Мыс альбатросов (гет)

Министерство магии навевало скуку. Мрачное место с претензией на роскошь. Стены и полы из тёмного мрамора, позолоченные двери лифта, лепнина на каминах и прочие элементы декора не могли её обмануть: Атриум походил на большой гулкий колодец.

Сирена нервничала. Огромная толща земли незримо давила ей на плечи и вызывала лишь одно желание — поскорее выбраться наружу.

Поздним вечером людей в Атриуме почти не было, но встречающиеся Сирене маги непременно обращали на неё внимание: сложно не заметить женщину в алой мантии, украшенной золотой нитью. Безусловно, красивую женщину.

— Ах, детка, ты безнадёжная воображуля, — в шутку журил отец.

Он был добрым, немного чудаковатым человеком.

«Мягкотелым», — сказала бы мать. Она редко была им довольна.

Сколько родительских ссор довелось пережить Сирене — не сосчитать. Да и ссоры ли это были? Мать отчитывала папу, а он изображал китайского болванчика.

Маг в зелёной мантии остановил Сирену для проверки палочки и густо залился краской, получив очаровательную улыбку. Он так смутился, что забыл спросить её о цели визита в Министерство, и напоследок поблагодарил за потраченное время.

Она вжилась в роль светской красавицы, питающейся комплиментами и жадными мужскими взглядами, наплевав на шепотки за спиной на тему её вопиющей распутности, грязные слухи матрон-моралисток вроде Августы Лонгботтом, и чувствовала себя как рыба в воде.

Забини зашла в лифт, прислонилась к стене и приготовилась к очередной пытке — спуску под землю в тесном вертикальном туннеле. Металл кабинки приятно холодил спину, но мешал забыться.

В теле сжалась каждая мышца.

Магглы называют это клаустрофобией. Когда одиннадцатилетняя Сирена упрашивала Распределяющую Шляпу выкрикнуть вердикт «Слизерин», та сказала: «Девочка, опомнись, ты же до трясучки боишься подземелий».

Лифт дрогнул, будто вышел из спячки, и медленно пополз вниз. Так медленно, что Сирена успела пропеть пару строчек детской песенки, прежде чем створки снова разъехались.

Рано радоваться — только пятый уровень.

В лифт влетела одинокая служебная записка, и спуск возобновился. Теперь выцветшая жёлтая бумажка с помятыми краями вилась под потолком, наматывая круги вокруг лампы.

Сирена невольно схватилась за горло, наблюдая за бумажной птичкой.

«Мне нечем дышать!»

Она кляла себя за то, что так щедро надушилась перед выходом.

— Уровень третий, — объявил женский голос. — Отдел магических происшествий и катастроф, включающий в себя Группу аннулирования случайного волшебства, штаб-квартиру стирателей памяти и Комитет по выработке объяснений для магглов.

Сирена вышла в коридор и зашагала знакомым путём к кабинету Арнольда Миргурда.

Конечно, он ждал её. Куда ему деваться?

— Вы приходите слишком часто, — с порога сказал Миргурд. — Некоторые могут догадаться.

Он подвинул гостье стул — большей галантности от него не добьёшься.

— Мне — новые воспоминания, вам — деньги, — произнесла Сирена, присаживаясь. — Вы должны быть рады, что я снова здесь и считаю вас достаточно квалифицированным специалистом, чтобы пускать в мою голову.

Миргурд плотно закрыл дверь, пропустив её замечание мимо ушей. Впрочем, она с его советами поступала точно так же.

Кабинет напоминал Сирене коробку из-под шляпы. Голые стены цвета картона. Ни картин, ни колдографий. Лоток для документов, куча папок и сломанных перьев на столе. Стенд с листовками. Уродливый кактус в форме трезубца. На подоконнике лежал пакет с завтраком, кажется, из маггловской забегаловки — Миргурд подготовился к ночной смене.

— То, чем мы здесь занимаемся, незаконно, — сказал он.

— И это абсолютная глупость! Вы с лёгкостью стираете память магглам и придумываете несусветную чушь, чтобы вытеснить из их ума любые свидетельства волшебства, но почему-то считаете, что изменять воспоминания магам — чуть ли не преступление. Я прихожу сюда по собственной воле и ни разу не пожалела о результате, — Сирена поправила оборки на рукаве мантии. — Разве я много прошу? Всего лишь стать чуточку счастливее, заменив плохие воспоминания хорошими.

— Фальшивыми, — поправил Миргурд.

— Зависит от формулировки.

Он вытащил из шкафчика подставку с пустыми колбами. Через несколько минут внутри них окажется то, что Сирена намеревалась забыть.

