Льва узнают по когтям (джен)

Трактир «Кабанья голова» был темным и грязным. В воздухе витало непередаваемое сочетание вони блевотины, козлиной мочи и скисшего вина. Бармен за стойкой разливал посетителям огневиски — редкостную дрянь, не чету нормальному скотчу.

Единственное, что было хорошего в этом заведении — это отличный эль. Видимо, хозяин делал его самостоятельно, и это было одним из факторов, что удерживали его от полного разорения.

Но главной причиной, почему в этом со всех сторон отвратительном помещении еще кто-то оставался, было полное безразличие хозяина трактира к личностям посетителей. Ты можешь быть оборотнем, Пожирателем или хоть самим Волдемортом… Тебе, как и любому другому в этом баре, поставят засаленную кружку с каким-нибудь пойлом и никто не будет задавать вопросы кроме двух: «Еще налить?» и «Наличка есть?».

Прямо посреди главного зала громоздились три сдвинутых вплотную стола накрытых издевательски чистым зеленым сукном. Оно, разумеется, было трансфигурировано из обычной скатерти. За импровизированным игорным столом сидели контрабандист, гоблин, полувеликан и два профессора Хогвартса, один из которых подозревался в покушении на убийство нескольких детей.

Тереза поправила широкополую шляпу с огромным искусственным пером под павлина и улыбнулась. Пошлый макияж, измененная моторика, обычные магловские цветные линзы вместе с седым париком и толстой оправой очков сделали из нее абсолютно другого человека. По крайней мере, этой маскировки хватило, чтобы Квирелл и Хагрид ее не узнали.

Место крупье заняла единственная официантка — некрасивая обрюзгшая баба, издалека напоминающая пивной бочонок.

Голоса в зале затихли. Началась раздача.

Противники посмотрели карты. Тереза спокойно сидела, отслеживая их реакции.

Гоблин потянулся к козлиной бородке — притворяется. А вот едва обнажившиеся клыки явно свидетельствуют о разочаровании. Высчитывает, сколько карт взять в добор. Должна быть вероятность серьезной комбинации.

Старик-контрабандист напротив дернул пальцами. Они чуть побелели. Значит напряжен. Ясно, карта средняя, но возможно еще повезет.

Квирелл, закутанный в черную мантию, словно жена какого-нибудь шейха, кусал изнутри щеку, едва сдерживая улыбку. Под хламидой это было почти незаметно, но ткань рядом с челюстью немного подрагивала. Значит, карты сильные.

Хагрид сделал глоток эля. Его большое красное лицо возвышалось над всеми игроками, поэтому понять, какие эмоции он испытывает было практически невозможно.

Тереза посмотрела на свои карты. Две десятки. Можно собрать каре, фул-хаус или сет. В худшем случае будет две или одна пара. Губы дрогнули в едва заметной улыбке, словно там были не десятки, а два туза. Контрабандист это заметил и напрягся.

— Повышаю до двух сотен сиклей, — сказал Квирелл. От его привычного страха, неуверенности и заикания не осталось и следа.

Гоблин и контрабандист поддержали. Остальные сбросили карты.

По итогам первой партии оказалось что профессор магловедения блефовал и вместо карт у него была какая-то шваль… Которую он очень удачно заменил королем червей из своего рукава, а затем эффектно выложил на стол стрит-флэш, обобрав гоблина почти на шестьсот сиклей или тридцать пять галлеонов.

Тереза опустила голову так, что ее злую ухмылку закрыли широкие поля шляпы. Значит, Квирелл не только выведением троллей увлекается, но и шулерством. Как мило.

План созрел быстро.

В рот отправились пилюли с зельем, нейтрализующим воздействие алкоголя. Сдав две партии и выиграв еще три, Тереза помахала бармену, показала на пустую пинту и сказала, намеренно едва ворочая языком:

— Повтори!

Хозяин таверны в ответ что-то поворчал о старых алкоголичках, готовых пропить и проиграть все имеющиеся деньги, но заказ выполнил.

