Семейные ценности рода Блэк (гет)

Эшли Киссинджер смотрела в сторону слизеринского стола за обедом больным затравленным взглядом. Глаза у нее были красными, щеки опухли от слез. Сольвейг подняла голову, почувствовав на себе этот взгляд. Она сидела напротив Пьюси и Флинта, лицом к остальным столам. Эшли смотрела на нее, сидя так, чтобы было одновременно видно и профиль Макса.

— Флинт, это совсем не мое дело... — начала Сольвейг, но потом замолчала. — Ладно, проехали.

Флинт кивнул. Пьюси, чуть развернувшись, увидел, что рэйвекловка глядит на них, хмыкнул.

— Я пойду предложу ей Умиротворяющего бальзама, — предупредила их Сольвейг и встала, отыскивая в потайном кармане мантии нужную склянку. По-хорошему, она просто боялась сорваться, если вдруг лорд Блэк снова решит с ней пообщаться, поэтому захватила ее из своей комнаты в общежитии Слизерина утром.

Эшли отреагировала на ее появление рядом даже не настороженно — просто в штыки.

— Это ты виновата! Это из-за тебя Макс меня бросил! — заявила она, вскакивая и хватаясь за палочку.

— Эй, успокойся. Я просто принесла тебе лекарство. У тебя капилляры в глазах уже полопались.

— Не строй из себя тут добренькую! — рявкнула Киссинджер. — Зря тогда Мари-Виктуар промахнулась со своим Секо!

— Ты бы не промахнулась, — тут же оскалилась Сольвейг.

— Эшли, не стоит, — схватила подруг за руку другая рэйвенкловка, которая и вчера в коридоре ее оттаскивала.

— Ну, чего ждешь-то? — подняла бровь Сольвейг, продолжая стоять рядом со столом Рэйвенкло. — Нападай.

— Сольвейг, можно тебя на минутку? — незаметно подошел к ней Вуд. — Я хотел попросить у тебя конспект по Зельям с ментальным влиянием...

Сольвейг вздохнула. Вуд, конечно, не раз и не два выступал миротворцем в стычках Гриффиндора и Слизерина, но в конфликты с другими факультетами встревал редко.

— Да, пошли, в палатке лежит, — кивнула она, оставляя флакончик с Умиротворяющим бальзамом стоять на столе перед Киссинджер. Флинт сидел вполоборота, как и Пьюси, наблюдая эту сцену, но не вмешиваясь в нее.

— Секо!

Серебристый купол Зеркального щита появился, стоило Сольвейг чуть пошевелить пальцами, и, ударившись о него, заклинание срикошетило в саму девочку, не успевшую выставить даже Протего. Локоть, который она выставила инстинктивно, распороло почти до кости. Эшли закричала.

— Мисс Ларсен, мисс Киссинджер, мистер Вуд! Что здесь происходит?! — мадам директор уже спешила со своего места по проходу между столов к оставшейся стоять спиной к происходящему Сольвейг. Она глубоко вздохнула и развернулась к Макгонагалл.

— Директор, я уведу Эшли в Больничное крыло! — сообщила подруга Киссинджер, помогая той собрать вещи. Из глубокой раны на руке вспыльчивой рэйвенкловки текла кровь.

— Конечно, мисс Уотсон, — кивнула Макгонагалл. — Мисс Ларсен, мистер Вуд — в мой кабинет.

Сольвейг скосила челюсть, но покорно развернулась и пошла за директрисой. Вуд что-то маячил застывшей у грифферского стола Джейн Робинс.

В кабинете директора с ее прошлого посещения совершенно ничего не изменилось. Старые директора посапывали в своих рамах, а портрет над столом Макгонагалл, где должен был изображен Мастер Снейп, пустовал. Интересно, ее обитатель вообще на нем показывается?

— Надеюсь, вы помните, мисс Ларсен, что после драки с мисс Уизли в Большом зале я обещала вас отчислить после следующего же инцидента.

— Да, директор, — согласилась Сольвейг, — я помню.

— Но Ларсен не виновата! — возмутился Вуд. — Это Киссинджер напала на нее! Ларсен закрыла нас обоих Зеркалом!

— Вы успели достать палочку, мисс Ларсен? — уточнила Макгонагалл, переводя взгляд на слизеринку.

— Нет. Щиты я ставлю без палочки.

В мгновение ока вокруг двух стульев напротив директорского стола заблестел купол Щитовых чар.

— И почему, по-вашему, мисс Киссинджер напала на вас?

— Не знаю, директор. Ее версия мне кажется неадекватной.

— И все-таки? — настаивала Макгонагалл, развеивая Щиты.

Сольвейг опустила голову и промолчала. Она разглядывала свои сцепленные в замок пальцы, лежащие на коленях, и думала о том, что быть выгнанной из Хогвартса за три дня до финала Кубка по квиддичу было бы самым печальным, что может произойти в ее жизни. Вылететь еще до начала Кубка было бы гораздо менее обидно.

— Эшли Киссинджер встречалась с Максом Флинтом, но недавно они расстались, и Эшли думает, что это из-за Сольвейг, — после долгого молчания ответил Вуд. — И это похоже на бред. Я согласен с Сольвейг.

