, староста подмигнул Гарри и повел первокурсников дальше. Общий коридор давно разделился, прошли мимо кухни и остановились перед картиной. На ней был нарисован сенбернар, толстый и пушистый. Староста сказал ему:

— Лежать, Барри!

Сенбернар лег на пузо, староста кивнул и обратился к студентам:

— Как вы думаете, куда его лучше почесать?

— За ушком! — понятливо сообщил Гарри.

— Верно! — одобрил староста и почесал нарисованное ухо. Сенбернар встал и ушел за раму, открывая проход.

— Проходите, добро пожаловать в гостиную Пуффендуя!

Комнаты оказались одиночными, Гарри долго и с любовью доставал из чемодана предметы и вещи и раскладывал-расставлял по местам. Потом сходил в ванную, искупался, почистил зубы и страшно довольный вернулся в комнату. Нашел на тумбочке возле кровати записку от отца.

«Поговорим завтра, о Соломоке не беспокойся, его устроили в вольере, он накормлен и спит. Ты молодец, сынок, я горжусь тобой!

Папа».

Примечания:

Мои рисунки.

Сфинкс:

https://sun9-31.userapi.com/c857136/v857136821/dbfc3/KxN8pxJuOs4.jpg

Анубис:

https://sun9-36.userapi.com/c855028/v855028590/24e65c/cE9dU4PQwHM.jpg

Минотавр:

https://sun9-57.userapi.com/xHw7c6GAgq0I0kLR-bAhH6B8vcXgw-e7q_484Q/bcmHJytRaLU.jpg

Проснулся Гарри с ощущением радостного ожидания чего-то чудесного. Сначала он полежал, рассматривая потолок и размышляя — с чего у него такие чувства? — потом вспомнил: да он же в Хогвартсе, и на уроках его ждут папа и самые невероятные однокурсники! Откинул толстое и легкое пуховое одеяло и, одеваясь, параллельно осматривал свою новую комнату, вспоминая, что и куда он вчера положил…

Так, учебники и тетради на полке над столом, книги и настольные игры в шкафу, там же, в платяном отделении, одежда. Окон нет, но потолок и верхняя часть стен светятся мягким янтарным светом, тепло освещая большую и просторную спальню с огромной и роскошной кроватью с балдахином. На этой мысли Гарри представил себя турецким падишахом, разлегшимся на подушках, и хихикнул. Окинул взглядом стоявшие тут и там пуфики, обитые малиновым бархатом и синим плюшем, квадратные и круглые, очень удобные и уютные на вид. Наверное, они для гостей. Возле письменного стола с тумбой притулился скромный стул. Деревянный и застенчивый, он стоял, чуть отодвинувшись от стола. Гарри улыбнулся, даже отсюда, с кровати, через полкомнаты видно, какой он надежный и верный, уже ждет его, студента, который будет сидеть на нем в течение долгих семи лет.

Воодушевившись, Гарри вскочил и побегал по комнате, прогоняя остатки сна, попрыгал через банкетки, потом по ним, с пуфика на пуфик… Сбегал в ванную, где совершил необходимый утренний моцион. Когда он вернулся в спальню, она была уже полностью освещена, розоватый свет от стен и небесно-голубой с потолка к тому времени падал уже на пол, на пушистый ковер с коричнево-зеленым узором.

Гарри невольно восхитился, поняв, что стены и потолок имитируют настоящий восход солнца снаружи. Круто придумано! Ведь в подземельях же невозможно проделать окна для естественного освещения, вот и сделали так, чтобы эту функцию исполняли сами стены Замка.

Выглянув из комнаты в коридор, Гарри увидел на своей двери листок с сегодняшним расписанием уроков, забрав листок к себе, собрал по списку учебники, тетради и прочее. Погладил спинку стула и шепотом пообещал ему, что скоро вернется и станет на нем сидеть и делать уроки. Стул ответил загадочным молчанием, и Гарри улыбнулся своим развеселым мыслям — всё-таки это здорово, когда настроение такое хорошее с утра. Закинул на плечо широкую лямку сумки и покинул комнату.

В общей пуффендуйской гостиной Гарри нашел своих однокурсников, поздоровался с Невиллом и познакомился с Захарией Смитом, Джастином Финч-Флетчли, Ханной Аббот и Сьюзен Боунс. Поинтересовался у них, разговаривает ли Торнбун Эрролл? Опасливо покосившись на телка у камина, ребята робко ответили, что не знают, а Невилл пугливо добавил:

— Я взрослых видел на перроне, они такие страшные, настоящие чудовища…

Ну, лично Гарри рогатые чудища только восхитили, и он твердо решил хотя бы попытаться наладить первый контакт с их младшим представителем. Набрав в тощенькую цыплячью грудь побольше воздуха, он храбро подошел к минотаврику. Встал рядом и внимательно оглядел его с головы до ног. Крупная телячья голова с маленькими шишечками рогов плавно и как-то естественно перетекала в человеческий торс полноватого мальчика, крупного и широкого в кости. Очень тяжеловесного мальчика. Полные кисти рук заканчивались пятью короткими и толстыми пальцами. Нижняя часть торса ниже пояса снова перетекала в звериную — мальчик твердо и уверенно стоял на земле бычьими ногами с раздвоенными острыми копытами. Сзади из-под туники высовывался короткий и толстый щетинистый хвост. Общая масть была бурая, темно-шоколадная, почти черная. Шерсть вокруг глаз и морды глянцевито блестела, влажно сиял мокрый нос.

Гарри, осторожно кашлянув, несмело обратился к нему, слегка запнувшись на имени:

— Доброе утро, Торн… Торнбун. Ты умеешь говорить?

Телок печально глянул на Гарри овальными воловьими глазами, поскреб шею двумя пальцами и произнес вопросительно:

— Му?

— О, понятно. Прости… — Гарри смутился, запоздало сообразив, что бычьи гортань и строение рта физиологически не приспособлены к членораздельной человеческой речи. И переориентировал вопрос:

— Но ты понимаешь всё, что мы говорим?

В ответ кивок и утвердительное мычание:

— Му!

Гарри облегченно заулыбался — всё в порядке, минотаврик разумный и вполне способен отвечать на легкие вопросы, как их там?.. На-во-дящие. Вот!

Тем временем в гостиную стянулись и ребята со старших курсов, поздоровались, познакомились с младшими и позвали на завтрак. В большом зале к Гарри подкатился львишка, звонко «кагая», наскочил и давай обниматься, пришлось срочно сесть на пол, чтобы не свалиться под тяжестью немаленькой тушки. Обнимаются и трутся мордами львы весьма энергично, жесткие усы расцарапали кожу на щеках, толстые лапы сбили мантию, а когда Соломок угомонился, с пола поднялся очень потрепанный Гарри. Весь в шерсти и подлизанными дыбом волосами. Надо ли говорить о том, с какими уважением и завистью смотрели на это случайные зрители? Когда тебя у всех на глазах обожает, обнимает и просто любит дикий лев… Ведь к остальным львёнок относился как к предметам мебели: ну стоит там что-то, ну и ладно.

Кое-как приведя себя в порядок, Гарри пошел было к столу и тут же тормознул, увидев вокруг телёнка много свободного места. Иными словами, никто не рискнул сесть рядом с минотавром. Дерека в зале ещё не было, и Гарри решил подождать его с невольным изгоем. Подошел и сел рядом с мальчиком-телёнком. Тот слегка удивленно покосился на Гарри, но возражать не стал, а принялся печально вертеть в пальцах опостылевший листок салата. Гарри посмотрел в его тарелку и поднял брови, и было отчего… крупно рубленые куски турнепса с кормовой свеклой, вперемешку с тем же салатом. Ну просто рука-лицо…

Окинув взглядом стол, Гарри отметил блюда с овсяной кашей и корзинки с ломтями белого хлеба. Решительно отодвинув миску с овощами из-под мокрого телячьего носа, он придвинул блюдо с кашей и щедро добавил два ломтя батона. Глаза бычка радостно сверкнули, и он, ухватив всей кистью ломоть, нырнул мордой в кашу, не обращая внимания на ложки… Чавканье и брызги, торопливый укус булки и новый нырок в густую кашу. Гарри молча придвинул к себе яичницу и принялся за трапезу, стараясь не вздрагивать от летящих брызг.

Директор за своим столом украдкой заглянул в шпаргалку на манжете рубашки, куда переписал рацион питания минотавров. Если верить книге, чудовища с острова Крит жрали человечину, но это ж перебор? Перебор. Значит, будем отталкиваться от того, что имеем — строения зубов и общих знаний коровьей анатомии. Именно телячью пищу он и переписал из учебника по скотоводству. Все эти овощные и аграрные культуры, которыми обычно кормят современных коров. Но, похоже, он чего-то не учел…

Что поделать, минотавры никогда-никогда не обучались в Хогвартсе, они вообще не были в Англии. И лишь недавно пара монстров с критского острова эмигрировала в туманный Альбион, потому что на родине мадам Эрролл заболела и тамошний колдомедик прописал ей сменить климат на более прохладный, чем в маленькой Греции. Ну, понятное дело, что Южный и Северный полюса не привлекли странствующую пару.

Поездив по миру в пространственных поездах туда-сюда и до одури насмотревшись на космическую круговерть за вагонными окнами, супруги Эледа и Тоберон Эрротис решили остановиться где-то посередке между полюсами. Комфортнее всего миссис Эрротис почувствовала себя на Гринвичском меридиане, нашелся и подходящий остров для проживания, в магической его части, конечно. Переехали, прописались, сменили чуточку эротичную фамилию на английский вариант — Эрролл — и зажили, детей плодя.

И вот надо ж такому чуду случиться, в одном из деток проснулась магия… А в Книге Записей Хогвартса появилось имя ребёнка-мифика — Торнбун Эрролл.

Так что нет ничего удивительного в том, что даже он, Паладин Ральф Эймос, коренной житель Полых английских холмов, ничегошеньки не знает о греческих чудовищах. Кентавры вот, к примеру… В Запретном лесу живут уже не одно столетие. Когда-то очень давно они ценились как простая и банальная грубая лошадиная сила. Это было достаточно просто: отловить кентаврёнка, спутать ему ноги и руки, поставить клеймо на круп и сплавить на галеры. В рабство. Продавали их во все страны, и почему-то в Англии их закупали охотней всего. Разумеется, родившись и вырастая на чужбине, новые поколения кентавров не помнили свою историческую прародину Грецию и считали своей родиной именно Англию.

Небольшая их община, потомки тех детей-рабов, поселилась в Запретном лесу, заповедных землях близ Хогвартса. А так как среди них никогда не рождались дети-волшебники, то и в Хогвартсе не бывало их представителя-студента. К тому же кентавры недоброжелательны к людям. Историки-звездочеты во все века передавали от отца к сыну и от деда к внуку устные предания о древних временах, о том, как появился в Англии их народ, и за что не следует любить людей, особенно волшебников, которые всегда эксплуатировали их как лошадиную рабочую силу.

Гордые и своенравные, кентавры навсегда остались дикарями, пресекая малейший контакт с волшебниками и людьми. По-своему мудрые и самодостаточные, они ни в чем не нуждались, всё делали своими руками. А самое главное, английские кентавры заметно эволюционировали и теперь сильно отличались от своих греческих предков. Английский климат сделал их более ширококостными и тяжелыми, у них неприятные плоские лица и низкие лбы, острые уши и короткие загривки, а ведь у греческого кентавра мягкий и добрый характер, круглые и самые обычные человеческие уши. Ещё они любят детей и никогда не откажут человеку в помощи.

Сфинксы в Англии появились давно, просто в Хогвартс не совались, уж слишком нечеловеческими они были, прямо химеры какие-то. Да и магия в них не очень-то часто просыпалась. Когда-то в Хогвартсе учился Майкл Гамильтон, но он вроде обычный человек… известно лишь, что он женился потом на аристократке по имени Мэри.

Эймос вздохнул, что и говорить, ему пришлось познакомиться с ними лично, и жена Майкла ввела его в изрядный такой ступор, оказавшись настоящей женщиной-сфинксом, почему-то она звалась мантикорой, потому что без крыльев, как объяснил ему Майкл. На вопрос о том, как ему удалось зачать детей со зверем, он признался, что сам наполовину химера, короче говоря, Майкл оказался лапифом, сыном человека и греческой бескрылой мантикоры. И Зевс — первый в их семье крылатый ребёнок-менталист, именно в нем проснулось древнее наследие сфинксов.

Анубисы. С ними тоже далеко не всё так просто. Родом они из Египта. Приехали в Англию по приглашению мадам Эрролл на крестины первенца. Приехали, погостили, получили статус крестных родителей, влюбились в Пончика, своего первого крестника, и решили остаться в Англии. Понравилась им страна, зеленая и цветущая на жарком и пыльном фоне египетских пустынь. С её дождями и туманами, с запахами и ароматами… Вот где раздолье собачьему носу. Их первенец, Горум Гэвиан Смолл, родился уже здесь. Гор Гэвин — дань Египту и Корнуоллу…

Козлоногие фавны, они же Паны и пуки, были, как и он, коренными жителями Полых холмов. Семьи Франкелов жили близ Глочестера и покровительствовали друидскому лесу, частенько наведывались к Стоунхенджу, где поддерживали пошатнувшийся баланс природных сил. Когда-то, очень-очень давно, ещё до основания Лондона, Паны владычествовали над всей Британией, оберегали земли, следили за тем, чтобы она всегда была плодородной и щедрой на урожаи.

Пришел Дерек и так же, как и Гарри, был атакован львёнком: радостно кагнув, он так энергично наскочил на юношу, что Дерек, поймав его, мягко повалился на пол, удачно имитируя падение, ласково приговаривая:

— Ух ты… это кто тут так соскучился? Мо-о-ок, это ты? Мы же вчера виделись, чудик ты лохматый… Ах, понимаю, для тебя это было целую вечность назад…

Львёнок, облапив Дерека, страстно вылизывал его щеки и волосы, как и у Гарри, зализывая кудри дыбом… и, казалось, никак не угомонится. Но его от профессорского стола негромко позвал Северус, и львишка, оставив Дерека, послушно ускакал к «папочке». Пригладив вздыбленные волосы, Дерек нашел Гарри и, подойдя, сел рядом, приветливо улыбнувшись минотаврику. Склонился к Гарри:

— Слушай, а ты чего вчера заговорил, как менеджер рекламы сочной спаржи? Ты где такие слова взял?

— Нигде, — опешил Гарри. — Сами вылетели. Я вообще, когда бешусь, такие перлы выдаю, мама говорит — профессор филологии удавится, как я со злости разговариваю… А что не так, Дерек?

— Ну… — Дерек почесал нос. — Монтегю тебе памятник хочет поставить, говорит, сроду не видел немого Малфоя. Надо, говорит, памятник тому благодетелю воздвигнуть, что самого Драко Малфоя заткнул. Онемел он после твоей отповеди, понимаешь? Вы помиритесь?

— Не раньше, чем он забудет слово «скотина», — холодно ответил Гарри.

— А кого он скотиной?.. — начал и не договорил Дерек, бросив взгляд на минотавра, сидящего по другую сторону от Гарри. Помрачнел. — Понятно. Малфой сам нарвался.

Замолчав, Дерек принялся за трапезу. Когда закончился завтрак, к столу Пуффендуя стянулись Зевс, Гэвин и Дигори. Зевс со спины облапил телёнка за шею и проговорил в ухо:

— Эй, Торин, ты наелся?

Торин отодвинул тарелку и кивнул. Стройный фавн взял салфетку и спокойно, как-то привычно обтер морду, перепачканную кашей. И спросил:

— Молоко пил?

Гарри и Торин одновременно помотали головами. Дерек вопросительно глянул в сторону профессоров и поднял бровь, совершенно по-снейповски. Директор вздрогнул и поспешно щелкнул пальцами, тут же на столе перед бычком материализовался высокий бокал, полный белой жидкости, богатой кальцием. Тихо хмыкнув, Дерек взял пустую миску, очистил её заклинанием и перелил в неё молоко. И стояли терпеливо друзья, честно и кротко дожидаясь, пока их товарищ высосет вкусное и питательное молочко. И бросали приветливые, благодарные и заинтересованные взгляды на Гарри и Дерека, единственных пока людей, которые не противились их странноватому облику и вели себя корректно и вежливо.

Первым уроком в это утро после завтрака была трансфигурация. Дерек проводил их до класса и подбодрил, посоветовав не бояться учительницы. Зашли первокурсники и робко осмотрелись в поисках преподавателя, никого не обнаружили, кроме полосатой кошки на столе, осмелели и разошлись по классу, рассаживаясь тут-там. Драко, по-прежнему сторонясь мификов, по стеночке пробрался на задние парты, сел с Пэнси Паркинсон. Рядом с Гарри шумно приземлилась Пенни и громко протараторила:

— Странная кошка! Ты не знаешь, почему её хочется пнуть под зад?

— Наверное, потому, что она слишком вредно смотрит, — предположила Гермиона.

— Кошки так не смотрят, — возразил Гарри, поглазев на серую статуэтку.

— А как она смотрит? — переспросила Гермиона, навалившись на свою парту. Гарри оглянулся на неё.

— Строго смотрит, по-профессорски… Так, словно она вот-вот нам всем двойки поставит.

— Вы закончили? — сухо осведомилась кошка, превращаясь в профессора МакГонагалл. Ответом ей было ошеломленное молчание. Телёнок от испуга пустил газы. Но никто не зажал себе носов, все оцепенело продолжали взирать на тётку, которая в краткий миг превращения обрела черты какой-то дистрофичной мартышки. Лысого капуцина, если быть точнее.

МакГонагалл, удостоверившись в полном молчании и тишине, начала урок. Сначала она долго и обстоятельно читала вводную лекцию об основах и происхождении трансфигурации, потом так же долго и тщательно перечисляла все случаи, в которых те или иные маги прибегали к помощи трансформации. Что ж, за время лекции дети успели успокоиться и унять сердцебиение. Но неприятный липкий осадочек от первого испуга остался. И слушая самозабвенно поющую о формулах тётку, Гарри чувствовал, как в его груди разрастается досадливая злость к этой равнодушной ведьме. Допев катрены о формулах, профессор перешла к практике — раздала всем по спичке и велела превратить их в иголки.

Драко зло глянул на неё и, взмахнув палочкой, трансформировал свою спичку в отличную швейную иголочку. МакГонагалл посмотрела, поджала губы и ничего не сказала. Мифики, переглянувшись на своих местах, пожали плечами и продолжили сидеть, чего-то дожидаясь. Гарри насторожился, вдруг сообразив, что они без палочек. Тоже замер, экстренно забыв про свою спичку.

Шло время. Тикали на стене часики, сопела тишина в классе. Пыхтели и шептали заклинания честные дети: Гермиона, Невилл, Терри, Лаванда, Рон и многие, многие другие… Другие дети — Драко и почти все слизеринцы — сидели и молча презирали МакКошку, как они за глаза прозвали преподавательницу. Сидели, как мышки, тихие мифики. И непонятно чего ждали Гарри с Пенни и те, кто заметил несоответствие. Развязка настала, когда спичка Гермионы засеребрилась и слегка заострилась с одного конца.

— Пять баллов, мисс Грейджер! — победно сообщила МакГонагалл и улыбнулась девочке. — Все видели? У мисс Грейнджер это получилось!

В потемневших глазах Драко блеснули злые слёзы. Жалостливая Лаванда справедливо заметила:

— А ведь у него раньше всех получилась настоящая иголка, а не посеребренная щепочка.

Гермиона оглянулась на Драко и хмыкнула:

— Ну так он не первый год колдует, поди. Это я всего месяц назад в первый раз взяла в руки волшебную палочку.

— Которой нет у мификов… — глубокомысленно произнесла Пенни, сосредоточенно глядя в потолок, потом перевела взгляд на МакГонагалл и добавила: — Им-то чем колдовать?

Минерва растерянно заморгала, оглядела упомянутых студентов и, увидев их пустые руки, гневно спросила:

— Почему вы явились на урок без палочек, господа Смолл, Эрролл, Гамильтон и Франкел?

— А мне не надо, у меня лапки! — невинно хлопнул ресницами златокудрый красавчик Зевс. Смешливо прижал уши Гэвин, тихо хрюкнул Торин и нахально присвистнул Нели, хлопая ладонями по парте. И заговорил. Голос у Пака оказался сильным, глубокий мальчишечий альт.

— Ну вы даете, мадам! Именно из-за вашей предвзятости вы и сеете раздоры между нами. Рон Уизли мог бы раньше Драко Малфоя заколдовать спичку, но его палочка не слушается, потому что она ему от старшего брата досталась и продолжает скучать по старому владельцу, считая себя преданной и брошенной, не понимая, что повелителю драконов она не особенно нужна.

Весь класс, в том числе и Рон, ошарашенно взирал на Нели, недоумевая, откуда он всё это знает. Тем временем инициативу перехватил Зевс:

— Палочка Невилла Долгопупса тоже неродная, она ему досталась от кого-то из родственников. Мне непонятно, почему вы разрешили прийти в школу детям с неродными палочками. Ведь от них порою зависит жизнь владельца… Вот, допустим, напал кто-то плохой на вас, наслал проклятие, а вы даже Протего не сможете выставить… Ну куда это годится? Нет, ребята, надо директора пнуть, чтоб позаботился о новых палочках для малоимущих студентов.

— И ничего… Ничего мы не нищие! — возмущенно крикнул Рон, покраснев от стыда. Зевс смерил его ехидным взглядом и прижал коготь к виску:

— Эй, потише думай, рыжий. Ну да, не бедные вы, вижу: палочка от Чарли, сундук от Билла, штанцы от Фреда, свитер от Перси, прошлогодний и растянутый. И ничего постыдного не вижу, вашу магию упырь дома жрет…

Настала такая тишина… Все оцепенели, в страхе глядя на Рона и Зевса.

— Какой… упырь?.. — побледнев, спросила МакГонагалл. Рон растерянно потер шею, пожал плечами:

— Ну, он на чердаке живет, прямо над моей комнатой. Шумит-гремит постоянно… Я уже и внимания на него не обращаю, привык к нему, всегда там шумит и шумит…

— От него лучше избавиться, — посоветовал Нели.

— Я сегодня же напишу вашей матери, мистер Уизли! — твердо заявила Минерва. — Пусть примет меры насчет упыря и позаботится о новой палочке для вас.

— Подождите… — напряженно проговорил Зевс, глядя на Рона. — Это не простой упырь. Рон его видел. А теперь вижу я в его воспоминаниях… Это зин-боггарт, болотный шипун. Селится в болотистых местах, а если там ещё и дом построить и жить там большой и волшебной семьей… Да-а-а, такой кусок он вряд ли выпустит из пасти. Пошлите к дому Уизли лучше отряд мракоборцев, а то при сопротивлении упырь может сильно навредить.

— Очень хорошо! — Минерва начала злиться, чтобы какие-то сопляки… И сорвалась: — А вам, мистер Гамильтон, я всё же вычту балл за то, что не выполнили урок по причине отсутствия у вас волшебной палочки!

— Зачем она мне?! — Зевс тоже начал злиться. — У меня же лапы!

— Ну и чем вы собирались колдовать на моем уроке? — зло рявкнула Минерва.

— Да на-те вам! — взревел Зевс и, коротко размахнувшись, вонзил когти в парту. Миг, и все спички на всех партах превратились в стальные остроотточенные иглы.

Тишина в классе настала просто оглушающая. Дети, оцепенев, замерли на своих местах, в страхе взирая на стальные иглы, лежащие перед ними. МакГонагалл, смертельно побелев, прижала руки к груди и горлу, глядя на острые когти, вонзившиеся в парту…

Тут, словно ангельский хор с небес, прозвенел сигнал колокола, возвещавший окончание урока. Минерва, вздрогнув, вымелась первой вон из класса, напрочь забыв о домашних уроках и подло, бессовестно бросив детей…

Проводив взглядом край тартановой юбки, исчезнувшей за дверью, Зевс удрученно покачал головой и, выдирая застрявшие в дереве когти, хмуро изрек:

— Нет, она не дура, она и вправду не знает, что мы такое…

Один коготь застрял намертво и никак не желал выдираться, Зевс безуспешно задергал лапой. Гарри это напомнило Симону, и он, вскрикнув, бросился на помощь:

— Осторожней! Дай, помогу… — ухватив ладонью лапу, пальцами другой руки Гарри крепко зажал коготь и, легонько пошатав, выдернул его из плотной древесины.

— А что вы такое? — опасливо спросил Рон. Ему ехидно ответил Нели:

— Будешь много знать — быстрей врагов наживешь.

Гермиона встала с места, обозрела класс, иголки на партах, замерших одноклассников, потом перевела взгляд на двери, скрестила руки и забрюзжала, как маленькая бабушка:

— Ну что это за учительница такая?! Убежала и ничего не задала. Какая безответственность! А нам ведь на следующий урок надо идти. Кстати, а какой у нас новый урок? — придирчиво спросила девочка.

— Знаете что?! — загорелся рыжий Рон. — А давайте веселиться!

С этими словами он схватил учебник и от души огрел Дина Томаса. Тот завопил, подхватил с парты линейку и кинулся за Роном. Зевс покосился на них, посмотрел на грифельную доску за учительским столом и сообщил:

— Следующий урок у нас — Чары. В кабинете профессора Флитвика.

— Откуда ты знаешь? — разочарованно остановился Рон.

— Мелок рассказал, — ответил Зевс.

— Как рассказал? — поразился Дин. — Мел же не разговаривает!

— Нет, мел не разговаривает, — согласился Зевс. И пояснил, видя изумление на лицах однокашников: — Просто предметы на короткое время сохраняют память о прикосновении и несут отпечаток мыслей и действий того человека, который их касался. Вот, к примеру, профессорша писала тему урока и думала о том, что надо будет отвести нас на следующий урок к Флитвику на Чары. Мел её мысли запомнил, а я их прочитал.

— Кр-р-руто ты умеешь! — восхитился Рон, по-детски забыв все обиды от того, что Зевс рассказывал о нем и его небогатой семье. И тут же спросил: — А где кабинет Флитвика, ты знаешь?

— Не знаю, но мы можем подождать в коридоре провожатого, — предложил сфинкс. Рон вздохнул, ему явно хотелось откосить, тем более, что учительница так своевременно удрала. Драко тем временем вдруг поймал себя на мысли, что эти странные ребята на самом деле ничего, очень даже клевые, да и маги они сильные, вон как сфинкс одним махом все спички в иголки превратил, да ещё и с вещами как-то умеет общаться.

Вышли в коридор. Постояли, робко глядя по сторонам. Коридор был широкий и совершенно пустой, если не считать картин в тяжелых резных рамах, висящих вдоль всего коридора ярусами до потолка и на противоположной стене между дверями и над ними. Одним концом коридор выходил на лестничную шахту, а с другой стороны в него заглядывало треугольное окошечко с частым переплетом рамы и витражными стеклышками.

Люди в картинах так чопорно смотрели на ребят, что те не рискнули обратиться к ним с вопросами, опасаясь нарваться на нотацию. Мимо проплыли несколько привидений, проплыли равнодушно сквозь детей, о чем-то разглагольствуя между собой. Доплыли-долетели до поворота и усочились в стену. Коридор снова опустел, никому не было дела до сорока четырех покинутых учеников…

Приуныли брошенные дети, встали печальной потерянной кучкой, по сторонам глазеют в надежде увидеть хоть одного взрослого. Гэвин начал к полу принюхиваться, собираясь вывести их по следу сбежавшей учительницы. В конце коридора показалось очередное привидение, Рон решительно тормознул его, обратившись с вежливой просьбой:

— Извините, сэр, вы не подскажете нам, где тут кабинет Чар профессора Флитвика?

Призрак словно не услышал его, спокойно и молчаливо парил себе дальше. Янтарные глаза Гэвина нехорошо прищурились, поднялась лопоухая коричневая голова и задралась верхняя губа, обнажая остренькие щенячьи клычки. Хоть и был он размером с приличного добермана, а зубки у него были по-щенячьи острейшими… Но кусаться Гэвин не собирался. Тихо зарычав, он поднял левую руку и щелкнул пальцами, применяя древнюю некромантскую магию. Призрака остановила и развернула неведомая сила… Плавный взмах ладони, и эктоплазму против воли подтащило к детям поближе. Моментально всё поняв, храбрый Рон повторил вопрос. Плененный призрак подергался, пытаясь освободиться от невидимых пут, но Гэвин сжал ладонь в кулак, ещё крепче удерживая сопротивляющееся привидение, и тому пришлось сдаться на милость маленького бога мертвых и подчиниться его непреклонной воле. Он не только сказал им, куда идти, но и показал путь, проводив их к кабинету Флитвика.

Что и говорить, это было весьма познавательное путешествие по пустынным коридорам-залам-переходам старинного замка, для Гарри уж точно. Одновременно он узнавал своих спутников получше. Впереди шел Гэвин, конвоируя призрачного пленника, за ними, весело гомоня, спешили гриффиндорцы, Гарри с пуффендуйцами оказались посередке, потому что сзади смешанной кучей шагали степенные когтевранцы и холодно-отстраненные слизеринцы, причем аристократы обоих факультетов незаметно отсеялись и шли в самом конце колонны, позади всех.

Отметив это краем сознания, Гарри переключил внимание на мификов. Гэвин с человеческими ногами по лестницам шел нормально, Зевс — тоже, ему на четырех лапах это было несложно. Нели скакал по ступенькам с грацией альпийского козерога — легко и непринужденно, он тоже был в своей стихии. А вот Торину это путешествие далось тяжелее всех. Возможно, на горушку он и без труда взберется, но на лестницах ему пришлось попотеть. Бычьи копыта скользили на гладких плитах, и на лестницах Торин судорожно хватался за перила и стены. Первую и вторую лестницу он преодолел без протестов, перед третьей-четвертой дрогнул, а на пятой застонал. Посмотрев вперед и увидев, как призрак плывет к очередному лестничному маршу, телёнок сдался, всхлипнув, сел на ступеньку и наотрез отказался идти дальше. Гарри, Невилл и остальные остановились, ушедшие вперед и вверх вернулись назад и сгрудились на площадке вокруг Торина.

— На каком этаже кабинет профессора Флитвика? — озабоченно спросила Гермиона. Её вопрос переадресовали Гэвину, тот призраку… Ответ никого не обрадовал — восьмой этаж. Горестно задумались брошенные дети, столкнувшиеся с проблемой, смотрели на Торина, на крутые высоченные лестницы и гадали, как эту задачу решить.

— Лифта нет? — деловито спросила всё та же Гермиона. Её гениальный вопрос снова переадресовали по цепочке привидению и услышали ответный вопрос:

— Что такое лифт?

Ясно — лифта нет… Снова задумались покинутые дети. Наконец, ещё одна гениальная идея пришла в голову Захарию Смиту:

— А может, носилки сделать? Нечто вроде паланкина, у него четыре длинные ручки. Возьмемся за них, сколько получится, да и втащим? А?..

— Не выйдет… — отрицательно покачал головой Зевс. — Это он сейчас телёнок мокроносый, фунтов двести весит, а вот через год-полтора как вымахает в бычару в пару тонн… Вовек не натаскаешься. Нет-нет, пусть привыкает сам ходить по здешним кручам.

— Вот если бы тропинка была… — грустно пробормотал Гарри, вспоминая крутые склоны холмов за городом, на которые без особого труда взбирались коровы с окрестных ферм.

— Или профессор спустился бы на первый этаж, — вставила Пенни.

— Точно! Это было бы легче всего! — подхватила Гермиона. И загрустила: — Но сейчас-то что делать?

— А давайте я за ним сбегаю и приведу его вниз? — загорелась активная Пенни, гарцуя на месте, как застоявшаяся молодая лошадка.

— Ну и зачем? — возразили ей. — Класс-то всё равно наверху останется.

— Ой, верно… — потускнела-приуныла Пенни. Зевс и Нели оглядели лестницу, потом переглянулись между собой. Зевс — вопросительно, Нели — утвердительно.

— Ну, если ты уверен… — сфинкс отступил вниз. — Приступай!

Нели поднялся на верхнюю часть лестничного пролета, снял с пояса кожаный мешочек, вынул оттуда дудочку и ещё один мешочек поменьше, беленький, вощеный. Высыпал на ладонь горсть каких-то мелких семян, размашистым веером сыпанул с ладони. Крошечные бурые зернышки дробно запрыгали вниз по ступенькам… Нели убрал мешочек обратно в кошель, а тот на пояс, встал прямо, откинув правую ногу назад, поднес к губам дудочку и заиграл. Тоненькая, плачущая мелодия заныла-захныкала над головами собравшихся. Разлилась погуще и погромче, плавно вскользая в уши. И начались чудеса…

Засветились янтарным светом каменные стены замка — Хогвартс отозвался на мелодию фавновой дудочки. По ступеням зазмеились невесть откуда взявшиеся тоненькие побеги лиан, они росли и утолщались прямо на глазах, оплетая собой ступени и перила. Сначала желтые и бледно-зеленые, они темнели и бурели, деревенея…

А музыка плакала и стенала где-то наверху, то стихая, то усиливаясь. Почему-то свежо запахло весной, а потом знойным летом. Гарри прикрыл глаза, ощущая теплый аромат трав, прогретых солнцем. Точно так же пахнет цветущий луг возле его дома на берегу реки. Слабо улыбнулся, понимая происходящее — ради друга юный фавн решил попрактиковаться в магии природы, пробудил её силой своей незатейливой мелодии.

Когда она стихла окончательно, Гарри открыл глаза: все лестницы вдоль стен покрылись толстым и упругим ковром дерна. И рядом с ними два фута голого участка каменных ступеней смотрелись теперь как-то чужеродно. По ним и поднялись удивленные дети, оставив земляной краешек минотавру, впредь его копыта не будут скользить и спотыкаться на ровной поверхности. Совершенно случайно Гарри увидел лицо Драко и чуть не засмеялся — такой офигевший вид был у того.

Минерва пулей пронеслась по замку, стремясь как можно скорее попасть к директору. Ибо достали! Чтобы какие-то зверистые сопляки её жизни учили, да ещё и хамили! Нет, вы только подумайте!.. Этот отщепенец голохвостый, кошак недоделанный, посмел перечить ей! И… и лапу поднял, гадёныш! Ка-а-ак вонзил свои когтищи в парту, аж щепки полетели… это же… это беспредел полный! Она такого не потерпит.

Вихрем взлетев по винтовой лестнице, разъяренная профессорша едва ли не пинком распахнула дверь, чудом не забыв в неё постучаться, и влетела в кабинет, услышав разрешение войти. Директор поднял голову от записей и спокойно глянул на посетительницу. Потом посмотрел на наручные часы и снова на неё, теперь уже вопросительно:

— Что-то случилось, Минерва? Вроде рановато для педсовета.

— А я не за этим! — гневно прокричала МакГонагалл. — Ваши звери не имеют ни малейшего понятия о такте и воспитании! Мистер Гамильтон повел себя крайне грубо, сэр! Мало того, что они все пришли на урок без палочек, так он мне ещё и нравоучения читать начал. Мне, сэр! Мне, почтенному и уважаемому преподавателю. И так нагло перечил, учил меня, как правильно поступить, а когда я вычла у него балл, мистер Гамильтон повысил на меня голос и поднял лапу!

Желтые глаза Эймоса лениво обежали прямую фигуру МакГонагалл, прошлись по её целой и нигде не порванной одежде, и он размеренно уточнил:

— В каком смысле «поднял лапу»?

— Он ударил когтями по парте, сэр! — сухо поправилась Минерва и понеслась с претензиями дальше: — Вам не кажется, что это чересчур, когда ученик в ответ на замечание отвечает ударом кулака, образно говоря, сэр?

Эймос скрестил пальцы и откинулся головой на подголовник кресла.

— Это вас испугало, Минерва? — ровно спросил он.

— Что ж… не стану отрицать, — Минерва выпрямилась ещё прямее, чем прежде. — Признаюсь откровенно, мне стало очень не по себе.

— Вам стало настолько не по себе, что вы сбежали из класса, оставив обычных детей наедине с монстрами… — вкрадчиво прошелестел Эймос. Говорит он, а лицо его неуловимо меняться начало, приобретая всё явственнее и явственнее львиные черты, к концу фразы Минерве показалось, что напротив неё за столом сидит лев с роскошной рыжей гривой. Моргнув, она поняла, что ей не кажется — в кресле действительно сидел человек с львиной головой, с желтым недобрым взглядом и ощеренной пастью. Далее в его голосе стали слышны отдаленные раскаты грома — было странно видеть, как шевелятся львиные губы, выговаривая в английские слова.

— Вот я что-то не врублюсь, Минерва, вы волшебница при волшебной палочке, и вы испугались ребёнка-мифика, и даже более того, вы сбежали с урока, отставив целый класс на растерзание кровожадному, как вы полагаете, монстру. У вас есть хоть капля благоразумия и хоть столечки… — лев поднял правую руку и свел пальцы в щепоть. — Хоть вот столько логики, нет? — тут он показал на клыки и спросил: — Или мне вас куснуть для вразумления, Минерва? Хотя… не ручаюсь, что вы выживете после моего «урока».

К этому моменту Минерва чувствовала, что отныне её аниформа станет белой масти или вовсе лысой. На затылке у неё похолодела кожа, поднимая дыбом волоски. А Эймос продолжал:

— Но с другой стороны, вы поступили правильно, сбежав из класса, потому что мне бы не хотелось, чтобы вы применили магию против беззащитных детей, сочтя их чудовищами, коими они не являются. А вот то, что произошло на вашем уроке, мы сообща обсудим на педсовете. А пока ступайте, я занят и должен привести себя в порядок.

Минерва ни жива ни мертва выскочила из кабинета, противно дрожали и подгибались ноги, по спине тек холодный липкий пот. Святой Андрей, что за чудище стало их директором! Куда министерские смотрели?!

Оставшийся в комнате озверевший директор медленно встал с кресла и прошел в свою уборную, находящуюся тут же, рядом со спальней в директорской башне, и хмуро уставился в большое — во всю стену — зеркало. Оттуда на него также хмуро взирал рассерженный лев. До чего же люди одичали в этом Хогвартсе, твою кошачью мать!.. Поправляя ворот пиджака, Паладин глубоко вздохнул, стараясь успокоиться и вернуть своему облику более человечный образ. То есть, стать менее зверее…

Глупая тётка, и не уволишь ведь, воспитывать некого будет. С детьми-то легче… Тут он прислушался: до его чутких ушей откуда-то из далекого далека донеслась тихая музыка — нежный мурлыкающий звук свирели, полевая дудочка фавна. Интересно, зачем Нели понадобилось пробуждать силы земли? Что-то случилось у них, когда Минерва их бросила?

«Нет-нет, директор, не извольте беспокоиться, — спокойно доложился ему Хогвартс. — К бегству учительницы происшествие не имеет никакого отношения, просто у малышей возникли свои внутренние проблемы, и они их только что успешно разрешили».

Ну раз так… директор успокоился окончательно. И исчезла в зеркале морда льва, возвращая привычный вельфу образ.

Флитвик обрадованно запищал, приветствуя учеников, чуть не падая с высокой стопки книг. Дождался, пока дети рассядутся по местам, и начал знакомиться с ними по журналу. Закончив, он принялся читать вводную лекцию о чарах и рунах и о том, как они между собой связаны и взаимодействуют. Потом велел вынуть перья и пергаменты и записать то, что он рассказал. Ну, волшебники с этим худо-бедно справились, а как же мифики? Помня о происшествии на уроке МакГонагалл, дети с тревогой поглядывали на звериную четверку.

В отличие от Минервы, профессор Флитвик был куда внимательнее своей черствой коллеги, поэтому он сразу заметил беспокойство детей, а присмотревшись, сразу понял причину их переживаний.

— Могу зачаровать для вас самопишущие перья! — пискляво предложил он мификам.

— Спасибо, сэр! — вежливо отозвался Нели. — Но не надо. Видите ли, никто из нас не умеет ни писать, ни читать.

— Почему? — обескураженно пискнул учитель.

— Потому что у меня лапки, — привычно сбалагурил Зевс, похоже, это было его любимой присказкой.

— У Гэвина собачье зрение, он в упор не видит буквы, — продолжил Нели. — У Торина та же ситуация с глазами, ну, а я фавн. Пасусь на зеленой травке и играю на свирели для полей и лесов. Нам грамоты никаким боком не нужны.

— А как же вы с заклинаниями управляться будете? — непонимающе спросил учитель.

— А у нас своя магия, сэр, — пояснил Зевс. — Своя особая звериная магия. Для неё не требуются ни заклинания, ни палочки.

— Так зачем же вы пришли тогда в школу чародейства и волшебства? — продолжал недоумевать Флитвик. — Разве не учиться?

— Конечно, мы сюда учиться пришли, сэр! — бодро откликнулся Нели. — Нам тоже кое-какие заклинания не помешают. Только мы их записывать не будем, а просто запомним.

— Ну хорошо… — и Флитвик обезоружено улыбнулся и развел руками. — Хорошо, запоминайте. Итак, продолжим урок, чары и руны взаимодействуют прежде всего с…

Заросшие и превратившиеся в зеленые тоннели лестницы вызвали легкий переполох среди педсостава. Эту тему тоже подняли на срочном педсовете. Кто виноват и учинил это травяное безумие, вызнали сразу. Об этом с удовольствием настучали обычно немые картины и призраки. Виновника безобразия вызвали к директору. Правда, пришел он не один. Вместе с Нели почему-то пришли Гарри, Пенни, Дерек и Невилл с Зевсом.

Северус при виде сына удивленно поднял брови — а Гарри-то чего вмешивается? Собирается защищать гриффиндорца? Встали чинно перед директорским столом шестеро в ряд, руки по швам, глазки в пол. Первой по привычке взяла слово Минерва, как всегда рубя с плеча.

— Это безобразие! — заклокотала профессорша. — Мистер Франкел, вы зачем испортили лестницы? Вы зачем устроили эти непроходимые джунгли по всему Хогвартсу? Хогвартс вам что, полигон для пейнтбола? Игрушки? Нет, я понимаю, вы выросли на воле, дышали свежим воздухом, но школу-то зачем уродовать?!

Чем дальше говорит-распыляется разгневанная профессорша, тем злее и темнее становятся глаза Гарри. А когда она наконец-то выдохлась и заглохла, Гарри непримиримо буркнул:

— Перенесите учебные классы на первые этажи, тогда и не будет этих… джунглей.

— Причем тут учебные классы? — опешила Минерва.

— Видите ли, Торину довольно проблематично подниматься и спускаться по ровным каменным лестницам на телячьих копытцах… — мягко и корректно пояснил Дерек. — Вот Нели и вырастил дерн на лестницах, чтобы Торин смог подняться на восьмой этаж. И Гарри прав, мадам, нельзя ли перенести учебные аудитории с верхних этажей на нижние? Хотя бы на семь ближайших лет…

— Вашего мнения никто не спрашивал, мистер Морган! — рявкнула выведенная из себя Минерва. Дерек болезненно вздрогнул. Гарри встревоженно взял его за руку, беспокоясь за его ранимую психику. За столом грозно рыкнул директор:

— Минерва, ещё одно слово, и я на вас намордник надену!

