Льва узнают по когтям (джен)

Холодное, дикое и безумно страшное море было единственным живым существом в этом гиблом месте. Оно въедалось в холодный камень тюрьмы, разъедало души заключенных и тюремщиков, лучше любой кислоты, заполняя своей соленой сутью пустые оболочки, остающиеся от тех, кого некогда звали людьми.

Ледяной сквозняк привычно ерошил шерсть на загривке. Она свалялась и клочьями свисала с боков Сириуса. Переломанные когти кровоточили. Только вчера он бился в бешеном припадке ярости и бессилия: надрывно выл, грыз и царапал металлические прутья, кидался на стены и охранников, приносящих еду. Он вел себя как бешеный пес, хотя облик у него тогда был человеческим. Все они — каждый, кто оказывается в Азкабане, не важно, тюремщик или заключенный — проходят этот этап принятия. Сначала они с надеждой смотрят за горизонт, мечтая, как выберутся из этой выгребной ямы, затем кидаются на всех, мечтая силой вырваться на свободу. А затем внутри человека ломается тот стержень, что ещё удерживает личность от деградации и полного распада.

Вдалеке раздался звук шагов. Четыре человека — три мужчины и женщина. Ветер донес удушающую вонь ванильных духов. Сириус знал только одну женщину, что источала этот мерзкий запах. Вот уже пять лет, как он мечтал вновь с ней не встретиться. Бывший комендант Азкабана, от которой натерпелись и охранники и заключенные. Интересно, что хочет эта жирная министерская подстилка?

Сириус прижал уши к голове, оскалил пасть и попятился. Толстая собачья шкура сменилась голой человеческой кожей и тюремной робой, острые клыки превратились в зубы, облезлая шерсть вновь стала сальными волосами с заметными проплешинами.

— Заключенный №390, отойти к стене! Руки за голову! И только попробуй дернуться, выродок, — холодный голос охранника приглушенно донесся по другую сторону от железной двери.

Ясно… Значит все по-новой. Его опять переводят. Вновь и вновь. В самую глубь, туда, где удары волн о камень оглушают не хуже взрывов, где воздух настолько затхлый, что можно задохнуться, а полчища голодных, больных крыс могут сожрать человека заживо. Туда, где содержится его дражайшая кузина, которую он бы собственноручно отправил на тот свет при первой же возможности.

Как жаль, что единственный человек, единственная близкая ему женщина, которой он мог доверять, больше не приходит. А ведь прошло уже больше двух лет с их последней встречи.

Сириус вскинул голову, вспоминая мягкие золотые волосы, глубокий и красивый голос, спокойный взгляд невозможно-светлых глаз. Её решимость, обещания, кольцо на безымянном пальце. И слова охранников — слухи в Министерстве разносятся быстро — о том, что спецотдел Аврората уничтожен, а его бывшую главу комиссовали.

Скрежетание стали о камень. Решетка камеры с отвратительным скрипом открылась. На пороге стояли два охранника и мерзкая толстая женщина с маленькими злыми глазами — Долорес Амбридж, бывший комендант Азкабана, а теперь ближайшая помощница Министра.

Охранник взмахнул палочкой.

— Иммобулюс.

Сириус почувствовал, как мышцы сводит судорогой, а сам он лишается последних крох свободы.

— Господин Министр! Заключённый обездвижен.

Министр?! Сириус до боли скосил взгляд влево, чувствуя, как стук сердца начинает отдаваться в виски. Его отпускают? Неужели, спустя столько лет он вновь окажется на свободе?

Правитель магической части Великобритании медленно вошёл в камеру. Его толстые пальцы сжимали, крутили и сминали газету, которой он, то ли обмахивался, то ли просто случайно схватил и теперь не знал куда деть, а взгляд нервно и возбужденно метался по каменной клетке, но ни разу так и не остановился на лице заключённого.

