2012. Сиракузы (гет)

Гарри завернул тело Гермионы в принесённую Лероем мантию и понёс в Запретный лес. Розовый край рассвета едва касался верхушек вековых сосен, но в глубине чащи было совсем темно. Гарри брёл, не разбирая дороги, не ощущая холода тусклого декабрьского утра. В глазах мутнело, но стоило моргнуть, силуэты деревьев в густой черноте леса становились отчётливее, а щёки обжигала горячая солёная влага. Неожиданно пошёл снег, утро погасло, словно кто-то на небе перекрыл доступ к солнцу, рассеяв надежду на живительное тепло. Гарри шагал, пока ноги не начали запинаться о толстые корни, а покрытые морщинистой корой деревья встали непроходимой стеной. Он оглянулся — это была та самая поляна, где когда-то Волдеморт направил на него смертельное заклинание. Снега здесь почти не было — потолок из навеки переплетённых ветвей закрывал небо. Прислонившись спиной к неласковому мёрзлому стволу, Гарри вгляделся в хаотичную сеть голых прутьев — в рваные прорехи едва пробивались мутные блики. Лишь в одном месте, где ветки были не такими густыми, открывалось сиротливое оконце, пропускающее блёклый луч. Холодную невозмутимость света нарушали крупные хлопья, кружащиеся в траурном танце и неспешно падавшие на землю. От луча веяло тоскливой безнадёжностью, снег будто умирал в нём, укладываясь в надгробный холмик.

От мысли, что надо опустить Гермиону в могильный холод, оставить на съедение жадной земле, принявшей в своё ненасытное чрево стольких покойников, боль в груди становилась невыносимой.

Хотелось застыть, вмёрзнуть в этот негостеприимный лес, стать его частью; больше не думать, не чувствовать, не вспоминать, раствориться в мёртвой тиши, но только не оставлять Гермиону одну. Гарри прижал к себе безжизненное тело, заботливо подоткнув края мантии.

Вдруг он подумал, что Гермионе уже не холодно.

Щёки вновь словно опалило — Гермионе не холодно.

Ей не холодно...

“Не жалей мёртвых, Гарри. Жалей живых”, — вспомнились слышанные очень давно слова.

Когда-то он заставил себя отрешиться от переживаний безвозвратной потери. В тот момент это было необходимо, чтобы сохранить трезвость рассудка. Вот и теперь разум подсказывает нужные фразы, выискивает точки опоры.

Но его сердце никогда так не разрывалось на части!

Ему ещё не было так больно!

“Что ты — человек неординарных возможностей — сделал для своего мира?”

Ничего. Он ничего не смог. Мир погружается в хаос, а Гарри Поттер хочет лишь одного — остаться со своей мёртвой возлюбленной в замёрзшем лесу, на том месте, где когда-то должен был умереть. Чтобы снег спел им похоронную песню, а равнодушный луч стал последним светлым воспоминанием.

“Какой же ты слабый... Какой уязвимый”.

Да, он слаб. Любой человек имеет право устать в бесконечной гонке за миражом. Раньше ему казалось, что он может всё изменить. А изменить ничего нельзя... Потому что нельзя победить смерть.

“Тот, кто управляет временем, управляет смертью”.

Все эти игры со временем принесли лишь горе. Прежде всего любимым людям. Нет. Пора признать своё поражение.

“В тебе есть одна особенность — ты никогда не сдаёшься”.

Успех не вечен. Некоторые ошибки бывают роковыми.

“Нет судьбы, кроме той, что мы сами создаём. Делай что должен, и будь что будет”, — в этих расхожих, штампованных фразах разум искал спасительную гавань.

Да, Гарри поступал так, как считал нужным, и ни разу не позволил эгоизму взять над собой верх. И теперь сидит здесь, с телом самого дорогого человека на руках, растерянный, раздавленный... Мог он это предотвратить? Наверное. Не отпускать Гермиону от себя, выведать её планы. Знать бы, что она тогда задумала!

Если посудить, то Гермиона тоже хотела что-то изменить. Бросила семью, детей, чтобы умчаться в иную реальность, и... спасти Гарри. Она оказалась здесь лишь затем, чтобы быть рядом со своим Гарри. Разорвала все связи, кинулась в опасное приключение, лишь бы остаться с тем, у кого не осталось чувства вины перед семьёй, с тем, кто полностью принадлежал бы только ей, пусть даже при этом пришлось бы вытерпеть всё, связанное с Волдемортом.