— Зачем? — не врубилась МакГонагалл, сгоряча несясь дальше. — Вы же сами слышали, указывают тут, как и что правильно делать…

— И прививку от бешенства! — перебил её Эймос. — Минерва, ну замолчите, а?!

От шока она и в самом деле замолчала, а директор обратился к детям:

— Значит, лестницы обросли для удобства вашего друга? Что ж, похвально, хорошее волшебство, Нели, ты отлично справился, молодец. Присуждаю вам всем пятьдесят баллов за прекрасное решение задачи, за то, что не бросили друга в трудную минуту и сообща нашли для него выход. И вашу идею мы обсудим, пожалуй, так и следует поступить — перенести классные комнаты на первый этаж.

Прежде чем покинуть директорский кабинет, Гарри поймал одобрительный взгляд отца. И понял, что разговор откладывается, ведь папа теперь знает, почему он поступил на факультет Пуффендуй.

Примечания:

Знакомьтесь, ученики-мифики!

Торин:

https://sun9-41.userapi.com/qeVhI3dOePpPB1TYIOnIli1k1_YNRiUNvx-XoA/JDvV_FpdRC8.jpg

Гэвин:

https://sun9-43.userapi.com/aqqzRoZGKfS0gc4LXz981nNLFsVYizQxNdWoQQ/v2TdROQca2A.jpg

Нели:

https://sun9-30.userapi.com/7vdkwoOi0eUP0oOPnlLlJQ3gpd1LWKRRcl-8fQ/8-lGv4ClKG8.jpg

Зевс:

https://sun9-36.userapi.com/IOgl1uJt3sRbkuNFhNbUT-qowHOVUoxKRKgzEA/fb813TPv6rc.jpg

И озверевший директор:

https://sun9-36.userapi.com/2zqNI8tiEEOiHHtuMYWi-jIhkDuyNXz4vQJGtQ/lBAA29Atrhw.jpg

https://sun9-69.userapi.com/bUXrYYPjPfCWDT8G_vgz1FU6nznDRunzTDGFsQ/vkXq60QuhQY.jpg

Весьма насыщенным выдался первый день занятий, весьма…

Горячо гудели ноги и звенело в ушах, когда Гарри наконец-то добрался до постели и вытянулся во весь рост под пуховым одеялом. В душе осталось сожаление от того, что не удалось поговорить с папой. Как-то странно… они оба в одном замке, виделись в Большом зале во время перекусов, а пообщаться никак не получилось. Да ещё и к директору вызвали из-за подвига Нели. Хотя с Нели он сам пошел, напросился, потому что понял, что ему влетит ни за что. И эта… кошка глупая. Вот чего она в школе делает и на всех орет? Ненормальная… На Дерека же нельзя кричать!

От этого возмущенного душевного вопля сон убежал окончательно, и Гарри рывком сел на кровати, сердито откинув одеяло. Всё равно невозможно уснуть. Явно реагируя на него, мягко засветились стены комнаты, имитируя ранние сумерки. Посмотрев на механический будильник, привезенный из дома, Гарри чуть не плюнул с досады — десятый час. Большая стрелка уползла всего на пять минут от девяти, тьфу, детское время, как мама Пэт говорит.

Мама… Родная и любимая, и он её десять месяцев в году не увидит! Внезапная тоска обрушилась на него с мощностью и неожиданностью лавины. Резкие перепады настроения свойственны всем детям, и Гарри не был исключением. Всхлипнув, он зарылся лицом в колени, обнял их руками и жалобно заревел. Сказалось всё: и утренние волнения, и напряжение на уроке Маккошки, и её предательское бегство, и испытания на лестницах… А хуже всего было то, что папа за весь день не смог подойти и сказать хоть пару слов.

Периферийным зрением Гарри вдруг увидел сияние, серебряное и теплое, явно отличающееся от комнатного освещения. Удивленно подняв голову, он увидел лайку. Узрев залитое слезами лицо мальчика, сияющая собака охнула знакомым голосом и растворилась в воздухе. Пока Гарри целую минуту тупо моргал, пытаясь сообразить — а что это такое сейчас было? — в дверь комнаты встревоженно забарабанили. Торопливо вытерев слезы, Гарри сполз с ложа, пересек спальню и открыл дверь. Влетел взлохмаченный Дерек с палочкой наперевес, в трусах и распахнутом халате. Бегло окинув комнату быстрым взглядом, он вопросительно уставился на зареванного красноглазого Гарри. Отрывисто потребовал объяснений, чеканя каждое слово:

— Кто. Тебя. Обидел?

Гарри строптиво дернул плечом и спросил, чтобы не отвечать:

— А как ты привидением стал?

— Чем? — обалдел Дерек.

— Тут собака серебряная была перед тем, как ты вбежал, — пояснил Гарри. — Лайка. Как у тебя.

— Ах, это… — Дерек отчего-то смутился. — Это мой Патронус был. Я его с посланием отправил, а он на обратном пути к тебе заглянул, он у меня маленько самостоятельный, прямо как отдельный тип… Понимаешь, он у меня случайно такой получился.

— Расскажи!.. — заинтересовался Гарри, мигом перестав грустить. Дерек почувствовал эту малозаметную смену настроения, опустился на ближайший пуфик и положил палочку на пол.

— Ну, в общем, профессор Флитвик начинает обучение Патронусу с четвертого курса. Сначала он знакомит нас с материалом, мы его долго изучаем, читаем всё про него и набираемся терпения до шестого курса, ибо только шестикурсникам разрешено вызывать полноценного телесного Патронуса. А я поторопился, Гарри. Мне это показалось слишком долгим, ждать столько лет, пока магия не накопится для такого сложного колдовства. Тем более, что я, в отличие от людей, знаю, что такое Патронус.

Гарри, внимательно слушая, сел на пол и оперся о колени друга, глядя в его лицо снизу вверх. Дерек машинально погладил его по макушке и продолжил:

— Если правильно использовать магию, то Патронус не будет вытягивать из тебя энергию, как того опасаются все волшебники.

— Почему? — завороженно спросил Гарри. Дерек грустно усмехнулся.

— Потому что они вызывают Патронуса для защиты от дементоров. Вот почему. А для того, чтобы явился Защитник, надо приложить максимум усилий, вспомнить самое счастливое событие в твоей жизни… Но знаешь, в чем прикол?

Гарри отрицательно мотнул головой.

— В момент опасности человеку не до счастливых воспоминаний. Чуешь, Гарри?

Тот задумался, начиная понимать. И, видя, что Дерек ждет реакции, Гарри изложил свои умозаключения:

— То есть в тот миг, когда у горла находится нож бандита, как-то сложно сосредоточится на именинном торте, испеченном мамой. Мне это знакомо, Дерек. А что дальше?

— Прости, я не хотел напоминать тебе о том случае, — повинился Дерек. Гарри опять дернул плечом и подтолкнул его в колени, прося продолжения.

— Короче, представил я, как на меня летит дементор, жуткий и кошмарный весь, от капюшона до… до последних дыр на балахоне, летит ко мне, протягивает к моему лицу тощенькие и склизкие ручки, высасывает из меня и из окружающего воздуха тепло, радость, свет. И думаю — а о чем тут вспоминать-то? О том, как меня дядя выкупил? Так отсюда мысли ещё грустней становятся: выкупили, потому что продали. Понимаешь?

Гарри жалостливо погладил ногу Дерека и шмыгнул носом. Печально признался:

— Я по маме скучаю.

Дерек поднял Гарри к себе на колени, обнял, прижимая и укачивая. И запричитал:

— Ой ты, маленький мой! Да ты что?! Вчера же только расстались…

Гарри уткнулся лицом в ворот халата и хныкнул, совсем как маленький ребёнок:

— И папа за весь день ни разу не подошел…

— А хочешь, позовем его? — предложил Дерек.

— Не… не надо, — испугался Гарри, спешно утирая слезы. — Ты что?! Он увидит, как я тут… как младенец какой.

— Но тебе же плохо, — мягко улыбнулся Дерек, пальцами стирая остатки слез. — А кто лучше папы утешит?

— Не, Дерек, не надо, мне уже лучше, правда. Ты про Патронуса расскажи! — ловко сменил Гарри неприятную тему.

— Хорошо, сейчас расскажу про Патронуса, — покладисто переключился безотказный волвен. — Дело в том, что я вижу дементоров не так, как волшебники. Я вижу их настоящими, истинными существами нашего мира, а не потусторонними тварями из-за Грани, как их видят маги. Так вот, Патронусы и дементоры — неразделимы. Одного не может быть без другого. Нет дементора — не станет и Патронуса, есть дементор — появится и его антипод, Патронус. Понимаешь, да?

Гарри закивал, зачарованно слушая теплый голос старшего друга. Дерек улыбнулся, вздохнул и дальше потек неспешной речью:

— В то, прошлогоднее, лето, когда мне исполнилось четырнадцать, наш табор совершал переход по северу и остановился на стоянку в очень живописном месте, близ Оркнейских островов, что расположены к северо-востоку от Шотландии. Обычные люди и даже волшебники избегают тех вересковых пустошей на самом берегу северного моря, знаешь, почему?

— Почему? — шепнул Гарри, зябко поеживаясь. Дерек ласково прижал его чуть покрепче.

— Потому что там находится самое жуткое место на Земле — мрачная и неприступная крепость Азкабан, тюрьма для магов-преступников. А вокруг черной башни летают неусыпные и неподкупные стражи Азкабана — дементоры. И с одним из них я познакомился, — как-то буднично договорил Дерек зловеще начатую фразу. Гарри аж замигал от столь невероятно резвого перехода. Удивленно спросил:

— И какой он?

— Высокий, под семь футов, и очень молодой. Ему было скучно среди старших, и он подлетел поближе, узнав во мне такого же молодого волшебника. И такого же одинокого, как и он… — голос понизился, а губы приблизились к уху Гарри, обдав его горячим дыханием. — Представляешь, Гарри, в то лето я узнал, что дементоры умеют разговаривать. Его звали Шелест, и он подарил мне Патронуса.

— Ух ты!.. — широко распахнув глаза, Гарри с трепетом посмотрел в лицо друга, в его теплые карие очи и восторженно переспросил: — Как это?

— Он просто призвал его для меня, вызвал, пробудил отсюда… — Дерек положил руку на свою грудь, показывая, откуда именно. — И он пришел. Сначала это был маленький голубой шарик пульсирующего света, а потом, когда Шелест посоветовал мне назвать новорожденного Патронуса, я позвал дедушку. Моего деда звали Скаген. Скаген Зейн Хедишем. И именно как дух Скагена он явился ко мне серым псом-волвеном. Мой отец — обыкновенный человек, ни на йоту не волшебник, простой цыган.

— Значит, это твоя мама подарила тебе волшебство? — тихо спросил Гарри.

— Да, мама и дедушка. Просто она однажды встретила и полюбила красивого чернявого парня, Джеба Моргана, а тот влюбился в неё. Простая история с обычной встречей. В итоге этой истории появился я. А дальше была жизнь со своими коррективами, судьбами и решениями.

Гарри вздохнул, благодарный Дереку за рассказ, сонно зевнул, почувствовав усталость. Тот осторожно спихнул Гарри с колен, взял за плечи, довел до кровати и помог забраться в неё, накрыл одеялом, подоткнул его со всех сторон. Гарри сонно бормотнул:

— А Маккошка — дура. Ты не обращай на неё внимания, ладно?.. Она похожа на Бейли, тот иногда лает, злится и ярится, но только зря воздух сотрясает, на самом деле он не кусается.

Дерек согласно покивал.

— Ты прав, Гарри. На самом деле она нормально учит, за четыре года у нас с ней никаких эксцессов не было. Это она просто с непривычки растерялась, оказалась слегка выбита из колеи странным обликом новых студентов. Понимаешь? Таких у неё раньше никогда не было…

Гарри кивнул, засыпая окончательно, Дерек ласково улыбнулся, ещё раз подоткнул одеялко тут-там, после чего покинул комнату, подобрав с пола палочку.

Постояв у порога и немного подумав, он решительно двинулся в сторону покоев декана Слизерина. Дойдя до нужной двери, Дерек также решительно постучался — твердо и уверенно.

Услышав стук, Северус глянул на часы над камином. Нахмурился — кому это не спится? Проблемы у кого-то из новеньких? Отложив перо и пергамент, на котором он составлял сметы будущих занятий, пересек кабинет и открыл дверь, обнаружив за ней Дерека. Посторонился, впуская пятикурсника. Окинул взглядом коричневый халат и вопросительно поднял брови. Дерек смело глянул в ответ и объяснил причину своего позднего визита:

— Скажите, сэр, а почему вы к Гарри не подошли ни разу за весь световой день?

— Да как-то времени не было, — чуть удивленно откликнулся Северус. И покосился в сторону стола с пергаментом. Дерек, тоже глянув туда, хмуро спросил:

— А во время перерывов в Большом зале вы почему не подошли к Гарри? Уверяю вас, ему было бы приятно от малейшей толики вашего внимания, сэр.

— Так народ же… — растерянно взбрыкнул профессор.

— Народ поймет, — упрямо заявил Дерек. — Все знают, что Гарри ваш сын. Пожалуйста, не отталкивайте его из-за мнимой гордости. Сэр.

— Да что случилось-то? — совсем растерялся Северус.

— Я только что от него, сэр. Гарри очень расстроен, он скучает по дому и плакал по маме, — очень серьезно пояснил Дерек.

— Плакал? — испугался Северус. — Но… Господи…

— Поймите, сэр, — мягко начал увещевать юноша, — Гарри домашний мальчик, он впервые в жизни так далеко уехал от дома, при этом искренне надеясь, что рядом с отцом ему будет легче пережить разлуку с любимой мамой, собачками, дядей Верноном… А что в итоге? Полный замок совершенно посторонних лиц, строгие преподаватели и далекий, отстранено-холодный отец. Простите за прямоту, сэр, но вы снова надели маску. Снова спрятались за ней от посторонних взглядов и чужого любопытства. Гарри растерялся, начал сомневаться в своем отъезде из дома. Пожалуйста, сэр, снимите маску строгого профессора и верните папу потерянному сыну.

Договорив, Дерек осторожно нащупал за спиной ручку двери и выскользнул за неё, оставив Северуса наедине с тяжелыми раздумьями.

Тихо дремал старинный Замок. Посапывали в рамах портреты людей. Время от времени тот или иной человек приоткрывал какой-либо глаз, ясный и зоркий, без единого налета сна, и быстро окидывал тот участок коридора, доступный его полю зрения. Убедившись же, что всё в порядке, он расслаблялся и обмякал на своем нарисованном кресле или заднем фоне-занавесе. Едва слышно скрипели замороженные лестницы, недоумевая, почему им запретили двигаться и шутить, убирая из-под ног учеников ступеньку тут-там. Но как бы они ни противились, слово директора и магия Хогвартса держали их крепко — лестницы навеки застыли в неподвижности, чтобы не порвать и не испортить чудесный дерн, выращенный юным фавном для неуклюжего друга.

Профессор Флитвик согласился перенести свой класс Чар на нижний этаж. А вот МакГонагалл и Синистра отказались. Аврора сказала, что астрономию больше негде изучать, кроме как на самой высокой башне, а Минерва мотивировала свой отказ тем, что четвертый этаж куда ниже восьмого, и раз на лестницах теперь есть дорожки для минотавра, то какие к ней претензии?!

Обо всём этом думал огромный лев, бесшумно бредущий по пустынным коридорам ночного замка. Паладин Ральф Эймос, принявший облик своей второй, звериной ипостаси, неспешно патрулировал свои владения, мысленно прикидывая, какие ещё улучшения ради удобства студентов следует предпринять. Картины и призраки, пришло на ум. Как недавно выяснилось — на них нельзя положиться, по доброй воле и самостоятельно на помощь студенту они не придут, а значит, в этом плане они бесполезны. Ну, портреты ладно, пускай висят, можно просто прислушиваться к их сплетням, иногда что-то полезное да услышишь, например, медиведьма куда-то спешит, а там и пройти туда да и помочь чем… А привидения… развеять их, что ли, к кошачьей матери? Хотя… нет, лучше пусть тоже останутся, а то Гэвину не на ком будет практиковаться в некромагии. А так удобно даже, понадобится мертвец или чья-то неупокоенная душа, пожалуйста, милый мальчик, вон их полно, целый замок, бери сколько надо и вперед! Да, это верное решение, пусть будут призраки, пригодятся как школьное пособие для юного бога мертвых.

Успокоившись, зашагал дальше могучий лев, обходя границы и оберегая покой своих земель.

Гарри спал крепко и сладко, успокоенный Дереком и, просыпаясь на следующее утро, ощутил рядом с собой чье-то присутствие. С трудом разлепив глаза и подняв голову с подушки, он увидел новый предмет, которого не было вчера — кресло, а в нем, завернувшись в плед, дремал отец. Не дыша, Гарри медленно сел, во все глаза глядя на спящего папу, поражаясь, удивляясь и моментально прощая ему все обиды.

Северус услышал пробуждение сынишки, очнувшись от дремоты, поднял голову с подголовника кресла, посмотрел на сына и сонно улыбнулся. Всё ещё не веря своему счастью, Гарри с кровати перебрался на колени к папе и потрясенно прижался к нему. Северус тепло обнял его и поздоровался хриплым со сна голосом:

— Привет.

— Ага… ух ты, привет! — невпопад отозвался осчастливленный Гарри. Северус покрепче прижал его к себе, зарылся носом в макушку, вдыхая чудесный нежный аромат родного ребёнка, и искренне повинился:

— Прости, я вчера был слишком занят. Больше такого не повторится, обещаю. Ты веришь мне, мой малыш?

Гарри неразборчиво что-то пробормотал, зарываясь поглубже в папины объятия. Северус улыбнулся, чувствуя, как Гарри в буквальном смысле пытается слиться с ним воедино. Прав ты, Дерек, ох как прав, зря я маску нацепил, невольно обидев этим своего ребёнка…

И последующие дни прошли для Гарри без особых душевных драм. Северус перестал притворяться чужим и во время перерывов находил минутку, чтобы перекинуться с сыном парой слов, а то и просто подойти и погладить по голове… И со спокойной совестью удалиться дальше по своим делам, провожаемый благодарным взглядом.

Травология и география во вторник, магозология после обеда и астрономия ночью в среду. Чистописание по английскому, литература и рисование в четверг.

Травологию преподавала мадам Стебль — полная и какая-то по-домашнему уютная ведунья в латаной-перелатаной, разношенной до дыр и безразмерности шляпе. Её урок очень понравился Гарри, Невиллу и Нели. Гэвин, Зевс и Торин, впрочем, тоже не остались равнодушными к этому уроку, с таким же удовольствием они копались в земле пересаживая проращенные саженцы обычных овощей. Причем Торин мимоходом, не особо мудрствуя, сжевал лишнюю ботву от репы и редиса, собранных для стола даров щедрой осени. Зевс, как все заметили, очень любил копать… Старательно и вдумчиво, он врывался в землю, роя когтями и отгребая в сторону широкими лапами пласты чернозема. В вырытые трудолюбивым сфинксом ямки ребята под руководством учительницы высаживали саженцы подготовленных озимников.

География. Идя на этот урок, ни Гарри с Пенни, ни Гермиона с Джастином, ни Дин с прочими магглорожденными никаких сюрпризов не ожидали… Учитель оказался весьма колоритной личностью — высокий и худой, как щепка, его лицо в профиль напоминало топор, а звали его так, что Гарри чуть не переспросил — как-как? — Рекс Берримор.

Просторный и светлый класс прежде всего привлекал внимание огромной картой мира, занявшей собой всю торцевую стену за учительским столом. Глаза детей так и разбежались по сине-зеленой и желто-бело-бурой глади. И точки-точки-точки, бесконечная россыпь точек, помеченных красными флажками… С надписями и какими-то рисуночками.

Мистер Берримор — о Боже, его и вправду так зовут?! — хитренько дернул кустистыми рыжими бровями и задал каверзный вопрос:

— Что такое Сидней? — и коварно улыбнулся, когда глаза всех магглорожденных детей метнулись на юго-восток Австралии. Вычитал в журнале имена двоих ребят наугад — Драко Малфоя и Рона Уизли — и вызвал их к карте. Коротко кинул задание:

— Найдите мне Лондон. — И сел на стул в уголочек, собираясь хорошенько повеселиться. И тихо хихикал в течение энного времени, пока две головы, белобрысая и рыжая, елозили по карте в поисках Лондона, не догадываясь прежде всего поискать Великобританию… Гарри, Пенни, Гермиона и прочие уже через пять минут лежали на партах, смеясь и рыдая. Красные Рон и Драко, виноватые насквозь, по всей карте искали злосчастный Лондон аж полчаса! Наконец нашли по изображению Тауэра и Шерлока Холмса с лупой… Получили по пять баллов за старание и провокационный вопрос:

— Будем учить географию?

Боже, как потолок не рухнул от слаженного согласного вопля из сорока четырех глоток, до сих пор не понятно.

Магозоологию преподавал профессор Кеттлберн, полноватый и крепко сбитый мужчина с окладистой «русской» бородой. На уроке он познакомил детей с громошмелем, крупным и пушистым насекомым, весь урок шмель, как ручной хомячок сидел на плече хозяина и переходил из рук в руки изучающих его детей. Внешне он почти ничем не отличался от обычного шмеля, только размерами был впечатляющим — с полевую мышь. И гудел громко, как вертолетик, настоящий громошмель.

Астрономия с профессором Синистрой прошла тоже по-своему интересно. Было немного странно видеть обычное ночное небо после космического хаоса на волшебной дороге, но дети с удовольствием запоминали названия планет и созвездий, положение Марса под углом к Сатурну и прочую небесную механику. Твердо зная, что потом, когда они поедут домой, будут искать и узнавать знакомые планеты по именам.

Четверг, казалось, наступил совсем не для мификов, с его чистописанием, чтением и рисованием. Но это оказалось не так.

Пришли в класс на первый урок, достали перья и пергаменты. Учительница, мисс Бимиш, стройная и милая леди, позвала к себе Нели, подала ему мелок и книжку и попросила нарисовать на доске понравившуюся ему букву. Нели полистал книжку, выбрал и написал букву «К». Мило улыбнувшись, мисс Бимиш предложила детям написать коротенький рассказик, где слова начинаются на данную букву.

Ух ты! Гарри заинтересованно посмотрел на корявую букву, улыбнулся и стал писать.

«Капитан Кевин Кидд копал котлован, ковырял колуном, колол киркой, крошил крошкой, клал кучкой. К краю котлована, крадучись, кралась кошка, кропотливо караулила коноплянку, крота, кролика. Кошка колебалась — кого кисе красть? Крота? Коноплянку? Кролика? Капитан Кидд крикнул «Кыш!», кинул кирку, кошка кинулась к калитке — канула».

За рассказ Гарри получил пятнадцать баллов, а на следующем уроке вызвался почитать для мификов интересную историю. Читал Гарри очень выразительно, менял интонации и делал паузы, ловя на себе восхищенные и благодарные взгляды Гэвина, Зевса и Нели с Торином. Читал и думал о рисовании и о завтрашнем уроке зельеварения, который будет преподавать его отец.

Примечания:

Дерек и его Патронус:

https://sun9-17.userapi.com/dxWLgoNaMOeC-rEnKLPLxL1l0aU_nLQGZOnVXg/USqh-ew48ZI.jpg

Литературный час подошел к концу, Гарри дочитал отрывок про Тиля Уленшпигеля и пепел Клааса, получил пять баллов за выразительное чтение и хороший ритм. После чего ребята ответили на наводящие вопросы учительницы по поводу прочтенного. Ответил даже Торин, утвердительно кивнув на вопрос — у сердца ли бьется пепел Клааса? — и отрицательно помотав головой на следующий — на поясе ли висит мешочек с пеплом?

На урок рисования шли в приподнятом настроении. Во-первых, настал уже полдень и рисование было последним занятием в этот день. А во-вторых, четвертый день подряд они уже вместе учатся и прониклись теплыми симпатиями между собой, всё лучше и ближе узнавая друг друга. Ведь даже Драко Малфой и вредная Панси Паркинсон перестали сторониться мификов, и Драко вот уже какое-то время держался рядом с Гарри и его однокашниками-барсуками. Невилла чаще стали замечать среди слизеринцев, особенно в компании Трейси Девис и Миллисенты Буллстроуд. С ними Невилл почему-то чувствовал себя более уверенно, чем со Сьюзен Боунс и Ханной Аббот. Наверное из-за равного сословия: и он, и девочки были из старинных аристократичных родов.

Придя к двери студии, студенты с интересом переглянулись — что-то их ожидает на новом уроке? Вдохнули-выдохнули, кивнули Креббу и Эрроллу, те, как самые сильные, дружно толкнули двойные створки, выпуская из комнаты сноп солнечного света в полутемный коридор. Дети прищурились и полуотвернулись, загораживаясь руками, вокруг них радостно и хаотично заплясали сверкающие пылинки. Вошли в залитую золотым сиянием комнату и осмотрелись, ища прежде всего учителя рисования. Нашли того на балконе, невысокий мужчина стоял там и с непонятным любопытством наблюдал за ними. Нестройно поздоровавшись, дети ещё раз оглядели комнату, залитую золотым сиянием осеннего солнца, ряды странных высоких столов-кафедр с полочкам и наклонными поверхностями, простенькие картины на стенах, изображающие незатейливые пейзажи и натюрморты…

Пока не заметили, что Зевс с таким же интересом рассматривает учителя наверху. Нели заинтриговано пихнул его копытом.

— В чем дело, Зевс?

Тот, чем-то позабавленный, развел крыльями на манер рук и удивленно ответил:

— Никогда не видел настоящих людей.

Хмыкнув, ребята машинально поулыбались — очень смешная шутка, Зевс, как будто они не люди. Потом, однако, дошло — маггл? В Хогвартсе??? Простите, что?! Взгляды всех снова сошлись на неприметном мужичке в растянутом драном свитере, пушистом шарфике на шее и с длинной кистью, заткнутой за ухо…

Ну, лично Гарри и Пенни с Гермионой и прочими магглорожденными учитель-маггл не поразил так уж сильно, как чистокровных волшебников, они вежливо поздоровались и прошли к стоячим партам, выбирая себе место поудобнее. А вот чистокровки продолжали ошеломленно пялиться на простеца.

Гарри поправил лежавший на наклонной столешнице лист бумаги и озадаченно спросил, глядя на застывших у входа ребят:

— Ну, в чем дело-то?

Тут, очевидно, дошло до Гермионы, потому что она пораженно вскрикнула:

— Ой, магглы же не видят Хогвартс! — посмотрела на балкон и удивилась: — Как он сюда прошел?!

Всё поняв, Гарри с интересом посмотрел на учителя. Тот продолжал стоять наверху и смотреть на них с веселым вниманием, как зритель на клоунов. К счастью, это противостояние взглядов вскоре закончилось, опомнившись, чистокровки заняли места за партами, а учитель, насмотревшись, спустился с балкона в класс. Подошел к столу в углу комнаты, взял с него журнал и начал знакомиться с первым курсом. Зачитывал имя и бросал взгляд на детей, выискивая отозвавшихся, кивал и читал дальше. Голос его, да и сам он весь, от каштановой лохматой макушки до кончиков старых разношенных кроссовок, был настолько обычен, что аристократы чуть не плевались, с отвращением глядя на презренного маггла. Но руки поднимали, отзываясь, потому как воспитание обязывало… Ознакомившись с курсом, учитель назвал себя:

— Ну, а меня зовут Филипп Паркер, будем знакомы. Признаться, я был весьма удивлен, узнав, что на свете существует настоящая школа для волшебников, до этого мне как-то в голову не приходило, что маги тоже где-то учатся. Думал, что они так и рождаются, с палочками в руках и умением колдовать с рождения. Но это оказалось не так, волшебники тоже учатся и, как ни странно, обучаются волшебству. Прекрасно понимаю ваше удивление насчет моего появления в Хогвартсе и постараюсь объяснить… Дело в том, что в раннем детстве я увидел единорога в лесу Дин, куда меня свозил дедушка на каникулах. Встреча со сказочным зверем меня потрясла настолько, что, придя домой, я тут же выразил встречу на листе бумаги, выплеснул на неё все свои эмоции. Тот единорог вышел очень точно, как живой. Он же впоследствии стал моей музой, вечным моим вдохновителем, благодаря той волшебной встрече я стал художником. Это был его подарок мне… После я где-то прочитал, что встреча с волшебным существом так или иначе оставляет след в душе человека. Так и единорог, он подарил мне возможность увидеть кусочек чуда, стать единой частью с ним.

Тут он помолчал, смотря на детей — те сидели тихо и молча внимали ему. Нерешительно уточнил:

— Вам интересно?

— Да, сэр, — очень серьезно ответил Зевс. — Продолжайте, пожалуйста, мистер Паркер.

Гарри отметил, что Зевс не назвал его профессором, и сделал зарубку в памяти. А учитель тем временем продолжил рассказ:

— Обычно люди, столкнувшись с каким-либо чудом, тут же стараются это чудо доказать. И если не миру, то хотя бы самим себе. Бывает, полжизни тратят в погоне за чудом, бороздят моря и океаны, ищут и ловят русалок и белых китов… Создают и совершают многолетние экспедиции во все концы света и уголки мира в поисках Мокеле Мбембе или Несси, или ещё какое-нибудь косматое и невиданное чудо вроде йети или брауни.

Наш писатель, Артур Конан Дойл, к примеру, тоже малость спятил после встречи с феями, бедняга так впечатлился ими, что потерял сон и аппетит, ходил и грезил о феечках. Бедного дядюшку пожалели племянницы, будучи искусными мастерицами, они при помощи ножниц и папиросной бумаги, тончайших кружев и невидимых лесок создали чудесных фей, ничем не отличимых от настоящих. И сфотографировали. Не поверите, но весь мир буквально сошел с ума от тех фотографий! Даже разделились на два лагеря, одни орут — феи настоящие, известный писатель не станет врать! Другие с пеной у рта доказывают — фальсификация, искусная подделка, Дойл — лгун распоследний, ему это просто, придумал же он Шерлока Холмса, что ему какие-то феи?!

Я же, в свою очередь, доказывать никому ничего не стал. Напротив, я ездил по миру в поисках чудес, чтобы воплотить их на холсте, запечатлеть вечность на картине. Наверное, волшебные существа наблюдают за нами, потому что мне они показывались часто, помногу и без боязни, видя, что я не болтаю о них направо-налево, не пытаюсь поймать кого-то из них и сфотографировать. Я их просто рисую, всех, больших и малых, прекрасных и удивительных, загадочных и непостижимых. В полях Каллоддена ко мне вышли земляные тролли и подарили мне истинное зрение, чтобы я мог видеть то, что спрятано от глаз обычного человека — скрытые волшебные миры и всех их созданий.

Гермиона скривилась:

— Фу, какая гадость! Они плюнули вам в глаза, профессор Паркер?

Филипп засмеялся, покачал головой:

— Нет, мисс Грейнджер, тролли в меня не плевались. Но это тоже верно, есть такая легенда, что якобы слюна троллей прозревает человеческий глаз, даря таким образом возможность увидеть невидимое. Нет-нет, меня всего лишь проводили к единорожьему источнику и разрешили из него напиться и пожелать самое желанное. Родичи у меня все здоровы, в деньгах я не нуждаюсь, поэтому я пожелал себе самое главное на тот момент — видеть сокрытое. А летом этого года я получил приглашение от мистера Эймоса, предложившего мне пост преподавателя искусства в школе чародейства и волшебства Хогвартс. И вот я с вами, ребята.

К этому моменту даже Малфой сменил гнев на милость, поняв, что этот презренный маггл на самом деле очень даже посвященный в магию, вон, аж колодец единорога видел и водицы волшебной испил…

А учитель, договорив, приступил к уроку. Для начала он снял покрывала с приготовленных картин и холстов. Изображение единорога и яблока впечатлило всех — снежно-белый и сияющий рогатый конь поражал натуралистичностью, казалось, он сейчас соскочит с полотна и унесется в поля, виднеющиеся в распахнутых по причине теплой погоды окнах. А яблоко… у всех рты слюной наполнились, да так, что пришлось сглотнуть, ибо яблочко было такое… крутобоко-красное, наливное, с капелькой свежайшей росы, стекающей по желтому полосатому пятнышку. Ей-богу, эффект был таким, что детям даже яблочный аромат почудился, духмяно-сладкий и глубокий.

А вот остальные шесть картин, выполненные на больших листах бумаги, вызвали оторопь. Мешанина красок, пятен, полосок и просто мокрых разводов. Стало даже неловко — ну кто ж так бездарно рисует?!

— Эти… — Филипп ткнул указкой в крайнюю пару самых больших листов. — Найдены и куплены мной в Индии. Достались они очень недешево, знаете, почему? И что, по-вашему, здесь нарисовано?

Гарри посмотрел на желтый неровный круг вверху, капли синего и зеленого, хаотично разбрызганные там-сям по листу, и красные полосы понизу — почти то же самое было изображено на другой, только другими красками — и задумался. Поднял руку:

— Солнце, профессор Паркер?

— Совершенно верно, мистер Поттер! — похвалил Филипп. И пояснил всему классу: — Эти две картины нарисованы слоном по имени Метха Джай. Индийский слонёнок ещё в раннем детстве проявил интерес к краскам, и однажды, когда его хозяин ушел на обед, приостановив побелку забора, привязанный к дереву слонёнок дотянулся до кисти и размалевал белой краской всё, до чего смог дотянуться, включая дерево и себя самого. Разумеется, интерес слона был замечен, и хозяин догадался развить талант четвероногого художника. Сейчас картины Метхи продаются по всему миру за бешеные рупии и доллары. А теперь… кто скажет, что изображено на следующих двух? — указка стукнула по средним картинам.

Ребята, начиная понимать, взволнованно уставились на указанные шедевры: полосы, полукружья, пятна внахлест, следы кисти… цвета преимущественно синие и зеленые, с легким налетом лазури в месте смешивания красок. Кто? Чей талант создал это?

Полукружья. Гарри и Пенни лихорадочно переглянулись, подумав об одном и том же. Такой след оставляет только одно животное из-за характерного движения морды… Гарри поднял руку и срывающим голосом спросил:

— Это же лошадь, сэр?

— Верно, лошадь! — просиял учитель. А у студентов челюсти отвалились, и они с изумлением уставились на Гарри.

— И нарисовала она траву и небо! — счастливо вставила Пенни. Теперь взгляды переключились на девочку, а потом на полотна, нарисованные лошадью. С них взгляд переполз на оставшиеся две последние картины: на них были израсходованы куда больше красок — коричневые полосы вверх и вниз, красные и желтые пятна там-сям, синие точки кистью, черные мазки с серыми вкраплениями. И кто этот художник?

— Итак, последние работы выполнены мерином по кличке Макс, проживающим во Флориде, и псом породы бордер-колли по кличке Дейв из Кливленда, что в Австралии. А теперь перейдем к главному. Я не просто так показал вам эти картины, а чтобы дать понять, что вы тоже сможете. Ведь если способна рисовать простая собака, то почему бы и вам не блеснуть талантами? Тем более, что вы, анубис и минотавр, несмотря на то, что у вас звериные головы на плечах, имеете человеческий разум. И кто знает, какие шедевры вы можете создать?

Совершенно завороженные проникновенной речью учителя-маггла, дети с трепетом внимали премудростям рисования, знакомились с техникой, перспективами, точками схода, горизонтами, углами зрения, красками, их названиями и способами смешивания. И рисовали яблоко. Каждый по-своему, кто как умел.

После урока долго и со смехом отмывали перемазанного краской телёнка-минотаврика, лучше всех нарисовавшего фрукт…

Пятница. Наконец-то пятница! Гарри так страстно желал оказаться на уроке папы, что едва успевал жить, во всем торопился и торопил время. Оделся со скоростью спасателя по команде «Боевая тревога!», наспех почистил зубы и вылетел из ванной, забыв закрутить колпачок тюбика с зубной пастой. На завтраке, однако, пришлось притормозить, потому что спеши не спеши, а урок начнется строго по расписанию — в девять часов, и от скорости поглощения пищи его приближение никак не зависит. Торин легонько пихнул его в бок, Гарри глянул и увидел, что тот протягивает ему желтое яблоко, благодушно сияя добрыми глазами. Поняв, что бычок делится с ним, Гарри был очень тронут и благодарно принял подношение.

Это невероятно, но… стрелка часов таки доползла до девяти! Ликуя в душе, Гарри полетел впереди всех, отчаянно спеша на свой первый урок с любимым папочкой. Долетел до заветной двери и… стал ждать остальных, те отчего-то не очень торопились. Особенно гриффиндорцы, они плелись позади всех, кроме Пенни, которая пришла вместе со слизеринцами в первых рядах. Гарри моргнул — ему это, наверное, кажется, но на лицах ребят он явственно увидел страх и нерешительность… Это что, урок такой опасный?

Спросить друзей он не успел — дверь в класс распахнулась. Зашли, осмотрелись. Темная, но мягко освещенная всё тем же свечением с потолка и стен, комната, длинная и просторная, словно спортзал. Ряды столов с котлами на железных подносах и подставках. Закрытые шкафы вдоль одной стены, в дальнем конце виднеется ряд раковин с кранами. Со стороны входа на стене — полки, а на них банки с формалином, в этой зеленовато-желтой жидкости плавали всякие страшненькие монстрики вроде эмбрионов и зародышей. Гермиона и Пенни тут же приклеились к ним, с гадливым интересом изучая жуткое содержимое банок.

Гарри передернулся и отошел к столу, выбирая тот, что поближе к профессорскому. Подготовил сумку, чтобы всё быстро из неё достать, и принялся ждать отца, стараясь не думать о том, что позади него сидит дрожащий и побелевший от страха Невилл, и что Рон по цвету скорей зеленый, чем розовый и с веснушками…

Профессор Снейп влетел в класс быстрым бесшумным шагом, за ним летела мантия, как крылья Зевса. Скользнув по ученикам бешеным взглядом, грозный профессор цапнул со стола журнал и рычащим голосом начал зачитывать имена. Дети нервно вздрагивали и с усилием поднимали дрожащие конечности. Дернулся и Гарри при звуках собственного имени, произнесенного рокочущим тембром. Поднимая руку, он силился убедить себя, что у папы просто сейчас голос такой — профессорский, но это мало помогло.

Северус, посмотрев на Снейпа-Эванса, вдруг испугался, увидев офигевшие глаза сына. Несчастные глаза собственного ребёнка огрели его почище обуха, заставив опомниться и задаться вопросом — а сейчас-то маска зачем? Первоклашек запугивать, да, Северус? И сбавил обороты, увидев по-настоящему напуганных детей, вон там, за дальним столом дрожит кто-то… Ну-ка, кто это такой запуганный? Дрожащий мальчик отозвался на имя Невилла Долгопупса, причем его поднятая рука так тряслась, что прямо расплывалась, мелко-мелко вибрируя в воздухе. Позеленевший парнишка чуть в обморок не грохнулся, услышав свое имя — Рон Уизли. Так. Ну это уже слишком… Пора сменить имидж.

Дочитав до последнего ученика, профессор отложил журнал, выдвинул из-за стола свой стул и сел, решив хотя бы визуально уменьшиться и стать не таким страшным. Сработало. Дети заметно расслабились и теперь смелее разглядывали его, изучая своего профессора зельеварения. А Северусу пришлось и речь свою традиционную задвинуть подальше, ту самую, о стаде болванов… Импровизировать он никогда не умел, но когда-то надо начинать? Осторожно откашлявшись, он спокойно заговорил:

— Меня зовут Северус Снейп, я буду преподавать вам науку зельеварения. Это очень тонкая и очень точная наука, она не терпит рассеянности и невнимательности. Малейшая ошибка в зельеварении может привести к катастрофическим последствиям. Запомните это, пожалуйста, как можно крепче, и прошу вас, будьте предельно точны, внимательны и собраны, ведь от правильно приготовленного зелья зависит так много. Я очень надеюсь, что вы в состоянии оценить красоту медленно кипящего котла, источающего тончайшие запахи, или мягкую силу жидкостей, которые пробираются по венам человека, околдовывая его разум, порабощая его чувства… Я многое могу, например, научить вас, как разлить по флаконам известность, как сварить триумф, как заткнуть пробкой смерть. Все это при условии, что вы будете очень внимательны на моих уроках.

Договорив, Северус на всякий случай улыбнулся, подкрепляя свою сверхмягкую речь. И едва не свалился со стула, увидев ответные улыбки. Ему улыбались все, смущенно и благодарно, показывая, что его услышали и оценили. Подумав, Северус подозвал к себе Невилла. Самого напуганного и робкого. Невилл подошел и встал перед ним, профессор очень тихо спросил:

— Что получится, если я смешаю измельченный корень асфоделя с настойкой полыни?

Услышав вполне невинный вопрос по существу, Невилл перестал трястись и честно закопошился в памяти, вспоминая названные растения. Вспомнил и торопливо сбивчиво ответил:

— Из корня асфоделя и полыни приготавливают усыпляющее зелье, сэр, настолько сильное, что его называют напитком живой смерти.

— Какой вы умничка! — искренне и от души похвалил профессор. Невилл просиял. Так же был подозван Рон Уизли, которому Северус задал вопрос о безоаре. Рыжий и порозовевший мальчишка бойко ответил:

— Безоар — это камень, который извлекают из желудка козы и который является противоядием от большинства ядов. У мамы на кухне целая коробка с безоаром стоит на тот случай, если близнецы Перси в суп слабительное подсыпят…

А на вопрос о волчьей отраве и клобуке монаха Северус предоставил отвечать Зевсу, для разнообразия, и этот нахалёнок так нагло сообщил:

— Профессор, разве вы не знаете, что это одно и то же растение, также известное как аконит?

И смеется глазами своими зелеными, знает ведь всё, шельмец, менталист хренов… Ему за наглость Северус поставил пять баллов.

Сам урок прошел замечательно, даже для Зевса, «у которого лапки»… Гэвин и Торин старательно взвешивали и нюхали ингредиенты, по запаху определяя состав и свежесть, Нели варил, аккуратно помешивая строго по инструкции, а Зевс считывал настроение готовящегося зелья, моментально определяя малозаметные нюансы. Да, оказывается, он и это умел — понимать состояние варева.

Именно он предотвратил попытку Невилла сыпануть в котел иглы дикобраза. Подкрался к нему и мягко придержал львиной лапой руку мальчика, уже взявшего пучок игл, и шепнул ему на ухо:

— Подожди, Невилл, иглы нужно класть после кипения… Сейчас нельзя, слишком высокая температура, и она станет ещё выше, если ты добавишь иглы раньше времени.

