Точка невозврата (гет)

Глава первая. Назад во вчера

Пролог

Вне зависимости от нашего положения. Вне зависимости от наших убеждений… Каждый из нас ходит по канатной дорожке над пропастью, где бурлит узкая горная река…

Шаг вправо… Шаг влево — смерть. И ты идешь, не глядя в пронзительно синее небо, не оборачиваясь на отклик эха имени своего. Идешь, закрыв глаза и раскинув руки перед собой, пока однажды на середине пути не поймешь, что дошел до точки невозврата. Это неизбежно. Это жизнь.

* * *

Снова и снова этот коридор, едва освещаемый двумя тусклыми факелами… Я бегу, не оборачиваясь, дыхание сбилось, но в спину летят разноцветные лучи проклятий, и слышен топот погони, а значит, остановиться невозможно. Поворот — и снова передо мной комната со стеклянными стеллажами, на которых лежат сотни различных маховиков времени. Я бегу между ними и боковым зрением замечаю летящий в сторону полок фиолетовый луч, и понимаю, что увернуться уже не смогу — меня сбивают с ног осколки битого стекла... Затем — адская боль в ноге и темнота...

Я открываю глаза и вижу, что я в каком-то большом зале и вокруг кипит бой между Пожирателями смерти и членами Ордена. Замечаю Гарри, который сражается с Долоховым, Молли, атакующую Малфоя, и непонятно, откуда взявшегося Сириуса, «танцующего» со своей кузиной Беллатрикс какой-то сумасшедший боевой танец, иначе и не назовешь. Я замечаю безумную усмешку на лице Лейстрейндж и луч, летящий Сириусу прямо в сердце. А затем он, словно тряпичная кукла, безвольно падает в Арку. А в глазах лучшего друга отразилась нечеловеческая боль, которая теперь уже никогда не исчезнет из его взгляда. Вспышка — и я, словно канатоходец, балансирую на тонком канате над пропастью, поднимаю глаза к небу и срываюсь вниз, словно раненная птица...

Вынырнув из обжигающе холодной воды, я просыпаюсь...

Сон. Это всего лишь очередной кошмар, который снится мне вот уже с месяц. Я посмотрела на часы, стоящие на прикроватной тумбочке: три часа ночи. Что ж, видимо, мне уже не уснуть.

Я накинула халат и обула тапочки, подошла к окну и распахнула его, впуская холодный ночной воздух. За окном стояла тихая июльская ночь. Жара наконец-то сменилась вечерней прохладой, и небо над Лондоном озарилось светом тысяч далеких звезд. Миллионы лет отделяют их от земли, но, кажется, ничто не сможет отделить меня от событий того дня... Прошел месяц с тех событий в Министерстве магии, а у меня до сих пор стоит перед глазами Сириус, падающий в арку, и перекошенное от боли и ужаса лицо Гарри. Хуже всего то, что, несмотря на сильную душевную боль, он снова оказался заперт у Дурслей совсем один, без поддержки друзей, ведь в целях безопасности нам запретили писать ему. Никогда не прощу себе, что согласилась соблюдать эти ограничения, вместо того, чтобы поддержать его в трудную минуту.

Вчера я получила сову с письмом, в котором Люпин сообщил мне о том, что Гарри наглотался самого обычного маггловского снотворного, чтобы уснуть и не просыпаться больше никогда. К счастью, его успели спасти, но состояние его было крайне подавленным. Кто-то скажет, что это путь слабаков — уйти от проблем вместо того, чтобы с ними бороться. Но Гарри никогда не был слабым. Просто даже сильного человека может подкосить смерть близкого человека, а он всегда слишком остро ощущал боль потери, которая лейтмотивом проходила через всю симфонию его недолгой жизни. Ведь Сириус за такое, казалось бы, короткое время сумел заменить ему отца. Наверное, я только сейчас осознала полностью, что значил Сириус Блэк для него. При жизни он казался мне всего лишь далеким обитателем угрюмого дома по адресу Гриммо 12, крестным Гарри и вечным Мародером-весельчаком... Когда он упал в Арку Смерти, я вдруг осознала, что совсем не знаю этого человека, что за показным весельем скрывались бессонные ночи, а в глазах была не радость, а жгучее желание жить, пусть даже с привкусом отчаяния. А теперь... Умер ли он, или за Аркой скрывалась некая неизвестная нам грань иной реальности? Прочитав все книги, в которых упоминалась Завеса, я так и не нашла ответ на вопрос, что происходит с теми, кто попадает за нее. Хотя, пожалуй, мне давно пора смириться с тем, что в мире магии не все можно почерпнуть из пыльных фолиантов.

Те же традиции и тайны чистокровных семей нигде не описаны, но, тем не менее, каждый маг, принадлежащий к какому-нибудь древнему роду, впитывал эти основы буквально-таки с молоком матери. То ли дело я, магглорожденная девочка из семьи простых английских дантистов, которая в одиннадцать лет по иронии судьбы попала в совершенно чужой мир. И, чтобы не потеряться в нем, я искала ответы в книгах. Мне всегда хотелось объяснить все с точки зрения здравого смысла, а не с помощью гороскопов, предсказаний и прочей подобной чепухи. И я всегда знала, как поступить, даже тогда, на третьем курсе с маховиком времени, когда жизнь Сириуса впервые оказалась на волоске. Месяц назад хроновороты были разбиты, когда упал стеллаж в Министерстве. Все, кроме одного. Я задумчиво теребила цепочку, которая висела у меня на шее. Пожалуй, я впервые в жизни не знала, что мне делать. Ответов на мучившие меня вопросы не существовало. А что если... Нет, пожалуй, это невозможно. Одно дело перемещаться во времени на несколько часов или дней, и совсем другое — на несколько месяцев. Сможет ли он перенести меня так далеко назад? И если я вернусь туда, то, что станет со мной здесь? Станут ли меня искать? В любом случае, стоит все хорошо обдумать.

Натянув джинсы, топ и толстовку, положив в карман бисерную сумочку с вещами, я направила на себя палочку, прошептала заклинание и, превратившись в черную кошку, выпрыгнула в окно.

Вообще-то, Анимагия — мой личный маленький секрет, о котором не знают даже Гарри и Рон. Все началось после тех событий на третьем курсе, когда, вдохновившись примером Мародеров, я стала тайком от всех тренироваться, и к середине пятого курса у меня впервые получилось превратиться. С тех пор такие вот вылазки для меня не редкость. Очутившись на улице, я сразу ощутила свободу, и страхи, навеянные ночным кошмаром, стали постепенно блекнуть, уступая место кошачьим ощущениям. Я решила размяться и побежала по пустынным улицам Лондона. Все-таки ночь — мое время. Я заметила это еще с тех пор, когда полюбила засиживаться с книгами за полночь. Ночью всегда есть время подумать и осмыслить то, что ускользает от тебя в шуме и суете дня. Она для меня стала своеобразным символом свободы, ведь кто обратит внимание на пробегающую мимо черную кошку? Так думала я, пересекая Площадь Беркли по направлению к Сент-Джеймс стрит. Ноги, или правильнее сказать лапы, принесли меня на знаменитый Вестминстерский мост.

Близился рассвет... Мне всегда нравилось наблюдать за тем, как меняются краски на горизонте, отражаясь в темных водах Темзы... Оглянувшись по сторонам, я убедилась, что поблизости никого нет, и превратилась обратно в человека. Не знаю, сколько простояла я на мосту, глядя, как оранжево-красное солнце поднимается над горизонтом... Странно, но прогулка по ночному Лондону как будто отрезвила меня и вернула способность мыслить рационально. Теперь моя идея уже не казалась мне такой уж абсурдной. Я просто осознала, что не смогу жить, не воспользовавшись этим шансом спасти Сириуса, несмотря на слишком малую вероятность успеха этой авантюры. Решение было принято, и, повернув стрелки маховика на несколько оборотов назад, я растворилась в лучах солнечного света.

* * *

Когда я очнулась, то не сразу поняла, что произошло. Я обнаружила себя лежащей в кровати на площади Гриммо, за окном виднелось серое небо, затянутое снежными тучами, на висящем на стене календаре значилась дата: 25 декабря, и уже не в первый раз во время путешествия во времени меня не покидало чувство алогичности. Поначалу меня охватила паника, ведь я совершенно не помнила, что делала в этот день прошлая я, а значит, вероятность столкнуться с фантомом была достаточно велика. Однако вскоре я убедилась в том, что бояться мне было совершенно нечего. Создавалось впечатление, что меня в прошлом попросту не существовало...

Спустившись вниз, я увидела Молли Уизли, которая суетилась в праздничных хлопотах, и Сириуса, целого и невредимого, сидящего за кухонным столом с чашечкой чая. Я с трудом сдержалась, чтобы не подбежать и не прижаться к нему со словами: «Я так рада, что ты все-таки жив!» — но я отлично понимала, к чему это могло привести.

Вместо этого я уселась на стул напротив Блэка и принялась завтракать тостами с джемом, запивая их горячим шоколадом. Раньше я бы вряд ли обратила на это внимание, но сейчас замечала мельчайшие детали: и темные круги под его глазами, и потухший взгляд, с затаившимся чувством вины, и какая-то усталая улыбка. Нет, Сириус Блэк определенно не был слабым человеком, но годы, проведенные в Азкабане, оставили свой отпечаток на его личности...

Внезапно мои размышления были прерваны криком, который доносился, откуда-то с верхних этажей. Судя по всему, кричал Гарри. Когда я поднялась наверх, то увидела друга лежащим на кровати без сознания. Его шрам пульсировал и кровоточил. Я быстро сбегала в свою комнату, чтобы достать из сумочки нашатырный спирт. По правде сказать, несмотря на то, что я была ведьмой, я все-таки признавала, что некоторые маггловские средства были более эффективными, чем их магические аналоги, учитывая, что примененный Сириусом Эневерейт почему-то не подействовал. Я дала Гарри понюхать содержимое пузырька, он медленно приоткрыл глаза и сел, опираясь на спинку кровати.

— Гарри, что с тобой? Что тебе приснилось? — спросил у него встревоженный Сириус.

— Мистер Уизли в опасности. Я видел, как он заснул на дежурстве, и его укусила огромная змея.

— Гарри, успокойся, это всего лишь плохой сон, — сказал Сириус с горечью и отвел взгляд.

— Нет, Бродяга, кошмары не могут быть настолько реалистичными. Я думаю, что это было видение. Тем более что от простых снов мой шрам не жжет и не кровоточит.

Что-то было не так, совсем не так, как в прошлый раз. Как будто Сириус что-то знал об этом, но тщательно скрывал. Да и само нападение в прошлый раз случилось до Рождества, когда мы еще были Хогвартсе, и произошло это посреди ночи. Гарри тогда перебудил добрую половину обитателей Гриффиндорской башни своим криком. Скорее всего, мое появление в прошлом сместило какую-то временную ось.

Через несколько секунд в воздухе материализовалась прозрачная копия Фоукса, феникса Дамблдора. Патронус голосом директора сообщил о том, что Артур действительно был укушен змеей и в данный момент находится в больнице Святого Мунго. Молли начала плакать и причитать, а Сириус лишь, молча, налил ей немного Огденского виски. Гарри ушел в свою комнату, хлопнув дверью. После случившегося он просто не хотел никого видеть и запер дверь так, что и Алохоморой не откроешь.

Через полчаса Молли, немного успокоившись, насколько это было возможным для нее, отправилась в Нору за Роном, близнецами и Джинни, чтобы вместе с ними навестить Артура в Мунго. Сириус пошел на чердак кормить Клювокрыла, а я сидела в гостиной на диване, обняв колени руками, и смотрела на огонь в камине. Холодная цепочка хроноворота все еще висела у меня на шее, как подтверждение того, что происходящее — не сон, а всего лишь повторяющая реальность. Почему маховик отправил меня именно в этот день, а не на месяц назад, как я хотела? Что означал этот взгляд Сириуса, когда он смотрел на Гарри? И могло ли само по себе перемещение назад во времени на такой сравнительно большой промежуток спровоцировать серьезные изменения в истории? Вопросы без ответа...

Посидев немного у камина, я решила подняться в библиотеку, чтобы поискать что-нибудь о подобных перемещениях во времени. Надо сказать, что библиотека Блеков ничем не уступала хогвартской, поэтому я потратила, наверное, не один час, чтобы найти нужную мне информацию. Я наткнулась на небольшую монографию создателя хроноворота Огюста де Гранже, датированную 1859 годом. Устроившись поудобнее в кресле, я начала читать:

“ C древности маги мечтали получить власть над временем, ведь это давало бы безграничную власть над событиями. Одни видели в этом возможность исправить ошибки, другими двигало желание спасти близких, третьи надеялись таким образом изменить ход военных конфликтов в свою пользу. Еще в древнем Риме были сделаны первые попытки переместиться во времени на несколько минут назад. Однако эти эксперименты не увенчались успехом, маги, которые отправлялись в прошлое, умирали. Позже в Средневековье одному английскому колдуну все же удалось с помощью заклинания “Memento Mori“ переместиться на сутки назад, однако столкнувшись с самим собой в прошлом, он сошел с ума, когда вернулся в свое время. Ведь тогда о фантомах-двойниках еще ничего не было известно. С тех пор в магической науке бытует мнение о том, что при перемещении в прошлое события менять ни в коем случае нельзя, иначе это может привести к временному коллапсу или столкновению настоящего и прошлого я. Однако, данное утверждение нельзя считать бесспорным. С помощью хроноворота мне однажды удалось переместиться на год назад.

И я с уверенностью могу утверждать, что магия времени способна определять намерения и мысли человека, желающего вернуться назад в свое вчера. В отдельно взятых случаях время способно стирать «я», существовавшее в прошлом, и создавать новый виток в истории, не изменяя при этом сути ключевых событий. Таким образом, маги получают возможность посмотреть на пережитое с другой стороны, но не могут вернуться во временную точку, из которой исчезли...»

Я отложила фолиант на журнальный столик и задумалась. По крайней мере, прочитанное объясняло отсутствие двойника в теперешней реальности. Однако возникал другой вопрос. Какие события можно считать ключевыми и не означает ли это возможность повторения июньских событий?

В любом случае, мне уже не вернуться назад в то июльское утро, с которого все началось. В ближайшие шесть месяцев. А значит, у меня все-таки есть шанс что–то изменить. И я сделаю это. Несмотря ни на что...

Где–то внизу, в прихожей, послышался шум — семейство Уизли вернулось из больницы. Я решила спуститься к ним, чтобы выяснить подробности случившегося из первых уст, а так же узнать о здоровье отца Рона. В общем-то, состояние его было стабильно тяжелым, учитывая огромную кровопотерю, но врачи заверили безутешную Молли, что его жизнь вне опасности. Естественно, праздничное настроение было испорчено, и ужин прошел в относительной тишине. Лишь изредка близнецы и Рон пытались разрядить напряженную атмосферу. Однако, судя по подавленному выражению лица Молли и заплаканным глазам Джинни, их старания не увенчались успехом. Гарри выглядел полностью погруженным в себя. Его лицо напоминало непроницаемую маску, но я отлично знала, что за ней скрывается боль и злость на себя самого. Ему казалось, что это он сам, а не змея причинил вред мистеру Уизли. Он видел ее глазами и злился за собственное бессилие, и невозможность это остановить. Сириус задумчиво ковырял вилкой бифштекс, а я, наблюдая за происходящим, испытывала крайне противоречивые чувства.

Казалось бы, сегодняшние события должны были затронуть меня и вызвать бурю горечи и сочувствия... Но пережив все это во второй раз, я стала воспринимать происходящее всего лишь как страшное кино.

Поужинав, Рон и близнецы сели играть в плюй–камни, Молли попыталась отвлечься, подпевая Селестине Уорбек, песни которой звучали по колдорадио, Сириус задумчиво смотрел на огонь в камине, Джинни листала старый альбом с колдографиями. А Гарри снова ушел в свою комнату, чтобы избежать ненужных ему расспросов и жалости. Он сильный. Он справится... Я же сидела в кресле, забравшись на него с ногами, гладила Живоглота, который умостился на моих коленях, и слушала, как бушует метель за окном в этот Рождественский вечер...

Догорели дрова в камине, и все разбрелись по своим спальням. Я сидела на подоконнике и смотрела на звезды. Метель стихла, и окружающий мир погрузился в навевающую сон тишину. Только мне от чего-то не спалось, и я с ноткой зависти посмотрела на мирно сопящую Джинни.

Устав бороться с бессонницей, я решила спуститься на кухню, чтобы согреть себе молока с медом. Но когда проходила мимо гостиной, наткнулась на необычную картину. В кресле у камина сидел Сириус с бокалом Огневиски и что-то негромко напевал в полголоса. Его глаза лихорадочно блестели. Нет, он не выглядел пьяным, скорее погруженным в себя. Он даже не заметил меня, когда я, невольно залюбовавшись этой картиной, зацепилась за подставку для зонтиков из ноги горного тролля. И, улыбнувшись чему-то своему, я вернулась в свою спальню, чтобы заснуть до утра. В ту ночь меня впервые за месяц не мучили кошмары с участием Сириуса Блека.

А в небе ярко горела рождественская звезда, как символ моей зародившейся надежды...

Глава вторая. Потерянное Рождество

Pov Дафны Гринграсс

Я не люблю холодного цинизма,

В восторженность не верю, и еще -

Когда чужой мои читает письма,

Заглядывая мне через плечо…

Я не люблю себя, когда я трушу,

Обидно мне, когда невинных бьют,

Я не люблю, когда мне лезут в душу,

Тем более, когда в нее плюют.

Я не люблю манежи и арены,

На них мильон меняют по рублю,

Пусть впереди большие перемены,

Я это никогда не полюблю.

(с)Владимир Высоцкий

За окном бушевала непогода, но гостям поместья Малфоев все было нипочем. Бальная зала утопала в свете сотен свечей. В левом углу помещения возвышалась пушистая елка, украшенная шариками и колдовскими гирляндами, которые переливались множеством разноцветных огоньков. В Малфой-мэноре проходил ежегодный бал-маскарад по случаю Рождества. Гости кружились в вальсе, а я сидела на небольшом диванчике, попивая лимонад и наблюдая за этим театром абсурда. По правде сказать, никогда не любила эти светские мероприятия и условности. Я никогда не чувствовала себя уютно в этом пышном платье в пол, не любила мишуру и маски, но положение обязывало меня соответствовать статусу наследницы чистокровного рода Гринграсс.

Я презираю фальшь улыбок на лицах дам и их жалкие попытки комплиментов, которые, на самом деле, не большее, чем грубая лесть… Мне ненавистны закулисные разговоры, шепотки и хихиканье за спиной.

Кто-то сказал бы, что это не по-слизерински — говорить правду, глядя прямо в глаза, но это уж точно лучше, чем быть сплетницей. Гораздо правильнее и вовсе промолчать, оставив свое мнение при себе, но если уж совсем приспичит — имей смелость не прятаться и не заискивать, не льстить и не притворяться.

Я ненавижу выгоду, идущую наперекор собственной совести, и власть, ломающую чужие жизни. Потому что это в корне неправильно. Большинство представителей чистокровных семей, которые веселились на этом празднике, в разное время учились на факультете Слизерин. Этот факультет считают оплотом темных магов и амбициозных хитрецов, но все упускают из виду, что чистокровность — это еще и благородство духа, верность традициям своих родов, мудрость и умение логически мыслить. Причем об этом порой предпочитают забыть и его воспитанники. К великому сожалению…

Мелодия кончилась, и мои размышления о светском обществе были прерваны Драко Малфоем, который, поклонившись своей партнерше Панси Паркисссон, девице с приплюснутыми чертами лица, которая повсюду за ним таскалась, направился ко мне, оставив, к ее вящему неудовольствию, совершенно одну у стены.

— А ты, как всегда, скучаешь, Даф. Сходила бы потанцевать, посмотри вон, как Тори веселится.

— Не называй меня Даф, Дракопусик. Ты же знаешь, что я это терпеть не могу. А Астории лишь бы плясать да глазки строить. Никакой серьезности. Ребенок она еще.

— Ой, ой как будто ты у нас мудрая и опытная, — сказал Драко и рассмеялся.

Я шутливо отвесила ему подзатыльник, и, не смотря на все мои протесты, мы отправились танцевать. Квикстеп, фокстрот и венский вальс закружили нас в калейдоскопе красок и ощущений. Казалось, что танец обладает какой-то особой магией рассказывать о мыслях и чувствах без слов. И что сама жизнь заключена в этих моментах, в гибких и плавных движениях, вытесняющих светлую грусть. Вот безупречный Лорд Малфой кружит Нарциссу, а она улыбается одними глазами. Рядом с ними танцуют наши с Тори родители, судя по страстным взглядам, обращенным друг на друга, они вспоминают молодость.…

А мы с Драко выросли вместе и были друзьями, насколько это возможно в обществе, где ценят не дружбу и чувства, а связи и выгоду. Браки здесь совершаются вовсе не на небесах, а в пыльных кабинетах за бокалом шотландского виски. Бывали, правда, счастливые исключения, когда интересы глав семейств пересекались с чувствами их отпрысков. Одним из таких счастливых исключений был брак моих родителей. Моя мать, Вивьен Элизабет Монтмар, происходила из древнего французского рода, члены которого в свое время входили в свиту магловского короля Людовика XIV, а отец был единственным сыном Лорда Ксавьера Гринграсса .

Встретились они во время первой магической войны в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году, когда семья отца эмигрировала во Францию, желая сохранить нейтралитет и остаться в стороне от конфликта. Они жили в соседних поместьях и встретились на балу дебютанток, когда матери едва исполнилось семнадцать, и с тех пор уже не расставались. У Лорда Монтмара и Лорда Гринграсса — старшего было общее дело — виноградники в Провансе, поэтому было неудивительно, что они заключили помолвку между своими детьми. Спустя два года родилась я, а в тысяча девятьсот восемьдесят втором — Астория, или Тори, как ее любил называть Драко. Надо сказать, что мы с сестрой полные противоположности, как внешне, так и внутренне.

Я была кареглазой копией отца, с копной шоколадных кудряшек, а Тори была похожа на маму, с ее белокурыми волосами и васильковыми глазами. Она любила играть в куклы, обсуждать с подружками фасоны различных нарядов, от бальных до повседневных, и с самого детства, походила на маленькую властную принцессу. Я же часами могла играть с отцом в магические шахматы, обожала верховую езду и несколько раз даже ездила на охоту. Он называл меня «своим мальчишкой», ведь папа так хотел сына, а вместо этого родилась озорная дочь. Мать, из-за моего далеко не женского поведения, только поджимала губки и ругалась, но скорее для виду, нежели всерьез.

Однако с поступлением в Хогвартс пришлось остепениться. Да и попав на Слизерин вместе с Драко, нельзя было иначе потому, что здесь в основном учились сливки чистокровного общества, с безупречными манерами. Они бы не простили и не поняли моего «неподобающего поведения и плебейских манер». Поэтому с тех пор никто из моих однокурсников не видел меня иначе, как в платьях, юбках и женских мантиях, с безупречной прической, макияжем и снисходительной улыбкой. И только на каникулах, в домашней обстановке, я надевала обожаемые мной черные брюки, заправленные в сапоги-ботфорты, просторную блузку и светло-коричневую жилетку поверх нее, смывала косметику, выветривала запах духов, распускала волосы и, взяв немного сахара-рафинада у домовых эльфов, отправлялась на конюшню к любимому вороному пегасу по кличке Найт...

Натанцевавшись вдоволь, мы с Драко выбежали во двор. Несмотря на то, что на улице стоял мороз, было не холодно из-за особых согревающих чар на моей меховой накидке. Метель закончилась, и небо было ясным. Необычайно яркий полумесяц висел в небе, под его призрачным светом снег переливался, словно россыпь драгоценных камней. На опушке леса, которым было окружено поместье, промелькнула молодая лань и убежала в чащу. Было спокойно и как-то непривычно тихо после шумного бального зала.… Как будто сама природа отдыхала в эту Рождественскую ночь.

Вскоре на улицу вышли остальные гости, чтобы посмотреть праздничный салют. Тотчас небо озарилось яркими разноцветными огоньками, которые складывались в различные образы фениксов, леприконов, змей, бабочек и цветов. Все шутили, смеялись и хвалили хозяев за радушный и роскошный прием. Ничто не предвещало беды…

Было далеко за полночь, когда гости начали расходиться по домам; кто на каретах, запряженных пегасами, кто через камин, а некоторые просто выходили за пределы поместья и аппарировали. Засобирались домой и мы. Вот тут и выяснилось, что Астория куда-то исчезла. Были опрошены все оставшиеся гости и домовые эльфы, однако никто не мог сказать ничего конкретного. Только один из эльфов припомнил, что видел, как девочка дотронулась до маленькой серебряной фигурки ангела в комнате для гостей и исчезла. При упоминании об этой статуэтке, Люциус Малфой от чего–то побелел и сник, как будто ему было известно больше, чем он говорил, однако посмотрев мне в глаза, он отвел взгляд и виновато отвернулся. При этом мои родители ничего не заметили.

После часа бесполезных расспросов отец взял меня и плачущую мать под руки, и мы покинули поместье Малфоев, аппарировав в Гринграсс-холл.

Дом встретил нас тишиной и запахом хвои — в гостиной стояла наряженная елка, в камине приветливо горел огонь, но ощущение праздника было утеряно. Отец увел мать в спальню и напоил ее зельем Сна без сновидений, а сам заперся в кабинете. Я же попросила у эльфов принести мне горячего молока с медом и отправилась в комнату Тори. Здесь все напоминало о ней: игрушки, книги, картины на стенах, колдографии в рамках на тумбочке... Ума не приложу, кому могла понадобиться тринадцатилетняя девочка-подросток? В том, что ее похитили с помощью незарегистрированного портала, я даже не сомневалась. Однако откуда что-то подобное взялось в Мэноре и почему хозяева поместья об этом ничего не знали? Или знали, но предпочитали молчать? Неужели Люциус Малфой после стольких лет дружбы с моим отцом был способен на такую подлость? Конечно, не стоило забывать, о том, что он — Пожиратель смерти, пусть и бывший, хотя если верить слухам в школе, косвенным источником которым послужило Золотое трио гриффиндорских львят, то его Повелитель скорее жив, чем мертв. А раз так, то бывших Пожирателей смерти не бывает… Я сидела на подоконнике, прислонившись лбом к холодной глади оконного стекла, а губы беззвучно шептали: «Где же ты, Тори?».

В эту ночь не уснуть ни мне, ни отцу.… Лишь холодный свет луны будет нашим собеседником, оставляя нас наедине с собственными мыслями…

* * *

Последующие несколько дней не принесли облегчения, поскольку обстоятельства похищения Астории, а так же ее теперешнее место нахождения, оставались неизвестными. Не помогал ни один кровный ритуал поиска, как будто ее уже не было в живых (во что ни один из членов семьи не хотел верить), либо ее магию кто-то блокировал (что было более вероятно). Сотрудники отдела магического транспорта так же разводили руками. У них не было никаких данных о портключе, причем, как и о факте создания, так и об использовании, что было совсем уж странным, учитывая то, что информация о перемещении отслеживалась, независимо от того, был ли портал официально проведен по бумагам или нет. Опрос гостей так же был безрезультатен.

Неизвестные похитители так же не давали о себе знать и не выдвигали никаких требований. Все, что мне оставалось — это теряться в догадках. Чувство тревоги не покидало меня, но еще хуже было матери, которая вот уже несколько дней не выходила из своей комнаты и отказывалась от еды. Ее состояние пугало меня. Бледная, осунувшаяся она сидела на кровати, обняв колени руками, и смотрела в одну точку — на фотографию Астории, сделанную прошлым летом во время каникул. На ней она была запечатлена на зеленом лугу, в легком летнем платье с мишкой в руках. Она счастливо смеялась и махала рукой со снимка, и на это просто не возможно было смотреть без боли. Отец же все время посвящал поискам. Он встречался с людьми, которые, казалось, могли пролить свет на ситуацию, или же часами сидел в библиотеке в поисках информации о ритуалах, которые могли помочь отследить ее местоположение.

Я не находила себе места от волнения за сестру. Да, мы никогда не были особо близки, но она единственная, кому я действительно могла доверять. А теперь ее нет…

Я много времени проводила в конюшне с Найт, гладила ее по черной шерсти и кормила сахаром с рук. А иногда мы летали… Странно, но там, высоко все проблемы уходят на второй план. Только ты и сероватое небо над головой, затянутое снежными тучами. Ветер хлещет в лицо, но пьянящее чувство свободы переполняет тебя, и ты летишь, словно птица, забыв о времени и боли… Под тобой мелькают поля, леса и крохотные речушки. Все твое естество сливается в гармонии с природой, мысли в голове обретают ясность и четкость, а ты сам — спокойствие и легкость…

И вот после очередного полета я обнаружила в комнате грифа, сидящего на спинке кровати. К лапе было привязано послание на черном пергаменте. Когда я попыталась отобрать у птицы послание, она клюнула меня в руку и больно поранила. На пергамент упало несколько капель моей крови, после чего на нем проявился текст:

«Коснись пергамента сегодня в полночь, если хочешь увидеть сестру живой. Никому не сообщай о послании, иначе она умрет».

Призвав для грифа несколько дохлых мышей и накормив птицу, я выпустила ее в открытое окно.

Что ж, записка давала пищу для размышлений. Во-первых, теперь я знала наверняка, что сестра еще жива. Во-вторых, птица, которая ее принесла, не оставляла сомнений, что адресат не шутил о том, что его лучше оставить в тайне. А интуиция забила в набатный колокол тревоги, сообщая о том, что неизвестный отправитель — это ни кто иной, как Лорд Волдеморт.

И было бы совсем по-гриффиндорски соваться туда с пустыми руками, поэтому я начала собираться. Из шкафа я достала черную мантию с капюшоном и надела ее поверх блузы и жилетки, предварительно наложив на нее согревающие чары. Дело в том, что на территории поместий не действовал запрет на использование магии несовершеннолетними волшебниками. Здесь это просто не имело смысла, поскольку поблизости не было магглов, и необходимость соблюдения статуса о секретности отпала автоматически. По сути, все это было введено для магглорожденых волшебников, чтобы не допустить распространения информации о мире магии.

Так же я прихватила с собой несколько колбочек с зельями (они были моим коньком), фамильный кинжал и амулет рода, дающий ментальную защиту носящему. Мой отец, хоть и не был Пожирателем смерти, знал от Люциуса, что его хозяин весьма сведущ в легилименции, потому такая защита не казалась мне лишней. Конечно, как и все представители чистокровных родов, я была обучена оклюменции еще в очень юном возрасте, но не считала свои познания достаточными в данном случае. Легкий макияж, пара защитных оберегов — и я готова.

Часы пробили без пяти полночь. Бледно-желтый диск луны светил, пробиваясь сквозь шторы. Внезапно меня охватило чувство дежавю, и адреналин в крови прогнал последние остатки сна.

Время ожидания показалось мне вечностью, и я с нетерпением ждала, последнего удара часов, чтоб коснуться пергамента…

Коснувшись же, я ощутила знакомый рывок в области живота, и очертания комнаты исчезли.

Приземлилась я на каменный пол в огромном зале, украшенном резными колоннами по углам. Огромные окна были наглухо задернуты черными шторами. Вокруг царил полумрак, нарушаемый тусклым светом почему-то зеленоватого огня в камине. Около него стояло кресло, отдаленно походившее на трон, спинка которого была развернута ко мне таким образом, чтобы я не видела человека, сидящего в нем.

Как только я поднялась с колен на ноги, кресло развернулось, и сидящее в нем Нечто, встало и подошло ко мне (уж извините не получается у меня назвать человеком мужчину, тело которого покрыто змеиной чешуей, а глаза горят кровавым огнем) и взяло меня за подбородок:

— Так, так, так… И кто ж это тут у нас? А, еще одна юная мисс Гринграсс. Что ж похвально, весьма похвально ваше рвение спасти сестру, — его голос был буквально пропитан слащавыми, елейными интонациями, а я закипала от внутренней злости.

— Где Астория? Что вы с ней сделали? — спросила я, захлебываясь отчаянием.

— Не стоит быть столь резкой со мной. Ты все-таки в гостях, — оно попыталось улыбнуться, но получилось нечто похожее на оскал. — Хорошая девочка Тори так любит красивые игрушки, не так ли? Пожалуй, не буду томить столь юную особу. Мой друг, приведите девчонку.

Из тени вышел человек в маске, под руку с сестрой. Вид у нее был ужасный. Бледная, похожая на тень девочка совсем не походила на себя, запечатленную на фотографии, что не выпускала из рук мать. Спутанные волосы, в колтунах, перепачканное грязью и кровью платье, местами изорванное в клочья так, что кое-где было видно тело. Но больше всего пугал взгляд — в нем не отражалось ничего. Совсем. Казалось, что она даже не замечала и не узнавала меня…

— Тори, Тори, что с тобой? — голос предательски задрожал, несмотря на тщательно поддерживаемую маску безразличия на лице.

— Бесполезно кричать, мисс Гринграсс, вас никто не услышит, в том числе и она. Наша милая Тори сейчас смотрит свои черно-белые сны, — сказал Лорд Волдеморт голосом сытого кота, который объелся сметаны. Ситуация его явно забавляла. Тори тем временем как то обмякла в руках своего спутника.

Похоже, что эта мразь ее пытала, и теперь она не в себе… А возможно, вообще безумна… Волна ярости охватила меня, и показалось, что температура в комнате опустилась на несколько градусов ниже. Если бы я могла, то придушила бы эту сволочь собственными руками, однако приходилось сдерживаться, потому, что, несмотря на панику и охвативший меня страх за сестру, где — то на задворках сознания я понимала, что одно неверное слово или жест могут стать последними… Вместо криков и упреков я стала рассматривать человека, державшего Асторию под руки. Несмотря на темную мантию с капюшоном и маску, скрывающую лицо, было в нем что — то неуловимо знакомое…

Сквозь прорези в маске на меня смотрели серые глаза Люциуса Малфоя. Мои худшие опасения сбылись, и он действительно оказался предателем, но даже скажи я об этом отцу, тот ни за что бы в это не поверил. Люциусу слишком шла роль невинного агнца на закланье, и все сходило с рук…

Тем временем из темноты выплыла исполинских размеров змея и свернулась кольцами у ног своего хозяина, с явным аппетитом поглядывая на меня и Асти. Лорд что-то прошипел ей и погладил тварь по блестящей чешуе, а та начала раздуваться и разинула свою пасть прямо передо мной, явно намереваясь мной поужинать. Я прикрыла руками рот, и крик ужаса комом застыл в горле. Волдеморт умел пугать, не поднимая палочку. Выбора не оставалось.

— Чего вы хотите? — спросила я в надежде закончить весь этот спектакль поскорее, однако у Темного Лорда явно были другие планы. Он щелкнул пальцами, и Малфой отпустил Тори, а та рухнула на пол, словно тряпичная кукла. Змея тут же сомкнулась вокруг ее хрупкого тела, не подпуская никого.

— Что ж, вижу настоящий слизеринский подход. Сразу к делу. Ты ведь знаешь, что во время первой войны твой отец отказался присоединиться ко мне? Так вот, теперь за ним невыплаченный должок. Предателей и отступников я не прощаю, так что ты выполнишь для меня одно дело, позже примешь метку, и в качестве награды за свои старания получишь сестру. А не выполнишь — твоя Астория станет миленькой маленькой игрушкой для моих слуг.

«Никогда я не буду твоей слугой, чудовище», — подумала я, а вслух сказала:

— Хорошо, что я должна сделать?

— Рад, что ты оказалась понятливой. Что ж, твоим заданием будет влюбить в себя Мальчика-который-почему-то-все-время-выживает и привести его ко мне обманом. Ты ведь наверняка слышала в школе слухи о том, как я вернулся. И о бедном мальчике Седрике Диггори. Впрочем, его папаша — маглолюбец вполне заслужил получить своего сыночка мертвым. Пусть это послужит тебе уроком. А пока твоя сестренка еще немножечко побудет у меня. Надеюсь, ты все поняла?

— Да, я вас поняла, — пробормотала я сквозь зубы и нащупала рукоятку фамильного кинжала, намереваясь метнуть его, но понимала, что это может стать последним в моей недолгой жизни.

— Ну, вот и славно,— пробормотал он, усыпляя мою бдительность. А в последующее мгновение все произошло так быстро, что я не успела выставить щит против летящих в меня заклятий…

— Круцио. Портус. — несколько пассов в воздухе — и я, разрываясь от боли на части, снова исчезла в пространстве…

Очнулась я на своей кровати, и тут же легла под одеяло прямо в одежде. Меня бил озноб. Казалось, каждую клеточку моего тела пронизывала боль, и я в полной мере ощутила мощь этого существа, а так же мотивы его последователей. Одними двигала жажда наживы и легких денег, они были слегка сумасшедшими по своей природе. Другие же просто боялись за свою жизнь и жизнь близких людей. Боялись совсем небезосновательно. Достав дрожащими руками пузырек с зельем Сна без сновидений, я выпила его залпом и провалилась в беспамятство…

Народ, очень нуждаюсь в отзывах. Мне, правда, важно знать ваше мнение, так как это моя первая работа, и я очень за нее переживаю.)

Следующая глава расскажет о чувствах и переживаниях Сириуса Блека.

Глава третья. Синдром неслучайного попутчика

David Cook-Permanent — Тема Сириуса Блека

POV Сириус Блек

Прошло несколько дней с момента нападения на Артура Уизли. Его семья почти ежедневно наведывалась в больницу, и он, окруженный вниманием и заботой, постепенно шел на поправку.

А вот моему крестнику лучше не становилось. Он по-прежнему запирался в своей комнате и старался выходить из нее только на завтрак, обед и ужин. Молли, заметив такое депрессивное состояние Гарри, пыталась привлечь его к всеобщей уборке дома, чем несказанно раздражала нас обоих. Для меня, чистокровного мага, было кощунственным принуждать детей приводить в порядок комнаты, кишащими докси, боггартами и прочей мелкой бытовой нечистью, с помощью маггловских средств, зная, что за использование колдовства им здесь ничего не грозит. А все потому, что старый маразматик Дамблдор десять лет назад посчитал, что юным волшебникам опасно использовать магию вне Хогвартса, потому и провел в Визенгамоте протокол — дополнение к Статуту о секретности. К слову сказать, я ненавидел его всеми фибрами своей души вот уже четырнадцать лет. И было за что ненавидеть. Это ведь он отправил меня в Азкабан на долгие двенадцать лет без суда и следствия, превысив свои полномочия как главы Визенгамота, зная, что я невиновен. И вот уже два года, как я оттуда сбежал, а он и палец о палец не ударил, чтобы меня оправдать. Вместо этого он доверил двум тринадцатилетним подросткам мою жизнь и заставил их рисковать не только своим здоровьем, но и душами.

Но это еще не самое страшное. Дамблдор накладывал чары Фиделиус, чтобы скрыть дом Поттеров в Годриковой долине, и мне с трудом верится в то, что такой опытный легилимент, как он, не смог распознать гнилую натуру Хвоста.

Конечно, в случившемся была и моя вина, ведь именно я предложил кандидатуру Питера вместо себя, но у меня на тот момент не было никаких оснований для того, чтобы не доверять своему теперь уже бывшему другу.

Долгие двенадцать лет в Азкабане я не мог простить себе того, что стал косвенной причиной смерти своих лучших друзей. Все, что у меня осталось от них — это их сын Гарри и пожелтевшая от времени колдография, на которой счастливые, улыбающиеся и полные жизни Лили и Джеймс запечатлены танцующими на опушке осеннего Запретного леса.

И сейчас, когда я снова сбежал от Молли на чердак и чищу перья Клювокрыла, я проклинаю себя за бессилие. Я не могу сделать абсолютно ничего, чтобы спасти и уберечь своего крестника. Я заперт в четырех стенах, словно в клетке, и вся моя «полезность» заключается в том, что я предоставляю свой дом в качестве штаба для Ордена Феникса Мистера Всеобщее Благо. Поэтому я, сцепив крепко зубы, вынужден наблюдать, как в глазах моего крестника отражается боль и чувство вины за то, в чем он совсем не виноват. Приехав ко мне на каникулы, Гарри рассказал о занятиях Окклюменции с Нюниусом. Признаться, поначалу я был очень удивлен, что Альбус решил научить его чему-то по-настоящему полезному, однако расспросив его об этом поподробнее, я понял, что это были не уроки защиты разума, а попытки сломать его природный защитный блок окончательно и просмотреть все мало-мальски личные воспоминания. Последствием этого стало то, что змеелицая сволочь получила отличную возможность пичкать Гарри видениями своих пыток и зверств. Все это привело к тому, что мальчик просто боится, что тот точно так же сможет видеть его глазами и узнает информацию, которая впоследствии навредит его близким. Я видел его боггарт — сменяющийся образ мертвого Люпина, меня, Гермионы и Рона, которые просят его не убивать их. В его глазах обреченность и одиночество, которые со временем лишь усиливаются. Мне хочется обнять его и баюкать, как ребенка, уберечь от всех бед, но я не могу.

Все, что мне остается — это кормить Клювокрыла дохлыми мышами из зоомагазина и пить Огневиски сидя у камина по ночам, рассказывая фотографии Лили и Джеймса свои тайны, и молить у них о прощении моей беспечности.

Несколько ночей подряд за мной наблюдала Гермиона, но я делал вид, что ничего не замечаю. Смотря на нее боковым зрением, я видел все: красную футболку в горошек вместо ночной рубашки, босые ноги на холодном полу, копну лохматых волос после бесполезных попыток заснуть… Я наблюдал, как она закусывает нижнюю губу, глядя на меня, и хмурится. Засмотревшись, она задевала подставку для зонтика, в виде ноги горного тролля, совсем как моя племянница, Нимфадора Тонкс, и замирала в дверном проеме, опершись на косяк. Я же напевал под нос какие-то песни из далекого прошлого, когда не было в моей жизни Азкабана и войны …

Все-таки есть в ней что-то неуловимо родное. От нее, как и от меня веет тайнами и одиночеством. Она так странно смотрит на меня, как будто пытается проникнуть в саму душу и понять, что со мной творится и почему я такой. В сущности, что она может знать обо мне? Для нее я бывший Мародер, сбежавший узник, который провел двенадцать лет в Азкабане и крестный отец ее лучшего друга.

И вот уже который день меня так и подмывает спросить у Гермионы, что все это, Мерлинова борода, означает. А еще в последнее время я стал ощущать острую потребность поделиться с кем-то тем, что творится у меня в душе. Наверное, меня преследует синдром случайного попутчика. Вот только ее вряд ли можно назвать случайной. Возможно, это однажды случится, может быть даже в сегодняшнюю ночь. Я вижу, как она направляется в кухню, чтобы согреть себе молока с медом. Без него она просто-напросто не уснет.

Вот Грейнджер возвращается обратно, но почему-то вместо того, чтобы подняться по лестнице к себе в спальню, она заходит в гостиную и садится в кресло прямо напротив меня. Отпивает неспешно свое молоко и ставит чашку на журнальный столик. Смотрит на меня, улыбается. Приоткрывает губы в попытке задать вопрос. Набирается решимости:

— Сириус, от чего ты ночами не спишь? Почему пьешь Огневиски и просишь прощения у колдографии Поттеров ? Что произошло тогда в тысяча девятьсот восемьдесят первом? Скажи мне, скажи... Скажи, — шепчет она одними губами.

— Ты, правда, хочешь знать? — отвечаю я, отчего-то дрожащим голосом.

Она едва уловимо кивает. Беру ее за руку и веду в свою комнату. Запираю дверь и накладываю на нее все известные мне защитные заклинания, в том числе и от прослушивания. Достаю из сейфа Омут памяти и ставлю его на секретер. Беру палочку и вытягиваю из виска нужные воспоминания. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Приглашающим жестом предлагаю их посмотреть. Ныряю в прошлое вслед за ней…

* * *

«Погожий июньский день тысяча девятьсот семьдесят шестого года. Мы с Мародерами только что написали последний экзамен по Истории магии и теперь нежились на солнышке, расположившись неподалеку от большого дуба, растущего над Черным озером. Джеймс беззлобно подтрунивал над отличником Луни, Питер лежал на траве, раскинув руки, и смотрел в небо. Тогда над ним еще не висело клеймо предателя, он был обычным мальчишкой, который не продал друзей в поисках мнимой славы и уважения. А я разглядывал девчонок, сидящих у озера. Среди их разговорчивой и пестрой стайки явно выделялись Эванс и Маккиннон. Если Эванс напоминала рыжеволосый лучик солнышка, то Марлин ассоциировалась у меня с ночным небом. У нее были медного цвета прямые волосы и пронзительно голубые глаза. Я до сих пор помню, как она улыбалась и беззаботно смеялась в тот день. Мы все тогда были слишком беспечными и беззаботными. Война еще не коснулась нас…. Впрочем, обо всем по порядку.… Наблюдая за ними, я увидел Нюниуса, движущегося по направлению к ним. Признаться Сохатого страшно напрягала эта его дружба с Лили. Они с Джеймсом тогда еще не встречались, но он уже ревновал ее жутко. Поэтому я толкнул друга в бок, привлекая его внимание, и вместе с ним мы отправились доводить Снейпа до белого каления. Он всегда был слишком тихим нелюдимым и язвительным. Любил бить исподтишка в спину в темных коридорах. И вечно ходил с немытыми сальными волосами в мантиях слишком напоминающих женские. Поэтому в тот день мы без зазрения совести подвесили его вверх ногами с помощью его же заклинания «Левикорпус», чем заслужили негодование рыжеволосой умницы Эванс, которая принялась его защищать и поплатилась их дружбой. В тот день он перешел свой личный Рубикон, сказав ей, что не нуждается в ее помощи, и обозвав «поганой грязнокровкой». С тех пор они не общались больше никогда. И каждый раз, когда сальноволосый ублюдок приходит в мой дом на собрания Ордена и бросает злые взгляды на Гарри, я понимаю, что он все еще помнит нашу с ним вражду, и в облике моего крестника видит всего лишь молодую копию Джеймса »

« А через три недели после окончания пятого курса я сбежал из дома. Темный Лорд тогда только набирал последователей, и его взгляды разделяли представители многих чистокровных родов. В том числе и мои родители. А я совсем не одобрял их идеи о том, что мы с братом должны вступить на службу к Темному Лорду. Поэтому после очередной ссоры на эту тему я просто ушел, хлопнув дверью, и стал жить у родителей Сохатого. Так же я показал Гермионе, как узнал несколькими годами позже, что мой родной брат Регулус стал Пожирателем смерти. Он страшно гордился своей меткой, чем несказанно радовал мамочку Вальбургу. Наверное, это было моей ошибкой уйти тогда из дома и позволить брату полностью попасть под влияние чистокровных заморочек родителей — было главной моей ошибкой»

«После этого мы побывали на нашем выпускном балу в тысяча девятьсот семьдесят восьмом, когда наша четверка друзей танцевала, веселилась и смеялась до упаду. Вот Джеймс кружит в танце Лили, еще Эванс, вот Луни с Питером о чем-то оживленно спорят. А я вальсирую с Марлин Маккиннон, и весь мир сосредоточился в ее глазах, она улыбалась только мне и я, бывший бабник и ловелас Хогвартса был готов свернуть горы и переплыть океан за одну ее улыбку…

Потом я показал Гермионе свадьбу Поттеров, на которой мы с Марлин были свидетелями, наверное, это были одни из последних счастливых воспоминаний в моей жизни. Мы были молоды, и казалось, что перед нами открыты все двери… »

«А завтра была война… И первой ее жертвой стала моя голубоглазая девочка. Это был один из рейдов против Пожирателей на окраине Лондона. Мы собирались эвакуировать семью одной магглорожденной волшебницы, но не успели — это была ловушка, тщательно продуманная и рассчитанная на нас. Завязалась битва, я отбивался от троих Волдемортовых прихвостней и не заметил летящий мне в спину зеленый луч. Она оттолкнула меня и закрыла собой… Это был ее выбор. Я поступил бы так же для нее, если бы это понадобилось. Она любила меня, а я ее, и в тот миг мне казалось, что само небо обрушилось на меня своим весом и придавило. Я не плакал, глядя на нее лежащую в гробу в белом подвенечном платье. Я родился мужчиной и просто не умел это делать. Лишь дождь лил в тот день, вторя моему настроению. Тогда мне казалось, что это конец. Но это было лишь начало моего ада и моей войны, которая длится в моей душе, и по сей день…»

«Затем вихрь моей памяти относит нас в морозное утро тысяча девятьсот семьдесят девятого, когда с помощью заклятия кровного поиска меня отыскал мой брат Регулус. Мы с ним никогда не были близки, особенно после того, как он принял метку. Но в тот день он пришел ко мне весь бледный, перепуганный, с лохматыми волосами и кровоподтеком на скуле, и дрожащими руками отдал мне небольшой серебряный медальон с изумрудом посредине, вокруг которого обвивалась металлическая фигурка змеи и виднелись едва различимые инициалы “S.S”. А затем рассказал, что этот медальон — точная копия крестажа его хозяина и что он собирается его подменить. А еще — о том, что он не хочет убивать и мучить магглов. Он рассказал мне об истинном лице Темного Лорда и попросил защитить. И я отвел его на аудиенцию к Дамблдору, где он повторил свой рассказ, а тот поблагодарил за ценные сведения и пообещал любую возможную помощь в спасении его жизни. А через две недели брата не стало… Регулус погиб при невыясненных обстоятельствах. Скорее всего, его план по подмене крестажа провалился, и он был убит Лордом»

«Спустя год родился Гарри. Лили и Сохатый просто светились от счастья. Ни война, ни ощущение постоянной опасности не могли отнять у всех нас ощущение радости, которое нам дарил мой маленький крестник. Для меня было большой честью предложение Джеймса стать крестным его сына. Гарри рос на редкость спокойным и безпроблемным ребенком, часто улыбался и не слезал с рук матери. Его первые выбросы стихийной магии заставляли летать многочисленные игрушки вокруг кроватки. Но самой любимой из них стала маленькая метла, подаренная ему на первый день рождения. Он просто обожал летать под присмотром своего отца по гостиной, поднимаясь всего на метр над полом. Мы с Луни тогда шутили, что из него вырастет отличный игрок в квиддич, который станет достойным преемником Сохатого.

Но эта идиллия продлилась совсем недолго. Вскоре после первого дня рождения Гарри Дамблдор сообщил нам, что на моего крестника началась настоящая охота. Причиной тому стало пророчество старой шарлатанки Трелони. Конечно, старый маразматик не потрудился сообщить нам полный его текст, однако нам было известно, что Гарри, почему то, нес в себе некую угрозу жизни Волдеморта. Альбус сразу предложил Поттерам скрыть их дом чарами Фиделиуса. Первоначально планировалось, что Хранителем тайны стану я, но мне показалось, что это было бы слишком очевидным для этого маньяка переростка, и я предложил кандидатуру Питера вместо себя. Каким же наивным дураком я был! Недаром же его анимагической формой была именно крыса — символ предательства и изворотливости…»

«Последствия моей доверчивости не заставили себя долго ждать. В Хеллоуинский вечер тысяча девятьсот восемьдесят первого года я отправился в гости к Лили и Джеймсу. Поскольку дом был скрыт чарами доверия, я приземлился на своем мотоцикле не возле их поместья, а на тихой улочке, на окраине Годдриковой долины. По улице проходили маггловские дети, наряженные в костюмы разной нечистой силы и волшебных существ, и стучались в двери с фразой: «Проделка или угощение». В окнах виднелись традиционные тыквы Джека. На небе ярко светила полная луна, продираясь сквозь тучи. Я медленно ехал по узкой проселочной дорожке и под колесами шуршали опавшие листья. Проехав квартал, я оказался возле усадьбы моих друзей. Моему взору открылась страшная картина — большая часть дома была разрушена, а та, что осталась, грозилась вот— вот развалиться. Внутри у меня все похолодело. Заглушив двигатель мотоцикла, я толкнул калитку, которая обвалилась внутрь двора, и оказался на территории разрушенного имения Поттеров. Входная дверь была распахнута настежь, и я беспрепятственно проник в дом. На ступеньках я обнаружил окровавленное тело Сохатого. Хотелось кричать, но слова застряли комом где-то в горле… Прошептав диагностическое заклинание, я установил, что причиной смерти стало Смертельное заклятие, а кровь была от осколков битого стекла, которое закрывало некоторые висевшие на стенах картины. Лили была поклонницей маггловской живописи эпохи импрессионизма, поэтому у них имелось несколько полотен известных мастеров, которые теперь были сильно повреждены и, скорее всего, не подлежали восстановлению. Внезапно я услышал детский плач, доносившийся откуда-то сверху. Сердце бешено заколотилось, и зародилась слабая надежда на то, что Гарри все еще жив. Поднявшись на второй этаж по полуразрушенным ступенькам, я оказался в комнате своего крестника. Среди перевернутой мебели в покосившейся детской колыбельке лежал крестник и плакал навзрыд, протягивая свои ручки куда то к верху. Он был цел и невредим, если не считать шрама в виде молнии, появившегося неизвестно откуда у него на лбу. Еще в глаза почему-то бросился серый пепел на ковре, хотя следов пожара или сжигающего заклинания не было видно.

Все это выглядело очень странно, хотя у меня и не оставалось сомнения относительно личности убийцы моих друзей.

Я подошел и взял малыша на руки, пытаясь укачать, и едва не споткнулся через тело Лили, которое, словно сломанная кукла, лежало среди груды поломанной мебели и битого оконного стекла. Прижав крестника к груди, так чтобы он не видел лица своей погибшей матери, я закрыл ее глаза, в которых навсегда застыл ужас и страх за судьбу собственного сына…

Не в силах больше смотреть на погибших друзей, я вышел во двор. Тишь лунной ночи сменилась симфонией внезапно хлынувшего ливня. Я не умел плакать, но небо вторило моему настроению своими ледяными слезами. Я наколдовал водоотталкивающие и согревающие чары на Гарри, а сам продолжал мокнуть под струями дождя. Это отрезвило меня. Как бы мне не хотелось повернуть время вспять, им уже, увы, ничем не поможешь… Все, что мне оставалось — это позаботиться об их сыне.

Но не успел я дойти до калитки, как к дому аппарировал Хагрид и сказал, что Дамблдор поручил ему забрать ребенка и попросил одолжить ему мотоцикл для транспортировки малыша. Если б я только знал, какая судьба была уготована мне и моему крестнику, ни за что не отдал бы полувеликану ребенка. Но тогда я пребывал в слишком глубоком шоковом состоянии и даже не задался вопросом о том, откуда Дамблдор так быстро узнал о случившемся, и что он собирается делать с Гарри, если по завещанию Лили и Джеймса я становился магическим опекуном своего крестника до его совершеннолетия…»

«Видение сменилось, и вот я уже стою на площади посреди маггловского Лондона. Напротив меня с поднятой палочкой стоит Хвост и криво усмехается. Он смеется каким-то истерическим хохотом и сообщает мне о своем предательстве и о том, что ему надоело быть в тени своих псевдоуспешных друзей, и что теперь его Хозяин оценит его умение и преданность по заслугам. После стольких лет дружбы и взаимных клятв, он на поверку оказался всего лишь жалким трусом с мелкой завистливой душонкой. Пожалуй, Сортировочная шляпа совсем сбредила, если она отправила подобную особь на факультет львов. Злость клокотала во мне, как лава в кратере вулкана, и я крепко сжал палочку с желанием размазать этого Иуду по стенке, чтоб и мокрого места не осталось…Но он оказался проворнее меня. Отрезав себе мизинец с помощью Секо и ударив Бомбардой в проходящих мимо магглов, он исчез с места происшествия. А я так и остался стоять, истерически смеясь, с поднятой палочкой в руках. Через несколько секунд подоспели авроры и схватили меня, но я совершенно не сопротивлялся. В тот момент мне было совершенно все равно, что со мной будет. Я был слишком подавлен смертью своих друзей и предательством Питера. Испугавшись моего пустого и безумного взгляда, кто-то из авроров погрузил меня в магический сон, подарив такое желанное на тот момент беспамятство…»

«Очнулся я лишь в зале заседаний Визенгамота. Я обнаружил себя сидящим в кресле обвиняемого, руки мои были скованные цепями. Вокруг не было ни души. Внезапно двери открылись, и вошел Дамблдор, секретарь суда и несколько авроров. Он долго всматривался в мое лицо, поглаживая свою бороду, а затем продиктовал секретарю приказ, и отдал распоряжение поместить меня в Азкабан в одиночную камеру для пожизненно заключенных. Я кричал и умолял его поверить в свою невиновность, допросить с помощью Сыворотки правды, в конце концов, но он лишь покачал головой и приказал меня увести…Так начался мой ад, превративший двенадцать лет в какой то один долгий день. Даже теперь, спустя два года, я все еще вижу в своих снах холодные бетонные стены своей темницы и пустоту под черными капюшонами своих стражей. Я ощущаю их зловонное дыхание… Мне мерещатся пустые лица друзей и образ Марлин, обвиняющий меня в своей смерти. Долгие двенадцать лет я пытался забыться, превращаясь в собаку. Я подолгу лежал на каменном полу без движения, забыв о еде и сне. В какой то момент мне хотелось умереть, ведь тогда этот кошмар бы закончился … Но однажды меня проведал министр Корнелиус Фадж и случайно оставил в камере один из летних выпусков Еженедельного пророка. А потом я увидел в старом летнем выпуске пророка крысу, у которой недоставало мизинца, и осознал, что предатель все еще жив. Это и послужило толчком для побега из самой неприступной тюрьмы в мире. За время пребывания в Азкабане я исхудал настолько, что смог пролезть через решетку моей камеры в облике собаки»

« Следующим моим воспоминаниями стали бесконечные скитания, ночевки в пещерах и отсутствие еды. Несмотря на все лишения, которые мне довелось испытать, я впервые за много лет ощутил пряный вкус свободы. Оказывается, это так просто и естественно дышать на полную грудь воздухом, лежа на спине в чистом поле, подложив руки под голову, и смотреть в пронзительно синее осеннее небо… Или наблюдать украдкой за своим крестником в образе большого черного пса, напоминающего с виду Гримма. Желание отомстить все еще жило во мне, и я даже смог проникнуть в Хогвартс незамеченным, потому что хотел изловить мерзкую крысу, чтобы прихлопнуть. Однако вспоминая события в Визжащей хижине, я осознал, что Гарри и Гермиона оказались намного мудрее меня. Ведь месть не вернет моих друзей из могилы, а лишь превратит меня в такого же убийцу, как Питтер…. Сейчас я, правда, отчасти жалею, что мы не прикончили его тогда, ведь, судя по рассказам Гарри, именно он помог возродиться Волдеморту. Видение обрывалось, и последнее, что я увидел прежде, чем вынырнуть из Омута Памяти было лицо тринадцатилетней гриффиндорки с копной каштановых волос и мой тихий шепот: Ты самая умная волшебница своего возраста…»

Когда я вынырнул из водоворота воспоминаний, я обнаружил себя стоящим посреди комнаты и крепко сжимающим руку Гермионы. По ее лицу катились слезы, но она не выглядела напуганной. Ее глаза светились пониманием, и, поддавшись внезапному порыву, она крепко меня обняла. И впервые за много лет я почувствовал странную легкость на душе. Я подхватил плачущую девушку на руки и отнес ее к себе на постель, укрыв одеялом, а сам лег рядом, не раздеваясь, и крепко обнял ее в ответ. Она молчала, но звенящая тишина рассказала мне все за нее. Я впервые в жизни отпустил себя и позволил кому— то просто понять природу тех внутренних демонов, точивших меня изнутри. Вскоре едва слышные всхлипы стихли, дыхание выровнялось, и я обнаружил, что девушка крепко спит. За окном бушевала метель. На часах было пол пятого утра. Но мне уже не уснуть, слишком много эмоций и старых ран разбередила эта ночь…

Глава четвертая. Незнакомка

Loin du froid de décembre (Hélène Segara)— писалось под этот саунд.

Pov Гермионы Грейнджер

Когда я проснулась, за окном уже серел зимний январский день. Оглядевшись по сторонам, я не сразу поняла, где нахожусь. Лишь спустя несколько минут события прошлой ночи постепенно начали складываться в нечеткую картинку. Голова раскалывалась так, словно это я, а не Сириус пила вчера Огневиски. Когда я открыла глаза, то обнаружила себя лежащей на постели Блека, заботливо укрытой одеялом. Поверх него лежала рука Сириуса, как будто он пытался меня приобнять. Он спал беспокойным сном и что-то бормотал себе под нос, а между бровей залегла едва заметная складочка. Я попыталась встать с кровати, как можно осторожнее, чтобы не разбудить его, но случайно коснулась его руки. Она была холодная. Бедный, он пытался согреть меня, а сам улегся, не раздеваясь поверх одеяла, несмотря на то, что в комнате было довольно-таки прохладно, ведь здесь не было камина, а значит, она как следует, не отапливалась. Взгляд скользнул по часам на тумбочке. Стрелки показывали десять тридцать утра. Что ж, на каникулах в этом доме никто не вставал раньше одиннадцати, поэтому у меня еще было время пробраться к себе незамеченной.

Джинни еще пребывала в царстве Морфея, когда я на цыпочках вошла в комнату. Сон бесследно прошел, поэтому я отправилась в ванную. После увиденного в Омуте памяти, мне хотелось избавиться от ощущения грязи. Нет, не физической, а душевной. Какими же слепыми и глухими мы были по отношению к Сириусу! Никто никогда не интересовался его проблемами, и для всех, кроме Гарри, он был не личностью, а живим предметом мебели… И все же мне не хотелось жалеть этого сильного, но одинокого человека.

Вода набралась в ванную, и я погрузилась в нее с головой. Это отрезвило меня и вернуло способность мыслить рационально. С того момента, когда я оказалась в прошлом, меня не покидало чувство тревоги. Конечно, в монографии де Гранже говорилось о том, что время способно создавать новый виток истории, учитывая мотивацию человека, использовавшего хроноворот, но все это казалось мне очень странным. Я не знала, чего мне ждать от этого мира. Мое желание спасти Сириуса теперь не казалось мне таким уж правильным. Оно было продиктовано скорее порывом эмоций, чем рационально обоснованным и взвешенным решением. А значит, последствия могут быть совсем не радужными. Если я не могу вернуться в точку отправления, значит того будущего уже просто не существует. И как будут развиваться события, мне не известно. Это уже не мое прошлое в чистом виде. Это какой-то новый виток истории… И это пугало. Хуже всего то, что мне даже спросить об этом не кого. Я не имею права никому об этом говорить, даже Блеку.

Исповедь Сириуса, ответив на часть моих вопросов о нем, породила собой множество новых. Мне не давала покоя эта история с Азкабаном. Я не была слишком хорошим специалистом в области магического права, но было очевидно, что Дамблдор не имел прав и полномочий отправлять его туда без суда. Даже над большинством бывших Пожирателей смерти проводилось следствие. Тем более, из его воспоминаний было понятно, что он хоть и не был причастен к смерти Поттеров, но продолжал себя за это винить все это время. Что-то было явно не так. И я выясню, что. Еще одним вопросом, который привлек мое внимание стали крестажи. Я нигде не встречала упоминания о том, что это такое. Даже в запретной секции, куда у меня был пропуск. Надо будет осторожно расспросить у Сириуса, что это. Хотя, как мне кажется, эта информация довольно-таки секретная и, скорее всего, он просто проговорился об этом. В любом случае, попытаться стоит. Тем более, что кроме всего прочего здесь имелась отличная библиотека, в том числе и подборка книг по Темной магии, а значит, существовала вероятность, что он мог найти сведения о них. Так же оставалось загадкой, почему Гарри попал на воспитание к своей тетке, а не к крестному, почему его забрали у него? И сказочки о том, что это было обусловлено кровной защитой его матери, меня уже не устраивали. В конце концов, Лили Эванс не была единственной женщиной, пожертвовавшей собой ради жизни сына. Тогда шла война, которая искалечила жизни многих. Тем более, что Волдеморта это не остановило от того, чтобы кинуть в Гарри Аваду. А значит, должно быть еще какое-то объяснение тому, что случилось. Когда-то давно я случайно наткнулась на упоминание о Кровной магии в одной из книг, но там не было никакой конкретной информации, связанной с ее использованием. В Англии хранилось только от силы несколько экземпляров книг, посвященных этому разделу волшебства. И пока что ни одна из них не попадалась мне на глаза. Могла ли, в таком случае, мать Гарри обнаружить подобный фолиант?

Вероятнее всего да, если она знала, что искать. Она, как и я была старостой и лучшей ученицей своего выпуска, а значит, тоже любила читать книги из Хогвартской библиотеки.

А еще эта ночь разрушила во мне образ идеального Альбуса Дамблдора. Конечно, я никогда не обвиняю ни в чем людей, не зная мотивации их поступков. Просто теперь буду критично относиться ко всему, что мне говорят, а не слепо верить в правильность, чьих бы то ни было суждений.

Вода в ванной окончательно остыла, и мне пришлось вылезти. Одевшись в джинсы, джемпер и толстовку и собрав волосы в высокий конский хвост, я спустилась на кухню. Там уже сидел абсолютно невыспавшийся Сириус и пил кофе. Поздоровавшись со мной, он сообщил, что все Уизли и Гарри снова уехали в Мунго, а меня решили не беспокоить, так как я слишком долго принимала ванную. Некоторое время мы провели в тишине, а потом он заговорил:

— Гермиона, ты в порядке? — в его голосе чувствовалась обеспокоенность и забота.

— Да, в полном, — ответила я, отпивая какао из чашки.

— Скажи, зачем ты рассказал мне о крестажах и пророчестве? Это ведь наверняка секретная информация Ордена Феникса. И кстати, что такое эти крестажи?

— Гермиона, по сути, я действительно не имел права об этом говорить. Но, во-первых, текст пророчества мне не известен, даже Лили и Джеймс его не знали, им было известно только лишь то, что это послужило толчком для охоты на Гарри. И я не совсем понимаю Дамблдора в стремлении скрыть от моего крестника этот факт. Что касается остального, то мне безумно надоело бездействовать. О крестажах никто не знает, а значит, и не ищет. Никто из Ордена даже не подозревает об их существовании! — Сириус раздраженно ударил ладонью по столу. — Хотя, судя по рассказам Гарри то, с чем вы столкнулись на втором году вашего обучения в Хогвартсе, по сути, этим и являлось. Крестаж — это осколок человеческой души, заключенный в предмет, оторванный с помощью одного темного ритуала, который закрепляется умышленным убийством человека, — на его лице отразилась гримаса боли и отвращения.

— Но зачем кому-то создавать нечто подобное?

— Видишь ли, осколок души, заключенный в предмет — это своего рода якорь здесь, на земле. Для такого сумасшедшего психа, как Волдеморт, это реальный путь к бессмертию. Мало кто из волшебников за всю историю нашего мира решался на создание подобной мерзости. Даже если и создавали, то не больше одного. Но даже если предположить, что моему брату удалось уничтожить тот медальон, а вам «посчастливилось» столкнуться с дневником, который тоже содержал часть его души, то получается, что их явно больше, чем два. Хотя бы потому, что во время Турнира Трех Волшебников он вернулся. И если продолжать и дальше молчать об этом, то мы просто проиграем войну. Я рассказал это именно тебе, потому, что еще в твои тринадцать лет ты была умной ведьмой, умеющей беречь тайны. Я сделал все это не для того, чтобы предать Орден и раскрыть его секреты. А только лишь потому, что я не могу смотреть на то, как мучается близкий мне человек, — мужчина тяжело вздохнул. — Иногда мне кажется, что смерть стоит у меня за спиной, и я уйду, не успев рассказать что-то действительно важное. Сделать свой вклад в победу над змеелицым ублюдком. Гермиона, я прошу тебя помочь мне. Позаботиться о Гарри. Я не могу все время быть рядом с ним. Ты ведь знаешь об этих уроках со Снейпом? Так вот, у меня есть все основания полагать, что он не учит его, а всего лишь ломает природную защиту. Отсюда все эти странные видения и приступы боли в шраме.

— Но зачем профессору это делать? Это ведь Дамблдор назначил эти уроки, чтобы Гарри научился закрывать свое сознание.

— Я не знаю, в какие игры играет ваш многоуважаемый директор, который, кстати, сам является легилиментом уровня Волдеморта. Само по себе обучение окклюменции предполагает наличие доверительных отношений между учителем и учеником. В случае Нюниуса и Гарри это просто не возможно. Слишком глубокую ненависть Северус Снейп испытывает по отношению к сыну Джеймса Поттера, вполне заслуженную, надо сказать. Не буду скрывать, что мне неприятен этот человек, однако спустя шестнадцать лет, я отдаю себе отчет, что наше поведение в юношеские годы было отнюдь не ангельским, и порой нас заносило... Но ведь сын-то за отца не в ответе, — он откинулся на спинку стула и закурил сигару с запахом шоколада.

— Сириус, а откуда ты столько знаешь о ментальной магии?

— Видишь ли, Гермиона, меня с семи лет начали посвящать в тонкости защиты своего сознания. Это одна из тех вещей, которым отпрысков чистокровных семей обучают в обязательном порядке, потому, что сохранность семейных тайн стоит превыше всего. Конечно, в нашей стране существует право на свободу мысли, и легилименцию разрешено использовать только в медицинских целях, а так же для допроса преступников в исключительных случаях, но для некоторых волшебников правила не писаны. К слову сказать, я тоже владею искусством чтения мыслей, но никогда не применяю его на людях потому, что уважаю чужие секреты. А вот наш добрый дедушка — нет. Поэтому тебе стоит проштудировать несколько фолиантов, посвященных этому вопросу. Но позже необходимо будет проверить твои знания с мастером.

— Спасибо, Сириус, а кто будет меня обучать? И еще — ты собираешься рассказать обо всем Гарри?

— Ну, если ты считаешь меня достойным своего доверия, то я мог бы позаниматься с тобой, — он подмигнул мне и искренне улыбнулся. — Кстати сказать, мой дом является ненаносимым, это означает, что магглы, как и непосвященные в тайну его нахождения волшебники, не могут его увидеть, поэтому действие Статута о секретности на него не распространяется. Одним словом, ты спокойно можешь пользоваться палочкой здесь. Надзор Министерства магии не сможет тебя засечь. Что касается моего крестника, то я не могу ему рассказать все, как есть, пока в доме столько лишних ушей и глаз. Уедут Уизли, и я получу больше свободы действий. Он, как никто другой, достоен правды, но сейчас является самым слабым звеном из-за его нарушеннной природной ментальной защиты. Стоит кому-то что-то заметить и проболтаться Дамблдору — и последствия могут быть весьма плачевными.

— Я понимаю тебя. Знаешь, ты сейчас мне чем-то напомнил Грюма с его «постоянной бдительностью». Впрочем, сейчас это действительно оправдано.Что касается твоего предложения… Сочту за честь быть твоей ученицей. Скажи, ты не мог бы меня еще по ЗОТИ подтянуть? Гарри, конечно, великолепный учитель, но я уже давно подумываю о том, чтобы попросить кого-то из взрослых волшебников меня потренировать. В этом году нам предстоит сдавать СОВ, а эта жаба Амбридж вместо практики заставляет нас переписывать министерский учебник, — сказала я, в надежде убить двух зайцев сразу.

Во-первых, я прекрасно понимала, что Сириусу смертельно скучно в этом унылом доме, а во-вторых, это была отличная возможность улучшить свои навыки боевой магии, так как я получила по ЗОТИ всего лишь «выше ожидаемого» в прошлый раз. Вместо ответа он согласно кивнул и встал из-за стола, закончив трапезу. Дождавшись, пока я доем блинчики с клубникой, он провел меня в подземелья.

Вместо ожидаемого захолустья, серых стен и сырости, здесь обнаружилась вполне просторная комната, которая, по всей видимости, предназначалась для тренировок. На стенах висело множество образцов холодного оружия: кинжалы, рапиры, шпаги и даже сюррикены. Несмотря на то, что мы находились под землей, здесь была создана иллюзия окна, задернутого плотными зелеными шторами из бархата. В левом углу у окна стояли несколько стеллажей с книгами и справочниками, а в правом лежала стопка матов. Так же здесь было несколько самовосстанавливающихся манекенов для отрабатывания заклинаний и платяной шкаф, в котором была собрана одежда для тренировок: женские и мужские мантии для дуэлинга, и парочка кимоно для восточных единоборств. Было заметно, что семья Сириуса уделяла внимание не только магическому, но и физическому развитию своих наследников.

Первым делом Блек указал мне на ширму и предложил переодеться в просторное кимоно, а сам разложил несколько матов посреди комнаты, зажег лампадку с аромомаслами и включил на граммофоне маггловскую классическую музыку. Сменив одежду, я присела на разложенный мат рядом с ним:

— Прежде всего, я хочу тебе сказать, что первоосновой Окклюменции является умение очищать сознание от посторонних мыслей. Это достигается путем медитации. Поэтому сейчас твоя главная задача в том, чтобы полностью расслабиться и погрузиться внутрь себя. Закрой глаза. А теперь представь любое пустое пространство, это может быть лес или берег моря. Вокруг ни души. Ты должна почувствовать спокойствие и единение с природой. Отпусти себя…

Я закрыла глаза и представила себя посреди хлебного поля. Надо мной бескрайнее, синее небо, без единого облачка. Я упала в это море из колосков и позволила им щекотать мое лицо. Вокруг стояла звенящая тишина, и только легкий ветерок играл с моими волосами. Где-то внутри появилось чувство покоя и тепла. Я смотрела на облака, отпустив все мысли из головы, просто наблюдая. На задворках сознания все еще звучал голос Сириуса…

— А сейчас ты попробуешь удерживать эту картинку, когда я попробую легонько тебя атаковать. Легилименс! — доносится до меня его тихий шепот. Я стараюсь не выпустить картинку летнего неба из головы, но постепенно образы становятся расплывчатыми и стираются…

…Хлоп! И вот моя пятилетняя копия принимает подарки на день рождения — две одинаковые мягкие игрушки-лисицы, подаренные крестным…

…Вот я наряжаю с родителями елку перед Рождеством. Вокруг атмосфера счастья и уюта…

...Первый класс, школьный двор, соседские девчонки поставили мне подножку, и я упала на землю, сильно ударившись коленкой… Издевательства и насмешки… Слезы… Я должна это остановить, пытаюсь мысленно создать кирпичную стену, но она разваливается, как картонная… Вот я потерялась в лесу во время прогулки с друзьями моих родителей… Страх… Пытаюсь докричаться до моих провожатых, но голос дрожит и срывается… Хогвартс экспресс, первая встреча с Гарри, распределение… Нет, он не должен увидеть то, что случилось в Министерстве. Только не так. Меня охватывает паника и я слышу свой крик как бы со стороны. А затем почему то в сознании возникает водная стена, и я как будто начинаю тонуть… Ощущаю, как меня хлопают по щекам, и резко распахиваю глаза. Передо мной на мате сидит мокрый, как хлющ, Сириус.

— Тише, Гермиона, все уже закончилось. Мерлин, да ты дрожишь! Сейчас, сейчас, — он наколдовал плед и набросил его на мои плечи.

— Как для первого раза, не плохо, очень даже не плохо. Надеюсь, ты не обижаешься на меня за мое маленькое вторжение в твое сознание? — он виновато улыбнулся, но глаза остались грустными.