— Интересно… Очень интересно, — он с напускным вниманием уставился на стену усеянную зарубками. — Двенадцать лет. Кто бы мог подумать. Да. А ведь это я был первым, кто прибыл на место той ужасной трагедии…

Сириус неотрывно смотрел на Министра. Он хотел кричать, встряхнуть этот бурдюк с дерьмом и заорать во все горло: «Я не виновен!».

— Вы удовлетворены инспекцией, господин Министр? — женщина заискивающе улыбнулась.

— Да, Долли. Хотя, при тебе тут, конечно, было получше, — теперь он уставился в окно и махнул охранникам в сторону выхода. — Вы не могли бы оставить нас на минутку? Мне есть, что сказать мистеру Блэку, касательно его дальнейшей судьбы.

— Но, господин министр, мы не можем оставить вас один на один с опасным преступником.

— Не беспокойтесь. Со мной будет мисс Амбридж, — охранники синхронно сморщились при упоминании своей бывшей начальницы. К их счастью, она стояла спиной к ним и не увидела эту пантомиму. — Я отлично знаю, что за человек находится передо мной. А теперь убедительно вас прошу, покиньте помещение.

Тюремщики недовольно переглянулись и молча покинули камеру. Амбридж встала у двери и наложила чары против подслушивания. Её маленькие жабьи глаза горели злым огнём. Министр дошёл до окна отмахнулся сложённой газетой от мух и без какого-либо вступления произнёс:

— Готовься, Блэк. На тридцатое августа назначена твоя смертная казнь. Скоро тебе воздадут по заслугам за все, что ты сделал.

Он замахнулся газетой. Толстый таракан оказался размазан по стене и зарубкам. Министр с отвращением отбросил газету и вышел обратно в коридор.

Опять звук трения металла о камень. Удаляющиеся голоса. Удушающая, приторная вонь ванили медленно истаивала в соленом морском воздухе.

Сириус бесился, пытался открыть рот и завыть от бессилия. Ярость обжигающей волной прошла по мышцам и нервам. Камни вытягивали последние тлеющие угли жизни из его тела.

Казнь. Спустя столько времени ему вынесли окончательный приговор. И зачем было только тянуть столько времени. Зачем было давать ему надежду?!

Зачем?!

Главная дверь тюремного блока закрылась. Издалека повеяло мертвенным холодом, а решетка на двери его собственной камеры распахнулась настежь. Дементоров пустили на жатву чужих эмоций.

Когда действие заклинания прошло, Сириус весь продрог. Кости, много раз переломанные, а теперь сросшиеся под неправильными углами, ныли.

Черные фигуры стекались к его двери. Он запрокинул голову, зло захохотал и опустился на четыре лапы. В каменной клетке вновь оказался не человек, а пес. Дементоры, словно в недоумении, стояли перед распахнутой камерой. Будь у них мозги, а не голые инстинкты, они бы возмущенно спросили: «Где наша еда!». Но мозгов у них не было, поэтому они двинулись к следующей камере. Оба Лестрейнджа — два сукиных сына, не лучше своего папаши — заорали в унисон. Иногда Сириус орал в ответ, не первую ли брачную ночь со стервой Беллой вспоминает один из них. Посылали Сириуса далеко, но его это, разумеется, не останавливало.

Однако, теперь Лестрейнджи его не интересовали. Он медленно доковылял до брошенной газеты, бережно развернул лапами и мордой, оттер белесовато-коричневые останки таракана. Маленькая, буквально последняя ниточка, ведущая к воле, лежала перед ним, шелестя смятыми страницами.

Реклама, квиддич, ещё реклама, политические маневры кучи продажных чинуш, результаты СОВ и ЖАБА, очередные счастливцы, выигравшие ежегодную праздничную лотерею…

Ничего не изменилось. Словно и не было двенадцати лет на цепи в клетке.

Мир остался тем же.