По окончании урока, когда студенты покинули класс, Северус усталой лужицей растекся по стулу. Ох, Гарри, Гарри… как же ты прав, родной, я, идиот самоуверенный, чуть всё не испортил, зачем-то снова напялил ту маску… Совершенно ненужную и дурацкую маску строгача.

Гарри, идя с урока, с легким удивлением поглядывал на своих спутников, спрашивая себя, неужели ему показалось, что кто-то перед уроком смертельно боялся профессора Снейпа. Сейчас ребята шли и радостно, оживленно обсуждали прошедший урок, и что профессор, оказывается, совсем не страшный. Услышав это, Гарри сделал в уме зарубку — выяснить поподробнее причину страха. Ведь не на пустом же месте это возникло. С параллельного хода к ним присоединились пятикурсники: Дерек, Рейко, Лейден и братья Барнеи. Дерек тепло спросил:

— Ну, как урок прошел?

— Отлично! — радостно отозвались первокурсники. Дерек весело глянул на Гарри.

— У нас для вас приготовлен сюрприз. Как вы смотрите на то, чтобы познакомиться с василиском по имени Лучик? Положительно? Прекрасно! Тогда завтра приглашаем вас в Зал наград, первая встреча состоится там.

Обрадованно загомонив, дети ускорили шаг, спеша разнести по комнатам сумки и собираясь провести остаток пятницы в интересной компании старшекурсников, среди которых очень сильно выделялся огромный и кряжистый тролль песочно-желтого цвета, похожий на выросший из земли мегалит, подобный тем древним камням, из которых выложен внешний круг Стоунхенджа.

Гарри оставил сумку на стуле и побежал в общую гостиную, гадая, где соберутся ребята со всех четырех факультетов? Насколько он успел понять, для общефакультетских собраний в Хогвартсе были созданы клубы по интересам, например, кружок по игре в плюй-камни. Однажды Гарри, соблазнившись странным названием, решил узнать, что за плюющиеся камешки там участвуют, сунулся было в игру. Со стороны-то это выглядело забавно — проигравшему игроку камешки выстреливали какими-то жидкостями прямо в лицо. Ну и попробовал Гарри поиграть. Проиграл, и камешек ожидаемо плюнул в него вязкой субстанцией, которую Гарри, к своему ужасу, идентифицировал как самые настоящие слюни, по запаху, консистенции и прочим признакам… Передергиваясь и едва сдерживая тошноту, он подобрал пару израсходованных и лопнувших пузырей-камней и увидел на внутренней стороне оболочек в разрыве надписи, прочитал состав содержимого и кинулся в ванную срочно умываться от верблюжьей слюны и ослиной мочи. Долго он потом таращил глаза и отдувался, искренне поражаясь странноватым развлечениям юных магов, не понимая, какое-такое удовольствие можно получить, будучи оплеванным верблюдом и обоссанным ослиной мочой?

В другие кружки Гарри пока не успел записаться, а держал в планах поступить в будущем в клуб любителей магических существ или в кружок коллекционеров карточек от шоколадных лягушек. Хотя последние ещё накопить надо, чтобы начать ими обмениваться, а шоколад Гарри не очень любил. Был ещё круг зельеваров, но для старших курсов, в него поступали с пятого-шестого, ну оно и понятно, ведь туда записываются по-настоящему увлеченные зельями студенты, а не вечно разбросанная малышня с кучей мимолетных интересов. Кроме того, в Хогвартсе ещё наличествовали кружки рисования, ворожбы и астрономии, в общем, есть куда записаться, просто пока его душа ни к чему не лежала, может быть, потом, с друзьями, куда-нибудь…

В гостиной к Гарри шагнул отчего-то виноватый Невилл и, запинаясь-заикаясь, доложился:

— Г-гарри, ты меня извини, пожалуйста, я не должен был так сильно бояться твоего папу. П-просто б-бабушка столько страшного понарассказывала о профессоре Снейпе за всю м-мою ж-жизнь. С колыбели я с-слушал, что он П-пожиратель смерти, п-правая рука самого Темного Л-лорда. А тут про него т-тоже слухи ходят, как будто он п-первоклашек заживо в котле варит, в том самом, который на отработках заставляет чистить провинившихся.

Ничего себе! Гарри даже восхитился — эк папа у него страшный какой! Тут с ближайшего кресла на них посмотрел старшекурсник, сероглазый и темноволосый, дослушал сбивчивую речь Невилла и неодобрительно покачал головой:

— Чего только не наговорят на хорошего человека. А вам не рассказывали о том, как профессор Снейп студента от смерти спас, когда тот по ошибке острых камней наглотался? Нет? Ну так знайте теперь, что Билли Уизли отныне ему жизнью обязан. А ещё профессор Снейп Дерека Моргана спас, забрал его к себе домой и каким-то чудом вытащил из комы!

Невилл, вытаращив глазенки и трогательно отвалив ротик, оторопело и жадно слушал новые подробности о злобном профессоре, а Гарри смутился, только теперь сообразив, что он никогда не думал о том, что Дерек был при смерти, для него он был вполне живой и весьма подвижной собакой. Занервничав и чувствуя потребность извиниться перед другом за незнание, Гарри принялся его искать, сперва по гостиной, а потом, поняв, что его тут нет, пошел к нему в комнату. Постучался, дождался разрешения и вошел. Дерек стоял у стола и складывал в ящики тетради и учебники, ненужные с пятницы и до четверга следующей недели. Глянул на гостя и кивком пригласил садиться. Гарри скромно примостился на пуфик и виновато сообщил:

— Только что Седрик выразил настоящую точку зрения тем событиям, которые произошли с тобой. Дерек, прости, я не думал, что ты в беде…

Дерек присел на край стола и посмотрел на младшего друга.

— За что ты извиняешься, Гарри? Мне нигде не было лучше, чем у вас, в вашем доме на берегу реки, в компании с тобой, Пенни и настоящими собачками и кошкой. Это намного лучше, поверь, чем если бы вокруг меня все ходили на цыпочках и говорили шепотом, как при покойнике, которым я уж точно не был. Активная жизнь, которую вы создали для меня, на самом деле помогла мне быстрее выйти из комы, ведь я жил, по-настоящему жил, играя и бегая с вами, а не лежал пластом где-то в уголочке на матрасике, потому как я, видите ли, при смерти и должен лежать тихо, как и положено умирающему. Нет, Гарри, тебе не за что извиняться. Тем более, что я РАД, что оказался там и смог прийти к тебе на помощь. Гарри, я бы не простил себе, если б тот тип что-то сделал с тобой!

Потемневшие глаза Дерека смотрели так, что, казалось, заглядывали в самую душу, Гарри, с трудом проглотив огромный ком в горле, вскочил с пуфа и крепко обнял его. И услышал в ответных объятиях:

— Я люблю тебя, братишка…

— И я тебя, — сдавленно отозвался Гарри. Потом, отстранившись, смущенно спросил: — А куда мы пойдем?

— Давай-ка мы с василиском прямо сейчас познакомимся? — подумав, предложил Дерек. — Чтобы завтра не было никаких неприятных сюрпризов. Я ж не знаю, как Лучик отреагирует на повелителя зверей… И твоего отца с собой позовем, пусть подстрахует, если что.

Северус, узнав, зачем и куда его зовут, вознес хвалу господу за благоразумие и рассудительность Дерека. Редко какому ребёнку приходит в голову здравая мысль позвать для подстраховки взрослого. Даже непонятно, как Дерек вырос таким предусмотрительным на фоне предательства и продажности. Таким доверчивым ко взрослым…

Так что к василиску они отправились втроем — Дерек, Гарри и Северус. Спустились по бесконечной винтовой лестнице в Тайную комнату Салли Слизерина, и, пока Гарри оглядывался по сторонам, рассматривая красивые, украшенные змеями колонны, Северус позвал Лучика. Тот появился всё такой же великолепный, как и много лет назад, нефритово-зеленый змей, с гребнем-короной на голове. Гарри с любопытством уставился на красавца.

Северус и Дерек, отойдя к колоннам, с трепетом смотрели на эту, самую странную по своей сути, картину в мире — огромного реликтового змея и маленького тоненького мальчика, замершего напротив.

— Привет, я Гарри, — сказал мальчик. Гигантский змей качнул головой и тихо зарокотал.

— Ух ты! А сколько вам лет? — спросил мальчик. В ответ снова рокотание. На этот раз вопросительное.

— Нет, сэр, я не знаю мистера Латимера, — с сожалением ответил мальчик. Северус и Дерек осторожно покосились друг на друга, посмотрели на Гарри со змеем. Снова переглянулись, признавая непреложный факт — Гарри и василиск действительно разговаривают между собой, каким-то невероятным образом понимая друг друга.

— Мне это кажется сном… — шепнул Северус. — Это же не парселтанг?

— Нет, — также шепотом ответил Дерек. — Это одна из особенностей дара Повелителя зверей — понимать язык животных. И не только это. Настоящий Мастер способен сливаться со зверем воедино так, что берет от них самое нужное в тот или иной момент. Например, во время боя он берет силу и ловкость льва, если таковой окажется поблизости. Ну, с Гарри, если что, Мок поделится. В разведке Мастеру очень помогают птицы, соколы и ястребы, они служат ему зоркостью, это странное умение — сидеть на привале и видеть то, что происходит за пару десятков миль от тебя. На самом деле это просто — на мир с высоты смотрит ястреб, соединенный в единое целое с Мастером зверей. Я хочу сказать, он видит глазами птицы, парящей в поднебесье.

Дерек помолчал и грустно добавил:

— Найти бы такого учителя, чтобы он показал Гарри, как пользоваться своим необыкновенным Даром… Да разве такого сейчас найдешь? Нету их больше, Мастеров. Чарли-то и самому этому учиться надо, только-только выпустился из школы, да и то он больше по драконам.

Северус встревоженно посмотрел на студента:

— Думаешь, нужен учитель?

— Да… — Дерек задумчиво уставился в пространство перед собой. — Маме бы сказать. Она как-то работала с одним человеком в нашем таборе, у которого были явные задатки мастера зверей. Он был дрессировщиком, и его так поразительно слушались животные…

— А где твоя мама? — осторожно спросил Северус.

— Я не знаю… — юноша развел руками. — Она осталась работать там, откуда меня дядя выкупил. Меня с ней просто разлучили, я же говорил, что для цыган мы всего лишь бездушные вещи, которые можно переставить туда-сюда или вовсе выкинуть. Адреса того дома я не знаю. У меня было сугубо цыганское детство, босоного-дорожное. Стены — колеса, потолок — испод кибитки летом, зимой — душный и вонючий шатер в чистом поле либо изба-времянка в лесу. Сон на колючем соломенном матрасе в обнимку с блохастыми собаками и такими же босоногими пацанятами и девчонками. Мы были вечно голодными, ели всё, что попадалось на глаза и в руки, всё, что хоть мало-мальски было съедобным. Вы не подумайте, сэр, я не жалуюсь, та жизнь давно прошла, сейчас я больше уверен в своем будущем, ведь я волшебник и многое могу. И дядю теперь не боюсь, потому что я вырос и могу дать ему достойный отпор. Единственное, чего я хочу, это найти маму и забрать её, но тут огромная проблема, мне некуда маму забирать.

— Как её зовут? — тихо спросил Северус.

— Лиза Морган, в девичестве Хедишем. Сэр, её можно найти? — с воспрянувшей надеждой спросил Дерек.

— Поищем, — пообещал профессор, глядя в одухотворенное лицо юноши. — Сварим зелье поиска и поищем, с помощью капельки твоей крови.

Гарри и Лучик к тому времени притаились неподалеку и, подобно морским губкам, впитывали их разговор. Увидев их любопытные мордашки, Северус невольно улыбнулся.

— Ну, как вы?

— Отлично! — просиял Гарри. — Лучик просит, чтобы его Латимером звали, как его самого первого друга, который привез его в Англию и передал Салазару перед смертью. Лучику очень грустно оттого, что такое хорошее имя забылось.

— Не очень-то оно и забытое, — проворчал Северус. — Не так давно рыбу в честь Латимера назвали — латимерией.

— Но это же другой Латимер, — не согласился Гарри. — А тот, другой, живший тысячу лет назад, который Лучика сюда привез.

— Хорошо-хорошо… — Северус, сдаваясь, поднял руки. — Запишем его в Книгу Хогвартса как Х-Луч Латимера. Вы согласны?

Питон-переросток и Гарри радостно закивали. И тут же спросили слаженным хором голоса-рокота:

— А можно мы посмотрим, как вы будете варить зелье поиска и искать маму Дерека?

Северус разрешил только варку зелья посмотреть, ибо поиск — дело долгое и серьезное… И не сейчас, не сегодня, ингредиенты надо собрать и хорошенько подготовиться. А пока идите отсюда, отдыхайте, вы заслужили.

Договорившись с Лучиком о завтрашней встрече в зале наград, люди покинули тайное логово василиска.

Остаток пятницы ребята провели во внутреннем дворе школы, благо день был солнечный и ясный. Устроили отличный пикник на свежем воздухе, натаскали корзинки вкусностей, пледы и журналы, расположились дружной кучей и начали наслаждаться прекрасной погодой, веселой компанией, вкусной едой и интересными историями. Гарри, скромненько приткнувшись под бок к Дереку, сидел тихо, как мышонок, и незаметно рассматривал больших пятикурсников. Больше всего внимания, конечно же, привлекал Лейден Ламб, мощный и кряжистый гролль. Квадратная челюсть мерно двигалась, каменные зубы перемалывали сухари, небольшие водянистые глаза бутылочного цвета глубоко провалились под надбровные дуги. Лейден сидел в глубокой стенной нише, предусмотрительно спрятавшись от солнца, и был почти не виден. Зато остальные были на виду во всей красе и живописности. Смешливая Рейко, юркая и подвижная, как капелька ртути, девушка-нэко, с кошачьими ушками и хвостом. Высокие и стройные звероподобные вельфы, точные копии друг друга и директора, только цвет шерсти на лице и руках был серый. Ну и сам Дерек, волвен, по виду ничем не отличающийся от людей. Гермиона не удержалась от любопытства и спросила:

— У директора львиные черты лица, а у вас какие? Что-то не пойму…

— Так у директора звериная ипостась — лев, — пояснила Рейко. — Он во льва перекидывается, а они… — взмах рукой в сторону близнецов, — в барсов превращаются.

Судя по всему, девочка была поражена, и ребята решили её ещё больше впечатлить. Сходили к вольеру с львёнком, вытащили Мока на прогулку и составили ему веселую лохматую компанию. Окружили львёнка звери — черная кошка Рейко, серый пёс Дерека и два барса, Рели и Родди. Дети тоже были счастливы, не каждый день доводится погулять с большими кошками. Особенно в сильном восторге был Зевс, он радостно скакал вокруг барсов и Мока, дурашливо шлепал по ним лапами, опрокидывал и катал по земле обалдевшего от такого внимания Мока. Торин фыркал, смешливо тявкал Гэвин, хохотал-заливался Нели, козликом прыгая вокруг. И радостно бегали кругами обрадованные дети, звонкими криками выплескивая эмоции.

Суббота, как и было обещано, была посвящена знакомству с василиском. Лучик Латимера в положенное время выполз из-за щита в зал наград и был представлен публике. И тут неожиданно на что-то обиделась Гермиона. Надулась, как хомячок на слишком маленькое беговое колесико, скрестила руки на груди и стояла посреди зала, прожигая василиска взглядом. Её затормошили, расспрашивая — что да почему? Она попыхтела-попыхтела да и призналась, что отныне не верит дурацким книгам, в которых описывается совсем другой василиск, смертоносное чудовище, убивающее взглядом. Девочку пришлось успокаивать, доказывать ей, что Лучик именно такой василиск, просто те, что описаны в книгах, с детьми не дружили, вот и вся разница. Ручной же василиск отлично вписался в ребячью компанию и теперь пользовался малейшим поводом и каждой секундой времени, чтобы побыть с ними, чему дети были очень рады.

Вечер субботы и воскресенье ушли на домашние задания. А Северус эти же выходные потратил на поиск и подготовку ингредиентов для зелья, твердо вознамерившись разыскать маму своего студента. Потому что это не дело, когда хороший паренёк живет бездомным и почти сиротой. Конечно, всем не поможешь, но если есть возможность помочь хоть одному ребёнку, то надо это сделать, а не отмахиваться от него, мол, чужой, кто он такой мне? Но в том-то и дело, что Дерек больше не был ему чужим, этот чудный мальчик спас его сына от верной смерти, и самая банальная благодарность теперь не давала Северусу покоя, Долг жизни требовал помочь мальчику.

Во вторник первокурсники узнали, что сегодня у них будет урок полетам на метлах.

— У всех? — уточнил Нели.

— У всех, — важно подтвердил Перси, староста Гриффиндора. Нели хихикнул и почесал рогатую макушку. Его «хи-хи» и ответ старосты как-то не сразу дошли до всех, а когда дошли… Зал взорвался хохотом. Потом Фред и Джордж вскочили на лавку и закричали:

— Сенсация! Спешите видеть! Смертельный номер, гвоздь программы! Летающие собаки! Козел на метле!

— Ещё чего! — деланно возмутился Нели. — Уж чего-чего, а козла на метле вы не увидите!

— Это почему? — опешили рыжие близнецы. Нели наставительно поднял палец:

— Потому что я мужчина! Всем же известно, что на метлах только ведьмы летают. На шабаш. И голыми.

Этот более чем толстый намек был понят всеми, и волшебники смущенно переглянулись, начиная сомневаться в необходимости данного урока. Потом, правда, опомнились квиддичисты и возмутились:

— А как же наш любимый квиддич? Его что, теперь девчонкам передать? Ну уж нет!.. Летали и будем продолжать летать. Никому не отдадим наш любимый спорт!

— Да летайте себе на здоровье, — отмахнулся Нели. — Разве я против? Просто я, в отличие от вас, твердо намерен жениться и произвести на свет здоровых детишек.

— Э-э-э… я чего-то не понимаю? При чем тут полеты и производительность? — смущенно покраснел Драко.

— А ты на палку верхом сядь и поймешь, — философски хмыкнул Нели. — Сразу почуешь разницу. Древком метлы да по яйцам…

— Я про гусар как-то читал, — вспомнил Гарри. — Долго не мог сообразить насчет одной фразы: «Ушибы ядер — наиболее часто встречающиеся травмы от верховой езды, получаемые кавалеристами следствием ударов ими по седлу», помню, крепко задумался — что за ядра такие, где они в человеческом организме? Так и не додумавшись ни до чего, решил дальше читать, а там тако-о-ое… «Каждому кавалеристу в качестве обязательной личной экипировки рекомендован суспенсориум»… Как вы думаете, что это за штука?

В ответ озадаченное молчание всего зала. Наконец Дерек помотал головой. Гарри продолжил:

— Грубо говоря, толстый стеганый мягкий подгузник. Цитирую дальше: «Это верное средство предохранить деликатные органы от помятия при сильных движениях лошади». Вы представляете? Это ж до какой степени нужно не уметь ездить верхом, чтобы получать такие травмы, да ещё и в дивизионных, армейских масштабах думать, как от них предохраняться и даже вводить штатные памперсы!

При последнем слове грохнул весь зал, ржали так, что вышеупомянутые кавалерийские кони от зависти удавились, если бы услышали.

От урока полетов, однако, не удалось отвертеться, это была обязательная школьная программа. И после завтрака дети пошли на поле для квиддича. Пришли, встали над метлами по указанию мадам Трюк. Мифики расположились на краю стадиона, просто чтобы морально поддержать однокурсников, летать никто из них не собирался. Слушали рявкающий командный глас желтоглазой тётки, смотрели, как замороченные рыком первоклашки седлают метлы. Озабоченно гавкнул Гэвин, вытягивая тощую щенячью шейку и тараща янтарные глаза.

— Ты прав, — согласно покивал Нели. — Ни слова о технике безопасности.

Зевс нервно заерзал на толстом львином заду, заперебирал по земле передними лапами и встревоженно заметил:

— Не понимаю… Невилл-то зачем там, ему же страшно. Он высоты боится, метлы и полета…

Нели молча достал из поясного мешочка дудочку и приготовился разбудить какие-либо необходимые природные силы.

— Итак. По свистку! — скомандовала тётка-генерал. — Раз, два…

Однако не успела она доорать «два», Невилл, нервный, дерганный и запуганный, вдруг ракетой взмыл в небеса.

— Мальчик, ты куда?! — возмущенно заорала мадам Трюк. — Немедленно вернись! Вернись, мальчик!

— Да чтоб тебя… — бормоча непечатные ругательства, Зевс распахнул четырехметровые крылья, мощно оттолкнулся от земли и под ноющий напев фавновной свирели взлетел за Невиллом. Догнал взбесившуюся метлу в два счета, поймал Невилла… что-то крикнул мальчику в ухо. Невилл выпустил древко бешеного помела и вцепился в Зевса. И оба они полетели вниз в свободном падении. Зевс переоценил свои силы, полноватый Невилл оказался тяжеловат для него… Дети обомлев от ужаса, смотрели, как к земле стремительно несутся два тесно сплетенных в объятиях тела. Приземлились они с влажным чмоканьем в высокие пружинящие заросли, невесть откуда возникшие на гладком, как стол, поле для квиддича. Магически и срочно выращенная повилика ловко подхватила упавших мальчиков и, мягко спружинив, бережно опустила их к подножию корней. Однокурсники, опомнившись, поспешили к ним, осторожно пробираясь сквозь переплетения спасительных ветвей, добрались, окружили, бледные и дрожащие от пережитого испуга, помогли Зевсу и Невиллу встать и высвободиться от цепких плетей повилики. Выбрались из зарослей на более чистое место, встали перед мадам Трюк, тупо моргающей на причудливые плети растения.

— «Вернись, мальчик!» — передразнил её Зевс, обдав её восьмифутовым презрением. — Как он вернется, если метла сбесилась?! Вы сами-то летать умеете, нет?

— А что с метлой случилось? — спросил Нели. Зевс непреклонным тоном ответил:

— Столкнулись две несовместимые стихии, магия Земли и магия Воздуха. Невиллу нельзя летать, он земляной маг.

После чего он повернулся к мадам Трюк и сурово сказал ей:

— Мисс Генеральша, позвольте напомнить вам, что маленькие первокурсники — это не солдаты-новобранцы, и к командному тону они не привычны. Надрывайте глотку на глухих от азарта квиддичистов, а на малышей голос поднимать не смейте! И вообще, вас, наверное, по ошибке назначили на должность преподавателя, вы же тренер, так чего же вы учить-то взялись? Вы совсем не умеете с малышами возиться, ваше дело — тренировать спортсменов. И ещё, оставьте растение на поле, не убирайте его, что-то подсказывает мне, что благородная повилика ещё спасет чью-то жизнь.

Возвращаясь в замок, Рон неуверенно проговорил:

— Кажется я догадываюсь, что вы такое. Вы наши хранители, да?

— Мы не ваши хранители, — степенно ответил Нели. — Мы Хранители всего живого. Вот так правильно будет. Мы дети магии и Земли, издревле наши предки отвечали за плодородие, защищали жизни и поддерживали силы природы.

Примечания:

Рейко Ватанабэ и братья Барнеи Рэли и Родди.

https://sun9-47.userapi.com/XBA8YtBR8oVfC-7ky2D_f15SwiBK3GMin_nfag/9F2hdxHQ86A.jpg

А это Лейден Ламб.

https://sun9-16.userapi.com/c858428/v858428089/1190a1/DbeI1E9z_jk.jpg

Происшествие на уроке обучения полетам не осталось без внимания. Зевс и Нели обстоятельно и подробно рассказали директору о том, что было и как мадам проводила занятие. По их словам, тётка орала так, словно перед ней не робкие и внимательные первокурсники, а глухие и пьяные солдафоны-дембельщики, которые ничего, кроме слова «свобода», не слышат.

Ещё они заявили авторитетное «Фи» допотопным метлам, в пух и прах раскритиковав ничтожные палки с пучками веточек на концах.

Пришлось запереть метлы в сарайчик и выволакивать из темной и затхлой конюшни упревших от спячки гиппоронов. Тех самых, которых зимой впрягают в сани для перевозки детей по замерзшему озеру. Серые, в проплешинах голубой чешуи, кони сонно моргали, трясли головами и шкурами, пытаясь проснуться. А поняв, для чего их разбудили раньше времени, обрадованно заржали, загарцевали и с готовностью встали под седло, счастливо выгибая шеи и выпячивая грудь.

И вместо полетов на палках в школе открылась полноценная секция верховой езды. Не зря же старые ведьмы летали на шабаш верхом на косматых и рогатых козлах? Тем более, что гиппики летали не хуже их и даже лучше метелок. Да и кони куда милее палок с прутиками… Вскоре у деток свои любимчики появились. С кличками. Полет, Воздушный, Ветер, Бриз, Радуга, Квадрокоптер и прочие воздушно-небесные имена.

А великан Хагрид неожиданно оказался вполне толковым учителем. Управляя полетами летающих коней, он бдительно следил за тем, чтобы юные всадники сидели так, как положено, не съезжали и не кособочились, вовремя подсказывал нужный наклон корпуса, прием, подачу и прочие премудрости воздушно-верховой езды.

Невероятно, но… даже Гэвин решился оседлать небесного скакуна, который, однако, очень быстро привык к странному облику своего наездника и начал откликаться на имя Гав-Гав. Появился конь и у Гарри, рослый белоснежный красавец по кличке Туман. Конь Невилла получил кличку Тихоход из-за того, что не летал, Невилл на нем просто ездил по земле. Так уж сложилось, что встретились эти двое, единственные, кто не рвался в небеса…

Гермиона куксилась, долго не могла понять, как эти твари без крыльев летают? Проверяла копыта, щупала объемистые брюха, шлепая по ним ладошками и прикидывая — а не гелием ли наполнены эти тугие, как барабаны, животы? Бескрылые летуны ехидно скалились и косили на упертую девочку юморным глазом. Ничего так и не поняв, девчонка пошла доставать Хагрида, принялась допрашивать его вдоль и поперек — как да почему они летают и не противоречит ли это законам физики. Добрый простак Хагрид долго мялся и мычал, потом робко уточнил у малявки, что такое физика? Гермиона свела глаза в кучку и отстала, поняв, что в мире магии физику следует забыть, ибо наука и магия — вещи несовместимые. А бескрылые кони хитро переглянулись и перемигнулись между собой, крайне довольные тем, что удалось скрыть свой левитационный секрет, заключающийся в их шерсти и гриве. А вы разве не знаете, что ковры-самолеты ткутся из конского волоса небесных аргамаков?

Очередная пятница с зельеварением, профессор Снейп ещё ближе и роднее маленьким первокурсникам, так как он с прошлой пятницы завел привычку подходить к кучке малышей каждую свободную минуту и гладить по голове Гарри. А то, что под руку попадали и другие головы, было уже естественно. Особенно часто подставлялся Невилл, с роду не знавший, что такое отцовская ласка… И разумеется, Северус не отталкивал его, а ласково прижимал к животу мальчишку, щедро даря любовь — от него не убудет, а ребёнку приятно.

Сегодня они варили зелье Храбрости, выпив которое, становишься неустрашимым и наглым. Увидев среди ингредиентов Руту, Гарри вспомнил кое-что смешное и хихикнул.

— Что такое? — улыбнулся Северус. Гарри, осмелев от папиной улыбки, затараторил:

— Я у Джеральда Даррелла читал, как там рутой горностаев кормили, чтобы стравить их с василисками. Переевшие руты горностаи становились такими храбрыми, прямо берсерками. А ведь до этого они трусливыми были, всего-всего на свете боялись, даже от собственной тени шарахались.

— Верно! — подтвердил Северус. — В сказке Даррелла есть доля правды. Считалось, что на бешеного горностая не действует убивающий взгляд василиска.

Посмеялись, потом, оставив литературную тему, принялись за готовку. Лучше всех зелье получилось у Невилла, Гермионы и Зевса. Последний варил с помощью своих друзей — руками Нели и носами Торина и Гэвина. Именно зелье Зевса Северус и рискнул попробовать. Забрал сколько-то в пипетку, капнул в стакан с водой, размешал стеклянной ложечкой и выпил. Постоял, прислушиваясь к себе, одобрительно покивал и сообщил, что чувствует себя, как Трусливый Лев из сказки Баума. Наградил юных зельеваров пятнадцатью баллами. Каждого. И отпустил. Правда, сына попросил задержаться.

Ребята ушли, а Гарри остался с отцом. Сначала они немного прибрали класс, Гарри под наблюдением отца отлевитировал грязные котлы к мойкам, некоторые, самые заляпанные, они отнесли сами, собственноручно — применять к ним магию было нельзя. Потом протерли столы, какие-то при помощи заклинаний Тергео и Эванеско, а какие-то вручную, влажными тряпками. Гарри очень старался, ему нравилось помогать папе. Наконец Северус сообщил сыну причину задержки.

— Всё, Гарри, беги, спасибо за помощь и приходи с Дереком к восьми вечера, начнем варить зелье Поиска, все необходимые ингредиенты я собрал.

— Ух ты, здорово, папа! — восхитился Гарри. — Я обязательно скажу Дереку. Пап, а ещё чем-нибудь помочь? — сделал он попытку остаться, но отец покачал головой.

— Нет, Гарри, спасибо, беги уж, у меня сейчас новый урок с третьим курсом будет.

Гарри понял и без обид убежал. Своих друзей он нашел в библиотеке за подготовкой к послеобеденному занятию. Вспомнив, что у них второй урок Минералогии, Гарри тоже принялся читать о камнях и переписывать в тетрадку самые нужные названия и описания. Драко корпел над тем же, иногда офигевая от странных названий.

— Хризопраз? Слушайте… ну почему он так называется? По описанию он бледно-зеленый с молочным оттенком. Или вот, — Драко склонился пониже и прочитал по складам: — Хризо-бе-рилл. Хризоберилл. Язык же сломать!

— Не ври! — строго прикрикнул Нели. — Язык у всех без костей, там нечему ломаться. А камни всегда так мудрено называли. Как вам это?.. — и Нели зачитал. — Муассанит. Круто, да?

На него уставились сорок три пары глаз, круглых и очень удивленных.

— Что?.. — опасливо замер тот.

— Ты когда научился читать? — членораздельно произнес Рон.

— Ах, это… — вмиг успокоился фавн. — А оно как с рунами. Смотришь на высеченные в камне иероглифы, старые, полустертые временем и ветрами, и понимаешь, что они говорят. Так и с буквами, оказывается, они тоже несут информацию.

Впечатленные друзья долго моргали на него, поражаясь ещё одному его скрытому таланту помимо скоростного выращивания растений отовсюду.

— Между прочим, Лейден тоже так умеет, — вспомнил Гарри. — Мне Дерек рассказывал, что троллю чтение легко дается. Посмотрит на руну-иероглиф-букву и уже знает, о чем там пишется.

— Смотрю я, много тебе Дерек рассказывает… — с завистью протянул Драко.

— А что тебе мешает с Лейденом пообщаться? — спросил Гарри. — Подойди к нему да и поговори с ним, чай, не укусит. Ты же с ним на одном факультете, как и я с Дереком.

— Ну да, с которым ты два месяца жил! — обиженно насупился Дракошка, скрещивая руки на груди.

— И что? — Гарри пристально глянул на насупленного белобрыса. — Половину-то лета он в коме был. Драко, чему ты завидуешь?

Малфой побледнел, потом порозовел, покраснел и извинился. Гарри немножко помурыжил его неодобрительным молчанием, затем простил, и ребята снова погрузились в изучение материала. После чего пошли на урок, где узнали немало нового о минералах от профессора Морма. Кстати, о профессоре… Это был невысокий кряжистый крепыш, почти полностью скрытый роскошной бородой до пояса, густо-каштанового цвета. Гарри чуть не ахнул, когда ему на ум неожиданно пришло сравнение с толкиеновским гномом Гимли, этот профессор Морм был просто точной копией того. Неужели… гном?! Но спросить Гарри так и не рискнул, поэтому весь урок ломал себе голову — гном или не гном?

После урока его успокоил Зевс, сказав, что профессор Морм — самый настоящий дворф. Рон не поверил и с пеной у рта кинулся доказывать, что настоящие гномы совсем не такие, а как у них в саду — садовые вредители! На что Зевс фыркнул и пояснил, что у них в саду обитают вовсе не гномики, а дикая разновидность земляных мандрагор. Рон офигел.

— Чего-о-о?..

— На картошку похожи? — спросил Зевс.

— Похожи, — закивал Рон.

— На человечков похожи? — менторским тоном продолжал Зевс.

— Похожи… — обреченный вздох Рона.

— При раскрутке верещат? — Зевс добавил в голос вкрадчивости.

— Верещат… — совсем убито признал Рон.

— Вот и делай выводы! — победно заключил сфинкс.

Пришли в Большой зал на ужин. Профессорский стол пока пустовал — профессора подтянутся попозже, если вообще заявятся, многие предпочитали трапезничать в своих покоях. И дети в такие часы чувствовали себя вольготней, более свободно. Пробираясь в толпе к своему месту за пуффендуйским столом, Гарри краем уха уловил обрывки фраз:

— Ненавижу эту сальноволосую летучую мышь! — со злостью бросил чернокожий парень в дредах.

— Точно! Утопить бы его в котле, да и пусть… чтоб он захлебнулся своими вонючими зельями, гондон просроченный! — с чувством добавил другой, с синим галстуком Когтеврана на шее.

Гарри, сильно побледнев, рывком развернулся к злопыхателям и потрясенно воззрился на них — это они про папу сейчас???

— Что вы сказали? — визгливо взревел Рон, во мгновение ока очутившись рядом с Гарри. В следующий миг третьекурсников Ли Джордана и Роджера Дэвиса окружили все сорок четыре разгневанных первоклассника. Грозно запыхтел минотавр, роя копытом плиты пола, свирепо оскалился Гэвин, прищурившись, зачем-то смотрел на их уши Нели, скреб жуткими когтями дубовую скамейку Зевс, оставляя на ней глубокие и очень выразительные борозды…

Роджер и Ли нервно оглянулись, но, увидев, что их окружают всего лишь малявки, расслабились и деланно удивились.

— Кто это пищит? — гнусно и издевательски спросил Роджер. Ли выделил взглядом Гарри и хмыкнул:

— Глянь, это птенец снейповский пищит.

Роджер «близоруко» пошарил по толпе и сделал вид, якобы только что увидел Гарри. И мерзко улыбнулся:

— Ой… красавчик. А хочешь познакомиться с унитазом изнутри, так сказать? Глядишь, и волосики такие же саль…

— Гаси их!!! — взвизгнул Невилл, первым бросаясь в атаку. А в следующую секунду на головы и бока недоброжелателей обрушился каскад ударов кулаков, рогов, копыт и клыков с когтями… Растерянные студенты, отжавшись к столам и стенам, очумело смотрели на многоногое и многорукое чудище, орущее и вопящее на разные голоса… Никто не знал, что делать.

Раскатистый львиный рык положил конец эпичной битве, клубок тел распался, явив взору всего зала потрепанных, побитых и хорошенько расцарапанных Джордана и Дэвиса с пучками лука в ушах. От профессорского стола к ним поспешно приблизился директор, на ходу меняя внешность. С удивлением посмотрев на гневно пыхтящих первокурсников, среди которых — вы только подумайте! — были и растрепанные девочки, яростно сверкающие глазами, Эймос ровно спросил:

— По какому поводу сражение?

На всех красных личиках появилось упрямое и непримиримое выражение, дескать, а чего они?! К счастью, Паладин оказался достаточно умным, вовремя сообразил, что мелкие первоклашки не будут просто так накидываться на прожженных и опытных тринадцатилетних верзил. Значит, это старшие ребята чем-то спровоцировали младших. Что ж… разберемся.

— Джордан и Дэвис, в мой кабинет. И быстро!

Виновники скандала спешно смылись с глаз, директор вернулся к столу, все остальные постепенно рассосались по залу, делясь впечатлениями и с уважением поглядывая на малявок, учинивших грандиозную расправу. Что и говорить, не всякий первокурсник способен начистить бока и рожи ученикам постарше. А уж тем более наброситься на врага всей дружной кучей… Чем их достали-то?

От дальней стены осторожно отлепились Фред и Джордж Уизли, воровато оглянувшись по сторонам и увидев, что на них никто не смотрит, сели было за свой стол, как на них пристально уставился Зевс…

Директору снова пришлось вмешаться, чтобы спасти ещё две приговоренные головы. Уизлики, в отличие от первых, раскололись прямо здесь и сию секунду, хором признались директору и всему залу, что испортили зелья Джордану и Дэвису, и профессор Снейп их наказал, из-за чего они на него обиделись и стали его на все лады ругать, а их ругательства не понравились первоклашкам — за что-то они любят профессора…

И едва не скончались от ужаса, услышав разочарованные слова Паладина Эймоса:

— Эх, парни-парни… что-то ваши проказы выходят за пределы разумного, доброго и светлого. Исключить вас, что ли, из Хогвартса, ради блага всех остальных? И вредите себе дома в свое удовольствие.

Сидевший на столе Зевс подал голос, демонстративно рассматривая когти на правой лапе:

— А они исправятся, директор. Теперь точно исправятся…

Близнецы судорожно сглотнули.

Снова все разошлись по местам. Гарри благодарно посмотрел на Невилла.

— Я и не знал, что ты такой храбрый! Спасибо, что заступился за моего отца, ты настоящий друг!

Невилл смущенно улыбнулся. Он и сам от себя не ожидал, что его так заденет плохое отношение к профессору Снейпу, единственному взрослому, который не скупился на ласку и внимание к малышам.

В восьмом часу Северус бросал озадаченные взгляды на потрепанного сына, толкущего в ступке сушеных скорпионов — щеку Гарри украшала ссадина, а одно ухо было краснее другого. Дерек стоял за другим столом и взвешивал-сортировал зеленые шишки ливанского кедра, за которыми Северусу пришлось понятно куда телепортироваться. Ингредиенты собирались долго — в течение недели и в разных местах, зато зелье варилось-готовилось быстро, всего два часа. Ещё полчаса на остуживание и…

— Последняя часть осталась, капелька твоей крови, Дерек. Вот сюда… — Северус подставил чашу с готовым зельем. Дерек покорно протянул ладонь, профессор уколол ему палец серебряной и простерилизованной иглой, проводил взглядом улетевшую в зелье рубиновую каплю и зажал палец проспиртованной ваткой.

— Как искать будем? — сипло спросил юноша.

— Есть два способа, — неспешно начал просвещать профессор Снейп. — Первый — по карте, и второй — внутренний поиск, для этого тебе надо выпить эту субстанцию и отправиться туда, куда поведет тебя родная кровь. Мы попробуем оба, сперва поищем по карте, а потом, если не будет результатов, займемся вторым способом.

Покинув лабораторию, Северус с Гарри и Дереком перешли в другую комнату, в спальню Северуса, где он достал из шкафа рулоны карт и, найдя среди них карту Великобритании, расстелил её на столе. Из чаши Северус при помощи пипетки забрал нужное количество зелья и капнул тут-там по всей карте, на точки крупных городов и графств: Осло и Инвернесс в Шотландии, Плимут и Лондон с Бристолем и прочими английскими городами… Сноудон и Пенрутлан в Уэльсе… Йоркшир, Суссекс и Сассенсакс, Хемпшир и Бердфорд с Кроули… Не забыл Северус и острова — Гебридские, Шетлендские, Оркнейские и все остальные. Ребята недоуменно смотрели, ничего не понимая, но вопросов пока не задавали — ждали, что дальше будет.

Обкапав зельем карту, Северус отложил пипетку, взял палочку и, шепнув заклинание, провел ею над всей поверхностью. Капли зелья, растекшиеся по бумаге, засветились и начали впитываться, расползаясь по всем Соединенным королевствам, включая острова и Ирландию. Потом что-то произошло с бумагой, она вдруг пошла рябью и вспухла… Превращаясь в объемный 3D макет.

— Территория для поиска готова! — сообщил Северус. — Теперь введем объект поиска… Дерек, возьми зелье пальцем, сосредоточься на маме и мазни по карте. В любом месте.

Дерек так и сделал. И, затаив дыхание, смотрел, как мазок собрался в полупрозрачную розовую каплю, покружил-покружил на месте да и двинулся куда-то на северо-запад… Гарри тоже смотрел, почему-то помрачнев. Северус вопросительно поднял брови, в чем дело, мол. Сынок, надувшись, забрюзжал:

— А обычных магглов тоже можно найти таким методом? Да? А почему тогда в полиции такого нету? Вы представляете, сколько пропавших детей можно было бы найти в течение суток? А не их сгнившие трупики и косточки спустя месяцы и годы?.. В-волшебнички!..

Последнее слово было произнесено с горечью, и Северус вполне ожидаемо занервничал. Дерек, следящий за каплей, тихо ползающей по карте, негромко заметил:

— А Гарри прав, профессор. Сколько раз я видел матерей, сходящих с ума на опознании своих погибших детей… Это всегда было тяжело видеть, словами не передать, как тяжело.

— Ты что, присутствовал? — слегка опешил Северус.

— У цыган порой черная работа бывает, они, не гнушаясь, берутся за любую, ассенизатором ли, гробокопателем ли, да за всякую, лишь бы платили… вот и дядя мой, Росс Морган, тоже устроился в морг, покойников обмывать и гримировать, скрывая трупные пятна и сгнившие раны. Работа, она всякая нужна. Меня он не спрашивал, просто взял и приказал помогать детские тела одевать. А я и не протестовал, только эмоции отключил, чтобы крышей не уехать при виде мертвых ангелов. И я видел их, несчастных матерей, оплакивающих навеки уснувшего ребёнка.

— Твой дядя садист? — скрипнул зубами Северус. — Какое он имел право брать на такую жуткую работу ребёнка, да ещё и в помощь себе впрягать?!

— Полное право, — пожал плечами Дерек. — Дети из бедных кварталов зачастую работают наравне со взрослыми, так же, как они, вкалывают на станках и фабричных конвейерах, и так же, как и взрослые, получают зарплаты. И несут честно заработанные деньги пропитым насквозь матерям, и покупают на лишний пенс калачик чумазым завшивленным братишкам и сестренкам, у которых одна рубашка на двоих и носят они её по очереди. Возможно, я утрирую, сэр, но такова правда бедняцкой жизни в современном мире. В Англии ещё есть города с трущобами, а в них полуразвалившиеся дома без газа, электричества и водопровода. И в них, как и везде, живут дети, которые хотят кушать и обуть на ноги ботинки хотя бы на зиму, летом можно и босиком побегать…

На это Северус ничего не мог возразить и, отвернувшись, мрачно смотрел на карту и каплю, ползающую по её поверхности. Дерек замолчал и тоже уставился на капельку. Гарри подошел и приобнял Дерека за пояс, прижавшись к его боку, безмолвно благодаря за поддержку насчет полиции. Дальше они стояли в полной тишине, наблюдая за капелькой, медленно бредущей к Лондону. Потом она вдруг скакнула в какой-то район, поерзала туда-сюда и утвердительно замерла на месте, всем своим видом подтверждая — объект найден.