Несколько часов спустя, когда у всех посетителей бара не осталось сомнений, что старуха в идиотской шляпе с павлиньим пером вусмерть пьяна, Квирелл начал действовать. Он подсел к такому же пьяному Хагриду. Тереза полулежала за соседним столиком и внимательно слушала своих соседей, усердно изображая полную невменяемость.

Первые несколько фраз потонули в шуме таверны, но затем Квирелл что-то сказал и Хагрид встрепенулся, мгновенно протрезвев.

— Настоящее?!

— Да тише ты! — Квирелл шикнул на него. — Люди могут услышать.

Хагрид понятливо закивал и пригнулся, словно хотел стать меньше. Не помогло.

Тереза открыла глаза и прислушалась внимательнее.

— Лучше скажи, можешь справиться с таким зверем? Не хочу, чтобы на меня вышли, если дракон всех перебьет по твоей вине.

— А как же! У меня настоящий цербер по струночке ходит. Ластится, вкусненького просит… Я ему песенку спою и он как шелковый, — лицо Хагрида приобрело мечтательное выражение, а затем посерьезнело. — Ты лучше покажи яйцо. Я подделку сразу пойму!

Тереза едва сдержалась, чтобы не выругаться. Яйцо и Хагрид в одном предложении не сулили ничего хорошего в будущем. Прецедент, к сожалению уже был. Хотя бы те же акромантулы и еще бог знает, какие лесные твари, которых лесник холит и лелеет уже почти полвека.

В глазах Квирелла на мгновение загорелись бешеные огни. Он порывисто вздохнул, осмотрелся и приоткрыл сумку. Пламя засаленных свечей отразилось на гладкой черной поверхности драконьего яйца.

Глаза хранителя ключей засияли как начищенные галлеоны. Личный дракон всегда был для него недостижимой мечтой. Трудно устоять перед возможностью исполнить свое самое сильное желание.

Вот только Тереза отлично помнила, сколько лет дают за хранение драконьих яиц и попытку вырастить живую особь. Обвинители могут еще приплести угрозу детским жизням и тут можно уже не сомневаться, что Хагрида ждет пожизненное в Азкабане. Полувеликан все это отлично знал, но его разум, пребывающий в стране розовых единорогов (хотя, в данном случае скорее драконов) и алкоголя, явно не был способен бороться с искушением.

Тереза поняла, что друга надо спасать.

Она опрокинула еще одну пинту эля, перегнулась через проход между столами и сказала хриплым, совершенно не своим голосом:

— Эй, мужики, вы на эту цацку в карты играть будете? Можно с вами, а?

— Вали в задницу к Мордреду старая карга, — оскалился Квирелл. — Не твое дело.

— Полегче, приятель, — Хагрид нахмурил кустистые брови. — Старших уважать надо, вот. Тебе че, жалко, что ли? Пусть сыграет.

Учитель магловедения готов был выругаться еще жестче, но внезапно лицо его перекосило, словно от сильной мигрени и он хлопнул по столу:

— Ладно, садись, старуха. Только без шуток, ясно? Попробуешь мухлевать или полезешь своими грязными пальцами к яйцу, найдешь их завтра в кормушке у свиней.

Тереза пьяно потрясла головой. Огромное павлинье перо закачалось в такт, едва не задев Хагрида.

Все трое опять сели за игральный стол. Остальным посетителям бара было уже давно плевать на игру, поэтому никто не спросил о ставках.

Каждый снял с колоды карты. Тереза взяла три вместо двух, и когда мужик за соседним столиком заорал на весь паб: «Еще виски!», ловко убрала самую неудачную карту в голенище сапога. Квирелл не заметил всех этих манипуляции и продолжил поднимать ставки.

Играть честно имеет смысл только с теми, кто и сам следует правилам.