— Нет, что ты. По крайне мере, теперь я знаю как это, когда к тебе в голову вламываются без спроса. Скажи, а на что должен быть похож полноценный мыслещит?— спросила я.

— На самом деле существует несколько способов защиты. Ты сейчас смогла применить один из них, правда частично. Чтобы это было действенным, такой щит надо поддерживать постоянно, даже во сне, а это довольно энергоемкий процесс. Поэтому, его лучше всего использовать непосредственно во время нападения, чтобы выкинуть из головы непрошенного гостя. Это может быть, кстати, не только вода, но и стена огня или смерчь.

Второй способ заключается в том, чтобы поместить все значимые для тебя воспоминания в некий кокон, а на поверхность выкидывать лишь нейтральные для тебя моменты жизни, из которых никто никогда не узнает ничего важного о тебе. Этот метод — наиболее распространенный, однако, ты рискуешь случайно выпустить из—под кокона то, что для тебя действительно важно.

Так же тебе стоит запомнить то, что ты наиболее уязвима в моменты сильного гнева или расстройства. Поэтому стоит научиться хорошо владеть собой с помощью различных техник медитации и йоги.

Третий вариант защиты, больше при нападениях непосредственно, это цепляться за какую-то мысль и прокручивать ее в голове как мантру. Это может быть какая-нибудь песня, хоть тот же гимн Великобритании. Невозможно прочитать мысли человека, который думает только о чем-то одном.

Самый удачный вариант — это построить кирпичную стену или кокон, а во время вторжения скомбинировать ее с водной или огненной стеной.

Так же ты можешь представлять, как кидаешь в противника мысленно заклятие, это тоже работает по принципу невербального колдовства, которое так же исходит из твоего сознания.

— Спасибо за познавательную лекцию, я обязательно учту твои советы, — я постаралась тепло улыбнуться ему, на что он лишь загадочно мне подмигнул.

Потренировавшись в очищении сознания еще где-то около часа, мы покинули наше убежище, ведь ворчащий Кикимер предупредил нас о скором возвращении всех из больницы. После этого Сириус заставил меня съесть целую плитку черного шоколада Брют, сказав, что это поможет восстановить потраченные сегодня силы.

Немного пообщавшись с Роном и Гарри, который наконец-то перестал напоминать собственную тень, я почувствовала себя немного отдохнувшей после сегодняшних приключений. К тому же Уизли привезли из Мунго хорошие новости — послезавтра должны были выписать Артура, и он собирался провести с семьей остаток каникул в Норе. А мы с Гарри решили остаться погостить у Сириуса до возвращения в Хогвартс. Поэтому к вечеру дом снова опустел. Одно радовало — Гарри больше не запирался у себя в комнате, а решил поиграть с Сириусом в волшебные карты. Я же отправилась в библиотеку, чтобы поискать интересующие меня книги. Я провела около часа, блуждая между стеллажами, пока на глаза мне не попался старый пыльный фолиант, который грозился рассыпаться от времени. Посмотрев на название, я ахнула — это была та самая «Магия крови». Однако когда я ее раскрыла, то обнаружила, что страницы внутри совершенно чистые. Видимо, на книге стояла какая-то защита. Что ж, проверим. Трансфигурировав из пера иголку, я проколола себе палец, и капнула несколько капель крови на первую страницу. Несколько секунд кровь шипела и пенилась, а затем впиталась в бумагу так, что не осталось и следа. Спустя примерно минуту на пожелтевшем от времени пергаменте стали проявляться строчки. Захлопнув книгу, я захватила ее с собой и отправилась в свою комнату. Наложив пару защитных заклинаний от вторжения, стала перелистывать книгу в поисках нужного мне ритуала. Признаться, у меня волосы стали дыбом от просмотра описаний некоторых обрядов, поскольку тут присутствовало и жертвоприношение, и некоторые кровные порчи. Особенно жутко стало после прочтения рецепта зелья кровного омоложения — для него требовалась кровь убитого младенца. Стало хотя бы понятно, почему эта магия являлась запрещенной. Вместе с тем, здесь было и немало полезных вещей. Оказывается, существуют ритуалы кровного поиска, способные обнаружить похищенного родственника, где бы его ни прятали, а так же описывались способы защиты вещей и писем от воров и шпионов — паролем служила все та же капелька крови. Еще здесь было множество целительных чар, которые бы позволили лечить тяжелые повреждения и отравления некоторыми видами ядов. И вот, в конце книги я нашла раздел «Защитные обряды». Пролистав несколько страниц, я обнаружила название ритуала, который отдаленно напоминал искомый, но меня ждало разочарование. Здесь сохранилась лишь общая информация о нем, а страница с подробными пошаговыми инструкциями была вырвана… Что ж, по крайней мере, теперь у меня есть хоть какая-то зацепка во всей этой истории с чудесным спасением Гарри…

* * *

Отложив книгу на прикроватную тумбочку, я подошла к окну. За окном была лунная ночь. Площадь Гриммо была пустынной, только снег искрился на тротуаре и клумбах, и тусклый свет фонарей освещал дорогу. Несмотря на мороз и холод, меня манил ночной город, а в комнате вдруг стало как-то слишком душно. Поэтому я распахнула настежь окно и, приняв свою анимагическую форму, выпрыгнула со второго этажа. Приземление было не слишком-то удачным, но огромный сугроб, в который я свалилась, смягчил падение. Отряхнувшись от снега, я побежала в сторону местного сквера, оставляя лишь едва заметные следы лап…

Через несколько минут я оказалась в маленьком парке и забралась в облике кошки на заледеневшую лавочку. Меня манила сюда какая-то неведомая сила, или, быть может, звериное чутье. Несколько секунд я наслаждалась тишиной, но вдруг услышала резкий хлопок аппартации.

Чувство страха парализовало меня, хоть я и понимала, что незнакомый волшебник увидит перед собой лишь черного котенка. Передо мной на лавочке материализовалась незнакомка лет двадцати пяти — тридцати, с русыми волосами, отливающими рыжиной и голубыми глазами. Она взмахнула палочкой, наколдовывая согревающие чары, чтобы лавочка оттаяла и высохла, а затем заговорила со мной:

— Не бойся меня, черная кошка, я знаю, кто ты, но не причиню вреда — я лишь хочу поговорить, — она лукаво усмехнулась, а глаза горели каким-то безумным блеском. Однако опасности она не излучала, поэтому я рискнула снова принять человеческий облик.

— Ну вот, так-то лучше, а то беседовать с животными как то непривычно.

— Кто вы?

— Я — часть той силы, что вечно хочет зла, и вечно совершает благо, — нет, она явно издевается надо мной.

— А если не цитировать Булгакова? — несмотря на то, что я была ведьмой, я все еще продолжала интересоваться маггловской классикой, и эта книга была одной из моих любимых. Родители подарили мне шикарное издание 1967 года на прошлый день рождения.

— Мое имя тебе все равно ничего не скажет, но если так уж хочется, то зови меня Анастасией, — она спрятала палочку в кобуру и натянула кожаные перчатки.

— Вы русская? — спросила я. Было в ней что-то смутно знакомое, хотя сама она излучала загадку.

— Возможно, да, а может, и нет. Я достаточно долго живу на свете, чтобы принадлежать только одной стране. Странная штука время, не правда ли? Оно может убить, но ему подвластно так же спасать жизни.

— Что вам про это известно, вам лишь около тридцати лет?

— О, внешность бывает весьма обманчива, моя дорогая. Что касается времени, то оно мой дар и мое проклятие. Я вижу судьбы других людей, но не могу предотвратить их несчастья, потому что мне никто не верит. Но ты, ты — особый случай потому, что не принадлежишь своему будущему и прошлому. Ты вне времени. Так случилось, что тогда, в июне история пошла по ложному пути. Лишь потому тебе дали шанс вернуться и все исправить. Любой другой бы уже давно обезумел, столкнувшись с собой в прошлом, или был бы казнен.

— Но что я должна сделать? По правде сказать, я совершенно растеряна и не знаю, чего мне ожидать от этой реальности.

— О, этого я тебе сказать не могу, по крайней мере, пока что. Это твоя игра, как говорится, — она отчего-то погрустнела. — Все, что я могу тебе пожелать, это доверяй своему чутью. Хогвартс ждет множество смертей, но не все то зло, что им кажется, и истину следует искать там, где ее нет. А еще береги его… Возможно мы еще встретимся. — Она вложила мне в руку небольшой медальон в форме капли и исчезла, прежде чем я успела, что-либо у нее спросить…

POV Дафны Гринграсс

Я сидела на подоконнике и курила тонкие вишневые сигареты. Несмотря на мороз за окном, окно было настежь распахнуто. Выл пронизывающий северный ветер, но мне было совершенно все равно. На мне была одета лишь белая длинная туника, но я не ощущала холода. Прошло уже две недели с тех пор, как пропала Тори. Две недели, как один бесконечный день для меня. Оцепенение. Именно этим словом можно охарактеризовать то состояние, в котором я пребываю. Я стараюсь не спать, потому что в царстве Морфея вместо цветных снов о Рождестве, я вижу лишь серые глаза Малфоя-старшего, сквозь прорезь маски, и Асторию, лежащую, как сломанная кукла на каменном полу. Должен быть какой-то выход из сложившейся ситуации, но нет, в отличие от храбрых гриффиндорцев, я не питала ложных иллюзий относительно моих шансов спасти сестру.

Совершенно очевидно, что задание Темного Лорда было почти невыполнимым. И дело даже не в вечном противостоянии Слизерина и Гриффиндора, а в том, что по слухам, ходившим по школе, Потттер встречается с Чжоу Чанг, и расставаться с ней ради меня он не станет. Нет, это просто абсурдно. Я и Поттер. Слизеринская принцесса и Мальчик, который выжил. Да он даже в мою сторону не посмотрит. Конечно, можно было незаметно для него подлить ему приворотное зелье, но это было слишком низко даже для представителя факультета змей. Играть с чужими чувствами с помощью магии было своеобразным табу для меня. Ведь я уже успела убедиться, что фальшью ничего хорошего не добьешься. В прошлом году во время Тремудрого турнира Пэнси Паркиссон напоила Драко приворотным зельем, чтобы тот пригласил ее на бал, а затем переспал. Все было в порядке до тех пор, пока зелье не выветрилось в самый ответственный момент. Реакция Малфоя на эту ситуацию красноречиво говорила о том, что повторять нечто подобное, значит не уважать себя. К тому же это показывало то, насколько легко обнаруживается воздействие подобного рода. Если бы меня поймали за чем-то подобным, то к Поттеру я больше никогда бы не подступилась. Да и после того как эта старая жаба Амбридж организовала Инспекционную дружину, в которую входит половина моего факультета, которая спит и вид как бы насолить Гриффам, шансы на то, что кто-то поверит в мою благосклонность и дружелюбность по отношению к ним равнялись нулю.

Но беда не приходит одна — как по насмешке фортуны мой отец, желая хоть как-то отвлечь мою мать, которая страшно осунулась и походила скорее на тень, чем на цветущую женщину средних лет, решил начать переговоры с Люциусом Малфоем о моей помолвке с Драко. Впрочем, похоже, это были очередные происки Волдеморта в направлении сделать мою миссию невыполнимой. Я не могу быть совершенно уверенной в мотивах поведения этого психа, но все походило на хорошо спланированную месть отцу.

Одним словом, теперь я была в западне. И все, что мне оставалось — мило улыбаться и говорить, что я согласна быть невестой Малфоя. Отец бы просто не понял бы, почему я отказываюсь. Ведь мы были друзьями детства, и моя внезапная ненависть была бы необъяснима. О да, теперь я ненавидела эту семейку всеми фибрами души. Хотелось выть от бессилия… Я злюсь, и сжатый кулак впечатывается в стену, оставляя кровавый след на костяшках пальцев. Странно, но это сиюминутная боль на некоторое время отвлекла от того, что происходило внутри души. Конечно, у меня все еще был шанс все рассказать отцу, но Волдеморт ясно дал мне понять, что этого лучше не делать…

Мои размышление были прерваны крайне бесцеремонным хлопком открывающейся двери. Я обернулась и обнаружила на пороге человека, которого меньше всего на свете желала видеть.

Малфой стоял, опершись на косяк. Глаза его горели каким-то лихорадочным блеском, а в воздухе витал запах шотландского виски, и, судя по растрепанному виду, он явно был пьян. С минуту мы сверлили друг друга глазами, а затем он направился ко мне нетвердой походкой, вырвал из рук сигарету, выбросил ее в окне и схватил меня за подбородок. Признаться, я слегка оторопела от подобной наглости, но быстро взяла себя в руки:

— Что ты себе позволяешь, Малфой? — спросила я с раздражением.

— Пришел повидать мою дорогую невестушку, — голос его сочился елейно-приторными интонациями вперемешку с сарказмом.

— Во-первых, Драко, я не твоя невеста и не собираюсь ей быть. А во-вторых, не чета потомку древнего рода напиваться, как свинья, — ответила я с легкой усмешкой. Через несколько секунд до его мозга, по видимому, дошел смысл сказанного, и он, замахнувшись, ударил меня по лицу. Надо сказать, что даже в таком состоянии рука у него была тяжелая, потому мне пришлось стиснуть зубы, чтобы не заплакать от боли. Его тело нависло надо мной, лишая возможности вырваться и убежать. Мне стало страшно, но я продолжала делать вид, что мне все равно. Я лишь с вызовом смотрела на него.

— И это все, на что ты способен? Самоутверждаться за счет других? Ты думаешь, после того, что мне сделала твоя чистокровная семейка я стану с тобой разговаривать? Ты ведь все знал заранее, скажи, ведь знал? После стольких лет дружбы…. Ты просто жалок и противен мне. Убирайся прочь! — ярость клокотала во мне и я начала кричать на него. Вместо того чтобы уйти он схватил меня за горло и начал душить.

— Не смей, слышишь, не смей оскорблять мою семью, никогда! Ты слизеринская шлюха, что ты знаешь о дружбе? Ты думаешь, я с тобой дружил? Да я просто использовал тебя потому, что это было выгодно моему отцу. Молчишь? Страшно? Правильно, бойся, потому что теперь ты будешь делать, то, что я захочу,— с этими словами, когда у меня уже заканчивался воздух, он ослабил хватку и впился в мои губы поцелуем. Я пыталась сопротивляться вначале, но потом мне в голову пришла одна мысль, и я стала ему отвечать, а левая рука тем временем нащупала палочку, находившуюся в кобуре, закрепленной в подвязках. Мгновение — и он оказался связанным. Я толкнула его на холодный пол и приставила к его горлу один из фамильных кинжалов, которые в целях безопасности всегда со мной. Он извивался словно червяк, пытаясь освободиться от пут, в его глазах стоял испуг, он дышал тяжело и прерывисто, и я чувствовала, как пульсирует жилка на его шее под лезвием кинжала. Теперь он жертва, а я палач. Отличный способ отомстить за Тори. Если я и моя сестра умрем из-за того, что задание, данное этим гнусным лордом, изначально невыполнимое, то хотя бы прихвачу с собой эту белобрысую тварь.

— Ты просто трус, Малфой, — прошептала я ему на ухо.

— Гринграсс, отпусти меня, не дури, — он был не на шутку испуган, видимо, на тот момент я выглядела как сумасшедшая.

— А если не отпущу, то что? Пожалуешься своему папочке-Пожирателю? Только вот незадача — я тебя не боюсь. Вы думаете, что загнали меня в угол, что я буду лишь марионеткой в вашей войне за мнимые идеалы. Но правда в том, что терять мне уже нечего, ведь я больше не увижу ее...Ведь так?— отчаяние захлестывало меня, хотелось кричать. Громко. Чтобы полопались стекла и разлетелись на тысячи мелких осколков. Чтоб разбудить мир от мнимого спокойствия. До дрожи в связках...Кричать беззвучно. Ведь что может быть громче тишины? Хотелось, о как же мне хотелось в эту минуту раздавить его как назойливую муху. Нож скользит по горлу, оставляя лишь небольшие кровавые царапины. Перед глазами встает картина: мы втроем сидим у камина в гостиной, и вымотанная за день сестренка засыпает у Малфоя на руках...

— Как ты мог, скажи, как ты мог улыбаться и быть спокойным, зная о том, что она....Драко, это же Тори, для которой ты таскал сладости со стола, которая засыпала на твоем плече. Скажи мне, зачем вся эта война? Ведь она опять будет. И какую роль будешь играть ты? Целовать полу мантии Темного Лорда и ждать, пока он наградит тебя порцией боли от пыточного проклятия?

— Нет, отец этого не допустит. Темный Лорд победит, и наша семья обретет величие. А все грязнокровки, вроде выскочки Грейнджер, наконец-то, узнают свое место...

— Silencio, — прошептала я, не в силах больше слушать этот бред. — Бесси! — прошло несколько секунд и передо мной матеарилизовалась крохотная эльфийка в белом передничке.

— Чего желает юная мисси Дафна? — произнесла она, учтиво поклонившись.

— Мой отец у себя? — спросила я с надеждой.

— Да, он в своем кабинете разговаривает с мастером Люциусом.

— Отлично. Ты можешь позвать отца и попросить срочно сюда прийти?— пора заканчивать этот цирк, и, кажется, у меня появилась идея, как расторгнуть помолвку, не прибегая к разглашению информации о месте пребывания моей сестры, и о роли Малфоев в происходящем.

— Конечно, сейчас сделаю, моя госпожа, — произнесла она и исчезла с громким хлопком.

Через несколько минут в комнату вошел отец, одетый в домашнюю мантию. Он выглядел спокойным и расслабленным, но в глазах читалось беспокойство за меня:

— Дафна, ты меня звала? Что здесь происходит? Ты оторвала меня от переговоров с мистером Люциусом, надеюсь это что-то действительно важное, — и тут его взгляд скользнул по моему лицу и растрепанному виду, а затем заметил связанного Малфоя на полу.

— Отец, передай, пожалуйста, мистеру Люциусу, что помолвки не будет. Дело в том, что этот, — я жестом указала на Драко, — позволил себе явиться ко мне в пьяном виде и приставать ко мне. А еще он поднял на меня руку. Я считаю, что такое поведение недостойно отпрыска древнего чистокровного рода и моего будущего мужа.

— Хорошо, если все действительно так и было, как ты говоришь, то я тоже против этого брака. Но я думаю, что его уже можно развязать, а то он того и гляди простудится. Не хотелось бы потом оплачивать его счета из Мунго, — он слегка усмехнулся, показывая, что одобряет мои действия и гордится моим воспитанием. Тем временем в дверях появился рассерженный Люциус.

— Александр, что здесь происходит? Почему мой сын валяется на полу, как какой-то плебей? Дафна, что ты с ним сделала?

— Люциус, остынь. Дафна ничего не сделала твоему сыну. Это он позволил себе заявиться к ней в неподобающем виде. Я думаю, вам с Нарциссой стоило больше времени уделять его воспитанию. И еще — помолвки не будет. А сейчас вам стоит покинуть стены моего поместья. Бесси, проводи гостей к выходу,— произнес отец совершенно невозмутимым тоном.

— Но я уверен, что это какое-то недоразумение, и мы могли бы все загладить? — уже ради одного вида красного от возмущения Млафоя-старшего стоило позвать их сюда. Жаль, колдокамеры нет, такой кадр пропадает. Отец лишь отрицательно покачал головой в ответ, и Люциусу ничего не оставалось, кроме как за ухо увести сына из комнаты. Последний выглядел испуганным, однако нашел в себе силы для того, чтобы зло прошипеть мне в лицо: « Ты за это заплатишь».

Странно, но его бравада не выглядела устрашающей, скорее наоборот, он выглядел жалким и беспомощным, как нашкодивший котенок. Что ж, один ноль в мою пользу. Когда они исчезли с глаз долой, отец подошел и без слов обнял меня. Он мог выглядеть строгим, деловым человеком, но всегда был для нас с сестрой любящим и понимающим отцом, к которому всегда можно было обратиться за помощью. Папа, если бы ты знал, как я хотела бы тебе все рассказать, но я не могу. Ради твоей же безопасности. Мерлин, если бы я могла вернуться в те беззаботные дни, когда мы с Тори были детьми!

И сейчас, глядя на твою удаляющуюся, чуть сутулую фигуру, я снова остаюсь наедине с собой, в одиночестве. Тишина опять будет баюкать меня, как ребенка. Да, мне страшно, очень страшно оступиться, не справиться, сломаться. Но я клянусь, папа, что не сдамся. Ради тебя, мамы и Тори. И я впервые за долгое время даю волю непрошеным слезам. Холодный ветер осушает их, но где-то в проблеске этого морозного январского дня я обретаю надежду.

POV Гарри Поттера

«Холодная камера… Я видел сквозь полумрак нечеткий девичий силуэт. Она положила голову на колени, и уткнулась в них лицом, поэтому все, что доступно моему взору — это копна белокурых волос, растрепанных и грязных. На ней обветшавшая мантия, которая совершенно не защищает от холода. Я заметил, как у нее шел пар изо рта, когда она хрипло дышала. Но она не ощущает холода. Ей все равно. Не знаю, откуда мне это известно, но все, что она чувствовала в тот момент — это безразличие и какую-то странную апатию...

И снова меня не покидает это ощущение, что все происходит не со мной, но, в то же время, я причастен к этому голосу и к этим событиям. Смех, леденящий душу смех, от которого, кажется, даже стены покрываются инеем.

Круцио. Хруст костей. Она не издала ни звука. Казалось, что это не человек, а лишь фарфоровая кукла вполне, и только едва вздымающаяся грудь свидетельствует об обратном. Моя, но в то же время, чужая рука приподнимает ее за подбородок, но я по-прежнему не различаю черты лица, лишь пустые глаза смотрят на меня с немым укором.

Диадема... А затем коридор. Я бегу по плитам из черного мрамора, бегу в никуда. Вокруг кромешная тьма и ряды одинаковых стеллажей... девяносто четыре... девяносто семь... Темнота душит меня, и мне не хватает воздуха. В ушах слышен шепот: "Возьми его...". Сквозь дымку вижу какую-то сферу, мерцающую призрачным светом... Чужие спутанные мысли, обрывки фраз... И не мои руки тянутся к этому странному источнику света... Я ощущаю, как его кожа горит, словно от ожога, и вот чьи-то холодные, как будто у покойника пальцы смыкаются на моем горле... Сопротивляюсь, но воздуха в легких становится все меньше... Темнота, такая густая, вязкая обволакивает меня словно ребенка, заставляя меня раствориться в ней...»

Я резко распахнул глаза и сел на кровати.

«Сон, это только нелепый сон», — бормотал я себе под нос, как заклинание...

Сквозь полумрак комнаты пробивались робкие лучики солнечного света, словно пытаясь спросить разрешение меня разбудить.

Я обнаружил себя лежащим на застеленной постели — видимо с вечера так быстро провалился в царство Морфея, что не успел раздеться. Несмотря на то, что проспал я, по всей видимости, около десяти часов, мне казалось, что я словно выжатый лимон.

Эти странные сны-видения стали преследовать меня со времени нападения на Артура Уизли, делая меня слабее и раздражительнее. И день за днем каждый обитатель Гриммо, 12 лез ко мне с расспросами, советами и участием. А я... лишь поспешно уходил в свою комнату, отгораживаясь, таким образом, от внешнего мира.

Меня душила злость за собственную слабость и недостаточную старательность на уроках Снейпа по защите разума, ведь это была лишь моя вина в том, что красноглазый змеелицый ублюдок раз за разом проникает в мои сны, в мою душу, подкидывая мне видения о своих зверствах. Этим занятиям поспособствовала Гермиона, нажаловавшись Дамблдору на мои частые боли в шраме и плохое настроение. Да и откуда взяться хорошему расположению духа, если даже на квиддич, который всегда был отдушиной для меня, теперь наложено вечное табу, спасибо стараниям этой министерской жабы. При всем моем уважении к старшим, назвать эту леди с омерзительно приторной улыбкой как-то иначе просто не поворачивался язык.

Но не меньше я злился и на окружающих. Неужели они за своим сочувствием не могут понять, что я поступаю так ради их же блага. Мне же страшно однажды проснуться и обнаружить их мертвыми после очередного телепатического сеанса с Волдемортом. А еще они упорно не хотят замечать, что я уже достаточно взрослый, чтобы скрывать от меня правду, какой бы она ни была. Некстати вспомнилось последнее собрание Ордена как раз перед Рождеством... Они говорили о каком-то секретном оружии Того-кого-они-боятся-называть-по-имени. При этом стоило Сириусу начать рассказывать мне самые незначительные подробности, как Молли Уизли начала причитать, что я еще ребенок! При всем уважении к матери моего друга Рона, ее гиперопека порой начинает доводить меня до точки кипения. Ну как, скажите на милость, можно считать ребенком пятнадцатилетнего подростка, который трижды сталкивался с темным магом столетия, сражался с василиском в двенадцать лет, и спасал собственного крестного от смерти?!

Детство... А было ли оно у меня? Или затерялось где-то в обломках полуразрушенного дома в Годриковой впадине? Впрочем, я не жалуюсь на жизнь — это удел слабых. Когда из года в год смотришь смерти в лицо, перестаешь обращать внимание на какие-то насущные мелочи, вроде отсутствия развлечений. В решающий момент тобой движет адреналин и чувство самосохранения.

Мои размышления были бесцеремонно прерваны стуком в окно. Раздвинув шторы и приоткрыв створки массивной оконной рамы из коры дуба, я обнаружил желтую взъерошенную сипуху, которая смотрела на меня немигающими глазами. Отведав совиного печенья из моих рук, птица влетела в комнату и, немного покружив вокруг старинной лампы, уселась на мое плечо, позволив, наконец, отвязать послание от своей лапки. После этого она, довольно ухнув и не обращая внимания на протест со стороны Букли, уселась на одежный шкаф, видимо, в ожидании ответа. Письмо было от Чжоу. Чанг поздравляла меня с прошедшими праздниками, делилась впечатлениями от каникул, и задавала какие-то пустяковые вопросы. Несмотря на то, что писала она мне, между строк ощущалось присутствие Седрика. Нет, вот скажите, пожалуйста, обязательно упоминать в письме своему парню о том, как ты праздновала прошлое Рождество с бывшим возлюбленным, который погиб на глазах теперешнего? Гермиона была права, когда говорила, что она все еще не может его забыть. Воспоминания о поцелуе под омелой вновь вспыхнули в моем воображении. "Это было мокро", — вот и все, что я смог сказать после. Наверное, это был самый неудачный первый поцелуй в мире, но в этом заключалось знаменитое Поттеровское везение. Какая-то часть меня кричала о том, что все это неправильно и фальшиво, но девушка с необычной восточной внешностью стала моим личным полюсом притяжения. Это не было еще любовью, по крайней мере, в моем понимании. Скорее всего, это походило на обычное юношеское увлечение. Мне нравилось наблюдать за ней украдкой, ловить на себе ее заинтересованные взгляды и случайно касаться ее руки во время тренировок в Выручай-комнате, но на данный момент она не была тем человеком, с которым я мог бы поговорить по душам. И это письмо стало наилучшим тому доказательством. Дочитав послание, я со злостью швырнул его на прикроватную тумбочку, нацарапал какие-то ответные пожелания хорошо провести время, чтобы не терпеть больше присутствие ее совы в своей комнате, и выпустил птицу в открытое окно. После чего направился в душ. Горячие капли воды как будто выжигали на моем теле отчаяние и горечь. Ну почему у меня не может быть нормальных отношений с кем-либо женского пола? Почему прошлое не может оставить меня в покое? Я увеличивал температуру воды до тех пор, пока стоять не стало невыносимо, а затем резко повернул кран, так что сменили, ледяные потоки воды.

Контрасты. Казалось, вся моя жизнь был пронизана ними. Сегодня ты — национальный герой, а завтра — всего лишь спятивший мальчишка, чье имя склоняют все, кому не лень. Впрочем, статьи в «Ежедневном пророке» давно перестали действовать на меня, как красная тряпка на быка. Ну, почти. Я потер саднящую от мыла руку: «Я не должен лгать». Что ж, Долорес Амбридж, сама не подозревая о том, впечатала в кожу мое жизненное кредо. Я, наконец, выключил воду и, завернувшись в теплое махровое полотенце, предпринял бесплодные попытки пригладить свою густую шевелюру, после чего махнул рукой на это бесполезное занятие, оделся в джинсы и светло-серый джемпер и спустился вниз.

В гостиной обнаружились Люпин, Тонкс, Снейп (а его-то, зачем принесло?), Дамблдор, Сириус и все Уизли, включая Артура, которого сегодня выписали из больницы. У него все еще была перебинтована голова и шея, но он уже не выглядел таким бледным и осунувшимся, как в первые дни после нападения. Гермиона и Джинни помогали Молли накрывать на стол, а мужчины негромко о чем-то переговаривались. Поздоровавшись со всеми, я тут же получил приглашение пройти к столу. Впервые спустя несколько недель во время обеда царила радостная атмосфера, пришедшая на смену унынию. Близнецы смеялись и шутили, Тонкс развлекала всех весьма комичными изменениями внешности, Сириус же и Гермиона многозначительно переглядывались, от чего последняя слегка улыбалась. Интересно, что у них с Бродягой произошло? Видимо, мое добровольное заточение в своей комнате привело к тому, что я перестал держать руку на пульсе событий. Один только Рон неизменно поглощал бифштексы, довольно чавкая, и демонстрируя всем отсутствие манер, впрочем, я никогда не упрекал в этом своего друга. Сам не идеален, так кто давал мне право критиковать других?

Позавтракав я, Рон и Джинни отправились расчищать серванты в столовой, набитые всякой всячиной, которая осталась после родных Сириуса, а Гермионе досталась незавидная участь разгребать завалы на чердаке. Казалось, миссис Уизли намеренно решила завалить нас работой, чтобы отбить желание подслушивать разговоры на собрании Ордена Феникса, куда нас по-прежнему не пускали, считая маленькими неразумными детьми. Сегодня должно было состояться последнее перед отправлением в Хогвартс совещание, после которого Уизли планировали отправиться в Нору, а мы с Гермионой оставались на Гриммо до конца каникул.

Стирая десятилетнюю пыль, очищая от паутины серебряные сервизы, бокалы из горного хрусталя, я не переставал удивляться тому лоску и изысканному убранству некогда присущему этому дому. С одной стороны вся эта мишура и пышность не имели для меня особого значения, но с другой стороны я осознавал, что, несмотря на все разногласия, царившие в благороднейшем и древнейшем семействе Блэков, все эти люди гордились своим родом и это были не просто слова. Здесь были вещи из разных эпох, их собирало не одно поколение и бережно хранило даже после того, как старшего поколения не стало, Несмотря на то, что Сириус был выжжен из гобелена, после смерти других родственников мужского пола сама магия избрала его в наследники, чтобы не допустить вырождения рода. Эту теорию мне озвучила Гермиона, которая в последнее время много общалась с крестным и изучила кое-какие книги в его родовой библиотеке. Перебирая шкатулки с драгоценностями, я случайно обнаружил небольшой серебряный медальон. Посредине была выгравирована латинская буква “S”, вокруг которой обвивались маленькие серебристые змейки. По всей видимости, внутри должны были находиться миниатюрные фотографии, но как я ни старался, у меня не получилось открыть створки медальона. Несмотря на то, что металлическая цепочка была холодной, от самой вещицы исходило какое-то странное тепло. Оно казалось родным, но в то же время, отталкивало. Повинуясь внутреннему порыву, я сунул медальон в карман брюк.

Интуиция редко подводила меня, а сейчас она просто кричала о том, что эта вещь очень важная, хоть я и сам пока не понимал, почему.

Мы покончили с уборкой как раз к окончанию собрания, и миссис Уизли поблагодарила нас за помощь, после чего все разбрелись по своим комнатам, или в случае Гермионы — в библиотеку. Я так же последовал всеобщему примеру — мне хотелось немножко отдохнуть, честно говоря, надышавшись пыли, я чувствовал себя неважно. Но мне как всегда не дали побыть одному. Не успел я прилечь на кровать, как в комнату пришла Молли и попросила меня снять брюки, в которых я занимался уборкой. Несмотря на мои возражения, что они не испачкались, она решила их постирать. Миссис Уизли вышла на несколько минут, чтобы я мог переодеться. Переодевшись в джинсы, я вытащил из кармана брюк медальон и надел его на себя — мало ли что еще взбредет маме Рона. Холодная цепочка сомкнулась на шее, а по телу разлилось странное родственное тепло. Исчезла спутанность мыслей в голове, оставляя лишь ледяное спокойствие. Оставив бесплодные попытки задремать, я решил отправиться на кухню, чтобы сделать себе немного кофе. Однако спускаясь с лестницы, я услышал голоса, доносящиеся из бывшего кабинета отца Сириуса. Прислушавшись, я смог распознать голоса Дамблдора и Снейпа. Поначалу я даже немного удивился, что на комнате не стоят заглушающие чары. Конечно, подслушивать нехорошо, но в данный момент этическая сторона вопроса меня волновала меньше всего, поэтому сбегал обратно в комнату за мантией-невидимкой и пробрался как можно ближе к двери:

— Северус, мальчик мой, было ли что-то, что ты не рассказал на собрании? Что слышно среди самих Пожирателей? — сказал Дамблдор с ноткой нетерпения в голосе.

— Нет, сегодня нет никакой дополнительной информации. Мне не нравится это странное затишье. Как будто Лорд ждет чего-то, и он все еще пытается внедрить своих людей в Отдел тайн. Пока не удачно, но вы и без меня читаете газеты, чтобы понять, что внезапные вспышки безумия среди тех, кто работает там, не случайны.

— Но зачем ему Невыразимцы? Он не хуже меня знает, что в данной ситуации от них нет толку, — директор был бесцеремонно прерван Снейпом.

— Бросьте, Альбус. Я думаю, вы не хуже меня осведомлены, что там хранится. Вы не представляете, насколько он был зол, тогда в июне, когда Поттер снова от него ускользнул. И не этот раз он уже не верит, в то, что это было просто везение. Темный Лорд ищет способ достать пророчество, чтобы понять, что происходит. И нападение на Уизли это лишь подтверждает, — тихо произнес зельевар.

Может странное помещение с полками — это место, куда хочет попасть Волдеморт?

— Что ж, Северус, будем решать проблемы по мере их поступления. Все, что мы можем — это поставить круглосуточную охрану возле зала пророчеств. А забрать запись оттуда могут только двое: Том и сам Гарри. Я очень сомневаюсь, что Реддл появится там так скоро. Позиция нынешнего Министра его всецело устраивает. Я боюсь, что он может начать подталкивать Гарри к тому, чтобы он взял пророчество. Кстати, как продвигаются ваши занятия Окклюменцией?

— Отвратительно. Вы же знаете, что этот мальчишка — полная бездарность, как и его папаша. Все наши занятия сводятся к тому, что я раз за разом просматриваю его детские воспоминания. Поттер совершенно не умеет сопротивляться! Я не понимаю, почему ты, Альбус, не можешь заниматься с ним сам. В конце концов, вы не худший легиллимент, чем я, но вас хоть не тошнит от этого высокомерной копии его папаши. Когда я обещал помогать сыну Лили, я не подписывался подтирать нос Поттеровскому отродью,— в голосе Снейпа ощущалась ничем неприкрытая злоба.

Единственное, что я понимал — от меня что-то скрывают. Неужели я после всего пережитого не достоин, получить хоть немного правды? Это так обидно… И Дамблдор… Я ведь ему всегда так доверял! За что же он так со мной?!

— Северус, мальчик мой, ты же знаешь, что я не могу заниматься с Поттером по нескольким причинам. Самой важной из них является то, что Том может в какой-то момент почувствовать обоюдность этой связи и завладеет сознанием мальчика… Он может попытаться сделать так, что убить Гарри будет единственным приемлемым вариантом. Да и ты сам должен понимать, что тебе проще отслеживать насколько Том вмешался в его душевное состояние. Я… я просто не смогу рыться в его мыслях так глубоко. Для этого нужны совсем иные эмоции, мой мальчик.

— Если разговор закончен, то я вынужден откланяться, — сказал Снейп, и по шороху его мантии было понятно, что он только что встал из кресла.

— Конечно-конечно… Спасибо, что потратил время на общение со стариком…

Я отскочил в нишу под лестницей и прислонился к стене, стараясь даже не дышать. Секунд через десять зельевар покинул комнату и отправился по направлению выхода из дома. За ним последовал Дамблдор, и вскоре я услышал два хлопка аппарации со стороны крыльца.

Не снимая мантии, я вернулся в свою комнату и запер двери на все возможные засовы. Я услышал достаточно, чтобы больше не чувствовать себя в безопасности в этом доме. Бежать… Прочь от этого дома, из лживого волшебного мира. Привычный мир рухнул, как карточный домик, в одночасье. Нет, мне нельзя убегать, иначе Гермиона, Рон и Сириус окажутся в еще большей опасности. Выход был только один — продолжать играть роль ничего не знающего и не подозревающего мальчика, попутно собирая факты…

Я рухнул на кровать, чувствуя себя совершенно опустошенным. Усталость накатила на меня лавиной, и я погрузился в тревожный сон.

«На лавочке сидела девочка лет шести-семи, с белокурыми волосами и шоколадно-карими глазами, и гладила котенка, лежащего у нее на коленях.

Она выглядела задумчивой и сосредоточенной, поэтому не заметила подкравшихся к ней ватаги мальчишек хулиганского вида, которые тут же потребовали отдать котенка. Девочка заплакала и крепко прижала к груди этот крохотный комочек шерсти, который дрожал и жалобно мяукал. Но толпа не испытывала ни капли жалости. Они были одеты в одинаковые коротенькие штанишки и некогда белые, а теперь перепачканные землей футболки. Видимо, это были приютские дети. У одного из них в руках была небольшая банка со скипидаром. Это была любимая забава уличных мальчишек — поджигать хвост котам и собакам, предварительно облив скипидаром. Они начали издеваться над девочкой и стрелять в нее из рогатки, а затем один из них вырвал у нее из рук котенка. Девочка брыкалась, пыталась повиснуть на мальчишке, лупила его хрупкими кулачками, кусалась и царапалась, но двое других оттащили ее и, пнув в живот, швырнули на газон.

Это было мерзко, когда унижают тех, кто не смог бы защититься. Солнечный день вдруг померк, и стая воронов, словно ведомая неизвестной силой, напала на отщепенцев. Они кружили, били их крыльями и пытались выколоть глаза. Испугавшись, обидчики начали разбегаться по сторонам, пытаясь отмахнуться от назойливых птиц.

Внезапно из-за угла здания, находившегося во дворе, появился худой темноволосый мальчик, который, по всей видимости, был одного с девочкой возраста. Он наблюдал за разыгравшейся сценой и все-таки решил вмешаться.

— Никогда не трогай то, что принадлежит мне, Билли Стаббс. А эта девчонка и ее игрушки — мои! Надеюсь, я достаточно ясно выражаюсь? — сказал мальчик, зло рассмеявшись, зачинщику происшествия, тот бросился наутек, гонимый воронами, позабыв про котенка, а мальчишка тем временем помог подняться девочке и усадил ее на лавочку. Ее бил озноб.

— А я тебя знаю. Ты — Том. Люди поговаривают, что вокруг тебя творится какая-то чертовщина. Это ведь ты… Ты натравил на них воронов!— сказала девочка, отодвигаясь подальше от странного мальчишки.

— Неужели ты боишься меня, Эмили? Я наблюдал за тобой и знаю, что ты тоже не такая как все. Ты другая, если ты понимаешь, о чем я. И только я могу тебя научить некоторым вещам...— он посмотрел девочке прямо в глаза, хитро прищурившись, и увидел, как она улыбнулась сквозь слезы.

— Вижу, что с тобой уже все в порядке. Ну, я пойду, — сказал мальчик и побрел прочь со двора. Девочка растерянно смотрела на его удаляющуюся фигуру

— Постой, подожди, не уходи. Ты будешь моим другом, Том?— спросила она, доверчиво протягивая ему руку. Том несколько секунд стоял и оценивающим взглядом смотрел на девочку, а затем все же пожал ладошку.

— Я подумаю,— сказал Том и усмехнулся.

Солнце снова вышло из-за туч, наблюдая за котенком, который терся об ноги малышке и парочкой странных детей, пожавших друг другу руки. Свой выбор они сделали, я это чувствовал. Не спрашивайте, откуда. Просто знал, о том, что тот день изменил все…»

POV Гермионы

Саунд к этой части: Keith Urban — Tonight I Want to cry

Внезапно начался снегопад, но я не спешила возвращаться домой. Кулон на ладони переливался каким-то странным голубоватым светом, и мне отчего-то вспомнилось море в солнечную погоду. С каждым днем моя жизнь все больше и больше стала походить на детектив: крестажи, тайные ритуалы, незнакомки, говорящие загадками, и вот теперь это украшение. Это пугало, но в тоже время притягивало меня. Мне нравилось разгадывать головоломки, которые другим были не под силу: ловушка Снейпа в лабиринте, который вел к философскому камню, тайна передвижения василиска, — год за годом наша троица попадала в передряги по воле случая, но на сей раз я, похоже, ввязалась во все это по своей собственной глупости. И расхлебывать последствия тоже придется мне. После разговора с Анастасией мне стало по-настоящему страшно. Она говорила о смертях так, как будто видела своими глазами, то, что должно было случиться. Возможно, кто-то другой принял бы ее слова за бред сумасшедшей и не придал бы им значения, но интуиция кричала, что она не лжет. Незнакомка так же не походила на Пожирателя смерти, иначе я давно уже была бы похищена или убита. А кулон не оказался портключем или маячком, по которому меня могли бы найти.

По спине пробежал холодок — согревающие чары потихоньку ослабевали. Тишина скверика из успокаивающей превратилась в гнетущую. Хотелось забиться под одеяло, закрыть глаза и чтоб это оказалось просто очередным кошмаром, как в детстве. Но я больше не та маленькая девочка с растрепанными волосами, которая пыталась видеть в людях только хорошее. Правда в том, что не бывает абсолютного добра или зла, в каждом из нас есть зачатки и того, и другого. Все мы изначально серые и только поступки способны определять выбор нашего пути. На первом курсе я была перфекционисткой в учебе, которой претила сама мысль о нарушении школьных правил, а почти год назад я фактически стала инициатором подпольного кружка по защите под носом у Амбридж. Кстати об этой жабе, в прошлый раз в моем времени мы прокололись на списке участников, который неосмотрительно оставили в Выручай-комнате, и это привело к уходу Дамблдора из Хогвартса. Даже после того, что я узнала от Сириуса о директоре, повторения истории ни в коем случае нельзя допускать, и вообще стоит каким-то образом дискредитировать Амбридж, чтобы она как можно скорее покинула школу. Однако сделать это не так-то просто, особенно при наличии Инспекционной дружины, которая постоянно висит у нас на хвосте. А ведь это тоже своего рода отряд.

Хм, а что если… Зачаровать пергамент со списком так, чтобы вместо Отряда Дамблдора он отображал членов Отряда Амбридж? В принципе, если немного видоизменить чары, наложенные мной на пергамент, это вполне возможно, ведь в библиотеке Блэков несколько дней назад я наткнулась на одно любопытное заклинание. Но для этого мне нужен список членов этой «милой» дружины, которая постоянно кому-то гадит. Чтобы осуществить подобное мне следует наладить отношения с кем-то из змей, тогда следить за их перемещениями будет менее проблематично. Миссия почти невыполнимая, но в одном можно быть точно уверенной — они свою выгоду не упустят, а значит, стоит найти то, чем можно заинтересовать слизеринца. Не стоило, правда, сбрасывать со счетов возможность обмана или подвоха с их стороны. Было бы глупо ожидать от них честной игры. Однако этими проблемами я смогу заняться лишь по возвращению в Хогвартс.

Внезапно я услышала хруст веток, но обернувшись, заметила лишь пустоту, но через несколько секунд звук повторился. Говорят, у страха глаза велики, а может быть, я становлюсь таким же параноиком, как Грюм, но мне почему-то стало казаться, что за мной наблюдают. Сорвавшись с лавочки, я побежала прочь из парка, не разбирая дороги. Свернув за угол, я снова приняла анимагическую ипостась, и, путая след возможным преследователям, минут через десять оказалась возле дома на Гриммо. Однако полоса препятствий на пути к моей комнате на этом не окончилась — она располагалась на втором этаже; левитировать я себя не смогу в таком виде, а через входную дверь мне идти нельзя — портрет мамаши Сириуса тут же поднимет шум.

Оставался лишь один вариант: вскарабкаться наверх по разлогому дубу, ветви которого доходили прямо к окну. Приземлившись на подоконник, я обнаружила, что в комнате меня уже ожидал обеспокоенный Сириус. Мое появление не осталось незамеченным для него, он подхватил меня на руки, за то место, где находилась предполагаемая талия, хоть не знаю, в какой степени данное понятие применимо к кошкам, и пристально посмотрел в глаза:

— Ты хоть понимаешь, что я испытал, когда обнаружил, что комната пуста? — его голос был полон горечи и волнения, от чего мне вдруг стало безумно стыдно за свое безрассудное поведение. — Я обыскал весь дом. Ночь на дворе, а тебя неизвестно где черти носят. Я, конечно, понимаю, какой соблазн для анимага бродить по улицам ночью, сам всю молодость так развлекался, но сейчас совершенно другое время. То, что этот дом невидим, не означает, что за ним не следят. А это одно из немногих безопасных мест для меня и для Гарри, — он сел на кровать и опустил меня на подушку.

В этот момент мне хотелось провалиться сквозь землю. Еще никогда в жизни мне не доводилось видеть Блэка таким обеспокоенным и огорченным.

— Сириус, прости меня, я не хотела… Я ведь была всего лишь бродячей кошкой, на которую никто не обратил бы внимание, — сказала я, превратившись обратно в человека.

— И именно поэтому ты сейчас трясешься от страха, как осиновый лист и на тебе нет одежды после обратного превращения,— он отвел свой взгляд, в котором на секунду мелькнуло что-то похожее на смущение.

На мне и, правда, не было ничего, кроме нижнего белья. Подобные конфузы уже случались со мной, когда я только-только освоила полное превращение, это часто случается с начинающими анимагами в первые несколько превращений, а так же в минуты сильного эмоционального напряжения. Несмотря на всю, казалось бы, пикантность ситуации, дискомфорта я почему-то не испытывала. За годы дружбы с Гарри и Роном мне пришлось свыкнуться с мыслью, что окружающие воспринимают меня чем-то вроде мальчика в юбке, боевого товарища, у которого всегда можно спросить совета, но никак не объектом воздыхания. А для Сириуса я и вовсе была всего лишь девочкой-подростком, близким человеком его крестника. Так что волноваться мне было не о чем. Накинув шелковый халат, висевший на стуле у кровати, я извлекла из валяющихся на полу джинсов палочку и кулон и незаметно для Блэка положила их в карман халата.

— Я просто гуляла по парку. Ничего больше. А трясусь я вовсе не от страха, а от холода, — сказала я ему, закрывая окно. В голове пульсировала мысль: «Только бы поверил». Я ненавидела ложь, но она была спасительной соломинкой в этом случае.

— И давно ты стала анимагом?— спросил он, облокотившись на спинку кровати и вопросительно изогнув бровь.

— Я начала тренироваться на четвертом курсе, меня вдохновил пример Мародеров. Поразмыслив на досуге, я осознала, что быть анимагом означает иметь некоторую свободу перемещений без опасности быть замеченной, а в случае нашей троицы, которая постоянно влипает в странные истории, возможности этого умения было сложно переоценить. Покопавшись в пыльных фолиантах, хранимых в Запретной секции, я обнаружила книгу, посвященную теории анимагии. А впервые превратиться у меня получилось прошлым летом, как раз перед возвращением в школу, — честно ответила я, надеясь на переход разговора в более мирное русло. Однако внезапно я ощутила мягкое прикосновение к своему разуму. Кулон в кармане потеплел, обжигая прикосновением бедро, мгновение спустя я ощутила, как он натыкается на прочную стену из воды и оказывается вытолкнутым из сознания. Ладно, не хочешь по-хорошему — будет по-плохому.

— Обливейт, — прошептала я, направляя палочку на Сириуса. Прости, но так будет лучше для всех.

— Протего Максима! Экспеллиармус! — мое оружие выскользнуло из пальцев и оказалось в руках у крайне рассерженного Блэка.

— Неужели ты всерьез думаешь, что можешь стереть память человеку, который прошел войну и готовился поступать в школу авроров? Скажи мне, что такого ты скрываешь, что готова превратить меня в подобие Златопуста Локонса? Далеко не каждый волшебник способен грамотно наложить это заклятие, не повредив при этом личности. При всей твоей рациональности, Гермиона, я теперь вполне понимаю, почему шляпа отправила тебя на Гриффиндор, а не на Равенкло. Иногда мне кажется, что безрассудство — это твоя вторая натура. Если ты сделала это потому, что я увидел тебя в неприглядном виде, то довожу до твоего сведения, что мне абсолютно наплевать на то, голая ты или одетая. Но я все-таки склоняюсь к тому, что ты не просто гуляла по парку. Самое отвратительное в твоем поступке то, что ты мне все еще не доверяешь. После всего, что я показал тебе в Омуте Памяти… Фактически обнажил перед тобой душу… — Блэк метался по комнате, в его глазах плескалась боль.

— Прости, Сириус, но я решила, что есть вещи, которые тебе не следует знать. Я справлюсь с ними сама. Что касается Обливейта, то я вполне осознаю возможные последствия. Я много читала об этом после того, что случилось с профессором. И пожалуйста, не лезь в мою голову без спроса, а то ты ничем не лучше Дамблдора, — сказала я, полным яда голосом.

Осознавала ли я, что отталкивая от себя, раню его еще больше? Но ведь это единственный способ его защитить? Разве нет? Однако то, что я услышала в ответ, заставило меня усомниться в правильности моих суждений.

— Нет, вы видели! Она решила, что сможет справиться сама. Знаешь, ты сейчас очень похожа на Марлин Маккиннон в своем стремлении скрыть от меня правду. Она тогда тоже кричала мне, что справится сама, когда Волдеморт начал охотиться на ее семью. Она считала, что меня не должны касаться ее личные проблемы. А на следующий день закрыла меня собой от Авады!… Это я должен был тогда умереть, — сказал он, закрывая лицо руками. Я разбередила его старые раны, сама того не желая. Повисшая тишина секунда за секундой накатывала на меня волнами. Я застыла, не в силах вымолвить и слова — они здесь были лишними. Сириус направился к выходу, не проронив и звука. Я кинулась за ним, но он лишь оттолкнул меня.

— Я хочу побыть один.

— Сириус…Подожди,— я развернула его лицом к себе, преградив выход из комнаты, и глядя в глаза кинулась передавать ему мыслеобразы прогулки в парк и разговора с Анастасией, умолчав лишь о перемещении во времени. Постепенно выражение его лица сменилось с раздраженного на удивленное.

— Покажи мне кулон, — попросил он, когда я закончила. Я вытащила из кармана серебристую цепочку и вложила ее в его ладонь.

— Ты что-то знаешь об этой вещи? — осторожно осведомилась я. Блэк разглядывал ее около минуты, попутно накладывая диагностические чары, после чего вынес свой вердикт.

— Если это то, что я думаю, то нам крупно повезло. Но сначала мне нужно кое-то проверить. Подожди меня здесь, я сейчас вернусь. Только не надевай кулон на шею потому, что снять его потом будет весьма проблематично.

Примерно через десять минут Сириус вернулся с книгой, небольшой пиалой и пузырьком с каким-то незнакомым мне снадобьем. Взяв в тумбочке мел, он принялся чертить на столе руническую вязь, попутно сверяясь с книгой. Затем с помощью короткого взмаха палочки на моем запястье появился небольшой надрез и несколько капель крови упали в пиалу. Пробормотав Асклептио, он вылил в емкость содержимое пузырька. Зеленоватая жидкость вспенилась и сменила свой цвет на золотистый. Сириус удовлетворенно потер руки и сел в кресло.

— Ну, что все это значит? — спросила я, усевшись на кровать и поджав колени к себе.

— Эта вещица, Гермиона, объясняет, почему я не смог сегодня прочесть твои мысли с помощью легиллименции.

— Ты хочешь сказать, что это артефакт, способный защитить разум от вторжения? — Сириус согласно кивнул и продолжил.

— Если ты не возражаешь, мы отдадим этот кулон Гарри, на данный момент это единственное, что может его защитить. Меня беспокоит другое, откуда у этой женщины такой артефакт и почему она дала его тебе? А самое главное, как она тебя нашла, и какие цели преследует? — он выглядел сосредоточенным, как будто пытался что-то вспомнить.

— Сириус, мне кажется, эта женщина обладает чем-то похожим на дар предвидения. Это вполне может объяснить, откуда ей известно обо мне, — сказала я, скрестив руки на груди.

— Есть еще кое-что, однако я не уверен, что тебе стоит это знать. Это не просто кулон, это артефакт, содержащий в себе каплю росы с Древа Рода. Как правило, такие вещи передаются из поколения в поколение и активируются только членами одной семьи, в редких случаях такие вещи давали близким друзьям для защиты.

— Но, Сириус, в моем роду никогда не было волшебников. Мои родители простые дантисты. Да и эта женщина никак не может быть моей родственницей. Я бы знала. Нет, это какая-то ошибка,— привычный мир рушился на глазах, я закрыла глаза и ущипнула себя, надеясь, что все это всего лишь кошмарный сон, но открыв глаза, я осознала, что все это была реальность. Сириус тем временем взял со стола флакон и подошел ко мне.

— Я понимаю, что ты растеряна и немного напугана, но все же хочу, чтобы ты выслушала меня. Ты никогда не задумывалась над тем, почему большинство заданий, которые ты выполняешь на занятиях, получаются у тебя с первого раза?

— Наверное, потому, что я много читаю наперед, поэтому изучаемое в классе в той или иной мере уже известно мне, — неуверенно пробормотала я.

— О, если бы все дело было только в чтении… Я, конечно, не стану отрицать тот факт, что ты одна из самых умных ведьм своего возраста, как я когда то подметил, но сила заклинаний зависит не только от знаний волшебника, но и от его магического потенциала. Скажи мне, ты знаешь много магглорожденых магов, которые колдуют так же успешно, как ты?

— Нет, но я уверена, что если бы они больше времени проводили в библиотеке, а не на квиддичном поле или в обсуждениях последнего выпуска Ведьмополитена, результат был бы таким же самым,— в ответ на мое заявление Блэк от чего-то начал нервно хихикать, за что я беззлобно ткнула его в бок.

— Эх, мисс Грейнждер, ты все-таки неисправимая всезнайка, теперь я понимаю, почему Рональд вечно стонет от того, что ты заставляешь его писать двенадцатифутовые эссе. А если серьезно, то вот это зелье является прямым подтверждением того, что ты как минимум полукровка. Это означает, что среди твоих предков был волшебник, а кто-то из твоих родителей является сквибом, — он тяжело вздохнул и продолжил.

— Либо же Грейнждеры не являются твоими биологическими родителями…

— Но как такое возможно? — на глаза навернулись непрошеные слезы. Отставив пиал на тумбочку, Блэк подошел и крепко обнял меня.

— Я не знаю Гермиона, это зелье определяют статус крови, но определить родство могут только гоблины. Их магия отличная от человеческой, но в этих вопросах они более сведущи, чем мы. Ну, ну, не плачь, не надо. Все будет хорошо, — он достал из кармана носовой платок и смахнул слезинки с лица.

— Пойдем на кухню, я попрошу Кикимера сделать тебе горячего шоколада, а затем ты отправишься в кровать. Не волнуйся, я дам тебе зелье Сна без сновидений, чтобы ты могла нормально выспаться, — его голос был полон заботы и беспокойства, а внутри меня все кипело.

— Спасибо, Сириус, — вот и все, что я смогла из себя выдавить в эту минуту.

Шоколад был горьким и слишком горячим, чтобы его пить, но я не обращала на это внимание. Горло и язык больно обожгло, но я не чувствовала этого. Казалось, что все это происходит не со мной. Я не заметила, как он заботливо подхватил меня под руки и довел до кровати, после чего буквально влил в меня зелье. Постепенно звуки и очертания комнаты становились расплывчатыми, и вскоре я провалилась в объятья Морфея.

Комментарий автора: Простите за то, что так долго не было проды. Эта сессия немного выбила меня из колеи. Впредь обещаю не выбиваться из ритма обновления =^.^=. Для удобства я решила разбить эту главу на две части. Вторая часть выйдет в середине недели. События этой главы происходят ночью перед событиями, описанными в предыдущей главе и являются своеобразным флешбеком.

Спасибо всем, кто читает эту историю, а особенно тем, кто оставляет отзывы. Поверьте, это очень большой стимул двигаться вперед.

Так же всех с прошедшими праздниками.

С уважением, NikaWalter)

Глава посвящается моей бете, Кошке Маришке, у которой недавно был День Рождения) Спасибо ей за титанический труд в проверке этой части.

POV Гермионы.

For so long I've tried.

Could not close my eyes.

When you became an outcast in this life.

Again and again I try

to understand the demons inside your head,

but the truth is you love them to death.

(с) Within Temptation — The Last Time

Пробуждения было не самым приятным. Каждый, кто принимал зелье Сна без сновидений, знает, что просыпаешься после него с ватной головой, словно выныриваешь из-под толщи воды, а воспоминания о событиях, произошедших за несколько часов до сна, становятся размытыми. Поэтому я не сразу сообразила, что ночные приключения случились со мной наяву, а не в царстве Морфея. Осознание пришло, когда я умылась ледяной водой из-под крана. И тогда отчаянье накатило на меня волнами, захлестнувшими все мое существо. Казалось, что я тону, и в моих легких совсем не осталось воздуха. Отражение в зеркале, пожалуй, испугало бы любого, кто посетил мою комнату в это утро — лохматое чудище с заплаканными глазами и опухшими губами. Неужели это правда и Грейнджеры — не моя семья? Я скользила взглядом по пространству перед собой, но вместо интерьера комнаты видела лишь улыбающиеся лица родителей. Нет, этого не может быть. Они бы не смогли… Столько лет врать мне, о том, что я их плоть и кровь! Это было уже слишком. К черту эту незнакомку с ее загадками. А зелье, оно могло быть просто неправильно сваренным, или же Сириус где-то ошибся в ритуале. Я успокаивала себя тем, что это всего лишь глупая шутка, нелепая насмешка судьбы. Но разумом понимала, что теперь ничего не будет как прежде, пока я не докопаюсь до истины. Волшебное зеркало попыталось что-то съязвить насчет моего внешнего вида и тут же оказалось прикрыто плотной непроницаемой тканью. Не знаю, сколько бы я еще просидела в комнате, если бы снизу не послышались настойчивые крики Молли Уизли о том, что мне пора бы спуститься к обеду. Пришлось наспех привести себя в относительный порядок и отправиться в гостиную. Молли тут же попросила меня помочь ей с сервировкой. Я натянуто улыбнулась и пригласила всех к столу, но они были настолько увлечены обсуждением выписки Артура из больницы, что никто не заметил фальши моих эмоций. Один только Сириус в течение всей трапезы кидал на меня обеспокоенные взгляды, его эта показная бравада не провела. Он ничего не сказал, лишь ободряюще сжал мою руку под столом. Радовало только одно — Гарри наконец-то покинул свою «келью» и снова проявлял интерес к окружающему миру. Он наблюдал за нашей с Блэком игрой в гляделки и, очевидно, сделал какие-то свои выводы, это было заметно по тому, как он удивленно вскинул бровь и улыбнулся. Это показалось мне забавным, и я довольно хмыкнула, поддерживая атмосферу благодушия.

После обеда все отправились на собрание Ордена, нас же в добровольно-принудительном порядке отправили разгребать завалы в сервантах в столовой, но я вместо этого вызвалась убрать на чердаке. Мне хотелось побыть одной, собраться с мыслями, а борьба с вековой пылью как нельзя лучше способствовала избавлению от ненужных рассуждений.

Надо сказать, что чердак Блэков меня немного разочаровал, по крайней мере, на первый взгляд он ничем не отличался от того, что я встречала в маггловских домах. Честно говоря, я представляла себе это помещение несколько… более мрачным, что ли. В Норе хотя бы упырь живет под крышей, а здесь все было слишком обыденным.

Старое кресло-качалка, приводимое в действие ветром, проникающим сквозь ставни … Несколько обветшавших от времени сундуков, в которых при беглом осмотре обнаружились вещи, которые, судя по фасону, относились к середине 50-х годов двадцатого века, детские рисунки и альбомы с фотографиями. А еще письма, написанные на пожелтевших от времени страницах, перевязанные черными шелковыми лентами. В углу стояла коробка с игрушками, и старый шкаф, створки которого скрипели. Здесь была миниатюрная копия Хогвартс-экспресса, поломанная детская метла, медвежонок в заплатках, тетрадка с засушенным гербарием, сохранившимся за счет каких-то особых чар. Несколько взмахов палочки — и с помощью «Экскурро» и «Эванеско» комната очистилась от пыли и грязи, которая скопилась здесь за десятилетие. С помощью «Репаро» удалось починить старую мебель и некоторые игрушки. Раздвинув тяжелые бархатные шторы, я впустила на чердак солнечный свет. Окинув комнату взглядом, я удовлетворенно хмыкнула, уселась в кресло-качалку и крепко задумалась.

Во-первых, почему, когда Сириус заявил, что я — не магглорожденная, то мне сразу взбрело в голову, что родители не родные, даже не рассматривая остальные возможные варианты? Ведь если бы я хоть немного пораскинула мозгами, то пришла бы к диаметрально-противоположным выводам. С самого детства все знакомые отмечали поразительное сходство между мной и мамой, она так же является обладательницей буйной шевелюры, и на ее детских фотографиях были заметны слегка увеличенные передние резцы. Вот только цвет глаз мне достался отцовский. Здесь и экспертизу ДНК не проводи, и так все ясно.

Во-вторых, у каждой семьи имеются свои скелеты в шкафу, а значит, я просто могла не владеть всей информацией о членах рода Грейнджеров. Тогда получается, что эта женщина вполне могла быть моей родственницей. Вот только по какой линии? Я постаралась, как можно точнее представить себе незнакомку, мысленно сравнивая ее с родителями. Нет, она определенно не имела ничего общего с матерью, но вот у отца так же были русые волосы, отливавшие рыжиной при ярком освещении. Сестра? На вид Анастасии около тридцати, но скорее всего ей лет двадцать пять-двадцать шесть, хотя если верить ее заявлениям о том, что она «слишком долго живет на свете», можно было предположить что угодно, вплоть до того, что она является ровесницей Мерлина. Бред какой-то, ей Богу.

Существовала и третья версия, согласно которой такие медальоны давали друзьям для защиты. Но, пожалуй, вообразить приятелем незнакомую девушку было верхом чудачества с ее стороны. Если бы это было так, то вещица просто не сработала бы у Гарри, попытайся он ее активировать. Конечно, эта версия устраивала меня больше всего, но было одно огромное но в виде зелья. Практически оно было мне незнакомым, но теоретически я когда-то читала о нем в небольшой статье по зельеварению. И по цвету и консистенции оно соответствовало всем требованиям. Это был тупик.

Спросить о мучивших меня вопросах в письме к родным было нельзя по двум причинам. Во-первых, сову могли перехватить, а эта информация совсем не предназначена для посторонних глаз. Во-вторых, подобные новости просто ошарашили бы родителей.

Поговорить с ними лично я так же не могла — они уехали на праздники к родственникам по материнской линии во Францию. Поэтому все, что мне оставалось, это отложить выяснение истины до Пасхальных каникул. Когда я пришла к такому молчаливому соглашению, то смогла, наконец, облегченно вздохнуть и вытянуться в кресле. Тишина, нарушаемая лишь стуком часов-ходиков, починенных мной сегодня, постепенно убаюкивала меня. Чтобы не уснуть я принялась внимательно разглядывать содержимое сундуков. Какая-то часть меня протестовала против этого маленького вмешательства в частную жизнь Рода Блэк, но природное любопытство все же взяло верх, и я принялась разглядывать старый альбом с фотографиями в переплете из драконьей кожи. Со страниц на меня смотрели члены этой семьи разных возрастов и поколений, но всех и объединяли теплые улыбки на устах. Несмотря на славу темных волшебников, эти люди выглядели вполне обычной семьей, представители которой старались держаться вместе несмотря ни на что. Конечно, в какой-то мере они были блюстителями чистокровных традиций, но это не становилось камнем преткновения, до тех пор, пока не появились Пожиратели смерти во главе с Волдемортом и его безумными идеями, которые прикрывались псевдоблагими целями.

Глядя на фотографию маленького Сириуса, гоняющего на мини-метле во дворе, я в полной мере осознала несправедливость судьбы по отношению к нему. Эта война забрала у него не только лучшие годы жизни, но и семью. А ведь он последний наследник по мужской линии среди ныне живущих Блэков! Конечно, оставались еще его кузины, но Беллатрикс отбывала срок в Азкабане и кроме того была мягко говоря душевно больной, Андромеду, как и Сириуса, в свое время выжгли из родового гобелена, а сын Нарциссы был непрямым наследником. В прошлой реальности после смерти Бродяги все его имущество перешло в распоряжение Гарри, но не родовые права.

Наверное, в этот момент я выглядела несколько комично — грязнокровка, переживающая за сохранность и продолжение чистокровного рода. Возможно, если бы речь шла о какой-то другой семье, мне было бы наплевать, но не в этом случае. В любом случае, крестный Гарри заслуживает лучшей жизни, а не того существования, на которое он обречен потому, что Питеру удалось сбежать и отсиживаться где-то в тепленьком месте, и я клянусь, что сделаю все возможное, чтобы уберечь Сириуса от смерти. Алая вспышка света на мгновение окутала меня, как подтверждение того, что сама магия восприняла подобные мысли всерьез. Хоть это и выглядело несколько странным, ведь я даже не произносила ничего вслух и уж тем более не делала ритуальных взмахов палочки, которые требуются для подтверждения обета. Но после всего, что случилось со мной в последнее время, удивляться чему-либо уже не приходилось

Я спрятала альбом в сундук из сандалового дерева, отлевитировав его к стене, и взяла несколько писем со стола, чтобы сложить их в шкатулку. Большинство из них относились к разряду деловой корреспонденции и не представляли для меня никакого интереса. Когда я приоткрыла ларец, то случайно задела какой-то потайной механизм, потому что в поддоне обнаружился небольшой ящичек, в котором лежал клочок бумаги, по всей видимости, отрывок из какого-то письма, но примечательным было то, что написано оно было на листке в клеточку из обычной маггловской тетради. Скользнув взглядом по тексту, я изумленно прикрыла рот рукой:

«Дорой друг,

Прости, что беспокою тебя в столь поздний час, но мне просто некого больше просить о помощи. Никогда еще опасность не ощущалась мной так явственно, как сейчас. После того, что случилось с Алисой и Фрэнком, я отчетливо осознала, что времени, не просто мало, его не осталось. Знаю, ты сейчас читаешь это письмо и думаешь о том, как бы отговорить меня от задуманного. Вот только переубедить ты уже, увы не сможешь. Поэтому надеясь на твое благоразумие, прошу тебя принести Книгу в наше тайное убежище как можно скорее. Уверена, что на моем месте ты поступила бы точно так же. Я не боюсь посмотреть смерти в глаза, если это единственное, что может спасти моего малыша от гибели. Ведь это самое страшное для матери — пережить своего ребенка. Я, конечно, сильная, но боюсь, что подобного просто не вынесу. Прошу тебя, когда это произойдет, прими мой выбор и не лей зря слез. Я никогда не забуду нашей дружбы и того, что ты сделала для меня. Ты замечательный человек, несмотря на все предрассудки…

Еще одно — позаботься о Принце, я знаю, он будет винить себя в моей гибели, хотя бы потому, что служит Ему, но постарайся убедить его в том, что это — единственный способ остановить Чудовище. Не дай ему отчаяться и уйти за Край, он меня не найдет там. И помоги моему сыну, если сможешь, конечно, твой муж будет недоволен в случае, если поймет, что ты как-то в этом замешана, но ты все-таки его названная крестная.

С нетерпением жду весточки от тебя до полуночи. Навеки твоя, миссис Сохатая. P.s Бродяга передает тебе привет и…»

Окончание письма отсутствовало, но даже этот отрывок давал мне достаточно пищи для размышлений. Похоже, что это письмо имело непосредственное отношение к Книге, которая лежала в тумбочке у меня в комнате, охраняемая дюжиной сигнальных и защитных чар. Совершенно очевидно, что миссис Сохатая — никто иная, как Лили Эванс, это прозвище являлось производным от анимагической формы Джеймса Поттера. Но вот кому было адресовано это послание? Судя по всему, эта женщина имела непосредственное отношение к роду Блэк. Вряд ли кто-то из старшего поколения, потому что его представители вряд ли снизошли бы до общения с грязнокровкой, пусть даже такой талантливой, как мать Гарри. Значит, это кто-то из кузин Сириуса. И по возрасту подходят, и возможности общаться во время учебы в Хогвартсе имели. Беллатрису я сразу отмела, потому что у нее, насколько я знаю, никогда не было детей. Андромеда или Нарцисса? В тысяча девятьсот восемьдесят первом Нимфадоре уже исполнилось восемь лет, так что ее мать уже была отлучена от дома и не могла бы взять книгу из фамильной библиотеки. Напрашивался один-единственный вывод — Нарцисса Малфой, впрочем, это умозаключение вполне могло быть ошибочным. Я видела эту женщину лишь мельком во время Чемпионата Мира по квиддичу, но одного взгляда достаточно, чтобы понять, что за маской холеной аристократки все-таки проглядывалась безграничная любовь к своему сыну, это было видно по глазам, когда она смотрела на Драко. Удивительно, сколько сюрпризов хранит в себе благороднейшее и древнейшее семейство Блэков: один сын-отступник, второй — раскаявшийся Пожиратель смерти и вот теперь истинная слизеринка, лояльная к магглорожденным. Я сложила письмо вчетверо, засунула его в передний карман джинсов, отошла к окну и крепко задумалась над тем, что делать дальше. Похоже, Нарцисса была единственной, кто мог пролить свет на события, которые произошли в тот хеллоуинский вечер на самом деле. Вот только захочет ли она говорить со мной? В конце концов, я всего лишь очередная грязнокровка, с чего ей вообще мне о чем-то рассказывать? Мне придется продумать и аргументировать каждое свое слово, чтобы она правильно поняла мою мотивацию и не задавала лишних вопросов, на которые не последует ответа с моей стороны. В любом случае стоит хотя бы попытаться отправить ей письмо с приглашением о встрече, а там будет видно.

Мои размышления были прерваны странным шумом, доносившимся из шкафа. Выхватив палочку из кармана, я подкралась к источнику звука и распахнула дверцы шкафа. Увиденное повергло в шок. Передо мной лежал Гарри, весь в крови, с пустыми безжизненными глазами. Внезапно он поднялся и начал протягивать ко мне руки и кричать, что это я виновата в его смерти, не спасла, не уберегла… Я с трудом сдержала себя, чтобы не закричать. «Так, Гермиона, без паники, это не настоящий Гарри, это всего лишь боггарт. Твой друг сейчас жив — здоров, стирает пыль с сервантов и мысленно костерит всех родственников Молли Уизли»,— сказала я себе, сжимаясь от внутренней дрожи. «Ридикулюс!» — пробормотала я, но заклинание не сработало, точнее, подействовало, но совершенно неправильно. На чердаке вдруг стало очень темно, словно в погребе. Вместо перепачканного шоколадом Гарри моему взору открылась светящаяся Завеса, а через секунду увидела, как Сириус падает в Арку. Совсем, как в моих кошмарах. «Нет!» — закричала я, протягивая руки к призрачной фигуре, пытаясь удержать ее от падения. Секундой позже марево развеялось, а пальцы вцепились в пустоту. Я обессилено сползла по стенке, больно ударившись о дверцу шкафа головой. Перед глазами все поплыло. Встретиться лицом к лицу со страхом совсем не просто. Невольно вспомнилась полоса препятствий, которую устроил нам Люпин на третьем курсе. Тогда мне тоже пришлось сражаться в одиночку лицом к лицу с боггартом. Вот только теперь профессор Макгонагалл, сообщающая мне, что я завалила переводные экзамены, не вызывала у меня ничего, кроме смеха. Воистину, все познается в сравнении. Глупо бояться получить плохие отметки, когда идет война. Пусть сейчас она не настолько явная, но запах крови и смерти уже ощущался в воздухе. Когда начнется настоящая бойня, подобно той, которая была четырнадцать лет назад, это всего лишь вопрос времени. Возможно, потому я не смогла справиться со своими страхами — они были более чем реальны. Слишком часто жизнь лучшего друга оказывалась на волосок от гибели. В критические минуты я не боялась — в жилах бурлила кровь, подгоняемая адреналином, осознание приходило потом, заставляя во сне проживать самые страшные моменты бытия. «Что ж, пожалуй, в моем случае это даже полезно знать, чего я по-настоящему боюсь, чтобы не позволить этому случиться в реальности» — подумала я, криво усмехнувшись сквозь проступившие слезы. Успокоившись, я поднялась и закончила уборку, чтобы поскорее покинуть этот злосчастного чердака.

Спустившись вниз, я обнаружила, что мальчишки уже закончили с разгребанием завалов и собирались разойтись по комнатам. Я же невнятно, что-то пробормотала о том, что мне срочно нужно в библиотеку и убежала под причитания Молли насчет моего болезненно бледного вида и вреда от постоянного чтения книг. На самом деле книгохранилище было лишь отличным прикрытием потому, что мальчики никогда бы не стали меня там беспокоить, ведь каждый раз, когда они туда приходили, я начинала ворчать насчет ненаписанных эссе и непрочитанных книг. По правде сказать, меня всегда удивляло подобное отношение к учебе с их стороны. Ладно, Рональд, выросший среди волшебников, знал многие вещи, которые для меня были поначалу в новинку, но Гарри, его ведь воспитывали магглы, и уж у него, как ни у кого другого, имелись основания для того, чтобы впитывать все возможные знания о новом для него мире. К тому же постоянные стычки с Волдемортом уж точно должны были стать отличным пинком для того, чтобы хотя бы попытаться стать лучше и опытнее. И хотя я и относилась к пыльным древним фолиантам с трепетом, вместо библиотеки я направилась в подземелья. Несколько минут спустя появился слегка взъерошенный Сириус:

— Ну, что? Как прошло собрание? — спросила я с ноткой нетерпения в голосе.

— Вполне обыденно, если не считать того, что Дамблдор всерьез обеспокоен судьбой некой вещи, которая хранится в Отделе тайн, и настаивает на круглосуточном дежурстве возле этого объекта, — задумчиво произнес Блэк.

— Хм, занятно. У тебя есть какие-либо предположения насчет того, что это может быть?— я вопросительно вскинула бровь и присела на небольшой топчан, который стоял на ковре в центре помещения.

— Нет, но я нутром чую, что нам стоит приложить усилия, чтобы разузнать, что там хранится, — он теребил краешек мантии, все его существо кричало о том, что бездействие медленно его убивает.

— Сириус, я знаю, что тебе уже порядком надоело пребывание здесь, но я прошу тебя пообещать, что ты не будешь пытаться проникнуть в этот отдел, это может быть очень опасно. Я думаю, что это не твоя забота. Пускай об этом у директора голова болит, у нас сейчас и так проблем по горло.