Трое над столом неуверенно переглянулись. Судя по капле зелья поиска, объект находился в Бедлехемской лечебнице, проще говоря, в Бедламе, клинике для принудительного лечения сумасшедших.

— Я не понял… — протянул Дерек. — Мама же нормальная. Она никогда не казалась мне чокнутой.

— А она… не могла того… от разлуки с тобой? — осторожно предположил Северус.

— Проклятье!.. — Дерек в порыве чувств запустил пятерню в свои густые волосы и эмоционально пнул ножку стола.

— А может, её дядя туда упек, чтоб не мешалась? — глубокомысленно изрек Гарри. Его предположение пока и взяли за лучшее. И договорились завтра же отправиться в Лондон на разведку.

Примечания:

Несколько картинок с небесными конями.

https://sun9-12.userapi.com/G3CLxg5hSAIeF0Z7gfha5SOHlkhqpad_OM4bCw/RyFnlLtQpz4.jpg

https://sun9-66.userapi.com/TGT1V4EU5cDMXBPyH4j_qmudF9Kn4b83O8vUlQ/w6uY7jLFLIU.jpg

https://sun9-75.userapi.com/932RKN6cbZ19RFSUvueKhOwLZDgS3lmIgqRR7Q/-ThMPD3Dp3s.jpg

На следующее раннее утро в субботу Гарри и Дерек пришли к Северусу и вместе с ним покинули Хогвартс через камин, переместившись в «Дырявый котел».

Путешествие по каминной сети Летучего пороха было для Гарри в новинку, но, к счастью, не очень страшным. В камине отец прижал к себе сына и попросил закрыть глаза. Гарри подчинился и крепенько зарылся лицом в папино пальто. С другой стороны к Северусу прижался Дерек.

Во время верчения-перемещения Гарри смущенно думал о Санта Клаусе, о том, что ему, оказывается, не сложно пролезать в трубу, такому большому и пузатому… Если уж сейчас по тем же трубам свободно летят трое волшебников, так какие проблемы у рождественского деда? Просто надо признать, что он тоже волшебник…

Вращение и щекочущий вихрь прекратились, стих и рев ветра в ушах, и Гарри опасливо открыл глаза. И тут же понял — прибыли. Камин был другой, более грязный и вонючий, ну да, как и всё общественное, вроде туалета… Стараясь не задеть лохматой и жирной сажи, ребята вылезли вслед за профессором. Санта Клаус продолжал навязчиво сидеть в мыслях у Гарри, и маленький путешественник по каминам впервые задумался, что подарки на Рождество он получал как раз от мамы Пэт, а не от Санты. Ведь будь игрушки волшебными, то на них не стоял бы штамп-тиснение от той или иной фирмы производителя игрушек, особенно «Made in China», не из Китая же их Санта привозит?

Вот с такими грустными мыслями Гарри плелся за отцом и Дереком по улицам Лондона, горестно осознавая печальную истину — Санта Клауса на самом деле никогда не существовало, его просто придумали добрые и любящие родители для наивных детей, пытаясь создать в их маленьких сердечках хоть какую-то имитацию сказки…

Прошли из конца в конец Чаринг Кросс Роуд, спеша покинуть людную улицу и выйти на ту, где можно поймать такси. Темный переулок должен был сократить их путь, Северус, оглянувшись на Гарри, поторопил его и шагнул в темноту…

Трррр-р-р-р… Бум-с! Дзынь!.. В Северуса на полной скорости въехала девочка на роликовых коньках. Громко произнеся «Ой!», она в смятении уставилась на разбитую фарфоровую балерину, пострадавшую от столкновения… Опустилась на мостовую, подобрала отлетевшую грациозную ручку, оглядела место катастрофы, усыпанное осколочками, зажмурилась и горько-горько зарыдала.

— Ну чего ты?.. — жалобно взмолился Гарри, чуть не плача сам. Черноволосая красавица перестала рыдать, с обидой воззрилась на Гарри, сидевшего перед ней на корточках, и со слезами в голосе сообщила ему:

— А ты чего? Ты попробуй полгода экономить на всем, собирать каждое полпенни в баночку из-под джема, чтобы накопить нужную сумму к маминому дню рождения, купить вот эту статуэтку, которую продавец, добрый мистер Палмер, любезно придерживал для меня, отказывая другим покупателям, и раздолбать её вдребезги за час до праздника. Через час гости придут, а что я маме подарю-у-у-у?!. — прокричав последнюю фразу, девочка снова горестно взвыла. Гарри задрав голову, беспомощно посмотрел на отца и Дерека, взглядом спрашивая — чем тут помочь-то можно неподдельному детскому горю? Северус нетерпеливо глянул в желанный конец переулка, явно стремясь убраться отсюда поскорее, а Гарри вдруг охватила злость.

— Ты же волшебник! — гневно крикнул он. — Ты же гребанный Санта Клаус, странствующий по каминным трубам! Правда, ты без мешка с подарками, но не об этом сейчас речь, а о совсем другом: ты же можешь, тебе ничего не стоит махнуть волшебной палочкой и помочь девчонке.

Упомянутая девчонка озадаченно смотрела на вопящего Гарри, размазывая по щекам слезы вперемешку с уличной грязью. А когда тот выдохся и умолк, озабоченно спросила:

— Ты в порядке? Разве это Санта Клаус? Он же совсем не такой!

— А какой он? — невольно улыбнулся Гарри.

— Никакой! — уверенно ответила девочка. — Он ненастоящий, понимаешь? Его вообще не существует.

Краем глаза Гарри заметил, как Северус полез за пазуху, и победно прозвенел:

— А вот и неправда! Смотри… — и кивнул на осколки, лежащие на мостовой между ними. Те зашевелились, сползлись и воссоединились в единое целое. Девочка, округлив карие глаза, удивленно смотрела на совершенно невредимую балерину, застывшую в стремительном полете, вскинув над головою изящные тонкие руки. Взяв её в ладони и прижав к груди, чернокудрая малышка подняла глаза, но в переулке никого, кроме неё, не было. Незнакомцы таинственным образом исчезли. Санта Клаус в черном пальто и два его помощника…

Конечно, сейчас не Рождество, поэтому он и одет вот так — буднично и просто. Тихо и счастливо рассмеявшись, малышка поднялась на ноги, развернулась и выехала из переулка. Когда стихло стрекотание роликов, Северус распахнул мантию-невидимку, снял её с себя и мальчишек, свернул и засунул в широкий карман пальто, посмотрел на спутников и недовольно буркнул:

— Пошли.

— Пап, но это же здорово, — виновато пробормотал Гарри. — Она счастлива и поверила в чудо…

Северус ответил презрительным фырканьем и ускорил шаг. Гарри, поняв, что отцу просто неловко, замолчал и перешел на бег, поспевая за ним. Сзади спешил улыбающийся Дерек.

В салоне такси Северус закупорился в глухую ракушку молчания, страшно недовольный собой. Он ненавидел себя за то, что поддался на провокацию мелкого паршивца, ненавидел его за то, что он прав… Ведь он прав же? В самом слове «волшебник» кроется чудо, волшебство, способность творить магию. Ведь люди же помнят их, до сих пор помнят своей генетической памятью, что когда-то с ними жили волшебники, колдуны и маги. Они рисуют волшебных единорогов, ваяют в граните и мраморе крылатых пегасов, выкладывают стеклянными мозаиками драконов и анубисов, чьи барельефы и различные изображения так неосторожно оставили их предки, лично водящие дружбу с колдунами и минотаврами.

Сейчас маги, конечно, прячутся, стараются соблюдать статут Секретности, но почему бы не оставить немножко волшебства хотя бы для детей? Они-то в чем провинились? В том, что невидимый Санта блюдет законы и хоронится ото всех вместо того, чтобы раз в году остановить время и неспешно пройтись по миру, раскладывая под елочки и в чулочки милые подарочки?.. А ведь они когда-то делали так, с Пасхальными кроликами и зубными феями приходили в дома и радовали маленьких героев, верящих в них и преданно дожидающихся их каждый год. Все волшебники в мире так делали: Пер Ноэли во Франции, Одзи-сан в Японии, Баббо Натало в Италии. Йоулупукки заходил к финским детям в течение недели, трубя в дудочку, немецкие Вайнахтсманы, Николаусы и Юлемандены разносили подарки малышам в Австрии, Германии и Дании, даже в дикой России были деды Морозы…

«Хотя… почему были? — смущенно исправился Северус. — Они и сейчас есть, взрослые люди нашли выход и достойную замену ушедшим волшебникам. И теперь каждый год сами наряжаются в Санта Клаусов и дедов Морозов, чтобы подарить ребёнку кусочек чуда в Новогоднюю ночь. И на фоне благородных магглов, старающихся осчастливить малышей, мы, волшебники, ушедшие в тень, теперь являемся просто черствыми сволочами, забравшими у детей самое главное в их жизни — сказку и чудесное детство».

К концу поездки Северус так растравил себя своими умозаключениями, что вконец испортил себе настроение и вылез из машины в самом поганом самочувствии. Гарри и Дерека он оставил в кафе наслаждаться мороженым и молочными коктейлями — не тащить же их с собой в психушку! Вот разведает, что там и как, тогда и посмотрим…

Недлинное двухэтажное здание из красного кирпича навевало тоску своей мрачной историей и не менее мрачным происхождением. У Северуса внутри всё напряглось, когда он пересек круглый подъезд и поднялся на невысокое крыльцо к парадным дверям. Почему-то его пугала психушка… Внутри оказался просторный холл с центральной лестницей, украшенной у подножия двумя лежащими бронзовыми мужиками. А может, гранитными?

Рассматривать статуи Северус не стал, а сразу прошел к окошечку администратора сбоку с вопросом, где тут главный врач? Ему сказали пройти туда-то и туда-то, свернуть направо-налево, подняться-спуститься и снова повернуть налево два раза… Кое-как запомнив этот лабиринт, Северус пошел искать кабинет главврача. Поплутав туда и сюда, направо и налево и избегая дверей с внешними запорами — закрытых, конечно же! — он нашел, наконец, главврача. Тот сидел в маленьком кабинетике за дубовым столом, табличка, лежавшая перед ним на столе, оповещала посетителей о том, что тощего дядьку с реденькой «китайской» бороденкой зовут А. Р. Пурдис. Северус устроившись в кресле для гостей, неуверенно объяснил доктору цель своего визита:

— Я ищу одну женщину, сэр. У вас нет пациентки по имени Лиза Морган?

— Нет, — дохлым голосом отвечал доктор. — Такой пациентки у нас нет.

— А пациентка по имени Лиза Хедишем? — сделал ещё одну попытку Северус.

— И такой пациентки у нас нет, — всё с той же живостью игуаны ответил доктор Пурдис, печально разглядывая Северуса из-под тяжелых нависших век. Северус растерянно уставился на него, недоумевая, что происходит-то? Тем временем доктор А. Р. Пурдис протянул руку к телефону и вяло нажал на кнопку селектора, после чего склонился к аппарату и тоскливо сказал кому-то:

— Дебби, золотко, пришли ко мне королеву Елизавету.

Северус почувствовал, как его глазные яблоки пытаются покинуть орбиты глазниц. Селектор, кашлянув, что-то прохрипел и, щелкнув, отключился. Прошло несколько минут, доктор, откинувшись на спинку кресла, казалось, задремал и совсем не обращал внимания на посетителя. Скрипнула дверь, кто-то вошел, мягкий женский голос произнес позади Северуса:

— Звали, доктор?

— Угу… — не открывая глаз, молвил доктор. — Вот человек, ищет Лизу Морган и Лизу Хедишем. Помоги ему в поисках, а я пойду.

С этими словами главврач выковырялся из кресла и покинул кабинет, женщина, обойдя стол, заняла его место. Сердце Северуса рухнуло куда-то в желудок при виде столь идеального и невообразимого совершенства: у неё были густые каштановые волосы, смуглая кожа и глубокие зелено-карие глаза, с интересом его рассматривающие… А также у неё было общее сходство с Дереком, стало кристально-ясно, от кого юноша унаследовал такую чистую красоту.

Вспомнив о Дереке, Северус напрягся — мамуля что-то не похожа на пленницу дурдома и жертву дяди-садиста… Внутренне подобравшись, Северус лихорадочно соображал, как же ему разговор-то начать, чтобы и правду узнать, и не обидеть никого. Между тем к фактам подозрения вкрались: а что она тут, в психушке, делает вместо того, чтобы сына искать-пестовать-воспитывать? Так. Начнем-ка с имени…

— Вы — Лиза Морган?

— Была когда-то, — равнодушно бросила женщина. — Но после смерти мужа и сына я отказалась от прошлого и взяла себе девичью фамилию матери. Я Елизавета Куин. Доктор Куин.

В груди Северуса стало тесно. После смерти мужа и сына? Ну ничегошеньки же не понятно, что у неё с семьей произошло??? Хоть и сдавило грудь, но одно слово он смог выдавить:

— Сын?..

— Да, — горестно подтвердила Лиза. — Они погибли в автокатастрофе.

Она с колебанием оглядела Северуса, потом, видимо, решила, что постороннему и впервые увиденному человеку как раз проще излить душу, выплеснуться-выговориться. А после того, как они расстанутся, и, скорей всего, навсегда, ей всяко будет легче. И она начала рассказывать, делясь с чужим человеком своей болью:

— Я ездила на опознание. Джеба я узнала сразу, а вот от Дерека мало что осталось… Его только по цепочке серебряной и опознали. Кулончик там был, с моей фотографией-миниатюркой. Я, наверное, с ума сошла тогда, но я отказалась верить, что это мой сын. И сейчас не верю, если честно. Чтобы мой мальчик…

Тут её голос надломился, и она замолчала, захлебнувшись нахлынувшим горем. Северус лихорадочно думал, попутно поражаясь человеческой подлости — на что только не способны алчные люди ради бесплатного раба. Он осторожно спросил:

— А вы не пробовали сына… кхм, поискать?

— Как?.. — грустно спросила та. — Если у меня тут всё выгорело, ничего не осталось, ни чувств, ни эмоций. Я мертва, сэр. Практически живой труп.

Понятно. Для маггла именно то, что сказано, а для него, волшебника, это имеет другой смысл: в ней погасла магия. Господи, что же с ребёнком там сделали, что мать сразу и бесповоротно поверила, что погиб именно её сын? Северус нервозно тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли, и деловито заговорил:

— Мисс Куин, я вас чего искал? Мой очень хороший знакомый порекомендовал вас как компетентного наставника для человека с предрасположенностью к Дару. У него есть задатки повелителя зверей, и я бы хотел, чтобы вы познакомились с ним и посмотрели, в каком направлении с ним можно поработать. Мне сказали, что вы работали с таким.

— Это было очень давно и далеко отсюда, — решительно отказалась доктор Куин. — Я уже ничего не помню, и, кажется, я объяснила вам, что предпочла бы забыть всё, что было в прошлом.

— Я понимаю вас, — склонил голову Северус. — Но мой сын ждет меня в кафе напротив через дорогу. Вы не откажетесь хотя бы просто познакомиться с ним и выпить с нами по чашечке какао?

— Ну, хорошо, — сдалась она и мило улыбнулась. Решив просто отблагодарить незнакомца за терпение, а там, глядишь, и правда расстанутся, навсегда…

Вышли из здания, перешли дорогу. Подойдя ближе к кафетерию, Северус осторожно придержал её за локоть и шепнул на ухо:

— Давайте вы сначала на него в окно посмотрите?

Это всё, что он смог придумать, больше он не знал, как подготовить мать к живому сыну. Лиза покладисто посмотрела в широкое панорамное окно на указанных мальчиков и, разумеется, увидела Дерека. Замерла, потрясенно глядя на него. Северус настороженно стоял рядом, готовый ловить в случае чего… Но у мисс Куин оказались крепкие нервы, она не стала хлопаться в обморок, только стояла и смотрела, испытывая и переживая все эмоции — от потрясения до полного понимания того, что её мальчик жив. Понимание сменилось тихим счастьем, она прижала руки к груди, смотрела на живого сына сквозь стекло и беззвучно плакала — по щекам её струились слезы облегчения и счастья.

А затем она и благодетеля вспомнила, и посмотрела на Северуса. Её глаза, зелено-карие с золотистыми искорками, сияли так, что Северус просто утонул в них, в сияющих звездных омутах. Благодарность, смешанная с любовью… вы знаете такие взгляды? Когда они согревают тебя, окутывают тебя целиком, как прогретое у камина пуховое одеяло, закутывают с ног до головы, обнимают тебя и бережно-бережно прижимают к груди… И ты чувствуешь себя в самом надежном, в самом защищенном месте в мире, у маминого сердца.

Вот и Северус так же ощутил себя объятым любовью и тонущим в её спасительном течении.

Наверное, это несколько странно — знать, что тебя любит посторонний человек. Это, возможно, знакомо кумирам, которых обожают и любят фанаты. Но это не то сравнение… На Северуса смотрела спасенная женщина, спасенная, любящая и благодарная. И её любовь целительным бальзамом растеклась по его израненным душе и сердцу, нежно согревая и залечивая все сколы и трещины, нанесенные временем, смертью и расставанием.

Вытерев слезы ладонями, она слабо улыбнулась Северусу, шагнула к кафетерию и толкнула стеклянную дверь. Прошла к столику у окна и мягко окликнула:

— Дерек…

Тот обернулся, вывернув шею, глянул. Вскочил. Долгую-долгую секунду смотрел на маму, а потом, тихо вскрикнув, кинулся в её объятия. Северус, пройдя мимо них, сел рядом с Гарри. И молча смотрели на воссоединение матери и сына, не видевших друг друга много лет.

Наконец эмоции более-менее поутихли и они, наобнимавшись, сели напротив. Лиза посмотрела на Гарри и тепло спросила:

— Это и есть маленький Повелитель зверей?

— Да, — улыбнулся Северус. — Мой сын Гарри.

Лиза снова глянула на мальчика.

— Ты любишь животных, Гарри?

— Да, мэм! — жизнерадостно отозвался тот. — Очень люблю. Они искренние, настоящие, без притворства и лжи. А ещё они просто красивые. И умные.

— А какие у тебя животные есть? — задала Лиза стандартный вопрос.

— Кошка, две собаки и… львёнок, — запнувшись на последнем, сообщил Гарри. Лиза забавно округлила глаза:

— Львёнок?

— О да! — засмеялся Дерек, встревая в разговор. — Ты даже не представляешь, мама, насколько Мок потешный, он такой лизун и так любит обниматься!

Лиза с любовью глянула на сына, и тот прислонился к её плечу.

— Ох, мама, я так скучал по тебе… Я всё ждал, что ты когда-нибудь вернешься в табор. Я тебе всё время патрины после каждой стоянки оставлял, думал, что по ним ты нас найдешь.

Лиза, помедлив, вытащила из-за ворота блузки тонкую серебряную цепочку, отстегнула её и протянула на ладони сыну раскрытый кулон-медальон с вопросом:

— Ты не скажешь мне, как это оказалось не у тебя?

Дерек моргнул, коснулся пальцем портрета-миниатюры и растерянно сказал:

— Я его Гордону дал поносить. У него мама умерла, и он впал в депрессию. Мы его всем табором тормошили, давали что-то, связанное с мамами, кто-то платочек дал ему с маминой вышивкой, кто-то фенечку, я картинку дал… Помню, Горди улыбнулся тогда и сказал, «красивая, на мою очень похожа». Ну я и разрешил её поносить недельку. А потом Горди погиб с моим отцом, папа его к врачу повез, он чем-то отравился. Я в то время на ферме работал и ничего не знал. Это в конце августа было, и в Хогвартс я ехал в состоянии шока — год без мамы, а тут ещё и папа погиб, кошмарный был год.

Северус и Лиза озадаченно переглянулись над столом, оба задаваясь одним и тем же вопросом — так что же это было-то? Сверхковарный замысел дяди-подлеца или банальное стечение обстоятельств? А Дерек тем временем продолжал, недоуменно помаргивая:

— Когда я вернулся домой на летние каникулы, то обнаружил, что дядя Росс чем-то озабочен, часто и подолгу пропадал. Ребята мне сказали, что он мою маму ищет, она куда-то пропала… Мама, а в самом деле, куда ты подевалась? Дядя Росс даже пить начал, напьется и давай орать, что его всё достало, жизнь — сука, и вокруг него одни покойники. Он тогда в морге работал, так что я его, наверное, не так понял. Его потом мадам Бьянка к рукам прибрала, Веселая вдова, а год назад она дядю на себе женила. Приговаривала ещё, что только так дурака и можно спасти. Правда, я не очень хорошо понял…

Дерек вздохнул и замолчал, вопросительно заглядывая маме в глаза. Лиза только головой покачала, переваривая новые подробности — всё-таки она плохо о Россе думала, тот-то, оказывается, нормальный человек. Простой работяга, а она тут вон, всякого надумала… Досадливо вздохнув, Лиза принялась рассказывать.

— Ну жизнь, ну выдумщица… вот закрутила! Когда Росси выкупил Дерека, я была очень рада этому, я не хотела, чтобы мой сын рос в рабстве. Конечно, разлука далась мне очень трудно, но свобода сына была дороже и нужнее. Дерек уехал в табор, а я осталась дорабатывать контракт, заключенный с хозяином, параллельно я училась на врача. Заочно. Год прошел нормально, я работала, училась, копила заработанные деньги. А потом обрушилась та беда, пришел полицейский и сообщил, что Росс Морган в невменяемом состоянии, и не могу ли я поехать вместо него на опознание? Что ж, съездила. И, видимо, слегка тронулась от горя, ведь я полагала, что погибли и муж, и сын.

Дерек в ужасе уставился на мать. Гарри потрясенно икнул, глядя на них через стол. Лиза, погладив сына, продолжила рассказ:

— Виной всему оказалась цепочка, по ней я решила, что обгоревшее тело мальчика принадлежит Дереку. Ну и, как следствие, помутился разум, началась жуткая депрессия. Хозяин, переживая за мой рассудок, отправил меня в Испанию в качестве гувернантки его старшей дочери. В Испании с Энни мы прожили два года, там я доучилась, получила диплом врача-психиатра, а вернувшись в Англию, сменила имя, полностью отказавшись от прошлого. Нашла работу в психиатрической больнице, наблюдаю и консультирую пациентов и выписываю лекарства. Вот такая моя история. Ой… Сколько недоразумения, а?..

Вот с этим с ней согласились все. Действительно, столько дров наломано, столько лишнего горя-боли из-за незнания ситуации в целом. Но теперь… теперь всё будет хорошо. Надеюсь.

Куин Елизавета жила на площади Кавендиша в магическом квартале Лондона под романтическим названием Шервудский лес. Начинался он где-то в Риджентс-парке и был так хитро спрятан, что даже не все волшебники знали о его существовании.

Ну… наверное потому, что он был доступен магглам. А колдуны и ведьмы предпочитают не соваться в общедоступные маггловские места наподобие Риджентс-парка, где лондонцы испокон веков выгуливают своих собак.

Просто, пройдя по последней, самой отдаленной аллее, собаковладелец утыкался в каменную стену, за которой постоянно клубился такой густой туман, что благоразумные люди не рисковали соваться на Туманную сторону, как они прозвали местность за стеной. Поговаривали, что там находятся торфяные болота, поэтому то место и отгородили от остальной части парка. Проверить это, кстати, так никто и не рискнул всё из-за того же тумана. А вот для посвященных людей и волшебников там никакого тумана не было, а была чудная долинка, поросшая высоченными соснами и елями с пихтами вперемешку с дубами и буками, из-за чего и получила наименование Шервудский лес. Холмисто-лесистая долина тянулась во все стороны на многие-многие десятки миль, как и всякая тайная территория пространственной складки.

Поняв, что Северус Снейп — учитель её сына, а Гарри учится с ним в той же школе, Лиза на радостях пригласила их к себе в гости. Снейпы приглашение приняли с удовольствием, малость подустав от городского шума и смога лондонских улиц. Прошли за ней насквозь весь риджентский собачий парк, по ухоженным аллейкам которых неспешно прогуливались степенные горожане с такими же степенно вышагивающими далматинами и терьерами. Вот и последняя тупиковая аллея с каменной стеной в конце. Всё ближе и ближе подходят Гарри, Дерек и Северус к серо-зеленой мшистой стене и недоумевают — зачем они сюда пришли? И их сомнения вполне понятны, ведь за стеной стоит такой туман… словно здесь собрался весь лондонский смог. Просто пышное, «ватное» облако, а не туманная завеса.

Лиза хитренько улыбнулась, достала из сумочки блокнотик, черкнула в нем что-то шариковой ручкой, протянула Гарри, как самому мелкому по росту, и сказала:

— Прочитайте все вместе.

Две темные головы склонились над детской и три пары глаз внимательно прочитали начертанное в блокнотике синими чернилами и красивым почерком:

Шервудский лес Робин Гуда.

Подняли головы, а стена перед ними начала таять, а туман за ней — рассеиваться, открывая им восхитительный вид на бескрайний лесистый дол. Удивленные гости молча шли за Лизой, беспрестанно вертя головами во все стороны, ведь об этом месте даже Северус не знал, не говоря уж о детях. Шли они по старинной улочке голландского типа, мощеной брусчаткой, с горбатыми мостиками через неширокие канальчики, перетекающие из прудика в прудик, и милыми белыми домиками с деревянными переплетами планок за симпатичными голубенькими заборчиками. Картинка была настолько пасторальной, что порой вызывала у Северуса приступы тошноты, смешанной с умилением. Бывают такие вещи, от которых и тошнит, и благостью переполняет одновременно. Как котятки на декоративных тарелочках Амбридж, которых Северус видел в кабинете чиновницы.

Прямоугольная площадь Кавендиша была застроена магазинчиками и лавочками, над входными дверями коих висели старинные вывески в виде стилизованных сапогов, котлов, ножниц и прочих подобных атрибутов, связанных с профессиями владельцев лавочек. В дальней, очень зеленой части площади находился дом королевы Елизаветы. Двухэтажный и маленький, он почти полностью утонул в зелени: в цветочных клумбах и кустах сирени перед фасадом и раскидистых яблонях и липах позади. К нему от калиточки всё с тем же голубеньким заборчиком вела песочная дорожка.

Едва переступившие порог гости были встречены визгливым воем миниатюрного «мессершмитта», кто-то с грохотом крыл налетел на Гарри и заорал ему прямо в ухо:

— Корки! Корки!!! Ко-орки-и-и!..

От испуга Гарри присел, закрывая голову руками, чувствуя, как от воплей резонируют и чуть не лопаются барабанные перепонки. Имитатором военного самолета оказался крошечный волнистый попугайчик, цвета голубой лазури. Лиза, укоризненно вскрикнув, пригрозила ему пальцем, но это не возымело должного действия, потому что на этот палец и спикировал наглый попугаец. Гарри, опешив, уставился на эту пернатую каплю, размерчиком куда мельче воробышка, и недоумевал, неужели это оно так кричит, ну и ну, во голосок-то у него!

— Простите его, ради Бога! — виновато произнесла Лиза. — Корки просто скучает целыми днями в одиночестве, вот он и радуется… особенно гостям.

Всё поняв, Гарри протянул руку с выставленным вперед указательным пальцем, на который попугайчик с готовностью перепорхнул с перста хозяйки. Счастливый птиц звонко расчирикался, мелко-мелко дрожа горлышком и выводя им такие рулады и сонеты, что Джо Дассену и не снилось. Все так и заслушались, замерли полукругом и с почтением внимали неожиданным ариям сольного певца. Правда, Лиза спохватилась и пригласила гостей в комнаты, привела в гостиную и спросила, кто что любит пить. Северус отказался и вызвался помочь ей на кухне с напитками и с обедом. Намек был понят, и взрослые ушли готовить, оставив мальчиков. Те обошли гостиную, пошарили на полках в шкафу с книгами, нашли одну и, заинтересовавшись названием, принялись её штудировать. Книжка была познавательно-развлекательная, с загадками, шарадами и ребусами, маленькими историями и фокусами. Один из них привлек внимание Гарри, и он заинтересованно ткнул пальцем в страничку.

— Слушай, Дерек, а ведь мы с Пенни как-то хотели это сделать, но не нашлось ватмана и свечки, да и няня Пенн не разрешила, сказала, что так мы дом подпалим… А у твоей мамы не найдется коричневых чернил, мела, ватмана, старого чая и свечки?

Дерек прочитал о том, как создать старинную карту пиратского клада, рассмотрел картинки и неожиданно загорелся идеей, тоже захотел заняться этой поделкой. Сбегал на кухню и выпросил у мамы все перечисленные Гарри предметы, добавив ещё карандаши, утюг и спички. Потом, перечитав повнимательнее, сбегал ещё раз к маме и попросил железный противень и блюдце. Лиза рассеянно и не особо вдаваясь в подробности, всё достала и дала сыну.

Сначала «состарили» бумагу. Расстелили лист ватмана, отрезали от него половину, лишний кусок убрали и занялись покраской чаем. Ползали по полу вокруг листа и ватными комочками-тампончиками промакивали бумагу тут-там по своей собственной системе, тут погуще, там попрозрачнее, а вот здесь ещё брызг добавим… Свернули вчетверо, не особенно следя за ровностью, утюгом просушили свернутую бумагу, развернули и довольно переглянулись — бумага выглядела как очень старый пергамент. Снова расстелили на полу, вооружились перьями и карандашами и принялись за работу — рисовали-прорисовывали береговые линии континентов и островов. На них — различные и мелкие детали: деревья, горы, озера и реки, ущелья и рвы вокруг замков-крепостей. И среди всей этой красоты весьма хитро замаскировался неприметный островок с пиратским кладом.

Единственное отличие от прочих островов и материковых объектов было только одно — по условиям игры он был выполнен в форме черепа. Переглянувшись, ребята решили немного отойти от правил и добавили ещё несколько интересных клочков суши. Акулий остров был нарисован в виде акульего плавника, Берег Слоновой Кости изображен в виде полумесяца — слоновий бивень. Право называться Оазисом Трех Сестер взял на себя остров с тремя пальмами.

Забава настолько увлекла мальчишек, что они не замечали ни времени, ни того, что, ползая по карте, постепенно перемазывались чернилами и мелом. Мелки были цветными, синими разводами обозначалось, конечно же море, зелеными и красными — материки и горы, а желтыми красились пески. Надписи-названия объектов Дерек додумался писать готическим шрифтом, витиеватым таким, с завитушечками и косыми наклонами. Наконец…

Карта почти готова, яркая, сине-зеленая и красно-желтая, бурая и в пятнах местами, с выцветшими рыжими надписями старинного готического стиля. Роскошная и совершенно пиратская, она лежала перед ними и ждала последнего штриха — подпаливания. Обычная стеариновая свечка терпеливо дожидалась своей очереди. Дерек зажег её, накапал стеарина в блюдечко и припаял свечу в лужице. Рядом наготове замер поднос. Подняли, полюбовались на красоту, прощаясь, и начали подпаливать с краю, с углов и по сгибам… Бумага тлела и корежилась, покрываясь неравномерными круглыми пятнышками и полосами. Подпаливая край, Дерек отвлекся, спросив у Гарри:

— Как думаешь, наши поверят, что она пиратская?

— Те, кто твой почерк не знает, поверят. Особенно… — убедительно сказал Гарри. И не договорив, заорал: — Осторожней! Она горит!!!

Дерек, ахнув, бросил карту на противень и забил-заколотил по ней книгой, сбивая пламя. Погасил. Перевел дух и, видимо, пребывая всё ещё в шоке, принялся гасить свечку, нервно поколачивая по огню коробком. Свечка гаситься не желала, она виляла огненным хвостиком, ложилась, вставала и шипела, кусая парня за пальцы. Дерек нервничал, пыхтел, поругивался и бил по огню… Гарри смотрел-смотрел, вытаращив глаза, на потуги друга, наконец спохватился, подобрал упавшую челюсть и позвал:

— Дерек!

Тот очумело глянул выпученными карими глазищами, Гарри выдохнул:

— Ты дунь!..

Вздрогнув, Дерек, всё так же очумело нагнулся и торопливо задул свечку. Угол карты сильно обгорел, зато теперь она стала совсем неотличимой от настоящей. Старая и подгоревшая карта пиратского клада.

Вся эта бумажная эпопея сопровождалась чириканьем и свистом, попугайчик сновал по люстре, смотрел вниз на мальчишек то одним, то другим глазом и звонко комментировал происходящее. На моменте со свечкой Корки весьма к месту заголосил:

— Каррраул, пожаррр-р-р! — и его вопль очень так синхронно слился с криком Гарри «Она горит!», после чего парни с полминуты сидели на полу, вытаращив глаза и отдуваясь, ожидая, когда стихнет резонанс в их ушах от слаженных воплей.

Лиза и Северус обед давно приготовили, но каждый раз, порываясь позвать мальчиков к столу, неловко сбивались на пороге гостиной, видя, как сильно те увлечены каким-то занятием. Так и не дозвались их. А после и вовсе рукой махнули — ладно, не смертельно, проголодаются и сами прибегут…

Выглядело это примерно так:

— Дерек, Гарри, обедать!

— Хорошо, пап… — рассеянно отвечает Гарри. И к Дереку: — Тут сотри. Лишнее.

— Где? Ой, точно.

— Мальчики, к столу!

— Сейчас, мам! Тут допишу… Гарри, подвинься.

И так далее в таком же духе. До последнего штриха с мини-пожаром, о котором они, конечно же, ни слова не сказали взрослым, ведь ничего же не случилось. Попугайчик, заговорщицки подмигивая, перелетел на кухонную люстру и снова запел незатейливую песенку о том о сем.

Весь субботний день Гарри с Дереком и Северус провели в доме Лизы, а потом да, вернулись в школу, договорившись о том, что с понедельника Лиза начнет работу в Хогвартсе в качестве штатного психотерапевта-консультанта. Дереку, правда, очень хотелось остаться с матерью на все выходные, но Лиза сама убедила его вернуться в Хогвартс и доделать домашние уроки, ведь ей нужно решить дела с трудоустройством в волшебную школу и освободиться от работы в больнице. На слабые протесты сына она привела железобетонный аргумент:

— Дерек, родной, ну ты же не хочешь, чтобы меня психиатры искали по всей стране с радарами и просили вернуться к психам? Нет? Ну вот. Так что давай сейчас мирно расстанемся до понедельника, я спокойно уволюсь и приеду к тебе.

Только тем мать и сумела убедить упрямо надувшегося сына. Камин Лизы не был подключен к сети Летучего пороха, и нашим искателям пришлось вернуться в «Дырявый котел», а оттуда переместиться в Хогвартс. Выйдя с мальчиками из своего камина, Северус посоветовал Дереку поговорить с деканом факультета мадам Стебль, чтобы та приготовила апартаменты для его мамы. Задание профессора идеально совпало с желаниями Дерека, и юноша с готовностью кинулся его исполнять.

Пиратскую карту Гарри с полного согласия и разрешения Дерека подарил Пенни, чем обрадовал её прямо до визга. И не только, кудрявая девчушка на радостях его чуть не задушила, оглушая счастливыми криками в ухо:

— Ой, Гарри, какая прелесть! Она именно такая, как я её и представляла! Спасибо тебе, Гарри! Я её потом дома над столом повешу, рядом с картой мира.

На крики Пенни сбежались первокурсники, узнали, что Гарри ей карту подарил, заинтересовались. Потрепанная, обгорелая и покрытая пятнами, карта пошла по рукам, дети рассматривали её и восхищались. Особенно смешной вышла реакция Рона, он смотрел-смотрел её, в руках вертел и так, и эдак и вслух прикидывал:

— Не помню таких очертаний береговых линий… Это где? Эх, жаль, координат нет, непонятно, где эти острова, на какой широте-долготе? Вот бы поискать… там, поди, полный сундук золота зарыт!..

Рона так захватила золотая лихорадка, что он совсем не замечал, как хихикают всё понявшие однокурсники, которые на раз-два определили самоделку.

С понедельника появился новый кабинет с непонятным названием и назначением. Привинченная на дверь табличка оповещала всех мимо проходящих, что за ней находится некто Е. Куин, какой-то консультант по проблемам. Разумеется, детей-волшебников не стали знакомить со словом «психиатрия» и всем, что с ним связано, а то ещё поймут чего не так да и разбегутся с перепугу… А загадочный консультант по проблемам куда ближе и понятней, проблемы-то у всех есть, так что и стали посещать Королеву Елизавету наивные дети, не подозревая, что изливают свои печали душеправу. Разве что магглорожденные провели ассоциацию со школьным психологом, но у них хватило ума никому не сообщать об этом.

Лиза же, узнав о существовании звероголовых ребятишек, тут же ввела в обязательную общешкольную программу занятия по обучению дактильной азбуке, помогающей немым разговаривать при помощи жестов. Это новшество понравилось всем, и к ней на уроки записались все пять курсов. Последние два не заинтересовались, друзей магиков и мификов у них не было, так что…

Начала Лиза и индивидуальные занятия с Гарри — развивать его необычный Дар. Следует рассказать о том, как у них прошел самый первый урок. Начать решили в полдень, в тот промежуток времени, когда организм самый стабильный, мозг и тело не устали и, тем не менее, вошли в ритм дня. В четыре часа пополудни Гарри постучался в дверь и вошел, дождавшись приглашения. Осмотрелся. Стандартная комната, разделенная на две зоны — официальную, со столом и стульями, и практическую, с мягким матом на полу, шкафом с книгами и игрушками и разными картинками на стене. Именно с полки с игрушками его и поприветствовал славный попугайчик, оглушил привычными криками в уши и сел на плечо.

— Здравствуй, Гарри, — тепло поздоровалась Лиза.

— Здравствуйте, мисс Куин, — отозвался Гарри, немного нервничая — как-то оно пройдет, первое занятие?.. Ощутив его нервозность, Лиза начала с простых вопросов о животных, попросила рассказать о своих собаках и кошках. Гарри рассказал о том, как появился Бейли, как он стал свидетелем его самой первой встречи с папой, рассказал про Терри-пекинеса, посмеялся над собой, как он в детстве смешно называл пекинеса пикенезом. Про кошку Симону сказал, что она всю его жизнь рядом была. За рассказами Гарри расслабился и успокоился. Лиза перешла к вопросу посложнее.

— А скажи-ка, Гарри, тебе на улице не встречалось что-то странное, связанное с животными? Например, необычное поведение.

Гарри задумался. Потом неуверенно заговорил:

— История с голубем была…

— Расскажи! — подбодрила Лиза. И Гарри начал:

— Это на остановке было, мы с Дадли школьный автобус ждали, пришли мы слишком рано и пришлось его подождать… Так вот, неподалеку голуби кучковались, небольшая стайка разных птиц, рыжие и сизые, два белых. Слышу, как-то особенно громко воркуют, прямо рокочут. И кружатся, кружатся вокруг кого-то, присмотрелся я к объекту их внимания и не понял сперва — в чем ажиотаж-то? — по виду такой же голубь, как и они, сизарь. Самка? Но по времени вроде не сезон пару заводить, да и не ухаживают они, не делают тех характерных движений в брачных танцах, а просто кругами ходят вокруг него, разглядывают и воркуют. Как будто переговариваются между собой, обсуждают какое-то событие. Я ничего не понимал и поэтому принялся тоже его рассматривать, чтобы узнать, чем он так внимание привлек…

Гарри остановился перевести дух и собраться с мыслями. Лиза терпеливо ждала. Отдохнув, мальчик продолжил рассказ:

— Тот голубь действительно оказался необычным, на нем были штанишки.

— Штанишки?! — опешила Лиза. Гарри засмеялся.

— Да-да, штанишки! У остальных-то лапки от голени голые, а у гостя перышки все лапки покрывали, до земли. И они такие длинные, что он как бы в матросских джинсах-клеш щеголял, важный такой, стройный, прямой, грудка выпячена, брючки мостовую подметают. Красавец! Это же удивительная история, правда, мисс Куин? Ведь голуби такие обыкновенные и простые птицы, а так удивлялись ему, такому непохожему на них!

— Правда, Гарри, это удивительная история, — светло улыбнулась Лиза. — Я рада, что ты такой наблюдательный, Гарри, ты смог увидеть необыкновенное в обыденном, прекрасное в простом. И история у тебя замечательная. Про голубей, подумать только!

После этого Лиза принялась просвещать об особенностях Повелителей зверей.

— Истинный Повелитель не только подавляет волю зверя и управляет его инстинктами. Этот Дар редко дается людям, и в мировой истории известны всего несколько случаев управления животными, чаще всего это рои насекомых. К примеру, в библии рассказывается, как тот или иной персонаж в какую-либо временную эпоху насылал на людские поселения множество змей или стаи прожорливой саранчи. Пророка Даниила бросили на растерзание в ров со львами, а он не погиб, а договорился с большими и опасными кошками. Как видишь, дар повелителя существует издавна, аж с библейских времен! Так вот, Мастер зверей понимает звериный язык, способен договориться с любым представителем фауны. И самое главное, Гарри, от друга-зверя он может перенять его силу.

— Зрение от ястреба и мощь от льва? — уточнил Гарри. — Я это от Дерека слышал. Только не представляю, как это делается.

— Я тебя научу, — пообещала Лиза. — Это непросто, но мы справимся, и однажды Мок поделится с тобой силой и ловкостью.

— Ух ты!.. — глаза Гарри восторженно сверкнули.

— Позови Корки, — попросила Лиза. Гарри поднял руку и отставил указательный палец, на него тут же со шкафа слетел умный попугайчик. Лиза неторопливо начала:

— Наверное, это немного похоже на легилименцию. Видишь ли, Гарри, тебе нужно проникнуть в мозг попугая и завладеть его сознанием.

— И прочитать его мысли? — удивился Гарри.

— Ну, вряд ли в его головке найдутся какие-то великие измышления, — улыбнулась Лиза. — Нет, тебе нужно его сознание, Гарри. Попробуй пробраться ему в голову.

Гарри послушно уставился в хитрый глазик-бусинку, обрамленный морщинистыми голубыми веками. Сначала ничего не происходило, глаз так глаз, обычный птичий, черный и блестящий. Лукавый. О чем ты думаешь, птичка? Что тебя так смешит, отчего так забавно смотришь? Как будто видишь меня по-другому…

И вдруг увидел ЭТО. Огромный, невообразимо кошмарный носище. Испугавшись, он дернулся назад. И увидел свои собственные испуганные глаза… но не как в зеркале, а как бы со стороны. Не сразу и не скоро Гарри сообразил, что смотрит на себя самого глазами попугая. О, Боже… теперь понятно, почему попка всё время хохочет над ним, видя большущую носяру, странно разбегающиеся в разные стороны вечно выпученные глаза, и всё это в желто-синей гамме. Н-да уж, совсем по особому устроено монокулярное зрение птицы…

Примечания:

Корки.

https://sun9-50.userapi.com/dwYd2y3xnNMvqoiWaxsy1FVy7C0k6ZW3EobDwg/NYgh-sFuY_Y.jpg

Голубь-пижон.

https://sun9-44.userapi.com/0Xb8EsuFR0Kew285FYX11NSVU1As8e5uXTJ4AA/ZL50WVDGCuU.jpg

Потекли школьные будни, перемежаемые выходными днями. Постепенно, полегоньку-потихоньку студенты втянулись в каждодневный ритм, приучились вставать в положенное время, одевались и приводили себя в порядок без спешки и без боязни куда-то опоздать. В столовой окончательно просыпались за тарелкой овсянки или яичницы, запивали остатки сна стаканом овощного сока и шли на занятия.