Гарри откинул край мантии и вгляделся в мёртвое лицо. Что же ты наделала, Гермиона! Неужели так любила, что оставила свою прошлую жизнь ради призрачного счастья?

Ни один человек не заслуживает такой жертвы. А Гермиона как никто заслуживает жизни, и... лучше бы ей никогда не встречать Гарри Поттера на своём пути.

Судьба Гермионы сложилась бы счастливее без Гарри. Вот то, что необходимо было изменить. А впрочем, это и теперь в его силах. Управляя временем, управляешь смертью. Хотя управлять — сильно сказано. Скорее, пользоваться возможностями.

Выглянуло солнце, и дорога обратно в замок сопровождалась неожиданным аккомпанементом капели. Мантия-невидимка помогла укрыться от толпы студентов, высыпавших из школы, чтобы с весёлым гомоном сесть в кареты и отправиться на зимние каникулы.

В Выручай-комнате над связанным Змееглазым сидел взъерошенный Лерой.

— Забирай, — Гарри протянул ему мантию-невидимку. — И возвращайся домой.

— А как же ты?

— Ты мне здорово помог. Дальше я справлюсь сам.

— Но разве...

— Всё, всё, иди, — отмахнулся Гарри, выпроваживая Лероя наружу. — И, знаешь что...

— Что? — с надеждой спросил тот.

— Обливиэйт.

За Лероем закрылась дверь, и Гарри облегчённо вздохнул.

Змееглазый неподвижно лежал с закрытыми глазами, будто спал.

Гарри сел на жертвенную плиту, в комнате нависла тишина, нарушаемая только треском факелов..

— Где ты похоронил её? — подал голос Змееглазый.

— В Запретном лесу.

— Понятно... Сам копал?

Гарри медленно кивнул.

— Она очень любила тебя.

— Любила. Но пошла за тобой. Значит...

— Нет. Я мог вызвать лишь жалость. Я жалок.

Гарри отрешённо промолчал.

— Наверное, не стоит сейчас говорить о себе, да? — не получив ответа, Змееглазый нерешительно затих.

— Есть одна важная вещь, которая не даёт мне покоя, — вдруг начал Гарри, и собеседник с надеждой уставился на него. — Наше прошлое было идентичным ровно до определённого момента — октября две тысячи двенадцатого. Потом мы пошли разными путями. Как это произошло? И почему в твоей реальности не было никакой войны?

— А ты уверен, что она — не плод твоего воображения?

Теперь настало время для Гарри вопросительно посмотреть на Змееглазого.

— Волдеморт мог путать твое сознание, вызывая правдоподобные галлюцинации.

— Не-ет, — помотал головой Гарри. — Я всегда отдавал себе отчёт в том, когда он воздействует на меня, а когда нет.

— Как ты можешь знать наверняка?

— Знаю и всё!

— Допустим, война была. Вероятно, в твоей реальности кто-то её спровоцировал. Кто-то, кому это было под силу... Некто могущественный, сумевший вторгнуться на запретную территорию и вызвавший большой переполох.

— Хочешь сказать, я со своими ребятами мог... Но мы не сделали ничего, что стало бы поводом для ядерных бомбардировок.

— Разве?

— Разумеется! Когда мы ворвались в апартаменты президента, там никого не было. Решение начать войну, на тот момент, было принято, иначе он бы не стал эвакуироваться вместе со всем своим штатом.

— Возможно, тебе лишь показалось, ведь Волдеморт тогда достаточно плотно сидел в твоей голове.

— Это не так!

— Он мог внушить, что угроза реальна, а ты своим вторжением спровоцировал панические настроения у определённых людей.

— Нет! — Гарри взволнованно вскочил на ноги. — Я всё проверил. Подготовка к войне шла несколько месяцев.

— Да перестань. В мире периодически обостряются отношения между странами, потом всё стихает; это происходит постоянно. Но ты своими необдуманными действиями накалил ситуацию до предела. А насильственная эвакуация стала толчком, вызвавшим снежную лавину. Стоит начать бояться, и страх расползается среди людей, словно вирус. Мы живём в мире, где всё взаимосвязано: один поверил в вероятность невероятного, его друзья поверили, потом друзья друзей, и невероятное вдруг сбывается.

