Мыс альбатросов (гет)

— Безумие! — негодовал Люпин, расхаживая по комнате. — Самое настоящее безумие, Нимфадора!

— Да, нехорошо получилось со старушкой.

— Нехорошо?! Когда в зелье бодрости кладут два крысиных хвоста вместо трёх — вот это нехорошо!

Дора сидела на диване, заломив руки и изображая мировую скорбь, изредка поднимая взор на бушующего мужа.

Андромеда впервые видела зятя таким взвинченным. Она бы и сама отчитала не в меру активную дочурку, но после его гневной отповеди ей было нечего добавить.

Чувствуя, что нотации не производят должного впечатления, Ремус страдальчески вздохнул, запустив пальцы обеих рук в волосы, и перекинулся на Регулуса:

— И ты тоже хорош!

Кузен отрешённо молчал, уставившись на сморщенный лист, прилипший к оконному стеклу. Дождь за ним шёл такой мелкий, что походил на пудру.

— Только изощрённый слизеринский мозг мог породить подобное коварство… Выкрасть больного человека из госпиталя!

— Ужас какой! — Нимфадора покачала головой в знак солидарности с супругом и вновь обратилась в саму кротость.

— Гермиона, только не говори, что ты тоже причастна к этому безумству? — с надеждой спросил Люпин.

Грейнджер уткнулась взглядом в свои колени, на которых лежал трактат о рунической магии.

Интересно, сколько раз Сириус и Джеймс Поттер сидели с такими же покаянными физиономиями и выслушивали причитания своего более ответственного приятеля? Не сосчитать.

Нимфадора была Сириусом в юбке — чистейший образец порывистости и беспечности. Это особый тип людей, которых ничем не проймёшь. Они врываются в твою жизнь ураганом, а разве можно приструнить ветер? Укротить шторм? Это люди свободы, люди-ветер, а есть люди… люди-птицы. Ветер сминает крылья, если птица вздумает лететь против него. Только альбатросам-буревестникам всё нипочём, но таких единицы.

Андромеда вспомнила деда, седого, сухопарого Арктуруса Блэка. Когда Поллукс собрался проклясть беглянку Лукрецию, только Арктурус возразил ему, только он пошёл поперёк решения семейного совета. Ветер крепчал, но старик не гнулся к земле, не прятался, он стоял на своём.

Даже на смертном одре Арктурус выкинул номер: завещал дом и состояние Андромеде.

Может, он нашёл в ней родственную душу?

Она обладала определённой выдержкой, раз смогла хлопнуть дверью отчего дома и выйти замуж за любимого человека, а не того, кто приглянулся семье своей родословной. Разделы светских сплетен подхватили эту историю, смакуя и раздувая масштабы бедствия в чистокровном семействе, несмотря на все усилия Блэков задуть фитиль скандала на начальной стадии. Постепенно, пусть и очень медленно, весть потонула сама под наплывом статей о Волдеморте, нападениях Пожирателей смерти, реформах Гарольда Минчума, сменившего на посту министра излишне либеральную Дженкинс, и беспорядках у магглов.

Забастовки шахтеров и рабочих, диктат профсоюзов, рост налогов, ирландские радикалы — так выглядела маггловская Англия, куда Тед «привёл» молодую жену. На первый взгляд, контраст с волшебным миром был ошеломляющим. Лишь позже, намного позже Андромеда осознала, что проблемы магов и магглов оказались до горечи схожи: методы И.Р.А.⁽¹⁾ не так уж отличались от приёмов Пожирателей смерти, марши рабочих напоминали пикеты сквибов в борьбе за гражданские права, а Великая инфляция в старых промышленных районах Англии волшебным образом совпала со скачком цен на котлы в Косом переулке. Ей понадобилось время, чтобы понять: законы человеческой психологии едины. Да и как она могла заметить это раньше? В её облачном замке жизнь протекала размеренно и чинно. Мир был прост и понятен. Её родные ни в чём себе не отказывали, катались как сыр в масле, получив привилегии от рождения, и трепетно оберегали свой мирок от влияния магглов. Доходило до абсурда: тётя Вальбурга отказывалась верить, что её любимый дизайнер — леди Сибил Коулфакс⁽²⁾ — не имела в жилах ни капли волшебной крови. А мама втайне по ночам читала маггловский «Татлер»⁽³⁾ и неплохо разбиралась в светской жизни знаменитостей.

