Семейные ценности рода Блэк (гет)

Пятница хороша тем, что у Сольвейг три пары вместо четырех. После обеда нет никаких занятий, можно немножко полежать на диване в гостиной, разглядывая слизеринцев, бодро пролистывающих конспекты к следующим урокам, или даже лениво почитывать газетку, оставленную кем-то на столике, или просто чуть-чуть подремать, или пойти уже, наконец, в теплицу номер четыре, спереть немного гноя бубонтюбера, обещанного Решетникову, — найти можно тысячу и одно занятие, лишь бы не учиться. Под конец года почему-то скопилась такая усталость, что Сольвейг не знает, как бы ей пришлось в Дурмстранге. Может быть, и легче: никаких эмоциональных взрывов ей бы в таком случае не грозило. Она не станет кривить душой: она ни на что бы не променяла этот год в Хогвартсе, который подарил ей новых знакомых и даже родню. Сложный год, которого у нее не было бы,окажись она чуть стеснительнее перед камерой.

Да ладно, крутые же были фотки. Вон у нее до сих пор на фейсбуке лежат. Куча лайков.

— Не опоздаешь на встречу с целителем Хайнце? — раздалось над ухом, пока Сольвейг, вооружившись толстыми перчатками из драконьей кожи, заливала в плотный непротекающий конверт разъедающий гной. От неожиданности она дрогнула и едва не выронила пакет. Малфой, прислонившись к не самой чистой, к слову, стене совятни, внимательно наблюдал за ней.

— Она через полчаса еще. Ты следишь за мной?

Малфой закатил глаза.

— Мне пришло письмо от мистера Ларсена. Я собирался отправить ответ, но сова улетела сразу же, как только я отвязал послание. Просит отпустить тебя на выходные.

— Фолквэр? — только и спросила Сольвейг.

Малфой уточнил на пергаменте:

— Нет, Андор. У твоих приемных родителей невоспитанная птица.

— У них нет совы, — сообщила Сольвейг, выпуская сплюшку с недосюрпризом в Дурмстранг. — А я хотела завтра сходить на кладбище. Я ни разу не была там.

— Мемориальный комплекс Хогвартса редко включается в студенческий рейтинг мест для обязательного посещения. Завтра там будет не протолкнуться. День Победы.

— И ты пойдешь? — спросила Сольвейг, стараясь не коситься на пергамент, который Драко по-прежнему держал в руке.

— Я уже сходил.

Сольвейг закусила губу.

— У тебя погиб кто-то? В Последней битве?

— Друг, — ответил Драко, поворачиваясь к ближайшей сове и начиная привязывать свое письмо. — Я не люблю об этом вспоминать. Он сгорел заживо в Выручай-комнате. Адское пламя.

— Извини.

— Не опаздывай на лечение, кузина. И, да, ты можешь поехать к родителям завтра. В воскресенье вечером жду обратно.

— Спасибо, Драко.

— Хорошо повеселись на выходных.

Повеселись, скажешь тоже. Сольвейг поежилась на сквозняке. Предстоящей встречи с родителями она боялась, и, надо признать, она тогда даже обрадовалась, что не успела во время турнира поговорить с мамой и папой и что Драганов отправил их в Лондон сразу, как только авроры навели порядок на стадионе после того, как ее похитили. Хорошо, что в ту субботу она все-таки написала им, а то было бы совсем стыдно глядеть им в глаза.

— Ну-с, что нового Сольвейг?

Целитель Хайнце был, как всегда, довольно мил.

— Тяжело вам, док? Вы работаете обычно с боевиками, а я — жертва похищения.

— Ты жертва похищения, которая смогла за себя постоять. Ты мало чем отличаешься от впервые уничтоживших террориста при задержании стажеров Аврората. Как по мне. К тому же ты провела в плену полтора суток. Всего. Не годы, как иногда бывало.

— Это потому, что похищение было не ради похищения, а целевым, — конкретизировала Сольвейг.

— Да. И это значит, что тебе почти не воздействовали на психику. Если не считать Вторые непростительные. А то могли бы и совсем мозги спечь.

Сольвейг удивленно глянула на герра Хайнце.

— Док, вы осознанно копируете мою манеру речи?

Кодомедик рассмеялся.

— Заметила.

Сольвейг покивала с задумчивым видом.

— Нам обязательно разговаривать об этом похищении? Или смежные темы тоже зайдут?

— Я весь внимание.

Сольвейг хмыкнула — и выложила колдопсихологу все, о чем думала только что, пока спускалась из совятни. Когда за пять минут до окончания встречи у целителя тренькнул будильник, Сольвейг остановилась едва не на полуслове. Целый час она трындела, не переставая, вываливая на герра Хайнце все свои переживания и беспокойства, не забыв отметить и то, что с родителями у нее довольно натянутые отношения с Остары. Встретиться и поговорить сейчас для нее представлялось как нехилый стресс.

— Что я им скажу, док? Ну, что? Что я на них не сержусь и спокойненько выйду замуж за нелюбимого ради их безопасности? Что я могла вообще не соглашаться на эту помолвку, знай заранее, что я подкидыш? Что лорд Ларсен меня шантажировал?