Наконец цель игры была достигнута — Хагрид сбросил карты и разочарованно вздохнул. Терезе стало его жаль. Она похлопала лесника по плечу, сказала что-то утешительное и заказала двойную порцию его любимой медовухи. Не самое лучшее утешение, но в данном случае иного просто нет.

Начался последний круг ставок. Квирелл поднял на Терезу взгляд, слишком внимательный, пробирающий до глубины души…

Ментальные щиты задрожали под невероятным напором чужой воли. Но выдержали. Тереза нервно улыбнулась. Пронесло. Хорошо, что сразу после первой встречи с директором она достала из семейных закромов фамильную подвеску, защищающую разум, и с тех пор носила на людях, не снимая. Вещица старая, дорогая и едва ли не единственная в своем роде. Большинство родственников все-таки полагалось на собственные силы, а не на различные артефакты, которые могут сломаться или потеряться в самых ответственный момент. Но для Терезы, никогда не бывшей гением легилименции, такая вещица оказалась очень кстати.

Глаза Квирелла подозрительно сузились. Тереза явно ему кого-то напоминала, но он не мог понять кого именно.

Карты легли на стол. Каре против фул-хауса. Очень близко, но не настолько чтобы выиграть.

Квирелл заскрипел зубами и бросил в Терезу сумку. Она едва заметно охнула, когда трехкилограммовое яйцо ударило ей в живот.

— Забирай и только попробуй еще раз попасться мне на глаза, старая шлюха.

Тереза кивнула и нервно улыбнулась, показав накладные золотые коронки.

Хагрид провожал свою так и не случавшуюся мечту грустным взглядом побитого щенка. Тереза подавила в себе жалость. Все сделано верно. Если бы Хагрид получил яйцо, то оказался бы на скамье подсудимых и всю оставшуюся жизнь гнил бы в Азкабане под надзором дементоров.

Она перевела взгляд на Квирелла спешно покидающего бар. Теперь он не отвертится. А директора Дамблдора ждет очень серьезный разговор «по душам», что с вероятностью в восемьдесят процентов окончится увольнением Терезы.

* * *

Рон стоял перед входом в Большой зал и дожевывал булочку с мясом.

Вокруг заинтересованно галдела толпа старшекурсников. Прямо на двери висел плакат.

ОБЪЯВЛЯЕТСЯ НАБОР В ШАХМАТНЫЙ КЛУБ!

Вы можете найти друзей со схожими интересами, научиться играть в шахматы и просто приятно провести время за игрой. Все, кто хочет попробовать себя, приходите в 15 кб. на третьем этаже.

Первое занятие пройдёт в эту пятницу в 5:30 вечера!

— Наконец-то в этой школе появилось хоть какие-то развлечения кроме квиддича и плюй-камней! — облегченно вздохнул какой-то парень из Хаффлпаффа.

— Я в начальной школе в похожий клуб ходила! Помню было прикольно.

— А меня папа учил!

— А я ни с кем кроме бабушки не играл.

— Интересно, кто будет нас учить?

— Наверное, профессор Макгонагалл. Пятнадцатый кабинет недалеко от кабинета трансфигурации.

— Или профессор Флитвик, — задумчиво поправил очки староста Рейвенкло.

— Не, у него хор есть. Зачем ему два клуба курировать?

— А может Снейп?

Толпа мгновенно замолкла и одним слаженным движением повернулась к тощему слизеринцу-третьекурснику. У всех в глазах стоял немой вопрос: «Он совсем сдурел?».

— Скорее уж Хагрид станет ловцом.

Гул все нарастал.

Квиддичные матчи хоть и являются любимым развлечением магов, но проводятся не чаще раза в пару месяцев, в плюй-камни играют на улице, для хора профессора Флитвика не у всех подходит голос, а тут такое! Даже те, кто в жизни не садился за игровой стол вдруг резко почувствовали себя будущими великими гроссмейстерами.