Внезапно его охватил странный зуд. Он что-то упускал. Это нечто было важным, безумно, просто невероятно важным. Взгляд раз за разом скользил по строчкам и фотографиям, выхватывая все новые и новые факты из жизни, которую он потерял.

Не то. Всё не то…

Вот! Вот оно!

Первая полоса. Статья на три страницы. Фотография. Уизли. Вся семья. Шесть человек. Семьсот галлеонов. Мальчишка: самый младший, рыжий, веснушчатый, болезненный, нескладный и сгорбленный, с решительным, разочарованным взглядом. И крыса на его плече. Мерзкая маленькая крыса. Серая шкурка, которую так хочется содрать. Маленькие острые косточки, хрустящие на зубах, как музыка. Наглые предательские глаза. Выдавить бы их, да от черепа останется одно воспоминание. И всего девятнадцать маленьких пальчиков.

Не хватает одного только мизинца на правой лапке.

По тюремному блоку разнесся безумный собачий лай. Дементоры будут жрать еще несколько часов. У него есть время сбежать, пока все тюремщики заняты охраной Министра и его ручной жабы.

Второго шанса у него не будет.

Ему уже нечего терять — через месяц он все равно сдохнет.

* * *

Тьма.

Рядом нет ни одного источника света.

Вокруг растянулось ровное зеркало холодной черной воды. Это странно, не видеть, но чувствовать окружающее пространство, как продолжение собственного организма. Сколько ни смотри, ни вглядывайся, не увидишь дна ни сверху, ни снизу.

Какое-то подспудное ощущение подсказывает, что его нет вообще.

Откуда-то издалека доносятся голоса. Они кажутся неуловимо знакомыми, но вспомнить, кому они принадлежат невозможно. Да и сами воспоминания напоминают калейдоскоп несвязных разноцветных кусков. Серые будни соседствуют с ярко-желтым детским счастьем, всепоглощающей страстью и ярость багрянца, беспроглядной чернотой ненависти.

Жидкость похожа на нефть или смолу. Такая же вязкая, с тошнотворным сладковатым душком, какой появляется при разложении трупов. Она затягивает безвольно лежащее на поверхности тело, медленно, дюйм, за дюймом поглощая еще живую плоть. Чем глубже погружаешься, тем беспорядочнее становятся голоса, пока вовсе не сливаются в монотонный звон, как от ударов гигантского колокола. Первыми в страшной бездонной глубине исчезают ступни, затем колени, бедра, руки, грудь, плечи. Когда вязкая жидкость проникает в уши, раздражающий звон затихает.

Все погружается в непроницаемую тишину.

Правая нога нестерпимо болит. Кажется, что вместо конечности остается только один комок оголенных нервов. По щекам текут бессильные слезы. Если бы она могла кричать, то давно бы сорвала голосовые связки.

При попадании в нос и рот вместе с рваным вдохом черная мерзость перекрывает доступ воздуху. Удушье вызывает конвульсии и тошноту. Почти ушедшее под воду тело выгибается, дергается, зубы щелкают, пытаясь поймать вожделенный кислород. Это трепыхание вызывает волнение на спокойной глади чернильного озера. Горло судорожно сжимается, пытаясь вытолкнуть чужеродную материю.

Наконец приходит осознание — смерть уже здесь. Поглотила еще не до конца, но осталось совсем немного.

Один вздох и…

Сон оборвался.

Тело сотрясала мелкая дрожь. Сердце бешено колотилось где-то под горлом, отдаваясь в висках. Пульс подскочил до двухсот ударов в минуту. Взгляд бешено метался по темной комнате. Страх сжал грудную клетку стальными клещами и не давал сделать даже самый маленький вдох, заставляя легкие гореть, мучиться от удушья.

Свет. Нужен свет. Он разгонит тьму. Убьет все тени. И тьма отступит. Даст вновь дышать. Больше никаких ужасов.