— Скажи то, что посчитаешь нужным, Сольвейг.

— Да меня даже не Сольвейг зовут! Вся моя жизнь была обманом.

— Но разве Ларсены тебя не любили?

— Нет! В Дурмстранге они со мной даже не разговаривали.

— Я имел в виду твоих родителей.

Сольвейг смутилась.

— А... любили. И сейчас любят, мама прислала очень теплое письмо.

— Тогда в чем проблема?

— Во мне? Док, это сложно.

— И тем не менее через несколько часов ты с ними увидишься, и все разрешится. Увидимся во вторник.

— Продлите мне время из-за пропуска воскресения?

— Поглядим. Счастливо.

Все разрешится. Легко говорить. Любая проблема, говорила мама, станет маленькой, если глядеть на нее с достаточного расстояния. Видимо, целитель находился именно на таком.

По правде, Сольвейг считала себя неблагодарной. Она знала, что Ларсены воспитывали ее с самого рождения, буквально найдя ее в парке родимешной. Она знала, семнадцать лет, что они были вместе, они были лучшей семьей, которую только можно пожелать. У нее было все: и тихие семейные вечера, и вечеринки до упаду, если ей хотелось на них идти, и шопинг с мамой, и вылазки на съемки с папой куда-нибудь на край земли, и возможность гостить у Крама в Болгарии и Румынии, и маггловские гаджеты, которые мама считала для нее необходимыми, и артефакты, и все хобби, которые у нее когда-либо были, начиная с полетов и заканчивая метанием ножей, и даже, Один Всеотец, ей разрешалось покупать ту одежду, которая ей нравится, а не ту, что родители считали подходящей! Ее никогда не обделяли вниманием, заботой и любовью. Андор и Грезэ считали ее родной. Какая же она тварь, что разозлилась только из-за того, что они не сказали ей, что она не родная.

В конце концов, родство определяется не только кровью.

Она не Ларсен по крови, но у нее по-прежнему есть норвежский маггловский паспорт. Она Ларсен по документам.

Она не Ларсен по духу, она ничего не хочет иметь общего с этим семейством, но ведь и мама с папой практически никак с Родом теперь не связаны. Она сможет сделать их однажды младшей веткой Блэков, если захочет и они с ней согласятся.

Стило меньше думать о том, какая она несчастная, особенно когда это не так.

Хватит распускать сопли, приказала себе Сольвейг и засела в гостиной над учебником Герблологии. За выходные она не успеет подготовиться. Надо сделать все сейчас.

Когда после ужина Малфой попросил зайти к нему в кабинет, Сольвейг не слишком удивилась. Когда Мастер Эрвик забирал ее в день операции у родителей, она расписывалась в каких-то документах у декана. Удивилась — это когда увидела отца в кресле напротив малфоевского камина. Драко пил с ним (с отцом, разумеется, не с камином) чай и обсуждал ее успеваемость.

Обалдеть.

— Пап?

— Здравствуй, детка, — улыбнулся Андор и встал, распахнув руки для объятий. Сольвейг не думала ни мгновения. Она бросилась к отцу, крепко вцепилась в него и прижалась лбом к его шее. — Готова ехать домой?

— Возьму рюкзак и вернусь через пять минут.

Она унеслась в общежитие с такой скоростью, будто промедление хоть на секунду приведет к концу света, не иначе. И, столкнувшись с Флинтом и Пьюси в коридоре, всего лишь бросила стандартные слова извинения за то, что не сходят завтра в Хогсмид вместе, как договаривались утром, потому что ее забирают домой на выходные и она вернется только в ночь на понедельник. Поэтому она даже не запомнила, как Драко проводил их с отцом до камина в кабинете директора и что он говорил на прощание, прежде чем отец и затем она исчезли в вихре зеленого пламени. Она выпала из камина на руки отцу в «Дырявом котле», и только они вышли на улицу, Сольвейг почувствовала знакомый рывок под пупком, а едва ее выплюнуло в точке аппарации, она тут же направила волшебную палочку на человека, смотрящего на нее глазами Андора Ларсена.

— Эй, эй, Ларсен, успокойся! — поднял руки над головой похититель. — Еще три минуты. И Оборотное зелье перестанет действовать. Это я. Вспомни, как аккуратно я тебя аппарировал. Очень стабильное перемещение. И оглядись. Это моя палатка.

— Драганов?

— И приз уходит бледной барышне в черной косухе! — возликовал мужчина. Сольвейг не опустила палочку, но очень скоро по коже мага пошли волны, она запузырилась, волшебник начал стремительно расти, вещи, надетые на него, стали ему потешно коротковаты, и вскоре на нее смотрел любимец публики и самый завидный жених Европы по версии «Ведьмополитена» Димитр Драганов.

Сольвейг убрала палочку в кобуру и скрестила руки на груди, усаживаясь на диван. Они находились в гостиной драгановской палатки, которую она действительно успела неплохо изучить.

