Через ненависть (джен)

Тут Кадрим задумался надо всем сказанным и начал понимать, что имела в виду Ретрин.

— Посто-о-й! Амадар и Мариэль? Я что-то пропустил? Как? У меня под носом?

— Она тебе не говорила? — спросила подскочившая на месте Ретрин и испуганно прикрыла губы ладонью.

Кадрим озадаченно почесал макушку.

— Значит, Амадар имеет от меня секреты. Нехорошо. Ох, как нехорошо.

Только он собрался уходить в деревню, как тут Ретрин, всё ещё мокрая, неожиданно прыгнула на его спину. От соприкосновения с мокрой тканью его же собственной, кем-то бессовестно украденной рубашки неприятно холодило кожу.

— Я не пущу тебя к Амадару, — раздался над ухом мурлыкающий голос.

— А ну, брысь!

Вспылив, Кадрим скинул бы её, да эльфийка выловчилась и, плавно соскользнув, приземлилась прямо перед ним, не давая пройти.

— Стоять! Говори сначала со своей Марулькой. Вот ведь искусительница! Плутовка. Задурила голову моему мальчику.

Кадриму пришлось бороться с желанием наорать на Ретрин. Но и не засмеялся от абсурдности. Она зацепила его, спровоцировала на спор, распалила желание защитить честь Мариэль.

— Мальчику? Ретрин, ты чего? Он, конечно, не такой древний, как ты, но прожил больше шестисот лет!

— Но суть одна! Так что не вини моего Амадара в том, что сейчас творится. В конце концов, не он таскался за Мариэль хвостиком и в дом, и в огород, и на жаркую ночь летнего солнцестояния.

— По-моему, ты преувеличиваешь. Мариэль любопытна, она интересуется целительством. А к кому, если не к Амадару, она пойдет?

Неожиданно Ретрин захохотала.

— Целительством интересуется, как же. Знаю я очень хорошо, что девушек интересует в её возрасте. Вы, мужчины, так наивны. Вот большинство и клюёт на этот невинный взмах ресничками и томный вздох.

Словно демонстрируя для пущей убедительности, она повторила ровно так, как и описала на словах. Ненавязчиво моргнула ресницами и с шумом коротко вздохнула, чуть приоткрывая рот в лёгкой очаровательной полуулыбке. Но на сурового воина такое не подействовало. Вызвало лишь недоумение. Кадрим изогнул бровь и тут же парировал вопросом.

— И по ком же ты вздыхала в ее возрасте, Ретрин?

Он тоже решил изъясниться наглядно и с глупым выражением лица приложил руку к груди, после чего охнул своим низким басом и растянулся в своей полной тягучего лукавства усмешке. А Ретрин, отвечая с тем же ехидством, вдруг раскинула руки и пожала плечами, будто так и говорила: "Прости, но разочарую".

— Я женщина уже давно, Кадрим. Причём не по своей воле. В таком возрасте девочки обычно в кукол играют. Думаю, именно поэтому у меня не было ни периодов воздыханий, ни периодов слёз и депрессий от того, что симпатичный юноша пренебрёг моим вниманием.

Ретрин объясняла всё это обыденно, как если б толковала о причинно-следственных отношениях между миграцией уток и депрессивными состояниями у старожилов. А за это время подняла упавшую куртку, отряхнула и набросила на плечи. Но когда увидела лицо Кадрима, внутренне содрогнулась. Он был растерян, смотрел на неё широкими глазами и не знал, что делать. Ретрин такое поведение ой как не нравилось.

— Что? Хочешь сказать, не думал, что такое возможно.

Она вытащила его из раздумий. И Кадрим тут же фыркнул, скрестил руки да заявил:

— Нет уж, это как раз-таки всё объясняет наилучшим образом.

И они вместе отправились обратно в деревню, продолжая перебрасываться своими аргументами в пользу Амадара или же Мариэль.

Как только Ретрин ступила за пределы деревни, начало происходить необъяснимое. Стоило только прилечь Драко, чтобы отдохнуть, как почти сразу же, если верить Амадару, из сна он вырвался с криками и в чистейшей панике. Драко не разбирал, что происходило вокруг с минут пять, всё ещё преследуемый огромной змеёй, которая пожирала на его глазах удивительно знакомую женщину. Сон был настолько явный и живой, что Драко попросту не смог больше лечь. Даже от вежливо предложенного отвара отказался. Пусть лучше Амадар отдохнёт. А Драко в это время сможет разобраться со связками сушащихся на зиму трав, развесить которые сил просто не оставалось. И только он стал на шатавшийся табурет и уже вытянул руки, усердно сохраняя равновесия и стараясь не задумываться о своём шатком положении, как вдруг его напугал крик Амадара.