Несколько раз скучное пасмурное утро разбавлялось смешным происшествием — за гриффиндорским столом близнецы Уизли покрывались результатами своих первых зельеварческих экспериментов: то перьями канареечными обрастут, то начнут беспрестанно икать и рыгать, раздражая окружающих неприличными звуками. И ладно бы на себе экспериментировали, так им этого мало показалось, начали других подзуживать и уговаривать попробовать их приколы.

Первые жертвы Уизли, Дин Томас и Шеймус Финниган, вроде остались живы, правда, Дин потом долго чесался, жалуясь, что от перьев странные ощущения были — они как бы из-под кожи наружу лезли… Нели, что-то поняв, купил у близнецов все канареечные помадки, которые потом тишком спустил в унитаз. К сожалению, Фред и Джордж узнали об этом, возмутились и решили устроить фавну головомойку. Подкараулили его у библиотеки, отжали в уголочек и высказали ему претензии:

— Эй, козел безбородый, мы не для того прикольчики создаем, чтобы их в канализацию спускали!

— Кажется, вы хотели исправиться? — спросил Зевс, демонстративно царапая скамейку, стоявшую в оконной нише. — Ну так исправляйтесь. А эксперименты забудьте.

— Но они же безвредные! — взвился Джордж, в испуге развернувшись к сфинксу. — Перья и икота ненадолго же появляются!

— В состав канареечных перьев входит дробленый арахис и арахисовое масло. Вам слово «аллергия» хоть знакомо? Нет? Ясно всё с вами… Сгиньте отсюда, у меня когти чешутся.

Побледневшие от «царапок» на прочнейшей дубовой лавке, близнецы сгинули к себе в гостиную, где принялись ломать свои рыжие глупые головы, при чем тут арахис и аллергия и как они взаимосвязаны? Их яростный спор услышала Гермиона, послушав, о чем они шепчутся, она цокнула языком, принесла и дала им книгу о всех видах аллергий с пометкой на разделе «Анафилактический шок».

Что ж… прочитали, познакомились с отеком Квинке и сколько-то процентной смертностью именно от взаимодействия человеческого организма с арахисовым маслом, впечатлились и задумались. Ненадолго и не о том. Не умеют некоторые дети в таком возрасте думать… особенно если их прямо распирает от гениальных идей, которые надо срочно-срочно-срочно воплотить в жизнь, сию секунду, здесь и сейчас. Иначе день прожит зря, да и можно ли так жить — без интересных опытов, когда очень-очень надо узнать, а что будет, если скормить огненной саламандре петарду??? Это ж тако-о-ой животрепещущий вопрос, верно? Ну как же его без ответа оставить, да ещё и на завтра! Да идите вы к дракклам, а мы это сейчас выясним, вот только саламандру достанем… Кажется, они у Хагрида есть, Фредди, а петарды ты взял? Они не отсырели ещё? Ну что ты, Джорджи, я их все сложил в жестяную коробку из-под печенья и завернул в пленочку, за кого ты меня принимаешь, братец?!

Помимо этого, братьев Уизли нещадно грызло любопытство — а что станет с магглом, если к нему применить магию? Этот, с позволения сказать, вопросец так и зудел, свербел толстым сапожным шилом в их задницах, лишая аппетита и сна, бедняги ни на чем не могли сосредоточиться, кроме как на этом. Дома на каникулах их сдерживал запрет на применение колдовства малолетними. Потерять палочки им не хотелось, и рыжие озорники поневоле соблюдали статут о секретности. Да и мама Молли была начеку, бдительно следила за ними, при этом милостиво закрывая глаза на мелкие домашние проделки, из-за которых в комнате близнецов постоянно что-то взрывалось и горело. О том, что мальчики практикуют маггловские фокусы и весьма успешно применяют их к ним же, Молли не знала, парни всё же соображали и не во все свои дела посвящали домашних.

А тут, в школе, разрешена магия, и под рукой имеется очень близкий и удобный маггл. Это ж идеальный подопытный кролик, ну как на нем не попробовать?!

Саламандра взорвалась с ошеломляющим эффектом — с пушечным грохотом и радужными искрами всех цветов и оттенков. Парни восхищенно заулюлюкали. Первые и вторые курсы, а также кое-кто и из семикурсников впали в шоковое состояние, и если младшие просто разревелись, оплакивая безвинно погибшую ящерицу, то старшие принялись совестить и ругать рыжих болванов, особенно упирая на то, что они только что погубили живое существо. Близнецы, скучающе позевывая, чесали бока, выслушивая нотации брата-старосты, и равнодушно ждали, когда тот уймется. Семикурсники, видя, что Перси говорит практически в пустоту, решили предпринять более жесткие меры, и один из них сходил за директором. Тяжелой поступью вошел директор Эймос, нечитаемым взглядом окинул окутанную пороховым дымом гостиную, подозрительные брызги рубиновых пятен и рыдающих над ними девочек. Глухо пророкотал:

— Отработка, парни. Идите за мной! Отведу вас к Филчу.

Понурились-приуныли близнецы, притихшие и печальные, побрели следом за директором. Полпути плелись молча, скорбно вздыхая. Потом перемигнулись за широкой директорской спиной, коварно улыбнулись и начали претворять свой тайный план.

— Да ладно, Джордж… — шепнул Фред. — Не к Паркеру ведь.

— Точно! — моментально «воодушевился» Джордж. — Лучше привычный старина Филч, чем кошмарный маггл.

Шагал по коридорам директор Эймос, слушал, как за спиной шепчутся провинившиеся бедокуры насчет отработки у родного завхоза, и думал. Насколько он успел понять, Уизли магглов не любили, то, что их называют «магглолюбцами», не более чем досужие кривотолки сторонних и случайных наблюдателей. Ну собирает Артур Уизли штепсели с помоек, ну разбирает в сарае тостеры и автомобили, ну обожает ломать голову над тем, как летают огромные и тяжелые самолеты, при этом умудряясь не падать, так и что с того? Это совсем не означает, что вся семейка любит магглов, напротив, они их сторонятся, как и все волшебники, иначе Артур и его дети не путали бы гамаши с галифе, жилет с жакетом и электрика с эклектикой… Помнится, среди их родни затесался какой-то сквиб, вроде двоюродный дядюшка, так Уизли его подальше к магглам спихнули и в семейных разговорах стараются о нем не упоминать.

Послушав за спиной шепотки о том, что лишь бы не к Паркеру, Эймос принял решение пойти наперекор близнецам. Не к Паркеру, значит? А вот сейчас облом вам будет, отведу-ка я вас как раз к Паркеру! Что ж… не читал директор сказки дядюшки Римуса про братца Кролика и братца Лиса и про трюк с терновым кустом, не читал, к сожалению. Не сбавляя шага, он сменил направление и привел близнецов вместо каморки Филча к изостудии профессора Паркера. Постучался и вошел, дождавшись разрешения, кивком велев парням следовать за собой. У Филиппа Паркера уже находился нарушитель на отработке, четверокурсник с Когтеврана, пойманный мадам Пинс за задержку и невозврат литературы, он стоял у верстака и протирал кисти от краски. Директор хмуро сказал, кивая на парочку рыжих:

— Профессор Паркер, вот вам ещё двое. Накажите их как следует.

— Что они натворили? — поинтересовался Паркер.

— Саламандру петардой взорвали, — угрюмо ответил Эймос.

— За это полагается исключение, а не отработка, — мудро заметил Паркер. — Как-никак они лишили жизни живое существо.

— Я понимаю, но не выгонять же их из школы из-за ящерицы? — недоуменно развел руками Эймос.

— И что? Вы предпочтете дождаться, пока они не отнимут жизнь поважней? — съерничал Паркер. — Например, человеческую?

— Да Матерь Эпона вас упаси! — воскликнул пораженный Эймос. — Разве они способны человека убить? У них же одни шалости в головах.

— Не так уж далеко от шалости до преступления… — глубокомысленно молвил умудренный странствиями по миру Паркер. В ответ на это директор лишь плечами пожал и, развернувшись, вышел. Филипп вздохнул, засунул в рот кончик шейного платка, пожевал его и кивнул на высокий столик у окна:

— Сложите там ваши палочки и приступайте к отработке, кисти почистите вместе с Майком, их много, на всех хватит…

Фред и Джордж вынули палочки, с ненавистью глянули на учителя рисования и, дружно, не сговариваясь, запустили в него сдвоенный Петрификус Тоталус, мстя за то, что тот радел за их исключение из школы за какую-то вшивую ящерицу. Конечно, как у детей, у них было маловато силенок для полноценной магии, способной нанести увечье взрослому человеку, но…

Но позади Филиппа Паркера стоял учительский стол, дубовый, с острыми углами. И, падая на спину, учитель затылком аккурат приложился как раз об угол. И на пол рухнул он не как под заклятием Паралича — солдатиком, с прижатыми к туловищу руками, а как мертвец — распластано и безжизненно, раскинув руки и глядя в никуда застывшими глазами. А вокруг его каштановой головы растеклась багряная и жуткая в своем наличии лужа…

Когтевранец у верстака непечатно выругался, отшвырнул кисти и выскочил из студии. Враз позеленевшие, Фред и Джордж оцепенело замерли на месте, в ужасе взирая на распростертое тело. На багряную лужу, всё шире и шире разливавшуюся кошмарным ореолом вокруг головы.

— Господи…

— Что мы наделали?..

Тело дернулось, глаза закатились и закрылись. Это почему-то ещё больше напугало близнецов, совершенно побелев, они попятились и прижались к стене.

Вихрем проносясь по пустынным коридорам, Майк понял, что директора он не догонит, так как в панике побежал совсем в другую сторону. Думая об этом, четверокурсник завернул за угол и с разгону в кого-то врезался. Вцепившись в мантию, чтобы не упасть, загнанно дыша, он поднял глаза и прямо над собой увидел скептическое лицо профессора Снейпа. Скептическим был и его вопрос:

— МакДугал, вы куда так торопитесь?

— Профессор!.. Спасите! Паркера… Убили в студии… — задыхаясь от напора эмоций, невпопад и довольно бессвязно еле выговорил Майк. Скептицизм на лице Снейпа тут же сменилась тревогой, отодвинув с дороги студента, он полицейским кроссом побежал к студии. Перед открытой настежь дверью он остановился и с порога осторожно заглянул внутрь. Увиденное очень не понравилось Северусу, вынув из внутреннего кармана-чехла палочку, он крадучись приблизился к телу, нагнулся, пальцами скользнул за платок, нащупывая пульс… Облегченно вздохнул и выпрямился, призвал Патронуса и, раздвоив его, послал за мадам Помфри и директором.

— Он жив?.. — слабенько выдавил кто-то сбоку. Глянув на звук, Северус увидел прижавшихся к стене близнецов. Сложив два и два, вспомнив путанные слова Майка, профессор нахмурился. И, отвечая, не удержался от сарказма:

— А разве похоже, что я позвал коронеров? Что. Тут. Произошло? — отчеканил он вопрос.

Уизлики съежились. Но ответить не успели. В парусах чепчика и юбок влетела Помфри, за ней — МакГонагалл и директор Эймос. При виде распростертого тела Эймос вздрогнул и растерянно пророкотал:

— Я ж минуту назад его оставил. Живым! — и обернулся к двери, в проем которой нервозно заглядывал когтевранец. — Что произошло, МакДугал?

— Ну… — судорожно дернул тот кадыком. — Профессор велел им палочки сложить на столе и приступать к отработке, а эти… — нервный кивок на близнецов, — на него хором Петрификус наслали. Профессор упал и головой об стол…

— То есть, другими словами… напали на преподавателя? — гневно заклокотала Минерва. Близнецы вздрогнули и вжались друг в дружку, похоже, мысль с такой стороны не приходила им в головы и до них только теперь дошло, что всё это выглядит как нападение на учителя. И жалкое объяснение того, что они хотели всего лишь проверить магию на маггле, не прокатит, потому что Петрификус не то заклинание для проверки.

Мадам Помфри тихо и испуганно застонала, и взгляды всех сошлись на ней. Она поднялась с колен и пояснила:

— Проломлена затылочная кость, сильно растет давление, отекает мозг, состояние критическое. Надо доставить мистера Паркера в Мунго, но дело в том, что я не знаю, как это осуществить. Трансгрессия и перемещения через камины — недопустимы, могут привести к летальному исходу. Транспортировка столь тяжелого пациента возможна только вручную и с предельной осторожностью, на носилках или… — тут мадам Помфри запнулась, не зная, как продолжить.

— Или вертолетом, — глухо проговорил Северус. И распорядился: — Доставьте носилки, для начала мы его вынесем из замка и доставим в ближайший травмпункт. Я сейчас отправлюсь в Хогсмид, попробую вызвать скорую.

— Я с вами, — торопливо вызвался директор. Посмотрел на близнецов у стены и, ничего не сказав, вышел вон. Северус за ним. Перепрыгнув в Хогсмид, Северус связался с машинистами Хогвартс-экспресса и попросил их доставить на станцию хотя бы один вагон для перевозки пострадавшего. Его выслушали, прониклись и сказали, что скоро будут. Ещё один скачок трансгрессии обратно в замок, и Северус с Паладином занялись транспортировкой Паркера в Хогсмид. К тому времени мадам Помфри сделала всё возможное: наложила шину и зафиксировала бандажом шею, по типу воротника Шанца, чудом найденного в закоулках памяти и трансфигурированного из чего-то, оказавшегося под рукой. Костеростом она не рискнула пользоваться, осколочный пробой затылочной кости и слишком быстрый отек мозга удержали её от этого.

Северус и Паладин осторожно подняли носилки с Паркером, медленно и аккуратно пронесли по коридорам замка и вынесли на улицу, так же медленно продолжили шествие до Хогсмида, где на станции их уже поджидал Поезд Вселенной, раздувающий пары для путешествия по Небесной Дороге. К нему был прицеплен всего один вагон, в который и занесли носилки с бессознательным Паркером. Лязгнули колеса, с пронзительным свистом вылетел излишек пара, выпущенный из клапанов, дрогнул и покатился вагон — поезд тронулся.

И под этот мелодичный перестук колес Паладин вдруг забормотал что-то, отдаленно похожее на песню:

А поезд на небо уходит все дальше,

По лунной дороге уносится в ночь.

А поезд на небо увозит отсюда

Всех тех, кому можно хоть чем-то помочь…

Встревоженный Северус коснулся его руки, с беспокойством вглядываясь в его смурное лицо, покрытое потемневшей шерстью. Паладин дернулся, глянул на него и глухо выдохнул:

— Моя это вина, Северус. Я не должен был оставлять его наедине с маленькими негодниками. Он как в воду глядел… Он знал, на что они способны.

— Неправда, — тихо возразил Северус. — Не ваша это вина. И не знал он… Никто никогда не знает, отчего пострадаешь в следующую минуту, — помолчав, он негромко спросил: — Что это за песня, Паладин?

Северус впервые назвал директора по имени, и это помогло вывести его из эмоционального ступора — он слабо улыбнулся.

— «Железнодорожник», песня о горе и разлуке. Не так давно она гремела хитом по российским просторам, исполняемая группой рок-певцов «Наутилус Помпилиус». У солиста чудесный голос, а песни — необыкновенны. Душевные, и на все случаи жизни.

— Вы были в России? — с легким удивлением поинтересовался Северус, рассматривая лицо вельфа.

— Да. Посещал город Великий Устюг, гипотетическую родину деда Мороза. Моя правнучка захотела посмотреть на русского волшебника, который до сих пор разъезжает по миру и развозит детям подарки. Честно говоря, я боялся, что это туфта, просто переодетый маггл и всё такое… Но поездка нас не разочаровала. Сказка была настоящей, детская вера в чудо была реальной, как и зима, и кони белые, запряженные в сани, и дед Мороз со Снегурочкой в них, всё было настоящим, неподдельным. И повсюду пели те песни Наутилуса. Просто мы с Миратейей попали в то чудесное время, когда только разгоралась по России слава Нау.

От Хогсмида до Лондона поезд совершил экстренный скачок, занявший всего час реального времени. На большее он не был способен. Вокзал Кингс Кросс. Телефонная красная будка, в которой Северус принялся вызывать скорую, с третьей попытки ему удалось дозвониться, и ему пообещали срочно прислать машину. Вскоре она подъехала к вокзалу с воем сирены и в сиянии мигалок и габаритных огней. Санитары молча и угрюмо, не задавая никаких вопросов, погрузили и закрепили носилки, предварительно оказав первую необходимую помощь — осмотрели пострадавшего, каким-то образом снизили внутричерепное давление и провели в вены капельницу. А вот дальше случилась загвоздка. Магглы не поняли, куда везти пациента. В какой-такой Мунго? Ах, в святой? В тот, что находится в «Чист и Лозоход»? А в Кентигерн Инкомартур не хотите? Он чуточку поближе, в Глазго, ага…

Стоявший возле чьей-то машины странный мужик с явными признаками гипертрихоза на лице вдруг неуловимо изменился, миг, и вот перед врачами скорой дружелюбно скалится лев, приветливо машущий ладонью. Простим бедных санитаров за их вполне понятное бегство — не каждый день люди у вас на глазах превращаются во львов…

Очумевший от нежданного угона санитарной машины, Северус сел рядом с Паладином на пассажирское сиденье и пристегнулся, стараясь не сильно пялиться на льва за рулем. Водил машину тот мастерски, словно родился в ней. Лаяла и выла сирена, мигали габаритные огни и маячки на крыше, ложилась под колеса гладкая лента асфальта, мелькали и летели назад освещенные витрины магазинов вечернего Лондона. Пугливо бибикали встречные машины, чьи водители внезапно встречали взглядами невозможного шофера кареты скорой помощи.

— Сэр, может, смените личину? — робко попытался вклиниться Северус в панический поток встречных «бип-бип!»

— Не могу… — напряженно ответил лев, выруливая на обгон пикапа. — Да и незачем. Так больше гарантий, что нас не запомнят.

Северус понял и заткнулся. И правда, что там полиции очевидцы расскажут? Что лев за рулем проехал туда-то и туда-то?

Наконец приехали. Санитары из Мунго приняли привезенного клиента и тут же унесли его в псевдовитрину. Северус отправился на беседу с главным целителем, а Паладин отогнал подальше угнанную машину, оставив её на платной стоянке, он трансгрессировал к больнице. Нашел Северуса и вместе с ним дождался конца осмотра. Когда к ним вышел целитель-травматолог, оба встали ему навстречу с одним и тем же вопросом в глазах. Колдомедик в лимонной мантии внимательно глянул на них, кашлянул и заговорил:

— Не знаю, чего это вам стоило, но привезли вы его грамотно, очень аккуратно и своевременно. Вы успели довезти его живым, и это главное. Кости мы собрали, залатали что нужно, опухоль спала, мозг цел и не поврежден. Но кома, сами понимаете, вещь непредсказуемая. Теперь всё в его руках. Когда очнется Филипп Паркер, нам не известно, так что будем ждать его пробуждения и дальнейшего выздоровления.

Трансгрессировав к Хогвартсу, волшебники замерли, молча глядя на далекие огни замка. Паладин вздохнул, засунул руки в карманы пиджака и горестно молвил:

— Неужели мне придется их исключить?..

— Придется! — непреклонно заявил Северус. — Пока их экспериментаторский зуд не нанес ещё больше вреда. Директор, может, хватит? Хватит с нас Дерека, Филиппа и саламандры. Или ещё кто-то должен пострадать? Мой сын, например, Гарри?

— Нет-нет! — очнулся от печальных измышлений Паладин. — Вы правы, Северус, больше никто не пострадает.

Тем же вечером близнецы Фред и Джордж были исключены из Хогвартса без права применять магию. Их волшебные палочки были изъяты и сломаны пополам. При обыске их вещей была найдена и конфискована некая Карта Мародеров. Кроме неё, были обнаружены и множество других крайне вредных вещичек вроде недоработанных зелий, сколько-то галлеонов, заработанных на продаже нелегальных вредилок — икотных и кровопролитных конфеток, канареечных помадок, рвотных пастилок и прочей гадости, из наличия которых стало кристально ясно, что близнецы не собирались исправляться. А напротив, намеревались и дальше вредить.

Выпнули Уизликов из волшебной школы, к величайшему огорчению их мамочки Молли. Не стерпевшая такого отношения к своим драгоценным деткам, мамуля принеслась разбираться, прямо с порога громогласно потребовала: «а подайте-ка ей эту тварь зверистую, директора паршивого, который всех увольняет направо-налево без права на второй шанс! Эх, вот был бы тут Дамблдор»…

Ей доходчиво и вполне вежливо пояснили, что ребят исключили по весомым основаниям, так как от их необдуманных действий пострадал хороший человек. Ответ Молли поразил всех.

— Это маггл-то человек? Да не смешите вы мои пушистые тапочки, они сейчас от смеха облысеют! С каких это пор вшивый маггл стал дороже волшебника? Вы мне тут чего хотите сказать, что мои детки, чистокровные маги, исключены и отстранены от обучения из-за того, что случайно пришибли какого-то грязного человечишку? Я отказываюсь это понимать.

— Молли Уизли! — голос Минервы набатом прозвенел по холлу. — При чем тут маггл? Речь идет вообще-то о детях, которые в будущем могут пострадать от выходок ваших сыновей.

— Да что вы говорите?! — всплеснула в ладоши Молли. — Как они могут навредить волшебникам? Вы думайте над своими словами!

— Как раз этим они и занимались, творя свои вредилки, которыми пичкали младшекурсников… — сухо сообщила МакГонагалл. На это Молли нечего было возразить.

Примечания:

Ехал лев по городу...

https://sun9-40.userapi.com/4QsuetBWCpz5gIbuXxwUAU1hXknyRfWMZ8g2NQ/GyB8W_tzdjA.jpg

https://sun9-23.userapi.com/7SaYcHlXPomdoA38IgFmF0otWG4gAUWrnmW3uw/e — YooYn-cQ.jpg

https://sun9-2.userapi.com/dmBq4s4Bj2efc1x-oSdwA0qucU0uEidxKUr2uw/aXalSnAaPI4.jpg

Соломока все обожали. Каждую свободную минуту бежали к вольеру потетешкать львёныша, подержать его чудные лапки, почесать пузико и посмотреть в его круглые, вечно удивленные карие глаза. А на всех выходных Мока вытаскивали на волю и брали с собой на пикники.

Мок радовался детям и с удовольствием составлял им компанию. Сам он обожал Гарри и Дерека, обнимал их и вылизывал, но никто не обижался на него, наоборот, понимали и одобряли его право — зверь должен знать своих хозяев. В учебные часы Соломока навещал Северус, кормил его, убирал вольер и менял подстилку, на время сменяя домовиков, считая, что должен это делать для того, чтобы зверь его не забыл. Что ж, Мок его не забывал — не настолько он был глуп — очень любил папочку Сева, ласково облапывал его за шею и нежно-нежно вылизывал его черную гриву, стараясь зализать её наверх, поставить дыбом, как и положено порядочному льву.

Северус стоически терпел его терку, точно зная, что кожу лев не слизнет, каким-то образом он контролировал свой язык, слизывая-сдирая мясо с говяжьих костей и оставляя целой кожу на лице человека…

В очередной раз прогуляв Мока и заперев его в вольере, Северус неспешно возвращался к себе, ощущая, как горят красные щеки и шея от львиной ласки. И тут навстречу ему вынесло Лизу. Машинально буркнув приветствие, она глянула на него и вдруг резко остановилась, как будто налетела на невидимую стену. Долгую секунду она ошеломленно смотрела на Северуса, потом согнулась, схватилась за живот и дико, совершенно неприлично захохотала. Её смех эхом заметался по стенам общего подземного коридора, распугивая тени и призраков.

Северус скорбно молчал, прекрасно понимая её внезапную истерику — сколько раз он видел свое отражение в зеркале после подобных возвращений: волосы с боков и сзади зализаны вперед и вверх, прямые и подсохшие, «накрахмаленные» львиной слюной, щеки и шея красные, надраенные наждачным языком…

Смех сошел на нет. Истерика утихла, Лиза выпрямилась и повинилась:

— Северус, простите…

Тот саркастично вздернул правую бровь, намекая на более действенные извинения. Лиза подошла и взяла его под руку, привела к себе и впустила в ванную. Когда Северус, умывшийся и приведший волосы в порядок, вышел, она тут же усадила его в кресло и принялась смазывать лицо и шею целебной мазью, снимая раздражение и зуд. Между делом спросила:

— Вам не страшно доверять свое лицо льву?

— Нет, — отозвался Северус. — Я видел, как он ест. Прижмет лапами коровий мосол и языком глубоко и сильно влизывается в мясо и кожу, в буквальном смысле сдирая плоть с кости. Под сильным трением его шершавого языка мясо разлохмачивается, разделяется на волокна и отделяется. Добравшись до кости, лев, что называется, полирует её начисто, до блеска, ни единого волоконца мяса не оставляет. Точно так же львы-людоеды едят и человека, просто слизывают с его черепа лицо. Так что, если Мок точно хотел, он меня давно бы съел.

На это Лиза лишь хмыкнула, склонилась к Северусу ещё ниже, присматриваясь к ссадине на скуле, осторожно потрогала пальцем, зачерпнула из баночки мазь и круговыми движениями начала втирать. Северус, чуть наклонив голову, с интересом смотрел на её пухлые розовые губы, так близко, сладкие на вид. Захотелось их попробовать. Её дыхание пахло земляникой, Северус улыбнулся, вспомнив тюбик зубной пасты с тем же вкусом в её ванной.

Лиза тем временем закончила обрабатывать следы львиного обожания, выпрямилась, закручивая крышечку баночки с мазью и сообщила, что герой исцелен, свободен и может идти. Момент был упущен, но Северус, ни о чем не жалея, молча встал и ушел.

Тайным поклонником Мока был и Драко Малфой. Рано-рано утром, ещё задолго до рассвета, он вставал с постели, тихо одевался и выскальзывал из комнаты, прокрадывался мимо дверей однокашников, выбирался из подземелий и спешил к окну в боковой части галереи. Этот небольшой зальчик, заставленный рыцарскими доспехами, вечно пустовал, в него заглядывал только Филч. И в дальнем его конце Драко держал приоткрытым оконную створку, из которой можно было выскользнуть наружу, на склон холма. Филч знал об этом окне, но почему-то не предпринимал ничего. Драко об этом не задумывался, спрыгнув на проторенную им же тропку, он с замираем сердца спешил к вольеру, где жил чудесный львёнок. Прибежав, он садился на рулон прессованного сена и окунался в очарование звериного царя.

Лев. Как много величия и значений в этом коротком слове! И лев воплощался во многом. Он был на гербе монархов, его телом владел великий Сфинкс, его именем зевал цветок — львиный зев… Всё это Драко представлял себе поскольку-постольку, прочитав о львах там-сям, просто потому, что Гарри завел льва. Главным было не это, главным был сам Мок, живой и настоящий, с круглыми любопытными глазенками и большими широкими лапами. Драко он казался чудом, удивительный зверь из обычного маггловского мира, даже насквозь волшебные книззлы померкли на фоне Мока, ведь маленький неуклюжий львёнок со временем вырастет в огромного и могучего льва…

Мок вдумчиво жевал автомобильную покрышку, заведя лохматые уши на затылок, мечтательно глядя куда-то сквозь Драко — обычный кошачий взгляд в никуда. А Драко сидел, замерев и с восторгом смотрел на львёнка, впитывая каждое его движение, ловя каждый мимолетный взгляд и звук, упиваясь его существованием. Проще говоря, маленький мальчик влюбился во льва, самое обычное и повседневное явление — влюбиться в красивое животное, будь то лошадь арабской породы, кошка-ориентал или берберийский лев.

Полный рассвет и голодное посасывание в животе напоминали Драко о времени, и он, подхватившись, торопливо прощался с Моком, обещал ему прийти позже с Гарри и бегом возвращался в замок.

Филч, снисходительно похмыкивая, выходил из ниши, слушая удаляющийся топот мальчишечьих ног, и, покачав головой, закрывал раму, чтобы завтра снова открыть её до прихода пацана. Старик прекрасно понимал мальчонку, сам тащился от заморского звереныша. В общем, не только Драко был тайным поклонником Соломока, весь Хогвартс, похоже, любил львёнка, необыкновенного питомца Гарри Снейпа-Эванса.

* * *

Филипп Паркер очнулся через два дня. Открыв глаза, он долго и сосредоточенно рассматривал незнакомый потолок. Тот был желтый и высокий, со стрельчатым сводом, такой же, как в домах светлых эльфов, чье описание Филипп неоднократно встречал в толкиеновских книжках. Как-то странно, откуда-то изнутри чесался затылок, поймав себя на этом ощущении, Филипп озадаченно задумался — а что случилось? Последнее, что он помнил, были взорванные звезды перед глазами, ярчайшая вспышка белейших искр на фоне черного непроглядного мрака, а перед этим… два одинаковых паренька с нацеленными в его сторону палочками. И что это было? Ребята на него напали? А зачем? В поисках ответа Филипп приподнял голову и осмотрелся, судя по всему, он находился в больничной палате, ряд коек, отгороженных ширмами, указывал на это. Что же с ним те парни-то сделали, что он небо в алмазах узрел и угодил на больничную койку? Интрига, однако.

Над ним замерцал желтый огонек, сменив цвет на зеленый, он куда-то уплыл по воздуху. Филипп проводил его заинтересованным взглядом и, начиная догадываться, что это такое и зачем, стал дожидаться врачей или сиделок. Логические измышления его не подвели, вскоре к нему подошли трое в лимонных, сочно-желтых мантиях. От их расцветки стало кисло во рту, и Филипп слабо передернулся, рефлекторно желая выплюнуть лимон.

Мужчины начали махать над ним палочками и переговариваться меж собой на абракадабрском врачебном наречии, женщина скромненько стояла на подхвате, сложив руки под передничком. Тем временем врачи-волшебники, видимо, решили осмотреть пациента со всех ракурсов, потому что Филипп почувствовал, что взлетывает и зависает над кроватью… Да идите вы! О-о-оп, вашу мать… перепугавшись, он лихорадочно зашарил руками в пустоте, силясь хоть за что-то ухватиться, как это делает кошка в состоянии невесомости. Не обращая ни малейшего внимания на его панику, врачи-волшебники продолжали вертеть его тело и так и сяк, его закружило по горизонтали — пол-койка-ряд ширм-потолок, пол-койка-ряд ширм-потолок… Слова, которые вспомнил Филипп в эти моменты, были непечатными. Зато по ушам долбомедиков он знатно проехался, да так, что медсестричка симпатично покраснела от его красноречивых оборотов. Наконец его опустили на место, и один из медиков сказал вполне по-человечески:

— Ишь как разругался, любо-дорого послушать. Жить будет, а, Юнис?

— Будет-будет, Гиппи, будет. Красавец. Сущий живчик, никакой магией такого не пришибешь.

После чего, осветив его радостными белозубыми улыбками, целители удалились, оставив Филиппу сиделку, на которую тот и обрушил все имеющиеся у него вопросы. Как и почему он здесь оказался? Сколько пробыл без сознания? Что за больница и где находится?

Узнав же, что попал сюда с пробитым черепом, Филипп офигел и надолго замолк, переваривая чудеса волшебной медицины. Опасливо потрогал затылок, значит, пробойчик там был после удара об угол стола? И от всего этого к настоящему моменту осталось лишь фантомное почесывание, и в коме он всего два дня пролежал после того, как его залатали здесь, в магической больнице… Н-да, чудны ваши деяния, боги и Мерлины, вместе взятые.

Тут до него донесся звук, на который он как-то не обращал внимания — собачье гавканье. Сообразив, что собака гавкала с самого его пробуждения, Филипп удивленно сел и осмотрелся, прислушиваясь, с какой стороны псина лает? И точно ли в палате?

Периодическое гавканье доносилось из-за соседней ширмы. Взглянув на сиделку и спросив разрешения встать, Филипп поднялся с койки и, пройдя десятка два шагов, заглянул за ширму. За ней обнаружилась полноватая тётка трудноопределимого возраста, густая шерсть на лице мешала точно распознать, сколько ей лет. Она лежала на спине, безучастно смотрела в потолок и периодически погавкивала, густо и басовито, как переевший мопс. Полный зарождающегося подозрения, Филипп обошел всю палату целиком, найдя ещё трех пациентов: дедушку с бородой до Мерлина, в глубоком маразме и в памперсе, без одной руки, и супружескую пару в самом дальнем конце палаты, их койки стояли за одной, общей ширмой. Вернувшись к своей кровати, Филипп категорически спросил у сиделки:

— А почему я в одной палате с психами лежу? Я чё, — тут он выразительно покрутил пальцем у виска, — ку-ку?

И услышал в ответ:

— А это не психи, мистер Паркер, они все под проклятиями. Получили их в разное время и по разным причинам. Агнес Пинчпраут попала под детский выброс своего сына, тот очень-очень хотел собачку и невольно магически ударил мать, желая, чтобы та стала собакой. Последствия оказались необратимыми, расколдовать её так и не удалось, вот уже много лет она лежит тут, женщина с собачьим разумом. Сын её подрос, давно осознал вину и регулярно посещает мать. Альбус Дамблдор украл проклятое кольцо, надел его на палец и его хорошенько шарахнуло чем-то темномагическим, его пытались спасти, даже руку отрезали, пытаясь остановить проклятие, но безуспешно. Оно продолжает его медленно убивать, Дамблдору недолго осталось жить. Френк и Алиса Долгопупсы были запытаны Пожирателями смерти до потери памяти. Десять лет они уже здесь находятся, но так и не приходят в себя, по-прежнему никого не узнают.

— И не узнают, — буркнул Паркер. — Амнезия-то не лечится. Тут мозги не лечить надо, а развивать то, что в голове осталось…

Насчет особаченной Агнес Филипп тоже подкинул идейку — воспитать её по-собачьи… И в палате Януса Тики началась весьма активная жизнь, дедушку, кстати, перевели в другое помещение, чтобы не тревожить его шумом. А Алису, Френка и Агнес принялись развивать. Первых учили чтению, рисованию, столовому этикету, а для второй в комнате раздавались звучные команды: сидеть, лежать, дай лапу, замри, голос, молчать, служи.

И ведь что интересно. Ожили пациенты, в их глазах засияла жизнь и появились (!) искорки понимания. Хотя, честно говоря, было немного странновато наблюдать, как полная тётка лет сорока на вид ползает на карачках и гавкает… подает руку на манер лапы, грузно садится или ложится. Но, к сожалению, это оказался единственный способ растормошить и хоть как-то социализировать Агнес Пинчпраут. Собакам, как ни крути, тоже воспитание полагается.

Алиса и Френк быстро вспомнили, как пользоваться ложками и вилками, сохранились у них и навыки чтения, и бедняга Гиппократ Сметвик теперь только за голову хватался — эх, ну что им стоило обратиться к маггловской технике лечения ещё десяток лет назад? За эти годы они бы давно были здоровы и вполне способны родить ещё детей, а они, горе-медики, почему-то сочли, что проклятие неизлечимо, и заперли бедолаг в четырех стенах, да ещё и отгородили ширмами от остального мира, позволив их мозгам задеревенеть и застыть во времени. Вот уж воистину, правильно мистер Паркер высказался: «прогресс на фоне консерватизма — самый парадоксальный парадокс».

Сына и маму со свекровью чета Долгопупсов так и не вспомнила, но им, как выяснилось, достаточно было и простого знания того, что у них есть родные, которые ждут их дома: престарелая матушка и сынок. Иногда это так много значит — простое понятие семьи, ну, а остальное, как любят приговаривать все боги, приложится.

Исполнив свою невольную и совершенно случайную миссию, свободный художник Филипп Паркер благополучно вернулся в Хогвартс через две недели после инцидента с близнецами.

* * *

Молли очень удивилась, увидев на пороге своего дома собственных сыновей. Широкоплечие и рослые, пламенно-рыжие Билл и Чарльз нагрянули в «Нору» в последних числах сентября.

— Привет, мамунь! — жизнерадостно пророкотал Билли, сгибаясь пополам, чтобы обнять мамочку Молли.

— Мама! — столь же радостно пробасил Чарли, в свою очередь сгребая мамку в медвежьи объятия.

Услышав голоса, сверху скатились Джинни и Фред с Джорджем, последние так и застыли при виде старших братцев, своими чутьистыми жопами сразу заподозрив неладное. Ведь неспроста же старшие братья приезжают из Румынии и Египта… Что ж, пророческие задницы их не подвели. Уже вечером, после основательного ужина, Билли и Чарли объяснили родственникам цели своих визитов.

— Ну, мамунь… — Билл выразительно помахал свернутой газетой. — Ну и речь ты закатила, и где — в Хогвартсе, посередь холла, полного умных деточек. Ещё в «Пророке» напечатано о мистере Паркере и о том, что некоторые личности совсем не ценят живую жизнь, ни человеческую, ни саламандровую.

— Фред, Джордж, как вы могли нас так разочаровать? — спросил Чарли, скорбно глядя на близнецов. — Вы зачем ящерицу укокошили? Зачем напали на преподавателя?

— Но мы не хотели! — воскликнул Фред.

— Он сам упал на стол! — подхватил Джордж.

— Под воздействием вашего сдвоенного Петрификуса, — чуть поднажал Билл. — Вы какого Брахуса наслали на учителя такое заклинание? Он вам что, Пожиратель смерти, чтобы в него Петрификусами швыряться?!

— А чего он… на нас наехал с исключениями… — вяло огрызнулся Джордж.

— Так за саламандру он на вас и наехал! — сердито вставил Чарльз. — Вы же ящерицу убили и даже раскаяния при этом никакого не проявили, как будто она муха какая.

— Да далась вам эта ящерица! — с воплем взвился Джордж с дивана. — Ну что она, золотая, что ли, или праматерь матери драконов?!

— Сядь! — оглушительно рявкнул Билл. И обратился к Чарльзу: — Разделим?

— Неа… — повел тот широкими плечами. — Впечатлениями не с кем делиться будет. Обоих возьмем. По очереди. Неделю у тебя, неделю у меня.

— Заметано, — согласился Билл и велел близнецам. — Ну, гаврики, собирайтесь, поедете к нам, в Египет и Румынию поочередно.

— Зачем?.. — опасливо съежились «гаврики».

— Жизни учиться, — пояснил Чарльз, ехидно прищурив правый глаз. — Раз уж вас вытурили из Хогвартса…

Пыльно-песочный Египет, жаркий до звона и дрожащего марева. Солнце палило так, что казалось — это не пот с лица стекает, а сама кожа сползает вниз по костям вместе со сварившейся плотью… Дышать было нечем, горячий воздух врывался в легкие вместе с жаром и раскаленным песком. Ночи ждали как спасения, ненавидя бешеное дневное светило. Ладно, дождались, пришла она, темная и звездная. И ледяная. Напрочь вымораживая полуденную жару и превращая песок в сухой снег, холодный и жуткий.

Наутро стоял тако-о-ой дуба-а-ак… Палатка торчала колом без помощи тросов и кольев, флаги реяли в безветренном воздухе, под ногами трещал и звенел песочный снег. Воду для мытья и кофе пришлось растапливать на костре.

Вот и что лучше? Удушающий зной днем или стылая арктическая стужа по ночам? В этом сезоне Билли работал ликвидатором проклятий в археологической группе. При раскопках и вскрытиях древних гробниц он шел впереди вместе с чернорабочими. И многих, очень многих бесправных арабов он спас, вовремя отводя проклятия спящих фараонов.

Сколько раз близнецы покрывались холодным потом, видя, как их старший брат отважно бросается вперед, закрывая собой и наколдованным щитом черного раба с лопатой… Зачем-то спасая и защищая чужую ничтожную жизнь. Жизнь какого-то безвестного Мустафы. Зато вечером… В круг костра к Биллу подходит тот самый Мустафа и с поклоном подает ему кожаный бурдюк со свежим козьим молоком, а спасенного днем отца окружает стайка голоногих и голопузых ребятишек, числом эдак -дцать.

Помимо прочего, Билли ещё исполнял обязанности медбрата при местном лазарете, длинная брезентовая палатка-больница была традиционно переполнена пострадавшими и заболевшими. Билли ходил за местным эскулапом, выслушивал диагнозы и наставления, потом, получив инструкции, ходил между коек, мерил температуру, подавал попить, выносил судно… Ну и братьев, конечно, припряг к себе в помощь. Так что насмотрелись близнецы на больных в ту осень, впрок насмотрелись на то, как сражаются с болезнями и проклятиями пострадавшие арабы. Видели они и смерть, реальную, настоящую, с корчами и судорогами, видели, как умирают люди, сраженные древними проклятиями мертвых фараонов и их цариц. Призадумались Уизлята, не до хихиканья им стало.

Румынский климат схож с российским. Практически на всей территории Румынии преобладает умеренно-континентальный тип климата, лишь на юго-востоке страны, у Черноморского побережья — умеренно-морской. Но в той области, куда Чарли переместил братьев, проживали драконы, и климат для них был соответствующий — горно-вулканический, загазованный настолько, что казался мезозойским. Сотрудники драконоведческого заповедника ходили практически в скафандрах, головных пузырях и специальных жаропрочных костюмах.

Драконы огромны, и для их комфортного проживания были предусмотрены столь же огромные территории — несколько десятков квадратных миль на одного дракона. Будучи достаточно мудрыми, звери не нарушали условные границы соседей и не покидали пределов заповедника. На волшебников обращали внимание постольку-поскольку, потому что те нагло нарушали ИХ границы. Но почему-то терпели их вторжения на свои суверенные территории.

Уже в первый же день гости Фред и Джордж поняли, что драконоводы — совершенно особенные люди. Только они могли жить и работать рядом с драконами, дышать с ними одним воздухом, лечить и воспитывать молодняк и самое главное, любить драконов. Близнецов в дрожь бросало при виде того, как с турбинным ревом в небо ввинчивается шеститонная махина с шестнадцатиметровым размахом крыльев. Как при этом дрожит земля и поднимается ураганный ветер, поднятый гигантскими парусами.