— Зачем ты меня выкрал?

— О, большинство славянских сказок имеет в своей основе мотив добычи жены, считай, что я просто следую традициям!

— Ты идиот? — мрачно поинтересовалась Сольвейг.

— Под подушкой документы. Глянь, пока я переоденусь, — кивнул в сторону полосатой подушки-думки Драг и удалился менять вещи на подходящие по размеру.

В уже знакомой Сольвейг папке-досье на Фолквэра Ларсена добавилось несколько пергаментов. Она аккуратно отложила те, что уже видела, в сторону. Так... расшифровка беседы гильдейских с двумя недавно уволенными техниками из «Молнии», пара копий протоколов заседания Совета акционеров, а вот это... это уже интересно. Сольвейг наколдовала освещение чуть поярче и с жадностью вчиталась в текст. На второй странице она перестала сдерживаться и под нос начала бормотать неприличные комментарии. К пятой странице, которой завершался документ, у нее осталась ровно одна реплика.

— Пиздец.

— Именно, — подтвердил Драганов, внимательно за ней наблюдающий от дверного проема. — Так что платье я тебе купил и порт-ключи уже зачаровал. Имение Ларсенов ждет нас завтра.

— В смысле?

— В «Hekse hemmeligheter» опубликовано приглашение всех желающих на церемонию нашего бракосочетания. Завтра вечером. Ларсены готовятся уже... два дня почти.

— А мне ты решил сказать только сейчас, — пробормотала Сольвейг. — Но ведь с этой папкой мы можем просто объявить о том, что разрываем помолвку, Фолквэр у тебя в руках. Отправь копии в ДМП, и мы разбежимся. Зачем тебе этот фарс?

Димитр потер лицо руками и сел рядом с ней на диван.

— Департамент я тоже позвал... и авроры будут, наверное. Даже британский Ковен. Мистер Нотт с супругой обещались, но я тогда еще не знал даты... Сольвейг. Дело не в том, что твоего прадеда должны посадить. Я хочу уничтожить его репутацию. Я хочу, чтобы его арестовали в собственном доме на глазах всей знати Скандинавии. Чтобы его семья заламывала руки в истерике. Чтобы куча людей, не знакомых со мной и тобой, мгновенно узнала, что едва ли не банкротство «Молнии» — это его рук дело. Я хочу, чтобы его окунули в чан с дерьмом.

— Твой отец не проиграет от таких действий?

— Мой отец в запое третью неделю. Будет круто, если завтра утром колдомедики его отпустят. Он сильно сдал за то время, что я его не навещал. К тому же мой контракт на рекламу с «Молнией» был расторгнут. Осталось пять процентов акций, сегодня они ничего не стоят, упали на 77,4%. Фолквэр решил разорить отца. Я не знаю, почему, но... все к этому идет. Не на что делать даже новые «Супримы», а это базовая модель, многие профессионалы летают на «Суприм». Долги... Я боюсь даже произносить вслух эти цифры.

— Ладно, — Сольвейг взяла его за руку. — Я поняла. Завтра вечером мы станем самой шикарной парой Скандинавии, если ты хочешь.

Драганов улыбнулся краешком губ.

— Спасибо. Я знаю, что ты помогаешь мне не из альтруистических соображений, а потому, что ненавидишь прадеда. Прости, что втянул тебя в это. И извини за этот маскарад... Я знал, что со мной декан тебя не отпустит. А твоим родителям я сделал порт-ключ. Они прибудут вместе со всеми гостями, а почти следом за ними — мы. Хочешь, сейчас можем пойти куда-нибудь гулять?

— Хочу в кино, — пожала плечами Сольвейг. — Давай побудем магглами в этот вечер?

...В кинотеатре было не протолкнуться. Сольвейг не знала, как Драганову удалось купить билеты, пока она стояла в очереди за напитками; без парочки Ошеломляющих заклинаний точно не обошлось.

— Ты специально выбрала день премьеры что ли? — удивился Димитр, когда они, наконец, смогли протиснуться друг к другу в толчее.

— Премьера была недели две назад, — ответила Сольвейг, оглядываясь по сторонам. — А какой это город?

— Манчестер. Что? Почему я не мог сделать себе порт-ключ в Манчестер?

Сольвейг пожала плечами. Мог, конечно.

Марвеловская заставка заставила Драганова издать полный ужаса стон.

— Ты притащила меня на фильм по этим маггловским картинкам с продолжением!

— Это называется комиксы, я даже писала доклад по Маггловедению о них в прошлом году. Если не хочешь смотреть, можешь пойти. Я попускаю слюни на Криса Эванса без тебя.

— Нет уж, — фыркнул Драганов, отправляя в рот пригоршню попкорна. — Мы договорились быть магглами, а магглам нравится, — он оглянулся по сторонам и поставил легонькую заглушку, чтобы никому не мешали их с Сольвейг перешептывания. — Давай, рассказывай, кто такие эти Мстители и кому они мстят.