Рон тоже был воодушевлен, удивлён и рад. Но жевать не перестал. Он и не предполагал, что профессор Саммерс сдержит слово и организует шахматный клуб. Он уже давно привык, что взрослые в большинстве случаев забывают о своих обещаниях.

Рядом появилась Гермиона, заинтригованная не меньше, чем все вокруг. После Хеллоуина она стала вести себя гораздо сдержаннее и спокойнее, почти перестала лезть с поучениями, даже подружилась с какими-то девочками с Рейвенкло, Хаффлпаффа. И даже Невиллом. Но это совсем не значило, что её отношения с Роном стали лучше. Да, он искренне извинился и раскаялся, но особой дружбы между ними не сложилось.

Рон хорошо помнил тот липкий страх и стыд, что накрыли его с головой, когда на лице Перси промелькнул ужас и разочарование, а в разговорах учителей слышался неприкрытый страх. Все это навсегда врезалось ему в память. Если бы он тогда не наговорил Гермионе гадостей, то она бы не оказалась наедине с троллем. Да, она противная и невыносимая заучка, но это не совсем не значит, что она заслуживает смерти.

Он понял, что его слова могут стать причиной чужой гибели. Впервые в жизни Рон начал следить за тем, что говорит и делает.

* * *

В кабинете находилось двое: феникс и его человек.

Птица величественно восседала на витой позолоченной жёрдочке и дремала, полуприкрыв янтарные глаза. Ее давний компаньон с не менее величественным видом сидел в мягком кресле, слой золотой краски на котором мало отличался от того, что покрывал насест.

Единственным источником освещения в кабинете был камин. Оранжевые отблески огня плясали на стенах, преломлялись о металлические бока необычных приборов и бросали длинные тени на лицо директора — единственного человека в безмолвной комнате. Он, как и феникс, дремал. Его пальцы были сцеплены в замок, седая голова упала на худую старческую грудь, а глубокая морщина, пролегшая между бровями, не разглаживалось даже во сне. Он казался безумно усталым.

Перед Альбусом лежала кипа документов. Рядом было еще две таких же. А ведь сколько новых бумаг ему принесут завтра вместе с утренней почтой! И все их надо прочесть, подписать или не подписать, проверить, как ведется учет школьного имущества, составить план расходов на будущий месяц, договориться о встрече с попечителями…

И это лишь дела школы, а ведь он еще и председатель Визенгамота, этой клоаки набитой пауками — мерзкими чистокровными выродками, забывшими о чести, достоинстве и совести. Они давно мечтают перегрызть горло своему политическому оппоненту, и каждый день ищут все новые способы его устранения. А ведь он руководит школой, в которой учатся их дети и внуки.

Кустистые белые брови сдвинулись сильней. Он всхрапнул, как злобный конь и откинулся назад, ещё глубже погружаясь в сон.

Фоукс ободряюще курлыкнул. Старый друг сильно вымотался за последнее время. Слишком сложно в одиночку разобраться с постоянными попытками амнистировать узников Азкабана и давлением со стороны председателей.

Живые родственники Пожирателей Смерти последние несколько лет сидели тихо, но как оказалось, сдаваться не собирались. В ход шло все: начиная от обычных взяток и шантажа, до попыток организовать побег и добиться перевода арестантов в Мунго по причине их невменяемости. Разумеется, все это было ложью, но нанятые ими адвокаты были мастерами своего дела. Они пользовались законами, как им вздумается, и единственной ценностью считали деньги. Порой, даже влияния главы Везенгамота не хватало, чтобы избавится от этих акул.

Например, старший Розье выбрался на волю месяц назад. Его внезапно признали сумасшедшим, перевели в Мунго и положили в палату душевнобольных. Директор прекрасно изучил своих политических противников и уже представлял их дальнейшие действия.

Через полгода, если не раньше, в палату попадет невиновный, сведенный с ума человек, скрытый под личиной преступника и останется в ней навсегда, а настоящий Розье в это время будет скрываться где-нибудь на берегу Средиземного моря и терпеливо ждать возрождения своего хозяина. У старых семей есть свои грязные секреты и средства, куда более действенные, чем оборотное зелье.