— Это правда, мисс Ларсен? — спросила Макгонагалл, наконец переставая нависать над ними и присаживаясь в свое кресло.

Сольвейг глубоко вдохнула и выдохнула через нос прежде чем поднять голову на директора.

— Я не считаю этичным обсуждать чужую личную жизнь, мэм. Я увидела, что у мисс Киссинджер опухли глаза, подошла предложить ей Умиротворяющий бальзам. Я варила его в свободное время в лаборатории декана Малфоя, как и некоторые другие лечебные препараты. Всё.

— И после этого мисс Киссинджер на вас напала?

— Нет, после этого она обвинила меня в их с мистером Флинтом расставании, а потом подошел Эдвин и попросил дать почитать мой конспект во Высшим Зельям, поэтому мы решили пойти за моей тетрадью из Большого зала в палатку. И тогда мисс Киссинджер напала. В Дурмстранге очень много времени уделяют защитным техникам и отработкам разных видов Щитовых чар. Зеркальный щит — самый эффективный, и мне он удается лучше Поглощающего. Поэтому я применила именно его, и заклинание срикошетило в мисс Киссинджер. Мне жаль, что она попала в Больничное крыло, мэм. Но если вы прикажете мне собирать свои вещи, я так и сделаю, директор.

— Идите готовьтесь к следующим занятиям, — прервала ее Макгонагалл. — И у вас еще тренировка вечером, насколько я понимаю?

— Да, мадам директор, — подтвердил Вуд. — Мы тренируемся утром и вечером. И еще сегодня пикник с игроками Дурмстранга.

— Профессор Лонгботтом упоминал об этом на совещании, — подтвердила директриса. — Можете быть свободны, — и дверь кабинета распахнулась, подвластная движению ее руки.

Сольвейг вышла в коридор горгулий, прислонилась к стене и сползла по ней вниз, засмеявшись.

А ведь она действительно уже думала, что ее сейчас отчислят!

Смех стал истерическим.

— Эй, а у тебя для себя-то осталось еще Умиротворяющего бальзама? — присел рядом на корточки Вуд, тронул ее за плечо. — Сольвейг? Мерлин, ты что, плачешь?

— Нет, — покачала она головой, стирая тыльной стороной ладони действительно выступившие в уголках глаз слезы. — Просто испугалась, что сейчас же отправят паковать чемоданы. Это был бы самый эпичный промах в моей жизни — предложить психованной подружке капитана команды лекарство. Крам хохотал бы громче всех... накануне финала...

Вуд покачал головой и протянул руку, помог Сольвейг подняться с пола.

— Тебе, правда, был нужен мой конспект или это просто попытка увести меня от Киссинджер была?

— Нужен, — согласился Вуд. — Я взял этот предмет на спор.

— И как? — поинтересовалась Сольвейг. Она и сама увлеклась Зельеварением... разработками Мастера Снейпа, вообще-то, только когда они поспорили с Петером.

— Жалею. Варю я очень плохо. С теорией лучше.

Пока они шли до палатки, Сольвейг объясняла, как превратить знания теории в успешное выполнение практикумов и даже пообещала помочь, если Вуд захочет проводить больше необходимого времени в малфоевской лаборатории, где всем слизеринцам позволялось заниматься после сообщения, что именно они будут варить. Сольвейг варила кое-какие зелья для всего факультета: кому-то помогала свести прыщи, кому-то — выровнять тон кожи, кто-то, как Флинт и Пьюси, постоянно пользовался ее заживляющей мазью от синяков и царапин.

Конечно, она понимала какой-то частью себя, что нарывается. Постоянно выскребает, чтобы ей побольнее врезали — не потому, что ей нравится быть битой, а потому, что это дает право на ответную агрессию. И сколько бы ни говорил целитель Хайнце, что ей просто нужно держаться подальше от тех, кто ее раздражает, она все равно знала, что это не тот способ, который подходит для нее. Она не хорошая девочка.

Если бы у Сольвейг была возможность получше разузнать что-то о мадам Лестрейндж, наверное, она бы смогла ответить себе на вопрос, наследственное это или приобретенное ею самой.

Может быть, виноваты все-таки первые несколько лет в Дурмстранге; она довольно быстро осознала, что когда тебя игнорируют, можно делать вид, что даже не замечаешь этого, но когда тебя оскорбляют — недопустимо спускать на тормозах. Сколько раз проходились по ее родителям — приемным родителям, конечно — за то, что они сквибы, Сольвейг бросила считать после пятого или шестого случая. Кажется, именно тогда она выучила заклинание, останавливающее кровь, а спустя несколько следующих эпизодов научилась колдовать его сначала невербально, а потом и без палочки. Потом были стычки с Драгановым — там тоже вербальной агрессией она никогда не обходилась, пуская в дело то квиддичную биту, то волшебную палочку, то собственные кулаки. Да, однажды она засветила Димитру Драганову в глаз, пускай об этом, в отличие от тех соплей в сахаре, что опубликовала Оддс, и не писали в газетах. В институте — знали. На боевке — все.

И сейчас, в Хогвартсе, она, конечно, провоцировала Данбара и Эпплби, и кого-то еще наверняка тоже, хоть и не в полной мере осознанно, и отвечала им — не самыми красивыми и достойными способами... Но ведь Шляпа потому и отправила ее в Слизерин, точно? И потому отправила в другие Дома тех, кто не прижился бы в подземельях Салазара.

