Льва узнают по когтям (джен)

— …и теперь я тренируюсь со сборной, как ловец, — Гарри сидел в кабинете ЗОТИ и рассказывал обо всем произошедшем за последние два месяца, начиная с урока полетов и заканчивая тем, что его взяли в сборную по квиддичу. О несостоявшейся дуэли с Малфоем и встрече с трехголовым псом в компании с Роном, Гермионой и Невиллом он предпочел умолчать. Все-таки это было нарушением школьных правил.

— Я рада, что ты нашел себе дело по душе. Твой отец был отличным охотником, одним из лучших. Он проиграл всего шесть матчей за все то время, что выступал на поле, — несмотря на доброжелательный тон, профессор явно была чем-то озабочена.

— Что-то случилось, профессор Саммерс?

— Я беспокоюсь за тебя. Ты младше всех в сборной и никогда не играл на поле, поэтому весьма смутно представляешь, что будет твориться во время игры.

— Почему? — спросил Гарри. — Мне Вуд все правила уже объяснил. Хотите я вам их все перечислю? Я даже стратегию нашей команды выучил!

— Я не об этом. Помимо нарушения правил во время игры может случиться много довольно страшных вещей. Твои противники могут пойти на самые разные уловки чтобы вывести тебя из игры. Поэтому всегда проверяй свою метлу — это твой главный инструмент. Ты сейчас, конечно, не знаешь многих заклинаний, но будет лучше если кто-нибудь из учителей перед началом соревнования наложит на твою метлу чары отражения магии. Можешь попросить профессора Флитвика, Макгонагалл или меня. Или капитана своей команды, или еще кого-нибудь из семикурсников Гриффиндора. Они не мастера зачарования, но тоже кое-что умеют. Только помни, — она сощурилась, — что такая магия недолговечна, поэтому не забывай обновлять ее. Но на время матча ее вполне хватит.

Гарри испытующе посмотрел на профессора. Видимо не один он думал о какой-нибудь пакости со стороны Слизерина вообще и Драко Малфоя в частности.

— Почему вы думаете, что может произойти что-то нехорошее?

— Ты стал самым молодым ловцом за сто лет. Это красивое звание, но ты знаешь, что произошло сто лет назад с твоим предшественником?

— Нет, — Гарри покачал головой. — Я еще не дошел до этой главы в «Истории квиддича». Снейп, э-э, профессор Снейп, отобрал у меня книгу и сказал, что библиотечные книги нельзя выносить за пределы замка.

— Странно, — профессор театрально нахмурилась и нарочито задумчиво покрутила в руках трость. — Что-то я не помню такого правила. Надо будет проконсультироваться с мадам Пинс на следующем учительском собрании насчет этого происшествия.

— Спасибо, профессор! — Гарри просиял. — Но вы не договорили, что случилось с тем мальчиком.

— Ничего хорошего. Завистники отправили в ловца заколдованный бладжер, который гонялся за ним, пока не настиг цель. Мальчик упал с высоты почти в пятьсот футов. Думаю, ты понимаешь, что его хоронили в закрытом гробу. После этого первокурсникам запретили выходить на поле. Поэтому будь предельно осторожен и внимательно смотри по сторонам. Выигрыш — это хорошо, но иногда лучше просто выжить, а потом вернуться на поле боя с новыми силами.

Гарри сглотнул и крепче сжал в руках чашку с зеленым чаем. С этой стороны он никогда не смотрел на ситуацию.

— Как думаешь, как часто игроки в квиддич оказываются в могиле после игры?

— В «Истории квиддича» есть несколько человек, что разбились насмерть. Но их, кажется, немного.

— Тысяча, только за последние три столетия. Смерть засчитывается, только если произошла на поле. Если игрок сломал позвоночник и покинул матч парализованным, а через несколько часов умер в больнице — это не считается.

Гарри подавлено сёрбал горячий чай, смотря куда-то перед собой. Умирать в ближайшие семь лет ему не хотелось.

— Ладно, у меня скоро урок, — профессор поднялась и направилась к учительскому столу. Гарри заметил что после Хеллоуина она стала хромать еще заметнее. — Вечером приходи вместе с Роном, я отдам тебе твою «Историю квиддича». Только сам не иди в учительскую, мистер Филч плохо относится к гриффиндорцам.