— Но, Гермиона… Ладно-ладно, обещаю, — Блэк мученически закатил глаза, всем своим видом выражая свое недовольство.

— Сириус, а расскажи мне о Лили Эванс, пожалуйста,— спросила я, в надежде, наконец, сменить тему.

— А почему ты спрашиваешь?— он мгновенно погрустнел и начал делать вид, что разглядывает узор на ковре.

— Знаешь, я столько лет дружу с Гарри, но практически ничего не знаю о его матери сверх того, что обычно говорят учителя и знакомые. А ведь ее вклад в победу не меньше, чем у него самого. И мне всегда хотелось поговорить о ней с тем, кто действительно хорошо знал ее при жизни как человека.

— Кхм, хорошо, давай поговорим, хоть мне и нелегко вспоминать о ней. Лили была моей лучшей подругой, до самого конца… Когда я смотрю на тебя, то порой вижу в тебе ее отражение. Она, как и ты любила учиться, но при этом совершенно не была занудной, к тому же неплохо могла постоять за себя и за словом в карман не лезла. Несмотря на то, что Лили была магглорожденной, она являлась на редкость сильной ведьмой, одной из первых на курсе. Меня всегда это удивляло, хотя очень даже возможно, что маги в ее роду все-таки когда-то были, ведь тест на чистоту крови она никогда не проходила. Ей была присуща легкость, она часто смеялась от души, искренне, и смех ее напоминал колокольчик. Мне очень не хватает Лили. Она умела поддержать в трудную минуту, как бы тяжело ей ни было. Признаться, старина Джеймс с самого первого курса решил за ней приударить, но она до самого последнего курса не воспринимала его всерьез, — он тяжело вздохнул и скрестил на груди руки.

— А подруги у нее были, или она, как я водилась только с мальчишками?— поинтересовалась я.

— Да, были. Покойная Марлин была с ней очень дружна, хотя у них часто случались словесные перепалки. Но самым удивительным было то, что она сумела найти общий язык с моей кузиной Цисси,— похоже, мои догадки начинают подтверждаться.

— Постой-постой, Цисси? Ты хочешь сказать, что она общалась с Нарциссой Малфой? Этой-то аристократкой?— удивленно воскликнула я.

— О, я думаю, ты недооцениваешь мою милую сестричку. То, что она жена Люциуса, вовсе не означает, что у нее нет сердца. Ты будешь удивлена, если я скажу, что она единственная, кто не перестал со мной общаться после моего ухода из семьи. Нарцисса училась на курс младше, на Слизерине. Их случайно свел вместе Нюниус.

— Сириус, пожалуйста, не называй его так в моем присутствии, он как-никак все еще профессор в школе, где я учусь. Пожалуйста, продолжай, — что ж, история становится все более занятной. Снейп, Лили и Нарцисса, более странной компании и не представишь.

— Так вот, как я уже говорил, твой, с позволения сказать, будущий профессор как-то попросил Эванс позаниматься с моей сестрицей древними рунами, арифмантикой и чарами, поскольку Лили была лучшей в этих предметах. Она тогда еще была с ним в хороших отношениях, поговаривали даже, что он за ней бегал, но Лили всегда воспринимала его лишь как хорошего друга, не более. Естественно, она не смогла ему отказать, тем более что дело касалось учебы. Она и на Гриффиндоре часто помогала младшим курсам разобраться в спорных моментах теории. Вообще-то, Нарцисса поначалу была не в восторге от такой помощи, но когда они пообщались поближе, то стали очень хорошими подругами. Даже когда Цисси вышла замуж за этого павлина Малфоя, они продолжали периодически обмениваться совами, насколько я знаю, хоть это было и очень опасно. И знаешь, мне доводилось видеть Нарциссу после смерти Лили, когда она приходила проведывать Бэллу в Азкабане. Этот потухший взгляд и гордый вид — ее маска, которой она прячет свою боль от потери, я так думаю,— во взгляде Сириуса отразилась вся горечь от утраты, которую он до сих пор испытывал.

— То, что ты говоришь — просто невероятно. Я никогда не слышала об этом раньше.

— А ты и не могла об этом узнать, ведь даже Джеймс не знал всей правды об их отношениях. Все это тщательно скрывалось, поскольку наша семейка этого бы точно не одобрила. Нарцисса же в молодости была очень влюблена в Люциуса, поэтому она и в мыслях не допускала возможность поставить под угрозу их помолвку…

— Спасибо за увлекательный рассказ, но кажется, нам пора уносить от сюда ноги. Уизли уезжают через пятнадцать минут и наверняка захотят попрощаться,— подметила я, сверяясь с наручными часами.

* * *

Now, I know it's the last time I have tried

to lift you up to make you fight.

Nothing is ever easy in life.

I can't change it if you don't have the will deep inside.

Within Temptation — The Last Time.

Через двадцать минут шумное семейство, наконец, покинуло Гриммо, 12 и мы с Сириусом вздохнули с облегчением, потому, что дом перестал напоминать зону стихийного бедствия, которое учиняли рыжики во время сборов. Конечно, я по-своему любила этих людей, но суета, окружающая их, несколько угнетающе действовала на меня, поскольку родители с детства привили мне аккуратность и собранность, коими ни один из Уизли не обладал. Исключение составляли разве что Чарли и Билл, но они редко гостили в Норе, поэтому не берусь утверждать, что подобные недостатки обошли их стороной. Апофеозом всего этого был ураган по имени Рональд, который вечно собирался в последний момент, снуя по комнатам в поисках своих носков и чистых мантий, чем порой доводил меня до бешенства. Вот и сегодня он уехал, оставив пустые пакетики из-под чипсов и несколько выпусков журнала «Квиддич сегодня».

— Нет, ну это верх безответственности! Хоть бы потрудился убрать за собой!— пробурчала я, зло пнув диван в гостиной.

— Брось, Гермиона. Горбатого могила исправит. Сейчас я все уберу. Эванеско,— в этом весь Сириус. Один взмах палочки и проблема решена. Нет, вы только посмотрите, он еще и ухмыляется, когда я сержусь. «Ну, я ему покажу, где раки зимуют»— подумала я и запустила в улыбающегося Блэка подушкой. Но недаром же он когда-то был одним из четырех Мародеров! В ответ меня в меня полетела эта самая подушка, сопровождаемая чарами щекотки. Оторопев от подобной наглости, я не успела уклониться, и через секунду хохотала, как сумасшедшая. Когда чары закончились, наш маленький поединок продолжался с новой силой, до того момента, пока несчастная подушка не оказалась распотрошенной и на нас не посыпались разноцветные перья. Запыхавшиеся и раскрасневшиеся мы повалились на диван и весело рассмеялись. Напряжение последних дней, не отпускавшее нас, спало. Немного успокоившись, мы решили проверить, как там Гарри, но когда уже поднялись по винтовой лестнице на второй этаж, то случайно заметили, как Снейп с Дамблдором проскользнули в кабинет, который находился сразу возле ступенек. Не теряя ни секунды, мы наложили друг на друга заглушающие и дезиллюминационные чары и бесшумно спустились вниз.

— Сможешь снять чары с кабинета, чтобы мы могли услышать разговор? — почти беззвучно прошептала я Блэку.

— Это мой дом, так что попытаюсь, — ощутила я горячее дыхание прямо над своим ухом. По телу разнеслась странная дрожь, но я не придала этому значение. Блэк посмотрел мне в глаза и, молча, кивнул. А затем начал делать замысловатые пассы в воздухе, как будто дергая за невидимые нити. Видимо, это были защитные линии. Секундой позже раздался щелчок, дверь приоткрылась как будто от сквозняка, и стало отчетливо слышно два голоса.

Внезапно на лестнице скрипнули половицы. Я обернулась и увидела, как Гарри спускался по лестнице. Очевидно, он тоже услышал обрывок разговора потому, что через несколько секунд половицы снова скрипнули, но на лестнице никого не было. Вслушиваясь, я различила шорох — это он прислонился ухом к двери.

Следует отметить, что беседа директора с профессором зельеварения не была долгой, но весьма информативной. В момент, когда дверь открылась, мой друг резко отскочил от двери и спрятался под лестницей. Я заметила это потому, что на мгновение кусок тапочка показался из-под мантии-невидимки. Через десять секунд мы услышали два хлопка аппартации. Что ж, теперь мы действительно были одни. Больше всего из услышанного меня возмутило то, что Дамблдор пытался контролировать жизнь Гарри, просматривая его воспоминая. При этом всю грязную работу он взвалил на Снейпа, который всю жизнь ненавидел моего лучшего друга за сходство с отцом. Интересно, в чем заключается его так называемая помощь? Неужели в том, чтобы преподносить сведения о его жизни директору? Никогда еще я не чувствовала себя настолько мерзко. Злость буквально кипела во мне, каждое слово Альбуса Дамблдора пульсировало у меня в голове. В этот момент мне хотелось прибить доброго дедушку в малиновой мантии голыми руками. За что? Да за все «хорошее», что он сделал Гарри. Что ж, с другой стороны Поттер все слышал, а значит, нам с Блэком будет намного легче убедить его в правдивости наших слов. Посовещавшись, мы с Сириусом решили, что будет лучше дать Гарри немного остыть и успокоиться, а потом уже вступать с ним в полемику. Впрочем, разговор и вправду предстоял долгий и тяжелый. Поэтому мы вначале отправились на кухню, где Кикимер сварил нам какао. Глотая обжигающе горячий напиток, я снова и снова прокручивала в голове слова директора и внезапно застыла, как молнией пораженная. Связь…Между Гарри и Лордом. Обоюдная ментальная связь, потому у моего друга ничего и не выходит с Окклюменцией, ведь для защиты от подобного вмешательства щит нужно держать круглосуточно, а это огромная трата сил и энергии, которых до совершеннолетия у него могло и не быть. Хотя я все равно не понимала до конца природу этого явления. Очевидно, это все было как-то связано со шрамом. И все эти кошмары у него далеко не случайны. Значит, у меня появился еще один мотивирующий фактор для того, чтобы выяснить, что случилось в тот хеллоуин. И хочет она того или нет, но Нарциссе придется дать ответы на все интересующие меня вопросы, ведь от этого, возможно, напрямую зависела если не жизнь, то душевное спокойствие ее крестника. Самое страшное то, что чем глубже я погружалась в эту историю, тем больше вопросов у меня возникало.

Спустя примерно час мы все же решили наведаться к Гарри. В доме было как-то подозрительно тихо. Когда мы отперли дверь Алохоморой, то обнаружили, что друг лежит на кровати без движения. Сначала мы оцепенели от ужаса, но потом мы осознали, что мальчик просто заснул.

Я бесшумно уселась в кресло возле его кровати, Сириус примостился на подлокотнике и начал наблюдать за Гарри. Поначалу лицо его было на удивление спокойным и безмятежным, но затем на переносице появилась складочка, и он начал ворочаться и что-то беззвучно шептать. А через какое-то время он начал кричать во сне.

Блэк тут же выхватил палочку и произнес: «Энервейт!». Гарри тут же проснулся и резко сел на кровати и испуганно уставился на нас.

— Что случилось? Почему вы здесь? — спросил он полным тревоги голосом.

— Гарри, успокойся, все хорошо. Просто мы с Гермионой решили проверить как ты и обнаружили, что ты кричишь во сне. Поэтому и разбудили. К тому же у нас есть серьезный разговор, — Сириусу все-таки не удалось скрыть волнение в голосе.

— О чем?— заинтересованно спросил мой друг.

— Дело в том, что мы тоже стали свидетелями разговора между Дамблдором и Снейпом. Предвижу твой следующий вопрос — мы были под дезилюмминационными чарами, и твоему крестному удалось снять заглушающие чары,— начала я.

— И что вы собираетесь со мной теперь сделать? Сотрете память? — весь вид Гарри выражал страх и отчаяние.

— Нет, мы не собираемся делать ничего подобного. Более того, у нас есть серьезные основания для сомнений в чистоте намерений директора относительно тебя. Конечно, ты вряд ли поверишь в нашу историю без доказательств, поэтому для начала мы предлагаем тебе просмотреть наши воспоминания в Омуте памяти. Кикимер! — позвал Сириус эльфа.

— Да, хозяин, что Вы желаете? — спросил домовик с весьма кислым видом. Наверное, мы оторвали его от беседы с портретом старухи Вальбурги.

— Принеси, пожалуйста, Омут памяти, который находится в шкафу в моей комнате,— несмотря на то, что я уже не была настолько ярой активисткой в борьбе за права домашних эльфов, требование элементарной вежливости по отношению к ним никто не отменял, так что Блэку пришлось переступить через презрение к этому существу. Хотя бы в моем присутствии. Через минуту Кикимер вернулся с Омутом и вручил его Сириусу, который тут же поставил этот предмет на прикроватную тумбочку.

— Спасибо, ты можешь быть свободен,— произнес Бродяга, и эльф тут же исчез с его глаз долой. А мы с ним приставили свои палочки к вискам, вытягивая нужные воспоминания и помещая их в сосуд.

— Постойте, но разве нам не запрещено использовать магию вне школы?— удивленно спросил Гарри.

— Видишь ли, это правило не распространяется на поместья чистокровных волшебников. Так что ты абсолютно спокойно можешь здесь колдовать, когда в доме нет посторонних или тебя никто не видит, — ответила я.

— Но почему я раньше ни о чем подобном не слышал? Мы ведь все каникулы могли тренироваться, — ну вот, теперь он огорчен.

— Чистокровные волшебники, кстати, прекрасно об этом осведомлены, но им нравится ощущать свое преимущество над магглорожденными. А смысл Надзора в том, чтобы не допустить нарушения Статута о секретности,— продолжила я.

— Но ведь это нечестно! — воскликнул мой друг.

— Жизнь вообще несправедливая штука,— съязвил Сириус.

— Дамблдор, видимо просто не хотел, чтобы Уизли чувствовали себя ущербными рядом с нами, ведь Молли не разрешает своим детям колдовать до совершеннолетия. Пожалуй, в случае близнецов это действительно разумно, ведь они своими опытами давно могли превратить Нору в руины, — произнесла я, усмехнувшись. Блэк, наконец, закончил возиться с Омутом и жестом пригласил Гарри погрузиться в воспоминания. На этот раз процесс просмотра занял всего лишь около часа, потому что Сириус значительно урезал объем того, что предстояло увидеть его крестнику. Он не стал показывать ему ничего, связанного с Марлин, и о побеге из дома, оставив лишь информацию о встрече с братом и событиях октября тысяча девятьсот восемьдесят первого. Я же решила поведать о разговоре на следующее утро после просмотра воспоминаний Сириуса, который состоялся между нами в подземелье.

Вынырнув из Омута, Гарри выглядел злым, как его крестный в анимагической форме.

— Как он мог скрывать от меня это столько лет? Я ведь так доверял ему... Мерлин, Бродяга, как ты пережил все это дерьмо? — на его лице отразилась гримаса боли. Я подошла и без слов обняла друга.

— Успокойся, Гарри, я в порядке. Все равно прошлого не изменишь. Так что теперь остается двигаться только вперед,— Сириус грустно улыбнулся и сел в кресло.

— Но зачем вы мне все это показали, если Снейп сможет обо всем узнать на занятиях по Окклюменции?

— Вопрос резонный. Гермиона, достань, пожалуйста, кулон,— немного покопавшись, я извлекла артефакт из нагрудного кармана и протянула его Гарри.

— Вот, одень это на шею. Он защитит твой разум от вторжения.

— Спасибо, но как же ты? — поинтересовался он.

— За меня не волнуйся, Сириус занимается со мной Окклюменцией и у меня неплохо выходит. Думаю, к концу каникул я смогу освоить один из способов противодействия чтению мыслей. Правда, он довольно-таки энергоемкий, поэтому мне придется использовать его лишь во время трапез в Большом зале и на занятиях у Снейпа. Что касается тебя, то наш зельевар постарался сделать так, что у тебя исчезли даже природные барьеры, поэтому тебе понадобится время, чтобы их восстановить, и лишь потом ты сможешь заняться построением ментальной защиты.

— Возвращаясь к твоему вопросу, зачем? Извини, конечно, но мне порядком надоели эти закулисные игры. Ты сам знаешь, что скоро начнется война, и если ты хочешь в ней выжить, то должен владеть всей информацией, а не той полуправдой, которую скармливает тебе Дамблдор,— сказал Сириус с ноткой иронии в голосе.

— Вы совершенно правильно поступили, что обо всем мне рассказали. Это очень приятно осознавать, что есть люди, которым я по-настоящему дорог. Но думаю, мне понадобится какое-то время, чтобы переварить то, что я сегодня узнал,— устало пробормотал Гарри, зевая.

— В первую очередь тебе нужно хорошенько выспаться, дорогой крестник, — с улыбкой произнес Сириус и помог другу снова улечься в постели, поправил одеяло и погасил лампу. Пожелав ему спокойной ночи, мы покинули комнату и разбрелись по своим спальням, чтобы отправиться в объятья Морфея.

От автора: Очень жду отзывов.

Предупреждение: отбечено не до конца, поскольку бета находится в отъезде.

POV Гарри

«Эмили медленно сползла по стене. Она прижимала к себе пустую коробку из-под конфет и порванного мишку, у которого из уха торчала вата. Глаза застилала пелена слез, потому она не заметила подошедшего к ней Реддла. Его взгляд скользнул по ее хрупкой фигурке, отмечая, что платье на ней порвано и по всему телу виднелись синяки и ссадины. Ярость начала накатывать на него волнами. Снова. Они опять посмели прикоснуться к его слабой беззащитной игрушке. Он и сам не знал, почему его так заботит эта девчонка. Быть может, потому что, она чем-то напоминала его самого. Или из противоречия этим приютским болванам, которые самоутверждались за счет нее. Унижение других стало для них способом выделиться из толпы. Глупцы, они никогда не смогут обладать истинной силой! А она была способна на самое настоящее волшебство. И потому приютские дети ее ненавидели так же, как и его самого. Одни из-за того, что не могли понять их, другие потому, что просто завидовали. И если Том давно смирился с этим, то эта девочка все еще продолжала надеяться, что она перестанет быть чужой для этого мира. Он стоял, прислонившись спиной к двери, переминаясь с ноги на ногу. Как будто не мог решить что-то для себя. Перед глазами стояла очень похожая картина. Ему тогда было три и на него так же напали и избили. И это спровоцировало первый стихийный выброс магии, который заставил обидчиков спасаться бегством. Он почти ничего не помнил о себе в том возрасте, но этот день слишком отчетливо запечатлелся в его памяти. Он снова посмотрел на девочку, которая сжималась от внутренней дрожи, а затем присел рядом и достал из кармана курточки посеревший от времени платок и стал медленно стирать с лица проселочную грязь, слезы и кровь, сочившуюся из разбитой губы. Эмили продолжала тихо всхлипывать.

— Это снова ты, Том? Я не заметила, как ты вошел…

— Скажи мне, кто сделал это с тобой?

— Я гуляла возле ворот, и какая-то тетя подарила мне конфеты. Я хотела отнести их в комнату и спрятать под матрас, но не успела… Возле корпуса меня перехватила толпа и оттащила на задний двор. Знаешь, у Билли сегодня день рождения. Они кричали, что я должна была сделать ему подарок, а затем… — она неуверенно покосилась на свои синяки. Голос предательски задрожал, и она снова начала биться в истерике.

— Опять этот чертов Стаббс! — произнес Реддл с раздражением, а его кулак впечатался в стену. Он подхватил Эмили на руки и понес ее в медпункт. Конечно, это не особо ей поможет, но хотя бы успокоит. Он ненавидел ее слезы. Разве рожденные с Силой должны плакать? Нет, они должны быть на вершине этого мира. Когда-нибудь… Впрочем, пока что не время для подобных мыслей. А этот Билли и его шайка еще пожалеют о том, что родились на свет»

Я проснулся от острой боли в груди и сел на кровати. Снял футболку. Между ребрами виднелась небольшая отметина, по форме напоминающая медальон, который висел у меня на шее. Я взял с прикроватной тумбочки палочку и прошептал: «Асклептио». Боль сразу утихла, но след остался. Я задумчиво повертел медальон в руке, вспоминая увиденное в Омуте памяти. Совершенно очевидно, что именно его я видел в воспоминаниях Сириуса, а значит, эта штука является крестражем, точно так же, как и тот злосчастный дневник. Возможно, следовало сообщить Гермионе и крестному о том, что он у меня и попытаться его уничтожить, но внутренний голос упрямо твердил, что об этом не стоит никому знать. По крайней мере, до поры до времени. А своей интуиции за пять лет жизни в мире магии я научился доверять, ведь она не раз спасала мою шкуру. Конечно, я прекрасно осознавал, что оставив этот предмет, подвергаю себя огромной опасности, ведь он мог воздействовать на мое подсознание, заставляя совершать ужасные вещи, но я пообещал себе, что если у меня начнутся провалы в памяти или я начну ощущать постороннее воздействие, то тут же избавлюсь от этой штуки. С тех пор, как у меня появился медальон, мне снятся эти странные сны о прошлом Волдеморта, опровергающие привычное представление о нем. Было ли увиденное правдой? Однажды мне уже приходилось сталкиваться с воспоминаниями Тома, заключенными в дневнике, и, несмотря на то, что они были мной неверно истолкованы, все же являлись подлинными. В любом случае, на данный момент это мой единственный шанс выяснить истинное положение дел. Слишком много у меня скопилось вопросов, на которые некому было ответить. Хотя, после того, что я узнал о директоре, у меня не было никаких сомнений относительно того, что он намного лучше осведомлен о происходящем в магическом мире, чем я. Директор умело дергал за ниточки, направляя меня в нужное русло руками других людей. Он никогда и словом не обмолвился о том, почему Волдеморт появился в Годриковой лощине в тот Хэллоуин, хотя прекрасно знал о существовании пророчества, а так же, скорее всего, и о его содержании. Впервые в жизни я крепко задумался над причинами нездорового интереса к моей персоне со стороны этого маньяка-переростка. Мне тогда едва год исполнился, и во мне не было ничего примечательного. Да и мои родители, если не считать того, что были членами Ордена Феникса, мало чем отличались от среднестатистических молодых волшебников. Конечно, тогда нападениям подверглись многие семьи, но, насколько мне было известно, Волдеморт предпочитал расправляться с неугодными чужими руками, в моем же случае он почему-то решил действовать лично. Я никогда не верил в правдивость прорицаний, как когда-то верно подметила Гермиона, это очень неточная область магических знаний, поскольку если тебе известно грядущее, то ты можешь легко его изменить в свою пользу. Таким образом, будущее все равно зависело лишь от человеческих решений. И я был с ней полностью согласен. К тому же шарлатанка Трелони отнюдь не способствовала улучшению моего мнения относительно этого предмета. Единственное предсказание, которое сбылось, касалось Питера Петтигрю. Хотя, если бы мы тогда его прихлопнули, оно тоже оказалось бы пустой болтовней. Поэтому мне было совершенно не ясно, от чего Дамблдор и Реддл настолько сильно тряслись из-за какого-то пророчества. Впрочем, для того, чтобы сделать для себя определенные выводы, мне следует для начала выяснить его содержание. А поскольку директор вряд ли скажет мне правду, у меня просто не оставалось другого выхода, кроме как продолжать просматривать воспоминания, заключенные в крестраже.

Еще одним вопросом, который не давал мне покоя, были, собственно, крестражи. Если верить воспоминаниям Сириуса, директор узнал о них еще во время Первой магической войны. Тогда почему он не пытался их разыскать и уничтожить? Быть может, потому, что решил, что крестраж всего один? Да и Регулус Блэк не сообщил ему место нахождения артефакта, а, не обладая этой информацией, искать медальон можно было с тем же успехом, что иголку в стоге сена. Непонятно было так же, каким образом настоящий крестраж оказался на Гриммо. Если его принес брат Сириуса, то почему не уничтожил? Ведь если он решился ввязаться в подобную авантюру, то наверняка знал, каким образом это сделать. Напрашивался единственный вывод: в день своей гибели он был не один. Его кто-то сопровождал, и именно этот некто принес крестраж на Гриммо, но видимо просто или не знал, что это за предмет, либо же не смог уничтожить.

Так же, я мог ошибаться в своих предположениях, но скорее всего Реддл не ограничился лишь медальоном и дневником потому, что когда я его развоплотил, он не умер, а лишь превратился в бесплотный дух. Насколько я понял механизм действия подобных артефактов, они являются чем-то вроде якорей для поддержания его существования в мире живых и необходимы для его возрождения. Но ни один из двух предметов не был активирован, когда Квиррелл поселил его у себя на затылке, потому что один из них в то время в целости и сохранности лежал у Малфоя, а второй находился в стенах этого мрачного дома. Причем крестный, судя по всему, даже не догадывается об этом. А значит, возможно существовали и другие… Впрочем, пока это была только туманная гипотеза.

Старинный медальон и потрепанная тетрадка, несущие в себе частицы некогда цельной души, схожие по предназначению, но различные по своей сути. Если мемуары обладали неким подобием собственного разума и могли определенным образом подчинять себе волю других людей, то медальон казался лишь своеобразным Омутом памяти, во всяком случае, мои сны вызывали те же самые ощущения, что и погружения в думосброс.

Что же таят в себе эти воспоминания? И где сейчас эта Эмили и что с ней стало? Когда-то давно в одном маггловском фильме про гангстеров я услышал выражение: "Держи друзей близко, а врагов — ещё ближе". Тогда я долго ломал голову над тем, что же оно означает, но так и не смог прийти к каким-то определенным выводам. Теперь же, оказавшись втянутым в войну, я начал осознавать, что хотел сказать мафиози, цитируя китайского философа. Это вовсе не значит, что стоит превращать врага в лучшего друга, но чтобы победить противника, следует изучить его сильные и слабые стороны, знать, чем он живет, о чем думает, к чему стремится. Подобные знания дают власть над соперником и позволяют если не предугадывать его действия, то хотя бы понять их логику и причины, а так же наносить не менее болезненные удары в ответ. Волдеморт, хоть и является психом, однако дураком его назвать было сложно, потому, что все его нападения и манипуляции всегда четко спланированы и просчитаны до мелочей. Даже Реддл из дневника и тот сумел сыграть на моем стремлении спасать друзей. А что я знал о нем самом? То, что он — безумец, который убил моих родителей, неоднократно пытался напасть на меня, расколол душу на несколько частей и имел армию Пожирателей смерти. А о его личности практически ничего, кроме того, что он бывший слизеринец и староста школы, а значит, достаточно хитер и умен. С появлением крестража я узнал о Реддле больше, чем за последние несколько лет в обществе людей, которые когда-то были его преподавателями и уж точно располагали большим количеством сведений о его жизни, чем я. Только вот не спешили ними делиться. А ведь у нас с ним было удивительно похожее детство, вот только пути мы избрали разные. Да, в этих снах-воспоминаниях он по-прежнему ненавидел магглов и рассуждал о своем превосходстве, но вместе с тем я не мог не отметить, что у него для этого были более чем весомые причины. Трудно, знаете ли, хорошо относиться к людям, причиняющим тебе боль. И если я безропотно сносил побои и ругань, то он постепенно пришел к мысли о том, что вместо того, чтобы терпеть унижение, нужно заставить других бояться. Возможно, именно такое отношение к нему и стало причиной его сумасшествия, либо же послужило катализатором для этого. Но вот его отношение к Эмили говорило о том, что он был способен на некоторое сострадание и участие. Он не признавал никаких привязанностей или дружбы, называя девочку игрушкой, просто потому, что привык всегда быть один. Казалось, что он соткан из противоречий, но это лишь распаляло мой интерес и подталкивало к дальнейшему выяснению правды о его жизни.

Я бросил взгляд на календарь, висящий на стенке. Через несколько дней нам с Гермионой предстояло снова вернуться в Хогвартс, но впервые за четыре с половиной года я не испытывал ни капли радости по этому поводу. А после того, как я узнал о том, что в этом доме не действует Надзор, мне и вовсе захотелось остаться на Гриммо. В конце концов, здесь была собрана неплохая библиотека, а крестный хорошо разбирался в различных областях магии. Если бы не война, он бы сумел сделать карьеру в Аврорате, но тогда ему просто было не до этого. Но выкинуть подобный фортель — означало бы раскрыть перед директором свою осведомленность, а это не то, к чему следует стремиться в моем положении. Поэтому я лишь тяжело вздохнул и начал приводить себя в порядок.

* * *

Последствия вчерашней ночи не прошли даром — время завтрака мы все безбожно проспали, это было заметно по помятому виду Гермионы и крестного, которых я застал в гостиной, когда спустился. После короткой трапезы подруга уговорила Бродягу провести первую тренировку по ЗОТИ, как оказалось, помимо Окклюменции она решила подтянуть и защиту. Поэтому наши троица отправилась в подвал дома Блэков. Я и представить себе не мог, что здесь есть такое отличное место для проведения дуэлей. Особое внимание привлекло оружие на стенах. Здесь была собрана целая коллекция кинжалов разной длины и формы. Я провел рукой по драпировке, ощущая холодную сталь клинков внутренней стороной ладони, и замер возле одного из них, потому, что вдруг ощутил странное тепло, исходящее от него. Сняв его со стены, я принялся разглядывать рукоятку из серебра с рубиновыми вкраплениями.

— Сириус, скажи, а откуда здесь эта коллекция?

— О, я вижу, ты уже и кинжальчик для себя подобрал. Ай да крестник! Что касается этих милых клинков, то их начал собирать один из моих предков в начале XVI века, который долгое время прожил на Востоке и увлекся культурой тамошних магов. Следует отметить, что они в дуэлях используют не столько волшебные палочки, как зачарованное оружие. Каждый из них содержит в себе определенную магическую сердцевину, позволяющую вполне полноценно колдовать. Их преимущество в том, что металл не реагирует на заклинание призыва, а значит, мага нельзя обезоружить. Отобрать клинок у владельца можно только после его смерти, и то не факт, что оно будет тебе подчиняться. У каждого из этих предметов есть своя история, которую можно прочитать в дневнике этого предка. Она есть в библиотеке. Если хочешь, можешь забрать себе этот кинжал и потренироваться метать его на манекены,— сказал крестный, извлекая из шкафа несколько дуэльных мантий.

— Спасибо, Бродяга, — поблагодарил я Сириуса. Замахнувшись, я попытался попасть манекену в голову, но попал лишь в левое плечо.

— Отличный удар, Гарри. Только вот над точностью стоит поработать,— сказала Гермиона, усмехнувшись. Забрав у Сириуса свои мантии, мы отправились переодеваться за ширму. Следует отметить, что костюмы для дуэлей отличались от обычной одежды тем, что плотно прилегали к телу так, чтобы они не стесняли движений и не позволяли в них запутаться.

— Прежде, чем мы начнем заниматься, мне хотелось бы выяснить уровень вашей подготовки. Гарри, ты не против, если первой будет Гермиона?

— Нет, конечно,— ответил я и присел на стопку матов в углу, откуда можно было следить за дуэлью.

Бродяга, как истинный джентльмен, уступил подруге право напасть первой. Поклонившись оппоненту, она послала в него первую цепочку заклинаний.

— Экспелиармус! Импедимента! Инкарцеро,— выкрикнула она, уворачиваясь от разоружающего и режущего проклятия Сириуса, который легко уклонился от ее лучей.

— Ступерфай. Асцендио. Рансер,— кресный в отличие от Гермионы, произносил заклинания вполголоса. Казалось, он мог бы делать это невербально, но это было бы не честно по отношению к ней.

— Авис! Оппунье! Петрификус Тотталус! — подруга наколдовала стайку птичек и заставила их атаковать Бродягу. Надо сказать, они изрядно его потрепали прежде, чем он смог убрать их с помощью Эванеско, попутно уклоняясь от новых лучей. Реакция игрока в квиддич играла ему на руку, а вот Гермиона постепенно начинала выдыхаться.

— Обскурра. Иммобулюс. Силенцио,— спокойно произнес крестный, попутно наколдовывая щит Рефлекто. Гермиона успешно увернулась от первых двух проклятий, но заклинание немоты все же достигло ее. Какое-то время ей все еще удавалось уклоняться, но, в конце концов, дыхание сбилось, и она уже не могла оказывать эффективное сопротивление. Невербальным колдовством тоже не владела, поэтому наколдовать щит она так же не могла.

— Локомотор Мортис. Экспеллиармус,— и вот палочка подруги послушно прыгнула к Сириусу в ладонь, а она упала на мат, поскольку ее ноги оказались под действием заклинания склеивания ног. Всем своим видом она показывала, что весьма недовольна таким исходом дуэли, чем сильно рассмешила Бродягу. Сжалившись, я наколдовал Фините, чтобы она смогла, наконец, выплеснуть свое негодование. Однако та почему-то продолжала молчать.

— Ну, что ж, Гермиона, весьма неплохо, а учитывая то, что единственным компетентным учителем у вас был Ремус, то я, в общем-то, ожидал худшего. Но свои ошибки ты и сама, думаю, поняла. Во-первых, тебе следует заняться своей физической подготовкой, это позволит тебе дольше не выбиваться из сил. Похвально, что ты не полагаешься всецело на щиты, но против некоторых простых проклятий гораздо менее энергоемким будет поставить Протего, чем уклоняться. Во-вторых, вам с Гарри надо научиться колдовать невербально. Потому что любой Пожиратель, которому хватит смекалки, чтобы достать вас с помощью Силенцио, сделает вас беззащитными перед ним. И, в-третьих, ваши противники отнюдь не белые и пушистые, а значит, не брезгуют темными заклинаниями. Поэтому, чтобы вам было, что им противопоставить, придется расширять ваш запас проклятий.

— Спасибо, Сириус, за подробный разбор полетов. Не скажу, что я собой довольна после этого поединка, но понимаю, что ты прав на все сто.

— Брось, Гермиона, не расстраивайся ты так. У тебя все обязательно получится. Нужно только немного практики и терпения. А сейчас, Гарри, твоя очередь…— договорить крестный не успел потому, что был бесцеремонно прерван внезапным хлопком. Посредине подвального помещения материализовался Кикимер и тут же принялся причитать.

— Грязнокровки, предатели рода, как вы посмели спускаться сюда и трогать вещи почтенных предков благороднейшего и древнейшего семейства Блэков?! — вид у эльфа был крайне воинственный, однако это не пугало, а скорее смешило меня. А вот крестного это не на шутку взбесило. Подхватив домовика зашкирку, он приставил к его горлу палочку.

— Если еще хоть раз ты произнесешь это слово в моем присутствии, я клянусь, что отрублю тебе голову и позабочусь о том, чтобы она никогда не висела на почетном месте среди твоих предшественников. Ты меня понял, ничтожное ты существо?

— Да-да, Хозяин Сириус. Конечно,— пролепетал эльф, дрожа от страха.

— Сириус, отпусти его, пожалуйста. Зачем ты так с ним,— все-таки Гермиона неисправима в своем стремлении отстаивать права домовиков, даже если те позволяют себе ее оскорблять.

— Скажи мне, зачем ты вообще сюда явился? — поинтересовался у эльфа Сириус уже более спокойным тоном.

— Там вас сэр Люпин по камину вызывает…— тихим голосом произнес Кикимер.

— Почему не доложил сразу, бестолковое ты существо. Ладно, Гарри, Гермиона, продолжим в другой раз. Хорошо?

— Да, конечно, Бродяга, иди. И передавай привет Луни от нас.

Сириус ушел, и нам с Гермионой ничего не оставалось, как переодеться в домашнюю одежду и заняться своими делами. Подруга понеслась в библиотеку, сказав, что поищет нам учебную литературу, а решил остаться в подвале и потренироваться метать кинжал. Через час, искромсав парочку манекенов, я устало вздохнул и уселся на мат отдыхать. Сцена с Кикимером почему-то мне напомнила о Добби и Малфоях. Тогда я не понимал, как можно наказывать такое преданное тебе существо, которое еще и делает за тебя всю грязную работу. Хм… А ведь именно домовики как правило знают о большинстве семейных тайн. А что если? Сознание пронзила внезапная догадка, которую нужно было срочно проверить.

— Кикимер!— позвал я эльфа, надеясь, что он откликнется.

— Что тебе нужно, полукровка… Гарри Поттер, сэр,— видимо, взбучка Сириуса все же не до конца подействовала на него, но мне было все равно.

— Я хотел бы поговорить с тобой о твоем хозяине Регулусе,— реакция домовика показала мне, что я попал в точку на счет своих подозрений потому, что он начал метаться по комнате и биться головой о стенку.

— Кикимер — плохой эльф…Кикимер не смог спасти мастера Регулуса. Кикимер не смог выполнить его последнюю просьбу.

— О чем ты говоришь?— заинтересовано спросил я.

— Мастер Регулус погиб в пещере, когда его под воду утащили живые мертвецы. Он отправился туда, чтобы забрать одну вещь, принадлежащую Темному Лорду. Перед смертью он попросил меня уничтожить ее, но я не смог. Кикимер — плохой эльф,— продолжал причитать домовик.

— Ты можешь отдать мне свои воспоминания о том дне? Я обещаю, что помогу тебе исполнить волю твоего хозяина,— сказал я, наколдовывая небольшую колбочку.

— Хорошо, если вы сможете, сэр,— произнес он и прикоснулся пальцем к виску, вытягивая серебристую нить, которую затем поместил в наколдованный мной сосуд и закупорил пробкой.

— Спасибо, ты можешь быть свободен,— мягко произнес я, показывая, что разговор окончен.

Прибрав за собой следы тренировок, я отправился к себе в комнату и спрятал пробирку в тумбочку, решив, что просмотрю их попозже.

За окном догорал кроваво-красный зимний закат, озаряя небо разноцветными всполохами. Это было отличным завершением дня.

Комментарий автора: Спасибо всем, кто меня читает) Жду отзывов. Тапки так же принимаются)

POV Сириуса Блэка

«Ты будешь осажден, пока не пожелаешь сдаться и стать самим собой»

Фриц Перлз

Я задумчиво посмотрел на календарь, висящий на стене. Вот и пролетело время каникул для Гарри и Гермионы. Завтра. Уже совсем скоро они покинут этот дом и отправятся в Хогвартс. И я снова останусь один…

Это странно, но за эти три недели, пока они гостили здесь, и у меня появилась, наконец, возможность попробовать восполнить некоторые пробелы в их образовании, я узнал их лучше, чем за два года. И мне совсем не хотелось прекращать тренировки. Иногда у меня появлялось совершенно дикое желание залезть к Гермионе или Гарри в чемодан и отправится вместе с ними в Хогвартс. Но это было бы слишком безрассудно даже для меня. Поэтому мне предстояло принять какое-то другое решение. Я осторожно провел рукой по гобелену в комнате для тренировок, ощупывая сложные плетения и узоры в поиске тайника. Несмотря на то, что с момента, когда я открывал его, прошло очень много лет, я все еще не сомневался в сохранности его содержимого. Отыскав необходимую руническую вязь, я извлек из кармана ритуальный нож и уколол ним палец, а затем приложил его к стене. Кровь попала на гобелен, активируя секретный механизм, с помощью которого можно было получить доступ к небольшому ящичку. Внутри него находилась шкатулка из вишневого дерева, смахнув с нее пыль, я взял ее в руки и уселся в кресло, которое стояло в углу, и стал изучать содержимое. На самом верху лежала старая фотография, сделанная еще до моего поступления в Хогвартс. На ней запечатлена вся моя семья: отец, мать, маленький Регулус и я. Тогда еще не было войны и мне не нужно было уходить из дома. Как представителя рода Блэк меня с детства обучали различным видам боевых искусств: темной магии, различным видам сглазов и атакующим чарам, защите от проклятий, технике дуэлинга, обращению с различными видами холодного оружия. А я все не мог понять, зачем мне нужно уметь убивать и причинять боль. Но все равно продолжал упорно учиться чему только мог потому, что не хотел разочаровывать родителей. Мой род издревле почитался не за богатства или титулы, а за то, что его представители всегда были прекрасными боевыми магами. Это было что-то вроде особой способности. Дело в том, что во время боя представитель Блэк впадал в особое состояние, схожее с трансом. Оно отключало все ненужные чувства и превращало в идеальную машину для уничтожения врагов. Правда, в то время я еще этого не осознавал. Я был ребенком, но уже тогда несколько отличался от своей семьи веселым нравом и склонностью к шалостям. Мать часто отчитывала меня за неподобающее поведение, и я расстраивался. Но однажды перед отъездом в Хогвартс у нас с отцом состоялся один серьезный разговор, который впоследствии сыграл большую роль в моей жизни.

«Я знаю, что ты переживаешь из-за ссор с матерью. Но поверь, и я, и Вальбурга очень любим тебя. Грядут смутные времена, уже сейчас среди чистокровных магов наметились огромные разногласия во взглядах, сын. Я знаю, что ты пока многого не понимаешь, но со временем во всем разберешься. Самое главное, что бы ни случилось, ты ни в коем случае не должен изменять самому себе. Какое бы решение тебе не пришлось принимать в своей жизни, знай, сын, я пойму тебя», — если бы он только знал, насколько пророческими окажутся его слова о выборе и о возможной войне. Тогда на пятом курсе я ушел, хлопнув дверью не потому, что ненавидел всех их за связь с Пожирателями. А из-за того, что если бы остался, то предал бы самого себя, ведь не представлял своей жизни без друзей, мне были чужды пространственные размышления о чистоте крови потому, что у меня перед глазами был наглядный пример ошибочности их суждений — Лили, тогда еще Эванс, лучшая ученица курса и при этом магглорожденная. Мать тогда билась в истерике и в гневе выжгла меня с гобелена рода, а отец лишь безмолвно кивнул, глядя в глаза. Он действительно понял меня, иначе я бы не остался Блэком и не унаследовал бы этот дом. А когда погиб Регулус, он прислал мне письмо, в котором сообщил, что ему греет душу осознание того, что мне не уготована такая же участь, и что пока я жив, род не прервется и это самое важное. Это было последнее его послание, через несколько дней в серое ноябрьское утро тысяча девятьсот семьдесят девятого года он умер от внезапной остановки сердца в возрасте пятидесяти лет. Видимо, смерть брата оказалась слишком сильным ударом для него…

Я отложил фотографию в сторону и запустил руку в свои длинные темные волосы. Спустя два года после ада Азкабана я снова оказался перед выбором. Остаться в стороне от воспитания Гарри, как не раз настойчиво меня просил Дамблдор, или попытаться начать свою собственную игру? Возможно, кто-то когда-то спросит меня, почему я не начал вмешиваться в судьбу Гарри раньше. Когда я только-только выбрался на свободу, мне долгое время приходилось скрываться. Потом я оказался запертым на Гриммо, а крестник проводил свои каникулы у Дурслей. Во время Турнира Трех волшебников пробираться в Хогвартс и пытаться что-то изменить вообще было чистым самоубийством из-за количества представителей власти, которые там постоянно находились. К тому же, мне понадобилось немало времени на реабилитацию после стольких лет проведенных рядом с дементорами. Я заливал свое горе Огденским виски и беседовал с фотографией мертвых друзей. Еще чуть-чуть и я, пожалуй, сошел бы с ума… Если бы не Гермиона, которая позволила мне выговориться в ту ночь…

Взгляд скользнул по стопке выпусков «Ежедневного пророка». В последнее время там все чаще стали появляться сообщения об исчезновении людей и других не менее загадочных происшествиях. И ни слова о том, кто был действительно причастен ко всему этому. Вместо того чтобы признать очевидное приближение войны, газеты продолжали трепать имя моего крестника на все лады. Как будто им мало было того, что он пережил за свою жизнь. Чем больше я живу на свете, тем больше удивляюсь количеству человеческой глупости и нежелания знать правду. А ведь как только начнется настоящее противостояние, они взвалят все на его плечи, чтобы уйти от ответственности. И от этого становилось по-настоящему мерзко. Нет, зная все это, совершенно невозможно оставаться в стороне. А значит, я больше не имею права отсиживаться в этом доме, сложа руки. Пришло время начать свою игру за жизнь близких мне людей. Не на стороне Пожирателей или Ордена, а на стороне своего крестника и его лучшей подруги. Хотя, если честно, за это короткое время, большую часть которого мы посвятили тренировкам, она стала и моим другом тоже. Я невольно улыбнулся, вспоминая о маленьких дуэлях, которые мы проводили в подвале в течение последней недели. Оба оказались вполне способными учениками, хотя и очень разными. Если Гарри полагался больше на свою интуицию и ловкость, то Гермиона старалась придумывать различные комбинации и цепочки и логически просчитывать действия противника. И то, и другое было по-своему эффективным, а вместе они составляли идеально красивую боевую двойку. Кроме дуэльной практики они оба начали работать с оружием. Гарри с магическим кинжалом, Гермиона с короткой рапирой, привезенной когда-то из Франции. Кроме того, они оба открылись для меня как вполне сформировавшиеся личности. Вот только если крестник пока что казался рассудительным не по годам подростком, волею судьбы заброшенным в самый эпицентр будущей войны, то Гермиона была духовно намного старше своих шестнадцати лет. И дело даже не в том, что ей были чужды интересы девчонок ее возраста, которые обсуждали мальчишек, косметику и модные наряды. Иногда мне кажется, что ей совершенно безразлично, что на ней одето или что подумают окружающие о ее внешности, хотя я часто ловлю себя на мысли, что она умеет быть женственной даже в старых поношенных джинсах и растянутом джемпере. Это проявлялось в ее движениях, как-то она призналась, что в детстве какое-то время посещала балетную школу, и даже в том, как она заправляла за ушко выбившуюся прядь волос, которая мешала ей во время изучения очередной книги. Я часто наблюдал за ней, когда она сидела в библиотеке, обложенная множеством фолиантов, и что-то читала, нервно закусив губу. В такие минуты задумчивости у нее появлялась небольшая складочка между бровями, но эта хмурость и серьезность почему-то казалась мне довольно забавными. Говорила Гермиона кратко, по сути, и часто уходила в себя особенно после того, как узнала о том, что возможно является чистокровной. Я не стал говорить ей о том, что это зелье не дает ошибок, просто не хотел отбирать у нее надежду. А несколько дней назад я наткнулся на нее на чердаке и услышал, как она приказала птице отнести письмо Нарциссе Малфой. Я не стал ее ни о чем расспрашивать. Если захочет, то сама все расскажет. В конце концов, это и ее игра тоже, а значит, она вполне имеет право на свои секреты. Но самым важным для меня было то, что она единственная, кто по-настоящему меня понимал и знал обо всем, через что мне когда-то довелось пройти. Даже то, о чем я не смог рассказать Гарри потому, что на его долю и так хватает плохих воспоминаний. А еще она стремилась всех защищать, даже Кикимера, иногда в ущерб себе, и этим она ужасно напоминала мне Марлин…

Я легко мог представить ее на поле боя прикрывающую собой меня или Гарри, и от этого почему-то становилось невыносимо больно и горько. Нет, никогда и ни за что я не позволю ей погибнуть в сражении. Кулак впечатался в стену, и я чуть не выронил из рук шкатулку. Немного успокоившись, я извлек оттуда несколько флакончиков с редкими составами зелий и осколки зеркала рода, из-за которых я и полез в тайник. Это были весьма полезные артефакты для связи, и я собирался подарить их Гарри и Гермионе. По крайней мере, таким образом, мы точно сможем общаться без опасности быть раскрытыми. Вернув все лишнее в шкатулку, и сложив зеркала и зелья в карман, я снова спрятал ее в тайник и запечатал его своей кровью.

Не успел я со всем этим закончить, как в подвале появился Кикимер и позвал меня к ужину. Очутившись на кухне, я застал подростков, которые сидели за столом и негромко о чем-то переговаривались. Заметив меня, они приветливо улыбнулись, но глаза оставались грустными. Они тоже не хотели прощаться. Поев, они заговорщицки переглянулись и предложили пройти в библиотеку, намекнув, что есть разговор.

— Сириус, мы завтра уезжаем, но нам хотелось бы с тобой кое-что обсудить. Это касается продолжения наших тренировок, — начала Гермиона.

— Вы же знаете, что я не могу поехать с вами потому, что это может породить целую кучу ненужных подозрений. Но мне, если честно, не хотелось бы прекращать тренировать вас. Поэтому, у меня для вас кое-что есть, — я достал из кармана пару зеркал и протянул их ребятам.

— Что это? — поинтересовался Гарри.

— Это сквозные зеркала, с их помощью мы сможем беспрепятственно общаться. Стоит взять одно из них в руку и просто позвать адресата. Два будут у вас, одно у меня. Мое отзывается на пароль Бродяга, вы тоже придумайте себе кодовые фразы или слова. Все понятно? — в ответ я получил два утвердительных кивка.

— Тогда мое будет откликаться на Ночную кошку,— задумчиво пробормотала Гермиона.

— Что ж, весьма забавно, — не удержался я.

— А мое зеркало — Пересмешник. Постой, кошка, Гермиона? — удивленно вскинув бровь, спросил Гарри.

— Гермиона, о чем это он? — не отставал крестник.

— Ладно, Гарри, вообще то, это моя страшная тайна, которую случайно узнал Бродяга. Дело в том, что я тоже незарегистрированный Анимаг и превращаюсь в черную кошку, — смущенно произнесла девушка. — Прости, что не сказала тебе об этом раньше, просто это из тех вещей, о которых лучше вообще никому не знать. Если ты захочешь, я смогу подобрать для тебя книги и помочь с тренировками,— тихо прошептала она виноватым голосом.

— Грим и черная кошка… Куда я попал? Может, у вас еще вагон и маленькая тележка секретов от меня припрятана? — съязвил Гарри, развалившись в кожаном кресле.

— Здесь не лечат больных, здесь сводят с ума здоровых. На самом деле, это единственное, о чем мы промолчали,— попытался разрядить обстановку я.

— Тоже мне, горе шутник, — хихикнула Гермиона, — Между прочим, мы с Гарри тоже кое-что придумали. Точнее это взбрело в голову ему, а я лишь проверила.

— Добби! — зачем-то он позвал какого-то эльфа.

— Гарри Поттер, сэр, чем могу помочь?— пропищал домовик, поклонившись.

— Познакомься, это Сириус Блэк, мой крестный. Ты сможешь являться к нему, если он тебя позовет и перенести его в Выручай-комнату? — спросил крестник спокойным и вежливым тоном.

— Добби будет рад помочь крестному Гарри Поттера, сэра.

— Тогда ты должен пообещать, что никому не скажешь об этой миссии. Особенно директору Дамблдору, — мягко попросила его Гермиона. Было странно слышать от нее что-то подобное, ведь она была борцом за права этих существ, а клятва бы связала его волю.

— Добби клянется своей магией, что никому не скажет о том, что его попросили, — восторженно произнес эльф и щелкнул пальцами в знак подтверждения своих слов. А он славный малый, не то, что Кикимер.

— Спасибо, можешь возвращаться в Хогвартс, — сказал Гарри.

— Это Вам спасибо, сэр Гарри Поттер, за то, что взяли меня на работу. Добби свободный эльф, но он будет служить сэру Поттеру и его друзьям,— пропищал домовик и исчез с громким хлопком.

— Хм, ребята, вы нашли гениальное решение проблемы. Никогда не подумал бы, что таким способом можно попадать в Хогвартс, — улыбнувшись, произнес я.

— Все гениальное — просто. Мне вспомнился случай на втором курсе, когда этот эльф явился посреди ночи в больничное крыло. Это натолкнуло меня на мысль, что в Хогвартс все-таки можно аппарировать. Гермиона немного порылась в книгах и нашла парочку прецедентов, правда это было лет триста назад в последний раз. Волшебники просто слишком недооценивают этих существ, чтобы предполагать такое, — протянул крестник, слегка развалившись в кожаном кресле.

— А еще возьми вот это. Он зачарован такими же Протеевыми чарами, как и фальшивые галеоны для ОД. Так я смогу тебе сообщать дату и время тренировок, — с этими словами девушка вручила мне монету.

Поболтав еще немного о всякой всячине и проверив действие зеркал, мы разбрелись по комнатам, чтобы поспать, хотя я был более чем уверен, что в эту ночь не уснет никто…

С утра прибыли Уизли, чтобы сопровождать Гарри и Гермиону на вокзал. Я не любил долгих прощаний, но мне хотелось еще хоть чуть-чуть побыть рядом с ними, так что я отправился вместе со всеми на вокзал в облике собаки. Но они все равно уехали, а я еще долго сидел на перроне и скулил, как щенок, глядя на уходящий Хогвартс-экспресс. Хоть в этот раз мы увидимся совсем скоро, но мне все равно было грустно. Дом без них показался мне еще более мрачным и пустым, чем раньше, несмотря на присутствие Лунатика, Тонкс и четы Уизли. Казалось, что вместе с собой ребята забрали частичку моей души. Наступали серые будни…

P.S пожалуйста пишите отзывы, это помогает автору развиваться

17.02.13 У фанфика появилась группка)

http://vk.com/n_w_fanfiction

POV Дафны

Выключи звезды. Мне больно и грустно.

Все безразлично, в тоске потерялась

Сплю, но без снов и без праздной надежды

Вместо тепла нескончаемый холод

Слышишь, биение сердца каменный путь озаряет?

Эхо звенит, как шпоры, я продолжаю путь.

Может, уже навечно терпкий туман окутал.

Может быть, на колени через миг упаду.

Может быть, я сломаюсь — кто-то толкает в спину.

К ангельским херувимам. К свету сквозь боль и тьму…

Дни до отправления в Хогвартс показались мне вечностью. Казалось, что время в поместье остановилось. Сон, полеты на пегасе, трапезы трижды в день, тренировки по фехтованию и метанию кинжалов… Все это уже не имело никакого смысла. Тишина, поначалу казавшаяся мне благодатью, приносившая покой в минуты отчаяния, стала пугающей и гнетущей. Лишь одинокий голос скрипки изредка доносится из отцовского кабинета. Мелодия была наполнена грустью с легким проблеском надежды. Папа все еще ждет, что вот-вот распахнется дверь и вбежит растрепанная Тори и станет что-то торопливо ему рассказывать, он подхватит ее на руки и усядется в кресло, и будет долго-долго гладить по белокурой головке. И все станет, как прежде…

Но моя вера таяла с каждым днем. Мертвый гриф приносил мне страшные, насмешливые письма, которые не давали мне забыть о том, где моя сестра. Я устала ощущать собственное бессилие перед этим чудовищем. Это было похоже на медленную пытку: знать, о том, что близкий тебе человек, возможно, находится между жизнью и смертью, и не иметь возможности что-либо предпринять. Но даже у моего терпения был свой предел. Последней каплей для меня стал громовещатель с записью криков Астории, полученный вчера вечером. Глядя на горстку пепла, которая осталась от конверта, я вдруг четко осознала, как мне действовать. Если я не могу спасти сестру, то должна, по крайней мере, попытаться обезопасить родителей от ее участи. Сегодня после ужина состоится семейный совет, и я сделаю все, чтобы уговорить родителей уехать из страны. Иначе, рано или поздно, мой отец либо умрет, либо окажется одним из слуг этого красноглазого ублюдка. Ни то, ни другое меня в корне не устраивало. Но, ничего, я больше не собираюсь сидеть, сложа руки!

Я достала из шкафа сундук и стала потихоньку складывать в него свои вещи с помощью бытовых чар. Не знаю, когда смогу снова вернуться домой… И доживу ли я вообще до конца этого семестра. Отчаяние захлестывало меня, смешиваясь с отголосками тревожной мелодии скрипки, звучавшей в сознании. Вещи беспорядочно кидались мной в чемодан, расширенный с помощью пятого измерения и вскоре комната опустела и стала напоминать гостевую спальню. Безликую и мрачную. Казалось, что даже поместье ощущало мое настроение и интерпретировало его подобным образом. Это напоминало картину, из которой разом ушли все краски… Покончив со сборами, я отлевитировала сундук к кровати, задернула плотные шторы из синего бархата, зажгла несколько свечей и, критически посмотрев на себя в зеркале напоследок, вышла из комнаты, плотно закрыв за собой двери…

Пройдя по веренице витиеватых коридоров, я очутилась в Трапезном зале. Это была просторная комната, выполненная в бежевых тонах. Посредине стоял круглый стол со стеклянной крышкой и ножкой из светлой древесины, рассчитанный на девять персон. Вокруг него располагались стулья, обитые белой кожей. На стенах висели серебряные подсвечники, их было так много, что когда их все зажигали, то даже в самую темную ночь в комнате было светло, как днем. В противоположном углу находился черно-белый рояль, которому было не меньше ста лет. Мать с Асторией по вечерам любили на нем играть. Родители уже ожидали меня, неспешно накладывая блюда в тарелки. Я поприветствовала их и уселась на свободное место. Эх, эльфы по-прежнему продолжают накрывать стол на четыре персоны. Как будто они тоже ждали сестру к ужину… Я, молча, наложила себе любимый салат и налила в бокал немного вина. Домовики сегодня постарались на славу, ведь это был прощальная вечерняя трапеза перед моим отбытием в школу. Отец о чем-то беседовал с мамой в полголоса, а я сидела, полностью погруженная в свои мысли.

Покончив с едой, мы отправились в папин рабочий кабинет на семейный совет. Мы с матерью расположились на кожаном диване, а отец уселся в любимое кресло возле своего секретера. Надо сказать, что эта комната представляла собой нечто совершенно контрастное трапезному залу. Здесь преобладали черные и зеленые цвета. Исключение составлял все тот же секретер из вишневого дерева и темно-синие тяжелые шторы.

— Итак, завтра ты возвращаешься в Хогвартс, дочка. Поскольку твоя сестра до сих пор не нашлась, нам следует обсудить некоторые моменты относительно линии твоего поведения в школе. Нам с матерью не хотелось бы, чтобы об исчезновении Астории стало известно в Хогвартсе потому, что это может породить массу ненужных вопросов и лживого сочувствия. На самом-то деле, не так много людей посвящены в подробности похищения и остается лишь надеяться, что Драко будет держать язык за зубами потому, что она исчезла из его поместья. Но чтобы принять окончательное решение мне необходимо знать твое мнение,— серьезным тоном произнес отец и нахмурился.

— Я думаю, самым логичным будет сказать, что Тори подхватила какую-то болезнь, которая требует длительного лечения. В Мунго мы не стали обращаться потому, что считаем, что дома она быстрее пойдет на поправку под присмотром нашего семейного колдомедика. Конечно, придется для этого обратиться к сэру Уильямсону, но он, в принципе, всегда умел хранить наши семейные тайны,— сказала я, прижимая к себе диванную подушку.

— Звучит разумно. Но что будем, если она никогда не найдется?— обреченно спросила мать, одетая в темно-синее платье в пол.

— Не говори ерунду, Вивьен, мы будет продолжать поиски. Рано или поздно, она все равно будет с нами, — отец все-таки не терял своего оптимизма.

— Есть еще кое-что, о чем я бы хотела поговорить с вами, — сказала я, собираясь с силами.

— Что-то еще стряслось, милая?— обеспокоенно спросил отец.

— Нет, ничего не случилось. Просто вам с мамой нужно сегодня же вечером покинуть страну и отправиться в особняк на севере Франции, о котором никто не знает. Он хорошо защищен, и мне будет спокойнее, если я буду знать, что хотя бы вы в безопасности,— голос предательски дрожал, мне едва удавалось скрывать свое волнение.

— К чему такая спешка? Ты знаешь что-то, чего не знаем мы?— поинтересовалась мать.

— Дело в том, что мне известно, кто украл Тори, но я не могу вам ничего сообщить об этом потому, что дала клятву ведьмы, что буду молчать. Спасти сестру могу только я, хоть не буду скрывать, что у меня лишком мало шансов на это. Так же есть все основания полагать, что следующими, кто попадет в ловушку, будете вы. За меня не стоит волноваться, в Хогвартсе со мной ничего не случится. И умоляю вас, никому не сообщайте о вашем местонахождении. Запечатайте оба поместья так, что только я смогу попасть к вам,— конечно, с моей стороны это был чистой воды блеф относительно Обета. Волдеморту было достаточно того, что я испытываю смертельный страх, а значит, буду молчать.

— Нет, это исключено. Мы уже потеряли Тори, если что-то произойдет и с тобой, это будет конец. Нет, нет, мы не можем уехать отсюда. Здесь наш дом,— обреченно произнес отец, обхватывая голову руками.

— Пап, послушай меня, я не стала бы даже заикаться о подобном, если бы не была уверена в том, что вам с мамой грозит опасность,— я старалась быть как можно более убедительной, хоть и понимала, что Александр Гринграсс не из тех людей, кто прячет голову в песок при малейшей опасности. Его можно было сравнить с волком, который перегрызет глотку врагу за сохранность жизни своей стаи.

— Доченька, и что же дает тебе такую уверенность? — обеспокоено поинтересовалась мама.

— Я не хотела вам говорить, но вчера я заметила потемневшие ветви на Древе. А оно, как вам известно, не врет.

Мать как-то резко побледнела и осунулась. Отец схватился за сердце, но быстро взял себя в руки, все-таки он был чистокровным магом, а не каким-то плебеем. Одним движением палочки он призвал из бара бутылку огневиски и отхлебнул прямо с горла, наплевав на всякие рамки и условности, а затем осел в кресле и крепко задумался о чем-то на некоторое время. Я и не ждала, что он сразу согласится с моими доводами и покинет поместье, все-таки оно было нашим родовым гнездом, чем то почти святым для него. Да и в конце концов, я была всего лишь пятнадцатилетней девченкой в его глазах. Да рассудительной не по годам, но все же по мнению матери склонной к преувеличению фактов. Однако примерно минут через десять задумчивое выражение на лице отца сменилось холодной решимостью.

— Элли! Бесси! — хлопнув в ладоши, он призвал двух домовиков.

— Чего желает хозяин? — стройным хором произнесли эльфы в белых наволочках с эмблемой рода Гринграсс (виноградная лоза, оплетенная вокруг бронзовой рапиры) и учтиво поклонились.

— Элли, займись сбором самых необходимых вещей для меня и хозяйки. Мы надолго уезжаем. А ты, Бесси, подготовь, пожалуйста, Ритуальный зал, мы подойдем туда через десять минут, — произнес папа спокойным тоном, так, что его слова прозвучали как просьба, а не приказ.

— Будет исполнено, хозяин, — подобострастно пропищали домовики и исчезли с громким хлопком. Хм, значит, отец все же прислушался к моим словам. Только вот зачем он приказал подготовить Ритуальный зал? Впрочем, у лорда Гринграсса всегда было несколько козырей в рукаве, иначе нашему роду не удалось бы так долго сохранять нейтралитет в войнах. Когда его спрашивали о том, на какой он стороне, то он с улыбкой отвечал, что на своей, и что в первую очередь он будет думать о семье, а не лаврах победителя, власти или золоте.

Достав из верхнего ящика секретера пузырек с каким-то зельем(судя по стойкому запаху валерианы, это был Умиротворяющий бальзам — одно из разновидностей сильных успокоительных средств), папа протянул его матери. Дождавшись, пока содержимое подействует, он подхватил маму под руки и знаком показал мне следовать за ними.

Ритуальный зал представлял собой помещение овальной формы, с узкими бойницами вместо окон, сквозь которые проникал тусклый свет молодой луны. Внутри он являл собой поляну, воссозданную магией поместья. Здесь был земленой пол, в некоторых участках комнаты виднелась молодая трава. По периметру росли вишневые деревья, оплетенные виноградной лозой. Возможно, для простых обывателей это место покажется странным, но посвященные знали причину, почему помещение имело такой вид. Дело в том, что наш род черпал свои силы из природы, об этом говорило даже его название — моя фамилия переводилась как зеленая трава. По этому для ритуалов требовалось вот такое вот место концентрации энергии. Входить в него следовало непременно босым — земля служила неким проводником. В детстве я часто приходила сюда, чтобы полежать на мягком ковре из травы и мелких полевых цветов под кроной Древа рода. Каждый член семьи прививал на него свой живец, символизировавший его. Чем дольше жил представитель рода, тем сильнее разросталась ветвь, пуская побеги, отражавшие сложности жизненного пути. Если же тот, кто привил живец, умирал или находился в смертельной опасности, то он чернел и постепенно высыхал. В данный момент на древе было семь живых веток, одна из них почти почернела, еще две немного потемнели. Четыре из них символизировали меня, родителей и сестру, остальные три принадлежали моей бабушке и брату отца с его женой. Остальные ветви были мертвыми.

Посредине комнаты находился алтарь из белого мрамора с углублением в виде чаши в центре. Именно к нему мы и подошли и встали по кругу. Отец вылил в эту емкость специальное зелье, в состав которого входило вино. И знаком показал нам взять с алтаря ритуальные ножи. Мы сделали одинаковые надрезы на ладонях левой руки и позволили небольшому количеству нашей крови попасть в зелье, а затем заживили порезы с помощью Асклептио и положили руки одна на другую. Отец начал нараспев читать какое-то заклинание на древне кельтском языке, от чего руны на алтаре начали светиться золотым и над чашей начал подниматься пар. Закончив, он опустил в зелье небольшую брошь в форме листка и кивнул матери.

— От лона к лону, силой прародительницы Эйнхасад, сокрой,— решительно произнесла мама.

— Плоть к плоти, кровь к крови, защити,— продолжил отец. Нас троих окутало серебристым туманом, который погрузил всех в состояние легкого транса. Я ощутила, как наши сознания сплетаются воедино, и действовала как будто по наитию.

— Сердце к сердцу, душа к душе, не предай и не солги,— закончила я и увидела золотистое сияние над кроной Древа рода, это было похоже на пламя, которое не обжигало, а наоборот, согревало и наполняло жизнью ветви. В воздухе запахло озоном, и послышался раскат грома, а затем небольшая серебристая молния ударила в алтарь.

— А теперь каждый должен сделать глоток из чаши,— невозмутимым тоном произнес отец. Когда все понемногу отпили и вернули сосуд на место, то увидели, как его содержимое постепенно исчезло и ушло в землю, а на дне виднелась брошь, которая мерцала тусклым серебристым светом.

— Что это?— удивленно спросила я, достав украшение из чаши.

— Неужели ты думала, что мы оставим тебя без защиты? Теперь это твой оберег, скрепленный кровной магией рода. Он позволит тебе избежать неприятных последствий некоторых заклятий, от третьего непростительного конечно не спасет, но я думаю, что и этого вполне достаточно. А еще это твой аварийный портключ, который перенесет тебя к нам в случае смертельной опасности,— с улыбкой ответил отец.

— А еще этот ритуал избавит тебя от необходимости отвечать на вопросы о нашем местонахождении,— сказала мама, проводя рукой по мраморному алтарю.

— Спасибо, дорогие мои, — произнесла я и кинулась обнимать их по очереди. В груди защемило от внезапно нахлынувшего теплого чувства. Было приятно осознавать, что даже в такой непростой ситуации они смогли обеспечить мне маломальскую безопасность. Покончив с сантиментами, я приколола к внутренней стороне рубашки брошь, так что она оказалась скрытой от посторонних глаз. Внезапно послышался хлопок и перед нами материализовалась Элли, которая сообщила о том, что все готово к отъезду хозяев. Отец тут же засуетился перенастраивать защиту поместья на меня, иначе я бы не смогла его покинуть в их отсутствие. Подойдя к Древу, он начал делать замысловатые пассы палочкой, сопровождая их специфическими движениями правой руки: он как будто нащупывал невидимые нити и сплетал их в единый узел. Покончив с этим, он немного посовещался с матерью, и они решили немедленно отправиться в путь. Надев дорожные мантии, они наложили на поклажу заклятия уменьшения веса и размера, обняли меня на прощание, и, взявшись за руки, поспешили к границе антиаппартационного барьера. Оказавшись за оградой поместья, они исчезли в ночи, а я осталась стоять на промозглом январском ветру, в глазах противно защипало, но я лишь сжала зубы покрепче, ощущая, как чувство безысходности волнами затапливает сознание. Когда я окончательно продрогла, заботливые эльфы отвели меня в дом, ворча и причитая, что « юная мисси простудится», напоили меня горячим чаем с малиной в качестве профилактики и усадили в душной гостиной перед камином. Немного отогревшись, я отправилась бродить по опустевшему дому, стараясь запечатлеть в памяти каждую деталь. Было далеко за полночь, когда я, наконец, ввалилась в свою комнату и рухнула на постель прямо в одежде.

Однако уснуть мне не удалось. Стоило мне перевернуться на бок, как плечо уперлось во что-то твердое. Отогнув покрывало, я обнаружила отцовскую скрипку со смычком. Рядом с ней лежала записка, в которой сообщалось, что мне следует забрать ее с собой в Хогвартс и что я позже сама все пойму…

Комментарий автора: тема, под которую писалась глава Muhteşem Yüzyıl — Прощальная скрипка Ибрагима.

Спасибо за то, что вы со мной. У фанфика появилась группа в контакте http://vk.com/n_w_fanfiction. Здесь вы можете со мной пообщаться и просмотреть некоторые материалы. Так же спасибо всем, кто оставляет свои отзывы, знайте, что ними вы вдохновляете меня двигаться вперед. Я решила разделить эту главу на две части. На меня нахлынула учеба и немножко выбила из колеи) Непосредственно после десятой главы начнутся приключения ребят в Хогвартсе.

А еще всех с прошедшим днем влюбленных!

Небо над Лондоном... Холодом веяло...

Небо над Лондоном горечь посеяло.

Блеклыми тенями тучи скользят сквозь мглу.

Сколько отмеряно зим на твою судьбу?

POV Дафны

Я провела рукой по скрипке, кончиками пальцев ощущая теплоту, исходящую от нее. Казалось, что это нечто большее, чем просто инструмент, от прикосновения струны гулко зазвенели, как будто приветствуя меня. Мне вдруг вспомнилось как когда-то давно, еще до Хогвартса, отец учил меня музицированию. Я взяла в руки смычок и начала наигрывать какую-то незатейливую мелодию, напевая что-то в полголоса. В комнате вмиг посветлело, словно сейчас был день, а не глубокая ночь. Сон как будто рукой сняло. И где-то на периферии сознания я ощутила полное единение с домом. Это было одновременно очень странным и в то же время волшебным. Я никогда не сталкивалась ни с чем подобным раньше. Я не понимала, для чего папа оставил мне эту скрипку, но теперь мне казалось, что с ней была связана некая тайна, которую мне предстояло разгадать со временем. Отзвучали последние ноты, и я убрала инструмент в футляр из драконьей кожи, после чего упаковала его вместе с остальными вещами.

После нескольких бесплодных попыток уснуть я попросила эльфа принести мне чашку кофе и, усевшись в любимое кресло, закурила. Мне предстояло принять еще одно решение, каким образом я буду добираться до Кингс-Кросс? Поместье Гринграсс располагалось недалеко от побережья, в нескольких милях от Челмсфорда, города, который находился на северо-востоке от Лондона. Аппарировать я еще не умела, портключа у меня так же не было. Возможно, я могла бы воспользоваться каминной сетью, чтобы переместиться в Дырявый котел, а оттуда уже добралась бы маггловским транспортом или купила бы портключ. В принципе, это не такой уж и плохой план. Интересно, родители уже добрались до Монтмар холла? Я начала волноваться из-за того, что от них не было ничего слышно, хотя они обещали прислать весточку. Нервная дрожь прошла по моему позвоночнику. Вдруг что-то случилось? Я решила связаться с ними через камин. Зачерпнув немного дымолетного порошка, я кинула его в разожженное пламя и произнесла адрес. Прошла минута, но ничего не происходило. Не было изумрудного огня, позволявшего перемещаться или посылать сообщения. Это могло означать только одно — отец, устанавливая дополнительную защиту для поместья, заблокировал камин, как на вход, так и на выход. И это не сулило для меня ничего хорошего. Конечно, существовал автобус «Ночной рыцарь». Но, во-первых, я не была уверена, что он вообще способен приехать в подобную глушь, а во-вторых, ни один уважающий себя чистокровный маг в этот транспорт не сядет. Не то, чтобы я была неженкой, но ощущать себя мешком с картофелем совершенно не хотелось. Мне пришлось просить помощь у эльфов, чтобы они переместили меня на вокзал, но те все в один голос виновато замотали головами, сообщив мне, что хозяин Александр запретил своей магией им покидать пределы поместья. Отец явно попытался сделать все, чтобы я не поехала в школу, а осталась дома под пристальным вниманием заботливых домовиков.

Оставался только один выход — лететь до Лондона по воздуху на пегасе потому, что на метлу нельзя прикрепить багаж. Но тогда отправляться в путь мне было необходимо уже сейчас, иначе я просто не успею на поезд. Приняв на грудь порцию Бодрящего зелья вкупе с пинтой кофе, я облачилась в теплую дорожную мантию поверх привычных уже брюк и рубашки, наложила на себя согревающие чары и чары уменьшения веса на поклажу, которую торжественно вручила эльфийке Бесси, и отправилась на конюшню.

Ночь мирно спала, но услышав мои шаги, подняла на меня свою морду и приветственно фыркнула. Я провела рукой по теплой шерсти, пахнущей сеном и травами, и сказала мысленно: «Ну, что девочка, сможешь отнести меня в Лондон?». Дело в том, что Ночь была не простым пегасом, она была моим фамильяром, и это давало мне возможность с ней мысленно переговариваться. Конечно, ее способ мышления был совершенно отличным от человеческого, но это не мешало мне ее понимать. Надо сказать, что она обладала прескверным характером и часто подтрунивала надо мной. « Что, Даф, уже не в состоянии свои косточки в нужное место подкинуть?» — подумала она, поднимаясь на ноги. « Ух, молчи, окаянная, а то морковки не получишь» — ответила я ей, беззлобно щелкнув по носу.

Прикрепив к крупу лошади свою поклажу специальными ремнями и надев на кобылу упряжь, я распахнула дверцы конюшни, позволяя ей выбраться наружу. Попрощавшись с эльфами, я запрыгнула в седло и покрепче прижалась к шее пегаса, на что она бурно запротестовала, заявив, что я ее ненароком задушу. Расправив крылья, мой фамильяр поднялась в небо. Подлетев к границе наших владений, мы снизились, чтобы я смогла кровью запечатать поместье, после чего Ночь сделала нас невидимыми для людского ока. Это была обычная практика для пегасов, а то мало ли найдется праздных зевак, которые станут тыкать пальцем в крылатую лошадь?

Мы поднимались все выше и выше в небо, и вскоре земля и объекты на ней стали казаться лишь мелкими черными пятнами. Воздух здесь был прозрачный и чистый, морозец щекотал лицо, отдавая легкими покалываниями в коже. Ночь здесь была в своей стихии. Только небо, луна и звезды. Здесь не действовали законы человеческого мира. Именно поэтому полеты на пегасе были глотком настоящей свободы. Не той, которая заканчивается там, где начинается воля других людей. А свободы от любых условностей. Подобные ощущения я испытывала в Ритуальном зале, стоя посреди заколдованной поляны.