А как страшно выглядит смерть дракона… Был уже третий день гостевания близнецов, когда они стали свидетелями этого трагичного зрелища. Поднятая по тревоге группа драконоводов трансгрессировала на место нарушения границы заповедника. Чарли перенес братьев в защищенный цементный бункер, из которого близнецы получили возможность увидеть битву. Как стало понятно из объяснений, на драконью территорию ворвались три дикие виверны, размером и функциями ничем не уступающими самим драконам. Обычно налет этих хищников наносит сильный урон заповеднику, и их иногда перехватывают пограничники, если успевают. Но на сей раз коварные виверны напали ранним утром. И объектом их охоты стал шведский тупорыл, молодой дракон. Именно драконий молодняк становится жертвой противоборствующих видов, впрочем, взрослые драконы не остаются в долгу, и обыкновенно при встречах стараются прибить как можно больше виверн. Что поделать, нереально остановить межвидовую вражду зверей, как невозможно тормознуть естественный отбор всего животного царства.

С визгом и лаем они втроем наседали на тупорыла, хлеща крыльями и кусая куда придется. Серый дракон яростно ревел, изворачивался и плевался огнем, его шея, плечи и крылья были жестоко изранены и сильно кровоточили. Несколько магов рискнули подступиться достаточно близко, чтобы достать противников заклинаниями из палочек.

Секо, Редукто, Эверте Статум… щит Протего просто от отчаяния, хоть как-то прикрыть-защитить дракона. Но то ли виверны попались слишком свирепыми, то ли помощь подоспела слишком поздно. Взвизгнув особенно громко, все трое обрушились на голову тупорыла и прежде, чем хоть кто-то успел опомниться, свернули ему шею.

Но улететь убийцы не успели. Подоспела вторая группа, и два десятка заклинаний оборвали их жизнь. Тела их, и виверн, и дракона, расчленили на ингредиенты, те самые, которые неоднократно продаются в волшебных кварталах и над которыми громко возмущаются рачительные домохозяйки:

— Печень дракона по семнадцать сиклей? Да они там совсем ополоумели, в своих заповедниках!

Печень пограничника, шведского тупорыла, тоже окажется там, на рынке, и тоже будет дорогой. А Джордж и Фред теперь точно знали, что никогда-никогда не купят себе палочку с начинкой из сердечной жилы дракона…

Шло время. Неспешным шагом ушел нарядный сентябрь, унося с собой осенний листопад, туманы и солнечный свет, вежливо уступая дорогу ветреному октябрю с его дождями и хмарью. Октябрь был довольно скуп на добрые дела, его верные спутники, ветры-овчарки, постоянно дули, собирая в кучу небесную отару — облака, тщательно прикрывая ими солнце. Также они пригоняли на дойку тучные стада коров, черных и огромных, переполненных молоком, и оно, это бесцветное молоко, дождем проливалось на землю, щедро орошая озимые поля и гумна. Прессуя собранное сено, вбивая в землю палую листву, погуще и поплотнее, чтобы они слежались как можно лучше под снежным одеялом и перепрели за зиму, таким образом готовя из них будущий весенний чернозем…

К тому времени круг общения Гарри сформировался полностью. Его друзьями, помимо Драко, стали Невилл, Дерек, само собой, Седрик и все мифики, Торин с Гэвином и Нели с Зевсом. И братья-барсики с троллем и девушкой-нэко очень привязались к Гарри, честному и доброму мальчугану. Потому что Гарри очень хорошо относился к ним, как к равным и себе подобным, не делая никаких различий между собой и ими.

Седрик Диггори пришел через год после первых магиков и был сейчас на четвертом курсе, всего на год отставая от них. В свое время он был покорен необычными второкурсниками и проникся к ним симпатией. И вместе с ними дошел до известных нам событий — несчастного случая с Дереком-волвеном. А после его возвращения в школу, узнав, что Дереку выйти из комы помог Гарри, Седрик стал и ему импонировать, а заодно и новым мификам, гарриным одноклассникам.

И существенная разница в годах им совсем не мешала дружить. Напротив, младшие тянулись к старшим, а те, в свою очередь, стремились помочь маленьким коллегам во всем и всегда.

С наступлением октября должны были начаться тренировки по квиддичу. И вот тут-то обнаружилась проблема (во память у них!) — у команды Гриффиндора не было загонщиков, близнецы-то Уизли тю-тю. Бедный Оливер Вуд аж за голову схватился, когда сообразил, что поздно вспомнил об отчислении Фреда и Джорджа и не сподобился принять в команду запасных игроков. Пенни послушала стенания Рона о том, что не надо было братцев отстранять, что лучше их никто не отбивал бладжеры, потому что они сами были, как бладжеры! И спросила:

— А мы тогда как? Мы же не на метлах летаем, а на конях.

Гарри обернулся к ней от стола Пуффендуя и тоже задал вопрос:

— А что нам мешает основать новый вид спорта? Воздушное поло, например? Есть же поло водное и конное, так почему не устроить квиддич-поло?

На очень долгую минуту в Большом зале наступила ошеломленная тишина. Потом по залу прокатилась волна вопросов и уточнений: чистокровки экстренно спрашивали, что такое поло и с чем его едят, магглорожденные и полукровки объясняли. Затем старшекурсники загрустили, поняв, что именно они упустили. Но тут Гарри снова всех удивил. Встал на лавочку и обратился к залу с торжественной короткой речью:

— Своего коня по имени Туман я передаю в распоряжение Седрика Диггори на время всех матчей.

Это решило дело, тут же все младшие ученики передали своих коней квиддичистам на время игр. Осталась сущая малость: познакомить коней с квиддичем, а старшим — научиться ездить верхом.

Кони оказались ну очень понятливыми, они быстро скумекали, что за веселая игра им предлагается и какие правила в ней фигурируют. С квоффлом полагается лететь к кольцам противника, от бладжеров уворачиваться, а за снитчем гнаться и ловить.

Мастера-шорники чуть на стенку от изумления не полезли, получив престранный заказ — пошить попоны на лошадей цвета хогвартских команд по квиддичу…

Снова Хагрид включился в работу, контролируя скакунов-летунов и корректируя правильную посадку всадников. А когда Гав-Гав, конь Терренса Хиггса, и Параплан Джека Гранда поймали снитчи, начались прения: засчитывать ли пойманные конями снитчи? Пока спорили и рядили, во время тренировки чей-то конь отбил бладжер, летящий в голову Вуда… Подвиг гиппорона пришлось учесть и закрепить за ними право играть наравне. Таким образом, летающие кони утратили безличный статус спортивного снаряда и получили звание полноправного партнера.

Первый пробный матч состоится по расписанию — в конце первой недели ноября. Итог этой игры должен был поставить последнюю точку в сомнениях — упразднить ли метлы и перейти ли полностью на гиппоронов, а уже отсюда вытекал следующий вопрос: утвердится ли новый вид воздушной игры — квиддич-поло? Разумеется, все ждали этого дня как чуда, волновались и гадали: пройдет — не пройдет…

Проплакал и прошел унылый и плаксивый октябрь, покорно ушел на север, слыша звонкий свист морозного хлыста ноября. Тот по-хозяйски наступал, тесня мокрого плаксу, замораживая инеем траву по утрам и окутывая им же стволы и ветви деревьев, попутно сковывая тонким, непрочным пока ещё льдом поверхность озер и рек.

Наконец-то настал желанный и волнующий день — первый поло-матч! Весь немаленький стадион был переполнен, в замке впервые за всю его историю никто не остался, все утянулись на поле для квиддича, даже Миссис Норрис, пушистая серая кошка Филча. Всем хотелось засвидетельствовать первый дебют гиппоронов, которых многие доселе помнили лишь по зимним покатушкам на Рождество. Мадам Трюк чувствовала себя явно неуютно рядом с верзилой Хагридом, исполняющим роль лошадиного тренера, между ними на мерзлой траве дрожал сундук — это изнутри рвались мячи, почуявшие свое время. Чутко встряхивалась и распрямляла свои гибкие плети повилика, готовая приступить к своим спасательским обязанностям. Взволнованные зрители на трибунах мало-помалу успокаивались, охваченные первоначальным возбуждением, крепче усаживались, поправляя шапки и шарфы, очки и варежки, перебирая принесенные с собой флажки и пакеты с чипсами и попкорном…

МакГонагалл оглядела собравшихся, кинула досадливый взгляд на Ли Джордана, отказавшегося быть комментатором без своих верных дружков Уизли, кашлянула и, поднеся ко рту волшебный мегафон, гаркнула:

— Начинаем! Команда Гриффиндора: капитан и вратарь — Оливер Вуд на Галанте! Охотники: Анджелина Джонсон, Кети Белл, Алисия Спиннет! Загонщики: Уильям Плант и Себастьян Гранц! И ловцы Джек Гранд с Парапланом!

Под свист и вопли сотен болельщиков из ворот гардеробной выбежали снежно-белые кони в ярко-алых попонах с вышеперечисленными всадниками, проскакав по полю, они полукругом выстроились на своей меловой отметке. Минерва начала перечислять вторую команду:

— Команда Слизерина: капитан и охотник Маркус Флинт на Летучем Голландце! Охотники: Эдриан Пьюси, Грехэм Монтегю! Майлс Блетчли — вратарь! Загонщики: Перегрин Дерек и Люциан Боул! И ловцы Терренс Хиггс с Гав-Гавом!

Под точно такие же вопли и посвисты на поле выбежали со своими партнерами серые в яблоках кони в изумрудных попонах. Полукругом выстроились напротив первых, образовав собой серо-белый круг с ало-зеленым верхом, грациозно выгнув шеи и выпятив грудь. Мадам Трюк оседлала метлу и, дунув в свисток, пинком открыла сундук, вместе с мячами взмывая в небо, в ту же секунду взлетели и кони, моментально занимая свои позиции. Вратари устремились к кольцам, охотники ринулись в бой за квоффл, загонщики рванули за бладжерами, а ловцы пока что поднялись к облакам — снитч так быстро ловить не полагается.

МакГонагалл комментировала сухо и безэмоционально, четко и по делу, как диктор по радио. Зрители, замерев и затаив дыхание, неотрывно следили за летунами, подмечая ловкость и скорость коней. В отличие от бездушных метелок, кони сноровисто лавировали средь своих, виртуозно уходя от столкновения и доставляя своего напарника к блаждеру или квоффлу. Вратарей теперь точно стало двое: и конь, и всадник с одинаковой страстью защищали свои кольца, отбивая квоффл копытами и руками. Бладжеры всадники традиционно отбивали битами, а их летающие четвероногие напарники с дьявольской точностью отлягивали их ногами, отпинывали передними копытами и откидывали широкой грудью.

И всё-таки голы и той, и другой стороне удавалось забить. Вот жеребец слизеринского охотника подлетел к воротам и цапнул вратарского коня за круп, тот с визгом развернулся, а летящий следом второй слизеринец с ходу метнул квоффл мимо отвлекшегося вратаря… Точно такая же тактика со стороны Гриффиндора — и счет сравнялся, стал 10:10, чуть позже 20:40, а потом и 60:60. Ещё несколько удачных голов, и ловцы начали шарить глазами по небу в поисках снитча — настало его время.

Вот он! Нет, там… А через секунду здесь, под правым задним копытом небесного коня. Блеснет заманчивой золотой каплей, сверкнет и пропадет, и нет его, будто причудился, как волк-оборотень в тумане. Как же быстро он летает, даже не летает, а телепортируется с места на место! Ловцы и кони следят в четыре глаза, выискивая золотой огонек. Снова сверкнул там… тут… Параплан лег в пике и камнем понесся по небесной плоскости, к его шее приник перепуганный Джек, лихорадочно просматривающий горизонт впереди конского носа, пытаясь увидеть снитч, уже увиденный и преследуемый конем. Всхрапнув, Параплан мотнул головой и, сделав последнее усилие, нагнал золотую звездочку. Тут и Джек его увидел и, не растерявшись, протянул руку, вытянулся сам весь вперед и, опасно свесившись с холки, схватил неуловимый мячик, носящий гордое имя славного сниджета.

Свисток судьи и итог игры: двести десять — шестьдесят в пользу Гриффиндора! Гвалт поднялся тако-о-ой, что метла Трюк испугалась и нервно шарахнулась вбок, совершенно случайно сбрасывая хозяйку. Так что расслабившаяся было повилика срочно ожила и поймала упавшую с небольшой высоты тётку.

Звездный дебют квиддич-поло прошел успешно, новую игру утвердили в Хогвартсе. Пока только в школе, а потом будет видно, пойдет ли она по всему маг-миру, придется ли по душе волшебникам и членам департамента магических игр и спорта.

Спустя полтора месяца те же кони, прекрасно зарекомендовавшие себя в качестве партнеров квиддичистов, резвой и радостной рысью неслись по толстому и прочному льду замерзшего озера, везя в санях восторженных детей под нежный перезвон серебристых колокольчиков и бубенцов на упряжи и дугах. Гарри сидел рядом с Торином, на его коленях лежала слегка располневшая Симона, пальцы Гарри глубоко зарылись в теплую полудлинную рыже-белую шерсть. Кошка тихо мурлыкала.

А вокруг было морозное утро. Скрипел под полозьями снег, покачивались сани на легких уклонах-сугробах. Декабрь подкрался незаметно, как опытный охотник к птичьей засидке, придерживая за холку страстную легавую. Тихо и нежно, бесшумно раздвигая перед собой хрусткую солому и тонкий-звонкий промороженный рогоз, но как бы тихо он ни крался, услыхал его чуткий ноябрь. И с паническим кряканьем и грохотом крыл взлетела в небо стайка осенних уток… Но не было у декабря с собой ружья, молча он проводил взглядом улетающую осень и неспешно двинулся в сезонное шествие по земле, а впереди перед ним поземкой струился легавый пёс, снуя челноком в поисках отставших птиц.

К этому времени Соломоку исполнилось девять месяцев, он заметно вырос и окреп, неуклюжие ранее лапы стали толще и сильнее и теперь более уверенно ступали по грунту. Кроме того, Мок оброс длинной зимней шерстью, это был его последний детский наряд, весной после линьки у львёнка исчезнет пушок и вырастет настоящий львиный бархатный мех.

Мок тоже ехал в санях, придерживаемый за ошейник твердой рукой Северуса, они оба наслаждались поездкой, подставляя лица навстречу колючему ветру. Ладонью Северус ощущал, как под тонкой шкурой ходит молодая сила, как пружинят и играют избытком энергии мышцы юного льва, и думал… Думал обо всем, что произошло с ним за все время от Азкабана до нынешнего сейчас. Изначально предполагалось, что у него будет другая жизнь, совсем иное у него было в планах: поправить здоровье, очистить запятнанное имя, найти и забрать ребёнка и уехать из страны подальше от происков бородатого мудозвона…

Но вмешались непредвиденные случаи и подкорректировали текущие события: попал в беду Билли Уизли, и только ему, Северусу, удалось его спасти, ну, а дальше всё по цепочке понеслось. О своем спасении Билли рассказал Чарли, тем самым заставив уважать нелюдимого профессора. Именно к нему в итоге подошел Чарли в день открытия Тайной комнаты и поделился с ним секретом — ручным василиском-балиониском по имени Лучик. Ну и далее: сбор и уничтожение крестражей, дурацкая попытка старикашки стащить кольцо, проклятие, ударившее по нему, Мунго и новый директор.

Северус улыбнулся. Именно благодаря новому директору он рискнул открыть миру своего сына, своего чудесного мальчика. Удивительный человечек, любящий зверей, человечек, у которого есть лев. А значит, и у него тоже. Ладонь Северуса мягко провела по жесткому загривку, Соломок посмотрел на него и глухо «кахнул», обдавая его лицо густым белым паром.

— Я тоже тебя люблю, Мок, — ласково отозвался Северус.

Сани, скрипя и звеня, подкатили к вокзалу и выстроились вдоль перрона и знакомого детям поезда. Сердечки первокурсников радостно подпрыгнули, как только они вспомнили, какое дивное путешествие их ожидает! Счастливо гомоня, ребятишки мячиками ссыпались с саней и, не забыв погладить на прощание коней-гиппоронов, дружной толпой ринулись в гостеприимно распахнутые вагонные двери. Скорей, скорей домой, навстречу Рождеству и мамам с папами! Ура!

Снова беззвучно стучат колеса по небесной дороге, снова дрожит под ногами пол на стыках невидимых рельс, снова за окнами бегут космические пейзажи. В купе их шестеро: Гарри и Дерек, Лиза и Северус, Соломок и Симона. Ненадолго, вскоре Гарри захотел найти своих друзей-мификов и отпросился у папы, с той же целью с ним покинул купе и Дерек, им очень нужно было побыть с друзьями, попрощаться перед каникулами.

Пройдя немного по коридорам нескольких вагонов, они нашли их, сначала Дерек, а через купе и Гарри. Гарри заглянул к четверке и вопросительно поднял брови. Нели и Зевс заулыбались, Торин и Гэвин засияли глазами и дружно пригласили Гарри в купе. Заскочив туда, он уютно зарылся между Торином и Зевсом, тепло прижимаясь к их горячим телам.

— Ух, подумать только, на целых две недели расстаемся! — сочувственно протянул Зевс.

— И только зимой, — понимающе подхватил Нели. — Летом вообще ужас! Придется расстаться аж на два месяца.

— А вы приезжайте ко мне, — жалобно попросил Гарри. — Летом. Ну пожалуйста!

— Гарри, а знаешь что? Давай ты к нам приедешь? — предложил Зевс. — Нам, мифическим созданиям, как-то не с руки появляться в мире простых людей. Ты представь, Гарри, что с ними случится, если они увидят нас, таких странных и непонятных…

— Конечно, я понимаю, — торопливо закивал Гарри. — Я к вам приеду, обязательно. С Дереком, Моком и собачками. Я своих собачек привезу, ладно? Потому что расстаться с ними ещё и на лето я не смогу.

Гэвин смешливо тявкнул, Нели засмеялся и потрепал его по ушкам-лопушкам. Гарри с интересом посмотрел на них, и Нели пояснил, отвечая на его немой вопрос:

— У него дома тоже собачки есть, маленькие и смешные.

— Ух ты, правда?! — оживился Гарри и вдруг озадачился. — А как мне к вам, по очереди, что ли? Вас же четверо…

— Да нет, Гарри, зачем по очереди? — возразил Нели и успокоил: — Мы все этим летом соберемся у Зевса, у его родителей самые большие угодья…

— Да не скромничай, Нель, — хмыкнул сфинкс. — Скажи уж прямо — самые большие земли и дом, самый крупный спрятанный домен.

— А что это такое? — заинтересовался Гарри.

— Это очень большая пространственная складка, прямо скажем — целый мир. Параллельный, — пояснил и уточнил Зевс.

— Да ты что?! — опешил Гарри, машинально бросая взгляд на планету за окном. Все остальные тоже посмотрели на неё — сине-зеленая и крутобокая, с белыми шапками на полюсах, она плыла в космической черноте, далекая и загадочная. Гарри, поддавшись настроению, тихо спросил: — Интересно, это они, параллельные миры?..

— Не знаем, Гарри, может, и они… — развел руками Нели.

— Нам только одно известно, — задумчиво продолжил общую мысль Зевс. — В некоторых местах Земли находятся Бреши или Трещины, сквозь которые временами проникают обыкновенные люди. В зависимости от местоположения и ситуаций они либо пропадают навеки, либо возвращаются спустя много лет, а некоторые могут просто вернуться и сохранить память о приключениях и друзьях, оставшихся по ту сторону Бреши. Таких мест много и достаточно известных, как, например, Бермудский Треугольник, Скрюченная Роща или Шервудский лес.

Гэвин гавкнул и руками изобразил:

— «Безлюдные пространства».

— Верно, и они тоже, — согласился Зевс. — Безлюдные пространства встречаются на бескрайних просторах огромной России. Их чаще всего находят дети, маленькие первооткрыватели загадочных пустырей и брошенных дорог. Где-то они находят страны, в которых нет никаких взрослых и где светят сразу месяц и луна.

— А может, это у них фантазия такая? — осторожно спросил Гарри.

— Не думаю, — помотал головой Зевс. — Гэвин встречал одного такого в Безлюдном пространстве. Тот пацан открыл как-то тайну скрытых дорог и с тех пор шастает по ним, как у себя дома. И ведь нельзя сказать, что он волшебник, скорей, он просто одаренный, как наш профессор Паркер. Гэвин, а ты сможешь его позвать к нам будущим летом, будет здорово познакомиться с ним.

Гэвин с готовностью закивал, знаками пообещав, что позовет. Гарри восторженно замер, глядя в стену напротив, представляя знакомство ещё с одним необыкновенным человеком, возможно, сверстником. Пусть он не волшебник, но знает о параллельных мирах и даже о каких-то скрытых дорогах, по которым запросто переходит из мира в мир, как по коридорам из комнаты в комнату. Вот уж действительно, и у простого человека магу есть чему поучиться.

К вечеру Поезд Вселенной домчался до конечной остановки — вокзала Кингс Кросс. Гарри чуть покачнулся на выходе на перрон, Северусу пришлось его поддержать под руку, ну и естественно, забеспокоился.

— Что с тобой, Гарри?

— Укачало, пап, — осовело посмотрел на него мальчишка. Северус покачал головой и, продолжая его придерживать, двинулся по платформе в сторону Перехода. К ним присоединились Пенни, Гермиона, Джастин и Дин.

Идущий далеко впереди Невилл вдруг резко остановился, словно налетев на преграду. Рука Северуса крепче сжала плечо Гарри, а шаг его замедлился. Гарри с тревогой глянул на отца. Что происходит? Тем временем Невилл потрясенно вскрикнул:

— Мама?

И сорвался, коротко взвизгнув, к невысокой худой женщине, наклонившейся навстречу…

Алиса Долгопупс впервые за все годы встретила на вокзале своего сына. Всё понимающие друзья сгрудились поодаль и с ласковой растроганностью наблюдали за невозможной по своей сути встречей. Невилл отчаянно крепко обнял маму, вжимаясь в неё всем своим телом и совсем не замечая, что плачет.

Вздохнув, Северус потянул Гарри дальше, к Переходу. Взглядом попрощавшись с друзьями, Гарри шагнул в арку вместе с Пенни и прочими магглорожденными. Синий пикап Пеннов уже ждал их на стоянке. Идя к нему, Гарри почувствовал чей-то взгляд. Оглянулся. У кирпичной стены вслед ему смотрел Дерек, с невыразимой, какой-то собачьей тоской в глазах. Гарри мысленно пнул себя по ноге — когда же он запомнит, что Дерек не простой человек, а верный волвен, которого нельзя бросать даже на минуту. Позвал:

— Дерек, ты с нами?

Облегченно закивав, тот быстро подошел и благодарно заглянул младшему брату в глаза. Потом, наклонив голову, полез в машину, на заднее сиденье к Пенни. Пожав плечами, Гарри забрался следом, откровенно чихая на то, как с этим разберутся взрослые. В салоне Пенни тут же передала ему Симону, которую честно тащила от самого купе.

Северус сконфуженно и виновато посмотрел на встревоженную Лизу. Зелено-карие глаза женщины испуганно смотрели то на сына в машине, то переходили, вопросительные и недоумевающие, на Северуса. Наконец она сдавленно спросила:

— Что произошло с ними, Северус? Почему они стали братьями?

Пришла очередь удивляться и Северусу, непроизвольно-крепко он сжал поводок, отчего всхрипнул придушенный Мок.

— Братья? Как… Что вы сказали?..

— Это я вас спрашиваю! — Лиза нервно обняла себя за плечи. — Что такого запредельного должно было произойти, чтобы волвен начал считать человека братом? Обычно такое случается, когда человек спасает волвена от смерти… — тут Лиза вздрогнула, её глаза испуганно расширились, и она неуверенно проговорила, протестуя: — Только не говорите мне, что мой мальчик был в смертельной опасности…

И тут же по лицу Северуса поняла — был. Да и мужчина подтвердил, сказав как можно мягче:

— Они оба были в опасности, Елизавета. Оба были на грани гибели. И так сложилось, что они спасли друг друга от верной смерти. Дерек — Гарри, и Гарри — Дерека. Правда, я не знал, что это приведет к братству. Простите, Лиза, я не очень хорошо осведомлен в природе волвенов.

Лиза покачала головой, потом, кусая губы, подошла. Застенчиво заглянула в лицо Северуса снизу вверх и робко, очень робко спросила:

— Вы же меня не разлучите с сыном?

В ответ Северус открыл дверцу со стороны пассажира и неловко наклонил голову, приглашая её в машину. Сам он, посадив Мока в клетку на пикапе, забрался к мальчикам и Пенни.

Дома, едва разобравшись с вещами и львёнком, Северус и Харви Пенн занялись обустройством Лизы. Для неё, как ни странно, нашлось место. В маленьком одноэтажном домике, кроме незанятой мансарды, находились ещё цокольный (подвальный) этаж и чердак, на который вела подъемная складная лесенка.

Так как в подвале обитали сушильня-прачечная и бойлерный котел, и для людей он был непригоден, то Лизе в полное её распоряжение предоставили мансарду, а для Дерека снова спустили лесенку на чердак, где он жил в августе.

Нянюшка Пенн снабдила гостью женским бельем и вещами первой необходимости. Конечно, чердак и мансарда традиционно не отапливаются и считаются самыми холодными помещениями во всем доме, но англичанину даже и в голову не придет жаловаться на прохладу. Тем более, что лето в Англии чуть теплее осени, а зима ненамного холоднее весны… Или наоборот? Ладно, как-то так, просто для обогрева помещения и подачи горячей воды в колонку на кухне в осенне-зимний сезон круглосуточно работает котельная, получая передышку с приходом весны и до следующей осени. Кроме того, гостиная и спальня хозяина обыкновенно прогревается каминами, а благодаря системам труб тепло от каминов разносится по всем жилым помещениям, таким образом, пол на чердаке и стены мансарды были всё-же согреты.

Всё это было против английских правил, но Северус приложил немало усилий, чтобы найти именно такой уютный и отапливаемый домик, потому что слишком хорошо помнил, как мерз зимними ночами в своем манчестерском доме, стылом и сыром. И, просматривая журналы по недвижимости в поисках приличного жилья для себя и сына, он однажды натолкнулся на сельской дом «русской архитектуры». Заинтересовавшись, Северус внимательно изучил рекламу домика русского образца. Реклама заманчиво сообщала, что в доме тепло зимой. А ещё там был крайне привлекательный адрес — на берегу Уинг-Ривер. То есть в том же городке, где жил его сын, на окраине Литтл Уингинга.

Договорившись с агентом по продаже недвижимости, Северус приехал осмотреть товар лично. Что и говорить, домик ему понравился с полувзгляда: сложенный из красного кирпича с зеленой черепичной крышей и с двумя трубами, он являл собой образец надежности и домашнего уюта ещё снаружи, а уж внутри… Минимум помещений, размеры и расположение, а в частности, система отопления, в один миг покорили покупателя. Цена, к счастью, оказалась приемлемой, как и услуги наемных жильцов Пенн, экономки и садовника. Элеонора Пенн, помимо поварских обязанностей, взяла ещё и заботу о мальчике, негласно и неофициально став ему няней, что было весьма несложно, имея в наличии дочь того же возраста, что и Гарри.

Пенни, как и Гарри, оказалась «спящей» волшебницей. Так называют магглорожденных детей с тихой, дремлющей магией. Что, впрочем, подтвердилось в лавке Олливандера во время покупки волшебных палочек: у обоих детей они оказались из простого дерева и с сердцевиной полумагических животных. Вообще-то, если бы не Северус с Гарри, Пенни так и не узнала бы, что она какая-то там волшебница, считала себя странноватой фантазеркой, не более чем. А как ещё обычному человеку объяснить то, что она умеет? А умела она немало: предугадывать некоторые грядущие события, чувствовать ветер и останавливать время. Последнее умение Пенни особенно сильно удивляло, шутка ли, забыть из-за телефонного звонка подруги на столе мороженое, а спустя полтора часа обнаружить его там же, нерастаявшим и свежим, всё ещё дымящимся морозным паром…

Но в дом въехали волшебники Снейпы и, узнав об особенностях Пенелопы, просветили её насчет магии. А там и сова в положенное время прилетела из Хогвартса. С письмом.

Разошлись дети по своим комнатам: Гарри заныкался в своей спальне, Дерек утянулся на чердак, Пенни ускакала к своим родителям во флигель. Затих уютный теплый дом. Согрел желудок плотный ужин, приготовленный няней-экономкой-поварихой Пенн, и заскребся-засвербел в мозгу навязчивый вопрос — что такое волвен, наконец, и с чем его едят? С какой-такой стати Гарри и Дерек стали братьями, мать вашу?! И означает ли это, что его мамуля должна остаться в их жизни, черт побери???

Раздираемый на части этими вопросами, Северус бесшумно метался по комнате, подобно рассерженному тигру, сходство с оным, как ни странно, придавал полосатый плюшевый халат оранжево-коричневой расцветки, с полосатым же хвостом-поясом, выбившимся из петли и болтающимся сзади по полу. Пять шагов к комоду и вопрос: братья? Девять шагов вбок, к столу, и новый, недоуменный мысленный возглас: чем отличаются волвены от людей и волшебников? Двенадцать шагов обратно до угла и кровати, снова вопросительная остановка: а если мальчики стали братьями, значит ли это, что надо… надо…

Панический вопль протеста перекрывает-перебивает невысказанную догадку: нет, ни за что! Меньше всего на свете он сейчас хотел жениться на ком бы то ни было. И уж тем более не на маме своего ученика! Тридцать шесть шагов по комнате дали полный круг и привели его к двери. Секундное колебание и коричневый тигр в оранжевую полоску выскользнул за неё в коридор с одной конкретной целью — поймать и распотрошить на тысячу вопросов некую королевскую волчицу.

Осторожно постучавшись, Северус приоткрыл дверь и просунул голову в мансарду, окинув взглядом просторное помещение, он наткнулся на низкий разложенный диван, на котором сидела настороженная гостья, стратегически прикрывшаяся тонким одеялом. Кашлянув, Северус поинтересовался:

— Можно к вам?

Потемневшие глаза округлились поверх одеяла, но после некоторого колебания Лиза неуверенно кивнула. Северус вошел и, пока пересекал комнату, успел усомниться в разумности своего поведения. В конце-то концов, эти вопросы могут и до завтра подождать, но призрачная и предположительная угроза в виде женитьбы на вдове отбила всякое благоразумие. Сев в изножье дивана боком, поджав под себя ногу, Северус хмуро задал мучивший его вопрос:

— Что значит «они стали братьями»?

В глазах Лизы появилось обреченное выражение, и она грустно улыбнулась.

— Это значит, что Дерек кровно привязан к Гарри. Я думала, вы это уже поняли, сами же объяснили, что мальчики спасли друг друга от смерти.

— Это-то да, — мрачно кивнул Северус. — Но я по-прежнему не знаю всех тонкостей их взаимоотношений, не понимаю, как и чем их это связывает, и до сих пор не в курсе, что такое волвен.

Лиза задумалась в подборе подходящих слов, по-прежнему прижимая к горлу край одеяла, на её округлых плечах Северус разглядел тонкие бретельки фиолетовой сорочки. Монахом он не был, поэтому без труда дорисовал себе, как тоненькие бретелечки перетекают в выпуклые чашечки лифа, скрывающие под собой две приятные нежные округлости…

Щеки Лизы покрылись бурым румянцем, когда она осознала, куда именно смотрит сидящий в ногах мужчина. Одеяло оказалось плохим прикрытием, но рядом с ней лежала подушка, которую Лиза подтянула к себе и крепко обняла. Северус моргнул и, опомнившись, уставился на торшер, стоявший около дивана. Стараясь не нервничать, женщина заговорила, с трудом вспомнив и поймав ускользнувшую мысль.

— Чтобы полностью понять взаимоотношения мальчиков, надо просто представить, что один из них — собака, воспитанная хозяином со щенячьего возраста. И собака здесь — Дерек. Гарри для него, как для собаки, целый мир. Да, Дерек старше, умнее, но по статусу восприятия равенства он ниже, гораздо ниже Гарри. Как подчиненный перед работодателем.

— Что за бред? — не удержался Северус.

— Хорошо, — переориентировалась Лиза. — Скажу иначе. Случалось ли тебе видеть, как собака бежит за поездом? Нет? Жаль, не поймешь.

— А что там понимать? — буркнул Северус, снова мотнув головой. — Ну бежит собака за поездом, ну пытается догнать хозяина-предателя, что с того? Таких историй миллионы случались повсеместно и во все времена.

— А чувства? — горько спросила Лиза. — Чувства собачьи кто-нибудь понимал? Возьми хотя бы вот такой случай: приехал в деревню паренёк к дяде на два месяца летних каникул, обжился, перезнакомился со всеми и приметил её — желтую дворняжку, побитую и потертую жизнью. Пёс не один год живет на свете, много поездов он встретил-проводил, и на каждом он провожал друга. Навсегда. В той местности, где жил тот пёс, даже песню сложили…

Лиза помедлила, вспоминая, и процитировала:

Стоит собака на перроне,

Провожает поезда.

В глазах собаки нет укора;

Они уходят навсегда…

Из года в год, из лета в лето,

Приходят и уходят с полустанка поезда.

А собака знает — без возврата.

Не вернется к ней хозяин никогда.

— Понимаете, Северус, навсегда. У того пса было много имен, каждый год — новое, на моей памяти его прозывали Спарком, Верным, Джеком, Рексом… И каждое лето, каждый летний дачный сезон он верно и преданно, как штык, заступал на пост — встречал поезда, везущие дачников. Наверное, он ждал хозяина, бросившего его однажды промозглой осенью, человека, который вырастил его за два щенячьих месяца и уехал в никуда, бросив щенка на произвол судьбы. Ему, пятимесячному малышу пришлось рано повзрослеть. Но в предательство он не поверил, может быть, просто не понял, что его бросили…

Вот так и ждал он годами поезда за поездами, из года в год да из лета в лето, как в песне говорилось, пока очередной локомотив не привез настоящего друга, того самого паренька. Этот мальчик, единственный из длинной череды таких же мальчиков, обратил внимание на собаку. Отец мальчика умер, его мама после положенного траура засобиралась замуж, и парня на лето забрал к себе дядя, младший брат умершего отца. Это лето было особенным для них обоих, для мальчика и пса. Они крепко подружились. Всегда и повсюду были вместе.

Но время идет. Кончилось и это лето. Снова поезд застучал колесами, увозя последнего друга. Та осень могла стать последней для собаки. У него сильно болела грудь, впервые за все годы, что он провожал поезда. И, не выдержав разлуки, пёс побежал за поездом. Бежал он быстро и отчаянно, чувствуя, как разрывается в груди сердце, истерзанное бесчисленными расставаниями. И глаза его молили — не уезжай!

Мальчик всё видел, видел, как пёс бежал за поездом, как звал его, просил остаться. Он плакал и кричал «остановите поезд, я возьму его с собой!». Но черствая мать, озабоченная недавним замужеством, лишь равнодушно отмахнулась от сына и какой-то вшивой собаки, бегущей за ними по железной дороге. Это поставило последнюю точку в отношениях матери и сына. Мальчик принял решение в пользу собаки. Он знал историю Друга, знал, что тот никогда не бегал за поездами прежде. Будучи ответственным и современным пацаном, он принялся за дело. Написал письма дяде и директору школы, просил и уговаривал, приводил аргументы, доказывал некомпетентность отчима, его жестокость и недалекость.

Всё это прошло мимо восприятия пса, он свыкался с тем, что живет в доме, а не на улице, под забором брошенной дачи, загородной виллы. Его взял к себе дядя мальчика, зачем — пёс понял не скоро. Просто однажды они отправились на станцию и встретили осенний поезд. И этот особенный осенний, встреченный вне расписания поезд привез ему друга. Эта неожиданная и невозможная по своей сути встреча продлила жизнь собаке на долгие-долгие годы. Целых двадцать шесть лет прожил после этого самый счастливый в мире пёс по кличке Друг. Его измученное сердце перестало болеть, исцеленное человеческой верностью. Та осень действительно могла стать последней в его жизни.

Северус моргнул, поняв, что история закончена, сглотнул и сипло спросил:

— Где это произошло? И с кем?..

— Неважно, с кем и где, — глухо отвечала Лиза. — Главное, она была. С кем-то. Но вы поняли мораль этой истории, Северус?

— Да, я понял. Одинокая брошенная собака собралась умереть, разочаровавшись в людях. Но нашелся настоящий друг с иным взглядом на ценности. Мать-то ему не жаль было бросать? — придрался вдруг Северус к мальчишке со странным взглядом на ценности. Лиза вздрогнула и крепче обняла подушку. Сдавленно выговорила:

— Дядя забрал племянника после того, как тот очутился в интернате. Матери куда важней оказался её молодой муж, оказался дороже сына. Ну что вы так смотрите, Северус, и такое бывает…

Северус только зубами скрипнул, понимая, что мальчишку, по сути, тоже предали, и не абы кто, а родная мать.

— И каким боком эта история относится к волвенам? — недовольно буркнул он.

— Я пыталась передать вам чувства пса и мальчика, пыталась пояснить, что произойдет, если их разлучить.

— То есть… — пустился в неспешные размышления Северус. — Если Гарри вдруг за каким-то надом уедет, Дерек скончается, как брошенный под забором пёс. Так, что ли? Ой, чтоб меня, перспектива…

— Простите, — понурилась Лиза. Северус раздраженно глянул на неё, на маму очень неудобного мальчика. И устыдился в следующий же миг — с каких это пор дети стали неудобными? Да ещё такие, которые спасают его сына от мимо-проходящих маньяков-головорезов. И замер. Лиза смотрела на его губы. Её глаза стали совершенно черными в оранжевом свете торшера, огромными и голодными. Во рту моментально пересохло.

Приподнявшись на колене, Северус передвинулся ближе, наклонился, упираясь руками в диван, склонился к лицу. Вдохнул теплый аромат жареных каштанов, идущий от волос Лизы. Лиза тоже вздохнула и подняла лицо навстречу… Поцелуй был очень осторожным, исследовательским, изучающим и… целомудренным. Они лишь пробовали вкус губ, смакуя и слегка покусывая их. Нежные, вкусные, чувственные, сладкие, пахнущие зубной пастой… И отчего так много слюны во рту?..

Поцелуем они пока и решили ограничиться, уважая личные пространства и статусы друг друга. Вернувшись к себе, Северус вдруг осознал, что мысль о возможной женитьбе уже не так сильно пугает его.

А волвены… как Северус понял из дальнейших разговоров с Лизой, история волвенов началась с основания монархии. Издревле сильные мира сего, власть предержащие, короли и цари, консулы и принцы нуждались в надежной охране своих царственных особ. В качестве телохранителей обычно приглашались-нанимались мощные и с отличной реакцией парни, читай: головорезы. Придворные маги тоже, как известно, были в почете и зачастую занимали вакантную должность правой руки короля, за примером далеко ходить не надо, нам даже известно имя одного такого мага — Мерлин, личный советник короля Артура.

Вот только неизвестно, занимался ли Мерлин производством охранных и защитных амулетов для коронованных голов. Судя по записям благочестивых хронистов, Варда Пендрагона стерег сам Мерлин.

Что ж, поверим им и пролистаем хроники чуть поглубже в глубину веков, на пару-тройку столетий до жития-бытия артуровского Мерлина. Перенесемся во времена первых мореходов — викингов. Свирепые и страшные, без капли доброты, белобрысые парни под два метра ростом и косыми саженями в плечах милосердия не знали от слова «совсем» и то лишь потому, что жили в дикую кровавую эпоху войн и сражений. Милосердные и добрые как раз жили недолго и погибали сразу, стоило лишь на секунду пожалеть раненую птичку, тут же им навешивали ярлык «слабак и мямля» и для профилактики перерезали глотку, ибо нефиг жалеть птичек со сломанными крылышками.

Норвежские варвары жалости не знали и слыли самыми жестокими людьми в мировой истории, выпотрошить живого человека, намотать его дымящиеся кишки на меч и заставить выпотрошенного их жрать — для них обыкновенное и милое дело.

Ну и какая связь между волвенами и викингами, спросите вы. Как ни странно — прямая. В берсерках. Бешеные и бесчувственные к боли, берсерки очень ценились генералами и полководцами всех мастей и армий, в бой в первую очередь посылались именно они. А уж если они в пылу драки обзаводились волчьими пастями и клыками рвали горло врага, то это только приветствовалось.

Не зря же потом брудастые борзые викингов наводили столько страху на прибрежные племена. Так и казалось, что с бортов драккаров выпрыгивают не псы, а берсерки, превратившиеся в волкодавов. Норвежские волки огромны и могучи, несложно представить себе норманнского оборотня, стоящего на двух ногах и когтящего воздух жуткими когтями на волосатых руках.

Эпоха войн и массовых грабежей, полоны и работорговля, всё это обычные вещи для начального человечества. Высадиться на берег, вырезать стариков и старух, перестрелять мужчин и пожечь деревянные домишки, переловить и связать женщин и детей, набить ими трюмы кораблей и выгодно продать в Киеве… вот такой повсеместный бизнес процветал в тех временах и краях.

А теперь вспомним про волшебников-колдунов. Каждый самый захудалый маг тех времен очень любил экспериментировать с различными видами зверушек и людишек. Собственно, не только маги, а все. Все эксплуатировали всех, селекционировали, клонировали, размножали всё, что движется и шевелится. В том числе стремились создать надежных слуг и охранников. Про кентавров мы уже говорили, сегодняшняя наша тема: сторожа-телохранители. Сила оборотней известна всем, но толку с них мало, да и какая радость — быть сожранным собственным телохранителем в первое же полнолуние?

Вилктаки слишком мягкие по характеру, не годятся… М-м-м, минуточку, а что если… А что будет, если скрестить вилка с норманном? Гонец, ко мне! А ну неси весть: доставить вот сюда, к моим ногам, дюжину мальчиков и девушек обеих племен.

И-и-и причаливает очередная кодла ладей грабителей, сигают с бортов кошмарные бородатые пёсики, хватая всех без разбору и сея мировую панику, которая потом войдет в историю и будет преподаваться ученикам пятого класса. Мальчики и девочки, проданные на невольничьем рынке на вечорной площади славного града Киева и увезенные за тридевять земель без возврата на родину, разными путями рано или поздно попадают к заказчику — колдуну-чернокнижнику.

Они терпеливы и долговечны, молча и спокойно спаривают поколения девушек и юношей норманнских берсерков и вилков. Выращивают полученное потомство и снова скрещивают, уже между собой… Как же гадко и цинично всё это звучит, вы не находите?

Ну, как бы там ни было, но ко времени Мерлина и Артура в эскорт царских экипажей уже были включены королевские волвены, сопровождающие праздничные кортежи. Преданные и верные, надежные и неподкупные телохранители, умеющие превращаться в собаку и волка. Но даже и они в наше время стали легендой, несмотря на своеобразное происхождение.