Процедура была ей отлично знакома. Миргурд строил из себя невинную овечку, но она-то знала, что была не единственной клиенткой. К нему приходили и другие волшебники, просили подчистить воспоминания, убрать из жизни пару-тройку часов, сутки, а то и целые месяцы. Ей было интересно, решался ли кто-то на полную замену воспоминаний, и возможно ли это вовсе, но Миргурд не был разговорчив: вести беседы за чашечкой чая не в его стиле.

Забини уселась поудобнее, чтобы принять расслабленную позу, и закрыла глаза.

— Готовы? — спросил Миргурд. — Легилименс!

Дальше дело за ней. Она сама выбирала дорогу, вела Миргурда по лабиринту своего разума. Сперва она представила себе комнату, потом по памяти заполнила её мебелью и знакомыми с детства вещами.

Девочка вприпрыжку двигалась по коридору, расчерченному солнечными лучами. Они образовали квадраты света, слишком большие для её маленьких ног.

— Поверить не могу! — кричала мать так громко, что её было слышно в коридоре. — Ты привёз его сюда! Зачем? Продемонстрировать позор семьи?!

— Он мой брат, дорогая.

— Брат? Он — сквиб, и лучше бы ему остаться там, куда его упрятали родители! Они-то понимали побольше твоего.

Слушать дальше Сирена не имела ни малейшего желания.

Коридор вокруг неё медленно таял, пропадал в белом мареве, словно она была внутри холста, с которого художник смывал акварель.

Одни силуэты рушились, другие вырастали, пока мир вокруг вновь не принял ясные очертания.

Сирена очутилась в Хогсмиде. День был на исходе. Снег валил, не переставая, и разлапистое дерево, у которого она стояла, украшала белая корона.

Сириус кутался в лёгкую куртку и мёрз, несмотря на согревающие чары. Он ненавидел холод.

— Она увозит меня, — Сирена искусала губы от волнения. — Мама хочет уехать в Венецию, плавать в гондолах, похожих на стручки дремоносных бобов, и распивать эльфийские вина. Она уже нашла кандидата мне в мужья — какого-то волшебника с нелепой фамилией «Забини».

Сириус по-идиотски хихикнул. Сирена собрала храбрость в кулак и выпалила:

— Давай сбежим! Улетим далеко-далеко.

— Улетим? Интересно, что оледенеет раньше: метла или мы?

Тут бы ей понять, остановиться, но она любила его — мучительно, отчаянно, о чём и объявила ему тут же.

— Я люблю тебя, — прошептала она дрожащим голосом.

Он покачал головой. Сопливые признания всегда вызывали у него отвращение.

— Как тебе объяснить? — Блэк выпустил облачко пара изо рта. — Я не создан для семьи, для домика с белым заборчиком. Такова моя натура, Си. Мне это нравится — быть полезным, двигаться, сражаться, надирать задницы плохим парням. Моё место здесь. Я им нужен.

— Кому? — спросила она с вызовом. — Ордену, Дамблдору? Ему плевать на тебя. Почему вы, Блэки, такие упрямцы? Собственная жизнь для вас кната ломаного не стоит.

— Что, Реджи ты уговаривала так же?

Ничего более оскорбительного Сирена никогда прежде не слышала. Она отшатнулась от Сириуса, как от прокажённого.

— Прости. Ляпнул, не подумав. Почти год, как его не стало. Он сказал тебе что-нибудь перед тем, как пропал? Упомянул что-то необычное? Ты могла не придать значения…

Сириус уже спрашивал об этом раньше. Много-много раз.

Внезапно Сирена осознала, чем была для него — звеном, нитью, поддерживающей его связь с братом. Сириус питался её воспоминаниями о Регулусе, восполняя собственные пробелы. Она поделилась с Блэком всем, что имела, однако рано или поздно любой колодец истощается. Они вспоминали о Регулусе при каждой встрече, даже после близости, пока не настал момент, когда ей нечего было рассказать. Он хотел того, чего Сирена дать не могла. В глубине своей суетной душонки Сириус жалел, что упустил брата из виду.

— Мне пора, — промолвила она.

За то время, что они стояли у дороги, ведущей в Хогсмид, снег укутал её плечи второй мантией.

— Бежать не в моём духе! — воскликнул Блэк в своё оправдание. — Как ты не понимаешь! Я привык бороться за то, что мне дорого, а больше всего я ценю своих друзей. Всех друзей, Си!

— Да, конечно. Вряд ли мы увидимся в скором времени. Не погибни тут, ладно? Прощай.

Он резко шагнул к ней и заключил Сирену в объятия.