Может быть, все так и должно быть, и ее характер просто один из многих, кому подходит змеиный факультет. Может быть, ей не нужно специализированное лечение. Может быть, когда закончится учеба, она прекратит так себя вести.

Видит Один, она не хотела этой драки в Большом зале сегодня и не собиралась обижать Киссинджер, которую и разглядела-то внимательно только в понедельник, хотя Флинт с ней, кажется, пару месяцев встречался. И она принесла ей зелье не для того, чтобы показать свое превосходство — которого в любом случае нет. Ну, сказала она Флинту о том, что замуж за Драганова на самом деле не выходит. И что он сделал? Ничего. Даже не взглянул на нее не как на сокурсницу и игрока своей команды. У них нет возврата к тому, что было до зимних каникул. Флинт ее так и не простил.

Как она и предсказывала в день своей помолвки, когда отправляла ему Патронуса.

Флинт не был обязан ее прощать, вот и все.

А что они с Эшли Киссинджер расстались... так если бы Сольвейг кто-то так же методично выклевывал мозг, она бы тоже предпочла от такого человека рядом с собой избавиться поскорее. Вот с Драгановым она с большим удовольствием распрощается, как только они узнают правду о махинациях Фолквэра Ларсена в концерне "Молния". Хоть они теперь и родичи... век бы больше его не видать.

— Вы уже все сделали, мисс Ларсен? Тогда почему мистер Пьюси похож на металлическую подвеску, а не на чучело совы? — уточнила Макгонагалл, проходя мимо их парты.

— Извините, мэм, — и Сольвейг превратила Алекса обратно в человека.

— Из тебя вышла отличная металлическая сова, — хмыкнул Флинт, трансфигурировавший Джозефа Ламперта в медвежью шкуру — гораздо успешнее, чем Сольвейг справилась с превращением своего напарника.

— Посмотрю на тебя в роли коврика для ног, — скривился Пьюси. — Давай, Ларсен, теперь моя очередь. Ты никогда не увлекалась таксидермией?

...С домовиками оказалось очень легко договориться. Они с радостью выдали Вуду большую корзину для пикника, положили туда и несколько бутылей тыквенного сока, и сэндвичи, и пироги с патокой — вытаскивая еду в кухонную дверь, Эдвин на мгновение засомневался, что это все им удастся съесть за вечер. В столовую палаточного лагеря Крам за завтраком сообщил, чтобы об ужине домовики не беспокоились: на него спортсмены сегодня не придут.

Авроры, охранявшие периметр лагеря, конечно, для проформы повозмущались, что вместо магического огня студенты решили развести обыкновенный, маггловский костер, и потому потащились в Запретный лес за хворостом — но мистер Хагрид за них перед стражами порядка вступился, даже проследил, чтобы никто не ушагал в самую глушь, где водятся акромантулы (это была вовсе не шутка, они там действительно водятся, поняла Сольвейг по голосу лесничего) или проложены тропы кентавров — те тоже особой добротой к волшебникам никогда не отличались. Ну, а стоянку фестралов хогвартсы сами решили обойти стороной и ребят из Дурмстранга тоже увели, потому что спрашивать, видят они крылатых коней или нет, было бы верхом бестактности.

— На чем сидеть-то собираетесь, Виктуар? — спросил Хагрид сосредоточенно левитирующую перед собой вязанку хвороста Уизлетту. Та пожала плечами. — Эх, молодежь...

Поваленные деревья, что служили гостям лесничего скамейками в теплые деньки, Хагрид принес к костру сам.

— Мы вернем, мистер Хагрид, — пообещал Флинт. — Утром выйдем на пробежку, и я отлевитирую. Спасибо вам.

— Да было бы за что, — растерялся полувеликан и, кликнув своего огромного добродушного пса, ушел к своей хижине.

Никита Решетников быстро нарубил из выделенного им мистером Хагридом бревна ровные поленья, вместе с Сольвейг они уложили их звездой. Подошедший Мартин Сульберг пошептал над костром, и огонь над ним перестал чадить, загорел ровно и жарко. Парень хмыкнул, обвел костровище защитными заклинаниями, вычертил на земле рядом несколько рун.

— Теперь сам не погаснет, — объяснил он подошедшей Робинс. У Джейн были до сих пор влажные волосы, на плечах висело полотенце. Они только полчаса назад как вернулись с тренировки, которую Флинт вопреки ожиданиям и на десять минут не сократил, так и отлетали все положенные два с половиной часа.

— Хорошо разбираешься в рунах?

— Он лучший на курсе, — заверил ее подошедший Оге Ларсен. — А где Сольвейг?

— Вон, с Драгановым разговаривает, — махнула она рукой в сторону палатки Димитра. — А ты ее брат, да?

— Кузен, — согласился Оге. — Она меня не любит.

— Ларсен, — прервал его откровения Крам. — Заткнись.

— Можно подумать, это неправда, — пожал плечами Оге. Он посмотрел туда, где разговаривали Сольвейг и Димитр. Сольвейг стояла перед женихом, сложив руки на груди, и выглядела очень напряженной. — Они что, не ладят? — пробормотал он себе под нос.