Когда через два с половиной часа они вывалились на ночную улицу, Сольвейг казалось, что она знает Драганова не с того дня, как впервые отходила его битой в кладовке, а вообще с рождения. Потому что наблюдать за тем, как Драг самозабвенно комментирует вторую часть блокбастера, о приквеле которого ему рассказали только что и в двух словах, было гораздо интереснее, чем за приключениями Стива Роджерса и его команды, хотя Сольвейг очень любила историю Кэпа. После Дэдпула Кэп был ее любимым персонажем во всей марвеловской вселенной вообще-то. А за ним сразу шел Локи.

— Нет, но эта Ванда — это что-то! Интересно, у магов могут быть на самом деле подобные возможности? Настоящая ведьма! А этот парень со стрелами? Охрененно же! Он стреляет, как бог! А ты рыжая — вообще огонь!

Сольвейг шла рядом с Драгом, тихонько посмеиваясь. И этот человек еще над ее толстовкой с рогами угорал!

Засыпала она отчего-то очень спокойно, будто бы их родственная связь с Драгановым наконец-то заработала, как надо, и вместо презрения оставила только теплоту, которой пока так и не появилось между ней и Малфоем и которой было подобно лишь ее отношение к Петеру Краму. Если кого-то Сольвейг и хотела назвать братом, так Крама. Странное дело, что норны сначала подарили ей таких странных псевдородственников, а потом разрешили породниться с бывшим любовником, но так и оставили Петера только другом. С другой стороны, может быть, вскоре выяснится, что у нее со стороны Блэков есть какая-нибудь симпатичная семиюродная племянница, и через нее они с Крамом тоже станут родней. Хотя роднее и так не было никого уже много лет.

Пробуждение после полудня — лучшее, что происходило с ней в жизни, определенно. Сольвейг не была жаворонком, хотя Дурмстранг и заставлял наступать на горло собственной песне. Так что когда Драганов со свойственной ему бестактностью ворвался в ее комнату с криком «Я знаю, как трансфигурировать такой же щит, как у Кэпа!», она даже не швырнула подушку на звук.

— Схему начертил? — лениво поинтересовалась Сольвейг, натягивая джинсы и футболку.

— Не без этого...

— Окстись, щит — из вибраниума, это выдуманный металл, трансфигурированный щит никогда не полетит по той траектории, что мы видели в кино, он летает против всех законов физики. Его даже Мьёльнир не гнет. Я позову тебя на следующий фильм, — и уже из ванной: — Какие у нас планы на сегодня?

Драганов ответил без промедления:

— Мы сегодня женимся!

Сольвейг аж закашлялась, случайно проглотив зубную пасту.

— Ты не шути так, — попросила она, отплевываясь. — Я имела в виду распорядок дня. Ко скольким к Ларсенам?

— К восьми. А пока у нас бранч в Марселе, примерка платья и сборы невесты. Я уже все приготовил. Скоро аппарирую забирать отца из клиники, а за тобой присмотрят домовики.

— Не много отвел на всё про всё? — усмехнулась Сольвейг, закручивая волосы в высокую шишку.

— Второй час уже вообще-то, засоня, — отмахнулся Димитр и вышел из гостевой комнаты, а потом и из палатки.

Сольвейг вскоре вышла следом за ним на улицу. Они расположились где-то в лесу, на небольшой полянке. Вокруг стояли высоченные деревья, Сольвейг задрала голову посмотреть на верхушки сосен.

— Хватайся за цепочку, — протянул Драганов ей порт-ключ и, как только Сольвейг взялась за прохладное серебро, сказал: — Zakuska.

Под пупком снова рвануло, но аккуратно, сквозь пространство их потащило ласково, будто ветром подталкивая в спину. Сольвейг в который раз подумала, как сильно перемещение сквозь пространство с помощью порт-ключей зависит от артефактолога, который зачаровывал артефакт. У Драганова был талант подчинять себе пространство, оно становилось вокруг него очень стабильным. Сольвейг в который раз пожалела, что каждая ее попытка зачаровать порт-ключ приводила как минимум ко взрыву.

— Это нечестно, — проворчала она, легко касаясь ногами асфальта. Драганов придержал ее за локоть, но этого не требовалось. — Почему кому-то нормальный Родовой дар, а кому-то дырка от пончика?

— А твои способности к Трансфигурации? — напомнил Драганов.

— Сильно преувеличены, — фыркнула Сольвейг. — Макгонагалл все время говорит, что я завалю Т.Р.И.Т.О.Н.

— А к Зельям? Ты же варишь всё, что продается в среднестатистической аптеке. Это разве не дар?

— Это, — усмехнулась Сольвейг, — усидчивость и чудесная тетрадка Мастера Снейпа, после чтения которой я стала разбираться. Не так уж и сложно там все оказалось. Жаль, что Мастер погиб в Третьей Магической. Я бы хотела пойти к нему в подмастерья.

— А как же квиддич? — удивился Димитр, занимая столик у окна в уютной кофейне, куда они перенеслись. — Я думал, ты хочешь играть.