Море все очистит. Сожрет и переварит всю гниль…

Опьяненному кошмарами разуму почудилось движение в затемненном углу комнаты. Рука привычно дернулась к палочке — рефлекс, вбитый в подкорку мозга многочисленными боями на грани жизни и смерти. Хватило одной лишь воли, чтобы комнату озарил белый свет. Тереза даже не сощурилась, когда непривычные к свету глаза заслезились.

В углу была лишь пустота. Никаких монстров или призраков прошлого.

Она поднялась с кровати, крепко сжимая в руках палочку, прошла в ванну, включила свет и напор воды в душе до упора. Холодные струи впивались в мозг раскаленными иглами, вымывали остатки кошмара, стекали по лицу и волосам тяжелым, мокрым, потемневшим от влаги. Ледяная вода мгновенно отрезвила все еще вяло сопротивляющийся разум, и отодвинула животный страх и ненависть на уже мертвых людей — убитых, сожженных, раздавленных, перемолотых в фарш её же руками — на второй план.

Тереза села на бортик ванны и запустила пальцы в мокрые волосы. Холодные капли стекали по шее, лицу и спине. Ткань майки насквозь промокла от пота и воды, прилипнув к телу. Она сдернула её одним резким, дерганным движением, едва не порвав по швам, и кинула на пол.

Тело покрылось мурашками. Мелкая болезненная дрожь сотрясала плечи. Виски раскалывались.

Хотелось закрыть веки и надавить на глазницы ладонями, пока черное марево перед глазами не превратится в хоровод разноцветных осколков битого стекла.

— Опять кошмары?

Она отняла ладони от лица и подняла голову. В дверном проеме стоял знакомый, расплывающийся силуэт. Тереза потерла ноющие веки и ответила:

— Да.

Раздались хлюпающие звуки от соприкосновения голых ступней о мокрый кафель, стук дверцы шкафа, высокий звон стекла. Когда она вновь открыла глаза, мир вокруг принял нормальные очертания, а перед её носом замаячил стакан с зельем «Сна без сновидений». Поверхность серебристой жидкости начала заметно дрожать, когда стакан оказался в её руках. На бортик рядом сел её муж, закинув ногу на ногу и внимательно, со скрытой тревогой, рассматривал Терезу.

— Может, все-таки сходишь к Харрису? — спросил он.

— Нет, никаких психиатров.

— Он психоаналитик. Это разные вещи.

— Все равно нет. Да и как ты себе это представляешь? — её губы растянулись в кривой, насквозь фальшивой улыбке. — «Здравствуйте, я жена вашего начальника, а ещё ведьма. Нет, поверьте, я никогда никого не проклинала и зелий не варила, по крайней мере хороших, но зато воевала и состояла в магических спецслужбах на должности командира. Поэтому у меня за спиной гора трупов. Но меня отправили в отставку и теперь я работаю в школе. Как меня взяли учить детей? Ну, понимаете, сейчас в стране кадровый голод…»

— Тери, не прикидывайся, — прервал он тираду Терезы. — Ты можешь придумать отличную историю, которая не будет затрагивать магическую часть твоей жизни. Просто признай, что из-за собственной гордыни боишься показаться слабой и принять помощь постороннего человека.

— Ты сейчас серьезно? — Тереза развела руками. В одной руке у нее был стакан с успокоительным, а в другой палочка. По обнаженным плечам и груди стекала вода, делая её похожей на вымокшую под дождем кошку. — Ты видишь, какой у меня сейчас вид? И ты, правда, думаешь, что мне есть какое-то дело до гордыни?

— Я говорю про общение с чужим людям и нежелание казаться слабой даже в ситуациях, когда это не нужно. И твой любимый образ неприступной Снежной королевы.