—Ретрин! Ретрин! — звал он и метался от стены к стене, словно не знал, куда идти и где искать.

Драко тут же бросил всё, что он там делал, чуть ли не кубарем слетел с трижды проклятущей табуретки и кинулся к другу, начал бить по щекам и требовать отозваться. Уже тогда подозрительное чувство беспокойства засело где-то под ложечкой, как та самая змея из сна.

Амадар, как и Драко до этого, относительно быстро вернулся в реальность и с удивлением смотрел на друга. Они ничего не говорили, но вопрос "Что это было?" читался в глазах каждого. Разве была надобность в том, чтобы озвучить его? Как вдруг Амадар махнул рукой и сказал:

— Брось. Мы просто все устали и встревожены. Вот подсознание и выдаёт такие шутки.

— Как-то мне не до смеха, Амадар.

Как и сказал Драко, ситуация так и не стала обычной шуткой. И целую ночь по деревне ходили вскрики вырывавшихся из кошмаров жителей. Все сразу поняли, что такого совпадения попросту не может быть. Не успела луна войти в зенит, как среди эльфов восторжествовала паника, с которой боролись до самого утра общими усилиями кадеты, возглавляемые Кадримом и Тауриэль, и Амадар с Драко, которым на помощь могла прийти только Мариэль. В три пары рук они смогли сделать за каких-то два часа успокоительный отвар на всех жителей и с горем пополам отправить всех спать. Но и это не помогло. Тогда по деревне прошлась вторая волна паники, ещё беспощаднее первой. Анор, Кадрим и Тауриэль смогли подавить её, но только не прогнать. И в глазах каждого эльфа можно было видеть след безумного огонька, что ещё чуть-чуть и разгорится.

С первыми лучами солнца предоставилась возможность если не поспать, то хотя бы перевести дух. Болота стали для Тауриэль и Драко чем-то вроде места, где существовали лишь они вдвоём и никого больше. Сюда же они пришли и сейчас. Но, как это часто бывает, когда человек расслабляется и чувствует себя в безопасности, в голову начинают лезть глупые мысли. Драко не знал, почему именно сейчас он подумал о своих снах. Наверное, из-за отсутствия в них Тауриэль. А ведь она заняла огромное место в его сердце. Ее теплое дыхание щекотало кожу на шее, а он не мог нарадоваться этим пьянящим мгновениям и боялся пошевелиться. Но вопрос вырвался сам собой.

— Тебе тоже снились кошмары?

Тауриэль напряглась, услышав вопрос, и слегка отклонилась от него, заглядывая в глаза.

— Целую ночь. И очень страшные. Ни разу меня не тревожили такие темные и беспокойные сны. Плохой знак.

— Пожалуй, соглашусь.

— И, как назло, Леголаса нет рядом.

Имя принца больно кольнуло под рёбра. Драко отвел взгляд, не желая показывать своё недовольство. А чего он хотел? Леголас — ее господин. Друг, которым он сам пока не стал. А станет ли вообще? Драко показался себе настолько жалким, что пришлось сжать челюсти, чтобы не простонать вслух. Он же всегда где-то глубоко внутри знал: Тауриэль по доброте душевной выражает ему свои сопереживание и поддержку. О чём он вообще думал?

Словно ощутив его нервозность, она коснулась светлых прядей и провела ладонью по затылку. Драко вздрогнул.

— Но мы должны справиться. Тебе ничего не угрожает здесь.

Драко еле удержался от ехидного смешка, вспомнив про Кадрима, но не стал спорить. Он нутром чувствовал опасность. Такую, которую еще никогда не испытывал. Казалось, что тиски с каждым днем зажимали всё сильнее и сильнее. И вся боль сосредотачивалась на левом предплечье.

Стоило ему подумать об этом, как пятно забугрилось и зачесалось пуще прежнего. Драко всхлипнул, тут же коря себя за несдержанность. Но слишком уж было больно. Руку выкручивало и ломало. Драко не удивился бы, если конечность в сию минуту повисла бы безвольной плетью. Где-то он уже видел подобное.