Фоукс тяжело покачал головой. Будь его воля, все эти глупые люди давно были бы испепелены Адским пламенем, а их головы раскололись бы, как гнилые орехи, под ударом его клюва. Но, увы, несмотря на возраст, старый друг не любил такие методы и почти все время после их знакомства распекал его за кровожадность.

Внезапно в дверь постучали. Альбус всегда спал очень чутко, поэтому мгновенно открыл глаза, надел очки и махнул рукой. Фоукс недовольно нахохлился и обернулся в сторону непрошеного гостя.

В кабинет зашла новая учительница ЗОТИ с сумкой в руках. Фоукс никогда не видел ее вблизи и стал с интересом рассматривать. Внешность и одежда его волновали мало — это люди будут в первую очередь глядеть на внешнюю оболочку и эти заменяющие перья тряпки. Нет, он смотрел и видел то, чего никогда бы не заметил простой маг. Пылающую душу, закованную в тесные рамки человеческой морали и законов, а еще отвратительный нарост, поразивший всю правую голень и стопу. Предсмертное проклятие.

Большую мерзость он видел только на затылке у этого мальчишки Квирелла.

Пока Фоукс разглядывал женщину, директор назвал ее Терезой, предложил присесть на соседнее кресло у камина и попробовать чай вместе с его любимыми лимонными дольками.

Феникс только раздраженно щелкнул клювом. Попытки назвать эту кислую мерзость едой, были просто за гранью его понимания. Женщина отказалась от угощения и, по его мнению, сделала абсолютно верно. Началась обычное расшаркивание в виде разговорах о погоде — словно им на нее не плевать — школе и политической ситуации в стране. Иногда ему казалось, что Альбус скрытый мазохист, получающий извращенное удовольствие от всей этой чуши в документах и бессмысленных разговорах. Спустя пару минут Фоукс выпал из разговора, засунув голову под крыло.

Он уже почти задремал, когда Тереза достала что-то из сумки и поставила на небольшую тумбу у входа. Феникс сначала не поверил своим глазам, но огромное драконье яйцо никуда не исчезло.

— Откуда это у вас?

— Вчера Квирелл играл в карты вместе с Хагридом и почти проиграл ему эту вещь. Не знаю, зачем он так хотел, чтобы это яйцо оказалось у него.

— Вы следили за ним? — Альбус нахмурился. — Я же просил этого не делать. Северус и так его почти спугнул…

— В отличие от вашего карманного зельевара у меня есть опыт шпионажа. Но я хочу вернуться к Квиреллу, — женщина резко посерьезнела. — Вы понимаете, сколько законов он уже нарушил? Не знаю, зачем вы его покрываете, но если так продолжится, то троллем и драконом школа не отделается. Вы же не хотите оказаться на скамье подсудимых как соучастник и укрыватель?

Фоукс расправил крылья и злобно посмотрел на эту наглую женщину. Какая настырная и глупая. Она ничего не понимает, но все равно лезет, куда не просят.

— Для этого кто-то должен донести, — голос директора был мягким и умиротворяющим, как свет над головой удильщика. Стоит только расслабиться и обмануться, как сразу же окажешься в клыкастой пасти.

Женщина даже не шелохнулась, словно завуалированная угроза была адресована не ей.

— Знаете, директор Дамблдор, сейчас я скажу вам несколько очень важных вещей. Первая — мне нужна полная и четкая информация, почему вы все еще не сдали опасного преступника. Вторая — если я ее не получу, то завтра все Министерство узнает о ваших непонятных экспериментах, во время которых вы подставляете под удар детей. Третья — если ваши цели окажутся более понятными и приземленными чем размытое «Общее благо», то я не только не буду вмешиваться, но и возможно помогу вам. И четвертое, — в серых глазах женщины отразилось пламя, — если со мной что-то произойдет… Все что угодно, начиная от моей смерти, исчезновения, внезапного помешательства, взятие под контроль с помощью любых ментальных заклинаний или частичного уничтожения памяти, ваш арест произойдет раньше чем вы успеете осознать произошедшее.