— Зелья — запасной вариант. Найду хороший вуз, буду изучать яды…

Драганов скривился. Пока Сольвейг оглядывалась вокруг, он сделал заказ и уставился на девушку, опустив на нос темные очки. Его темные волосы торчали во все стороны в хитро уложенной имитации беспорядка.

— Что? — спросила Сольвейг, заметив его взгляд.

— Ты говорила после того, как мы побратались, что ты не Ларсен. Что это значит?

Сольвейг нахмурилась. Драганов лихо поменял тему.

— Почему ты спрашиваешь?

— Ну, тебе ведь больше некому рассказать, — пожал он плечами. — Или ты уже об этом поделилась с кем-то?

Сольвейг покачала головой.

— И с тобой это обсуждать тоже не хочу. Я приемыш. Больше тебя ничего не касается.

— Я же твой брат!

— Ну и что.

Ели в молчании.

— Скажешь об этом на свадьбе? — спросил Димитр, откладывая приборы.

— Зачем? — не поняла Сольвейг.

— Если ты не Ларсен по Роду, то Фолквэр не имел права принуждать тебя к помолвке. Так ведь?

— Так, — не стала отрицать Сольвейг.

— Нашла свой Род? — поинтересовался Драганов, жестом благодаря подошедшую официантку за принесенные напитки.

— Знаю, кто моя настоящая мать. Про отца не знаю. У меня есть две тетки, кузен и племянники. Это очень неожиданно. Не знаю, какие у меня на их счет чувства. Один из племянников — мой ровесник, может быть, чуть-чуть помладше. Учится в Хогвартсе, на Хаффлпафф. Мы не дружим, правда.

— Воюете?

— Не как с тобой, — усмехнулась Сольвейг, и Драганов засмеялся.

— Я всегда считал, что надо с тобой замутить. Да думал, ты меня опять битой отходишь.

Сольвейг запрокинула голову, чтобы совсем не по-девичьи не заржать на всю едальню. Признаться, предложи ей Драг в институте встречаться, бита бы ей не понадобилась, сподобилась бы вырубить его прямым в нос.

— Что, обалдела от подобной перспективы? — усмехнулся Димитр. — Я был бы крутым бойфрендом.

— Не сомневаюсь, — фыркнула Сольвейг.

Платье, которое для нее купил Драганов, охрененное. Оно темно-синее, с голубыми вставками, в средневековом стиле. С длинными рукавами — это важно, если не хочешь шокировать широкую общественность. Сольвейг не была уверена, что не хочет, но мама не любила ее татуировки, а мама будет на приеме у Ларсенов. Шнуровка на корсете позволяла сделать ее талию еще уже, чем есть на самом деле, и, когда эльф помог ей одеться, ей даже захотелось присвистнуть, увидев свое отражение в зеркале. Обычном, хвала Одину, зеркале. Драг, как и она, не выносил магические, не способные даже заткнуться вовремя.

— Юная мисс выглядеть очаровательно! — заверил ее эльф с абсолютно непроизносимым именем, состоящим из едва ли не одних согласных. Сольвейг не рискнула позвать эльфа по имени, потому что не хотела обидеть его своей ошибкой. И хотя все, у кого в доме были домовики, говорили, что те вовсе не обидчивый народец, Сольвейг помнила кучку эльфят на задворках Каркиттского рынка, и теперь, будучи наследницей Блэков, знала, что выкупит одного, как только вступит в права. Однажды это в любом случае произойдет. Она не хочет, чтобы вскорости, но понимает, что не позже конца лета. Так с Лордом-регентом Блэком договорилась Леди Нарцисса. Сольвейг была благодарна за то, что ей дадут спокойно окончить школу без этой неуместной шумихи.

Туфли подошли бы и мамины, но те лодочки, что стоят на — внимание! — специальной подушечке рядом с платьем, тоже хороши, они в тон платью, и Сольвейг ничуть не сомневается, что Драгу пришлось серьезно раскошелиться. Хорошая одежда и обувь, пошитая в магической мастерской (а это платье изготовлено весьма искусным портным, наложившим на подол столько чар, что при диагностике он засветился самыми серьезными связками, какие Сольвейг видела раньше, к тому же вся изнанка расшита защитными рунами), никогда не стоила дешево. Наверно, хорошо, что Драганов взял все эти предсвадебные хлопоты на себя, а то она-то бы выбрала. В первом же маггловском свадебном салоне.

Ее прическа занимает меньше всего времени при подготовке, потому что узел из волос, украшенный цветами, она завязывает сама, позволяя эльфу пришпилить заколку с голубыми незабудками в самый последний момент. Макияж завершается после проработки бровей и нанесения алой помады. Сольвейг даже замечает, что рисовал ей новое лицо уже другой эльф. Чертовы богачи Драгановы, думает она, пока не вспоминает, что Фолквэр лихо прошелся по семейному бюджету компаньона, едва не опустошив его подчистую. Если бы это все не касалось «Молнии» и того погибшего парня, Игоря, Сольвейг не уверена, что согласилась бы помогать Драгу, пускай это и была пассивная помощь. Но боль, с которой Димитр говорил о своем родиче, пересилила ее нежелание вникать в суть дела. В конце концов, если искать того, кто ненавидит Фолквэра Ларсена, она была впереди списка тех, о ком стоило вспомнить в первую очередь. Может быть, эти четыре месяца она и смогла прожить исключительно на силе своей ненависти.