— Больно?

Тауриэль засуетилась, причитая и повторяя его имя снова и снова. Но Драко будто в тумане пытался сконцентрироваться и заставить себя успокоиться. Получалось, правда, плохо.

— Слушай, Драко, — она взяла его лицо в ладони и посмотрела в глаза. — Я могу помочь. Наверное. Один лекарь при дворце научил меня исцелять некоторые раны.

Тауриэль говорила быстро и сбивчиво, будто сама не верила в свои слова. Но видеть Драко в таком состоянии было невыносимо. В голову лезли отрывки кошмаров, которые, казалось, начинали сбываться прямо сейчас.

Драко кивнул. Но, судя по бегающему взгляду, он так и не понял, на что дал согласие. Тауриэль растерла какую-то траву, прижала к его предплечью и запела что-то на эльфийском. И чем сильнее становились судороги, тем громче был ее голос.

Драко пытался сосредоточиться. Лицо Тауриэль размылось. Всё пошло зелёными кругами, вызывая тошноту и головокружение. Привстав, он сразу сел обратно. Земля уплывала из-под ног. Кожа на предплечье чуть ли не дымилась: вокруг пятна разошёлся алый цвет, образуя жуткий контраст с чёрными линиями, которые прямо на глазах становились всё чётче и чётче. Драко мог поклясться, что видел рисунок. Он выдернул руку из хватки Тауриэль и попятился.

И тут же закричал. Гибкое тело чёрной нарисованной змеи выползало и обвивало череп. Драко загипнотизированно и будто со стороны наблюдал за ожившей картинкой. Он еле дышал, рвано и через раз вдыхая и выдыхая воздух. Ему чудилось, что рептилия вытекала из него. Из его чёрной проклятой крови. Он знал. Он предчувствовал. И теперь воочию наблюдал.

Драко хотел одним движением стереть рисунок, но и прикасаться к нему боялся. Тауриэль подлетела к нему и снова провела зеленой от сока травы рукой по предплечью. И под истошный вопль мир в серых глазах погас.

Тауриэль беспомощно открывала и закрывала рот, пока рыдания не сотрясли узкие плечи. Никто из них не заметил, как из кустов вылетела перепуганная Мариэль. Не видя ничего перед собой, она побежала куда глаза глядят.

Луцак медленно пятился назад, пока нога не налетела на широкий корень дерева и он не полетел наземь, хорошо приложившись макушкой. Тогда он понял: не сбежать. Перевернулся на живот и еле-еле приподнялся — в ушах всё ещё настойчиво звенело, а перед глазами всё так и выплясывало, будто он перебрал орочьего пойла, которое вываривают из отборных грибов самых броских оттенков. Вокруг земля была пропитана чёрной кровью. Говорил же Луцак сотнику, что ватага слишком маленькая. А он отмахивался незаметностью маленькой группы. Шесть крепких здоровых орков теперь лежали под его ногами, бились в судорогах и исходили кровью. Двоих первых, правда, убили сразу же арбалетные болты между глаз. Гномья работа: пробивает лоб до самого затылка, порой даже вылетая наружу.

— Я знаю тебя, — вторил его мыслям о поражении равнодушный голос. — Вахмистр Луцак. Добрая же вахта тебе этой ночью досталась, как погляжу.

На него с окровавленным коротким клинком — от силы шестнадцать дюймов в длине — надвигалась чёрная тень с рыбьими серыми глазами, в которых не было ничего живого. Луцак тоже знал своего врага. Ненормальная. Сумасшедшая. Эльфийка, вырезающая их, орков, как колосья в жатву. Она осмотрела своё оружие в свете пляшущего огня костра, протирая кусочком ткани. Значит, Луцак ей нужен живым. И он не знал, что лучше. Лицо эльфийки скривилось в гримасе отвращения, когда её взгляд упал на пропитанную чернотой тряпицу.

— Отвратительно. Дерьмо течёт у вас не только из задницы.

Она тут же выбросила материю в огонь и, в три шага преодолев расстояние до Луцака, присела перед ним, перекрестила руки на коленях. К слову, клинок всё ещё лежал в ладони в полной готовности что-нибудь отсечь. Эльфы ловкие. А эта и подавно ловчее, потому на любой выпад со стороны противника сможет ответить, притом не убивая и даже не приближая его состояние к этому. Луцак был достаточно опытен, чтобы понимать это. А свой ятаган он выронил и не имел возможности воспользоваться им как избавлением от той судьбы, что ему уготовила эта встреча.