— Это бред, — Гарри стал мерить шагами комнату, болезненно морщась. — Постой-ка, — он вдруг остановился, — ты не мог знать про эвакуацию. Ведь тебя там не было!

— А может, меня и здесь нет? И ты разговариваешь сам с собой? Возможно, ты давно спятил, Гарри?

— Твои попытки спутать мои мысли не увенчались успехом, Волдеморт, — Гарри направил на связанного палочку.

— Очнись, Гарри. Ты безумен. Видеть во всём происки Волдеморта — просто навязчивая идея, не дающая покоя твоему больному рассудку.

— Что?

— Вонзая нож в тело Гермионы, ты тоже считал, что твоей рукой управляет кто-то другой?

— Я не...

— Конечно, это прекрасное оправдание! Никто не усомнится в том, что развязав страшную войну, убив главного свидетеля своих преступлений, Гарри действовал, ведомый чужой волей. Но мы-то знаем что произошло на самом деле. Зачем тебе это было надо, Гарри? Поставить мир на грань катастрофы и снова стать героем?

— Что ты хочешь этим сказать?!

— Всего лишь правду. Кто ещё способен донести её до тебя? Ведь я — это ты. Убить Гермиону маггловским кинжалом, чтобы никто не обнаружил следов магии, завести её сюда, где никто даже искать не станет. Боже мой, да ты хитроумнее любого тёмного волшебника!

— Я любил Гермиону!

— Ты убил её.

— Это сделал ты!

— Докажи.

— Ну, я... Лерой видел, он свидетель!

— Что он видел? Твои окровавленные руки? И потом, Лерою стёрли память. Кто? Ах, да! Гарри Поттер. Зачем, скажите на милость, ему это понадобилось? Наверняка, хотел уничтожить доказательства чего-то ужасного и отвратительного.

— Мне не перед кем оправдываться.

— Cамый упёртый из авроров магической Британии, Майло Дженкинс рыщет повсюду в поисках Змееглазого. Тебе не уйти от него.

— В любом случае, он найдёт нас обоих.

— Да. И я молчать не стану. Твоё слово против моего.

Гарри, тяжело дыша, стиснул в руке палочку.

— Убьёшь меня? — спросил Змееглазый. — Не советую. Секрет линейного перемещения во времени знаю только я.

Гарри буравил взглядом Змееглазого, который, в свой черёд, не спускал с него настороженных глаз. Мысли роились в голове, одна другой хуже. О чём они разговаривали? Этот подонок хочет оболгать его, выставить дело так, будто Гарри убил Гермиону, потому что она знала, что война была развязана по вине Гарри Поттера.

Стоп. Но это же неправда!

Просто... Просто Змееглазый — это Волдеморт, владеющий Легилименцией. Он прочёл потаённые мысли, те, в которых страшно признаться. Да, иногда Гарри сомневался в правильности своих поступков, что с того? Он всё сделал верно. Или нет?

— Моменты прозрения часто бывают болезненными, но они необходимы, — участливо проговорил Змееглазый.

Волдеморт знает все слабые места Гарри Поттера, одно из них — чувство вины, рождённое от осознания собственной неправоты.

— Всё это ложь.

— Или истина, которую ты ещё не осмыслил, — усмехнулся Змееглазый.

— В твоих словах...

— Есть рациональное зерно?

— Только яд. Не следовало мне беседовать с тобой, — Гарри сосредоточенно нацелил на противника палочку.

— Смертельное заклятье может ударить не в того! Или ты забыл, что в этом теле две души?

— Я не стану убивать.

— Конечно не станешь. Ты не смог сделать этого даже ради своей подружки. Потому что ты слабак!

— Белая долина, — вдруг сказал Гарри.

— Что? — насторожился Змееглазый.

— Белая долина напитала меня магией, поэтому у меня получилось вытащить из Бианимаса кусок твоей поганой души и отправить в ад. Гермиона об этом не рассказывала? Ну да, она ведь не знала. Тебе многое удалось выудить из её головы, например, про войну, эвакуацию, нашу жизнь в Сиракузах. Но тебе не известно главное — я теперь виртуозно владею одним опасным заклятием, которому научился с твоей помощью.