Под нами проносились поля, леса, речушки, одинокие огоньки зданий в селениях. Согревающие чары, наложенные мной, начинали постепенно спадать, и холодные порывы северного ветра нещадно били в лицо, онемевшие от сидения в одной позе тело начало замерзать. Я мысленно приказала фамильяру лететь медленнее и достала палочку, чтобы обновить согревающие чары. Надзор в воздухе так же не действовал. Конечно, этот факт долгое время порождал различные пересуды среди блюстителей Статута о секретности, однако окончательную точку в споре о разумности запрета на колдовство во время полетов среди несовершеннолетних волшебников поставили на Конгрессе Международной конфедерации магов в 1917 году, когда большинство проголосовало за его снятие. Причиной для этого стал один прискорбный инцидент, случившийся, по иронии судьбы, с наследниками нескольких самых ярых противников такой отмены. В конце Первой мировой войны несколько юных волшебников были сбиты с метел маггловскими парашютистами на высоте приблизительно двадцати метров от земли и из-за запрета своих родителей взять с собой палочки в небо не смогли наложить на себя заклинания, смягчающие падение, и разбились насмерть. Как говорится, за что боролись, на то и напоролись. Хотя, тех ребят мне было, безусловно, жаль. Иногда мне кажется, что за всеми важными решениями в магической истории стоят реки крови. Наше общество настолько цеплялось за вековые устои, что любой, даже самый маленький прогресс становился возможным только тогда, когда большая часть чистокровных прочувствовала необходимость изменений на собственной шкуре. Нет, конечно, я отнюдь не была сторонницей тех, кто призывал со знаменем и мечом проводить революцию и полностью разрушать сложившиеся порядки. Я отлично понимала значение пословицы: "Ломать— не строить". Да и бросаться грудью на амбразуры удел факультета львов. Но в то же время, необходимость внесения ряда изменений для меня была очевидна. Как мне кажется, Надзор нужно вообще отменить. В одиннадцать лет дети уже вполне осознают себя и окружающий мир, а значит, способны контролировать и отвечать за свои действия. В противном случае, какой тогда смысл вообще давать в руки палочку человеку, который будет бездумно ею размахивать? Существовал и другой вариант: установить ограничение лишь на использование атакующих заклятий, кроме случаев самообороны. Ведь как только ты оказываешься за пределами школы или поместья, даже согревающие чары наложить на себя нельзя. Абсолютная беспомощность. Взять хотя бы ситуацию с Поттером на прошлых каникулах, когда на него напал дементор, он был вынужден защищаться, а в итоге оказался в кресле обвиняемого перед полным составом Визенгамота. Об этом случае мне поведал отец, который лично при этом присутствовал. Узнав о том происшествии, я вплотную занялась изучением чар Патронуса и даже неплохо преуспела в них, хотя на это ушло несколько месяцев. Моим защитником был серебристый сокол. Он был несколько крупнее того, который был моим домашним питомцем вместо традиционной совы. Следует отметить, что эта птица полностью отражала то, что я называю слизеринской храбростью. Сначала созидание и размышление, и лишь после этого действия. Зачастую не менее героические, чем те, которые совершают гриффы, просто намного более логически обоснованные и взвешенные. Как говорится, умный в гору не пойдет, умный гору обойдет.

Мое маленькое путешествие тем временем подходило к концу. По моим подсчетам полет длился уже около двух с половиной часов. Сейчас я находилась в пригороде Лондона. Скоро должен был наступить рассвет, но я вряд ли увижу солнце. Небо над Лондоном было затянуто свинцовыми тучами, пока что вниз падали только маленькие редкие снежинки, которые таяли, не долетая до земли, но я не сомневалась, что вскоре начнется настоящий снегопад.

Внезапно Пегас от чего-то замер на месте, и его шерсть встала дыбом. "Что происходит?"— подумала я, мысленно обращаясь к Ночи. " Та недоверчиво фыркнула и принюхалась, а затем сообщила, что чувствует надвигающуюся опасность. Она хотела свернуть с пути, но я отпустила несколько ироничных шуточек в адрес ее храбрости, и пегас все же продолжила лететь дальше.

Мороки окружили нас в плотное кольцо. Вернее, это были не совсем мороки, а inlusione timere, существа, которые сочетали в себе свойства боггартов и дементоров. Они сеяли страх и уныние, а так же могли управлять погодой. Однако они питались не душами, а негативными эмоциями. Я когда-то читала о них в одном потрепаном учебнике по ЗОТИ. Именно благодаря морокам Лондон называют городом дождей.

Мне показалось, что я снова стою на опушке леса у поместья. Прикоснувшись к воротам, я широко распахнула их и увидела, как оно пылает в огне. "Нет!"— голос срывается в полный отчаяния крик. "Аква эрукто! Агуаменти!" — я вскидываю палочку и палю заклинаниями в горящее здание, но вместо того, чтобы потухнуть, оно лишь разгорается все сильнее и сильнее.

Я чувствую, как промокшая мантия начинает липнуть к телу. "Спокойно, это всего лишь иллюзия"— пробормотала я себе под нос, направляя палочку в сторону мороков. "Экзорция Максима!"— поток света срывается с кончика моей волшебной палочки, Ночь в этот момент начинает стремительно падать вниз. Еще в воздухе я успеваю отпереть дверь чердака и наложить заклинание смягчения падения. Мы приземляемся на крыше какого-то здания. После нескольких кусков сахара и множества успокоительных фраз фамильяр все же пришла в себя и позволила мне осмотреться. Надо сказать, что отсюда открывался весьма неплохой обзор на город. Среди панорамы таких непохожих друг на друга домов я разглядела Кингс — Кросс. Он оказался совсем недалеко, всего в нескольких кварталах ходьбы. Хогвартс-экспресс отправлялся с платформы 9 и ¾ в девять утра, так что у меня была еще уйма времени, чтобы до него добраться. Вернувшись к Пегасу, я долго гладила его по холке, очень не хотелось с ним прощаться, но ему было не место среди людей. Поэтому я мысленно попросила его улетать обратно в поместье и сделать меня снова видимой. Фамильяр понуро опустила голову и улеглась на каменную поверхность, позволяя мне отвязать багаж.

«Все будет в порядке» — клятвенно заверила я ее, на что она ткнула меня в плечо, показывая, что не верит мне, затем она побрела в другой конец крыши и взлетела. А я стояла и смотрела, как постепенно скрывается из виду последняя ниточка, связывающая меня со всем, что мне дорого…

Спустившись по лестнице, я обнаружила, что нахожусь в библиотеке. По размерам она явно была больше Хогвартской. Здесь было несколько этажей, на которых располагались тысячи стеллажей. Я подошла к одному из них и сняла с полки какую-то книгу, чтобы по штемпелю определить, что это за библиотека. «Сент — Панкрас, Британская национальная библиотека» — значилось на фолианте *. Мерлин, это же крупнейшее книгохранилище в мире, о котором известно даже среди магов! Здесь хранится свыше ста пятидесяти миллионов изданий, в том числе подлинник знаменитой поэмы «Беовульф», повествующей легенду о волшебнике, одержавшем победу над страшными чудовищами Гренделем и его матерью, и над опустошавшим страну драконом. Конечно, маггл, описавший эти события, несколько исказил историю, которая, впрочем, от этого не потеряла свою прелесть.

В библиотеке царил полумрак, освещались лишь стеллажи, в которых хранились редкие экземпляры книг. Вокруг ни души, лишь несколько охранников дремали у входа. Я сняла обувь и на цыпочках постаралась пройти мимо них. Но очутившись у самих дверей, я обнаружила, что они плотно заперты, а табличка «the object is under supervision» свидетельствовала о том, что на здании стоит какая-то хитрая маггловская защита от проникновения, кажется, она называется сигнализацией или что-то вроде того. К счастью, недалеко от входа находилась дверь в один из архивов, и она оказалась незапертой. Просидев среди подшивок газет, вдыхая запах пыли и пергамента примерно полчаса, не забыв при этом помянуть не злым тихим словом Мордреда и Моргану, и весь род Мерлина, я, наконец, получила возможность выбраться из здания, притворившись ранней посетительницей. До отправления Хогвартс-экспресса оставалось еще примерно сорок минут, но я решила отправиться в сторону вокзала, чтобы иметь в запасе время до отбытия, а не вскакивать в последний момент, как это делают Уизли и Кребб с Гойлом.

Через несколько минут ходьбы по Эстон Роуд я была уже на месте. Кингс-Кросс встретил меня калейдоскопом из запахов и звуков: шум поездов, голос диктора, сообщающий о прибытии и отбытии составов, крики торговцев с тележками, наполненными кофе и какой-то выпечкой, вероятнее всего собственного приготовления. Длительный перелет давал о себе знать, от голода под ложечкой засосало. Благо дело у меня в кармане завалялось несколько фунтов с прошлой поездки в Лондон с отцом, которых мне хватило на чашку эспрессо в пластиковом стаканчике и булку, с чем-то отдаленно напоминающим вишневый джем.

Я сделала несколько глотков, и живительное тепло разлилось по телу, понемногу снимая усталость. Усевшись на лавочку на перроне, я допила кофе и съела булочку, глядя вслед уходящему поезду.

Покончив с импровизированной трапезой, я встала, и, растворившись в толпе, двинулась по направлению к платформе 9 и ¾. В тоннеле под колеей кто-то неожиданно схватил меня за руку и потащил за угол. Внутри у меня все похолодело от страха и неожиданности. Когда темнота немного рассеялась, я смогла рассмотреть стоявшего передо мной мужчину. На вид ему можно было бы дать около тридцати пяти — сорока лет, если бы не полностью седые волосы. Густая щетина на подбородке, и колючий взгляд серых, как небо над Лондоном, глаз. Перепачканные известью брюки и рубашка без пуговиц. Он смотрел на меня пристально, словно оценивающе, в голове у меня билась единственная мысль: «Бежать, без оглядки, куда угодно, но прочь!».

— Конфеты… Дайте конфеты… И сигарет…— попросил он совершенно будничным тоном, продолжая крепко держать меня за запястье. Сердце мое билось, словно раненный заяц в агонии, и норовило выскочить из груди. Было что-то в этом человеке по-детски наивное, но в тоже время, я кожей ощущала опасность, исходившую от него. Пошарив по карманам левой рукой, я извлекла пару сигарет и несколько ментоловых леденцов.

— Вот, возьмите, — протянула я ему угощение, замечая его расширившиеся зрачки и стеклянный взгляд. Я уже видела такой однажды у пациента больницы имени святого Мунго в отделении для душевнобольных, когда перепутав этажи, однажды туда случайно забрела. Внезапно его мертвая хватка разомкнулась, и я бросилась бежать, не оборачиваясь. Вбежав по лестнице, не разбирая ступенек, я буквально пролетела сквозь барьер и оказалась на платформе 9 и ¾. Часы на платформе показывали без пяти девять**. Черт, едва не опоздала. Вскочив в первый попавшийся вагон, я стала искать купе, в котором ехали пятикурсники со Слизерина. Оно оказалось в соседнем вагоне. Отворив дверь, я обнаружила Пэнси, Блейза, Миллисент и Драко, которые что-то весьма бурно обсуждали, разглядывая какую-то колдографию в журнале. Но стоило мне только войти, как беседа смолкла, и все взгляды устремились в мою сторону. В принципе я давно привыкла быть в центре всеобщего внимания, хотя и не испытывала от этого удовольствия. Но сейчас я чувствовала, что это неспроста. В их глазах виднелась плохо скрываемая насмешка. Внутри все замерло в ожидании надвигающегося шторма.

— Всем привет, — постаралась изобразить дружелюбие я, присаживаясь на свободное место у окна.

Вместо ответа они буквально взорвались от хохота. Это начало раздражать меня, и я вырвала из рук Малфоя журнал с колдографией. Только вот лучше бы я этого не делала. На ней я была снята, в чем мать родила, судя по всему, в этот момент я только что вышла из душа потому, что волосы казались влажными.

— Что, Гринграсс, папаша уже денег не дает? Решила подработать натурой? Так ты не стесняйся, дорогая, обращайся, так уж и быть, помогу, — с сарказмом протянуло это белобрысое ничтожество.

Захотелось прибить Драко прямо на месте, но я не могла себе этого позволить потому, что не собиралась устраивать для них бесплатное представление. Сказать, что я была зла, значит преуменьшить. Холодная ярость клокотала во мне.

— Посмотрите на нашу слизеринскую принцессу, она похоже впала в ступор от моего великодушного предложения. Даже дар речи потеряла, — продолжал измываться он. Порывом ветра распахнуло окно, и задрожали стекла. Магия бурлила во мне и грозила выйти из-под контроля. Поэтому мне ничего не оставалось, как схватить чемодан и, молча, выйти прочь из купе, кинув напоследок «Инсендио» в злосчастный журнал.

Выйдя из купе, я проследовала в уборную и умыла лицо прохладной водой, попытавшись успокоиться хоть немножко, а затем побрела по вагону в поисках свободного купе, однако обнаружила, что все места уже заняты. Пришлось пройтись в хвост состава, так как единственным купе, в котором еще можно было примоститься, по иронии судьбы, оказалось то, в котором ехало Золотое трио. Впрочем, я настолько вымоталась, что мне уже было все равно, где сидеть. Потому я зашла в купе и почти шепотом спросила:

— Можно я здесь сяду? Все купе уже заняты, а мне просто не нашлось места…

— Да, конечно, присаживайся, пожалуйста, — миролюбивым тоном произнесла Грейнджер, отрываясь от какого-то увесистого фолианта.

Рон Уизли неодобрительно покосился, но промолчал.

— Ты уверена, что хочешь остаться в этом купе? — осторожно осведомился Поттер. В его взгляде отразилась смесь удивления, интереса и сомнения.

— Да, все равно мне идти больше не куда, — устало ответила я, откидываясь спинку сидения. Уизли наконец-то вышел из оцепенения и начал дожевывать сэндвич и тут же разразился гневной тирадой в адрес всех слизеринцев и меня в частности, за что, как ни странно получил фолиантом по макитре от Грейнджер, заявившей, что тот своим ором мешает ей читать. Поттер тоже в долгу не остался, прибавив, что нельзя набрасываться на человека из-за одной принадлежности к факультету. Так, а это уже нечто новенькое: Мальчик, который выжил, защищающий змею. «Возможно, моя миссия по завоеванию его сердца не такая уж невыполнимая» — усмехнулась я про себя.

— Спасибо, Гарри, — вежливо поблагодарила я его, улыбнувшись.

Тот кивнул и улыбнулся в ответ, чуть приподняв уголки губ. Знаете, я, кажется, начинаю понимать девчонок, которые бегали за ним перед балом на четвертом курсе. Дело было даже не в его ореоле героя, по крайней мере, мне он с первого курса казался всего лишь мальчишкой, на которого свалилась слава, к которой он не был морально готов, а в том, что он был сам по себе довольно таки харизматичным. Если, к примеру, за Малфоем бегали потому, что он был богатеньким мальчиком с обложки «Ведьмополитена (Честно говоря, ненавижу этот журнал, просто видела однажды его фотографию в одном из выпусков у своих однокурсниц), то Поттер был вполне обычной внешности, к тому же одевался постоянно в какие-то обноски, но его манера общаться и вечная готовность помочь притягивали к себе не меньше, чем звон монет и фальшивые комплименты. И это не могло не вызывать уважения с моей стороны. Возможно, если бы мы встретились при других обстоятельствах, если бы не существовало всех предрассудков и условностей… Слишком много сослагательных наклонений было в этих мыслях, поэтому я просто постаралась прогнать их прочь. К чему жалеть о том, чего никогда не случится?

Напряженность обстановки в купе постепенно сошла на нет, и вскоре Поттер уже делал вид, что слушает излияния Рональда Уизли о шансах «Пушек Педдл» на проход в финал Чемпионата Англии по квиддичу. Рыжий совсем не замечал, что его друг сейчас мыслями где-то далеко, что вся эта болтовня безумно утомляет его, но из природной скромности и вежливости он не может попросить его заткнуться. Грейнджер же продолжала что-то читать с абсолютно невозмутимым видом. Я с любопытством посмотрела на обложку: «1000 Сглазов и проклятий». А ведь книжица содержит далеко не светлые и безобидные заклинания! Уж от кого, от кого я точно не ожидала чего-то подобного. Интересно, что подвигло гриффиндорскую умницу интересоваться основами Темной магии? Впрочем, чем больше я наблюдала за моими невольными спутниками, тем яснее для меня становилось то, что Золотое трио состоит из контрастов. Недалекий, беспечный Рон, магглорожденная Грейнджер, которую преподаватели называют самой умной ведьмой нашего выпуска, и мальчик, который оказался заложником собственной популярности. Вот только, как мне кажется, за всеми этими фолиантами и дословной зубрежкой текстов Гермиона пытается подавить банальную неуверенность в себе. Когда-то я тоже была такой же, как она, мне тоже думалось, что если я буду все знать, то люди станут меня уважать, но я вскоре убедилась, что для общества важна лишь оболочка, а в суть вникают очень немногие. Уизли постоянно лез на рожон и пытался кого-то задирать потому, что искал внимания и боялся навсегда остаться в тени своих братьев. А Гарри… Ему просто хотелось покоя и тишины. Я легко могла представить его в нашем вишневом саду в Ритуальном зале, лежащим на спине и вдыхающим запах трав с закрытыми глазами, подложив руки под голову. А вечером он бы засыпал под протяжную песню скрипки и никто не тревожил бы его. Ни змеелицый убийца Волдеморт, ни сивобородый старичок Дамблдор, которому я не верила ни на йоту. Не бывает на земле праведников, все они давно в Раю, а люди… Они не являются воплощениями вселенского добра или зла. Все мы изначально серые, и лишь наши поступки определяют суть…

Я смотрела на сменяющиеся пейзажи за окном, ветер, пробивающийся сквозь щели, убаюкивал меня. Усталость навалилась на меня, словно снежный ком, и я незаметно для самой себя задремала…

* * *

— Дафна, Дафна, проснись! Мы уже почти приехали! — кто-то тряс меня за плечо, и я нехотя раскрыла глаза, жмурясь от света. Как это часто бывает после сна, ты часто не можешь понять, где находишься. Оказалось, что задремав на пару минут, я проспала полдня, и сейчас уже был вечер, и в купе зажглось освещение.

— Ну, слава Мерлину, добудился-таки, — произнес Поттер обеспокоенным голосом, именно он окликнул меня и почему-то продолжал держать руку на моем плече.

— Прости, я просто очень устала и, наверное, крепко уснула, — пробормотала я, виновато улыбнувшись.

— Ничего страшного. Никогда бы не подумал, что слизеринцы могут быть такими милыми, когда спят, — усмехнулся Поттер. — Пожалуй, это единственное время, когда вы являетесь таковыми.

Вот как прикажете мне расценивать его слова?

— А где Уизли и Грейнджер? — невинным тоном поинтересовалась я, обнаружив, что в купе мы были одни. Мне совершенно не хотелось ссорится.

— О, они патрулируют коридоры, точнее это делает Гермиона, а Рон делает вид, что помогает ей, — произнес Гарри, ведя неравную борьбу со своими непослушными вихрами.

— Забавные у тебя друзья, знаешь ли, — с ноткой иронии подметила я.

— Самые лучшие, какие могли бы быть... На них можно положиться и… — он серьезно посмотрел на меня. — …Я знаю подоплеку их действий.

— Гарри, скажи, почему ты рассказываешь мне все это? Я ведь слизеринка.

— Ты это никоим образом не сможешь использовать против меня, — в его голосе чувствовалась усталость, как будто он был атлантом, держащим мироздание. — Мы можем сделать вид, что ты действительно забрела в наше купе случайно.

Мне захотелось огреть его чем-нибудь тяжелым. Подозревать во мне шпионку? Да как он может?! Но гнев быстро улегся. Действительно, доверять мне не имело никакого смысла. Поттер не был дураком. Убеждать его в чем-либо не было смысла, а рассказывать про фотографию — стыдно.

— Небо над Лондоном.... — тихо произнесла я.

— Что? — удивленно переспросил Поттер.

— Серое, затянутое тучами. Как наша жизнь... Скоро начнется метель, вот увидишь. Осталось только выбрать, где ты укроешься от нее, чтобы выжить.

Гриффиндорец усмехнулся и посмотрел на меня так, будто бы попытался просканировать.

— Дафна, скажи мне, на чьей ты стороне?— прозвучал главный вопрос.

— А почему ты думаешь, что я честно отвечу?

Поттер приподнял бровь. Этот жест получился почти таким же, как у Драко. В этот момент мне стало даже немного завидно, что у этого Золотого мальчика были настоящие друзья, а не те, что могут предать и унизить, позабыв прошлые годы теплых отношений и общих приключений.

— Конечно, ты можешь солгать, — произнес он. — Я же тебя ни к чему не обязываю. В любом случае, рано или поздно истина станет известна. Невозможно всю жизнь лгать и притворяться. Рано или поздно ты пересытишься ложью или просто растворишься в ней, потеряв себя…— в его словах прозвучала обреченность.

— О, Поттер, воистину философский подход. Ладно, так уж и быть, отвечу на твой вопрос. На своей, Гарри, на своей..., — прошептала я, и, подхватив свой чемодан, поспешила по направлению в тамбур. Поезд постепенно замедлял свой ход, пока и вовсе не остановился.

Погода в Хогсмите была намного теплей, чем в столице туманного Альбиона. Когда мы прибыли, начался небольшой дождь, поэтому ученики заторопились к каретам, запряженным фестралами. И снова мне выпала участь ехать вместе с представителями алознаменного факультета, но на этот раз компания пополнилась когтевранкой Лавгуд, которая задумчиво перебирала свои длинные белокурые локоны. От ее взгляда мне становилось не по себе — мне казалось, что она видит меня насквозь. Большинство людей предпочитает считать ее обычной сумасшедшей, но у меня насчет нее были совсем другие соображения. Все эти нарглы и морщерогие кизляки действительно существуют где-то, но они просто-напросто невидимы большинству магов, из-за того, что находятся в так называемом пятом измерении. Но тогда получалось, что у Полумны действительно есть дар — видеть суть вещей. Когда-то давно отец принес мне одну старинную рукопись о них.

Теоретически, каждый волшебник мог обладать особым талантом, причем это не всегда зависело от чистоты крови.

Существовало несколько видов даров, или способов их получения. Первый из них предполагал наследование способностей рода отца старшим отпрыском. Второй — родиться с даром, доступным только конкретному волшебнику. Этот тип даров генетически не передавался и не зависел от чистоты крови, но умирал вместе с магом. Просыпались эти способности чаще всего в возрасте пятнадцати — семнадцати, за редкими исключениями, но набирали полную силу к совершеннолетию. Еще были склонности или таланты, позволяющие добиться успеха в определенной области магических знаний. Они могли появляться как первым, так и вторым путем. Ярким примером можно было бы назвать нашего декана. Он действительно гений зельеварения, в этом ему нет равных на территории Англии. А еще были маги универсалы, они могли добиться примерно одинаковых успехов во всех областях, но их способности при этом оставались на среднем уровне. Даже не знаю, хорошо это или плохо — знать, что есть предел, который тебе никогда не перешагнуть. Во всяком случае, Миллисент Булстроуд на жизнь не жаловалась, а по моим наблюдениям, она была именно такой ведьмой…

Я много раз пыталась выведать у отца, что у нашего рода за дар, но он лишь заговорщицки молчал, ограничиваясь лишь заверениями, что я со временем сама все узнаю, а говорить он не имеет права потому, что к этому я должна прийти самостоятельно.

За своими размышлениями, я и не заметила, как карета подъехали к Хогвартсу, и мои спутники поспешили ее покинуть. Поэтому пришлось последовать их примеру. Очутившись на улице, я увидела, как Поттер и Лавгуд гладят рукой по фестралов и о чем-то негромко переговариваются. Подойдя к ним, я провела ладонью в том же месте, что и они, ощущая мокрую шерсть под пальцами.

— О, ты тоже их видишь? — с энтузиазмом поинтересовалась Лавгуд.

— Нет, я просто знаю, что они есть…— ответила ей я. Мне не хотелось объяснять, что я тоже однажды видела смерть, когда мой маленький двоюродный брат упал с лошади, которая неслась на полном ходу. Некоторое время мы простояли в молчании, а потом подошла Грейнджер и сказала, что нам лучше поспешить в замок.

* * *

Войдя в большой зал, я уселась на краю Слизеринского стола, подальше ото всех. Мне было так противно, словно на меня вылили ведро помоев, но приходилось продолжать играть беспечность и невозмутимость. Приветственную речь директора я благополучно пропустила мимо ушей, очнувшись лишь, когда тот хлопнул в ладоши, и в тарелках появилась еда. Но, как оказалось не только она. Окинув взглядом Большой зал, я обнаружила, что возле каждого ученика лежала копия того злосчастного продажного журнала. Все принялись дружно улюкать, свистеть, показывать в меня пальцем и бурно обсуждать. Хотелось провалиться сквозь землю от стыда и злости. Лишь Поттер и Грейнджер понимающе кивнули, когда я случайно встретилась с ними взглядом. Однако это представление продолжалось недолго. Из-за преподавательского стола поднялась Амбридж и проследовала к моему столу. Оказалось, что пока преподаватели о чем-то беседовали, она зорко следила за происходящим в зале. Один взмах палочки — и все журналы исчезли. Ее лицо озарила предвкушающая улыбка, и она повернулась ко мне.

— Мисс Гринграсс, после ужина зайдите ко мне в кабинет,— приторно вежливым голосом произнесла она.

— Что-то не так, Долорес? Я уверен, что это просто досадное недоразумение — поинтересовался Дамблдор.

— Нет, что вы, Альбус, все в порядке. Я просто хочу, чтобы мисс Гринграсс составила мне компанию за чашечкой чаю,— продолжала изливаться жаба. — Вы ведь не откажетесь?

— Да, конечно, профессор,— ответила я ей, мило улыбнувшись, хотя как мне кажется, в этот момент это больше напоминало оскал сытой кошки в предвкушении добычи. Так я ей и поверила. Наверняка она попытается обвинить во всем меня, а чай лишь предлог напоить меня Веритасерумом. В прошлом семестре она немало его извела, пытаясь выяснить лояльность каждого ученика в школе. Только вот я отказалась пить ее чай, как и многие мои сокурсники. «Что ж, это будет занимательно», — подумала я, потирая руки. Такие, как она — хорошие исполнители, стоит лишь немножко подогреть их тщеславие, но стоит лишь ударить в нужную точку, и они теряли всю свою опасность. Главное знать, куда бить. Допив тыквенный сок, я кивнула жабе, что готова следовать за ней.

Зайдя в кабинет, она несколькими взмахами палочки зажгла светильники, распалила огонь в камине и задернула розовые шторы, после чего уселась в свое кресло и позвала какого-то домовика за своим особым чаем для дорогой гостьи.

— Итак, мисс Гринграсс, вы понимаете, что я вполне могу отчислить вас за это? — спросила она, гаденько улыбнувшись. Тем временем, эльф уже вернулся с небольшим подносом, на котором стояли две чашки.

— В самом деле, профессор? Насколько мне известно, это может сделать только профессор Дамблдор. К тому же, я не имею никакого отношения к этой публикации,— спокойно ответила я, наблюдая, как жаба меняется в лице. Власть — вот чего она всегда желала. Чем больше, тем лучше, а мой маленький упрек ударил ее по самому больному месту.

— О, не волнуйтесь, милочка, я думаю, министр Фадж любезно предоставит мне для этого полномочия. Я не могу позволить себе жертвовать нравственностью учеников. Уверяю вас, я вполне могу вас понять: гормоны и желание понравится мальчикам. Но вы, кажется, совсем позабыли, где находитесь,— с ее стороны это был чистой воды блеф, но я все же решила ей подыграть.

— Что я могу для вас сделать? Вы ведь не против позабыть про этот прискорбный инцидент,— она совершенно не замечала неприкрытой лести в моем голосе, ее глаза загорелись лихорадочным блеском. Жаба явно предвкушала скорую победу.

— Самую малость, моя дорогая, самую малость. Всего лишь проследить за вашими товарищами, чтобы они не свернули с верного пути,— протянула она, попивая чай из белоснежной чашки. — Да вы угощайтесь напитком, не стейняйтесь,— подмигнула она мне.

Да за кого она меня принимает? Видимо, понятие слизеринской чести ей совершенно не знакомо, ну ничего, пора заканчивать этот фарс. Я взяла со стола чашку, но вместо того, чтобы пить, плеснула его прямо на жабью розовую кофточку. Амбридж буквально позеленела от злости и попыталась пальнуть в меня заклинанием, но я оказалась проворнее, и вскоре она уже бревном осела в кресле после моего Петрификуса. Расколдовав ее голову, я уселась в свое кресло и запрокинула ноги на ее драгоценный стол и будничным тоном начала преподавать ей урок.

— Правило первое, никогда не просите слизеринцев шпионить за своими. Мы, может быть, и не белые и пушистые, как вы, но для нас слово честь не пустой звук. Правильно второе, никогда не нападайте первой, если не будете уверены в победе,— произнесла я с насмешкой, из ее горла вырывались какие-то булькающие звуки, она совсем не ожидала от меня чего-то подобного. — Правило третье, никогда не угрожайте Дафне Вивьен Гринграсс де Монтмар. Министр Фадж никогда не пойдет на скандал с моим отцом потому, что моя семья является монополистами в области изготовления и продажи вина в магической Англии. А еще у меня двойное гражданство, Долорес. Знаете, чем это для вас чревато? Министр Фадж точно не спустит вам международный скандал, а устроить его вполне в моих силах. Вы пытались напоить меня Веритасерумом без соответствующего разрешения, а так же обвинили меня без доказательств моей вины. Так что, счастливо оставаться, мисс Амбридж,— усмехнулась я и покинула ее кабинет. Оказавшись в своей комнате, я рухнула на кровать прямо в одежде. За своей бравадой я и не заметила, насколько сильно устала. Наколдовав защитные чары вокруг полога, я наконец-то провалилась в спокойный сон.

* Я знаю, что новый корпус библиотеки открыли только в 1998 году, но мне не удалось установить, где он находился до этого.

** поезд обычно отходит в 11, но я решила немного отойти от этого правила, так как зимой в 9 еще не очень светло, а мне хотелось показать именно время, когда только-только начало светать.

Дорогие читатели, очень жду ваших отзывов здесь, и вопросов в группе

http://vk.com/n_w_fanfiction. Спасибо за то, что вы со мной.

Глава одиннадцатая. Письма

сколько еще бродить на грани сумасшествия

по краю происшествия?

сколько еще страдать от одиночества,

как будто от пророчества?

POV Гермионы

Ненавижу понедельники. Особенно после каникул… А еще свою привычку засиживаться допоздна с книгами. На часах семь утра, я нехотя потянулась, лежа на постели, и прошлепала в ванную под неодобрительные возгласы своих соседок, привыкших просыпаться за двадцать минут до завтрака и воевать за право припудрить носик у зеркала. В какой-то мере я могу их понять, на самом деле, я ужасная соня. Но мне никогда не хотелось быть рабом своей лени, потому я активно с ней боролась и порой буквально стаскивала себя с постели…

Наверное, у всего есть обратная сторона, даруя что-то, жизнь обязательно потребует плату. С детства я была очень любознательной девочкой, но моя жажда знаний и неплохая память обрекли меня на одиночество. Тогда меня это ранило, сейчас я просто осознала простую истину — люди завидуют тому, чего не имеют.

Из размышлений меня выдернул внезапно хлынувший поток ледяной воды. Наверное, опять какие-то неполадки в бытовых чарах. Однако даже у этого был свой маленький плюс — сон как рукой сняло. Завернувшись в полотенце и наложив на себя согревающие чары, я подошла к зеркалу и начала протирать ладонью запотевшую гладь стекла. Возможно, это была лишь игра моего воображения, но внезапно мне показалось, что капельки влаги сплелись в надпись: "1945", но стоило мне приглядеться по внимательнее, как видение рассеялось, и поверхность стала ясной и чистой, без каких либо разводов от воды или иных следов. Интересно, что все это значит? Впрочем, объяснений происходящему было не так уж и много. Во-первых, мне действительно могло это лишь почудиться, учитывая то, что я практически не спала. Но это уже далеко не первая ночь, в которую я бодрствовала, а раньше со мной ничего подобного не происходило, поэтому причину следует искать в чем-то другом. Во-вторых, если мне это не привиделось, тогда это чье-то послание. Вот только что имелось в виду: год или пароль?

Ладно, допустим, что это все-таки дата. В принципе, достаточно знаковая, как для магглов, так и для магов. Тогда как раз закончилась Вторая мировая и Дамблдор победил Гринденвальда, и в последствии отправив последнего в им же построенную тюрьму Нурмергард. А если пароль, то от чего? Впрочем, последняя версия казалась мне весьма сомнительной, поскольку в мире волшебников редко использовались коды из цифр, гораздо чаще для этих целей применялись древние руны или кровная магия. Ибо комбинацию чисел было все же не так уж трудно угадать, поскольку за основу почему-то бралось какое-то значимое событие в жизни мага.

Настойчивые стуки в дверь оповестили меня о том, что до завтрака оставалось совсем немного времени, а значит, попасть в библиотеку, чтобы разузнать что-либо о событиях тысяча девятьсот сорок пятого года мне удастся не раньше, чем после обеда, впрочем, расписания на сегодня я еще не видела. Облачившись в чистую мантию и пригладив непослушные волосы расческой, я покинула ванную под нетерпеливые возгласы соседок, подхватила сумку с книгами, предварительно наложив на нее облегчающие чары, и отправилась в Большой зал.

До завтрака оставалось еще примерно семь минут и помещение только начинало заполняться студентами. За преподавательским столом уже сидела профессор МакГонагалл и что-то писала в небольшом блокнотике. Поздоровавшись с ней, я забрала стопку расписаний и принялась раздавать их сонным гриффиндорцам. Когда я уже почти закончила, в зал наконец-то зашел крайне помятый и недовольный Рон. Выхватив у меня из рук свой пергамент, он секунд десять рассматривал его, после чего скривился и простонал:

— Мерлиновы кальсоны, за что мне все это? Сначала Трансфигурация с МакГонагал, а затем сдвоенное зельеварение с этим сальноволосым соплохвостом! Одно радует — История магии после обеда. Хотя бы отосплюсь спокойно...

— Минус десять баллов с Гриффиндора и отработки до конца недели, мистер Уизли. Впредь советую держать вам бурную радость по поводу предстоящей встречи со мной при себе, — с сарказмом протянул Снейп, направляясь к своему месту.

— Правда, дружище, стоит хоть иногда смотреть по сторонам, когда громко говоришь, — подметил Гарри, намазывая тост сливовым джемом. — Доброе утро, Гермиона, хорошо выглядишь сегодня, — нет, он явно издевается надо мной и не краснеет!

— Спасибо, вот, возьми свое расписание, — тихо сказала я, мягко улыбнувшись.

Спустя несколько минут прилетели совы. Большинство из них приносили "Ежедневный пророк", однако, ко мне, прилетела еще и рыжая сипуха с письмом. Протянув ей немного специального печенья, я отвязала послание от лапки, птица довольно ухнула и улетела восвояси. Развернув пергамент, я невольно улыбнулась, узнав крючковатый почерк отца.

"Дорогая Гермиона,

Как ты там? Насколько мы с мамой знаем, ты уже вернулась на учебу в школе. У нас все хорошо, позавчера мы прилетели из Франции. Бабушка Мари передает тебе привет и сетует на то, что тебе не удалось приехать. Сегодня с утра к нам заходила соседка и сообщила, что нас искала какая-то странно одетая женщина. А еще группа мужчин. Надо полагать, что это кто-то из волшебников. Если у тебя что-нибудь стряслось, умоляю, милая, не нужно от нас это скрывать. В любом случае, знай, что ты можешь рассчитывать на нашу поддержку.

С любовью, твои папа и мама.

P.S передавай привет и поздравления с праздниками своим друзьям".

После прочтения письма меня не покидало ощущение двойственности: с одной стороны, оно было пропитано теплотой и вниманием, мне было приятно осознавать, что у меня еще есть люди, которые готовы быть на моей стороне, что бы ни случилось, а с другой — сердце невольно екнуло в предчувствии чего-то скверного. Кто были те волшебники, которые их искали, а главное, зачем? Это точно были не члены Ордена Феникса, те были в курсе, что родители уехали к родственникам во Францию, чтобы отдохнуть и покататься на лыжах. Женщина? Ладно, допустим, это была та незнакомка из парка. Тогда ее визит наверняка должен был каким-то образом пролить свет на мое происхождение.

Но вот группа мужчин... Неужели кто-то из Пожирателей смерти? Но если это были они, почему не оставили никаких следов своего визита? Возможно, они не стали разрушать дом, потому, что им нужны были именно родители. В этом случае вероятнее всего попросту установили слежку за ними. Существовал еще один вариант, и мне он нравился меньше всего — их уже похитили и это письмо является ловушкой. Но вот как это проверить, не покидая Хогвартс? Нужно при первой же возможности связаться с Сириусом.

Он что-нибудь придумает. В крайнем случае, того же Люпина попросит их проведать…

Еще одним вариантом было обратиться к директору. Он, конечно, мог бы мне помочь, однако стал бы задавать массу наводящих вопросов, что было крайне нежелательно.

Из мрачных дум меня выдернул протяжный звон колокола, оповещающий, что до начала занятий осталось не больше десяти минут. Допив тыквенный сок, я подхватила свои вещи и отправилась в кабинет Трансфигурации, расположенный на первом этаже.

Усевшись первой парте у окна, я достала из сумки свои старые конспекты, которые вела еще до путешествия во времени. Я забрала их вместе с бисерной сумочкой, сказалась привычка таскать за собой личную библиотеку повсюду. Пожалуй, это была единственная приятная мелочь — как бы ни менялся мир, школьная программа оставалось моей константой.

Темой сегодняшнего занятия были основы внутреннего превращения объектов согласно второму постулату Трансфигурации. Основной сложностью этого раздела науки было то, что для успешного преобразования требовались предельная концентрация внимания и точность расчетов. Малейшая оплошность приводила к тому, что кроме внутренних признаков начинали меняться и внешние, такие, как форма, цвет или размер. Предметы, трансформированные с помощью заклятий внутреннего превращения, в отличие от маскировочных чар, довольно-таки трудно выявить. Помимо того с помощью него можно было трансфигурировать еду. Например, превращать чай в кофе или тыквенный сок. Профессор МакГоннагалл неспешно диктовала лекцию, но я совсем не слушала ее, мысли все витали вокруг отцовского письма. Я изо всех сил старалась не поддаваться панике, но это у меня получалось из рук вон плохо. Нет, я просто не могу больше бездействовать. С Сириусом я, конечно, вечером поговорю, однако, в этом случае, мне все-таки лучше обратиться к директору за помощью. В какие бы игры он не играл, Альбус Дамблдор был единственным, кто имел возможность оперативно среагировать на ситуацию. Едва досидев до конца пары, я побросала вещи в сумку и подошла к Гарри.

— Гермиона, что-то случилось? На тебе лица нет, ты какая-то бледная, — обеспокоенно поинтересовался друг.

— Нет времени объяснять. Дай мне, пожалуйста, амулет для защиты сознания, я тебе его позже верну, — я старалась говорить как можно спокойнее, но голос дрожал от волнения. Но, несмотря на переживания за судьбу родителей, я все еще осознавала, что при встрече с директором нельзя пренебрегать защитой своих секретов, поэтому решила подстраховаться.

— Вот, возьми,— Гарри, сняв с шеи цепочку с кулоном, протянул их мне.

— Спасибо, передай профессору Снейпу, что меня не будет на занятии по личным причинам,— бросила напоследок я и побежала к кабинету директора, не обращая ни на что внимания. Остановившись у каменной горгульи, я в спешке начала перебирать все известные мне сладости. Паролем оказались Шоколадные лягушки, дверь порывисто распахнулась, открывая проход к винтовой лестнице. Однако прежде, чем зайти внутрь, я достала из кармана письмо и скопировала его с помощью заклинания Джеминио, оригинал сложила обратно, а над копией еще немного поколдовала, стирая упоминания о женщине. В тот момент моя интуиция просто кричала, о том, директору не стоит о ней знать. Кем бы та ни была, зла она мне явно не желала. Запыхавшаяся и раскрасневшаяся, я буквально влетела в кабинет Дамблдора, и чуть не сшибла его с ног.

— Простите, пожалуйста, профессор Дамблдор, мне очень срочно нужно с вами поговорить.

— Да, конечно, мисс Грейнджер. Проходите, присаживайтесь. Я вижу, у вас что-то случилось? Может быть, чаю? — вежливо предложил старый волшебник, опускаясь в кресло за письменным столом.

— Нет, спасибо, я только недавно позавтракала. Постараюсь быть предельно краткой. Сегодня с утра я получила письмо из дома и у меня есть все основания полагать, что мои родители находятся в опасности. Когда они вернулись из Франции, соседка сообщила, что их искала группа странно одетых мужчин. Отец предположил, что это кто-то из волшебников. Поскольку я считаю, что членам Ордена было известно об отъезде моих родителей, все сводится к тому, что это были Пожиратели смерти. Все, о чем я вас прошу, это проверить, все ли с ними в порядке, и, по возможности, обезопасить их.

— Могу я взглянуть на письмо? — поинтересовался директор. Где-то на задворках сознания я ощутила слабое прикосновение к разуму, однако амулет надежно защитил меня от подобных посягательств. Между прочим, до того, как я начала заниматься Окклюменцией, подобного рода вторжения были для меня не заметны, казалось, что просто внезапно заболела голова. Подобного рода вещи обычно связываешь с переутомлением или переменой погоды.

— Да, конечно, — пробормотала я, скрывая свое раздражение, и извлекла копию письма. Директор изучающее посмотрел на меня, однако промолчал и принялся читать послание. Дойдя до строк о словах соседки, он слегка нахмурился и отложил пергамент в сторону.

— Похоже, вы были правы, мисс Грейнджер. К сожалению, у меня нет возможности отправиться сегодня к ним, чтобы лично все проверить, но я немедленно свяжусь с Римусом Люпиным, и он позаботится о безопасности ваших родителей и известит вас о результате проверки, — произнес директор полным участия тоном, но вот искренности в его словах я не почувствовала. Зря я сюда пришла. С таким же успехом можно было обратиться с такой же просьбой к Сириусу, и я уверена, что результат был бы тот же, но мне не пришлось бы оставлять Гарри без ментальной защиты на время пары по зельеварению. Мои нервы были на пределе, но каким-то шестым чувством ощущала, что с родителями все в порядке. Осознав, что делать мне здесь больше нечего, я попрощалась с директором и взяла у него освобождение от посещения пары Снейпа. В другое время я бы расстроилась, что упускаю возможность заработать баллы и приобрести какие-то новые знания, но сейчас я была слишком взвинчена, а наука зельеделия требовала собранности, внимательности и четкости выполнения инструкций по приготовлению снадобий. К тому же, материал сегодняшней темы по данному предмету у меня имелся в законспектированном виде и посвящен он был Мятной настойке. Это один из видов снотворных зелий, которые благотворно влияют на нервную систему и, в отличие от зелья Сна без сновидений, не вызывает привыкания, кроме того, от него человек вовсе не проваливается в беспамятство, оно просто предотвращает кошмары, навевая лишь приятные грезы.

Тем не менее, слоняться по школе без дела и мозолить глаза Генеральному инсектору в мои планы тоже не входило. Чтобы заглушить гнетущее чувство тревоги, мне просто необходимо было чем-то себя занять. Вспомнив об утреннем происшествии, я решила отправиться в библиотеку, чтобы просмотреть подшивки пророка за 1945 год. В святая святых мадам Пинс сейчас было практически пусто, только несколько старшекурсников, у которых была свободная пара, склонились над пыльними фолиантами и конспектировали что-то, скрипя перьями по пергаменту. Осведомившись у библиотекаря о месте расположения стеллажа с необходимыми мне подшивками и сделав необходимые пометки в формуляре, я заняла место за самым дальним столиком, расположенным рядом с отделом, в котором хранились старые выпуски газет. Отыскав на одной из полок стопку газет за нужный год, я погрузилась в изучение ее содержимого.

Выпуски за этот год были посвященны различным сражениям и отголоскам маггловской войны, которая тоже довольно сильно влияла на обстановку в магическом мире. Огромная статья посвящалась дуэли Дамблдора и Гринденвальда, ее я так же скопировала с помощью Джеминио. Далее шло описание рейдов на сторонников Гринденвальда, фамилии этих волшебников мне в большинстве своем ни о чем не говорили, однако в одном из июньских выпусков я обнаружила нечто, от чего газета выпала у меня из рук. На передовице была размещена фотография женщины, которая, как две капли воды, была похожа на незнакомку из парка. Рядом с ней был запечатлен мужчина средних лет приятной наружности, с каштановыми волосами до плеч, голубыми глазами и небритым подбородком. Подпись под фотографией гласила "Огюст де Гранже-младший с супругой Александрой, Париж, август 1940 года". Александра и Анастасия — одно лицо? Но как такое возможно? И почему ее муж просто одно лицо с создателем маховика времени? В монографии я видела его колдографию, потому просто не могла ошибаться насчет этого. Да, отец и сын могут быть похожи друг на друга, но не до такой же степени или все же могут?!

Загадкой так же оставался тот факт, что мадам де Гранже с тех пор совсем не постарела... Впрочем, мне кажется, что на этот вопрос мне не даст ответа ни одна газета...

Но еще больше меня потрясла статья под этой фотографией:

" Сегодня, в десять тридцать утра, во время рейда, возглавляемого Альбусом Дамблдором, на поместье предполагаемого сторонника Гринденвальда, сына французского ученого Огюста де Гранже, последний был убит при попытке задержания. Его жене удалось скрыться с места происшествия. В настоящее время местонаходжение мадам Александры де Гранже не известно. Убедительная просьба всем, кто располагает какой-либо информацией о месте ее пребывания, обратиться в отделение Аврората Великобритании ".

Этот выпуск я так же скопировала и убрала в сумку. Почитав еще немного газеты и не обнаружив ничего примечательного, я вернула подшивку на место и отправилась на обед в Большой зал. По дороге я встретила Гарри и вернула ему кулон.

— Гермиона, может, все-таки объяснишь мне, что происходит?— обеспокоенно спросил друг.

— Не здесь, — сказала я ему и потянула в ближайшую нишу. Наложив заглушающие чары, я протянула ему письмо от отца. По мере прочтения, Гарри все больше хмурился.

— И что ты об этом думаешь?— поинтересовалась я.

— Пожиратели смерти? — предположил он.

— Вполне возможно. По крайней мере, это кажется наиболее правдоподобной версией. Амулет мне понадобился, чтобы пойти к Дамблдору. Изначально я планировала рассказать все Сириусу и попросить совета, но я просто места себе не нахожу до сих пор, потому решила обратиться к директору. Но тот сказал, что поручит это дело Люпину. Кстати, как прошло зельеварение?

— Нормально, проходили Мятную настойку, если хочешь, одолжу тебе потом свои записи. Они, правда, неполные потому, что со второй пары я ушел. Мигрень разыгралась, знаешь ли, — раздраженно произнес друг.

— Спасибо, было бы не плохо,— произнесла я, слабо улыбнувшись. Гарри, ведущий конспект самостоятельно, весьма достоин похвалы.

— Ты, главное, не паникуй раньше времени. Я знаю, что это сложно, но постарайся дождаться известий от Римуса, — несмотря на спокойный тон, было заметно, что друг переживает не меньше моего.

— Хорошо, Гарри. Пойдем лучше обедать,— сказала я, и, подхватив его под руку, отправилась, наконец, в Большой зал. Трапеза прошла в молчании. Только Рон не оставлял попыток выведать, где мы были на зельеделии. Конечно, мы по-прежнему дружили втроем, но есть вещи, которые нашему непосредственному рыжику лучше не знать.

Заглянув в уборную плаксы Миртл перед Историей магии, я наткнулась на Добби, который передал мне записку от Люпина. Ума не приложу, зачем ему понадобилось накладывать такое количество защитных чар на послание, если он передавал его с домовиком. Когда я взяла его в руки, меня словно током ударило, такая отдача была от заклятий. Лишь после того, как я капнула на пергамент кровью и ответила на секретный вопрос, который, по всей видимости, устанавливал Сириус потому, что ответом оказалась моя анимагическая форма, на нем наконец-то проступил текст:

«Гермиона!

Заранее извиняюсь за такое количество защиты, это была идея Бродяги. Спешу сообщить тебе о результатах моей проверки. Итак, хорошая новость: с твоими родителями все в полном порядке, слежки за домом я так же не заметил. На всякий случай я установил на ваш коттедж все известные мне охранные и оповещающие чары, так что в случае чего, через максимум десять минут я смогу быть уже на месте. А теперь плохая. Хотя, это смотря с какой стороны посмотреть. Мужчины, которые нанесли вам визит, это не Пожиратели смерти, а вампиры. Уж не знаю, что им понадобилось в твоем доме, но приходили они явно не с намерениями съесть твою семью, потому что на дверях я обнаружил их Печать, к сожалению, я не слишком хорошо разбираюсь в геральдике кровопийц, но одно могу сказать точно. Подобного рода знак можно трактовать как своеобразную защиту. Обычно, когда они устанавливают что-то подобное, то в случае нападения на объект, на котором оно стоит, обидчикам мало не покажется уже от вампиров.

Мне удалось ее срисовать, и изображение прилагается к письму.

Так же, хочу сообщить тебе, что до Дамблдора эта информация не дойдет. Сириус убедил меня не разглашать ее, посвятив меня в некоторые подробности своей биографии. И теперь я целиком и полностью на вашей стороне. Поэтому, помимо рисунка Печати вампиров, ты найдешь в конверте еще одно письмо, которое можно будет предъявить Дамблдору, если тот решит проверить, какую информацию я тебе сообщил. Оригинал советую сжечь.

Не унывай и держи нос по ветру,

Твой старый профессор Лунатик.

P.S Бродяга передает тебе привет и просит связаться с ним, как только освободишься»

С одной стороны письмо Римуса меня немного успокоило. С родителями все в порядке, они под защитой. Но вот известие о вампирах совершенно выбило меня из колеи. С какой радости им брать кого-то под свою защиту? Никогда не слышала ни о чем подобном… Впрочем, Люпину виднее, у него достаточно обширные познания в области ЗОТИ, тем более, что он бы уж точно не стал давать мне ложную надежду…

История Магии прошла как в тумане, все мои мысли занимала эта пресловутая Печать, по виду напоминавшая трилистник, заключенный в круг, и я незаметно для самой себя обнаружила, что рисую ее на пергаменте, вместо того, чтобы снова писать лекцию о большом пожаре в Лондоне в 1666 году…

* * *

Около шести вечера уставшая и измотанная, я, наконец, добралась до своей спальни. Бросив сумку на прикроватную тумбочку, я сняла мантию и осталась в одной форменной блузке и юбке. Упав на кровать, я какое-то время просто лежала с закрытыми глазами, пытаясь очистить сознание от ненужных мыслей. Но это оказалось не так уж просто — мои соседки ввалились в комнату и начали громко что-то обсуждать. Осознав, что отдохнуть мне не удастся, я принялась делать домашние задания, предварительно наложив на полог кровати заглушающие чары. Покончив с эссе по Зельеварению и Трансфигурации, я достала из тумбочки «Магию Крови» и углубилась в чтение. Когда я листала ее в первый раз, еще на Гриммо, то, по-моему, видела здесь раздел, посвященный обычаям вампиров. И действительно, почти сразу мне на глаза попалась статья насчет Печати вампиров, которая подтвердила слова Римуса относительно того, что это символ защиты. Здесь было так же сказано, что вампиры крайне редко оказывают подобную честь людям, для этого должна быть достаточно веская причина. Так же описывались различные ее свойства, кроме того, в книге приводились образцы печатей некоторых кланов, но, сколько ни искала, заветного трилистника я так и не обнаружила…

Внезапно сквозь открытое окно влетел красивый филин с белым оперением. К его лапке был привязан конверт. Позволив мне избавить себя от ноши, птица улетела восвояси. Хм, от кого бы это письмо могло быть?

Комментарий автора: Как вы думаете, что понадобилось вампирам от Гермионы и почему они установили печать? Кто автор письма, которое принес филин?

Посвящается: GarrIk21 и DaygonDi, которые правильно угадали от кого письмо. Отдельное спасибо: yellowrain, Милый Тигренок и Лера Журавлева. Девочки, благодарю за поддержку

Саунд: Магдалена Мельцаж — Песня Панночки.

Pov Гермионы

…Я распечатала конверт и вытряхнула содержимое на кровать. «Магия крови» все еще продолжала лежать у меня на коленях. Около послания обнаружилась крохотная бутоньерка из засушенных полевых цветов, прикоснувшись рукой к хрупким лепесткам, я ощутила рывок в области живота, и очертания комнаты померкли перед глазами…

Я приземлилась на снег, на мне была лишь легкая форменная блузка, и тело мгновенно сковало от холода. Послышался шелест ветвей и уханье какой-то совы. Вокруг не было ни души. Страх охватил меня: в лесу, без палочки и зимней одежды, я была совершенно беззащитной. Первой мыслью, пришедшей мне на ум, была: «Нужно бежать, без оглядки, прочь из западни. Куда глаза глядят». Услышав хруст ветки, я резко обернулась и споткнулась о камень — тревога оказалась ложной, это всего лишь заяц пробегал по заснеженному лесу, а не отряд Пожирателей, который красочно рисовало мне мое воображение. Паника вперемешку с адреналином пьянила не хуже Огденского виски. От резкого падения на землю правая нога слегка побаливала, но я осторожно поднялась и оперлась о ствол ближайшего дерева, прижимая к себе «Магию крови» и злосчастный букет, оказавшийся порталом. Осмотревшись по сторонам, я обнаружила того самого филина, сидевшего на ветке соседнего дерева. Птица посмотрела на меня оценивающим взглядом, негромко ухнула и, взмахнув крыльями, слетела вниз. А через секунду на ее месте возникла женщина. Передо мной стояла Нарцисса Малфой в зеленом платье в пол и меховом полушубке, накинутом на плечи.

— Так значит, вот ты какая, подруга Мальчика-который-выжил,— произнесла аристократка, как-то грустно улыбаясь. Она совершенно не напоминала ту холодную ледяную статую, которой казалась на Чемпионате мира по квиддичу. Под глазами у женщины залегли темные круги, как будто она уже много ночей не спала. Во всем ее облике чувствовалась усталость.

— Нарцисса Малфой, я полагаю? — раздраженно произнесла я, вопросительно изогнув бровь. — Скажите, зачем на милость вам понадобилось меня похищать? И где мы находимся?

— О, полагаю, Вы не успели прочесть мое письмо, прежде чем так неосмотрительно хвататься за букет, иначе знали бы, что я всего лишь хотела поговорить с Вами без лишних ушей. Что касается второго вопроса, то находимся мы в Запретном лесу, — спокойно ответила женщина. Заметив, что мои зубы от холода начали выбивать чечетку, она взмахнула палочкой, наколдовывая согревающие чары и трансфигурируя мою одежду в зимний плащ с капюшоном. По телу тут же разлилось приятное тепло. Ее взгляд скользнул по книге у меня в руках, и на лице отразилось легкое неверие.

— С— спасибо, миссис Малфой. О чем вы хотели со мной поговорить? — поинтересовалась я.

— Прежде, чем мы перейдем к делу, мне хотелось бы узнать, откуда у Вас эта книга? — ее голос был переполнен волнением и каким-то ожиданием. Сказать правду я не могла, тогда что ответить?

— Простите, но эта информация не подлежит разглашению без Клятвы Молчания, — у меня не было причин доверять этой женщине, как и у нее не было причин доверять мне. Я посмотрела на собеседницу и заметила тень сомнения и внутренней борьбы на ее лице. На какое-то время повисло молчание, но затем я услышала от нее то, чего совсем не ожидала.

— Я, Нарцисса Друэлла Малфой, даю слово, что все, услышанное мной от Гермионы Грейнджер, останется в тайне и не будет разглашено, каким бы то ни было способом, кроме случаев добровольного согласия на то оной. Так же клянусь, что не стану вредить ей прямо или косвенно по доброй воле. Да будет так! — короткая желтая вспышка вырвалась из ее палочки, принимая вид золотистой нити, оплетающей ее руку, и потянулась ко мне.

— Зачем? — шепотом спросила я, удивленно глядя на волшебницу.

— Иногда, чтобы выиграть, необходимо сначала проиграть. Заверши, пожалуйста, Клятву, — уверенно произнесла она.

— Я, Гермиона Джейн Грейнджер, принимаю Клятву Нарциссы Друэллы Малфой. Да будет так!— золотая нить охватила мое запястье, раздался звон, похожий на звук лопнувшей струны, а через миг нить исчезла.

— Теперь, когда с формальностями покончено, надеюсь, вы ответите на мой вопрос? — с надеждой спросила она.

— Эту книгу я нашла в библиотеке Блэков и с разрешения Сириуса взяла почитать.

— Хм, значит, я все-таки не ошиблась, назначив Вам встречу. Дело в том, что когда я прочла ваше письмо, то очень удивилась, когда наткнулась в нем на упоминание об этой книге. Во всей Англии на данный момент существует всего лишь три экземпляра, остальные были уничтожены по приказу Министерства примерно четырнадцать лет назад, когда проводились активные обыски имений чистокровных волшебников, которых подозревали в связи с Пожирателями смерти. В свое время, признаться, я интересовалась этим разделом магии, поэтому и наводила справки о владельца этих фолиантов. Один из них вы держите в руках, второй находится в Малфой-мэноре, но Люциус ее от меня спрятал, к тому же его экземпляр написан на румынском языке. Что касается третьего, скажите Гермиона, знаете ли Вы, кто написал «Магию крови»? — поинтересовалась она.

— Нет, миссис Малфой, к сожалению, титульный лист с именем автора как будто приклеился к обложке, вот взгляните, — протянула я ей книгу. Несколько минут она внимательно изучала ее, с благоверным трепетом перелистывая страницы, а затем продолжила:

— Это пособие написал волшебник по имени Яремир Драгош. Насколько мне известно, в XVI веке во время турецкого похода на Венгрию, он был обращен в вампира, но при этом сохранил возможность колдовать. Последний экземпляр хранится у него. Только вот вряд ли Вам удалось бы заполучить и его. Драгош редко задерживается на одном месте. Я навела справки после того, как получила Ваше письмо. Он сейчас пребывает в Англии, но с волшебным миром его связи давно оборваны… Хотя если кто и мог бы помочь восстановить текст ритуала, то только он. Таким образом, все указывало на то, что если Вы и могли найти эту книгу, то только в доме моих предков. А мой непутевый кузен — единственный из ныне живущих Блэков.

— Причем здесь Сириус? — удивленно поинтересовалась я.

— Видите ли, мисс Грейнджер, он как раз и является той причиной, по которой я сейчас здесь нахожусь. То, что его выжгли из гобелена, само по себе ничего не значит. Это всего-навсего картина. Если бы его по-настоящему хотели изгнать из рода, то он бы не носил сейчас фамилию Блэк, сама магия бы этого не позволила. Несколько лет назад он чудом избежал смерти и исчез в неизвестном направлении. Тогда во всей этой истории был замешан мой крестник, что дало мне возможность предположить, что Вам известно его место нахождения. Сейчас именно Сириус является главой рода. Смею полагать, однако, что Вы, как магглорожденная, можете и не осознавать, что это значит, — ее голос был полон плохо скрываемой иронии и в то же время радости. Нарцисса Малфой перебирала бусинки на браслете, надетом поверх кожаных перчаток — это был верный признак беспокойства и нетерпения.

— Глава рода сохраняет свое влияние даже на женщин, которые в девичестве носили эту фамилию. И предоставляет защиту в случае опасности. Чего Вы боитесь, миссис Малфой? — почти шепотом произнесла я, но в лесу царила такая тишина, что казалось, будто я кричу.

— Что ж, пожалуй, я Вас недооценила. Драко был прав, называя вас невыносимой всезнайкой, которая постоянно что-то зубрит, потому и учится лучше него, — усмехнулась аристократка.

— Я бы попросила воздержаться от подобных высказываний в мой адрес, — спокойно произнесла я, скрывая свое раздражение. В этот момент она снова начала казаться мне такой же мерзкой, как и ее сыночек.

— Глупая, я не оскорблять тебя сюда пришла. Спросишь, почему не требую от тебя клятв молчания о том, что собираюсь поведать? Думаешь, не боюсь того, что ты можешь об этом кому-то рассказать? — сказала она и рассмеялась, вот только от смеха ее отчего-то все внутри похолодело. Быть может, все ее слова — ложь, искусно расставленная ловушка на живца? Но в этот момент она уже не походила на холеную аристократку. Сейчас она казалась мне просто сломленной, немного безумной женщиной. Даже если бы я не знала о том, что она — сестра Беллатрикс, в эту минуту не смогла бы не отметить поразительную схожесть между ними. Было в них какое-то сумасшествие и обреченность. У обеих.

— Если хотите, я могу дать Вам обет,— предложила я, однако моя собеседница лишь отрицательно покачала головой.

— О, в этом нет никакой необходимости… Ты, наверное, сейчас недоумеваешь, почему я так себя веду. Это все свобода, всего глоток воли после долгих лет заточения в золотой клетке… — закружилась она по поляне, распуская волосы, убранные в косы. — Скажи, ты когда-нибудь любила по-настоящему? Впрочем, не отвечай, вижу, что нет. Молчи, не перебивай, а то собьюсь, — она приложила пальчик к губам, заметив, что я собираюсь что-то сказать в ответ. Эта женщина пугала меня, но в то же время притягивала. Несмотря на то, что мы находились на поляне посреди леса, темнело, и мне уже давно пора было отправляться в замок самостоятельно или позвать на помощь Добби, я просто стояла и слушала эту женщину, с каждой минутой удивляясь все сильнее.

— Знаешь, Гермиона, в жизни любой ведьмы рано или поздно наступает момент, когда просто необходимо выговориться. Все эти годы я жила в ожидании. Когда ты прислала мне копию того письма, написанного на обрывке маггловской тетради, у меня появилась надежда, что я смогу исполнить обещание, данное Лили, девушке, которая была моей лучшей подругой, делила со мной горести и радости. Она просила меня позаботиться о Гарри после ее смерти. Предвижу твой следующий вопрос. Нет, мне неизвестно, что за ритуал она собиралась проводить. Знаю только, что таким образом она собиралась защитить своего сына. А еще она говорила о дарах… Видимо, это было как-то связано с ритуалом, но она так и не призналась, что у нее за способность. Ты ведь слышала о них? Если нет, то я пришлю тебе одну книгу, почитаешь. У меня все равно сейчас нет времени объяснять все в деталях. Скажу лишь, что филин, которого ты видела, это мой дар. Я врожденный анимаг. Когда мне было пятнадцать, и я удирала от своих кузенов, то случайно обратилась в птицу и улетела. Все началось тогда, в ту весну. Воспоминания причиняют мне боль, но ощущая ее, я чувствую, что все еще жива, что воздух которым я дышу, все еще не кончился… Наверное, я какая-то неправильная аристократка, потому, что все самые важные события моей жизни связанные с такими как ты, магглорожденными волшебниками. Сначала Лили. Потом он. Сириус наверняка рассказал тебе о нравах моей семьи? Но тогда мне было на это совершенно наплевать. Он был моим дурманом, самым страшным запретом… Его поцелуи впитывались в кожу. Нет, они проникали глубже в саму душу. А потом все закончилось, в один миг. Я узнала, что беременна, но понимала, что моя семья никогда не позволит этому ребенку жить… — ее голос казался хриплым, надломленным, от ее шепота почему-то хотелось закричать. По лицу катились слезы. Казалось, что в этот холодный вечер она отпускает себя…

— Шла война… Он погиб в стычке с Пожирателями. Я тогда скрылась от мира на Гриммо, просто после Пасхальных каникул не вернулась в школу. А ребенок… Роды длились почти сутки, мне казалось, что я умру от той кошмарной боли. Я будто сгорала изнутри. А семья, они сказали, что мой сыночек умер. Но я до сих пор, спустя столько лет не верю в это. Скорее всего, они просто подбросили его в какой-нибудь маггловский приют, как собаку. Шестой курс прошел, как в тумане. Но потом появился Люциус. Ты не поверишь, но тогда он не казался мне бесчувственным монстром. О том, что он был одним из Пожирателей, я узнала лишь после свадьбы… Тогда и началась моя амбивалентность, продолжающаяся по сей день. Я люблю и ненавижу своего мужа одновременно. А еще я устала бояться за свою жизнь. Наверное, я слабая, но мне так хочется спрятаться ото всех, в особенности от Волдеморта! Но самое обидное то, что мой Драко во всем подражает им, — ее глаза гневно сверкнули, а губы растянулись в хищной усмешке. Настоящая ночная птица.

— Нет, Вы не слабая, просто иногда жизнь бывает непомерно тяжелой, — прошептала я, вглядываясь в вечернее небо, которое просматривалось сквозь ветви деревьев.

— Если ты можешь, устрой мне встречу с братом… — обреченно попросила она.

— Нет, простите, но это невозможно. У меня нет никаких оснований доверять Вам, особенно когда дело касается Сириуса. Вы— жена Пожирателя смерти, мы по разные стороны баррикад, — произнесла я бесцветным деловым тоном. Какая-то наивная часть меня верила в ее искренность, но однажды я и Гарри уже доверились чувствам, и это стоило Бродяге жизни. Надвигалась война и ее отголоски былы слышны уже сейчас, поэтому о юношеской беспечности и доверии людям придется на какое-то время забыть.

— Понимаю... Ты не хочешь, чтобы его поймали, и боишься угодить в западню... Что ж, это не оставляет мне выбора. A iure, agnoscere magicae benevolumque patrem Júdica!*— воскликнула волшебница, и из ее палочки вырвался серебристо-зеленый луч, принявший облик ворона, птицы изображенной на гербе. Она говорила правду, иначе магия рода не приняла бы ее клятву. Что ж, возможно теперь, у нее появился шанс увидеться с братом.

— Если хочешь, могу даже Непреложный обет дать, что не собираюсь подставлять или каким-то иным способом вредить своему кузену, — с надеждой произнесла Нарцисса.

— Предложение, конечно, лестное, но я думаю, что Вассальной клятвы для Вас более, чем достаточно. Однако, если по вашей вине с его головы упадет хоть один волос, я вас из-под земли достану. Добби! -наконец решилась позвать эльфа.

— Чего желает мисс Гермиона? — поинтересовался он, склонившись в приветственном поклоне.

— Что он здесь делает? — удивленно поинтересовалась волшебница.

— Добби — друг Гермионы, Добби пришел на помощь, — продолжал изливаться домовик.

— Я вам потом объясню, хорошо?— рассеяно пробормотала я, и увидев согласный кивок в ответ продолжила, -Добби, скажи Сириусу, что я срочно жду его в назначенном месте, а затем вернись за нами, — попросила я эльфа, который, на удивление не стал задавать лишних вопросов, а просто растворился в воздухе. Согревающие чары, наложенные Нарциссой, начали спадать, но я была настолько взбудоражена тем, что рассказала мне эта женщина, что не обращала на это внимание. Слишком много навалилось на меня за какие-то сутки. Казалось,что если сегодня стрясется что-то еще, то моя голова просто лопнет от информационной перегрузки. Переживания за родителей, вампиры, Анастасия де Гранже с ее секретами, и вот теперь эта исповедь Нарциссы... Сначала Сириус, теперь она. Как будто Блэки сговорились использовать меня в качестве жилетки...

Нарцисса задумчиво смотрела куда-то вдаль, опираясь на ствол березы. Начался небольшой снегопад, и я невольно залюбовалась причудливым танцем снежинок. Они существовали лишь короткий миг, здесь, в воздухе, по отдельности, упав же на землю, они становились частью единого цельного покрова, растворялись в нем. Совсем, как люди. Ведь сливаясь с толпой, мы тоже теряем свою индивидуальность...

Из размышлений меня выдернул звук хлопка трансгрессии — это вернулся Добби. Он сказал нам взяться за руки между собой, а затем протянул нам свои крохотные ладошки, и мы исчезли, оставив позади заснеженную поляну зимнего леса...

* * *

Выручай-комната встретила нас полумраком, потрескиванием дров в камине и запахом хвои. Сириус сидел на диване и грелся у огня, размышляя о чем-то своем. Услышав хлопок, встал и обернулся.

— Гермиона, что-то случилось? — обеспокоенно спросил Блэк и тут же пораженно воскликнул, увидев свою кузину, стоящую позади меня… — Нарцисса? Что ты здесь делаешь?

— Пришла повидаться с тобой, мой дорогой блудный братец, — усмехнулась волшебница, присаживаясь в кресло напротив него. — Прости, что не смогла связаться с тобой раньше. Все совы, которых я посылала с письмами, почему-то возвращались обратно. Честно говоря, когда узнала о том, что тебя приговорили к поцелую дементора и не привели его в исполнение лишь потому, что ты снова каким-то чудом сбежал, я не на шутку перепугалась. Любишь ты играть со смертью, Сириус… — взволновано произнесла она.

— Такова моя судьба, что поделаешь. Что касается писем, то после побега мне долгое время приходилось вести кочевой образ жизни, скрываясь ото всех, чтобы предотвратить возможные попытки обнаружения моего местонахождения с помощью следящих чар на совах. Ты знаешь, я всегда хорошо к тебе относился, но людям свойственно меняться… И, честно говоря, совсем не знаю, чего ожидать от тебя,— растерянно произнес Сириус. — Как ты вообще меня нашла?

— Мисс Грейнджер, Вы позволите? — спросила Нарцисса, выжидающе посмотрев на меня. Эх, не хотела я говорить Бродяге о найденном письме и моем маленьком расследовании раньше времени, но выбора у меня все равно не было в этой ситуации — ложь причинила бы ему боль, поэтому все, что мне оставалось — согласно кивнуть. Нарцисса тут же принялась рассказывать ему о письме, которое я обнаружила на чердаке, и о том, что я обратилась к ней с просьбой помочь разобраться в этом деле. Оказалось, что Сириус и сам о чем-то подобном догадывался, ибо случайно увидел, как я отправляю послание миссис Малфой. После этого она поведала о своих душевных метаниях за последние четырнадцать лет, что они не виделись, если не считать того, как она проходила мимо его камеры в Азкабане, ибо свидания им почему-то не давали, видимо считали степень их родства не достаточно близкой, а может, имелась и какая-то иная причина…

— Спасибо, что организовала мне встречу с сестрой, Гермиона, -сказал Сириус, мягко улыбнувшись.

— Не за что, — ответила я, опускаясь в кресло напротив дивана. Завязалась легкая непринужденная беседа. Брат и сестра вспоминали свое детство и юность, как будто и не было в их жизни того ада, через который им довелось пройти… А я вдруг ощутила сожаление, ведь мою юность забрали интриги Волдеморта. Впрочем, в какой-то мере это было неизбежно потому, что став подругой Гарри, я автоматически стала проходной пешкой в этой большой шахматной игре тьмы и света. Но на ум все же пришла совершенно крамольная мысль — что было бы, если бы я сочла приглашение в мир волшебства лишь розыгрышем странно одетой женщины? Заканчивала бы школу, ходила в кино и на пикники с семьей, возможно, я смогла бы слиться с тем обществом и стать там своей. И не было бы этой угрозы войны, страха за жизни родителей, ожидания опасности. Но тогда не было бы в моей жизни Гарри, Рона, Сириуса, этой смешной когтевранки Луны... Все эти люди стали частью меня самой и без них я не стала бы той, кем являюсь сейчас...

Здесь было слишком душно, хотелось распахнуть окно и увидеть ночное небо, в надежде, что удастся увидеть луну сквозь тяжелые снежные тучи. И, комната, угадывая мои желание, создала для меня его. Распахнув створки, я впустила холодный порыв ветра, подхвативший белокурые волосы Нарциссы, которые струились по хрупким плечам золотистым водопадом. Внезапно она запела какую-то песню на неизвестном мне языке, кажется, это был польский. Ее голос был переполнен грустью и нежностью, несмотря на то, что я не знала ни слов, ни их значений, я понимала, о чем она поет... О той любви, которой не страшно ни время, ни расстояние...

— Все еще помнишь его? — почти шепотом спросил Блэк.

— Всегда буду, — ответила она, прислонившись к оконном стеклу.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь, Нарцисса? — поинтересовался Блэк.

— Я предоставляю сведения о том, что происходит в Мэноре, в обмен на родовую защиту и развод с твоей помощью, в случае опасности для моей жизни или жизни Драко, он, хоть и непутевый, но я не переживу, если с ним что-либо случится, — уверенно произнесла женщина, облокотившись руками о подоконник.

— Хорошо, это в моих силах. Скажи, у тебя сохранился осколок зеркала рода? — поинтересовался Бродяга.

— Да, конечно, — произнесла Нарцисса и принялась искать что-то во внутренних карманах своего полушубка. Наконец она извлекла небольшой футляр, в котором лежал треугольный осколок, и протянула его брату. Сириус тут же принялся что-то шептать над ним и делать какие-то замысловатые пассы. Наконец, когда зеркальце на мгновение замерцало голубоватым светом, он сказал, что закончил, и протянул его волшебнице, сообщив пароли для связи с ним и мной.

Часы гулко пробили час ночи, и Нарцисса засобиралась обратно в поместье, ибо более длительное отсутствие в поместье могло создать для нее массу неприятностей. На прощание она порывисто обняла Сириуса за шею. В этом момент не существовало гордой аристократки со сломанной судьбой или беглого узника самой мрачной тюрьмы мира, были только брат и сестра, которые были рады увидеться после долгих лет разлуки, и теперь снова расставались с обещанием поддерживать связь. А я отчего-то почувствовала себя лишней, как будто подглядываю в замочную скважину…

Отстранившись от Блэка, Нарцисса вдруг подошла и обняла, и меня тоже. От нее веяло морем и свежестью, если бы я не знала, что она обращается в филина, то легко смогла бы представить ее в облике чайки, пролетающей над уносящимися вдаль кораблями.

— Спасибо Вам, мисс Грейнджер. Вы не представляете, как много для меня означает эта встреча. И берегите себя,— сказала волшебница, и, распахнув окно настежь, выпорхнула в ночное небо, унесенная ветром свободы…

Засобирался уходить и Сириус, но мне совершенно не хотелось возвращаться в свою гриффиндорскую спальню. Плевать на Лаванду и Парвати, пусть сплетничают, сколько хотят на этот счет!

— Останься, пожалуйста, не уходи, — прошептала я. Заметив, что я дрожу, мужчина запер окно, и подойдя ко мне, потрогал мой лоб теплой, немного шероховатой ладонью.

— Мерлин, Гермиона, да у тебя жар! Ну, Нарцисса, попадись мне еще на глаза, я тебе задам трепку. Совершеннейшая безответственность! — воскликнул Блэк.

— Пожалуйста, не кричи, у меня голова побаливает. И я сама виновата: мне стоило прочесть письмо, прежде, чем хвататься за бутоньерку, — пробормотала я, чувствуя, как слабость накатывает на меня. Похоже, эта ночная «прогулка» вылезла мне боком. Все тело ломило, по голове как будто сковородкой настучали, а еще было душно и жарко.

— Прости, присядь вот здесь, — указал он на место на диване у камина. Его голос был полон ноток беспокойства и заботы. Наколдовав теплый плед и укрыв меня, он позвал Добби и приказал ему принести Бодроперцовое зелье и немного огневиски, а сам уселся рядом со мной и слегка приобнял меня. Через несколько минут эльф вернулся со всем необходимым, и я, выпив зелье, улеглась на диван, положив голову Сириусу на колени. От него пахло чем-то пряным и какими-то травами, совсем, как на воображаемом мной поле во время тренировок по Окклюменции. Он принялся гладить меня по макушке и перебирать мои непослушные пряди, рассказывая о том, как уговаривал Римуса промолчать о печати вампиров. На мой вопрос, зачем они ее вообще поставили, Сириус ответил, что у него имеются кое-какие предположения на этот счет, но ему необходимо вначале их проверить.