* * *

Холодный ноябрьский ветер пробирал до костей. Из-за него Терезе приходилось периодически отплевываться от лезущих в рот волос и поправлять вязанную шапку — прошлогодний рождественский подарок от старой и сморщенной как изюм бабушки Мэри. Некоторые школьники и учителя косились, но в их глазах читалась скорее зависть, чем удивление. Уши на таком холоде быстро у всех замерзали, а остроконечные шляпы никакой защиты от низкой температуры не давали.

Единственным плюсом ветра было его направление. Дул он в противоположную сторону, поэтому Квирелла, сидящего рядом и источающего вонь чеснока, можно было терпеть без боязни задохнуться. Несмотря на более чем ясное предупреждение директора, Тереза не отстала от преподавателя магловедения.

Никакой явной слежки не было. Но вот такие ненавязчивые почти случайные пересечения периодически происходили. Но не чаще чем с другими преподавателями. Какие бы цели не преследовал директор в одном он был прав — нельзя показывать Квиреллу, что он вызвал интерес.

Рядом пролетел разминающийся ловец Слизерина. Тереза передернула плечами. Высоту она не любила, также как и полеты. Это было продиктовано не фобией, а скорее здравой опаской.

Статистика не давала утешение. Почти четверть всех смертей магов произошла на поле для квиддча. Либо игрок игрока насмерть бладжером зашибет, либо с метлы сбросит, либо вообще врежется в трибуну и продырявит кого-нибудь древком. Про зрителей отдельная песня. Самое частое — зритель подскользнется на собственной мантии и упадет головой вниз прямо с высоты в пару сотен футов. Но особо страшно — когда начинается драка между болельщиками. Проклятья в таком случае летят во все стороны, а охрана не всегда успевает успокоить разошедшихся магов.

На поле вышла команда Гриффиндора. Щуплую фигуру Гарри удалось разглядеть не сразу. Он шел последним и терялся на фоне высоких старшекурсников. Со стороны алознаменной трибуны раздавались ободряющие крики, а несколько первокурсников, среди которых угадывались лица Рона, Невилла и Гермионы, держали большой переливающийся плакат: «Поттера — в президенты!»

Тереза на всякий случай наложила на себя простой щит отталкивающий все физические объекты чья скорость превышала двадцать миль в час. Удар бладжером еще никому не прибавлял здоровья.

Хуч дунула в свисток и игра началась. Первые несколько минут Тереза наблюдала за летающими игроками, ободряюще махнула Гарри, но потом достала из сумки «Королеву Марго» Дюма и углубилась в перипетии интриг французского двора. Происходящее на поле ее занимало мало — правил квиддича она все равно не знала, а их изучение считала бесполезной тратой времени. Единственный человек, ради которого она вообще появилась на трибунах, парил в воздухе на невероятной высоте и высматривал снитч. Пока безрезультатно.

Квирелл рядом не отрывал взгляд от Гарри. Причем его намерения были явно далеки от благородных. Возможно, присутствие Терезы было единственным, что удерживало его от каких-либо действий. Учитель магловедения нетерпеливо ерзал, нервно облизывался и постоянно поправлял тюрбан, словно боялся, что он слетит под очередным порывом ветра.

Наконец, снитч показался на поле. Тереза отвлеклась от книги и начала внимательно следить за Гарри и теми кульбитами, что он выделывал в воздухе. Ловец Слизерина был тяжелее и неповоротливее — ему недоставало скорости и Гарри удалось быстро вырваться вперед. Но внезапно Маркус Флинт врезался в него, заставив отлететь в сторону и отчаянно цепляться за метлу.

— Нарушение! — донеслось с трибун.

Судья свистком остановила игру и, сделав строгое внушение Флинту, назначила свободный удар в сторону ворот Слизерин.

Игра продолжилась.

Болельщики Гриффиндора продолжали возмущаться творящейся на поле несправедливости, но язвительнее всего о происходящем высказывался комментатор всей игры — Ли Джордан — тот самый мальчик, что пронес на поезд большого мохнатого паука-птицееда.

Некоторое время игра шла в том же темпе что и раньше. А затем резко остановилась.