Англичане жить не могут без ощущения исключительности, а уж волшебники — тем более.

Многие магические семьи хранили в секрете формулы изобретённых предками заклинаний даже друг от друга. В том же Хогвартсе учили пользоваться магией, но не создавать её. Новые заклинания в мире появлялись крайне редко.

И тут в этот слаженный механизм, подрывая фундамент уникальности, попадает камушек — магглорождённые. Угроза сплочённому клубу, враждебному к новоприбывшим, которых становилось всё больше с каждым годом. С ними приходилось делиться знаниями, а затем и тёплыми местечками в Министерстве… Одна мысль об этом заставляла содрогаться представителей каждого второго чистокровного семейства.

Андромеда понимала это.

Андромеда принимала это.

Что скрывать — она всегда считала себя лучше многих, магглов-то уж точно, и поэтому совершенно не ожидала, что окажется недостаточно хороша для родителей Теда.

При первой встрече они только и делали, что прожигали её взглядами, словно ведьму, обросшую бородавками, но не смели прогнать взашей, боясь, что разгневанная невестка околдует их кур или сглазит маслобойку. Энди напрасно надеялась, что всё повернётся к лучшему, что «период привыкания» сменится миром.

В конце концов она отчаялась войти в их круг и вместе с Тедом покинула Бери-Сент-Эдмендс.

А дальше был поиск жилья: съёмные квартиры, переезды, чемоданы, три оплошности с чарами сужения пространства, едва не приведшие к нарушению Статута о секретности… и наконец ОН — аккуратный домик с ребристым козырьком, пахнущим свежей краской.

Однако прожив несколько лет бок о бок с магглами — довольно любезными людьми из пригорода, Андромеда так и осталась для них чужаком. Она ощущала себя женой колониста в отдалённом поселении Китая, но не испытывала горечи. Назад пути не было. И нечего думать о том, как бы всё могло быть с другим человеком, потому что никого, кроме Теда, рядом с собой Андромеда не представляла.

Соседки приглашали её на праздничные вечера и местные осенние ярмарки, где, следуя многовековым традициям, соревновались за звание лучшей хозяйки. Энди исправно отнекивалась от участия в кулинарных баталиях. Шинкование овощей режущими чарами — зрелище не для магглов, что уж говорить о заклинаниях уровня Ж.А.Б.А., с помощью которых миссис Тонкс управлялась с мясом…

Однажды она поддалась искушению славой и получила приз за самую тяжёлую тыкву. Хагрид бы ею гордился. Оранжевая корка чуть ли не лопалась от распирающей мякоти. Андромеде вручили статуэтку в виде стеклянной туфельки на ступеньке пьедестала. О связи награды с тыквой оставалось только гадать, пока Тед со смехом не поведал жене историю Золушки. Энди по-новому взглянула на результаты труда своих соседок и на собственную тыкву-победительницу, под завязку налитую магией «Энгоргио» всего за пару минут. Больше участие в конкурсах миссис Тонкс не принимала.

Тед работал, Дора росла. С друзьями-магглами у дочери не заладилось — хоть в чём-то непоседа пошла в мать. Андромеда возлагала большие надежды на Хогвартс, и, к счастью, Дора попала на Хаффлпафф, славящийся сплочённостью своих студентов.

С отъездом Нимфадоры дом заунывно заскрипел ставнями и петлями. Ничего не ломалось, не разбивалось и не проливалось. Окружённая идеальным порядком, к которому всегда стремилась, Андромеда ощутила тоску.