— Прости, — Сириус поцеловал её в висок: — Я... я не могу.

От него пахло топливным маслом, кожей и мандаринами. Похожий запах Сирена почувствовала на шестом курсе, склонившись над котлом с Амортенцией. Ко всему прочему примешивался аромат шоколадного кекса, который так обожал Регулус.

Она так и не разобралась, кого из них любила больше: старшего Блэка или младшего. Возможно, обоих сразу. Или каждого по очереди…

— Прощай, — шептал Сириус, зарывшись носом в её волосы. — Пожалуйста, Си. Не проклинай меня. Живите долго и счастливо с тем итальянцем.

— С кем? — глухо переспросила Сирена, отстранившись.

— С волшебником с нелепой фамилией.

Только глупец мог бы пожелать подобное в их ситуации. Сириус попытался взять её за запястье, но она, как провинившийся малыш, спрятала руки за спину.

— Ни один волшебник не сделает меня счастливой! И я не буду жить с Забини долго и счастливо!

Сириус печально улыбнулся. Последнее, что она услышала от него:

— Когда-нибудь ты пожалеешь о своих словах.

Идиот! Жалкий идиот! Чёрствый сухарь!

Её отец только что погиб на митинге в поддержку магглорождённых, о чём мать предпочитала не упоминать. Возможно, она даже испытала облегчение, избавившись от чудаковатого супруга. В ней всегда сидело что-то пугающее, злое. Властность и бескомпромиссность урождённой Селвин. Сирена была ещё одним её разочарованием. С того дня, как появилась на свет девочкой, а не желанным мальчиком-наследником.

Её мир рушился, а Блэк... как он посмел учить её жизни?! Она яростно обернулась к нему, но Сириус уже пропал.

Находясь в полузабытье, Сирена услышала голос Миргурда. Он наплыл на неё из ниоткуда:

— Что будем делать? Изменим, удалим или оставим?

— Удалим, — ответила она, сглотнув.

Хогсмид заволокло дымкой, снег испарился, небо просветлело… и Сирена узнала кабинет отца.

Регулус рассматривал бутылки, внутри которых томились игрушечные кораблики. Целая коллекция. Десятки галеонов, барок и линкоров за натёртым до блеска стеклом. Взгляд Блэка был прикован к фрегату, и отец, заметив восторг на лице мальчика, снял корабль с полки.

— Магглы засовывают их туда без всякой магии! Поразительно, правда? Агуаменти!

В бутылке появилась вода. Игрушечный фрегат расправил паруса и понёсся по крохотным волнам.

— Этот — твой.

Регулус был сам не свой от радости. Он ошеломлённо воззрился на Сирену, стоящую рядом, потом на её отца.

— Можно взять?

— Конечно! Это подарок лучшему другу моей дочери.

Сирена почувствовала тепло на душе и прижала ладонь к груди. Пальцы наткнулись на значок Министерства магии.

— Удаляем?

В горле пересохло, но она сумела произнести:

— Спрячем. Затолкаем подальше.

— Хорошо, — сказал Миргурд. Ей почудилась тень одобрения в его голосе.

На смену трепетному воспоминанию из детства пришло другое, более позднее.

Приглушённый свет. Запах лечебных трав и смерти. Чей-то плач в тёмной спальне.

Сирена повернулась и узнала в рыдающем ребёнке сына, а на кровати — своего первого мужа. Его кожа была серой и тонкой, как пергамент. Он умирал.

Лекарь подошёл и сказал:

— Он и так долго мучился, синьора.

Как странно. Мучился? Она не помнила ничего подобного. Уже не помнила.

Воспоминания о бессонных ночах у постели подхватившего лихорадку мужа были в числе первых, от которых Сирена предпочла избавиться, познакомившись с Миргурдом. Они хранились во флаконах, запертых дома в трюмо. Странная тоска поднималась в душе при одной мысли о них, но ничего больше.

Дальше стало легче.

Самые мрачные воспоминания Арнольд Миргурд чередовал со светлыми; несмотря на их кажущуюся порой абсурдность, он поднимал их на поверхность человеческой памяти, словно драгоценности с утонувшего корабля.

Сирена провела в его кабинете час, но ей казалось, что она была прикована к стулу лет десять, не меньше.

— Подлинники, — угрюмо произнёс Миргурд, выстроив перед ней ряд пузырьков с маркировкой. — За зелёным стеклом то, что вы решили забыть насовсем. В синих…

— Я знаю правила. Там то, что решила скорректировать, хотя, по вашему мнению, делать это не стоило.