Через какое-то время вновь воцарилась тишина, лишь часы-ходики тикали на стенке. Блэк сидел рядом, полностью погруженный в свои мысли, от чего меж его бровей залегла складочка. По правде говоря, такая серьезность и сосредоточенность совершенно не шла ему, хотелось ляпнуть что-нибудь невпопад, чтобы его губы растянулись в улыбке.

Бодроперцовое зелье потихоньку начинало действовать, снимая ломоту и головную боль, но температура упорно не желала падать. И словно в тумане, в ушах все еще звучали слова Нарциссы:"Ты когда-нибудь любила?" Я не знала ответа на ее вопрос. Раньше мне казалось, что я люблю Рона... Вспомнились собственные переживания на четвертом курсе, слезы в подушку, потому, что он не пригласил меня на Святочный бал, неловкие первые поцелуи с Крамом в тишине Хогвартской библиотеки. Мне казалось очень важным заставить Рона ревновать. Но после той сцены, что он устроил во время праздника, во мне что-то надломилось… Моя первая юношеская влюбленность постепенно сошла на нет. Быть может, в той, другой реальности, до того, как я повернула стрелки маховика времени, что-то и было возможно, но перелистывая страницы старых дневников, я вдруг осознала, что для окружающих завтра — всего лишь мое вчера, и только изменяя историю, я смогу двигаться вперед. И тогда я отпустила этого беспечного рыжего мальчишку с веснушками потому, что никогда не смогла бы стать для него чем-то вроде Молли Уизли. Потому, что я другая…

Потому, что я все чаще ловлю себя на мысли, что мне уютно и спокойно рядом с Сириусом. Нет, это еще не любовь, только искры зарождающейся симпатии и привязанности. Я знаю, что существует слишком много препятствий. Ему почти тридцать пять, мне всего шестнадцать. Он крестный моего лучшего друга… Но это оказалось ловушкой для меня. Повернув стрелки хроноворота, я обрела нечто большее, чем просто возможность спасти его жизнь. На часах четыре утра, уставшая и измученная, я проваливаюсь в сон. И где-то на периферии сознания, до меня доносится мой собственный тихий шепот:

— Ты мне нравишься, Сириус…

* лат. По закону признаю магию рода отца судией!

P.S в группе закинула ссылку на видео, иллюстрирующее историю Нарциссы.

Как вы думаете, что за ритуал все-таки провела Лили и какой у нее был дар? Как отреагирует Сириус на слова Гермионы?

POV Сириуса

Again and again I try

to understand the demons inside your head

But the truth is

you love them to death

Within Temptation — The Last Time

Я иду по бескрайнему полю. Вокруг ни души, только небо над головой и целое море из колосков, которые щекочут босые ноги. Ветер в волосах, на душе — ощущение свободы. Моя белая распахнутая рубашка развевается, словно парус корабля, ушедшего в дальнее плаванье. Я вдыхаю запах трав, и, кажется, что прошлое на миг оставляет меня, что не было этих лет, когда жизнь во мне едва тлела, подпитываемая лишь жгучим желанием не умирать. Не умирать ради Гарри. Ради мести за убийство лучших друзей. Но сейчас, в этот момент все это кажется неважным, незначительным, я просто растворяюсь в окружающей меня природе, падаю в этот золотистый океан и кладу руки под голову. Закрываю глаза и слушаю шум ветра…

Внезапно до меня доносится тихое: «Сириус». Поднимаюсь и оборачиваюсь на зов. Она бежит ко мне в легком белом платье, темно-рыжие волосы разметались по плечам, слегка взлохмаченные ветром. Марлин протягивает ко мне руки и улыбается, а я стою, не в силах сдвинуться с места.

— Любимая, это ты? — шепчу я, уставившись на нее удивленным и недоверчивым взглядом. Она смеется заливисто и звонко, нарушая тишину.

— Ты совсем не изменился, милый.

— Но ведь тебя, нет… Ты ушла, оставила меня одного… Помнишь, ты обещала тогда, перед рейдом, что вернешься? — мой голос дрожит.

— Меня нет, но я все еще существую здесь, в тебе, в твоем сознании… Отпусти меня, больно мне. Я хочу уйти за грань этого бренного бытия. Ты всегда будешь помнить меня, но нас больше нет. Умерло наше вчера, сгорело в пожаре сегодня, а завтра уже не будет… — обреченно произносит она. Значит, это всего лишь сон, только игра воображения, но тогда… я не хочу просыпаться. Она подходит ко мне и проводит рукой по щеке, я пытаюсь прикоснуться к ее ладони, но ощущаю лишь пустоту перед собой.

— Марлин… — шепчу я словно в бреду. Ясное небо вдруг затягивается свинцовыми тучами, в воздухе пахнет озоном, от чего создается ощущение тяжести. Она улыбается и убегает от меня по полю, послав на прощание воздушный поцелуй.

Начинается ливень, но я продолжаю следовать за ее легкой, почти прозрачной фигурой. Рубашка липнет к телу, но мне все равно. Поле кончается, и мы оказываемся перед обрывом, на самом краю утеса, а под ним пенится и бушует море. Она останавливается, и я подхожу к ней сзади, пытаясь обнять за плечи и развернуть. Девушка оборачивается… Но это уже не моя Марлин.

Передо мной стояла Гермиона. По каштановым волосам стекают струйки воды, обнаженные плечи немного покрыты гусиной кожей, она прижимает к себе сиреневую лилию и ее глаза горят каким-то озорным блеском. Грейнджер тянет меня за руку на поле, кружит и вовлекает в какую-то безумную чехарду. Вскоре, запыхавшиеся и усталые, мы падаем в промокшую траву, нас поливает теплый летний дождь, смывая отчаяние, недосказанность и ложь.

Гермиона молчит и долго-долго вглядывается в мое лицо, кажется, что она пытается запомнить каждую черточку. В ее глазах читается грусть и нежность, она нервно закусывает губу, и собирается с мыслями. Переплетает наши пальцы и шепчет чуть слышно: "Ты мне нравишься, Сириус". Сердце гулко ухает, пропуская удар. Это всего только сон. Это не может быть правдой. Я пытаюсь что-то сказать, но она останавливает меня, прикладывая палец к моим губам. "Молчи" — выдыхает она, и снова тянет меня куда-то. Вскоре мы оказываемся в каком-то небольшом охотничьем домике. Здесь темно, пыльно, и пахнет сыростью. Она снимает промокшее платье и укладывается на медвежьи шкуры, разложенные на полу. А я стою, как молнией пораженный, не в силах отвести взгляд от этой картины. Было в этом что-то неправильное, и в то же время притягательное. Между нами ничего не должно быть, только пропасть длиною в долгих девятнадцать лет… Тогда почему я чувствую себя таким живым рядом с ней?

Гермиона прижимает к обнаженной груди ту самую лилию и улыбается чему-то своему, только ей понятному. И в темной комнате вдруг становится очень светло, как в ясный погожий день. Цветок в ее руках внезапно вспыхивает ярко-алым пламенем и окутывает ее хрупкую фигуру. Она смеется, а я пытаюсь потушить огонь, подхватываю ее на руки и позволяю языкам огненной стихии поглощать и меня. Со всех ног бегу к обрыву, Грейнджер внезапно начинает кричать от страха и боли. Взявшись за руки, мы падаем с обрыва и растворяемся в волнах неспокойного моря.. Вынырнув из-под толщи воды, я просыпаюсь…

На часах шесть тридцать утра, в комнате царит тишина, нарушаемая лишь тиканьем секундной стрелки. Гермиона спит, положив голову мне на колени, ресницы ее слегка подрагивают, как будто ей снится что-то неспокойное. Каштановые волосы разметались по сторонам мягкими волнами, она дышит хрипло, с надрывом. Прикладываю руку ко лбу — температура, похоже, и не думает спадать. Даже Перцовое зелье не помогает…

Впрочем, я никогда не был силен в лечебной магии, в отличие от той же Лили, которая часто потешалась над моими потугами самостоятельно перебороть простуду, заработанную в процессе поедания мороженого в середине февраля. Поэтому все, что мне оставалось — это отнести ее в Больничное крыло. Сосредоточившись, я мысленно попросил Выручай-комнату создать для меня временный проход в святая святых мадам Помфри.

Наложив на Гермиону сонные чары, я подхватил ее на руки и начал спускаться вниз по каменным ступенькам. Рядом со мной по воздуху плыл фонарь, освещая мне путь. Казалось, что вереница переходов и лестниц вниз никогда не кончится. Спящая девушка вовсе не была тяжелой, но спуск с седьмого на первый этаж все же занял у меня около двадцати минут. Наконец, впереди задребезжал едва заметный свет,

Больничное крыло встретило меня тишиной и смесью разнообразных запахов лечебных средств и почему-то шоколада. Скорее всего, его тоже прописывали больным в определенных случаях. Но больше всего меня поразило практически полное отсутствие пациентов. Только две кровати были отгорожены ширмой. Стараясь двигаться как можно тише и осторожнее, я положил Гермиону на свободную кровать и укрыл одеялом. Какое-то время я просто стоял и наблюдал за спящей девушкой. Сейчас она напоминала мне маленького беззащитного котенка, которого хотелось согреть и не отпускать… Но мне пора было уходить — послышались осторожные шаги школьной медсестры, которая, очевидно, проснулась, чтобы совершить утренний обход пациентов. Юркнув в проход, я вновь оказался вовлеченный в подъем по мириадам ступенек. Покрытые паутиной стены и обветшавшая лестница навевали уныние и отчаяние, напоминая мне о моем ночном видении. Марлин снилась мне почти каждую ночь в течение всех этих лет, иногда в компании Джеймса и Лили, но никогда так ярко, как сегодня. На какой-то момент я даже не осознавал, что сплю. Мне казалось, что все происходит со мной наяву, настолько это было реалистично. И от этого я ощущал растерянность и какую-то опустошенность, как будто я потерял что-то важное. Но я не мог позволить отчаянию захватить меня. Не здесь, не сейчас... Мысли в голове путались, словно разозленный улей пчел, но я все же выхватил из них одну идею и принялся ее воплощать.

Поднявшись в Выручай-комнату, я уселся на диван и вытащил из кармана сквозное зеркальце. Повертев его в нерешительности, я все же произнес пароль: "Пересмешник", и прозрачная гладь стекла задребезжала, мерцая голубоватым светом. Какое-то время ничего не происходило, а затем в зеркале появилось немного размытое отражение взъерошенного и сонного крестника, во взгляде которого читалось беспокойство.

— Сириус, что-то случилось? Почему ты будишь меня в такую рань? — обеспокоенно спросил Гарри, зевнув.

— Прости, что потревожил твой сон, но информация и вправду важная. Во-первых, Гермиона находится в Больничном крыле... — начал было я, но крестник перебил меня.

— Что с ней? — испуганным голосом спросил он.

— Она сильно простудилась. У нее жар еще с ночи, я дал ей Перцовое зелье, но оно не помогло и мне пришлось отнести ее в Больничное крыло. Я думаю, мадам Помфри поставит ее на ноги уже к вечеру, — усталым голосом произнес я.

— Но как она могла заболеть, если мы нигде не мерзли и даже из замка не выходили? — поинтересовался крестник.

— О, это твоя крестная постаралась, Гарри. Нарцисса Малфой. Она додумалась назначить Гермионе встречу в Запретном лесу, вложив в письмо портал, не предупредив об этом. Поэтому, когда твоя подруга оказалась в лесу, на ней не было мантии, она осталась в спальне. Вот Гермиона и замерзла.

— Постой-постой... Нарцисса Малфой — моя крестная? Но почему я об этом никогда не слышал? — взволнованно произнес Гарри.

— О, это долгая история, которую лучше рассказывать при встрече. Если хочешь, можешь поинтересоваться у Гермионы, она в курсе. А я сейчас немного спешу. К тому же, ты не мог бы одолжить мне мантию-невидимку, я вечером ее верну? — попросил я крестника.

— Да, конечно, — ответил он, пожав плечами.

— Хорошо, тогда я сейчас пошлю к тебе Добби.

Отдав необходимые распоряжения домовику, я отхлебнул огневиски из бутылки, стоявшей на журнальном столике. Жидкость обожгла горло, помогая сбросить остатки сна. Через пару минут вернулся Добби со свернутой вчетверо мантией-невидимкой и, набросив ее, я попросил его переместить меня на Хайгейтское кладбище.

Я шел по скрипучему, ослепительно белому снегу, протаптывая себе дорогу. Домовик же заметал мои следы. В восточной части Хайгейта царила угнетающая тишина. Впрочем, подобные места и не могли производить иной эффект…

Среди надгробий в готическом стиле, калейдоскопом сменяющихся перед глазами я искал только одно. Я не был здесь уже более двенадцати лет, но казалось, что мой последний визит был только вчера…

К горлу подкатил ком. Если бы я мог, то, наверное, заплакал бы. Но Блэки не имеют право на слабость. Это правило я усвоил еще в детстве, и оно было, пожалуй, единственным, которое я не старался нарушить. Но приказав Добби оставить меня одного, я дал волю эмоциям. Перед глазами мелькали картинки из прошлого, хотелось кричать, но из моего горла сейчас не вырвалось бы и звука…

Передо мной был памятник в виде ангела, сделанный из белого мрамора, и табличка: «Марлин МакКиннон. 1960-1978. Memoria aeterna est, et mundus facit». Пока не иссякнет мир…

Я упал на колени, и мантия едва не слетела с моих плеч. Вслушивался в тишину, которая говорила со мной ее голосом. На улице потеплело, и начал лить дождь, совсем как во сне… Это было странно, но придя сюда, я вдруг ощутил какое-то облегчение, которое искал уже давно. Как будто с этим дождем в землю уходит не только влага, но и прошлое. Достав из кармана палочку, я очистил надгробие и наколдовал букет белых лилий.

— Спи спокойно, любимая. Со мной ничего не случится, обещаю…

Внезапно я услышал какой-то шорох и обернулся. Немного правее меня у могилы стояла женщина с русыми волосами, отливавшими рыжиной, в мантии с капюшоном, наброшенным на голову. В руках она держала странные синие розы и что-то шептала. Во взгляде голубых глаз читалась грусть и нежность. Положив цветы на могилу, она перекрестилась и отошла в сторону. А дальше произошло то, чего я совсем не ожидал. Незнакомка направилась ко мне и сдернула с меня мантию-невидимку.

— Ну, здравствуй, Сириус Блэк, — прошептала она чуть слышно. Рука инстинктивно потянулась за палочкой, но она отрицательно покачала головой и продолжила.

— Я пришла с миром, а ты хочешь войны. Так дело не пойдет.

— Кто вы? Что вам нужно? — спросил я, стараясь скрыть панику.

— Меня зовут Анастасия. Впрочем, мое имя тебе все равно ничего не скажет. Это я дала Гермионе Слезу жизни, — произнесла незнакомка с легким русским акцентом и поправила сползающий с головы капюшон.

— Вы — та незнакомка из парка, верно? Ее родственница, — мозаика в голове начала постепенно проясняться.

— Можно и так сказать, — усмехнулась Анастасия. Я сделал несколько шагов в ту сторону, откуда она пришла, чтобы прочитать надпись на могиле, возле которой она стояла: «Огюст де Гранже. Дата рождения неизвестна — 30 июня 1945 год. Esse — in praesenti tempore»

— Что вы делали у могилы де Гранже? — немного резко спросил я.

— Пришла навестить могилу мужа. Такой ответ Вас устроит? — сказала Анастасия и ее усмешка померкла. — Надеюсь, обмен любезностями можно считать оконченным?

— Простите, мне мою бестактность, миссис де Гранже. Но в наше неспокойное время порой приходится задавать неприятные вопросы в целях безопастности. Итак, Вы хотели со мной о чем—то побеседовать? — поинтересовался я равнодушно-учтивым тоном. У меня не было никаких причин доверять этой особе, даже если она вероятнее всего являлась родственницей девушки, к которой я испытываю симпатию.

— Странная штука время, не так ли? Оно не линейно. Для одних оно течет со скоростью света. А для тебя все эти годы казались вечностью… Она приходила к тебе во сне? Так ведь?

— Откуда Вам это известно? — воскликнул я.

— Я что-то вроде медиума. Мне подвластно видеть прошлое и будущее, а так же отражение реальностей. И общаться с душами умерших. Но вот незадача — кроме членов семьи мои предсказания никто не будет воспринимать всерьез. Это мой дар и одновременно проклятие. Знать, что произойдет, и не иметь возможности прямо влиять события. Я могу лишь направлять, давать советы, но при этом оставаться в стороне. Иначе потеряю свой дар. Знаете, Гермионе лучше держаться от меня подальше. По крайней мере, пока. Для ее же безопасности. Не смотрите так на меня, Клянусь, что никогда не причиню ей сознательного вреда. Да будет так!— произнесла Анастасия, вскидывая палочку, из которой вырвался желтый луч.

— Как Вы узнали, что я здесь? — полюбопытствовал я, облокотившись о ствол какого-то дерева.

— О, это совсем не сложно. Вы крайне неосмотрительно отослали эльфа домой. Взгляните сами — Ваши ботинки оставляют довольно-таки отчетливые следы, а вот здесь, на том месте, где Вы стояли, они обрываются. Это говорит о том, что человек либо аппарировал с этого места, но это маловероятно, потому, что следы совсем свежие, а я нахожусь здесь около двух часов. Либо он все еще здесь, но находится под какими-то чарами невидимости. Я всего лишь решила это проверить,— незнакомка говорила складно убедительно, но у меня создавалось впечатление, что все ее слова — лишь умело продуманная байка. Впрочем, докопаться до истины мне все равно не удастся. Анастасия де Гранже излучала силу и уверенность в себе. Несмотря на внешнюю хрупкость, она была не из робкого десятка.

— Ясно, — как-то устало произнес я, отводя глаза в сторону.

— Грядет великая битва, но вы ее не выиграете, если вас будет только трое или четверо. Вам понадобится армия. Поэтому я советую Вам постараться наладить контакт с некоторыми представителями волшебных рас. В частности вампиров.

— Постойте-постойте. Уж не вы ли натравили на дом Гермионы вампиров? — раздраженно произнес я.

— Вампиров? Нет. Я не имею к ним ни малейшего отношения. Они что-то натворили? — поинтересовалась она..

— Но ведь это вы были в тот день у дома Грейнджеров… — предположил я.

— Ладно, не стану отрицать, что это была я. По личным причинам, которые я пока не могу Вам озвучить. Я очень Вас прошу, берегите Гермиону. Она единственная, что у меня осталось.

— Можете не сомневаться, мэм. Я и сам не смогу спокойно жить, если с ней что-нибудь случиться, — сказал я, заметив улыбку на лице этой странной ведьмы.

— И еще одно. Марлин передает, что она останется твоим ангелом-хренителем земным. Но для этого ты должен перестать жить прошлым. Упиваясь своей болью, ты не решишь проблем и не выиграешь войны. И ничего не бойся. Страх — это слабость. Всегда иди до конца, даже если надежды нет.

— Спасибо, — пробормотал я, усмехнувшись чему-то своему.

— Тогда до встречи, Сириус Блэк,— сказала Анастасия и растаяла в воздухе.

Какое-то время я стоял, наслаждаясь тишиной и одиночеством. А затем набросил мантию-невидимку и с помощью Добби аппарировал на площадь Гриммо. Оказавшись в своей комнате, я спрятал нашу с Марлин совместную фотографию в верхний ящик секретера. Анастасия была права. Как бы ни было сложно, нужно уметь отпускать людей, перелистывая страницу своего бытия. А сны, какие бы они ни были яркими, должны оставаться под покровом ночи и не тревожить душу со светом солнца. Дождь все еще барабанил по стеклам, но буря в моей душе постепенно начала угасать…

Memoria aeterna est, et mundus facit — Память вечна, пока не разрушится мирозданье.

Esse — in praesenti tempore. Бытие — это присутствие во времени. Девиз экзистенциалистов.

Комментарий автора: в группе выложен коллаж ко сну Сириуса. Эта глава далась мне очень непросто, если честно. И мне бы очень хотелось услышать о ней мнение...

Саунды: Тина Кароль — Ніжно, Rob Dougan — Nothing at all.

POV Гарри

"Як плакала в полоні теплоти,

Розлючені були я і ти,

Налякана, вона рахує дні,

Які живуть на стіні..."

Тина Кароль — Ніжно

Я стоял на площадке Астрономической башни под покровом мантии-невидимки, которую мне несколько часов назад вернул крестный, и вспоминал события прошедшего дня. Ночь окутала Хогвартс и его окрестности, но мне не спалось. Я часто приходил сюда и раньше, потому, что это было единственное место в замке, где можно было побыть наедине с собой. Промокшие ветви деревьев поблескивали в лунном свете, дождь давно ушел, оставляя в воздухе ощущение свежести.

Мое утро выдалось не самым радужным — Сириус разбудил меня, когда за окном еще было темно, и не на шутку встревожил. Соседи по комнате еще спали, когда я, наспех одевшись, поспешил в Больничное крыло. Гермиона лежала за ширмой на крайней кровати у окна, она выглядела необычайно бледной. Услышав мои шаги, она проснулась и посмотрела на меня испуганными глазами. Похоже, подруга совсем не ожидала, что попадет к мадам Помфри.

— Где Бродяга? С ним все в порядке? Почему я здесь? — едва слышно прошептала она, казалось, что ей было трудно даже говорить. Приподняв подушку, подруга присела на постели и принялась нервно теребить край простыни.

— Гермиона, успокойся, все хорошо, с ним все нормально. У тебя не спадала температура, и Бродяга решил, что тебе нужна квалифицированная помощь. Он вернулся домой, ему нужно поспать.

Подруга слабо улыбнулась и облегченно вздохнула. Было приятно, что есть на свете еще кто-то кроме меня, кто так же сильно переживает за крестного. Да и он рядом с ней как будто выходил из привычной для него задумчивости и оцепенения, и в его глазах зажигался живой огонек…

Поболтав с ней еще немного, я покинул Больничное крыло под причитания мадам Помфри и отправился на завтрак. Но по дороге я заметил одну странность — в кабинет к Долорес Амбридж постучалась какая-то девушка со светлыми волосами. В полумраке коридора мне не удалось разглядеть ее лицо. Это показалось мне странным. Ну, кому в такую рань было необходимо наведываться к этой жабе?!

Однако это происшествие быстро забылось в суматохе. Наскоро позавтракав под пристальные взгляды достопочтенного директора, я отправился на Травологию в теплицы, но был перехвачен Чжоу, которая затянула меня в один из безлюдных коридоров и принялась меня целовать. Когда я сказал ей, что спешу на занятие, она надула губки и упрекнула в том, что с момента возвращения в школу, я не уделяю ей внимание. Признаться, я даже оторопел от подобного напора. Оторвавшись от ее губ, я поспешил к теплицам, она шла за мной и о чем-то болтала без умолку, а я тонул в ее эгоцентризме. Не знаю, быть может, я ошибался, и это и есть нормальные отношения… Я мог воевать с драконами, балансировать на волоске смерти, но в вопросах взаимоотношения полов я был совершенно неопытным.. Кто-то сказал, что мы подсознательно наследуем поведенческие модели своих родителей в этих вопросах. Но у меня не было примера перед глазами, не было семьи… Дурсли не в счет, их отношение ко мне убивало любое, даже крохотное желание им подражать. В такие моменты мне особенно остро не хватает отца — с ним я мог бы поговорить об этом, спросить совета. Конечно, у меня есть самый замечательный крестный на свете, но я воспринимаю его скорее как старшего брата, чем старшего наставника. С Роном же на эти темы говорить было бесполезно — его знания ограничивались сведениями из статей магического аналога журнала «Men’s Health». А если к этому добавить воспоминания об испорченном Святочном бале… В общем, это было что-то из серии послушай Рона и сделай с точностью наоборот.

Пересаживая вербену, я думал о том, что чем больше я проводил времени с Чанг, тем сильнее становилось мое одиночество. Казалось, ее совершенно не заботило, что происходит в моей жизни. Она никогда не спрашивала, как у меня дела, охотно болтала о чем угодно, только не о нас… В такие моменты я ненавидел и себя, и ее, и Седрика Диггори, который был ее первой, и похоже, единственной настоящей любовью.

Холодный ветер подул, слегка приподнимая края мантии-невидимки. Я знал, что завтра горечь притупится. Знал, что мне давно уже следовало сказать ей «прощай» и ненавидел себя за неумение говорить «нет». Я никогда не стану тем, кого она так жаждет во мне видеть, но она все еще в какой-то мере нравится мне. Возможно, я слишком сгущаю краски, и такой и должна быть девчонка — беззаботной, улыбающейся и немного наивной? Но моей подругой была Гермиона: умная, начитанная, внимательная и заботливая. В ней не было вычурности и ей были чужды различные женские заморочки, о которых мне так часто сообщала моя девушка. Быть может, я подсознательно искал отражение Гермионы в Чжоу? Ответа на этот вопрос я и сам не знал…

Картинки калейдоскопом проносились в сознании. Вот немного промокший и немного взволнованный чем-то Сириус возвращает мне мантию. Гермиона все еще пребывала в больничном крыле, но ей было уже значительно лучше. Я попросил ее активировать фальшивые галеоны и отправился на первую тренировку ОД после каникул. Заклинания Патронуса давались ребятам с трудом. Впрочем, мы только начали его изучать, и даже небольшое светящееся облачко было прогрессом. Среди отряда царило смятения: во время ужина в экстренном выпуске «Ежедневного пророка» была статья, посвященная подробностям жестокого убийства Селены Клируотер, матери Пенелопы Клируортер. Неизвестно, кому могла перейти дорогу эта независимая журналистка, убийца не оставил следов. Но я предполагал, что за всем этим стоит Волдеморт и его прихлебатели. Конечно, у меня не было никаких доказательств их причастности к этому, ее могли убрать и за профессиональную деятельность. В принципе, работа журналиста предполагает определенный риск преждевременно уйти из жизни, независимо от наличия Пожирателей смерти с садистскими наклонностями, но заказчики убийств предпочитают действовать тихо, быстро и без особых мучений для жертвы…

Одним словом, сконцентрироваться на чем-то светлом и радостном было практически невозможно. Я попытался вспомнить хоть что-нибудь приятное. Перед глазами мелькали картинки: момент, когда я узнал, что я волшебник, улыбка Гермионы после случая с горным троллем, первый поцелуй с Чжоу… Лишь облачко голубоватой дымки сорвалось с палочки и мгновенно растаяло…

Примерно через полчаса, отчаявшись поднять боевой дух товарищей, я объявил, что собрание законченно и можно расходиться. Как вдруг посреди комнаты возник Добби и в сбивчивой манере сообщил, что нам лучше не выходить через привычную дверь, поскольку перед ней дежурит целый отряд членов Инспекционной дружины. Это было очень странным и подозрительным — когда мы все входили в комнату по требованию, коридор был абсолютно пуст, я лично проверил его на присутствие посторонних личностей, предметов или каких либо сигнальных чар и зашел в помещение последним. Вывод напрашивался только один — среди членов ОД завелась крыса и сливает информацию о сборах отряда.

Я стоял, прислонившись к холодной каменной стене. К горлу подкатил ком. Кто-то из нас… Эта мысль пульсировала в мозгу, словно навязчивая мантра. В любой войне есть свои шпионы и доносчики. Со временем это превращается в увлекательную игру: адреналин и чувство опасности, предвкушение быть застигнутым врасплох с одной стороны, горечь предательства, разочарование в людях и отсутствие доверия — с другой. Это было неизбежно. И это убивало. Возможно, это прозвучит наивно, но во мне все еще теплилась надежда, что все это лишь досадное недоразумение, и никакого предательства не было. Как будто слизеринцы словили удачу за хвост и просто оказались в нужном месте в назначенное время. Но в подобные счастливые совпадения я не очень-то верил. Некстати вспомнилась фигура, проникающая в кабинет жабы сегодня с утра. Интуиция подсказывала, что эти два события между собой связанны.

В отряде состояло пять девушек со светлыми волосами. Их местонахождения в тот момент мне было пока что неизвестно, но я уже мысленно пообещал себе, что выясню это в ближайшее время.

Внезапно за моей спиной послышались осторожные шаги. Я невольно вздрогнул от неожиданности и обернулся: передо мной стояла Дафна Грингасс, облаченная в брюки, дуэльные ботинки, белую рубашку и коричневую жилетку. На плечи был наброшен черный дорожный плащь. Было достаточно непривычно видеть ее в подобном образе. Я не мог вспомнить ее в какой либо другой одежде, помимо школьных мантий и платьев. Ее волосы были растрепанны, но это не выглядело неряшеством, а скорее придавало живости облику. Гринграсс достала из кармана сигареты и с помощью нехитрого заклинания прикурила одну из них. Ее тонкие пальцы крепко сжимали папиросу, а в глазах поблескивали усилием воли сдерживаемые слезы. Дафна выдохнула струйку сизого дыма и попыталась улыбнуться. Я стоял слишком близко, мне давно пора было уйти отсюда, но я не мог сделать это бесшумно — невербальные чары мы с Сириусом только неделю начали потихоньку разучивать, но особых результатов в этой области у меня пока не наблюдалось. Поэтому я просто замер в метре от нее, и струйка дыма попала в мои легкие, заставляя меня закашляться.

Гринграсс резко обернулась, и, выхватив палочку, воскликнула: «Гоменум Ревелио». Это заклинание не могло раскрыть моего места нахождения, однако указать на присутствие живого человека в радиусе ста метров вполне могло. Скрываться было бесполезно, я двинулся было к выходу из Астрономичной башни, но Дафна опередила меня, запечатав дверь «Коллопортусом». Я замер, затаив дыхание, а она поспешила к тому месту, где я стоял.

— Кто здесь? — обеспокоенно спросила она и принялась проводить руками по воздуху, как будто она искала что-то невидимое. Через какое-то время ее пальцы сомкнулись на краях мантии-невидимки, и она резким движением сбросила ее с меня, лишив убежища.

— Поттер? Что ты здесь делаешь? — спросила она, удивленно вскинув бровь.

— Это имеет значение? — огрызнулся я.

— Для меня да. У всего есть свои причины… — Дафна вздохнула и отвела взгляд в сторону. Лунный свет падал на ее лицо, от чего и без того бледная кожа казалась совсем прозрачной. Мне внезапно стало стыдно за свою злость.

— Прости. Я просто дышу воздухом, — спокойно произнес я.

— Мне уйти? — в вопросе прозвучала грусть. Было заметно, что Гринграсс чем-то очень сильно расстроена, но старается не подавать виду.

— Останься, — пробормотал я, и подошел к ней поближе. — Возможно, это не мое дело, но что у тебя стряслось?

— Поттер, я, что похожа на человека, которому нужна жилетка? — она хотела казаться уверенной, но голос дрожал. Пальцы все еще сжимали сигарету. Прислонившись к стене, она снова сделала затяжку, выдыхая облачко дыма с запахом вишни.

— Это из-за той фотографии? — предположил я. Перед глазами тут же вспыли воспоминания о том, как слизеринцы стали издеваться над ней после этого случая.

— И да, и нет. Фотография — лишь кусок бумаги. В ней нет ничего примечательного. Не могу сказать, что меня совсем не затронула эта выходка. Просто все гораздо сложнее, чем ты думаешь, Поттер, — как-то отрешенно произнесла Дафна и повернулась ко мне лицом. И тут я заметил то, чего на нем точно быть не должно. Всю правую щеку рассекал порез, который кровоточил, а под глазом красовался красный след от удара.

— Кто это сделал? — спросил я, прикасаясь к ее щеке кончиками пальцев.

— Никто. Просто упала и ударилась. Пройдет, — прошептала Гринграсс сквозь накатившие на нее слезы. Напуганная, но сильная. Независимая. Мне довелось повидать многих плачущих девушек. Их слезы ассоциировались у меня со слабостью, болью и жалостью к себе. Но слизеринка Гринграсс оказалась совсем иной…

— И именно потому ты не обратилась к мадам Помфри, чтобы залечить свои раны. Дафна, не ври, пожалуйста. У тебя это плохо получается.

— Это тебя не касается, в любом случае. Свои проблемы я вполне способна решить самостоятельно.

— Асклептио, — выпалил я, прежде чем она успела что-либо возразить. Ранка моментально затянулась, но небольшой отек все-таки остался.

— Спасибо, — пробормотала она едва слышно.

— Это ведь кто-то из твоих однокурсников? Почему ты не пожалуешься на случившееся декану? — осторожно поинтересовался.

— Как ты себе это представляешь? Мерлин, Поттер, какой же ты все-таки наивный! Если Снейп узнает об этом, станет еще хуже. В Слизерине не терпят тряпок и стукачей. Нет, мы отнюдь не ангелы. Среди нас есть очень разные люди, которые порой терпеть друг друга не могут. Но есть правила, которые невозможно нарушить. Мы не выносим сор из дому и не выбалтываем чужих тайн, — ее голос был пропитан иронией, она слегка поежилась, закутываясь в свой черный плащ.

— Но ведь это не может оставаться безнаказанным…

— А кто тебе сказал, что оно таковым останется? — зло усмехнулась девушка.

— Гринграсс, в конце концов, ты когда-нибудь перестанешь дымить? — сказал я и снова закашлялся.

— Ладно — ладно. Прекращаю травить твои геройские легкие. Так уж и быть, — попыталась отшутиться она. По крайней мере, ей стало немного легче. Я и сам не до конца понимал, зачем помогаю ей. Возможно, это была необходимость спасать всех страждущих. А мне самому помочь никто и ничто не сможет. «Какая ирония», подумал я и уселся на корточки рядом с Дафной. Возвращаться в башню Гриффиндора почему-то совершенно не хотелось. Повисла тишина, нарушаемая лишь шумом ветра. Вспомнились слова, сказанные в поезде. Гринграсс была права-метель неизбежно начнется. А происходящее с нами — всего лишь ее далекие отголоски, предвестники беды…

— Зачем ты вообще куришь? Это же вредно, — поинтересовался я, решив нарушить неуютное молчание.

— Жизнь вообще малополезная штука. Знаешь, как бывает? Один всю жизнь живет по правилам, придерживается диет и не делает глупостей, а второй — хозяин своей судьбы и волен поступать, как вздумается. И что в итоге? Первому на голову падает кирпич, и он умирает, а другой — живет два столетия, и даже саркома легкого его не берет… Я не знаю, что там нас ждет, за гранью бытия. Возможно, со смертью все и заканчивается. Я просто хочу жить, здесь и сейчас… Существовать в данную конкретную минуту… — сказала она с обреченностью в голосе. — А все остальное не имеет значения. Ты будешь плыть по течению до пункта назначения…

Время давно перевалило за полночь. Это было неправильно: ночь, Астрономическая башня, слизеринка Гринграсс и я, «золотой мальчик» факультета Гриффиндор. Но терзающие меня призраки дня вдруг померкли от яркого света Сириуса, главной звезды в созвездии Большого Пса. Как будто крестный наблюдал за нами и улыбался… Глаза потихоньку начали слипаться, затягивая меня в пучину снов…

* * *

«Полумрак пещеры, освещаемый лишь отблесками сталакитов и сталагмитов. У кромки подземного озера стоял черноволосый мальчик, в котором легко угадывался Том Риддл и делал замысловатые пасы руками. У его ног корчился и кричал какой-то подросток. В его зеленых глазах плескался чистый незамутненный страх, он умолял Тома прекратить, но тот лишь усмехнулся.

— Ну, что Стаббс, ты уже не такой грозный без своей шайки прихвостней? Боишься, правильно делаешь. Я ведь предупреждал, что не позволю обижать мою игрушку, — растягивая слова, произнес Том.

— З-зачем она тебе? — дрожащим от боли голосом осведомился Стаббс.

— О, это уже мое дело. Считай это моей маленькой прихотью,— съязвил Том, продолжая измываться над Билли. В какой-то момент, мне казалось, что он испытывает от происходящего удовольствие, но когда он повернул голову в ту сторону, где предположительно находился бы я, на его лице отразилась гримаса отвращения.

Внезапно в грот вбежала Эмили. По испуганным глазам девочки можно было предположить, что она не ожидала от Риддла подобной жестокости. Она приложила руки ко рту, сдерживая крик, а затем кинулась к Тому и вцепилась в его правую руку, так словно от этого зависела ее жизнь.

— Том, что ты делаешь? Прекрати немедленно! Том, так нельзя. Остановись, ты его убьешь! — воскликнула девочка. Риддл сделал жест левой рукой, как будто затягивая угол веревки, и крики Стаббса стихли.

— Что ты с ним сделал? Он не дышит, — испуганно произнесла девочка и попятилась назад.

— Ничего особенного. Просто временная остановка сердца. Мерлин, да не бледней ты так, Вильямс. Я не собираюсь становиться убийцей, — полным сарказма тоном произнес Том и рассмеялся.

— Зачем ты это делаешь? Ему же больно и страшно, — осведомилась Эмили, немного взяв себя в руки.

— Больно? Страшно? Вильямс, ты себя со стороны слышишь? Скажи, что ты испытываешь, когда они тебя бьют? Для них твой страх это власть. Они уйдут и забудут о тебе. А ты, ты будешь помнить...

— Но мисс Данерс говорит, что мы должны быть терпимы к ближнему своему и учиться прощать… Это и есть путь к добродетели… — начала было девочка, но ее перебил Том.

— Да, что она говорит? Ты думаешь, если бы существовало твое добро, мы бы были здесь сейчас? Опомнись, Вильямс. Для таких, как она, мы — пустое место. Твоя Данерс никогда не будет на нашем месте. Она станет пить чай и мило беседовать с полковником Фостером, рассказывая, как чудесно идут дела в приюте. Ты думаешь, мне приятно его пытать, марать руки об это отребье? Это необходимость. Он и ему подобные никогда не остановятся, до тех пор, пока ощущают свою власть. Страх за свою шкуру — это единственное, что может их остановить. Запомни, Эмили. Добродетели не существует. Есть лишь справедливость и власть. Это закон жизни. А быть палачом или жертвой решать тебе, — его голос был пропитан едкими интонациями и одиночеством. Эмили подошла и положила руку на его плечо.

— Почему ты все время называешь меня игрушкой? — с любопытством произнесла она.

— Просто я так хочу… — прошептал Риддл, и снова сделал пасс рукой, возвращая к жизни Стаббса. Эмили лишь, молча, кивнула и отошла в сторону.

— Теперь все будет по-другому, — прошептала она в пустоту. А затем повисла тишина. Лишь волны пещерного озера бились об острые камни…»

Комментарий Автора: Жду отзывов, спасибо, что вы со мной уже почти пол года.

P.S Что вы думаете о Риддле?)

POV Гарри

Tell me would you kill to save a life?

Tell me would you kill to prove you're right?

Crash, crash, burn let it all burn

This hurricane's chasing us all underground

30seconds to mars — hurricane (с)

Первым, что я увидел, когда проснулся было предрассветное небо. Утренние сумерки. Еще не день, но уже и не ночь. Бледная луна еще виднелась на краю горизонта, как будто замирая в ожидании первых багровых полосок света.

Гринграсс еще спала, положив голову мне на плечо. Все тело немного ломило от того, что я заснул в неудобной позе. Хотелось встать и потянуться, размять занемевшие мышцы, но я не решался разбудить спящую девушку.

Картинки из сна мелькали перед глазами. Пещера... Где-то я уже ее видел, причем совсем недавно. В воспоминаниях Кикимера. Конечно, я мог ошибаться в своих предположениях, и это просто два очень похожих места. Но на каком-то интуитивном уровне, я ощущал, что пещера из сна идентична той, в которой Риддл спрятал свой крестаж. Дневник он отдал своему самому преданному, как ему казалось, слуге; медальон спрятал в месте, которое было связано с его детством. В потрепанной тетрадке была заключены его воспоминания, эмоции, мечты. Медальон Слизерина же был для него символом наследия. Этим вещам он придавал особое значение, потому места, в которых они были спрятаны, не случайны. Если принять это за рабочую гипотезу, то для поиска крестражей нужно выяснить подробности его биографии, связи, контакты и мотивацию поступков, до того времени, когда он утратил свою человечность. Том из воспоминаний не напоминал то чудовище, в которое превратился после расщепления души на осколки. Что могло толкнуть его на это безумие? Зачем он так сильно желал бессмертия? Каждый из нас в какой-то мере боится умереть, исчезнуть из этого мира. В основе этого страха — неизвестность. Те, кто уходят за грань бытия никогда и никому уже не смогут рассказать, что нас ждет после смерти. Но ни один страх не может сам по себе служить поводом для того, чтобы разрывать душу на части, должно быть что-то еще, какая-то иная причина. Бессмертие — это не дар, это проклятие, потому, что на твоих глазах будут умирать близкие люди, обрекая тебя на абсолютное одиночество. Я не боялся смерти, несмотря на то, что много раз оказывался на волоске от нее. В такие моменты страха не существует, только адреналин в крови и жгучее желание выжить вопреки всему.

Где-то вдалеке послышался звон колокола, оповещающий, что сейчас семь часов утра, и студентам пора просыпаться, чтобы успеть в Большой зал на завтрак. Гринграсс зашевелилась и выскальзнула из-под мантии-невидимки. Пожелав мне недоброго утра в лучшей слизеринской манере, она принялась поправлять мантию и прическу. Котенок снова превратился в шипящую змею. Хотя, мне кажется, что это всего лишь оболочка, маска, за которой удобно прятаться. И ночное происшествие только укрепило мою убежденность в этом.

Взяв с нее клятвенное обещание, о том, что она станет молчать о наличии у меня мантии-невидимки, я проводил ее до слизеринской гостиной, а сам свернул в один из темных безлюдных коридоров и позвал Добби, попросив его переместить меня в мою спальню в Гриффиндорской башне.

Мое появление в комнате осталось незамеченным, поскольку соседи еще спали, несмотря на все будильники. Я усмехнулся и принялся выполнять свой священный товарищеский долг — будить сонных однокурсников с помощью Агуаменти, раз уж другие методы на этих сонь не действуют. Холодная вода отнюдь не способствовала хорошему расположению духа. Мокрые и злые, они принялись бить меня подушками, от чего те порвались, низвергая на нас ворох перьев. Запыхавшиеся, раскрасневшиеся, но повеселевшие, мы упали на кровать Рона и расхохотались. Легко, беззаботно, совсем по-детски. Это стало отличной разрядкой для всех, после вчерашней встряски, которую мы получили, убегая от Инспекционной дружины. Но еще больше меня развеселило лицо Гермионы, которую выпустили из больничного крыла, и она, не найдя нас в гостиной, не смогла придумать ничего лучше, чем прийти к нам в комнату, чтобы поторопить. В несколько взмахов палочки она убрала все следы нашей маленькой баталии и уселась на подоконник дожидаться, пока мы приведем себя в порядок. Я мысленно сделал себе пометку о том, что стоит на досуге немного потренироваться в бытовых чарах. Спустя четверть часа мы наконец-то отправились в Большой зал, чтобы подкрепиться и пойти на занятия. Первой парой сегодня стояли Прорицания, так что у меня имелись весьма неплохие шансы отоспаться. Дорога к кабинету Трелони лежала через зал славы. Здесь были собраны кубки по квиддичу, почётные грамоты, отличительные значки, и прочие награды, которыми школа поощряла своих учеников. Взгляд скользнул по табличке, установленной в честь моего отца за заслуги в квиддиче. Джеймс Поттер оставил после себя совсем немного вещей, но каждая из них имела свое, особое значение для меня. При взгляде на табличку я ощутил тепло, но затем оно быстро сменилось горечью — я больше никогда не смогу летать и играть в квиддич…

— Гарри, посмотри. Да посмотри же ты сюда! — воскликнул Рон.

— А? Что прости, пожалуйста, я немного задумался,— как-то отстраненно пробормотал я.

— Да вот, на стене. Это же Тот-Кого-Нельзя-Называть, так ведь? — спросил он, указывая на табличку на стене: «Том Марволо Риддл, староста Слизерина 1941-1943 год. Староста школы 1943-1944 год. Лучший ученик школы 1937 — 1944».

— Рон, говори по тише, нас могут услышать. Насчет таблички ты прав, но в этом нет ничего особенного, мы ведь еще со второго курса знаем, что Он был старостой, — спокойно ответил я.

— Но почему ее не уберут? Ведь он… — начал было Рон.

— Что — он? Ты думаешь, Волдеморт всю жизнь был таким, как сейчас? Когда-то он, как и мы ходил по этому замку и просто был подростком. Нельзя вычеркивать прошлое человека, каким бы он ни был. Это всего лишь часть истории. Представь, что было бы, если бы магглы уничтожили сведения о жизни Гитлера и немагической Второй мировой войне?

Нельзя вычеркивать ничего, чтобы не допустить повторения ошибок пришлого, понимаешь? — едва слышно произнес я. Рон, молча, кивнул и задумался. Я не был уверен в том, что он по-настоящему понял, что я имел в виду, но считал, что к таким вещам он должен прийти самостоятельно. Друг был совсем не глупым парнем, но подростковая вспыльчивость, наивность и ревность порой играли с ним злую шутку. Уже на выходе из зала славы, я обнаружил маленькую неприметную табличку с именем Эмили Вильямс. Оказалось, что она была старостой Слизерина в то же время, что и Риддл, но на седьмом курсе почему-то сложила свои полномочия, судя по датам. Интересно, где сейчас эта Эмили? И какую роль она играла в жизни того, кто когда-то звался Томом.

Прорицания, несмотря на некую сумбурность мыслей, мы с Роном благополучно проспали, под монотонную речь Сибиллы Трелони, предвещающую нам всевозможные беды и катастрофы. В воздухе витал аромат черного чая, терпкого, крепкого и в какой-то мере успокаивающего… Выпив этого напитка, мы ненадолго отключились от реальности…

* * *

В кабинете чар царила духота. На улице потеплело, и натопленные камины, которые которые топились по максимуму, уже не оставляли ощущение приятного тепла, а создавали дискомфорт. Профессор Флинтвик диктовал лекцию об особенностях чар, под названием Воздушное лассо. С помощью нехитрого заклинания Aerum Laquem можно было создать область, в которой уплотнялся воздух, вследствие чего образовывалась петля, с помощью которой можно было захватывать различные предметы и как бы связывать их. В случае воздействия таких чар на человека, он начинал ощущать нехватку кислорода, которая могла привести к удушению. Забавно, не так ли? Чары для связывания и перемещения крупногабаритных предметов могут служить орудием убийства. В принципе, если задуматься, то можно прийти к выводу, что и Люмосом можно убить, если совпадут благоприятные для этого условия. К примеру, едите вы в Ночном рыцаре, и вдруг водителя ослепили внезапной чрезмерно яркой вспышкой, он потерял управление, не включив вовремя пятое измерение,

вследствие чего не смог пройти между двумя маггловскими автобусами. В итоге, все пассажиры разбились бы насмерть. Так какой тогда смысл вообще делить заклинания на безвредные, и те, которые способны нанести ущерб, если все зависит только от цели использования? Мне вспомнились прошлые стычки с Риддлом и Турнир Трех волшебников. Я использовал простейшие проклятия и использовал в схватке с Волдемортом разоружающее заклятие вместо того, чтобы атаковать. Гермиона и члены ОД постоянно твердили мне, что я лучший в ЗОТИ, но при этом я бросаюсь Ступерфаями и Экспелиармусами, уклоняясь от зеленых лучей…

Риддл был прав в одном: нет черного и белого, есть только справедливость. А она у каждого своя. Как ветер. Для одних это освежающий летний бриз, глоток прохлады среди зноя, а для других смерч, сметающий все на своем пути… Все зависит от обстоятельств.

У него, приютского мальчика, был выбор, шанс самостоятельно определять цели и средства. У него была свобода и одиночество. Никаких ярлыков или ожиданий. А еще была странная девочка по имени Эмили, которую он называл игрушкой. Это было похоже на отрицание любых привязанностей. А он, как никто другой искал независимости, потому что это было его единственным комфортным состоянием. Так было легче, ведь остальные могли предать. Никогда не привязывайся — было его девизом. Ощущение постоянного холода и никакого тепла стало его вечным спутником…

А был ли у меня выбор? Оглядываясь в прошлое, я вижу красное, словно рак, лицо дядюшки Вернона, который с пеной у рта доказывает, что магии не существует, что это все плод моего больного воображения, и мне самое место в психиатрической клинике Бедлам. Что такие, как я вообще не имеют право жить. Я был забытым, ненужным. В то время как в волшебном мире обо мне писали как о герое света. Когда на втором курсе я остановил змею, которая хотела напасть на меня, все тут же принялись тыкать в меня пальцем и шептаться по углам что я злой волшебник. По правде говоря, до сих пор не понимаю, почему парселтанг считают даром только темных магов. Изначально этой способностью обладал греческий волшебник Гиппократ, который занимался целительством, в том числе и магглов, за что те его до сих пор почитают, а змея, изображенная на его гербе, стала символом медицины. Ничего плохого в этом точно не было. Наверное, людям просто свойственно навешивать ярлыки. Мальчик–который–выжил. Мальчик–который-лжет. Все это обо мне. Статьи в «Пророке» поначалу задевали меня, но после каникул, проведенных на Гриммо в компании Гермионы и Сириуса, подобные выпады в мою сторону стали напоминать мне маггловскую игру в Мафию. Хороший коп, плохой коп… Может быть, именно поэтому я не решался в бою использовать, сколько нибудь, опасные заклинания. Боялся перейти черту, причинить боль, потому, что когда-то сам прочувствовал на своей же шкуре, что это. Не хотел становиться палачом… Дамблдор из года в год твердил, что именно мне суждено победить Волдеморта, потому, что у меня есть сила, которая ему ненавистна — Любовь. Но темных магов не побеждают одними только эмоциями. Я много раз задавал себе вопрос, как я отношусь к Волдеморту. По идее, я должен был ненавидеть его и желать ему смерти. Должен бы считать врагом из-за смерти моих родителей и убийства Седрика по его приказу. Но я не выбирал его в недруги. Я не мог желать ему смерти. Кто дал мне право убивать? Я был амбивалентен по отношению к Темному Лорду. Волдеморт вызывал у меня отвращение, его методы достижения власти казались мне бесчеловечными. Но ненависти к нему я не испытывал потому, что это чувство разъело бы меня изнутри, постепенно разрушая и иссушая душу. Я злился на него, проклинал, мне хотелось, чтобы он просто исчез раз и навсегда из Англии. А мальчика по имени Том родом из воспоминаний и снов я понимал. Он слишком напоминал меня самого, как будто смотришь в зеркало на свою темную сторону. Много раз, сидя в каморке после ссор с дядей Верноном, я сидел и желал причинить им такую же сильную боль, которую ощущал сам. Но через какое-то время темнота успокаивала меня и весь мой запал куда-то исчезал. Я слишком легко прощал другим зло по отношению к себе, но не к своим близким...

Флинтвик закончил диктовать лекцию и раздал всем подушки, которые поднял заклинанием в воздух, от чего они начали хаотично двигаться, а нашей задачей было поймать их с помощью лассо. Стройный хор заклинаний заполнил пространство звуком. Я тоже взмахнул палочкой, и одна из подушек поплыла ко мне по воздуху, захваченная в петлю. Оглянувшись по сторонам, я увидел, как подушка Рона взорвалась, от чего он оказался засыпанный перьями. Малфой, чья подушка уже покорно лежала на столе, тут же принялся зло хохотать, слизеринцы начали напевать "Уизли — наш король", но Флинтвик наколдовал деревянный молоток и хлопнув им по столу, призывая к порядку.

Гермиона пробормотала Эскурро, очищая друга от последствий столкновения с подушкой. Лицо Рона было красным от злости, он так и порывался затеять ссору со слизеринцами, но подруга крепко держала его за руку потому, что хотела избежать потери балов. Наконец прозвенел колокол, и наше трио поспешило покинуть класс, во избежание каких-либо инцидентов. Во время обеда в большом зале к Рону подбежала сияющая Анджелина Джонсон и сообщила, что сегодня первая тренировка по квиддичу в этом году. Меня же она старалась не замечать потому, что все еще сердилась за то, что я подвел команду и вместо меня теперь играет Джинни. Рон тут же принялся обсуждать какие-то стратегии с Кэтти, Джинни и Анджелиной, а Гермиона задумчиво ковыряла картофель в тарелке.

— Что-то случилось?— поинтересовался я у нее.

— Нет, Гарри, все в порядке, я просто немного задумалась. Твоя крестная мне сегодня книгу прислала, собираюсь пойти в библиотеку, чтобы немного почитать ее в тишине. В гостиной наша сборная по квиддичу это сделать точно не даст.

— О чем книга? — поинтересовался я.

— О дарах. Я тебе потом дам почитать, хорошо? Только никому не говори об этом, — прошептала Гермиона мне на ухо. Я лишь легонько кивнул головой в ответ. Мы всегда понимали друг друга с полуслова, как будто между нами была какая-то особая связь. Гермиона — единственный человек, на которого я мог рассчитывать в любой ситуации, и за это я был ей благодарен.

— Эй, Гарри, пойдешь со мной на поле? — пригласил меня Рон. Гермиона тут же кинула на него уничтожительный взгляд. Мне хотелось сказать нет, но друг так искренне улыбался и звал с собой, что я не смог отказать ему, несмотря на то, что идти туда мне совершенно не хотелось, я был там абсолютно лишним.

После обеда все разошлись по своим делам. Гермиона — читать книгу, а мы с Роном отправились на квиддичное поле. Он на тренировку, а я просто посидеть на трибунах.

На улице было примерно пять градусов тепла, недавно выпавший снег растаял и превратился в почерневшую кашицу. Трибуны перед тренировкой высушили специальным заклинаниям, чтобы на лавочках можно было сидеть. Я облюбовал себе место на самом верхнем ярусе и принялся ждать, когда команда выйдет из раздевалки и взлетит в небо.

Я наблюдал за тем, как Рон ловит мячи и улыбается. Когда нет слизеринцев, он уверен в себе и своих силах. Анджелина, Кетти и Алисия играют с квоффлом, отрабатывая все возможные и невозможные пассы, близнецы, как всегда измываются над бладжером, а Джинни парит над полем в поисках снитча, ее рыжие волосы развиваются на ветру, словно языки пламени…

Мерлин, как же хочется подняться в небо! Но я не могу, моя «Молния» прикована кандалами к стене в подземельях Хогвартса, а я… как будто нарочно сросся с землей. Рон, простодушный милый Рон, зачем ты позвал меня с собой? Тебе всегда казалось, что ты в моей тени, тебе хотелось быть лучше, чем я или твои старшие братья. В прошлом году тебя съедала зависть за то, что я снова снискал славы, которую совершенно не желал. У тебя есть семья: верная, любящая, прощающая твои ошибки. Твой тыл. Они всегда поймут и примут тебя, каким бы ты ни был. А у меня лишь обрывки чужих воспоминаний о родителях и предсмертные крики матери, которые я слышу рядом с дементорами. Квиддич, шахматы, девочки — и вся жизнь впереди. А у меня — война, боль и смерть. Если бы ты только знал, как я хочу поменяться с тобой местами, на мгновение подняться в небо, и быть свободным хотя бы на этот короткий миг. Там, над землей, никто от меня ничего не ждет, не навязывает путь или сторону. Там я просто Гарри...

А здесь на меня устремлены сотни глаз, мое имя склоняет пресса, для одних я герой, для иных, вроде Снейпа, посредственность. Орден Феникса предполагает, что я — тот, кто должен победить Темного Лорда. Не взрослые опытные волшебники, а я, пятнадцатилетний подросток с минимальным багажом знаний...

Я поднимаюсь с места, чтобы уйти отсюда, но чей-то полный отчаянья крик заставляет меня обернуться и взглянуть в небо. Джинни Уизли падала с метлы с расстояния примерно тридцати метров над землей. "У них нет палочек" — проносится у меня в голове. Я действую инстинктивно, выхватываю палочку и делаю несколько пассов руками. "Арресто Моментум" — выкрикиваю я, но у меня ничего не выходит. Я повторяю заклинание снова и снова. Пятнадцать метров, десять... Да что же произошло? Пять метров, три... Наконец-то сработало. Джинни Уизли замирает в воздухе на высоте полутора метров над землей. Я тут же срываюсь с трибуны к ней, но меня отталкивает Рон ударом в челюсть. На его лице отражается шок и сумасшествие. Казалось, он совсем перестал воспринимать действительность адекватно.

— Рон, ты чего? Рон! — кричу я, но он лишь, молча, продолжает избивать меня.

— Это из-за тебя она упала, я видел, как ты колдуешь! Это все ты! Она заняла твое место, и ты решил ее сбросить! Ты — убийца! — повторял друг, словно мантру, его взгляд казался стеклянным, когда близнецы сообразили оттащить его от меня.

— Позовите мадам Помфри! — закричала Анджелина в отчаянии. На квиддичной мантии Джинни начало расползаться кровавое пятно. Девочка казалась очень бледной и была без сознания.

— Скорее! Сюда, она истекает кровью! — крикнула кому-то Кетти.

Внезапно виски пронзила острая боль, и начала сильно кружиться голова. Я попытался устоять на ногах, но у меня ничего не вышло...

Я упал на траву и облизнул соленые от крови губы. Сознание ускользало от меня. Крики, шум, лица — все меркнет. Перед глазами мелькают силуэты какой-то комнаты, чья-то рука выводит линии на пергаменте и слышится холодный, высокий смех. А затем — темнота принимает меня в свои объятья...

Комментарий автора: простите за задержку проды, писала курсач. Как вы думаете, кто стоит за нападениями и каким образом они осуществляются?

P.S простите, если кого-то разочаровала. И спасибо тем, кто все еще пишет отзывы. Для меня это как свет в конце тонелля мрака будней, заставляющий меня писать.

В группе появилось еще немного новых коллажей, кому интересно — велком.

Предупреждение: не бечено.

POV Гермионы

Саунд: Madonna — I surrender

Я сидела в библиотеке и листала пухлый фолиант, который прислала мне Нарцисса. Она была права — о дарах в двух словах не расскажешь... Книга, которую она прислала, была написана полукровкой, который одинаково хорошо ориентировался, как в маггловском, так и в магическом мире. Он обладал довольно необычным даром — мог понимать любую речь, даже если специально не изучал язык. Это позволило ему читать книги всех народов мира, в том числе на мандарине и суахили. Около двадцати лет он путешествовал по разным странам, собирая знания по истории магии и попутно изучая феномен даров. Из древнегреческих трактатов ему удалось почерпнуть информацию о том, когда и почему появились первые маги. Оказывается, земля разделена на множество источников первобытного волшебства. Под действием природных катаклизмов, таких как, к примеру, ледниковый период, магические родники пробуждались и приходили в движение. Это порождало изменения в коде ДНК у магглов, которые жили вблизи этих источников. Таким образом, появились первые волшебники, наделенные первобытной необузданной силой. Другие магглы не могли найти объяснения их способностям и стали считать их богами. Обитатели греческой горы Олимп и были этими первобытными волшебниками. Их истории легли в основу мифов. Их правление продолжалось до 410 года нашей эры, когда готы положили конец Западной римской империи. Потомки древних богов восстали против своих прародителей и заточили этих бессмертных существ в лабиринт Минотавра на острове Крит, потому что не могли их уничтожить, но и позволять им порабощать магглов тоже больше не собирались. Эти силы хаоса до сих пор бродят по своей многовековой тюрьме, но существует предание, что однажды придет тот, кто сможет их освободить и тогда мир утонет в океане крови, слез и боли… Прочитанное заставило меня содрогнуться, что если магом из пророчества является Волдеморт? Если это так, то мы должны остановить его любой ценой, даже если придется расстаться с жизнью…

Современные чистокровные волшебники — потомки этих древних волшебников-богов. Их магическое ядро за много веков стабилизировалось, поэтому и появление родовых даров стало полностью предсказуемым. В каждом поколении был, по крайней мере, один волшебник, обладающий особыми родовыми способностями. Автору книги удалось провести исследование ДНК членов своей семьи, которое показало, ген, отвечающий за проявление магических способностей, у всех имел одинаковую структуру. Из этого он сделал вывод, что, потенциально, даром может обладать любой представитель рода. Но в древности, когда свергли правление богов, их потомки провели ритуал, последствием которого стало то, что особые способности стали проявляться только у старших детей в семье. Подобное ограничение было призвано не допустить междоусобные войны за наследие семьи, а так же для сохранения баланса сил между родами.

Но также меня привлекла информация о том, что в случае гибели старшего ребенка в чистокровном роду способность проявлялась у следующего по старшинству наследника, независимо от пола или возраста. Волшебники не понимали, почему это происходит, но предполагали, что таким образом родовая магия предотвращала исчезновение даров в семье, видимо, это тоже был один из принципов, заложенных в ритуал.

Что касается магглорожденных, то тут дела обстояли несколько иначе. Причиной их появления так же являлась циркуляция природных сил, а так же различные катаклизмы техногенного характера. Примерно десятилетие назад количество магглорожденных увеличилось, связанно это было с Чернобыльской катастрофой в далекой Украине. Тогда произошло очередное смещение магических полей. До этого подобный всплеск наблюдался после Второй мировой войны, когда погибло очень много людей. Основной причиной враждебного отношения чистокровных к магглорожденным, является то, что магия последних непредсказуемая, гибкая, а дары более разнообразные, и их появление ничем не ограниченно. Просто банальная человеческая зависть и страх, что выходцы из маггловского мира подвергнут их власть сомнению или окажутся более сильными и талантливыми, чем потомки древних.

Существовала и третья каста волшебников — так называемые «предатели крови». К ним относились выходцы из чистокровных родов, которые избавились от влияния ритуала и потеряли свою родовую магию, но сохранили таланты — способности к определенному виду магии или искусства, и могли добиться недоступных для других высот. Их противоположностью были маги баланса, чьи способности не превышали среднего уровня.

Кроме того, талантами или балансом могли обладать магглорожденные или чистокровные у которых не пробудился к пятнадцати годам дар.

Но способности, как оказалось, передавались не только по наследству. Нередко случались прецеденты, когда кроме старшего ребенка в семье, дары проявлялись у других наследников, но они не имели ничего общего с родовыми способностями.

Как правило, эти дары умирали вместе с волшебников, никто не знал, почему. Возможно, у его потомков просто доминировал магический ген рода. Однако в книге я прочитала о двух любопытных ритуалах: один позволял передать свой дар перед смертью другому человеку, второй — пробуждал спящую способность раньше срока. Казалось, это могло решить проблемы многих волшебников. Вот только цена была слишком высокой… Потеря магии или смерть, а так же разнообразные увечья — вот не полный список побочных эффектов для тех, кто становился их инициаторами. Лишь немногие решались на подобное, поэтому в наше время тексты этих ритуалов считаются практически утерянными или неполными…

Так же я узнала, что для пробуждения дара необходимо совпадение нескольких условий: достижение пятнадцатилетнего возраста, благоприятная ситуация, в которой использование особой способности было критичным (очень часто боевые навыки давали о себе знать в драках между подростками), а так же осознание этого навыка и попытки контролировать его применение.

Впрочем, истории были известны прецеденты и более раннего проявления способностей. К примеру, у одной француженки проявился дар разговаривать со львами в возрасте девяти лет, когда она пошла с родителями в зоопарк…

От чтения меня оторвали крики, которые доносились откуда-то с улицы. Я подошла к окну, и увидела, как кто-то из игроков стремительно падал вниз с большой высоты. Кто-то из гриффиндорцев… Внутри все похолодело от страха и беспокойства. Я сгребла фолиант в охапку и кинула его в сумку, и выбежала прочь с библиотеки, совершенно позабыв, что на мне нет зимней мантии… Я мчалась по коридорам, не разбирая дороги, налетала на студентов, но меня это совершенно не заботило. С кем-то из друзей случилась беда, я сердцем это чувствовала… А ведь Гарри тоже сейчас на поле, несмотря на то, что больше не играет...

Дыхание сбилось, воздуха не хватало, на ступеньках у входа в замок я споткнулась и упала, больно ударившись лодыжкой о каменную кладку. Кто-то из студентов, которые проходили мимо, протянул мне руку, и я снова поднялась на ноги. Пробормотав невнятное «спасибо», я продолжила свой путь в сторону поля, слегка прихрамывая. Нога сильно побаливала, но я не обращала на это внимание… Воображение рисовало мне страшные картины, возможно, я была слишком впечатлительной, но игра в квиддич всегда была весьма травмоопасной и жестокой, именно поэтому я совершенно не поддерживала Гарри и Рона в их стремлении стать членами Гриффиндорской сборной…

Когда я, наконец, добралась до поля, моему взору предстала странная картина: близнецы едва сдерживали красного от злости Рона, который что-то кричал, но из-за внезапного порыва ветра до меня донеслись только какие-то обрывки: « Это сделал ты…. Убийца!»

— Мерлин, что здесь произошло? — в отчаяние выкрикнула я, оглядываясь по сторонам. Посреди поля без движения лежала Джинни, вокруг нее суетились Кэти и Алисия, а Анджелина побежала за мадам Помфри.

— Это была совершенно обычная тренировка, Джинни выполняла финт Вронского, и вдруг резко начала падать вниз, мы с девочками пытались ее подхватить, но не смогли, к тому же, сегодня мы все оставили палочки в раздевалках… На ее теле нет видимых повреждений, но ее мантия пропитана кровью, — растеряно пробормотал Фред… Или Джордж, не имеет значения… Рон продолжал что-то кричать, но кто-то наложил на него Силенцио, потому из его горла раздавалось лишь бульканье. Через несколько мгновений его агрессивность вдруг пропала и сменилась апатией. Близнецы ослабили хватку и увели его куда-то в бок.

— Он почему-то считает, что Гарри сбросил ее с метлы, потому, что та заняла его место… — продолжил один из близнецов, но я его уже не слушала… Я оглядывалась по сторонам в поисках своего пострадавшего друга…

В нескольких шагах от меня на траве без сознания лежал Гарри, по его лицу стекала кровь, у него была рассечена скула и, по всей видимости, сломан нос. Его шрам пульсировал, по всему телу виднелись многочисленные ссадины и ушибы… Неужели это сделал Рон? Но почему? И что, черт возьми, случилось, с Джинни?

— Гарри, Гарри, да очнись же ты! — я опустилась перед ним на колени и похлопала его по щекам, — Мерлин, Эневерейт! Кто-нибудь, помогите! — его ресницы слегка затрепетали, он открыл глаза и посмотрел на меня ошарашенным взглядом.

— Герми… она, — прохрипел он, сплевывая кровь на траву.

— Слава Мерлину, ты очнулся! — воскликнула я. — Как ты?

Я протянула ему руку и помогла подняться, по всей видимости, у него сильно кружилась голова, потому, что он тут же оперся о мое плечо. Кое-как мне удалось доковылять с ним до трибун и усадить на лавочку.

— Он… Думает, что это я, я ее убил! — прохрипел Гарри, казалось, что он не в себе, его била мелкая дрожь.

— Успокойся, Гарри, с Джинни все будет в порядке… она жива. Я не знаю, что здесь произошло, но уверенна, что ты к ее падению не имеешь никакого отношения! — произнесла я, обрабатывая его раны с помощью исцеляющих чар. В этот момент я готова была прибить Рона за его импульсивность и несдержанность, хотя, скорее всего, такое его поведения объяснялось состоянием шока.

— Я ведь просто хотел помочь… Когда Джинни начала падать, я пытался наколдовать заклинание, которое должно было смягчить падение, его когда-то использовал Дамблдор на матче, помнишь? — прошептал Гарри едва слышно. — Но оно почему-то не сработало, и у меня было такое странное чувство, как будто кто-то поставил блок на магию…— продолжил он. Перед глазами всплыла сцена разговора с Анастасией. Неужели ее предсказания начинают сбываться?

Тем временем, на поле появились мадам Помфри, профессор МакГонагалл, Дамблдор, Амбридж, какой-то мужчина, одетый в мантию официального покроя, и несколько авроров. Что — то мне это совсем не нравится. Особенно гаденькая улыбочка на лице Амбридж… Мадам Помфри засуетилась около Джинни и попросила авроров наколдовать носилки. Она делала множество пассов палочкой, ее губы почти беззвучно нашептывали какие-то заклинания. Профессор МакГоннагалл что-то спросила у мадам Помфри, очевидно, вопрос касался состояния Джинни. Услышав ответ, декан сильно побледнела и схватилась за сердце. Амбридж же, заметив нас, шепнула на ухо что-то мужчине в черной мантии и направилась к нам.

— Мистер Поттер, потрудитесь объяснить, что вы здесь делаете? — холодным тоном спросила она. Казалось, ее совершенно не заботило то, что друг был избит, и ему требовалась медицинская помощь, но в виду того, что спасти Джинни было сейчас важнее, он продолжал терпеть боль — мои заклинания почему-то слабо работали сегодня.

— Гарри пришел сюда потому, что его позвал Рон… — начала было я, но Амбридж бесцеремонно меня оборвала.

— Мисс Грейнджер, вы — адвокат мистера Поттера? — с плохо скрываемым раздражением в голосе произнесла она.

— Нет, но…

— Я уверена, что мистер Поттер и сам в состоянии отвечать на поставленные вопросы, не так ли? Если мне не изменяет память, то я запретила ему играть в квиддич, но, похоже, слово Генерального инспектора Хогвартса уже не закон. Последний раз спрашиваю, что вы здесь забыли? — рявкнула Амбридж. Гарри же не обращал на нее никакого внимания, казалось, он вообще ушел куда-то в свои мысли.

— Прекратите кричать на него! Неужели вы не видите, что он ранен и ему сейчас совсем не до ваших расспросов? — не выдержала я. Кто вообще дал ей право повышать на него голос? В другое время я бы промолчала, но это был не тот случай, когда можно и нужно было сдерживаться. Будь она хоть Министром магии, кричать на раненного человека — последнее дело.

— Так-так, драки в школе, это весьма интересно. И кто же его избил? — слащаво-елейным тоном поинтересовалась она.

— Это сделал Рон. Про причины не спрашивайте, меня здесь не было, — немного успокоившись, ответила я. Не было никакого смысла скрывать эту информацию, судя по всему, свидетелями была вся гриффиндорская сборная.

— Руфус, вы слышали? Попросите кого-то из ваших подчиненных позвать сюда мистера Уизли. Да — да, самого младшего, — доброжелательным тоном обратилась она к мужчине в костюме. Руфус, где-то я уже слышала это имя… Кажется, так зовут главу британского аврората. Тогда понятно, почему она с ним настолько вежливая. Джинни тем временем уже унесли с поля, а мадам Помфри беседовала с Дамблдором и МакГонагалл. Тем временем, один из авроров вернулся в сопровождении Рона. Тот понуро опустил голову и старался вообще не смотреть в нашу с Гарри сторону. Очевидно, состояние шока уже прошло, и до него постепенно стало доходить, что он натворил.

— А вот и мистер Уизли. Потрудитесь объяснить, почему вы подрались с мистером Поттером? — спросил Руфус.

— Я… Он со мной не дрался, это я его побил. Я видел, как он колдовал, когда Джинни начала падать, и решил, что это он ее проклял… Не знаю, что на меня нашло… — угрюмо пробормотал Рон. А мне в этот момент захотелось его прибить, ведь он фактически подставлял Гарри перед жабой.

— Мистер Поттер, позвольте проверить вашу палочку, — спокойным тоном спросил глава британского аврората. Гарри вдохнул и достал из кармана требуемый предмет, после чего протянул его Руфусу в руки.

— Приори Инкантатем! — произнес главный аврор, из палочки Гарри начали вырываться серебряные лучи Арресто Моментум, между которыми виднелся блеклый размытый образ Джинни. Затем палочка принялась воспроизводить заклинание Aerum Laquem, которое мы изучали на чарах, после чего показала цепочку бытовых чар, которые друг, по всей видимости, применял с утра. Наконец, действие Приори Инкантатем иссякло, и палочка перестала транслировать заклинания.

— Любопытно, весьма любопытно… Мистер Поттер, скажите, пожалуйста, для чего вы применяли Aerum Laquem? — поинтересовался Руфус. Амбридж почему-то гаденько заулыбалась.

— Мы сегодня проходили его на чарах, а что? — отрешенным тоном произнес друг. На его лице отразилась боль, было заметно, что он очень сильно переживает из-за этого происшествия, к тому же, его самочувствие, похоже, оставляло желать лучшего. Мерлин, неужели никто из них не догадается оказать ему медицинскую помощь?

— А то, Мистер Поттер, что согласно медицинскому заключению мадам Помфри, повреждения мисс Уизли очень напоминают ей последствие применения этого заклинания, — с победной улыбкой произнесла жаба.

— Но это же абсурд! Если вы проверите палочки всех пятикурсников Гриффиндора, то у всех обнаружите след от этих чар! Джинни — сестра моего лучшего друга, неужели вы думаете, что я способен на такое? Зачем? Или вы считаете, что глупая игра в квиддич может стать поводом лишать кого-то жизни? — взорвался Гарри, он подскочил с лавочки, но не смог устоять на ногах и начал падать. Я тут же подхватила его под руки и помогла снова сесть. Его лицо пылало от гнева, но из-за сломанного носа ему трудно было дышать, и он хватал ртом воздух.

— Кроме вас и членов команды на поле никого не было. Зачем? Этим вопросом займется следствие, а вашу палочку, увы, мы вынуждены забрать на экспертизу, — немного резко ответил Руфус. На лице Амбридж появилась гаденькая ухмылка, наклонившись к Гарри, она прошептала: « Ну, вот ты и допрыгался. Если случай с дементорами сошел тебе с рук, то тут ты уже не отвертишься!» Тем временем, к нам наконец-то подошел Дамблдор и сообщил, что дальнейшие выяснения обстоятельств будут происходить у него в кабинете. Мадам Помфри, увидев состояние Гарри, распорядилась и его доставить в Больничное крыло, и категорически запретила проводить какие-либо допросы до его выздоровления. Однако нести Гарри было не кому, поэтому я отправилась вместе с ним в святая святых мадам Помфри.