К тому времени её давно перестали приглашать на выставки рукоделия и зазывать на предрождественские вечера. Другая бы рыдала в подушку от обиды, но только не Андромеда. Она всё равно туда не ходила. Ей претило расточать похвалу на пустом месте, она скучала, когда все кому не лень принимались обсуждать последнюю серию телевизионной мелодрамы. Она не умела быть деликатной, обаятельной и доброжелательной в своей почти ледяной отстранённости. У неё всегда было больше общего с прямолинейной Беллой, чем с утончённой Нарциссой. Вторую можно было с лёгкостью представить раздающей награды перед восхищённой толпой за самую большую картофелину в графстве.

Были дни, когда Андромеда бездумно крутила палочку в пальцах, выискивая малейшую трещинку в кафеле или пылинку на книжных полках. Магия требовала выхода, она кипела в её крови. Энди не жалела о шёлковых платьях, семейных драгоценностях и услужливых эльфах, она оплакивала саму магию, будто та была живительным источником, отделённым от Андромеды высокой плотиной.

Во время очередной уборки, в которой не было большой необходимости в отсутствие главного нарушителя спокойствия в доме, Энди нашла призовую туфельку. Дора по два раза перебила все вазы и чашки в доме, но до этой несчастной стекляшки, как назло, так и не добралась. Энди задумчиво повертела трофей в руках и взглянула на сад: на заросшие терновником фиалки и побитую дождём клубнику, на неуклюжие сучья карагача, торчащие во все стороны.

Статуэтка отправилась на почётное место в серванте, а Андромеда ревностно взялась за работу.

Она нашла отдушину в уходе за садом, украшая его цветочными гротами и мостиками, подсознательно пытаясь воссоздать красоту парка родного поместья, и сокрушалась из-за недостатка пространства, где мог бы развернуться проснувшийся в ней гений ландшафтного дизайна.

Она детально вспоминала бельведеры, в которых Цисси устраивала чаепитие с цветочными феями, зелёные павильоны и пруд с парчовыми карпами. Волшебство лилось с её рук, исходило из самого сердца, покалывало кончики пальцев. И ей всё было мало-мало-мало…

Местные кумушки завистливо дивились звёздной белизне асфоделей, розам «Папа Мейланд» — вершине садовничьего искусства — и ядовитым чёрным лотосам в пруду, где, увы, упрямо отказывались приживаться декоративные рыбки.

— Эти цветы не укореняются в нашей полосе. Как вам удалось их вырастить?

— Каким удобрением вы пользуетесь?

— Сколько раз вы поливаете розы, миссис Тонкс?

— Чёрные лотосы! Разве такие бывают?

Вопросы, вопросы, вопросы…

— Это магия, — с загадочной улыбкой на губах отвечала Андромеда всем любопытствующим.

Неудивительно, что она прослыла надменной и нелюдимой. Завистников везде полно, просто здесь они маскировались под поверхностью внешней идиллии пригорода.

Сейчас в саду Тонксов всё заросло, вытянулось. Гномы, почуяв безнаказанность, наверняка сгубили корни абрикоса, изрыли ходами да норами. Андромеда могла ясно представить, как её соседки не без удовольствия поглядывают на запущенный участок. Завяли её розы, сгинули лотосы…

Чужая везде. И для тех, и для других.

По крайней мере, она была благодарна высшим силам за то, что они вернули ей кузена. Андромеда с беспокойством посмотрела на Регулуса. После возвращения из Мунго он переменился: что-то его мучило.

Люпин тем временем выдохся, исчерпав аргументы внушения. Он сел и ослабил воротник, спросив:

— Ну так вам удалось что-нибудь узнать о Гарри?

— Ни словечка, — тут же откликнулась Дора. Она только и ждала, чтобы во всех подробностях описать битву с Пожирателями смерти. Слова опережали друг друга. — ...их было трое, все натасканы в атакующих чарах. К счастью, к нам подоспела Джонс. Вместе мы справились. Один из Пожирателей был мёртв, когда мы уходили.