Она опустила руки, поставила стакан с зельем прямо на пол, открыла рот, словно хотела ответить. В голове было пусто — никаких адекватных аргументов. Её взгляд холодный, пустой, лишенный каких-либо эмоций, застыл. Разумом Тереза понимала всю правоту этих слов. Но рассказывать о своих проблемах абсолютно постороннему человеку, да ещё и к мозгоправу? Она вздохнула, подалась вперед и оперлась подбородком на ладони, а локтями о колени.

— Это все привычка. Профдеформация. Ничего не могу сделать… Ах, черт, нельзя быть таким проницательным, — она тихо, совсем невесело, даже скорбно засмеялась.

Горячая ладонь легла на её спину, провела по позвонкам и остановилась на одном из выпирающих рёбер. Она вздрогнула от неожиданности и повернула голову.

— Тери, у тебя кожа ледяная. И ты вся дрожишь.

— Не страшно, — покачала она головой. — Перед сном выпью бодроперцовку и все будет отлично.

— Успокоительное и бодроперцовое зелье нельзя смешивать.

— Значит, обойдусь без успокоительного.

— Да, конечно, — с заметной иронией согласился он. — Ведь скотч заменит оба зелья.

— Прогревает он не хуже, да и успокаивает тоже, — проворчала она и обхватила плечи руками. — Два действия в одном средстве.

Он не ответил, только взмахнул палочкой. По телу Терезы прошла волна тепла, мгновенно высушивающего кожу и волосы. Теперь её вьющиеся локоны топорщились во все стороны, окружая голову золотым наэлектризованным ореолом, делая её похожей на большой желтый одуванчик. Она сдула несколько прядей с лица и помотала головой.

— Ладно, теперь я в порядке. Пойду спать.

Она уже готова была встать, как почувствовала чужие руки на своей талии. Ну да, конечно, словно её так просто отпустят.

— Тери…

— Я подумаю, — ответила она, уже зная какой вопрос будет задан. — Честно. Я обещаю. Но сейчас не могу сказать о своем окончательном решении. Просто не могу. Понимаешь? Я просто не готова. Не хочу, чтобы кто-то лазил в моих мозгах. В моей памяти… — она перевела дыхание и сказала то, в чем не признавалась даже в своих мыслях. — Я не хочу опять вспоминать тот кошмар.

Ответом ей стал кивок. Тереза положила голову на чужое плечо и закрыла глаза.

Бесконечный поток черной тлетворной дряни, полный трупов и крови. Крики, ужас, страх…

Великий Неведомый, стань нашим проводником!..

Прошло уже два года, а её всё ещё мучают тяжелые, болезненные воспоминания, напоминающие о себе при каждом шаге. Мозг сохранил каждый кадр её личного кошмара.

Её последнего задания, обратившегося катастрофой.

* * *

«Блэк всё ещё на свободе!

Сегодня Министерство магии сообщило, что Сириус Блэк — самый опасный преступник за всю историю тюрьмы Азкабан — до сих пор не пойман»…

Да, конечно, «самый опасный».

Так же говорили и о Джеке Потрошителе, маглорожденном маге, решившем очистить мир с помощью палочки и скальпеля в конце девятнадцатого века. Десять проституток отправилось на тот свет, прежде чем его поймали. Маглы все ещё спекулируют на тему его личности, хотя его останки уже давно покоятся в подвале Азкабана.

Схожим образом описывали Боба Кукольника — не менее страшного маньяка, похищавшего маленьких мальчиков, затем затем вырезавшего у них разные части тела и внутренности, чтобы затем сшить их вместе, а потом поместить внутрь душу своего давно умершего сына. Воскрешение, подобное созданию чудовища Франкенштейна. В его подвале были десятки умертвий, похожих на плохо сшитые куклы. И все они были неудачными, но всё ещё живыми образцами.

Так же среди подобных психов были и женщины. Например, кузина Блэка — Беллатриса. Женщина, что во время войны свела с ума с помощью Круциатуса множество молодых магловских женщин, пытаясь отомстить всему миру разом за свое бесплодие. Или Корнелия Смит — потомственная ведьма, что похищала людей, рисовала их живые портреты, а затем убивала. Её коллекция собиралась многие годы и на момент ареста колдуньи, насчитывала сотни живых картин.

