2012. Сиракузы (гет)

На выходе Гарри столкнулся с Готлибом. Тот слегка согнулся, отчего сделался ещё ниже, и, спрятав взгляд, молча проскользнул мимо.

«Наверняка, подслушивал», — подумал Гарри, ощущая волну необъяснимой неприязни к старику. Массивная дверь захлопнулась за спиной, из помещения слабо послышался приветливый голос Гермионы, потом — бархатный баритон Готлиба. Захотелось припасть ухом и узнать, что или кого обсуждают эти двое. Но, всматриваясь в таинственные узоры, вырезанные на гладкой дубовой поверхности, Гарри передумал:

«Не хватало ещё опуститься до такой низости!»

Нехотя он оторвался от дверной ручки и побрёл к лифту. Войдя в кабинку, Гарри задумался: куда ехать? Чем заняться? Снова расчищать камины? А надо ли? Он глянул в зеркало — то услужливо показало ему отражение: всклокоченные волосы, худое, измождённое лицо, недельная щетина и унылое выражение в красных от усталости глазах. Впервые за эти дни Гарри ощутил настоящее отвращение к самому себе.

«И правда дурак!»

Мысль о том, что опять надо что-то делать, принимать какие-то решения, думать за всех, вызвала тошноту. Он вспомнил, что необходимо снова распределять между страждущими скудные пайки, выслушивать жалобы на неудобства, утешать, уговаривать, изворачиваться. Лгать, что всё будет хорошо, они скоро выйдут на свободу и увидят родных.

«Не могу больше, — угрюмо прошептал Гарри. — Не могу!»

Отражение зашевелило губами, Гарри с досадой отвернулся и сел на скамью. Вот бы остаться здесь и никого не видеть...

Вызванный кем-то лифт вдруг поехал вниз. Гарри горестно вздохнул: «Не вышло».

Створки распахнулись, и вошёл Норберг.

— Вот вы где, а мы вас ищем! — с облегчением воскликнул он.

— Что случилось? — хмуро спросил Гарри.

— Там... Все... собрались в госпитале и ждут, когда вы... когда мы придём.

— Зачем?

Норберг, старательно отводя глаза, стал что-то мямлить о стихийном собрании, на котором надо бы прояснить некоторые вопросы. И Гарри догадался, что заставило людей выйти из временных убежищ — голод.

Голод вызывает отчаяние, отчаяние порождает агрессию. Представив, что ждёт его на этой встрече, Гарри крепче сжал палочку и приготовился выплеснуть на людей новую порцию лжи.

* * *

— Мы сидим здесь уже неделю. Объясните, когда это кончится?!

— Люди умирают, а помощи всё нет.

— Вы говорили, что мы выйдем через три дня. Прошло уже семь. Что вы теперь скажете?

— У меня в деревне ребёнок остался на попечении престарелой бабки. Что с ними будет?

— А у меня жена одна с тремя детьми. И, между прочим, ждёт четвёртого! А я здесь сижу... Тьфу!

— А у меня все погибли. Все...

— И у меня...

— Скажите, мистер Поттер, когда же мы сможем выйти?

Гарри мрачно оглядел собравшихся. Их было не так много — человек тридцать. Всего-то тридцать пар глаз, которые смотрели на него в ожидании ответа; тридцать глоток, которые вопрошали, кричали, жаловались, требовали. На мгновенье он почувствовал, что ненавидит этих несчастных, голодных, чудом выживших людей. За то, что они почему-то решили сделать его крайним. За то, что, словно маленькие дети, слышали только себя, лелеяли лишь собственное горе и никак не желали признавать, что Гарри — обычный человек, тоже снедаемый болью за близких и тревогой о будущем. За то, что у них есть Гарри Поттер — надежда волшебного мира. А у него никого нет! Не у кого спросить: «когда мы выберемся»?

— Я уже говорил: мы делаем всё возможное. Не надо впадать в отчаяние... — медленно начал он, но его грубо прервали:

— Да мы слышали это тысячу раз! Признайтесь, наконец, в своём бессилии!

После этих слов стало очень тихо...

А потом, словно из ящика Пандоры, посыпались обвинения:

— Чем вы занимались всю неделю, мистер Поттер?

— Почему вдруг стало не хватать продовольствия?