— Сейчас я задам тебе вопрос, ты пошлёшь меня на вашем «великом» наречии, далее в ход пойдут простые банальности, с которыми и ты, и я вполне знакомы. Не оригинально, но всегда работало. А в конце концов ты мне даже запоёшь.

— Skai, pushsnaga! — с омерзением крикнул ей в ответ Луцак и даже плюнул, попав в плечо.

Ретрин тут же выпрямилась, нависая над орком пугающей тенью.

— Дрянная рабыня, говоришь.

И тут она двумя отработанными ударами ноги вывернула ему обе коленки. Луцар глухо рычал и мотал головой. А потом успокоился, и тогда-то Ретрин снова приблизилась.

— А теперь я сломаю тебе руки и посажу на муравейник. Буду сидеть рядом, наблюдать за тем, как ты выёживаешься в тщетных попытках выбраться. Интересно, сколько выдержишь. Пока что золотое время составило неполные пятнадцать минут. Поверь: ты будешь умолять, чтобы я тебя выслушала.

Но Луцак лишь смеялся. Он медленно приблизил к ней свою отвратительную даже по меркам орков морду и, не переставая хихикать, глухо прошипел прямо в лицо:

— S-sha-a!!!

А затем зашёлся в смехе. Но Ретрин лишь улыбнулась.

— Со мной говори на весторне, мразь.

После чего исполнила все свои угрозы. Ожидание продлилось недолго, и Ретрин получила ответы на все свои вопросы. Разумеется, на весторне.

Мариэль задыхалась от сильной рези в боку. Она бежала, не разбирая дороги. Слезы застилали глаза, и только знание леса помогало ей не заблудиться. Страх гнал вперед, в ушах стоял звон.

Возле реки, которая круто изгибалась высокими берегами, Мариэль упала на песок. Присущие ей доброта и благодушие боролись с недавно родившимся чувством — ненавистью. К человеку, что нарушил её покой ещё давным-давно — к Ретрин. Это ведь она позволила человеку подобраться к ним слишком близко. Значило ли это, что всё происходящее сейчас, как и эта безумная ночь кошмаров, было её виной? А как же иначе?! Каждый раз, если Ретрин приходила в их деревню, Амадар резко менялся, становясь всё менее сговорчивым и с критикой относясь ко всему, что могло хоть как-то зацепить его подругу. Да, пусть Мариэль и не понимала их связи, но видела, что она крепка и нерушима. Кадрима тоже не миновали странные перемены: всё чаще страдая от критики со стороны окружения, поднятого этой бестией, он мучается, хмурит брови и старается не попасть в очередную ловушку пришлой эльфийки. Мариэль видела же всё это. И молчаливое наблюдение убивало. Но всё, что могла сделать юная девушка, это жаловаться матери, которая, как и всегда, просто сидела и смотрела в окно. Да, Мариэль оставалась непонятой, неутешенной, но досаждать мужчинам она стыдилась.

Последней каплей стала неожиданная нежность Таинара в отношении Ретрин. Каким образом эта бедовая женщина с каждым своим приходом всё больше и больше забирала у Мариэль тех, кто её окружал вниманием и заботой?

И вот теперь настал её черёд. Наконец-то, Ретрин попала впросак. И теперь все узнают, что её Драко помечен Морготом. Амадар сострадателен и участлив, но юная эльфийка верила в его рассудительность. Как бы сильно тот ни прикипел к Ретрин, но всё же деревню и их жителей он обязательно поставит на первое место. Амадар непременно выслушает, не перебивая и внимая каждому слову. И поймёт то, что был не прав.

Прикусив губу, Мариэль встала и стряхнула песок с платья. От болезненных мыслей разболелась голова. Слезы высушил сухой ветер, листвой нашептывая утешения. Так всегда бывало. Это ее лес. Ее дом. Не Ретрин и не человека. Она вытерла рукавом лицо, пригладила растрепанные косы и решительно двинулась в деревню.

Амадар суетился на кухне. На печи вовсю кипели котелки, душистый пар из которых укутывал комнату теплом. Прихода Мариэль он не заметил, что бывало очень редко. Она замерла на пороге и боялась пошевелиться. В груди заныло. Как же хотелось все забыть, подойти и обнять этого замечательного эльфа. Он тем временем нарезал корни имбиря и что-то бормотал себе под нос. Слева от него ровно в ряд выстроились пустые пузырьки.