А, и конечно нельзя забывать о секте Шестипалых и их предводителе. Эти безумцы пытались призвать в мир существ неизмеримо более страшных и могущественных, чем может представить человеческий разум. Существ, настолько далеких от норм человеческой морали, что невозможно поставить их в узкие рамки добра и зла. Пожалуй, лучшее их описание мог бы дать один лишь сквиб, прикоснувшийся к деяниям этих фанатиков. Увы, он умер еще в конце тридцатых, но оставил после себя выдающееся литературное наследие.

Все эти монстры в человеческих обличьях содержались на нижних уровнях Азкабана. И каждый из них был неизмеримо более страшной тварью, чем Сириус Блэк.

" — Мы делаем всё возможное, чтобы найти Блэка, — заверил утром министр магии Корнелиус Фадж. — И призываем волшебное сообщество сохранять спокойствие».

Да, конечно. Именно поэтому магический мир уже неделю лихорадит, словно все разом впали в непроходящую истерию. Министерство прочесывает всю страну и даже не может предположить, что Блэк уже может быть далеко от Британии или даже Европы. И ведь именно сам Фадж боится больше всего. Казнь была его инициативой. И теперь он трясется у себя в кабинете, боясь, что Блэк придет мстить за это решение.

«Некоторые члены Международной федерации колдунов недовольны тем, что Фадж сообщил о происшедшем премьер-министру маглов.

— А как бы вы поступили на моём месте? — заявил Фадж, известный своим раздражительным характером. — Блэк сумасшедший. Он опасен, как для волшебников, так и для маглов. Премьер поклялся, что о волшебном происхождении Блэка не узнает ни один магл. А если и узнают, сочтут за репортёрскую утку».

Хоть какой-то умный поступок. Один из немногих. Маглов много, кто-нибудь из них сможет опознать Сириуса.

«Маглам сообщили, что у Блэка есть пистолет (железная дудка, которой маглы убивают друг друга). Волшебное сообщество опасается повторения бойни, устроенной Блэком двенадцать лет назад. Напомним, тогда Блэк одним проклятием умертвил сразу тринадцать человек»…

Железная дудка… С помощью этих «дудок» маглы смогли убить во время Первой и Второй мировых войн больше магов, чем Авады на протяжении всего двадцатого века. Ох, и почему так трудно найти компетентного преподавателя магловедения? Впрочем, заниматься дети все равно будут по министерским стандартам. От бюрократии никуда не деться.

Альбус откинул газету в сторону. Прошло уже две недели с момента побега Сириуса из Азкабана. И все попытки найти его оказались тщетными. Он не пытался пробраться в свой дом, пересечься с Поллуксом или убить Гарри. Абсолютно ничего. Словно Сириуса Блэка никогда не существовало.

А ведь какая политическая свара произошла всего два дня назад! Старого Блэка пытались обвинить в пособничестве преступнику и аннулировать опеку над национальным героем. И эта попытка почти увенчалась успехом. У Поллукса почти не осталось высокопоставленных друзей в Министерстве. Чистокровные его не любили, потому что он презирал их за пособничество Волдеморту, а маглорожденные — потому что он Блэк и родной дед двух опасных преступников.

Когда конфликт достиг апогея, Альбус начал действовать. Несколько слов там, несколько здесь, и вот, весь магический мир считает, что великий Дамблдор, теперь, несмотря на прошлогодний конфлик, всем сердцем поддерживает Блэка, ведь тот ни разу не скомпрометировал себя за все тридцать лет службы в Министерстве, а во время войны вообще был парализован.

Таким образом, он легко и просто сменил общественное мнение на кардинально противоположное. Стоило только прилюдно встать на сторону Блэка, как Поллукс стал его должником, а Гарри вновь начал доверять директору.