— Что ж, попытайся. А хотя, как же ты справишься? Ведь здесь нет ни волшебной долины, ни громовержца, раскидывающего направо и налево белые камушки, ни Дамблдора, ни Снейпа, ни даже бедного маленького мальчика, которого можно превратить в сейф для чужой души... Никого! А один ты ни на что не годен.

— Да, Белая долина далеко.

— Ну ещё бы, — злорадно усмехнулся Змееглазый.

— И Дамблдора убили по твоему приказу.

— Нашёл о ком жалеть.

— Снейпа ты погубил сам. И Гермиону, — у Гарри перехватило голос.

— Не жалей усопших, жалей живых, — Змееглазый издевательски хохотнул.

— И всё же ты забываешь об одной простой вещи.

— Хм. Наверное, о магии любви.

— О том, что у меня в руках Бузинная палочка, и я её истинный владелец.

Под испепеляющим взглядом Змееглазого Гарри вскинул волшебную палочку...

— Дементор Экзорциум!

* * *

— Куда ты теперь?

— Исправлять ошибки. А ты?

— И я.

* * *

Джон Смит любил громкую музыку, но ему достались капризные соседи, поэтому он часто надевал наушники и с головой погружался в изысканный мир Бетховена или Малера, пока писал свои статьи или читал научные публикации. Жил Джон один, к видеофону был приделан световой сигнал, который призывно мигал, когда приходили гости, что бывало крайне редко. Как все чувствительные люди Смит иногда подозрительно озирался, если случалось услышать помимо чистой гармонии какой-то посторонний звук, но в “берлоге”, как он называл свою квартиру на Драммонд стрит, почти никогда ничего не происходило. Это “почти” относилось к непростым воспоминаниям, настолько странным, словно в стройную картину мира вдруг добавили неуместные мазки. Джон считал себя прагматиком до глубины души, презирал суеверия и любой первобытный страх перед неизведанным подвергал тщательному научному анализу. Поэтому, когда кто-то дотронулся до его хлипкого плеча, Джон, у которого в наушниках надрывались скрипки, инстинктивно вздрогнул и внутренне похолодел. Первая мысль, пришедшая ему в голову, была абсолютно антинаучной, но пророческой: “По мою душу явились”.

Гарри подождал, когда Джон придёт в себя от испуга и перестанет честить его разными словами, а потом произнёс:

— Вы хотели бы попасть в прошлое?

— А? — ошарашенно выдохнул тот.

— Я тут думал над вашими словами про сенатора Вексберга.

— И чего вы хотите от меня?

— Вы ведь многое знаете о сенаторе?

— Я знаю о нём почти всё! В данный момент я пишу его биографию.

— Чудесно. Значит, будет легко вжиться в образ.

— В какой? — испугался Джон.

— Я сейчас всё объясню. Со мной часто случались странные метаморфозы, это естественно для моего мира, но то, что произошло в последнее время, немного вышло за рамки обычного.

— Вы сами — нечто, давно гуляющее за этими рамками.

— Да, но я не о том. Что вы думаете о путешествиях во времени?

— Так вы нашли её?! Машину времени?!

— Нашёл. Даже две. Одна всё время была у меня под носом, я даже пользовался ею раньше, потом кое-кто стёр мне память, пришлось долго и мучительно вспоминать. Другая — изобретение вашего кумира. Хотя принцип у них примерно одинаковый, за одним важным исключением: Архимед открыл возможность перемещения крупного объекта.

— Вы хоть представляете, что это значит?! — Джон вскочил, чуть не опрокинув стул.

— Конечно. И теперь хочу, чтобы вы тоже представили. И даже поучаствовали.

— Что?

— У вас есть фотографии Вексберга?

— Конечно! — Джон кинулся к компьютеру и нашёл фотографию человека лет шестидесяти в роговых очках, с всклокоченными волосами и бородкой.

Гарри вдруг спросил:

— А ваших фотографий поблизости нет? Нельзя ли их поставить вместе?

— Пожалуйста, — удивлённо пробормотал Джон.

Обе фотографии оказались рядом на экране.