Вдруг за спиной послышались чьи-то голоса. Они-то и вывели ее из ступора.

— Амадар, нам надо поговорить. Срочно.

Не спеша, он высыпал корни в кипящую гущу, вытер руки влажным полотенцем и только потом обернулся.

— Хорошо. Но недолго, ладно? Мне еще столько отвара нужно сделать. Массовая бессонница, знаешь ли, скверная штука. Если после одной ночи началась такая паника, то что же будет дальше? Через, допустим, неделю? — спросил он больше у самого себя, даже не надеясь на ответ.

От прохладного тона и отстранённости всё внутри сжалось. Сомнения вновь зашевелились.

— Драко — колдун. — Завидев, как Амадар удивленно приподнял брови и открыл рот, чтобы возразить, она затараторила: — Послушай. Он варит какие-то неизвестные нам зелья, странно себя ведет, не помнит, откуда пришел и зачем. Скорее всего, его изгнали люди, а может он вообще беглый преступник.

Амадар задержал дыхание и досчитал до десяти. Не хватало ему помимо бессонницы жителей еще и истерии на почве магии.

— Подожди-подожди. Не кричи.

Мариэль запнулась на полуслове, глядя на выставленную мозолистую ладонь Амадара. Говорить сразу расхотелось. Он не верил ей. Сейчас будет возражать и найдет объяснения всему.

— Сейчас нельзя делать поспешных выводов, Мариэль. Тем более трубить о них всему народу. Мы не знаем о его прошлом, да, но он точно не несет опасности никому из нас. Драко болен. И моих способностей недостаточно, чтобы ему помочь, ибо боль его душевная.

Она отвела взгляд. От обиды на глаза наворачивались слезы. Но, стиснув зубы, Мариэль сморгнула их. Удушливая волна злости придала сил.

— Как ты не понимаешь? Это же он навел морок на деревню. Лишил нас благодатного сна. Кому, как не ему, такое под силу? Хватит прикрывать его! Хватит оправдывать! Он тебе никто. Остановись, пока не поздно. Ведь когда придет настоящая беда, твоя душа забудет про покой. Уж я-то я знаю тебя.

Амадар растерялся. Видеть Мариэль озлобленной было не то что непривычно, но и неправильно как-то. Его Мариэль на способна на такое. Она ангел со светлой душой.

— Это же из-за Ретрин, да? Что ты молчишь?

Она подбежала и замолотила по нему кулаками.

— Не смей игнорировать то, что я говорю. Ты…

Договорить он не дал, выплеснув воду из ковша ей в лицо. Девушка взвизгнула и тут же начала тереть лицо ладошками. Но Амадар бесцветно и просто сказал:

— Успокойся. Давай поговорим, как мы всегда делали.

Мариэль буквально отпрыгнула от него, в ужасе взирая на уставшего друга. Она не узнавала в нем прежнего Амадара. Того, кто всегда выслушивал и помогал справиться с любой проблемой. В глазах которого читалась доброта.

Мариэль попятилась к выходу. Ее трясло от противоречивых чувств. Казалось, мир рушился и грозил уничтожить все, что дорого. Какая-то часть рвалась к нему, хотела извиниться. Но ярость и обида были слишком сильны в этот момент.

Может, если бы она дала себе время подумать и успокоиться, как советовал Амадар, то ничего из того, что произошло потом, не случилось бы. Но, откинув все сомнения, Мариэль выбежала из дома лекаря и бросилась на поиски Кадрима — единственного, для кого безопасность деревни стояла на первом месте.

Кадрим сидел на крыльце и чистил оружие. Неподалеку, под неусыпным зорким взглядом, тренировались его подопечные. Она вздохнула и прошла через ворота.

— Кадри-и-и-м! Беда. Мы все в опасности. Я видела, видела.

Последовавшая после ее заявления тишина напугала. Мариэль с опаской огляделась. Кадеты с интересом рассматривали растрепанную, но все такую же привлекательную эльфийку и молча ожидали, что скажет Кадрим.

