2012. Сиракузы (гет)

— Здесь слишком людно, — Бианимас надменно оглядел сидящих за столом римлян. — Давай поговорим в другом месте. — И добавил, обратившись к черноволосому: — Ты знаешь, что делать, Эвмион.

Тот с готовностью отвесил подобострастный поклон.

— Пойдём, Гарри, — и Бианимас величаво вышел на палубу, всём своим видом излучая абсолютную уверенность, что Гарри последует за ним.

Как только они покинули командирскую каюту, Эвмион пригласил внутрь томящихся в ожидании офицеров. Они, в собранном молчании, друг за другом вошли в штаб, и дверь плотно закрылась.

— Предлагаю прогуляться по городу... в последний раз, — сказал Бианимас и протянул Гарри руку.

— Почему в последний? — заволновался Гарри. — Уж не хочешь ли ты его разрушить?

— Это будет зависеть от тебя, — хитро ухмыльнулся Бианимас. — Давай посмотрим на жемчужину Средиземноморья, прежде чем решим, что с ней делать.

Город поразил многолюдьем. Гарри даже подумал, что они находятся не в Сиракузах: шумные грязные улицы полнились радостным гомоном разряженных горожан. Разгорячённые вином и музыкой, люди шли, странно приплясывая и напевая незамысловатую песню. Казалось, они всецело предались бурному веселью, словно пытались заглушить панический страх перед римлянами, противопоставить злому и опасному миру свою расслабленную безучастность.

— Удивительный народ — греки. Даже грядущая гибель не выбьет у них желания радоваться жизни. Что современный человек делает перед смертью? Кается в грехах. А им не в чем каяться. В том, что придуманный богами мир изначально греховен, нет их вины. Скорее, богам надо каяться за то, что поскупились и не одарили людей бессмертием, — задумчиво произнёс Бианимас.

— Просто греки знают, что их всех ждёт лишь унылое существование в Аиде, — заметил Гарри.

— М-м-м, ты знаком с древней мифологией?

— Читал немного.

— Тем лучше. Только взгляни на них... Как дети, правда? Надеются на лучшее, верят в давно ушедших идолов, а ведь жить им осталось всего ничего.

— Что это значит?

— Сегодня ночью город станет моим.

— Так ты, — Гарри заглянул Бианимасу в глаза, — и есть Марцелл?

— Бери выше, — довольно хохотнул тот. — Я — бог. Властитель империи.

Гарри недоверчиво хмыкнул.

— Думаешь, я сошёл с ума? Ты всё так же слеп, Гарри! Пойми, человек, управляющий магией, не должен влачить жалкое существование, подобное тому, что было в нашем с тобой общем прошлом! Мы можем всё! А они — магглы — ничего! Кому многое дано, с того больше спросится. Когда тебя спросят, что ты — человек выдающихся способностей — совершил великого, каков будет твой ответ?

— Я охранял спокойствие моего мира.

— Ха-ха! И твой мир благополучно рухнул. Выходит, ты не сделал ничего.

— Всё ещё можно исправить. Поэтому я здесь.

— Не-ет. Ты здесь только потому, что пошёл вслед за обстоятельствами. А я — обстоятельства формирую. Этот первозданный мир принадлежит мне. Я — его хозяин!

— А по-моему, ты всего лишь самонадеянный юнец.

— Когда-то я им был. В прошлой жизни. И благодарен старику Готлибу за то, что он дал мне возможность вырваться из тисков, в которые загнало себя магическое общество. Десять лет, прожитых в этом архаичном, но свободном от ограничений мире сделали меня другим человеком: я не стану подчиняться чужим правилам, я сам буду их диктовать.

— Риддл? — воскликнул Гарри, поражённый услышанным.

— Я не Риддл. И не Гарри Поттер-младший. Я — Бианимас, у меня две души, и обе живут в полном согласии друг с другом.

— Неужели Лорд Волдеморт позволил кому-то быть равным себе? — насмешливо спросил Гарри.

— Лорд Волдеморт — это моё прошлое. Бианимас — настоящее.

— А мне кажется, что Волдеморт обманывает тебя, мой дорогой пасынок, — твёрдо возразил Гарри. — Когда ты станешь не нужен, он просто тебя убьёт.

Гарри пошагал вперёд, словно потерял интерес к разговору.

— Мне плевать на твоё мнение! — поспешно крикнул ему вслед Бианимас. — Но пророчество должно сбыться!