— Ничего не замечаете?

— Н-нет, — пожал плечами Джон. — Постойте-ка... Вы намекаете на сходство? — он стал внимательно всматриваться.

— Вам не приходило в голову, что между Джоном Смитом и Эндрю Вексбергом существует определённая связь? — спросил Гарри, наблюдая, как вытягивается от удивления лицо Смита.

— Ну, процент внешней идентичности совершенно разных людей достаточно велик... Наверное, это просто случайность.

— Вы ведь посвятили сенатору значительную часть своей жизни?

— Да, я признаю некое мистическое тождество, но какое оно имеет значение?

— Огромное. — Гарри сделал многозначительную паузу. — Я утверждаю, что сенатор Вексберг и вы — один и тот же человек.

— Как это? — Джон ошеломлённо отступил назад.

— Просто вы об этом ещё не знаете.

— Слушайте, вы несёте чушь.

Гарри испытующе смотрел в глаза собеседнику, который постепенно начал понимать, что гость говорит серьёзно.

— Подождите, есть такая программа, которая может искусственно состарить лицо человека, чтобы посмотреть, как он будет выглядеть через много лет, — Джон вновь кинулся к компьютеру стал взволнованно стучать по клавишам. — Сейчас... Коллеги прислали из Массачусетского университета... Результаты весьма точны... Минуточку... Сейчас мы возьмём меня, состарим и сравним... Вуаля! Пожалуйста! — он победно указал на экран и неожиданно побледнел: на мониторе были два совершенно одинаковых лица.

— Ух-ты, — притворно удивился Гарри.

Смит продолжал молча пялиться в экран.

— А можно меня тоже? — спросил Гарри.

Смит не отвечал.

— Джон, — позвал Гарри. — Джон! Вы как?

— А? — непонимающе отозвался тот.

— Я говорю, можно мне такое же фото сделать?

Джон с каменным лицом взял телефон, сфотографировал Гарри, проделал ещё несколько непонятных манипуляций, поколдовал над клавиатурой, потом вдруг резко поднялся и в глубокой задумчивости отошёл к окну.

Гарри проводил его глазами, потом перевёл взгляд на экран: оттуда на него смотрел Гарри Поттер, только лет на сорок старше.

Где-то он уже видел это лицо. Только где?

От мыслей его отвлёк Джон, который вдруг начал судорожно рыться в своих вещах.

— Что вы делаете? — спросил Гарри.

— Мне, — Смит взволнованно сглотнул. — Мне надо завершить кое-какие дела, а потом... Потом мы с вами обо всём поговорим.

— Подождите, Джон. Куда вы?

— Я взрослый человек, и у меня есть кое-какие обязательства перед близкими людьми! — несколько истерично ответил тот.

— Так вы поняли мою затею?

— Что тут непонятного? Дайте мне час.

— Но вы понимаете, куда мы потом отправимся?

— Я столько лет был книжным червём и клял себя за то, что являюсь всего-навсего летописцем чужих достижений, и тут приходите вы и предлагаете мне настоящую жизнь. Настоящую жизнь!

— Вообще, да. Что-то в этом роде, — смутился Гарри под напором Смита.

— Я буду последним идиотом, если откажусь! — и Джон, посмотрев горящим взглядом, покинул квартиру.

Откровенно говоря, Гарри было жаль Смита, так легко поддавшегося на обман. Когда Джон указал на фото сенатора и своё, никто не нашел бы сходства. Но под Империусом все равны. Или почти все. Теперь предстояло лишь одно — забрать этого удивительного человека в свою реальность, в далёкое прошлое, чтобы он, подобно настоящему Вексбергу, смог убедить мир в необходимости противостоять угрозе.

* * *

31 октября 2012 года.