— Оге, хватит, — попросил Петер на букмоле. — А то я подумаю, что ты просочился в команду только для того, чтобы шпионить за Сольвейг.

— Что значит "просочился"? — возмутился Ларсен. — Мне кажется, я просто забил больше мячей, чем остальные претенденты на место запасного охотника. Не так?

— Отстань от Сольвейг, — еще раз сказал Крам и добавил: — От вашей семейки ей одни беды.

— Да ну прям, — отмахнулся Оге. — Видишь, прадед отдает ее замуж даже против семейных традиций. Думаешь, почему их свадьба будет самым скандальным событием года?

— Потому что ваш прадед заставил ее обручиться, держа ее родителей на мушке?

— Потому что Димитр — болгарин! Ларсены не женят детей на иностранцах!

— И в скором времени это приведет к вырождению, — покачал головой проходивший мимо Лангенберг. — Серьезно, Оге, кончай. Здесь никому не интересно слушать про ваши чистокровные заморочки, ясно?

— Сказал чистокровный волшебник в — каком? — сорок третьем поколении? — передразнил Оге. — Твои родственники точно не служили Гриндельвальду?

— Сейчас кто-то получит в зубы, — миролюбиво сообщил Лотар Лангенберг и демонстративно хрустнул суставами пальцев.

— Поддерживаю, — сказала Сольвейг, подходя к костру. — Давай ему вдвоем наваляем? — пихнула она приятеля локтем. — За то, что он оскорбил твою семью и всегда презирал мою?

— Да мы ж его убьем, — хохотнул Лотар. Сольвейг согласно хмыкнула и сказала уже по-английски: — Помощь кому нужна? Или можем рассаживаться?

Крам сунул два пальца в рот и совершенно по-маггловски свистнул на всю округу, махнув призывно рукой. Игроки потянулись к огню и стали рассаживаться на принесенные Хагридом бревна; Сольвейг усмехнулась, заметив, что каждый пришел со своей кружкой: для Дурмстранга это было нормально, потому что они не раз и не два отправлялись на сборы, где каждый сам отвечал за свою посуду, но в Хогвартсе посуда была, так сказать, общей, ее мыли эльфы, и вряд ли у кого-то из команды была с собой в школе собственная, привезенная из дому чашка-миска-ложка. Она и кружки-то на всех сама купила в первый день каникул, когда Драганов договорился, что их отпустят в Хогсмид, ну и заодно чаю — и в пакетиках для заваривания, и россыпью. Ну, а травы у нее и так были собраны. У колдомедика, даже такого недоучки, как она, всегда были травы, которые можно заваривать в чай.

Парни травили какие-то байки про квиддич, метлы, про школу и занятия, про нее, Сольвейг — она ведь играла в обеих командах, и ей показалось сейчас, что парни из Дурмстранга использовали ее как буфер между собой и командой соперника. Хотя, считала Сольвейг, они не были соперниками здесь, у костра, когда на установленных колышках висит трансфигурированный котелок, и в нем греется вода. Конечно, можно было вскипятить ее одним взмахом палочки... но ведь так весь смысл пропадает.

— Ларсен из тех, кто ходил бы по грибы не из-за того, что любит грибы, а потому, что любит ходить по лесу с ножом, — засмеялся Никита Решетников, и Сольвейг засмеялась вместе со всеми. — Только не обижайся.

— Решетников, меня сложно обидеть, ты знаешь.

Сидеть у костра с дурмстранговцами было спокойно; за все три недели на соревнованиях никто раньше не предложил посидеть всем вместе и поболтать обо всем на свете, попивая чай из котелка и запекая картошку в золе. Для студентов Дурмстранга это было в порядке вещей, но ни Фоссет, ни Хиггс с Крэгги, очевидно, никогда не отдыхали на природе по-маггловски.

— Я принёс зефир, — сообщил вернувшийся Вуд, перешагивая через ствол поваленного дерева и садясь на него. — Палочки, — поставил он все на салфетку. Сольвейг улыбнулась ему и протянула пожаренную на трансфигурированной шпажке сосиску. Вуд просиял: — Вкуснятина!

— А правда, что в Дурмстранге нет домовых эльфов? — спросила Уизлетта, и Крам поглядел на нее, как на дурочку.

— Разве Сольвейг вам не рассказывала?

— Мы с разных факультетов, Петер. Практически не общаемся, — объяснила она.

— В институте мы все делаем сами, — подтвердил Оге Ларсен, и вейлочка не рискнула спрашивать дальше. Вместо неё это сделала Робинс.

— И готовите, и убираете? А как вы все успеваете?

— Привычка, — пожал плечами Мартин Сульберг. — К одиннадцатому курсу ты умеешь все, даже если не знал, как включить свет, перед поступлением.

— Я не знала, — призналась Сольвейг. — Но меня Крам научил.

— Почему не брат? — удивился Монтегю и внимательно посмотрел на Оге.

— Я просто успел раньше, — заверил его Крам. Сольвейг благодарно ему улыбнулась.

— А почему Драганов не сидит с нами? — спросил вдруг Оге. — Поругались?

— Не сошлись во взглядах на количество гостей? — фыркнул Никита.