Гарри обернулся и внимательно взглянул на собеседника.

— Мы ведь не зря встретились сегодня, Гарри, — проговорил Бианимас, медленно подходя ближе. — У нас есть одно незавершённое дельце. Помнишь: «ни один из них не может жить спокойно, пока жив другой?»

— Я не собираюсь сражаться с тобой!

— А придётся! Видишь ли, несколько легионов вот-вот ворвутся в этот прекрасный город. Солдаты оголодали и соскучились по женской плоти. Только я могу сделать так, чтобы Сиракузы не утонули в крови доблестных горожан. А чтобы я захотел их остановить, мне нужно всего ничего — победить тебя. Такая вот незамысловатая комбинация.

— Снова блефуешь? — презрительно усмехнулся Гарри. — Помнится, Риддл делал это мастерски.

— Спасибо за комплимент. Можешь мне не верить. Но, клянусь, римские легионеры камня на камне здесь не оставят, а виноват в этом будешь ты!

Гарри растерянно перевёл взгляд на веселящуюся толпу и вдруг увидел Гермиону. Она стояла на тротуаре, печально рассматривая танцующих людей. Какой-то статный грек увлёк её в гущу этого своеобразного карнавала, и Гарри нахмурился, узнав Марка. Тот широко скалился, не отрывая от Гермионы влюблённых глаз, а она тепло улыбалась в ответ. Гарри подумал, что никогда раньше не видел её такой красивой.

— А вот и твоя подружка, — заметил Бианимас. — Всё так же хороша. Эта женщина может украсить жизнь любого мужчины. Но, похоже, тебя в её списке нет. — Он довольно засмеялся.

Тем временем, разгорячённый Марк схватил Гермиону за талию и вдруг крепко прижал к себе. Глядя, как она тает в крепких объятьях сицилийца, Гарри вскипел.

— На твоём месте я бы его убил, — холодно сказал Бианимас. — Но вам, моралистам, всегда тяжело принимать такие кардинальные решения. Вас гложут сомнения: а будет ли правильно лишать женщину права выбора, достоин ли я её, и другая чушь. Хочешь, я избавлю тебя от сомнений?

— Нет.

— Этот мир должен принадлежать таким как мы, Гарри. Не стоит сдерживать себя — накажи этого маггла. И, кто знает, может быть, тогда ты поймёшь, как надо жить.

— Где и когда? — зло процедил Гарри.

— Что? — не понял Бианимас.

— Назначай время нашей с тобой дуэли.

Тот удовлетворённо покивал и произнёс:

— Встретимся через два часа на Каменистой равнине, к северу от города. Приходи один.

Бианимас аппарировал, а Гарри тяжело поплёлся к дому Гермионы. Встречные прохожие что-то кричали ему на своём языке, но тут же отставали, натыкаясь на мрачный взгляд.

Нужно было спокойно обдумать сложившуюся ситуацию, и Гарри уединился во внутреннем дворике. Неужели он попал сюда лишь для того, чтобы осуществить пророчество? Доколе его будут преследовать призраки прошлого? Никто, конечно, не виноват, кроме него самого. Это он породил Бианимаса, ему и расхлёбывать. Если всё удастся, то город можно будет спасти, значит, Архимед доделает свою машину времени, и Гарри вернётся обратно. А Гермиона, наверное, будет счастлива со своим сицилийцем. По всему выходит, что от сегодняшней дуэли зависит всё. Но, чёрт возьми, ему совсем не хочется сражаться с пасынком, и, тем более, убивать его. Ведь тот — всего лишь зарвавшийся мальчишка, ставший добычей опытного врага, мастера морочить людям головы. Нужно вытащить Бианимаса — что за дурацкое имя — из этой искусно расставленной ловушки, к которой он, Гарри, тоже приложил руку.

Размышления прервал шум и голоса в доме. Гарри прислушался.

— Нет, Марк, уходи.

— Один поцелуй, и я уйду.

Гарри стиснул зубы — только этого не хватало! Гермиона привела Марка, и сейчас они будут ворковать, как парочка голубков. «На твоём месте я бы его убил», — вспомнились слова Бианимаса. Гарри решительно встал и направился в дом.

Марк наседал, Гермиона казалась совсем хрупкой в его могучих руках. Когда Гарри вошёл, она испуганно вздрогнула, а сицилиец схватился за рукоять короткого меча. Неуловимый взмах палочки — и парень отлетел в дальний угол.