— Да потому что его расхищают!

— Вы от нас всё скрываете!

— Нам надоело...

— Хватит! — гаркнул Гарри. — Хотите правды? Будет вам правда!

Он обвёл холодным взглядом присутствующих. Кто-то потупился, кто-то, наоборот, с вызовом посмотрел на него.

— Продовольствия хватит ещё на неделю, и то при условии, что мы будем экономить. Лекарств — дней на десять. И на данный момент мы не можем найти выход из министерства. Его нет, понятно?! Вот и вся правда. — Гарри почувствовал, как людское возмущение окрасилось растерянностью.

— Значит, всё это время вы лгали нам?! — воскликнула женщина с маленьким ребёнком на руках.

— Я хочу, чтобы вы уяснили: я не обязан утешать вас, думать за вас, вести вас куда-то, словно вы безмозглое стадо баранов. Каждый сам несёт ответственность за свою жизнь. Но так получилось, что мы оказались здесь вместе, и выживать надо тоже сообща. А для этого необходимо сохранять спокойствие.

— Да какое спокойствие, если мы здесь сдохнем!

— Ваша участь во сто крат лучше судьбы тех, кто остался там! — прокричал Гарри, указывая наверх. — Вспомните о погибших! О ваших родных, друзьях, знакомых! Их нет! Просто нет!!! А вы — есть! Потому что вам несказанно повезло! Вы обязаны выжить! Хотя бы для того, чтобы сохранить память о тех, кого уже не вернуть!.. Мы ищем выход и обязательно найдём, я верю в это! Советую и вам не терять надежды!

Казалось, его проникновенная речь растопила лёд недоверия: многие задумчиво опустили головы, кто-то согласно закивал. Гарри решил закрепить успех.

— Теперь о продовольствии. Если кому-то кажется, что я... ворую, или что я распределяю продукты несправедливо, то я готов уступить эту обязанность любому из вас, и поверьте, сделаю это с большим облегчением. — Гарри оглядел толпу. — Ну, есть желающие?

— Никто не говорит, что вы воруете! Да вы единственный здесь, кому в этом вопросе можно доверять! — высказался Вуд, и раздался одобрительный гул. — А если кто-то сомневается, то предлагаю провести голосование. Кто за то, чтобы мистер Поттер по-прежнему раздавал пайки?

Лес рук вскинулся, как по команде.

— Кто против?

Ни один из присутствующих не решился поднять руку, хотя Гарри заметил в глазах у некоторых упрямое сомнение.

— Единогласно, — провозгласил Вуд и обратился к Гарри: — Мы вам верим. — Гарри сдержанно и благодарно улыбнулся. — А теперь хотелось бы узнать, как продвигаются поиски. Что-нибудь уже нашли?

— Есть одна зацепка. Мы с миссис Уизли и архивариусом Готлибом усиленно работаем над ней.

— Может быть, вам помочь?

У Гарри потеплело на сердце — впервые ему предлагали помощь. К горлу подступил комок, а в уголки глаз словно вонзились тонкие иголочки. Преодолевая порыв сентиментальности, он хрипло проговорил:

— Спасибо. Пока нет...

«А почему, собственно, нет?»

Сколько раз он укорял себя за желание сделать всё самому, не прибегая к чужим услугам? А ведь это желание сродни гордыне.

— А впрочем... кто-нибудь знает о такой вещи, как СВП? — спросил он, едва надеясь на ответ.

Люди стали недоумённо переглядываться и пожимать плечами — никто не слышал об этой таинственной аббревиатуре.

— Мистер Поттер, я надеюсь, вы действительно найдёте, что ищете. Мы надеемся, — твёрдо сказал Вуд, обращаясь ко всем. — Я думаю, можно расходиться.

— Подождите! — раздался сварливый голос, и из толпы вышел человек средних лет, ничем не примечательный, за исключением длинного, лоснящегося носа, который выпирал вперёд, словно киль на корабле. Гарри тут же мысленно так и прозвал его «Киль». — А как всё-таки быть с расхищением продуктов?

Гарри снова замутило, будто под нос сунули тухлятину.

— У вас есть какие-то подозрения? — жёстко спросил он.

— Конечно, — носатый со злобным торжеством огляделся и заявил: — Я сам видел, как из кладовой выходил человек с кульком в руках!