Сольвейг сжала кулаки. Крам ободряюще сжал ее ладонь.

— У меня всего одна подруга, и она маггла. Я хочу, чтобы она была на моей свадьбе.

— Прадед на такое не пойдет, — помотал головой Оге. — Ни за что.

— Ну, так ведь это не его свадьба, а моя, — пожала плечами Сольвейг. — С тем, что Димитр из Болгарии он как-то ведь смирился. И вообще, здесь не всем интересно слушать про мою свадьбу. Вон, Флинта аж перекосило всего.

Флинт сидел напротив нее, и лицо его ей было хорошо видно.

— Смею предположить, что тебя, Макс, родители не будут женить насильно, — пробормотала Лора Хиггс, плечом прижимаясь к Майклу. Крэгги обнял ее и притянул еще ближе. Сольвейг нравилось, как они смотрятся рядом. Может быть, не зря их Магии так подходят друг другу.

— Отец не поднимал этой темы, — ответил Флинт, отпивая чаю из своей кружки. — Думаю, тема женитьбы и наследников всплывет не раньше, чем моя спортивная карьера достигнет своего пика. То есть лет через десять, не раньше.

— Собираешься играть профессионально? — уточняет Сульберг и тут же отвечает себе сам: — Ну, конечно, ты же сын тренера сборной Англии...

— Отец не вмешивается в это, — покачал головой Флинт. — Хочет, чтобы я всего добился сам. И я тоже хочу, чтобы меня знали как меня, а не как сына моего отца.

Разговор безопасно переходит на обсуждение Британской и Ирландской Квиддичной Лиги, Европейского чемпионата и Кубка чемпионов — об этом можно не волноваться, это самая нейтральная тема, которую можно предложить для беседы не слишком знакомых между собой людей. Сольвейг неотрывно глядит в пламя костра, думая о том, что квиддич — пока что единственная абсолютная величина в ее жизни, все же остальное — чересчур относительно. Как пройдет их с Драгановым постановка "Мы любим друг друга до полусмерти и наша свадьба будет самой крутой" специально для Ларсенов и магического сообщества Скандинавии в целом (и всей Европы, пускающей слюни на подтянутую задницу Драганова); как она сдаст выпускные экзамены и на какие отделения Магического университета сможет поступить; как сложится ее дальнейшее общение с приемными родителями и лордом Блэком и Малфоями — кто знает? А квиддич... у нее всегда есть возможность попробоваться в профессиональные команды. Ну, а не возьмут...

Там видно будет.

— ...звали в "Крылья Карасьока", но норвежский климат — не для меня, — признался Крам. Сольвейг вздрогнула и повернулась к нему:

— И ты молчал?!

— Я же тебе писал, что не останусь на полуострове, — пожал плечами Петер. — Хочу сюда, на острова. Ну, а не выгорит, так свалю в Штаты.

— Не-е-е-ет, — взвыла Сольвейг. — Опять двенадцатичасовая разница во времени! Прошлым летом мне тебя и так жутко не хватало! И ты говорил про экзамен в Гильдию... Уже передумал?

— Еще чего, — отозвался Крам. — Не всю же жизнь на метле провести. Нужно получить и нормальное образование. Гильдия дает возможность учиться удаленно и сдавать экзамены в свободном режиме.

— А по мне, всю жизнь играть в квиддич — это круто, — сказал Вуд. — Я бы и умереть хотел во время матча.

— Могу тебе устроить, тупой ты гриффер, — рыкнул Флинт. — Приложу тебя прямо темечком о твое же кольцо, как только сыграем финал. На могилке так и подпишем: "Играл в квиддич всю жизнь".

— Флинт, прекрати! — зашипел Пьюси.

— Пусть думает, что несет, дятел, — зло сказал Флинт в ответ и налил себе еще чаю, сосредоточившись на обмакивании пакетика в кружку. Сольвейг стало грустно. Иногда Вуда действительно заносило, и он переставал следить за тем, что болтает — и как это больно может звучать для других людей. В такие моменты она понимала, за что Флинт называет его долбодятлом. Не мог же он видеть старинный американский мультик про назойливого антропоморфного дятла Вудди?

Но тут Вуд, не стесняясь, довольно похоже спародировал фирменный смех того самого дятла — и Флинт без замаха бросил в него быстро трансфигурированный маленький мячик. Вуд подставил плечо, в которое мячик и попал, а потом бросил его обратно, пожав плечами. Флинт уничтожил мячик Эванеско.

Глядя в собственную кружку с ароматным чаем, Сольвейг представила, что бы почувствовала, пошути так Крам или, например, Тея. Ей стало гадко. Флинт мог сколько угодно отпираться, но он дорожил дружбой с Вудом, и почему он ее скрывал, Сольвейг не знала. Может быть, потому, что защищал Вуда от нападок во львятнике за то, что он дружит с "подлыми слизерами". Не то чтобы Вуду так нужна была эта защита, но выглядело со стороны именно так. А те, кто наблюдает их семь лет, а не полгода, как она, наверняка уже просто перестали обращать внимание, вот и все.

— Привет всем, — раздается рядом манерный женский голос, и их тут же ослепляет вспышка колдокамеры. — Решили поближе познакомиться, ребятки?