— Да, — тихо произнёс Регулус. — Рабастан Лестрейндж.

Энди вздрогнула, в груди потяжелело, словно её сердце обратилось в камень.

Ей как-то попался его портрет — лицо Рабастана напечатали на первой полосе вместе с изображениями других сбежавших узников, и Андромеда долго гипнотизировала снимок «незнакомца», отказываясь узнавать в нём некогда блестящего молодого мужчину.

Это сделали с ним дементоры.

Нет.

Это сделал с собой он сам.

Регулус повертел в пальцах палочку и внезапно со злостью воскликнул:

— Дурак! Басти, Басти... Какой же дурак!

Энди впервые столкнулась со смертью, увидев распростёртое под кованой люстрой тельце Пачули. Тётя Элладора сказала, что голова домивихи слишком повреждена, чтобы украсить ею барельеф в фамильном гнезде, а потом потребовала у Ориона отдать ей домового эльфа, потому что на Гриммо их два, то есть, по её мнению, в избытке. Регулус топал ногами, вопил и плакал, обозвал тётку чокнутой ведьмой, Цисси заикалась до конца недели, но Энди, Сириус и Белла восприняли событие спокойно. Было в этом нечто пугающее.

Блэки рано начинали видеть фестралов. Традиция отрубать головы домовым эльфам исковеркала понятие жизни и смерти в головах юных представителей благороднейших и древнейших — для них это казалось чем-то совершенно естественным.

Однажды Андромеда рассказала Теду о происшествии в кабинете деда. Он утешающе похлопал её по плечу со словами: «Мне жаль, хотя, по твоим словам, эта Пачуля была не подарок, но никто не заслуживает такой смерти. Ты, наверное, сильно испугалась?»

Испугалась ли она? Нет.

Ему было жаль? Да.

Он ведь даже не знал эту сморщенную, как урюк, домовиху, а Энди знала, но не испытывала ничего, кроме досады, ведь теперь тётя Элладора будет вести себя ещё надменнее, словно ей все обязаны. Эгоистка — впрочем, как и все Блэки.

В глубине души Андромеда понимала, что тоже способна на убийство. Для этого должны быть действительно стоящие причины, но она способна.

Да, она могла бы. Ради любимых людей.

Отчасти поэтому её когда-то потянуло к Теду — наивному, доброму, далёкому от дрязг и интриг чистокровок; к мальчику, который собирал колоски на свежескошенном поле, катал её на велосипеде и ловил погнутым зеркальцем солнечные блики.

Что он нашёл в ней? Она понятия не имела, а на прямой вопрос, заданный однажды ночью, он развернул её руку тыльной стороной и поцеловал запястье, после чего простодушно ответил:

— Боже, ты так прекрасна, что тебя нельзя не любить.

Нельзя.

Андромеда обхватила руками плечи.

Вот бы знать, отчего так тревожно. Скорее бы Тед вернулся.

— Времени совсем нет. План с Батильдой провалился. Кроме того Тёмный Лорд вот-вот перепрячет крестражи ещё надёжнее после пропажи меча из школы, — с досадой сказал Регулус. — А мы топчемся в исходной точке.

— Не совсем так, — возразил Ремус. Будучи сердитым, он не торопился удовлетворять любопытство собравшихся. Он выдержал паузу и заговорил: — Я навёл справки о воспитанниках лондонских приютов в тридцатых годах. После войны большая часть бумаг была утеряна, но я попросил помощи у Кингсли. Он достал список учеников Хогвартса, которым Попечительский совет оказывал финансовую поддержку. Том Риддл был в их числе.

Андромеда живо представила холодное мрачное здание, окружённое высокой решёткой, где живут полуголодные дети, подчинённые страху перед наказанием со стороны надзирателей — эдакие Оливеры Твисты из маггловской книжки, попавшей однажды в её руки. Такова участь многих сирот.