* * *

Гарри лежал на больничной кушетке у окна, я же сидела на краю кровати и держала его за руку. Мадам Помфри уже обработала его раны и вправила нос, и теперь суетилась за ширмой, где лежала Джинни. На прикроватной тумбочке стояло зелье сна без сновидений и костерост, который Гарри все не решался выпить. Прежде, чем он уснет, мне необходимо было получить его воспоминания о происшествии на поле, чтобы иметь возможность разобраться во всем этом. Наколдовав пробирку, я протянула ее другу вместе со своей палочкой. Прикоснувшись к виску, он вытащил серебристую нить воспоминания и запечатал колбу. На его лице отражалось множество эмоций: грусть, злость, растерянность и боль. Внутри меня же клокотала холодная ярость и отчаяние, но я не могла позволить себе выплеснуть их наружу. Самым важным сейчас было найти хоть какие-то доказательства, что вины Гарри в этом нет. В том, что на Джинни напал кто-то другой, я была уверенна на сто процентов, но чиновники из министерства верили только фактам. А они, по какому-то злому стечению обстоятельств, сейчас были против него…

Гарри лежал, уставившись в потолок, его взгляд, полный боли, пугал… Я шептала ему какие-то ободряющие слова, хоть и понимала всю их бессмысленность в данной ситуации. А еще я попросила у него мантию — невидимку. У меня еще не было четкого плана расследования, но эта вещь была сейчас очень необходимой. Наконец, мне все же удалось уговорить его принять лекарства. Дождавшись, пока он уснет, я прокралась в каморку к мадам Помфри чтобы задать ей несколько вопросов. В первую очередь меня интересовали повреждения Джинни. Расспросив медсестру, я узнала, что подобный эффект мог быть достигнут и путем применения и некоторых других проклятий и ритуалов. Так же сама мадам Помфри уже не была на сто процентов уверена, что это было именно воздушное лассо, потому, что зелья и чары, которые применяют для лечения пострадавших от этого заклятия, Джинни не помогли, только немного уменьшили внутреннее кровотечение. Медсестре удалось стабилизировать ее состояние, но приходилось вливать в девочку Кроветворное зелье буквально литрами, а запасы его были не безграничными…

Выяснив все, что меня интересовало, я на цыпочках вышла из Больничного крыла и осторожно захлопнула за собой двери.

Колокол пробил девять, через час уже отбой. В Гриффиндорскую башню возвращаться совершенно не хотелось, но это было необходимо для отвода глаз. Проскользнув в проход за портретом Полной дамы, я очутилась в гостиной. Школьники опасливо переглядывались и шептались по углам, весь факультет уже знал о том, что случилось на тренировке по квиддичу.

Но вот чего я совершенно не ожидала, так это того, что большая часть факультета поверила в виновность Гарри. Для них «квиддичный мотив» оказался более чем правдоподобным… Впрочем, студенты моего факультета в принципе не слишком избирательны в этом плане. Вспомнить только четвертый курс — тогда все тоже безоговорочно поверили в то, что Гарри лжет о том, что имя в кубок бросил не он. Утешало только одно — Рона среди них не было. Но, сказать по правде, видеть его сейчас я была совершенно не готова. Слишком много «дров» он наломал сегодня, пусть и ненамеренно. Я немного поспрашивала у членов квидичной команды о том, что произошло, но ничего путного мне узнать не удалось. Никого, кроме Гарри, они на трибуне больше не видели. Или же делали вид, что не заметили. Просто театр абсурда какой-то: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу…

Отчаяние захлестнуло меня с головой, и я убежала в свою комнату, где принялась делать вид, что готовлюсь ко сну. Душ, переодевание в пижаму… Наверное, со стороны я напоминала какого-то бездушного робота, который делал все механически… Впрочем, в какой-то мере, так и было — умиротворяющий бальзам из маленького флакончика, который я извлекла из личных запасов в бисерной сумочке, действовал безукоризненно. Только холодный разум. Эмоции потом. Часы пробили одиннадцать и свет в комнате погас. Мои соседки продолжали перешептываться, сидя на кровати у Лаванды, а я упала на свое ложе и плотно задернула полог.

Затем я достала один из своих старых дневников и принялась листать страницы. Когда-то давно, на четвертом курсе Виктор рассказал мне об одном любопытном заклинании, которое у них в Дурмстранге изучали на шестом курсе. Оно позволяло ненадолго создать фантом предмета или человека с довольно примитивными возможностями — говорить двойник не умел, какие-то сложные действия тоже выполнить не мог. Но вот с функцией отвлечения внимания справлялся великолепно! Ну, вот же оно, наконец-то. На предпоследней странице убористым почерком Крама было написано всего одно слово: «Phantasma». Затем внизу шла выписка из какого-то учебника по ЗОТИ, которую сделала я, когда пыталась выяснить принцип применения этого заклятия. Взмахнув палочкой, я повторила замысловатую схему из блокнота и прошептала «Phantasma».

Передо мной возникла моя копия, одетая в точно такую же пижаму. С помощью некоторых ментальных приемов мне удалось внушить ей, что она очень устала и хочет спать. Дождавшись, пока она уляжется под теплое одеяло, я наложила на нее сонные чары, после чего переоделась в заранее приготовленную дорожную одежду и достала из кармана мантию-невидимку. Отхлебнув еще немного успокаивающей настойки, я наложила на подошвы своих ботинок заглушающие чары, и под покровом отцовской реликвии Гарри выскользнула из комнаты…

* * *

Очутившись в Выручай — комнате, я вылила содержимое пробирки в предоставленный по моей просьбе Омут Памяти и погрузилась в него. Воспоминания, которые отдал мне Гарри, были не совсем обычными. Помимо картинки окружающего мира они содержали его эмоции и мысли. Желание убить Рона после увиденного только усилилось. Отчаяние, одиночество, безысходность и ответственность перед всем миром — вот что чувствовал Гарри перед падением Джинни. Злость клокотала во мне — как могли эти люди обвинить его в попытке убийства? Те, за чье будущее он собирался воевать и, возможно, отдать жизнь. Вот он шепчет Арресто Моментум, но оно не срабатывает несколько раз подряд, хотя я совершенно уверенна в том, что друг делает абсолютно правильные пассы рукой. Это было очень странно. Как будто в этой точке стояла какая-то блокировка на использование магии. Насколько мне известно, ничего подобного на трибунах никогда не ставили даже во время матчей. Значит, причина в чем-то другом… Еще одной странностью стало его видение перед потерей сознания. Возможно, Гарри и не успел это осознать, но линии на бумаге чем-то напоминали мне силуэт Джинни. Но кому принадлежит эта рука? Кто смеялся в той полутемной комнате и желал смерти моей подруге? Воспоминания Гарри позволяли смотреть на мир его глазами, но обзор был крайне ограниченным. Получить сведения от других очевидцев я не смогла. У меня оставался только один способ выяснить, что же произошло, и он мне не слишком нравился. Я сжала холодную цепочку хроноворота, который висел у меня на шее, и нервно закусила губу. Что ж, на войне, как говорится, все средства хороши. Но, сказать по правде, идея переместиться во времени совсем не вызывала у меня восторга. Однажды я уже позволила себе в порыве эмоций повернуть стрелки хроноворота, но больше подобной легкомысленности не повторится.

Просидев битых два часа над расчетами координат перемещения, я поняла, что зашла в тупик. В голове роились какие-то совершенно сумбурные мысли, которые мешали мне сосредоточиться и понять, где у меня ошибка. Внезапно я услышала шорох за спиной и обернулась с палочкой на изготовке. Но тревога оказалась ложной — в полумраке комнаты я увидела Добби с подносом в руках.

— Мисс Гермиона, Вы пропустили ужин, и я подумал, что Вы, наверное, голодная, и решил принести вам немного еды. Простите, если напугал, — пробормотал эльф, виновато опустил уши.

— Нет, все в порядке. Спасибо. Постой, ты не мог бы проверить, кто сейчас на Гриммо есть, кроме Сириуса, и если он один, то разбудить его и сказать, что я хочу с ним срочно поговорить. Это касается Гарри и не терпит отлагательств, — усталым голосом попросила я домовика и зевнула. Добби, на удивление, не стал задавать лишних вопросов, просто исчез с громким хлопком. Переживает…

Через пять минут домовик вернулся и сообщил, что Сириус еще не ложился и ждет меня, как можно скорее. Я взяла эльфа за холодную ладошку и очертания комнаты исчезли из виду…

Сириус сидел в кресле возле камина и курил сигару. Насколько мне было известно, делал он это крайне редко, в минуты отчаяния и беспокойства, чтобы немного успокоиться. Увидев меня, он тут же потушил сигару заклинанием, встал с кресла и порывисто меня обнял.

— Привет, я так понимаю, что ты уже знаешь о том, что сегодня случилось? — осторожно осведомилась.

— Да, Дамблдор связался со мной через камин. По правде сказать, из того, что он мне сообщил, я сделал один крайне неутешительный вывод — министерство настроено против Гарри в этом деле и доказать, что это не он будет крайне сложно, — с горечью произнес Бродяга.

— Я посмотрела его воспоминания и совершенно точно уверенна, что это не он. Но у меня появилось несколько вопросов, на которые я не могу найти ответов. Поэтому я здесь. Помнишь, ты когда-то говорил мне, что углубленно изучал Руны и Нумерологию перед тем, как попал Азкабан? — с надеждой спросила я, и, дождавшись утвердительного кивка, продолжила.

— Ты не мог бы посмотреть мои расчеты перемещения во времени? Я не могу понять, где совершила ошибку.

— У тебя есть хроноворот? — спросил Блэк, удивленно вскинув бровь. — Откуда?

— МакГонагалл выдала на третьем курсе, чтобы я могла изучать дополнительные предметы. Именно так нам удалось спасти тебя от смерти на третьем курсе. Когда я попыталась его вернуть, декан почему-то сделала вид, что не помнит о том, что когда-либо давала что-то подобное мне. С тех пор он находится у меня. И еще… Помнишь, Анастасию, незнакомку из парка? Я тогда показала тебе не все, просто не хотела волновать. Она предсказала мне, что в Хогвартсе меня ждут смерти. Так вот, мне кажется, что ее слова начинают сбываться…

— Что еще ты скрываешь? — сердито и настороженно произнес Блэк. Недоверие ранит его больше всего. Я больше не могу отделываться полуправдой. Конечно, о причинах он никогда не должен узнать, об этом я позабочусь. А в целом, хватит с меня секретов, одна я не справлюсь. Возможно, позже я буду жалеть… Но сейчас я сдаюсь. Набрав в легкие побольше воздуха, я выдохнула.

— Я из будущего…

Комментарий автора: Очень интересно узнать ваше мнение об этой главе. Я постарась ответить на часть вопросов. Гермиона никогда не Расскажет Блэку о том, почему она вернулась в прошлое. Ему не зачем знать. Но она элементарно боиться использовать хроноворот в одиночку. Боиться, что изменится мир и Сириус снова исчезнет. Кроме того ей начинает казаться, что она теряет контроль над ситуацией в этой реальности и решает приоткрыть часть тайн, чтобы, возможно, с помощью Сириуса начать разбираться в том, что происходит.

Коллажи и перевод песни здесь: vk.com/nikawalter. Стучитесь иногда, чтобы я не заскучала)

Глава семнадцатая. Далекая и Близкая

Саунд: Skillet — Falling inside the Black/ Падая в темноту

POV Сириуса

Солнце клонилось к закату, уступая место серым безликим теням в полумраке комнаты. Я сижу в кресле у камина и смотрю на танцующие языки пламени. В руках у меня пухлый конверт — ответ на запрос из Лондонского городского архива. Загадка де Гранже и их связь с Гермионой не давала мне покоя, и я решил действовать единственным доступным мне способом. Я представился дальним родственником, который хочет восстановить свою родословную. Короткий взмах моей палочки — и письмо, приправленное легким Конфундусом, отправилось в путь. Волшебники могут сколько угодно презрительно фыркать при упоминании магглов, но бытность любого чистокровного рода, так или иначе, связана с их миром. Большинство фамильных особняков строилось без магии, из настоящего камня и бетона, и лишь потом заколдовывалось с помощью ритуала, который проводил Глава Рода, объединяя для этого силу всех его членов. Поэтому обо всех постройках в черте города, а так же их жителях, существовали упоминания в маггловских планах застройки города. А значит, поскольку могила де Гранже находилась в Лондоне, то и фамильный особняк должен был находиться где-то неподалеку, иначе захоронение не разрешили бы проводить. К слову сказать, у магов и кладбищ-то отдельных нет... По крайней мере, у тех, кто живет в маггловских поселениях. Потому, что некоторые из тех, кто ушел за Грань, имеют привычку возвращаться. У моего дядюшки Альфареда Блэка было очень странное хобби. Он собирал вырезки из маггловских газет, посвященные различным историям о призраках, блуждающих по кладбищам, о домах с привидениями и прочих происшествиях, которые магглы не могли объяснить. Его забавляли страхи немагического населения, и он имел привычку над ними подшучивать, а затем веселить мою кузину Беллатрису остротами черного юмора. Однако, как говориться, смеется тот, кто смеется последним. Однажды он решил выпить бутылку горького рома с друзьями в полнолуние. Дело было в его загородной резиденции, которая находилась в глухом лесу. Около полуночи они все были немного захмелевшие и мало что соображали. И вот тут-то и началось самое интересное. Заскрипели половицы старого дома, в плотно задернутых шторах поселился ветер, они развевались, словно черные паруса пиратского корабля и случайно сбросили подсвечник с зажженными свечами на пол. Пьяные волшебники потянулись было за палочками, но у них не вышло наколдовать даже Люмос, словно магия ушла из этого места. Все, что им оставалось — это прыгать со второго этажа через окно, положившись на судьбу. Двухэтажный особняк был сделан из дерева, потому сгорел дотла. А дядюшке в неистовом пламени привиделся Грим. Поначалу он не придавал этому значения, и рассказывал о произошедшем с улыбкой. А через три месяца он сгорел от саркомы легкого, оставив мне все свое имущество... Магглы, возможно, в чем-то действительно алогичные существа, но вот уважению к усопшим у них явно стоит поучиться...

Мои размышления были бесцеремонно прерваны голосом, который доносился из зеленоватого пламени в камине:

— Сириус, мальчик мой, ты здесь? — мягким отеческим тоном зовет меня Дамблдор. Черт, только его здесь не хватало! Незаметным движением руки прячу пухлый конверт за спину, ни к чему подогревать любопытство старого лиса. А я ведь только-только собирался распечатать его и прочесть письмо! Натягиваю маску вежливости и гостеприимно улыбаюсь изображению в камине.

— Добрый вечер, профессор, вы хотели со мной о чем-то побеседовать?— участливым тоном интересуюсь я. Его лицо хмурится, а взгляд из-под очков-половинок просто кричит о беспокойстве.

— Боюсь, что так, мой мальчик. Мне не хотелось бы тебя расстраивать, но с твоим крестником случилась беда, — с грустью в голосе произносит директор, а у меня все внутри сжимается от нехорошего предчувствия.

— Что с Гарри? Где он? Он жив? Отвечайте, — воскликнул я, не в силах совладать с эмоциями.

— Сегодня во время тренировки сборной Гриффиндора по квиддичу произошел пренеприятнейший инцидент. Джиневра Уизли была сброшена с метлы неизвестным проклятием, но мадам Помфри, осмотрев пострадавшую, предположила, что к ней было применено проклятие Аеrum Laquem, ты ведь знаком с его действием? — интересуется он и, получив от меня короткий кивок, продолжает. — Члены команды утверждают, что их палочки находились в раздевалке, что, в принципе, соответствует инструкциям мадам Амбридж от двенадцатого декабря минувшего года. На поле, согласно многочисленным свидетельским показаниям, в тот момент находился только Гарри, он этот факт тоже не отрицает и добавляет, что даже пытался помочь мисс Уизли и пытался применить Арресто Моментум, но у него, очевидно, ничего не вышло. И вот здесь начинается самое неприятное. После первичной экспертизы на палочке твоего крестника обнаружено следы многоразового использования уже известного тебе проклятия воздушного кнута. Таким образом, по мнению Министерства, все улики против него.

— Какова ваша позиция по этому делу? Совершенно очевидно, что мой крестник не совершал этого преступления, — холодным тоном поинтересовался я, едва сдерживая злость, клокотавшую во мне фонтаном.

— Как человек, мальчик мой, я разделяю твою веру в невиновность Гарри, но как Глава Визенгамота я обязан быть беспристрастен. Поэтому свое мнение я могу основывать лишь на фактах, а они, к сожалению, сейчас свидетельствуют против него. Свою окончательную позицию я сформирую после предварительного слушания по этому делу, которое я собираюсь назначить согласно подпункту пятого статьи тринадцатой закона об ограничении использования Веритасерума по отношению к несовершеннолетним, с целью проведения допроса мистера Поттера с помощью Сыворотки Правды…

— О беспристрастности заговорили? После всего, что Гарри сделал для этого мира…— не выдержал я, но старый лис перебил меня на полуслове.

— Сириус, мальчик мой, сейчас не время для скоропалительных выводов и столь бурного проявления эмоций. Уверяю тебя, что все, что я делаю, направленно на благо твоего крестника, который сейчас находится в Больничном крыле, — спокойным убаюкивающим голосом произносит он, пытаясь усыпить мою бдительность и увести от нити разговора. Вот только со мной это не проходит.

— Что с ним? Он ранен? Что говорит мадам Помфри? — с беспокойством буквально выкрикиваю я. Паника волной поднимается во мне, я вскакиваю с кресла и принимаюсь ходить по комнате, смахнув Огневиски на пол. Янтарная жидкость тут же разлилась по персидскому ковру, а в воздухе начали витать тяжелые алкогольные пары.

— Сломан нос, многочисленные ушибы по всему телу. Мадам Помфри обещала до утра поставить его на ноги. Его друг Рональд немного избил его в состоянии шока, уверяю тебя, он очень сильно в этом раскаивается, — с сожалением произнес директор. Рон избил Гарри? Мерлин, да что же происходит в этом Хогвартсе? И самое интересное, что под самым носом у Дамблдора. Как будто Тайной комнаты ему было мало!

— Прости, Сириус, я вынужден прервать нашу беседу, у меня еще слишком много дел, — короткий кивок на прощание, и он, наконец-то отправился восвояси, оставив меня наедине с не слишком радужными мыслями. Опустившись в кресло, я попытался немного успокоиться, но сделать это было совсем не просто. Дамблдор говорил много, долго, витиеватыми фразами о справедливости и беспристрастности, но для меня было ясно одно — он просто не хочет вступать в конфронтацию с Министерством. Отголоски войны были слышны уже сейчас, а в обозримом будущем открытое столкновение неизбежно. Лояльных Ордену волшебников не так уж и много, всего пять десятков, причем само его существование нелегально. Победить в войне таким количеством невозможно. Фадж, конечно, сошка мелкая, но вот паутину вокруг себя он сплел отличную. Вступать в противостояние с ним не выгодно, ибо тогда помощь авроров и все доступные министру ресурсы пройдут мимо Ордена. К тому же, я уверен, что старый лис прекрасно знает, что Гарри не виноват, а значит, на этом слушании с него снимут все подозрения. Другое дело, что под видом допроса с Веритасерумом некоторые личности могут попытаться вытянуть из него побольше информации. Под воздействием этого зелья ведь невозможно уйти от ответа. Конечно, существовал антидот, но его применение нетрудно отследить. Оставалось надеяться лишь на то, что родовой артефакт Гермионы защищал и от такого вида ментального воздействия. Впрочем, пока что это были всего лишь догадки…

Внезапно за моей спиной послышались тихие шаги, и я невольно вздрогнул, поднимаясь с кресла.

— А, это ты, Тонкс, проходи, присаживайся… — растерянно поприветствовал я молодую ведьму с черными, как ночь, волосами, что было, в принципе для нее нехарактерно.

— Спасибо, но я, пожалуй, откажусь. У меня мало времени, я сбежала с дежурства в Аврорате и скоро придется вернуться обратно, — сбивчиво произнесла Нимфадора.

— Что случилось? — настороженно интересуюсь я.

— Сириус, с Гарри случилось беда…— надломленным голосом произнесла она.

— Я в курсе, со мной только что Дамблдор связывался.

— Что ж, тогда подробности тебе в общих чертах известны. Однако уверенна, что директор кое о чем умолчал. Во-первых, осмотр места происшествия происходил через пень колоду, мы конечно со Стивеном сделали все, что смогли, но без эксперта — криминалиста там явно нельзя было обойтись. Вот скажи мне, как можно проверить изменения в магическом поле без маготометра? В том, что они там есть, я даже не сомневаюсь. Мадам Помфри вливает в Джинни Кроветворное литрами, и даже оно не может ей полностью помочь, только стабилизировать состояние. Страшно представить, что будет, когда оно закончится! Я за время практики в Мунго в рамках образовательной программы для авроров на определении видов магических повреждений собаку съела. Так вот, от заклятий в чистом виде таких повреждений, как у Джинни не бывает, даже от воздушного лассо! Но Амбридж об этом слушать точно не стала бы, а Скримджер вежливо попросил не совать нос не в свое дело, — во время этой пылкой речи, волосы Тонкс приобрели красный оттенок. Несмотря на всю сложность и серьезность ситуации, о которой она говорила, ее вид не мог не вызвать у меня невольную улыбку.

— Дора, успокойся, все будет в порядке. Амбридж, говоришь? Помнится, она училась на одном курсе с Беллатрикс. Крайне неприятная особа, однако, более чем посредственная ведьма. Это ведь она тогда во время слушания о незаконном применении волшебства громче всех высказывалась за необходимость наказания Гарри? — вскинув бровь, поинтересовался я.

— Не знаю, что там было в ее школьные годы, но сейчас она Генеральный инспектор Хогвартса и правая рука Министра. И, судя по тому, что она говорила в кабинете Дамблдора, она не прочь засадить Гарри в Азкабан лет на десять. При всех своих недостатках эта дамочка обладает прямо-таки бульдожьей хваткой. И сейчас она уж точно пойдет до конца. Учитывая, что по положению она выше Скримджера, то и расследовать это дело по-человечески она не даст. Но и это еще не все. Когда почти все покинули кабинет, я случайно обронила свою записную книжку на винтовой лестнице, и мне пришлось за ней вернуться под предлогом дамской комнаты. После разговора в кабинете директора я вышла в растрепанных чувствах, поэтому, когда услышала какие-то голоса со ступенек, осторожно слилась со стеной и стала слушать. Вот, возьми, — волшебница извлекла из кармана мантии небольшой пузырек и протянула его мне.

— Что здесь? — поинтересовался я.

— Воспоминания. Тебе они не слишком понравятся, но, по крайней мере, прольют свет на некоторые вещи, — с грустью в голосе произнесла Тонкс, откидывая прядь красно-черных волос со лба.

— Спасибо большое. Но ты ведь фактически пошла против директора. Почему?

— Гарри — твой крестник, он важен для тебя. Кроме того, он очень неплохой парень, на мой взгляд, и заслуживает лучшей участи, чем быть козлом отпущения за чьи-то грехи. Ты Блэк, а в моих жилах тоже течет кровь этого рода. Мама всегда говорила, что бы ни случилось, мы — одна большая семья, — смущенно пробормотала она и потрепала меня по плечу. И какой черт меня дернул спрашивать об этом?! Мысленно отвесив себе подзатыльник, я по-дружески обнял ее на мгновение, а затем добавил:

— Передавай привет матери при встрече, — волосы Нимфадоры ожили и принялись сплетаться в причудливые косички. Внезапно в ее кармане что-то запищало, а затем она извлекла оттуда подобие часов, очевидно, трансфигурированных из мыши, потому, что по бокам торчали маленькие забавные усики. Бросив на них короткий взгляд, волшебница хлопнула себя по лбу.

— Сириус, прости, но я вынуждена тебя покинуть, — пробормотала она себе под нос и пулей выскочила из комнаты. Усмехнувшись, я поплелся на второй этаж за Омутом Памяти, чтобы просмотреть ее воспоминания.

* * *

"Светлый просторный директорский кабинет. Приветливо потрескивают дрова в камине, Феникс на жердочке поедает печенье, вредноскопы и проявители врагов молчат. Самый добрый волшебник современности сидит в своем кресле, подперев голову руками. В его глазах бесконечная усталость и грусть. В такие минуты он выглядит как самый обычный человек со своими слабостями. Злость после разговора с ним немного улеглась, и теперь я отчетливо осознал, что, возможно, его поступки и не всегда правильны, но мотивы, каким бы нелицеприятными они не были бы, вполне понятны и логичны. Напротив него в кресле расположился Северус Снейп. Лицо сосредоточенное, взгляд цепкий, руки на груди скрещены в оборонительной позе. Во всем его виде — неприкрытое раздражение.

— И что вы об этом всем думаете, Альбус?

— Северус, боюсь, что мои худшие опасения начинают сбываться. Случай с Артуром на Рождество был лишь предвестником. По имеющимся сведениям, после нападения на мисс Уизли он потерял сознание... Боюсь, что Том нашел лазейку в его разум и активно ней пользуется, — с горечью произнес директор. "Так вот что им движет! Беспристрастие, говорите?"— пронеслось у меня в голове.

— И что вы собираетесь делать? — настороженно интересуется Снейп.

— Назначить закрытое заседание полного состава Визенгамота и допросить его с помощью Веритасерума. У тебя ведь еще остались запасы? — зельевар согласно кивает, и он продолжает: — Я не могу рисковать лояльностью членов Ордена и их безопасностью.

— Но что, если это сделал не мальчишка Поттер? — с легкой иронией в голосе спрашивает Снейп. По моим венам проносится напряжение, от которого невольно сжимаются кулаки.

— Что ж, признаться, я на это очень надеюсь, но не слишком-то верю, учитывая все обстоятельства дела.

— Вы не боитесь, что мальчишка отвернется от вас? — с ехидцей спрашивает Снейп.

— Северус, мальчик мой. Всем нам свойственно ошибаться, я тоже не Господь Бог. Мне кажется, Гарри поймет, что в моих намерениях не было ничего дурного. Это всего лишь мера предосторожности, и, разумеется, немного политики, — почесав бороду, заявил Дамблдор. Ну уж нет, старый лис, не дождешься... Свойственно ошибаться, говоришь? Не Мерлин? Тогда какого гиппогрифа ты так поступаешь?

— Вы хотите сказать, что? — выжидающе спросил Снейп, глядя Дамблдору прямо в глаза. Направленная легиллименция, надо полагать.

— Именно. Возможно, это наш единственный шанс убедить Корнелиуса в том, что Том вернулся..."

* * *

Вынырнув из воспоминания, я принялся стирать пот с лица. Дыхание сбилось, а сердце, казалось, готово было вот-вот выскочить из груди. В жарко натопленной комнате вдруг стало слишком холодно. Что-то вязкое, мерзкое, скользкое прокралось в душу и окутало ее. Древняя родовая сила, порожденная злостью и болью, рвалась наружу. Цели всегда оправдывают средства. Я мог это понять, но принять — никогда! Впрочем, моя мать поступила бы так же на месте директора... Я вскинул правую руку вперед — и вихрь принялся кружить мебель в комнате. Разрушение постепенно приносило спокойствие, унося сознание в темноту...

Внезапно все закончилось, так же, как и началось. Что-то щелкнуло в полумраке, я обернулся и увидел синие глаза домового эльфа.

— Добби? Что ты здесь делаешь? — немного резко спросил я.

— П-простите, мастер Сириус, я наверно не вовремя... — пропищал эльф тоненьким дрожащим голосом.

— Нет, Добби, это ты меня прости за то, что напугал, — с горечью в голосе произнес я.

— Мисс Гермиона, подруга Гарри Поттера, сэр, просила о встрече с вами, — синие глаза посмотрели на меня с надеждой. Я нужен Гермионе. Неужели он думает, что я скажу « нет»?

— Да, конечно, передай ей, что я буду ждать ее в гостиной, — спокойно ответил я и направляюсь к выходу из комнаты. Она ни в коем случае не должна увидеть эти разрушения... Эльф едва заметно кивнул и исчез с громким хлопком.

Я спустился в гостиную и достал с каминной полки серебряный портсигар. Одно движение палочки — и я затягиваюсь дымом кубинской сигары. Нужно успокоиться...

Шаги, легкие, осторожные, невесомые… Запах корицы и апельсинов… Гермиона. Легким движением пальцев тушу сигару. Подхожу к ней и обнимаю без слов. Если кто-то и способен понять мою боль, так это она…

— Привет, я так понимаю, что ты уже знаешь о том, что сегодня случилось? — настороженно, участливо спросила Гермиона.

— Да, Дамблдор связался со мной через камин. По правде сказать, из того, что он мне сообщил, я сделал один крайне неутешительный вывод — министерство настроено против Гарри в этом деле и доказать, что это не он будет крайне сложно, — ответил я и отвел взгляд в сторону.

— Я посмотрела его воспоминания и совершенно точно уверенна, что это не он. Но у меня появилось несколько вопросов, на которые я не могу найти ответов. Поэтому я здесь. Помнишь, ты когда-то говорил мне, что углубленно изучал Руны и Нумерологию перед тем, как попал Азкабан? — с надеждой спросила она. Я лишь изумленно кивнул ответ. Она ведь и сама неплохо в этом разбирается. Она стоит в полумраке комнаты и крепко сжимает толстый блокнот в коричневом переплете, нервно кусает губу, в глазах отражается немой вопрос.

— Ты не мог бы посмотреть мои расчеты перемещения во времени? Я не могу понять, где совершила ошибку.

— У тебя есть хроноворот? — удивленно вскинув бровь, поинтересовался я. — Откуда?

— МакГонагалл выдала на третьем курсе, чтобы я могла изучать дополнительные предметы. Именно так нам удалось спасти тебя от смерти на третьем курсе. Когда я попыталась его вернуть, декан почему-то сделала вид, что не помнит о том, что когда-либо давала что-то подобное мне. С тех пор он находится у меня. И еще… Помнишь, Анастасию, незнакомку из парка? Я тогда показала тебе не все, просто не хотела волновать. Она предсказала мне, что в Хогвартсе меня ждут

смерти. Так вот, мне кажется, что ее слова начинают сбываться…

— Что еще ты скрываешь? — с нотками агрессии в голосе спросил я. Не хотела волновать? А что, если это Анастасия организовывает эти нападения? В общем, как обычно, благими намерениями вымощена дорога в ад… В комнате вдруг повисла тишина. Неуютная, угнетающая, чужеродная. На ее лице следы внутренней борьбы, а в глазах страх. Что же за тайну ты носишь в себе, девочка?

— Я из будущего… — выдохнула она, потупив взгляд в пол. Разрозненные кусочки мозаики в моей голове обретают ясность. Все эти странные вопросы, изучающие взгляды, ночные бдения… Понимающий взгляд. Она знала. Все знала и молчала…

— Значит, однажды ты исчезнешь, оставив в настоящем свою прошлую личность? — с болью в голосе произнес я. За последний месяц она сократила огромную пропасть между нами… Пропасть длиною в девятнадцать лет. Она словно заставила меня проснуться от долгого тревожного сна. Неужели все было ложью и ее не существует?

— Нет, мне больше некуда возвращаться. Фантома больше не существует. Вначале мне все это казалось странным, но потом я прочитала вот это, — Гермиона извлекла из бисерной сумочки увесистый том и положила его на журнальный столик передо мной.

— Монография де Гранже? Но тогда… Из какого ты времени? — осторожно спросил я. Огюст де Гранже, изобретатель маховика времени… Ну, конечно! Как я мог забыть об этом, матушка ведь в детстве заставляла меня учить генеалогию всех чистокровных семейств Европы!

— Последний день, который я помню, двадцатое июля этого года… — отрешенно произнесла она.

— Невероятно. Никогда не слышал, чтобы кто-то смог переместиться больше, чем на месяц назад. Ты ведь с помощью маховика вернулась? У тебя случайно расчетов перемещения не сохранилось? — полюбопытствовал я. Гермиона же при упоминании о записях почему-то густо покраснела.

— Это было спонтанное решение, продиктованное душевным порывом. О расчетах координат перемещения я тогда и понятия не имела…

— Что произошло этим летом? Зачем ты это сделала? Что произошло с Гарри в том времени? — прошептал я, глядя ей прямо в глаза. Говорят, что у отчаяния, как и у радуги, семь оттенков, которые отражаются в искривленном черно-белом зеркале судьбы. И каждый из них искрился в ее глазах. Она нервно сглотнула, хватая ртом воздух…

— Мне страшно… Что однажды я проснусь и больше не увижу ни Гарри, ни тебя … Эта реальность совсем не похожа на ту, из которой я пришла. Все, что у меня осталось, это старые дневники и заготовки домашних заданий. Они — единственная константа для этого времени… То, что произошло с Гарри, это тоже моя вина, в той реальности ничего подобного с ним не происходило. Если бы я не была такой легкомысленной, если бы я не повернула эти стрелки назад… — шепчет она сквозь слезы, прижимает к себе блокнот и смотрит в пустоту.

Перед глазами всплывает картинка из сна: Гермиона беззаботно смеется и играет со мной в чехарду. Я не могу… Не хочу, чтобы она ощущала эту боль. Я нежно беру ее за подбородок и вглядываюсь в заплаканные глаза цвета корицы… А затем накрываю ее губы своими, словно странник, ищущий оазис посреди пустыни. Кровь запульсировала у меня в висках, яркие краски вспыхнули у меня в сознании… Глаза Гермионы широко распахнулись от удивления, но она не оттолкнула меня. Лишь замерла на мгновение, а затем начала отвечать, робко, неуверенно. Она дрожала, несмотря на то, что в комнате было жарко. Я заключил ее в объятья и попытался согреть. Темнота и горечь в моем сознании сменились светом…

— Ну, и что это было? — с улыбкой спросила она, положив голову мне на плече.

— Шоковая терапия Сириуса Блэка, — усмехнулся я. — Я никогда не был хорош в успокаивании плачущих девушек.

— Так ты все слышал?! Ты не спал тогда? — внезапно воскликнула она.

— Ты о чем? — вопросительно изогнув бровь, спросил я. Вместо слов она всмотрелась мне в глаза, а затем в сознании вспыхнул образ: Гермиона лежит на диване в Выручай–комнате, положив голову мне на колени и шепчет: «Сириус, ты мне нравишься!»

— Ты это серьезно? Я спал и слышал твой голос сквозь сон, — с надеждой спросил я.

— Я не знаю… Я никогда и ни к кому подобного не испытывала. С тобой тепло… А еще меня тянет к тебе. У этого чувства нет имени. Но я бы очень хотела со временем понять, есть ли у нас шанс… — смущенно выдохнула она.

— Знаешь, иногда мне кажется, что ты — единственная девушка на земле, способная понять моих внутренних демонов. А по краю пропасти длиною в девятнадцать лет ты проложила прочный мост. И мне бы очень хотелось узнать, что из этого получится, — прошептал я ей на ухо, а она крепко обняла в ответ, и показалось, что в это мгновение время замедлило свой ход…

Часы пробили три часа ночи, вырывая нас из оцепенения.

— Предлагаю тему наших отношений отложить на потом. Сейчас важно узнать правду и помочь Гарри — с энтузиазмом сказала она, стирая слезы вышитым платком.

— Да, конечно, ты, кажется, собиралась показать мне свои расчеты? — спросил я с улыбкой. Она без слов протянула мне блокнот, опустилась в кресло напротив меня и принялась ждать.

Примерно минут двадцать я сверял плетение витиеватой рунической вязи, проверял расчеты координат по широте и долготе, пока, наконец, не обнаружил ошибку.

— Вот, взгляни. У тебя вот здесь вот Руна Судьбы вместо Руны Памяти. Их нужно было всего лишь поменять местами, — произнес я, указывая на ее записи в блокноте.

— Это все усталость… Ты пойдешь со мной? — прошептала она одними губами.

— Конечно, я не оставлю тебя одну, — заверил я Гермиону, после чего она принялась настраивать маховик времени. Закончив, она притянула меня к себе и после легкого поцелуя, набросила на шею золотую цепочку.

— Тогда держись покрепче, Бродяга, — усмехается она, и очертания комнаты начинают блекнуть. Я снова падаю в темноту, но я больше не один…

Комментарий автора: простите, что так долго не писала, что-то совсем умаялась с этими праздниками. Надеюсь, глава вас порадовала, хотя при ее написании меня раздирали смешанные эмоции. В общем, я, как обычно, собой недовольна. Так же можете прочитать ммой миник о Луне и Джинни The Letter to nowhere. Даже тем, кто фыркает при слове фем, советую прочесть ибо это скорее джен с типом пре-фем)

Жду ваших отзывов и до новых встреч.

Саунд: Jem — 24

POV Гермионы

Часы затихли.

Тишина

мгновеньями тихонько плачет

Я у открытого окна

Сквозь грусть украдкою дурачусь…

Сквозь дней безумных чехарду

Я с гулким эхом продираюсь.

Сквозь слезы вечно улыбаюсь,

Смеюсь над страхами, пускай

От них я в полночь просыпаюсь

С нелепым криком: « Почему?»

Пустота вокруг заполнялась обрывками воспоминаний, размытыми очертаниями помещений, которые проносились перед глазами калейдоскопом из осколков вчерашнего дня, оставляя ощущение некой сюрреалистичности происходящего. По всему телу я чувствовала странные покалывания, я была одновременно везде и, в то же время, нигде. В мозге пульсом билась одна единственная мысль: « Пусть все будет по-старому. Я не хочу ничего изменить, я лишь хочу узнать правду…».

И только теплая ладонь Сириуса, крепко сжимающая мою руку, удерживала меня от моих внутренних страхов и подтверждала, что я все еще живой человек, а не сотни атомов вне пространства и времени. Несмотря на то, что перемещения во времени не были для меня в новинку, я ужасно нервничала. Тогда, на третьем курсе, я еще не осознавала в полной мере, к чему могут приводить игры со временем, я просто следовала установленным МакГонагалл правилам. Лишь теперь, полностью изменив реальность, я начала понимать значение фразы:

«Даже взмах крыльев бабочки на одном конце земли, способен вызвать ураган на другом». Де Гранже был прав. Магия — это некая разумная бестелесная сила, которая, впрочем, вполне способна внимать нашим желаниям. Вот только возможные последствия воплощения их в жизнь мало кому удается просчитать… У меня не было ни опыта, ни знаний, позволяющих предугадывать дальнейшее развитие событий. Только слепое чутье, которое магглы привыкли именовать интуиция и маховик времени на старинной цепочке. И сколько бы я не повторяла себе, что не могу быть ответственной за все происходящее в мире, я все же ощущала чувство вины, которое съедало меня изнутри. Если бы я не была такой неосмотрительной… Но с другой стороны, тогда Сириус был бы мертв, а Гарри — морально раздавлен. Из года в год он играл в опасные игры со смертью, и кто знает, к чему это могло бы в итоге привести, учитывая то, в каком состоянии он находился в тот злосчастный июль…

Зарождающиеся чувства к Сириусу, тренировки, безумные авантюры и возможность все изменить — вот что я обрела. А стоит ли игра свеч покажет время, которое я не стану тратить впустую.

Наконец, пространство перестало вращаться, и мы с Сириусом упали на каменный пол в одном из пустых классов неподалеку от портрета Варнавы Вздрюченного. Блэк принялся тут же потирать ушибленный затылок, а я попыталась встать с него, поскольку, мое приземление было более мягким, но, в то же время, несколько компрометирующим. Но Сириус был бы не Сириусом, если бы не рассмеялся, глядя на мои потуги высвободиться из его крепких объятий, в которые он меня заключил, дабы я не потерялась в пространстве и времени в процессе перемещения. Он легонько подул мне в ухо, а затем, заметив мое смущение, поцеловал в висок и помог подняться на ноги. Поправив одежду, я извлекла из кармана мантию-невидимку и накрыла ею нас обоих. Блэк же тем временем наколдовал заглушающие чары и дополнительно наложил дезиллюминационные заклинания, на случай, если мантия вдруг слетит, все-таки он был взрослым мужчиной, и долгое время находиться в согнутом состоянии под мантией вдвоем было довольно проблематично. Часы, тем временем, пробили половину пятого, напоминая о том, что, если мы хотим увидеть полную картину произошедшего с Гарри, то нам следует поторопиться. Покинув комнату, мы оказались в пустом коридоре. Поворот, затем еще один — и мы спускаемся по веренице лестниц, которые двигаются по одним основателям понятному алгоритму, который напомнил мне об эскалаторе в маггловской подземке.

— И что ты делала вчера в это время? — поинтересовался Сириус.

— Собиралась на обед, — коротко ответила я. — Если мы ничего не намудрили с расчетами пространственно-временного континуума, то через полчаса мой двойник вместе с мальчиками появится возле входа в Большой зал.

— И каков план действий? — осторожно уточнил Блэк.

— Если честно, у меня не было времени обдумывать какой-то подробный план, но лично я собираюсь перехватить Гарри после обеда и проследовать за ним на тренировку, а после — осмотреть место происшествия, — спокойно ответила я, поправляя прядь волос, которая падала на глаза.

— С осмотром могут возникнуть кое-какие трудности. Я не успел тебе рассказать, но перед твоим приходом ко мне приходила Тонкс и поведала мне о том, что для того чтобы полностью разобраться со странностями в магическом поле нам потребуется магометр. Ты ведь знаешь, что это такое? — полувопросительным тоном осведомился Бродяга.

-Кхм…— на несколько мгновений задумалась я. — Если я не ошибаюсь, это что-то вроде маггловского аналога магнитометра, только он измеряет характеристики не магнитного поля, а магического. Я когда-то про него слышала, но, по-моему, мне не доводилось видеть его воочию.

— Да, он имеет форму продолговатой трубки, на концах которой находятся поляризованные кристаллы, один из которых реагирует на проявление магии, а другой — на ее полное отсутствие. Сверху прикреплен маятник, который поворачивается, под влиянием волн, излучаемых кристаллами, а по самой трубке высечена шкала, фиксирующая изменения, — пояснил Сириус. В памяти тут же начали мелькать какие-то смутные образы…

— Кажется, я видела что-то подобное в кабинете лже-Грюма в прошлом году. Тогда у него было много различных демонстрационных предметов, вроде вредноскопа и проявителя врагов, возможно, магометр так же был среди них. Но сейчас ЗОТИ преподает Амбридж, и все эти вещи она приказала Филчу спрятать в чулан недалеко от своей каморки, поскольку ее курс не предполагает даже изучения подобных предметов.

— Эх, если бы Лунатик все еще преподавал здесь… — выдохнул Блэк. — Впрочем, почту за честь нанести визит старому доброму Филчу, — с усмешкой произнес Сириус, а в его глазах зажегся озорной огонек. Кажется, он решил вспомнить мародерские годы…

— Что ты задумал? — поинтересовалась я, слегка сжимая его руку под мантией.

— Увидишь, — прошептал он и легонько щелкнул меня по носу.

Наконец, мы все же очутились на первом этаже, и Сириус потянул меня за руку в сторону каморки Филча. Заметив невзрачную дверцу кладовой, Блэк тут же принялся сканировать ее на предмет охранных чар. Легким движением палочки он снял плетение простых заклинаний против взлома, и потянул было дверную ручку на себя, как вдруг на весь коридор раздалось осторожное кошачье мяуканье. Миссис Норрис, возможно, не могла видеть нас и слышать, но вот открывающуюся дверь не заметить не могла. Блэк, глядя на это, лишь усмехнулся и извлек из кармана коробок спичек и небольшой пузырек, от которого веяло валерьяной и мятой.

— Mutatio animalis! — прошептал Сириус, и на месте спички появилась мышка, которая слегка попискивала и вырывалась из рук. Смазав животное жидкостью из пузырька, которая напоминала мне Умиротворяющий бальзам, он же настойка валерьяны в простонародье, а затем наложил на мышь чары торможения и выпустил прямо в цепкие когти миссис Норрис.

— Шоу начинается, — усмехнулся Бродяга, прикрывая дверь кладовки.

Примерно минуты две ничего не происходило, а затем на весь коридор раздалось требовательное кошачье мяуканье, миссис Норррис принялась слоняться по коридору, натыкаясь на стены, и царапать двери каморки своего хозяина когтями. Еще через минуту из-за поворота появился и сам завхоз. Наверное, я еще долго не забуду выражение лица Филча в тот момент! Эдакая смесь беспокойства возмущения и полного непонимания происходящего вокруг. Подхватив свою любимицу на руки, он попытался ее успокоить, но та продолжала царапаться шипеть и кусаться. С грехом пополам ему удалось протиснуться в каморку и исчезнуть в ней вместе с кошкой.

С трудом сдерживая смех, мы распахнули двери чулана и принялись исследовать его содержимое. Мерлин, чего тут только не было: хлопушки, вредноскопы, пачки мужских журналов, ящик огневиски, куча сломанного инвентаря, и, наконец, магометр на верхней полке небольшого шкафчика. Увидев его, Сириус тут же умыкнул его к себе в карман, предварительно расширив его вместимость с помощью заклинания. Покинув кладовку, мы продолжили двигаться в сторону Большого зала.

В одном из боковых коридоров Сириус внезапно остановился и затаился вместе со мной в ближайшей нише.

Где-то вдалеке послышался топот ног, а вскоре из-за поворота показалась идущая быстрым шагом девушка, в которой я с удивлением узнала Дафну Гринграсс. В ее глазах читался испуг, она опасливо оглядывалась, но натыкалась лишь на пустоту. Внезапно она застыла в полуметре от нас, застигнутая лучом неизвестного противника, а затем оказалась отброшена к противоположной стене. Загнав свою жертву в ловушку, в коридоре появился Драко Малфой. Ловким движением руки он извлек из кармана серебряный кинжал и приставил его к горлу Дафны, призвал с помощью Акцио ее палочку, связал, а затем расколдовал ее. Гринграсс медленно сглотнула, в ее глазах читалась явственная паника, но она попыталась взять себя в руки.

— Чего ты хочешь, Малфой? — с вызовом спросила она.

— Трепыхаешься, птичка? Правильно делаешь, я же говорил, что наше маленькое недоразумение не сойдет тебе с рук. То, что твой отец расторг брачный контракт, еще не значит, что мне не удастся заполучить тебя, — слизеринец продолжал водить кинжалом по ее шее, и вкрадчивым голосом шептать разные «любезности».

— Какая же ты мразь, Малфой! Если ты думаешь, что я тебя боюсь, то ошибаешься. Я никогда не буду твоей живая, конечно, ты можешь убить меня своим серебряным пугалом, но после того, что ты и твоя семейка сделали с Тори, терять кроме жизни мне больше нечего, — с ядовитыми нотками в голосе Дафна выплюнула эту фразу. Сириус, услышав ее слова, нахмурился, как будто пытался что-то припомнить. Я окинула его вопросительным взглядом, но он приложил указательный палец ко рту и одними губами произнес: «Потом».

Малфой же в ответ на ее гневную тираду слегка оцарапал ее шею кинжалом, от чего на ней проступила кровь, и принялся жадно слизывать ее, а затем впился в губы Гринграсс, от чего та вздрогнула и посмотрела на него с презрением, однако сопротивляться не пыталась — в пустом коридоре она была беззащитной. Хотелось вмешаться, направить на хорька палочку и проклясть чем-то не снимаемым вроде того, что я наложила на Эджком в прошлой жизни, но ладонь Сириуса предупреждающе легла на мою рабочую руку. В тот момент мне стало окончательно ясно, почему Гринграсс ехала с нами в одном купе и искала нашего общества. Раньше я часто замечала, что она неплохо общается с Малфоем, возможно даже дружит, но теперь… Интересно, что он сделал с ее сестрой?

Внезапно в конце коридоре снова послышались чьи — то шаги. Малфой тут же осекся, убрал нож и освободил свою пленницу, стараясь придать себе непринужденный вид. Дафна же продолжала метать в него гневные взгляды и жестом потребовала свою палочку, которую слизеринец все же с огромной неохотой вернул ей.

— Что здесь происходит? — раздраженным тоном осведомился Снейп, окидывая оценивающим взглядом своих подопечных. Стоявшего рядом Сириуса невольно передернуло от присутствия заклятого школьного « приятеля».

— Ничего особенного, профессор. Просто беседа двух старых друзей, — с усмешкой чеширского кота произнес Малфой.

— Тогда почему у мисс Гринграсс порез на шее, и она в вас дырку готова просверлить? — сверкнув глазами, осведомился декан факультета змей.

— Простите, профессор, я неудачно снимала цепочку с шеи и порезалась, — потупив глаза в пол, произнесла Дафна. Снейп в ответ на это лишь вздохнул про себя, очевидно, сделав какие-то свои выводы, одним взмахом палочки он залечил рану своей подопечной и продолжил свой путь, но через десять шагов обернулся и произнес:

— Десять баллов со Слизерина за «дружескую беседу» , мистер Малфой. И да, мисс Гринграсс, потрудитесь зайти ко мне в кабинет перед отбоем, мне нужно с вами побеседовать.

Через тридцать секунд он продолжил свой путь в Большой зал, и двум заклятым друзьям ничего не осталось, как последовать за ним.

Сириус, тем временем, обновил Сферу неслышимости и дезиллюминационные заклятия, после чего взял меня за руку и тоже повел в сторону трапезного зала.

— И что ты об этом думаешь? — полюбопытствовала я.

— Ничего особенного, просто еще один нейтральный род больше не сможет оставаться в стороне от войны. Вопрос только в том, на какой стороне они станут воевать. Впрочем, это хороший повод задать кузине Цисси пару вопросов о делишках ее мужа, — холодно произнес Блэк и снова погрузился в размышления. Мерлин, и угораздило же Сириусу иметь таких родственничков! Если Нарцисса показалась мне адекватной женщиной, то вот ее сыночка я бы сейчас с удовольствием придушила где-нибудь в темном коридоре без свидетелей. Союз с кузиной Бродяги, возможно, и был полезен, но вот ее любовь к своему сыну когда-нибудь столкнется с нашей ненавистью… И тогда… Нет, ничего хорошего от этого ждать не придется.

Спустя две минуты мы очутились возле входа в Большой зал. И, надо сказать, вовремя — с противоположного конца коридора в нашу сторону двигался мой двойник в сопровождении Гарри и Рона. Было очень странно наблюдать за собой со стороны, словно смотришь на ожившее отражение из зеркала, которое почему-то говорит, двигается, дышит, закатывает глаза, слушая болтовню Рона и улыбается Гарри. Затем к ним присоединился Симус Финниган, и они всей шумной компанией отправились обедать. Сириус при виде этой почти идиллической картине почему-то подавил смешок и перестал хмуриться.

— Что смешного? — нарочито сердито спросила я у Бродяги.

— Знаешь, ты чем-то похожа на Лили в школьные годы. Она так же терпеливо выслушивала болтовню Джеймса на последнем курсе и закатывала глаза при слове квиддич, — с улыбкой произнес он.

— Знаешь, никогда не видела смысла в этой игре, — выдохнула я.

— А, может, дело в том, что ты не умеешь летать? — поддразнил меня Блэк.

— Нет, я просто боюсь высоты, — честно призналась я.

— Хм… Я это запомню, — протянул Сириус и подмигнул. Не знаю, чем бы закончилась наша словесная перепалка, если бы наша бессменная троица, наконец, не отобедала. Рон тут же поспешил на поле, чтобы успеть переодеться и принять душ, моя копия — в библиотеку, чтобы почерпнуть знания о дарах. А мы тайком проследовали за Гарри, который немного отстал от Рона и просто брел на трибуны, погруженный в свои мысли. По его выражению лица было ясно, что он не в восторге от того, что ему нужно будет наблюдать за тренировкой, а не летать в небе вольной птицей…

Мы расположились неподалеку от места, где сидел Гарри и стали наблюдать. Магометр в руках Сириуса молчал, значит, в магическом поле повреждений еще не было. Вначале ничего не происходило, а затем мы увидели, как воздух напротив Гарри становится как будто совсем прозрачный, а напротив Джинни наоборот сгущается. Ветер уносит ее вскрик, и она начинает падать, как осенний лист, стремительно, выронив бесполезную метлу из ослабевших рук. Гарри принимается кричать Арресто Моментум, хватает воздух руками… До земли всего ничего, но заклятие не действует, я инстинктивно выбрасываю руки вперед, мне хочется остановить мгновение… И в этот самый момент Уизли младшая, наконец, зависает в полутора метрах над землей. Гарри в отчаянии кидается к ней, но его настигает Рон.

— Гермиона, что ты только что сделала? — воскликнул пораженный Сириус.

— Не знаю, мне просто хотелось, чтобы она перестала падать…— неуверенно произнесла я. — А что? — удивляюсь я.

— А то, что ты ее таки остановила. В беспалочковое Арресто Моментум мне как-то слабо верится, мы с тобой его не отрабатывали на тренировках, да и в принципе у тебя только-только начали получаться невербальные, про остальное я вообще молчу.

— Тогда как? — вопросительно вскинув бровь, интересуюсь я. На поле тем временем начинают суетиться люди. Впрочем, пока что все происходит в точности, как в воспоминаниях Гарри.

— Единственное объяснение, которое приходит мне на ум, это родовые способности, — серьезным тоном произнес Блэк и снова нахмурился. — Мне уже давно не дают покоя результаты проверки с помощью того зелья родства… Как вернемся на площадь Гриммо, покажу тебе кое-что. Я перед уходом собирался это изучить, но не успел. Да и этот маховик времени, судя по всему, появился не случайно. Не хотелось бы тебя шокировать, но ты первая волшебница, которая заявляет о том, что она смогла переместиться на полгода во времени, помимо Огюста де Гранже в его монографии. В общем, если моя догадка верна, то ты — его прямая родственница и маг времени, — закончил Сириус.

— Сириус, Сириус, посмотри! — воскликнула я, указывая на магометр. Стрелки маятника начали двигаться, и вскоре одна из них указывала в сторону трибун, где только что сидел мой друг, другая же слегка накренилась и устремилась куда-то вверх.

— У тебя есть пергамент и ручка? — взволнованным голосом спросил Блэк.

— Да, сейчас, — принялась рыться я в бессменной бисерной сумочке. — Вот, возьми, — протянула я ему небольшой блокнот и маггловскую ручку и забрала у него из рук прибор, чтобы ему было удобно писать. Мысли в голове путались, сердце бешено колотилось, слова Сириуса отчаянно бились в мозгу. Магия времени… Заметка в пророке… Фотографии похожих, как две капли воды людей. Огюст де Гранже старший и младший — один человек? Вопросы без ответа…

Над полем сгущаются тучи, и сумерки постепенно окутывают окрестности древнего замка. Во всеобщей суматохе я замечаю, как Гарри хватается за лоб рукой и падает на землю без чувств. Мне хочется подбежать к нему, исцелить успокоить, но я — лишь сторонний наблюдатель, перед которым кинолентой мелькают кадры страшного фильма. С другого конца поля бежит мой взлохмаченный двойник, в ее глазах шок и боль, она зовет на помощь, но ее как будто никто не слышит… Чуть поодаль за ней следует Дафна Гринграсс, которую во всеобщей панике вообще никто не замечает. Она прячется за трибуны и тоже наблюдает за происходящим.

— А она что здесь делает? — пробормотала я вслух.

— Гринграсс? Ну, поскольку к нападению она точно не причастна, то либо она знает того, кто покушался на Джинни, что маловероятно, либо же она попросту услышала о произошедшем и решила пойти посмотреть, что здесь такое. Посмотри вон, как за Гарри наблюдает, просто глаз не сводит! — воскликнул Сириус, хмыкнув.

— А ведь они неплохо общались в поезде… — задумчиво пробормотала я себе под нос. Тем временем поле практически опустело, и только Дафна продолжала вглядываться в темноту, пока последний из авроров не скрылся из виду.

— За ней? — коротко спросил Сириус.

— За ней, — согласилась я, поправляя края мантии-невидимки.

Вечернее небо было затянуто плотными тучами, ни луны, ни звезд. Мы двигались в кромешной темноте в сторону огней большого замка, взявшись за руки и положившись лишь на собственное чутье.

Оказавшись внутри, Гринграсс спустила совсем не в подземелья. Она направилась в совятню и, черкнув несколько строк на белоснежном пергаменте, принялась прикармливать одну из школьных сипух, не выпуская послания из рук. «Дафна, прости меня», — подумала я, и, направив на нее палочку, прошептала: «Конфундус!». Легкое дуновение ветерка — и она опускает руку с пергаментом на небольшой помост и принимается вычесывать птицу.

— Джеминио! — немного громче произношу я и копирую письмо.

— И как тебя только на Гриффиндор угораздило попасть? — усмехается Бродяга.

— Пришлось немного поспорить с фетровой шляпой насчет того, что хочу учиться вместе с Гарри, — честно ответила я. Блэк в ответ легонько приобнял меня.

— Знаешь, в свое время я тоже просил шляпу отправить меня туда, куда и Джеймса… — с ноткой ностальгии произнес Бродяга.

Гринграсс тем временем отправила свое письмо и поспешила покинуть совятню. Бледная луна показалась из-за туч, наполняя помещение тусклым голубоватым светом.

Гулко ухнули совы на жердочках, и старинные часы вдалеке пробили половину десятого вечера. Время было на исходе…

— Пора возвращаться? — спросил у меня Сириус.

— Да, все равно, больше ничего нового нам здесь узнать не удастся… — с грустью протянула я, набрасывая цепочку ему на шею. Один оборот стрелок маховика — и нас снова подхватывает водоворот пространства и времени…

Комментарий автора: Очень хотелось бы узнать ваше мнение об этой части. Так же вчера у меня был маленький творческий юбилей — с момента опубликования первой главы этого фика прошло ровно пол года. Спасибо всем, кто меня читает за поддержку, ребята, без вас не было бы и меня)

Саунд — Beethoven — Silence.

Серая... Безликая... Чужая...

За воротами непризнанного рая...

Небо плачет кровью по осколкам,

Сердце сшито острою иголкой

Годы лжи за поворотом рыщут

Ну, а в ставнях хладный ветер свищет...

POV Гермионы

Оказавшись снова в Гостиной на площади Гриммо, я развернула копию послания Дафны и принялась читать его вслух:

«Дорогой мистер Норфолк!

Извините, что беспокою вас в столь поздний час, но дело не требует отлагательств. Памятуя про дружественный союз, который существует между нашими семьями, прошу оказать мне посильную помощь по защите мистера Гарри Джеймса Поттера на открытом слушании Визенгамота, которое состоится в ближайшее время, в случае, если ему не будет предоставлен адвокат. Подробности сообщу при личной встрече.

С уважением, Дафна Вивьен де Гринграсс, наследница дома Гринграсс»

— И кто такой этот Норфолк? — задумчиво поинтересовалась я.

— Если это тот Норфолк, о котором я думаю, то Дафна фактически оказала Гарри неоценимую услугу. Правда, мне совершенно не ясны мотивы ее поступка, Вообще-то, когда я только-только поступил в Хогвартс, моему отцу приходилось пользоваться услугами некоего Патрика Норфолка, тогда еще начинающего адвоката-практика. Сейчас же, судя по данным, которые я почерпнул из подшивок Пророка за тринадцать лет, он является ведущим юристом магической Британии и Германии. К тому же, он отличается тем, что ни Фадж, ни Дамблдор не имеют на него рычагов давления, поскольку он — гражданин Германии, и там находится все его движимое и недвижимое имущество и семья. Трогать его — значит, нарываться на международный скандал.

— Но ведь он может и не согласиться на просьбу какой-то школьницы, — подметила я.

— Ты обратила внимание, как подписано письмо? — поинтересовался Сириус.

— Наследница дома Гринграсс? Но какое это имеет отношение к делу?

— Самое прямое. Таким образом, она подчеркнула свой статус в обществе и указала на союз между семьями. Отказать в таком случае крайне сложно потому, что это может быть воспринято как оскорбление договоренностей между ее отцом и этим Норфолком.

— Снова эти чистокровные заморочки, — проворчала я, присаживаясь на кресло возле камина.

— Вот потому такие, как Волдеморт, и объединяют аристократов в борьбе с магглорожденными. Ни школа, ни общество не стремится объяснять основы, на которых держится магический мир. Успешно преподается маггловедение и напрочь отсутствует история и традиции волшебного мира, — с грустью произнес он.

— И это говорит человек, который сбежал от аристократической семьи в пятнадцать лет... — удивленно произнесла я.

— Я сбежал не от своей семьи, а от их убеждений. На тот момент они просто считали красноглазого истиной в последней инстанции. Несмотря ни на что, я был и остаюсь Блэком...

— Прости, — кротко произнесла я и положила голову ему на плечо.

— Ничего, забудь. Это не слишком приятная тема для обсуждения, — произнес он, скрещивая руки на груди. На часах было пять утра, в камине тлели угольки, от чего комната практически утопала в полумраке, только одинокая свеча горела на журнальном столике.

— Что будем делать с Дафной? — осторожно поинтересовалась я, в надежде сменить неприятную тему.

— Постарайся понаблюдать за ней, когда вернешься в школу. Возможно, она отправится на встречу с этим Норфолком на выходных. А я постараюсь поговорить с Нарциссой и выяснить, что у нее произошло с Малфоями. Мне кажется, это каким-то образом может прояснить ситуацию.

— Хорошо, я попытаюсь. Они, кстати, с Гарри неплохо общались в поезде.

— Кхм... Может статься, что здесь замешаны какие-то личные симпатии... — ухмыльнулся Блэк. — Кстати, у меня для тебя кое-что есть. Я взял на себя смелость отправить запрос в городской архив от имени некоего Александра де Гранже, который желает восстановить свое генеалогическое древо.

— Ты думаешь, мой отец имеет какое-то отношение к роду де Гранже? — удивленно поинтересовалась я.

— Это только рабочая гипотеза. Вот, читай ты первая, — спокойно произнес он и протянул мне небольшой конверт с письмом. Я тут же углубилась в чтение:

"Дорогой мистер де Гранже!

Спешу уведомить вас, что ваш запрос на восстановление родословной и получение информации о местонахождении потенциальных родственников был рассмотрен положительно.

В материалах архива содержится запись, о покупке земли в Энфилде с целью застройки в тысяча девятьсот сороковом году супружеской парой Огюстом и Анастасией-Александрой де Гранже.

В тысяча девятьсот сорок первом закончилось строительство особняка в викторианском стиле, в котором пара и поселилась.

Однако по чудовищной случайности в июне тысяча девятьсот сорок пятого особняк был уничтожен пожаром, в ходе которого так же погиб его хозяин.

Так же в материалах архива была обнаружено дело об опеке над несовершеннолетним Александром де Гранже, который был передан на воспитание в семью Грейнджер в мае тысяча девятьсот пятидесятого года. В соответствие с постановлением попечительского совета, тайна усыновления может быть разглашена ребенку лишь по достижению совершеннолетия.

Дальнейшая судьба его матери, Анастасии Александры де Гранже, неизвестна...»

— Сириус, как это возможно? — воскликнула я, сжимая в руках исписанный небрежным почерком какого-то клерка лист бумаги. Строчки перед глазами расплывались и отказывались складываться в буквы. Прочитанное просто отказывалось укладываться в моей голове.

— Что там? — осторожно поинтересовался Сириус, заглядывая ко мне через плечо.

По мере прочтения, он все сильнее хмурился.

— Ты был прав. Отца усыновили... Но ведь мне всегда говорили, что родители отца погибли в авиакатастрофе когда тот учился в университете... Выходит, Анастасия — моя бабушка. Но почему, почему она отказалась от своего ребенка? — воскликнула я.

— Я думаю, у нее были на это причины, — уклончиво ответил Блэк. — Если я правильно помню уроки генеалогии своей досточтимой матери, то де Гранже в некотором роде поддерживали Гриндевальда. Возможно, она опасалась преследований со стороны Дамблдора и соратников. Мне кажется странным другое. Как мог особняк волшебников сгореть от пожара? — задумчиво произнес Сириус. — На домах чистокровных магов ставится трехступенчатая защита от огня, чтобы предупредить случаи возгорания от каминов, свечей и неправильно выполненных проклятий.

— Это был не пожар. Вот взгляни, — я извлекла из бисерной сумочки копию статьи из Ежедневного пророка, которая была посвящена рейду на дом де Гранже.

— Дом не сгорел, скорее всего, это какая-то хитрая защита, возможно, установленная уже после нападения с целью скрыть родовое гнездо от посторонних, — неуверенно произнес Сириус и уселся в кресло напротив меня.

— В любом случае, я хочу взглянуть на это место. Но еще больше — поговорить с моей... кхм... бабушкой, — сказала я, слегка зевнув, и двинулась было по направлению к выходу из комнаты. Бессонная ночь и перемещение во времени дали о себе знать.

— Далеко собралась? — поинтересовался Блэк.

— Искать информацию о сгоревшем особняке с целью выяснения его местонахождения.

— В первую очередь, дорогая моя, тебе нужно поспать. Я понимаю твое желание увидеться с родственницей, но занятия в Хогвартсе тоже никто не отменял. К тому же, я что-то не заметил с ее стороны особого рвения с тобой общаться, — раздраженно произнес Блэк.

— Ты с ней виделся? Ты что-то знаешь? — удивленно вскинув бровь, воскликнула я.

— Пожалуйста, не спрашивай меня о деталях. Не хотел тебе говорить, но она попросила передать тебе, чтобы ты держалась от нее подальше. Мне кажется, она считает, что представляет какую-то угрозу для твоей жизни. И тогда, у дома твоих родителей это тоже была она.

— Что? — тихо произнесла я и начала оседать в кресле. Одна маленькая неизвестная деталь биографии — и все, что ты знал до этого, оказывается ложным, а фундамент восприятия мира начинает рушиться, словно карточный домик.

— Успокойся, Гермиона. Слышишь? — ласково произнес он и обнял меня за плечи.

— Мне просто пока что сложно переварить полученную информацию... — устало произнесла я и сладко зевнула.

— Добби! — позвал домовика Бродяга.

— Мастер Сириус звал Добби? — пропищал эльф.

— Да, отнеси, пожалуйста, Гермиону в ее хогвартскую спальню и проследи, чтобы она уснула. И не забудь разбудить ее к занятиям и дать Бодрящее зелье.

— Сириус... я не хочу спать. Дай мне зелье сейчас, — терять драгоценное время мне совсем не хотелось, но Блэк был неумолим. Он поцеловал меня в висок на прощание, и мы с Добби исчезли с тихим хлопком трансгрессии...

* * *

Серое дождливое утро с промозглыми туманами... Полусонные студенты склонились над котлом и пытались сварить противоожоговое зелье. Снейп, как всегда, ходил между рядами и рассыпался в колкостях. События прошлой ночи все еще не отпускали меня. Я шинковала чистотел и подорожник, но все мои мысли витали вокруг Анастасии. Что могло заставить ее отрезать все контакты от семьи и отдать собственного сына под опеку чужих людей?

И где она сейчас? Как найти этот дом в Энфилде? В этой части Лондона сотни старых заброшенных на вид домов, которые нуждаются в реставрации. Мамин знакомый, мистер Уилсон, как-то рассказывал за обедом о ситуации на рынке недвижимости и вскользь упоминал об этом. Сама я в этом районе никогда не была, поэтому даже приблизительно не могла себе представить, где и что там находится.

Кроме того, я ужасно волновалась за Гарри. У нас с Сириусом было только одно доказательство его невиновности — показания магометра. Оно могло бы поспособствовать снятию с него любых подозрений и обвинений, но лишь в том случае, если бы оно попало в нужные руки. Я пока что только начала разбираться в тонкостях политики Британского министерства и мне уж точно неизвестно, кто там, чем дышит и кому служит. Норфолк, к которому обратилась Гринграсс, в принципе, мог бы инициировать проведение повторного осмотра места происшествия в рамках адвокатского расследования. Но он в этой шахматной партии, гроссмейстером которой выступил господин директор, пока что лишь черная лошадка...

Во — вторых, нужно как можно скорее достать для Гарри новую палочку, потому, что без нее он становится беззащитнее котенка. Это для всех очевидно. Впрочем, эту проблему вполне может решить Сириус, если немного посоветуется с Нарциссой. Надо сказать, что крестная моего друга имела весьма сомнительную честь и возможность довольно тесно общаться с обитателями Лютного переулка.

— Мисс Грейнджер, вы не поведаете присутствующим, где вы витаете? Видимо ваши мысли куда интереснее, чем зелье в вашем котле, которое, кстати, вот-вот превратится в помои. У вас есть даже шанс превзойти мистера Лонгботтома на поприще провальных экспериментов в области такой тонкой науки, — рявкнул Снейп, проходя мимо меня, от чего я невольно вздрогнула. — Похоже, что мистер Поттер оказывает на вас слишком дурное влияние.

— Простите, профессор, — нервно пробормотала я и принялась шинковать фенхель и толочь цветки ромашки.

— Гермиона, что с тобой? — тихо спросил у меня Гарри, которого уже выпустили из больничного крыла.

— Ничего, просто не выспалась, — уклончиво ответила я.

— Двадцать баллов с Гриффиндора за разговоры, — выпалил зельевар, но конец его фразы утонул в звуке взрыва, который раздался в классе. Болотно-зеленая жижа выплеснулась из котла Лаванды и окатила нас с Гарри с ног до головы. Дафне, которую поставили в пару к Лаванде, так же досталось. Хорошо еще, что в этот момент мы стояли к ней спиной, ибо попади эта жидкость в лицо — и ожога не миновать. Одежда же начала медленно плавиться.

— Браун! — взревел Снейп. — Кто вас надоумил положить в котел чешую саламандры? Пятьдесят баллов с Гриффиндора и отработки до конца следующей недели. Поттер! Грейнджер! Гринграсс! Чего стали? В больничное крыло, живо! — повторять дважды не пришлось, и мы поспешили покинуть проклятые подземелья. По дороге Дафна морщилась от боли, но виду не подавала. Ей, в отличие от нас, зелье попало на руки, которыми она успела закрыть лицо.

— Perditionis dolor, — тихо прошептала я, направив палочку в ее сторону.

— Спасибо, — пробормотала она.

— Не за что, ты ведь помогла мне вчера подняться, когда я упала, — спокойно ответила я.

— Гриффиндорское благородство, — буркнула она.

— Возможно, — ответила я, пожав плечами.

— А, по-моему, вы друг друга стоите, — усмехнулся Гарри и распахнул дверь Больничного крыла.

— Не успел от меня уйти, как опять возвращаешься! — воскликнула мадам Помфри, всплеснув руками. В последующие полчаса она приводила нас всех в порядок, благо, у нас с Гарри было всего несколько небольших ожогов на спинах, а еще мои волосы пришлось немножко укоротить из-за того, что зелье пролилось на них и они почернели снизу. Дафне же забинтовали руки и посоветовали немного побыть в Больничном крыле. Девушка немного поворчала, но все же согласилась. Все это время она кидала обеспокоенные взгляды в сторону Гарри, но заговорить не решалась.

Улучив момент, когда мадам Помфри зашла в подсобку, я заглянула за ширму, за которой находилась Джинни.

— Привет, — слабым голосом сказала она.

— Как ты? — обеспокоенно спросила я, вглядываясь в бледное лицо подруги. Она казалась необычайно хрупкой и беззащитной, словно хрустальная статуэтка, стоявшая на самом краю стола.

— Держусь, но с каждым часом мадам Помфри все сильнее хмурится при взгляде на меня. Мне страшно, Гермиона. Я летела, гналась за снитчем... И вдруг во мне словно что—то лопнуло. Я помню ослепительную вспышку боли, а затем в глазах потемнело, и я потеряла сознание. Я... не питаю иллюзий относительно своих шансов поправиться...

— Брось, Джинни, ты обязательно выздоровеешь, вот увидишь. Скажи, у тебя были с кем-нибудь конфликты в последнее время?

— Да нет, разве что с некоторыми слизеринцами, да с Мариэттой Эджкомб недавно повздорили на тренировке, а что?

— Ничего особенно, просто пытаюсь понять, кому было выгодно это покушение, — спокойно произнесла я.

— Уж точно не Гарри, — бесцветным голосом произнесла Джинни.

— К сожалению, наше доблестное Министерство считает иначе... — с горечью произнесла я.

— Что? — удивленно спросила она и попыталась подняться и сесть на кровати.

— Лежи, тебе нельзя вставать. Министерство с подачки Рона получило себе потенциального подозреваемого.

— А если я дам показания? — спросила с надеждой подруга.

— Это ничего не даст. Ты не могла видеть напавшего на тебя человека с воздуха. К тому же... А впрочем, это неважно. Теперь этот процесс — политический, ты все равно здесь бессильна.

— Ай! — воскликнула Джинни и схватилась за сердце.

— Мадам Помфри! — в отчаянии позвала я медсестру.

— Я же просила не беспокоить больную! — зло воскликнула она.

— Простите, мадам Помфри. Что с ней? — обеспокоенно спросила я.

— Мисс Грейнджер, покиньте Больничное крыло, пожалуйста, — холодным тоном произнесла медсестра, не оставляя мне выбора.

Коридоры... Чужие лица. Гулкий топот ног... Суета сует. В голове билась единственная мысль: «Джинни стало хуже». Поднявшись по лестнице, уселась на подоконник напротив кабинета чар. Я смотрела куда-то перед собой, но мысли мои далеки от этого места. Где-то в стороне послышался звук колокола. Из кабинета вскоре начали выходить студенты.

— Ищешь, но не можешь найти? — тихий шепот Луны Лавгуд заставил меня вздрогнуть.

— Что, прости? — переспросила я.

— Количество мозгошмыгов, которое летает над твоей головой, говорит мне о том, что ты не можешь найти ответа на какой-то вопрос, — произнесла когтевранка с грустной мечтательной улыбкой на устах.

— Кто они, мозгошмыги? — отстраненно поинтересовалась я, чтобы поддержать разговор.

— Это существа, которые паразитируют в твоей ауре и мешают тебе сосредоточиться и найти ответ на мучающий тебя вопрос, — начала свой рассказ Луна и присела рядом со мной на подоконник. — Ты, наверное, думаешь сейчас, что я сумасшедшая... — смущенно продолжила она.

— Вовсе нет, просто это немного странно... Видеть то, чего нет.

— Именно. Я их не выдумала. Взгляни, — Лавгуд протянула мне свои астрально—спектральные очки. Я надела их — и мир взорвался калейдоскопом ярких красок.

— Что это? — удивленно спросила я.

— Это потоки магии. Они здесь везде. У представителей моей семьи довольно необычный дар — видеть магическую сущность вещей. Эти очки — последнее изобретение моей мамы, она не была по крови Лавгуд, поэтому не могла в полной мере пользоваться родовой магией. Для меня же они своеобразный концентратор силы. Как для тебя маховик.

— Моргана, откуда тебе известно?! — не удержалась я от громкого восклицания.

— О, у него довольно необычное сияние, — протянула когтевранка, как будто это могло мне что-то объяснить. — Он сливается с твоей аурой и подпитывает тебя, значит, это тоже родовая вещь, — продолжила она.

«Мда, в свете последних событий, это было очень даже возможно», — подумала я.

— Луна, а ты не знаешь, как найти место, которое никогда не знал? — с надеждой спросила я у нее, разглядывая сквозь гладь стекол спектральных очков ее волосы, которые отчего-то переливались всеми цветами радуги. И глаза у нее в этот момент были вовсе не серые. Они походили цветом на ночное небо в безлунную ночь.

— Наконец-то ты начала задавать правильные вопросы, — рассмеялась она и щелкнула пальцами. Ее движения завораживали. Было в ней какое-то дикое, немного сумасшедшее начало. От нее веяло свободой.

— Как только окажешься неподалеку от того места, которое ищешь, надень мои очки и позови его.

— Позвать? — удивленно переспросила я.

— Да, — уверенно ответила она и улыбнулась. — Магия — это живая субстанция. Позови — и услышишь ее отклик.

— Но ведь тебе, наверное, и самой нужны эти очки... — виновато замялась я.

— Брось, я и без них вполне справляюсь. Просто они позволяют немного экономнее расходовать силы. Бери, тебе они сейчас нужнее, — уверенно произнесла она, откинув прядь светлых волос с лица.

— Спасибо, — растерянно пробормотала я.

— Не за что, — усмехнулась она и, спрыгнув с подоконника, ушла прочь, насвистывая какую-то странную мелодию. А я в полнейшем замешательстве осталась сидеть напротив кабинета чар, сжимая в руках причудливые очки...