Рита, мать ее, Скитер в ярко-малиновом платье и с неизменным изумрудным Прытко-Пишущим Пером возникает за плечом Лукаса Магнуссена, больно впиваясь в это самое плечо наманикюренными пальцами с пунцовыми ногтями. Дурмстранговский охотник с невероятным проворством сбрасывает ее руку с себя и выхватывает палочку, наставляя ее на мерзкую журналистку.

— Эй, потише, юноша, — тянет Скитер, — у меня есть аккредитация! — она указывает на бэйдж, висящий на шее и командует своем фотографу, сколько снимков нужно еще сделать и с каких ракурсов.

— Мы вас сюда не звали, мэм, и это не официальное мероприятие Кубка, — сообщает ей Крам, насупившись. — Уходите.

— Не указывай, как мне выполнять свою работу, зайчик, — тянет руку Скитер, чтобы потрепать Крама по щеке, и он, не раздумывая, бьет ее по ладони, — я в журналистике дольше, чем ты живешь на свете.

— То есть вы сами понимаете, что у вас уже давно старческий маразм, раз вы сочиняете всю ту чушь, что вы подаете за светские новости? — уточняет Флинт, поднимаясь.

— Не хами мне, красавчик, — усмехается Скитер. — Мало ли, что я могу написать в следующем репортаже?

— Вы угрожаете? — уточнила Сольвейг. — Господа авроры, эта мисс собирается дискредитировать Аврорат в завтрашней прессе! — заявила она, усилив голос Сонорусом.

— Это ложь! — возмутилась Скитер, когда двое авроров под руки повели ее к выходу за территорию лагеря. — Я завтра же напишу, что вы...

— Пиши, пиши, — согласилась Сольвейг. — Можно подумать, тебя читает кто-то.

— К несчастью, ее читает почти вся Магическая Британия, — заметила Уизлетта. — Самая невыносимая ведьма на все времена.

— Эй, а как же ваш Темный лорд? И Гриндельвальд? — удивились дурмстранговцы.

— Так они ведь умерли, а эта тварь живет и отравляет жизнь другим, — заметил Монтегю. — У вас, что, таких нет?

— Есть, — процедила Сольвейг, понимая, что Оге сейчас скажет.

— Райна Оддс, — не подвел ее Ларсен. — Собирательница светских сплетен. Самая популярная у всех домохозяек Скандинавии.

— Скандалы, интриги, расследования, ебта, — буркнул Никита Решетников. — Хорошо, что мои родители не знают норвежского.

— Это та, которая про твою помолвку писала, да, Сольвейг? — спросила Робинс.

— Угу, — промычала та. Уж, конечно, Оддс бы эту тему не пропустила. И Оге уже всем растрепал сегодня, почему. Интересно, а чего это он такой разговорчивый-то вдруг стал? Или что, на волю выбрался, без остальных Ларсенов можно и с семейным выблядком пообщаться?

У Сольвейг при всем уважении к Блэкам (его, вообще говоря, было немного после личного знакомства с Главой Рода) и своем прямом отношении к их фамилии сильно руки зачесались стесать с холеного острого личика псевдокузена его мерзкую улыбочку.

Знай она с самого детства, что неродная Андору и Грезэ Ларсенам, может быть, ей бы гораздо легче было переносить то презрение, каким ее обдавали кузены и кузины в Дурмстранге. Она бы просто знала, что они друг другу совсем никто, и не ждала от них... ничего не ждала, в общем.

Интересно, а Оге знает, что они вообще с ней не родня?

Вообще хоть кто-нибудь из Ларсенов — знает?

Видит Локи, Фолквэру Ларсену было бы гораздо выгоднее скрывать это от домашних, нежели признать: нет никакой Сольвейг Ларсен. Но тогда что значит его письмо? Ну, то самое, где старикан сообщал, что она пропала с гобелена? Значит, когда-то он проводил обряд и принимал ее в Род хотя бы временно? Или просто Блэки гораздо родовитее, и поэтому обряд Ларсена сработал только до ее магического совершеннолетия?

О, да ладно, как будто это ее действительно волнует.

— В общем, завтра стоит ждать заметку о том, какие мы все асоциальные твари, — мрачно предрек Пьюси, допивая чай. — Настроение умеет испортить, овца.

— Будем расходиться? — предложил кто-то, и все начали прибирать появившийся мусор и тушить огонь, а вскоре и разошлись по палаткам.

Сольвейг забралась на свой верхний ярус, написала Краму сообщение, что посидели очень хорошо и что ей очень не хватало ребят за этот год, что она училась в Хогвартсе. Все-таки она их давно знала, и они ее знали, и общаться с ними было привычно, хоть они и учились почти все на разных специальностях, совсем редко пересекаясь на занятиях, гораздо чаще — на поле или в столовой. Это правда, она скучала по парням и скучала по Дурмстрангу, и по старому замку, и по казармам, и по окружающим институт фьордам... И вообще ей нравилась Норвегия. Она считала Норвегию своим домом, своей родиной. Она бы хотела прожить там всю жизнь и никогда не узнать о том, что существует магия, волшебники, учреждения, где учат колдовать... Потому что жизнь девочки-магглы намного честнее жизни девочки-ведьмы, которую сначала выбрасывают на улицу с раненым домовым эльфом, а потом насильно обручают с нелюбимым человеком ради меркантильных идеалов.