Фоукс тяжко вздохнул. Вот зачем Альбус послушался рекомендаций Аластора и взял в Хогвартс эту на голову отбитую стерву? Словно они оба не знают, что незнакомый аврор, пусть и бывший, будет скорее мешать, чем сделает хоть что-то полезное. Жилку следователя и непримиримого борца с преступностью нельзя искоренить никакими контрольными работами и ежедневными лекциями.

Однако, Альбус только улыбнулся. Один только изгиб старческих губ дал фениксу больше чем любые слова. Он мгновенно понял, как будет выстраиваться дальнейший разговор и чем завершится эта беседа.

— Вы блефуете.

— А вы хотите рискнуть своей репутацией и карьерой, чтобы проверить лгу я или нет? — женщина отразила его улыбку. Такую же холодную и опасную. Глаза Альбуса напоминали ледяные озера, а глаза Терезы — ртутные. Красивые, изменчивые и смертоносные.

— Знаете, Тереза. Вы никогда не задумывались, почему я так долго прожил, хотя врагов, как вы знаете, у меня очень и очень много?

Женщина сощурилась и подобралась, словно была львом, готовящимся к прыжку. Старый друг только по-отечески улыбнулся при виде этой вполне ожидаемой реакции.

— Я умею отлично вести переговоры. У вас есть вполне логичные подозрения и информация которую я не хочу распространять. У меня есть ответы на ваши вопросы.

— И вы дадите их так просто? Неужели нельзя было начать с этого полгода назад, во время нашего разговора после Хеллоуина?

Старый друг расслабился, чуть усмехнулся и сделал глоток чая.

— На то были причины. Но вы ведь хотели получить ответы? Хорошо, тогда слушайте, Тереза. Только знайте, что известная мне информация может сильно пошатнуть привычный вам мир. И не говорите мне потом, что я не предупреждал вас.

* * *

Кухня утопает в солнечных лучах, ароматах свежей выпечки и счастье.

Мама достает из печи дымящийся пирог, украшенный консервированными ананасами. Отец ходит среди палисадника с большими садовыми ножницами и лейкой. Лаки и Несси — две короткошерстных колли идут за ним следом, словно привязные.

Майкл лежит на подоконнике и болтает ногой. Солнце золотит крупные светлые кудри на его голове, подсвечивает пронзительные светло-серые глаза и делает его каким-то нереально красивым. Несколько соседских девчонок бросают томные взгляды в сторону настежь открытого окна. Трудно не смяться при виде их мечтательных лиц.

Брату сейчас не до них. Он привычными, идеально отточенными, немного ленивыми движениями тасует колоду.

Бубновый валет, двойка пик, тройка червей, опять пики, теперь десятка червей, король треф, джокер…

Карты мелькают в его длинных пальцах. Мама говорит, что у него музыкальные руки, а отец — шулерские. Наверное, правы они оба. Брат отлично рисует и играет на скрипке, но еще лучше у него, получается играть на деньги и разбираться с пуговицами на женских блузках.

Пожалуй, он делает это слишком умело для пятнадцатилетнего парня.

Наконец Майклу это надоедает. Он садится по-турецки и хлопает по освободившемуся месту на подоконнике. Все понятно без слов. Остается только подтянуться и устроиться напротив.

Какая игра? Покер.

Разновидность? Техасский холдем, безлимитный.

На что ставки? Правда и секреты.

Брат быстро перетасовывает колоду. Карты теперь проносятся так быстро что не удается разглядеть даже узор рубашек. Стоит первым картам после раздачи лечь на стол, как внутри у обоих противников одновременно, словно по команде, переключается какой-то никому не видимый тумблер с большой жирной надписью «БЛЕФ».