Толпа возмущённо загудела. Раздались гневные и недоверчивые выкрики:

— И кто это был?

— Давай, говори, кто!

— А что ты сам там делал?!

— Я следил за дверью, потому что мне показалось странным, что исчезли галеты. Вчера были, а сегодня — нет!

— Это невозможно, — настороженно сказал Гарри. — Кладовая была мною зачарована от взлома.

Носатый злорадно рассмеялся и парировал:

— Тогда, наверное, вы сами рассказали вору, как снять заклинание?

— Конечно, нет! Что за бред! — начал оправдываться Гарри.

— Вы уверены, мистер Поттер?

— Да, — приступ дурноты усилился.

— На вашем месте я бы не был столь категоричен, — тихо процедил носатый, но в полной тишине было отчётливо слышно каждое слово.

Гарри пожал плечами. Чего этот тип добивается? Кому он мог рассказать?

— Так вы хотите знать, кто вор?! — обратился «Киль» ко всем.

— Да говори уже! Хватит тянуть кота за хвост! — раздалось из толпы.

— А вы, мистер Поттер, хотите? — носатый замер перед ним в нарочито заискивающей позе. Хищный нос мерзко блестел в свете факелов. Гарри чуть не вырвало.

— Так вот... Это был... — начал "Киль", театрально взмахнув рукой и не спуская с Гарри радостно сияющих глаз.

— Это была я! — все повернулись на звонкий девичий голос.

Носатый растерянно замотал головой, словно под «Конфундусом». Толпа расступилась и выпустила на середину...

— Это была я, — твёрдо заявила Мэгги.

Тошнота отступила, тело охватило горячечное волнение: «Как же так! Не может быть!»

— Мистер Поттер сказал мне по секрету, как снять запирающие чары с кладовой. Я брала продукты для больных, — Мэгги была белее снега и дрожала, словно от жуткого холода.

— Я не... — начал было Гарри, но она перебила:

— Вы, наверное, забыли. Ведь вам столько всего в голове держать приходится, — она посмотрела так, что, если бы Гарри не был столь обескуражен, то решил бы, что она взглядом уговаривает его согласиться. — Вспомните.

— Подождите! — воскликнул «Киль». — Это не...

— Это была я!!! — рявкнула Мэгги, пронзив носатого ненавидящим взглядом.

Тот испуганно стушевался.

— Ну, если для больных, то, я полагаю, вопрос исчерпан, — веско сказал Вуд. — Давайте расходиться. Спокойной всем ночи.

Люди неохотно разбрелись по своим комнатам, возбуждённо обсуждая произошедшие события. Носатый, недружелюбно зыркнув на Гарри, убрался почти последним.

Мэгги, не поднимая глаз, скованно прошла в свой временный медицинский кабинет, где хранились лекарства, и отсиживалась там до тех пор, пока в госпитале, кроме больных, остался лишь Гарри. Тогда она украдкой выглянула наружу, но, увидев его, тут же скрылась обратно. Гарри решительно направился к ней.

В кабинете, помимо стеллажей с зельями, стоял процедурный стол, на котором в полном порядке были разложены медицинские инструменты. Дальний угол комнаты был отгорожен ширмой, за которой оказалась тахта. На ней, поджав ноги, сидела Мэгги, а рядом мирно спал маленький мальчик.

— Я оставила малыша Гарри у себя, — объяснила медсестра, кивнув на ребёнка. — Всё равно он больше никому не нужен.

— Надо поговорить, — сказал Гарри и вышел первым. Мэгги засеменила следом.

Он обернулся и глянул ей в глаза, ожидая увидеть раскаяние. Но девушка смотрела настороженно и твёрдо.

— Зачем ты это сделала?

— Вы о чём? — она упрямо закусила нижнюю губу.

— Обо всём.

— Уточните, пожалуйста.

Гарри никак не мог оценить новое выражение в этих синих, всегда наивно распахнутых глазах. Как будто она знала о нём что-то постыдное, грязное, гадкое, и в то же время неудержимо желала его. Останавливала горячий взгляд на его губах и тут же остужала горьким недоверием, будто сопротивлялась своим порывам.

— Мэг, — он шагнул ближе, но она вдруг нахохлилась, как воробушек.