Альбус на самом деле пересмотрел свои позиции. Теперь ему было выгодно, чтобы Поттер находился под надзором Блэка — жесткого, но вполне адекватного человека, который еще в начале шестидесятых выступал против Волдеморта и его Пожирателей. Да, друзьями им не стать, но вот союзниками — вполне. Альбус уже давно привык, что даже самые стройные планы иногда разваливаются, поэтому надо уметь приспосабливаться к новым обстоятельствам и использовать все имеющиеся ресурсы. Надо лишь найти подход к человеку, дать ему то, чего он желает.

Например, Тереза Саммерс. С самой первой встречи Альбус понял, что она может принести как проблемы, так и неоценимую пользу. Надо лишь правильно распорядиться такой опасной фигурой. Она завоевала доверие Гарри и догадалась, что Квирелл лжет, но в отличие от Северуса следила за ним гораздо аккуратнее, так до конца и не раскрыв свою осведомленность. Ей даже удалось спутать ему карты — как в прямо, так и переносном смысле — выиграв драконье яйцо. А затем она пришла сюда, к нему в кабинет, и поставила вопрос ребром.

К тому времени Альбус уже достаточно изучил эту женщину. Она была умна, сильна, но что важнее всего — у неё был опыт, выдержка и умение держать эмоции под контролем. Он готов был рассказать о своем плане и крестражах Волдеморта, но ждал, когда она сама придет, встав на позицию просителя. Обычная психология. Человек, что просит, а затем получает правдивые и откровенные ответы, всегда считает себя обязанным ответчику.

Тереза оказалась весьма ценным приобретением, не только как преподаватель ЗОТИ — в кои-то веке одному человеку удалось продержаться два года подряд на этой должности — но и как соратница в более опасных делах. Но был лишь единственный минус — у него не было точек давления на неё. За почти сто лет политической карьеры Альбус усвоил одну непреложную истину — у каждого есть свои грязные секреты.

И спустя два года он нашел один из них.

Портрет Финеаса Найджелуса Блэка спал. Руки бывшего директора сжимали черную лакированную трость. Набалдашник в виде тигриной головы с ониксовыми глазами скалился во тьме кабинета серебряными клыками.

Знакомая вещь, не так ли? Фамильная, редкая и очень дорогая. Такую не отдадут незнакомцу. Даже крестной дочери, которой была Тереза для Поллукса, этот подарок был бы слишком ценным.

Альбус, наконец, всё понял. И засмеялся.

Внезапная догадка привела его к книге, где были записаны имена всех волшебников, рожденных в Великобритании. На второй странице с конца стояли два имени: Лео — только теперь Альбус обратил внимание, что имя мальчика созвучно с латинским названием созвездия льва — и Шарлотта Саммерс. Один взмах палочкой, отменяющий действие всех изменяющих заклинаний. Чернила поплыли по листу и преобразились в совсем иные слова.

Не Саммерс. Блэк.

А ведь в начале прошлого года он все никак не мог понять, кого ему напоминает дочь Терезы. А затем с помощью думосброса сравнил её лицо с лицом одной слизеринки, что училась в Хогватсе пятьдесят лет назад.

Шарлотта оказалась настоящей копией Вальбурги.

Просто Саммерс, да? Любит своего мужа? А от Блэков, значит, остались одни только трупы, два арестанта, замужние женщины и один едва живой старик?

Альбус готов был поаплодировать Поллуксу и Терезе. Так обвести всех вокруг пальца. И ведь главное никто и не вспомнил, что во время учебы в школе, она была лучшей подругой Сириуса, танцевала с ним на балу на седьмом курсе, прикрывала ему спину во время войны, а затем посещала его в Азкабане и всеми силами пыталась добиться пересмотра его дела.

Кто бы мог подумать, что любовь бывает настолько слепа.