Гарри вдруг резко спикировал вниз. Все отчетливо видели, как он внезапным движением поднес руку ко рту, словно его вот-вот должно было стошнить. Он выровнял метлу у самой земли, скатился с нее, падая на четвереньки, закашлялся, и что-то блеснуло в его руке.

— Я поймал снитч! — громко закричал он, высоко подняв золотой мяч над головой.

Игра закончилась первым выигрышем Гриффиндора в новом учебном году. К счастью Терезы ничего странного ни с Гарри, ни на трибунах, ни в воздухе не произошло.

* * *

В палате было светло и стерильно. Все вокруг пропитал запах обеззараживающих средств и лекарств. Невиллу казалось, что еще мгновение и его вырвет прямо на свежевымытый пол.

Прямо перед ним лежали тела его родителей. Они безразлично смотрели в потолок, никак не реагируя на слова бабушки Августы или собственного сына.

Впервые Невилл пришел сюда в пять лет. Сначала он не понимал что происходит, да и потом, лет до семи тоже. Только страх перед бабушкой заставлял его оставаться в отвратительной комнате с белыми стенами и двумя почти мертвыми телами.

Он никогда не воспринимал их как своих родителей. Это всего лишь их оболочки, без разума и, кажется, даже без души.

Невилл никогда бы в этом не признался вслух, но иногда ему казалось, что лучше бы они просто погибли, а не стали такими. Перестали быть людьми.

Трудно быть сиротой при живых родителях.

В отличие от бабушки он не тешил себя надеждами и отлично понимал, что они никогда не проснутся. Просыпаться просто нечему. Бездушные, лишенные разума тела не могут просто встать и начать жить как раньше. Мир слишком сильно изменился. Сам Невилл слишком сильно изменился. Трудно представить, что после десяти лет комы можно не сойти с ума опять. Вот ты был молодым двадцатилетним с младенцем на руках, а вот тебе уже больше тридцати и младенец давно уже вырос.

Больше всего Невилл боялся увидеть в их глазах неприятие. Услышать: «Это не наш сын».

Бабушка сидела на небольшом табурете между койками и зачитывала какие-то письма родственников. Невилл как всегда стоял рядом и старался не смотреть на лица родителей.

Приступ тошноты опять подкатил к самому горлу. Он помнил, что при первом посещении Мунго его вырвало, потом был обморок, а после приезда домой бабушка его выпорола.

«Ты не должен позорить меня и моего бедного Фрэнка на людях».

— Можно пойти попить воды?

Бабушка кивнула, не отрываясь от писем. Невилл, наконец, смог сбежать из палаты.

Холодная вода немного привела его в чувство. Ледяные капли стекали по подбородку и падали на воротник рубашки. Невилл вытер лицо рукавом и вышел из туалета. Возвращать обратно в ненавистную палату он не хотел, поэтому пошёл в сторону небольших диванчиков для посетителей.

Прямо напротив того места что он занял, висел большой венок из омелы, рядом стояла большая аляповато-наряженная елка, а привет-ведьма носила шапку Санты Клауса. Рождество — семейный праздник, поэтому каждый раз утром двадцать пятого декабря он вместе с бабушкой идёт в больницу. Наверное, именно поэтому он и ненавидит этот день.

Внезапно в коридоре показался человек, которого он меньше всего ожидал здесь увидеть.

Профессор Саммерс шла по коридору, придерживая за плечи какую-то незнакомую девочку. Кажется, это была какая-то хаффлпаффка-первокурсница. Невилл встречался с ней пару раз на уроках гербологии и истории магии. Они тихо говорили. На лице профессора промелькнула боль, а девочка едва сдерживала слезы. Её губы тряслись, а глаза покраснели. Мгновение спустя они скрылись в одной из палат.

Невилл подошел ближе и задрал голову. На входной двери висел номер сорок пять, а чуть ниже, на небольшой медной табличке были выгравированы имена пациентов. Он знал, что каждый раз когда больного выписывают или наоборот селят в палату, имена и время прибывание на табличке меняются. На двери в палату родителей Невилла имена не менялись уже целых десять лет. Одна строчка на табличке привлекла его внимание.