Все началось с шахмат. Да, когда дедушка Дуг решил занять своих любимых внуков чем-то более интеллектуальным, чем лазанье по деревьям, купание в озере и драки с соседскими детьми.

Потом он, скорее всего, тысячу раз пожалел о своем решении.

Потому что простыми шахматами все дело не ограничилось. Свой первый фунт стерлингов Майкл выиграл в школе, между уроками, когда играл в шахматы на деньги. Покер, блэкджек и бильярд появились значительно позже, но заняли еще более важную нишу в его жизни.

Даже в частный пансион в Эдинбурге он отправился только затем, чтобы обирать сынков богатых банкиров, лордов и прочих толстосумов.

Стоит ли удивляться, что его выгнали из школы спустя два года учебы?

Отец его тогда выпорол. Но Майклу было плевать. За школу родители все равно не платили, а сам он заработал почти полсотни тысяч долларов. Правда, когда перед позорным изгнанием его вещи досматривали, то ничего не нашли. Все чеки и наличные он с помощью совиной почты пересылал любимой сестренке. Ей лишь оставалось складывать их в пластиковый контейнер из-под обуви и прятать среди старых игрушек на чердаке.

Не будь брат сквибом, Слизерин принял бы его с распростертыми объятиями…

Сон резко оборвался. Щеку неприятно жгло, дико болела спина и шея, горло пересохло.

Остатки воспоминаний все не исчезали из памяти, с каждой секундой принося все больше эмоций. Сколько радости, простого детского счастья было в тех летних посиделках на кухне…

И сколько боли теперь приносят одно только воспоминание о них.

На часах было ровно три часа ночи. «Макбет» Шекспира выпал из рук и теперь лежал на ковре, припорошенный пеплом из погасшего камина.

Тереза потерла глаза, подняла книгу и плотнее завернулась в толстый шерстяной плед, которым ее кто-то укрыл, пока она спала. Скорее всего это был Лео или Лотти. Муж бы не церемонился, а просто отнес ее в спальню и уложил в нормальную постель. А утром провел бы лекцию о том, как плохо спать в доисторических викторианских креслах, а также какой вред наносится шейному отделу и позвоночнику и так переживающему не лучше дни из-за повышенной нагрузки на левую ногу.

Как же иногда тяжело иметь в семье дипломированного врача.

Тереза прислушалась. С верхнего этажа раздавался громогласный храп. Значит, помимо нее и детей в доме остались только её родители.

— Рури, принеси чай с мелиссой… Хотя, нет, лучше бутылку бурбона. И разожги камин.

— Конечно, хозяйка, — домовушка поклонилась и исчезла.

Спустя секунду, в камине вновь запылал огонь, заставивший мрак отступить. Портреты на стенах начали недовольно возмущаться. Пламя осветило изможденное лицо Терезы и безмолвные черно-белые фотографии на каминной полке. На них шевелились маленькие человеческие фигуры. Муж, дети, родители, бабушки и дедушки, а еще…

Одного взгляда на одну из этих застывших во времени фигурок хватило, чтобы нестерпимая боль мгновенно сжала сердце. Секунду спустя осталось лишь одно желание — вырвать его к чертям.

Просто чтобы перестало болеть.

На кофейном столике рядом с креслом появилась непочатая бутылка и чистый стакан. Первый глоток обжег горло. Тереза бросила грустный взгляд на пепельницу. У нее в руках лучший бурбон, в одном из шкафов лежит хьюмидор полный кубинских сигар, ей чертовски хреново, но…

Но Тереза привыкла выполнять данные клятвы и обещания. В кои-то веки, ее природное ослиное упрямство оказалось направлено в правильное русло.

Она обессилено растянулась в кресле, сделала еще один глоток и бросила обреченный взгляд на раскрытую книгу.

«И гибель ждет его, как всех,

кто слишком верит в свой успех».

Отличная эпитафия для профессионального шулера.