Ведь была и другая, побочная ветвь. Добровольная. Красавец-викинг полюбил девушку-вилку и наоборот, цыганистый щуплый вилктак влюбился в белокурую пышногрудую красотку… Ну и что, что она выше его на две головы, зато как обнимает!..

Происхождение Дерека в цыганской среде говорит как раз об этой добровольной ветви. А королевский волвен как вид к настоящему времени захирел и самоустранился по ненадобности.

Конец каждого разговора Северуса и Лизы заканчивался поцелуем. С каждой ночью он становился всё слаще и глубже, пока не закопался окончательно под одеяло.

Разбуженный странными звуками, доносящиеся из мансарды, Гарри сперва сидел и прислушивался. Потом, когда к лизиным охам и вздохам прибавились глухие папины рыки… до пацана дошло. Густо покраснев, Гарри, как ошпаренный, выскочил из-под одеяла, опрометью бросился на чердак и нырнул в кровать к такому же красному Дереку. Остаток ночи новоявленные братья виновато ежились, прижимаясь друг к другу и сдавленно хихикая. И слушали, как скрипит внизу диван под увесистыми «прыжками» двух взрослых игрунов.

Во время одного особенно громкого маминого «о-ооо-о-ох!» Дерек поморщился и вцепился зубами в подушку, тихо ругаясь сквозь зубы и прикушенную ткань. Гарри прислушался:

— Блин, блин, блин!.. Ну хоть заглушку поставили бы, что ли…

— А есть такое… заклинание? — смущенно спросил пацан.

— Есть… — скрипнул зубами юноша. И вдруг спросил: — Ты кого хотел бы, сестру или брата?

— А они что, их делают? — доперли до Гарри последствия от секса.

— Ну, а чего же ещё-то?! — мучительно простонал Дерек.

Наутро не выспавшиеся парни хмуро и исподлобья взирали на безобразно счастливых Северуса и Лизу, которые, порхая по кухне, непонятно для кого готовили завтрак. Кульминация настала, когда Лиза рассеянно бухнула в сладкую овсяную кашу неразделанную селедку, а Северус поставил перед Гарри чашку крепчайшего кофе…

Рождество обещало быть очень и очень интересным.

От голода детей спасла няня Пенн. Видя очевидную неадекватность взрослых, верная экономка, добродушно ворча, выгнала их с кухни и занялась приготовлением пищи для голодных позабытых детушек. Что странно, Северус с Лизой не протестовали, покорно вышли вон, полностью поглощенные друг другом.

Пару дней спустя приехала Петунья и привезла с собой собачек. Боже, как же они обрадовались! И Гарри, и песики совершили общий собачье-мальчишечий танец с воплями, лаем и визгом. Визжал Бейли, Терри только фыркал и лаял. Потом эмоции песиков зашкалили: Бейли от радости принялся хрипеть, чихать и кашлять, а Терри, расставив задние лапки, растекся счастливой лужицей. Гарри даже опешил слегка — это ж надо, как собачки его любят, аж писаются от восторга.

Лиза и Петунья с легкостью нашли общий язык и общую тему, за которой провели весь вечер, с удовольствием обсуждая и попивая чаёк. Потом Петунья удалилась, оставив собачек Гарри до конца каникул.

На следующее утро Лиза пошла на кухню, решив заняться готовкой, лохматый пекинес деловито устремился вслед за ней и со странным каким-то умилением смотрел, как она открывает ларь с картошкой… Что ж, к этому Лиза не была готова, никто ничего не сказал ей о пристрастиях собачек. Подозрительно поглядывая на пса, Лиза достала нож, села перед мусорным ведром и принялась за работу.

По мере того, как картофелинка очищалась, у собачки глазки становились всё умильнее и умильнее, мордашка разошлась в такой заискивающей улыбусе, что Лиза начала сомневаться в собачьей адекватности, никак не могучи понять — что же ей надо?

Видя, что улыбка не срабатывает, Терри уселся на объемистый зад и прижал передние лапки к груди, скорчив умоляющую рожицу, старательно пуча и без того выпученные глаза. Лиза нервно глянула на песика, на его наливающиеся слезами печальные очи. Поймав её взгляд, Терри воодушевленно завилял хвостом, а так как он сидел на нем, то тут же завалился на бок, не удержав равновесие. Сконфуженно вскочив, Терри сердито гавкнул, глядя на недогадливую тётку и на вожделенную картошеньку в её руках. Помедлив, Лиза, недоуменно пожала плечами и… опустила очищенную картофелинку в кастрюлю с водой! Такого безобразия Терри уже не смог вынести, возмущенно фыркнув, он принялся вдохновенно ругаться: рычать на разные лады, то тише, то громче. Когда очередная картошка булькнулась в кастрюлю под аккомпанемент пекинесьего ворчания, Лиза не выдержала:

— Ну чего тебе надо?

Терри обрадованно подпрыгнул, встал в выставочную позу и завел:

— Вау-вау-вау-вау, вау-вау!

Звонко так, тоненько. Лиза внимательно выслушала неожиданное сольное выступление удивительного пекинеса, после чего с уважением сообщила ему:

— Очень красиво вы поете, мистер Терри. Но я по-прежнему не понимаю, чего же вы хотите?

Терри снова завел, на октаву выше, и с любовью глядя на картошку:

— Вау-вау-вау… — на сей раз он подпустил в голос немного плаксивых просительных ноток, и до Лизы наконец-то дошло. Порезав на ломтики, она неуверенно протянула кусочек картофелины. Испустив облегченный вздох, Терри взял подношение и смачно захрустел им с таким видом, мол, а раньше не могла додуматься и дать, дура?! Всё поняв, Лиза посмеялась и, тщательно промыв нарезанный «деликатес», подала экс-гурману на блюдечке.

Бейли был нормальной собакой и картошку не просил, но зато обожал кости. И как-то страшновато было наблюдать, как мелкая собачонка, весом в три килограмма, с хрустом разгрызает здоровенные свиные копыта, как под нажатием его челюстей лопаются и разлетаются в щепы хрящи и сухожилия. Костями с Бейли делился Мок, вернее, это Бейли проникал в вольеру ко льву и без зазрения совести уволакивал тот или иной мосол, которым потом долго гремел и грохотал в прихожей, часами обгрызая и кроша… Прямо гиена, а не собака!

Зимние каникулы, к сожалению, длятся недолго, всего две недели, и четверо ребят, Гарри, Дадли и Пенни с Дереком, старались проводить как можно больше времени на воздухе с родителями, благо, что те тоже стремились побольше бывать с детьми. Таким образом, не было ничего удивительного в том, что Снейпы, Дурсли, Пенны и новоприбывшая мать с сыном собирались большой группой. Со стороны они все вместе выглядели, как три семейные пары с детьми: Вернон с Петуньей, Харви с Элеонорой и Северус с Елизаветой, постоянно окруженные четырьмя подростками и собаками.

Собравшись в первый раз и оценив свой живописный и сплоченный коллектив, они сообща пришли к выводу, что Рождество станет куда интереснее, если в нем будет присутствовать снег. Стали думать и рядить, где провести остальные полторы недели: в Швейцарии или в Сноудоне, однако, не успели придумать, потому что Гарри подкинул им другую идею. Во время ужина Гарри обратился к отцу:

— Пап, а это правда, что в России медведи по улицам разгуливают и на балалайках играют?

— С чего ты взял, сынок? — удивился Северус. — Зимой медведи впадают в спячку.

— Но, папа, — возразил Гарри, — в книжке маркиза де Кюстина так написано, «Николаевская Россия 1839 года». Я читал, там по зимним улицам ходят большие мишки и бренчат на треугольных гитарах, они называются «балалайками». Папа, а как ты думаешь, мы можем съездить в Россию и посмотреть лично, проверить, правду ли пишут в книжке?

— Ну… — задумался Северус, прикидывая, хватит ли финансов и смелости совершить заграничную поездку.

— Только лучше не в столицу поехать, папа, — сообщил тем временем Гарри. — А куда-нибудь в глубинку. Мне кажется, в современных городах медведи не гуляют.

— Ну и какую ты глубинку предлагаешь? — осторожно поинтересовался отец, незаметно скрещивая пальцы под столешницей, может, не знает сынок? Но Гарри обломал его тайные надежды, так как уверенно заявил:

— Маркиз де Кюстин всем рекомендует посетить загадочную Сибирь, он говорит, что нет ничего таинственней и притягательней удивительной земли Коми-края. Папа, ну давай съездим? — тут Гарри состроил умоляющую моську и щенячьи глазки. — Я так хочу увидеть настоящего русского медведя, сидящего на лавочке и тренькающего на своей смешной куцей гитарке.

Хоть и сомневался Северус в том, что русские медведи по сей день разгуливают по улицам, пусть даже и в дикой Сибири, да ещё и умеющие играть на музыкальных инструментах, отказать любимому сыну он не смог. Позвонил Дурслям и рассказал Петунье о странной просьбе Гарри. Та поразилась и предложила устроить семейный совет. Собрались в маленькой гостиной снейповского дома и после недолгих дебатов за рюмками-бокалами чая решили скинуться и всё же съездить в эту «загадочную и притягательную сибирскую глубинку». Приняв же сие решение, Снейп, Пенны и Дурсли тут же занялись воплощением плана в жизнь. Северус послал сообщение Вильгельмине Граббл-Дерг с просьбой прибыть и позаботиться о львёнке и попугайчике, Харви занялся билетами, а его жена Нора стала составлять список всех необходимых вещей.

В турагентстве, куда они, в конце концов, обратились за советами, озадачили одним вопросом: есть у них шубы? Услышав отрицательный ответ, предоставили список покорителя Северного полюса: куртки на гагачьем пуху, унты песцовые, кроличьи шапки-ушанки. Куртку размера Вернона не нашли, и им посоветовали обратиться в русское посольство, мол, у русских всё есть.

Нервно переглянувшись, наши нечаянные горе-путешественники отправились по указанному адресу. Переступили порог официального здания, опасливо огляделись, прошли к окошечку и робко спросили, где тут отвечают за иностранные поездки? В крошечном оконце показался кусок носа, нос зачем-то принюхался к ним, потом сместился вверх, являя чей-то рот, который вопросил:

— Куда желаете, господа?

Северус вынул из кармана замусоленный клочок бумажки и зачитал написанное Гарри:

— Э-э-э… кхе-кхе, Россия, Республика Коми, город Ухта… — и чуть дрогнувшим голосом дочитал: — Гостиница «Север».

Так и было написано нетвердой рукой маленького сына: не «Норд», а именно «Север».

В окошечке появился серый глаз, внимательно оглядел их всех, Северуса, Вернона и их спутниц, Петунью, Нору и Лизу, уступил место рту, который и изрек:

— Обратитесь в отдел «Интурист», шестой этаж, триста пятый кабинет.

Обратились. Находящиеся в кабинете два весёлых парня оглядели ворох прозрачных пакетов с ярко-красными куртками «Аляска» и унтами «Канада» в руках посетителей и дружно и громко заржали, чем-то крайне позабавленные. Потом, узнав о цели их визита, один из веселых мальчиков склонился к селектору и сказал:

— Деззи, дорогая, принеси со склада шубу шестьдесят второго размера для симпатичного голубоглазого блондина.

В селекторе послышались задушенный полувздох-полувсхлип и стук убегающих куда-то каблучков… Визитеры и парни стали ждать, вежливо улыбаясь друг другу. Наконец со скрипом отворилась дверь, влетела с огромным тюком за плечами мечтательная кудряшка, глядящая куда-то вверх на пару метров от пола. Не найдя нужное на требуемой высоте, девушка непроизвольно опустила глаза и обиженно уставилась на лицо единственного блондина — дяди Вернона. Что ж, её разочарование вполне понятно: вместо нордического красавца, стройного и высокого, с белокурыми вихрами, романтично рассыпанными по плечам, она узрела весьма тучного мужчину, роста среднего и с прилизанными волосиками, столь живописный образ английского джентльмена довершали пышные усы и крошечные свиные глазки.

В огромном тюке оказалась гигантская коричневая шуба. Учитывая, что кудряшка Деззи выбирала самый большой размер и ориентировалась на плечи великана вроде Рутгера Хауэра, то шуба села на Вернона просто идеально. Из-за чего он, кстати, стал ещё крупнее внешне, этакий меховой шар в лаковых ботинках.

Причина странного юмора пареньков объяснилась просто: их сотрудница, Дейзи Моррисон, всех достала своими мечтами выйти замуж за красавца-блондина. И это при том, что в самом посольстве половина мужчин были блондинами, но ни один из них отчего-то не устраивал избирательную Овечку Деззи. Вот парни и решили над ней подшутить — ну, а почему бы и нет, вдруг кто-то из посетителей окажется тем самым, идеалом её мечты?

С одеждой разобрались, протащили собак через ветеринарный контроль, сделали им и себе все необходимые прививки, созвонились с английским консулом в России, договорились о том, что их встретят. И полетели покорять неведомую Сибирь…

Иностранцы в Коми были всегда, с незапамятных, ещё доцарских, допетровских времен, и в настоящую пору, то бишь в девяностые, в Коми-крае половину коренного населения составляли как раз иностранцы. Сколько — не известно, подсчет единиц населения в эти годы не проводились с такой дотошностью, да и надо ли? Раз по всем регионам огромадной необъятной страны проживало не одно поколение немцев и татар, и русский язык для них давно стал родным, а уж о чукчах, эвенках, ненцах и прочих этносских народностях и вовсе помолчим, они испокон веков жили в Коми и давно числились коренными жителями.

Наши путешественники сели в самолет на аэровокзале имени Хитроу вместе с парой сотен таких же, как они, англичан. Так они думали спервоначалу, видя обычных людей. Пока грузились, складывали ручную кладь в багажное отделение сверху над сиденьями, садились, пристегивали детей и себя, ждали разгона и взлета, было не до окружающих.

Экипаж принялся проверять работу двигателей стоящего самолета: громче — тише, звуки были самые разные и неожиданные: от утробного рычания до свиста. Стюардессы начали голосовую и жестовую демонстрацию правил поведения на борту в обычных и нештатных ситуациях.

Потом самолет дрогнул и медленно поехал по «рулёжке» к взлетно-посадочной полосе. Перед выездом на неё двигатели набрали мощность, зарокотали сыто и рыгающе, как переевшие драконы. В этот момент самолет напомнил Гарри бычка, который бьет копытом перед рывком. Выехав на полосу, самолет быстро набрал скорость, от чего пассажиров слегка вдавило в спинки сидений. Мелкая вибрация на всем протяжении езды по земле, вдруг небольшой наклон на спину, и вот он — отрыв, исчезла дрожь под ногами…

Итак, после мерного разгона по взлетной полосе, очень похожего на обычный автобус, но с мощным рывком ввысь, когда они оказались в воздухе и смогли расслабиться и перевести дух, в соседних креслах через проход обнаружились иностранцы-россияне. Их незнакомая, странно звучащая речь тараном врезалась в уши… Гарри навалился на отца и поверх него уставился на соседа, вихрастого мальчишку, примерно его, гарриных, лет. Тот точно так же глазел на Гарри поверх своего папы. Глаза мальчишек, зеленые и серые, с одинаковым любопытством — встретились.

Но познакомиться в самолете им не довелось, тому помешал ряд причин: все пассажиры были пристегнуты к креслам, это во-первых, во-вторых, было существенное препятствие в виде языкового барьера, Гарри говорил по-английски, а незнакомый мальчик — по-русски. Увы. Но интерес от этого не пропал, и всю дорогу мальчишки пожирали друг дружку глазами, взглядами обещая сойтись на земле, познакомиться и подружиться! А пока… пока пришлось довольствоваться тем, что было доступно в данный момент: послушать музыку через наушники, попить коктейль с тележки бортпроводницы, которая красиво, по-морскому, называлась «стюардесса», и смотреть в круглое окошечко-иллюминатор на бесконечные облака за толстым стеклом.

Иногда самолет качало, и эта легкая болтанка почему-то пугала женщин, они нервно хватались за подлокотники кресел и жмурились. В эти моменты Гарри как никогда остро ощущал, что под ногами у них многокилометровая бездна, и женский страх становился ему понятным. А ну как грохнется сейчас эта крылатая машина, от них, наверное, и костей-то не останется?!

Нет, всё обошлось, никто никуда не грохнулся. Спустя сколько-то часов перелета над Западной и Центральной Европами и частью огромной России самолет вдруг пошел на снижение. Гарри показалось, будто они спускаются с воздушной горки, облака за иллюминаторами резко пошли вверх, открывая подоблачный мир с бескрайними горизонтами во все стороны. И это был белый мир. Вернее, голубоватый, так как вечерело, и где-то на краю горизонта горели далекие золотые огни. При посадке самолет ощутимо тряхнуло, и вернулась позабытая вибрация.

Сойдя с трапа, Гарри растерянно уставился на снежное поле вокруг аэродрома. Конечно, в Шотландии он видел снег, на полях вокруг Хогвартса и на склонах Кабаньих гор, но в то же время он знал, что снег покрывает очень малую площадь страны — только горную Шотландию, а южнее Инвернесса снега уже не было, как и по всей Англии: везде были стылая серая слякоть, дожди и туманы.

А здесь была совершенно другая картина: несмотря на слежавшееся и натоптанное полотно, снега было очень много, нетронутый снег, лежащий на полях, вздымался почти по пояс взрослому человеку, а те сугробы, отваленные снегоочистителями на обочины, возвышались вообще на многие метры над головами и казались целыми горами.

К вокзалу почему-то пришлось идти пешком, неся свой багаж и переноски с собачками, которых забрали из хвостового багажного отделения. Вошли в терминал весьма простенького вокзальчика и здесь остановились, озираясь в поисках встречающих. Глаза Северуса, Лизы, Вернона и остальных шарили по плакатам, силясь найти свои фамилии. Гарри же озирался в поисках того мальчика, уже начиная опасаться, что они разминулись, потеряли друг друга и больше не увидятся, так и не познакомившись. Но тот вдруг прыгнул к нему откуда-то сбоку, радостно хлопнув по плечу и что-то крикнув по-русски. Гарри обрадовался и схватил безымянного друга за руки, с благодарностью вглядываясь в серые веселые глаза.

Плакатов между тем оказалось всего шесть, и написано на них было по-арабски. Гостей из Англии никто не встречал… Бородатые личности прошли к встречающим, те разобрали своих подопечных и уволокли к черным «волгам» и белым «жигулям», рассадили по салонам и куда-то увезли. Опупевшие от неожиданности, чувствуя себя брошенными, наши бедные путешественники растерянно толпились, сбившись в тесную кучу, и потеряно переглядывались, ничего не понимая.

Мальчик, крепко державший Гарри за плечи, громко крикнул, подзывая своих. Во всяком случае, на крик сына подошел папа, худой мужчина в расстегнутом коротком полупальто с высоким воротом — бушлате. Вернон смущенно пробасил:

— Нас отчего-то не встретили.

Послушав английскую речь, мужчина в бушлате сходил к выходу, переговорил там с кем-то и вернулся к нашим потеряшкам в сопровождении толстой матроны. Немолодая… да что там, откровенно скажем, старушка, правда, не безобидный божий одуванчик, а высоченная и крепко сбитая «солдатка», эдакая атаманша. Густым контральто она обратилась к Вернону на очень плохом английском:

— Шо, потерялись, турисята?

Вернон в ответ развел руками, а бабища дальше басит:

— Ну дык не делегаты вы, шоб красные дорожки перед вами расстилать, перебьетесь. За мной пошли! — с этими словами матрона повернулась и пошагала прочь. Мальчик что-то умоляюще произнес ей вслед, та притормозила, грузно развернулась и вернулась к ним. Озабоченно оглядела Гарри с Дадли, Пенни и Дерека, хмыкнула и, глядя почему-то вверх, проговорила:

— Молодой человек желает с вами познакомиться и, если вы не против, составить вам компанию и позаботиться о вас. Вы к нам надолго?

— На полторы недели, — честно ответил Вернон. — Мы бы хотели остановиться в гостинице «Север», вы не подскажете, где она?

— Торговый центр «Север» есть, вы наверное имеете в виду гостиницу «Тиман»? Она расположена на том же Ленинском проспекте, за границей часто путают отели с торговыми центрами…

Северус бросил укоряющий взгляд на Гарри, тот виновато засопел и опустил голову. Неужели он неправильно прочитал путеводитель? Но там же так и было написано: гостиница «Север». Или «Северный»? Оправдаться Гарри не успел, матрона на третьей скорости рванула к выходу, гаркнув, чтобы господа-иностранцы следовали за ней. Мальчик, которого бой-баба обозначила Алексеем, вприпрыжку скакал рядом, его папа с выражением терпеливой обреченности на лице покорно шел сзади, неся два чемодана.

Тряская поездка в дребезжащем на все лады автобусе в темнеющую ночь. Народу в него набилось почище кильки в томате, Гарри сидел на чьих-то коленях и тупо пялился на процарапанные на изнаночной стороне сиденья криво-косые буквы и слова. Особенно часто повторялось слово из трех букв — икс, косая «и» и странная непонятная буковка с черточкой наверху. Северус уныло висел на поручне, зажатый со всех сторон чужими телами, его чувствительный нос раздражали сонмы ароматов: от перепревших мокрых шуб с потом вперемешку и дешевых женских духов, от мужиков, впрочем, тоже разило тем же одеколоном… воняло бензином и соляркой, старой фанерой и кожей, воняло псиной и мочой. Последнее очень расстраивало воображение зельевара — пахло-то не кошкой…

Тьма за промороженными окнами сменилась на световые проблески магазинных витрин, их можно было рассмотреть в проталинках, надышанных пассажирами.

Гостиница «Тиман» представляла собой шестиэтажную коробку из красного кирпича с полукруглым козырьком над входом, кроме того, гостиница преподнесла неприятный сюрприз: свободных мест в ней не осталось, все номера заняты на две недели вперед. Да-да, теми самими арабами, делегатами из Кувейта… А вы записаны? Нет? Тогда просим извинения и подождите пару недель.

Вот и что ты тут будешь делать?

В следующих двух гостиницах, куда любезно проводила гостей из Англии случайная кураторша, в «Центральной» не хватило места четырем, а в «Уюте» запрещены были животные… Алёша и его папа, покорно таскающиеся с чемоданами, горестно переглянулись и обратились к матроне с каким-то вопросом. Та выслушала их сбивчивую речь (папа и сын перебивали друг друга) и перевела горе-путешественникам:

— Детей, собак и одного взрослого они согласны приютить у себя. Вы можете разделиться?

Переглянулись, вопрошая взглядами — как поступим? Северус оглядел продрогших Вернона, Петунью, Нору, Харви, Лизу, трясущихся от холода детей… Терри и Бейли, дрожащих в переносках. И принял сложное решение — разделиться.

В результате пятеро взрослых пошли к «Уютному дому», а Северус с детьми и собаками направились к автобусной остановке за своими провожатыми, куда как раз подъехал сто двенадцатый номер. Легостаевы жили на Яреге.

Рейсовый автобус номер сто двенадцать подошел полупустым, так что Северус с ребятами устроились вполне комфортно, пристроив в ногах чемоданы и переноски с собачками. Минут пять-десять ехали по городу, попутно подбирая-высаживая пассажиров, и к выезду из города автобус ехал полным. Далее минут двадцать за окнами была кромешная тьма, затем появился и промелькнул мимо небольшой городок с одной остановкой, потом стройный икарус прогрохотал по мосту, пересекая невидимую во мраке реку, Гарри видел при свете габаритных огней, как совсем рядом с бортом автобуса мелькают перила моста. Ещё сорок минут езды, и вдали показались далекие огни.

— Ярега! Папа, Ярега! — обрадованно крикнул Алёшка, приникая к морозному окну. Отец лишь молча кивнул. Пятнадцать минут спустя автобус неспешно прокатил по дорогам поселка к конечной остановке, высаживая тут-там усталых пассажиров. Вот, наконец, и последняя, ободранная и какая-то ощипанная, остановка, она железная, с деревянной щербатой крышей, в перилах, покрытых облупившейся зеленой краской, отсутствует несколько прутьев. Остановка освещена одиноким фонарем, его тусклого желтого света едва хватает на то, чтобы увидеть, как от них во тьму убегает узкая тропка, проторенная в глубоких сугробах. По ней, вслед за последними пассажирами, и двинулись наши невольные гости из Англии. Северус и Дерек волокли чемоданы, Гарри и Дадли тащили собак, Пенни несла сумку с мелочами. Алёшиному папе можно было посочувствовать: несколько часов кряду он честно и неутомимо пер свои два чемодана…

Зато от остановки до дома оказалось недалеко, буквально пара шагов. Белая пятиэтажка в девять подъездов, квартира Легостаевых оказалась в четвертом, на третьем этаже. На простой дерматиновой двери сверкала латунная табличка «35».

Алёша нетерпеливо и радостно забарабанил в дверь, оглашая лестничную площадку счастливыми воплями. И едва та открылась, исчез в недрах квартиры с громким:

— Мама! Ура-а-а, я дома!

Гарри поежился, ему казалось несколько странным так громко кричать ночью, ведь совсем рядом живут соседи, вот в квартире напротив, например, на лестничных площадках этого дома их было почему-то по две.

— Ну, проходите же, — буркнул сзади отец Алёши. Четверо ребят, высокий профессор и хозяин квартиры с горами чемоданов и двумя петбоксами заняли собой всю маленькую прихожую, Алёша и его мама были практически отжаты к противоположной от двери стене. Алёшина мама удивленно моргала на толпу чужого люда, которая ни с того ни с сего вперлась в дом вместо одного ожидаемого и горячо любимого мужа.

Услышав тиканье, Гарри задрал голову на звук часов — круглый коричневый циферблат, обрамленный римскими цифрами — судя по положению стрелок, часы показывали всего лишь половину шестого вечера. Полностью офигев, Гарри бросил взгляд сквозь открытую дверь кухни на не полностью занавешенное окно — и с чего такая темень?! Продолжая недоумевать, Гарри принялся раздеваться, следуя примеру Алёши и его отца, потом их всех пригласили в ванную — помыть руки и лица с дороги. Ох, какое же это было чудо-облегчение — подставить окоченевшие руки под горячую струйку воды, текущую из крана. Кстати, кран был один, Гарри, как тот барашек, уставился на одинокий кран, из которого текла теплая водичка, это ж надо, какое волшебство! Белые пластмассовые рукоятки были увенчаны красной и синей кнопочками, значение которых Гарри моментально понял — горячая и холодная вода в России каким-то чудом подавалась по одному крану, а не как в Англии — из двух. Так и не разгадав этот секрет, Гарри вытерся толстым махровым полотенцем и покинул ванную.

Гостей собрали на кухне, вокруг накрытого стола, на котором их поджидали глубокие тарелки с каким-то густым багрово-красным супом, в него хозяйка зачем-то бухнула ложку сметаны. Стараясь удержать на лице улыбку и не скривиться от отвращения, Гарри сел к своей тарелке, тоскливо взирая на это безобразие — фуй… сметану в жирный суп…

Но, видя, с каким аппетитом ест Алёшка, Гарри заколебался, взял ломоть странного коричневого хлеба с черной горелой коркой и поднял ложку. Что ж, претензии к русскому борщу у него пропали после первого же глотка — красный суп оказался вполне съедобным, кисленький и сытный. Всё в нем имело кисло-соленый вкус: и картошка, и капуста с морковкой, и сам бульон с говядиной, и кубики какого-то овоща, розового и сладкого. Он приятной теплой тяжестью осел в желудке, нагоняя сон, Гарри отогрелся, разомлел и с полусонной благодушностью смотрел, как тот же борщ из мисок на полу едят собаки. Бейли, довольно ворча и громко чавкая, лакал бульон, Терри же, напротив, брезгливо копался в содержимом, выуживая мясные волоконца и отодвигая на край миски вареные овощи, в результате чего остался голодным, потому что Бейли, проглотив свою порцию, без церемоний оттер пекинеса плечом и в момент подъел всё подчистую.

Чай пили с бутербродами и печеньем «Юбилейное». За чаем и попытались поговорить, но, ясен пень, ничего не вышло: ни гости, ни хозяева инязы в школе не проходили, умели говорить только на своем родном наречии. Правда, Лёшка вроде как придумал выход из ситуации, выскочил раздетым на лестничную площадку и спустился на этаж за соседкой из тридцать третьей квартиры, привел. Девочка лет четырнадцати и ростом метр семьдесят вошла, по-журавлиному переставляя ноги, хоть и высокая, но сутулая, с огромным носом меж маленьких подслеповатых глазок.

Аля Ганина стала их переводчиком, по-английски она худо-бедно, но могла объясниться. Теперь-то гости и хозяева смогли познакомиться по полной и выяснить цели приезда. Узнав о медведях с балалайками, Геннадий Михайлович ударился в веселую истерику — хохотал долго и честно, заливался слезами и хлопал себя по коленям. Алька ржала, как пони, хрипло и заливисто. Лёшка, хихикая, принес с зеркала из прихожей фарфоровую статуэтку, изображавшую всё того же пресловутого белого мишу в крестьянской косоворотке с балалаечкой в лапах, у последней был отколот гриф, но медведь-балалаечник всё равно выглядел молодецки, он лихо жарил-наяривал по струнам, притопывая ногой в такт музыке.

Короче, наивному иностранному мальчику по имени Гарри объяснили, что в данное время медведи, играющие на музыкальных инструментах, остались лишь в фольклорном и изобразительном искусстве: в лубочных и глиняных изделиях, в дереве и фаянсе, на страницах детских книжек сказок, как волшебники, принцессы и драконы, к примеру. При последнем пояснении Гарри смутился, вспомнив свои собственные умозаключения о Санта Клаусах, странствующих по каминам с мешком подарков.

После ужина детей пригласили в зал поиграть в настольные игры — у них, как правило, нет национальности, и кубики с фишками к ним выглядят международными близнецами. Потом, когда подлое время с трудом доползло до девяти, было решено лечь спать, всё равно ночь и делать нечего… Для Северуса разложили диван тут же в зале, застелили свежим бельем, выдали пижамы ему и Гарри с Дереком, которому поставили кушетку, Пенни и Дадли устроили в комнате Алёшки, у него были кровать и кресло-диван. Геннадий с женой Еленой ушли к себе.

Северус расслабленно вытянулся под толстым одеялом, Гарри уютно зарылся ему под бок и, полежав немного, тихо шепнул:

— А всё-таки нас встретили, да, папа?

— Да, Гарри… — Северус негромко усмехнулся в оранжевый полумрак, обеспеченный светильничком-ночничком. Он тоже чувствовал некую благодарность к семье Легостаевых, не прошедших мимо растерявшихся и потерянных иностранцев. И всего лишь потому, что мальчишки твердо решили подружиться. Ну, так или иначе, а сон их вскоре сморил, бурливший ранее в крови горячий адреналин к ночи, в более спокойной обстановке, резко пошел на спад, оглушая их сонной одурью, звоном в ушах и гудением в ногах.

Разбудили их голоса, прохлада и странная морозная свежесть. Разговаривали Алёша и его мама, прохладой веяло от открытого балкона, а морозной свежестью тянуло от…

Палатки? Гарри сел, яростно протирая глаза, стремясь проснуться и убедиться, что это не сон: посреди большой комнаты стояла палатка, от которой ощутимо несло морозом, как от распахнутой двери морозильной камеры холодильника. Из палатки выглянул Алёшка, увидел проснувшегося Гарри, засмеялся и крикнул:

— Гарька, скорей иди сюда, пока она не оттаяла и стоит!

Ну, призыв Гарри понял, спрыгнув с дивана, он юркнул к другу, сел, посмотрел и понял — палатка была из промороженной простыни, сложенной пополам. Однако ничего себе холодрынь снаружи, белье колом стоит! Белая палатка, загадочная и вкусно пахнущая морозной свежестью, впрочем, недолго простояла, уже через несколько минут она начала оседать и оплывать, пока не шлепнулась на головы мальчишек тяжелой и холодной мокрой тряпкой. Комната огласилась испуганными воплями и визгом. Верещал Гарри, Лёшка хохотал, перебирая складки материи, чтобы выбраться. Из средней комнаты пришла Пенни, привлеченная шумом, за ней, кутаясь в одеяло, притопал Дадли. Увидели Гарри и Лёшку, барахтающихся на ковре среди складок белых тряпок, подивились и спросили, а что это тут такое делают?

С балкона с грохотом приползла вторая палатка, подталкиваемой Еленой. Поставив ее на место растаявшей, она подобрала простынь и весело, приглашающе глянула на Северуса, тот встал и пошел в ванную отжимать белье и приводить себя в порядок. Пенни и Дадли залезли в палатку к Гарри и Лёшке, решив тоже приобщиться к местным традициям. С кушетки тихо похохатывал Дерек, наблюдая, как тает и валится на ребят новая простынь.

Кроме неё, с балкона были принесены колготки и штаны со свитерами, и, глядя, как стоят брюки, дети развеселились вовсю и окончательно проснулись.

Завтрак состоял из манной каши, которую Лёшка придирчиво проверил на комочки и пенки, к счастью, их не оказалось, и ему не пришлось позориться перед гостями и давиться невкусной манкой. После каши последовал молочный суп с лапшой, и… и с пенкой, боже мой, мама, там пенка, фе…

Гостей пенка, однако, не испугала, они с интересом и большим удовольствием попробовали новое блюдо вприкуску с черным хлебом.

После завтрака Лёшка позвал ребят гулять. Оделись, вышли на крыльцо и осмотрелись: первое, что бросилось в глаза — сугробы… нет, не так, СУГРОБЫ: подъезд с обеих сторон по самые окна первого этажа завален снегом, впереди — неширокая однополосная дорога, и горы вдоль неё, горы отваленного и слежавшегося снега. Что-то Швейцария побледнела по сравнению с Сибирью, вот где снега много, по-настоящему много.

Лёшка махнул рукой, сбежал с крыльца, пересек дорогу и ринулся на штурм горы. Гарри, Дадли, Пенни и Дерек последовали за ним, ведя на поводках опешивших псов. Цепляясь за уступы и склоны, взобрались на вершину и увидели цель их восхождения — широкий двор. Спустились-скатились в него и окунулись в счастье, в пушистый, совершенно невероятный снежок. Спустили с поводков собачек. Терри растерянно затрясся-задрожал, подозрительно нюхая белое… что-то, несколько раз он его лизнул, распробовал и скорчил недоуменную рожицу — не понял шутки юмора, это ж вода…

А Бейли… Бейли ошалел, потрясенно взвизгнув, понесся кругами, превратившись в летящий снаряд, тараном врезался в Гарри и, опрокинув того, понесся дальше, сделав круг, снова сшиб Гарри с ног, а когда тот попытался встать, сбил его опять, уже нарочно. Очевидно, найдя это забавным, Бейли дотошно и аккуратно посшибал с ног остальных и долго развлекался, нарезая круги и бросаясь к каждому, кто пробовал подняться. Фыркая и звонко взлаивая, белоснежный и маленький, почти невидимый на белом поле, лишь горят азартом черные точки глаз, Бейли, впервые увидевший снег, наскакивал на ребят и раз за разом опрокидывал их, счастливый насквозь, от носа до хвоста.

Гарри был поражен, такого Бейли он не знал, даже представить не мог, что пёс может стать таким чокнутым. Тем временем во двор стеклись прочие дети, жильцы этого дома, посмеялись над незнакомым пёсиком и занялись постройкой снежной крепости с горкой. Гарри с Дадли, Дереком и Пенни включились в забаву, незаметно вливаясь в коллектив русских Манек, Ванек, Санек и Наташек.

Северус, видя, чем заняты дети, со спокойной совестью съездил с Геннадием в Ухту за своими, потому что Генка Легостаев сумел договориться с соседями из тридцать первой квартиры, что те пустят на постой его гостей из Англии. Таким образом, нашу группу поделили по двум квартирам, Дурсли и Пенны с Лизой вселились к Бессоновым, у которых были две дочки, Соня и Настя. Узнав про девочек, Пенни запросилась к ним и к своим родителям, просьбе девочки уступили, и на третий этаж «переехала» Лиза, к своему сыну.

Их досуг старались разнообразить, устроили для них лыжную прогулку в лес, на сей экстрим не согласился только Вернон, наотрез отказавшись вставать на эти хлипкие щепочки…

И вот такая картинка: белый, тихо дремлющий снежный лес, утонувший в пуховой перине. Деревья словно оделись в толстые шубы, елки, похожие на холмики, березки и осинки стояли, как на выставке кружевоплетения, ажурные и легкие… Остроглазая сорока, сидящая на вершине ели, озорно сверкая глазками, наблюдает за вереницей странных двуногих. Она спокойна — причин для паники нет, в руках людей простые лыжные палки, ружей нет, правда, есть собаки, но не охотничьи лайки-гончие. Просто безвредные гуляки. Убедившись в безопасности, сорока срывается с ели и, ехидно свистнув, улетает по своим делам.

Идти на лыжах очень сложно с непривычки, но Гарри не ноет, ему интересна прогулка по зимнему русскому лесу, и он старательно скользит на лыжах по колее следом за Алёшей, а позади него, за спиной, надсадно пыхтит Дадли. Их шумное дыхание вырывалось изо ртов густыми облаками, оседая инеем на шарфах и воротниках, и, словно этого было недостаточно, наших лыжников за нос и щеки страстно кусал-царапал развеселившийся мороз. Временами Геннадий останавливался, давая передышку друзьям, и мимоходом бросал короткие фразы, указывая концом палки на следы:

— Тут заяц проскакал…

Или:

— А вон лиса строчку оставила…

Пару километров вглубь леса и час перегона спустя гид знакомит их со следами волка и клеста. Гарри с опаской смотрит на огромный след в половину мужской ладони и до ужаса похожий на след собаки породы дог. Но догу нечего делать в дикой тайге, и приходится верить, что это действительно волчий след. Клест оказался птицей, остающейся на зимовку, его след был усеян шелухой распотрошенных кедровых шишек.

Но главный сюрприз поджидал Гарри в конце декабря.

Русский Новый год. Уж чего-чего, а этого Гарри не ожидал, для него-то Рождество давно прошло, ещё в Литтл Уингинге, двадцать пятого декабря. С традиционным печеным гусем и рождественским гимном в сочельник в церкви, где Гарри и Дадли пели в хоре со всеми детьми городка. С обычными милыми подарками от тёти Петуньи, дяди Вернона и папы. Казалось бы, праздники прошли, и чудес больше не будет, а вот поди ж ты, в России праздники только начинаются!

Лёшка, полюбовавшись на офигевшее лицо Гарьки, похихикал и с помощью Альки ввел его в курс дела. Оказалось, что праздники действительно только начинаются: помимо Нового года, седьмого января будет Рождество, а четырнадцатого января у них пройдет Старый Новый год! Вот этого издевательства бедный английский мозг не выдержал и вскипел, пытаясь соединить в голове несоединимое: Old New Year.

Но как бы там ни было, а Новый год встретили с почестями. В углу зала встала невысокая разлапистая елочка, тощенькая и хлипенькая, украшенная стеклянными игрушками, мишурой и дождиком. По всей квартире разнесся упоительный аромат мандаринов и апельсинов вперемешку с хвоей и смолой. Стоявший в углу за диваном стол вынесли и, поставив перед диваном, как-то хитро раздвинули, квадратный стол стал длинным, во всю комнату. Его уставили салатами: оливье, крабовый, винегрет, ещё какие-то… тортик, лимонад «Буратино» в запотевших бутылках, водочка для взрослых и советское шампанское, картошка отварная с маслом и укропом, куриные окорочка и крылышки, жареные и копченые, горлышки, которые тоже оказались съедобными.

Гарри даже удивился и спросил, а есть ли в курице хоть что-то несъедобное? Лёшка наморщил лоб, подумал и, засмеявшись, крикнул:

— Перья!

И поклялся, что отныне это у них будет коронной шуткой для будущих гостей.

Холодец, заливная рыба и желе. Ну, если с последним англичане были знакомы, заливная рыба была более-менее понятна, но холодец… он же студень или зельц по-австрийски… Это жутковатое блюдо ввело их в ступор. Тем более, что они видели весь процесс готовки: сперва пять часов в огромном чугунном котле отваривались свиные копыта, поросячья голова, вся как есть, с языком, ушами и пятачком, пара свиных хвостов и куриные лапы. Потом всю эту уваренную в однородную массу мясную кашу тщательно перебирали все члены семьи, выбирая из неё кости. Гарри поневоле ознакомился с подробной свиной анатомией, наизусть заучив все фаланги поросячьих и куриных пальцев, хрящи с жилами и сухожилиями напрочь и бесследно уварились в желе, никакой желатин не понадобился, как для десертного желе и заливной рыбы. Мясные волокна поровну распределили по емкостям, равномерно залили бульоном и вынесли на ночь на балкон.

Как ни страшновато было пробовать бульонное желе, но пришлось — не обижать же хозяев?! Толстую пластинку застывшего белого жира на поверхности холодца аккуратно удалили, порезали и разложили на тарелки неожиданно приятного золотистого цвета кирпичики, украшенные сверху пучочками укропчика и петрушечки…

М-м-ммм… можно без комментариев?

Кстати, свиные кости все отдали Бейли, пёс проглотил их во мгновение ока, а его луженый желудок воистину оказался гиеньим, без труда и безо всякого вреда для собачьего организма всё переварив.

Обращение Президента к россиянам, бой курантов на кремлевских часах, выстрел-хлопок вылетевшей пробки из шампанской бутылки, подсчет «бом-бомов» и-и-и… Новый год! Крики радости, звон бокалов и стаканов и стопроцентное понимание того, что именно сейчас настал девяносто второй год.

Потом в час ночи вышли на площадь к поселковой елке, она высокая, почти тридцать метров, густо-зеленая красавица, окруженная огромной толпой народа и двумя высоченными горками, с них с визгом и восторгом скатывается детвора. Салют простенький, без изысков, но такой важный и значительный для жителей маленького шахтерского поселка.

Этот праздник Гарри и его друзья и родственники никогда не забудут. И пусть он не увидел медведей с балалайками, то немного и потерял в принципе, эка важность — медведи, зато он другое нашел, по-настоящему ценное — дружбу русских людей. Замечательных и удивительных, подаривших им новые вкусы, знания и русскую зиму с морозами и снегом. Словно в тон празднику, он выпал на площади, крупный, пушистый и какой-то очень веселый, посыпался вдруг из безмолвной черной бездны, ажурный, легкий и кружащий, пляшущий свой особенный небесный танец под неумолчную космическую мелодию тишины.

Гарри поймал их на рукавичку и замер в восхищении, глядя на волшебный и неповторимый узор сказочных снежинок. Они долго и загадочно блестели прекрасными гранями на его ладони, не спеша таять и радуя мальчика ещё одним чудом сибирской таинственной земли.