Потому что все остальные силы оставались под большим вопросом.

Из двух зол выбирай знакомое, учили на Боевке. Относится ко всем сферам жизни, не только к поединкам. Драганов продемонстрировал применение этого золотого правила, когда согласился на помолвку с ней. Она сама — когда прочитала над его развороченной спиной единственный известный ей на зубок текст ритуала, пускай и запрещенного в Британии и почти по всей Европе. Они смогли бы стать хорошей командой, если бы договаривались обо всем на берегу. Они могли бы стать эффективнее, если бы между ними не стояли те чувства, что Сольвейг искренне старалась засунуть поглубже в себя, но сама Магия не позволяла ей.

Ее тянуло к Флинту.

Когда все это закончится, когда позади окажется Хогвартс и принятие Рода, она сделает все, чтобы оказаться от Флинта подальше. Все было отлично, пока они не стали общаться. В прошлом году на играх группового этапа она не ощущала в себе потребности быть рядом с ним. А значит, если перестать общаться, это притяжение тоже ослабнет. Не может не ослабнуть. И если для этого придется отправиться на край света, что ж, так тому и быть. Наверняка у нее найдется какой-нибудь экстравагантный дядюшка Блэк с тягой к перемене мест. Может быть, ей удастся сочинить, что это наследственное.

— Что с господином Драгановым? — спросила Сольвейг, приваливаясь плечом к косяку двери в комнату Димитра. — Он сидит на диване в гостиной какой-то совсем потерянный.

— Он под зельями, — поморщился Драг. — Целители сказали, что ему очень нехорошо. Но он должен быть на церемонии. Таковы традиции. И к тому же его отсутствие может вызвать ненужные вопросы.

— Все спросят, почему нельзя было отложить свадьбу, — согласилась Сольвейг.

— Именно, — кивнул Драганов. — Кстати, чтобы не упоминать финансовые причины, я вскользь намекнул Фолквэру, что дело исключительно в твоем положении. Интересном, — он сделал странный жест руками, очерчивая несуществующий круглый животик.

Сольвейг непонимающе похлопала глазами.

— Ты сказал ему, что я залетела? Ты больной, — покачала она головой.

— Но ведь он не может проверить, потому что тебя нет на его гобелене, так? Эта ложь оправдывает спешку. К тому же мы оба знаем, что это неправда.

— А если он сказал маме с папой? — Сольвейг скривилась. — Хоть бы предупреждал заранее.

— Скажи спасибо, что в газету не сообщил, — отмахнулся Драг.

— Спасибо, — съязвила Сольвейг. — Дай, помогу, — вытащила она палочку из кобуры, несколькими взмахами заставляя галстук на шее Димитра сложиться в аккуратную бабочку.

— А руками не можешь? — усмехнулся тот.

— Побоялась, что не удержусь и придушу тебя, — отозвалась Сольвейг, пряча палочку в набедренную кобуру.

Бальную залу, где они обручились с Драгановым почти четыре месяца назад, тетки Сольвейг украсили очень изысканно. Это она отметила сразу, как только перед ними с Димитром распахнулись высокие двустворчатые двери, за которыми их встречали все Ларсены и целая куча совсем незнакомых людей. Сольвейг увидела краем глаза Петера Крама в парадном камзоле Дурмстранга и Никиту Решетникова, стоявшего рядом с Оге и косившегося на Асвейд (или Асгерд? Сольвейг не различала близняшек между собой) с благоговейной улыбкой. Асгерд (или Асвейд?) отвечала ему абсолютным безразличием. Родителей Сольвейг заметила чуть погодя. Они стояли вместе с Мастером Эрвиком и выглядели изумительно, особенно мама в платье цвета морской волны, но Сольвейг очень расстроило, что Даниэль был один, без Теи. Хотя, может быть, это было и хорошо, что без Теи. На магглу бы косились с такой неприкрытой агрессией, что косые взгляды на маму с папой показались бы едва не нежными. Несколько приятелей Драганова отсалютовали им бокалами шампанского, и Сольвейг приветливо улыбнулась мужчинам.

Если бы это была настоящая свадьба, она могла бы поклясться, репортаж отсюда был бы совершенно чудесным, «Ведьмины секретики» распродали бы весь тираж. Колдокамеры мигали вспышками, и Сольвейг не смогла упустить из виду, что и отец сделал пару кадров на свою механическую камеру. Все было очень изящно. Ларсены холодной льдистой породы, в светло-голубых и серых мантиях и платьях, совершенно не похожих на национальные костюмы (что было им в плюс, потому что и Драг забил на традиции Норвегии и Болгарии и выбрал обычную европейскую одежду), серебристые звездочки, парящие под потолком, — такое красивое волшебство, живые цветы, украшавшие столики с напитками и закусками, а также перила лестницы, ведущей на второй этаж. Эва в роскошном светло-синем платье улыбнулась Сольвейг, когда Драганов проводил ее мимо кузенов и кузин к центру залы, где на маленьком столике лежала подушечка с обручальными кольцами. Вот же Драг, подумала Сольвейг, даже об этом позаботился!