— Приют Вула, в котором содержался Риддл, снесён, — продолжал Ремус. — На этом ниточка обрывается, но есть кое-что крайне интересное насчёт дома Риддлов. За последние годы дом поменял нескольких владельцев, но никто из них там не задержался. Сейчас особняк в Литтл-Хэнглтоне пустует. Никаких официальных данных о хозяевах нет, дом словно исчез из всех бумаг графства. Без магии не обошлось.

— Весьма подозрительно, — подытожила Гермиона.

— Ещё один тайник? — предположил Регулус.

— Хорошая гипотеза требует проверки на практике.

— Загадочный заброшенный дом на холме! — воодушевилась Дора, хлопнув себя по коленям. — Звучит заманчиво.

— Ты останешься здесь, и это не обсуждается, — безапелляционно заявил Ремус.

— Неужели ты, как и папа...

— И не спорь, — добавил он, видя, что ему пытаются возразить. — Я был в Литтл-Хэнглтоне после смерти Седрика Диггори, поэтому быстро сориентируюсь на месте, так что проверю особняк Риддлов сам.

— Но не в одиночку же! — вмешалась Гермиона. — Это может плохо закончиться.

— Нет, не в одиночку. С ним пойду я, — Регулус снял с чайного столика чашку с блюдцем, положил кусочек сахара и помешал. — Самому не верится, что говорю это, но я полностью согласен с Люпином. Это работа для мужчин. Уж точно не для беременных женщин и едва перешагнувших совершеннолетие волшебниц. Пусть я и не обещал Теду вслух, что сберегу тебя, Дора, но мы с ним поняли друг друга. Ты останешься здесь.

— В сентябре мне исполнилось восемнадцать! — под пыхтение Доры заявила Гермиона. — Этого достаточно для принятия решений даже по маггловским меркам. Дамблдор брал с собой Гарри в пещеру. Ты ходил туда с Кричером, никому не сказав!

— Я всё равно старше, — практически пропел Регулус, — и опытнее в том, что касается Тёмной магии. Любой магии. Не говоря уже о физической силе, если она потребуется.

— Пижон, — шёпотом заметила Нимфадора.

— Всё дело в том, что «кто-то» ошибочно полагает, что женщина не справится! — обвинила его Гермиона, скрестив руки на груди.

Реджи спокойно отставил чашку.

— После войны «кто-то» может открыть первое в мире общество колдуний-суфражисток. Я с ходу могу назвать пару имён тех, кто с превеликой радостью в него вступит, но до тех пор ты под моей ответственностью.

— С чего бы? — хмыкнула Гермиона.

Регулус воззрился на неё с таким видом, словно обдумывал, что ответить, но в итоге лишь невесело усмехнулся:

— Забудь.

— Нет уж, объяснись!

— Я попросил его присматривать за тобой, — сказал Ремус, почувствовав, что эти двое могли до ночи продолжать в том же духе. — В день вашего отъезда в Хогвартс Регулус дал мне слово. Разумеется, это не Непреложный обет, но...

Грейнджер бросила на Регулуса смущённый взгляд.

— Не стоило, но спасибо.

Андромеда вздохнула с облегчением. Гроза миновала, но тучи ещё не расползлись.

Нимфадора потянулась к приёмнику. Она покрутила ручку стоящего на подоконнике волшебного радио в поисках подходящей волны, но «Поттеровский дозор» взял паузу. Из динамика раздался механический кашель, сменившийся жуткой какофонией звуков — то, что сейчас называли музыкой.

— Ради всего святого, Дора! — прижав пальцы к вискам, простонала Андромеда.

Было время, когда её маленькая нимфа оглашала дом роком. Теду приходилось по несколько раз на дню обновлять оглушающие чары на двери её комнаты, потом всё вроде бы стихло само, и Андромеда наивно решила, что увлечение дочери прошло. Оказалось, Дора освоила заклинание тишины и накладывала его самостоятельно.