Гарри Поттер получил письмо. На конверте в графе обратного адреса значился Майкл Вексберг. Внутри была кипа плотно сложенных листов и отдельно, на гербовой бумаге, послание от адресанта:

“Уважаемый мистер Поттер, мы с Вами никогда не встречались, но у меня есть некая информация, имеющая для Вас определённое значение. Так, во всяком случае, было указано в завещании моего деда, Эндрю Вексберга. Надеюсь, в представлении он не нуждается, ибо нет такого учебника по истории, в котором не упоминалось бы его имени. К сожалению, мне не довелось общаться с ним в том возрасте, когда я мог бы осознать значимость этого общения, зато я имею доступ к его архиву. Так вот, недавно я разбирал бумаги деда и нашёл старое завещание, которое не было заверено, но тем не менее, составлено вполне грамотно. В нём Эндрю Вексберг писал, что человеком, сыгравшим в его судьбе самую главную роль, был некто Гарри Поттер, и поэтому он посвящает мистеру Поттеру свою монографию “Философия выбора в пространственно-временном континууме” и хочет, чтобы рукопись непременно была отослана Вам. Поскольку бумаги сенатора являются достоянием государства и нашей семьи, и ввиду того что завещание не было засвидетельствовано нотариусом, я принял решение всё же выполнить волю деда, но оригинал рукописи предоставить Вам не могу, и отсылаю ксерокопию. Одновременно прошу прощения за столь долгую отсрочку, ведь бумаги должны были быть отосланы Вам лет на двадцать раньше. С уважением, Майкл Вексберг”.

С трудом вынув объёмную рукопись из тесного конверта, Гарри увидел листы, исписанные мелким, дёрганным почерком, свидетельствующим о страстной, но волевой натуре автора. Он выбрал из середины один и стал читать:

“...Есть ключевые моменты в жизни каждого из нас — моменты выбора, когда нам предоставляются как минимум две альтернативы. Выбрав одну, мы ограничиваем свою жизнь рамками сделанного шага, ибо никто не может ступить на две дороги одновременно, особенно зная, что они ведут к разным целям. Однако если предположить возможность совершения двойного выбора, как бы тогда развивалась наша жизнь? Допустимо ли представить, что в этом случае мы словно бы раздвоились в пространстве-времени, и каждая из наших копий пошла бы по своему пути, генерируя вокруг себя собственную реальность? А если вдруг у каждой из этих копий тоже в свою очередь возникнет ситуация выбора, то станут ли они множиться, обрастая всё новыми и новыми реальностями? Естественно, подобный вариант невозможен, скажет логик и будет прав. Практик ещё больше усомнится в вероятности подобного, ведь столько реальностей не выдержит ни одна Вселенная. Лирик посвятит этому не один том великолепных откровений, а мечтатель сделает его прибежищем от житейских бурь... ”

— Папа, что ты читаешь? — раздался над ухом детский голос.

Гарри обернулся — рядом стояла Лили и лукаво улыбалась. Мерлин знает, как она научилась неслышно подкрадываться и пугать неожиданными вопросами. Гарри усадил дочь себе на колени и ответил:

— Письмо одного дяди.

— А что он пишет?

— Много чего. Например, что твои папа и мама могли быть совсем другими.

— Какими?

— Другими, — пожал плечами Гарри.

— Чужими?

— Возможно.

— Не надо это читать. Я не хочу, чтобы вы были чужими!

— Не волнуйся. Мы не будем... В этой реальности.

— Хорошо, — успокоилась Лили и стала деловито рассматривать письменный стол. — Откуда это письмо? Совы сегодня не было.

— Его принёс почтальон.

— А кто это?

— Человек, приносящий почту.

— Человек?

— Угу. Ну, иди к маме. Мне пора на работу.

Гарри не стал аппарировать, а с удовольствием прошёлся по давно знакомым улицам Лондона, запрыгнул в даблдекер и проехался вместе с толпой туристов, довольно озираясь, словно этот город был его собственностью, и даже поработал гидом, за что удостоился улыбок и рукопожатий.

В министерстве, как всегда поутру, стоял приятный рабочий гул. Кабинет, хоть и находился глубоко под землёй, был освещён рассветным солнцем — тёплые лучи скользили по полу, по заваленному бумагами столу, полкам с книгами и квиддичными кубками — всё как всегда, и от этого становилось невероятно тепло на душе.

— Можно? — услышал Гарри знакомый голос, и настроение сразу пропало.

— Мисс Грейнджер, заходите, — сурово произнёс он. — Что у вас?

— Аврорат затребовал эксперта по тёмной магии, я вызвалась поработать.

— Всё ещё не оставляете попыток стать аврором?

— Не оставляю, — с достоинством произнесла Гермиона и холодно посмотрела на него.