Она не заслужила такого.

Никто такого не заслужил.

Жаль, конечно, что в Дурмстранге так высоко ценили девичью честь, которую она уронила после съемок в маггловской рекламе белья... Ей нравилось в институте. Она бы ни за что не согласилась поменять то, что было у нее сейчас, на жизнь в Британии и поступление в Хогвартс в одиннадцать лет, и фамилию Блэк, которую она бы получила от рождения. Ведь тогда бы она не встретила всех людей, которых любила и которые любили ее.

Однажды она соберется с силами и помирится с приемными родителями, потому что они не заслужили такого отношения. Они ее вырастили, а она повела себя, как маленькая неблагодарная свинья.

* * *

— Сольвейг! — позвал кто-то, когда Сольвейг вышла из палатки-столовой в четверг утром, и она обернулась на голос. У нее не было первого занятия, поэтому она совсем никуда не торопилась. Утренняя разминка с командой прошла, как обычно, очень бодряще, и было даже жаль немного, что это единственное ее отсыпное на неделе утро на самом деле отоспать не получится: тренировка зарядила бодростью, выпрошенный у домовиков кофе закрепил результаты, так что сейчас она была абсолютно свободна и могла даже поповторять домашнее по Чарам и ЗОТИ, ну или поговорить с теми, кто жаждал.

Жаждала на этот раз миссис Джиневра Поттер.

— Ну, и что вам от меня нужно? — спросила Сольвейг, перебрасывая распущенные пока волосы через плечо и почесывая шею. — Вас лорд Блэк прислал? Или вы явились защищать поруганную вчера честь мисс Скитер?

— Скитер все-таки явилась сюда? — удивилась женщина. — А мы ведь всей редакцией говорили, что это плохая идея... Вы её заколдовали?

— Сдали аврорам.

— Надеюсь, на финале её не будет, — фыркнула Джиневра. — Гарри сказал, две ваши предыдущие беседы прошли не слишком удачно...

— И он делегировал вам полномочия? — хмыкнула Сольвейг, начиная скручивать тяжелые волосы в узел на затылке.

Джиневра улыбнулась. Она жестом предложила пройтись, и Сольвейг так же молча пошла рядом с ней по направлению к озеру. В Хогвартсе вообще если гуляли — то обязательно вокруг озера.

— Я не леди Блэк, и я одна из первых, кто станет радоваться, когда Гарри передаст титул тому, кому он принадлежит по праву, — сказала Джиневра.

— И, не случись меня, это был бы..?

— Тедди. Но Гарри не уверен, что магия Рода его бы приняла лордом. Так уже было однажды... Крестный Гарри, Сириус... Он был последним Блэком из главной ветви, но Род не признал его Главой. Он завещал Гарри старый дом Блэков и все своё имущество, чтобы оно только не досталось кузинам — Беллатрикс или Нарциссе... А потом, после войны, когда мы стали ремонтировать Блэк-холл, гоблины посоветовали Гарри попробовать взять Род под опеку... И сходящий с ума волшебный дом перестал пытаться нас прикончить после этого. И домовик прекратил обзываться, хотя я у него иначе как предательницей крови тогда и не звалась.

— Зачем вы мне это рассказываете? — спросила Сольвейг, пряча руки в карманы джинсов. Солнце заигрывало с морковно-рыжими волосами миссис Поттер, заставляя Сольвейг слегка щуриться.

— Потому что так или иначе, а наследница Блэков — это ты. У тебя единственной такая фамилия. Ещё есть Малфои, Андромеда и Тедди, и мы, конечно, Поттеры и Уизли, тоже далекая, но родня — да все чистокровные друг другу родня! Но ты единственная — Блэк, Род уже принял тебя, когда создал твой портрет на гобелене, подписал твоё настоящее имя под ним. Ты нужна Роду, а Род нужен тебе. Наверняка у тебя есть способности к Боевой магии?

Сольвейг скривилась.

— И до прошлой недели вам было плевать на это, разве нет?

— Нет, — покачала головой Джиневра. — Твой портрет на гобелене нашла наша с Гарри дочь Лили в ночь Хеллоуина. Может быть, он там и раньше появился, просто в старую гостиную никто давно не заходил. Тогда Гарри и решил тебя разыскать. И нашёл бы гораздо раньше, не будь он таким упертым.

Сольвейг посмотрела на миссис Поттер в первый раз с интересом.

— Помнишь, жеребьевку на плей-офф? Скитер написала мерзкую заметку о тебе и сыне Флинта. С ней был не Бозо, а молоденький колдограф, стажёр, он клялся в редакции, что ты похожа на Беллатрикс, но ему никто не поверил.

— Почему? — удивилась Сольвейг. Она ведь действительно была очень похожа на биологическую мать.