— Извини, если помешал, — буркнул Гарри Гермионе, бросив удовлетворённый взгляд на поверженного Марка. — Я больше не буду, — и снова вышел во внутренний дворик.

Выходка была детской, но слушать эти раздражающие вздохи и сладкий шёпот было выше его сил. Гермиона выскочила следом.

— Ох, Гарри, спасибо. Не знаю, что на него нашло. Он никогда таким не был, — осторожно произнесла она.

Гарри презрительно промолчал.

— Я знаю, это звучит неправдоподобно, но между мной и Марком ничего нет и не было. Он возомнил себе, что наши отношения что-то значат, а для меня он всего лишь друг, — поспешила объяснить Гермиона.

— Помнится, я тоже был для тебя просто другом.

— Гарри, как ты можешь сравнивать!

— Ну, уж извини, что я могу сопоставить то, что вижу, с тем, что знаю!

— Да ничего ты не знаешь! — взволнованно прокричала она. — Я всегда любила только тебя. А ты... такой... бестолковый, что никак не можешь это понять! Эти два года я жила только тем, что ждала, когда ты, наконец, придёшь! Но ты пришёл, и опять всё началось заново! Почему ты всегда находишь причины, чтобы меня оттолкнуть?!

— Я не искал причин! Они каким-то образом вылезли сами в лице твоего разлюбезного Марка!

— Я ещё раз повторяю: для меня он просто друг! Но я не могу запретить ему любить меня!

— Не можешь или не хочешь?

— Что?!

— Конечно, как приятно держать мужчину на коротком поводке! Захотела — позвала, захотела — пнула под зад. Прости, но в этой своре мне места нет! — отрезал Гарри и тут же пожалел о своих словах: Гермиона ошеломлённо застыла, прожигая его горячим взглядом, а потом тихо произнесла:

— Вот как?.. Ну что ж, больше ты никогда не услышишь о моей любви, раз она для тебя столь оскорбительна.

— Герм, ты не поняла! — спохватился Гарри.

— Я же не дура. Не надо притворяться! Просто признайся, что не испытываешь ко мне ничего, кроме... физического влечения. Ну, ещё может быть, капельку уважения. И всё!

— Это не так!

— Нет, так! Возможно, ты и прав: меня не за что любить. Да, в конце концов, если чувств нет, им неоткуда взяться. Только я тебя очень прошу... Будь со мной честен, а главное — не обманывай себя.

С этими словами она ушла обратно в дом. Гарри бросился следом с намерением оправдаться, но вдруг встретился лицом к лицу с Марком. Тот с отчаянной смелостью преградил путь, а когда разозлённый Гарри вынул палочку, быстро пробормотал:

— Не знаю, что ты задумал, но я тебя остановлю.

Гермиона скрылась в другой комнате, и Гарри закричал:

— Герм, я сейчас разберусь с этим бедолагой, а потом мы поговорим!

— Нам не о чем говорить! — раздалось оттуда.

— Ты слышал? Вам не о чем говорить, — самодовольно сказал Марк.

— Как спина? Не болит? — с мнимым сочувствием спросил Гарри, глядя на высоченного сицилийца снизу вверх.

— Нет, — удивился тот.

— Сейчас заболит, — пообещал Гарри и наслал на него Ступефай.

Марк, утробно ухнув, ударился спиной о стену и сполз на пол.

— Друг, значит, — с угрозой процедил Гарри и решительно направился к Гермионе.

— Не стыдно? — язвительно спросила она, прижав руки к груди, словно защищаясь. — Может быть, ещё Круцио на нём испытаешь?

— Нет, не стыдно — это была самооборона, — несколько неуверенно ответил Гарри. — А вообще, ты сама виновата — нечего было натравливать его на меня.

— Что тебе нужно?

— Мне нужна ты, — Гарри подошёл ближе.

— Зачем? — она отступила на шаг.

— Не знаю. Просто нужна и всё. И без всяких «друзей», — Гарри взял её за плечи. — Как ты говорила — не за что любить? Теперь я точно знаю, за что тебя любить, — он крепко прижал Гермиону к себе.

— За что? — выдохнула она.

— За то, что ты такая вредная и противная.

Гермиона попыталась возмутиться, но слова утонули в поцелуе.