— Между прочим, мам, это самый популярный сингл «Ведуний», — в обиде за критику хита проворчала Дора, но сбавила громкость почти до нуля. Она побарабанила пальцами по столешнице и вскочила на ноги, затем схватила мужа за руку, потянув из кресла. — Давай прогуляемся по берегу. Я не выношу, когда на меня дуются. Ты не можешь отказать беременной женщине!

— Ты с поразительной лёгкостью забываешь о своём положении, когда тебе это удобно, — сдавшись на её волю, пробормотал Ремус. По всему было видно, что не так уж он и против её простить.

— И вспоминаю тоже вовремя! — Дора обняла его за шею, и недавний упрямец не без удовольствия подчинился.

— Выходит, решено? — спросил Ремус, помедлив на пороге.

Регулус кивнул.

— Отправимся вечером.

Гермиона тоже ушла, а за ней и Регулус — Кричер пристал к нему с выбором блюд для вечернего меню. Тед, когда вернётся, будет страшно голоден.

Андромеда встала у окна на место кузена. Внизу показались силуэты дочери и зятя. Она была счастлива за них, хотя никогда не признавалась в этом вслух.

Говорят, что любовь ослепляет, но это неправда. Любовь, если она настоящая, если верить в неё, открывает глаза. Раньше Андромеда всерьёз полагала, что Дора из упрямства вцепилась в Люпина и поэтому игнорировала опасность, которую представляет больной ликантропией. На деле же её дочь смогла разглядеть за волчьей шерстью трогательную и нежную душу.

— Это несправедливо, — сказала однажды Нимфадора, — что кто-то настолько хороший настолько одинок.

Андромеда понятия не имела, что в дочери столько чуткости.

Люпин боролся с чувствами как мог, но Дора была поездом, который нельзя остановить. С этим экспрессом не совладать простому смертному, даже оборотню.

Она смело шла к цели, брала, если надо, измором и в итоге получала то, что хотела.

Ещё одна эгоистка в их семье.

Влюбляться в Блэков легко, любить — тяжело, а уж быть объектом их романтических чувств — само по себе испытание.

Приёмник слабо подпрыгивал в такт аккордам. Молодёжная группа бодро призывала танцевать, как гиппогриф.⁽⁴⁾ Андромеда дотронулась до корпуса приёмника палочкой в поисках более подходящей волны. Наконец она остановилась на какой-то маггловской программе, ведущий которой с забавным акцентом прощался со слушателями до выходных и под занавес обещал поставить что-нибудь из джазовой классики прошлых лет.

После первых же нот Андромеда закрыла глаза от удовольствия. От льющейся из динамика музыки повеяло ностальгией — это был отзвук той прежней, неспешной далёкой Англии.

Андромеда не знала исполнителя, возможно, он и не был британцем, но говорят, что у музыки нет родины.

Их первый танец с Тедом, обыкновенный маггловский ресторанчик на берегу Темзы и старенький патефон с подпрыгивающей иглой на заезженной пластинке — всё слилось воедино в звуках терпкой мелодии, песне о женщине, достойной молитвы влюблённого.⁽⁵⁾

— Позволишь пригласить?

Андромеда в замешательстве уставилась на подошедшего к ней Реджи. Неужели он серьёзно?

— Молодой человек, я не танцевала лет десять.

Он озорно улыбнулся, совершенно по-мальчишечьи.

— А я ещё дольше. Соглашайся, пока музыка медленная, а то годы, знаешь ли, берут своё.

Андромеда негромко рассмеялась и позволила Регулусу увлечь себя в танец. Кузен был спокоен и расслаблен, юный и стройный. Она положила голову ему на плечо и вдохнула запах мужского парфюма: грейпфрута и сухих кедровых нот. А ведь когда-то от Реджи пахло лаком для детской модели «Чистомёта» да миндальным печеньем с шоколадной крошкой.

Он был прав: годы брали своё. Тени усопших — покойных родителей, тётушек и друзей — словно обступили Андромеду, и иногда ей казалось, что прошлое реальнее настоящего.