* * *

— Гарри, послушай, вот в этой колбе находятся воспоминания, которые ты должен просмотреть. Они касаются того, что нам с Сириусом удалось выяснить, — сообщила я другу, когда мы оказались одни в пустом классе после ужина. Надо сказать, что Гарри весь день ходил, как в воду опущенный. Он привык к постоянным выпадам в свой адрес со стороны «Ежедневного пророка», к издевательствам слизеринцев и желчи Амбридж, но обвинение в покушении на убийство сестры лучшего друга просто выбило его из колеи. Но сейчас было совсем ни то время и ни тот случай, чтобы опускать руки и терять веру в собственную правоту. Слишком многое стояло на кону...

Хотелось выговориться, поделиться с Гарри своими проблемами. Он, как никто иной, всегда понимал меня. Но сейчас я явственно осознавала, что мои откровения могут принести ему только лишнее беспокойство. Я не хотела что-либо скрывать от него, как только суд закончится, я обязательно поговорю с ним по душам.

— Спасибо, Гермиона. За поддержку и помощь. Жаль, что Рон до сих пор не отошел от произошедшего между нами...— его голос был пропитан сожалением и болью.

— Вспомни четвертый курс. Он одумается, вот увидишь. Я видела его глаза, вскоре после случившегося, и в них явственно читалось сожаление. Просто извинения никогда не были коньком Рона, ты же знаешь, — попыталась успокоить я Гарри, несмотря на то, что была до сих пор зла на нашего общего рыжего друга за то, что он, не разобравшись, накинулся на Гарри с кулаками. И сказал представителям Министерства, что сделал это, потому, что считает его виновным в случившемся на поле. Я видела, что Рон переживает и жалеет о своих словах, но это должно было стать для него уроком. Он и раньше не особо отличался тактичностью.

— Кстати, после обеда со мной связался Сириус и сообщил, что сможет достать для тебя новую палочку. Даже если Министерство и вернет тебе старую, отнюдь не помешает иметь еще одну про запас. Конечно, в бою ты можешь вместо палочки использовать свой магический кинжал, но для повседневного использования он, увы, не слишком пригоден. Кроме того, хочу тебя предупредить о том, что вскоре к тебе может обратиться человек по фамилии Норфолк. Не отказывайся от встречи с ним, но сообщи, что придешь не один.

— Кто он? — спросил у меня Гарри.

— Один из лучших адвокатов на территории Англии и Германии. Кстати, что у тебя с Дафной? — вскользь поинтересовалась я у друга.

— Эм... — замялся он. — В каком смысле?

— Ну, в каких вы отношениях? — перефразировала я свой вопрос. Лицо Гарри от смущения слегка покраснело.

— Сложно сказать. Я не могу назвать ее врагом, но и другом она пока что тоже не является. Но мы неплохо ладим. Знаешь, однажды она застала меня на Астрономической башне, несмотря на то, что я прятался под мантией — невидимкой, и мы немного поговорили. Мне кажется, ее внешняя колючесть — просто маска, а внутри она совершенно другая... — пробормотал себе под нос Гарри и отвел взгляд в сторону.

— Мистер Поттер, а вы, случайно, не влюбились? — полушутливо произнесла я и легонько толкнула его в бок.

— С чего ты взяла? И вообще, почему ты спросила про Дафну? — серьезно спросил Гарри и постарался сделать вид, что пропустил мою провокацию мимо ушей.

— Да пытаюсь понять, с какой стати ей тебе помогать? Этого Норфолка ведь она нашла... — нахмурилась я.

— Разберемся, — сухо ответил Гарри и прислонился к холодной каменной стене.

— Кстати, ты не мог бы прикрыть меня? Мне очень нужно отлучиться из школы на несколько часов, но так, чтобы об этом никто не узнал, в том числе и Сириус. Я тебе потом все обязательно объясню. Не волнуйся, со мной ничего не случится, я возьму с собой Добби, — известие о доме в Энфилде по-прежнему не давало мне покоя, и я решила рискнуть и отправиться на его поиски.

— Хорошо. Будь осторожна, Гермиона. Если с тобой что-нибудь случится, я...

— И еще, одолжи мне, пожалуйста, свой кинжал и возьми, на всякий случай, мою палочку, — прервала я его.

— Вот, держи, — произнес Гарри и вложил в мою ладонь косой клинок из дамасской стали, который полыхнул на мгновение синим после того, как оказался в моей руке. Это было не слишком удобное для меня оружие, но, в отличие от палочки, на нем не стояли чары Надзора.

— Спасибо. Мне пора идти.

— Да, конечно, Гермиона, — с волнением в голосе произнес он и вышел из класса.

— Орландо! Сальвия Гексия! Каве Инимикум! Репелло Маглетум! — произнесла я цепочку из маскирующих, меняющих внешность и магглооталкивающих чар, направив кинжал лезвием в свою сторону.

Конечно, эти заклинания не могли меня защитить так же, как мантия-невидимка, но на людной городской улице лучше обойтись без нее.

— Добби! — тихо позвала я эльфа. Тот тут же появился посреди класса и замер в недоумении, поскольку для него я была невидимой.

— Тшш, Добби, успокойся, я здесь, просто меня невидно. Скажи, ты сможешь отнести меня в Энфилд и следовать за мной инкогнито? — поинтересовалась я.

— Добби хороший эльф. Добби сделает все, что скажет мисс Гермиона, подруга Гарри Поттера, сэра, — пропищал домовик.

— Хорошо, — сказала я ему и ухватилась за холодную протянутую ладошку...

* * *

Энфилд встретил меня промозглым туманом и запахом дождя. Но стоило мне надеть очки чудаковатой когтевранки, как мир тут же из черно-белого стал цветным. Суетливые прохожие, которые скрывались под мокрыми зонтиками, больше не были безликими. У каждого из них аура переливалась особенными, яркими красками. Ненависть и злость, радость и печаль, счастье и зависть — все смешалось в причудливый коктейль из оттенков чувств, а я в этот момент ощутила себя своеобразным зеркалом человеческих эмоций...

Проходя мимо какого-то ресторана, я невольно вздрогнула, когда увидела пару, которая сидела за столиком у окна. От женщины веяло преданностью и нежностью, а вот аура ее собеседника, несмотря на благодушное выражение лица оного, полыхало презрением и жалостью. Немного поодаль, у небольшого костела на паперти сидел какой-то старик в военной форме, весь покрытый шрамами и напевал низким, охрипшим голосом армейские песни. Желто-серый с вкраплением красного: ностальгия, тоска и разочарование в действительности...

Я уселась на мокрую лавочку в каком-то небольшом сквере и закрыла глаза, представляя себе Анастасию. Холодные капли дождя поливали мое лицо, а на краешке сознания возник образ тонкой золотистой нити, которая свободным концом указывала на северо-запад. И, ведомая какой-то неизвестной силой, я побрела по узким тихим улочкам Лондона по направлению к особняку.

Шаг... Еще один... Стук сердца и каблуков по мокрой мостовой... Растрепанные волосы хлещут по лицу, дыхание сбилось от бега. Улицы, дома, прохожие слились в единую картину городского пейзажа...

И вот, наконец, во дворе обгоревшего дома ниточка лопается, словно натянутая струна. Здание было обвито плющом, на первом этаже окна были заколочены досками и в них выл ветер. Черепица на крыше местами обвалилась, в окнах на втором этаже местами отсутствовали стекла, и виднелась копоть. Обветшавшая от времени дверь грозилась отвалиться при малейшем прикосновении, но только на первый взгляд. Сколько ни дергала я за ручку, пытаясь попасть внутрь особняка, у меня ничего не вышло. Я достала кинжал и перепробовала все известные мне чары взлома — и так же безрезультатно. Несмотря на внешнюю ветхость, дом был буквально пропитан магией, его пульсирующая аура переливалась оттенками зеленого, белого и черного.

Рядом с ним меня охватило странное спокойствие, как будто время замедлило здесь свой ход и неспешной рекой катится вспять. Я обошла особняк со всех сторон несколько раз, бродила по кругу в поисках какого-либо входа, но дикая, необузданная магия этого места не пропускала меня за порог. Скорее всего, это и была та защита, о которой предостерегал меня Сириус. Вполне возможно, что ее как-то можно снять, но для этого, похоже, придется пересмотреть не один десяток фолиантов в родовой библиотеке Блэков.

Внезапно за моей спиной послышался какой-то шорох. Обернувшись, я увидела женщину, укутанную в синий дорожный плащ с капюшоном. Присмотревшись, я узнала в ней Анастасию и нервно сглотнула. Случайность? Или же она осведомлена о моем присутствии здесь?

— Кого-то ищешь? — спросила она, сплетая в воздухе ладонью странную вязь каких-то заклинаний.

— Ты можешь меня видеть? — удивленно поинтересовалась я у нее.

— Нет, я просто знала, что ты придешь, чувствовала, — отстраненным тоном ответила «бабушка».

— Тогда ты, наверное, уже в курсе, зачем я здесь, — горько усмехнувшись, спросила я.

— Да, и потому прошу тебя, уходи... И больше не возвращайся сюда, Гермиона. Не зачем ворошить прошлое, которое уже не изменишь, — с грустью сказала она.

— Нет, я никуда не пойду, пока мы не поговорим, — твердым голосом произношу я и приближаюсь к ней. — Скажи, где ты была все эти годы? Почему отказалась от отца? — мой крик заглушает порыв ветра.

— У меня не было другого выбора. И сейчас ты мне его тоже не оставляешь, я давно и безнадежно проклята, мне больше нечего терять...

— Ты ошибаешься, выбор есть всегда, — зло выплевываю я.

— В таком случае, держи, — протянула она мне маленькую книжицу в коричневом переплете, и я, ощутив знакомый рывок, исчезла в неизвестности...

Perditionis dolor — лат. уничтожение боли.

Комментарий автора: Ребят, у меня сейчас сессия, по этому главы будут появляться не очень регулярно в этом месяце. Очень жду ваших отзывов и спасибо, что остаетесь со мной. Коллаж и саунд можно найти в группе в вк по фанфику https://vk.com/n_w_fanfiction .

Ваша Nika Walter

POV Дафны

Soundtrack: Within Temptation — Somewhere

Unreal (кибер-готик-метал) — Цепи

«Темнота. Запах сырости и дуновение ветра, от которого мурашки по коже и охота невольно съежиться. Полутемный коридор. Холодные кирпичные стены. Я провожу по ним рукой и ощущаю паутину. Спотыкаюсь обо что-то и падаю — впереди на уровне земли дребезжит едва заметная полоска света. Поднимаюсь и потираю ушибленное колено. Пытаюсь отыскать в кармане палочку, но понимаю, что ее со мной нет. Сердце гулко стучит в груди. Слышно как где-то вдалеке капает вода... Половицы слегка поскрипывают под моими ногами. Иду на свет, держась за стены. Рука касается деревянной рамы какой-то картины. Вокруг так тихо и спокойно, что хочется закричать, но даже от малейшего шепота слышится гулкое эхо, которое пугает меня еще больше. Вокруг ни души, но я кожей ощущаю, что за мной наблюдают обитатели картин и молчат...

Шаг... Еще один — и под прикосновениями моих пальцев оказывается ветхая деревянная дверь с продолговатой латунной ручкой. Я замираю в нерешительности на пороге, сердце бешено колотится... Собираю волю в кулак и опускаю ручку вниз — дверь со скрипом распахивается и зависает на петлях, словно вот-вот отвалится...

Передо мной предстает залитая лунным светом столовая нашего поместья. Вот только выглядит она заброшенно и ветхо. На столе отсутствует скатерть, деревянные стулья полуистлели и покрылись плющом. Из-под пола прорастает местами трава...

Внезапно в комнате раздается тихая музыка фортепьяно. Я оборачиваюсь и вижу девушку с длинными светлыми волосами, которая осторожно перебирает по клавишам. Услышав мои шаги, незнакомка поднимает глаза, и я замираю, как громом пораженная... Передо мной повзрослевшая Астория, на вид ей лет семнадцать. Густая челка падает ей на глаза, ее вообще с трудом можно узнать. Она скользит по мне взглядом, цепким, колючим, холодным. В ней больше не чувствуется ни наивность, ни беззаботность и легкость. Ее глаза отражают горький опыт и грусть.

— Тори! Тори, это ты? — кричу я, не веря своим глазам. Сестра в ответ начинает надломлено смеяться, а затем играть по клавишам невпопад какую-то безумную фугу с привкусом отчаяния. Я вслушиваюсь в ее игру, и каждая нота острыми шипами врезается в мою душу...

Я иду к ней на встречу, а она, закрыв глаза, растворяется в музыке. Стоило мне только дотронуться до ее плеча, как она тут же исчезла, ее образ рассеялся словно дымка, а старый рояль замолк, издав последний гулкий всхлип в нижней октаве... Меня охватывает дрожь, я опускаюсь в протертое до дыр некогда светло коричневое кресло и поджимаю под себя ноги. Свет луны ласкает мое лицо, я закрываю глаза и вслушиваюсь в шум ветра в ставнях.

— Дафна? — слышу я чей-то вкрадчивый шепот. Передо мной, опершись на рояль, стоит Гарри и смотрит на меня с укоризной и недоверием. На нем больше нет очков-велосипедов, а вместо привычной потрепанной мантии надет черный костюм с рубашкой. Прямая спина и гордая осанка усиливают ощущение нереальности происходящего. Я лишь сильнее вжимаюсь в кресло.

— Ч-что происходит? — спрашиваю я. В распахнутое окно влетает мертвый гриф и садится к нему на плечо. Он отвязывает послание от птичьей лапки и принимается читать.

— Как ты могла? Как ты могла предать меня? — кричит он, а я зажимаю уши руками. В воздухе пахнет жимолостью и смертью. Я крепко зажмуриваюсь и вновь погружаюсь в темноту...»

— Гринграсс, Гринграсс, ну, проснись же ты! — послышался чей-то вкрадчивый шепот прямо над ухом, и кто-то принялся трясти меня за плечо. Усилием воли я открыла глаза и встретилась взглядом с Миллисент, которая склонилась над моей кроватью. Она приложила палец к губам, и взмахом палочки наколдовала сферу тишины.

— Булстоуд, что ты забыла у моей постели в шесть часов утра? — поинтересовалась я со смесью возмущения и любопытства.

— Да тише ты, Гринграсс, а то никакие заглушающие чары не спасут. Быстро достань палочку, выставь щит против физического воздействия и притворись спящей, — дала она наказ, а сама начала плести какую-то длинную вязь из рунических чар.

— Что происходит? — обеспокоенно спросила я.

— Нет времени объяснять. Делай, что говорю, потом спасибо скажешь, — суетливо пробормотала она.

Со стороны ванной послышался какой-то шум, и Миллисент поспешила вернуться к себе в постель и плотно закутаться в одеяло.

Я тоже закрыла глаза и начала прислушиваться к шороху. Скрипнула дверь в ванной, а затем я услышала, как кто-то крадется на цыпочках в сторону моей кровати.

— Спит? — прошептал первый голос.

— Как убитая, похоже, — ответил второй голос.

— Я предпочла бы, чтобы эта фраза звучала без слова «как». Давай сюда пробирку, — властно приказала какая-то девушка. Я сжала покрепче палочку под одеялом и приготовилась защищаться.

— А ты уверена, что на ней нет никакой защиты?

— Смотри сама, — начала первая. — Магикум Ревелио. Видишь, ничего нет. Ну, что ты медлишь, Флора? — вкрадчиво прошептала она. Я лишь мысленно хмыкнула, кем бы ни была эта девушка, дальновидностью ее природа явно обделила. Магикум Ревелио выявляет только относительно простые заклятия, но вот щиты, поставленные на крови или родовой магии, явно засечь не могло. Кроме того, мне стало безумно интересно, с чего бы это Керроу стала что-то против меня предпринимать? Впрочем, времени на размышления у меня уже не было. Послышался звук откупоривания пробки и в мою сторону плеснули какую-то жидкость. Судя по тому, как напрягся щит, это было какое-то ядовитое вещество.

Я мигом сбросила с себя остатки «сна» и кинула из-под одеяла Экспеллиармус в сторону нападавших, коими оказались Пенси Паркиссон и Флора Керроу.

Не прошло и трех секунд, как их палочки оказались у меня в руках. Судя по их ошарашенным лицам, они явно не ожидали встретить сопротивление с моей стороны. Я зло рассмеялась при виде этой картины. Не каждый день наблюдаешь у Паркиссон такое беззащитное выражение лица. Керроу же вообще спряталась за спиной у Панси и закрылась ей как щитом. Что ж, в этом, по крайней мере, присутствовало зерно логики.

— Что тебе нужно, Паркиссон? — с сарказмом протянула я.

— Отдай палочку, Гринграсс, не то я сейчас же пойду к Снейпу, и у тебя будут большие неприятности, — зло выплюнула она.

— Серьезно? — начала я и принюхалась. — Интересно, что он скажет, если узнает, что ты пыталась плеснуть в меня «Безликую Смерть»? — неужели эта идиотка думает, что я попадусь на ее удочку. — А ты, Кероу? Решила поиграть в комнатную собачку ее величества Мопса? — от подобного заявления курчавая блондинка сникла. — Что ж, я была о тебе лучшего мнения, — с ехидцей произнесла я.

— Ты ничего не сможешь доказать, — как можно более невозмутимым тоном произнесла Панси.

— Знаешь, Паркиссон. В отличие от тебя, я не мелочная дрянь которая вначале гадит исподтишка, а затем бежит плакаться кому-то в жилетку, когда ей надавали по ушам. Поэтому мне ничего не нужно доказывать. Сornu lineam!— произнесла я, направив на нее ее же собственную палочку, от чего у нее на голове появилась парочка очаровательных красных рожек которые пылали огнем. Мало того, что онауже один раз ударила меня по лицу, так что Гарри пришлось залечивать рану.... Так эта наглая девкаеще посмела плеснуть в меня кислотой?

— Ты... Как ты смеешь? — ноздри Панси раздулись, а она сама покраснела.

— Апорт, Паркиссон! — воскликнула я и спустила их палочки с лестницы, предварительно шепнув одно весьма пакостное заклинание, которое позволяло не беспокоиться о возвращении этих мерзких особне менее получаса. Обе горе — слизеринки тут же побледнели и бросились прочь из комнаты, а я улыбнулась Миллисент, которая перестала притворяться, что крепко спит и храпит, и прошлепала в ванную комнату.

Через десять минут я застала Булстроуд уже одетой в школьную мантию. Она пререкалась с говорящим зеркалом, которое отвешивало сомнительные шуточки в адрес ее внешности. На самом деле, Миллисент, в отличие от той же Панси, хотя бы лицом удалась. У нее были пухлые губы, выразительные карие глаза и иссиня черные волосы. Но при этом она была немного полноватой девушкой, поэтому над ней пытался глумиться противоположный пол. Впрочем, Булстроуд тоже за словом в карман не лезла. Она обладала специфическим чувством юмора, на которое оказало большое влияние соседство с кладбищем и бюро ритуальных услуг. Кроме того, Миллисент обожала готический стиль в одежде, и носила серебряные серьги в форме рыбных скелетиков. Одним словом, достаточно эксцентричная и независимая особа.

— Ну и что это был за цирк? — спросила я у Булстроуд.

— Видишь ли, Мопс и Болонка немного злятся, потому что тебе не дает проходу Малфой.

— Ну, конечно, без него ведь никуда! Кстати, с чего это вдруг такая доброта к ближнему? А, Миллисент?

— Секрет корпорации одуванчиков, — усмехнулась она и шутливо показала язык.— А если честно, то они ведут себя не по-слизерински, — сказала она и подмигнула, намекая на то, что истинных мотивов своего поведения она не намерена раскрывать.

— Что ж, спасибо. Честно говоря, мне немного не по себе от того, что могло случиться со мной, если бы им удалось осуществить задуманное... — рассеянно произнесла я.

— Если руки крюки, то нет проку от науки. Это про них, знаешь ли,— рассмеялась она и метнула в надоедливое зеркало Силенцио, от чего оно принялось корчить забавные рожицы.

— Ладно, пойдем завтракать, — предложила Булстроуди покинула комнату.

* * *

Школьники во время завтрака напоминали растревоженный улей. Новость о том, что вчера произошло с Поттером, была у всех на устах, и я в который раз удивилась человеческой глупости. Те, кто еще вчера считали Поттера кем-то вроде рыцаря на белом коне, сегодня склоняли его имя на все лады. Специальные выпуски различных изданий пестрели заголовками: «Мальчик-Который Выжил: мессия света или сбившийся с пути отступник?», «Национальный герой или обычный преступник?». Реакция на подобные статьи была разная: одни сминали газету, словно мусор и отбрасывали прочь, другие же смаковали едкие цитаты и косились на Поттера с подозрениями. Преподаватели тоже что-то довольно бурно обсуждали. Снейп попивал что-то из кубка и беседовал с профессором рун. Долорес Амбридж просто сияла от счастья, словно новенький галеон, и гаденько усмехалась. Ничего, жаба, посмотрим, что ты запоешь, когда проиграешь обвинение в суде против Гарри...

Лишь Дамблдор молча наблюдал за происходящим в зале, сложив руки под подбородком. На него это было совсем не похоже. Обычно после громких происшествий он всегда выступал с речью, но сейчас он выглядел задумчивым и погруженным в себя. Да и вчера на поле он не рвался оправдывать Гарри. Все это выглядело как-то странно...

Я задумчиво ковыряла картошку с цыпленком в своей тарелке и прокручивала в голове вчерашние события. В истории с нападением было слишком много белых пятен. Во-первых, было абсолютно непонятно, каким образом оно было совершено. Если предположить, что убийца действовал под мантией-невидимкой, тогда на Джинни действительно наложили AerumLaquem. Но в этом случае Уизли бы уже шла на поправку. Значит, скорее всего, это было не заклятие. Ритуал? Маловероятно. Для того чтобы добиться такого эффекта нужнопрофессионально владеть магией Вуду и, кроме того, необходимо,чтобы совпало слишком много факторов, таких, как фаза луны, время суток, положение планет и многое другое. Маги такого уровня, как правило, действуют без осечек, а убийца явно своих сил не рассчитал. Да и не станут они тратить свои силы на какую-то малолетку. Вообще, наиболее вероятным объяснением для меня было пробуждение дара, который позволяет ментально причинять вред на расстоянии у какого-то молодого волшебника. Родовая или индивидуальная способность в этот период крайне нестабильна, и ее сложно научиться контролировать. Возможно даже, что это был стихийный выброс. Однако утверждать что-либо на сто процентов я бы не стала...

Кроме того, мне был неясен мотив нападавшего. Джинни — случайная жертва, чтобы подставить Поттера или же преступление было продиктована мотивами личной неприязни?

Если целью был Гарри, значит, кто-то хочет по-тихому убрать его с пути... Кому это выгодно? Лорду? Маловероятно. Он слишком любит зрелищность и собственное эго, чтобы упускать возможность расправиться с ним лично. Дамблдор? На первый взгляд, уж ему-то совсем невыгодно подставлять Поттера под удар, как и Джинни, которая является наследницей лояльной к нему семьи. Однако однозначно списывать его со счетов тоже было нельзя. Возможно, все это было частью какого-то хитромудрого плана, и у него имелся козырь в рукаве. Я испытывала неприязнь к седовласому директору, но в то же время, уважала его как искусного мастера плетение интриг и хорошего стратега. Меня с детства учили тонкостям политики, потому, что после рождения Астории мать больше не могла иметь детей, а, значит, после смерти отца я стану главой рода Гринграсс. И одно из правил, которое я вынесла из уроков, гласило, что во время большой игры ради куша часто приходится жертвовать даже ярыми союзниками. В данном случае, агнцем на заклание могла стать Джинни. Поэтому в круг моих подозреваемых попадал и он, пусть и с наименьшей вероятностью его причастности.

Драко или Люциус? Но у них совершенно другой дар, который, кстати, играет с Драко злую шутку. Из-за того, что мои родовые способности каким-то образом должны быть связаны с ментальной магией, на меня не действует его приворот, а он испытывает эффект бумеранга. Как говорится, любовь зла... Хотя, вполне возможно, что свои чувства он испытывает вне зависимости от дара, но из-за него это начало превращаться в манию. Я ловила на себе его злые взгляды за завтраком, и мне казалось, что если бы меня попросили изобразить свою боль от потери друга на холсте, она имела бы грязно-серый оттенок. Цвет неба над Лондоном в дождливый день, который напоминал мне о Драко...

Министерство Магии? У той же Амбридж вполне серьезный зуб на Поттера, одно только слушание по несанкционированному использованию Патронуса чего стоило!

В любом случае, пока личность преступника неустановленна, я стану подозревать всех. Я ощущала острую нехватку информации, которую не могла восполнить самостоятельно. Поэтому одной из причин моего обращения к Норфолку было проведение независимого расследования по этому делу. Кроме того, согласно законодательству, Гарри должны предоставить адвоката в течение сорока восьми часов, которые истекают завтра после обеда. И если ему не найдут защитника, Норфолк сможет его подстраховать. Помимо этого, он в этой истории незаинтересованное лицо, на которое не сможет повлиять ни Министерство, ни Дамблдор, ни Малфойот имени Лорда. Кстати, о них. Можно ведь будет попросить Патрика угомонить Драко с помощью закона. К примеру, с помощью оков невмешательства, которые сделают так, что он не сможет причинять мне прямой вред и подходить ближе, чем на метр. Но для их наложения нужна санкция суда, а значит, мне не обойтись без помощи хорошего юриста-практика. Иначе мои обвинения даже не станут рассматривать. Особенно при содействии папочки Люциуса. Мерлин, только бы Патрик согласился!

Допив холодный чай с молоком, я покинула Большой зал. Паркиссон за завтраком, кстати, так и не появилась. Видимо, наличие рогов сказалось на ее аппетите. А вот Керроу попыталась невнятно извиниться, но я отмахнулась от нее, как от назойливой мухи. Головой нужно думать, а не пятой точкой. По пути меня перехватил Снейп и напомнил о том, что я должна к нему зайти. Честно говоря, перспектива объяснения с деканом меня совсем не радовала... Нелюдимый и колкий, он никогда не вызывал у меня ни симпатии, ни сочувствия. И даже та боль, которая затаилась в глубине его глаз, не делала его ближе... Просто бывших Пожирателей, как и бывших слизеринцев не бывает. И если кто-то пытается доказать мне обратное, значит, просто не знает, о чем говорит.

Я шла по коридору в сторону подземелий, когда мне на плечо опустилась школьная сипуха, которую я с вечера отправила Норфолку. Угостив птицу совиным печеньем, которое всегда было в моей сумке, я отвязала от лапки письмо. Записка оказалась короткой: «Мисс Гринграсс, я согласен. Суббота, час пополудни, паб «Три метлы», столик №7. Жду встречи, искренне ваш Патрик Норфолк». Что ж, узнаю его. Правду говорят о том, что краткость — сестра таланта, а в случае мистера Норфолка — еще и немецкой педантичности и английской сдержанности. Мне доводилось несколько раз беседовать с этим немногословным мужчиной средних лет спортивного телосложения. Ему пришлосьотсидеть пять долгих лет в Нурменгарде за убийство, которое он не совершал... И это стало для него хорошей школой жизни. Выйдя на свободу, он решил стать адвокатом, который никогда не станет защищать неправедных людей. Даже за огромные деньги. Поэтому то, что он согласился на встречу со мной — это огромная честь... Сунув записку в карман, я спустилась по каменной лестнице и снова оказаласьв полумраке подземелий. Свернув за угол, я очутилась перед дверью, которая вела в кабинет декана. Некоторое время я в нерешительности сжимала дверную ручку, оттягивая момент неприятного разговора, а затем все же собралась с мыслями и осторожно постучала. После ответного «входите» я очутилась в кабинете.

— Проходите, мисс Гринграсс. Присаживайтесь, — указал он мне на кресло напротив холодным тоном.

— Вы хотели со мной о чем-то поговорить, профессор Снейп? — поинтересовалась я, вопросительно вскинув бровь.

— Мисс Гринграсс, не могли бы вы меня просветить, что выне поделили с мистером Малфоем? — раздраженно спросил он.

— Мистер Снейп, скажите, я похожа на доносчика? Вы же слизеринец, вам ли не знать, что за это бывает, — холодно ответила я. Словесная игра без правил началась. Я принялась рассматривать сервиз из серебра, чтобы не встречаться взглядом с Северусом Снейпом, но даже без прямого зрительного контакта он пытался сканировать мой разум. Родовые обереги нагрелись от его натиска. Интересно, почему его так заботит вчерашнее происшествие? За шкуру своего крестника беспокоится?

— И все же, мисс Гринграсс, я настаиваю, — не сбавлял оборотов он.

— Простите сэр, но вас это не касается.

— В таком случае, расстегните, пожалуйста, ворот своей рубашки.

— Что? — возмущенно воскликнула я.

— Не обольщайтесь, мисс Гринграсс, это совершенно не то, о чем вы подумали, — усмехнулся Снейп и уселся в кресло напротив меня.

— И не подумаю. Кроме того, профессор Снейп, согласно с декретом Министерства магии от двенадцатого августа тысяча восемьсот восемьдесят девятого года несанкционированное применение легиллименции к несовершеннолетним карается лишением свободы на срок до семи лет, — невозмутимо парировала я. Вчерашний порез на шее, несмотря на исцеляющие чары, наложенные Снейпом, по-прежнему кровоточил и саднил. Сколько ни пыталась я его залечить, у меня ничего не вышло, а обращаться в Больничное крыло было равносильно доносу на Малфоя. Так что все, что мне оставалось — терпеть и морщиться от боли.

— Мисс Гринграсс, вы забываетесь! — рявкнул декан, однако свои манипуляции прекратил, и взмахом палочки вспорол ткань, прикрывающую место пореза. Какое-то время он молча его разглядывал, а затем продолжил: — Так я и думал, — нахмурился он и принялся рыться в шкафчике, в котором хранились пробирки с зельями. Через две минуты он извлек пузырек с алой жидкостью, которая по цвету напоминала кровь, и протянул его мне. — Пейте, — приказал он.

— Что это? — осторожно спросила я.

— То, что устранит последствия вашей глупости. Почему вы не обратились в Больничное крыло? Вы ведь видели, что он ранил вас ритуальным кинжалом, который, как я полагаю, был смочен в каком-то зелье, которое мешало крови свертываться, — с беспокойством и злостью произнес он, скрещивая руки на груди.

— По той же причине, по которой я не желаю обсуждать этот инцидент с вами. Если для вас так важно это узнать, спросите об этом самого Драко, — равнодушно ответила я и откупорила пробирку. Мой детектор ядов и приворотов молчал. — Ваше здоровье, профессор, — усмехнулась я и осушила содержимое пузырька. Жидкость была соленой и пряной на вкус. По венам тут же разнесся странный жар, от которого меня начало трясти.

— Мисс Гринграсс, что с вами? — обеспокоенно воскликнул декан и протянул мне стакан с водой. Как только я его выпила, мне стало легче.

— Ничего, со мной все в порядке, — соврала я, отводя глаза в сторону.

— Я дал вам нейтрализатор зелий. Такого эффекта быть не должно. Скажите, вы принимали какие-нибудь зелья в последнее время? — поинтересовался он.

— Только обезболивающие, а что? — ответила я и встала со своего места.

— Нет, нет ничего, — рассеяно пробормотал он и о чем-то задумался.

— Спасибо, профессор. Я могу идти? — осторожно спросила я.

— Сядьте, мисс Гринграсс, разговор еще не окончен, — нахмурился Снейп. — Меня интересует местонахождение вашей сестры Астории, — осторожно поинтересовался декан. А у меня как будто почва из-под ног ушла. На балу у Малфоев его почему-то в тот вечер не было, поэтому об исчезновении Тори он мог и не знать... Вот только метка у него на плече заставляла сомневаться в этом...

— Разве вы не получали весточку от моего отца, профессор Снейп? — удивленным тоном ответила я.

— Разумеется, получил. Однако я сомневаюсь в правдивости ее содержания. Если Астория действительно так серьезно больна, тогда как вы объясните тот факт, что в больнице святого Мунго об этом ничего не слышали? Вот копия моего запроса, — зельевар извлек из кармана какие-то бумаги. — Я, конечно, уважаю вашего семейного колдомедика, однако драконья оспа — это не то заболевание, которое можно лечить амбулаторно. И вот еще, странная вещь. Сегодня я попытался связаться с вашими родителями по каминной сети, чтобы предложить свою помощь, но мне это не удалось. Как вы можете это объяснить? — раздраженно выпалил он.

— Какое вам дело до моей сестры, мистер Снейп? — я попыталась уйти от ответа.

— Она — моя подопечная, а значит, я обязан заботиться о ее благополучии.

— О благополучии заговорили? В таком случае, поинтересуйтесь о нем у своего Хозяина, — огрызнулась я и вылетела из кабинета, оставив ошарашенного Снейпа со скомканным листком пергамента в руках...

* * *

Во время пары зельеварения декан, по всей видимости, решил взять матч реванш, за мое поведение, ибо поставил меня в пару с Лавандой Браун. Вместо того чтобы следовать рецепту, она принялась творить у котла нечто совершенно невообразимое. К примеру, чистотел Лаванда резать не стала, а принялась его толочь в ступе, подорожник мешала против часовой стрелки, а не по часовой, как было сказано в учебнике. Я изо всех сил пыталась устранить последствия ее идиотизма, но зелье было уже безнадежно испорченно. Возможно, обошлось бы без расплавленного котла, но Браун оказалась блондинкой в самом прямом смысле.

— Нет! Браун, только не чешуя саламандры! — воскликнула я и оттолкнула ее от котла, но было слишком поздно. Болотно-зеленая жижа выплеснулась прямо на меня, я едва успела закрыть руками. Боль и запах обожженной кожи. Комната померкла перед глазами и слегка отстраненно я услышала собственный стон. Кто-то подхватил меня под руки и вывел из кабинета. Холод и жар. Я стиснула зубы, чтобы не закричать. Глаза застелила пелена непрошеных слез. Вспышка заклятия. По рукам, покрытыми пузырями, пробежался холодок, и боль понемногу начала затихать. Постепенно я начала приходить в себя и даже немного язвительно отблагодарила Грейнжер за помощь, и поймала грустную улыбку Гарри, от которой сердце почему-то гулко ухнуло...

Очутившись в Больничном крыле, я оказалась в руках суетливой мадам Помфри, которая тут же наложила на руки какую-то отвратительную мазь с запахом тины, которая вызывала неприятные покалывания в руках, и выдала мне пузырек с успокоительным зельем. А затем занялась Поттером и Грейнджер, которые пострадали значительно меньше меня. Приняв зелье, я улеглась на кушетку лицом к окну и стала наблюдать за серыми облаками, которые скрывали небо. Гонимые ветром, они распадались на части, чтобы выпасть на землю дождем или снегом... С ними утекали тревожные мысли, оставляя место спокойствию. В палате было тихо, посторонние звуки не проникали сюда. Боль в руках еще мучила меня, но уже не так сильно. Тишина убаюкивала меня и вскоре я задремала под мерное биение своего сердца...

Когда я проснулась, за окном было уже темно. Шел дождь, оставляя мокрые дорожки на стекле. Ветер гнул деревья к земле. На Черном озере был шторм. Я приподнялась на кровати и осмотрела свои руки. Ладони были по-прежнему забинтованы, но я уже могла безболезненно шевелить руками. В кабинете мадам Помфри сработало оповещение о том, что я проснулась, и она, осмотрев меня, разрешила мне покинуть Больничное крыло, взяв с меня обещание ходить к ней на перевязки еще несколько дней.

В коридорах было практически пусто. Где-то вдалеке часы пробили полдевятого вечера, а, значит, ужин, я уже пропустила. Голод давал о себе знать, поэтому прежде, чем отправиться в гостиную, я решила зайти на кухню и попросить что-нибудь у домовиков.

Пройдя по веренице полутемных коридоров, я оказалась неподалеку от входа в гостиную Пуффендуя. Пощекотав грушу на натюрморте, я повернула ручку двери, которая появилась передо мной. На меня тут же устремились сотни взглядов крохотных существ, облаченных в белоснежные наволочки с гербом Хогвартса.

— Чем мы можем быть полезны юной мисс? — пропищала голубоглазая эльфийка.

— Вы не могли бы накормить меня. Я задержалась в Больничном крыле и пропустила трапезу, — вежливо попросила я.

— Конечно, мисс.Труди и Рикки сейчас все сделают! — пропищали двое домовиков хором и начали суетливо бегать по кухне, составляя на столик передо мной всевозможные явства. Наложив себе немного рагу и овощного салата, я принялась за трапезу.

Внезапно дверь снова раскрылась, и в кухню ввалился бледный и взъерошенный Блейз Забини с бутылкой какого-то пойла, и тоже попросил у домовиков еды. А затем уселся за стол напротив меня.

— Блейз, что случилось? — обеспокоенно поинтересовалась я у своего последнего друга. Возможно, мы с ним не были столь же близки, как с Драко, но он всегда очень хорошо понимал мои эмоции. Забини обладал с одной стороны весьма прозаичным, но в то же время сильным даром эмпата. К тому же, Эрида Забини была однокурсницей и подругой моей матери, и они вместе учились в Шармбатоне. А вот с Блейзом Эрида совершенно не ладила. Он винил ее за ветреность, она злилась на него за его эксцентричные выходки и любовь к музыке и магической живописи.Она считала, что наследник рода должен заниматься чем-то более серьезным. Но при всем при этом они друг друга очень любили.

— Неважно. У тебя и без меня проблем хватает, — буркнул Блейзи закурил сигары с запахом шоколада. — Покажи руки, — спокойно попросил он.

— Спасибо, Блейз, я в порядке, — ответила я ему, демонстрируя руки в бинтах, которые словно цепи сковали ладони. — И все же, что стряслось, на тебе лица нет? — не отставала я. Забини сделал еще один глоток Огневиски и, закашлявшись, прохрипел.

— Ее больше нет, понимаешь, нет! — воскликнул он и хлопнул кулаком по столу. — Лорд пришел к матери и стал требовать лояльность и деньги в обмен на жизнь. Она отказалась, ты же знаешь... знала Эриду Забини, — начал они его лицо исказилось от боли.

— Соболезную. А что с Элис... Она тоже? — дрожащим голосом спрашиваю у друга о судьбе его младшей десятилетней сестры. Воображение рисовало мне страшные картины, в которых лица Элис и Тори смешались воедино... В этот момент я, как никогда, остро ощущала необходимость знать, что Астория жива и в относительном здравии. Я не знала, увижу ли я ее когда-нибудь... Лишь в кошмарах она являлась ко мне равношудная и чужая, от чего меня терзал страх, что при встрече она меня не узнает.

— Нет... Элис в это время гуляла по лесу вокруг поместья. Это она нашла мать и сообщила обо всем мне. Над телом, по ее словам, обнаружиласькрохотная метка, которая развеялась до прихода авроров. Все было сделано так, чтобы никто, кроме нас не узнал о том, кто настоящий виновник ее смерти. Элис храбрая, но я за нее боюсь. Теперь мы совсем одни, Даф, понимаешь? — в его глазах блеснули слезы. Я вскочила из-за стола и порывисто обняла его за плечи.

— Ты справишься. И ты не один — у тебя все еще есть я, — попыталась успокоить я друга.

— Я следующий в его списке и мне нужно где-то спрятать Элис, пока он до нее не добрался! — продолжал он, а я принялась ломать голову над тем, как бы ему помочь...

— Послушай, дай мне минутку. Мне надо подумать, — попросила я его и принялась перебирать его темные волосы. Перед глазами всплыла картина из детства, когда мы с Блейзом прибежали с прогулки на пегасе летом и наши мамы принялись отчитывать нас за неряшество, а моя тетя Женевьев, младшая сестра матери, при виде этого невольно расхохоталась, вот так же погладила нас по голове и принялась нас защищать...

Тетя Женевьев — вот к кому нужно обратиться Блейзу!

— Труди, ты не могла бы принести мне лист пергамента и перо с чернилами? — попросила я проходившую мимо эльфийку. Та молча кивнула и с хлопком исчезла.

— Что ты задумала? — настороженно поинтересовался Забини.

— Помнишь мою тетю Женевьев? — начала я и, дождавшись ответного кивка, продолжила, — Я сейчас напишу адрес закрытого пансионата для девочек, в котором она работает. Конечно, он не настолько известен, как Шармбатон, зато в нем достаточно высокий уровень подготовки и там ее не найдут при всем желании. Напишешь ей и назовешь пароль Mors est oblivio. Она все устроит.

— Спасибо, — пробормотал Блейз и обхватил голову руками. Труди, тем временем, вернулась с пергаментом, и я уселась за стол, чтобы черкнуть несколько слов синими чернилами и скрепить записку капелькой своей крови.

— Вот, возьми, — протянула я бумагу другу. Тот прочитал послание, а затем крепко стиснул меня в объятиях, обдавая меня шлейфом запахов из табака и виски.

— Все будет хорошо, — едва слышно прошептала я, несмотря на то, что сама уже не верила в правдивость своих слов... Повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в печи. Часы пробили без четверти одиннадцать — время отбоя близилось с неумолимой скоростью. Поэтому мы с Блейзом поблагодарили эльфов и отправились в сторону подземелий.

— Ладно, Дафна. Спасибо за поддержку, но мне нужно успеть перед отбоем кое-куда зайти, — уже спокойным голосом попрощался он.

— Только без глупостей, хорошо? — попросила я его и свернула в коридор, который ведет к входу в гостиную Слизерина.

Внезапно в коридоре погас свет, и я погрузилась в темноту, совсем как в сегодняшнем кошмаре. Послышался злой хохот, а затем кто-то схватил меня за руки, зажал рот и потащил в какой-то класс. Страх, как электрический разряд пронесся по телу и парализовал меня. Все произошло так быстро, что я даже палочку выхватить не успела... Затем меня ударили по лицу и я упала на пол. Горячее дыхание обожгло шею, и я услышала вкрадчивый шепот:

— Ну, что, поиграем?

Сornu lineam(лат.) — рога черта.

Комментарий автора: извините, что так долго не писала, сдавала сессию) Но теперь я снова с вами. Надеюсь, продолжение вам понравилось. Жду ваших отзывов и желаю хорошего лета. Так же в группе вы можете найти несколько новых иллюстраций к этому фику.

Глава двадцать первая. Оборвалось

Оборвалось.

Внезапно и быстро. В мгновение ока

Несправедливо. Нелепо. Жестоко

Непоправимо и безвозвратно

Так больно. Так страшно. Так грубо. Так резко

Впиваются в память стальные обрезки…

Флер — Оборвалось (с)

POV Дафны

— Кто вы? — кричу я надломленным голосом. Беспокойство и паника охватывают меня, накрывают с головой, заставляя вжиматься в холодный каменный пол и дрожать. Ответом мне служит тишина, нападавший пытается меня поцеловать, но я поджимаю губы и отталкиваю его, но он наваливается на меня всем весом и грубо проникает в рот своим языком. Я силюсь его укусить, но снова получаю по лицу кулаком и начинаю ощущать солоноватый привкус во рту. Вокруг темнота, хоть глаз выколи, словно в комнате рассыпали Перуанский порошок мгновенной тьмы. Мои пальцы судорожно пытаются нащупать в кармане мантии палочку, но откуда-то сбоку слышится: "Экспеллиармус". Значит, нападавших несколько.

— Прекратите немедленно! — требую я, но снова слышу хохот в ответ. Сердце бешено бьется, разжигая огонь в крови, и я начинаю чувствовать, как во мне пульсирует магия. Какой-то неизвестный связывает мне руки и накладывает Силенцио, в то время как другой начинает рвать на мне мантию. Слышится треск ткани, пуговицы форменной блузки отрываются и со звоном падают на пол. Преград между моим телом и напавшим больше не остается… Страх, который испытывала я доселе не сравнится с тем, что я испытывала в тот момент. Он играл со мной, словно кошка с мышкой, а мне от бессилия хотелось кричать. Я устала вглядываться в темноту и закрыла глаза, пытаясь абстрагироваться от происходящего. Чтобы не ощущать холодных губ на своей ключице и острых зубов, оставляющих кровавые шрамы на теле. По щекам текли беззвучные слезы, оставляя мокрые дорожки на коже. Раньше мне казалось, что худшее из того, что со мной может случиться — это смерть. Я ошибалась. Самое страшное — это беспомощность. Я подняла свои оклюменционные щиты и выстроила в сознании каменную стену. Холодную, бездушную, но надежную. И все же, сквозь нее до меня доносится горько сладкий запах полыни и цитрусовых. Где-то я его уже встречала, но вот где? Ухватываюсь за эту мысль, словно за соломинку, чтобы не думать о том, как чужие холодные пальцы до боли сжимают грудь, заставляя меня ежиться. Он медлил, терзал мое тело сантиметр за сантиметром, не решаясь преступить черту, после которой возврата для меня уже не будет… Я пытаюсь его оттолкнуть и извиваюсь под гнетом его тела, но он лишь сильнее прижимает меня к себе, ломая сопротивление…

В воспаленном сознании почему-то раздавался тихий голос скрипки, и мелькали обрывки воспоминаний, которые хотелось бы забыть:

« — Мама! Мамочка, а где братик? — кричит моя темноволосая пятилетняя копия.

— А он, милая, на небе, за нами наблюдает, — печально улыбается сквозь слезы мама, застыв на пороге палаты Святого Мунго.

— Он умер? Да? — выкрикиваю я и замечаю, как чьи-то руки обнимают меня и крепко прижимают к себе. Беловолосый мальчик, пропахший полынью, не дает мне расплакаться…»

— Драко, — беззвучно шевелятся губы. Запах больше не кажется мне чужим, но легче от этого не становится. По щекам бегут непрошеные слезы, а его руки срывают с меня остатки одежды. По телу проносится дрожь, и магия начинает окутывать меня, словно кокон, притуплять сознание. Его напряженная плоть нависает надо мной, но внезапно Малфой оказывается отброшенным к стене, а его сообщники принимаются громко ругаться и обвинять друг друга. Со связанными руками в кромешной темноте я поползла туда, где, как мне казалось, находилась стена. Я слышала звуки борьбы, но совершенно не понимала, что происходит. Мелодия скрипки все громче звучала в моем сознании, хотелось зажать уши руками… Боль пульсировала во мне, проносилась по венам, чтобы вырваться наружу потоком силы. Где-то совсем рядом послышался звук дребезжащего оконного стекла, фальшивый, едкий, но почему-то необходимый…

Синеватая вспышка озарила комнату, а затем все смолкло. Постепенно темнота начала отступать и рассеиваться, уступая место свету, который проникал в помещение через узкие иллюзорные окна подземелья.

Перед моим взором предстала странная картина. На полу без сознания лежал Малфой, рядом с ним сплевывал кровь связанный Нотт, Кребб с Гойлом и вовсе опасливо замерли в углу, хотя, скорее всего, на них кто-то наложил Петрификус.

Но, не успела я, как следует осмотреться, как кто-то невидимый подхватил меня на руки и, накинув на меня наколдованное покрывало, понес прочь. Страх и неизвестность все еще не отпускали меня. Несмотря на то, что во всех движениях незнакомца чувствовалась забота и осторожность, я продолжала дрожать, любые прикосновения обжигали словно огонь, но я отгоняла дурные мысли, как могла. На задворках сознания теплилась надежда, что этот человек не причинит мне вреда. Нагота стесняла меня. Я чувствовала себя использованной и грязной, и, казалось, никакая вода в мире, неспособна эту грязь смыть. Следы укусов горели на коже, словно клеймо. Слезы все еще беззвучно скатывались по щеке, уступая место какому-то апатичному спокойствию.

Вереница коридоров и свет факелов перестали существовать для меня. Я ощущала лишь теплые потоки своей родовой силы, которые убаюкивали меня, словно младенца. Очнувшись, я обнаружила, что лежу на диване укрытая теплым пледом в какой-то незнакомой комнате. В камине приветливо потрескивали дрова, отгоняя страшные мысли…

— Гарри? Где я? — с недоверием спросила я, не узнав собственный отстраненный голос, и попыталась приподняться на кровати. Голова почему-то сильно кружилась и во всем теле ощущалась дикая слабость, словно меня переехал Хогвартс — экспресс.

— Лежи-лежи, не вставай. В поезде ты говорила о небе над Лондоном [1]. Я не могу пока что рассказать тебе о том, что это за место, но могу заверить тебя, что здесь ты в безопасности, — произнес Поттер и вручил мне какой-то небольшой пузырек с фиолетовым зельем, которое пахло морской солью.

— Что это? — настороженно поинтересовалась я у Гарри, и инстинктивно вжалась в диван, словно затравленный зверек.

— Ш-ш, Дафна, это всего лишь немного модифицированная версия умиротворяющего бальзама, — ответил он, присаживаясь рядом со мной на диване. Забрав у меня из рук флакончик, он прошептал над ним сканирующее заклинание, чтобы убедить меня в том, что зелье абсолютно безвредно, а затем откупорил пузырек и напоил меня слегка солоноватой жидкостью. По телу пробежал холодок, и я почувствовала странную легкость, словно произошедшее было лишь ночным кошмаром. Но синяки на руках говорили о том, что это — реальность.

— Как я здесь оказалась? — осторожно интересуюсь я.

— Я принес тебя сюда, но не решался применить к тебе исцеляющие чары. Ты была окутана, словно в кокон, золотистым магическим сиянием, и я боялся, что сделаю только хуже. Когда я попытался прикоснуться к тебе, ты застонала и дернулась, как будто от огня…— растерянно ответил Гарри.

В голове роились сумбурные мысли, на губах замерли тысячи вопросов. Но у меня не хватало решимости их задать. Что это было за свечение? Проявление родовой магии? Надо будет поразмыслить над этим… Откуда Поттер узнал, что я в беде? А самое главное, зачем он пришел мне на помощь, ведь мы с ним даже ни приятели. В том, что именно он меня спас, сомнений у меня больше не было, по синякам и ссадинам на его лице все было ясно без слов. Я сидела, уставившись в одну точку, обняв колени руками. Всю свою сознательную жизнь я боялась оказаться слабой, я всегда могла постоять за себя, старательно выстраивала имидж железной леди, а теперь вдруг осознала, что все это самообман, и что я была слишком беспечной и неосмотрительной. Пыталась быть независимой, но теперь я оказалась в долгу перед Поттером, человеком, которого должна была погубить в обмен на жизнь сестры, но теперь сама жизнь и магия не допустит этого. Он спас мою честь и, возможно, жизнь, а я спасу его…

— Гарри, как ты узнал, что я нуждаюсь в помощи? — интересуюсь, набравшись решимости.

— У меня свои способы добывания информации, — грустно улыбнулся он.

— Не доверяешь, но спасаешь… — не спрашиваю, а утверждаю я, откинувшись на спинку дивана. — Спасибо.

— На моем месте так поступил бы каждый. А доверие — штука тонкая, сама знаешь… То, что ты поклялась хранить мои тайны, не значит, что ты не сможешь лично мне навредить.

— Ты изменился…

— Отчаянные времена требуют отчаянных мер. Некоторые события в моей жизни заставили меня пересмотреть свои жизненные принципы.

— Да, я слышала о том, что произошло на поле. И я убеждена, что ты этого не делал. Послушай, то, что ты сделал сегодня, имеет определенные последствия. Я могла бы умолчать об этом, но ты бы все равно рано или поздно об этом узнал. То, что пытался сделать Малфой… — мой голос предательски дрожал, я нервно сглотнула, а он ободряюще сжал мою ладонь и кивнул, показывая, что мне не нужно говорить об этом вслух. — В общем, наряду с убийством и использованием непростительных проклятий, это одно из самых тяжких преступлений в отношении чистокровной ведьмы. Если бы ты не появился вовремя, то ему бы удалось осуществить задуманное до конца, и тогда… я потеряла бы не только…— снова запнулась я, по щекам снова текли слезы. — Ты что-нибудь знаешь о дарах?

— Да, я слышал. Но какое это имеет отношение к делу?

— Дело в том, что если бы он меня… изнасиловал… — последнее слово мне далось с трудом, — …его частица смешалась бы с моей кровью. Ты ведь знаешь, что кровь — это самая сильная магическая субстанция… Мой родовой дар еще не пробудился, и подобные изменения в структуре крови волшебника снижают вероятность того, что он у меня проснется…Мне сложно это объяснить, я просто это знаю…

— Я не понимаю, куда ты клонишь, Дафна. Он ведь не успел? О каких последствиях ты говоришь? — обеспокоенно спросил он и, запустив руку в волосы, принялся мерить шагами комнату.

— Сейчас объясню. Где моя палочка? — спросила я и, пошатываясь, встала с дивана. Поттер тут же принялся рыться в карманах школьных брюк, а затем — и в полах мантии. Наконец он извлек мою палочку из темного дерева и протянул ее мне.

— Таранталлегра! — воскликнула, направив палочку на Гарри. Бледный луч устремился в его сторону, чтобы рассеяться в полуметре от него. А у меня в груди противно закололо и я начала оседать. Поттер подхватил меня под руки и усадил на диван, а затем отобрал палочку.

— Дафна! Дафна! Что с тобой? — кричал он и хлопал меня по щекам, пытаясь привести в чувство.

— Видишь? Я даже напасть на тебя не смогу… Ай! — произнесла я слабым голосом, схватившись за сердце.

— Ш-ш, перестань, — обнял он меня. — Сердце? — спросил он, и, дождавшись ответного кивка, продолжил:

— Добби! — позвал он какого-то домовика, в котором я с удивлением узнала бывшего слугу Малфоя.

— Чем Добби может быть полезен, Гарри Поттеру, сэру?

— Срочно принеси мне лекарство от боли в сердце, любое! — воскликнул он, и домовик с хлопком исчез, чтобы через минуту вернуться. Вручив Гарри требуемый флакончик, он испарился.

— Пей. Это я дурак, что позволил тебе взять в руки палочку после случившегося! — воскликнул он и его кулак уперся в стену. Я отхлебнула жидкости с привкусом мяты, но боль не унималась, а лишь усиливалась.

— Ты здесь ни при чем, это я виновата… Я, Дафна Вивьен де Гринграсс, наследница рода Гринграсс, признаю наличие долга Чести перед Гарри Джеймсом Поттером, наследником дома Поттеров. Да будет так… — прохрипела, в легких как будто не хватало воздуха.

— Что? — Гарри вдруг переменился в лице и нахмурился. В воздухе повисла тишина. Он сосредоточенно что-то обдумывал, а затем словно что-то вспомнив, произнес:

— Я, Гарри Джеймс Поттер, принимаю клятву Дафны Вивьен де Гринграсс. Да будет так! — синеватое свечение охватило нас. Цепь замкнулась. Выбора больше не было, оставался лишь невыплаченный долг. Внутри меня как будто что-то оборвалось.

— Послушай, я знаю, что у тебя нет причин верить мне, ты думаешь, что я связана клятвами и потому буду молчать и не смогу причинить вред, но я хочу сказать тебе… Помнишь, тогда в поезде я говорила, о том, что я на своей стороне? Сегодня я убедилась в том, что в одиночку я не выстою в этой войне, поэтому я предлагаю тебе стать моим союзником… Я сделала все, чтобы Лорд не добрался до моей семьи, но это не значит, что я в безопасности и меня невозможно сломать. Я не разделяю его идеалов и думала, что смогу остаться в стороне. Но это не так…— я говорила и говорила, рассказывала ему о том, о чем веками предпочитала бы молчать, я рассказала ему о Малфое, о том, что была на поле, о Норфолке и о пропаже Тори, умолчав лишь о задании Лорда. Я знала, что упомяни я об этом — и хрупкое доверие, установившееся между мной и Гарри, исчезнет навсегда. Не сказала я и о том, что неосознанно начала испытывать к нему симпатию… Все равно у меня нет никаких шансов на взаимность. Он лишь молча кивал, словно для него мои откровения не были новостью. А затем я узнала, что после той ночи на Астрономической башне он решил за мной понаблюдать, поэтому, когда он увидел на какой-то своей карте, что я нахожусь в компании Малфоя, Нотта, и Кребба с Гойлом в пустом классе подземелий, он предположил, что они со мной отнюдь не мило беседуют. Он знал о том, что у меня с Драко конфликт.

— И все-таки, зачем ты пошел меня спасать? Их там четверо было, они могли тебе навредить! И потом, у тебя ведь нет палочки, как ты их вырубил? — полюбопытствовала я.

— Считай это проявлением столь ненавистного вами гриффиндорского благородства, — усмехнулся Поттер. — А палочку… — замялся он. — Я у Гермионы одолжил. И знаешь, невидимость и эффект неожиданности иногда куда важнее, чем численность. Малфой был слишком занят тобой, Кребб с Гойлом в магии никогда не блистали, а Нотта я вырубил, поставив заклинание подножки.

— Спасибо еще раз, — зевая, произнесла я.

— О, да ты уже совсем сонная, — пробормотал он и отнес меня на неизвестно откуда появившуюся комнату с массивной дубовой кроватью. Я настолько устала, что стоило моей головы коснуться подушки, как я провалилась в тревожный сон. Мне снова и снова снилось хохочущее лицо Малфоя, которое перемешалось с физиономией Лорда, который сообщал мне о том, что Гарри мертв и отдавал мне мешочек с тридцатью галеонами. Я просыпалась в холодном поту и долго лежала с открытыми глазами, ворочаясь на постели, а затем засыпала. Лишь под утро, когда в комнату вдруг вошел Гарри и, умостившись рядом, без слов взял меня за руку, мне удалось забыться в веренице снов, где мне больше ничего не угрожало…

[1] — Поттер упоминает этот факт, чтобы Дафна убедилась, что перед ней — Гарри, а не кто-то под оборотным зельем.

Комментарий автора: Эта глава далась мне нелегко. Я пойму, если кто-то из вас решит после подобной жестокости отписаться от продолжения, но надеюсь, что вы все же поймете, почему я подняла в этом фике проблему насилия над женщинами. В последнее время с экранов телевизоров мы все чаще слышим об изнасилованиях (Врадиевка и Оксана Макар, для тех, кто поймет), но задумываемся ли мы, что чувствуют эти женщины? И о том, что таких Малфоев очень много, они среди нас, но мы даже об этом не подозреваем. Поэтому на месте Дафны может быть любая. Но общество предпочитает закрывать глаза на подобные вещи. Когда я начинала писать этот фик, то дала себе слово, что он будет жизненным, несмотря на то, что в какой-то мере это сказочный, придуманный мир… Очень хочется узнать, что вы об этом всем думаете и надеюсь, что вы не останетесь равнодушными.

POV Гарри

«— Ну и зачем приходил этот человек? — поинтересовался Том у Эмили, глядя вслед уходящему Дамблдору.

— Он... Он сказал что я — волшебница и буду учиться в Хогвартсе, это школа такая. Ты что-то об этом слышал? — с надеждой спросила она у Тома, устраиваясь на подоконнике в бедно обставленной приютской комнате. Две кровати с пружинами, платяной шкаф с отваливающимися дверцами да пара стульев у окна — вот и все убранство. На Эмили серое форменное хлопковое платьице. Таких тысячи. Люди в них безликие и одинаковые. И лишь ярко синие глаза выделяли ее из толпы.

— На прошлой неделе он приходил и ко мне. Вручил пожелтевший конверт с письмом, в котором был список каких-то непонятных вещей: комплекты мантий, метлы и котлы. Напоминает инвентарь для уборки помещений. Совсем как у миссис Хеджкомб. Создается впечатление, что это школа дворников, а не магов, — процедил сквозь зубы Том, скрещивая руки на груди. — А ты что по этому поводу думаешь, Вильямс? — добавил он.

— Не знаю, странно все это... Все расспрашивал меня про мою семью, а ведь я их почти не помню... Только яркую вспышку и скрип тормозов... Ни имен, ни происхождения, лишь расплывчатые образы. Сколько ни спрашивала об этом миссис Коул — она молчит и странно смотрит на меня, — шмыгнула носом девочка. — И знаешь, мистер Дамблдор, он про тебя спрашивал, да про ту историю со Стаббсом. Зачем ему все это — ума не приложу. Либо он все-таки врач и таким образом решил нас проверить, либо обычный сумасшедший. Ведь волшебство, оно же только в сказках?!

— Тише ты, — осадил ее Риддл и приложил руку к оконному стеклу, от чего оно покрылось инеем, несмотря на июньскую жару. — Видишь? — спросил он, на что девочка сдавленно охнула. — А ведь и ты так можешь, — произнес он и отвернулся от нее, глядя куда-то вдаль, сквозь замызганное стекло. Весь разговор с его лица не сходило выражение крайней задумчивости, словно он силился что-то вспомнить. — Про Стаббса, говоришь, спрашивал? И что ты ответила? — настороженно поинтересовался Том.

— Я сказала, что если мистеру Дамблдору угодно узнать подробности, то пускай спросит обо всем у тебя. И еще я слышала, как он интересовался, что ты за человек у воспитательниц. Те в ответ лишь перекрестились и сказали, что недаром у твоей матери был на руке шрам в форме змеи и медальон на шее в форме пента...Я не совсем поняла, что это было за слово. И что в тебя словно бес вселился... — голос девочки дрогнул, и она запнулась, прижав руку ко рту. Она опасливо вжалась в стену, не зная, какой реакции ожидать от Тома. Порой он был холоден и спокоен, но случись ему разозлиться — и его обидчик начинал жалеть о том, что родился на свет.

— Пентакля, — холодно поправил ее Риддл. — Возможно, это у меня от матери. Но почему она оставила меня здесь, в этом приюте, если она была частью того мира? Или же она просто была поклонницей оккультизма? Пентакль — символ счастья. Какая ирония! Я... я хочу знать, кем она была, — в голосе Риддла прозвучала обреченность.

— Но как ты узнаешь об этом? Никто из тех, кто здесь находится, не расскажет тебе о ней. А личные дела хранятся в кабинете у миссис Коул. Я видела целую стопку, когда вместе с Агнессой прибиралась у нее... Постой, ты собираешься пробраться к ней и украсть свое дело? — прошептала девочка.

— А ты сообразительная, Вильямс, — съязвил Риддл.

— Но тебе ведь не справиться одному, не говоря о том, что если тебя поймают, то обязательно накажут, — с детской непосредственностью заявила Эмили.

— Ты меня недооцениваешь, — произнес Том и погасил огонек, который вспыхнул у него в руке. — Впрочем, если ты так печешься о моей безопасности, то можешь пойти со мной, — снисходительным тоном предложил он.

— Когда? — робко спросила девочка.

— Сегодня в полночь, — ответил Том, понизив голос до шепота.

* * *

Летняя безлунная ночь опустилась на пригород Лондона, скрывая из виду здание приюта. На прогнувшейся кровати лежал Том и что-то шептал. Соседняя кровать пустовала — после нескольких безобидных, по его мнению, шуток жить с ним в одной комнате никто не решался. На стене мирно тикали часы-ходики, разрушая звенящую тишину. Как ни странно здесь, в темноте мальчик чувствовал себя очень уютно. Он всматривался в тени предметов, отбрасываемые в тусклом свете одного единственного газового фонаря, и размышлял о своей жизни. До прихода этого странного незнакомца в коричневом костюме все было просто и понятно — он особенный, не похожий на горстку людишек, которые подчинялись своим страхам и слабостям. Не рыцарь из глупых сказок и не добрый волшебник из «Страны Оз». В подобную книжную ерунду он не верил. Для него существовало лишь то, что он мог осязать, то, что можно было подтвердить фактами. Как-то раз он даже подошел к цыганке, увешанной цветастыми шалями, и спросил, что ожидает его в будущем. Та подумала и сказала: «Твоя дорога еще не определена. Все зависит от того, что ты желаешь». В ответ он усмехнулся и пошел прочь, подумав, что она шарлатанка. У таких, как он, приютских детей не было будущего, и даже его маленькие таланты не могли позволить ему достичь желаемых высот. А он хотел. Власти и денег. Потому что с детства понял, что только они могут уберечь от боли, унижений и нищеты. И вот теперь, когда этот чудак Дамблдор поджег при нем шкаф, он испытал чувство двойственности. С одной стороны, если этот человек не лгал, то у него будет шанс все изменить. Старая цыганка была права, хотя он сомневался, что тут дело в провидении. С другой — осознание, что они с Эмили не единственные волшебники в мире, угнетало. Магия была его единственной возможностью выделиться из толпы. А теперь он потеряет свое преимущество перед остальными. Все, на что он мог рассчитывать, это на собственный ум и хитрость.

Отсутствие родителей уже не задевало его, он научился воспринимать себя обособлено от них. Словно никто и не участвовал в его рождении. «Если они оставили меня здесь, значит, я им был не больно-то нужен» — думал он. Лишь легкое чувство одиночества временами накатывало и вызывало вспышки гнева. Тогда он принимался крушить мебель в комнате, а успокоившись, взмахом руки возвращал все на круги своя. Но оброненная Эмили фраза о пентакле на шее матери снова заставила его задуматься о своем происхождении. Узнав о существовании волшебного мира и о том, что он одиннадцать лет был оторван от него, ему вдруг отчаянно захотелось найти своих родителей и посмотреть им в глаза. Кем бы те ни были, они не имели права оставлять его прозябать в этих трущобах.

— Сегодня я узнаю правду, — сказал Том сам себе и подошел к распахнутому окну. Где-то неподалеку выли собаки, и ветер гнул к земле деревья. На небе не было видно ни Большой Медведицы, ни Кассиопеи. Оно было затянуто тучами и вторило состоянию души юного мага. Часы на стене робко пробили полночь и затихли.

— Пора, — подумал он и извлек из-под кровати карманный фонарик, который когда-то стащил у одного из посетителей приюта. Внезапно он услышал тихий стук. Вслушавшись, он узнал знакомый сигнал, и лишь после этого распахнул дверь. На пороге стояла Эмили, одетая в тонкую белую ночную сорочку. Несмотря на то, что девочка была сонной, на ее лице читалась решимость.

— Все-таки пришла? — усмехнулся Риддл, скрывая собственные невеселые мысли за маской равнодушия.

— Том, разве я могла оставить тебя одного? — прошептала Эмили и, взяв его за руку, потянула по темному коридору в сторону знакомого для нее кабинета. Щелкнув пальцами, Том мысленно представил, как отпирается дверь. Ему с детства очень хорошо давалось перемещение предметов, поэтому он не сомневался, что у него получится. Дверь тихо скрипнула и Том с Эмили на цыпочках проскользнули внутрь, заперев ее за собой, чтобы не вызывать подозрений. Они, наконец, включили фонарик и принялись рыскать по стеллажам, заставленным папками. В какой-то мере им обоим было страшно, что их застигнут врасплох, но желание узнать о себе правду подстегивало их продолжать поиски. Наконец, примерно через четверть часа, они достали с полки две папки, которые стояли в стороне от всех.

— Посвети, — попросил Том Эмили и стал читать текст, написанный размашистым почерком миссис Коул: «Тридцатого декабря тысяча девятьсот двадцать шестого года в дверь постучала женщина, одетая в поношенное пальто, и попросилась переночевать, поскольку ей некуда было идти. Поначалу я хотела прогнать бродяжку, но, узнав, что она беременна, разрешила ей остаться в одной из пустых комнат. Женщина плакала и звала какого-то Тома... А к ночи у нее начались схватки. Она кричала от боли, но помочь мы с нянечками ничем ей не могли. В четыре утра она родила на свет здорового мальчика, но сама выжить не смогла. После родов у нее открылось обильное кровотечение, и она через два часа скончалась. Перед смертью женщина успела сообщить, что ее зовут Меропа Мракс и что мальчика следует назвать Томом Марволо Риддлом в честь отца...». Лист бумаги выпал у Тома из рук, он сколько угодно мог презирать свою мать, но и предположить не мог, что она была мертва. Мерзкое давящее чувство стиснуло сердце. Даже его рождение несло в себе смерть, как и магия, которая стремилась разрушать и причинять боль. Эмили, которая все это время стояла у него за спиной и читала, обняла его за плечи и тихо прошептала: — Мне жаль.

— Оставь свою жалость при себе, Вильямс, — процедил сквозь зубы Том и оттолкнул ее от себя. Девочка тихо плакала, прижимая к себе папку с документами, подписанную «Эмили Вильямс». Ее родители погибли в автокатастрофе, в которой она, по стечению обстоятельств выжила. Эмили почти смирилась с этим, ей нужна была лишь их выцветшая от времени фотография, где они были молоды и счастливы, чтобы запомнить их такими. А Том, несмотря на показную браваду, в этот момент был куда уязвимее нее. Поэтому она не обратила внимания на его грубость, а снова крепко прижала его к себе долго-долго шептала какую-то бессмыслицу, а затем увела обратно в комнату и просидела возле него всю ночь, не смыкая глаз...»

Когда я проснулся, то не сразу понял, где нахожусь. Голова была словно в тумане.... Медальон на шее обжигал и пульсировал, словно живой человек, корчащийся от боли. Очередной сон о Риддле был слишком ярким и реалистичным, от него веяло безысходностью, а эмоции Тома ощущались как мои собственные... И лишь теплая рука Дафны напомнила мне о том, что я нахожусь в тысяча девятьсот девяносто шестом, а не в далеком тридцать седьмом, хотя записка с подробностями гибели матери Риддла все еще стояла у меня перед глазами. Сделав мысленную пометку поискать информацию о Меропе Мракс, я продолжил разглядывать спящую девушку. На ее ресницах блестели слезы, она казалась такой хрупкой и беззащитной, что хотелось прижать ее к себе и баюкать, словно ребенка. И волна злости, которая поднялась в моей душе была связана уже не со сном, а с треклятым Малфоем. Если раньше я раздумывал над возможностью кого-то убить, то этого гада теперь готов придушить собственноручно. И лишь необходимость доставить Гринграсс в безопасное место заставила меня вчера сдержаться, а не страх перед возможным наказанием. В детстве я сравнительно безропотно сносил побои и издевательства дяди Вернона над собой, потому что знал — отпираться в моем случае бесполезно. Дурсль всегда был сильнее меня физически. Но испытав подобное на своей шкуре, я не пожелал бы и врагу оказаться на моем месте. А эта храбрая девочка им уж точно не являлась... И страшно представить, что бы с ней случилось, если бы вчера после ухода Гермионы и просмотра содержимого Омута памяти мне не взбрело в голову посмотреть на карту Мародеров. Я не знал, куда ушла подруга, но хотел отследить на карте момент ее возвращение. Но вместо этого я наткнулся на точку, подписанную Дафна Гринграсс в окружении хорька и компании, и заподозрил неладное. Возможно, это ощущение было навеяно воспоминаниями Гермионы о том, как он оставил ей порез на шее, впрочем, времени на раздумья у меня не было. Я просто вскочил, набросил на себя отвлекающие и дезиллюминационные чары и побежал в сторону подземелий. И уже в который раз убедился, что мое чутье редко меня подводит. Когда я увидел ее в лапах Малфоя, мои собственные проблемы с предстоящим выступлением в суде и обвинениями показались мне мелкими и незначительными. Подкравшись к компании слизеринцев поближе, я отвлек Нотта шумом в коридоре и с силой наступил на ногу Крэббу, от чего тот решил, что это был Гойл, и ввязался с ним в потасовку. Ну и финальным актом была левитация Малфоя к стенке. Признаться, я испытал какое-то садистское удовлетворение, когда это сделал. Уже оказавшись в Выручай комнате, когда Дафна спросила меня о том, почему я пошел ее спасать, я задумался о мотивах своего поступка. Было ли это проявлением гриффиндорского благородства, как я ей сказал? Возможно, но более вероятной причиной все же оказались воспоминания, которые дала мне Гермиона. Уж не знаю, почему Гринграсс решила мне помочь с адвокатом, но даже за один порыв я был ей в какой-то степени благодарен, поскольку кроме нее, Гермионы и Сириуса, похоже, никого не заботило, какой исход будет иметь эта история с ложными обвинениями. Какое-то время я злился на представителей Министерства магии и на Дамблдора за его молчание и бездействие, а затем вдруг понял, что со стороны эта ситуация действительно выглядела именно так, как ее хотели представить. А то, что это был не я, нужно еще доказать. Лежа в Больничном крыле, я продумывал оправдательную речь, но снова и снова приходил к выводу, что все это бесполезно, потому что слушание в Министерстве — это отличная возможно для той же Амбридж задать мне кучу неудобных вопросов, на которых готовых ответов у меня не будет. Просмотрев же отрывок разговора между Снейпом и Дамблдором, я убедился в том, что все происходящее было сродни очередной политической игры, в которой я по стечению обстоятельств оказался разменной монетой...

За своими размышлениями я и не заметил, как скрипнула дверь и на пороге комнаты появилась Гермиона. Бросив беглый взгляд в сторону кровати, она уселась во внезапно появившееся клетчатое кресло и поджала под себя ноги. С ее позиции не было заметно, что я уже не сплю, а вот у меня сквозь полог открывался отличный обзор. Подруга выглядела бледной и сонной, казалось, она за всю ночь не сомкнула глаз и сейчас прикладывала огромные усилия, чтобы не заснуть. На щеках виднелись мокрые дорожки от слез, но она уже не плакала. «Мерлин, да что происходит? Неужели с ней случилось что-то страшное? И зачем я только отпустил ее одну неизвестно куда?» — мысленно выругал себя я и попытался осторожно убрать руку от Дафны, чтобы ее не разбудить.

Выскользнув из-за полога, я подскочил к Гермионе и, приложив палец к губам, тихо прошептал:

— Гермиона, что случилось?

— Со мной все в порядке... Спасибо, — неуверенно произнесла она.

— Тогда почему ты плакала? — продолжил я.

— Это не имеет значения. Брось, Гарри, у тебя своих проблем выше крыши! — импульсивно заметила Гермиона.

— Послушай, ты моя лучшая подруга, и мне НЕ все равно, что с тобой происходит. Я же все равно узнаю, где ты была. Не от тебя, так от Добби или от Бродяги, — мягко произнес я и, встав перед ней на колени, взял ее за руку — она была холодной как лед. — Гермиона, посмотри на меня! — подруга старательно отводила глаза в сторону, отчего-то не желая встречаться со мной взглядом.

— Пожалуйста, не говори ему ничего ... Я просто хотела найти дом своей бабушки и задать ей пару вопросов. А Бродяга, он не хотел, чтобы я с ней виделась. Он был прав. Мне и вправду не стоило туда ходить...

— Постой-постой, какая бабушка? — непонимающе спросил я.

— Это долгая история, в которой я и сама не до конца разобралась. Как выяснилось, моего отца на самом деле усыновили. А его родная мать — довольно-таки сильная ведьма, и я ума не приложу, почему она отдала его под опеку магглам. Ее зовут Анастасия Александра де Гранже. И она прогнала меня прочь, когда я спросила об отце, выкрикнув на прощание, что у нее не было другого выбора... — с отчаянием произнесла она.

— Успокойся, Гермиона, — я обнял ее за плечи и уткнулся носом в каштановую макушку, промокшую под январским дождем.

— Если захочешь, я покажу тебе воспоминания. Только не сейчас, ладно? — тихо прошептала она мне на ухо.