* * *

Архимед ликовал. Тщательные расчёты, долгое ожидание, череда экспериментов — всё это вот-вот должно было прийти к завершению, чтобы дать полноценный результат. Точка будет поставлена сегодня или никогда. Даже если окажется, что идея провальная, ему уже нечего терять — жизнь свою он прожил, а служить Риму — хуже, чем смерть. Люди Марцелла приходили и сулили горы золота только за то, чтобы взглянуть на чертежи, обещали обеспечить спокойную старость, лишь бы работал на них. Они так и не поняли, что Архимед — человек другого, бескомпромиссного времени, в которое стоит вернуться и возможно, что-то изменить. Создать свой мир, в котором «Эврика!» будет звучать громче, чем бряцанье мечей. И пусть этот мир просуществует недолго, скорее всего, так и будет, ибо в человеческой природе звериного больше, чем высокого. Всё равно, попытаться стоит. Возможно, боги смилуются и, пусть даже ради забавы, позволят простому смертному основать в общем временном потоке новое течение. Хоть так, он на всё согласен.

А напоследок Архимед сделает красивый ход, чтобы римляне навсегда запомнили: любая военщина меркнет перед сиянием разума.

* * *

— Я должен идти, — прошептал Гарри.

— Куда? — растерянно спросила Гермиона.

— Потом объясню. Всё будет хорошо.

— Когда ты так говоришь, значит, дела совсем плохи.

Гарри не ответил, лишь снова приник к припухшим от поцелуев губам. Слишком сладким и податливым, чтобы от них оторваться. Хотелось раствориться в дыхании Гермионы, пить эту льющуюся через край нежность и отдавать ей свою страсть, чувствовать, как под сумасшедшим напором сминаются все барьеры, отделяющие их друг от друга. Он будто заново узнавал Гермиону, с изумлением отмечая, что она — прекрасная, любящая, невыразимо притягательная женщина, а он — глупец, который до этих самых пор не мог этого осознать.

Гарри в последний раз стиснул Гермиону в объятиях и резко отпустил.

— Я скоро вернусь, и ты никуда от меня не денешься, — пообещал он, едва уняв тяжёлое дыхание.

— Я и не собиралась. Так куда ты идёшь? — Гермиона с улыбкой обвила руками его шею.

— Здесь недалеко. Надо завершить одно дело, — он жадно поцеловал её и мягко отодвинулся. — Если меня не будет в течение часа, забирай Архимеда и беги из города. Обязательно!

— Гарри! Что случилось?!

— Ничего. Это личное, — пробормотал он и, кивнув на прощание, мгновенно аппарировал.

— Гарри! — крикнула ему вслед Гермиона. — Как же мне это надоело!

Она возмущённо всплеснула руками и тут услышала тихий стон: оказывается, Марк, поражённый заклинанием, всё это время лежал на полу, а теперь зашевелился и открыл глаза. Гермиона помогла ему сесть на скамью.

— Вот куда он мог отправиться? — сама себя спросила она.

— Твой Гарри — предатель, — тихо ответил Марк. — Я видел его сегодня в городе в компании римского центуриона, они о чем-то договаривались.

— С чего ты взял, что тот — центурион?

— Встречался с ним в Энне, — с неожиданной злостью ответил он. — Сегодня он вырядился, как грек, но я эту ненавистную рожу никогда не забуду — его солдаты убивали женщин и детей. И мою семью! Пока я защищал городские стены, они каким-то чудом прорвали оборону на западной стороне и набросились на мирных жителей, как стервятники. Когда я подоспел, все мои были уже мертвы, даже младшая сестра, а ей и года не было! — Марк застонал, как от внезапной боли. — И тогда я бросился на римлян. Хотел убить их всех! Клянусь, я бы это сделал! Но центурион посмеялся и что-то сотворил со мной. Я очнулся уже в плену. А ночью, когда пьяные римляне валялись прямо на земле, — сбежал, напоследок перерезав кое-кому горло.

— Что этот центурион сделал с тобой? Ты помнишь?

— Не особо. Только свет вдруг померк, я как будто оглох и перестал понимать, что происходит.

— Конфундус, — догадалась Гермиона.

— Что? — не понял Марк.

— Ничего, — отмахнулась она. — А о чём они договаривались сегодня?

— Не знаю. Может быть, о том, как сдать город?

— Н-нет. Только не это, — Гермиона с сомнением покачала головой. — Где же ты, Гарри?

— Я знаю одно — надо предупредить всех, — твёрдо заявил Марк и, пошатываясь, вышел из дома.

Гермиона задумчиво постояла и, приняв решение, отправилась к Архимеду.