— С каждым визитом вы становитесь всё циничнее, — буркнул Миргурд, принимая от неё мешочек сиклей.

— Жизнерадостнее, — поправила Сирена, убрав флаконы в карман мантии. — Это ваша заслуга. Уверена, мои деньги радуют вас не меньше. Я же не спрашиваю, зачем вам столько.

— Всего доброго!

Забини усмехнулась напоследок и покинула его кабинет.

Все стены на этаже были голыми: ни единого плаката — только окна, за которыми горел закат. Сирена не обольщалась. Настоящее солнце давно скрылось за горизонтом. Перед ней лишь умелая иллюзия. Она всё ещё погребена под землёй.

Снова проклятущий лифт, тряска при подъёме и…

Двери открылись, и в кабину забрался хромой мужчина в потёртом пыльнике. Шрам пересекал его физиономию, как борозда поле. Последний раз они виделись, когда он допрашивал Сирену по поводу смерти Спинни Серпента, знаменующей конец её самого неудачного брака.

— Ага, — прорычал Аластор Грюм. — Миссис Забини.

Она сдержала желание с ходу нагрубить, лишь поморщила носик, демонстрируя недовольство соседом.

— Не думала, что вы ещё несёте службу в Аврорате. Я где-то слышала, что его состав сильно обновился из-за сложившейся в Британии потенциально опасной обстановки. Выходит, слухи.

— Вам и вашим друзьям опасаться нечего, учитывая, кто разжигает эту обстановку!

Сирена сочла за благо не отвечать. Аластор Грюм заочно поместил её на одну чашу весов с мошенниками в Лютном, прижимистыми гоблинами, дерущими с него проценты за пользование банковской ячейкой, драконьей оспой и налипшей грязью на ботинке. Да, определённо. По его взгляду можно с уверенностью сказать: встреча с ней была не из самых приятных в его жизни.

Доказывать чокнутому старику что-либо бесполезно. Он всё равно не поверит. Ему не понять, что беспорядки в Лондоне принесли ей убытки. Шайки из Лютного переулка прикрывались именем Тёмного Лорда и громили витрины магазинов. Им было всё равно, кто их владелец.

Слава Мерлину, Пожиратели смерти не захаживали к Сирене в гости, но она каждый день с содроганием ждала их на пороге.

Единственное утешение: Блейз совершенно не интересовался политикой. Остальные вопросы она решит с помощью денег. Как всегда.

Лифт слишком круто покачнулся. Стены туннеля дрогнули.

Сирена схватилась за Грюма.

— В чём дело?

Волшебный глаз бывшего аврора стремительно обшарил пространство над ними. Грюм ответил невнятным ворчанием.

— Что случилось? Говорите же!

— Наверху идёт бой.

— Бой?

— Да, — коротко сказал Грюм, доставая из-за пазухи волшебную палочку. — Они в Министерстве.

Сирена не стала уточнять, кого он имел в виду.

— Когда двери откроются, ложитесь на пол и не двигайтесь. Ради Мерлина, снимите вашу безвкусную мантию! Чего доброго, эти подонки примут вас за аврора в парадном наряде.

Забини без промедления сделала, как велели, оставшись в платье неброского серого цвета.

Они продвинулись вверх на несколько футов, золотые створки разъехались в стороны, и Сирена могла поклясться, что жизнь промелькнула перед глазами дырявым лоскутным одеялом. Заклятие пролетело в паре дюймов от её головы и не угодило в цель только благодаря Грюму, выставившему магический щит.

— Пошла! Пошла! — взревел он, бесцеремонно толкнув её в спину.

Охранник, встречавший Сирену, лежал в луже собственной крови. В воздухе висел дым, и со всех сторон доносились крики. Внизу и вверху скрещивались лучи проклятий. Казалось, сам воздух в Атриуме пульсировал тёмными волнами.

«Если потолок обвалится, мы все погибнем».

— Бегом к каминам! — гаркнул Грюм, включаясь в бой. — Всё кончено! Министерство пало!

Сирена ощутила себя маленькой девочкой, сломя голову несущейся по Лютному переулку. Но в этот раз она была одна, без Регулуса, спасшего её от злодея.

Мрамор под ногами был скользким, весь в воде, выплеснувшейся из разбитого фонтана.

Она поскользнулась, упала и услышала треск.

«Разбила!»

Встав на колени, Сирена развернула ком ткани, который недавно был восхитительной новенькой мантией. Из кармана, смешиваясь с грязной водой на полу, вытекали воспоминания.

Наплевав на осколки флаконов, Сирена опустила руки в серебряные потоки и разрыдалась, хотя не помнила из-за чего.