Она до того окунулась в воспоминания, что упустила момент, когда мелодия закончилась. Регулус галантно поклонился и поблагодарил её за доставленное удовольствие, поцеловав руку. О, этот юноша знал, как покорить женщину, но впечатление Реджи намеревался произвести не на неё. Дело в том, что Гермиона Грейнджер стояла на пороге гостиной, с мягкой улыбкой наблюдая за ними.

— Простите, что стала невольным зрителем, — застенчиво сказала она. — Я забыла здесь книгу, но не хотела вам мешать. Вы замечательно танцуете, миссис Тонкс.

Андромеда искоса посмотрела на Регулуса. Последняя фраза больше предназначалась его ушам, нежели её. Она не ошиблась: между этими двумя что-то есть.

Композиция на радиоволне уже сменилась, но ритм остался прежним.

— Составишь мне пару? — спросил Регулус, протянув руку Гермионе. Она сделала полшага вперёд, но в итоге так и не подошла.

Он побеждённо вздохнул.

— Злишься на меня?

— Нет. Просто не хочу.

— Боишься, что оттопчешь мне ноги? — самодовольно спросил Регулус.

Гермиона закатила глаза и, взмахнув палочкой, призвала в руки книгу, оставленную на диване.

— Боюсь, тётя Вальбурга упустила ту часть светского этикета, что касается общения с противоположным полом, — сказала Андромеда, покачав головой.

Гермиона робко улыбнулась, безуспешно скрывая веселье, а Регулус возмущённо открыл рот.

— Иди сюда, Реджи, — Андромеда потянула его за локоть. — Я точно не побоюсь пройтись по твоим туфлям. Столько раз, сколько потребуется.

Он в последний раз посмотрел на Грейнджер с таким разобиженным видом, словно та увела снитч у него из-под носа.

— И давно она тебе нравится? — шёпотом спросила Энди, подстраиваясь под его движения.

— Что? — Регулус вскинулся и понизил голос. — С чего ты взяла? У меня нет романтических чувств к Гермионе Грейнджер.

Андромеда скептично покосилась на кузена. Бедняга. Кажется, он ещё не осознал, во что угодил. А когда поймёт, будет поздно. Это станет настоящей трагедией, ударом по раздутой гордости Реджи, потому что — Андромеда не сомневалась — мисс Грейнджер медленно, но верно завладевала его сердцем.

Хороший выбор. Идеальное сочетание чувственности и чистой невинности. Гермиона производила впечатление благоразумной девушки. По словам Доры, одна из лучших учениц школы за последние годы. Она своевольна, предприимчива и энергична.

Отличное приобретение для дома Блэков.

Андромеду так ошарашили собственные рассуждения, что она без зазрения совести отдавила Регулусу ногу. Она-то считала себя достаточно рассудительной и современной, чтобы уйти от стереотипного мышления чванливой расчётливой матроны.

Рано или поздно Регулус созреет и признается девушке в симпатии. Если она его отвергнет… Нет, об этом Энди думать не хотела. Ещё одной пропажи кузена на несколько лет она не перенесёт.

Больше всего Андромеда Тонкс страшилась одиночества. Ах, скорее бы Тед вернулся. Скорее бы...

1) Ирландская республиканская армия, «ИРА» — ирландская военизированная группировка, целью которой является достижение полной самостоятельности Северной Ирландии от Соединённого Королевства.

Вернуться к тексту

2) Леди Сибил Коулфакс — знаменитый английский дизайнер первой половины двадцатого века, производитель мебельного ситца для аристократических интерьеров в английском стиле.

Вернуться к тексту

3) «Татлер» — «гламурный» журнал о моде и светской жизни, основанный в Британии в 1901 году.

Вернуться к тексту

4) «Do the Hippogriff» — «Ведуньи».

Вернуться к тексту

5) «My Prayer» — «The Platters».

Вернуться к тексту