— Я против. Передайте в Департамент колдомедицины, что мне нужен другой специалист.

— Лучше меня вы всё равно не найдёте.

— Сколько раз повторять: вам здесь не место!

— Мистер Поттер, — Гермиона отвела взгляд, чтобы скрыть предательские слёзы. — Почему вы меня так ненавидите?

— Идите, мисс Грейнджер, не заставляйте меня снова повышать голос.

— Из-за того, что я магглорождённая, да? — она вдруг нависла над сидящим за столом Гарри, гневно буравя глазами.

Он поспешно встал, и, не зная куда девать руки, схватил какой-то свиток.

— У меня много дел. Покиньте кабинет.

Гермиона приблизилась и проникновенно произнесла:

— Что я должна сделать лично для вас, чтобы получить эту должность?

Карие глаза призывно сияли, рот приоткрылся, и Гарри вдруг вспомнил то, что давно запретил себе вспоминать...

Гермиона напористо подалась вперёд.

— Я на многое способна, мистер Поттер, — прошептала она, обдав щёку тёплым дыханием. — Испытайте меня, и вы не пожалеете.

— Вы... наверное, ослышались, — с трудом сдерживаясь, выдохнул Гарри. — Идите, иначе...

— Иначе что? — прошептала Гермиона, оказавшись лицом к лицу.

Гарри уставился на неё, думая о том, как долго они уже так стоят, и что давно следовало бы отодвинуться. И вдруг Гермиона поцеловала его — обхватила ладонями лицо, стала ласкать его губы своими, совершенно сводя с ума.

Не помня себя, Гарри крепко обнял Гермиону, словно вознаграждая себя за годы, что намеренно отталкивал её, держал на расстоянии, всеми силами стараясь уберечь от роковой участи — быть возлюбленной Гарри Поттера. Она испуганно вздрогнула, не ожидая такого напора, и слегка отпрянула, чем привела Гарри в чувство.

Что он наделал!

В раскаянии Гарри порывисто отстранился.

— Мне не следовало это делать, — он стиснул в руке толстый скрученный свитком пергамент. — Извините.

— Ничего, — растерянно произнесла Гермиона. — Я сама вас спровоцировала. Вы, наверное, подумали, что я всегда пробиваю себе путь таким способом, но это не так! Просто я очень хочу работать в аврорате.

— Я... не могу вам этого позволить, — он упрямо склонил голову.

— Мистер Поттер, — голос Гермионы сорвался, — пожалуйста!

— Нет.

— Вот как? — разозлилась она. — Вы с таким удовольствием воспользовались моим унижением, и теперь говорите “нет”?! Ну что ж, я найду способ работать здесь, и вы мне никак не помешаете! И знайте, если ведьма хочет трудиться там, где она наиболее полезна, то сопротивляться этому — должностное преступление! Ясно вам?!

“Как же я её люблю, — подумал Гарри. — Просто невыносимо”.

Когда Гермиона ушла, хлопнув дверью, Гарри попробовал сосредоточиться на работе, но воспоминания о поцелуе и последующем разговоре не давали покоя.

“Ну и пусть Гермиона меня ненавидит. Зато она жива”.

Помаявшись, он вызвал помощника, отругал за какую-то ерунду, дал дурацкое задание и сел за отчёт по кадрам, который нужно было предоставить министру Шеклботу ещё вчера. Работа не клеилась, и Гарри страшно обрадовался, когда из почтового окна прилетел бумажный самолётик. Наконец-то! Это было именно то письмо, которого он ждал уже несколько недель. В нём было всего три слова: “Сегодня в полночь”. Кровь от радостного предвкушения прилила к лицу, стало жарко. Гарри в отличном настроении отправился на обед.

* * *

Ночью Отдел тайн всегда выглядел довольно зловеще, а путь в архив сопровождался странным скрипом, источник которого был неизвестен даже старожилам Министерства. Но для Гарри это была самая приятная дорога в мире. Довольно улыбаясь, он открыл тяжёлую дубовую дверь с вырезанными на ней охранными рунами.

— Доброй ночи, — поприветствовал он маленького архивариуса, который приветливо ответил:

— Рад вас видеть.

— Ну, что на этот раз?