— Ну, он видел её только на колдографиях в архиве, а на тех снимках, что он сам сделал, везде неровно падал свет, или ты смотрела не в кадр, или было видно только профиль... Да и мало ли просто похожих людей! В общем, когда я принесла снимки домой и рассказала о них Гарри, его это не убедило, и он пошел к Малфоям. Беллатрикс общалась близко только с Нарциссой, а Нарцисса вроде как Гарри жизнь спасла в Последней битве, так что они общались немного. Не знаю, что уж там ему сказала леди Малфой, но Гарри подал запрос в Дурмстранг и никому из семьи велел ничего не рассказывать. Он, правда, искал тебя. Может быть, не так успешно, как ему самому бы хотелось, и не теми способами, какими бы искала я, если бы взялась, но он искал. Ему было не все равно.

Сольвейг снова хмыкнула. "Не все равно" — это сильно, да. Она засунула руки в рукава толстовки, как в муфту, чуть ежась на ветерке.

— А Малфои? Декан на первом же занятии назвал меня Люпином и велел принять более приемлемый внешний вид.

— Тедди имеет привычку изображать на Зельях всех Блэков по очереди, — засмеялась женщина. — Однажды он изобразил Нарциссу, едва не доведя Драко до истерики. Он похож в этом на Сириуса немного. Он тоже любил... шалости. А что до того, узнал ли тебя Малфой сразу... Спроси об этом у него сама? — предложила Джиневра, улыбаясь. — Он ведь твой кузен.

— Не скажу, что это прибавляет ему очков в моих глазах, — призналась Сольвейг.

Джиневра хохотнула.

— Что? — не поняла Сольвейг.

— У тебя к нам ко всем предубеждение, — объяснила женщина. — И к Малфоям, и к Уизли, и к Поттерам. И тебе кажется, что тебя не любили. Но правда в том, что мы действительно не знали о тебе. А твоя мама... с ней у нас были довольно... натянутые отношения.

— Да, мистер Уизли мне говорил, — съязвила Сольвейг.

— Беллатрикс спалила мой дом на Рождество 1996 года. Она пытала мою подругу Круциатусом и вырезала у нее на руке слово "Грязнокровка". Она хотела убить меня в Битве за Хогвартс. Мне не за что ее любить, но я понимаю, что ты — не она. Дети не должны отвечать за грехи родителей.

— Даже если вдруг окажется, что мой отец — Темный лорд? — уточнила Сольвейг.

— Это вряд ли, — улыбнулась Джиневра. — Поищи его изображения после 1995 года... Даже при том, что все знали, как Беллатрикс была влюблена в своего хозяина, вряд ли бы она позарилась на него после возрождения. Серьезно. Он был похож за зеленоватого безносого монстра, и мамаши пугали детей уже не его именем, а его внешностью.

Сольвейг смотрела на Джиневру настолько скептично, что она снова засмеялась.

— Мерлин, ну сходи в Гринготтс да узнай, кто твой биологический отец! Только не смотри так! Твоя мать, при всем ее... характере... была очень красивой женщиной. Ну не могла она польститься на Волдеморта образца 1996-го. Он больше был похож на рептилию, а не на человека. И что бы там ни говорили про Блэковскую сумасшедшинку... нет, я не верю в то, что ты дочь Волдеморта. Правда, не верю. Если бы ты была ею, Беллатрикс ни за что бы не спрятала тебя за тридевять земель! Все бы были в курсе, что у Темного лорда Волдеморта есть наследник, Пожиратели бы орали об этом на слушаньях в Визенгамоте и клялись в верности дочери Повелителя. А этого не было. И по большому счету, не все ли тебе равно? Тебя ведь воспитала хорошая приемная семья, и тебя любили. Разве не так?

— Так, — согласилась Сольвейг, вспомнив снова о маме и папе и о том, какая же она на самом деле мразь.

— Гарри воспитывали маггловские родственники его мамы, и в их семье его не любили. Тебе в этом смысле повезло больше.

— Если это можно называть везением.

— Если да, — согласилась Джиневра. — Просто мы бы хотели, чтобы ты не считала нас врагами. И леди Малфой предложила до окончания тобой школы не говорить никому, что ты Электра Блэк, чтобы не спровоцировать студентов на какие-нибудь мерзости. Многие преподаватели, конечно, сразу догадались: и директор Макгонагалл, и профессор Лонгботтом, и профессор Флитвик... Но школьники... дети бывают очень жестоки.

Сольвейг передернула плечами и вспомнила свое знакомство с Андрэ Паркинсоном в вагоне Хогвартс-экспресса.

— Я знаю. Видела, как в поезде гриффиндорцы напали на одного из детей Пожирателей смерти. И потом уже в школе на Лору Хиггс, нашего ловца. Но я способна постоять за себя.

— Не сомневаюсь, — кивнула Джиневра. — Ты думаешь, лучше сообщить всем сейчас? Ну, после финала?

Сольвейг пожала плечами. Ей было, если честно, все равно.

— Не стоит, — покачала она вдруг головой, вспомнив о договоренности с Драгановым. — Лучше после Т.Р.И.Т.О.Н.ов, вы правы.

— Хорошо. Тогда до встречи, — улыбнулась Джиневра. — Можешь звать меня Джинни. И Альбус... он тобой и Димитром теперь просто восхищается. Так что, думаю, однажды тебе придется с нами поужинать. Может быть, в День победы.

Сольвейг не ответила. В День победы так в День победы. Словно бы у нее был какой-то выбор.

— До свидания, мэм.

Джиневра улыбнулась и ушла порт-ключом.