Музыка, звучавшая откуда-то сверху, стала тише, пока, наконец, не смолкла. Драганов остановился рядом со столиком для колец, и сияющие под потолком звездочки сгруппировались над ними с Сольвейг, как софит, затемняя зал и находящихся в нем гостей. Сольвейг почувствовала, как ее ладонь сжимает чуть подрагивающие пальцы Димитра и глубоко вздохнула. Начинать театр абсурда предстояло ей. Она усилила голос заклинанием и сглотнула набежавшую слюну.

— С первой встречи в той каморке с квиддичным инвентарем. С самого первого удара битой по бладжеру. С первого финта, которому ты меня научил. С первого выигранного вместе матча. С первой драки в коридоре, после которой нас обоих оставили на отработку в теплицах. С первого настоящего рукопожатия. С первого танца. С первого полученного от тебя Патронуса. С первой записки, в которой ты попросил прощения. С первого искреннего признания своей слабости. С первого откровенного разговора о семье. С того момента, как я увидела тебя там, в Хогсмиде, во время боя с террористами. Я знала, что люблю тебя. Потому что мы дышим с тобой одним воздухом. Потому что мы стоим на одной земле. Мы будем самыми близкими людьми всю жизнь, потому что выбрали друг друга сами. Потому что во мне течет твоя кровь, а в тебе моя. Я люблю тебя, Димитр Драганов. И Магия подтвердила мою любовь, когда сделала тебя моим братом.

В зале охнули. Сольвейг облизала пересохшие губы и закончила:

— И я буду твоей сестрой до скончания времен. Но я никогда не выйду за тебя.

— А я никогда на тебе не женюсь, — улыбнулся Димитр, прижимая ее руки к своей груди. — Но я всегда буду твоим братом и всегда приду на помощь, как ты пришла, когда узнала, что твой прадед, Лорд Фолквэр Ларсен, решил обанкротить мою семью и развалить концерн «Молния».

В зале зашептались, и Фолквэр, неловко опираясь на красивую трость, подался вперед:

— Что ты несешь, щенок?!

— Я собрал документы. Вы сознательно довели «Молнию» почти до разорения и скупили сорок восемь процентов акций. Игорь Вълчановски погиб из-за ваших махинаций! Утром я направил копии полученных мной данных в Софийский Департамент магического правопорядка. Вы ответите за смерть моего родича, Ларсен. Если деньги и манипуляции я вам прощу, то все, что вы сотворили с моей семьей, с моим отцом, с моей сестрой — никогда. Вы сгниете в тюрьме, Ларсен!

— Ах ты!.. — схватился старик за волшебную палочку, и Димитр мгновенно расчехлил свою. — Как ты посмел явиться в мой дом, мерзавец, чтобы обвинять меня...

— Так же, как вы решили, что вправе принуждать меня выходить замуж, когда знали, что я приемыш! — рявкнула Сольвейг, тоже направляя палочку на Ларсена. — Вы угрожали убить моих родителей!

И вот тут в тишине, опустившейся на залу, отчетливо раздались одиночные аплодисменты.

— Молодцы, ребята, — громко сказал седобородый высокий мужчина, протискиваясь вперед. — Фолквэр, убери палочку. Я говорил тебе, что найду доказательства твоих преступлений. Зря ты меня позвал на праздник, — он ловко выхватил палочку из руки Лорда Ларсена. — Главный Аврор Хальвор Иверсен, — представился он Сольвейг, и та вежливо поклонилась ему. Перед Главным Аврором вспыхнул и медленно влетел к нему в руку зачарованный пергамент. — О, а вот и ордер, Ларсен, — он пробежался по документу глазами. — Тебя объявили в международный розыск, Фолквэр! Доставлю тебя в отдел, всю жизнь мечтал, — заявил он и весьма быстро исчез вместе со стариком.

А дальше был шум, крики, женские слезы — все, как в тумане. Сольвейг только запомнила, как протолкнулась сквозь начавшую разом двигаться толпу к родителям и крепко взяла их за руки, кивнула Краму и Мастеру Эрвику — и активировала порт-ключ до их старого дома в Осло.

Существует два типа людей, говорил отец Крама: те, кто приземляется после путешествия порт-ключом так, будто спустился по лестнице, и те, кто валится на землю, как мешок с картошкой. Сольвейг успела подхватить маму под руки, но отцу смягчить падение не сумела.

— О-о, — простонал он, перекатываясь на спину.

— Сейчас, только зайдем к Тее, — пообещала Сольвейг, помогая Андору подняться. Вдруг воздух на самом крыльце чуть уплотнился, и из аппарационного вихря появились Петер и Мастер Эрвик.