— Ураган на восточном побережье Америки, погиб маг и десять магглов.

— Когда?

— Вчера. Точные координаты здесь, — он протянул Гарри листок. — Не потеряйте.

— Постараюсь. Хотя в такой болтанке немудрено.

— Значит, запоминайте, — посоветовал архивариус.

— Придётся, — вздохнул Гарри, изучая бумагу. — Всё, запомнил.

— Тогда идёмте, — старик направился к хранилищу, и Гарри последовал за ним.

Внутри стоял большой смолисто-чёрный камень, выдолбленный на нём спиралевидный узор призывно засиял синим огнём.

— Нравлюсь я ему, — усмехнулся Гарри, похлопывая камень по блестящей поверхности.

— Осторожно, — предупредил старик.

— Ладно, ладно, — с улыбкой поднял руки Гарри. — Всё равно он меня слушается, как родной.

— Это уж точно, — проворчал Готлиб. — Давно хотел спросить: вам не надоело?

— Смеётесь? Да это единственное, что меня ещё держит в тонусе!

— Любовь к опасностям — серьёзная болезнь, боюсь, до старости вы не доживёте.

— Абсолютно точно, доживу.

— Откуда вы знаете?

— Видел. Давно ещё — в Сиракузах. Я управлял небесными жеребцами и метал молнии.

— Всё шутите, мистер Поттер.

— Куда мне до вас. Придумать поддельную инструкцию к СВП было очень остроумно, — Гарри саркастично улыбнулся.

— Да, я тот ещё хохмач, — недовольно проговорил Готлиб: сказанное задело его за живое. — Зато вы не натворили глупостей.

— Успею ещё, — подмигнул Гарри и прислонил ладони к камню.

* * *

Побережье встретило его тёмными тучами — вот-вот должен был начаться ураган. Гарри подошёл к одинокой хижине и сразу почувствовал охранные чары — здесь жил престарелый маг, которого предстояло спасти от стихии. Снять чары не составило труда, и Гарри постучался в хлипкую дверь.

— Эй! Мистер Торн! — позвал Гарри. — Меня зовут Гарри Поттер. Сейчас здесь начнёт немного штормить, поэтому настоятельно советую вам пойти со мной.

Гарри открыл дверь и вдруг его как водой окатили: над лежащим в кровати худым седобородым стариком хлопотала... Гермиона!

— Что вы здесь делаете? — ошарашенно спросил он.

— Закройте дверь, здесь сквозит, — приказала она, уколов взглядом.

Гарри прикрыл дверь, которая завибрировала от порывов ветра.

— Я повторяю свой вопрос!

— Готлиб меня отправил, — Гермиона надменно повела глазами.

— Зачем?

— Затем, что мистеру Торну нужен колдомедик, а не какой-то там аврор!

— Стоп, но ведь это невозможно, СВП слушается только меня!

— Какой вздор. Вас надуть — ничего не стоит! — брезгливо ответила Гермиона.

— Ну, Готлиб, — Гарри зло сжал губы. — Попляшешь ты у меня.

— Я же говорила, что найду способ работать в аврорате, я его нашла, — похвасталась Гермиона.

— Это был первый и последний раз!

— Ещё чего, я прошла через временной портал, меня вырвало два раза, я потеряла любимую заколку, и вы говорите — последний раз?! Как бы не так! Теперь вы от меня не отвяжетесь, иначе я скажу министру, что вы уже несколько раз незаконно перемещались во времени, чтобы спасти чьи-то жизни. Он вас за это по головке не погладит!

— Ладно! — отрезал Гарри. — Давайте спасать нашего Торна.

— Аппарацию он не переживёт и вообще любую магию, — заключила Гермиона. — Придётся тащить его так.

— Придётся, значит, придётся, — буркнул Гарри, осторожно взвалил мистера Торна на плечи и вышел из хижины.

Гермиона пошла рядом.

— Раз уж мы с вами вместе, то я хочу подчеркнуть, что между нами будут чисто служебные отношения, и никаких чувств, понятно? — сказал Гарри, с трудом шагая по песку.

— Конечно, — буркнула Гермиона, прикрываясь от порыва злого ветра.

— Конечно, — прошептал мистер Торн, улыбнувшись глубоко посаженными карими глазами.