— Хорошо. И, пожалуйста, не нужно больше ничего скрывать от меня. Ты ведь сама когда-то говорила нам с Роном, что мы сможем выстоять, только если будем держаться друг за друга, — таким же шепотом ответил ей я. При упоминании о Роне ее глаза снова слегка увлажнились, но, отстранившись от меня, она смахнула слезинки с ресниц и натянуто улыбнулась, но через мгновение помрачнела:

— А она что здесь делает? — настороженно поинтересовалась Гермиона, заметив сонную Дафну, которая осторожно выглянула из-за полога кровати. Видимо, своими разговорами мы разбудили ее. — Я что-то пропустила, Гарри? — выжидающе спросила она.

— Это не то, о чем ты, возможно, подумала, — смущенно произнес я, задумавшись над тем, насколько двусмысленно выглядела ситуация, в которой мы оказались. Дафна, услышав мои слова, вздрогнула и принялась теребить скудную одежду, которая на ней была. Все-таки трансфигуратор из меня никудышный — мантия, которую я наспех сотворил, была вся в прорехах и заплатках и напоминала скорее черный плащ, наброшенный на плечи.

— Тогда потрудись объяснить, что она делает в этой комнате в таком виде и почему ты и словом не обмолвился о том, что кроме тебя в комнате еще кто-то есть, — возмутилась Гермиона. Гринграсс же в это время попыталась встать с кровати и, шатаясь от слабости, подошла к большому зеркалу у стены и принялась рассматривать следы укусов на своей шее.

— Дело в том, что Дафна попала в беду и нуждалась в безопасном месте пребывания, поэтому я принес ее сюда. После случившегося ей снились кошмары... — произнес я, но подруга меня перебила.

— Ты можешь говорить что угодно в свое оправдание, но это не отменяет того факта, что теперь я не чувствую себя здесь в безопасности из-за нее.

— Грейнджер, если ты печешься о сохранности ваши с Гарри секретов, то спешу заверить тебя, что даже если бы я не была связана клятвами, то не стала бы болтать о том, что узнала, — сердито произнесла Дафна, прежде молча наблюдавшая за нашей перепалкой, и присела на край кровати. Во всем ее облике ощущалась скрытая боль, которую она усилием воли пыталась спрятать за маской безразличия.

— О каких клятвах ты говоришь? — поинтересовалась Гермиона, меряя шагами комнату, но Гринграсс не стала отвечать. Возможно, потому, что само наличие подобных обетов было унизительным для аристократки, а может быть, все дело было в том, что она не хотела распространяться о том, при каких обстоятельствах они были даны. Порывшись в кармане своей уцелевшей сумочки, Дафна извлекла сигареты и затянулась сладковатым дымом, пытаясь снять напряжение. Подруге же это не понравилось, и она с помощью Акцио отобрала у той папиросу. Гринграсс на этот выпад не отреагировала, казалось, у нее просто не было на это сил.

Дафна отвела глаза в сторону, повернулась к окну и распахнула тяжелые шторы, впуская в комнату свет. Видимо, события прошлой ночи все еще не отпускали ее, а нападки Гермионы не облегчали ее участь. Впрочем, подруга вполне обоснованно беспокоилась о нашей безопасности. Я и сам до конца не мог решить, стоит ли довериться Гринграсс или лучше немного подождать и убедиться в искренности ее мотивов. Но, несмотря на это, я подошел и обнял ее без слов, пытаясь успокоить.

— Сегодня ночью Дафна предложила нам сотрудничество, — примирительно произнес я, пытаясь сменить неприятную тему. В комнате витало неуловимое напряжение, которое вот-вот должно было вырваться наружу.

— И что ты ответил? — немного резко спросила Гермиона,

— Ты же знаешь, что подобные вещи я не имею права решать в одиночку, — ответил я, усевшись на подоконник возле Дафны. На ее лице явственно читалось выражение крайнего недовольства, словно подобное недоверие ее оскорбляло.

— В таком случае, Дафна, мы благодарим тебя за предложение, но на данный момент не готовы его принять, — отрезала Гермиона.

— Что ж, в таком случае, делать мне здесь больше нечего, — пожала плечами Гринграсс и поспешила покинуть Выручай-комнату.

— Какая муха тебя укусила, Гермиона? — начал я, как только убедился в том, что Дафна этого не услышит. — Она, правда, хотела нам помочь, — не выдержал я. Медальон на шее нагрелся и продолжал пульсировать, словно мое раздражение поведением подруги передалось и ему.

— Откуда такая уверенность? Где гарантии того, что она не делает это ради того, чтобы втереться к тебе в доверие, а затем предать, — раздраженно произнесла подруга.

— Гермиона, что ты знаешь о долге чести? — спросил я спокойным тоном. Я никогда не считал себя хорошим психологом, но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы предположить, что и подруга, и ушедшая Дафна пребывали в состоянии эмоционального напряжения, потому старался не отвечать на возможные притязания с их стороны. Услышав мой вопрос, Гермиона удивленно вскинула бровь и, ученическим тоном ответила:

— Корни этого понятия уходят в начало Средневековья, когда только-только начала формироваться современная старая аристократия и рыцарство, когда точились междоусобные войны и в воздухе витал аромат смерти и слышался звон мечей. Да, Гарри, не удивляйся, изначально волшебники пользовались вовсе не волшебными палочками в качестве проводников силы, а мечами, выкованными из различных металлов с магическими сердцевинами. Ярким примером такого оружия является легендарный Эскалибур, слава о котором докатилась даже до магглов. К слову сказать, тогда ведь и Статута о секретности еще и в помине не было. Так вот, в первом своем значении, честь воспринималась как рыцарская доблести и доброе имя рода. Как правило, в случаях посягательств на нее, пострадавшие устраивали личную охоту на того, кто осмеливался на подобную дерзость в их отношении. Но иногда в силу определенных обстоятельств, таких, как болезнь или серьезные увечья, за них мстили другие люди. В качестве благодарности между потерпевшим и защитником возникала особая связь, которая впоследствии получила название долга Чести. Разрушить ее можно было лишь сторицей отплатив за восстановление доброго имени. В одних случаях связанные друг с другом люди становились практически кровными братьями и жили в мире, в иных — долг чести становился своеобразным пактом о ненападении, все зависело лишь от личностных взаимоотношений. Второе же значение этого понятия относится к женщинам и девушкам, которые были спасены от сексуального насилия. В этом случае между жертвой и защитником так же устанавливалась связь, но она имела несколько иной характер, нежели в первом случае. Во—первых, стороны так же не могли друг другу вредить, как с помощью магии, так и другими способами. Кстати, вопреки распространенному заблуждению о том, что у аристократов женщины играли роль красивой мебели, на самом деле они являлись носителями родовых знаний, колдовства и энергетики и именно они передавали ее во время беременности наследнику. Поэтому их глубоко чтили и старались всячески развивать как культурно, так и духовно. Второй аспект Долга Чести касается возможности заключения брака между сторонами, в случае, если те не имеют законных супругов, то есть, по сути, эта связь являлась своего рода брачным контрактом. Если же девушка хотела выйти замуж за другого, она должна была до свадьбы выплатить долг каким-то иным способом, — закончила Гермиона и о чем-то задумалась. Признаться, услышанное несколько шокировало меня. Становилось ясно, почему Дафна так резко реагировала на упоминание о клятвах. Ведь Долг Чести, по сути, навязывал ей отношения со мной, которые, скорее всего, противоречили ее воле. А ее предложение содействовать объяснялось необходимостью исполнить возникшее обязательство. От осознания этого почему-то стало горько и мерзко. Все, что она делала, было продиктовано не симпатией и желанием помочь, а долгом...

— Гарри, а почему ты спросил об этом? — спросила Гермиона, отвлекая меня от грустных мыслей.

— Сегодня ночью я спас Дафну от посягательства Малфоя, — я постарался ответить как можно более равнодушно, но злость на этого подонка все еще не улеглась во мне.

— Что? — произнесла шокированная Гермиона, приложив руку ко рту. — И она...?

— Да, Дафна признала наличие Долга Чести. Так что твои нападки были абсолютно беспочвенны, она никому ничего не скажет, к тому же после того, как мы провели ночь на Астрономической башне, Гринграсс дала мне обет молчания, который распространяется и на моих друзей.

— Мерлин, почему ты мне это раньше не сказал, пока она не ушла? — воскликнула подруга, обхватив голову руками. Что ж, единственный плюс сложившейся ситуации заключался в том, что та больше не плакала и не переживала (по крайней мере, внешне) из-за неудавшейся встречи с бабушкой.

— Я не думаю, что ей бы пошло на пользу упоминание об этом. Ты же видишь — она ужасно гордая.

— Карта Мародеров у тебя с собой? — поинтересовалась Гермиона, и дождавшись ответного кивка, забрала у меня карту и принялась внимательно ее рассматривать. — Вот она, — произнесла подруга, указывая на точку, которая двигалась в сторону выхода из территории Хогвартса.

— Куда она идет? — вслух спросил я, задумавшись.

— Сегодня же суббота. Дафна наверняка направилась в Хогсмид. Гарри, одевайся, нам нужно спешить, — скороговоркой произнесла Гермиона и, попросив у комнаты два комплекта зимних мантий, оделась и потащила меня по веренице коридоров, по пути излагая свои соображения насчет Дафны...

POV Дафны Гринграсс

Выбежав из комнаты, в которую меня принес Гарри, я решила отправиться в свою спальню, чтобы привести себя в порядок и попросить кого-то из домовиков принести мне что-нибудь съестное. Сейчас, при свете дня, пустые коридоры уже не были такими пугающими, как ночью, но мне все еще было не по себе. Лишь когда я закрыла за собой двери в спальню, я почувствовала себя в относительной безопасности. К счастью, ни Паркиссон, ни Керроу я здесь не застала, иначе нового конфликта было не избежать. Только Миллисент сидела на своей кровати и самозабвенно красила ногти в черный цвет, чтобы поверх лака нарисовать смеющиеся белые черепа, и напевала какую-то странную песенку:

-... Ночь, дождь, дым от сигареты, вдаль уводят следы. Ухожу гулять со смертью я, но лишь бы не ты! * — протянула она грубым, скрипучим голосом. — А, это ты Гринграсс, проходи, присаживайся, — произнесла Милли. Заметив, наконец, мое присутствие, Булстроуд окинула меня оценивающим взглядом и о чем-то задумалась. А я схватила со столика гребень с широкими зубчиками и принялась расчесывать свои спутанные волосы, не говоря ни слова.

— Панси и Флора отправились в Больничное крыло навестить Малфоя и Нотта. Только представь себе, эти два идиота в компании Кребба и Гойла додумались устроить дебош в одном из классов неподалеку от апартаментов Снейпа. Никогда не забуду лицо нашего декана, когда он их отчитывал. Вначале он назначил им отработки до конца семестра, а затем отправил их к мадам Помфри с глаз долой, — будничным тоном как бы невзначай заметила Миллисент, рассматривая свой маникюр. Придя к выводу, что один из рисунков на ногтях немного не закончен, она обмакнула кисточку в белый лак, и, прицыкнув языком, принялась изображать скрещенные кости под одним из черепов.

— Ну и зачем ты мне об этом рассказываешь? — поинтересовалась я у своей соседки.

— Кхм, дай-ка подумаю. Ты не ночевала в спальне, в гостиной тебя тоже вечером не было. И вот сейчас ты являешься в комнату в, мягко говоря, помятом виде. Нет, возможно, ты провела где-то жаркую ночь с тайным поклонником, но твой потухший взгляд свидетельствует об обратном. Учитывая то, что в последнее время вы с Малфоем ладите так же, как кошка с собакой, рискну предположить, что ты имеешь к произошедшему какое-то отношение. Нет, Драко, конечно, идиот, но не до такой степени, чтобы по доброй воле валяться голой задницей на бетонном полу в феврале месяце! — усмехнулась Миллисент и подмигнула мне.

Услышав это, я отчего-то зло расхохоталась, утвердительно кивнула Булстроуд, подтверждая ее догадку, схватила свое зимнее пальто и, бросив беглый взгляд на часы, поспешила к выходу из школы, решив, что перекушу в "Трех метлах".

Разбушевавшаяся метель укрыла землю молочно-белым покрывалом, заметая мои следы. Ветер выл, хлестал меня по лицу, гнул к земле припорошенные снегом ели, кружил снежинки, оттопыривал полы моего зимнего пальто, заставляя меня морщиться от холода. Я брела в сторону Хогсмита, не разбирая дороги, полностью погруженная в свои мысли... Конечно, пара отработок — это совсем не то наказание, которого заслуживают эти идиоты, но на данный момент мне было на руку, что никто не знает о том, что меня пытались изнасиловать. Мерлин, как же я ненавижу Драко и его чертову семейку! Сначала они посмели отобрать у меня сестру, а теперь решили вытереть об меня ноги. При мысли об Астории сердце болезненно защемило и принялось биться быстрее. С каждым днем надежда увидеть ее живой и невредимой становилась все более призрачной... Быть может, она уже давно умерла в плену, а Лорд, пользуясь моим неведением, продолжал диктовать мне свою волю... От подобных мыслей я невольно вздрогнула: в этом случае у сестры даже могилы не будет, ее просто сбросят в канаву, как мусор... Злость клокотала во мне, но я изо всех сил старалась сдерживать себя. Месть — это блюдо, которое принято подавать холодным, а если история с изнасилованием всплывет наружу преждевременно, в дело наверняка вмешается Малфой — старший и попытается все замять. Именно поэтому, несмотря на то, что я ощущала себя разбитой и опустошенной, и мне хотелось свернуться калачиком под одеялом, поставить заглушающие чары и крепко уснуть, выпив Зелье сна без сновидений, я постаралась взять себя в руки и отправиться на встречу к Норфолку, которую отменить уже, в любом случае, не могла. Я не была до конца уверена в том, что следует ему сказать, но, примерно, представляла себе желаемый результат: во-первых, необходимо было раздобыть компромат на Малфоя-старшего, причем такой, чтобы Люциус оказал припертым к стенке и проблемы собственного сына показались ему сущей мелочью. А во-вторых, я по-прежнему собиралась сделать все для того, чтобы защитить Гарри, несмотря на его отказ. Слова Грейнджер, хоть и были обидными, вполне соответствовали ее виденью сложившейся ситуации: девушка из вражеского, по ее мнению, лагеря ночевала в комнате с ее лучшим другом, а, возможно, не только. Я никогда особенно не вникала в подробности взаимоотношений Золотого Трио, поэтому не могла со стопроцентной уверенностью утверждать, что то, что я наблюдала, не было обычной сценой ревности. Она не знала ни о том, что произошло со мной ночью, ни о пресловутом Долге Чести, который, по сути, являлся брачным контрактом с человеком, который не питает ко мне ничего, кроме сочувствия. Если бы узнала, то, скорее всего, она бы принялась меня жалеть. Так что, возможно, даже к лучшему, что все сложилось именно так... И то, что Гарри не ринулся за мной, когда я ушла, было вполне логично: лучшая подруга или практически незнакомая девушка? Выбор вполне очевиден. Но, несмотря на то, что рациональная часть меня разложила ситуацию по полочкам, мне все равно было немного больно и неприятно...

Незаметно для самой себя я оказалась на окраине Хогсмита. Дорога здесь была полностью запорошена снегом, который никто не убирал потому, что в этой части деревни находилась лишь Визжащая хижина да пара заброшенных домов, в которых, по слухам, водились привидения. Поэтому, когда мне надоело брести по колено в снегу, я извлекла из кармана палочку и принялась расчищать себе путь — запрет на использование колдовства несовершеннолетними тут не действовал из-за того, что в Хогсмите испокон веков жили одни маги, и прятаться здесь было не от кого. Продвигаясь вглубь деревни, я то и дело оглядывалась: меня не покидало ощущение того, что за мной кто-то наблюдает. Но вокруг никого не было, лишь черная кошка бегала немного поодаль. Миновав "Кабанью голову" и "Зонко", я свернула на соседнюю улочку. Здесь было более многолюдно: люди постарше столпились у входа в волшебную пекарню, чтобы приобрести хлеб и сдобные булочки, слава о которых выходила далеко за пределы деревни; молодые пары спешили выпить по чашечке кофе в кафе мадам Паддифут, а основная часть школьников, конечно же, направила свои стопы в "Три метлы". Накинув на голову капюшон и набросив на себя чары изменения внешности, я вошла в паб и, усевшись за седьмой столик в самом дальнем углу зала, наколдовала чары вентиляции воздуха, после чего достала из кармана пачку сигарет и затянулась сладковато-горьким дымом.

— Простите, мисс, но этот столик зарезервирован. Если хотите, можете занять вон тот возле камина, — предложила мне мадам Розмерта, привлекательная белокурая женщина лет пятидесяти с озорными зелеными глазами.

— Благодарю вас, но у меня здесь назначена встреча в час, — спокойным тоном ответила я ей.

— О, это в корне меняет дело. Чаю? Кофе? На дворе нынче просто отвратительная погода! — оживилась женщина.

— Яичницу с беконом и чай с жасмином, пожалуйста, — оборвала я бесконечный поток болтовни.

— Ожидайте заказа в течение десяти минут, — улыбнувшись, произнесла Розмерта и удалилась восвояси. "Что ж, наконец, можно вздохнуть спокойно", — подумала я и посмотрела на наручные часы.

До часу дня оставалось еще минут пятнадцать, поэтому я со скучающим видом принялась разглядывать посетителей. Как ни странно, в пабе почему-то было немного народа. Впрочем, возможно, из-за плохой погоды большинство людей попросту предпочли остаться дома.

За столиком у окна расположилась пара семикурсников из Когтеврана, которые о чем-то оживленно беседовали. Чуть поодаль сидела пара пожилых магов и пили, судя по аромату, исходившему от их чашек, земляничный чай. Мое внимание привлек мужчина, который читал "Ежедневный пророк" вверх тормашками, курил кубинскую сигару и отчего-то поглядывал то на часы, то на меня. Незнакомец обладал пепельными волосами, один глаз у него был голубой, другой — коричневый, кожа была немного смуглой, кроме того, на его лице была легкая щетина. Облачен он был в маггловский деловой костюм бежевого цвета, рядом с ним на стуле лежал черный цилиндр и зимняя мантия. Опирался незнакомец на трость со стальным набалдашником. От его изучающего взгляда становилось не по себе, хотелось, чтобы поскорее пришел Патрик Норфолк, и можно было удалиться куда-то в более укромное место, чтобы поговорить без свидетелей.

Однако время, как назло, тянулось, словно резиновое... Мадам Розмерта, наконец, принесла мне чай, и я стала отхлебывать сладковатую жидкость из щербатой зеленой чашки. Сделав несколько глотков, я ощутила, как приятное тепло растекается по всему телу, немного снимая напряжение, а затем услышала, как где-то вдалеке колокол пробил час пополудни.

Незнакомец же свернул газету, сверился в последний раз с наручными часами, подхватил на руку свои вещи, и, встав из-за столика, направился ко мне.

— Сэр, простите, но здесь занято, — робко произнесла я, оторопев от подобной наглости.

— Мисс Гринграсс, я полагаю? — усмехнувшись, понизив голос, поинтересовался незнакомец.

— Кто вы и что вам от меня нужно? — не на шутку испугавшись, спросила я. Незнакомец не проронил ни слова, вместо этого он принялся рыться в карманах пиджака, и, выудив оттуда лист пергамента, сложенный вчетверо, протянул его мне. Развернув его, я вздохнула с облегчением: передо мной лежала моя собственная записка с просьбой о встрече с адвокатом.

— Сэр Патрик? — осторожно осведомилась я. Мужчина, сидящий напротив, кивнул, подтверждая мою догадку. — Но как вы узнали, что за столиком сижу я, а не просто какая-то случайная посетительница?

— О, все очень просто. Во-первых, когда вы уселись за столик, который я зарезервировал заранее, и поговорили с Розмертой, стало ясно, что передо мной именно вы. Потому что только в том случае, если у вас назначена встреча, вам разрешили бы остаться за этим столиком. Кроме того, в своем стремлении уйти от своего настоящего облика, вы стали слишком похожи на свою матушку в молодости. Вивьен даже сигарету держала так же, как и вы. Между прочим, юная леди, на месте вашего батюшки я бы хорошенько вас выпорол за эту привычку.

— Прошу прощения, мистер Норфолк, но это единственный способ успокоить расшатанные нервы, — примирительно произнесла я, хотя, если бы на его месте был кто-то другой, я бы послала его, куда подальше со своими нотациями. Вытащив из кармана небольшое зеркальце, я удостоверилась в том, что действительно выгляжу как мать и мысленно выругала себя за то, что в спешке не проверила, как подействовали чары.

— Полагаю, у вас что-то случилось, мисс? — участливо поинтересовался он.

— Мне кажется, что это не место для подобных откровений, — сухо отрезала я и потушила о пепельницу сигарету.

— С вашего позволения, я пойду и спрошу у мадам Энгист, нет ли в наличии свободных комнат наверху, — сказал Норфолк и, встав со своего места, направился к барной стойке, сделанной из дубового дерева, и стал о чем-то в полголоса договариваться с Розмертой. Спустя несколько минут он вернулся к столику и жестом предложил мне следовать за ним. Пройдя через два зала, мы очутились в крохотном коридорчике, который освещался с помощью тусклой лампы, внутри которой горела свеча, и начали подниматься по винтовой лестнице на второй этаж. Ступеньки зловеще поскрипывали, и, казалось, что они вот-вот обрушатся под нашим весом. Деревянные стены не были ничем украшены, кроме портрета какого-то мужчины, облаченного в средневековые доспехи, который потягивал медовуху из дубовой бочки. Заметив нас, он усмехнулся и предложил нам с ним выпить. Патрик отсалютовал ему и пояснил, что пить в присутствии прекрасной дамы он не осмелится. Затем схватил меня за руку и увлек в первую попавшуюся гостевую комнату, после чего наложил на двери всевозможные отвлекающие и заглушающие чары и наколдовал табличку «Не беспокоить», и только потом предложил мне расположиться на диване и взмахом палочки подвинул к нему журнальный столик.

— Ну и что это было? — немного настороженно поинтересовалась я. — Что за чушь вы мололи портрету? — продолжила я. В ответ Патрик лишь громко рассмеялся.

— Мисс Гринграсс, не беспокойтесь, я ни в коем случае не собирался посягать на вашу репутацию, но, поскольку мы здесь инкогнито, мне необходимо было найти предлог, чтобы мадам Энгист предоставила мне эту комнату, и у нее не возникло желание подслушивать. Мужчина, которого мы видели на портрете — ее далекий предок. Именно ему принадлежит рецепт ее фирменной медовухи. К тому же, сэр Энгист, по легенде, является основателем этого поселения. Если захотите, как-нибудь поведаю вам эту занимательную историю. А сейчас, если вы не возражаете, я предлагаю вам перейти к делу, — спокойным тоном сообщил мне Норфолк и извлек из кармана небольшой чемоданчик, пробормотал Энгоргио, и извлек из него папку с документами, которые тут же разложил их на столе.

— Прежде, чем мы перейдем к делу, необходимо снять с себя маскировку. Надеюсь, вам на сей раз не нужно объяснять, что к чему? — спросил он, и, дождавшись моего кивка, поднялся с дивана.

После этого он подошел к зеркалу, и, прищурившись, вернул себе свою настоящую внешность: Патрик Норфолк был брюнетом с серыми глазами. На вид ему можно было дать от сорока до пятидесяти лет. Он был довольно подтянутым для своего возраста, никакого намека на пивное брюшко. Кроме того, всю правую щеку рассекал глубокий зигзагообразный шрам, полученный, по всей видимости, в годы заключения в Нурмергарде. Окинув его беглым взглядом, я так же сбросила с себя изменяющие внешность чары. По всей видимости, Норфолк собирается заключить со мной какой-то договор, потому что одним из условий действительности магических контрактов является подлинность внешности лиц, которые его подписывают.

Задернув шторы, Патрик достал Кровавое перо и поставил подпись на каком-то документе, а затем протянул его мне.

— Конечно, в нашем случае это простая формальность, однако, как адвокат, я обязан подписать с вами пакт о неразглашении. Это обычная практика во взаимоотношениях с клиентами. Прочтите и распишитесь, — деловым тоном произнес мужчина. Пробежавшись глазами по условиям соглашения, я так же поставила под ним подпись, ощутив, как острое перо прокалывает кожу на указательном пальце и оставляет кровавый росчерк на бумаге. Поморщившись, я отложила артефакт в сторону и ощутила, как Норфолк взмахом палочки заживил ранку.

— Полагаю, у вас есть ко мне какие-то вопросы? — нарушила я затянувшееся молчание.

— Мисс Гринграсс, скажите, зачем вам понадобилось, чтобы я взял на себя защиту мистера Поттера? — начал он. В принципе, я предполагала, что он спросит меня о чем-то подобном, поэтому его вопрос не стал для меня новостью.

— Сэр Патрик, полагаю, что вам известно о том, что Британия находится на пороге открытого противостояния. Последние несколько веков наш род придерживался нейтралитета в войнах, однако на Рождество произошло одно крайне неприятное событие, которое поставило нас перед непростым выбором. Дело в том, что мою сестру похитили для того, чтобы повлиять на волю отца и склонить нас на сторону Темного Лорда. К счастью, мне удалось уговорить родителей покинуть страну и спрятаться в безопасном месте, а я сама осталась в Англии для того, чтобы попытаться спасти Асторию. Изначально мной двигало желание помочь Поттеру только потому, что он единственный, кто может закончить эту войну раз и навсегда. Именно он много лет назад остановил Волдеморта. Не Дамблдор с его доморощенной философией и нескончаемыми интригами, и не представители Министерства, прогнившего насквозь от коррупции, лжи и раздутого самомнения чиновников. Я много лет наблюдала за этим мальчиком и в какой-то мере прониклась к нему симпатией, если позволите. Но, кроме того, после событий сегодняшней ночи у меня возник передним Долг Чести. Если вы помните, я писала вам о своем конфликте с младшим Малфоем. Так вот, он в компании еще трех человек попытался.... — мой голос снова предательски дрогнул, но Норфолк жестом показал, что он понял, о чем идет речь и я могу не произносить вслух то, что вызывает у меня столь болезненную реакцию.

— Если вы ищите политического союза в войне и хотите наладить с ним отношения, тогда почему вы хотите держать в тайне то, что именно вы попросили меня вести его дело? — полюбопытствовал он, скрещивая руки на груди.

— Дело в том, что он отказался от предложенного мной союза и не доверяет мне. Всему виной эта глупая межфакультетская война с доморощенными предрассудками. Из того, что я о нем знаю, я сделала вывод, что он достаточно гордый и привык решать свои проблемы сам. Поэтому я уверенна, что как только он узнает правду, то тут же откажется с вами сотрудничать, — с грустью произнесла я и принялась разглядывать свои колени, словно они представляли для меня какой-то интерес, а затем продолжила: — Сэр Патрик, вам удалось что-нибудь выяснить по этому делу?

— Признаться, я был удивлен, когда получил ваше письмо. Но еще больше меня поразило то, что ему не предоставили адвоката вообще. Складывается впечатление, что министерские ищейки намеренно собираются его посадить. Задействовав старые связи, я смог ознакомиться с делом. Выводы весьма неутешительные: в деле отсутствует ряд экспертиз, которые, я уверен, опровергли бы все обвинения. Кроме того, все свидетели как один утверждают, что ничего не видели, хотя и находились в тот момент на поле. Кроме Рональда Уизли, брата пострадавшей, который, несмотря на дружбу с Поттером, заявил, что видел, как тот насылал на мисс Уизли заклятие. Экспертиза палочки тоже показывает его виновность, хотя, как по мне, стоило проверить палочки и других лиц, которые имели физическую возможность наслать проклятие.

— Дело в том, что в тот день Aerum Laquem применяли все студенты пятикурсники, у которых был урок Чар. В том числе и я.

— Что ж, это одновременно и упрощает, и усложняет задачу. С одной стороны, круг подозреваемых расширяется, что может служить аргументом в защиту Гарри Поттера, а с другой — таким образом, вероятность найти виновного практически нулевая. Мне катастрофически не хватает воспоминаний очевидцев, чтобы восстановить картину происшествия! — произнес с отчаянием Норфолк, хлопнув кулаком по крышке стола.

— Я была на месте преступления в тот день, но об этом никто не знает. И хотелось бы, чтобы не узнали и в дальнейшем. Афишировать свою лояльность Поттеру в открытую означает злить похитителей сестры. Но я готова предоставить вам воспоминания. Вот, возьмите, — протянула я ему пузырек с молочно-белой субстанцией. — Кроме того, здесь вы найдете и воспоминания о нападении, конечно, они весьма неполные, потому что под конец я была немного... не в себе.

— Благодарю вас, мисс Гринграсс. Конечно, будет довольно сложно приобщить их к делу, обезличив источник, но, согласно Хартии о защите свидетелей, проведя независимую экспертизу аутентичности этих воспоминаний, я смогу это сделать. Но есть еще одна вещь, которая меня сильно беспокоит. Это позиция семьи пострадавшей. Неизвестно, как именно они будут вести себя на суде. С одной стороны, они, насколько мне известно, достаточно неплохо относятся к Поттеру, а с другой — их финансовое положение настолько плачевно, что, я опасаюсь, что они начнут настаивать на его вине, чтобы получить компенсацию. Лечение Джиневры весьма не из дешевых, к тому же не известно, поправится она или нет.

— Вы полагаете, они на это пойдут? — с негодованием спросила я.

— Скорее, не исключаю такой возможности. Есть ли что-то еще, что мне необходимо знать, мисс Гринграсс?

— К исчезновению моей сестры причастны Малфои, кроме того, если я хочу довести до суда дело о попытке изнасилования... Мне необходимо получить компромат на Люциуса, чтобы лишить его возможности подкупить половину Визенгамота при попытке обелить своего сыночка, — заявила я, гневно сверкнув глазами. — Я понимаю, что вы, скорее всего, не станете заниматься копанием в чужом белье, поэтому прошу вас посоветовать мне хорошего частного детектива.

— Не буду скрывать, что это дело сопряжено с огромной опасностью и само по себе не слишком-то приятное, но это как раз тот случай, когда наши с вами интересы полностью совпали. Я уже с десяток лет точу зуб на старину Люциуса и его семейку, — ответил Патрик, довольно потирая руки. В этот момент за окном послышался какой-то шум, и Нофолк резким взмахом палочки распахнул тяжелые шторы. Перед нами открылась весьма занятная картина: знакомая мне черная кошка буквально повисла лапами на подоконнике и готова была сорваться вниз в любой момент. Распахнув одну из створок окна, адвокат подхватил животное на руки и, усадив его на диван рядом с нами, пробормотал: — Animagum revelio.

Несколько секунд ничего не происходило, а затем перед нами материализовалась взъерошенная, слегка напуганная и злая Гермиона Грейнджер. Глядя на нее, Патрик отчего-то расхохотался и снова извлек Пакт о неразглашении и перо.

— Полагаю, на этом документе не хватает нескольких подписей. Мистер Поттер, я думаю, что прятаться дальше бессмысленно, — с этими словами он подошел к резному шкафу и схватился рукой за воздух в том месте, в котором, как ему казалось, мог находиться Гарри.

— Как вы поняли, что я здесь? — полюбопытствовал шокированный Поттер, который сидел в шкафу, прислонившись спиной к задней дверце.

— Молодой человек, ваша, вне сомнения, замечательная мантия, возможно, и защищает вас от диагностических чар, таких, как Гоменум ревелио и им подобных. Но вот от необходимости дышать она вас совершенно не избавляет. Признаться, я еще минут десять назад заподозрил, что в комнате еще кто-то есть, но не мог вначале определить точное местонахождение. А вот когда я применил к мисс Грейнджер заклинание, позволяющее выявить анимагическую сущность, вы довольно громко кашлянули и выдали себя. Хотя даже простое заклинание Силенцио могло бы предотвратить подобное, — словно ищейку-диллетанта распекал Норфолк Гарри. — А теперь, я полагаю, самое время подписать документ и перейти к дальнейшим обсуждениям, — произнес Патрик, сделав ударение на предпоследнем слове. Долго ждать не пришлось: Грейнджер все это время весьма скрупулезно вчитывалась в соглашение, и, убедившись, что в нем нет никаких подвохов, наконец, поставила под ним росчерк кровавого пера. Гарри же подписал документ, практически не вчитываясь в смысл. Я, наблюдая за этим, лишь скептически хмыкнула: не смотря на все его меры предосторожности и рассудительность, он все еще оставался по-гриффиндорски наивным. Патрик, судя по выражению лица, так же отметил это, но промолчал.

— И так, с лирикой покончили, теперь перейдем к делу. Мистер Поттер, потрудитесь объяснить мне, что вы делали здесь в шкафу.

— Дело в том, что в связи с ночными событиями, о коих вам уже поведала Дафна, я решил проследить за ней, чтобы убедиться в том, что она вновь не ввяжется в новые неприятности, — смущенно произнес Поттер.

— Дафна, прости за то, что я тебе наговорила, я была не права, — скороговоркой выпалила Грейнджер, опустив глаза в пол. Стоически закатив глаза, я протянула ей свою руку, которую она тут же крепко сжала в своей.

— Забудь. На твоем месте, я подумала бы то же самое, — спокойно ответила я и подошла к окну.

— Мистер Поттер, скажите, после всего, что вы здесь услышали, вы согласны принять мою помощь? — задал Норфолк главный вопрос.

— А у меня есть выбор? По-моему, вы с Дафной и без меня все прекрасно распланировали, — в сердцах ответил Гарри, облокотившись о боковую стенку шкафа.

— Выбор, молодой человек, выбор есть почти всегда... — задумчиво произнес волшебник, глядя куда-то в одну точку.

— Почему вы согласились меня защищать, если все улики против меня, а вы, насколько мне известно, никогда не беретесь защищать тех, кто виновен? — спросил Поттер тихим голосом, но его вопрос для Патрика прозвучал громче магического симфонического оркестра. Задумчивое выражение лица мгновенно спало, а на смену ему пришла гримаса, полная боли. И мне не нужно было обладать даром мыслечтения, чтобы понять, что он вспоминает Нурменгард. Тишина, воцарившаяся в комнате, была практически осязаемой. Но Норфолк все же решился ее нарушить.

— Потому, что твоя история удивительно похожа на мою, — начал он и принялся курить трубку. — Когда я был на несколько лет старше, чем вы, и устроился в Аврорат после окончания Академии в Мюнхене, я был таким же доверчивым и открытым, как и ты, Гарри. У меня был напарник, Билл Тернер, добродушный парень из Девоншира, с которым мы довольно быстро подружились... Все было в порядке, пока однажды мы не напали на след крупной сети контрабандистов, которые занимались поставкой и сбытом опасных артефактов на территории Британии и Германии. Во главе группировки стоял отец Люциуса Малфоя, Абракас. Нас убедительно просили не лезть в это дело, даже предлагали взятки в несколько десятков тысяч галеонов... — произнес он тихим голосом и снова затянулся табачным дымом. — А когда мы отказались, нам начали угрожать, сначала подбрасывали почту, пропитанную ядами, затем отлавливали в темных переулках. Перед завершающей операцией по захвату на живца с поличным, Билла нашли мертвым в нашем кабинете сразу после окончания смены, когда я еще находился в здании Аврората. Меня задержали на месте, мотивируя тем, что у меня не было алиби и кроме нас двоих доступа к рабочему помещению не было ни у кого. Ни сторонних магических следов, ни чужих отпечатков пальцев там обнаружено не было. Убийство было сделано чисто, не подкопаешься. Меня судили полным составом Германского Верховного магического суда и приговорили к пятнадцати годам заключения в Нурменгарде. Мотивом преступления признали желание единолично продвинуться по службе. Возможно, я так и сгнил бы в тюрьме, если бы мой наставник спустя пять лет, найдя какие-то обрывочные сведения о том деле с контрабандой, не начал сопоставлять факты и заново разбираться в том происшествии.... — с болью в голосе произнес Норфолк. — И мне бы не хотелось, мистер Поттер, чтобы вы повторили мою судьбу.

— Довольно, сэр Патрик, я согласен. Что от меня потребуется? — осторожно осведомился Гарри. Грейнджер же все это время, казалось, сопоставляла в голове какие-то факты.

— Во-первых, ваши с мисс Гермионой воспоминания, а во-вторых, вам придется неукоснительно выполнять мои рекомендации.

— Сколько я вам буду должен? — осторожно спросил Гарри.

— Видите ли, молодой человек, деньги меня давно уже не интересуют как ценность.

— Тогда какова плата?

— Я помогу вам, а вы поможете мне, — уклончиво ответил Патрик и затушил трубку.

— Что-то вроде альянса? — неуверенно спросила Гермиона.

— Именно так, мисс Грейнджер, именно так... Пора и мне показать, что есть порох в пороховницах, и внести свою лепту в окончание войны, — с искрой в глазах произнес этот уже не молодой, но по-прежнему привлекательный маг, и протянул руку Гарри. Тот тут же ее пожал, но ладонь убирать не спешил, многозначительно поглядывая на Гермиону. Очевидно, для него было очень важно, чтобы подобные решения они принимали вместе. Грейнджер, немного поразмыслив, неуверенно накрыла их руки своей и улыбнулась.

— Я с вами, — усмехнувшись, произнесла я и кончиками пальцев ощутила тепло их ладоней. Именно тогда, сидя в тесной пыльной комнатушке, я поняла, что война не будет проиграна до тех пор, пока не опустятся руки у последнего члена сопротивления. Это только кажется, что один в поле не воин. На самом деле, настоящая война идет в каждом из нас, а значит, решение бороться или сдаться каждый принимает самостоятельно.

Короткий зимний день подходил к концу, и комната постепенно погружалась в полумрак, размывая контуры наших лиц. Догорали дрова в камине, отдавая нам свое живительное тепло.

А за окном по-прежнему мела метель, стирая следы кошачьих лап на снегу...

*Отрывок из песни Канцлер Ги — Самеди

**В одном из источников я нашла упоминание о том, что в доме, где располагается паб, когда-то жил основатель Хогсмида. В тексте прямо не упоминается фамилия Розмерты, поэтому я рискнула предположить, что она является его потомком.

Pov Гермионы

Two Steps From Hell — Calamity

Я сидела на полу, скрестив по-турецки ноги, и всматривалась в причудливый танец огней в камине в комнате Сириуса на Площади Гриммо, пытаясь очистить сознание от мыслей. Вот только расслабиться мне никак не удавалось... С самого утра меня не покидало какое-то неясное чувство тревоги. Словно кто-то сверху играючи распахнул ящик Пандоры и теперь потешался над моими потугами все исправить. Судебное разбирательство, на котором будут допрашивать Гарри, должно было состояться послезавтра, и чем меньше до него оставалось времени, тем сильнее я нервничала. Не то, чтобы я сомневалась в компетентности Нофолка, просто уже один тот факт, что он столь легко согласился его защищать и отказался от гонорара, заставлял меня задумываться о его мотивах. Жизнь в волшебном мире подтвердила правдивость поговорки: "бесплатный сыр только в мышеловке", поэтому я была уверена в том, что помимо желания помочь им двигало что-то еще. А значит, я просто обязана это выяснить, прежде чем Гарри снова попадет в неприятности...

Не давало покоя и поведение Дафны. Если бы она связалась с Норфолком уже после этой истории с изнасилованием, можно было бы принять ее действия как акт благодарности за спасение, но, к сожалению или к счастью, мне было известно, что сделала она это гораздо раньше. Вопрос "зачем?" по-прежнему оставался открытым...

Напротив меня на бежевом ковре сидел Сириус с палочкой наизготовку и хмурился, глядя на меня, словно вторя невеселым мыслям в моей голове.

— Готова? — тихо спросил он, и, дождавшись моего ответного кивка, заглянул мне в глаза и прошептал: — Легилименс.

В сознании тут же вспыхнули отголоски воспоминаний...

"Мне восемь, я падаю на мокрый асфальт, споткнувшись о подножку, поставленную девчонками, которые живут на соседней улице. Кожаные брюки, подаренные родителями на день рождения, с треском рвутся, белая блузка покрывается пятнами грязи. По щекам текут слезы, а в ушах звучит чей-то хохот. Волна злости поднимается во мне и какой-то тугой узел в груди лопается, выпуская наружу небольшой вихрь. Дети в панике бросаются наутек, а у меня даже нет сил, чтобы подняться. Я остаюсь лежать на асфальте сломанной куклой и баюкать поврежденные ноги..."

" Мне десять. Я возвращаюсь со школы через парк. Портфель немного тяжелый, но я совершенно не замечаю этого. В кармане пальто лежит маленькое картонное сердечко — валентинка. Я улыбаюсь своим мыслям и ловлю снежинки ладонью. Корявый почерк соседа по парте я не спутаю ни с чем, даже если послание было отправлено анонимно. Проходя мимо замерзшего фонтана, я замечаю стайку мальчишек, которые играют в снежки и негромко о чем-то переговариваются. Порыв ветра доносит до меня обрывки фраз:

-... А ведь эта дура купилась на дешевую открытку, которую я ей послал, даже списать на алгебре дала...

— ...Надо будет и мне провернуть что-то подобное. А то миссис Стенли точно позвонит родителям, если я завалю четвертную контрольную...

Красный кусок картона разлетелся на мелкие кусочки, подхваченные северным ветром, а вместе с ним — детская мечта кому-то понравиться как личность, а не ходячая энциклопедия...".

Сознание Блека скользит лабиринтами моей памяти, сметая выстроенные мной баррикады, но вместо того, чтобы сопротивляться, я решаю немного подождать и воспользоваться одним занятным приемом, вычитанным в толстом фолианте под названием " Тактики защиты разума: проблемы применения".

" Мне тринадцать, я читаю книгу, сидя в парке под разлогим дубом. Алое солнце клонится к горизонту, оставляя багровые разводы на безоблачном небе. Жара сменяется сумеречной прохладой, которая гусиной кожей проступает на обнаженных плечах. Хлопковое платье в цветочек совершенно не греет, но я не спешу уходить домой, наслаждаясь закатом. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь сверчками и шелестом листьев. Я пытаюсь читать, но сточки расплываются в тусклом свете парковых фонарей, складываясь в черно-белые линии. Глаза, непривыкшие к темноте, начинают противно щипать, и я все же захлопываю книгу, нехотя поднимаюсь с подстилки и складываю ее в четверо, чтобы поместить в некое подобие пляжной сумки, переброшенной через плечо.

Мне дышится легко, полной грудью! Совсем как в детстве, когда магия казалась мне лишь порождением сказок и небылиц... Когда единственными проблемами были издевки сверстников или несделанное домашнее задание. Я любила мир магии, но по-настоящему отдыхать могла только вдали от него...

Я брела по пустому парку, вслушиваясь лишь в собственное дыхание и мерный стук танкетки моих босоножек о каменную брусчатку. Задумавшись о содержании прочитанной книжки, я и не заметила, как погас свет, и все вокруг погрузилось в темноту. И парк, который казался мне уютным, стал неестественно пустым и зловещим. По спине пробежал холодок, заставивший меня невольно вздрогнуть и ускорить шаг. Появилось почти инстинктивное желание бежать. Сердце гулким эхо билось в грудной клетке, я дышала слишком шумно, отрывисто. Глаза непривыкшие к темноте не заметили вишневую ветку, которая упала на тропинку и преградила путь. Оступившись, я лечу прямиком на брусчатку, больно ударяюсь коленями и пачкаю платье дорожной пылью. Позади слышится смех, а затем щелкает зажигалка.

— Посмотрите, кто у нас здесь! Заучка Грейнджер такая неуклюжая, что даже на ногах устоять не может, — произнесла Тая Фоссет, местная заводила, которая предпочитала самоутверждаться за счет тех, кто слабее.

— Фоссет, тебе еще не надоело плеваться ядом? — иронично интересуюсь я, несмотря на то, что моя интуиция вовсю кричит о том, что мне угрожает опасность.

— Вы посмотрите, малышка Грейнджи скалит зубы. Полли, Алекс, как насчет того, чтобы показать этой зазнайке, где ее место? — усмехается она. Я пытаюсь подняться, но не успеваю — удар в живот сбивает меня с ног. Боль. Срываюсь на бег, но они догоняют. Это их игра в кошки-мышки. Они сбивают меня с ног и продолжают наносить хлесткие удары, я пытаюсь отбиваться, но это их лишь раззадоривает. После нескольких стычек в школе им запретили трогать меня, но здесь, в темноте, они, наконец, получили такую желанную возможность отыграться. Они вцеплялись в волосы, царапали кожу, сжимали тонкие запястья и хохотали с кривыми усмешками на лице. От них веяло дешевым табаком и приторно-сладкими духами. Я не пыталась кричать — никто не придет на помощь, я слишком хорошо это понимала. В сумке лежала бесполезная палочка — запрет на использование колдовства тогда еще был в силе, и я не знала о том, что из него существуют исключения. Мне оставалось лишь сопротивляться. Не дать им уступить. Вцепляться в глотки, колотить бессильно в живот, пытаться убежать. И снова падать, чтобы замереть под конец на асфальте сломанной куклой. Глотать слезы, когда они, наигравшись, уйдут. И, пошатываясь, брести по тихим улочкам к двухэтажному дому, окруженному живой изгородью. А затем, запершись в ванной, снимать порванное, перепачканное в крови и грязи платье, зализывать раны, словно собака. Погружаться в теплую воду и пытаться забыться. А через несколько дней, виновато улыбнувшись, рассказывать маме, что упала, катаясь на велосипеде соседского мальчишки..."

Кулаки Сириуса непроизвольно сжались, взгляд потемнел, но он не спешил разрывать ментальный контакт, продолжая снова и снова смотреть сцену драки, словно в моей голове включилась функция бесконечной перемотки, сквозь которую невозможно было пробиться в глубины памяти...

Невидимые импульсы связывали наши разумы, и я почти физически ощущала волну боли и ярости, которая поднялась в нем, но не в силах была прекратить действие эффекта якоря...

Эмоции, сплетенные в тугой клубок, пульсировали во мне, словно жало, и вот-вот готовы были выплеснуться наружу...

Короткая вспышка — и клубок разорвался. Сириус опустил палочку и раздраженно потер виски:

— Урок окончен, — сухо произнес он, несмотря на то, что я знала, что внутри него все бурлит, и мне почему-то стало очень стыдно за то, что я позволила себе воспользоваться почерпнутыми из книги знаниями.

— Прости...— шепчу я, уткнувшись носом в колени. Ментальный поединок вымотал меня, и я чувствовала легкое головокружение.

— Тебе не зачем извиняться, если бы на моем месте был Дамблдор или Снейп, они бы и вовсе не стали церемониться. Меня больше беспокоит то, что ты без всякого сопротивления позволила мне копаться у себя в голове, — задумчиво произнес он и, щелкнув пальцами, призвал с журнального столика поднос, на котором стоял пузатый белый чайничек и пара чашек, а так же несколько кусков пирога.

— Это было одним из условий действия Эффекта якоря. Я была уверена, что ты его распознаешь, если честно...

— Никогда не слышал ни о чем подобном, — спокойно отвечает он и хмурится, сложив руки лодочкой.

— Насколько я поняла, прием этот не слишком распространен, и вовсе не потому, что неэффективен. Просто для мастеров окклюменции он без надобности, у них более совершенные способы защиты. Его суть сводится к тому, что ты позволяешь противнику поверить в то, что у тебя нет никакой защиты, а на самом деле, предоставляешь ему просматривать воспоминания, которые несут в себе скорее эмоциональную, чем информационную нагрузку. И когда чувства нападавшего входят в резонанс с тем, что он видит, он попадает в ловушку, словно рыба на крючок, и не может двигаться дальше по лабиринтам памяти, а значит, все, что ему остается — это прервать контакт. При этом маг, которого атакуют, лишь поддерживает связь, когда видения начинают повторяться, поскольку он не знает, какое из них подействует на оппонента сильнее. Цепочки воспоминаний бывают двух типов: альтернативные и однопорядковые. Первая содержит в себе разные по эмоциям видения и подходит для тех противников, с которыми человек практически не знаком, вторая же пронизана какой-то темой, направленной против конкретного оппонента. В сегодняшнем случае же был задействован второй тип... — с сожалением произнесла я.

— Кто-нибудь еще знает о том случае? — спросил Блэк, разливая по чашкам цветочный чай. В воздухе пахло корицей и печеными яблоками. А еще мятой. Я закрыла глаза и медленно втянула носом запах, а затем чуть слышно выдохнула:

— Нет, родители были за городом с друзьями, я не поехала, потому, что чувствовала себя лишней в компании взрослых. А позже я сказала, что просто упала...

Сириус притянул меня к себе и крепко обнял, зарываясь носом в мои волосы. От него веяло теплом и спокойствием, в его объятьях я как будто плыла по тихой, но полноводной реке.

— Никогда, слышишь, никогда больше не смей скрывать от меня что-то подобное!— шепотом закричал он. Я слабо улыбнулась и покачала головой.

— Дети порой бывают слишком жестоки, но от этого они не перестают быть детьми. Я бы не добилась ничего, расскажи я о драке... Знаешь, наказывать и заставлять понять — это разные вещи. Я верю, что каждый должен сам оценивать свои поступки, только так мы сможем что-то осознать и возможно исправить. Можно посадить в тюрьму убийцу, но это не означает, что он исправится, находясь в ее стенах.

— То есть, по-твоему, даже такие люди, как моя сестрица, должны гулять на свободе? — горько усмехнулся Блэк.

— Знаешь, преступник преступнику рознь. К тому же, этих девиц бы не судили, максимум, что я могла сделать — это добиться материальной компенсации от их родителей. Которые не виноваты в случившемся. Другое дело, твоя сестра. В маггловском мире ее, скорее всего, отправили в Бедлам. Очевидно же, что психически здоровый человек вряд ли станет такое творить... Впрочем, поместив ее в Азкабан, Министерство лишь усугубило ситуацию, потому что дементоры разрушают психику, а не корректируют поведение, как психологи в маггловских тюрьмах... — я рассеяно посмотрела ему в глаза, в которых зажглись смешливые огоньки.

— Мне кажется, что ты чересчур все идеализируешь... Азкабан — не сахар, но он единственный сдерживающий фактор от всеобщего хаоса и кровопролития... — откинув прядь темных волос назад, произнес он. — Тебе удалось что-нибудь узнать о Норфолке?

— Мы встречались вчера с ним в Хогсмиде в ходе слежки за Гринграсс. Он нас раскрыл, несмотря на то, что Гарри был под мантией, а я в анимагической форме. Я не совсем понимаю его мотивы, но он производит впечатление хорошего специалиста. И именно потому, мне кажется, что нужно позаботиться о путях отступления для Гарри... Если уж он выглядел обеспокоенным, то дело дрянь...

— Он говорил что-то конкретное? — осторожно спросил Бродяга.

— Ничего сверх того, что нам уже было известно. Кроме того, он заставил подписать пакт о неразглашении, так что подробностей сообщить пока не могу, — ответила я, отпивая глоток цветочного чая. Горько сладкого.

— А что с дочкой Гринграссов? — поинтересовался Сириус и так же отхлебнул из фарфоровой чашки с серебряной окантовкой по краю. По его виду было заметно, что он, судя по всему, обжегся, но виду не подал.

— А Дафна теперь фактически невеста Гарри, если не сможет выплатить долг, — как-то отстраненно произнесла я, словно речь шла о погоде, а не о чужой судьбе.

— Что случилось? — Сириус резко переменился в лице и побледнел.

— По словам Гарри, он спас ее от изнасилования. Вот только я не особо верю в то, что Малфой мог решиться на подобное. Он и раньше смелостью особой не отличался... Мне кажется, это часть какой-то игры.

— Не думаю. Во-первых, Гринграссы испокон веков славились своим нейтралитетом. Во-вторых, с такими вещами не шутят. Даже если все происходило понарошку, долг чести в этом случае все равно реальный. Магия шуток не терпит. А для чистокровных это не пустой звук. И в-третьих, я не понимаю, каким образом Гарри смог ее спасти, если у него палочки нет.

— Есть. Моя. Ему она сейчас нужнее... А я… и с кинжалом управлюсь, — вздохнула я, покрепче укутавшись в его объятья, словно в шаль. Только в его руках я смогла ощутить, насколько сильно устала всего за несколько дней. Нападение, тренировки, загадки происхождения... об Анастасии говорить и вовсе не хотелось. Ощущение опасности не покидало меня ни на минуту, и с каждым прожитым днем реальность, которую я знала, изменялась все сильнее.

Где-то далеко, среди книг и фолиантов сидит моя копия и делает вид, что пишет конспект. У нее моя внешность, она может отозваться на мое имя, и сегодня на ней такой же синий свитер, как и у меня. Конечно, фантом все же отличается от живого человека, но так сразу уже и не распознаешь. Одним словом — идеальное прикрытие. В моем кармане лежит зачарованное зеркало, позволяющее за ней наблюдать… И каждый раз, глядя на нее я невольно вздрагиваю и задаюсь вопросом о том, что случилось со мной в той, другой реальности? Исчезла ли она и существует ли в ней другая Гермиона Грейнджер? Ведь если я заняла место своего двойника, то ее могло просто забросить в будущее… Вопросы, вопросы… Вопросы, на которые я, похоже, не смогу найти ответа.

В камине потрескивали поленья, обращаясь в сотни маленьких горящих головешек, которые вспыхивали и гасли, а затем обращались в пепел…

Цветочный чай в моей чашке давно остыл и стал еще более горьким. Я пила его крупными глотками. Ну, давай же, задохнись в этой горечи…

Тишина вокруг была какой-то неправильной, как и руки Сириуса на моей талии. Несмотря на его признания, я все еще не была уверенна в том, что из этого может получиться что-то серьезное. Хотя бы потому, что с рамочки, стоявшей на его столе, все еще улыбалась рыжая Марлин. Он сидел странно-задумчивый, зарывшись носом в мои волосы, и что-то обдумывал. А затем произнес:

— Нам нужно попасть в Лютный переулок. Купить вам с Гарри «чистые» палочки и несколько портключей на подставных лиц. Я не знаю, насколько хорош этот ваш Норфолк, и уж точно не собираюсь испытывать судьбу и отправлять своего крестника на растерзание этим министерским шакалам!

— И как ты себе это представляешь? За твою голову назначена награда в десять тысяч галеонов. Это слишком опасно! — запротестовала я, несмотря на резонность его слов, относительно необходимости подстраховки на случай, если судебное заседание пойдет не по нашему сценарию.

— Ш-ш, успокойся. Кто тебе сказал, что я собираюсь рисковать понапрасну? — заговорщицки произнес Блек.

— Хочешь сказать, у тебя есть план? — скептически поинтересовалась я. Сириус в ответ хмыкнул и, выпустив меня из объятий, встал и проследовал к небольшому секретеру. Выдвинув несколько ящичков, он нашел потайную руническую вязь. Проколов палец, он капнул на руны кровью и пробормотал пароль. Затем я услышала, как внутри секретера что-то щелкнуло, и сбоку, появился еще один отсек, из которого он извлек несколько пузырьков и поставил их передо мной.

— Хм… Вот это, — я указала на самый большой сосуд. — Оборотное. То, что в склянке поменьше, судя по всему — зелье Невидимости, а вот что в том пузырьке с заостренной пробкой — понятия не имею, никогда не встречала такой состав.

— Это зелье Януса. Слышала что-нибудь о таком? Его рецепт был привезен с Египта моим предком, тем самым, что и кинжалы. Позволяет на несколько часов кардинально изменить внешность. При этом совершенно не имеет значение, принимаешь ли ты чужой облик, или же произвольным образом придумываешь его. Оно не слишком распространено в первую очередь из-за того, что его рецепт в Англии знает лишь несколько человек, которые интересуются тамошней культурой, а во-вторых, в него входят не такие распространенные компоненты, как в оборотном зелье. И, в-третьих, его применение невозможно засечь, — произнес Сириус и задернул в комнате шторы.

— Хорошо, допустим, с маскировкой все ясно, но как мы будем туда добираться? Через три часа я должна вернуться в Хогвартс к ужину, так что нам придется поторопиться.

— Аппарацию, как и перемещение по камину, могут засечь, Ночной рыцарь так же может привлечь внимание. Я не думаю, что мы успеем добраться на маглловском транспорте, так что… мы полетим на метлах, — уверенно произнес Сириус и в его глазах зажегся колдовской огонек, а на губах заиграла совершенно мародерская улыбка. А у меня внутри все сжалось от страха — еще с первого курса я не люблю полеты. Только вот Сириусу об этом знать совершенно не обязательно…

— Предупреждаю, я не очень хорошо летаю. Но выбора у нас все равно нет, поэтому я согласна, — стараясь не выдать свою нервозность, ответила я. Еще в той, другой реальности, после полета на тестралах я зареклась подниматься в воздух…

Взмахом палочки Сириус призвал из платяного шкафа две мантии с глубокими капюшонами, откупорил пузырек с зельем Януса и сделал три глотка, после чего подошел к зеркалу и закрыл глаза. В мгновение ока его волосы стали короткими и каштановыми, в глазах появилась непривычная зелень, исчезли шрамы и рубцы, полученные за время скитаний и отбывания срока в Азкабане. Когда все закончилось, передо мной стоял незнакомый молодой человек лет двадцати пяти-двадцати семи, и только взгляд выдавал в нем бывшего Мародера. Он вложил в мою руку пузырек с остатками зелья и отошел к окну.

Глотая кисловатое снадобье, я представляла себя двадцатилетней брюнеткой с вьющимися волосами, овальным лицом и серыми глазами. Рост и комплекцию оба решили не менять, чтобы не возиться с трансфигурацией одежды.

— Готова? — произнес чужой голос с нотками беспокойства. Дождавшись утвердительного кивка, он взял меня за руку и апарировал во внутренний дворик — перемещения по дому расценивались как вмешательство в личную жизнь, а посему не отслеживались. Очутившись на улице, Блэк открыл небольшой ангар и извлек из него две кометы 69.

— Конечно, это не самые новые метлы, однако маневреность не утратили, я надеюсь. Держи, — произнес он и, усевшись на свое транспортное средство, взлетел на метр от земли.

— Вверх! — уверенно произнесла я и ощутила теплое древко метлы, сделанной из темного вишневого дерева. Сердце пропустило удар, я нервно сглотнула и перебросила ногу через метлу, а затем оттолкнулась от земли и зависла рядом с Сириусом. Наколдовав дезиллюминационные чары на метлы и выпив по глотку зелья Невидимости, которое было более надежным, чем аналогичные чары, мы начали набирать высоту, взяв направление на северо-запад.

Ветер противно хлестал по лицу, я дрожала изнутри, крепко вцепившись в древко, и вся сосредоточилась на управлении метлы, стараясь не смотреть вниз. Несмотря на то, что по заверениям Бродяги, мы летели, не так уж высоко, город напоминал мне огромный муравейник, при взгляде на который начинала кружиться голова…

А вот Сириус наслаждался полетом, совершенно по-мальчишески улыбаясь и срываясь в крутые виражи. Когда он отпускал руки, расставив их словно крылья, во мне боролись два желания: хорошенько его стукнуть и потрепать по волосам.

Именно здесь, в воздухе, вдали от земли, он был по-настоящему свободен… А вот я, напротив, была словно цепями скована. Страх и холод намертво приклеили меня к метле, а та, словно в отместку, начинала петлять, несмотря на все мои ухищрения.

Встречный поток воздуха заставил меня потерять управление… Вираж, еще один… И я срываюсь с метлы, словно осенний лист, и начинаю стремительно падать вниз…

Ветер треплет мои черные волосы, становится очень холодно… Последнее, что я помню, прежде чем провалиться в темноту — испуганные глаза Блэка…

Глава вышла своеобразной, надеюсь она пришлась повкусу. Извините, что молчу так долго, в последнее время у меня мало времени даже на сон...

POV Сириуса

Как же хорошо лететь над землей, раскинув руки, словно птица, и чувствовать, как ветер ерошит твои волосы и холодом обжигает лицо! И ощущать себя, черт подери, живым. Не узником каменных стен, которые изо дня в день, словно в тиски сжимают, мешают дышать, и глядят на мир сквозь замызганные стекла, которые принципиально не хочется чистить. Чтобы не смотреть, не видеть этого мира, не слышать смеха детворы на площадке и не замечать их умильной возни со щенком. Не думать, что в то время, когда ты просиживаешь дни напролет у камина, сжимая маленькое зеркальце, и ждешь вызова, кто-то воюет и сражается за тебя и вместо тебя... Не пить вино словно воду, закрывшись в тишине фамильной библиотеки, будто в склепе, не зная, куда себя деть... Не прятаться за рукописями покойного прапрапрадеда, пытаясь понять принципы работы с магическим оружием, которое он привез с Востока.

Слушать шум ветра вместо скрипа половиц и воя ветра в ставнях, которые сопровождают меня повсюду.

Ощущать себя свободным, наблюдая за тем, как темнеет небо, и сгущаются сумерки. И украдкой любоваться Гермионой, которая отчего-то была напряжена, словно натянутая струна: руки буквально вцепились в метлу, черные волосы разметались по плечам, будто языки пламени, а между бровями залегла до боли знакомая складочка... Такая у нее часто бывает, когда она что-то читает, или кого-то отчитывает. И я вдруг понял, что под какой бы маской она не пряталась, я все равно ее узнаю по взгляду и мимике, по немного неуклюжей походке и до боли знакомых интонациях голоса. Человек — это нечто больше чем внешность. Скорее наоборот. Человек — это характер, а потом уже все остальное.

Встречный поток воздуха подхватил меня и закружил, заставляя срываться на виражи, от которых в ушах шумела кровь, а губы невольно расплывались в улыбке. И на какое-то мгновение показалось, что мне вновь семнадцать, что нет никакой войны, что передо мной еще откроются двери, и ошибки, допущенные мною еще можно исправить... А затем вдруг стало горько. От осознания, что от меня ничего больше не зависит. Что я лишь песчинка в общем течении времени...

И я понесся все выше, ощущая, как древко метлы дрожит под натиском воздушных потоков, а в ушах, словно музыка, свистел ветер...

А затем резкий вскрик ворвался в сознание, я вынырнул из петли и обернулся назад, оцепенев на мгновение от страха: Гермионы позади не было. В воздухе летали лишь обломки бесполезной теперь метлы. А она стремительно падала вниз, раскинув руки в стороны, словно птица свои крылья. Сердце предательски сжалось: я не успевал. На долю секунды, всего на мгновение. Метла штопором неслась вниз на пределе скорости, а по телу разносился странный жар, пробуждая силу, древнюю как мир, дремавшую во мне десятилетиями...

Острая вспышка боли пронзила сознание, а затем я ощутил, как за спиной появились небольшие кожистые крылья. Метла подо мной надломилась и треснула, не выдержав сумасшедшей гонки, а я, сделав несколько неуверенных взмахов, понесся вперед, обгоняя ветер. Лондон, напоминавший огромный муравейник с высоты, становился все ближе... Кровь звучным стаккато стучала в виски... я летел, зажатый, будто в тиски липким страхом, не за себя — за нее. Я падал на землю, словно брошенный камень. Падал, чтобы топтать под ногами асфальт каменного города, раскинувшегося на берегах реки без начала и конца... Так странно. Всего пара секунд, как в замедленной съемке колдокамеры, превратились в целую жизнь. Всего несколько метров — и она разобьется, словно фарфоровая ваза моей покойной матушки. Всего ничего, только пара взмахов усталых крыльев — и я подхватываю ее на руки, ударяясь головой о стену чердака.

Один вздох — и пальцы нащупывают тихий пульс на тонкой бледной шее. Дышит. Хлопаю по щекам. "Ну, очнись же, девочка!" А в голове все смешалось. Сузилось до пушистых ресниц и плотно сомкнутых век. Распалось на тысячи атомов и склеилось в одно слово: «Успел...»

Ее щеки были слишком холодными, а губы — бледными. И мне на мгновение показалось... что все закончилось. Но это было не так. Я прикоснулся к ней губами, пытаясь согреть, вдохнуть хоть немного тепла, а острое чувство вины, словно игла, впивалось в сердце... Я не должен был разрешать ей лететь самой на этой треклятой метле, не проверив ее летные качества. Палочка бесполезным грузом валялась в кармане, а Гермиона все не приходила в себя. Я в буквальном смысле сходил с ума, ощущая, как пламя адреналина во мне сменяется нечеловеческой усталостью. Будто в один миг мне на плечи рухнуло мироздание и я, словно атлант, застыл под его тяжестью, не в силах пошевелиться...

Вечернее небо было преддождевым и безлунным. Над нами проплывали темные облака, готовые разверзнуться дождем или снегом в любую минуту. Нужно было уходить, но у меня не было сил подняться, поэтому я просто сидел и крепко прижимал к себе хрупкое тело Грейнджер, мысленно ругая себя самыми страшными проклятьями...

Она очнулась с первыми каплями ледяного дождя, упавшими ей на кончик носа. Так смешно поморщилась и распахнула широко свои все еще серые глаза в немом вопросе. А затем:

— Сириус? — робко и тихо, почти одними губами.

— Прости, я не должен был... — маленькая холодная ладошка прикрывает рот, а затем гладит по колючей щеке.

— У тебя кровь.... — только сейчас ощущаю тонкую струйку, стекающую от виска к шее.

— Пустяки. До свадьбы заживет, — попытался отшутиться, ощущая противное головокружение. Капли дождя все сильнее барабанили по крыше, я подставил под них лицо, ощущая ледяные прикосновения. В ушах шумела кровь, но я, слегка пошатываясь, встал, удерживая на весу Гермиону. Я смогу. Ветер закружил по крыше пожухлую, занесенную сюда каким-то чудом листву, оттопырил полы мантии и взлохматил волосы. Ну, давай же. Сделай несколько чертовых шагов...

— Крылья, — полу вопрос-полу утверждение. А в глазах беспокойство и страх.

— Позже, — бросаю я, торопливо озираясь по сторонам. Где-то сбоку, на периферии зрения мелькает дверь на чердак. Несколько шагов на ватных ногах — и я со всей силы вжимаюсь спиной в дверь, ведущую на чердак. Колочу в нее ногой, заставляя прогнившее от дождя и снега дерево поддаться. Слышится треск, и скрипучая дверь спадает с петель и глухо ударяется оземь, и я, наконец, вваливаюсь на чердак с Гермионой на руках, вдыхая пыль вперемешку с запахом ее волос. Внутри пусто. Только оборванные газеты беспорядочно раскиданы по полу да старый бордовый диван с торчащими из боков пружинами приютился в углу.

— Отпусти меня на землю, — просит Гермиона, уткнувшись носом мне в шею.

— Ни за что, — упрямствую я, ощущая, как в груди сжимается тугой узел, мешающий дышать... Пространство рябит в глазах серебристыми искрами, и, сделав несколько шагов на ватных ногах, я без сил опускаюсь на старый диван, продолжая прижимать Грейнджер к себе…

Косой дождь глухо барабанит в едва прикрытую дверь, вторя пульсирующей боли обратного превращения. Тело сжимается от судорог, и только испуганные глаза Гермионы заставляют оставаться в сознании.

— Сириус! Сириус! Что с тобой? — доносится, словно через тысячи километров. А затем я ощущаю, как холодные пальцы касаются виска, принося такое желанное облегчение…

* * *

Полумрак пещеры разгоняет тусклый свет сталактитов. Со сводов срываются капли влаги и с глухим стуком ударяются оземь. В странном синеватом свете мерцает среди тьмы чешуя черного, как ночь дракона. Ее дыхание несет не огонь, но пробирающий до костей холод, а в пустых глазах отражается тень. Кожистые крылья кажутся почти прозрачными и невесомыми, от чего создается впечатление, что она не принадлежит этому миру... Впрочем, в какой-то мере, это действительно так... Она — порождение старых легенд, прочитанных мною в дневнике предка. Причина, по которой всякий раз в минуты гнева, боли или опасности за моими плечами вырастают крылья, подобные тем, что носит она…

Я стою, словно завороженный, не в силах отвести взгляд от дракона. Окруженная сизой дымкой, она кажется самым совершенным и величественным существом на земле.

В воздухе витает странный аромат, от которого кружится голова, и во всем теле появляется легкость, словно с плеч свалился тяжкий груз. Посреди пещеры сверкает исписанный рунами алтарь, а со стены в каменный выступ, напоминающий чашу, стекает по капле влага.

Вокруг — кричащая тишина, пропитанная потоками магии, резонирующими в каждой клеточке моего тела.

"Снова это место… Как же его…?" — проносится у меня в голове, а затем в сознании раздался тихий, вкрадчивый голос, заставивший меня вздрогнуть.

— Добро пожаловать в Обитель драконов, последний из Блэков, — дракон слегка наклонила голову в знак приветствия и выдохнула поток ледяного пламени.

— Рад видеть вас, Мала, мать Ночи, — преклонив колени перед драконом, мысленно произнес я. — Чем я могу вам помочь? — В рядах скользящих по тени нынче неспокойно. Они говорят о неком знаке. Ты должен быть готов, когда сойдутся Солнце и Луна. Запомни... — скрипучим голосом произнесла Мала, подняв на меня полные грусти глаза.

— Я не понимаю... Когда сойдутся Солнце и Луна?

— Ваш мир ожидают большие перемены. Грядет то, чего скользящие по тени ждут уже более двух тысяч лет. Но никто не может ручаться за исход. И даже мы, дети великой Мелек, пребываем в неведении. Звезды молчат, а это может означать только одно: кто-то нарушил течение времени и спутал нити судьбы... — низким скрипучим голосом произнесла Мала.

— Постойте, но что именно должно произойти? — спросил я, подумав, что это может как-то касаться Гермионы.

— О, этого я тебе сказать не могу. Это старая легенда клана скользящих по тени, которой они не очень-то хотят делиться...

— Эти изменения... Они как-то связаны с вмешательством время? — нахмурившись, поинтересовался я.

— И да, и нет, последний из Блэков... Подобное происходило и раньше. Особенно в середине века Упадка. В данном же случае это стало одним из необходимых условий, для того, чтобы ваш мир изменился навсегда... — голос дракона зазвенел в ушах, прокатился эхом в сознании и рассыпался на множество отдельно взятых звуков.

"Навсегда"— застучало в мозгах ощущением безысходности. Словно приговор. Навсегда хорошо или навсегда плохо — вероятность исхода одинакова. Середину найти слишком сложно в любом случае. А значит, мы по уши в дерьме.

— Это можно как-то остановить? — с надеждой поинтересовался я.

— Изменения — это не всегда зло и не обязательно благо. Но вне зависимости от обстоятельств, это единственный путь, позволяющий не допустить застой и упадок. А значит, это необходимость... — туман вокруг все сгущался, скрывая дракона из виду, а затем перед глазами снова все поплыло, и мир погрузился в темноту...

* * *

Я резко закашлялся и попытался осмотреться. В нос ударил какой-то резкий запах, отдаленно напоминающий русскую водку. Расфокусированный взгляд постепенно собрался в одной точке. Гермиона. Нервно кусает губу и сжимает в пальцах какую-то бутылочку. И смотрит так, будто знает, что такое терять. Знает не понаслышке. А на дне покрасневших от слез глаз притаился страх. Я коснулся ее щеки, стирая влажные черные дорожки, ощущая под пальцами теплоту ее кожи. Бутылочка с глухим стуком упала на пол, а затем я ощутил, как ее руки сомкнулись у меня на шее.

— Слава Богу, ты пришел в себя... — на ухо шепотом. Тихо, вокруг слишком тихо, даже дождь кончился. В воздухе пахнет фрезией и свежестью. Лицо щекочут пушистые волосы, которые уже приняли свой естественный цвет. Она так близко, что я слышу, как бьется ее сердце. И от осознания этого внутри все переворачивается.

Так, будто мне снова семнадцать.

Странно, но в этой вязкой тишине совсем не хочется говорить. Словно слова давно кончились.

— Ты не приходил в себя двадцать минут... Я ... — запнулась на полуслове.

— Со мной все в порядке. Это просто... обратная сторона дара.

— Расскажи... — голос по-прежнему полон беспокойства и недоверия.

— Это случилось давно. За несколько лет до первой войны. В тот вечер я был очень зол из-за ссоры с матерью. Знаешь, иногда, даже самые близкие люди могут наговорить друг другу непоправимые вещи в порыве гнева... Вещи, о которых потом жалеешь, но которые уже невозможно забыть или простить. Она что-то кричала, знаешь, с течением времени смысл слов имеет свойство стираться. Но звук ее голоса я помню до стих пор. Это был последний вечер, когда я видел мать живой. Оглядываясь назад, иногда мне кажется, что лучше бы я тогда остался. Но я ушел и бродил по пустым улицам до утра, напившись огневиски. Я был зол настолько, что казалось, эта ярость сожжет меня изнутри. Просто испепелит дотла и от меня ничего не останется... По венам текла сила: дикая, необузданная, пьянящая. Мне казалось, я могу свернуть горы одним мизинцем... Сам не знаю, как оказался в лесу, ноги сами принесли. Я крушил деревья голыми руками, вырывал их с корнями. Вседозволенность — страшное чувство, тогда мне казалось, что меня не остановить. А затем я отключился, упав на траву... находясь в бессознательном состоянии, я очутился в странной пещере, заполненной сизой дымкой. В зыбком мареве мне привиделся черный, как ночь, дракон с кожистыми крыльями и пустым взглядом... Тогда я списал все на алкогольные галлюцинации, но позже понял, что эти видения имеют под собой вполне реальную основу. Потому что... когда умерла Марлин, это повторилось... — произнес я, сглатывая ком в горле.

— Ты все еще любишь ее, — утвердительно произнесла Гермиона и отвела взгляд в сторону.

— Я ее отпустил... — собственный голос показался каким-то чужим и далеким. Не поверит. Ни единому слову. Что бы ни сказал. Теперь — нет. Я беру в руки ее лицо и разворачиваю к себе. Оно не выражает ничего. Ни единой эмоции. Гребанная непроницаемая маска. А в глазах — боль вперемешку с сомнением.

Я целую искусанные губы, впитывая их соленый привкус. Запускаю пальцы в непослушные волосы. Прижимаю к себе, потому что кажется, если отпущу, то навсегда потеряю. Глупая, какая же ты глупая. Читаешь сотни научных фолиантов, пишешь многофутовые эссе, но так и не научилась понимать мужчин...

В этом вся ты, такая безудержно правильная, вечно влипающая в истории... С широко распахнутыми глазами, перебираешь пуговицы на моем пальто своими маленькими пальчиками. Остановись. Твои губы — вино, терпкое, пьянящее, заставляющее забыть обо всем. Остановись. Потому что с каждой чертовой пуговицей мой самоконтроль все дальше летит в тартарары. В моих легких все меньше воздуха. С каждой гребанной секундой. Только ты, словно кислород, бежишь по венам...

Издалека, будто через тысячи километров, до меня доносится скрип ставней и веет холодом. Я одними губами ловлю твой тихий стон, а затем, пересилив себя, рывком отстраняюсь. Так будет лучше. Я знаю, однажды это случится... Только не здесь и не сейчас.

Поздравляю всех с новым, 2014 годом. Желаю, чтобы у всех сбылись мечты и надежды. Эта глава — мой подарок. Вернее, первая его часть, вторая будет, поздно ночью или ближе к вечеру. Спасибо, что уже второй год остаетесь со мной и поддерживаете. Для меня это важнр. Каждый комментарий, каждое замечание я пропускаю через себя... Потому что творчество — это моя жизнь. Отдельное спасибо моей бете, Кошке Маришке, за то, что не дает мне сдаться и отложить перо навсегда. Ты лучшая.