Уильям Ламберт — 7 месяцев и 10 дней

В памяти всплыло имя той хаффлпаффки. Кажется, у нее была точно такая же фамилия, а звали ее Эмили. Да, точно, Эмили Ламберт.

Невилл даже не понял, зачем ему все это. Он никогда не был чересчур любопытным, всегда сторонился чужих тайн, но этот странный порыв, желание узнать что произошло, стало таким неожиданным, что он даже не смог сопротивляться.

Скучающая привет-ведьма за стойкой выжидательно выгнула бровь.

— Чего тебе?

— Здравствуйте, скажите, пожалуйста, кто лежит в сорок пятой палате?

— Ты слепой? Все на табличке написано.

— Н-нет, — Невилл замотал головой. Идея спросить у кого-нибудь из работников Мунго уже не казалась такой уж хорошей. — Мне просто надо узнать точнее. Там один мой знакомый лежит, сосед. Мне хочется узнать, что с ним произошло.

Врать Невиллу было противно, но видимо шляпа не зря отправила его на Гриффиндор, и где-то глубоко внутри авантюрная жилка в нем все-таки была.

Женщина раздраженно дернула губой, уткнулась носом в какую-то толстую книгу, похожую на бухгалтерскую, и начала перечислять.

— Реджинальд Стоун — выпил не сертифицированное лекарство из Лютного, трехлетняя кома. Мэри Гринхаус — упала с метлы, полуторагодичная кома. Гертруда Ланген… Лингернбар… Лингенбаур… тьфу, не могут что ли немцы нормальные фамилии придумывать? — женщина возмущённо зашипела. — В общем, тоже метла, год с небольшим. Последний — Уильям Ламберт, в коме из-за неудачного аврорского рейда, семь месяцев.

Невилл тихо поблагодарил привет-ведьму и хотел уже сесть обратно как понял, что место на диване занял молодой мужчина в магловской одежде. Наверняка сквиб или маглорожденный. Но утонченное красивое лицо и странная аура власти, какая может быть у какого-нибудь богатого аристократа говорила об обратном. Хотя, среди маглов тоже есть всякие графы и бароны. Может это один из них, просто случайно родившийся магом?

Невилл занял другое место с противоположной стороны холла. В этот же момент из палаты вышла профессор Саммерс с той девочкой. Эмили еле переставляла ногами и, если бы не крепкие руки преподавателя, она бы обязательно упала. На мгновение среди водопада длинных каштановых волос показалось багровое от слез лицо.

Навстречу им поднялся тот самый мужчина. Он обменялся с профессором тихими короткими фразами и помог Эмили дойти до камина, в огне которого все трое и исчезли.

* * *

Малая гостиная была погружена во мрак. Единственным источником света был огромный мраморный камин. Горящие языки пламени лизали чугунную решетку, плясали в отражениях больших стеклянных шаров на рождественской ёлке, отбрасывали желтые отсветы на старинную мебель, живые картины на стенах и старика, что сидел в глубоком кожаном кресле.

Он был старым. Жёсткое, некогда красивое лицо изрезали глубокие морщины, тонкие бесцветные губы впали в беззубый рот, руки покрылись вспухшими венами и древними шрамами. Это был воин, что по неизвестной причине не погиб на поле боя. Теперь ему оставалось только медленно умирать, мучаясь от боли в изношенном теле и болезненных воспоминаний.

Родители, брат и сестры, два сына, дочь, дяди и тетки, многочисленные кузены и кузины, любимая супруга…

Не пересчитать скольких ему удалось пережить.

Он взял фарфоровую чашку и сделал глоток обжигающего чая. Блеклые, некогда пронзительно-синие глаза не отрывались от игривого пламени в камине.

Нет ничего страшнее, чем хоронить собственных детей.

Старик вспоминал своё прошлое, вновь и вновь прокручивал в голове различные вариации своих будущих действий и их последствий. Сначала слухи, а теперь и беседа с одним из немногих людей кому он доверял, утвердила его решение.

Он кивнул сам себе, щелкнул пальцами и на кофейном столике рядом с кружкой появился пергамент, чернила и остро-заточенные перо. Губы старика безмолвно шевелились, пока на бумаге появлялись витиеватые буквы.

