Белый авангард (гет)

13 лет

Дверь закрылась с тихим хлопком. За окном уже совсем стемнело, и завтра в школу, а спать совсем не хочется... Мой взгляд случайно упал полку в письменном столе — я знала, что там лежат мои первые заклинания. Помню, как я читала их Леше, специально пропуская слова, чтобы они не подействовали. Пусть, они больше похожи на стихи, но они же самые первые — ошибки простительны. Главное, чтобы смысл был верен — как говорил Леша — у Магии действительно извращенное чувство юмора. И ведь не только у Магии!..

Жаль только, что Леша забыл мне сказать, что заклинания должны быть на латыни, и рифма совсем не обязательна… Боже, ну я и дура!

В любом случае, в этих заклинаниях больше нет нужды — они мне никогда не понадобятся. Но выбросить жалко. Помню, как я их аккуратно переписывала в блокнот, как вырывала листочки из блокнота и обрезала перфорацию... Даже тянуло показать маме, но потом вовремя спохватилась — ей нельзя об этом знать, не так поймет. Пролистав всю пачку, я нашла нужное: с помощью этого я пыталась избавиться от сил, но безрезультатно. А зачем мне они нужны, если не работают? Но от них избавиться также сложно, как от болезненных воспоминаний. Воспоминания, в которых ранее была надежда, сейчас приносят только боль.

С того разговора, я ни разу не брала трубку в пять часов вечера: ни на домашнем телефоне, ни на сотовом. Прошла неделя. Две. Я должна забыть, что я — ведьма-неудачница, забыть, что таковые существуют в принципе. С Лешей я общаться перестала окончательно, но без него одиноко. Он был моим другом. Но сможет ли он просто общаться, без его магических «штучек»? Наверное, поэтому я и не поднимала его звонков: он так не сможет. Все наши разговоры тем и заканчивались, что разговорами о приключениях, которые он умудрился найти в самые короткие сроки. Он рассказывал о новых тайнах, о могущественных врагах и о битвах... А я слушала. Просто слушала. Нет, это не для меня, я так больше не могу! Раз этот мир меня не принимает, значит, сможет обойтись и без меня. Раньше же обходился!

Но почему все так?.. Лучше бы и не узнала бы никогда, что я не человек. И жила бы обычной счастливой жизнью без уже привычного сейчас вранья. Я убрала листочки обратно в стол, так и найдя в себе сил, чтобы их выбросить. Хватит думать о том, что уже никогда не произойдет — и мое плохое настроение ничего не изменит. И все же я знаю. Мои воспоминания никуда не делись, пусть я и не верю во все это до конца (я ведь не видела даже самого банального волшебства!), но мир для меня уже никогда не станет прежним. Вряд ли у меня получится забыть.

Правда, на следующий день я сломалась и позвонила Леше. Он сказал, что все это подстроил его «другой Я» или Леша№2, рассчитывая, что моя злость сможет разблокировать силы. М-да, очередной его «гениальный» план провалился! А мне даже выместить злость не на ком — через трубку не получится. Ладно, отыграюсь во время зимних каникул, когда мы будем вместе отдыхать у бабушки Николаевны... Залеплю ему лицо снежками! Какого черта я так легко прощаю людей?!

* * *

С недавних пор я волнуюсь, когда возвращаюсь домой после школы: что я обнаружу дома на этот раз? На прошлой неделе я нашла прабабушку около ванной: она умудрилась проползти целых восемь метров! Пришлось тащить ее, стонущую, обратно. Она же сама себя в могилу сведет такими темпами... Не хочу ее больше так таскать, противно. Ведь две недели назад она упала с кровати и сломала шейку бедра. Врач объяснил нам, что такой перелом легко срастается у молодых, а вот у пожилых людей не срастается. Она уже не может ходить.

На этой почве она начала по-настоящему сходить с ума. Когда она была в нормальном состоянии, то можно было услышать привычную ругань, но когда не в нормальном... Недавно она назвала меня Светой и попросила что-то перетащить в сарай. Я знала, что Света — это еще одна ее сестра, но она давным-давно умерла. Прабабушка не узнавала меня. Она стала больше плакать, иногда ее голос становился до ужаса похожим на голос бабушки Инны, и мне становилось жутко от этого. А еще она пахла так же.

В этот раз все обошлось — она спала. Завтра ее увезут в больницу, где за ней будет должный уход. Может быть, я больше никогда не увижу ее — и я не сожалею об этом.

* * *

Замок приветственно щелкнул, впуская в квартиру. Кинув сумку на кресло при входе, я умиротворенно вздохнула: я дома, наконец... Дом ответил мне приятной тишиной. Я вздохнула снова. Девятый класс оказался слишком утомительным — в конце года экзамены, как-никак. После семи уроков в голове как будто все кипит — и как Леша выдерживает уроки с девяти до шести в своем техникуме? Я бы так не смогла. Нажав на заветную кнопку компьютера, я потянулась к домашней одежде. После смены снаряжения настал черед холодильника.

Проходя мимо соседней комнаты, я невольно посмотрела за дверь. С недавних пор я завела вредную привычку заглядывать в комнату прабабушки, вероятно, еще не до конца веря, что по-прежнему пусто. Прабабушка умерла еще месяц назад, зимой. Сейчас я уже точно не скажу даты, просто помню, что мама по телефону сказала, что бабушка умерла в больнице. Я тогда вспомнила, как говорят спортсмены: что дома и стены помогают. Дома она бы прожила наверняка больше.

Что я почувствовала? Ничего. Я ненавидела ее, хотя и понимала, что это чувство бессмысленно: она такая, потому что годы дают о себе знать. Но я не знала ее другой, в отличие от мамы, например. Не могла же я приказать себе любить ее? Нет, не могла. Но это не мешает чувствовать вину... Надо думать о том, что сейчас она наверняка счастлива.

Я каждый раз смотрела на злополучную дверь, проходя мимо. Было так странно видеть эту комнату пустой. Дня три назад я заметила, что начала сильно мерзнуть без причины, и мама объяснила мне, что это так уходит нервное напряжение, что держало меня уже не первый год. А потом мне стало страшно находиться в квартире одной по вечерам — раньше же рядом всегда кто-то был. Но я не скучаю, сейчас мне намного лучше, чем раньше. И мои чувства остались прежними. Оказывается, это так сложно: простить.