— Не надо, мистер Поттер. Я и так ничего никому не скажу.

— Что не скажешь? — он склонился к ней — она сжала голову в плечи. — Уточни, пожалуйста, — проговорил он со слабой улыбкой.

— Про тех пятерых. И про... кладовую.

— Про кладовую? — не понял Гарри.

Она вздрогнула и быстро забормотала:

— Я видела вас. Хотела зайти к вам ночью и увидела, как вы выходите с этим... кульком. Я стояла за правой колонной, а тот, носатый, наверное, видел вас с противоположной стороны.

— Что ты несёшь?! — возмущённо выкрикнул Гарри.

Мэгги испуганно вдохнула и глянула на него округлившимися глазами.

— Я не скажу, — промямлила она. — Никому.

Он схватил её за подбородок и заглянул в ставшую бездонной синеву.

— Ты с ума сошла! Это был не я!

— Нет, мистер Поттер, — обречённо, как на эшафоте, прошептала девушка. — Я точно знаю: это были вы.

Внезапно отпустив, почти оттолкнув Мэгги, Гарри с досадой проследил, как она пошатнулась, ухватившись за процедурный стол; и вышел прочь. Вслед раздались тихие всхлипывания.

* * *

Гарри ворвался в свою спальню и затравленно огляделся.

«Этого не может быть! Бред какой-то! — думал он, с остервенением обыскивая комнату. — Что она несёт?! Сумасшедшая!»

Он резко вытащил из письменного стола ящики, с грохотом высыпал содержимое на широкую столешницу; потом кинулся к стенному шкафу, широким жестом сбросил с полок книги, бумаги и чернильницы, со злостью пнул стул, схватил с кровати покрывало и дёрнул на себя...

Что-то шуршащее плюхнулось на пол и рассыпалось, будто мелкие камешки по песку. Гарри наклонился и поднял с пола... измятый бумажный кулёк с галетами.

Казалось, сердце лопнет от напряжения. Словно отбойный молоток, в мозгу громыхало: «Как?! Откуда?! Кто это сделал?!»

Он подобрал кусочек сухого хлебца и стал рассматривать.

«Мне кто-то подложил. Это чьи-то дурацкие козни. Чьи? Мэгги?! Или носатого?»

Мысль о том, что кто-то его подставляет, вызвала новый приступ дурноты. Но Гарри сумел отсечь лишние ощущения: сначала необходимо разобраться, кому и зачем это понадобилось. Долой эмоции, пора включить логику!

Итак, Мэгги. Терзаемая ревностью девчонка. Сначала устроила якобы постельную сцену, а потом решила добить окончательно, показав своё мнимое великодушие? Бред. И кроме того, она не могла знать, как снимать затворяющие чары — Гарри поставил личный пароль. Или она окклюмент? Прочла его мысли? Тогда малышка Мэг видится в несколько ином свете.

Теперь носатый. О нём почти ничего не известно. Гарри видел его пару раз мельком в Лютном переулке. Ни по каким делам этот тип не проходил. Надо будет присмотреться к нему.

Кто ещё? На самом деле, куча народу. Любой под подозрением. Даже...

В дверь неожиданно постучали. Гарри вздрогнул и растерянно затих.

Стук снова повторился — нерешительный и деликатный. Гарри взял себя в руки, с помощью «Акцио» собрал галеты в пакетик и спрятал его в стол.

— Привет, — с настороженной улыбкой сказала Гермиона, заглядывая в полуоткрытую дверь. — Можно к тебе?

— Да, заходи, — он впустил её и украдкой окинул взглядом комнату — беспорядок бросался в глаза.

— Что у тебя тут случилось?

— Да я... решил прибраться.

— А, — кивнула она. — Помочь?

— Нет. — Сумев задавить тихую панику, он «настроился» на Гермиону, и вдруг почувствовал, что ей неловко. — Как дела?

— Нормально. — Гермиона нервно сцепила ладони. — Гарри, я тут думала над твоими словами.

— Какими словами? — в голове тревожно зароились мысли: о чём он с ней говорил?

— Про... Да, пустяки, — она смущённо опустила глаза. — Я, пожалуй, пойду. Спокойной ночи.

«Слава Мерлину!» — с облегчением подумал Гарри, но вдруг его проняло: он неожиданно понял, зачем она пришла.