На Рождество Гарри получил странный подарок к которому была приложена короткая записка подписанная неким «дедушкой Полом».

* * *

Единственными звуками в мертвой тишине были стук трости и клацанье собачьих когтей по древним камням.

Коридоры Хогвартса ночью разительно отличаются от дневных. Есть такой забавный эффект — если в одиночестве оказаться в месте обычно наполненном людьми, сразу появляется чувство иррационального страха. Ночная школа давит на психику своими древними каменными стенами, шорохами и странными запахами.

Замок кажется живым.

Он дышит спертым воздухом запыленных переходов, стучит ставнями, хотя никакого ветра нет и в помине, сплетает послания в переливающихся нитях паутины и хранит множество тысячелетних секретов спрятанных в длинных тенях и заброшенных тайниках.

А еще он не любит когда кто-то лезет не в свое дело. Исчезающие двери и меняющие направления коридоры — лишь самые тонкие намеки.

Тереза не удивилась бы, узнав, что у замка есть примитивный разум, не выходящий за рамки того что есть у животных. Или мощного компьютера. Возможно, где-то глубоко под землей, среди заброшенных катакомб под замком гудит огромная машина, состоящая из сотен тысяч маленьких транзисторов, переключает которые не электричество, а магия.

Разум школы похож на разум собаки, что ластиться к хозяину и вгрызается в глотку непрошеного гостя. Тереза — не самый плохой учитель, она приносит пользу и замок, кажется, это чувствует. Поэтому-то и пропало гнетущее давление школы, которой когда-то давно не нравилось, что кто-то крадётся в темноте по секретным проходам.

Ей казалось забавным, что она идет открыто, не боясь попасться на глаза Филчу. Хотя при виде миссис Норрис рефлекс — желание спрятаться в тень и наложить заклинание невидимости — срабатывало мгновенно и неосознанно. На последних курсах не было ни одной недели, во время которой она бы не покидала гостиную Гриффиндора в неположенное время. Кажется, именно тогда она и подсела на крепкий кофе.

Хорошо, что среди её друзей были Джеймс с Сириусом. А у них в свою очередь была карта со всеми секретными переходами. Часть из них нашла Тереза, часть — другие Мародеры. В создании артефакта она не участвовала, но часть информации предоставила.

Возможно зря. Теперь уже не узнать, что произошло с картой и кто ею пользуется.

Внезапно Македонский зарычал, припал носом к земле и остервенело замахал хвостом. Коридор пропитал свежий запах кого-то знакомого, того чье присутствие здесь в этот час было совсем нежелательно. Пёс поднял умную голову и посмотрел в глаза хозяйке. На мгновение в голове Терезы промелькнул знакомый образ, пусть и немного искаженный собачьим восприятием.

— Интересно…

Фамильяр взял след. Тереза наложила на трость чары бесшумности и пошла следом. Теперь в коридорах царила почти полная тишина, не считая громкого дыхания пса и едва слышного клацанья когтей.

Два перехода, узкий коридор и перед Терезой приоткрытая дверь заброшенного кабинета. Сквозь щель были видны поставленные одна на другую парты, клубы пыли и красивое зеркало, высотой до потолка, в золотой раме, украшенной орнаментом. Оно стояло на подставках, похожих на две зверинные лапы с впившимися в пол длинными когтями.

Прямо на холодных каменных плитах сидел Гарри Поттер и завороженно вглядывался в зеркало. Рядом лежала слишком хорошо знакомая мантия-невидимка.

Сразу стало понятно, какая гравировка нанесена на зеркало и какую опасность оно таит.

— Не слишком ли поздно для прогулок, Гарри?

Мальчик вздрогнул и неуклюже подпрыгнул, сжав мантию и со страхом глядя на Терезу.

— Профессор Саммерс! Я думал вы уехали на каникулы со всеми остальными!

— Пришлось вернуться за кое-какими документами. И вот я решила прогуляться по ночному замку, вспомнить молодость… — Тереза подошла ближе и оперлась на трость. — И что я вижу? Ты сидишь один в темноте перед опасным артефактом, что свел с ума тысячи людей, а в пыли валяется самое дорогое наследство твоего отца.