Тот напрягся, услышав надрыв в голосе Мариэль, но вида не подал. Сейчас ему хотелось одного: чтобы все отстали от него и дали время подумать. Ранее пришлось отбиваться от других жителей, которые просили разобраться, ведь почти каждый чувствовал, что надвигалось что-то нехорошее. Тревога была настолько осязаемой, что мешала нормально дышать. Как никогда в жизни Кадрим тяготился своими обязанностями. Конечно, Анор — глава, но когда дело касалось чего-то действительно угрожающего, то все шли к нему. Он — щит. Все возлагали свою надежду на плечи Кадрима, уверенные, что те достаточно широки. Но от этого было еще тяжелее на душе.

— Кадрим!

Мариэль решительно двинулась к другу, стараясь игнорировать ухмылки кадетов. Сердце билось где-то у самого горла. Она так сильно сжала пальцы, что ногти впивались в ладонь до крови.

Остановившись в паре шагов от Кадрима, Мариэль вскинула руки к небу.

— Драко, Кадрим. Это он.

Кадрим исподлобья глянул на нее. Она же чуть вздохнула от облегчения: в его глазах промелькнул искренний интерес — значит выслушает ее.

— Я видела морготово клеймо на его руке.

Кадеты за спиной зашептались. Кадрим сузил глаза, откладывая меч и поддаваясь вперед.

— Продолжай.

От ядовитого елея в его тихом голосе у нее побежали мурашки. Такой Кадрим был воистину страшен.

— Ну… — Мариэль запнулась, волнуясь и лихорадочно перебирая в памяти увиденное. — Я увидела их с Тауриэль в лесу. Как вдруг человек упал и стал кричать. Он хватался за левую руку и что-то говорил, но я ни слова не поняла. Зато…

Всхлипнув, она прижала ладонь ко рту. Только сейчас ее озарило ужасной догадкой.

— Шёпот Мелькора. Я…

Перешептывания кадетов сменились смешками.

— Марь, ты в сказки ещё веришь? Змея, которая якобы своим укусом клеймила тех, кто чёрен душой и готов служить Морготу.

— Да Шёпот Мелькора не видали даже когда сам Мелькор ещё здравствовал.

Но Кадрим не казался таким же весёлым. Он встал и подошел ближе, скалой возвышаясь над испуганной и дрожащей Мариэль. Его ноздри раздувались от закипавшего гнева.

— Но я видела черную змею. И когда её тело извивалось, я совершенно точно слышала странный шелест и незнакомые мне слова. Наверняка это чистейшее тёмное наречие, забытое всеми. Даже камни дрожали от одного его звучания! Драко подневолен, и эта метка управляет им. Я боюсь, — прошептала Мариэль.

Напряжение со стороны молодых и порывистых эльфов, напуганных событиями прошлой ночи, буквально накрыло всё вокруг. Настолько явным было это массовое чувство, что воздух в действительности стал как-то тяжелее, и дышать, полностью расправляя лёгкие, становилось невозможно. Мариэль уже не сдерживала слез. Только сейчас стоило высказаться, и серьёзность произошедшего дошла до неё, а всё, что она почувствовала, это как страх медленно, но верно сковывал всё тело. Ноги не слушались, поэтому пришлось присесть на лежавшее рядом бревно.

Взгляд Кадрима прожигал насквозь, но Мариэль знала, что он читает ее. Да, пусть видит страх и отчаяние, которые она скрыть не в силах. Пусть, наконец, определится в отношении чужака и вспомнит о своем долге перед деревней. Перед ней. Мариэль не устанет напоминать ему об этом, лишь бы удержать хоть кого-то на своей стороне. И пусть упрёк той потерей была слишком подлым шагом, сейчас это волновало её не слишком сильно.

— Почему же раньше клейма не было?

— Я не знаю! Спроси у него. Он явно что-то не договаривает или намеренно молчит.

Кадеты, до этого раздражавшие ее, одобрительно закивали. Мариэль на миг прикрыла глаза, которые щипало от соленой влаги.

— С ним Тауриэль. Она смо…

— Где они?

Вопрос, как нож, разрезал напряженный воздух. Кадеты подбежали к Кадриму, предлагая на перебой свою помощь, приправляя возвышенными речами о до конца непонятном им долге. Но стоило Кадриму рявкнуть, как все разом смолкли, теряя запал.

— Заткнулись! Где они? — он чуть ли не по слогам повторил вопрос.

— На болотцах.

Мариэль махнула рукой в сторону леса и разрыдалась. Как ушел Кадрим, она не слышала, да и не хотела.