— Подожди! — воскликнул он. — Не уходи.

«Может, рассказать ей о своих подозрениях? В конце концов, кому, как не Гермионе, можно доверять?»

Однако слова не торопились срываться с языка. Что-то изменилось в их отношениях. Раньше он мог обсудить с ней многое, почти всё, а теперь, почему-то, не может раскрыть ни одну из своих тайн.

— Ты действительно хотел бы услышать от меня это? — спросила Гермиона, с нежностью заглядывая ему в глаза.

— А ты в самом деле готова это произнести?

Гермиона замялась, а он почувствовал снисходительное удивление: для женщин так много значат слова, и Гермиона не исключение. Сам он давно перестал придавать значение сказанному, гораздо более важными были поступки. Но сейчас ему до боли в висках захотелось, чтобы она ответила: «Да, готова», чтобы произнесла слова признания; и пусть они — всего лишь звук, — хоть на краткий миг они бы рассеяли нависшее над ним тёмное облако, которое давило, сжимало, вызывая мучительную, назойливую тошноту.

Гермиона шагнула ближе, нерешительно прикоснулась к его плечу и едва слышно прошептала: «Я люблю тебя».

— Ну вот, а ты боялась, — чуть насмешливо произнёс Гарри, заглядывая в большие влажные глаза. — Гром не грянул?

Глаза мгновенно сузились, губы сердито сжались, она отняла руку и прошипела:

— Ты просто...

Он сгрёб Гермиону в объятия и с силой притянул к себе.

— Что «я просто»?

— Идиот, — прошептала она с обидой.

— Я так соскучился по тебе, — пробормотал он, прижимаясь щекой к её виску. — Спасибо, что пришла.

— Я пришла в последний раз!

— Вот как? Ну, тогда я должен этим воспользоваться.

— Ещё чего! Я не позволю...

— А тебя никто и не спросит.

— Ты что, меня изнасилуешь? — Гермиона усмехнулась.

— А ты бы хотела?

— Отпусти! — сердито прошептала она, пытаясь вырваться.

Но Гарри только крепче прижал её к себе.

— Прости. Твоё признание дорогого стоит, — с раскаянием проговорил он. — Я, наверное, не заслуживаю этих слов. Побудь со мной сегодня.

— Чтобы ты воспользовался положением бедной влюблённой девушки? — она иронично ухмыльнулась.

— Всю жизнь мечтал воспользоваться таким положением. Тем более, смотрю, девушка не против, — Гарри коснулся губами её щеки.

— Всегда знала, что в глубине души ты бессовестный негодяй, — жарко прошептала она.

— О, ты удивишься, сколько во мне отрицательных качеств.

Со стола что-то упало, громыхнув. Гермиона хотела посмотреть, но Гарри не дал: обхватив ладонями её лицо, он пробормотал:

— Не отвлекайся, — и настойчиво поцеловал в губы.

Ощутив знакомый вкус, он понял, насколько истосковался по Гермионе за эту чудовищно трудную неделю. Каким был дураком, что заставлял себя не думать о ней, мучил себя ненужными сомнениями, а ведь уже давно мог наслаждаться её телом, гладкостью кожи, ароматом волос. Как всё просто, когда не даёшь волю навязчивому чувству вины! Этой никчёмной, глупой выдумке! Гарри никому не должен. Ни перед кем не виноват. Тем более, сейчас, когда Она так страстно обнимает его и раскрывает свои губы навстречу его поцелуям. Захоти он — Гермиона разрешит ему всё! Сегодня он не тот жалкий, избитый узник, позволивший ей ласкать себя ради исцеления и спасения. Тогда он был удивлён, обескуражен и тронут глубиной её любви. Теперь же он ощутил горячее желание просто быть с Гермионой. И не только потому, что её тело дарило долгожданное забвение, — появилась настоятельная потребность ответить на её чувство, быть нежным. Эта потребность почти равнялась инстинкту, и следовать ей значило бы то же, что утолить жгучий голод.

— Ты колючий, — прошептала Гермиона. — Как ёжик.

— Я так защищаюсь.

— Не надо защищаться.

— Не буду, — пробормотал Гарри, бережно опуская её на постель. — С тобой — не буду.