Седьмого января не стали дожидаться, пора было ехать домой и лучше пораньше, на случай непредвиденных ситуаций. Снова Ухта и заснеженный аэродром, снова стоит на поле длиннокрылая стальная птица с красной надписью по борту «Аэрофлот». Салон его — попроще, собачки на поводках, и нести в руках пустые переноски легче во много раз. Страх разгона и взлета здесь заглушается… едой. Пассажиру давали холодный кусок нежующейся суповой курицы, завернутый в пленку, которая шуршала, но категорически не желала разворачиваться. После победы над курицей начиналась новая развлекаловка: попробуй разорви упаковки с солью и перцем. Всё это знатно отвлекало, и бояться было попросту некогда, люди спешили заесть стресс.

Гарри не боялся полета, и курица ему не пригодилась, он сидел, гладил лежащего на его коленях Терри и думал о подарках, преподнесенных Алёшкой и друзьями-соседями Легостаевых. Лёшка подарил ему рисунок на альбомном листе: два тонкошеих пацана держатся за руки, у ног белый червячок Бейли и лохматая клякса — Терри. И надпись: «Английскому другу Гарри от Алексея». Елена Сергеевна, мама Алёши, подарила медведя, того самого, белого, с балалайкой. Настя и Соня Бессоновы подарили Гарри свои глиняные поделки — гжельские и дымковские фигурки трехногих лошадей и жирафов, причудливо раскрашенных индюков и баб с ведрами. Русские сувениры, которые Гарри никогда не продаст. Алька Ганина, их смешная и неумелая переводчица, с важным видом презентовала всем плетенные из цветной мягкой проволоки и бисера фенечки с хитрым замысловатым узором. Милые и чудесные, настоящие подарочки от всего сердца.

Северус пристально посмотрел на сына, тот поднял голову и вопросительно глянул в ответ.

— Сынок, я тебя очень прошу, следующие рождественские праздники давай будем проводить где-нибудь поближе к Англии, а? Ещё одну русскую зиму я не перенесу.

Услышав сие, Гарри нахмурился.

— Странно, пап, мне показалось, что тебе понравилось.

— О, не сомневайся, мне понравилось. Тем более, что нам так повезло встретить хороших людей, но так везти всегда не может. Так что сам посуди, Гарри, что было бы с нами в чужой стране, не встреться нам такой вот Лёшка Легостаев со своим терпеливым отцом.

Гарри послушно покивал, но остался при своем мнении: что страшного может случиться с волшебником, который способен в один момент переместиться на любое расстояние и в любую точку мира? Главное, придумать заклинание, снимающее препятствие в виде языкового барьера, а там и все люди станут братьями, говорящими на одном языке.

Огромное кучевое облако за стеклом иллюминатора привлекло внимание Гарри, и он всмотрелся в него. Медведь. Большой и пушистый белый медведь сидел на деревянной лавочке и весело жарил-наяривал на струнах треугольной гитары — балалайке. Почувствовав взгляд Гарри, медведь посмотрел вниз, на малюсенький самолетик среди облачного океана, и, наверное, как-то увидел его в ряду круглых окошек, потому что вдруг поднял гигантскую лапу в широком рукаве косоворотки и помахал вслед, смешливо подмигивая ошарашенному мальчику.

В Хогвартс Гарри возвращался слегка оглушенным, как человек, переживший два новогодних праздника, а ведь мог быть ещё и третий — Рождество! То самое Рождество, с которым он уже благополучно распрощался до следующего раза. Не говоря уж о каком-то кошмарном старом новом годе… как это совмещается-то?!

Что ж, путешествие оставило сильное впечатление, вон, до сих пор прийти в себя не может, всё вспоминаются заморские чудеса: простыня-палатка, отдающая морозной свежестью, очумевший от снежного изобилия Бейли, смешной и счастливый, беленький на белом, лишь три черные четкие точки выделяются — глаза и нос. Холодец, страшноватый в приготовлении, но такой вкусный, просто слов не найти для его описания, как невозможно описать очарование зимнего леса, его хрустально-морозную тишину, как невозможно передать ощущения при виде следов зверя, давным-давно истребленного в Англии — волка.

Он как наяву встал перед глазами, огромный, в половину мужской ладони, глубокий и реальный волчий след.

И Лёшка, Лёшка Легостаев, вихрастый и крутолобый, со смешной вздернутой губой, друг, пришедший на помощь потерянным иностранцам. Друг, зовущий его «Гарька», без запинки выговаривающий все английские имена, в то время как они, англичане, с трудом произносят имена русских. А как красиво они их сокращали! Сядет, бывало, Геннадий Михайлович за стол, плеснет в кофе ложку водки и подмигнет:

— Ну что, Северыч, вздрогнем?

Севка, Севушка, Север Снежич… он даже и предположить не мог, что имя его папы можно вот так просклонять на все лады! А тётя Петунья? Лёшина мама вскоре начала окликать её Петькой, до чего странно-то…

С грохотом отъехала купейная дверь, и к Гарри заглянули Нели и Зевс. Гарри моргнул, возвращаясь в реальность и с трудом сознавая, где он, что он, с кем и куда едет… сообразив же, махнул рукой, приглашая ребят. Вошли все четверо, уселись вокруг и рядом и уставились на него горящими азартом и любопытством глазами.

— Что? — занервничал Гарри под пристальными взглядами друзей. Слаженный хор Зевса и Нели едва не сдул его с сиденья.

— Расскажи! Ты же в Россию ездил, да?! Как там, Гарри?

— Ну… Холодно, морозно… — от неожиданности Гарри растерялся. Поэтому сначала бормотал невпопад и бессвязно, но потом, с потоком воспоминаний о новых подробностях, он успокоился, расслабился и смог рассказать всё подробно и четко, со всеми мелкими деталями. Зевс и Нели сидели, затаив дыхание, пыхтел и ерзал Торин, волновался и прижимал уши Гэвин, соляными статуями замерли в дверях Драко и Невилл.

Договаривал Гарри в оцепенелой тишине: Гэвин с остекленевшими глазами сосредоточенно сосал куриную косточку, Торин, сопя, жевал лист ревеня, Нели продувал и чистил дудочку, бросая взгляды на планету за окном, одни Зевс и Драко с Невиллом сидели спокойно и слушали. Обозрев своих друзей, Гарри подозрительно спросил:

— А почему это я о России должен докладывать? Между прочим, Гэвин там тоже был, или я плохо расслышал тогда, перед каникулами, ваши истории о тайных дорогах? И что у вас за реакции, а?

Гэвин, вздрогнув, с треском раскусил косточку, Торин, умиленно вздохнув, выудил из пакета ещё один стебель ревеня и засунул его в рот. Нели спрятал дудочку в поясной кошель и сообщил:

— Гэвин, конечно, был на тайной дороге мироздания, но это не значит, что она была именно в России. Мы говорили, что он встречал мальчика из той страны, вот. А реакция… Просто ты потрясающе рассказываешь, Гарри, так живо и ярко, что нам и представлять не надо…

— Ага, — кивнул Зевс. — Особенно мне, я это просто увидел в твоей голове. Честно, Гарри, там так много снега! И папу твоего симпатично называют, от всего сердца, любя.

— Правда? — благодарно заулыбался Гарри. Посмотрел на Торина и передернулся: — Б-бр-р-ррр, он же кислый, как ты это ешь?!

Торин озабоченно глянул на Гарри, отложил изжеванный стебель, вытянул из пакета другой, ножом очистил и протянул ему, сопровождая свои действия жестами:

— «Ты чего? Это медовый сорт, он совсем не кислый».

— Позднеспелый? — спросил Гарри, принимая угощение. Минотаврик кивнул. Декоративный, он же десертный, ревень оказался и вправду кисло-сладким, почти как зеленое яблоко. Гэвин заинтересовался и захотел попробовать, Зевс укоризненно покачал головой, но запретить не смог, анубис его переупрямил и в результате своей победы целый час страдал, пуская слюни из-за непривычной собаке яблочной кислоты. Вид у него при этом был самый разнесчастный: глаза прикрыты, уши опущены, а изо рта капают пена и нити слюны. Зевсу стало его жаль, и он даже не стал злорадствовать, мол, сам виноват, я предупреждал.

Лихо свистя, поезд подкатил к станции и весь окутался паром. Студенты, восхищенно гомоня, рванули к саням здороваться с конями, те радостно ржали в ответ и мотали головами, так же обрадованно дети здоровались и с профессором Снейпом, ведущим на поводке Мока.

В Большом зале все бросали любопытные взгляды на Гарри, Дерека, Пенни и Северуса, гадая, где они получили такой странный и необычный загар, ну, если красную и обветренную кожу ничем другим нельзя объяснить, а если она ещё и обмороженная… Разумеется, наши герои не хотели признаваться в том, что вместо солнечных аргентин и бразилий с канарами они уехали праздновать Рождество чуть ли не на Северный полюс. Один только Паладин понимающе хмыкнул, узнав зимний «загар» полярников. Северус криво улыбнулся на его хмыканье, помня, что тот с внучкой когда-то посещал снежную Русь.

Тем временем внимание всего зала сконцентрировалось на столе Гриффиндора, вернее, на головах двух рыжих небезызвестных проказников, одинаковых с лица. Фред и Джордж вернулись в Хогвартс. Заметил их и Северус, заломил бровь и вопросительно глянул на директора. Тот вздохнул и нехотя пояснил:

— Их Олливандер сюда направил. Они себе новые палочки купили. Раньше те у них были с сердцевиной из перьев феникса, а теперь содержат иную начинку — волосы единорога. Есть над чем задуматься?

Северус, подумав, кивнул. Ну есть над чем. Единорог — это созидательная сила и убытков не несет, в отличие от разрушительной огненной силы феникса. Будем надеяться, что хотя бы палочки не ошибаются в определении характеров своих владельцев.

А ребята-акробаты купались в лучах славы, заслуженной ими на каникулах, а именно, очисткой их дома от упыря. На фоне стресса Минерва забыла написать Молли Уизли, потом, вспомнив, поколебалась и забила, сочтя это дуростью: ну какой там зин-боггарт, я вас умоляю! Она и слова-то такого не знает, придумал пацан зверистый какую-то маловразумительную бяку, и всё! Про зинку вспомнил Рон, приехавший на каникулы, услышал шум на чердаке и спросил:

— Мам, а что, болотного шипуна ещё не убрали? Профессор же МакГонагалл обещала написать тебе.

На что мама ответила, что ни от кого она никаких писем не получала. Рон занервничал, дождался старших братьев и озадачил уже их. Пунктуальный Перси полез проверять. Вторжению зина не обрадовался и хорошенько подсушил мага, в результате чего Перси едва унес ноги, скатившись с чердака к подолу мамы в состоянии, близком к мумийному.

Молли, увидев полусъеденного сына, схватилась полными руками за обширный бюст и… в кои-то веки прислушалась к словам младшенького ребёнка. Маленький Рончик рассказал мамуле всё, что сам узнал от Зевса. Кое-как поняв и примерно представив, что за упырище у них на чердаке проживает, благочестивая мама испугалась и бросилась строчить письма в министерство с просьбой прислать лучший отряд мракоборцев. Престарелая Стрелка еле-еле доволокла пухлый конверт до адресатов: на всякий случай Молли написала много и во все отделы. Сотрудники отделов по борьбе с нечистью письма прочитали, почесали репы и отправили по адресу старика Перкинса — разбираться.

Разобрался. Посмотрел на усушенного в мумию Персиваля, послушал шумок на чердаке, оценил ношеную-переношеную, латаную-перелатаную одежку Рона и близнецов, припомнил школьные годы боевой магички Молли Прюэтт и… заробел, осознав, что слишком стар для борьбы с зинами. Уж ежели упырь целый дом магов обессилил, то чего про одного старика говорить?

Трансгрессировал свои древние кости обратно в министерство и, сухонько покашливая, обратил к себе внимание, попросив помощи в укрощении зины. Перкинса обступили со всех сторон, послушали и начали сами спрашивать:

— Что, настоящий болотный шипун?

— По всем признакам да, самый настоящий.

— А чего ж ты сам его не ликвидировал?

— Ну как же я могу? Он же целый дом магов иссушил, много лет магией питается, вы представляете, насколько он мощен сейчас?!

— М-да-а-а… задачка.

В итоге элитный отряд мракоборцев во главе с главным ликвидатором Альбертом Ранкорном срочно десантировался в район дислокации. Осмотрелись, передернули затворы на палочках, проверяя бронебойность и эффективность пуль-заклятий, растянулись цепочкой и двинулись к объекту — дому, известному в этой местности под названием «Нора».

Зиночка смачно облизнулся, наблюдая в чердачное окошечко, как к дому приближается целая толпа колдунов — ну-ка, ну-ка, сколько порций ему на ужин принесли? М-м-мням, чавк, шоб я так жил, три раза по пять! Слюни обильно потекли из щербатой пасти, густо заливая пол.

Дальнейший бой можно только представить. Описать его трудно… Атаку маги повели грамотно — тремя пятерками по очереди. Пятеро дюжих мужиков обрушили на чердак шквал взрывных проклятий, разнося упырье жилище (и ронову комнату заодно) к широко известной матери. Потом синхронно ушли с линии огня второй волны. Новый залп на всё тот многострадальный чердак. Отступление и шаг в сторону, дорога открыта для третьей пятерки…

Стоявшие снаружи и на безопасном расстоянии семейство Уизли с соседями Диггори и Лавгудами только горестно морщились, глядя, как раскурочиваются крыша и верхние этажи домика. Рон зябко ежился в своем куцем пальтишке, вздрагивал при вспышках заклятий и отдельных грохотах рушащихся кусков стен, кусал губы и напряженно думал. Наконец он, неуверенный в своих рассуждениях, робко потянул маму за рукав.

— Не сейчас, Рон! — привычно отмахнулась мама.

— Но, мам… — занудил Рон в пустоту. — Эти заклятия его убивают или, наоборот, питают?

Фред и Джордж, услышав слова Рона, нервно переглянулись — ну, а вдруг, чем МакБун не шутит, эти драккловые зинки устроены по-обратному? Чем больше магии на него тратишь, тем сильнее он становится?.. Так. Как их начальника звать-величать? Ранкорн? Спасиба… Получив информацию, близнецы толкнулись плечами и, тихонько улизнув от мамуни, огородиками, огородиками прокрались поближе к дому.

У Альберта как раз случился перерыв, и, узрев в коридоре гражданских, он коротким рявком остановил сражение. Взял было парней за шкирки, чтоб вышвырнуть неразумных идиотов на улицу, но услышал:

— Дяденька мракоборец! Это зина-накопитель, ему магия всё равно что подарок, чем больше в него заклинаний попадет, тем ему вкуснее, понимаете?

Мерлин, Эпона и иже с ними… Кто сказал, что фантазировать — это вредно и пустая трата времени? Не для этого ли всевышние посылают нам детей, этих изумительных созданий, способных так нестандартно и чудесно мыслить?!

Ну, поздно-не поздно, но предупреждение он успел получить. Пол под ногами дрогнул, остатки стены перед ними рухнули, являя взору ошарашенных бойцов жуткую хтоническую тварь из преисподней… Два слова для описания будет достаточно: зубастая бездна. Оснащенная красными зенками, пасть гостеприимно и улыбчиво распахнулась, приглашая ещё популять в него вкусными заклинаньицами… Перетрусившие окончательно, четырнадцать вояк вопросительно глянули на босса, но тот, предупрежденный ребятами, отрицательно мотнул головой, запрещая применять магию.

Близнецы с интересом рассматривали чудесный частокол иглообразных зубов, пару красных злобных капель на месте глаз, параллельно производя следующие действия: Джордж неторопливо разматывал вынутую из кармана рогатку, приводя её в боевое положение, а Фред доставал из стоявшего здесь же, в коридоре, шкафа коробку с портняжьими мелочами мамы Молли. Коробушка была полна пуговиц и бусин. Тихо причмокнув, Фред позвал монстра:

— Эй, пёсик, на-на-на-на-на…

Красные, налитые злобой глазки вперились в него. Фред ласково кивнул ему и опрокинул коробушку… Пестрым каскадом посыпались и радостным стаккато поскакали по полу во все стороны пуговицы и бусины. Чердачный зина завороженно уставился на пестрое море, растекшееся перед ним. Чавкнув, со всхлипом всосал в себя нити слюни, протянул дрожащую грабку и трепетно взял ближайшую пуговичку… потом вторую, похожую, третью, четвертую… И всё, увлекся весь, с потрохами, перебирая и собирая одинаковые пуговички и бусинки.

Джордж сунул рогатку в руку Ранкорну, потом туда же впихнул мешочек с чем-то, после чего близнецы стратегически слиняли. Альберт машинально развязал горловину мешочка и высыпал на ладонь горсть серебряных шипастых шариков — звездочек. Также машинально определил, что это такое — стилизованные эспины семнадцатого века, их по сей день повсеместно находят при распашке полей, собирают килограммами и сдают в музеи. Хм. В кожаную плашку рогатки уместились пять таких. Тщательно нацелившись, Альберт залихватски запульнул первую порцию серебра прямо промеж красных глаз. Вторая порция усвистела в раззявленный рот упыря.

Серебро, пущенное без магии, подействовало моментально: в месте проникновения кожа посерела и сморщилась, быстро и естественно высыхая и трескаясь, сам упырь-зина захрипел, хватаясь за горло, встал было и тут же осел обратно на пол, рассыпаясь-распадаясь на пересушенные куски, как вампир под воздействием солнечных лучей или осинового колышка.

Всё было кончено. Альберт с осторожной брезгливостью потыкал носком сапога в мерзкие останки, среди которых поблескивали колючки-эспины, сгубившие не одну лошадиную жизнь, а теперь послужившие для устранения нечисти. Чувствуя странную печаль к усопшим коням, Альберт нагнулся и молча, с каким-то уважением, подобрал шарики, спаянные из серебряных игл и олова.

Выйдя из разворошенного дома, Ранкорн принес личную благодарность Фреду и Джорджу и пообещал представить их к награде, чем заставил забиться гордостью сердце матери. К чести сказать, близнецы совершили ещё один самоотверженный подвиг: высмотрели в толпе Рона, цапнули его за руку и, вытащив вперед, заявили, что главная заслуга принадлежит Рональду, это именно он подсказал про упыря. Смутившийся Рон тоже попытался откреститься от подвига, свалив всё на Зевса, мол, это всё он, это всё сфинкс подсказал, ещё в школе, правда… Растроганная Молли расплакалась, обняла и слегка придушила своих чудесных, умненьких, честных, солнечных, славных, потрясающих и-ещё-сколько-то-эпитетов мальчиков.

Вот такие новости прозвучали сейчас в Большом зале на праздничном пиру. По мере повествования знаменитых близнецов уважали всё больше и больше, а к концу рассказа их уже обожали. Перси, кстати, за две недели каникул и маминых питательных блюд полностью оправился и сейчас сидел тут же, за гриффиндорским столом, среди своих братьев, заметно похудевший, но счастливый и гордый за свою семью. И всё чаще и чаще он ловил на себе заинтересованный взгляд одной симпатичной девушки, старосты с факультета Когтевран.

Зевс тихо хмыкнул:

— Ну-ну, смотрю я, по-прежнему лезут поперек батьки в пекло, но на сей раз заслуженно, я бы сказал. Аккуратно сработали, и на том спасибо.

— То есть угрозы для общества они не представляют? — ехидно уточнил Гарри.

— Представьте себе — нет! — подмигнул ему Зевс. — Раньше они сами стали бы обстреливать монстрика из рогаток, но в этот раз они — подумать только! — предоставили это благородное пацанское дело взрослым. Одобряю! Растут мальчики.

Очевидно, близнецы и вправду подросли, потому что час спустя после пира и за двадцать минут до отбоя Филипп Паркер услышал стук в дверь. Открыв её и увидев посетителей, он замер, при этом его рука чисто машинально взлетела к затылку.

— Профессор Паркер! — начал Джордж.

— Мы пришли извиниться, — продолжил Фред. И хором завершили:

— Простите нас, сэр!

— Потрясающе… — пробормотал опешивший учитель и недоверчиво сощурился. — Вы серьезно?

— Да, сэр, — и рыжики скорбно понурились, всем своим видом выражая раскаяние.

— Кисти вас дожидаются! — с угрозой прошипел Паркер. В ответ сверкнули радостные улыбки:

— Да, сэр!!!

Потом, наблюдая за работающими парнями, учитель не удержался от любопытства:

— Как вы догадались победить упыря таким способом?

— Ну… мы, в отличие от мамы, всегда интересовались магглами, не всегда в хорошем смысле, уж извините, сэр, — принялся рассказывать Джордж, протирая кисти. — Считали, что у них тоже можно кое-чему научиться, например, открывать двери отмычками, не прибегая к помощи магии. И сказки у них опять же интересные.

— Да, — подхватил Фред. — Сказки. В них очень часто и подробно описаны разные способы борьбы с темными силами. И про упырей там написано всё: как и чем отвлечь, как убить и многое другое.

* * *

Гарри с улыбкой смотрел на своих друзей: на Невилла и Драко, Торина и Нели, Зевса и Гэвина, Гермиону, Рона… Как же он по ним соскучился, оказывается! А ведь совсем недавно, ещё летом прошлого года, он о них ничегошеньки не знал, о мификах даже и не подозревал. А теперь роднее их у него никого нет. Ну, кроме папы и Дурслей, конечно.

Невилл провел каникулы с мамой, и это были самые счастливые праздники в его жизни. Мама его обнимала и постоянно расспрашивала, стремясь узнать всё и сразу о своем сыне. Папа больше молчал, но смотрел на Невилла с интересом, понемногу приходя в себя и привыкая к мысли, что он — отец, а рядом сидит его сын. И как апофеоз всему…

— Ребята, а можно мы с мамой тоже приедем к вам на лето? — умоляюще спросил Невилл, заглядывая в глаза мификам.

— Да о чем вопрос-то, Невилл, конечно, приезжайте! — пылко отозвался Зевс.

* * *

— О, Боже, как у меня голова болит… — чопорно произнесла миссис Гамильтон и с укором попеняла подруге, миссис Поллард: — Уйми свою дочь! От её прыжков всё вокруг рушится… ну вот, слышите?

«Бум, бэмс, трах…» — донеслось откуда-то издалека. Миссис Поллард, сосредоточенно считая петли, успокаивающе бросила:

— О, не волнуйся, Мэри, дорогая, моя ласточка скоро в Хогвартс отправится вместе с твоей доченькой. Ты ещё успеешь пожалеть о тишине, которая наступит, когда наши девочки уедут на десять месяцев. Да, кстати, как там Зевс, пишет?

— У него же лапки, Лавиния! — фыркнула Мэри. Лавиния вздернула серебристую бровь, и Мэри сменила шуточный тон: — Ну пишет, что подружился с замечательными ребятами, маленькими волшебниками, что хочет пригласить их к нам на лето.

— Люди?.. — поджала губы Лавиния. — Хм, ну-ну, поглядим.

Мэри задрала голову и окинула объемистую подругу подозрительным взглядом.

— А ты что-то имеешь против них?

— О нет-нет, дорогая, против них я ничего не имею, скорей, наоборот, это они очень так против нас… — с этими словами она встряхнула вязаньем размером с туристическую палатку и ядовито-розового цвета. Спицы в её руках опасно звякнули, каждая с полтора метра длиной. Мэри сладко потянулась, попутно полируя когти о чурбачок. Замерев, женщины настороженно посмотрели на оружие друг друга: спицы в руках великанши и когти мантикоры. За ними также настороженно следили замершие на своих местах минотавриха и собакоголовая леди. Не совсем известно, начался бы скандал, просто к ним подошла пятая женщина, стройная и высокая сатирица. Она и разрулила ситуацию:

— Так, девочки, ещё раз увижу такое, и придется объяснять вашим деткам, почему у вас на плечах репы выросли вместо голов! И я не шучу! — в её ворсистых руках грозно завибрировала дудочка. Лавиния и Мэри сдулись, Эледа и Тора заметно расслабились и с благодарностью посмотрели на сатирицу. Говорить они не умели по причине звероголовости, но их глаза выражали чувства куда ярче и яснее, чем миллиард слов.

Из-за угла дома донесся гулкий топот, и к огромной открытой беседке подлетела стайка детишек, среди которых очень сильно выделялась двухметровая девочка. Она-то и внесла коррективы, капризно заявив матери-великанше:

— Ма-а-ам, ну нечестно! Лета говорит, что великанов все боятся, и у меня никогда не появятся друзья в Хогвартсе! Это правда?

— Так… счас кое-кто получит по пушистой заднице, — глубокомысленно изрекла Мэри. Лавиния отложила вязание и строго глянула на дочь:

— Разумеется, это неправда, Шейди. Друзья у тебя будут. Нашли же друзей наши мальчики, значит, и ты найдешь. И даже раньше! Ты не слышала новость? Зевс пригласил своих друзей-волшебников к нам на лето.

Ответом были восторженные возгласы обрадованных детей…

Начался и неспешно потек вперед второй семестр.

Уроки рисования профессора Паркера, география Берримора, магозоология Кеттлберна, чистописание и литературный час у мисс Бимиш, минералогия профессора Морма, травология мадам Стебль, астрономия профессора Синистры, зельварение профессора Снейпа, трансфигурация МакГонагалл. Чары и заклинания у профессора Флитвика, домоводство, совмещенное с маггловедением у Квиррелла.

Квиринус Квиррелл, кстати, долго ломался, получив приглашение в школу на пост преподавателя ещё от Дамблдора, и ни в какую не соглашался. Зато после отставки бывшего директора сразу же примчался в отдел кадров с просьбой зачислить его в штат. На вопрос попечителей о прежнем отказе пояснил, что угроза его жизни миновала. Оказывается, когда его звал Дамблдор, у него были навязчивые видения насчет того, что в Хогвартсе при старом начальстве он долго не протянет, а помрет в конце семестра девяносто второго года, а вот когда сменили директора, исчезли и дурные предчувствия, значит, что? Правильно, теперь его жизни ничто не угрожает. Вы уж извиняйте, господа, но я верю своей чувствительной заднице, она меня никогда не подводила. Так какая там должность освободилась? Маггловедение и домоводство? Отлично, беру! Прорицания? Нет-нет, не хочу, я не медиум, это просто чуйка меня предупреждала не доверять Дамблдору.

Эймос согласился принять Квиррелла после того, как Черити Бербидж провалила экзамен, доказав свою несостоятельность и некомпетентность, показав «маггла в разрезе» в духе Шулейкина в демонстрации тигра в аналогичном виде: галье, ливер, вымя…*

Итак, уроки.

Профессор Паркер от азов перешел к более углубленным знаниям, приступив к рисованию мультиков. Дети озадаченно посмотрели на непонятный рисунок лошади с восемнадцатью ногами и вопросительно уставились на учителя. Тот с невозмутимым видом сначала показал ещё несколько слайдов с многоногими быками и козлами и только после этого начал вступительную лекцию, чередуя картинки:

— Как вы, надеюсь, заметили, изображения эти — наскальные. Верно? Так во времена Неолита и Палеолита доисторический человек изображал движение. Стремясь передать бег животного, он пририсовывал ему несколько лишних пар ног, весьма наивно полагая, что современники поймут его художества. Должен признать, современники его понимали, чего не скажешь об ученых Сорбонны семнадцатого-восемнадцатого веков… Эти бородатые и убеленные напудренными париками, прикрывающими их плешивые головы со вшивыми волосьями, мужи так и не дотумкали, зачем их далекие предки рисовали столь странных зверушек и всё ли в порядке было у них с мозгами? Сия завеса тайны приоткрылась только после изобретения синематографа. Тогдашнее открытие произвело такую сенсацию… Не один умный мозг взорвался от натуги, перегрева и перенапряжения, и их вполне можно понять: ну как так, чтоб какие-то троглодиты-неандертальцы и знали о кадрах??? Да быть того не может!

— А самое смешное, знаете что? — профессор Паркер вставил очередные слайды и продолжил пояснения: — То, что современная техника изображения мало чем отличается от доисторической! Вот, смотрите сами: наскальный рисунок многоногой лошади и графическая калька. Видите — ноги просвечивают? Сколько их?

Гарри догадливо вскинул руку:

— Двадцать четыре рисунка, сэр! Двадцать четыре кадра.

— Совершенно верно, мистер Снейп! А теперь подойдите сюда и покажите нам, как рисунки должны двигаться.

Гарри с готовностью и удовольствием показал: быстро-быстро пролистнул все рисунки так, чтобы наглядно продемонстрировать скачущую лошадь. Потом то же самое показал и профессор на проекторе с помощью слайдов, впервые показав мультфильм в Хогвартсе. После демонстрации он погасил керосиновый фонарь, убрал проектор и экран, раздвинул шторы на окнах и начал урок рисования мультиков. Что и говорить, это оказалось настолько увлекательно, что дети жутко расстроились, когда урок подошел к концу, и прозвенел колокол. Никто не хотел покидать класс, все желали остаться и рисовать-рисовать-рисовать бегущих собачек, летящих птичек и порхающих бабочек. Особенно сильно опечалился Драко, когда понял, что пора уходить и оставить здесь свой шедевр — симпатичную лохматую собачку, смешную и косолапую, скачками бегущую по зеленой травке. Гэвин при этом странно посмотрел на него и переглянулся с Зевсом. Тот пожал львиным плечом и окликнул белобрыса:

— Эй, Малфой!

— Чего? — обернулся тот.

— У моих знакомых такая же собака на передержке живет. Хочешь, тебе отдадим?

— Что, совершенно такая? — не поверил Драко. Зевс кивнул.

— Ну да, совершенно точно такой же, рыжий и лохматый, зовут Галсом, возраст около года.

— Галс? — опешил Драко. — Что за имя?

— Нормальное имя! — рассердился Зевс. — Просто он нос по ветру постоянно держит, всё время рвется вслед за ним, как тот корабельный ход, в честь которого он назван… Когда он начал ходить, его ветром сбивало с ног так часто, что все вскоре шутить начали над ним: «во, гляньте, на левый галс лег, а вот на правый борт завалился, правым галсом ушел под ветер», с тех пор так и пошло — Галс да Галс.

Драко засмеялся и удивленно сообщил:

— А знаете, он мне уже нравится, пожалуй, посмотрю на него!

На уроке профессора Морма Гарри, находящийся под впечатлением от первого, поинтересовался:

— Сэр, а кроме человека, кто-нибудь в пещерах ещё рисовал? Я имею в виду наскальные изображения пещерных людей.

— О да, мистер Снейп, — прогудел басовито кряжистый гном. — Все рисуют, не только люди и обученные зверушки. Посмотришь иной раз и диву даешься — ах как Природа-матушка рисовать-то любит! Её закаты и рассветы, не повторяющийся ни разу рисунок-форма облаков, морозные разводы-узоры на стекле… А её краски?! Сколько красок-то у неё! Вы представить себе не можете, насколько ярки райские птички островов Новой Зеландии! А камни?! Вот, смотрите!.. — и взбудораженный учитель принялся доставать с полок коробки, а из них — камни самых разных расцветок и форм. Аметисты всех лиловых и фиолетовых оттенков, хризолиты-хризопразы, все виды яшмы, рубины и топазы, всевозможная радужная слюда… А кроме них, камней, матушка-Природа умела рисовать ещё и слоями, все эти прожилки, черточки, полосочки, пятнышки. В общем, урок дети покинули офигевшими и прямо-таки оглохшими от вороха сведений.

На следующем уроке, у профессора Флитвика, на Гарри поглядывали с опаской: а ну как спросит чего не надо — вовек же не огребешься. Но Гарри и сам изрядно впечатлился, так что благоразумно помалкивал. Вместо него отличилась Гермиона. Поинтересовалась у Флитвика между делом в конце урока:

— Сэр, а почему в Зале наград стоят всего две реликвии Основателей — Чаша Пенелопы Пуффендуй и диадема Кандиды Когтевран? Остальные два — где?

— Хи-хи, им нет надобности стоять в Зале наград, мисс Грейнджер! — тоненько хихикнул профессор Флитвик.

— Но почему? — заупрямилась Гермиона. — Коллекция же неполная без меча Годрика Гриффиндора и медальона Салазара Слизерина!

— Так меч-то и нельзя на всеобщее обозрение выставлять, — возразил ей Рон. — Всем известно, что он находится в Шляпе, и только настоящий гриффиндорец способен вынуть меч Годрика из волшебной Шляпы.

— Правда? — смутилась Гермиона.

— Конечно! — продолжал Рон, горделиво приосанившись. — А что касается медальона, то Слиззер в конце уже не дружил с ними и ушел. Потому его побрякушку и не кладут вместе с остальными реликвиями.

Зевс хрюкнул и уткнулся лицом в парту, заглушая хохот.

— А… что не так? — ожидаемо обиделся рыжик. Сфинкс поднял голову и, отфыркиваясь, сообщил:

— Профессор же Флитвик ясно сказал, им НЕЗАЧЕМ стоять в Зале наград. Видишь ли, они — живые, и долго торчать на одном месте для них довольно проблематично.

— Да о чем ты??? — взвыл уязвленный до предела Рон.

— Живые реликвии, Рон! — догадался Гарри. И вопросительно глянул на Зевса: — Я прав? Это Лучик Латимера?

— Да. Талисман Салли Слизерина, — подтвердил Зевс.

— А Гриффиндор? — спросил Невилл.

— Талисман Гриффиндора — феникс, — последовал ответ.

— Не меч? — растерянно спросило сразу несколько голосов.

— Нет, — фыркнул Зевс. — Изначально меч предназначался для гоблина Рагнука Первого, но Гриффиндор отобрал меч у него. По другой версии, он выкупил меч у гоблинов. Принадлежность меча всегда была весьма спорным вопросом. Гоблины, не привыкшие расставаться со своими вещами, со смертью Годрика закономерно решили, что меч снова должен вернуться к ним. К тому же, если верить самим гоблинам, Годрик получил оружие не совсем законным путем. После смерти Годрика меч стал считаться народным достоянием и по сей день хранится в Хогвартсе. Еще одна фишка заключается в том, что способностью меча стала его возможность появляться из Распределяющей Шляпы, но только в руках того, в ком бьется сердце истинного гриффиндорца. Любопытно, что меч изначально может находиться где угодно, но телепортируется через Распределяющую Шляпу по мере необходимости и острой нужды в нем. В общем, круто заколдовали артефакт, сам себе не принадлежит, бедняга… — Зевс деланно-скорбно вздохнул и замолчал. Молчал и класс, переваривая новые знания. Потом Гарри тихо уточнил:

— Значит, Феникс — талисман Годрика?

— Да, — улыбнулся ему Зевс. — Фениксы живут долго, и тысяча лет ему не помеха, ведь он каждые пятьсот лет обновляется: сжигает себя в огне и возрождается из него.

Про Шляпу никто не стал спрашивать, и так всё было ясно.

Урок за уроком, новые знания. Дни, перетекающие в недели, а те — в месяцы… Ушла зима, слыша теплое дыхание весны. Девушка-весна, известная модница и певунья, начала со звона капели и нежного журчания ручейков. Потом грянули тяжелые аккорды — басы-разрывы ледолома на реках и озерах, с грохотом лопались толстые льды от напора вспухшей талой воды, и та с ревучим всплеском вырывалась вверх из гигантских трещин на долгожданную свободу, выходя из берегов и заливая-затопляя поля.

А веселая модница тем временем примеряла всевозможные наряды, сшитые ей по заказу у знаменитого модельера — Сезона. Сначала печальные бурые и серые тона. Затем настал черед нежно-зеленых, салатовых оттенков. И чем выше по меридиану поднималась весна, тем темнее, глубже и сочнее становились её наряды, украшенные белыми и розовыми дымками первоцветов. А с ними проснулись парфюмеры — трудолюбивые пчелки, которые тоже умеют и любят рисовать. Их мастерство проявляется в рисунках сот, виртуозных танцах-координатах о местоположении ближайшего цветка-медоноса. И шедевры их полотен никакими силами нельзя подделать, потому что у мёда есть генетическая память своих родных сот, и с помощью этого секрета всегда можно отличить настоящий мёд от сиропа.

Парфюмеры-пчелы принялись за главную свою работу — опыление. За километры чуя запах липы, проносятся лохматые жужжалки на тонкие ароматы медоносов и кропотливо летают от цветка к цветку, собирая нектар и перенося пыльцу с женских на мужские соцветия.

Звенит воздух от пения весны, журчит и плещет вода, гудят и стрекочут струнами крылья насекомых, ох, сколько же звуков они издают! Тут вам и альт с контрабасом кузнечиков и цикад, и нежная скрипка комариков, и густой валторн шмелей, и гудящий бас майских жуков, и, как же без них, цветовые гаммы бабочек — их радужные бесшумные переливы похожи на застывшую на взлете мелодию…

Пение птиц, шорох и посвисты ветра, шелест молодой листвы — всё это пришло на смену немой зиме. Красуется модница-весна, кокетливо поглядывая через плечо на тихого и скромного юношу, неспешно идущего за ней. Он красив, строен и элегантен, на нем зеленый кафтан и желтая панамка, зовут его Лето. Но весну он никогда не нагонит — пробовал уже. Поэтому он вскидывает длинный посох и свистит овчарке, указывая на отару: эгей, гони! И с лаем мчится небесная собака, спеша на помощь хозяину: сбивает в кучу своенравных овец. Или, напротив, разогнав белых барашков, ведет на дойку тяжелых тучных коров. Те с грохотом ступают по небесной пашне, сбиваясь в огромные стада и сталкиваясь рогами с такой силой, что вылетают искры и проносятся к земле стремительными росчерками молний…

Грохочет гром, и в свете молний проливается на землю первый летний дождь.

Уходит под навес недовольный Мок — ему не нравится, когда на него сверху капает противная мокрая вода. Он хоть и переоделся, и его длинное тело покрывала гладкая скользкая шерсть, но на плечах пробивалась первая грива, мягкая, пушистая и оттого плохо высыхающая.

Экзамен… Страх, кошмар и ужас каждого студента. Гарри очень сильно старался не поддаваться панике при виде гор заданий, правил и пергаментов, которые надо исписать. И монбланы учебников, которые надо прочитать. Ой, мама… Ну и зачем мне в обычной жизни такое заклинание, как «Ворминкулюс»? Он что, в самом деле соберется кого-то превратить в червяка??? Или вот, «Дантисимус», оно зачем? Удлинять передние зубы? Ну и кому это надо, беззубому бобру? Так его сначала ещё найти надо, беззубого…

Вот «Брахио Эмендо» — другое дело: в хозяйстве пригодится — кости из курицы и рыбы удалить! Слово «брахио» вызывает в памяти брахиозавра, и Гарри, отвлекшись, непроизвольно засматривается в потолок, представляя себе кости гигантского ящеротазового динозавра. За что ему снижают балл.

Последние экзамены совпали с полнолунием, и Дерек на почве стресса малость «поехал»: двойной удар полной Луны и экзаменационного психоза не хило так приложили бедного волвена. И чтобы он не оборотился в зверя, пришлось его утешать. Гарри, услышав шум, прибежал к старшему другу в комнату и увидел, как тот беспомощно пытается выйти из комнаты в… шкаф. Откроет дверцу и в стенку — бум-с. Выйдет из шкафа и снова — бум-с — лбом о стенку. И хвост пушистый из штанов выглядывает. Цапнув Дерека за шкирку, Гарри пригнул его к полу и заставил опуститься на колени, потом, просто не зная, чем ещё помочь, он просто обнял волвена и принялся его поглаживать по голове и плечам, как большого заболевшего пса…

Дерек тихо скульнул, прижался к Гарри и затих. И мальчики всю ночь просидели вот так, пока луна не пошла на убыль. Лизу, королевскую волчицу, аналогично придерживал и «утешал» Северус.

Что поделать, пленники Луны, спасибо хоть безопасные, в отличие от настоящих оборотней. Люпина так не подержишь, не приласкаешь…

Ушла весна, замер в зените проходящий июнь, отзвенел прощально последний колокол, и закрылись врата замка Хогвартса. Снова скользят по водной глади белые лодочки-катера, везущие бывших первоклассников к станции Хогсмид. Где опять ждет их раздувающий пары на невидимой дороге Поезд Вселенной.

Гарри сидит рядом с отцом, держась за ошейник Мока. Льву полтора года, и он огромен, теперь это мощный и сильный зверь, морда его вытянулась, и раздались челюсти, в приоткрытой пасти виднеются крупные желтоватые клыки, да, он уже не милый и наивный лупоглазый львёнок, но это пока только внешне. Внутри он прежний дурашливый лоботряс, игривый и любящий, Мок не оставил своих привычек, по-прежнему обожает сосать молоко из бутылочки, как и раньше, любит обниматься и причесывать волосы Северусу, Гарри и Дереку, зализывая их наверх, чтобы они встали дыбом, как и положено порядочному льву.

Гарри смотрит, как приближается противоположный берег, и думает о том, что скоро, вот уже сегодня вечером, он обнимет маму Пэт, Дадли и дядю Вернона, прижмет к себе верных собачек, Терри и Бейли, а потом, ночью, к нему в кровать придет Симона и ляжет под боком, тихо намурлыкивая свою нехитрую кошачью колыбельную. А ещё он думает о будущих каникулах в Гамильтон-касле, куда он приедет к Зевсу на лето.

Глянул вбок, на суровый профиль отца, и сердце наполнилось нежностью — папа, любимый… Пусть его и не было в детстве, в самую раннюю пору жизни, он о том не жалеет, так как не помнит уже, что рос без отца. Помнит только, что мечтал о нем, что папа однажды придет и заберет его домой. Что ж, так оно и случилось: однажды отец пришел и ввел его в волшебный мир. Как в сказке Астрид Линдгрен «Мио, мой Мио»: жил на свете пацан обыкновенный, никем не любимый и никому не нужный, но однажды попал он в сказку, где жил его папа, Король Страны Дальней, и начались у него в стране той чудеса и приключения удивительные.

Вот и у Гарри тоже — был простым пацаном, а пришел папа, и начались чудеса, сказочные и изумительные, полные фантастических и мифических созданий, и все они — его друзья навек! Крылатый сфинкс, могучий минотавр, нереальный анубис, рогатый и тонконогий фавн со своей свирелью, вельфы-оборотни, ушастая и смешная нэко, кряжистый и неуклюжий, похожий на булыжник, тролль. И волвен, надежный и преданный брат, человек с собачьим сердцем.

В конце августа его папа и Лиза поженятся, это уже решено, как и то, что свадьбу сыграют в Гамильтон-касле. Интересно, как там? И что там? Боже ты мой, ух как не терпится узнать, что такое другой мир, мир, спрятанный от магглов, мир, выглядящий, как отдельная маленькая планетка, плывущая в космической пустоте за окнами Поезда Вселенной.

Вот такие мысли раздирали голову Гарри, пока лодочка неслась по волнам Черного озера к хогсмидской пристани. И, словно чувствуя его волнение, мягко прижимал его к себе отец, пришедший однажды, чтобы забрать сына в сказку…

Примечания:

*имеется в виду сцена из кинокомедии "Полосатый рейс", в которой буфетчик Шулейкин, притворяясь укротителем, рассказывает о тигре на примере разделки говяжьей туши.