— Не открывает? — изумился последний.

— Я еще не стучала, — призналась Сольвейг.

— Заходите, — пригласил Эрвик, широко раскрывая дверь. — Тея, у нас гости!

Спустя полчаса они все: Сольвейг, Андор (с намазанной лечебной мазью спиной) и Грезэ Ларсены, Петер, Даниэль Эрвик и присоединившийся самым последним Драганов (он принес с собой рюкзак Сольвейг, который она оставляла в его палатке) — сидели на кухне у лохматой спросонья Теи Сёренсен и пили чай с лимоном.

— Значит, вы с самого января сговорились? — уточнил Крам. — И все ваши обжимашки на публике были фикцией?

Сольвейг скривилась:

— Прикинь! Буэ, — она показательно приставила два пальца к горлу.

— Знаешь, я тоже от этого удовольствия не слишком много получал, — фыркнул Драганов. — К тому же теперь ты можешь сдать своего обожаемого Флинта колдомедикам, пускай с него снимут мои чары.

— Честно будет, если ты сам их с него снимешь!

— Флинт — это тот смуглый мальчик, ваш капитан? — уточнила Грезэ. — Он тебе нравится?

Сольвейг вспыхнула всем лицом.

— Это он, — подтвердил Петер. — Они встречались до помолвки.

Сольвейг пнула его под столом каблуком, и Крам зажмурился от боли.

— Думаю, ваша медиведьма справится, — усмехнулся Димитр. — Я напишу ему письмо с извинениями. На английском. Обещаю. Завтра и напишу. С понедельника начинается подготовка к следующей игре... Так что мне, пожалуй, пора. Еще нужно отправить отца обратно в клинику.

Едва он откланялся, собираться уходить стали и Ларсены.

— Мы, пожалуй, переночуем в отеле, а потом поедем в аэропорт...

— Я сделаю вам порт-ключ прямо в дом, — пообещал Петер, отставляя чашку. — Есть что-нибудь мелкое, Чудовище?

Сольвейг молча вытащила заколку с незабудками из прически.

— Сойдет, — согласился Крам. Сольвейг написала ему координаты на салфетке, и парень ушел к окну, доставая палочку.

— Почему бы вам не остаться до утра? — предложил Даниэль. — Здесь есть две свободные спальни, а Петер может лечь в гостиной.

— Спасибо, Мастер, — кивнул Андор. — Но мы лучше до дома.

— Готово, — возвестил Крам, едва свечение вокруг новенького порт-ключа рассеялось. — Активирующее слово — «Очаг».

В коридор за Ларсенами кроме Сольвейг никто не пошел, дав им время попрощаться. Она остановилась, до сих пор в псевдосвадебном платье, у столика, на котором Тея оставляла зонт и ключи, провела пальцами по деревянной крышке.

— Ну, пока, ребенок, — улыбнулся отец, обнимая маму за талию. — Напиши, когда...

— Па, прости меня, — выдохнула вдруг Сольвейг. — И ты, ма. Я не должна была говорить, что вы не родные, у Ларсенов.

— Ну, что ты, Сольвейг...

— Я знаю, кто была моя биологическая мать. Ее звали Беллатрикс, и я ее точная копия. Она погибла семнадцать лет назад, ровно. В Битве за Хогвартс.

— Она защищала школу во время войны? — спросила Грезэ.

— Она была самой разыскиваемой террористкой Темного лорда.

Грезэ поднесла ладонь ко рту.

— В свете этого мне страшно идти в Гринготтс, чтобы узнать, кто отец. Скорее всего, его нет в живых. Или он сидит в Азкабане. Но раз Род матери меня принял, то, вероятнее всего, он мертв. Так что у меня только вы. Вы мои мама и папа. Круто, что Беллатрикс меня родила и отправила с эльфом подальше от войны, но вырастили меня вы. Я вас люблю. Очень. Простите, что редко говорила вам это.

— Мы тоже любим тебя, малыш, — первой обняла ее мама, а затем и отец.

— Конечно, ты наша, детка. Какой бы ни была твоя настоящая фамилия.

— Блэк, — улыбнулась Сольвейг куда-то отцу в подмышку. — Электра Блэк.

— Как у Софокла? — удивилась Грезэ.

— Как у Марвел, — захохотала Сольвейг. — В «Сорвиголове». Та киллерша с двумя клинками! — просмеявшись, она сдвинула брови: — Тяжело думать о себе как о Блэк. И имя непривычное. Электра.

— Но оно твоё, солнышко, — погладила ее мама по расплетенным волосам. — Ты привыкнешь. И мы привыкнем. Только не забывай о нас. Твоя комната всегда будет твоей, Блэк ты будешь называть себя или Ларсен.

Сольвейг еще крепче обняла их, а потом отец активировал порт-ключ.

— Как у Марвел, говоришь? — подошел сзади Петер и приобнял. — Я видел у Теи диск с «Капитаном Америкой». Не хочешь пересмотреть?

Сольвейг крепко зажмурилась и кивнула.