— Я… все не так! — он сжал дрожащими пальцами ткань мантии-невидимки. — Просто оно, это зеркало… ну, оно показывает мне мою семью…

— Сколько ночей ты сюда уже приходишь, Гарри?

— Эта третья, кажется, — добавил он неуверенно.

— Третья. А могла быть сотая. Люди умирали от голода и переутомления перед этим зеркалом. Знаешь сказку про Алису и ее путешествие в Зазеркалье? С тобой может произойти такая же история, только вернуться уже не получится, — лунный свет отражался в серых немигающих глазах Терезы, заставляя их жутко светится изнутри. — Чем больше смотришь в это зеркало, тем скорее тебя затянет. Тебя будет тянуть к этой вещи, пока ты окончательно не провалишься. Лишишься разума окончательно и бесповоротно.

Гарри не отводил взгляда от отражения и фантомов скрытых за зеркальной гладью.

— Почему?

— Прочитай надпись над зеркалом. Все слова написаны наоборот.

— Я показываю не ваше лицо, — Гарри читал медленно, но с каждой строчкой смысл все быстрее доходил до него, — но ваше самое горячее желание.

— Да, твоих родителей нет в этом зеркале. Это всего только лишь туман, принявший их облик. И ничего больше.

Гарри низко опустил голову, так чтобы Тереза не видела слез, что скопились в уголках его глаз.

— Я никогда их не видел. Никого. Ни маму, ни папу. Тетя Петунья сожгла все фотографии. Только сейчас я увидел их лица… И они оказались ненастоящими.

— У меня дома есть несколько фото, что были сделаны во время войны. На нескольких есть Джеймс. Еще у Хагрида должно было кое-что остаться. Он хоть и лесник, да еще и полувеликан, но с фотоаппаратом обращается не хуже чем с животными. Это его маленькое хобби. Попроси его показать свою коллекцию. Тебе он не откажет. А еще он может написать сокурсникам твоих родителей. Возможно, у них тоже что-нибудь осталось. А еще есть газетные вырезки и министерские архивы в которые перенесли часть имущества твоей семьи после того Хеллоуина.

— Правда? А вы можете меня летом туда… — тут Гарри замолк, словно о чем-то вспомнил. — Хотя, нет, не надо профессор. Я сам. Наверное.

Тереза внимательно всмотрелась в его лицо и кивнула, принимая желание Гарри не говорить о планах на лето.

— Твое право. Я не могу и не буду тебя ограничивать, — она кинула беглый взгляд на механические часы на запястье. — Уже поздно. Я скажу директору чтобы он аккуратнее разбрасывал свои… «игрушки», особенно настолько опасные. Думаю, зеркало перенесут. А если этого не сделают, то в школу могут внезапно нагрянуть чиновники из Министерства. Они очень любят конфисковать разные темномагические вещицы.

Темнота рядом с древними партами неодобрительно кашлянула. Македонский, все это время неотрывно смотрящий в ее сторону на мгновение оскалился. Маги, даже самые могущественные, могут становиться невидимым и неслышимыми, но всегда забывают о запахе — самом мощном индикаторе чужого присутствия для животных.

— И, Гарри, эта мантия — твое единственное напоминание об отце. Только поэтому я не забираю ее у тебя. Другие учителя не будут настолько же добры. Поэтому храни ее и используй только в самых крайних случаях, когда другого выхода просто нет. Ты же не хочешь лишиться единственного наследства от родителей?

— Нет, профессор. Я буду осторожен, — Гарри завернулся в серебристую ткань, под которой растворилось все тело кроме головы. — Могу я задать вам один вопрос?

Тереза кивнула.

— Что вы видите, когда смотрите в зеркало? — выпалил мальчик, затаив дыхание.

— Не знаю. Я не заглядывала внутрь. Не хочу стать зависимой от зачарованного стекла.

Гарри полностью исчез под волшебной тканью и тихо, насколько мог, пошел в сторону гостиной Гриффиндора. Тереза некоторое время смотрела ему в след, а потом пошла в сторону своего кабинета.

Она не врала, но исказила правду. В зеркало она не смотрела, но лишь потому, что слишком хорошо знала, что именно увидит по ту сторону зеркала.

Оживших мертвецов и мечты, разбитые вдребезги.